 |
| С. Бондар, Н.Карповский Валя Котик |
Предлагаем вспомнить поэмы, посвящённые пионерам-героям Казимиру Гапоненко и Вале Котику.
Георгины цветут
Памяти
погибшего в 1943 году пионера-героя Казимира Гапоненко — бывшего ученика 110-й
средней школы г. Киева, бесстрашного связного Киевского подполья, которым
руководил чекист Иван Кудря.
Вступление
В боях с врагами люди умирали.
Лежат они, безвестные, во мгле.
За долгие года не разыскали
Мы всех могил солдатских на земле.
Найдёшь немало холмиков покатых
Вблизи дорог, протоптанных войной.
Там спят навечно воины-солдаты.
Не обходи могилы стороной!
Там чьи-то братья под горюн-травою,
Отцы, что с фронта не пришли назад...
Им не услышать, как над головою
Для нас, живых, берёзки шелестят.
В земле твои ровесники-орлята,
Из них орлы бы выросли сейчас...
И не должны мы забывать, ребята,
Тех, кто погиб за Родину, за нас!
1
Солнце над Киевом светит,
В парках каштаны цветут,
Шумным Крещатиком дети
В галстуках красных идут...
Красные следопыты
В поиске. Дети в пути...
Сколько имён нераскрытых
И адресов позабытых
Надо ребятам найти!..
— Вы расскажите мне, дети,
Что же вам надо узнать?
— Надо сегодня нам встретить
Старую женщину. Мать.
Дома теперь не сидится,
К ней мы навстречу спешим.
Женщина может гордиться
Сыном-героем своим.
Школьником был её Казик,
Нашим ровесником был.
Бегал, купался, проказил.
Родину крепко любил!
Солнце любил и песчаный
Берег Днепра под горой...
Только погиб он так рано —
Маленький смелый герой!
Пришли следопыты к заветному дому,
А там их встречают как добрых знакомых.
Мать Казика в дом ребятишек ведёт...
Всё вынесла женщина— горе и гнёт,
Но нежность и гордость в глазах её серых.
Навечно теперь её сын в пионерах!
Взгрустнули ребята, на женщину глядя.
— Ваш Казик у нас в пионерском
отряде,
Он лучший из лучших! И третий наш
класс
Просил разыскать обязательно вас.
Нам, Софья Степановна, скоро в
дорогу,
Вы нам расскажите о сыне немного.
* * *
— Ой, голосят в Голосееве сосны,
Травы седеют от пыли колёсной,
Бьётся Днепро о свои берега,
Гневом суровым встречая врага.
Киев пылает. В нём душно и горько,
Стелется дым над Владимирской горкой,
В парке Шевченко сквозь мутную гарь
Хмурится грустно Великий Кобзарь.
Киев, наш Киев, краса Украины,
Немцы тебя превратили в руины.
Орды фашистские смерть и беду
Нам принесли в сорок первом году!
Всё это живо, не позабыто...
— Старая мать говорит следопытам,
Хоть нелегко вспоминать ей о том. —
Как-то пришёл незнакомец в наш дом.
«Можно у вас поживу я немного?
Верьте, всего измотала дорога.
В городе Ровно до немцев я жил,
Там на железной дороге служил.
Здесь обещали работу, на станции...»
...Вскоре угля он привёз по
квитанции.
Четырёхтонка полна через край.
Топливо сам перенёс он в сарай.
Где ж было мне догадаться, ребята,
Что под углём были мины, гранаты,
Всё, что до времени, до поры
Приберегалось для немчуры!
Да и откуда нам было известно,
Было тогда невозможно постичь,
Что проживал в нашем домике тесном
Соболев Митя. Подпольщик. Москвич.
Здесь на окраине меньше фашистов.
Садик за домом высокий, тенистый,
Возле забора глубокий овраг,
Легче уйти, если в городе враг.
Как-то, смотрю, из оврага под вечер
Вышел какой-то широкоплечий,
Вызвал из дома тихонько жильца,
С ним отошёл далеко от крыльца…
Поговорив, постояли у клёна,
И квартирант говорит мне смущённо,
Не подымая опущенных глаз:
«Надо уйти мне, хозяйка, от вас.
Я перед вами таиться не буду.
Время такое. Тревожно повсюду.
Чтоб не попасть вам со мною в беду,
В место другое я жить перейду».
И, увидав, что совсем я не рада,
Он говорит: «Обижаться не надо.
Ведь у меня там работа. Дела».
Я не обиделась. Я поняла.
«Вы из подполья? — спросила несмело,
—
Как бы и я там работать хотела!
Вся Украина родная в огне,
Сердце обидой пылает во мне!»
Казик, мой мальчик русоголовый,
Слышал из комнаты каждое слово.
Вышел, глаза как смородинки две,
Чубчик вихрастый на голове…
И говорит он, немного краснея:
«Маму примите. И я вместе с нею!
Я пионер, не смотрите, что мал,
Красного галстука я не снимал,
Спрятал его под рубашку надёжно,
Верю, что вам показать его можно.
Вот он. Его повяжу я на грудь…»
Этого мне не забыть, не вернуть!
Трудно об этом рассказывать маме...
Клялся мой мальчик бороться с врагами.
«Школа? А кто теперь учится в ней.
В школу поставили немцы коней...»
И улыбнулся широкоплечий,
Слушая мальчика пылкие речи.
«Казик, а ты молодец, говорят,
Есть у меня тоже двое ребят!..»
Руку рабочую подал он сыну,
Крепко пожал как мужчине мужчина,
Словно братался с парнишкой моим.
«Будем знакомы, я дядя Максим!
Знаю, что мальчик ты честный и
смелый.
Только ведь это не детское дело.
Тут осторожность, смекалка нужна.
Но ничего не поделать. Война!
Верю — вы оба советские люди,
Вместе с врагами бороться мы будем.
Нет им пощады ни ночью, ни днём...
Клятву такую даёте?» — «Даём!»
Только мы правду узнали попозже,
Что говорил с нами главный подпольщик,
Славный земляк наш, отважный чекист —
Это был Кудря Иван. Коммунист!
Соболев Митя — помощник его,
Вот мы тогда приютили кого!
* * *
Седую женщину жалея,
Прощаются ребята с нею,
Но чтобы знали в каждой школе,
О чём не досказала мать,
Про Казика и про подполье
Сама хочу я рассказать...
2
Справляет фашист новоселье,
Он в Киеве грабит и пьёт,
На радостях это веселье
Четвёртые сутки идёт.
На радостях это гулянье,
На улицах пьяный пир,
А жители-киевляне
Повыгнаны из квартир.
Губная гармошка марши
Пищит на немецкий лад.
Приехал начальник старший,
Друг фюрера, комендант...
Здесь много красивых зданий,
Ещё не разбитых войной.
Он дом на Крещатике занял,
Как раз на углу Прорезной.
Любил он войну и славу,
При Гитлере службу нёс,
Жил в Риме, топтал Варшаву
И в Киеве занял пост.
Какие тут парки, скверы,
Какой простор за Днепром...
Эсэсовцы-офицеры
Вселяются в тот же дом.
Их много: сотни четыре.
На лестнице шум и гам...
Фашисты в каждой квартире,
Комендатура там.
Темнеет... Гармошка тише,
Эсэсовцы спать легли.
И вот на Крещатик вышел
Хозяин своей земли.
Шагал походкой небыстрой
По проходным дворам,
Не знали тогда фашисты,
Что это был Кудря сам.
Он думал: через неделю —
Возможно это вполне —
Мы справим вам новоселье,
Сгорите вы все в огне.
Подарок вам для порядка
Вручим как в день именин —
Под вами в доме взрывчатка
И добрый десяток мин...
* * *
К дому, где детский универмаг,
Тянется хвост по улице.
Люди идут, замедляя шаг,
В очереди сутулятся.
Приёмники сдать комендант велел.
Кто не послушается — расстрел.
Тянутся люди по Прорезной,
Дует с Крещатика ветер сквозной.
А почему, догадались ли вы,
Немцы людей торопили?
Слушали жители голос Москвы,
Радиовести ловили.
От «Детского мира» названье одно,
Здесь нету одежды детской.
Но всяких приёмников здесь полно,
Забит ими склад немецкий.
Солдаты стоят, охраняя склад,
Проходит очередь быстро.
И Кудря последним становится вряд —
Приёмник сдавать фашистам.
Зачем он открыто пришёл в их дом?
Как это могло случиться?
Был Кудря разведчиком-смельчаком.
Шпионов «брал» на границе.
Да он и теперь остался таким,
А вы посудите сами:
Зовётся теперь не Иван, а Максим,
Его не узнать: с усами...
Но не для шика, не для красы
Он отрастил такие усы.
Он был без усов моложе,
Стал старше, стал непохожим.
Партия наша верит ему.
Подполье в руках Максима.
Друзья-патриоты на каждом шагу,
Собрать их — большая сила!
На это заданье пойти он рад
Сегодня сам для почина.
В приёмник, что Кудря принёс на склад,
Хитро заложена мина.
Два часовых стоят у дверей,
Их лица от скуки гладки.
Подпольщик подумал: «Смелей! Смелей!
Ну, кажется, всё в порядке!..»
Старый приёмник его тяжёл.
Но, не моргнув и глазом,
Кудря поставил его на стол,
Сдал, согласно приказу.
Можно идти, перерыв теперь,
Последний он тут, на складе.
И только за Кудрей закрылась дверь,
Как загреме-е-е-ло сзади!
Кудря слегка оглянулся назад,
Шагов отбежав на двести,
Рушится, рвётся, пылает склад
С комендатурой вместе!
3
Дом на Демиевке, садик тенистый.
В доме у Софьи Степановны чисто.
В комнате красные георгины —
Словно тут празднуют именины.
Кто именинник? Не знаю, не знаю.
Вот уже в доме гостей принимают.
И почему-то пришедшие в дом
Возле дверей говорят об одном.
Это вопрос не короткий, не длинный:
— В вашем саду расцвели георгины?
Сразу ответ вы услышите тут:
— Просим войти. Георгины цветут!
Милые гости, к столу проходите. —
Здесь принимает их Соболев Митя,
Здесь он хозяин и тамада,
А на столе только хлеб и вода.
В людях, пришедших под крышу их дома,
Казик узнал многих старых знакомых,
Лишь незнакомой была среди них
Девушка в облаке кос золотых.
Рядом с блондинкой сидела подруга,
Как не похожи они друг на друга!..
Рая и Женя — их Соболев звал,
Кто они?! Казик про это не знал...
И начались, начались разговоры...
Завечерело за окнами скоро,
В доме зажгли фитилёк-светлячок,
Соболев Митя сказал горячо:
— Вести приходят со всей Украины, —
Не увядая, цветут георгины.
Гневом народным пылают они,
Ждут оккупантов тяжёлые дни.
Мы с партизанами грозная сила.
Будем стараться для родины милой.
Только, друзья, осторожность для нас
Прежде всего как суровый приказ.
Надо нам быть незаметней и тише,
Пусть же подпольщик всё видит и слышит.
Всё узнаёт, что творится вокруг,
Распознаёт, кто наш недруг, кто
друг!..
Казик пароль ни за что не забудет,
Скажет его, если ночью разбудят.
Завтра он должен на явку идти,
Дяде Максиму гранаты нести.
* * *
И мальчику приснился сон.
Волшебный сон. Как будто летом
Спешил в родную школу он
С большим сверкающим букетом.
Из многих солнц его букет
(Так может лишь во сне присниться),
Вокруг струится яркий свет,
Лучи как перышки жар-птицы.
Учительнице подал он
Букет, пускай поставит в вазу...
Но рвётся, ускользает сон,
И всё переменилось сразу.
Другим стал каждый лепесток,
Теперь в букете георгины...
И мама шепчет: «Спи, сынок!» —
Теплей укутывая сына.
Чернеют тени на стене,
И петухи ещё не пели...
— Ой, мама, что приснилось мне!..
А почему ты не в постели?..
Во сне увидел я свой класс!
С каким я шёл туда букетом! —
Но мама шепчет: — Поздний час,
Расскажешь завтра мне об этом...
Он спит, но не ложится мать,
Она встревожена заране:
Сынишка должен раньше встать,
Идти на важное заданье!
А на рассвете по тротуару,
По улице Совской пустынной,
Мальчик шагал, торопясь к базару,
Красные нёс георгины.
Кроме букета, в корзине новой,
Чем-то тяжёлым набитой,
Нёс он огурчики, лук лиловый,
Перец такой сердитый.
Хмуро взглянув на его корзинку,
Заговорил прохожий:
— Рано, парнишка, спешишь ты к рынку.
Рынок откроют попозже...
Казик кивнул головой и снова
Шагает неторопливо.
Встречному он не сказал ни слова —
Не к чему быть болтливым.
Разве вопросом его смутите, —
Учится мальчик у дяди Мити.
Гордится он сам собою,
Доволен своей судьбою.
Ходит на явки, знает пароли,
Носит патроны, гранаты...
Может быть, смелым Гаврошем-героем
Стать он мечтает, ребята?
Гаврош этот бился на баррикадах
В книжке его любимой!..
Вот наконец у серой ограды
Видит он дядю Максима.
Всё как условлено. В старенькой куртке,
Настежь распахнуты полы.
Как не узнать ему смелого Кудри
Этой улыбки весёлой!
Только солидность нужна для мужчины
И говорить надо тише...
Казик спросил: — Расцвели георгины?
— Цветут, — он в ответ услышал...—
Справился с важным заданием, сынку,
Беги отдыхать до хаты...—
И Казик ему отдаёт корзинку.
Пусть Кудря несёт её будто с рынка,
Там, в самом низу, гранаты.
А Казик и сам идёт как с базара.
Спешит по Казачьей длинной.
В руках у него весёлым пожаром
На солнце горят георгины!
4
После поджога комендатуры
Бесятся немцы, гестаповцы хмуры.
Рыщут шпики, — никуда не пройти.
Им поджигателя надо найти!
Только трудненько с чекистом
тягаться,
Он на Крещатик пошёл прогуляться.
В модных ботинках, в пальто дорогом,
Разве его посчитаешь врагом?
И полицаи, глядевшие строго,
«Модному пану» давали дорогу.
Это в привычке лакеев-подлиз...
Кудря спускался Крещатиком вниз.
Шёл он к Подолу немного устало.
Кудре в то время работы хватало,
Взрывы готовить, друзей находить...
Трудно подпольем руководить!
Вместе с друзьями он действовал
смело:
Всюду в округе горело, гремело.
В Дарнице поезд пошёл под откос,
Гитлеру он продовольствие вёз.
Тут подорвалась цистерна бензина.
Встала одна и другая машина.
И на дорогах, построившись в ряд,
Вражьи машины без дела стоят!
Люди советские действуют вместе,
Кудрей получены свежие вести,
Что партизаны в отрядах лесных
Бьют оккупантов, преследуют их.
Вы не слыхали про Дудкина Жору?
Он помогал партизанам в ту пору.
Трижды фашисты стреляли в него,
Это не много ли для одного!
Жора смеялся: — Стреляли б в четвёртый,
Только узнали, что парень я твёрдый.
Думая, верно, что я из брони,
Отдых мне дать порешили они...
Печенев звался в подполье Антоном,
Связь он держал с партизанским районом.
Юный Антоша ещё на гражданской
Бился в двадцатом со сворою панской.
Наш арсенал отстоял он в бою,
Орден имел за отвагу свою.
Ну, а поздней, в предвоенные годы,
Он на железной дороге работал.
Печенев жил в переулке глухом.
В Комисиатском стоял его дом.
Дом этот низенький цел и сейчас.
Казик бывал в этом доме не раз.
Он приходил туда часто по делу.
Всех патрулей он обманывал смело.
Чтоб не попасться врагам на глаза,
По огородам чужим пролезал.
Как-то однажды на утренней рани
Юный связной поспешал на заданье:
Дяде Антону записку он нёс.
Мальчик устал и немножко замёрз.
Это не страшно, теперь уже близко...
Соболев другу в короткой записке
Явку назначил на месте другом:
Быть осторожнее надо с врагом.
Дядя Антоша, наверное, дома...
Нужен пароль, а с паролем знаком он:
Трижды тихонечко в дверь постучать,
Чтоб выходили связного встречать.
Вышел Антон. — Сколько зим, сколько лет!
Здравствуй племянник, сердечный привет.
В дом проходи, а не стой на пороге.
Знаю, маленько устал ты с дороги.
Вовремя ты, будешь пить с нами чай.
Мама, любимого гостя встречай...
Дядя Антон не один, видно, дома,
Кто-то сидит там чужой, незнакомый.
Как партизану записку вручить?
Срочно он должен её получить...
И для других незаметно, за чаем,
Всё-таки мальчик записку вручает.
Он её, в трубку в кармане скатав,
Дяде Антону засунул в рукав.
5
В том декабре, в сорок первом, зимою
Ёжился враг, замерзал под Москвою.
Взять он задумал Москву до тепла,
Но неприступна столица была.
Ждали вояки: в Кремле, в светлом
зале,
Гитлер им даст ордена и медали,
Но не медали, не ордена,
Только могилы дала им война!
В Киеве знали о славной победе.
Часто шептались об этом соседи.
Как эта новость дошла из Москвы,
Верно, о том догадались и вы?
Кудря и Соболев ночью короткой
Возле приёмника слушали сводки,
В Киеве тёмном в полуночный час
Жора листовки печатал для нас.
Стаи таких «голубков» белокрылых
Людям давали надежды и силы.
За сердце брали живые слова:
«Братья, товарищи, с вами Москва!..»
Две киевлянки работали с Жорой
И не боялись работы тяжёлой.
Рая и Женя, чтоб делу помочь,
Были готовы печатать всю ночь.
Рая была знаменитой певицей,
Ею могли киевляне гордиться.
Многие спорили, что соловей
В пении мог позавидовать ей...
Разве мы знали, что Женя и Рая,
Улицы тише, темней выбирая,
Шли как старушки, надвинув платки.
Были в карманах у них «голубки».
Женщины шли незаметно, как тени.
И охранял нашу Раю и Женю
Жора. Дружили подпольщицы с ним!
Шли они Киевом сонным, ночным.
Шли будто тени вдоль чёрных пожарищ,
Тени, что, враг, ты никак не
поймаешь...
Шли, пробирались ползком и бегом,
Только бы не повстречаться с врагом!
Ветер срывался, и вьюга мела,
Смерть их на каждом углу стерегла.
Только таких ей настичь трудновато.
Где эти трое? Свернули куда-то...
А на рассвете, как в сказке, как в
чуде,
Всюду листовки увидели люди,
И на столбах и на стенках слова:
«Говорит Москва! Говорит Москва!
Сестры и братья родной Украины,
Вы и в неволе с народом едины.
Бьёте захватчиков. Бейте и впредь!
Смертью платите фашистам за смерть!»
А «голубки» и в деревню летали...
Казика люди в Жулянах видали
И за Днепром ледяным, в Броварах
Шёл этот мальчик с корзиной в руках.
Были в ней гвозди и мыло в платочке,
А под гвоздями на дне «голубочки» ...
Люди читали в листовках слова:
«Братья, товарищи, с вами Москва!»
Рядышком с Казиком шла его мать,
Будто бы вещи в деревне менять.
Может, пшена им отсыплют немножко,
Может, в подвалах осталась
картошка...
В Киеве трудно и голодно жить.
Нечего есть. Нечем печки топить.
И потянулись в село киевляне,
Вещи свои на продукты меняли.
А на морозе в лесу партизанам
Было труднее, чем нам, киевлянам.
Смелые люди на помощь им шли,
Всем помогали, чем только могли.
Год сорок первый уже на исходе.
«Что принесёт он?» — гадали в народе.
Как мотыльки вился белый снежок,
Сорок второй к нам ступил на порог.
* * *
А перед праздником, в снегопад,
Утром холодным, вьюжным
Трое военных едут на склад,
Срочно туда им нужно.
Два рядовых, офицер при них,
В парадной шинели длинной,
Молча сидят, и шофёр притих,
К Демиевке гонит машину.
Кондитерской фабрики виден склад.
Приехали. Тихо вроде.
Стоит часовой, держа автомат.
К нему офицер подходит:
— Гдье клядовщик, говорью тьебе?
Слюшать бальда приказу! —
А кладовщик тот ни ме, ни бе —
Не разберётся сразу.
Был кладовщик подлиза и трус,
Он что-то мычит от страха...
Кричит офицер: — Молчать, швайнерус!
Пощёчину дав с размаха.
И ордер потом ему подаёт,
Там подписи и печати...
А часовой притих у ворот —
Ещё попадёт некстати.
Едет машина во двор, где склад.
На ней — немецкий номер.
Кто этих военных послал в наряд?
Сам генерал фон Роммер!
Подпись его прочёл кладовщик —
Конфеты, печенье тащит...
Повёз тяжёлый большой грузовик
Гостинцы в лесные чащи.
Сюрприз партизанам на Новый год,
От Деда-Мороза подарки...
Чужую шинель офицер кладёт
На лавку, у печки жаркой.
То новогодний был маскарад.
Кто это?.. Посмотрите!
Тот офицер, что ездил на склад,
Конечно, Соболев Митя.
Солдаты, что дружно таскали мешки,
Что так провели фашистов, —
Дудкин и Печенев — смельчаки,
Помощники чекиста.
6
В сорок втором будто хищные волки
Немцы рвались к Сталинграду на Волге.
Лучших туда посылая солдат,
Быстро хотели занять Сталинград.
Город зовётся теперь Волгоградом,
Волга широкая плещется рядом,
Многое видеть реке довелось.
Много тут крови людской пролилось!..
Взяв Украину и с хлебом и салом,
Гитлер доволен, об этом мечтал он!
Думают фрицы: хозяева мы,
Кончим с победой войну до зимы!
И принимает «гостей» из Берлина
Многострадальная мать-Украина.
Едет фашистская новая знать,
Лучшие земли мечтая занять.
И генералы, напялив мундиры,
В лучших домах занимают квартиры,
Думают: это навеки своё —
В Киев слетаются как вороньё.
Киев не хуже прославленной Вены —
В оперу надо сходить непременно,
Есть там артистка, певица одна,
Знают, считается примой она.
В театре фашистам открыты все двери,
Будут сидеть генералы в партере,
Флаги парадные веют со стен,
В опере вечером будет «Кармен».
* * *
Пришёл июль к нам невесёлый,
Но в Ботаническом саду
Кружились в хороводах пчёлы,
Жужжали в липовом цвету.
Там кто-то шёл походкой лёгкой
Под липы, в тихий уголок.
На гордо поднятой головке
Коса лежала как венок.
Была подруга с нею рядом,
Одета в пёстрый сарафан.
С девчоночьим открытым взглядом.
Подстрижена как мальчуган.
Одна Окипная Раиса —
Золотокоса и стройна.
Она известная актриса,
Солистка оперы она.
А та, другая, Бремер Женя.
И знать не знал никто вокруг,
Что Женя, немка по рожденью,
Наш преданный, наш лучший друг.
Она росла на Украине,
Здесь выбрала себе друзей,
Считая этот край отныне
Любимой родиной своей.
В те дни, когда война настала,
С собою принеся беду,
Подпольщицею Бремер стала
И от знакомых не скрывала,
Что с немцами она «в ладу».
Легко болтая по-немецки,
Чтоб лишний выведать секрет,
Она звала их по-соседски
На чашку чая, на обед.
К врагам она вошла в доверье,
Она очаровала всех,
Для них у ней открыты двери,
В её квартире танцы, смех.
За чаем, в дружеской беседе,
Всё Женя выспросить могла.
Чтоб Кудря знал: кто в Киев едет,
Как на фронтах идут дела...
Подруги, встретившись, гуляли
Под липами в густом саду.
Они не думали, не знали,
Что встреча им сулит беду.
Шептались потихоньку обе...
— Раиса, что слыхала я,
Узнали важные особы
Про киевского соловья.
Фашисты съехались, и, значит,
Уже не будет перемен.
Ведь это редкая удача:
Сегодня вновь идёт «Кармен»!
Ты будешь петь фашистской знати,
Замрёт от восхищенья зал.
Максим — в карманах по гранате
— Поймёт условленный сигнал.
Должна ты поклониться, Рая,
От рампы отойти назад.
Тогда Максим, он сядет с краю,
Швырнёт гранаты в первый ряд…
В аллеях тишина, ни звука,
Там никого, казалось, нет.
Но ядовитою гадюкой
Ползла предательница вслед.
Изменница с гадючьим жалом
Их выследила. На беду,
Их разговор она слыхала
Под липами, в густом саду...
* * *
В хрустальных люстрах свет погас,
Толпа притихла, онемела.
Так хорошо, как в этот раз,
Ты никогда, Кармен, не пела.
Свои последние слова
Поёт цыганка-чаровница.
Через мгновенье, через два
Всё это здесь должно случиться...
Аплодисменты рвутся ввысь,
Шумят, как пышная дубрава,
Зовут Окипную на «бис»,
Кричат Окипной: — Браво! Браво!
Что делать, как уйти назад,
Партер и ложи — всё в круженье...
Она взглянула в дальний ряд —
Там Жорж, Максим и с ними Женя.
Кармен в смятенье у кулис,
Под красным шёлком сердцу тесно,
Но вдруг не просьба спеть на «бис»,
А грозный окрик:
—Всем ни с места!
Всем документы предъявить!..—
И люстра вспыхнула в партере. —
Все входы, выходы закрыть! —
И накрепко закрылись двери...
И не успел ещё Максим
Шепнуть друзьям «Беда, ребята!»,
Как заломили руки им,
В лицо нацелив автоматы.
Стоят гестаповцы кругом,
Змея-предательница с ними.
Бормочет: — Каждый мне знаком,
Я назову любое имя.
Усатого зовут Максим,
Его мне адрес неизвестен,
Окипная дружила с ним,
Я их не раз видала вместе.
Раису знаю я с зимы,
За ней слежу уже полгода.
Брешу ей, что землячки мы,
Из Винницы мы обе родом.
Всплакну я для отвода глаз:
«При немцах жить невыносимо!»
И мне, поверьте, каждый раз
Поддакивала эта «прима».
И Дудкина узнала я,
И Женя Бремер тоже в зале,
С Окипною они друзья,
Они меня в подполье звали...
Гестаповец промолвил: — Гут!
О, вы стараетесь, я знаю... —
И всех в гестапо их берут:
Максима, Жоржа, Женю, Раю.
У палачей не стало силы,
Фашистов разбирала злость,
Подпольщики стальными были:
Три месяца пытали, били,
Но их сломить не удалось.
Окипная не отвечала,
Молчала Женя, Жорж молчал...
В тюрьме гестаповец сначала
То улещал их, то кричал:
— Кто с вами был ещё в подполье,
Вы назовёте или нет? —
Но люди падали от боли,
Ни слова не сказав в ответ. —
Максим, из них ты самый мудрый,
Зачем воды набрал ты в рот.
Скажи, и выпустим наутро.
— Жди, жди, скажу! — И смелый Кудря
В глаза гестаповцу плюёт.
Допрос окончен. Рассветает.
Край облака порозовел.
Максима, Жору, Женю, Раю
Ведут фашисты на расстрел.
День выдался осенний, ясный —
Подарок на прощанье им...
— Нет, мы боролись не напрасно, —
Своим друзьям сказал Максим. —
В последний раз нам солнце светит,
Ну что ж, умрём как на войне.
И завещаем нашим детям
И жизнь и солнце в вышине!..
7
В городе долго об этом не знали,
Но георгины не отцветали...
Сотня вставала за одного,
Не расстрелять им народа всего.
Вместо Максима в немецкой неволе
Соболев Митя возглавил подполье.
Шла уже битва за Сталинград.
Фрицы в мешке — ни вперёд, ни назад.
Их полегло возле Волги немало,
Красная Армия наступала.
От сталинградской горящей земли
Весть эту нам «голубки» принесли.
Тем, кто в немецкой неволе устали,
Радостным солнышком вести сияли,
А для врагов — это молния, гром,
Как ураган, пошатнувший их дом.
В очередях, на окраинах, в хатах—
Всюду искали шпики виноватых,
Тех, кто печатал, пускал «голубков»,
Кто не боялся заклятых врагов.
А на Шевченковском голом бульваре,
И на Сенном опустевшем базаре,
И по Крещатику, делая крюк,
Бегал, запыхавшись, рыжий Гнилюк.
Всюду шнырял он. Тогда б догадаться,
Знать, что гестаповцам мог он
продаться...
Был он подпольщиком, стал он врагом.
Знает Гнилюк на окраине дом.
Рыжий страшила по следу идёт.
Бойтесь предателя. Он у ворот.
* * *
Длиною с год глухая эта ночь,
Осенний ветер по деревьям лазит.
Они не спят, и нечем им помочь.
В печали мать. В задумчивости Казик.
Его тетради жмутся в уголок,
Одна в линейку, а другая в клетку.
Сегодня Казик спать пораньше лёг,
А это с ним случается так редко.
Взволнован Казик. Не уснуть ему.
От дяди Мити услыхал парнишка:
Враги теперь лютуют потому,
Что гонят их. Им скоро будет крышка.
Горюет мать. Максим навек затих,
Убили немцы Жору, Женю, Раю...
И только память светлая о них
Останется. Она не умирает.
Мечтает Казик: наступает срок,
Фашисты собираются в дорогу.
Скорей пойти бы в школу на урок,
Хоть учится и сам он понемногу.
Так дядя Митя Казику велел:
Читать, писать, ещё решать задачи.
У дяди Мити много всяких дел,
На новом месте встречу он назначил.
Охотиться за ним шпики взялись,
Чуть рассветёт, они уж на прогулке.
Теперь у Печенева жил чекист
В глухом Комисиатском переулке.
У них сегодня побывал связной,
Он рано встал и на ногах с рассвета.
Но не решил задачи ни одной,
Не сходятся никак они с ответом.
Он третий класс окончил до войны.
Каб не война, то перешёл бы в
пятый...
Бледнеет мать. В саду шаги слышны,
Стучат. А для соседей поздновато.
Вломились в дом их человек
двенадцать,
Гестаповцы, жандарм и с ними сам
Гнилюк, что смел гестаповцам продаться,
Что предаёт подпольщика врагам.
Волк, скинувший свою овечью шкуру,
Не опускает бегающих глаз.
— Где Соболев? — шипит каратель хмурый.
Мать отвечает: — Нет его у нас...—
Жандарм толкает женщину прикладом,
Но за своих всё вытерпит она. —
Я никого не знаю, что вам надо? —
Гнилюк им шепчет: — Брешет, знать должна.
Как лебезит предатель: «Рад стараться...»
Он перед ними стелется как лист.
— Не в переулке ли Комисиатском
Сегодня ночью прячется чекист!..
Быть может, он сейчас у партизана
У Печенева — друга своего,
Он шёл оттуда как-то утром рано.
Я и связного опознал его.
Вот он связной, — Мать заслоняет
сына,
А мальчик встал, притихнув, у стола.
Жандарм кидает Казика в машину,
В ту, что сюда фашистов привезла.
Как птица с перебитыми крылами,
Горюет мать в своём пустом гнезде.
Фашисты здесь хозяйничают сами:
Обыскивают, роются везде.
* * *
Все на Демиевке спали
Ночью ноябрьской, сердитой.
Лишь по оврагу петляли
Немцы в машине закрытой.
Шла по Казачьей машина,
Кралась, как чёрная кошка...
В Комисиатском пустынном
Словно споткнулась немножко.
Встала. — А ну, вылезайте...
— Пальто из кожи на немцах,
В шубе овчинной предатель,
Тепло он успел одеться.
Казик выходит следом,
Идёт по двору, как на пытку.
Куртка на нём из вельвета.
Старый пиджак внакидку.
Идёт с головой непокрытой —
Так взяли его из дома.
Толкают его бандиты,
Дорогой ведут знакомой.
Шепчет Гнилюк: — Короче,
Казик, ты умный парень,
Жить ты, конечно, хочешь,
Кашу с тобой мы сварим!
Мы их сейчас накроем,
Сделаем дело чисто.
Ты ведь знаком с паролем?
Вызови к нам чекиста...
За это получишь марки,
Мать купит пальто, подарки...
Не вызовешь, с ними вместе
Тебя порешим на месте!..
Как сердце в груди забилось...
Жить... Вдруг это всё приснилось?
Жить, жить... И мечтать не надо...
— Ну что ж, убивайте, гады!
Друзей предавать не буду,
Не надо мне ваших денег...
— Подумай ещё минуту,
Мы ждём, — говорит изменник.
— Ну ладно, — решился Казик,
— Уж мне ли не знать пароля,
По двери стукните разик,
Разочек один, не боле.
Но надо стучать умело,
А то ведь спугнуть их можно...
Я сделаю это дело
Тихонечко, осторожно.
Ему гестаповцы верят,
Стоят у забора сами,
А мальчик уже у двери,
Стучит кулаком, ногами...
Кричит он: — Не открывайте!
Фашисты кругом, облава!..
Стреляют спереди, сзади,
Стреляют слева и справа…
Псы у соседей лают,
Пули летят со свистом.
Печенев прикрывает
Соболева-чекиста.
Ушли друзья от облавы,
Врагу не попали в лапы,
А Казика на расправу
В машине везут. В гестапо.
Казику больно и тяжко,
Он в камере одиночной.
От белой его рубашки
Остались одни лишь клочья.
Галстук его пионерский,
Долго у сердца хранимый,
Сорван фашистами зверски.
Красной лежит георгиной.
Казик, мой мальчик упрямый.
Как тебя мучили, били.
Если бы знала ты, мама,
Что с твоим сыном творили.
Целились из револьвера,
В злобе топтали ногами...
Юного пионера
Смертью не запугали.
— Где партизаны? — Рядом!
— Шкуру сдерём с живого!..
— Казик не ждал пощады.
Он не сказал ни слова!
* * *
Холодной ночью в сорок третьем
Не стало Казика в живых...
Уже весну встречали дети,
Сосульки радовали их.
Грачиный грай, весенний вестник
Кричал в предчувствии тепла.
В подполье память, словно песня,
Про подвиг мальчика жила.
И Соболев друзей покинул,
Погиб с фашистами в бою.
России сын — за Украину
Сложил он голову свою.
И Печенева больше нету,
И он лежит во рву сыром...
Мы ждали близкого рассвета,
Восхода солнца за Днепром.
Живым подполье было наше,
И георгины всё цвели,
Карать врагов на смену павшим
Герои новые пришли.
* * *
Вагон с решётками стальными.
Он вёз в неметчину рабов.
Мать Казика была меж ними,
В толпе голодных земляков.
И говорил притихшим людям
Какой-то парень: — Лучше смерть,
Но их рабами мы не будем,
Довольно! Хватит нам терпеть!
Я прихватил с собою ножик,
А у вагона пол гнилой.
Решайтесь. Убежим, быть может.
Не бойтесь. Прыгайте за мной.
Спасибо парню — славный малый.
Помянут все его добром.
Ведь тот, кто выпрыгнул на шпалы,
Не стал в Германии рабом.
Эпилог
Ну, вот и всё. Нет к прошлому
возврата,
Как страшный сон, те годы позади.
Седеет мать. Приходят в дом ребята,
Где Казик с фотографии глядит.
Парнишка русый, с тёмными глазами,
Как все герои, он навек живой.
Сияет снова солнышко над нами.
Каштаны шелестят над головой.
Года идут. Проходят вёсны, зимы,
И следопыты в путь уходят свой,
Чтоб навестить тот уголок любимый.
Чтоб матери букеты отнести.
В букетах солнцем светят георгины,
Им никогда теперь не отцвести!
М.
Познанская
Валя Котик
Часть первая
1
Мать растит сынка, лелеет,
И ласкает, и голубит.
Если мальчик заболеет,
Мать его сильнее любит.
А когда не спит сыночек —
Глаз она не закрывает,
Над ребёнком поздней ночью
Нежно песню напевает.
Смотрит мать счастливым взглядом:
Сын шагнул по комнатушке!
Сын растёт, и мама рада
Покупать ему игрушки.
Купит мячик на базаре,
Купит новую машину,
Небо синее подарит,
Если нужно будет сыну.
Да зачем оно парнишке?
Хоть годков ему так мало,
Он у мамы просит, книжки
Чтобы вслух ему читала.
Мальчик, слушая, мечтает
О кремлёвских ясных звёздах,
Любит синих тучек стаи,
Хоровод берёзок пёстрых…
Гаснет зорька золотая,
Все ложатся, все устали.
Мама вечером читает
Книжки маленькому Вале.
Знает мальчик сказки-были
О яге и о жар-птице,
Как Иван да Марья жили,
Обманул петух лисицу...
Мальчик сам убил бы змея,
Он готов к такому бою.
Потягаться он сумеет
Даже с бабою-ягою.
А лисице, что схитрила,
— Что он сделает лисице?..
К Вале сон летит на крыльях,
Нежно дует на ресницы.
И пушинкой тополиной
Мама к мальчику присела,
Убаюкивая сына,
Тихо песенку запела:
— Ой, люленьки-люли,
Радость ты моя!
В доме не уснули
Только ты да я.
Ходит сон-дремота
Около ворот.
Отворю ворота —
Может, к нам придёт.
Спи, спокойной ночи!
Что же ты не спишь?
Вырастешь, сыночек,
В школу побежишь.
Я букварик новый
Для тебя куплю.
Спи, расти здоровый,
Баюшки-баю.
Спи, сынок, не зная
Никаких забот.
Вся страна родная
Сон твой бережёт.
2
Есть для всего своя пора:
Рожь зацветает летом,
А вишня, голая вчера,
Весной покрыта цветом.
И, как орлята, норовя
Взлететь под осень выше,
Растут большие сыновья
Из маленьких сынишек.
Вот так и Валя в добрый час
Мужает, подрастает.
Уже он ходит в пятый класс,
Но всё ещё не знает,
Кем хочет быть и как найдёт
Себе он в жизни дело.
Сесть хорошо бы в самолёт,
Весь мир бы облетел он.
И стать он капитаном рад,
Чтоб плавать в море синем.
Иль вырастить фруктовый сад
В сухих песках пустыни,
Чтоб цвёл, как в сказке, милый край,
Чтоб становился краше...
Любое дело выбирай,
Лишь станешь чуть постарше.
Путей-дорог не перечесть,
Иди, дружок, любою.
На свете много книжек есть,
Не читанных тобою.
Тебе, мой маленький герой,
Уроки делать надо.
Скорей тетрадь свою открой,
Клади задачник рядом.
Задачник мальчиком открыт.
Он, складывая, множа,
Такой курносенький сидит,
На девочку похожий.
И ждёт. Сейчас отец и мать
С работы возвратятся.
В степи ложится солнце спать,
Деревья золотятся,
Но пусть цветы глядят в окно,
Пускай зовут ребята, —
Не выйдет мальчик всё равно
Гулять во двор из хаты.
Готовит Валя свой урок —
Ведь скоро на экзамен!..
Свисает светленький чубок
Над синими глазами.
А мальвы шелестят опять:
«Смотри, уж солнце село,
Иди гулять, иди гулять,
Ведь ты уроки сделал!»
* * *
Как-то ребята дали
Книгу прочесть парнишке.
С ней подружился Валя —
Нету прекрасней книжки!
Смотришь — не понимаешь:
Книга простая с виду,
А почитай, узнаешь,
Что в ней за тайна скрыта.
Книга чудесной былью,
Правдой полна стальною.
Книгу прочтёшь — и крылья
Вырастут за спиною.
Петь соловьи устали,
Тополь во сне лопочет.
Долго читает Валя
Майской короткой ночью...
Книга о смелом Павке!
Как же тут спать ложиться?
Только до этой главки...
Только одну страницу...
Видит теперь он часто
Павку перед собою:
«Павел Корчагин, здравствуй!
Мы — земляки с тобою.
Жил ты здесь, по соседству,
Любят тебя и знают.
Я помню берёзку с детства
В парке зелёном с краю.
В светлый наряд одета,
Шумит листвой молодою.
Сажал ты берёзку эту,
А я поливал водою.
Её поливают юннаты
Летом, лишь станет жарко.
Как бы мы были рады
С тобой погулять по парку!
Как бы тебя встречали
Здесь, в Шепетовке, люди!
Всюду, в любом квартале
Гостем желанным будешь.
Дорог ты всем, я знаю, —
Подвиг тебя прославил.
Как я теперь мечтаю
Стать тебе другом, Павел...»
Сон уже ходит всюду
В шорохе тополином.
Валя клянётся: «Буду
Родине верным сыном!»
Часть вторая
1
Грозное, страшное слово — война.
В жизни страшней не найти.
Жжёт, убивает, рушит она
Всё на своём пути.
Кажется, свет навсегда погас.
Солнце в глубокой мгле...
Гитлер фашистам отдал приказ —
Враг на нашей земле.
Он города, деревни, поля
Топчет и жжёт подряд.
В ранах, в пожарах наша земля,
Пули над ней летят.
Но защитить отчизну свою
Встал, поднялся народ.
Будут разбиты враги в бою, —
Враг на Москву не пройдёт.
С нашим народом враг не знаком,
Стойкий народ у нас...
И Валин отец с вещевым мешком
Едет на фронт сейчас.
Плотником был он перед войной,
Брёвна пилил, строгал...
И на защиту страны родной
Вместе с другими встал.
Горе пришло в их маленький дом.
Ночь. А никто не спит.
Трудно расстаться Вале с отцом,
Сердце его щемит.
Но, не заплакав, и в этот раз
Мальчик себя перемог.
—Ты не волнуйся, папа, за нас, —
Твёрдо сказал сынок. —
С мамой друзья мы, ты знаешь сам...
Хоть трудно будет вдвоём,
Её обижать никому не дам,
Как-нибудь проживём.
Я пионерское слово даю,
Что буду тебе помогать.
Как Павка Корчагин, в родном краю
Буду с врагом воевать.
Верю, придёшь ты с победой в дом,
Славно повоевав...—
Но расставаться надо с отцом:
Подан уже состав.
И на прощанье сказал отец
Мальчику своему:
—Знаю, что ты, сынок, молодец.
Дай, тебя обниму. —
У расставанья короткий срок.
В путь — эшелон не ждёт.
Замер вдали паровозный гудок,
Поезд на фронт идёт.
* * *
Где же ты, лето, лето-приволье?
Где вы, цветы полевые?
Люди вспахали, засеяли поле
И не убрали впервые.
Спелую рожь истолкли, потоптали
В поле фашистские танки.
Не для ребят цветы расцветали
Летом на светлой полянке.
Птицы замолкли, не слышно их песен,
Не куковали кукушки.
Всю эту ночь по ближнему лесу
Били немецкие пушки.
Всю эту ночь не ложились дети.
Выли всю ночь моторы.
Утром на сером, сыром рассвете
Немцы ворвались в город.
Пепел летает в зелёном парке,
Там не гулять ребятам.
Белой берёзоньке, дереву Павки,
Ветви спалило снарядом.
2
Однажды пришли ребята,
В окно постучали к Вале.
Знакома им эта хата,
Здесь часто они бывали.
В гостях и Степан и Коля —
Глазастые ребятишки,
Что с Валей учились в школе
И вместе читали книжки.
Играли вместе ребята,
В одном переулке жили,
В классе весёлом, пятом,
Все трое они дружили.
Дружба — великое дело.
Есть присказка у народа:
«С другом хорошим смело
Иди в огонь и в воду».
Сюда до войны, бывало,
Часто ходили дети.
Комната утопала
В солнечном, ярком свете.
Зайчики вперегонку
Прыгали по светлице,
Песенки пело звонко
Радио из столицы.
Ну, а теперь тут с лета
Стёкла все перебиты,
Нет ни тепла, ни света,
Окна тряпьём прикрыты.
Всюду при немцах люди
Света теперь не видят.
Что же тут делать будешь,
С тусклой коптилкой сидя?
А нынче праздник немалый —
Октябрьская годовщина.
Мама портрет достала
Со дна укладки старинной.
Ленин взглянул с портрета,
Близкий, знакомый, милый.
И сразу комнату эту
Как солнышком осветило.
— «Москва моя!..» — начал Валя,
И все подхватили песню,
Все пели и вспоминали
О прошлом, о днях чудесных.
Октябрь был такой весёлый,
Под музыку шли колонны,
И все пионеры школы
Цветы несли и знамёна.
Шутили, смеялись люди,
Все празднику были рады...
— Как мы про это забудем?
Что делать будем, ребята?
Ответил тихонько Валя:
—Я знаю, что делать, братцы:
Теперь мы большими стали,
Пора нам за дело браться. —
И мальчик, блестя глазами,
Шепнул ребятишкам страстно: —
Должны мы бороться сами,
Чтоб жизнь прожить не напрасно!
Ведь это же дело чести —
С врагами бороться ловко...
Ребята, со мною вместе
Хотите писать листовки?
— Хотим! — друзья отвечали.
И два заветных листочка
Вынул тихонько Валя
Из рукава сорочки:
— В лесу их нашёл вчера я.
Их дома держать опасно.
На каждом листочке с края
Горит по звёздочке красной.
Их сбросили самолёты
Над лесом у Шепетовки.
Теперь нам хватит работы —
Размножить эти листовки.
Москва нас помнит, ребята,
Зовёт с фашистами биться...—
Тут мама вышла куда-то:
Наверно, воды напиться.
И мальчики прочитали
При свете коптилки мглистой:
«Хвалились, что на Урале
За месяц будут фашисты.
Словам фашистов поганых
Не верьте, советские люди!..
Вступайте все в партизаны
И знайте, победа будет!»
...Ребята, полны отваги,
Торжественно дали слово:
— Как смелый Павка Корчагин,
Мы тоже к борьбе готовы!
Часть третья
1
Просьба к тебе, осенняя ночка,
Звёзды закрой, сгусти свою тьму.
Валя расклеить должен листочки,
Надо идти к управе ему.
Ветер колючий слева и справа,
Мальчик один, и всюду темно.
Там, за большим забором, управа,
Дом этот Валя знает давно.
Тихо, на цыпочках, Валя крадётся,
Смотрит в притихшую темноту.
Сердце его встревоженно бьётся —
Там часовой стоит на посту.
Если ты взялся — выполнить надо!
Пьян полицай, не бойся, иди!..
Лезет парнишка через ограду.
Тёмная ночка, не подведи...
Страшно. Но он вернуться не вправе.
Ведь отступать от клятвы нельзя...
Вот и дошёл, дополз он к управе!
Вы за него не бойтесь, друзья...
В эти минуты стало темнее,
Звёзды попрятались в вышине.
И мальчуган листовки расклеил
Возле ворот на серой стене.
Пусть они будут сорваны, смяты —
Гнева народного не стереть.
«Бейте фашистов, гадов проклятых!
Бейте собак, готовьте им смерть!»
* * *
А с утра от края и до края
Слух такой пошёл по Шепетовке:
Комендант кричал на полицая,
Расстрелять грозился из винтовки.
Так теперь он дела не оставит.
Злой, как волк, он из машины вылез,
Потому что ночью на управе
Русские листовки появились.
Кто прочёл листовки — не забудет.
Словно солнце видел из тумана!
И решили в Шепетовке люди:
Их писали наши партизаны...
А старухи говорили: «Скоро
Наши покарают супостата...»
Эти слухи, эти разговоры,
Усмехаясь, слушали ребята.
И, шагая в переулке рядом,
Думали, что это лишь начало.
Многое ещё им сделать надо,
Сделано пока ещё так мало…
* * *
Сеет осень дождик через сито,
Листьями в лесу трава покрыта.
Облетела с клёнов позолота,
В лес пришла осенняя дремота.
А давно ли тут бои гремели,
Падали подорванные ели,
Сосны подожжённые пылали,
Наши в обороне тут стояли.
Били пулемёты, автоматы,
Погибали русские солдаты.
И враги тут больше не вставали,
Мы им жару тоже поддавали.
Все пути-тропинки Валя знает:
Здесь в лесу грибы искал он в мае,
А теперь среди берёз и клёнов
Ищет он с ребятами патроны.
Лес не охраняют в эту пору,
Можно далеко идти по бору,
Только тихо-тихо, осторожно —
Тут на мине подорваться можно.
У большого старого окопа
На земле нашёл гранату Стёпа.
Вот патроны — штук, наверно, двести —
Под листвой лежат в укромном месте.
Возле пней, где березняк повален,
Тол нашли, винтовку увидали.
А в лощинке, под берёзкой белой,
Пулемёт стоял хороший, целый.
Неожиданной находке рады,
Взяли на плечи его ребята.
В кучу всё добро своё собрали,
Под корягой старой закопали.
По ковру осеннему лесному,
Радостные, шли ребята к дому.
Думалось, мечталось всем троим —
Вот бы партизан увидеть им!
Партизаны их возьмут с собою,
Заберут оружье боевое...
И не знал, не думал, Валя, ты,
Что так скоро сбудутся мечты!
* * *
Однажды в калитку дома
Вошёл человек незнакомый.
В шинели, большого роста,
Русый, широколицый.
— Позвольте, — сказал он просто, —
У вас мне остановиться.
На маму пытливо глянув,
Скользнул глазами по Вале:
— Я здесь работу достану,
Тут немцы рабочих брали.
Я слышал, рабочих мало
На лесопилке местной...
— Садитесь, — мама сказала, —
Живите, у нас не тесно...
А родом-то вы откуда?
— Да я не здешний, сестрица.
У нас там с работой худо,
А надо мне перебиться... —
И тихо в квартире снова,
Не сказано больше ни слова.
2
Так больше ничего и не узнали,
Кто квартирант их, из каких краёв.
Известно было всем, что в доме Вали
Гостит приезжий дядя — Мозолёв.
Он жил здесь и вернулся безработным,
Остановился у родни пока...
И на работу приняли охотно
Ивана Мозолёва, «земляка».
Не знала мама и не думал Валя,
Что раньше Мозолёв в России жил,
Был знатным сталеваром на Урале,
В мартене на заводе сталь варил.
И воевал. И на войне был ранен.
И в тыл заброшен Мозолёв Иван.
Теперь другое у него заданье:
Объединить всех местных партизан.
За Родину он рад бороться смело,
Всю жизнь готов отдать ей целиком.
Тяжёлое, ответственное дело
Ему подпольный поручил райком.
И полюбили коммуниста люди,
И сразу разгадал их Мозолёв, —
Довериться таким не страшно будет,
С такими можно победить врагов!
И Валя если надо, то поможет,
Он паренёк с характером прямым,
Врагов спокойно видеть он не может,
Трясётся весь от ненависти к ним.
3
И получилось это очень кстати,
Лишь в сказках или снах бывает так:
Их квартирант у Валиной кровати
Увидел рваный маленький башмак.
И, увидав, решил скорей помочь им —
Ботинок новых не достанет мать,
А он, умелый человек, рабочий,
Попробует им эти залатать.
Уже давно глухая ночь настала,
Холодный дождь царапался в окно,
Коптилка-лампа на столе мигала,
И Валя с мамой спать легли давно.
А дядя Ваня в руки взял башмак,
Потом за молотком полез на полку:
Сапожником он будет, коли так,
Ему бы только отыскать иголку...
...И вдруг на стол из башмака летят
Листки тетрадей... Их поднять он
хочет,
И видит букв косой, неровный ряд,
И узнаёт знакомый детский почерк...
Листовки... Он не раз их видел сам...
Те самые... Не может быть иначе...
Написанные почерком ребячьим,
Что прямо в сердце метили врагам!
«Вот он какой! Ведь сам ещё так мал,
Но мстит врагу в суровую годину!»
И коммунист в глаза поцеловал
И нежно обнял названого сына.
Часть четвёртая
1
Два года как
война идёт.
Тринадцать
лет герою.
И
Валя стал ходить в поход
И
летом и зимою.
Уже
не дома ночевал,
А
спал в землянке мшистой.
У
партизан он воевал.
Как
папа, бил фашистов.
Заданий
лёгких не просил,
А
шёл, куда опасно.
Ушанку
тёплую носил
Он
с ленточкою красной.
Совсем
как партизан-солдат...
Взглянули
бы ребята!
В
руках у Вали автомат,
А
на боку граната.
* * *
И летели вести в разные концы,
Что в отряде этом парни молодцы,
Что в отряде этом парни, как орлы —
До чего отважны, до чего смелы!
Командир в отряде храбрый Мозолёв
Налетал грозою, вёл своих орлов.
Слава разносилась песнею вокруг —
Для своих бойцов он и отец и друг.
Нелегко фашистам в том краю жилось,
Поезда летели с рельсов под откос,
И пылали склады, к облакам взлетев.
Разве остановишь партизанский гнев!
Месть горит, бушует пламенем в
сердцах,
Не жалейте гада, бейте до конца!
От Москвы обратно повернуть пришлось,
И теперь скулит он, как побитый пёс.
Но больнее жалит недобитый гад,
Потому не знает отдыха отряд,
Чтоб ночной порою в партизанский лес
Ни один разведчик вражий не пролез.
2
Тихо ночью в бору сосновом.
Только шепчут о чём-то ели
Нынче рано платком пуховым
Лес укрыли снега, метели.
Стёпа с Колей в дымной землянке
И во сне крадутся по следу.
Завтра надо встать спозаранку.
Спите. Пусть вам снится победа.
Звёзды спят, их укрыли туманы,
Спит луна за тучей мохнатой.
Лишь в дозоре не спят партизаны -
Автоматы у них и гранаты.
Валя Котик бойцов моложе,
Только он от них не отстанет.
Он стоит с автоматом тоже,
Холод щёки ему румянит.
Вспоминает он втихомолку:
В бор, засыпанный снежной ватой,
За большой новогодней ёлкой
До войны ходили ребята.
Дед-мороз был тогда на свете -
Бородатый седой проказник,
И какие подарки детям
Привозил он в санях на праздник!
Примечталось, вспомнилось Вале:
Он идёт на праздник весёлый
И поёт и танцует в зале
Возле ёлки со всею школой.
Вспоминает, как в том же зале
Красный галстук ему повязали...
А теперь он тут партизанит,
Ждёт, когда комсомольцем станет.
Поскорее бы дни летели,
До четырнадцати так долго...
Лес молчит. Лишь седые ели
С кем-то шепчутся втихомолку.
Лес молчит, в норах спят лисицы,
Заяц спит на снегу примятом,
Только хищным волкам не спится,
Не волкам — фашистам проклятым.
Валя, став под белой сосною,
Слышит шорох какой-то странный:
Подползает враг за спиною —
Хочет взять живым партизана.
Повернулся на шорох Валя
И гранату выхватил смело...
С ёлок белые шапки упали,
И земля вокруг загудела...
Что случилось — не мог понять он:
Всё покрылось вдруг чёрной мглою...
И очнулся он в медсанбате
С перевязанною ногою.
В тишине, приходя в сознанье,
Слышал — пела в бору синица.
У кровати был дядя Ваня
И молоденькая сестрица.
Дядя Ваня сказал: — Герои,
Молодцы у меня ребята.
Ведь фашисты — их было трое! —
Все убиты одной гранатой.
А нога болит? — Да не очень,
Только так, помаленьку ноет...
Как я рад, что сегодня ночью
Три фашиста убиты мною...
Так и надо им, так и надо!
Это здорово, дядя Ваня!
Буду бить я всех без пощады,
Хоть сейчас пойду на заданье!
— Нет, герой, подыматься рано.
Полежи. У нас дисциплина! —
Мозолёв сказал партизану,
Обнимая его, как сына.
Часть пятая
1.
Однажды в свою землянку
Бойцов Мозалёв позвал.
Он поднял всех спозаранку,
Он сам в эту ночь не спал.
Поближе подвинул стол,
Перо обмакнул в чернила
И станцию Майдан-Вила
На карте кружком обвёл.
— Смотрите, дорога тут,
Где вражьи идут эшелоны.
Они по ночам везут
На фронт солдат и патроны.
Поэтому медлить нельзя.
Карая врагов без пощады,
Любою ценою, друзья,
Пути заминировать надо!
Кто хочет туда пойти?..
Но только известно стало:
На всём отрезке пути
Патрулей, постов немало...
Подумайте. Знаю я,
Что каждый возьмётся смело... —
И Валя сказал: — Меня
Пошлите на это дело.
И позже, когда угас
За лесом закат румяный,
Пошёл выполнять приказ
Подпасок в одёжке рваной.
Мешок за спиной холщовый.
А что у него в мешке —
О том никому ни слова.
Что спрятал там пастушок,
Уставший в дороге длинной?
Он хлебом набил мешок.
Под хлебом — две круглые мины.
Вот станция, тополя...
Ну, дело теперь за малым!
И вдруг свисток патруля —
Шагает патруль по шпалам:
— Назад!.. А не то - капут!.. —
Пожалуй, стрелять он станет.
И Валя воскликнул тут:
— С дороги я сбился, пане... —
Глаза рукавом утёр: —
Иду в пастухи наняться... —
А сам — до чего хитёр! —
Стал громко сопеть, сморкаться. —
Сиротка я, дом сожжён...
В деревне тут есть работа. —
Сейчас разревётся он,
А слушать кому охота!
Патруль заворчал: — Иди,
Морока одна с тобою...
Да только потом, гляди,
На станцию ни ногою!.. —
И мальчик прибавил шаг.
Крадётся по шпалам ловко.
И вот за леском овраг —
Тут будет им остановка!
Гудит паровоз вдали.
Пусть мама гордится сыном!
На рельсы рядком легли
Одна за другой две мины.
2.
Ой. леса, леса-поляны,
На Славуту путь далёк...
В жизни наши партизаны
Не забудут тех дорог!
Будут помнить бор сосновый.
Песни в зелени дубрав.
Партизаны Мозолёва
Шли тогда на Изяслав.
Кони топали и ржали.
Над кострами вился дым.
А враги назад бежали —
Не до песен было им.
Но куда бежать поганым?
Ненавидит их народ.
И на помощь партизанам
Наша армия идёт...
На рассвете
это было,
У
далёких переправ —
Партизаны
вышли с тыла,
Чтоб
ворваться в Изяслав.
Свет
ракеты в дальнем поле
Загорелся
и погас.
Надо
вызволить Подолье —
Партизанам
дан приказ.
Наступает
час расплаты.
—
В бой за родину, вперёд! —
Рвутся
в городе гранаты.
Пулемёт
фашистов бьёт.
«Если
танк ворвался в город
Со
звездою на броне.
То
победа будет скоро,
Будет
мир у нас в стране!» —
Так,
волнуясь, думал Валя,
Смелый
маленький боец...
Вот
бы нынче увидали
Валю
мама и отец!
Он
вперёд бежит упрямо
С
автоматом на груди.
Погляди
на сына, мама,
Напоследок
погляди!..
К
своему герою-сыну
Прилети
издалека...
На
Подолье рвутся мины,
Вся
в крови Горынь-река.
Мама,
мама, далеко ты
И
к сынку не прилетишь...
Громче
вражьи пулемёты
Застрочили
с белых крыш.
Вот
уже внизу у склада
Бой
с фашистами идёт,
Но
от брошенной гранаты
Захлебнулся
пулемёт.
И,
зализывая раны,
Отступает
враг назад.
С
боем взяли партизаны
У
врага военный склад.
В
нем винтовки и гранаты
На
своих лежат местах,
А
у входа с автоматом
Валя
Котик на часах.
Бой
стихает за рекою,
Значит,
скоро дальше в путь.
Только
что с ним? Что такое?..
Кто
ужалил Валю в грудь?
Но
поста он не оставит,
Вы
не радуйтесь, враги.
Пусть
шинель на плечи давит
И
в глазах идут круги…
Сразу
ноги подкосило,
Голова
и грудь в огне.
Собирает
мальчик силы,
Прислоняется
к стене...
Но
ему всё хуже, хуже...
Он
друзей своих зовёт
И
сдаёт своё оружье...
Раньше
времени сдаёт.
Тучки
плыли, не видали,
Кто
стрелял из-за угла.
Золотое
сердце Вали
Вражья
пуля обожгла.
Солнышко,
ты скрылось тоже...
Выгляни,
согрей теплом...
Валя
больше встать не может,
На
снегу лежит сыром.
Стёпа
с Колей подбежали:
—
Встань скорее...Что с тобой?..
Мчатся
танки. Слышишь, Валя?
За
Горынью кончен бой. —
Тише
Валино дыханье…
Ранили
его враги…
—
Дай мне руку, дядя Ваня,
Встать
со снега помоги…
Помогите
мне, ребята,
Поглядеть
в последний раз,
Как
мы бьем врагов проклятых
Как
они бегут от нас.
Слышать
танков громыханье,
Видишь
звезды на броне.
Маму,
маму на прощанье
Повидать
бы только мне…—
И
замолк он… Глаз лучистых
Больше
Вале не открыть…
Партизаны
и танкисты
Шли
вперед фашистов бить.
Эпилог
Утро весеннее, птиц щебетанье,
Яблони в белом, душистом цвету.
По Шепетовке под солнышком ранним
Дети с букетами в школу бегут.
Вот на минуту задумались, встали,
Памятник видят над светлой листвой.
Тоненький мальчик на пьедестале,
Милый, знакомый, как будто живой.
Снял с плеча автомат после боя,
будто пришел в этот парк отдохнуть.
Любит страна пионера-героя,
Помнит отважный и доблестный путь.
Мальчик стоит у берёзоньки белой,
Той, что огнём опалила война.
Как она, стройная, похорошела,
Как подросла, повзрослела она.
К Вале пришли пионеры с букетом,
Алых пионов нарвали они.
Галстук такого же алого цвета
Валя носил в свои школьные дни.
Смелому мальчику с автоматом
Солнце весеннее, ярче свети!
В парке зелёном клянутся ребята:
— Будем такими, как Валя расти,
Будем и мы на отлично учиться, —
Валя все годы учился лишь так.
Будем отважно за Родину биться,
Так же, как Валя, наш славный земляк.
Песня о нашем товарище милом
Птицей летит над родною страной.
Валя, и мы отдадим свои силы
Родине, партии нашей родной!
Родине нашей любимой, родной.
Читайте также Стихи о детях войны
Комментариев нет
Отправить комментарий