понедельник, 4 мая 2020 г.

Кошки и война: 10 стихов


М.Савин
"По дорогам войны. На пепелище..."
Всем известно, как много пользы принесли во время войны собаки ~ они были и санитарами, и связными, и подрывниками, и на других работах. Но мало кто знает, что и кошки внесли свой посильный вклад, конечно, не в дело разгрома врага, но в дело спасения людей.
Кошкам во время войны пришлось страдать, как и людям. Они голодали, вместе с людьми прятались в бомбоубежищах, скрывались от немцев в подполье и в лесу. Один из героев романа В. Гроссмана «Жизнь и судьба» находит котенка в воронке, образовавшейся после бомбежки. Он был настолько мал и неопытен, что считал, будто этот грохот, холод, огонь - и есть жизнь на земле. Котенок ни о чем не просил и ни на что не жаловался. Солдаты забрали его к себе в землянку, но при очередном налете его контузило, и он все равно погиб.


Тяжела была судьба кошек в блокадном Ленинграде. Подробнее здесь
Тем не менее, несмотря на тяжкую участь, несмотря на свою малость и слабость, кошки помогали людям.
4-го ноября 1942 года в Баренцевом море фашистскими самолетами и торпедами был потоплен пароход «Декабрист». Экипаж спасался в шлюпках. Надежда Наталич, сестра милосердия, захватила кота Мишку, который ходил с ней во второй рейс. Когда на четырнадцатые сутки шлюпку прибило к острову, и на острове разразился буран, люди легли в снег под парусами и замерзли. Надежду спас Мишка, который вначале не давал ей заснуть - бил лапой по лицу, царапался, а потом, когда она заснула, разрывал лапами снег, чтобы не задохнулась под снегом. И нашли их только по мяуканью кота.
В 1941 году на одной из зенитных батарей, охранявшей небо Ленинграда, жил кот Васька. У него была одна особенность: до появления немецких самолетов и до того, как об этом сообщали звукоулавливатели, кот настораживался, поворачивал правое ухо в сторону приближающейся опасности и никак не мог успокоиться. Если вражеские самолеты летели прямо на батарею, кот мгновенно куда-то исчезал и появлялся только после отбоя воздушной тревоги. На наши же самолеты кот не реагировал.
Такое поведение Васьки быстро научились использовать. К весне 1944 года Васька превратился в огромного кота, про которого на фронте рассказывали легенды.
После прорыва блокады зенитная батарея прикрывала наступающие войска в районе Луги. Наша авиация уже полностью господствовала в воздухе, и кот Васька практически потерял работу. Неожиданно один из солдат доложил, что кот Васька «нервничает», показав при этом направление правого уха кота. Прозвучал сигнал тревоги, стволы зениток развернулись в точку, указанную котом. Через несколько минут над лесом на небольшой высоте показался наш «ястребок», в хвост которому заходил немецкий «мессер». Первым же залпом фашист был сбит. Через несколько дней на батарее появился молодой летчик. В штабе фронта он узнал, какая батарея спасла ему жизнь, и приехал поблагодарить. Ему тут же показали Ваську и подробно рассказали, как все получилось. Летчик сначала не поверил и решил, что его разыгрывают, а потом долго хохотал, глядя на толстого рыжего кота. Он на прощанье гладил его и через несколько дней прислал на батарею несколько килограммов свиной печенки - для Васьки.
Когда пришел День Победы и наступила демобилизация, старшина Иван Иванович, уезжая, забрал с собой кота Ваську.

Кот
На тюфячке, покрытом пылью,
Он припеваючи живёт,
Любимец третьей эскадрильи —
Пушистый одноухий кот.

Землянка — тесное жилище,
Зато тепла землянка та...
Комэск в селе на пепелище
Нашёл бездомного кота.

Бывает — полночь фронтовая,
Темно... По крыше дождь сечёт...
И вдруг, тихонько напевая,
На стул комэска вспрыгнет кот.

Снаружи ветер глухо воет,
В окошке не видать ни зги...
А кот потрётся головою
О фронтовые сапоги,

И просветлеет взгляд комэска,
Исчезнет складочка у рта.
Как полон золотого блеска
Давно забытый взгляд кота!

И кажется, не так уж сыро,
И дождь в окно не так стучит.
Уютной песенкою мира
Кота мурлыканье звучит.

И словно не в консервной банке
Горит фитиль из волокна,
И мнится, что в пустой землянке
Вот-вот заговорит жена.
Д. Кедрин

Котёнок
В снегу лежал и плакал, как ребёнок,
Полузамёрзший серенький котёнок.
Он уцелел единственным из тех,
Кто жил в посёлке. Падал крупный снег...

Котёнок плакал. Узкими глазами
Глядел, вокруг не видя ничего.
В тот миг снежинки на усах его
Казались нам замерзшими слезами.

И не стерпело сердце у бойца,
То сердце, что узнало столько горя
И столько бед, которым нет конца.
И он склонился с ласкою во взоре

Над маленьким котёнком, осторожно
Взял на руки, как драгоценный клад,
Согрел его и говорил тревожно
Своим друзьям-товарищам солдат:

— Ну как же быть несчастному зверюшке?
Ну не бросать же, братцы, одного,
Ведь как-никак живое существо —
Погибнет у разрушенной избушки...

И улыбнулся строгий старшина:
— Возьмём с собой, хоть он без аттестата...
Мела метель, и ухала война,
Котёнок спал за пазухой солдата.
А. Горбачёв

Кот-зенитчик
Давным-давно была война.
Давным-давно прошла она.
Но до сих пор, когда не спится,
Листаем мы ее страницы...

Сквозь дым спалённого села
Шла батарея эМЗэА.
Вдоль улиц, где горели хаты,
Брели усталые солдаты.

Привал! Попить воды из банки,
Быстрей перемотать портянки,
Цигарку наспех завернуть,
Перекурить — и снова в путь!

Людей в селе давно уж нету.
Ушли блуждать по Белу Свету.
Лишь на печи сгоревшей хаты —
Котёнок, рыжий и лохматый.

Наш старший, сплюнув папироску,
Котёнка взял в свою повозку,
Остатком каши угостил
И кличкой «Рыжик» окрестил.

Котёнок быстро понял службу,
Ценя отзывчивость и дружбу,
И вырос, явно неспроста,
В большого рыжего кота.

Как все коты с хорошим нюхом,
Наш обладал и чутким слухом.
Способность очень как важна
В те непростые времена!

За полминуты до налёта
Фашистских чёрных самолётов
Кот вдруг вздымался, как свеча,
Во вражью сторону рыча.

Что тут гадать, как говорится?
Его село бомбили фрицы.
Гул самолётов, как беда,
В кота вселился навсегда.

Как важно знать в пылу атак,
Откуда наступает враг!
А для зенитной батареи
Такой момент всего важнее!

За месяц резко наш расчёт
Победам увеличил счёт,
Подняв престиж на высоту.
И всё — благодаря коту!

Весна земле всегда к лицу.
Война успешно шла к концу.
Мы отдыхали, не спеша,
Победным воздухом дыша.

Вдруг Рыжик — словно шерсти клок!
Рычит и смотрит... на Восток!
Не можем подобрать слова:
Как на Восток? Ведь там — Москва!

Хоть и с сомненьем на лице,
Берём тот сектор на прицел...
И видим, как, кренясь на бок,
Летит дымящий «ястребок».

За ним, на той же высоте —
Бубновый «фокер» на хвосте,
Стремясь победой кончить спор,
Стреляет чуть ли не в упор!

Ребята порцией свинца
Насквозь прошили наглеца!
Фашистский ас, как будто лом,
Воткнулся в землю за селом.

Наш «ястребок», качнув крылом,
Ушёл на свой аэродром.
А утром, прихватив вина,
Приехал лётчик в орденах!

— Эх, братцы, что тут говорить!
Кого из вас благодарить?
Кто тот провидец и стрелок,
Что в ту минуту мне помог?

И что он слышит от солдат?
— Во всём наш Рыжик виноват!
Он послан нам, как божий дар,
И безотказен, как радар!

Тут в пору у виска крутить!
— Друзья, не надо так шутить!
Но подоспевший старшина
Интригу разъяснил сполна.

Наш лётчик — человек бывалый:
Достал тушёнку, спирт и сало.
А утром, только рассвело,
Привёз печёнки два кило!

— Друзья, примите эту тару,
Тут всё — для вашего Радара!
Еда важнее всех наград!
Я думаю, он будет рад!..

Когда закончилась война,
Кота домой взял старшина.
Хранят поныне те места
Потомков рыжего кота!

Крепка пусть будет и сильна
Непобедимая страна!
Не зря враги вокруг лютуют!
У нас коты — и те воюют!
К. Фролов

Котёнок Сталинграда
Был краткий миг затишья. Замолчали
Орудия войны всего на миг!
Солдаты от стрельбы уже устали.
Вдруг в тишине раздался чей-то крик.

Недавно бой гремел здесь, у вокзала.
Котёнок выжил, избежав беды.
Поверить было трудно. Из подвала
Шел, оставляя на снегу следы…

Притих котёнок на руках солдата.
Согрелся, бедолага, разомлел.
Как будто говорил: «Я свой, ребята!»
И песню промурлыкал им, пропел.

Оттаяли сердца у пехотинцев,
Забыв на миг, что снова будет ад.
Котенка ждали впереди гостинцы:
Ведь он своим теплом согрел ребят.
Е. Леонова

Кошки в блокадном Ленинграде
Шла по городу кошка,
Медленно, по проспекту,
Грандиозно ступала,
Гордо вокруг смотрела.

Люди шептали: «Кошка!
Вы посмотрите — кошка!
Надо же, ну и чудо!»
Долго ей вслед глядели,
Восхищенно вздыхали…

А пожилой профессор
Снял аккуратно шляпу
И поклонился кошке.

Солнце слепило окна,
Солнце дробилось в лужах,
Шла, прищурившись, кошка,
Королева проспекта —
Выжившая в блокаду.
Т. Луговская

Об этой победе не пишут в учебниках
Самым маленьким бойцам посвящается

Когда народ наш разгромил фашистов,
И завершился у Кремля парад,
Был поднят «под ружьё» десант пушистых,
Спасать от крыс любимый Ленинград.

Прорвав блокаду, город был не в силе
Избавиться от полчищ грызунов.
Взрывали их и танками давили!
Но крысы размножались всё равно.

Их становилось с каждым днём всё больше.
В атаку шла прожорливая рать.
Но в Ленинграде не осталось кошек,
Чтоб одолеть зубастую напасть.

А люди неспроста тревогу били —
Реальная опасность налицо.
И вот тогда помчался из Сибири
Состав мурчащих маленьких бойцов.

В подъездах, во дворах и в переулках,
В музеях — от подвалов и до крыш
Отважно бились Мурзики и Мурки,
И рвали в клочья легионы крыс.

Для них не предусмотрены медали.
Ведь мир ещё не знал такой войны!
А кошки, как и люди, погибали,
Когда их силы были неравны.

Весь Ленинград так радовался маю,
И тишине до самого утра.
Но ночь взрывало боевое: «Мяу!»,
Как громкое, победное: «Ура!»

Пусть кто-то посчитает за легенду —
И всё-таки рассказы не пусты:
Внесли в победу кошки свою лепту,
Подняв, как флаги, серые хвосты.

Прошли года и всё теперь спокойно;
Пушистый друг везде создаст уют.
Но крысы всех мастей должны запомнить —
Врагов у нас и кошки раздерут.
Айрин Зэд

Блокадный кот
БЛОКАДА... Слово жуткое какое...
Костлявый ад и голод в нём слышны.
Будь проклят тот, кто это всё устроил,
Не смог договориться по-простому:
Чтоб без смертей, без крови... без войны!

Мой муж, майор, едва успел собраться —
Уже машина ждёт его внизу.
Девчонкам от отца не оторваться...
А младшенькая положила зайца:
«Чтоб не скучал! Далёко повезут!»

А я — поверишь, Таня, — ни слезины!
Как истукан, застыла у окна.
К груди прижала кошака, Максима,
И затвердела. Стала как машина.
Война, ну что поделаешь, — война!

Потом с эвакуацией тянули,
Потом — уже под Гатчиной бои...
Завод живёт: нужны снаряды, пули!
И лето, осень — мигом промелькнули...
Ох, бедные девчоночки мои!

Они ведь, Танька, знаешь — ленинградки!
В чём держится душа... А в дом войдёшь:
— «Ну, как дела?» — «Всё, мамочка, в порядке!
Вот: я для Даши сделала тетрадки,
Играли в школу...» А в ручонках — дрожь.

Мне, Таня, на заводе легче было:
Похлёбку выдавали на обед.
Там не до мыслей горьких да унылых,
Ты механизм, животное, кобыла,
И адская работа — словно бред...

Мне наша повариха, тётя Маша,
В горсть крошек набирала... А потом
Бежишь домой: как там мои бедняжки?
Заварят крошки кипяточком в чашке —
И завсегда поделятся с котом.

Так вот, Танюшка... Про кота, Максима.
На целый дом — а в доме сто квартир
(Жильцов-то меньше) — из котов один он.
Других поели... Это — объяснимо,
Быть может, коль с ума сошёл весь мир.

Соседка Галка всё пилила, сучка:
«Ты дура! Ведь по дому ходит зверь!
Глянь на девчонок! Будто спички — ручки!
Помог бы им сейчас мясной-то супчик...»
А я — крючок покрепче вбила в дверь.

Но становилось горше... Холоднее...
Не спрячешься, коль в дом стучится смерть!
А старшенькая месяц как болеет
И, забываясь, шепчет: поскорее...
Я больше, мама, не могу терпеть...

Что тут со мною сделалось — не знаю.
На кухню я метнулась за ножом.
Ведь я же баба, в сущности, не злая,
А словно бес вселился... Как могла я?!
Взяла кота: Максимушка, пойдём!

Он, несмышлёный, ластится, мурлычет.
Спустились мы к помойке во дворе.
Как жуткий сон всё вспоминаю нынче,
А ведь кому-то это, Тань, привычно —
Скотину резать в супчик детворе.

Спустила с рук... Бежал бы ты, котишка,
Уж я бы за тобой не погналась...
И вдруг гляжу — а он не кот! Мальчишка...
«Голодный бред»?! Ну это, Танька, слишком!
Ещё скажи похлеще: напилась!

Трезва, в своём уме... А мальчик — вот он.
Косая чёлка, грустный взгляд такой...
В рубашечке, на голове пилотка...
Запомнились сапожки отчего-то:
Оранжевые, новые — зимой!

Он словно понимал. И не спасался.
Не убегал. Пощады не просил.
Прищурюсь — кот. Глаза открою — мальчик.
... я, Танька, пореву. Что было дальше —
Рассказывать без слёз не хватит сил!

Ох, как я нож-то, дура, запустила!
За дровяник! В сугроб! Чтоб сгнил навек!
Как я Максимку на руки схватила,
Ревела как! Прощения просила!
Как будто он не кот, а человек!

Не чуя ног, домой взлетела птицей
(Ползёшь, бывало, вверх по полчаса),
Котишка крепко в воротник вцепился,
И слышу — что-то без меня творится:
В квартире смех, чужие голоса!

И старшая выходит — в синем платье,
Причёсана: мол, гости! Принимай!
Вот, прямо с фронта — лейтенант Арапов,
Привёз посылку и письмо от папы.
Я, мам, пойду на кухню — ставить чай!

Как будто не болела... Что за чудо?!
... Посылка эта нас тогда спасла.
Как выжили мы, говорить не буду,
Да и сама ты знаешь: было трудно...
Но Женька в школу осенью пошла!

Там хлеба с чаем малышне давали,
Кусочек невеликий, граммов сто.
Весной в саду пришкольном лук сажали...
...А Галку-то, соседку, расстреляли.
Но только, Тань, я не скажу, за что.

Дорога Жизни стала нам спасеньем:
Все нормы сразу выросли! К тому ж
К нам, демобилизован по раненью,
И аккурат ко Дню Освобожденья
В сорок четвёртом возвратился муж.

А кот что учудил! — к его шинели
Прилип — смогли насилу оторвать!
Сергей мне прошептал: спасибо, Неля...
Войны осталось — без году неделя,
А впятером нам легче воевать!

... Вот девять лет прошло — а я всё помню.
Котишка наш, представь, уже седой —
Но крысолов отменный, безусловно!
А по весне устраивает войны
И кошек... это... прям как молодой!

А вот и он! Явился, полосатый!
Матёрый зверь — ведь довелось ему
Всех пережить — тех нЕлюдей усатых,
Которые — век не прощу проклятых! —
Устроили блокаду и войну.

Да не мяучь, как маленький котёнок!
Опять Максиму не даёшь поспать.
Ну что, доволен? — разбудил ребёнка!
Танюш, подай-ка мне вон те пелёнки...

Родить решилась, дура, в тридцать пять!..
Е. Заостровцева

Памяти блокадных кошек
Во дворике питерском летним денёчком
Котов старичок увлечённо кормил.
Вовсю улыбался, растроганный очень,
И что-то хвостатым друзьям говорил.

А два паренька хохотали в сторонке,
Мол, дедушка спятил на старости лет.
Смеялись мальцы оглушительно звонко,
Как вдруг обратился к ним вежливо дед.

Ребят попросил подойти и, волнуясь,
Рассказывать стал про блокадные дни.
Рассказывал тихо, немного сутулясь,
И слушали, краской залившись, они.

Поведал старик, что всех Мурок и Васек
От голода люди поели тогда.
И крыс наступило лихое всевластье,
Ведь люди без кошек для крыс не беда.

Утратив боязнь, грызуны обнаглели,
Пройти не давали средь белого дня.
Лишь только смелели, лишь только жирели,
Квартиры и улицы заполоня.

«О, как я и мама мечтали о кошке!
Вам трудно, ребята, представить сейчас.
И скопище крыс встретив вновь на дорожке,
Дрожал я от страха без всяких прикрас...

Но вот в сорок третьем прорвали блокаду,
А дальше котов привезли в Ленинград!
И с крысами те разобрались, как надо,
Устроив зарвавшейся мерзости ад.

Не сразу, конечно, котов было мало,
Но их привозили ещё и ещё.
Я помню, Пушка принесла утром мама,
Пушочек сполна предъявил крысам счёт!

Коты нас спасли, по-другому не скажешь,
Ваш город родной от заразы спасли!
С тех пор для меня каждый кот местный важен
Хвостатой бесценностью нашей земли.

Кормлю ежедневно мурчащее братство,
А коль захвораю — покормит внучок.
Коты сокрушили крысиное царство,
Их должно любить и любить горячо...»

Прервался старик, улыбнулся мальчишкам,
Погладил котов и к парадной пошёл.
Его встретит дома заждавшийся Тишка,
Такой же на вид, как блокадный Пушок.
Б. Филатов

* * *
Когда бессильны были неотложки
И жизнь людская падала в цене,
От смерти нас порой спасали кошки,
Хоть ничего не смыслили в войне.

Не понимая сущности бомбежки
И птиц стальных, разивших наповал,
На страже дома оставались кошки,
Когда хозяев их глотал подвал.

Когда ж кончались мерзлые картошки
И еле тлел отчаявшийся взгляд,
Все девять жизней отдавали кошки,
Хотя, вообще-то, кошек не едят…

Мы их привыкли видеть на обложке
Календаря как «кича» элемент,
А мне сдается, заслужили кошки
Хотя бы очень скромный монумент.
(Автор стихотворения не известен, произведение опубликовано на сайте: obshelit.ru)

Мурка и «мессершмитт»
Есть рифма простая:
кошка — окошко,
Но есть и другая:
кошка — бомбёжка.

Все это я вам говорю неспроста:
Служили на фронте два серых кота —
Коты как коты, даже чуть хитрецы —
К себе из подвала их взяли бойцы.

Еще здесь служила белая кошка,
И знала она, что будет бомбежка.
Все Мурку любили, любили котов
Носить на руках был их каждый готов.

Лишь только пытается взмыть «мессершмитт»,
А Мурка уж выгнулась, грозно шипит
Коты ей под стать — дыбом шерсть у котов
И вовремя полк к отраженью готов.
В. Мазоха

Читайте также День петербургских кошек и котов - о кошках блокадного Ленинграда
Всего просмотров этой публикации:

Комментариев нет

Отправить комментарий

Яндекс.Метрика
Наверх
  « »