600 стихов о детях войны. Часть 4. Тыловое детство. Помощь взрослым и фронту

Родилась нежданно я…

Родилась нежданно я,

Родилась непрошено

В адское пожарище,

В огненное крошево.

Зацвели сирени,

И запели птицы —

Едкие сирены,

Дымные зарницы…

Выли «мессершмитты»,

Падали фугаски,

И меня купали

Из солдатской каски.

После боя никли

Чёрные ромашки…

А меня назвали

Мирно так —

Наташка.

Н. Рябинина

И забывчивый, и скромный…

Брату Алексею

И забывчивый, и скромный.

Где ты был и где ты жил?

Вспомнить есть о чем?

Так вспомни!

Есть сказать о чем?

Скажи!

Я напомню: жили-были

Вкруг сиротского стола.

На войне отца убили,

Мать до срока умерла.

Ты продолжи, ты поведай.

Не забудь сказать в конце,

Отчего ты в День Победы

Молча плачешь на крыльце.

В. Дронников

Глиняные куклы

В.М. Инбер

В смешных рубашках из холстины,

На вырост сшитых нам до пят,

Лепили мы из жёлтой глины

Забавных маленьких куклят.

А хлеб,

Он был лишь у немногих.

Разруха. Голод.

Нищий быт.

У наших кукол тонконогих

Был непомерный аппетит.

И мы на них ворчали:

— Дуры,

Чем вас кормить в конце концов?! —

…Лепили детство мы с натуры,

Не зная лучших образцов.

Л. Татьяничева

* * *

Припомнишь

И душою дрогнешь:

Вокзал военный.

Толчея…

Носила девочка-заморыш

В ведёрках воду из ручья.

Она водой не торговала.

Руками,

Смуглыми как рожь,

Солдатам молча подавала

В теплушку запотевший

Ковш.

Глядела,

Горько примечая,

Что приближается гроза…

Вода живая

Ключевая

Была как детская слеза…

Л. Татьяничева

Детство

Мать умерла.

Отец ушел на фронт.

Соседка злая

Не дает проходу.

Я смутно помню

Утро похорон

И за окошком

Скудную природу.

Откуда только —

Как из-под земли! —

Взялись в жилье

И сумерки, и сырость…

Но вот однажды

Все переменилось,

За мной пришли,

Куда-то повезли.

Я смутно помню

Позднюю реку,

Огни на ней,

И скрип, и плеск парома,

И крик «Скорей!»,

Потом раскаты грома

И дождь… Потом

Детдом на берегу.

Вот говорят,

Что скуден был паек,

Что были ночи

С холодом, с тоскою, —

Я лучше помню

Ивы над рекою

И запоздалый

В поле огонек.

До слез теперь

Любимые места!

И там, в глуши,

Под крышею детдома

Для нас звучало,

Как-то незнакомо,

Нас оскорбляло

Слово «сирота».

Хотя старушки

Местных деревень

И впрямь на нас

Так жалобно глядели,

Как на сирот несчастных,

В самом деле,

Но время шло,

И приближался день,

Когда раздался

Праведный салют,

Когда прошла

Военная морока,

И нам подъем

Объявлен был до срока,

И все кричали:

— Гитлеру капут!

Еще прошло

Немного быстрых лет,

И стало грустно вновь:

Мы уезжали!

Тогда нас всей

Деревней провожали,

Туман покрыл

Разлуки нашей след…

Н. Рубцов

* * *

Прости меня, мой детский дом, —

Приют в ту горькую годину

Я обещал писать потом,

Коль в круговерти лет не сгину.

Ты приласкал нас и согрел,

Ты проявлял о нас заботу,

По силам подбирал работу

А я всегда домой хотел.

И разве в том ты виноват,

Что полем шла война до неба,

Мне вспоминался запах хлеба,

И на войне был старший брат.

И с безысходною тоской

Спускались ночи на подушку

И снились детские игрушки,

И сенокос, и водопой.

Я оживал только во сне —

Картины дома проносились,

Друзья, родные ночью снились,

А утром было больно мне.

Мне снился довоенный дом,

Скрипенье половиц и печка,

И лес, и луг, и наша речка,

И молотилка за гумном.

Не оставались мы без дел —

То дворники, то дровосеки,

То чтенье вслух в библиотеке

А я всегда домой хотел.

Так больно память теребить,

Но ты мне призраком являлся,

Я должен был тебя любить,

А я забыть тебя старался.

Судьба счастливой не казалась,

И будущее — как во сне,

И жизни линия ломалась,

Углами раня сердце мне.

Я в жизни не ловил удачу —

Мне всё казалось по плечу

Но по ночам я часто плачу —

Я и сейчас домой хочу.

Прости меня, мой детский дом.

Е. Шанин

* * *

Из поэмы «Звенигород»

Здесь со всех концов страны

Собраны ребята:

В этот дом их в дни войны

Привезли когда-то…

После, чуть не целый год,

Дети рисовали

Сбитый чёрный самолёт,

Дом среди развалин.

Вдруг настанет тишина,

Что-то вспомнят дети…

И, как взрослый, у окна

Вдруг притихнет Петя.

До сих пор он помнит мать…

Это только Лёлька

Не умеет вспоминать —

Ей три года только.

У Никиты нет отца,

Мать его убита.

Подобрали два бойца

У сожжённого крыльца

Мальчика Никиту.

Был у Клавы старший брат,

Лейтенант кудрявый,

Вот на карточке он снят

С годовалой Клавой.

Защищал он Сталинград,

Дрался под Полтавой.

Дети воинов, бойцов

В этом детском доме.

Здесь портреты их отцов,

Карточки в альбоме.

Вот какая тут семья —

Дочки тут и сыновья.

А. Барто

В детском доме после войны

Детский дом —

Это вовсе не детский сад.

Кто не рос там — не знает, что значит.

Вслед детдомовцам бабки с печалью глядят,

Даже старый солдат слёзы в бороду прячет...

Люди знают, что дети неплохо живут,

Там у них воспитатели — словно родные,

Там в проветренных спальнях чистота и уют,

Клумбы, классные комнаты, мастерские...

Детям доброю матерью стала страна.

Дни сражений ушли среди дыма и грома.

Но проклятое, чёрное слово ВОЙНА

Никогда не уходит из детского дома.

Детский дом — это вам не сиротский приют,

На детишках приличные рубашонки...

«Нам война не нужна!» — там мальчишки поют.

«Нам война не нужна!» — подпевают девчонки.

В детском доме любому таланту — простор...

Там проводятся смотры молодых дарований...

Очень бодрые песни исполняет их хор,

Только мне они сердце тоской надорвали...»

И. Кобзев

Письма из детского дома

1. В пожарах и разрухе, в жутком громе

фронт двигался по выжженной земле.

Но мы беды не знали в детском доме,

как у Христа за пазухой, в тепле.

Хотя был взгляд тревогами притушен,

в которых излучался добрый свет.

Ведь тень войны

По нашим ясным душам

прошла, на них оставив вечный след.

К отцам и братьям,

И живым, и павшим,

На дальний фронт

просторами полей

летели тихо клинья

писем наших,

как клинья

запоздалых журавлей.

2. Другу Кольке

Я здесь обживаюсь покуда.

Ботинки ношу без калош.

Живется не то, чтобы худо,

Да радость откуда возьмёшь?

Я ехал сюда полнедели.

Скрипел под санями мороз.

Тулуп в сельсовете надели,

а то бы в дороге замерз.

3. Отцу на фронт

Мечтаю я, как после ледохода

пройдет веселый тихий майский дождь.

И я приду на пристань к пароходу,

с которого по трапу ты сойдешь.

Я подбегу, на шее вмиг повисну.

Шинель запахнет горькою травой.

И я в руках от счастья крепко стисну

линялую пилотку со звездой.

4. Тётке за Онего

В этом дьявольском круговороте

я представить никак не могу,

как вы мучитесь, как вы живете

у врага на другом берегу.

Боже, как сохранить свою душу,

как надежду на счастье сберечь,

если рядом приходится слушать

иноземную грубую речь.

Всеми думами к вашему краю

я стремлюсь, словно перст одинок,

и как детство, как сон вспоминаю

золотистый прибрежный песок.

Все смотрю на заснеженный дальний

зимний путь и темнеющий лед:

может, путник какой ненормальный

весть благую от вас принесет?

В дом войдет и дохнет холодиной,

дунет в чашу озябнувших рук…

Но с последней весеннею льдиной

Все надежды растаяли вдруг.

Написал я письмо и не знаю,

что с ним делать, куда отнести.

Может, почта возьмет полевая?

Да в каком ее поле найти…

И. Костин

Те времена

Ему было семь лет.

И мне — семь лет.

У меня был туберкулез,

А у бедняги нет.

В столовой для истощенных детей

Мне давали обед.

У меня был туберкулез,

А у бедняги нет.

Я выносила в платке носовом

Одну из двух котлет.

У меня был туберкулез,

А у бедняги нет.

Он брал мою жертву в рот,

И делал один глоток

И отмывал в церковном ручье

Мой носовой платок.

Однажды я спросила его,

Когда мы были вдвоем:

— Не лучше ли съесть котлету в шесть,

А не в один прием?

И он ответил: — Конечно, нет!

Если в пять или в шесть,

Во рту остается говяжий дух —

Сильнее хочется есть.

Гвоздями прибила война к моему

Его здоровый скелет.

У меня был туберкулез,

А у бедняги нет.

Мы выжили оба, вгрызаясь в один

Талон на один обед.

И два скелетика втерлись в рай,

Имея один билет!

Ю. Мориц

* * *

Полдень звонко горяч.

Босиком по земле пробежаться...

Под кустами акаций

Ребятишки играют в детсад.

Под балконом стою.

Мне б домой побыстрее подняться,

Но смотрю на игру их,

Смотрю, будто в чём виноват.

На траве одеяло и книжки,

Игрушечный ранец.

И лежат на подушках

Соседские малыши.

По режиму — «сончас».

Смотрит строго, внимательно «няня»:

— Коля, спи. Не ворочайся.

Ровно дыши.

Возле каждой подушки на блюдечке —

Хлеба кусочек.

Не из глины — нет, нет!

Настоящий.

С закалом, ржаной.

И не могут уснуть малыши:

Очень хочется, очень

Ну хотя бы понюхать,

По крошечке съесть по одной.

«Няня» очень строга,

На косичках ромашки завяли.

Пятиклассница Санька!

Худющая — тени сродни.

— Где ты хлеба взяла?

— Мы у раненых выступали,

Пели песни,

И нас угостили они.

А один офицер —

Весь под гипсом, совсем без движенья

Всё смотрел на меня

И не слушал уже никого.

«Пор-разительно!

Дочка моя, без сомненья...»

Только это не папа —

Я сразу б узнала его.

Замолчал он и сразу задумался крепко

И заплакал.

А говор у коек гудит...

А когда мы пошли,

Крикнул он полушёпотом:

«Детка!

Дочка, как тебя звать?

Ты опять приходи!»

Я приду.

Может, что-то о папе узнаю.

Писем нету давно.

Может, он в окруженье,

А может, нигде...

А братишка поднялся с постели,

Кусочек ломает...

— Он ушёл к партизанам —

Сказала ведь мама тебе!

— Костя! Хлеб положи!

Скоро будете кушать.

Я пошёл.

Пусть, режим не нарушив,

Уснут малыши.

А в ушах раздаётся

Всё глуше и глуше:

«Костя, спи. Не ворочайся.

Ровно дыши».

А. Головин

* * *

Когда я в госпитале пел

Среди беды самой,

Был очень слаб и неумел

Картавый голос мой.

Я пел, превозмогая стыд,

Бойцам и докторам.

Так муха по весне жужжит

Между забитых рам.

Но за палатною стеной

Была ещё зима.

Прикамский лес стоял стеной

Да тёмные дома.

Была такая тишина,

Когда я замирал.

Как будто кончилась война,

И я с ней умирал.

То было счастье — ради них,

Доставленных сюда,

Боль превозмогших в этот миг,

Исчезнуть навсегда.

Потом я с каждым говорил,

Ел белый хлеб и мёд

И, может, набирался сил

На все года вперёд.

Н. Злотников

Концерт

Сорок трудный год.

Омский госпиталь…

Коридоры сухие и маркие.

Шепчет старая нянечка:

«Господи!

До чего же артисты

маленькие…»

Мы шагаем палатами длинными.

Мы почти растворяемся в них

с балалайками,

с мандолинами

и большими пачками книг.

Что в программе?

В программе — чтение,

пара песен

военных, правильных…

Мы в палату тяжелораненых

входим с трепетом и почтением.

Двое здесь.

Майор артиллерии

с ампутированной ногой,

в сумасшедшем бою

под Ельней

на себя принявший огонь.

На пришельцев глядит он весело…

И другой —

до бровей забинтован, —

капитан, таранивший «мессера»

три недели назад

над Ростовом.

Мы вошли.

Мы стоим в молчании.

Вдруг

срывающимся фальцетом

Абрикосов Гришка отчаянно

объявляет начало концерта.

А за ним,

не вполне совершенно,

но вовсю запевале внимая,

о народной поём,

о священной

так, как мы её понимаем.

В ней Чапаев сражается заново,

краснозвёздные мчатся танки.

В ней шагают наши в атаки,

а фашисты падают замертво.

В ней чужое железо плавится,

в ней и смерть отступать должна.

Если честно признаться,

нравится

нам такая война!

Мы поём.

Только голос лётчика

раздаётся.

А в нём — укор:

— Погодите…

Постойте, хлопчики…

Погодите…

Умер майор… —

Балалайка всплеснула горестно.

Торопливо,

будто в бреду…

…Вот и всё

о концерте в госпитале

в том году.

Р. Рождественский

Армия

В палате выключили радио,

И кто-то гладил мне вихор...

В зиминском госпитале раненым

Давал концерт наш детский хор.

Уже начать нам знаки делали,

Двумя рядами у стены

Стояли девочки и мальчики

Перед героями войны.

Они, родные, некрасивые,

С большими впадинами глаз,

И сами жалкие, несильные,

Смотрели с жалостью на нас.

В тылу измученные битвами,

Худы, заморены, бледны,

В своих пальтишках драных были мы

Для них героями войны.

О, взгляды долгие, подлобные!

О, сострадание сестёр!

Но вот: «Вставай, страна огромная!» —

запел, запел наш детский хор.

А вот запел хохол из Винницы.

Халат был в пятнах киселя,

И войлок сквозь клеенку выбился

На чёрном ложе костыля.

Запел бурят на подоконнике,

запел сапёр из Костромы.

Солдаты пели, словно школьники,

И, как солдаты, пели мы.

Все пели праведно и болестно —

И няня в стареньком платке,

И в сапогах кирзовых докторша,

Забывши градусник в руке.

Разрывы слышались нам дальние,

И было свято и светло...

Всё это всё и было — Армия.

Все это Родину спасло.

Е. Евтушенко.

В госпитале

Мы утром гуляем у светлой воды,

Пускаем кораблики в Каме,

Для раненых мы собираем цветы

И в госпиталь входим с цветами.

Там наши картинки у коек висят,

На столиках наши альбомы,

И старшая группа — пятнадцать ребят

Со всеми бойцами знакомы.

Вот этот боец в окружении был,

Но вел себя смело, как надо.

Сам раненый, — восемь фашистов убил

Огнем своего автомата.

А этот, что с виду совсем некрасив

И звонко смеется, по-детски,

Он спас командира, его заслонив

Собою от пули немецкой.

На крайней кровати лежит паренек,

Он тоже представлен к награде

За то, что два вражеских танка поджег

В бою, у себя в Сталинграде.

Мы знаем, бойцы поправляются здесь,

И надо вести себя тише;

Мы им помогаем газеты прочесть

И письма печатные пишем.

И лишь одному нам ничем не помочь,

Ни песней своей, ни цветами.

Фашисты его пятилетнюю дочь

В Крыму закололи штыками.

Ребята садятся к нему на кровать,

Но мрачен боец загорелый:

— Светланка вот так же могла рисовать,

Такие же песенки пела.

Две раны получены мною в бою,

Но снова винтовку мне дайте —

И я отомщу за Светланку мою,

За девочку в беленьком платье.

В палату на цыпочках входит сестра,

Веселая девушка Таня.

— Ребята, нам скоро обедать пора,

Скажите бойцам «до свиданья».

Вам надо на солнышке больше гулять,

Пускать на веревочке змея.

А завтра с утра приходите опять,

Чтоб нам было здесь веселее.

З. Александрова

Мужчина

Отца на фронт призвали.

И по такой причине

Я должен жить отныне,

Как следует мужчине.

Мать вечно на работе.

Квартира опустела.

Но в доме для мужчины

Всегда найдётся дело.

Полны водою вёдра.

Подметена квартира.

Посуду мыть несложно —

На ней ни капли жира.

С трёх карточек талоны

Стригут мне в гастрономе.

Кормилец и добытчик.

Мужчина. Старший в доме.

Я искренне уверен,

Что стал отцу заменой.

Но в жизни той далёкой,

Блаженной, довоенной,

Отец не занимался

Подобными делами.

Мать заменила папу.

Я помогаю маме.

В. Берестов

Ты должен помогать

Ты тоже просился в битву,

Где песни поют пулеметы.

Отец покачал головою:

«А с кем же останется мать?

Теперь на нее ложатся

Все хлопоты и заботы.

Ты будешь ей опорой,

Ты будешь ей помогать».

Ты носишь воду в ведрах,

Колешь дрова в сарае,

Сам за покупками ходишь,

Сам готовишь обед,

Сам починяешь радио,

Чтоб громче марши играло,

Чтоб лучше слышать, как бьются

Твой отец и сосед.

Ты им говорил на прощанье:

«Крепче деритесь с врагами!»

Ты прав. Они это знают.

Враги не имеют стыда.

Страны, словно подстилки,

Лежат у них под ногами.

Вытоптаны посевы,

Уведены стада.

Народы в тех странах бессильны,

Как птицы в железной клетке.

Дома развалены бомбами,

Люди под небом сидят.

Дети бегут к казармам

И выпрашивают объедки,

Если объедки останутся

В котелках у чужих солдат.

Все это видят люди.

Все это терпят люди.

Зверь пожирает живое,

Жаден, зубаст, жесток.

Но недолго разбойничать

Среди людей он будет:

Наши трубы пропели

Зверю последний срок!

Отец твой дерется с врагами —

Тяжелая это работа.

Все люди встают, защищая

Страну, как родную мать.

У нее большие хлопоты,

Большие дела и заботы.

Ей будет трудно порою —

Ты должен ей помогать.

В. Кубанёв

Ответ друзьям

…Участье в войнах.

Я была мала.

И все же воевала, как могла,

Тяжелою мотыгой и лопатой

С бедою, с голодухою проклятой.

Братишки малые просили есть,

Я, старшая, трудилась, что есть мочи...

Профессия. Да их не счесть!

Была и нянькой, и разнорабочей.

Арыки рыла. Сеяла. Ткала.

Грузила. Молотила и полола...

И эти все нелегкие дела

Мне были среднею и высшей школой.

Т. Зумакулова

* * *

Упрекают люди иногда:

— Почему в цветущие года

Столько горечи в стихах твоих?

Почему печалится твой стих,

Точно песни бабушек седых?..

Не спешите осуждать, браня...

Я росла в годины грозных бед,

В раннем детстве столько раз меня

Громом взрывов пробуждал рассвет!

Для меня война — не чей-то сказ.

Не воспоминания старух:

Страхов навидался детский глаз.

Напитался ужасами слух.

Ощутила я дыханье зла.

Я войне все детство отдала.

Тот поймет меня наверняка,

Кто сквозь школу эту же прошел...

Правду говорят: «У бедняка

И теленок трудится, как вол».

Я братишкам заменяла мать,

А братишек в доме было семь.

Семерым попробуй постирать,

Рубашонки залатать им всем,

Накормить, заштопать им носки...

Дни, они куда как коротки!

В полночь я валилась на кровать.

Думая: уж больше мне не встать!

И вставала... Надо же пойти

В поле, в наш сиротский огород...

Десяти годов иль тридцати

Стоил он — один военный год!

Может, эти трудные года

Смех мой притушили навсегда?

Как война испытывала нас,

Грохоча за нашими дверьми!

Шуток мы не знали и проказ.

Воинами были — не детьми!..

Малолеткой я вступила в строй.

Тяжкий заступ — чем не автомат?

Ковырялась я в земле сухой,

Воевала с нею, как солдат.

Чтоб добыть хоть кроху на обед —

Всей семьи опора в десять лет!

Как солдат, сменяла я посты:

Носом от усталости клюя,

Я за прялкою до темноты

Пряла, точно бабушка моя.

Может, потому на жизнь смотрю,

Точно воин, раненный в бою?

Может, потому звучит мой стих,

Точно песни бабушек седых?..

Т. Зумакулова

Характер

Меня шатало после смены:

Всю ночь заказ для фронта шел…

А дома не было полена,

И ноги жег холодный пол.

Закутав младших в одеяло

Вся в горькой росписи морщин,

Сурово бабушка ворчала:

«Вот так-то в доме без мужчин…»

Меня шатало после смены,

Но, отыскав в сенях топор,

Я распахнула двери гневно

В пустой с одной колодой двор.

Ах, вяза вязаные жилы!

А мне всего пятнадцать лет…

Лежит колода камнем стылым,

Топор звенит, а толку нет.

Уже ревела я от злости,

Уже рубила вкривь и вкось,

Уже в руках ломило кости,

А щепок было только с горсть.

Мне отвязаться бы от вяза…

Но неспроста затеян спор:

Еще один размах — и сразу

По обушок увяз топор.

…Внося дрова, кивнула братьям:

«Вот, мужички, тепло для вас…»

Завязывался мой характер

В суровый тот военный час.

Н. Мордовина

Отца забрали на войну…

Отца забрали на войну.

…Мальчишка — шпингалет,

Но враз прибавила ему

Война так много лет.

«Так что же, мать?

Так значит, мать?

Я в доме голова?

Ты начинай бельё стирать,

А я колоть дрова!

Ты говоришь: Дровец чуток

Осталось. Так и быть,

Продай слона, продай свисток!

Без них ведь можно жить!

Продай матроску, говорю!

Теперь не до тряпья,

Ты только, мама,

Не горюй!

Не брошу я тебя!»

А Брагин

* * *

Военная цензура,

не тронь мое письмо,

мной и сестренкой Шурой

написано оно.

Листок бумаги чистой

я выменял на хлеб...

Бей, папочка, фашистов,

бей папочка, фашистов,

бей, папочка, фашистов,

тебе пишу я, Глеб.

Сказала тетя Валя, что

мы живем, как все...

Колосья собирал я

на сжатой полосе.

Мякиной для лепешек

разжиться удалось.

Немного есть картошек,

переживем, авось.

Бумаги вот немножко,

не знаю, что писать.

Я Шуркину ладошку

хочу обрисовать,

вот только подмешаю

из угольев чернил...

Бей, папочка, фашистов,

бей папочка, фашистов,

бей, папочка, фашистов,

покуда хватит сил!

А тут, где ниже строчек

запрещено писать,

увидишь много точек,

но должен ты понять,

что это Шурка — пушки

хотела рисовать.

Она ведь голосиста,

Не дашь — заплачет враз...

Бей, папочка, фашистов,

бей папочка, фашистов,

бей, папочка, фашистов,

за маму и за нас!

Соседки прибегали,

просили слать привет.

...А мы на фронт послали

перчатки и кисет!

Смех!.. Образок Пречистой

послала бабка вам...

Бей, папочка, фашистов,

бей папочка, фашистов,

бей, папочка, фашистов,

и возвращайся к нам!

Военная цензура,

я шлю тебе привет,

и шлет сестренка Шура,

а мамы нашей нет...

И вы не зачеркните

В письмишке ничего...

Бей, папочка, фашистов,

бей папочка, фашистов,

бей, папочка, фашистов,

бей!

Всех до одного!

Л. Доронина

Четверка дружная ребят

Четверка дружная ребят

Идет по мостовой.

О чем-то громко говорят

Они между собой.

— Мне шесть, седьмой!

— Мне семь, восьмой!

— Мне скоро будет пять.

— Пойдет девятый мне зимой,

Мне в школу поступать.

— Ушел сегодня мой отец.

— А мой ушел вчера.

— Мой брат и прежде был боец.

— Моя сестра — сестра!

— Сегодня дома из мужчин

Остался я один.

Работы столько у меня,

Что не хватает дня.

Я гвоздь прибил.

Песок носил. Насыпал два мешка.

Расчистил двор

И всякий сор

Убрал я с чердака.

— На фабрику уходит мать,

А детям нужен глаз.

Я их учу маршировать,

Носить противогаз!

— Нельзя ребятам на войну,

Пока не подрастут.

Но защищать свою страну

Сумеем мы и тут!

Четверка дружная ребят

Идет по мостовой.

И слышу: громко говорят

Они между собой.

С. Маршак

Огород

Мы весеннему солнышку рады,

Наступила на Каме весна.

Пионеры вскопали нам гряды,

Помогли посадить семена.

И поставили чучело фрица

В серой каске, с большим костылем.

Но его не пугаются птицы —

Прилетят и щебечут на нем.

Жаль, арбузы не зреют на Каме.

Видно, лето нежаркое здесь.

Но морковку мы вырастим сами,

Огурцы будем крепкие есть.

Мы пучками завяжем редиску,

Наберем решето огурцов

И подарок с хорошей запиской

Отошлем для любимых бойцов.

З. Александрова

Островок на Каме

Будут заняты делом

Все ребята у нас, —

За шиповником спелым

Мы поедем сейчас.

Мы узнали на Каме

Небольшой островок,

Мы шиповника сами

Там набрали мешок.

Улетающим птицам

Любо там пировать.

Кто шипов не боится,

Может много набрать.

Мы для раненых тоже

Наберем целый пуд, —

Им шиповник поможет,

Раны их заживут.

Солнце светит на Каме,

Вниз ушел пароход.

Ну, поедете с нами?

Лодка всех заберет.

З. Александрова

Мастерская

«Здесь открылась мастерская,

За углом вторая дверь».

Это вывеска такая

На стене висит теперь.

Мы — портнихи и портные,

Взяли ножницы стальные,

Мы набрали лоскутов

Всех размеров и сортов.

Мы работаем для фронта —

Шьём кисеты для бойцов.

Приносите нам и ситец,

Приносите полотна,

Что хотите. приносите, —

Нам материя нужна.

А. Барто

Подарок

Бабушке Варварушке

Я связала варежки.

Думала-подумала,

Ей дарить раздумала.

Отошлю на фронт бойцу,

Вдруг достанутся отцу!

Будет рад и он, и я,

И Варварушка моя!

Ну а если не отцу,

Так другому храбрецу.

Будет рад и он, и я,

И Варварушка моя!

Е. Благинина

Вставай

Наш отец давно в походе —

Третий год как на войне.

Наша мама на заводе,

А кому с братишкой? Мне!

Ну, вставай, вставай, вставай,

Не тянись и не зевай.

Я с тобой отлично слажу —

Молока тебе куплю,

И белье твое поглажу,

И обедом накормлю.

Ты вставай, вставай, вставай,

Шире глазки открывай!

Утро нынче голубое,

Желтых листьев полон сад.

Будем мы гулять с тобою

Целых три часа подряд.

Ну, вставай, вставай, вставай,

Вот штанишки, надевай!

А польется дождик частый,

Притащу тебя домой,

Синеглазый и вихрастый,

Дорогой братишка мой!

Ну, вставай, вставай, вставай,

Обниму тебя давай!

Е. Благинина

Баллада о добром свете.

Когда холодною зимой

враг налетел на нас,

пришёл однажды я домой

и вижу — свет погас.

Я в слёзы: — Мама, ведь темно,

ведь долгой будет ночь! —

Она смеётся: — Всё равно

слезами не помочь!

И керосину в пузырёк

стеклянный налила,

скрутила узкий фитилёк

и огонёк зажгла.

И тихий, тихий добрый свет

прогнал ночную тьму.

— У нас темно, сыночек?

— Нет!

Светло у нас в дому!

А в комнате стоял мороз,

и ветер был в гостях.

Мне стало холодно до слёз,

до ломоты в костях.

Я плачу: — Мама, я продрог,

я больше не могу! —

Она смеётся: — Что ж, сынок,

и тут я помогу.

Печурка весело горит,

и варится кулеш.

— Сыночек, — мама говорит, —

погрейся и поешь!

Я кулеша тарелку съел,

я выпил кипятку

и с книжкой весело подсел

к слепому огоньку.

Да разве долго усидишь —

я разморился весь.

Она опять смеётся: — Чиж!

Под одеяло лезь!

С работы мама прибежит,

а я уж тут как тут;

коптилка на столе дрожит,

по щепкам огонёк бежит,

и в комнате уют.

Я маму супом накормлю

и чаем напою...

И очень я её люблю,

такую светлую мою,

ещё сильней люблю!

Е. Благинина

На печке

Забрал мороз окошко

Серебряным щитком.

В печи стоит картошка

С топленым молоком.

А на печи-то сухо,

Тепло... Сиди себе!

К трубе приложишь ухо,

Буран поет в трубе.

Я делаю игрушки

До самой темноты:

Из деревяшек — пушки,

Из лоскутков — бинты.

Я будто санитарка,

А печка — лазарет.

Бойцам на печке жарко,

Да лучше места нет.

Здесь очень сладко спится,

Особенно в углу...

Из школы брат примчится,

Мы сядем все к столу.

Мы станем есть картошку

С топленым молоком.

Возьмется мать за ложку

Да и вздохнет тайком.

Вздохнет! А это значит,

Ей горше с каждым днем.

Она так часто плачет

О брате о моем.

О том, который в море

Уже давно в бою —

Воюет на линкоре

За Родину свою,

За наш колхоз, за речку,

За вербу у плетня,

За дом, за эту печку,

За маму, за меня...

Е. Благинина

У печки

Чиркнуть спичку очень просто,

Только зря ее не трать.

Вспыхнет белая береста,

И пойдет огонь плясать.

Соберутся все у печки,

У веселого огня.

Уступите мне местечко,

Потеснитесь для меня.

Загудело, запыхтело,

Будто подан паровоз.

Я скорей на поезд села,

Он ребят на фронт повез.

Куклы тоже едут с нами

И пушистый черный кот.

Золотое злое пламя

В печке пляшет и поет.

Остановки, полустанки,

И ребята шепчут мне:

«Это вражеские танки,

Все подбитые, в огне».

Вот прожектор ярким светом

Самолет врага поймал,

Это вспыхнула ракета,

К наступлению сигнал,

Это рушатся их дзоты,

Подожженные огнем.

Застрочили пулеметы,

В наступленье мы идем.

Быстро вскинуты винтовки,

Автоматы на груди…

Ну, ребята, остановка.

Из вагона выходи.

Головешки догорели,

Догорает бой вдали…

А потом картошку ели,

На углях ее пекли.

Хорошо сидеть у печки,

У веселого огня.

Уступите мне местечко,

Потеснитесь для меня.

З. Александрова

Я с войны

У меня братишка новый,

Новый братик лет пяти.

Он сказал мне: — Я приехал!

Буду здесь теперь расти.

Я хорошего такого

Не встречала малыша.

У него в руках тетрадка,

Два моих карандаша.

У него в тетрадке пушки,

По две с каждой стороны.

Я спросила: — Ты откуда?

— Он ответил: — Я с войны.

На войне летали пули

У меня над головой,

А потом вернулись наши, —

Оказалось, я живой.

Ты теперь моя сестра.

Мне, наверно, спать пора.

Ты скорей мне руки вымой,

Я невымытый с утра.

Я хорошего такого

Не встречала малыша.

Положил он под подушку

Два моих карандаша.

Он сказал: — Спокойной ночи!

Потеплей меня укрой!

Оставайся, если хочешь,

Навсегда моей сестрой.

А. Барто

Хорошо бы...

Лягу спать, а спать не хочется...

Я в постели посижу,

Или стану вдруг ворочаться,

Или просто так лежу.

За окном темно от сырости.

Тучи спрятали луну...

Хорошо бы завтра вырасти

Да поехать на войну.

Повстречаться бы с танкистами

И сказать им так:

«Друзья!

Вы воюете с фашистами,

Воевать хочу и я!

Знаю, все вы очень смелые,

Очень стойкие в бою.

Если нужно, сутки целые

Я в дозоре простою.

Мне стоять в дозоре нравится,

Пусть враги полезут, пусть!

С танком я могу управиться,

Танк я знаю наизусть».

И танкисты бы ответили:

«Ты парнишка боевой,

Мы давно тебя приметили.

Видишь танк? Он будет твой!»

Сел бы я в кабину тесную

И за Родину свою —

За просторную, чудесную,

Отличился бы в бою!

Е. Благинина

Письмо папе на фронт

Здравствуй, папка!

Ты опять мне снился,

Только в этот раз не на войне.

Я немножко даже удивился —

До чего ты прежний был во сне!

Прежний-прежний, ну такой же самый,

Точно не видались мы два дня.

Ты вбежал, поцеловался с мамой,

А потом поцеловал меня.

Мама будто плачет и смеётся,

Я визжу и висну на тебе.

Мы с тобою начали бороться,

Я, конечно, одолел в борьбе.

А потом принёс те два осколка,

Что нашёл недавно у ворот,

И сказал тебе: «А скоро ёлка!

Ты приедешь к нам на Новый год?»

Я сказал да тут же и проснулся,

Как случилось это, не пойму.

Осторожно к стенке прикоснулся,

В удивленье поглядел на тьму.

Тьма такая — ничего не видно,

Аж круги в глазах от этой тьмы!

До чего ж мне сделалось обидно,

Что с тобою вдруг расстались мы…

Папа! Ты вернёшься невредимый!

Ведь война когда-нибудь пройдёт?

Миленький, голубчик мой родимый,

Знаешь, вправду скоро Новый год!

Я тебя, конечно, поздравляю

И желаю вовсе не болеть.

Я тебе желаю-прежелаю

Поскорей фашистов одолеть!

Чтоб они наш край не разрушали,

Чтоб как прежде можно было жить,

Чтоб они мне больше не мешали

Обнимать тебя, тебя любить.

Чтоб над всем таким большущим миром

Днём и ночью был весёлый свет…

Поклонись бойцам и командирам,

Передай им от меня привет.

Пожелай им всякую удачу,

Пусть идут на немцев, как один…

Я пишу тебе и чуть не плачу,

Это так… от радости… Твой сын.

З. Александрова

Отец

Он прилетел на истребителе,

Чтобы попасть на ёлку в срок.

Ребята из окошка видели

Его красивый ястребок.

Он обнял дочку: «Здравствуй, Галенька!»

Но Галенька не узнаёт:

Она с отцом рассталась маленькой,

А он воюет третий год.

Всё было некогда увидеться,

Всё не пускала к ней война.

Ей куклу подарить — обидится:

Большая выросла она.

Узнала, жмётся тёплой щёчкою

К его холодным орденам,

И лётчик с лёгонькою дочкою,

Смеясь, идёт навстречу нам.

Высокий, с волосами русыми,

К себе он тянет, как магнит,

И ёлка розовыми бусами,

Совсем как девочка, звенит.

Мы все его перчатки мерили,

Считали вместе ордена,

Рассказы слушали и верили,

Что скоро кончится война.

Мы все конец счастливый видели:

Как только будет враг разбит,

На серебристом истребителе

За нами лётчик прилетит.

З. Александрова

Папа и дочка

Ночью вернулся мой папа с войны,

Мы уже спали и видели сны.

В комнате мигом я лампу зажгла —

Комната стала, как в полдень, светла.

Что это с папиной левой рукой —

Белая вся, на повязке тугой?

Папа сказал: — Шли в атаку, и вот

Ранен я, дочка. Не плачь, заживёт!

Вот он склонился чуть-чуть к сапогу…

Снять сапоги я ему помогу,

Трубку ему я набью табаком,

Прядку волос расчешу гребешком,

Сладкого чаю ему я налью

В самую лучшую чашку мою!..

Папа сказал: — Значит, мне повезло,

Пулям и бомбам фашистским назло:

Стало теперь три руки у меня —

Дочкины две да вот эта моя!

Е. Тараховская

Лестница, которая никуда не ведет

Что может быть грустней предмета,

Который вовсе ни к чему?

Вот лестница большая эта

В моем разрушенном дому.

Она не тронута разрывом

И даже не повреждена —

Движеньем легким и красивым

Вперед и вверх устремлена.

Один, и два, и три пролета,

И я стою, почти без сил,

Как будто очень страшный кто-то

Мой быстрый бег остановил.

Гляжу наверх — там только тучи,

Направо — там обвал стены,

Внизу — песка и щебня кучи

И груды кирпича видны.

И я стою на этой вышке.

«Мой город подо мной! Без крыш!»

А снизу мне кричат мальчишки:

— Слезай! Чего ты там стоишь?!

Е. Благинина

Мальчишка

Да, наверно, жесток был он в сорок втором.

Серый дождь по стеклу царапал.

Он спросил, опуская глаза над столом:

— Ты чего не на фронте, папа?..

А ещё через год

шёл он с мамой домой.

Их ждала похоронная серая карточка.

И забился мальчишка, и крикнул, дурной:

— Ты прости меня, папка, папочка!

В. Ковда

Долина смерти (из поэмы)

Он в стандартном пришел конверте —

на тревожный запрос ответ.

…Есть на свете Долина смерти,

— а отца больше нет. Нет…

Стала черной портрета рамка,

обессонела тишина…

Я беречь тебя буду, мамка,

у меня ты теперь одна.

Я не слабый. Я, между прочим,

только так — худоват с лица.

Я пойду на завод рабочим,

десять лет мне, и я в отца.

Но случилось гораздо проще.

Ночь пришла, и в обычный час

по багряной осенней роще

в школу шел я в четвертый класс.

В лужах за ночь вода застыла,

и со всех четырех сторон

небо в трауре скорбном было

от паломничества ворон.

Непослушна в руке указка,

педагог на меня сердит.

Одноклассница-синеглазка

с первой парты за мной следит.

Головой возмущенно вертит:

«Ах, каким чудаком ты стал,

что ты там за Долину смерти

возле Печенги отыскал?»

Веки что-то отяжелели,

подбородок к груди прирос…

Не хочу, чтоб меня жалели,

и молчу на ее вопрос.

Мы из школы выходим вместе.

Дождик. Пасмурно. Листопад.

Словно курицы на насесте,

облака на заборе спят.

У девчонки намокла кофта,

но идет она, не спеша…

Я молчу, но в конце концов-то

не выдерживает душа.

И как слезы мужские, жгучие,

скупо, горько текут слова…

И девчонка глядит на тучи —

запрокинута голова.

И как горькое утешенье,

мне роняет в ответ она,

что такое же извещенье

в дом ее принесла война.

На осеннем ветру упругом

прогибается клен дугой.

Листья падают друг за другом,

я ловлю их: один, другой…

Листья…

Этот — в оттенках красных,

кожа этого — чуть бледна…

Сколько их, непохожих, разных,

да судьба вот у них — одна.

Я их складываю букетом

и порывисто говорю:

— Вот… на память о дне об этом

сохрани.

   Я тебе дарю.

В. Морозов

Простая история

Долго город трясла война.

Вышибала из окон рамы.

Долго мама была больна.

А потом он стал жить без мамы…

Брел по каменной мостовой

Одинокий озябший мальчик,

И не мог даже пнуть ногой

Подкатившийся звонкий мячик.

Уже в окнах огонь светил,

Ветер холодом веял с речки,

А мальчонка сидел один

В темноте, на чужом крылечке.

Как во сне: отворилась дверь,

Чей-то голос, почти как мамин,

Очень тихо сказал: «Теперь

Ты всегда будешь вместе с нами».

Так и жил он — в чужой семье,

Никому не чужой по сути,

И на школьной сидел скамье,

И чертил листы в институте...

До конца неродная мать

Им, как сыном родным, гордилась.

Но пришел ей срок помирать,

Отжила свой век, оттрудилась.

Над ее могилой — гранит

Кем-то очень изваян тонко:

Три ступеньки… На них сидит

Одинокий худой мальчонка.

Мнится, будто ночь впереди,

Ветер холодом веет с речки.

А мальчонка сидит один

В темноте, на чужом крылечке…

И. Кобзев

* * *

Двенадцать, тринадцать, четырнадцать…

Так мало прожито лет,

А было и по одиннадцать

И их уже больше нет.

С косичками и с веснушками,

С ссадиной, с синяком,

Им в куклы играть с подружками,

С друзьями гонять в футбол.

За книжками и тетрадками

Сидеть бы до темноты,

В кино убегать украдкою,

Девчонкам дарить цветы…

Им время другое выпало,

За всё заплатили сполна

Те дети, которых окликнуло

То страшное слово — ВОЙНА!

Автор неизвестен

Читайте также Стихи о детях войны

Часть 1: Общие

Часть 2. Блокада Ленинграда

Часть 3. Тыл. Труд. Учёба

Часть 4. Помощь взрослым и фронту

Часть 5. Эвакуация. Работа на заводах

Часть 6. Концлагеря. Хатынь

Часть 7. Фронт. Оккупация. Партизаны

Часть 8. Пионеры-герои

300 книг о военном детстве

Книги о пионерах