Волга: Стихи и поэмы

20 мая в России отмечают День Волги. Праздник призван привлечь внимание к проблеме сохранения Волги — реки, которая является национальной гордостью страны. Волге посвящено много стихов и песен. Приглашаем вас в поэтическое путешествие по Волге — географическое, историческое, патриотическое, экологическое...

 

Волга

Мы русские. Мы дети Волги.

Для нас значения полны

ее медлительные волны,

тяжелые, как валуны.

 

Любовь России к ней нетленна.

К ней тянутся душою всей

Кубань и Днепр, Нева и Лена,

и Ангара, и Енисей.

 

Люблю ее всю в пятнах света,

всю в окаймленье ивняка...

Но Волга для России — это

гораздо больше, чем река.

 

А что она — рассказ не краток.

Как бы связуя времена,

она — и Разин, и Некрасов,

и Ленин — это все она.

 

Я верен Волге и России —

надежде страждущей земли.

Меня в большой семье растили,

меня кормили, как могли.

 

В час невеселый и веселый

пусть так живу я и пою,

как будто на горе высокой

я перед Волгою стою.

 

Я буду драться, ошибаться,

не зная жалкого стыда.

Я буду больно ушибаться,

но не расплачусь никогда.

 

И жить мне молодо и звонко,

и вечно мне шуметь и цвесть,

покуда есть на свете Волга,

покуда ты, Россия, есть.

Е. Евтушенко

 

Течёт Волга:

 

— Ты кто, дружище?

— Я волжанин... —

Земляк прищуривает глаз:

— Скажи мне честно, Лев Ошанин,

Когда там был в последний раз? —

 

Я промолчал, прервав беседу,

Своею огорчён виной.

И вот я еду, вот я еду —

Все лето, Волга, ты со мной.

 

Ах, Волга, Волга, мать родная, —

Отныне в памяти моей

Ты не река, а цепь сквозная

Каналов, шлюзов и морей.

 

Ты русский? Так припасть сумей

К стопам истории своей.

Из нынешнего далека

Вглядись в истлевшие века.

 

А если ты не русский гость,

Так просто знай — в сиянье дня

Тебе коснуться довелось

Того, что свято для меня.

 

Углич

Углич — полный забот трудовой городок,

Что десятки на Волге, а может и сотни.

Но история давних страстей и тревог,

Как нигде,

здесь глядит из любой подворотни,

Капли крови, что Угличе-поле твоё

На былом рубеже оросили,

Разлились, разлились —

через меч и копьё, —

Словно Волга до глаз заливая Россию.

Мать-история заполыхала, трубя,

Над бедою склоняя плакучие ивы.

И пошли лжедимитрии через тебя,

Твоим именем, Углич, топча наши нивы,

Где теперь они? Знают одни облака —

Все поднявшие меч полегли под мечами.

Славься, Углич! Шумите, былые века.

Мы ступаем по вашим ступеням. Вы с нами.

 

Ярославль

Что ж, разберёмся, Ярославль, постой —

Хоть и в твоих церквах не новы лики,

Ты был когда-то скромной крепостцой

Перед Ростовом — городом великим.

Но таковы веления судьбы.

Упрямой продиктованные Русью, —

Как всадник ты взметнулся на дыбы,

Ростов оставив в полузахолустье.

 

Пусть мне слегка обидно за Ростов —

Мальчишкой жил я в нем с сестрой и братом,

Но за тебя хоть в драку я готов —

Ведь все мы ярославские ребята.

И в памяти моей всегда живет

(Чтобы исчезнуть, нет такого срока)

Мост через Волгу, шинный твой завод,

И твой театр, и храм Ильи-пророка.

 

* * *

Волжская сторона лесная —

Детских шалостей щедрый улов...

Лучшим художником из всех, кого знаю,

Был Михал Михалыч Щеглов.

Наверно, в живых давно уже нет его.

И мне неизвестны его труды.

Но он меня за волосы,

Пятилетнего,

Вытащил из волжской воды.

 

* * *

Придет тоска,

Пахнет бедой, —

Как тихий плот я сердце сплавлю

К серебряному Ярославлю,

К родному Рыбинску

Водой.

 

* * *

Я не лечу, не еду, а плыву

На родину. И это непривычно.

Я снова детство вижу наяву,

И всё вокруг принадлежит мне лично.

 

И эта сумасшедшая вода

Не для обиженных, не для усталых.

И вновь бросает месяц невода

И ловит зазевавшихся русалок.

 

Река летит в ивняк и бересклет,

Гремит по всем диезам и бемолям.

И город детства через столько лет

Встаёт над разливающимся морем.

 

Здравствуй, Рыбинск!

Для иных ты был песней

в бурлацкой гульбе,

Для меня ты, как первый мой вскрик

возвращенный.

Каждый раз,

только я приближаюсь к тебе,

Сердце, чуть замерев, застучит учащенно.

Чем ты был?

Просто родиной малой моей,

Просто хлебной, но босой бурлацкой столицей.

Чем ты стал?

Учредителем волжских морей,

Чья волна тебе под ноги любит стелиться.

Чем ты стал?

Колыбелью таких мастеров,

О которых былому Левше и не снилось.

Здравствуй, Рыбинск!

Прими теплоту моих слов,

Окажи мне такую отцовскую милость.

 

Некрасов

Мелькают имена, уходят сроки.

Но есть слова, что через век близки —

У нас, волжан, некрасовские строки,

Как Волга в берега, стучат в виски.

 

Чкалов

Морозец щеки мальчику прокалывал.

А он с пеленок чуял два крыла.

Для неба Волга вынянчила Чкалова,

Ему дорожкой взлетною была.

 

Горький

Сутулый, усталый, такой знакомый,

Обошедший весь шар земной, —

Он мальчиком в люди ушел из дома,

Памятником воротился домой.

 

Чебоксары

Чебоксары...

Где ты, друг-историк, —

Высоко поднимется вода,

Старые дома проглотит море, —

Но его без горя ждут сюда.

 

...Город станет выше, ярче, краше...

К дальним далям от его огней

Поведёт, как говорят чуваши,

Млечный Путь — Дорога лебедей.

 

* * *

Нет красок чище и тревожней,

Нет красок тише и наглей,

Привычнее и невозможней,

Чем у осенних Жигулей.

 

Царёв курган

Вот он здесь стоял, Царёв курган,

Знаменитым был на всю Россию.

Ни волна, ни брань, ни ураган,

Ни века его не подкосили.

 

А чудак нашелся, подошел,

Сдвинул набекрень свою кепчонку,

Взял и экскаваторным ковшом

Разобрал красавца на щебенку.

 

Утёс Разина

Вот отсюда над волжской синью,

Над заволжскою стариной

Замахнулся на всю Россию

Ты мужицкою пятернёй.

 

Беспощадный и бесшабашный

В луны юношеских ночей,

То до бестолочи бесстрашный,

То вдруг мудрый до мелочей;

 

Горько любящий, громко пьющий,

Бессребреник и купец,

То, как бог-отец, всемогущий,

То беспомощный, как птенец;

 

В дикой ярости безобразен,

В удалой доброте красив,

Вот отсюда ты, Стенька Разин,

Начинал свой путь по Руси.

 

* * *

А кроме главной Волги, где небережны

Гудки судов, где разойтись им узко, —

За поворотом, за изгибом берега

Есть старое её, былое русло.

 

Там от воды не пахнут нефтью волосы

И нетревожен дальний звук гудка.

Там называют Волгу тихо —

Волошкой,

И в чистом плеске слышатся века.

 

Гагарин

Разорвав апрельский небосклон

Здесь, на Волге, приземлился он.

 

...Смерть всегда нелепа и жестока.

Вот опять, войдя в свои права,

Человека отняла до срока.

Но легенда звонкая жива.

 

И навеки юности подарен

Тот, ступивший первым за порог,

Тот апрельский, тот живой Гагарин,

Чтобы с ним сверять размах дорог.

 

* * *

Много есть поверий и сказаний.

В Астрахани слышал я одно:

Кто поел тут голову сазанью,

Тот сюда вернется всё равно.

 

Мой знакомец налил в кружки влагу,

Искорками брызнул из ресниц.

— Ешь сазанью голову, бродяга,

И попробуй только не вернись.

Л. Ошанин

Волга

Под темным льдом ворочается Волга.

Она не спит.

Наскучило давно

Ей зимних снов повторное кино.

Но ледохода ждать уже недолго.

Взметнется ввысь из потайных глубин

Волна, сверкая темной позолотой...

Всю зиму Волга бредила работой,

Широким ветром,

Клекотом турбин,

Речных судов гортанными гудками

И вихревою скоростью «ракет»,

Мальчишками, глядящими им вслед

Полночными рыбачьими кострами...

Прекрасно время трудовых забот!

Да будь природа у нее во власти,

Сочла бы Волга для себя за счастье

Гонять суда и чалить их весь год.

...Скорей бы начинался ледоход!

Л. Татьяничева

 

Поэма о Волге (В сокращении)

(Поэма состоит из 17 частей, приведены 14)

 

О Волга, колыбель моя!

Н. Некрасов

 

Из-под камушка течет реченька,

Да Волга быстрая, ой да Волга-матушка.

Народная песня

 

У истока

Вот отсюда, именно отсюда,

Из глубин лесного родника,

Выбегает голубое чудо —

Русская великая река.

 

Легкий дом, как девичья светелка.

Вяз, ольшаник, сумрачная ель.

Стойте, люди!

Здесь родилась Волга,

Здесь ее и дом, и колыбель.

 

Где леском зеленым, где по полю,

Где, как в песне старой, вдоль села

Пробежала, вырвалась на волю

И по вольной воле потекла.

 

Моему саратовскому краю

Волга словно песня соловью.

Каждый день с того я начинаю,

Что на зорьке Волгу навещаю

И о многом с нею говорю.

 

И душа давно запеть велела

Про ее державные дела.

Только для веселого запева

Мне недоставало буквы «а».

 

Не хватало этого истока,

Где теперь растроганный стою,

Не хватало этого восторга,

Что реке великой отдаю.

 

Я стою в немом благоговенье,

Обратясь к деревьям и кустам.

Как ходили раньше на моленья,

Так и я пришел к святым местам.

 

Но пришел сюда я не молиться,

Зов моей души совсем иной.

Я пришел, чтоб в дальний путь пуститься

Вместе с ней, великой и родной.

 

К твоему истоку шел я долго

По годам, по песням, по судьбе.

Дай мне силы, дорогая Волга,

Чтобы мог пропеть я о тебе.

 

И пойду вослед я за тобою

С доброй мыслью от холма к холму.

Чтоб дорожной не болеть тоскою,

Я с собой читателя возьму.

 

Мы пройдем по городам и весям,

Где краса земли не взаперти.

На весах души возьмем и взвесим

Все, что попадется на пути.

 

Собирайся, если духом молод,

С доброй мыслью от холма к холму.

Ты увидишь Ярославль-город

И услышишь чудо-Кострому.

 

Там вдали встает из-за туманов

Город Горький, кремль его и вал,

И Казань, где молодой Ульянов

Азбукой борьбы овладевал.

 

Сколько ждет рассветов и закатов!

Выходи в дорогу и не трусь.

Заведу тебя в родной Саратов,

Самым сокровенным поделюсь.

 

Волга, Волга, я иду! За это

Беспокойства дай мне и любви,

Вдохнови на новый труд поэта

И в далекий путь благослови.

 

Афанасий Никитин

Древний город Калинин,

А по-старому — Тверь,

На великой равнине

Открывает нам дверь.

 

Входит с доброю речью,

Созерцаем, глядим,

А над Волгой навстречу

К нам знакомый один.

 

Жизнью тертый, бывалый

Знаменитый купец,

Малый славный, удалый,

Молодцом молодец.

 

Сколько было событий

И сменилось эпох.

Афанасий Никитин,

Ты стоишь, словно бог.

 

Но не тот, что изъездил

Поднебесную тишь.

Словно бог путешествий,

Ты на камне стоишь.

 

Русь тебе благодарна!

Сам себе господин.

Ты дорогой коварной

За три моря ходил.

 

Был твой путь да негладким

Не во сне, наяву,

Как в Стамбул без оглядки

Нес тверскую молву.

 

Был твой путь да неблизким

От родимых берез,

Как к пределам индийским

Славу Родины нес.

 

Те индийские дали

С твоей легкой руки

Нам давно уже стали

Задушевно близки.

 

Наш удел не из легких.

Не с того ль, что ни год,

Ветер странствий далеких

Нам уснуть не дает.

 

Сколько нынче по свету,

Презирая уют,

Путешествуя, едут,

И летят, и плывут.

 

Много всяких и разных,

Молодых, пожилых. —

Только я не о праздных,

Я совсем не о них.

 

Я о тех остроглазых,

Забывающих сны,

Тех, кто ищет алмазы

Для народной казны.

 

Я о тех, кто открытий

Ищет в трудной судьбе.

Афанасий Никитин,

Ну спасибо тебе!

 

Проплывают столетья,

И давно уже стал

Пьедесталом бессмертья

Твой тверской пьедестал.

 

Нынче в веке двадцатом

Тем же самым путем,

Где ходил ты когда-то,

Мы по Волге идем.

 

По душе и по долгу

Нам до Каспия плыть.

Нам увидеть бы Волгу,

Нам бы Волгу открыть

 

Для незрячих и зрячих.

Вот о том-то и речь.

Пожелай нам удачи

И — до будущих встреч!

 

Углич

Едва возник передо мной

Печальный храм, я оглянулся

И сразу в древность окунулся,

Как говорится, с головой.

 

И сразу — боже упаси,

Пусть и во сне не повторится! —

Открылась жуткая страница

Седой истории Руси.

 

Пока ее перевернешь,

И душу обретешь на муки,

И обожжешь не только руки,

Себе всю душу обожжешь.

 

Я прикасаюсь к ней.

Итак,

Царевич, вижу я, играет

И, глупый, не подозревает,

Что прячет за спиною дьяк.

 

А солнце светит — не взглянуть,

Большое, щедрое такое.

Не может быть, чтобы плохое

Сегодня сделал кто-нибудь.

 

Весна и солнце!

Но в Москве

Еще не царь, на царском месте

Борис от дьяка ждет известий

В тревоге тайной и тоске.

 

Он дело знает, Годунов,

Все рассчитал политик хитрый:

Как только сгинет мальчик Дмитрий,

Он, Годунов, в цари готов.

 

Уж он-то душу отведет

И повернет куда как круто.

Не одного коснется смута,

Под смутой будет весь народ.

 

И воцарится всюду мрак,

И в душах будет как в пустыне.

На крепостную цепь отныне

Крестьян посадят, как собак.

 

Все у него в ходу: и лесть,

И наговоры, и витийство.

И это подлое убийство —

Лишь только б на престол воссесть!

 

Лишь только бы любой ценой

К желанному пробиться трону,

Надеть державную корону,

И всех противников — долой!

 

Но первым сгинет главный враг —

Царевич.

Где он?

Он играет

И, глупый, не подозревает,

Что за спиною прячет дьяк.

 

А дьяк все ближе. Смерть крыла

Свои над мальчиком простерла.

Нож перехватывает горло,

И солнце застилает мгла.

 

Не испытав еще судьбу,

Упал царевич, как споткнулся...

В тот миг кровавый содрогнулся

Сам Грозный, говорят, в гробу.

 

Народ в смятенье и тоске.

Каким сиротством веют лица!

И вот уже детоубийца

Корону меряет в Москве.

 

Прочь от его кровавых рук!

И память я переключаю

И все вниманье обращаю

На то, что рядом и вокруг.

 

Звучат шаги.

Шуршит песок.

И, состраданием объяты,

Глядят на древность экскурсанты.

А день так нежен и высок.

 

И я от «Спаса на крови»

Смотрю на все, подобно судьям.

И чувствую к земле и людям

Еще сильней огонь любви!

 

Я из эпохи роковой

Того далекого смутьяна

Спешу и радуюсь: как славно

Сияет Волга предо мной.

 

И любо на нее взглянуть

И знать: родная не обманет.

Вот вновь зовет она и манит,

И продолжается мой путь.

 

Поэт

Новый день.

Подходим к Ярославлю.

Я старинным городом живу.

И себе на память я оставлю

Эту ярославскую главу.

 

Храмы, храмы... Сколько ярких красок!

Ярославцы в деле так лихи.

Видите, выходит к нам Некрасов?

Слышите, звучат его стихи?

 

Зря ли с музой гнева и печали

Горевал на этом берегу.

Те стихи, что и при нем звучали,

Я и в наше время берегу.

 

Нет в семье поэтов многоликой

Никого, кто б, нежен и суров,

Посвятил реке своей великой

Столько гордых и горчайших слов.

 

Пел поэт. Поля мерцали голо.

Дарья замерзала на снегу.

Он всю силу русского глагола

Обратил на службу мужику.

 

Языка хранитель и кудесник,

Поднимаясь до его высот,

Он порой певал такие песни,

Что светлел душою весь народ.

 

Восхищаюсь силой богатырской.

Вот достойный зависти удел!

На стезе словесности российской

Сколько он талантов разглядел.

 

В мастерстве порывистый и резкий,

Шел поэт по жизни напрямик.

Не ему ль обязан Достоевский

Тем, что в душу русскую проник?

 

Помнишь, Волга, как в краю сосновом

Он твоей отзывчивостью жил

И к тебе спешил за крепким словом,

За народной мудростью спешил.

 

Волга, Волга! Дальняя дорога,

То вороний крик, то соловьи.

У тебя поэтов нынче много.

Только где ж глашатаи твои?

 

Где они, кто взял бы да прославил

Красоту твоих кипящих дней?

Где они, кто б сердце вновь заставил

Биться вдохновенней и сильней?

 

Загрустили белые березки

По теплу простых и ясных слов.

Был Твардовский, да ушел Твардовский,

И уж больше не споет Рубцов.

 

Я боюсь народные святыни

Оскорбить неверною строкой.

Дай мне, Волга, одного отныне:

Не солгать ни в чем перед тобой.

 

Чтобы слово, сказанное мною,

К месту и ко времени пришлось

И обычной радостью земною

В сердце чьем-нибудь отозвалось.

 

Точно так, как нежно и сурово,

Легкое доныне на подъем,

Страстное некрасовское слово

В сердце отзывается моем.

 

Глава Костромская

Русь начиналась не вчера.

Русь начиналась с топора.

И той порою был топор

Во всем опорою опор.

 

Топор — оружье от врагов.

Топор — искусство мастеров.

Топор — работа, не игра.

И нет двора без топора.

 

В лихие дни, в годины бед

Топор за все держал ответ.

И не случайно на миру

Русь призывалась к топору.

 

Кормилец он, поилец он.

Плывет над Волгой легкий звон.

Еловый звон, сосновый звон

Плывет, плывет со всех сторон.

 

Кому сарай, кому изба,

Кому оконная резьба,

Кому овин у дальних троп,

Кому дубовый крепкий гроб.

 

Удачлив, ловок и остер,

Вовсю работает топор.

С него за все в хозяйстве спрос:

И за извоз, и за покос,

И за полати, чтобы лечь,

И за дрова, чтоб хлебы печь,

И за сундук — добро беречь.

Вот потому о нем и речь.

 

Железо, камень и бетон —

Все это явится потом,

Пока же — чудо из чудес —

На все еще годится лес.

А лес без топора не лес.

Без топора на кой он бес?

И потому, на руку скор,

Живет и властвует топор.

 

Русь начиналась не вчера.

Русь начиналась с топора.

Сам Петр недаром недуром

Тесал Россию топором.

Тесал и ладил юркий бот

И заодно российский флот,

Тесал России ум и стать,

Чтобы с Европой вровень стать.

 

Я речь завел о топоре,

Когда сегодня на заре,

Как в сказке, чудо-терема

Нам показала Кострома.

 

Ах, дивный город, край лесной,

Горячей пахнущий сосной,

Ты для меня уж тем хорош,

Что на себя вполне похож.

 

Вглядись, читатель, Кострома —

Неповторимая страна.

О как высоко вознесла

Она все эти купола,

Все эти церкви и кресты,

Все эти бани и мосты,

Что с меткой хваткой топора

Сооружали мастера.

 

Увидишь старый темный сруб —

Восторг соскакивает с губ.

И хочется войти во храм,

Поклон отвесить мастерам.

Благодарю я тех друзей,

Кто сказку обратил в музей

И славных предков красоту

Поднял на эту высоту.

 

Смотрю и восхищаюсь вслух:

О как велик народа дух!

Пускай умельцев мастерство

Свое справляет торжество.

 

И я при том не умолчу,

Что им, бесспорно, по плечу

Не только церковь иль изба,

Но и Отечества судьба.

 

Иван Сусанин неспроста

Вот эти древние места

В борении душевных сил

Своей любовью освятил.

 

И, полыхая и горя,

Стоит высокая заря,

И я высокую зарю

За ясный свет благодарю.

 

Я чую с предками родство,

Их золотое мастерство,

Одолевая жизни зло,

Давно к потомкам перешло.

 

Несуетлив и деловит,

И до сих пор топор гудит,

В буквальном смысле что ни год

Сооружает, создает.

 

В буквальном смысле — тук да тук,

И вот, как дело добрых рук,

Встает особая страна —

Веселый город Кострома.

 

Ах, дивный город, край лесной,

Нагретой пахнущий сосной,

Ты для меня уж тем хорош,

Что старину ты бережешь.

 

А в ней народа бойкий ум

И след его высоких дум,

Его игра и озорство,

И труд его, и мастерство.

 

И все тут к месту, все тут впрок,

Во всем намек, во всем урок.

Под топором родится звон. ...

Поклон тебе, земной поклон!

 

Здравствуй, Чувашия!

Вниз по Волге-реке

С Нижня Новгорода

Снаряжен стружок

Как стрела летит

Народная песня

 

Не на том на снаряженном

На старинном стружке

Мы все ниже спускаемся

По великой реке.

Не стружок тот снаряженный

Нашу радость везет —

Белый-белый трехпалубный

Молодой теплоход.

 

И не то что у камушка

Волга светится тут.

Волгу тут Волгой-матушкой

С уваженьем зовут.

Освежая дыханием

И леса и луга,

Еще шире зеленые

Развела берега.

 

Льется, стелется, плавная,

И мы движемся с ней

Мимо низких березничков

И высоких огней.

Мимо барж, мимо танкеров,

Мимо тихих плотов.

Мимо маленьких пристаней

И больших городов.

 

Выйдешь ночью на палубу,

Как к себе на крыльцо,

В душу — песня раздольная,

Свежий ветер — в лицо.

 

Где подводными крыльями,

Где винтом, где веслом,

Как работает славная

В беспокойстве своем!

 

Не прося себе отдыха

Ни на день, ни на час,

На Россию работает,

Ну и, значит, на нас.

 

Прибавляет нам бодрости,

Разгоняет тоску.

Сверху — грузы на Астрахань,

Снизу — грузы в Москву.

 

Дальше — ниже спускаемся

По теченью воды.

А по берегу яблони —

Васильсурска сады.

 

Сколько нови увиденной!

Сколько памятных встреч!

Вот уже и чувашская

Рядом слышится речь.

 

И опять перед Волгою

Исповедуюсь я:

Если ты — наша матушка,

Мы — твои сыновья.

 

Мы — исконные русские,

Чуваши и мордва,

И татары с марийцами —

Это наша братва.

 

На пути историческом,

В многотрудной судьбе

И башкиры с калмыками —

Все причастны к тебе.

 

Если ты наша матушка,

То и делай как мать:

Можешь лаской обрадовать,

Можешь гневом обдать.

 

Если кто переступит вдруг

Наш семейный закон,

Расскажи все в открытую

Ты о сыне таком.

 

Слово самое строгое,

Не колеблясь, скажи,

Заслужил наказание —

Ты его накажи.

 

Накажи, не обидимся,

По-сыновьи поймем.

И тебе мы обязаны

Тем, что в дружбе живем.

 

Никому не позволим мы

Честь твою запятнать.

Ведь на то ты и матушка,

Ведь на то ты и мать.

 

...Что там? Снова сосновые

Голубеют леса.

И палатки по берегу,

Что твои паруса.

 

Что там? Пляжи песчаные,

Дачных домиков ряд.

Чей-то выкрик приветливый,

Чей-то ласковый взгляд.

 

Рядом с кровлей тесовою

Новый каменный дом.

Чебоксары отзывчиво

Мне махнули платком.

 

Тихой дружеской нежности

Мои чувства полны.

«Здравствуй, здравствуй, Чувашия!

И — до новой весны».

 

Тихо-тихо качаются

Огоньки на реке.

Мы все ниже спускаемся

По великой реке.

 

Видение в Казани

Вернусь ли я снова из края чужого

На Волгу, где счастлив я был?

Муса Джалиль

 

И вновь причал. И вновь передо мной

Еще один старинный волжский город,

Еще один вполне достойный повод

Поговорить, История, с тобой.

 

Мне даль веков неясная близка,

И потому из мглы твоей морозной

В мое воображенье входит Грозный,

Приведший Русь на эти берега.

 

Какие здесь блистали имена:

Державин, Пушкин, Герцен, Лобачевский!

Во всем своем великолепном блеске

Они вошли и в наши времена.

 

Я загляну, волнуясь, к ним в музей,

Пройдусь по старым улицам Казани.

Хочу своими посмотреть глазами

На все, о чем я слышал от друзей.

 

Отдам я дань казанскому кремлю,

На шумный город погляжу в молчанье

И нежно пожелаю на прощанье

Большого плаванья большому кораблю.

 

Так думал я в тот миг, когда сходил,

Или, верней, когда сбегал по трапу.

Но лишь сбежал, успев поправить шляпу,

Меня под локоть кто-то подхватил.

 

На башмаках усадистая пыль.

Соленый пот изъел его рубаху.

Вгляделся в незнакомца я — и ахнул:

Передо мной стоял Муса Джалиль.

 

Он подал руку и шепнул: «Пойдем...»

И мы пошли. И шли довольно долго.

И вот стоим на берегу вдвоем.

Стоим, молчим, любуясь милой Волгой.

 

Вдруг он спросил: «А нынче год какой?»

И как-то горько сам себе ответил:

«Для вас, конечно, семьдесят восьмой.

А я все в том проклятом сорок третьем.

 

Да, да, я ведь оттуда, из тюрьмы.

Я не казнен, я жив еще покуда.

Я на часок лишь вырвался оттуда.

И хорошо, что повстречались мы.

 

Уж если ты действительно решил

Теперь напомнить обо мне России,

То позабудь скорей слова пустые,

Что я скажу, другим перескажи.

 

А впрочем, дело даже не во мне.

Нет, нет, во мне. Ведь сам я сделал выбор.

Пусть из седла до времени я выпал,

Но жизнь свою отдам родной стране.

 

С тех пор как там, под Волховом, в бою

Меня фугас предательски контузил,

Я ни на шаг не отступил, не струсил,

Не запятнал, поверь мне, честь свою.

 

Когда фашисты взяли нас в кольцо,

Приговорив к позору и расходу,

Перед лицом товарищей по взводу

Спокойно смерти я смотрел в лицо.

 

Нет, нет, прости, спокойным не был, нет.

Я звал ее, в ней видел избавленье,

Но в самое последнее мгновенье

Мне изменил проклятый пистолет.

 

Судьба оружье выбила из рук,

К бесчестью тело заковала в лагерь.

О мужестве моем и об отваге

Поменьше слов произноси, мой друг.

 

Как я, в застенках тысячи таких,

Никто из нас не думает о тлене.

Скорей умру, чем встану на колени

И дам унизить свой свободный стих.

 

Пока строка жива и горяча,

Ей не страшны потемки мракобесья.

И день придет, моя воскреснет песня

И заклеймит позором палача.

 

Да, день придет, она разрушит тьму,

И, как звезда, мой тяжкий путь укажет,

И обо мне, наверное, расскажет

Моей земле, народу моему.

 

А впрочем, знает обо мне народ

И помнит он, за то ему спасибо.

Ну, я иду. Иду! Я сделал выбор.

Прощай, мой друг... Иду на эшафот».

 

И он ушел, исчез, как некий джин,

Как некий дух в каком-нибудь сказанье.

И по вечерним улицам Казани

Я возвращаюсь к пристани один.

 

В моей душе затронута струна,

Заветная и главная, быть может.

Она воображение тревожит:

Какие здесь блистали имена!

 

...Прощайте, благодатные места!

Меня зовут уже иные версты.

Шумит волна.

В ночи восходят звезды,

И среди них Мусы горит звезда.

 

Жигули

На веселый лад себя настрою,

Ибо отмахали полземли,

Полземли осталось за кормою,

А по курсу — горы Жигули.

 

И такое небо для полета,

И такие кручи впереди,

Что сама собою у кого-то

Выпорхнула песня из груди.

 

И летит, летит она свободно,

Встречные приветствуя суда.

С песней наш народ куда угодно,

Наш народ без песни — никуда:

 

Ни на праздник, ни на бой кровавый,

Ни под сень дворца иль шалаша.

Песня — наша сила, наша слава,

Наша окрыленная душа.

 

Чудится, поют вдали березы,

Берега поют и в поле рожь.

Даже если вовсе безголосый,

Все равно на Волге запоешь.

 

Разудалой песни переливы

Вновь до слез поэта довели.

И стою я, грустный и счастливый,

Жигули мои вы, Жигули.

 

Отчий дом и зимний вечер длинный,

Припозднится гость один-другой,

И бежит бродяга с Сахалина

Той звериной узкою тропой.

 

Затевалась песня и другая,

Что была всем взрослым по душе,

И тогда княгиня молодая

Гордо умирала на ноже.

 

А потом, одаривая душу

Радостью веселой, молодой,

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой.

 

Пело сердце, и земля, и небо,

Пели в доме радость и беда.

Были дни — сидели мы без хлеба,

Но зато без песни — никогда.

 

Без нее, застенчивой и звучной,

Мы шагнуть и шага не могли.

И теперь мы с нею неразлучны,

Жигули мои вы, Жигули.

 

Нежит песню, как жених невесту,

И ласкает песню Волжский хор,

Потому ко времени и к месту

Здесь о новой песне разговор.

 

Вот, бывает, песня народится,

Вроде б та она, да и не та.

С нею ни грустить, ни веселиться

Скукота одна и преснота.

 

Штукари ей в душу поналезли,

Посадили песню под замок.

Приравняли сотворенье песни

К производству мыла и сапог.

 

Умирает, не успев родиться,

Отцветает, не успев расцвесть.

Штукарям уже не до традиций,

И не в счет достоинство и честь.

 

Не стихам уж молятся, а тексту

И меняют душу на рубли.

Разве этот разговор не к месту,

Жигули мои вы, Жигули.

 

И еще случается порою

(Это тоже не ее вина),

Вдруг проглянет что-то в ней чужое,

Будто и не русская она.

 

Будто, изменив исконной вере,

Уж совсем не тем она живет,

И поет в сверхзападной манере,

И костюм, глядишь, на ней не тот.

 

Будто бы не нашим повеленьем

Позабыла песня второпях,

И кому обязана рожденьем,

И на чьих росла она хлебах.

 

Иль ее невежество калечит,

Иль ее безвкусица гнетет?

Верю я, что сам народ излечит,

Сам излечит песню от невзгод.

 

И опять она достанет соки

Из глубин родной своей земли

И вернет себе свои истоки,

Жигули мои вы, Жигули.

 

Словно к богу, обращаюсь к песне,

Предвкушая радостные дни:

Силою Шаляпина воскресни,

Зыкинскою грустью прозвени.

 

И прошу я, милая Людмила,

Спой мне про того ли ямщика,

Спой мне, как Русланова учила,

Чтоб хватила за сердце тоска,

 

Чтобы слезы, чтоб мороз по коже,

Чтобы снова ясно стало мне:

Нет на свете ничего дороже

Этой жизни на родной земле.

 

Чтоб текла той песней Волга наша

Все из края в край родной земли.

За нее и умереть не страшно,

Жигули мои вы, Жигули!

 

Тревога

Какие дали за кормой!

Какой простор передо мной!

И Волга сердцу все видней

Со всей историей своей.

 

В запасниках минувших лет

Чего у Волги только нет.

Чем жил, что выстрадал народ,

Она ревниво бережет

В глубинах памяти. А там

То отразится божий храм,

То оживет вечерний звон,

То чей-то вздох, то чей-то стон.

 

То город встанет над водой,

От долголетия седой.

То песнь послышится вдали

С печалью неба и земли.

 

Ямщик промчится удалой

По Волге-матушке зимой,

Иль пляска вскинется в тиши,

Как праздник тела и души.

 

Бурлак в ночи костер зажжет,

Все это Волга бережет.

Всю красоту былых времен

Она хранит, как дивный сон.

 

Родная русская река

Своим минувшим мне близка,

Но жизнью нынешнего дня

Она милее для меня.

 

И как за кровное свое

Я все болею за нее.

За всю державную красу

Тревогу в сердце я несу.

 

Вот слышу, слышу, за бугром

Опять грохочет черный гром,

И тучи низкие черны,

И нет спасенья от войны.

 

Твои, о Волга, берега

Преступной близостью врага

Осквернены. Я потрясен!

Но благо — это только сон.

 

Отнимут Волгу хоть на час,

Что и останется от нас

Без этих шумных городов

И розовеющих садов,

Без тихой радости полей

И вечереющих огней,

Где нивы силой налиты?

Или без этой красоты,

Что от меня в пяти шагах

На балаковских берегах?

 

Шумит Саратовская ГЭС.

И к ней не праздный интерес

Меня влечет. Нет, я сейчас

Хочу увидеть лишний раз, —

Как Волга (вот уж много лет!)

Из сердца высекает свет

И шлет его по проводам

Заводам, нивам и садам.

 

И светом тем озарено

За веткой яблони окно

В том доме, где родился я,

Где старенькая мать моя

Одна в полночной тишине

Не спит, вздыхая обо мне.

 

И ты представь, читатель-друг,

Себе трагическое «вдруг»,

Представь, что кто-то в миг один

Вдруг остановит бег турбин.

И все живое на земле

За сердце схватится во мгле.

 

В тоске повиснут провода,

Замрут электропоезда,

Предназначенью вопреки

Вдруг остановятся станки.

И каждый, кто работой жил,

Строгал, тесал, кроил и шил,

Кто освещал душой свой труд,

В слепом смятении замрут.

 

И мать моя в родном дому,

Руками раздвигая тьму,

Спугнет с досадой тишину:

«Ах, темь какая! Как в войну!»

 

Родная русская река

Своим минувшим мне близка,

Но жизнью нынешнего дня

Она милее для меня.

 

И Волгу я молю: живи

Во имя счастья и любви!

И Волгу я прошу: теки,

Себя, родная, береги!

 

Благословен твой долгий путь.

Живи, храня и стать и суть,

Да будь душою молода

Сегодня,

Завтра

И всегда!

 

Гуселка

Лишь на лоцманской карте,

Где названия сплошь,

Может быть, даже кстати

Ты Гуселку найдешь.

То дубок, то ракита,

То речушка-ручей.

Чем она знаменита?

Да, пожалуй, ничем.

 

Разве тем, что когда-то,

Не богат, не велик,

С топором и лопатой

Здесь Саратов возник.

Но, проживши недолго,

Он спустился правей,

И осталась Гуселка

Без людей, без огней.

 

И над нею, как гуси,

Проплывали века. ...

Выходи и любуйся,

Как река широка.

Размахнулась, что море,

А у самой воды

Под горой и по взгорью

Все сады и сады.

 

И, в Гуселку поверив,

Я в зеленой тиши

Мир цветов и деревьев

Сотворил для души.

Удивленный приятель

Принасупил свой взгляд:

«Что ты, милый мой, спятил?

И зачем тебе сад?

 

С ним не жизнь, а мученье,

Суета, канитель.

То гони удобренья,

То с лопатой потей,

То с усталости набок,

То дрожи и не спи...

Если хочется яблок,

Так пойди и купи.

 

Сад. Неужто на свете

Нет достойнее дел?»

Я ему не ответил,

Я его пожалел

Даже дважды и трижды.

Не простак по уму,

А вот сказки, поди ж ты, —

Недоступны ему.

 

Приобщаясь к их тайне,

Так прекрасно, старик,

Слушать трав лепетанье,

Знать деревьев язык!

Я уж годы итожу,

Но сказать не могу,

Чем шальные тревожат

На крутом берегу.

 

В тихой заводи поймы

Поскорее причаль,

Разберемся вдвоем мы,

В чем кукушки печаль.

 

Вот и лето поспело.

Воздух мягок и чист.

Пахнет дуб ошалело

И смородины лист.

Поутру в огороде,

Молодой, налитой,

Словно солнце восходит

Помидор над ботвой.

 

Вон под свежестью новой

Ветки тянутся вниз.

Ах, какой он медовый,

Этот сочный анис!

И, как в лучшей из сказок,

Изумляет людей

Волшебством своих красок

Роза Глория Дей.

 

Я без этой рябины,

Без того ли куста,

Сын природы любимой —

Сиротой сирота.

С этим милым крылечком,

С этой милой землей

Не красивым словечком —

Жизнью связан самой.

 

И судьбой своей связан.

Сад — живая родня —

Вплоть до смертного часа

Не оставит меня.

 

Может быть, после смерти,

Как уйду в дальний путь,

Он ко мне свои ветви

С грустью будет тянуть

И вздыхать, зазывая

На Гуселку рассвет:

«Где наш добрый хозяин,

Наш веселый поэт?»

 

Сад зеленый, и Волга,

И восторг соловья...

Ах, Гуселка, Гуселка,

Ты как песня моя.

Милый угол уюта.

Тихий свет. Тишина.

И пригорок, откуда

Вся Россия видна.

 

Звездный пахарь

Богата роща соловьями.

Богата Волга сыновьями.

И об одном из сыновей

Мы разговариваем с ней.

 

Их много, славных и достойных,

Душой и мыслью беспокойных

И повторяющих собой

Ее характер волевой.

 

Кого она не обнимала,

Кого к груди не прижимала,

Кого за ручку не брала,

Кого на подвиг не звала?

 

Того, кто век пахал и сеял,

Грузил, возил, детей лелеял,

Кто обращал руду в металл

И на лугах стога метал,

Кто печи клал в крестьянских избах,

Селил веселье на карнизах,

Кто лес тесал и лапти плел

И кто народ к победам вел.

 

И все они по самой сути

Неунывающие люди

Неунывающей земли

Достойно по свету прошли.

 

И этот сын судьбы отменной,

Душа и гордость всей вселенной,

С улыбкой, покорившей мир,

Как Волге-матушке он мил!

 

Своим ребяческим проворством,

Рабочей хваткой и упорством,

Своей душевной красотой,

Своей высокой простотой.

 

Он сразу стал всем людям другом,

Когда прорезал звездным плугом

Космическую целину.

Как благодарен мир ему!

 

Из нас, по сути, каждый пахарь.

Один без ропота и страха

В науке борозду ведет,

Готовя жатву каждый год.

 

Другой, глядишь, в литературе,

Презрев критические бури,

Наедине с самим собой

Взрыхляет благодатный слой.

 

А третий силою искусства

Такие оживляет чувства,

Что люди даже в забытьи

Их принимают за свои.

 

Да, тем и дорог нам Гагарин,

Прославленный российский парень,

Что не для славы и похвал

Он первым космос распахал.

 

Он вожжи огненной науки,

Являя удаль, принял в руки

И воле подчинил своей

Те миллионы лошадей,

Что вешним днем его умчали

Туда, в неведомые дали,

Где человечества мечту

Он явью сделал на лету.

 

Какое самообладанье!

Какой порыв душевных сил!

От вечной тайны мирозданья

Он свежий пласт отворотил.

 

Пришла пора, свершилось чудо.

Мы скрыть восторга не могли.

Мир вопрошает: «Он откуда?»

А он отсюда, от земли.

 

От этой солнечной российской,

Такой родной, до боли близкой,

Отцовской милой стороны,

Где огороды зелены,

Все в перьях лука и укропа...

За ним следила вся Европа.

Да что Европа — целый мир

Себя открытьем озарил.

 

Друг другу люди ближе были,

Когда восторженно ловили

Его высокую звезду,

Забыв про распри и вражду.

 

И то великое мгновенье

Неслыханного единенья

Сердец, умов и добрых сил

Гагарин людям подарил.

 

Читатель, друг мой откровенный,

Ты вспомни день благословенный,

Тот самый день, когда орла

В объятья Волга приняла.

 

Взгляни на место приземленья.

Здесь, мир повергнув в изумленье,

Вот здесь, где подрастает лес,

В тот день спустился он с небес.

 

Как мы тогда его встречали,

Как мы «ура» ему кричали,

Ему, кто поднял в ту весну

Космическую целину!

 

Взгляни на небо темной ночью,

И убедишься ты воочью,

Как осыпают небосклон

Те зерна, что посеял он.

 

Как по своей сыновьей воле

На то гагаринское поле,

Не зная страха и преград,

Другие пахари летят.

 

Ведет их к звездам чувство долга,

И каждый раз родная Волга,

Храня в душе тот звездный след,

По-матерински смотрит вслед.

 

Мамаев курган

Нет, нами ничто не забыто.

И память, как чуткий экран:

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

Со скорбью вхожу не впервые

На эту вершину борьбы,

Святую вершину России,

Вершину народной судьбы.

 

На Волге, Днепре и на Каме

Нас много пускается в путь

На эти священные камни

Своими глазами взглянуть.

 

Деревня идет и столица,

Детишки идут, старики

Всем тем до земли поклониться,

Кто спит у великой реки.

 

Утрата, любовь и молитва

К священным идут берегам.

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

В суровых боях в Подмосковье

Сумели врага потеснить.

На Волге решается кровью:

Отечеству быть иль не быть?

 

«За жизнь!» — восклицает Верховный.

«За жизнь!» — повторяет Чуйков.

«За жизнь!» —

Из Сибири огромной

Сгущается ярость полков.

 

И гневом кипят перелески,

И сердце исходит тоской,

И в сечу бросается Невский,

И рубится Дмитрий Донской.

 

Нет места пустым разговорам,

Пути к отступлению нет.

Идет по окопам Суворов,

Кутузов сзывает совет.

 

Дом Павлова, яростно-меткий,

У смерти на самом краю.

Сошлись все потомки и предки

За русскую землю свою.

 

За боли за все и обиды

На верную гибель врагам

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

Глаза на минутку прикрою,

И сразу представится мне

Земля, обагренная кровью,

И небо в кровавом огне.

 

О место великой утраты!

Я вижу, в жестоком бою

Как падают наши солдаты

На жаркую землю свою.

 

Померкло за тучами солнце,

И враг наползает опять.

И сил у солдат остается

Лишь только упасть и не встать.

 

Но Волга под грохот орудий,

Смягчая пылающий ад,

С великою нежностью студит

Горячие раны солдат.

 

И Родина — матерь святая

С извечною болью своей,

Карающий меч подымая,

Зовет за собой сыновей.

 

И, слыша призывное слово

В биении грозных минут,

Они поднимаются снова

И снова в атаку идут.

 

И клятва звучит, как молитва.

И пуще огня ураган.

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

И самые дальние версты

Сливаются в этот маршрут.

Сменяются зимы и весны,

А люди идут и идут.

 

За ними Урала березы,

За ними рязанская рожь,

За ними народные слезы,

Которых с души не сотрешь.

 

И каждый клянется заране:

За тех, кто не выжил, — дожить.

И Вечный огонь на кургане

Не в силах тех слез осушить.

 

Вон губы кусает девчонка,

Вон плачет старушка — взгляни!

Пройду потихоньку сторонкой,

Пусть вместе поплачут они.

 

Пусть плачут светло и открыто,

Коль, в сердце подняв ураган,

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

Стою на кургане и вижу

Бегущий троллейбус внизу,

Какую-то старую крышу

И землю, пожалуй что, всю.

 

Ее океаны и горы,

Ее стариков и детей.

Я вижу вражду и раздоры

Стремящихся к счастью людей.

 

И странно, на этой планете,

Где властвуют разум и честь,

Живые носители смерти,

К несчастию, были и есть.

 

А те сумасшедшие годы,

А те перебитые дни,

А те роковые исходы —

Неужто забыты они?

 

Но нами ничто не забыто,

И память о том дорога.

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

Разговор с любимой

Ты думаешь, я запропал?

Ты думаешь, я не тоскую?

Ты думаешь, нежность мужскую

В дорогу с собою не взял?

 

Не то чтоб уж там Одиссей,

По мифам шагающий гулко.

Но Волгой проследовать всей —

Ведь это не просто прогулка.

 

Ведь это совсем не пустяк —

Во встречные годы вглядеться,

Побыть у былого в гостях

На уровне мысли и сердца.

 

Ведь это отчаянный труд —

Найти подходящее слово.

Не то, что с ухмылкой суровой

Поутру с забора сотрут.

 

А то, что горит угольком

И в руки не сразу дается,

Но нежно потом отзовется

В задумчивом сердце твоем.

 

Ты знаешь,

Чего я боюсь?

Боюсь неподвижности тела

И духа. Пропащее дело.

Вот я потому и ношусь.

 

В движении вечном секрет

Всего, что в воде и на суше.

И там, где движения нет,

И реки мелеют и души.

Не скажешь ведь ты, чтоб я шел

К тебе с обмелевшей душой?

 

Ты думаешь, я позабыл?

Ты думаешь, я не скучаю

По нашему дивному чаю?

Давно я с тобою не пил.

 

И в мыслях спешу и спешу

Все время к родному порогу.

Ну хочешь, про эту дорогу

Немного хотя б расскажу?

 

Дней пять, как за нашей кормой

Растаяло диво лесное.

И небо теперь надо мной

Персидским колышется зноем.

 

И кто-то читает впотьмах

Заветные песни Саади,

И месяц Востоком пропах,

Как будто в далеком Багдаде.

 

А ночью гроза пронеслась.

Такое творилось на небе,

Как будто бы в доме у нас,

Когда ты бываешь во гневе.

 

А нынче блаженство и тишь,

Как будто природа устала.

Как будто еще ты не встала

И крепко, любимая, спишь.

 

Ты думаешь, я не люблю?

Ты думаешь, я не ревную?

Улыбку твою огневую

За тысячи верст не ловлю?

 

Терзаюсь я, сердце губя,

Что кто-то там вертится рядом

И с тайной надеждою взглядом

Так страстно ласкает тебя.

 

Вот бросить бы все и бегом

К тебе через долы и горы.

Забыть наши глупые ссоры

И снова остаться вдвоем.

 

Но, если сверну я с пути,

Сама ты за это осудишь

И жестким упреком остудишь:

Не мог, мол, до цели дойти.

 

Но нет, я продвинусь вперед.

Пусть радости будет отсрочка.

Остался один переход,

Его одолею, и точка.

 

Разлука была так долга.

Раскинь для объятия руки!

Но я бы, наверно, солгал,

Что больше не будет разлуки.

 

Ты знаешь, чего я боюсь?

Боюсь неподвижности.

Это Безгласная гибель поэта.

И снова я вдаль унесусь.

 

Опять повидать белый свет

Пойду по воде иль по суше.

Ведь там, где движения нет,

И реки мелеют, и души.

 

Устье

День взошел воистину прекрасен,

И волна баюкает волну.

Где-то здесь суровый Стенька Разин

Утопил персидскую княжну.

 

Полный благородства и отваги

И могучих захмелевших сил, —

На глазах очнувшейся ватаги

Взял ее и Волге подарил.

 

Тянет утро розовую ленту

По горбам синеющих высот.

Мы не будем разрушать легенду.

Пусть она, красивая, живет.

 

...Ниже — дальше. Мы подходим к устью.

Забелела Астрахань вдали.

Отчего же небо дышит грустью

И душа немножечко болит?

 

Оттого ли, что еще немного

Мы пройдем с веслом иль без весла,

И, как песня, кончится дорога,

Та, что от истока привела.

 

Друг-читатель, что-то есть святое

В праздничном теченье вольных рек.

Неспроста над чистою водою

Издавна селился человек.

 

Неспроста, конечно, век за веком

Из материковой глубины

Все по тихим да по быстрым рекам

Шла вперед история страны.

 

До сих пор кричат и стонут галки,

Отпевая в дождик и в туман

Тех князей несчастных, что на Калке

Полонил свирепый Чингисхан.

 

Дон звенит, Урал в степях блуждает,

Холодеют воды Иртыша,

И себя на реках утверждает

Вольная и гордая душа.

 

Но и то, конечно, тоже правда,

Что, векам ведя достойный счет,

Тихая и светлая Непрядва

Через сердце русское течет.

 

Прибывает, радость в людях сея,

К давней славе дедовской поры

Нынешняя слава Енисея

И неугомонной Ангары.

 

Но в любви к российскому раздолью

Все ж у Волги свой особый лад.

Больше всех ей выпало на долю

И побед великих, и утрат.

 

И не только берега крутые,

И не только тучи-облака,

В Волге, словно в зеркале России,

Судьбы отразились и века.

 

Заросли черемух и акаций,

Новые причалы и мосты,

Яркие зарницы гидростанций,

Старых кладбищ ветхие кресты,

Травы луговые и деревья,

Лодки, самолеты, поезда,

Темные от времени деревни,

Светлые от нови города.

 

В Волге отразилась вся Россия,

Песни, сказки, близь ее и даль,

Все ее могущество и сила,

Вся ее тревога и печаль.

 

Волга, Волга, глянуть любо-мило

На тебя — ты вся в моей судьбе.

И за то, что ты меня кормила,

И за то, что ты меня поила,

И красу России приоткрыла, —

До земли я кланяюсь тебе!

 

Отпылали, отсняли зори,

Что с тобой делил я до сих пор.

До свиданья!

Вон уже и море

Распахнуло солнечный простор.

 

Я иду все дальше.

Ты за это

Беспокойства дай мне и любви,

Вдохнови на новый труд поэта

И в далекий путь благослови.

Н. Палькин

 

По Волге

 

1. «По Волге бегут теплоходы…»

По Волге бегут теплоходы,

Как праздник, горя белизной,

И пенного следа разводы

Сливаются с серой волной.

 

Буксиры с зарею туманной

Привычным трудом заняты.

За ними змеей деревянной

Ползут, извиваясь, плоты.

 

В их облике мало героики,

Но как их пути далеки —

Куда-то на шумные стройки

В низовьях великой реки!

 

А здесь под зарею белесой

Откосов легла полоса,

Скользят ярославские плесы,

Идут костромские леса.

 

Хорошая нынче погода!

Я, парус слегка наклоня,

Взрезаю волну теплохода,

Подхвачен сиянием дня.

 

И дыбом стеклянные горы

Встают у меня на пути.

Просторы, просторы, просторы…

От них никуда не уйти!

 

2. В шлюзах

Я этот сонный мир церквушек безымянных,

Лоскутных, узких нив, погостов деревянных,

Знакомых с детства мне, уже не узнаю —

Так изменилось всё в глухом моем краю.

 

Там, где лесной ручей бежал, горласт и боек,

Белеют корпуса рабочих новостроек,

Несут в колхозы ток тугие провода,

А воду подперла бетонная гряда.

 

Пока, журча, река лилась в утробу шлюза,

Вздымая на плечах баржу с мешками груза,

Смотрел я, как в простом, в горошинах, платке

Старуха берегом шла с посошком в руке.

 

Губами шевеля тревожно и несмело,

Казалось, что-то нам она сказать хотела —

Упрек или привет, — не мог я разобрать…

Дул ветер. Серебром ходила Волги гладь.

 

И вдруг могучее гуденье теплохода

Весь берег потрясло. Раскинув крылья входа,

Заслон раздвинулся, открыв широкий путь,

И приняла река нас на тугую грудь.

 

Какая сразу ширь! За маяком на створе

Новорожденное вскипало пеной море,

А чайки белые, едва задев волну,

Зигзагом молнии взмывали в вышину.

3. Осенние дали

Здесь солнцем по земле раскиданы лучинки

Сквозь сосен частокол.

И колют сердце мне смолистые хвоинки,

Как сотни звонких пчел.

 

Дрожит и дышит бор, переплетенный с тенью,

В ушах немолчный звон.

И лег я на траву, весь обессилен ленью,

В цветы — со всех сторон.

 

Уж доверху полна опенками кошелка,

А там сквозь сеть ветвей

Струистым оловом проблескивает Волга —

То тише, то живей.

 

И, шорохам вершин широким вздохом вторя,

Прохладный ветерок

Дыханием лугов и Рыбинского моря

Моих коснулся щек.

 

Заволжской стороны багряные просторы,

Осенние леса…

Там, в поймах, в островах, расшитая в узоры,

Заката полоса.

 

Так вот откуда ты брала родную силу,

О русская душа,

Вот что тебя в грозу на подвиг вдохновило

И чем ты хороша!

 

Привольной осени обилье золотое,

Рожденное трудом,

Мне словно матери лицо, всегда живое,

И милый сердцу дом.

 

К какой бы ни неслись звезде или планете

Ракеты-корабли,

Я знаю: для меня нет ничего на свете

Родней моей земли.

 

И пусть галактика струит свои морозы —

Я унесу с собой

И легкий шелест рощ, и желтый лист березы

Над Волгой голубой.

В. Рождественский

 

Волга: Поэма

Седые тучи тянутся за Волгу.

Предутренняя стынет синева.

Над Жигулями пасмурно. Заволгла

Пожухлая осенняя трава.

 

Слоистые ползучие туманы

По камышам и плавням залегли.

Сурово молчаливые курганы,

Как стражи, поднимаются вдали.

 

Так вот она, широкая какая,

Встает навстречу, глаз не утоля,

Исконная, родная, золотая,

Никем не покоримая земля.

 

Копни ее. Прислушайся. И снова

Об острие ударится, звеня,

Пернатый шлем Димитрия Донского

И две подковы борзого коня.

 

Копни еще: заржавленные латы,

Копье и щит, нагрудник и стрела.

За веком век. Давным-давно когда-то

Здесь сеча небывалая была.

 

Сухой песок до солнца поднимая,

Выхватывая звонкие клинки,

Сюда врывались конники Мамая

Через пустынные солончаки.

 

Лохматые, растрепанные кони

Вставали на дыбы перед рекой.

Димитрий наблюдал из-под ладони

И на врага указывал рукой.

 

И вот пошли, почти с землею вровень,

Галопом на становище врага.

Уже текут потоки теплой крови,

И кровью обагряются луга.

 

Уже несутся с посвистом и гиком,

Напористы, по-русски горячи,

Врагов из седел вышибая пикой

И щит о щит перекрестив мечи.

 

И грудью в грудь — дубиной по сопатке,

Забрало сорвано — наверняка.

На желтом горле в мертвой, цепкой хватке

Лиловая сжимается рука.

 

Захлебываясь розовой и пенной

Слюной, он зарывается в песок,

И набухая солнцем постепенно,

Багровый разгорается восток.

 

Тяжелые, медлительные птицы

Хозяйственно садятся на тела.

...В огне и громе полыхал Царицын.

Здесь битва небывалая была.

 

К косматой гриве грудью прилегая,

Выплескивая тонкие клинки,

Сюда рвались драгуны Улагая,

Стремительны, отчаянны, легки.

 

И каждый будто вылит из железа,

И каждый по-звериному свиреп.

Но этот край был нужен до зарезу,

Как воздух, как насущный хлеб.

 

И назревала яростная сила,

Она такой живительной была,

Она живых к победе выносила

И мертвецов к бессмертию вела.

 

И шли полки. И таяли. И снова

Другие плотно замыкали строй,

Как будто мертвых поднимало слово

И снова в смертный выводило бой.

 

И в орудийном грохоте и реве

Песчаные дрожали берега.

Уже текли потоки теплой крови,

И кровью обагрялися луга.

 

Заря от дыма, холодея, блекла.

В огне и дыме таяла звезда.

Но громыхали, вышибая стекла,

Из всех калибров бронепоезда.

 

Но конница летела цепь за цепью,

Ковыль до конских не касался ног.

И пробежал, едва заметный, степью

Оледеневший души холодок.

 

И, грудью в грудь сойдясь у переправы,

С плеча, с размаху, ото всей руки,

Наотмашь, в лоб, налево и направо

Разбрасывали молнии клинки.

 

И офицеры падали. И в муке

Сжимались пальцы (жизнь на волоске),

Раскидывали холеные руки,

Как на распятье, на сыром песке.

 

Могилы их не стережет ограда,

Их кости дождик медленный сечет.

...Столбы земли встают над Сталинградом.

Здесь битва небывалая идет.

 

На жизнь и смерть. И сталь гудит зловеще

И изрыгает бешенство огня.

И на ветру пронзительно скрежещет

Снарядом раздробленная броня.

 

И, немца в темноте подкарауля,

Через передний край наискосок,

Как иволга, над Волгой плачет пуля

И в бронзовый врезается висок.

 

Зеленые и синие ракеты

Густую ночь, как одеяло, рвут,

И танки, опрокинутые где-то,

Как раненые мамонты ревут.

 

С когтистыми распятиями свастик,

Они ползут сквозь брустверы и рвы.

На башнях, неуклюжих и горбастых,

Сплошная грязь, пучки сырой травы.

 

Но, подпустив вплотную, до отказа,

И выкрик: «К бою!», и команда: «Бей!» —

Как факелы, их поджигают сразу

Укрытые засады батарей.

 

А сколько их сюда нагнали, жадных

До нашей русской, золотой земли,

И сколько их гниет в траншеях смрадных,

И слягут те, что нынче не легли.

 

Мы заживем. Мы выбьемся! Не нам ли

Судьбу вручила родина свою?!

Мы воины! Не маменькины мямли.

В последнем нам торжествовать бою.

 

Пусть вихрь сильней. И дождь наотмашь хлещет,

И над землею сладковатый чад.

Над трупами, раздутыми зловеще,

Медлительные коршуны кричат.

 

Мы выживем. Хотя б во имя долга.

Мы вырвемся к широкой синеве.

Мы в даль войдем, как в Каспий входит Волга,

Отстаивая Волгу на Неве.

 

Да так, чтоб грудь от радости расперло,

Да так, чтоб песня птицею плыла.

Не иволги малиновое горло —

Здесь нужен клекот горного орла.

М. Дудин

 

Волга

А я без Волги просто не могу.

Как хорошо малиновою ранью

Прийти и посидеть на берегу

И помолчать вблизи ее молчанья.

 

Она меня радушно принимает,

С чем ни приду — с обидой иль бедой.

И все она, наверно, понимает,

Коль грусть моя уносится с водой.

 

Как будто бы расслабленная ленью,

Течет река без шума, без волны.

Но я-то знаю, сколько в ней волненья

И сколько сил в глубинах тишины.

 

Она своих трудов не замечает.

Суда качает и ломает лед.

И ничего зазря не обещает,

И ничего легко не отдает.

А. Дементьев

 

* * *

Катятся волны, каменья граня.

Бисер по берегу мечут.

Мелкие реченьки громко звенят.

Реки глубокие шепчут.

 

Что нашептала мне Волга моя?

Истины Божьи простые:

Для человека родные края

В жизни извечно святые.

 

Где наша удаль — была не была?

Не оскудела покуда!

Волжские волны, как колокола,

Полные грозного гуда.

 

Сколько покоится храмов на дне

Волжской стремнины раздольной!

Вот почему мне в её глубине

Слышится звон колокольный.

 

Русь вознеслась не единой Москвой.

Волжские вольные волны

То выводили набат вечевой,

То — величальные звоны.

 

Что приуныла, заволжская степь,

Локти воткнув в подоконья?..

Матушка-Волга — небесная крепь,

Русской души колокольня

Е. Семичев

 

Волга

Все кажется мне —

Прозвучит из тумана

Над волжскою вольницей

Голос Степана.

 

Все кажется мне —

Там, где краны и доки,

Ночуют

Челкаш, и Чапаев, и Горький.

 

А возле причалов

Мне чудится Чкалов.

Подросток еще,

В лапоточках,

В онучах,

А глаз уж нацелил

На ястреба в тучах.

 

Гудки пароходов

Шаляпинским басом

Распелись в низовьях!

— Эй, ухнем! Да разом!

 

Мне слышатся

Тысячи звонких тальянок

Над берегом,

Там,

Где родился Ульянов.

 

О вольность святая!

О взво́день штормовый,

Раскат Октября

Пепеляще-громовый!

 

О Волга-река,

Колыбель недовольства,

Праматерь и матерь

Земного геройства,

 

Ты стала для нас

Как любимая песня,

С которой нигде нам

Не страшно, не тесно!

В. Боков

 

Сказ о Волге

Волга плещется

Белой рыбою,

В берегах лежит

Синей глыбою.

 

С берегов ее,

С молодецких плеч

Смотрит на воду

Богатырский лес.

 

Волга витязем

По земле идет,

На спине она

Камский лес несет.

 

Волга-мать-река,

Ты могучая,

Ты суровая,

Ты певучая.

 

Волга-силища,

Волга-вольница,

Каждый с гордостью

Ей поклонится.

 

Скажет: — Матушка,

Я твой сын родной,

Я пришел к тебе,

Чтоб побыть с тобой.

 

Над волной твоей

Вольно дышится,

Богатырская

Песня слышится.

 

Волга-мать-река,

Вся ты вспенена,

Над тобой, как свет,

Имя Ленина!

В. Боков

 

* * *

Волга, Волга,

Разреши

Мне раздвинуть

Камыши.

 

С берегов твоих

Крутых

Разбегусь

И вглубь — бултых!

 

Ноздри к ветру,

Грудь к волне,

Соль и солнце —

Все во мне!

 

Лег я на спину,

Плыву

И читаю

Синеву.

 

Эта книга

Для людей,

А еще

Для голубей.

 

Волга в кровь

Вошла мою.

Это я

О ней пою:

 

— Ты

Моя бродяжная,

Ты

Моя протяжная!

В. Боков

 

Волжский залив

Сколько песен спето дивных,

Нежных, сильных, смелых, гордых,

Сколько речек воедино

Обнялось, назвавшись — Волгой!

 

Волга пенится напевно,

Волга гневается грозно,

Ежечасно, ежедневно

Все на Волге грандиозно.

 

И опоры и турбины,

И часы и киловатты,

И разливы и глубины,

И восходы и закаты.

 

Не шути с рекой великой,

Взялся плыть — давай работай,

Миг — и свяжет повиликой,

В плен возьмет водоворотом.

 

Весла взял, греби, как надо,

Покажи сноровку, опыт,

Или водная громада

Опрокинет и утопит.

 

Взял гармонь — играй с задором

Залихватские страданья,

Чтоб с поникшим, томным взором

Шла волжанка на свиданье.

 

Чтоб любила, миловала,

Исцеляла душу лаской

И влюбленно называла:

— Ты арбуз мой астраханский!

В. Боков

 

Воспоминание о Волге

Отпевший память Стенькам и Емелькам,

в зените дней пред горем не смирясь,

я видел Волгу жаждая, но мельком,

давным-давно, единый в жизни раз, —

когда, в прозренье болестном и горьком

и никого за участь не коря,

я ждал этапа в пересыльном Горьком,

а путь мой был на север, в лагеря.

 

В те дни еще я не дорос до старца,

в крови не смолк горячечный порыв,

и Волги лик в душе моей остался,

на крестный путь ее благословив.

 

Я слушал сны, лицо в ладони спрятав,

меня томила яви нагота,

и снились мне Самара и Саратов,

которым я не снился никогда.

 

Свет волжских вод вбирал из-под угара, —

нам век с лихвой за вольность отплатил:

ведь Волга тоже с горя подыхала

под злым дерьмом каналов и плотин.

 

Заря во мрак спустила коромысло,

у мертвых вод застыли времена, —

как стать могло, что ум лишился смысла,

стихи в тюрьме и Волга пленена?

 

В безумный час душа ожглась о строчки

и в скорбной думе вымокла от слез:

по той ли шири странствовал Островский,

свою «Грозу» отсюда ли привез?

 

Смещался мир, спуск начинался в ад мой,

смыкалась тьма и не было кругов,

и думал узник с грустию невнятной,

что Ленин родом с этих берегов…

 

Добро, мой дух, что не сошел с поста ты

о той поре над рябью золотой,

а жаль — сгубили Волгу супостаты:

была царицей, стала — сиротой.

Б. Чичибабин

 

Течёт река широкая

Течёт река широкая

То акая, то окая.

В неё с рожденья смотрится

Россия синеокая.

 

Зовёт красиво Волгою

Любимицу народную,

Рассветы любит волглые,

Дорогу к морю долгую.

 

Спокойно воды катятся

И умывают ласково

Россию в лёгком платьице

Из ситчика цветастого.

 

Издревле им привычные

Колокола на звонницах.

Российское величие

Великой Волгой полнится.

 

России быть Россиею

Без Волги не получится.

Была и будет сильною

С такой рекой-попутчицей.

К. Вуколов

 

Волга

Горит шиповник у причала,

В разбеге ветер-свистунец…

Где Волги-матушки начало?

Где Волги-матушки конец?

 

Люблю всем сердцем,

Величая

В своих бесхитростных стихах,

Её бунтарское начало

И русской вольности размах.

 

И глубь, и плёсы золотые,

И белостенные кремли…

Не мыслю Волги без России,

Нет без неё родной земли.

В. Юферов

 

Волга

Волга — волненье высокое,

Томленье

за дальними плёсами.

Говор твой волжский с оканьем,

Волны твои — курносые.

 

Кама бежит по камушкам

Босая,

С рассветной косой,

К Волге, как внучка к бабушке,

За сказкой глазастой, лесной.

 

Недосчиталась ты камушков

В годы твои тревожные.

У самого водного краешка

Солдатами тропы проложены.

 

Алые тропы, знамённые,

Гранитные — к небу синему.

Читаешь ты их поимённо,

Седою становишься зимами.

 

Читаешь — и в небо смотришь,

Считаешь — и в землю грудью.

Всех ты их, Волга, помнишь,

Ни одного не забудешь.

 

Волга — моя повитуха,

Баюкала долго с причала.

В детстве от голода с вьюгами

К волнам своим привязала.

 

Волга — моё наследство,

Кормилица — скатерть синяя.

В далёком военном детстве

Меня ты сделала сильною.

 

…У сини твоей застыну.

Стыдно забыть твои волны,

Синие жилки России,

Бабушка моя, Волга…

М. Румянцева

 

Спасибо, Волга

Когда с дороги я над тобой

Склонялся тихо и устало,

Волной прохладной ты, как рукой,

Усталость с плеч моих снимала.

 

Где-то там вдали

Края другие и другие реки.

Ты моя судьба,

Родная Волга, я с тобой навеки.

 

И в дни разлуки порой крутой

Мне снился твой зеленый берег,

Звучал мне голос раздольный твой,

И я в себя и в счастье верил.

 

Друзей на Волге моих не счесть.

Меня тут ждут, меня тут любят.

Спасибо, Волга, за все, что есть,

За все, что есть, за все, что будет.

 

Где-то там вдали

Края другие и другие реки.

Ты моя судьба,

Родная Волга, я с тобой навеки.

Н. Палькин

 

Плач о Волге

Ну ладно бы, скажем, чужие,

Ну ладно бы, скажем, враги,

А то ведь свои коренные,

Играют судьбою реки.

Ну ладно бы, скажем, пришельцы

Вершили злодейство своё,

А то ведь родные умельцы

Терзают и травят её.

 

Твердим, что мы сами с усами.

Твердим, не желая понять:

Не кто-нибудь, сами, ведь сами

Мы подняли руку на мать.

И смотрим едва ль не с восторгом,

И совесть отринув и страх,

Как наша любимая Волга

Страдает у всех на глазах.

 

По воле какого же беса,

На красное выйдя крыльцо,

Следим, как обмывки прогресса

Летят в дорогое лицо?

Поверь я в нечистую силу.

Решил бы, что это она,

Грозя обессилить Россию,

Всю муть поднимает со дна.

 

Да что ж это, братцы, такое?

Мертвеет живая вода.

Беда ведь не только с рекою,

А с нами со всеми беда.

Боюсь, что и ждать-то недолго,

Когда упокоится мать.

И будем в печали над Волгой

Мы все, как над гробом, стоять.

 

Ни плач, ни мольбы, ни угрозы,

Ни поздно предъявленный счёт,

Ни горьких раскаяний слёзы, —

Ничто нас тогда не спасёт.

Н. Палькин

 

* * *

Взгляни на Волгу: лодки там и тут,

Ревущие стада моторных лодок,

Что в тысячи своих железных глоток,

Особенно по выходным, ревут.

 

Ревмя ревут одна перед другой,

В азартном беге оглушая воды:

То нежные любители природы

Общаются с природой родной.

 

А Волга-мать, куда ж деваться ей?

Она тревожно, как больная, дышит

И собственного голоса не слышит

По прихоти любимых сыновей.

 

Она ведь мать, куда ж деваться ей?

Н. Палькин

 

Рождение Волги

Не приметен ничем, не широк,

По просторам Валдайского края

Еле слышно журчит ручеек,

Меж каменьями путь выбирая.

 

То он моет прибрежный песок,

То внезапно в кустах пропадает,

И не знает еще ручеек,

Что его впереди ожидает.

 

Сколько верст ему надо пройти,

Сквозь какие преграды пробиться,

Сколько рек с ним сольется в пути,

Сколько чаек над ним закружится.

 

Сколько долгих минует годов,

Сколько волн разойдется кругами,

Сколько встанет больших городов

Над крутыми его берегами.

Н. Якушев

 

* * *

И первое, то, что мы в жизни открыли,

Что солнышком утренним в детство вошло, —

Сначала глаза материнские были,

Доверчивость их и родное тепло.

 

И тут же второе, что мы осознали,

Что так и останется в нас до конца, —

О Волга, твои неоглядные дали,

Однажды открытые с кручи Венца!

 

А может, и то и другое — всё вместе —

Нам выпало редкое счастье впитать…

Так вот почему

в наплывающей песне

Два слова сливаются:

Волга и Мать.

В. Пырков

 

Душа России

Волга моя вечная —

Голубые сны.

Ты дорога млечная

Русской стороны.

Города и села

Вдоль дороги той,

Грустной и веселой,

Мудрой и простой.

 

Глубины немереной

Доброта твоя.

Ты — мое рождение,

Ты — вся жизнь моя.

Золотые плесы

Молодых морей,

Гордые утесы

Древних Жигулей.

 

Для тебя, привольная,

Нет нежнее слов;

Волга моя, Воложка,

Первая любовь.

И по нашей силе

Твой могучий нрав.

Ты — душа России,

Песня, быль и явь.

Р. Плаксин

 

Главная улица Родины

По-над Волгою зорька алеет,

Загорелись в дали огоньки.

Много рек на земле, но милее

Нет для русского сердца реки.

 

Расплескался простор ее синий,

Мягко шепчутся волны в тиши,

Волга — символ размаха России,

Беспредельности русской души.

 

Бригантин не увидите краше,

Теплоходы по Волге плывут.

Главной улицей Родины нашей

Волгу люди недаром зовут.

 

Расплескался простор ее синий,

Мягко шепчутся волны в тиши,

Волга — символ размаха России,

Беспредельности русской души.

 

Свежий ветер над Волгою веет,

Берега далеки, далеки.

Много рек на земле, но милее

Нет для русского сердца реки.

 

Расплескался простор ее синий,

Мягко шепчутся волны в тиши,

Волга — символ размаха России,

Беспредельности русской души.

В. Гришин

 

Сказ о песне

Ответить, ей-богу, недолго:

— Скажите, как песня родится?

И мне вспоминается Волга,

На Каспий летящая птица.

 

Течет, как широкая песня:

В игре перекатов— длинноты,

И чайки ее в поднебесье,

Как самые верхние ноты!

 

И падают звуками гуси

В смычковый камыш над волнами,

И радуги звончатой гусли

Звенят дождевыми струнами.

 

А воду опять заштормило,

И выбросить хочет на сушу —

И капли мелодии милой

Струями вливаются в душу.

 

Играет река молодая

И волны несет, как знамена!

И тот ручеек у Валдая

На Волгу глядит удивленно.

 

Ответить, ей-богу же, лестно: —

Скажите, как Волга родится?

И мне вспоминается песня,

Над миром парящая птица.

 

И люди выходят на площадь.

И строятся люди в колонны,

И голос над ними полощет

Багряные песни-знамена!

 

А где-то не ночи, а ночки

В плену соловьиного свиста,

И песня в прозрачном платочке

Склонилась к плечу гармониста.

 

На русском равнинном раздолье

Замрет,

Чтобы трижды воскреснуть!

 

И сердца родник поневоле

Глядит удивленно на песню.

В. Семернин

 

Разговор Волги с Доном

Слышал я под небом раскаленным —

Через сотню верст, издалека,

Разговаривала с синим Доном

Волга — мать-река.

 

«Здравствуй, Дон, товарищ мой старинный.

Знаю, тяжело тебе, родной,

Берег твой измаялся кручиной,

Коршун над волной.

 

Только я скажу тебе, товарищ,

И твоим зеленым берегам:

Никогда, сколь помню, не сдавались

Реки русские врагам».

 

Дон вдали сверкнул клинком казачьим,

Отвечает Волге: «Труден час,

Горько мне теперь, но я не плачу,

Слышу твой наказ.

 

Волны, что бегут по мне, кровавы,

Грохот пушек мой разбил покой.

Понастроил немец переправы,

К Волге тянется рукой.

 

Русских рек великих не ославим,

В бой отправим сыновей своих,

С двух сторон врагов проклятых сдавим

И раздавим их».

 

Волга Дону громко отвечала:

«Не уйдет противник из кольца.

Будет здесь положено начало

Вражьего конца».

 

Темным гневом набухают реки,

О которых у народа есть

Столько гордых песен, что вовеки

Их не перечесть.

 

Реки говорят по-человечьи,

Люди, словно волны в бой идут.

Немцы на широком междуречьи

Смерть свою найдут.

 

Бой кипит под небом раскаленным,

Ни минуты передышки нет.

Волга разговаривает с Доном,

Дон гремит в ответ.

Е. Долматовский

Песня про Волгу

Лейся, песня, долго-долго

По-над Волгою-рекой!..

Хороша ты, наша Волга,

Славен берег твой крутой!

 

В былях, в памяти народной

Ты осталась на века

Непокорной и свободной,

Волга — матушка-река!

 

Ты купала нас при свете

Разгоравшейся зари.

Не с того ли твои дети,

Погляди, богатыри!

 

И в глазах и в душах наших

Чистый свет твоей воды.

Всех ты рек, родная, краше,

Мы родством с тобой горды.

 

Враг завистливый, жестокий

На тебя пошел войной,

Замутить хотел истоки

Нашей радости большой.

 

Но назад поворотили

Мы непрошеных гостей

И на Одере поили

Наших волжских лошадей.

 

Лейся, песня, долго-долго

По-над Волгою-рекой!..

Хороша ты, наша Волга,

Не найти второй такой!

Я. Ухсай (Перевод С. Обрадовича)

Ночь

Ночь над Волгой тучами космата,

В памяти преданья ворошит.

Ночью от Чардыма до Ахмата

По-хазарски шепчут камыши.

 

А вокруг через седую древность

Повесть новых, молодых годов

Написала наша современность

Огоньками сел и городов.

 

И, как дней грядущего примета,

Предпоследним рейсом в октябре

Темной гладью белая «Ракета»

Устремилась к утренней заре.

Н. Федоров

 

На родном берегу

В предвечернем дымчатом просторе

Дышат липы, шелестя листвою.

Расцветают огненные зори

Над раздольной, песенной рекою.

 

Выйдешь в сад — встречает сад приветом.

Манит вдаль прохладой бурный стрежень.

И усыпан берег мягким цветом,

Вешним цветом вишен и черешен.

 

Если же, вечерним песням внемля,

Ты пройдёшь ковровыми лугами,

То припомнишь, что все эти земли

С давних лет измерены шагами.

 

И куда ни глянешь — ширь такая!

Утром плёсы

В синих струйках дыма,

Волга — с колыбели нам родная,

Никогда, ни в чём неповторима.

 

Здесь живут и небыли, и были.

И они всегда, как сёстры, схожи.

Этот край мы с детства полюбили,

А теперь он нам ещё дороже.

 

По чужой земле мы шли с боями

И, врага безжалостно карая,

Пронесли, как полковое знамя,

Солнце и тепло родного края!

Б. Озёрный

 

Возвращение к Волге

Нас в Праге цветами встречали,

В Софии поили вином,

Но синие волжские дали

Мы видели за рубежом.

 

И долго, томительно долго,

В коротких сумятицах снов,

Нам снилась раздольная Волга

С зелёной каймой берегов.

 

Мы много видали. Мы знаем:

Красив у румын Бухарест,

За Вислой и за Дунаем

Немало есть сказочных мест.

 

Но степи бескрайние наши

Всегда были сердцу милей,

И зори над Волгою краше,

И солнце на Волге теплей.

 

Мы были томительно долго

Вдали от родимой земли…

Ах, Волга, красавица Волга.

Родные мои Жигули!..

Б. Озёрный

 

Мечта (отрывок)

Я к лишеньям привык,

Быль военных походов сурова,

Но живу я на фронте

Всё время мечтою своей:

Вот он, спящий Затон,

Над Затоном — гора Соколова,

С Соколовой горы

Виден город в сиянье огней.

 

Скоро брызнет рассвет

На посадки,

На парки,

И скоро

Встрепенётся наш город

В призывном напеве гудка.

 

Затрезвонят трамваи,

Откроются настежь просторы,

Засверкает на солнце

Широким разливом река.

 

О, как дороги нам

И пески островов,

И причалы,

И гудки пароходов,

И каждая горстка земли.

 

Если жизнь наша — песня,

То здесь этой песни начало,

Здесь родились мы. Здесь мы

На шумном раздолье росли…

 

Путь наш — только вперёд,

Через рощи

И через дубравы,

Через сотни могил,

Через сотни бессонных тревог.

 

И за нами идёт

Громовая военная слава

По ухабам разбитых,

Обрызганных кровью дорог.

 

Мы о славе такой

Никогда и нигде не гадали,

Мы со школьных скамеек

Мечтали о славе другой.

 

Мы любили раздолье

Открытых и солнечных далей,

Мы хотели сады рассадить

Над раздольной рекой…

 

А над Волгой, наверно,

Широкие ясные зори,

Зацветают тюльпаны

В медовом обилии рос.

 

О, родная земля —

Без конца и без края просторы,

О, родная река —

Колыбель наших песен и грёз.

Б. Озёрный

 

На родном берегу

В предвечернем дымчатом просторе

Дышат липы, шелестя листвою.

Расцветают огненные зори

Над раздольной, песенной рекою.

 

Выйдешь в сад — встречает сад приветом.

Манит вдаль прохладой

бурный стрежень.

И усыпан берег мягким цветом,

Вешним цветом вишен и черешен.

 

Если же, вечерним песням внемля,

Ты пройдёшь ковровыми лугами,

То припомнишь, что все эти земли

С давних лет измерены шагами.

 

И куда ни глянешь — ширь такая!

Утром плёсы

В синих струйках дыма,

Волга — с колыбели нам родная,

Никогда, ни в чём неповторима.

 

Здесь живут и небыли, и были.

И они всегда, как сёстры, схожи.

Этот край мы с детства полюбили,

А теперь он нам ещё дороже.

 

По чужой земле мы шли с боями

И, врага безжалостно карая,

Пронесли, как полковое знамя,

Солнце и тепло родного края!

Б. Озёрный

 

В Каюковских ярах

Хороши на Волге вечера

В отблесках рыбацкого костра.

Набегает ветер низовой,

Бьёт в яры кипучею волной,

И мигает в темь ночных тревог

Бакена бессменный огонёк…

 

Три ветлы стоят, как три сестры, —

Это Каюковские яры.

Принимал здесь Разин хлеб и соль,

Здесь бояр в реке топила голь,

И, услав гонцов во все концы,

Бражничали с Разиным стрельцы…

 

В синей дымке гребни волжских гор,

Вскинул пламя выцветший костёр,

У костра сидят бородачи,

В их руках — заветные ключи

К сказам, что не смолкнут до утра.

Хороши на Волге вечера!

 

Подминая звёзды, синий плот

Медленно на Астрахань плывёт.

Дал свисток буксирный; на плоту

Кто-то вскинул песню, как мечту,

И тотчас же, словно старый друг,

Эхо отзывается вокруг.

 

Тихи ночи в августе, когда

Начинает петь в ярах вода,

Затихает бой перепелов,

Лишь в корзинах плещется улов,

И осокорь шепчет в тишине

Тайны набегающей волне.

 

Если эти тайны ты поймёшь,

Не уедешь с Волги, не уйдёшь.

А уйдёшь — так будешь тосковать,

И придёшь, в конце концов, опять

К ветру,

К звёздам,

К отблескам костра.

Хороши на Волге вечера!..

Б. Озёрный

 

* * *

С Заполярья, где ломило скулы

И язык вдруг примерзал к зубам,

Снова несдержимо потянуло

На путину к волжским рыбакам.

 

Пусть простят меня друзья зимовья,

Что в тоске по Волге занемог…

Я вчера, с надеждой и любовью,

В край родной ступил через порог.

 

Знаю я — страна у нас большая,

Чем-то дорог каждый уголок…

Волга — сторона моя родная,

Без тебя я жить нигде не мог!

 

Где б я ни был, где бы ни скитался,

У любых далёких берегов,

Я сыновним сердцем отзывался

На призывный клич твоих гудков.

 

Оказавшись в займище зелёном,

Где калины-ягоды цвели,

Я свой край приветствовал поклоном,

По науке дедов — до земли!

Б. Озёрный

 

На Волге

Через крыши деревянных хат

Ночь подкралась, потушив закат,

И отходит песня от парома

В даль реки, за отблески огней,

Где легла безоблачная дрёма

В заводи притихших ильменей.

 

Хорошо в такую пору встать

У воды и малость помечтать,

Посмотреть с высокого обрыва,

Как в ярах в сиянье огневом

Проплывают мимо круч игриво

Звёзды, словно рыбы, косяком.

 

Жизнь моя и счёт моих годов

Начались у этих берегов

В белых парусах, надутых туго

Ветром дальних странствий и морей,

В зное пашен,

В буйных травах луга,

В разудалых песнях волгарей.

 

И, любя великую реку,

Я у сердца песни берегу

Прадедов и дедов, что ходили

Здесь в солёных лямках бурлаков,

И отцов, которые любили

Эту ширь в мерцанье огоньков.

 

Вот он, плёс моей родной реки, —

Раскидала Волга огоньки.

В августе заманчива погода,

Только отдыхать бы — благодать!..

Но проходят мимо пароходы

И гудками в новые походы

Начинают нас

Манить

И звать!

Б. Озёрный

 

Волга

Бабой сытой и крутогрудой

Волга ластилась к берегам.

Но иная земная удаль —

По дорогам и городам.

 

Это трактором и мотором

Дружно гаркнула дымная даль,

И усмешкой каменной город

Усмехнулся на бабью печаль.

 

Стих на дне, чернея и ржавя,

Позабытый Стенькин кистень.

Половодье иное славя,

Нараспашку — весенний день.

 

Он раскинул синеющий бредень:

За Уралом метался огонь…

Буйной вольницей песня бредит

Да саратовская гармонь.

 

И под песней широкой и жаркой

Гам лабазов, да кудрями дым,

Да ворочалась землечерпалка

Аллигатором тяжким и злым.

 

Словно грузчик, вздыхала круто

И цвела, от разгула пьяна,

Вплоть до Астрахани мазутом,

Как персидскою шалью, волна.

С. Обрадович

 

Волга впадает в Каспийское море...

Волга впадает в Каспийское море.

Волга впадает в Каспийское море?

Волга не впадает в Каспийское море!

 

Я убедился в этом лично.

Чуть пониже Астрахани

Великая русская река,

Родившаяся в валдайских болотах,

Принявшая в себя Каму, Оку

И множество других рек и речек,

Распадается вновь

На сотни, а быть может, и тысячи протоков,

Главный из которых зовется Чограй.

 

Все они в конце концов добегают до Каспия,

Но это уже никакая не Волга,

Это особый мир, похожий на губку

Или на человеческое сердце, пронизанное

Множеством жил, прожилок и капилляров.

 

К ним приросли наподобье икринок

Десятки сел и поселков

И даже один город,

Называемый Камызяк.

Царство цветущих лотосов,

Царство икорной мафии,

Великая Дельта!

 

А третьеклассник где-нибудь

В Казани или в Камышине,

Сжимая в руках указку,

Смотрит на карту и повторяет банальность,

Притворившуюся истиной:

«Волга впадает в Каспийское море!»

И. Фоняков

 

Волга

1

Вот пошли валы валандать,

забелелась кипень.

Верхним ветром белый ландыш

над волной просыпан.

 

Забурлилась, заиграла,

загремела Волга,

закружила влажью вала

кружево восторга.

 

Нет на свете выше воли,

чем на этих гребнях,

и на них сидеть изволит

пеньявода-Хлебник.

 

И на них, наплывши тучей,

под трезвон московский,

небо взять в стальные крючья

учит Маяковский.

 

И влачит Бурлюк-бурлака

баржу вешних кликов,

и дыбятся, у орла как,

перья воли дикой.

 

А за теми плавят струи

струги струнной вести,

то, опившись песней, — други

распевают вместе!

 

2

Синяя скважина

в черной земле

смята и сглажена

поступью лет.

 

Выбита шайками

шумных ватаг,

взвеялась чайками

небо хватать.

 

Этой ли ветошью

песне кипеть?

Ветром рассвета шью

зорь этих медь!

 

3

Загули Жигули,

загудели пули,

загуляли кули

посредине улиц.

 

Заплясали столбы,

полетели крыши:

от железной гульбы

ничего не слышать!

 

Только дрему спугнешь,

только сон развеешь —

машет алым огнем

Степан Тимофеич!

 

Машут вверх, машут вниз

искряные взоры…

Перегнись, перегнись

через эти горы!

 

Разливайся, река,

по белому свету!

Размывай перекат,

пеня песню эту!

Н. Асеев

 

На Волге-реке

Лечу, скользя по водной шири.

Недвижны в небе облака.

Что может быть прекрасней в мире

Тебя, великая река?!

 

Взлетают чайки, чтобы скоро

Вдали растаять и пропасть.

Неизмеримого простора

Всепобеждающая власть!

 

По-русски скромная природа

Чарует тихой красотой,

На синем шелке небосвода

Сияет купол золотой.

 

Как чешуя на сонной рыбе,

Как полированная сталь,

Переливаясь, блещут зыби.

Все шире делается даль.

 

Перед лицом громадной мощи

Неспешно движущихся вод

Смотрю спокойнее и проще

На то, что душу так гнетет…

 

И вот я снова на причале,

Но Волга в море унесла

Мои тревоги и печали,

Которым не было числа.

Д. Степанов

 

* * *

О, крутобокая и сильная,

Как ты похожа на вола!

Покачиваясь темной синью,

Бредешь ты, волжская волна.

 

Ты тащишь медленно и немо

Упряжку танкеров, турбин.

И пусть копируешь ты небо,

Стреляя солнцем из глубин.

 

Но главное в тебе не это.

Когда и на небе темно,

Ты потаенно силой света

Всех поражаешь все равно.

 

Был век. Бурлацкой песней с мола

Тянуло, и через века

Текла великая крамола

В тебе, безбожная река.

Б. Сиротин

 

Волга

Разгорается, как пламя,

Густо-алая заря,

Солнце всходит над лесами,

Ослепительно горя.

 

И над Волгою былинной,

Задремавшей в ранний час,

На раскосых крыльях длинных

Чайки мечутся, крича.

 

Ветер дышит свежей лаской,

подгоняя новый день,

Оживают снова краски

В потревоженной воде.

 

Вот волна в кудрявой пене

Устремляется к косе,

По песку бежит с шипеньем,

Гибнет в яростной красе.

 

Волга гулко забасила,

Раскачала все плоты,

Задышала дерзкой силой

Волн упругих и крутых.

 

Бьётся в каменные глыбы,

Льётся в глазки неводов —

Отдаёт в подарок рыбу,

Награждая рыбаков...

 

Не устанет даже ночью

Гордо волны бить свои

В золотое многоточье —

Яркоглазые буи!..

Г. Матюковский (Перевод с марийского В. Панова)

 

На Волге

Душа наша, Волга,

Любовь наша, Волга,

И лунною ночью и солнечным днём,

Как в зеркало, долго,

Горя от восторга,

Глядит в тебя, Волга, родной окоём.

 

А как ты красива

Во время разлива,

А как ты сильна, как сильна ты весной!

То мчишься бурливо,

То лодку игриво,

Как зыбку, качаешь, качаешь волной.

 

Чтоб лодка быстрее

Шла, птицею рея,

Друзья, отзовитесь на просьбу мою,

Гребите дружнее,

Глядите нежнее,

А я, однорукий, вам песню спою.

 

Спеть мне вам надо

По долгу солдата

О том, как сражался боец молодой,

У стен Сталинграда

Фашистского гада

Он бил, как герой, и погиб, как герой.

 

Орды ненавистной

Был натиск неистов,

Горели дома и горели сады,

И восемь фашистов

Прохладной и чистой

Решили из Волги отведать воды.

 

До берега фрицы

Сумели пробиться,

Но встал на пути их отважный боец:

«Вы волжской водицы

Хотели напиться,

Так пусть утолит вашу жажду свинец!»

 

Ударил, как надо,

Но вот ведь досада! —

Сразив семерых, упустил одного.

В стволе автомата

Не стало заряда,

И ранил противник его самого.

 

Остался без сил он,

Но немца схватил он

И прыгнул с ним с кручи, и скрылся в волне.

Остался без сил он,

Но не отпустил он

Фашиста проклятого даже на дне!

К. Беляев (Перевод с марийского С. Каширина)

 

Над Волгой

Встаёт ограда.

А за нею —

займётся дух от красоты

и высоты.

И вдруг виднее,

в какое счастье ввергнут

ты...

А Волга пахнет расставаньем

и Русью пахнет... И она

в глаза веснушчатого Вани

до синя моря влюблена.

Стоит он, вымазанный солнцем...

И, рассекая синь небес,

под ним

Земля его несётся,

полным-полна

его чудес.

Его ветрами облизало,

его как факел — голова.

...Ещё Россия не сказала

свои последние слова!

Г. Горбовский

 

* * *

Прощай, моя юность!.. Отныне,

Вдогонку слагая стихи,

Молчанью учусь у пустыни,

А пенью у Волги-реки.

 

Ей сердце вручила навеки

Своё — не за стать, не за прыть.

За то, что строптивые реки

Умеет она приручить.

 

За то, что чуждаясь гордыни,

Великая Волга-река

Ни в жисть от себя не отринет

Ни воложки, ни ручейка.

 

Да что ручеёк? Примечай-ка:

Спесивая речка Москва —

Столичная штучка, зазнайка —

Напиться из Волги пришла.

 

Бочком — где канальцем, где шлюзом —

Охочая к Волге припасть…

Пей, милая! Ты не в обузу!

Напейся и вдосталь, и всласть!

Д. Кан

 

* * *

Надменной Волги кроткое лобзанье

Босой ногою сладко ощутив,

Стою на берегу июньской ранью...

Щенком в колени тычется прилив.

 

Вовек себе не знающая равных,

Могучая свободная река.

Всё ей к лицу — надменная державность

И нежность беззащитного щенка.

 

Здесь ветерка сквозное дуновенье

Хранит пьянящий аромат ухи.

Здесь так легко в приливе вдохновенья

Стихия превращается в стихи.

 

Здесь хорошо, проснувшись спозаранку,

Босой к подружке-Волге прибежать —

Всё то, что не пристало горожанке,

Волжанке непоседливой под стать.

 

Шершавые мозоли наживая,

Без устали орудовать веслом.

По плёсам бегать, ноги обжигая.

Секретничать с прибрежным камышом.

 

Хоть он не сват, не брат мне, не приятель,

Я с волжским камышом накоротке.

Мне рядом с ним не стыдно, скинув платье,

Купаться по-русалочьи в реке.

 

И знать, что ни в одном из всех течений

Мне Волга — исповедница моя —

Не станет изрекать нравоучений,

Приняв меня такой, какая я!

Д. Кан

 

Сказ о Волге

Плывущая вдаль по просторам, как пава,

И речь заводящая издалека,

Собой не тончава, зато величава

Кормилица русская Волга-река.

 

По чуду рождения ты — тверитянка.

Слегка по-казански скуласта лицом.

С Ростовом и Суздалем ты, угличанка,

Помолвлена злат-заповедным кольцом.

 

Как встарь, по-бурлацки ворочаешь баржи —

Они и пыхтят, и коптят, и дымят...

Нет-нет, да порой замутится от сажи

Твой, матушка, неба взыскующий взгляд.

 

Устанешь под вечер... Позволила б только

Водицы испить с дорогого лица,

Красавица-Волга, работница-Волга,

Заботница-Волга, сказительница.

 

Покуда студёной водицы вкушаю,

Мне шепчут о чём-то своем камыши,

Лениво закат за рекой догорает,

И перья хребтовые кажут ерши.

 

О, матушка-Волга, не будь так сурова!

Устав от речей балаболки-ручья,

Опять срифмовать не сумевши ни слова,

К тебе на поклон заявилася я.

 

Мила твоя речь о былинных верховьях,

О том, как роднишься с Москвою-рекой.

И как в астраханских твоих понизовьях

Цветёт дивный лотос, омытый зарёй.

 

Прости-не взыщи, не могу по-иному

Я речь издаля заводить- затевать...

Усну близ тебя...Ну, а ты мне сквозь дрёму

Все лучшие песни нашепчешь опять.

Д. Кан

 

Великая Волга от края до края

Великая Волга от края до края!

Прекрасней реки я в мире не знаю!

Течёт величаво, неся свои воды,

Могучая Волга- царица природы!

 

Я рад, что я вырос на этой земле,

Мой город Самара — на Волге-реке.

Здесь тишь берегов, родные просторы,

Леса и поля, Жигулёвские горы!

 

Средь всех городов и бескрайних морей

Самара на Волге лишь сердцу милей!

Люблю я свой город, красивый, родной,

Ему признаюсь: «Я, Самара, с тобой!».

С. Самаркин

 

Волга

Щедрая, широкая, раздольная

Волга величавая течет.

Своенравная, как птица — вольная,

Все «ключи» собрав наперечет.

 

Шумная, бурливая, привольная…

Теплоходы катит по волнам.

По ночам — степенная, спокойная —

Ластится к пологим берегам.

 

Города и села умываются

Чистою, прохладною водой.

Радугой веселой улыбаются,

Наполняя душу теплотой.

 

Миллионы лет во благо трудится,

Всем вокруг давая право жить.

И пока Земля — планета крутится,

Будет человечеству служить.

Т. Лаврова

 

Про Волгу

Повидала рек немало,

Но такой, как Волга, нет.

В Тверской области начало,

И до Каспия разбег!

 

Полноводна и глубока

Наша матушка-река,

В своём выборе свободна,

Раз течёт издалека.

 

Приютила сёл немало

И огромных городов

Чтобы места всем хватало,

Средь зелёных берегов.

 

Волга прежде удивляла,

Знатным клёвом на заре.

Крупной рыбой баловала

И ушицей на костре.