Метамодерн в литературе: от иронии к искренности

 

Мы живем в век новой, свободной литературы, и, должно быть, вы заметили, как современные тенденции поменяли книжный рынок. Я предлагаю вам вместе со мной разобраться, что способствовало этим изменениям и как в литературу проник метамодернизм, прочно обосновавшийся в топах всевозможных премий и списков продаж.

Для начала, разберемся в понятиях. Метамодерн – глобальный культурный процесс, который характеризуется колебанием между двумя противоположностями и одновременностью их использования. В данном случае, колебание происходит между модерном и постмодерном. Он коснулся всех аспектов культуры и творчества: от изобразительного искусства и кинематографа до литературы и философии.

Метамодернизм – это уже понятие, введенное в 2010 году Тимотеусом Вермюленном и Робертом ван ден Аккером, отражающее общее состояние культуры с 1990-х годов. Сами авторы говорят: «Каждому человеку следует использовать термин так, как ему хочется», поскольку само направление все еще находится на стадии формирования.

Поскольку постмодернизм характеризовался деконструкцией, стилизацией, нигилизмом и отречением от общих концепций, сущность метамодернизма будет охватывать процесс возрождения искренности, романтизма, возврата к универсальным истинам, то есть – аспектов культуры модернизма.

Как вообще так вышло, что общество вдруг снова стало внимать голосу романтизма и решило отказаться от прочно въевшейся в культуру постмодернистской иронии? Как и любой этап развития культуры, метамодернизм не рухнул нам на голову резко и без предупреждения: даже до сих пор некоторые авторы являются рьяными последователями постмодернистской философии. Но самыми яркими историческими толчками для развития метамодернизма стали развал СССР в 1991 году (для России) и трагические события 11 сентября 2001 года (на Западе). Люди с новой силой ощутили свою уязвимость. Достигли той точки, когда уже не смешно. Последствия посттравматического синдрома нации были особенно заметны в Америке, когда после трагедии 11 сентября из телевещания были убраны все упоминания Башен Близнецов, а все вызывающие вопросы и страх сцены в боевиках и даже мультфильмах были пересняты или вырезаны.

Эти события оставили огромный след в сердцах людей, уставших и измученных бесконечно меняющимся вокруг миром, где ты уже не можешь чувствовать себя в безопасности. Нигилизм себя изжил.

Метамодернизм же ощущается как новый способ смотреть на мир. Это состояние, когда вы можете испытывать честное удовольствие от всего. Вы можете любить что угодно не только честно, но и с иронией. Благодаря этому вы можете не зацикливаться на старых метанарративах и искать собственную цель. И таким образом, раскачивание между постмодернистской иронией и модернистской серьезностью поднимает метамодерн над ними. Мы возвращаемся к чувственности модерна с гордо поднятой головой.

Давайте теперь разберем некоторые черты метамодернистской литературы.

Возвращение к истории. Не в том плане, что мы снова ныряем в важные исторические события. Мы возвращаемся к истории личной, частной. Рассматриваем под лупой самых обычных героев и их семейную жизнь, и самое главное – от нас никто не ждет объективности.

Под этот параметр отлично подходят, например, романы Захара Прилепина «Грех» и Александра Чудакова «Ложится мгла на старые ступени». В первом случае у нас роман взросления мальчишки из маленького провинциального города, который несмотря на все превратности судьбы не теряет вкуса к жизни, а во втором – роман о детстве и взрослении автора в городке для ссыльных в Северном Казахстане.

Новая искренность. Немного не та, о которой я писала выше – это, скорее, искренность на уровне доверительного разговора с психотерапевтом. В поисках новых глубин метамодернисты завели разговор о том, что происходит у человека внутри. И действительно, за последние годы вышло бесчисленное множество романов, раскрывающих именно психические заболевания, чувства и нутро тех, о ком раньше говорить было не принято. В этот список попадают и «Сато» Рагима Джафарова, и Дэниел Киз с его «Таинственной историей Билли Миллигана», а еще «F20» Анны Козловой, «Завтра я всегда бывала львом» Арнхильд Лаувенг и многие другие.

Большая форма. Серьезный подход метамодернистов к раскрытию тем предполагает художественную целостность. А поэтому одной из визитных карточек метамодернистского романа становится большой объем произведения, способный полностью охватить вопрос.

Например, «Благоволительницы» Джонатана Литтелла. Роман рассказывает историю офицера СС Максимилиана Ауэ и охватывает период с 1941 года и до падения Берлина. Или «Дом, в котором…» Мариам Петросян, где за 1000 страниц мы узнаем историю целого пансионата для увечных и брошенных детей и видим мир именно их глазами.

Автофикшн – жанр, который находится на границе между художественной прозой и эссеистикой, умело балансируя на грани. Сюда так же попадают автобиографии с элементами художественного вымысла.

Для примера: Итаф Рам «Женщина – не мужчина». Полу-автобиографичная история об американке палестинского происхождения, которая вопреки своим желаниям должна забыть об институте и выйти замуж по указке бабушки и дедушки. Или нашумевшая «Рана» Оксаны Васякиной, где главная героиня везет прах покойной матери через всю Россию, чтобы похоронить ее рядом с бабушкой и тетей. Тщательно задокументированный ритуал прощания.

Разумеется, это не все черты литературы эпохи метамодерна. Как минимум, в современной литературе помимо вышеописанного превалируют тенденции к стиранию границ между жанрами, растет популярность нехудожественной литературы, активно развивается масслит, и с новой силой разрастается популярность фантастики и фэнтези и на полки активно возвращается миф. Отсюда мы приходим к выводу, что возросшая за последние годы популярность ретеллингов, о которых я писала ранее, появилась не на пустом месте.

Метамодерн закономерно затронул и поэзию. Проявилось это и в форме, и в содержании современных поэтических произведений. В целом, изменилось многое. Самое важное – здесь мы так же возвращаемся к истокам.

На Руси стихотворения были больше похожи на молитвы, звуковой ряд был платный, рифма могла вообще отсутствовать. И только в начале XVIII века Тредиаковский привнес силлабо-тоническую систему и постепенно заимствовал структуру стиха у англичан. А Пушкин уже привел стихосложение в привычный нам до сих пор вид: столбики с заглавными буквами, деление на строфы и рифма.

Сейчас же стихи все больше начинают напоминать устную, хорошо организованную по звуковому ряду речь. Рифма не то чтобы себя изжила, она просто начинает отходить на второй план. Зачастую визуально стихотворение вообще не воспринимается, но стоит зачитать его вслух, как магия начинает работать.

Что касается наполненности и смысловой нагрузки, то сейчас в центр выдвинулась сложно устроенная, гиперчувствительная, настроенная на рефлексию личность. Обнажение ресурса искренности происходит за счет демонстративного обращения к приему прямого высказывания. Для примера, вы можете ознакомиться с поэзией Оксаны Васякиной, которая зачастую обращается к теме насилия над женщинами.

Сейчас мы живем, как мне кажется, в самое лояльное к литературным вкусам время. Мы нуждаемся в принятии, в надежде, в свежем взгляде на опостылевшие тревоги, и всё это нам с лихвой дает метамодернизм, позволяя снова почувствовать себя живыми и нужными.

Елена Маслова, библиотека №11 им. Я. Гашека