Нобелевская премия - Глюк

 

Шведская королевская академия наук объявила в онлайн-формате имя лауреата Нобелевской премии по литературе. Победителем стала американская поэтесса Луиза Глюк. Нобелевский комитет оценил все творчество писателя, а не отдельное произведение, и отметил Луизу Глюк «за ее безошибочно узнаваемый поэтический голос, который со строгой красотой делает индивидуальное существование универсальным».

Церемония награждения пройдет традиционно 10 декабря — в день смерти учредителя премии, шведского предпринимателя и изобретателя Альфреда Нобеля, но в этом году – в онлайн-формате.

Среди «конкурентов» Луизы Глюк были культовый японский писатель Харуки Мураками, французская писательница, уроженка Гваделупы Мариз Конде, канадская поэтесса Энн Карсон, автор знаменитого романа «Рассказ служанки» канадка Маргарет Этвуд, кенийский автор Нгуги Ва Тхионго.

В 2019 году Нобелевская премия по литературе была присуждена за 2019 год австрийскому писателю Петеру Хандке и за 2018-м – писательница, поэтесса из Польши Ольга Токарчук. В 2017-м награды удостоился британский писатель японского происхождения Кадзуо Исигуро.

Расскажем коротко о виновнице торжества и познакомимся с её творчеством.

Луиза Глюк (или другой вариант перевода фамилии – Глик) родилась 22 апреля 1943 в Нью-Йорке в семье венгерских евреев, эмигрировавших в США из Австро-Венгрии. Окончила школу Джорджа В. Хьюлетта в Хьюлетте, посещала поэтические семинары колледжа Сары Лоуренс и Колумбийского университета. Преподавала английский язык в Уильямс-колледже в Массачусетсе и Годдард-колледже в Вермонте. В разные годы преподавала в Йельском, Колумбийском, Айовском, Бостонском и Стэнфордского, университетах, в Беркли, Брендайзе и Гарварде.

Луиза Глюк была специальным консультантом к двухсотлетию Библиотеки Конгресса, канцлером Академии американских поэтов, судьей серии «Молодые поэты» Йельского университета. Луиза Глюк – поэт-лауреат США, избранный член Американской академии достижений, Американского философского общества.

Луиза Глюк живет в Кембридже (штат Массачусетс).

 

Среди ее работ, удостоенных высоких наград,  такие поэтические произведения, как:

«Первенец» (Firstborn, 1968 – премия Американской академии поэтов),

«Торжество Ахилла» (The Triumph of Achilles, 1985 – Национальная книжная премия общества критиков, премия Мелвилла Кейна),

«Арарат» (Ararat», 1990 – Национальная премия Ребекки Джонсон Боббитт в области поэзии)

«Дикий Ирис» (The Wild Iris, 1992 – Пулитцеровская премия, премия Уильяма Карлоса Уильямса) и др.

сборник эссе «Доказательства и теории» (1995 – премия Марты Альбранд за лучшую документальную прозу)

«Vita Nova» (1999 – поэтическая премия газеты «The New Yorker», 2007 — Книжная премия посла англоязычного союза)

«Аверно» («Averno», 2006 – премия ПЕН-клуба Новой Англии, 2007 — Книжная премия посла англоязычного союза)

«Сельская жизнь» («A Village Life», 2009-2010 – короткий список международной поэтической премии Гриффина)

«Стихи. 1962–2012» («Poems: 1962–2012», 2012 – книжная премия газеты «Los Angeles Times»)

«Faithful and Virtuous Night» (2014 — Национальная книжная премия за лучшее поэтическое произведение)

 

Среди других её наград – Боллингенская премия, Литературная премия Ланнана, премия Уоллеса Стивенса Академии американских поэтов, премия Американской академии искусств и литературы в области литературы, премия Эйкена Тейлора за современную американскую поэзию, премия Транстрёмера, золотая медаль Американской академии искусств и литературы в области поэзии, Национальная гуманитарная медаль США.

 

О стихах Луизы Глюк мы читаем в книге Элизабет Гилберт «Есть, молиться, любить»: «В тот же день я забрела в библиотеку. Библиотеки – моя страсть. Римская библиотека оказалась старинной и красивой, в ней был даже садик, о существовании которого невозможно было догадаться, если смотреть на здание с улицы. Садик был сделан в форме идеального квадрата, усаженного апельсиновыми деревьями, с фонтаном в центре. Я сразу поняла, что этот фонтан станет главным претендентом на звание моего любимого: он не походил ни на один, что мне доводилось видеть. Во-первых, он был не из мрамора, маленький, зеленый, мшистый, древний фонтан, и напоминал косматый куст папоротника, из которого вытекают струйки. (Вообще-то, он был в точности как тот букет из листьев, что рос вместо головы у человечка, нарисованного для меня стариком-индонезийцем.) Вода поднималась из центра цветущего куста и стекала по листьям с чудесным меланхоличным звуком, разносившимся по всему дворику.

Я села под апельсиновым деревом и раскрыла книжку стихов, купленную вчера. Стихи Луизы Глюк. Сперва прочла стихотворение по-итальянски, потом по-английски, но, увидев вот эти строчки, замерла:

Dal centro della mia vita venne una grande fontana…

Из центра моей жизни забил большой фонтан…

Я положила книгу на колени, дрожа и чувствуя, как все плохое отступает…».

 

По мнению критиков, лучшая её книга – «Дикий Ирис» отмечена Пулитцеровской премией. 

 

Предлагаем почитать стихи Луизы Глюк в переводе поэта, переводчика Бориса Кокотова.

 

ДИКИЙ ИРИС

 

В конце страдания

появилась дверь.

 

Выслушайте меня:

то, что вы называете смертью,

я помню.

 

Сверху шорохи, колыхание ветвей.

И – провал. Тусклое солнце

мерцает над голой поверхностью.

 

Страшно,

оставаясь сознанием,

быть похороненным в чёрной земле.

 

Но это прошло. То, чего вы боитесь,

быть душой, погружённой в молчание,

кончилось внезапно; земля

чуть подалась – первое, что различаю:

птицы, мелькающие в низком кустарнике.

 

Вы, не помнящие

переход из другого мира,

слышите, я снова могу говорить;

возвращающийся из забвения

возвращается, чтобы найти свой голос.

 

Из центра моей жизни забил

могучий фонтан – глубокие синие

тени на морской лазури.

 

 

УТРЕНЯ

 

Недостижимый отец, когда мы были

изгнаны из рая, ты создал

копию, место, чьё отличие

заключалось в его назначении:

преподать нам урок; в остальном –

полное сходство: красота там и здесь,

красота без изъяна. Одно неясно:

в чем состоял урок? Предоставленные

самим себе, мы изнуряли друг друга. Настали

беспросветные годы; поочерёдно

мы трудились в саду; слёзы

наполнили наши глаза, когда

лепестки затуманили землю,

тёмно-красные, нежно-розовые –

мы не думали о тебе,

кому учились поклоняться.

Мы просто знали: человек не может любить

только то, что отвечает любовью.

 

 

ПОДСНЕЖНИКИ

 

Известно ли вам, что было со мной? Вам знакомо

отчаяние – вы должны

понимать, что такое зима.

 

Я не рассчитывал выжить

в тесной земле. Я не рассчитывал

снова проснуться, ощутить

во влажной почве моё тело,

способное к отклику, всё ещё

помнящее, как открыться

холодному свету

ранней весны –

 

с испугом, да, но вновь среди вас,

с отчаянным криком радости

 

на холодном ветру нового мира.

 

 

УТРЕНЯ

 

Прости, если скажу, что люблю тебя: сильным

постоянно лгут, ибо слабые

подвержены страху. Я не могу любить

непредставимое, а ты почти ничего

о себе не открыл: подобен ли ты боярышнику,

всегда тот же самый, всегда на том же месте,

или более схож с наперстянкой, противоречивой, сперва

выпустившей розовый шип среди маргариток на склоне,

а на следующий год – пурпурный, среди роз? Ты должен

понять, нет пользы в молчании, поощряющем верить,

что ты одновременно и боярышник, и наперстянка,

и ранимая роза, и упрямая маргаритка – остаётся думать:

ты попросту не существуешь. Это действительно то,

что ты ожидаешь от нас? В этом ли объяснение

тишины раннего утра, когда

еще не стрекочут цикады и коты

во дворе не дерутся?

 

 

БОЯРЫШНИК

 

Рядом, но не

рука в руке: я наблюдаю

за вами, идущими через сад – тот,

кто не может передвигаться, умеет

замечать; мне незачем

преследовать вас:

люди оставляют

отпечатки своих чувств

повсюду – цветы

валяются на тропинке,

золотые и белые

лепестки трогает

ветер; мне незачем

быть там, где вы сейчас, в поле,

чтобы понять причину

вашей поспешности: страсть

или гнев – что ещё

могло вас заставить

бросить собранное?

 

 

ПОЛЕВЫЕ ЦВЕТЫ

 

Что вы сказали? Вы хотели бы

жить вечно? Другие ваши идеи

столь же притягательны? Определённо,

вы не замечаете нас, не слышите нас,

на вашей коже

солнечные пятна, пыльца

жёлтых лютиков. Я обращаюсь

к вам, глядящим поверх

высокой травы, трясущим

своей погремушкой:

о душа! душа! Сколько можно

вглядываться в себя? Одно дело –

презрение к людям, но почему

пренебрегать обширным

лугом? Куда устремлёны ваши взоры,

скользящие над головами лютиков?

Убогое представление о небесах: отсутствие

изменений. Лучше, чем на земле? Что

можете знать об этом вы, затерянные среди нас,

не укоренённые ни здесь, ни там?

 

 

КРАСНЫЙ МАК

 

Великая вещь –

не иметь ум.

Чувства, о да,

ими я наделён; они

мною правят. У меня

есть господин в небесах –

солнце; я открываюсь ему,

обнажая моё сердце,

полное огня, подобного

его собственному огню.

Чем ещё может быть такое великолепие,

как не сердцем? О мои братья и сестры,

были ли вы такими, как я, некогда,

до того, как стали людьми? Позволяли ли

вы себе открыться – единожды и до конца –

зная, что другого раза не будет?

Потому что, поистине,

я говорю сейчас так,

как это делаете вы. Я говорю,

потому что разрушен.

 

 

ВЕЧЕРНЯ

 

Некогда я верила в тебя; я посадила смоковницу.

Здесь, в Вермонте, в стране без лета.

Это была проверка: если дерево выживет,

значит, ты существуешь.

 

Следуя моей логике, тебя нет. Или ты пребываешь

исключительно в местах с более тёплым климатом,

в жгучей Сицилии, Мексике, Калифорнии,

где выращивают невообразимые

абрикосы и прихотливые персики. Вероятно,

они видят твоё лицо там, в Сицилии; у нас –

разве что подол твоего одеяния. Я должна заставлять себя

делиться с Джоном и Ноахом выращенными помидорами.

 

Если где-то в другом мире есть справедливость,

те, кого природа принуждает

к умеренности, должны получить

львиную долю от всех вещей,

предметов вожделения – жадность,

обращённая в хвалу тебе. И никто не восхваляет

ревностней, чем я, с такой мучительно сдерживаемой

страстью; никто не достоин больше, чем я,

сидеть по правую руку, если таковая существует,

вкушая от скоропортящейся, но бессмертной смоковницы,

которой странствия не под силу.

 

 

БЕЛЫЕ ЛИЛИИ

 

Для мужчины и женщины

возделанный ими сад подобен

звёздному ложу, здесь они

медлят летним вечером –

но становится зябко и внезапно

их охватывает страх: это

может кончиться, подвергнуться

опустошению. Всё, всё

может быть утрачено;

в душистом воздухе бесцельно

вздымаются узкие колонны, за ними

волнующееся море маков –

 

Тише, любимый. Мне безразлично,

сколько лет отпущено до возвращения:

этим летом нам предстала вечность.

Я чувствую твои руки хоронят меня,

чтобы её великолепие открылось.

 

Источник https://stihi.ru/diary/approx/2013-01-17