90 лет Эдуарду Шиму

Фото Э.Ю.Шима Автор Василий Малышев.
Источник РИА Новости 

23 августа – 90 лет со дня рождения Эдуарда Шима (1930–2006), писателя, драматурга, автора сценариев и поэта, на коротких рассказах и сказках о природе которого выросло не одно поколение юных читателей. Эдуард Юрьевич известен своими пьесами и киносценариями, рассказами и повестями для взрослых, но особенную популярность принесли ему многочисленные детские книги. Он написал немало рассказов и сказок, мир которых населён живыми птицами, зверями, насекомыми, травами... Рассказы и повести Шима славятся прекрасным языком и умением разговаривать с детьми, ведь большинство произведений писателя предназначено для детей дошкольного и младшего школьного возраста. Вместе с Николаем Сладковым и Святославом Сахарновым Эдуард Шим принял эстафету из рук учителя Виталия Бианки и успешно продолжил его «природоведческое» направление. Он знакомил юных читателей с удивительным миром природы и его многочисленными обитателями, учил разумному и бережному отношению к окружающему миру.

К сожалению, очень мало информации из биографии писателя. Эдуард Юрьевич Шим (настоящая фамилия — Шмидт) родился 23 августа 1930 года в Ленинграде в семье служащих. До войны его воспитанием занималась мать Анна Юрьевна, отец мальчика умер в год его рождения. Когда началась Великая Отечественная война, мальчик вместе с другими детьми был эвакуирован из Ленинграда в Костромскую область, в один из местных детских домов. Мать писателя осталась в городе и, вероятно, погибла во время блокады. Большую часть своего детства Эдик провел в детском доме. Затем вернулся в родной город, где поступил в архитектурно-художественное училище на специальность художника-прикладника. В 1950 г. окончил училище. Работал в конструкторском бюро. С 16 лет начал работать, пробовал себя в качестве столяра, токаря и шофера, даже садовника, переменив множество занятий. Любил мастерить руками причудливые поделки, что позже нашло отражение в его «Деревянной книге».

Первые уроки литературного творчества Шим получил у известного писателя-анималиста Виталия Бианки. По первым книжкам молодого писателя. Бианки угадал его большое будущее. «...человек, который понял песенку лесного колокольчика-цветка, — непременно поэт и отлично может быть волшебным переводчиком со всех лесных языков на наш человеческий... Он призван обратить наш слух к бессловесным голосам земли и помочь нам увидеть на ней жизнь, то странно не похожую на нашу, то вдруг до смешного на неё похожую», — написал Бианки о начинающем авторе. Шим – один из продолжателей дела, последователь и ученик Виталия Бианки. И тот, и другой писали короткие занимательные рассказы и сказки, где показывали необычное в обычном.

Писательскую деятельность Шим начал в 1949 г., когда в журналах стали публиковать его рассказы для детей. Первая книга «Лето на Корбе» вышла в 1951 г. В 1952 году Эдуард Шим был призван в армию, где прослужил до 1955 года. Отслужив, не вернулся на прошлое место работы, а устроился на радио, писал рассказы для газет и журналов «Дружба», «Молодой Ленинград», «Звёздочка», «Калининград», «Мурзилка», «Костёр», «Барвинок», «Нева», «Дружные ребята». Именно этот период можно считать началом его писательской карьеры.

Юным читателям известны такие произведения, как «След на воде» (1958), рассказы «Кто как одет», «Не кончаются заботы», «Самые храбрые». Некоторые рассказы и сказки писатель объединил в сборники: «Неслышные голоса» (1957), «Белые берёзы» (1959), «Капель», «Лесные разговоры» (1962), «Кто копыто потерял?» (1969), «Рассказы и сказки» (1971), «Сказки, найденные в траве» (1972), «Цветной венок» (1975), «Жук на ниточке» (1978), «Медовый ручеёк» (1989). Для ребят постарше – «Мальчик в лесу» (1967), «Ребята с нашего двора: Современная повесть в нескольких незаконченных историях» (1976), «Вода на камешках: Повести» (1980). 

Для стиля его произведений характерна поэтичность, точность, простота. Рассказы о цветах, о травах, которые мы встречаем на лугу, о растениях, что живут в реках и озёрах, о деревьях, растущих в наших лесах, о птицах и животных... Небольшие рассказы полны любви и бережного отношения ко всему живому, бесконечного удивления и восхищения красотой русской природы. В своих произведениях Шим ставил вопросы об отношении человека к природе. За кажущейся простотой его рассказов о природе, сказок, маленьких сказок-диалогов для детей – любовь к своей Родине, стремление поделиться своими открытиями и знаниями с другими, умение восхищаться привычным, любовь к слову, понимание, что «и бобры, и деревья, и травы, и цветы – наши братья, потому что у них у всех есть общая колыбель – Земля». Писатель открыл перед детьми удивительный мир природы – наш общий дом, который надо любить, уметь в нём жить и бережно относиться ко всем его обитателям. Словно понимая язык зверей и птиц, деревьев и цветов, он переводил для читателей истории, рассказанные самими героями, и в каждой такой истории юный читатель обязательно находил для себя какую-нибудь мудрость.

Григорий Павлович Гроденский, редактор детской литературы, автор научно-популярных книг так писал о творчестве Шима: «Вы когда-нибудь видели, как цветёт скромный гусиный лук? Подглядели, как милая певунья славка кормит своих птенцов? Вы когда-нибудь слышали, как звенит тишина в лесу, какими звуками полна луговая трава? Каждый из вас смотрит, но умеет ли видеть? Каждый слышит, но умеет ли слушать? И как же много потеряет тот, кто не подглядел и не подслушал, как чудесно, трогательно, забавно, трудно живёт удивительный мир лесов, полей, озёр и болот. Как удивительно красивы вырезные листья клёна или сверкающие на солнце ледяные сосульки. А вы понимаете язык зверей и птиц? Сумеете помочь тем, кто попал в беду? Сможете защитить малого и слабого? А ведь это надо уметь каждому человеку, чтобы стать добрым защитником и бережливым хозяином родной природы. И не только для этого. Разве красота пробуждающейся весны, золотого лета, плодоносной осени, снежной зимы не стоит того, чтобы её почувствовать, увидеть широко открытыми глазами и услышать насторожёнными ушами!

Кто же научит вас видеть и слушать, понимать лесные разговоры? Кто переведёт вам язык зверей и птиц на человеческий язык? И есть ли такие переводчики? На ваше счастье – есть. Старшие из них – Михаил Пришвин и Виталий Бианки. Вы, наверное, читали их рассказы и сказки о природе. Но есть и другие, те, кого можно считать продолжателями, подхватившими волшебное слово старших. И среди них тот, чьи рассказы и сказки собраны в этой книге, Эдуард Шим. Двадцать лет назад вышла его первая книжка о природе «Лето на Корбе». С тех пор писатель становится вашим добрым рассказчиком и другом. Он пишет книги, которые помогают людям лучше видеть и лучше слышать, которые передают другим радость узнавания и понимания природы, радость какую он испытывает сам. Вот сборники рассказов – «Неслышные голоса», «Следы на воде», «Лесные разговоры». Они написаны, и это сразу чувствуется, человеком, влюблённым в красоту родных лесов и полей. У него приметливый взгляд и терпеливое внимание. Он умеет видеть скрытое и любит разгадывать загадки природы. А когда станете постарше, – писатель придёт к вам с другими своими книгами. Он познакомит читателей с разными интересными людьми, их судьбами, характерами, встречами, делами («Мальчик в лесу», «Ваня песенки поёт»). И ещё, и это очень важно, он умеет увидеть и передать радость человеческого труда. Прочитайте его «Деревянную книгу», и она откроет вам двери в мир, где действуют умные руки, умеющие делать настоящие вещи. И каждая страница — маленький гимн труду. Да и в тех рассказах, которые вы прочтёте в его книгах, счастье познания природы всегда сочетается хоть с крохотной, но обязательно кому-то нужной работой. У него у самого умелые руки, – он и писатель, и садовод, и столяр-краснодеревщик, и токарь, и слесарь. Поэтому и во многих рассказах своих он так влюблённо говорит не только о родной природе, но и о тех, кто умелыми руками помогает украшению нашей земли. Даже если это совсем маленькая и скромная работа. И если, прочитав эти его рассказы, вам самим захочется побольше увидеть и услышать, испытать радость открытия и что-то самому сделать на радость другу, – добрый вам путь!»

Обидно, что сейчас мало помнят о его повестях. Например, «Ребята с нашего двора». Повесть в новеллах о современных мальчишках и девчонках, людях беспокойной совести и активного добра. Стремление помочь человеку, попавшему в беду, будь то больной сосед или забравшиеся на крышу ребятишки, наполняет их жизнь приключениями и романтикой.

«Мальчик в лесу» – повесть о деревенском мальчике Тимке, о жизни наших современников. В повседневной жизни, делах и заботах раскрывается богато одаренная, тонкая душа этого подростка. Рядом с ним живут замечательные люди: его отец и мать, скромные, трудолюбивые, учитель-биолог, влюбленный в свою работу, артистка из города, с которой подружился Тимка, и др. По словам автора, «Повесть «Мальчик в лесу» тоже родилась из удивления перед человеческим характером. В северной деревне я встретил необыкновенного человека, десяти лет от роду, и понял, что он не даст мне покоя, если я не расскажу о нем».

«Пикет 200». Сборник рассказов и повестей о молодежи - об увлекательной, полной приключений и опасностей, героической работе шоферов, геологов, охотников.

«Вода на камешках» (сборник). Вы встретитесь с разными людьми: взрослыми, молодежью, ребятишками, живущими в селе. С одинаковым беспокойством, настойчивостью, требовательностью, честностью герои этой книги ставят перед собой вечный и всегда новый вопрос: «Как жить дальше?» Внутренний мир человека, глубина и красота жизни составляют главное содержание книги.

Писатель знакомит с интересными людьми, их судьбами, характерами, делами; рассказывает о сложных и хитрых секретах мастерства, о тех, кто умелыми руками помогает украшению родной земли. И каждая книга его — это гимн природе, труду. О своих «приключениях и встречах на лесных тропинках» он написал немало книг, причём, написал так увлекательно, что оторваться от них невозможно ни маленькому читателю-почемучке, ни взрослому, умудрённому жизненным опытом, человеку.

В 1959 Шим был принят в Союз писателей СССР, вскоре переселился в Москву. Был членом редколлегии журнала «Знамя» (1962–1972). Эдуард Шим известен и как драматург. Им написаны пьесы для детей «А дети не слушают родителей» (1966), «С днём рождения, Наталья» (1974) и другие. Несмотря на то, что Шим в основном известен в качестве детского писателя, в его библиографии можно найти несколько рассказов и повестей, ориентированных на взрослых людей. Среди его рассказов и повестей для взрослых «Ночь в конце месяца», «Ваня песенки поёт», «Когда погаснет», «Двойной свет», «После свадьбы жили хорошо» и другие.

Шим известен как автор сценариев кинокартин и детских мультфильмов, пьес, стихотворений и песен. В числе пьес, созданных Эдуардом Шимом, есть «Королева и семь дочерей», «Требуются на работу», «Вызов» и другие. По сценариям, автором которых он является, было снято множество художественных фильмов: «Строговы», «Соль земли», «Грядущему веку», «Приказ: огонь не открывать», «Приказ: перейти границу» и других. Совместно с Виктором Конецким он написал литературные сценарии «Своими руками» (1957), «Опора» (1958).

Написал также несколько пьес, которые ставились на сценах разных городов. Наверняка многие вспомнят мультфильмы по его сценариям: «Хомяк-молчун» (1972), «Как щенок учился плавать» (1984), «Ты меня не бойся» (1985), «Мышонок и красное солнышко» (1986),«Мы идём искать» (1988).

Эдуард Шим – автор текстов ряда песен, в частности, очень популярной в 1974 году песни «Ускакали деревянные лошадки», исполнявшейся Валентиной Толкуновой.

За всю свою жизнь Эдуард Шим создал десятки рассказов и повестей, шесть пьес и около 20 сценариев для мультфильмов и кинокартин.

Эдуард Юрьевич получил свою первую награду 22 августа 1980 года. Этой наградой стал орден «Знак почета». Спустя несколько лет, в 1984 году, писателю была присуждена Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых, выданная за создание сценария фильма «Приказ: перейти границу». В этом же году он получил орден Дружбы народов.

Эдуард Шим был женат на актрисе Елене Борисовне Добронравовой. Брак можно было назвать счастливым – муж ввел ее в круг интереснейших людей, бытовые проблемы обходили ее стороной – уборкой и готовкой дома занималась домработница. Но детей в семье не было, и брак распался. Писатель скончался 13 марта 2006 года, прожив долгую жизнь длиной в 75 лет. Он умер в Москве и был похоронен на Митинском кладбище.

Хочется, чтобы современные родители вводили в круг чтения своих детей короткие, добрые и поэтические рассказы и сказки Эдуарда Шима. Книжки подойдут для дошкольников: просто и доступно рассказывается о растениях, повадках лесных зверят, короткие, легко запоминающиеся сказки и рассказы, написанные легким, хорошим языком. Его произведения заслуженно стоят в одном ряду с книгами Бианки, Сладкова, Снегирёва. Природоведческие сказки-несказки – излюбленный жанр Эдуарда Шима. В них невероятное количество тайн и секретов из жизни растений, зверей и птиц: сколько живёт пчела, под каким деревом лучше прятаться от дождя, зачем цыплята клюют камешки, отчего огурцы бывают горькими, на что похожа песенка жаворонка, какая неприметная травка умеет предсказывать погоду. Ребенок получит информацию о лесных обитателях, их привычках, образе жизни, читая увлекательнейшие сказки. Не только детям, но и взрослым будет интересно узнать, что можно сделать из «вредной» крапивы, почему подорожником лечат раны, а от лука плачут, как поют птицы, кто лечит деревья, сколько времени нужно, чтобы дуб вырастить, какая трава самая упрямая... Его книжки помогут ребёнку прислушаться, повнимательнее приглядеться, многое приметить и понять, а главное – полюбить всем сердцем каждую травку, букашку, зверушку, дадут первые уроки экологических знаний…

Хорошо сказал о его книжках Сергей Образцов: «Замечательное дело писатель Шим делает, неоценимое. Раскрывает детские глаза и души. Мне бы очень хотелось, чтобы матери, отцы, дедушки, бабушки, дяди и тёти, старшие сёстры и братья – одним словом, все, кто будет читать эту книжечку детям, поняли бы, как важно всё, что в ней написано. Пусть в рассказике всего десять строчек. Всё равно важно. Потому что каждая строчка – это зерно, падающее в сердце ребёнка. Ребёнок родится, человек создаётся. Создаётся с первого дня всем тем, что его окружает, Материнскими руками, запахом молока, синевой неба, громом, дождём, детскими голосами. Человек воспитывается – и вовсе не только родителями и школой, а всем, буквально всем тем, что он воспринимает. И самое главное – приучить ребёнка видеть, чувствовать и любить всё живое. Только так может вырасти в его сердце доброта. Только так возникнет и разовьётся в нём любознательность — мать всякой науки. Только так может развиться эмоция, взволнованность – мать всякого таланта. Пусть полюбит ребёнок шимовскую козу Матрёну, хоть она и обглодала веники. Пусть поймёт он, что нельзя мучить жука, привязывая его на ниточку, даже если это вредный жук. Пусть полюбит угадывать весну по запаху земли. Пусть узнает, как растёт под снегом хлеб – тот самый, который даёт ему к обеду мама. Пусть полюбит жизнь. Настоящую подробную жизнь, в которой самое маленькое так же прекрасно и так же удивительно, как и самое большое. Пусть станет счастливым оттого, что он научился и видеть, и чувствовать».

 

https://fb.ru/article/457030/pisatel-eduard-yurevich-shim-biografiya-i-tvorchestvo

Фото Э.Ю.Шима Автор Василий Малышев. Источник РИА Новости 

 

Почитайте вместе с детьми:

 

Кто копыто потерял?

Шнырял Зайчонок по лесу, видит — на поляне пень стоит гнилой, а на пне — чьё-то большое копыто. Серое гладкое копыто с коричневым ободком. Новенькое! Ахнул Зайчонок:

— Это кто же копыто потерял?! Вот ротозей-то, а? Небось теперь на трёх ногах ковыляет, плачется, да найти не может. Выручить, что ли, беднягу?

Сидит Зайчонок, раздумывает: «Чьё такое большое копыто? Какого зверя?» Из ельника выбегает на поляну Кабан. Длинное рыло к земле опустил, пятачком вертит, нюхает. Будто ищет чего-то.

— Дяденька Кабан! — Зайчонок кричит. — Это не ты здесь копыто потерял?

Хрюкнул Кабан.

— Почему думаешь, что я потерял? Ась?

— Да ты, дяденька, подслеповатенький! Небось и потерял!

— Хрюк! — Кабан говорит. — Насмешил. Я, может, лучший бегун в лесу! У меня копыта — хрю! — специальные. Сквозь такой бурелом проскочу, где все другие застрянут. По болотам сигаю. По кустам-камышам. Во у меня копыта какие, гляди!

Поглядел Зайчонок — верно, особенные копыта у Кабана. Вострые. Долгие. И раздвоенные. Совсем не похожи на оброненное…

«Нет, — думает Зайчонок, — это кто-то другой потерял. Что ещё за звери есть с копытами?»

Выпрыгнула на полянку лесная Коза. Приседает на ножках, оглядывается. Ушки торчком.

— Тётенька, — Зайчонок кричит, — не ты здесь копыто потеряла?

— А почему думаешь, что я?

— Да ты, тётенька, пугливая! Небось с перепугу и потеряла!

Смеётся Коза.

— Ах ты, — говорит, — несмышлёный! Разве у меня такие копытца? У меня они точёные, лёгонькие! Я ведь — глянь-ка! — прямо по воздуху летаю!

Поглядел Зайчонок — верно, копытца у Козы как игрушечки. Совсем не похожи на оброненное. Значит, кто-то другой потерял. Что за зверь в лесу с большими копытами, неуклюжими?

Шагает через полянку Лось. Горбоносую голову нагнул, будто высматривает чего-то. Бородой чуть не по земле метёт.

— Дедушка Лось! — кричит Зайчонок. — Это не ты здесь копыто потерял?

— Почему, пострел, на меня думаешь?

— Да ты, дедушка, старенький, забывчивый. Небось и потерял!

Качнул бородой Лось, усмехнулся.

— Я, — говорит, — зимой рога теряю. Это верно. Это со мной бывает…

— Вот, вот! Я и говорю! Потеряешь, дедушка, а найти не можешь?

— А я и не ищу. Весной у меня рога новые появляются. Будут ещё больше да грозней. А копыт мы, Лоси, не теряем. Нету нас такого обычая. Гляди-ка: я на своих копытах по трясине шагаю. Как на лыжах! Нужда придёт — оборониться копытом могу. Хоть от Волка, хоть от Медведя. Мои копыта дорого стоят!

Поглядел Зайчонок — верно, грозные у Лося копыта. И удобные, по ноге присадистые.

— Ну кто же, — тогда Зайчонок говорит, — кто же вот это копыто потерял? Эту лепёху нескладную?!

— А никто не терял, — отвечает Лось.

— Да взялось-то оно откуда?!

Подскочил Зайчонок поближе, толкнул копыто — а оно не шевелится. Подёргал, подёргал — не отрывается! Приросло оно, что ли?! И тут учуял Зайчонок, что от копыта лесным грибом пахнет.

— Да это же гриб, дедушка!!

— Конечно, гриб, — отвечает Лось. — Гриб-трутовик. Ни съесть его, ни к делу пристроить… Уж такое копыто никчёмушное. Одному гнилому пню впору!

 

Кто на кого похож

Маленький Енотик прибежал домой, а мама так и ахнула:

— Батюшки, на кого ты похож?! Ты это где извозился? Почему вся шёрстка в мусоре?

— А я муравейник ворошил.

— Почему лапы в болотной тине?

— А я за лягушкой гонялся.

— Нос почему в земле?!

— Я жука выкапывал…

— Нет, вы только посмотрите на него! — мама говорит. — Разве так порядочные звери выглядят? Это не зверь, это какой-то медвежонок немытый!

— А как порядочные звери выглядят?

— У порядочных зверей шёрстка блестит, носы вылизаны, коготки вычищены! А ты погляди-ка на себя!

— Я хотел поглядеть, — Енотик отвечает, — только не дали.

— Кто не дал?

— А Медведица. Я на речку пришёл, к воде спустился — вдруг Медведица с медвежатами! Стра-ашная такая! Злю-ю-ущая!

— Да ты знаешь, зачем она на речку пришла?

— Не знаю. Я скорей убежал.

— Она медвежат купать привела. И ей стыдно, когда дети чумазые!

— Вот оно что… — говорит Енотик. — Теперь понимаю. А то я догадаться не мог, почему она лапой машет и рычит: «Ах ты, чумичка, ах ты, Енот неумытый!»

 

Лебедь, рак и щука

Лопоухий Щенок на речку прибежал. Видит: славная тёплая вода плещется и плавают в этой воде разные звери, птицы да насекомые. Утки лодочками качаются. Важно гуси плывут. Водяная Крыса бойкие круги делает, хвостом подруливает. Водомерки скользят по воде, жуки-плавунцы ныряют, серебряные гладыши вертятся.

Завидно стало Щенку. Эх, думает, мне бы поплавать! А как плавают — неизвестно. Ещё ни разу Щенок не плавал. И сунуться в воду страшно. Проплывает вдоль берега Лебедь, крылья сложил горбиком, шею держит гоголем. Вроде бы ничем не шелохнёт, а так и катится по воде!

— Слышь, Лебедь! — говорит Щенок. — Научи меня плавать! Повернул Лебедь гордую голову, одним глазом посмотрел на Щенка.

— Ну что ж, — говорит. — Учись. Я покажу.

— Показывай, показывай!!

— Надо пряменько сесть на воду. Грудь вперёд. А теперь лапами по очереди загребать, как вёслами. У тебя лапы-то с перепонками?

Поднял Щенок переднюю лапу. Разглядел. Лапа как лапа, с когтями и шерстью. Никаких перепонок нет.

— У тебя сзади ещё лапы, — усмехается Лебедь. — Может, там перепонки?

Задрал Щенок заднюю лапу. И здесь никаких перепонок нет, одни когти.

— А нельзя без перепонок-то?

— Да как же без перепонок! — говорит Лебедь. — Загребать неудобно. Далеко не уплывёшь. Не возьмусь я тебя учить, нескладного.

Обидно Щенку сделалось. Неужели он один такой завалящий, бесперепончатый? Быть того не может. Под берегом чёрный Рак копошится, вылезает из норы. Щенок его заметил и спрашивает:

— Слышь, Рак, плавать умеешь?

— Да не хуже других!

— Научи меня, пожалуйста! Научи!!

— Хорошо, — говорит Рак. — Смотри внимательно. Допустим, ты вылезаешь из норки. Теперь поворачивайся. Начинай хвостом загребать быстро-быстро! И поплывёшь как миленький задом наперёд. Хвост-то у тебя суставчатый? Вот такой?

Щенок повернулся, изловил себя за хвостик. Скосил глаза. Хвост у него как хвост: этакий тоненький прутик в шерстинках. Совершенно не похож на Рачий хвост.

— А если хвост не суставчатый? Не широкий?

— Тогда нельзя, — отвечает Рак. — Сам подумай: как же воду загребать? Неспособно. Далеко не уплывёшь.

— Ну всё-таки, всё-таки попробуем!!

— Нет, не возьмусь я тебя учить, — сказал Рак и уплыл хвостом вперёд.

Совсем огорчился Щенок. Лапы для плавания не годятся, хвостик не годится. А в воду полезть ужас как хочется!

Вдруг из воды Щука вылетела как выстреленная, плюх! — опять нырнула. Только брызги вокруг да кольца по воде… Вот это пловец!

— Эй, Щука, — кричит Щенок, — слушай, научи меня плавать! Я тебя очень прошу, пожалуйста!

Замерла Щука, немигающими зелёными глазами смотрит на Щенка.

— Изволь, — говорит. — Это очень просто. Ты лежишь в воде, как бревно. Не двигаешься. Потом ка-а-а-к хвостом вильнёшь, как плавниками ударишь — сразу всех и перегнал!

— Чем, чем ударишь?

— Я тебе объясняю: плав-ни-ка-ми.

— Какими плавниками?! Нет у меня плавников!

— Нету?

— Нету!!

— Совсем?

— Совсем!!

— Тогда не за своё дело не берись! — сердито сказала Щука, вильнула хвостом и пропала в глубине.

Тявкнул Щенок от горькой обиды, подскочил на всех четырёх лапах. Не удержался на крутом берегу — кувырк! — и бултыхнулся в воду.

— Ай-яй!!

Вынырнул, не помня себя от страха, головой трясёт, чихает. Но почему-то не тонет. Лапы сами собой по воде колотят, пену взбивают! И берег всё ближе придвигается, ближе!.. Значит, плывёт Щенок! Сам научился плавать! Да как научился-то здорово! Лучше всех плывёт! По-собачьи!

 

Мышонок и лето красное

С каждым днём в лесу холоднее. Дуют ветры-листодёры, тёмные тучи по небу ползут, крупа снежная сыплется, на озёрках да речках ледок звенит. Хоть не зима ещё, только зазимье, — а всё равно житьишко не сладкое! Плачет малый Мышонок на моховой кочке:

— Ай, зябко, ай, дрожь пробирает! Лапки холодные, шубка мокрая, голый хвостик совсем застыл… Хочу опять лета красного!

— Глупый! — смеётся Белка с берёзы. — Откуда же взяться лету? Оно далеко-далеко теперь, за синими морями, за высокими горами. Только птицы и могут до него долететь, а нам с тобой не добраться.

— Всё равно хочу! — говорит Мышонок. — И сейчас же пойду лето красное искать!

— Куда тебе! Ты же маленький, слабенький!

— А я попутчика большого да сильного возьму!

Спустился Мышонок с кочки, побежал по лесу. Лежит в чащобе ёлка вывороченная, под корнями у неё — медвежья берлога. Подбежал Мышонок, кричит:

— Эй, Медведь!

— Раздаётся из берлоги:

— Х-р-р-р-п-п-х-х-х!..

— Проснись, Медведь, — кричит Мышонок, — а то за нос кусну!

— Хр-р-р-п-х-х-х!.. Чего тебе?

— Ты большой да сильный, пойдём со мной лето красное искать!

— Тьфу ты, — Медведь говорит, — стоило меня будить из-за этого… Кыш отсюда! Берлога у меня глубокая, еловые лапы мягкие, мне и так хорошо.

Поворотился, половчее улёгся и опять глаза сожмурил. Нет, не сговоришься с Медведем, — побежал Мышонок дальше. Растут на песчаном бугре сосенки, под ними ход чернеет — барсучья нора. Из норы слышно посапыванье:

— Туф-туф-пссс…

— Эй, Барсук, — Мышонок кричит, — проснись! Сейчас же проснись, а то укушу!

— Туф-туф-пссс… Ну, чего там ещё?

— Барсук, ты большой да сильный, пойдём со мной лето красное искать!

— Ишь ты, — Барсук говорит, — чего выдумал… Да как ты смел меня беспокоить?! Лето ему понадобилось… У меня в бока не дует, надо мной не каплет, мне и так хорошо. Брысь!

Нет, не сговоришься с Барсуком, — побежал Мышонок дальше. Стоит на краю поляны высокий клён, меж корней у него ямка. Натасканы в ямку листики, листики. — Ёж себе спаленку состроил.

— Эй, Ёж! — Мышонок кричит. — Проснись! Сию минуту проснись, а то покусаю!

Зашевелились листики, ежиная мордочка показалась.

— В чём дело, что за писк?

— Ёж, ты всё-таки большой, ты всё-таки сильный, идём со мной лето красное искать!

— Эх, кабы не лень подниматься, — Ёж говорит, — какую бы я тебе трёпку задал! Уж как бы я тебя напугал-настращал, прямо — до смерти! У меня в ямке славненько, в листиках — тёпленько, а ты меня будить вздумал… Скройся с глаз, пока цел!

Нет, не сговоришься с Ежом, — побежал Мышонок дальше. «Ничего, — думает, — лес велик, жителей в нём ещё много, авось подберу себе попутчика…» Да не удалось.

Вдруг небо совсем потемнело, нахмурилось, — повалил на землю лохматый снег. Тропинки-дорожки укрыл, болотца выбелил, на кочки платочки надел, на пни — малахаи. Да так-то быстро! Бежит Мышонок, торопится, а с каждым шагом труднее бежать. Глубже снег и глубже. Вот уже коротенькие ножки до земли не достают, прыгнул Мышонок что есть сил — и совсем увязнул.

— Ну, — говорит, — видно, смерть пришла. Сейчас замёрзну в снегу.

Съёжился, сжался, не шевелится. А снег всё падает, падает, с головой Мышонка укрыл. Пухнет и пухнет над ним белое одеяло. И вдруг — что за чудеса? — кажется Мышонку, что теплее стало. Открыл он глаза, огляделся. Видит — от дыхания снежок вокруг него подтаивает, вроде как пещерка получается. Светло в ней. И не поддувает. И мороз не леденит. Да ещё и не страшно: никто не увидит, никто не схватит…

— Э-э!.. — Мышонок говорит. — Да тут жить-поживать вполне можно. И впрямь — стоит ли мучаться, лето красное искать, когда и без него обойдёмся? Угнездился, лапкой за ухом почесал — и уснул.

 

Кому жарко, кому холодно

Барсук говорит:

— Ну что за лето нынче?! Холодно, дожди льют. Впору зимнюю шубу надевать… У меня барсучата малые даже в норе зябнут!

Бобёр говорит:

— И-эх, какое лето нынче славное! Ни тебе жарищи окаянной, ни тебе засухи. Воды в речке много, плавать раздольно. Малые бобрята резвятся в своё удовольствие!

Уж говорит:

— Собралась погода нас, ужей, погубить! От холода кровушка стынет, шевелиться не хочется. Еле ползаю… Лягушку догнать — и то не могу!

Олень говорит:

— Хороши стоят погоды! Комар не кусается, слепней да мух, почитай, совсем не видать. Прекрасное лето, прекрасное, только жарковато малость… По лесам бежать — упаришься!

 

Молчком-то лучше

Идёт Хомяк с поля. Идёт, отдувается, белые щёки надул. Видать, тяжело такому толстому шагать. Постоит, попыхтит, опять двинется вперевалочку. Водяная Крыса Хомяку повстречалась. Тащит Водяная Крыса какой-то корешок в зубах.

— Здравствуй, Хомяк!

Молчит Хомяк. Идёт мимо вперевалочку.

— Вот лентяй! — Водяная Крыса говорит. — Даже поздороваться лень! Ишь какое пузо себе отрастил, прямо по земле волочится! А уж щёки-то, щёки наел! Того и гляди — лопнут.

Молчит Хомяк. Будто не об нём разговор.

— Погоди, увалень! — говорит Водяная Крыса. — Зимой-то небось отощаешь! Зима ленивых не любит! Запасливые звери, они — что? Они запасы делают… Вот я корешок тащу, в норке сложу, на чёрный день приберегу! Изо всех сил стараюсь, не тебе чета, увальню!

Молчит Хомяк. Дальше идёт, пыхтит, щёки надувает. Сойка летит навстречу Хомяку. Несёт в клюве жёлудь.

— Здравствуй, Хомяк!

Молчит Хомяк. Головы не поднял.

— Ну, лентяй! — Сойка говорит. — Это надо же: языком повернуть лень! Спину-то, спину себе какую нагулял, вот это спинища! А щёки сейчас лопнут!

Молчит Хомяк. Будто не слышит.

— Погоди, лежебока! — говорит Сойка. — Зимой меня помянешь! Работящие-то звери да птицы запасы делают! Зима ленивых не любит! Вот я жёлудь нашла, теперь в укромном местечке спрячу, до злых морозов поберегу… Ан зимой выйдет подарочек! Учился бы, лежебока, глядя на таких, как я!

Молчит Хомяк. Идёт себе дальше, пыхтит-отдувается. Белка попалась навстречу Хомяку. В развилину сучков пристраивает Белка гриб-сыроежку.

— Здравствуй, Хомяк!

Молчит Хомяк. Вперевалочку мимо идёт.

— Здравствуй, я говорю!.. Это что ж, тебе и ответить лень? Ах ты, байбак! Надо же, какая лень ленивая! Весь жиром заплыл! Щёки-то ещё не лопнули?

Молчит Хомяк. Ухом даже не повёл.

— Погляжу я на тебя зимой! — Белка говорит. — Сойдёт твоя спесь… Думаешь, для чего мы тебя браним-ругаем? Для твоей же пользы! Не прохлаждаться надо, а запасы готовить! Зима ленивых не любит! Вон я: гриб сушу, потом в дупло спрячу. Зато зимой вкусненьким побалуюсь! А от тебя, байбака такого, кожа да кости останутся!

Молчит Хомяк. Не обращает внимания. До своей норы дошёл. Внутрь забрался. В самом конце норы — сухая да чистая кладовочка. Открыл рот Хомяк, из защёчных мешков высыпал горку зерна. Отборного зерна, спелого! Освободился рот у Хомяка и говорит Хомяк тихонечко:

— Ладно. Пусть кричат. Пусть меня учат. А я, ни слова не говоря, пуд зерна в кладовую натаскал…

И никто этого не видел. И никто этого не знает. И никто не позарится. Молчком-то лучше!

 

Как Воробей тёплый угол искал

Жил да был на свете Воробей. Не городской воробей — деревенский. Городские — те скучно привыкли одеваться, серенько. А этот расписной красавец: шапка на нём коричневая, на щеках чёрные наушники, и по каждому крылу две белые полоски пущены.

Летом хорошо жилось Воробью. И вольготно, и сытно. А пришла осень, и совсем худым стало житьё. Льют дожди холодные, ветер сиверко задувает, а еды так и вовсе не сыскать. Весь хлеб колхозники в амбары свезли, домашнюю птицу в сараи заперли, — нигде зёрнышка не украдёшь. Загоревал Воробей, да нечего делать. Ты птица сорная, бесполезная, никто тебя задарма голубить не станет. Сам живи.

Вот и надумал Воробей лететь куда глаза глядят. «Хоть земля, — думает, — и круглая, но должен же найтись на ней тёплый угол… Авось найду!» И полетел. Долго ли, коротко летел — притомился. Воробьиные крылышки куцые, такие за море не унесут. Мах, мах — да и впопыхах. Запыхался Воробей и сел на лесной опушке. Видит — растут кругом частые кустики, болотные кочки торчат, и ходят между кочек белые птицы с чёрными хвостами.

— Здорово! — сказал Воробей. — Вы чьи таковы?

— Мы белые Куропатки, — отвечают птицы. — А ты кто?

— Я, ребята, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

— Зачем тебе лететь? — удивились куропатки. — Оставайся с нами.

— А хорошо ли живёте?

— Уж куда лучше. Было нам холодно, мы в зимнее толстое перо оделись. И тепло, и не видно нас. Было по снегу неловко ходить, мы лыжи приспособили из пёрышков. Теперь не проваливаемся. Было голодно, мы длинные когти отрастили, теперь снег роем, ягоду выкапываем. Чем не житьё?

— Ну, не-ет! — говорит Воробей. — Это не по мне. Забот полон рот: и шубу надо, и лыжи, да ещё ягоду копай!.. Прощайте!

И дальше полетел. Долго ли, коротко — добрался до светлого березничка. На ветку спустился. Видит — сидит на берёзе две птицы: обе пёстренькие, обе хохлатые.

— Здорово! — сказал Воробей. — Вы чьи таковы?

— Мы Рябчики, — отвечают птицы. — А ты кто?

— Я, ребята, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

— Зачем тебе лететь? — удивились рябчики. — С нами оставайся.

— А хорошо ли живёте?

— Уж куда лучше. Было нам голодно, мы взяли да гладких камушков наглотались. И теперь животы у нас любую еду перетрут: и хвою, и почки, и серёжки, и веточки… Что твоя мельница! Было нам холодно, да мы в снегу спать научились. Нырнём в снег, будто в перину — и до утра! Чем не житьё?

— Ну, не-ет! — сказал Воробей. — И это не по мне. Чтоб я камни глотал да в снегу спал… Прощайте!

И дальше полетел. Долго ли, коротко — добрался до тёмного ельничка. На еловую лапу сел, огляделся. Видит — копошится рядом красная птица с носом, будто кривые ножницы.

— Здорово! — говорит Воробей. — Ты чей таков?

— Я Клёст, — отвечает птица. — А ты кто?

— Я, брат, Воробей. Из деревни. Лечу тёплый угол для житья искать.

— Зачем тебе лететь? — удивился Клёст. — Оставайся со мной!

— А хорошо ли живёшь?

— Уж куда лучше. Было мне голодно, я себе — эвон! — какой хитрый нос смастерил. Что твои щипцы! Теперь шишки лущу, семена из них тащу, до того сытно! Было мне холодно, стал я гнездо рубить. Тёплое будет, хоть под Новый год птенцов выводи… Чем не житьё?

— Ну, не-ет! — сказал Воробей. — И это не по мне. Нос тут ещё мастери, гнездо руби… Прощай!

И дальше полетел. Долго ли, коротко летал — а тут и лес кончился. Впереди — город большой. И видимо-невидимо там серых городских воробьев! — Здорово, братцы — закричал Воробей. — Как житьишко-то?

— Живём не тужим! — отвечают городские. — Лучше всех! На помойке крошку украдём, из лужи водички хлебнём, у печной трубы погреемся… Чем не житьё?

— Вот это по мне! — сказал Воробей.

И остался в городе жить.

 

Дятел, Синица, Пищухи и Поползень

Прилетел к берёзе пёстрый Дятел, увидел гнилой сучок. Сам прилепился на ствол, хвостом подпёрся и давай носом колотить, жуков да личинок из-под коры выклёвывать:

— Стук-тук! Стук-тук! Стучу без рук!

С азартом колотит, весело! Береста лохматится, во все стороны труха летит. Иногда вместе с трухой и насекомыши падают, ненароком оброненные. Не замечает их Дятел, раззадорился, ещё веселей стучит!

Увидали Дятла три Синички-певички, порхнули к берёзе. Спрашивают:

— Ты чего тут делаешь?

— Веселюсь! — Дятел отвечает. — Игра у меня такая: раззудись, носок, размахнись, башка… Славно!

— Ну, а мы тут поработаем, — Синицы говорят. — Не всем же веселиться!

И взялись за дело. Дятел по сучку носом стучит, нечаянно насекомышей роняет. А Синицы их на лету подхватывают, меж собой делят. Без отдыха работают!

Увидели Синиц две Пищухи-горюхи, шмыгнули к берёзе. Спрашивают:

— Вы чего тут делаете?

— Да вот Дятел веселится-играет, а мы, Синицы, без отдыха работаем. Так стараемся, так стараемся!

— Ну и мы потрудимся, — Пищухи говорят. — Конечно, не больно-то охота из-за такой добычи стараться, но уж ладно… Так и быть, где наше не пропадало.

И тоже за дело взялись. Дятел по сучку стучит, насекомышей нечаянно роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж Синиц Пищухи крутятся, норовят свою долю словить. Во всю-то мочь трудятся!

Увидал Пищух тихоня Поползень, подобрался к берёзе. Спрашивает:

— Чего вы тут делаете?

— Да вот Дятел веселится-играет, синицы без отдыха работают, а мы, Пищухи, во всю мочь трудимся. До того тяжко, до того тяжко!

— Ну, и я сил не пожалею, — Поползень говорит.

И тоже за дело взялся. Дятел стучит, насекомышей роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж Синиц Пищухи крутятся, норовят свою долю словить. А между Пищух Поползень шныряет, тоже хочет долю себе урвать. Из последних-то сил выбивается!

Шнырял-шнырял, а потом обиделся и говорит:

— Да прогоните вы сверху этого Дятла! Надоел своим стуком. Синицы без отдыха работают, Пищухи во всю мочь трудятся, я, Поползень, из последних сил выбиваюсь, а он — гляньте-ка! — в игрушки играется… Не потерплю в нашей артели бездельника!

А Дятел всех насекомышей выклевал и сам улетел. Упала последняя щепочка, горка гнилой трухи под берёзой осталась. И сразу работа Синиц, Пищух и Поползня кончилась. Отчего бы?

 

Не стучать — все спят!

Дятел — Красная Шапка сел на кривую ёлку, хвостом подпёрся, башкой размахнулся:

«Тук-тук! Тук-тук!» — застучал носом.

Вдруг из-под ёлки, из-под корня-выворотня рычат сердито:

— Эт-та что за стук? Эт-та что за бряк? Кто это мне спать мешает?

— А сам-то, — Дятел спрашивает, — ты кто?

— Медведь. А ты Дятел, что ли?

— Дятел.

— Чего расстучался, длинноносый?

— Жуков да личинок ищу.

— Ступай отседа. Я уже в берлогу завалился, спать наладился, мне покой нужен. В другом месте стучи.

Делать нечего, полетел Дятел — Красная Шапка в другое место. На горелую сосну прилепился, хвостом подпёрся, носом заработал: «Тук-тук-тук!»

Вдруг из-под сосны, из тёмной норы, кричат недовольно:

— Кто это трещит, кто барабанит?!

— А ты сам кто?

— Барсук я! Барсук! А ты, не иначе, Дятел, пустая твоя башка!

— Чего злишься? Я жуков да личинок ищу.

— Пошёл вон! Зима на носу, я в нору забрался, спать навострился. Нечего тут мешать!

Взмахнул Дятел крыльями, полетел в другое место. На трухлявую берёзу сел.

«Тук-тук-тук-тук-тук!»

А из-под берёзы, из ямки между корней, пищат злым-презлым голоском:

— Кто колотит?! Кто звонит?! Кто барабанит?! Это Дятел, да? Ах ты, пустозвон, нос у тебя долог, да ум короток!

— Ох, батюшки… А ты сам кто?

— Ёжик я! Ёж!! Ёжище!!! Убирайся прочь сейчас же! У меня тут норка, я в листья закопался, спать собрался. Не смей будить!

— Да что же это? — Дятел говорит. — Здесь не стучи, там не стучи. А как мне кормиться-то?!

— Если спать не умеешь, — ёжик отвечает, — так веди себя тихо, смирно. Других не буди. Нельзя сейчас трескотню разводить. Все умные звери спят!

 

Полосы и пятнышки

Встретились на поляне двое малышей: Косулёнок — лесной козлёночек и Кабанчик — лесной поросёнок. Нос к носу встали и разглядывают друг дружку.

— Ой, какой смешной! — говорит Косулёнок. — Весь полосатый-полосатый, будто тебя нарочно раскрасили!

— Ой, а ты до чего смешной! — говорит Кабанчик. — Весь в пятнышках, в пятнышках, будто тебя нарочно забрызгали!

— Я в пятнышках для того, чтобы лучше в прятки играть! — сказал Косулёнок.

— И я полосатый, чтобы лучше в прятки играть! — сказал Кабанчик.

— С пятнышками лучше прятаться!

— Нет, с полосками лучше!

— Нет, с пятнышками!

— Нет, с полосками!

И заспорили, и заспорили! Ни один уступить не хочет.

А в это время затрещали сучья, захрустел валежник. Вышла на поляну Медведица с медвежатами. Увидел её Кабанчик — и стреканул в густую траву. Вся трава полосками, полосками, — исчез в ней Кабанчик, словно сквозь землю провалился. Увидел Медведицу Косулёнок — и стрельнул в кусты. Между листьями солнце пробивается, везде желтые пятнышки, пятнышки, — исчез в кустах Косулёнок, словно его и не было.

Не заметила их Медведица, прошла стороной. Значит, оба хорошо научились в прятки играть. Зря спорили.

 

Теремок

Дело к вечеру, солнце садится, в полях и лугах туманы сырые ползут. Холодает! Летит над поляной Комар-пискун, тоненьким голосишкой плачется:

— И-и-их, гореваньице! Нет у меня, Комара, ни кола ни двора, осенней ночью погреться негде!..

Вдруг видит: среди жёлтой травы стоит голубой колокольчик. Да такой большой, такой ладный — что твой дом! Вот где приютиться-то можно! Подлетел Комар поближе, спрашивает:

— Терем-теремок, кто в тереме живёт?

Не отвечают Комару. Пусто в теремке.

Забрался Комар в колокольчик, сел, огляделся. Хорошо! Крыша толстая, стены крепкие — и от ветра, и от росы, и от дождей спасут.

— Буду жить-поживать, тепла поджидать.

А вечер всё ближе, туманы всё гуще, роса на травы ложится. Холодно!

Летит над поляной Муха-горюха, слезами заливается:

— Ах, заз-зябла! Нет у меня, Мушки, ни одеяльца, ни подушки, голову приклонить некуда…

Вдруг видит: стоит над мокрой травой голубой колокольчик. Да такой славный — что твой дом!

Подлетела Муха поближе, спрашивает:

— Терем-теремок, кто в тереме живёт?

— Я — Комар-пискун. А ты кто?

— Я — Муха-горюха. Давай вместе жить-поживать, тепла поджидать!

— Ну, полезай.

Забралась Муха в колокольчик, села, огляделась. Хорошо! Крыша хоть и качается, стены хоть и гнутся, но зато тепло да сухо. Можно ненастье переждать!

А вечер совсем близок, на небе звёзды проглядывают, травы инеем покрываются. Холодище!

Летит над поляной Шмель-опрокидень, брюзжит:

— Эх, ж-жизнь… Нет у меня, Шмеля, ни одеж-жи ни ж-жилья. И пож-жалеть меня некому!

Вдруг видит: стоит в индевелой траве голубой колокольчик — что твой дом!

Подлетел Шмель поближе, спрашивает:

— Терем-теремок, кто в тереме живёт?

— Я — Комар-пискун.

— Я — Муха-горюха. А ты кто?

— Я — Шмель-опрокидень. А ну, потеснитесь, буду с вами ж-жить!

Полез Шмель в колокольчик, только было уселся, как…

опрокинулся стебель, посыпались лепестки, повалились наземь и Комар-пискун, и Муха-горюха, а сверху на них — Шмель-опрокидень!

Теремка-то и не стало.

 

Морозкина рукавица

Морозно в лесу рукавицу обронил. До того жалко: рукавица новая, почти не ношенная, ни разу не чиненная. И на тебе — потерялась!

— Пойду искать! — Морозко говорит. — Не иначе, как звери-птицы её нашли, чужим добром пользуются… Отниму да за уши оттреплю!

Скачет Морозко по ельничкам, по березничкам, по глухим боркам, по сухим лескам. Туда глянет, сюда глянет — не видать рукавицы.

У Волка Морозко спрашивает:

— Эй, Серый, не ты мою рукавицу подобрал? Коли ты, отдавай мигом!

— Рукавица-то тёплая? — спрашивает Волк, а сам зубами ляскает.

— То-то и оно, что не тёплая? — говорит Морозко. — Хорошая рукавица, холодная! Из белых снегов прядена, метелью вязана, ледяной иглой вышита!

— Тьфу! — сердится Волк. — Я и без твоей рукавицы продрог, зуб на зуб не попадает. Нашёл бы — не взял!

Скачет Морозко по кустикам, по опушечкам, по крутым бережкам, по низиночкам. Туда глянет, сюда глянет — не видать рукавицы.

У Зайца спрашивает Морозко:

— Эй, Косой, не ты мою рукавицу подобрал?

— Тёплая небось? — спрашивает Заяц, а сам дрожьмя-дрожит.

— Кабы тёплая, не жаль! — говорит Морозко. — Замечательная рукавица, хо-олодная! Из белых снегов прядена, метелью вяза…

Не дослушал Заяц.

— Тьфу ты! — сердится. — Я без твоей рукавицы до смерти озяб! Она мне с придачей не надобна!

Скачет Морозко по тропкам, по дорогам, по чистым лугам, по широким полям. Туда глянет, сюда глянет — не видать рукавицы.

У Воробья спрашивает Морозко:

— Эй, Кургузой, не ты мою рукавицу подобрал да запрятал?

— А тёплая рукавичка-то?

— Говорю вам: холодная! Кому тёплая нужна?! Самая лучшая у меня рукавица была — из снегов прядена, метелью вя…

Не дослушал Воробей.

— Тьфу ты! — взъерошился. — Я без твоей рукавицы чуть жив! И нашёл бы, так выбросил!

Удивляется Морозко: что такое? Никто, оказывается, рукавицу не брал. Никто ей не пользуется. Где ж она есть?!

А она — вот.

Лежит у всех на виду, на речном льду, искрами холодными переливается. Прекрасная рукавица — из белых снегов прядена, метелью вязана, ледяной иглой вышита…

И никому не нужна.

 

Берёзовый кувшинчик

Сухой берёзовый сук ветром на землю сбросило. Ударился сук, разломился. Мелкие веточки в траве потерялись, большие гнилушки раскатились кто куда. Льёт дождик, водой гнилушки заливает. Солнышко светит, высушивает гнилушки. Жуки-древоеды мягкую сердцевину грызут. Сыплются из гнилушек опилки. Мелкие-мелкие земляные муравьи поселились в гнилушках. Всё нутро источили, одну древесную пыль оставили.

Однажды вышел я на поляну, гляжу — что-то в траве белеется. Поднял. В руках у меня — лёгкая трубочка из берёзовой коры. Это всё, что от гнилушки осталось. Пристроил я к трубке донышко, получился у меня берёзовый кувшинчик. Теперь в нём лесные цветы стоят.

Заходят ко мне гости, спрашивают: «Кто сделал такой красивый кувшинчик?» «Я сам, — отвечаю, — сделал. Да ещё мне земляные муравьи помогали, да ещё жуки-древоеды, да ещё дождик, ветер и солнышко».

 

Ёлкино платье

Продираешься через ельник, а чёрные елочки колются:

— Не трогай нас!

— Подумаешь, тихонечко задел.

— И тихонечко не задевай. Мы свою одежку бережём.

— Да что за одёжка у вас такая особенная?

— Иголки наши зелёные не листья. Не меняются каждое лето.

— Так что?

— Вот выросла свеженькая еловая лапка, а иголки на ней сменятся только через семь лет.

— Да, не скоро.

— Вот и приходится беречь!

 

Подорожник

Отгадайте, что за доктор Айболит у дороги сидит? Подорожник. Трава такая незаметная. И незаметная, и терпеливая, и живучая. Растёт где придётся. На булыжной дороге, между камней. На сухой, утоптанной тропинке, где земля растрескалась. Наступишь на него — вытерпит. Проедет по нему тележное колесо — вытерпит. Грузовик по листьям прокатит — всё равно вытерпит. Приподнимутся листья, расправят жилочки, разгладятся. Сам себя лечит подорожник.

А недавно я ногу поцарапал, и заболела у меня нога.

— Подорожник, вылечи!

— Давай вылечу.

Сорвал я листик подорожника, приложил к больному месту. И всё зажило.

 

Кто работает зимой

Росли на огороде злые сорняки — мохнатый Чертополох, серая Лебеда и жгучая Крапива. Росли и воевали с огородными овощами. Расталкивают всех, лучшие места себе захватывают, соки из земли тянут. Совсем забили овощь огородную!

Пришли колхозники, стали грядки пропалывать. А сорняки хитрые — их сразу не выведешь!

Чертополох говорит:

— Меня с грядки сгонят, а я — под забор! Там и схоронюсь. Лебеда говорит:

— Меня с грядки сгонят, а я — в канаву. Там и уцелею.

Крапива говорит:

— Меня с грядки сгонят, а я в кусты! Там и продержусь.

Много раз пропалывали огород колхозники, осенью лопатами перекопали, всю землю перевернули. А сорняки-то — вон они! Выжили. Кто в придорожной канаве сидит, кто под забором схоронился, кто в кустах спрятался. А одна серая Лебеда аж на крышу сарая забралась. Растёт-цветёт, посмеивается: «Всех вокруг листика обвела».

Осенью созрели у сорняков семена — многое множество. У Чертополоха, наверно, тыщи, у Крапивы, наверное, тыщи тыщ, а у Лебеды и вовсе тьма-тьмущая!

Обрадовались сорняки, загордились.

Чертополох говорит:

— Весной рассею семена, все грядки заполоню! Уж тогда-то со мною никто не справится!

Крапива говорит:

— Весной рассею семена, все огороды заполоню. Уж тогда-то со мною никто не справится!

Лебеда говорит:

— Весной рассею семена, все поля, дороги и тропки заполоню! Уж тогда-то со мною никто не справится!

Да только — не вышло. Едва первый снег землю укрыл, появились на огородах новые работники. И ну пропалывать сорняки! Ни одного не пропускают. Повыдёргивали семена и у Чертополоха, который под забором сидел, и у Крапивы, что в кустах пряталась. И даже Лебеду, что на крыше росла, — и ту обчистили до зёрнышка.

Не расти теперь сорнякам, не засорять землю! Добрый будет в новом году урожай.

А кто помог? Да птички-невелички: щеглы, снегири, подорожнички. Ведь они и зимой на полях трудятся.

 

Кто на кого похож?

— Знаете, я кто? Я Вороний Глаз. Свою круглую чёрную ягоду как вытаращу — будет вылитый глаз!

— А мы зовёмся — Раковые Шейки. У нас корень толстенький, вроде раковой шейки.

— И я не простая былинка. Я — Мышиный Хвостик! Стебелёк с колоском у меня точь-в-точь хвостик!

— Мы Кукушкины Слёзки. На всех листьях у нас пятнышки, пятнышки — словно кукушка наплакала.

— Ну а я Медвежье Ухо. Волосатый, мохнатый!

— А мы — Кошачьи Лапки. Такие серенькие, пушистенькие, совсем как лапки, только коготков нету.

— Ишь, ишь расхвастались… Вот я вас!!

— А ты кто?

— Зверобой, да и всё тут!

 

Белка и енот

— Белка-неряха, Белка-грязнуля! Мыться не хочет, мочалку из гнезда выкинула!

— Бестолковый ты, Енотик… У меня мочало не для мытья.

— А для чего?

— Для спанья. Загрязнился матрасик, я его выбросила. А теперь новой мочалы нащипаю, свежую постельку застелю. Какая же я неряха, какая же я грязнуля?

 

Заячье семейство

На берёзовой опушке лесные мамы хвалились друг перед другом своими детками.

— Ах, какой у меня сын! — сказала мама Олениха. — Наглядеться на него нельзя. Копытца точёные, ножки пряменькие, шейка высоконькая… Лёгонький, как ветерочек!

— М-м-м, сын, конечно, неплох, — сказала мама Барсучиха. — Но куда ему до моих деточек! Уж такие они нарядненькие, такие разумненькие! Родились в марте, в апреле уже глазки открыли, а нынче — поверите ли? — даже из норы выбегают…

— А сколько их у вас? — спросила Олениха.

— Уж, конечно, не один и не два. Целых три!

— Можно вас поздравить, — сказала мама Ежиха. — Но всё-таки моих деток с вашими не сравнить. У меня их — пять душ! И вы знаете, у них уже шёрстка появилась… и даже иголочки твёрденькими становятся… Ну, не чудо ли?

— Хрю! — сказала мама Кабаниха. — Пять — это хор-рошо. Ну, а что вы скажете, если их — десять?

— А у кого их десять?! — поразилась мама Ежиха.

— Хрю-хрю… У меня! Ровно десяточек, и все как один… хрю!.. мохнатенькие… хрю!.. полосатенькие… хрю!.. повизгивают этак тоненько, как птички… Где ещё такое семейство найдёшь?

Не успели мамы согласиться, как вдруг с поля раздался голос:

— У меня семейство получше!

И на опушке появилась мама Хомячиха.

— Ну-ка, — сказала она, — попробуйте догадаться, сколько у меня деток!

— Тоже десять! — хрюкнула мама Кабаниха.

— Двенадцать? — спросила мама Барсучиха.

— Пятнадцать? — шепнула мама Ежиха и сама испугалась, назвав такое большое число.

— Как бы не так! — сказала мама Хомячиха. — Подымайте выше! У меня деток — восемнадцать душ, во сколько! И чего там болтать про шёрстку, про глазки, — это всё пустяки. Мои детки уже работать начали. Даром что малы, а уже каждый себе норку копает, жильё готовит. Представляете?

— Да, ваше семейство — самое замечательное! — признали все мамы. — Вы подумайте: восемнадцать деток-работничков!

Долго бы ещё удивлялись мамы, если бы на опушке не появилась Зайчиха.

Хвалиться она не стала, шла тишком-молчком.

Никто не узнал бы, сколько у неё деток, если б мама Олениха не спросила:

— Ну, а сколько душ в вашем семействе?

— Не знаю, — сказала Зайчиха. — Кто ж их считал… Может, — сто, может, — тыща, а может, — и ещё больше.

— Как так?! — подскочили мамы. — Не может быть!

— У нас именно так и бывает, — сказала Зайчиха. — Мы со своими детками не привыкли нянчиться. Рождаются зайчата, мы их разок покормим, а потом где-нибудь под кустом оставим — и до свиданьица!

— Зачем же? Как безжалостно! — закричали мамы.

— А затем, что так — лучше. Затаятся зайчата под кустом, притихнут — и ни волк, ни лиса их не найдут. А будь мы рядом, так навлекли бы на них беду.

— Но ведь они же маленькие!

— Маленькие, да удаленькие. И прятаться умеют, и видят зорко, и слышат чутко. Да и шубки у них тёпленькие.

— А кто же их кормит-то?

— Да любая Зайчиха, которая встретится. У нас ведь нету чужих деток, все — родные. Нынче я одного покормлю, завтра — другого. Вот и выходит, что все зайчата в лесу — из моего семейства. А сколько их, — никто не ведает. Может, — сто, может, — тыща, а может, — и того больше. Посчитайте, попробуйте!

И тут уж все мамы поняли, что всё-таки самое удивительное семейство в лесу — заячье.