Меня зовут мои истоки…
Но живут в моем сердце все те перезвоны
ржаные,
И луга и стога, и задворки отцовской
избы.
И могу повторить, что родился я в сердце
России,
Это так пригодилось для всей моей
грешной судьбы.
Н.
Тряпкин
– В конце
70-х или начале 80-х годов, в нашей библиотеке выступала группа московских
писателей и поэтов. Среди выступавших был и Николай Тряпкин. Стихи его на меня,
тогда очень молодого сотрудника библиотеки, видимо, впечатления не произвели,
потому что я не помню, о чем они были. А вот манера исполнения очень удивила и
осталась в памяти на долгие годы. Николай Иванович от природы заикался и
поэтому стихи свои не произносил, а напевал, – делится воспоминаниями Людмила Давыдова,
зав. отделом библиотеки № 32 им.М.Горького.
Вот
теперь, почти 40 лет спустя, я обращаюсь к творчеству самобытного русского
поэта Николая Ивановича Тряпкина. И повод для этого более чем замечательный.
Ему исполняется 100 лет.
Из
печати вышло более 20-и сборников его стихов, а в 1992 году за книгу «Разговор
по душам» он первым из поэтов удостоился Государственной премии России. При
этом он никогда не был поэтом в широком смысле популярным и тем более модным.
Но всегда у него была своя читательская аудитория, были критики, по достоинству
оценивающие его произведения.
Главной темой
в творчестве Николая Тряпкина стала тема русской деревни. И это не случайно.
Ведь большую часть своей жизни он провел в деревне, впитал в себя красоту ее
лесов, полей. Здесь впервые услышал напевные русские песни; русские обряды и
традиции вошли в его жизнь.
Не
алтари и не пророчества,
Не брага
Звездного Ковша –
Меня
хранит от одиночества
Моя
крестьянская душа.
И всеми
стужами вселенскими
Не
заглушить моих углей.
Горю
дровами деревенскими,
Дышу от
дедовских печей.
Николай
Иванович Тряпкин родился 19 декабря 1918 года в глухой тверской деревне Саблино,
в семье крестьянина. Затем вся семья переезжает в Подмосковье, в село Лотошино.
В 1939 году после окончания школы Николай Тряпкин поступает в Московский
историко-архивный институт. Но учиться в нем долго не пришлось, началась война.
В Великой Отечественной войне участия он не принимал по состоянию здоровья и
провел эти годы на севере под Сольвычегодском, работая в колхозе счетоводом.
Потом долгие годы снова жил в Подмосковье и только в 1983 году переехал в
Москву. В 1958 году окончил Высшие литературные курсы.
Особое
влияние на Н. Тряпкина оказал архангельский север, именно эти места он считал
родиной своего творчества. Красота северной природы поразила молодого человека.
Вспоминая этот период жизни, поэт писал: «И вот именно там, в этой маленькой
северной деревнюшке, и началась моя творческая биография. Коренной русский быт,
коренное русское слово, коренные русские люди… У меня впервые открылись глаза
на Россию и на русскую поэзию, ибо увидел я все это каким-то особым, «нутряным»
зрением. А где-то там, совсем рядом, прекрасная Вычегда сливается с прекрасной
Двиной. И повсюду – великие леса, осененные великими легендами. Все это очень
хорошо для начинающих поэтов. Ибо сам воздух такой, что сердце очищается и
становится певучим. И я впервые начал писать стихи, которые меня самого завораживали.
Ничего подобного со мной никогда не случалось. Я как бы заново родился или
кто-то окатил меня волшебной влагой».
С этой
любовью к природе, малой родине и России Николай Тряпкин прожил всю свою жизнь.
Я уходил
в леса такие,
Каких не
сыщешь наяву,
И слушал
вздохи колдовские,
И рвал
нездешнюю траву.
И
зарывался в мох косматый,
В
духмяный морок, в душный сон,
И был ни
сватом и ни братом –
Жилец
бог весть каких времен.
В 1945
году произошла встреча Н. Тряпкина с П.Антокольским. Стихи начинающего автора
очень понравились Антокольскому, и он рекомендовал Николая Тряпкина писателю и
тогда редактору журнала «Октябрь» Ф. Парфенову. Именно в этом журнале в 1946
году были опубликованы первые стихи поэта. В 1953 году вышел первый сборник
стихов «Первая борозда», а в 1956 – второй, под названием «Белая ночь». Критика
отреагировала на эти публикации негативно. Поэта обвинили в «патриархальщине» и
оторванности от современной действительности, а еще отметили сходство со
стихами Н.Клюева и П. Клычкова. Что по тем временам было крайне нежелательно. Впоследствии
Тряпкин отвечал своим недругам:
Мне
говорят, что я в опасности,
Что это
тень, мол, на плетень –
Изображать
в печатной гласности
Невзгоды
наших деревень.
Писать
про избы, что сутулятся
От
жизни, трудно прожитой:
Писать
про то, что есть, мол, улицы,
Знакомые
с полынь – травой…
Эй вы,
папаши и брательники!
Я сам не
рад в конце концов.
Но… эти чертовы
репейники
Среди
пустующих дворов!
Уже в
первых сборниках стихов наряду с картинами полевых работ, сельского быта
прозвучало то, что впоследствии стало отличительной особенностью лирики Н.
Тряпкина. А именно песенное начало его стихов, их связь с устным народным
творчеством. К тому же стихи Н.Тряпкина оказались очень мелодичными. В
некоторых стихотворениях слышится прямая перекличка с народными песнями.
Комарики
–мухи
Комары!
Убегали
девки за дворы.
Ай да
ночка – темень!
Благодать!
Используя
традиции русской народной песни, Тряпкин умеет в нескольких строфах – частушках
показать целый бытовой роман:
Ой, не
лебедь белокрылый,
Не
дунайская вода,
Мимо
окон ходит милый,
Починяет
провода.
Починяет
провода,
Не уехал
никуда…
Все
равно теперь меж нами
Льется
синяя вода.
Одни
стихи непосредственно связаны с народным творчеством, с песней; другие как бы
подразумевают песенное исполнение – «Летела гагара», «Хоровод», «Меня били –
колотили». Но это не переложение народной поэзии, не стилизация, как может
показаться, а самостоятельное творчество. Фольклорные же мотивы служат только
отправной точкой. Песенное начало, мелодичность слышны и в стихах совершенно
другого звучания:
Свет ты
мой робкий, таинственный свет!
Нет тебе
слов и названия нет.
Звуки
пропали. И стихли кусты
Солнце в
дыму – у закатной черты.
Кстати
сказать, некоторые стихотворения, положенные на музыку композиторами:
А.Морозовым, Е.Брициным, Е.Щекалевыми стали песнями. Одна из самых известных –
«Летела гагара». А исполняли песни И.Кобзон, В. Толкунова, М. Капуро, Ю.
Охочинский, Э.Хиль, М.Суворова, фолк-группа «Седьмая вода, группа «Доктор
Ватсон» и другие.
У народа,
где песня там и сказка. Сказочный колорит стал одной из самых примечательных
особенностей стиля поэта. В цикле «Пижма» у него появляется старик Зимогор,
прадед Святогор – персонажи, переходящие из одного стихотворения в другое.
Там лес
бородатый, там дед Зимогор,
Сосновой
дрючиной стучится во двор.
Там
рыжие лоси в большой снегопад
На
дровнях по школам развозят ребят.
В
полуфантастических строках, уводящих словно бы в глухую старину, почти всегда
оказываются приметы современности. В этом проявилась еще одна интересная
самобытная способность автора связывать в единый образ разные эпохи, понятия,
чувства, реальные и исторические события.
Здесь
прадед Святогор в скрижалях не стареет,
Зато и
сам Христос не спорит с новизной.
И на
лепных печах, ровесницах Кащея,
Колхозный
календарь читает домовой.
Это
придает его стихам необычайное звучание. И даже в зрелые годы Тряпкина по-прежнему
тянет к выдумке, к сказке, к поэтизации обыденного.
Один из
ярких примеров совмещения реального и исторического пластов – стихотворение – «Песнь
о хождении в край Палестинский». Легенда, рассказанная поэтом о своем
дедушке-богомольце, воспринимается как реальность, но одновременно как далекое
прошлое, не имеющее ничего общего с трагедией, которая происходит на Иорданских
берегах в момент написания стихотворения.
Тематика
стихов Н Тряпкина разнообразна. Есть замечательные стихи о природе, об освоении
космоса.
Где-то
есть космодромы,
Где-то
есть космодромы.
И над
миром проходят всесветные громы,
И,
внезапно издав ураганные гамы,
Улетают
с земли эти странные храмы,
Эти
грозные стрелы из дыма и звука,
Что
спускаются кем-то с какого-то лука
И
вонзаются прямо в колпак мирозданья…
И
рождаются в сердце иные сказанья:
А все
это Земля, мол, великая Гея,
Посылает
на небо огонь Прометея,
Ибо
жизнь там темней забайкальского леса:
Даже в
грамоте школьной никто ни бельмеса.
Постепенно
в поэзии Н.Тряпкина появляется тема памяти, памяти о трагических страницах в
истории российского крестьянства – раскулачивание, коллективизация, уничтожение
деревень и самобытной русской культуры.
И
настало то утро, зачавшее это сказанье,
И
подводы со скарбом стояли уже у крыльца.
И
столпился народ и галдел, как на общем собранье,
Хлопотали
отцы, не забыв про стаканчик винца.
И стучал
молоток, забивая горбыльями окна,
И лопата
в саду засыпала у погреба лаз.
И родная
изба, что от слез материнских промокла,
Зазвучала,
как гроб, искони поджидающий нас.
Это было
– как миф. Это было в те самые годы,
Где в
земной известняк ударял исполинский таран.
И гудела
земля. И гремели вселенские своды,
И
старинный паром уходил в мировой океан.
Последние
годы жизни поэта пришлись на 90-е годы. Он переживал развал страны, выступал
против перестройки и развала России. Он не хотел и не мог смириться с
происходящим.
И ни отцов тебе, ни отчего завета,
Ни дедовских могил, ни чести, ни стыда.
Ирония судьбы! В дом русского поэта
С приплясом ворвалась хитровская страда.
Протест
против происходившего в стране звучал не только в стихах. Он был участником событий
возле Дома Советов, сотрудничал с оппозиционной газетой «День».
20
февраля 1999 года поэта не стало. Похоронен он на кладбище «Ракитки» в Подмосковье.
Но как
наказ потомкам звучат его стихи:
Я не был
славой затуманен
И не
искал себе венца.
Я был
всегда и есть крестьянин –
И не
исправлюсь до конца.
И вот
опять свой стих подъемлю
Пред
ликом внуков и сынов:
Любите
землю, знайте землю,
Храните
землю до основ.
Не
будьте легче мысли птичьей –
Врастайте
в землю, как в гранит.
Она
всему дает обличье
И все
навеки утвердит:
И нашу
суть, и нашу славу,
И запах
лучшего плода, -
И нашу
русскую державу
Оставит
русской навсегда.
И
потому-то землю надо
Особой
меркой измерять:
Она не
только хлеб и стадо,
Она еще
– сестра и мать.
И потому-то
в поле вешнем
Сними-ка,
братец, сапоги,
И
постарайся быть безгрешным,
И
никогда земле не лги.
И я не с
тем ли, не затем ли
Даю
стихам высокий лад
И вот
кричу: не грабьте землю,
Не
будьте прокляты стократ!
Она не
только хлеб и сыта,
Она еще –
сундук и клеть,
И нашей
речи знаменитой
При ней
во век не оскудеть.
И нашу
суть, и нашу славу
Она не
спустит без следа
И нашу
русскую державу
Оставит
русской навсегда.
Память о
Николае Тряпкине жива. Издаются сборники его стихов. В юбилейные даты в Центральном
Доме литераторов проходят памятные мероприятия. На месте, где когда-то
находилась родная деревня поэта Саблино, установлен памятный знак. В 2009 году
состоялся Первый Всероссийский поэтический фестиваль имени поэта. Проводился он
в поселке Лотошино. Одна из улиц поселка носит имя односельчанина, а в историко-краеведческом
музее развернута постоянная экспозиция, в центральной библиотеке проводятся
Тряпкинские чтения.
В библиотеке
№32 им. М. Горького есть 5 сборников стихов Н. Тряпкина: «Златоуст» (1971), «Гуси-лебеди»
(1971), «Стихотворения», (1977), «Стихотворения» (1940 -1982) (1983), «Излуки».
Предлагаю вам небольшую подборку стихов Николая Ивановича Тряпкина из этих
сборников и подборку песен на его стихи.
Приятного вам знакомства и чтения!
Где ты,
мой друг незабытый?
Где ты,
мой голос речной?...
Снится
мне берег размытый,
Помнится
голос ночной.
В долгом
и темном безвестье
Годы меж
нами прошли.
Где ты,
чье имя для песни
Губы мои
сберегли?
Юность –
с котомкой дорожной,
В пепле
родное жилье.
Сердце
по тропам заросшим
Ищет
становье твое.
Где-то
пробрезжит долина,
Утро в
цветах луговых…
Где ж
ты, мой зов лебединый,
В небе
созвездий каких?
1942
Лунный
час
Полнолунный
простор, фосфористый снежок.
Одинокий
мой путь серебрист и широк.
Я пришпорил
коня в этот плен световой,
Погружаясь
в торжественно-белый покой.
Я люблю,
когда снег, под луной излучась,
Отливается
вдруг в синеватую ясь,
И на
дымке лесов, на сугробинах коч
И горит
и молчит светозарная ночь.
Пусть
потонет луна в набежавших тенях,
И ясней
засверкают огни в деревнях,-
Я в
померкших полях осажу скакуна,
Вновь
дождусь, когда ночь околдует луна,
Пред
блаженно-сияющим сном тишины.
1943
Засмеялась
калина, краснея счастливо,
Заплела меня в зелень косы.
И надела
калина мне перстень красивый
В заревых самоцветах росы.
Точно
совы, кругом, с голубой поволокой,
Трепыхались зарницы в лугу.
Вот о
чем-то правдивом, простом и широком
Заиграл гармонист на кругу.
Но
казалось – по скатам самим откровеньем
Замерцали пруды и стога.
Но
казалось – девичья слеза от волненья
Синей каплей сбегает с
листка.
И
шептала калина: «Возьми без остатка
Все созревшие гроздья мои!»
И
смеялись мы с нею и верили сладко
В нераздельную душу земли.
1947
Летела
гагара
1
Летела
гагара,
Летела
гагара
На
вешней заре.
Летела
гагара
С
морского утеса
Над
тундрой сырой.
А там на
болотах,
А там на
болотах
Брусника
цвела.
А там на
болотах
Дымились
туманы,
Олени
паслись.
2
Летела
гагара,
Кричала
гагара,
Махала
крылом.
Летела
гагара
Над
мохом зеленым,
Над
синей водой.
Дымились
болота,
Дымились
болота
На
теплой заре.
Дымились
болота,
Туманились
травы,
Брусника
цвела.
3
Кричала
гагара,
Кричала
гагара
Над
крышей моей.
Кричала
гагара,
Что
солнце проснулось,
Что море
поет.
Что
солнце проснулось,
Что
месяц гуляет,
Как юный
олень.
Что
месяц гуляет,
Что море
сияет,
Что
милая ждет.
1955
Ягодиночка
Ой,
мамонька, жарко, открой трубу,
Открой трубу.
Ой,
милого жалко, забыть не могу,
Забыть не могу.
За окнами
вьюга молчит – не шумит,
Молчит – не шумит.
Болит
мое сердце, болит – говорит,
Болит – говорит.
Надень-ка
ты, вьюга, мохнатый шугай,
Мохнатый шугай
Да
сбегай, ты вьюга, на синий Дунай,
На синий Дунай.
Там
солнышко светит, ломается лед.
Ломается лед.
Там
лебедь красивый куда-то плывет,
Куда-то плывет.
1956
За синие
своды,
За
вешние воды
Зовут
меня детские сказки природы,
На белую
гору, к метельному бору,
Отвесить
поклон старику Зимигору.
И
северный дед, убеленный снегами,
Кудлатый,
как бор, залопочет губами,
Читая
берложьи священные Веды,
Усевшись
на пень для высокой беседы.
Сосновые
своды, глухие проходы…
Я слушаю
тайную флейту природы,
Иду
через дремы, очнуться не смея,
К
прогалинам детства, в страну Берендея,
На
красные горы, в певучие боры,
Где тучи с громами ведут разговоры,
Где сосны и ели вздыхают о Леле
И ждут
заревой ворожейной свирели.
И старый
медведь, умудренный годами,
Там
ходит с клюкой, оснащенной суками,
Храня
заповедники Звука и Слова
От
страшного зверя и глаза лихого…
Проносятся
тучи, проносятся годы
Меняются
земли, меняются воды.
А я эти
тропы, и вздохи и стуки
Держу на
примете, беру на поруки.
А я эти
песни, рожки и свирели
Хотел бы
оставить в родной колыбели,
Где
красные горы, где шумные боры,
Где я на
дулейке искал переборы.
И слушал
земли заповедные Веды.
Садясь
на пенек для высокой беседы…
1957
Я уйду
за красные туманы
Через те
закатные мосты.
За далеким
полем, у бурьяна.
Жди меня
до поздней темноты.
Говорят,
что там, за гранью алой,
Где
садится солнце на шесток,
Зацветает
силой небывалой
Огнекрылый
сказочный цветок;
Что
едва, мол, тронь его рукою –
И земля
в таинственном саду,
И
восходят звезды над тобою
На
великом песенном ходу…
Дай же
мне веселые заклятья
От
глухой и скучной слепоты,
И пускай
той верой на закате
Загорятся
дальние кусты.
Жди
меня, раздольная, у края,
За
полями гаснущего дня…
Загорюсь
тем светом, не сгорая,
И цветок
достану из огня.
И пускай
идет себе прохожий,
Ничего
не думая про нас,
Превратись
ты в камень придорожный,
Чтобы
скрыться от ненужных глаз.
Ну, а
если вещие зарницы
Все же
крикнут о конце моем, -
Зазвенит
гармошкой у крыльца,
И
зажгутся тайной несказанной
И земля,
и воздух, и леса.
И никто
вовек не перестанет
Забываться
в песне, как во сне.
И цветок
в глаза ему заглянет
И
расскажет сказку обо мне.
1962
А это
всегда я имею в виду,
Когда
через луг по ромашкам иду,
Что эти
ромашки и эта земля
Живут,
свою плоть меж собою деля, -
Друг
друга питают, и соль свою пьют,
И в
песенке пчел через год запоют.
И в эту
работу цветов и земли
И
прежние пчелы и травы пошли,
Пошли
снеготалы – и снова пойдут,
И предки
мои обязательно тут;
И сам я
и ты через годы, потом,
В живые
круги мирозданья войдем.
И
дальний потомок – забавный Адам –
Вот так
же рукою притронется к нам.
А мы с
тобой будем – земля и трава.
И скажет
потомок такие ж слова:
Что вот,
мол, какие ромашки цветут,
И предки
мои обязательно тут…
А мы
закиваем, задрав стебельки,
Что
гибели нету, а смерть – пустяки.
1962
А на
земле мазурики
Живут
себе, живут,
И дочек
в щечку чмокают
И замуж
выдают.
И все у
них, мазуриков,
Исправно,
как всегда:
И Лермонтов
под пулею,
И
должность хоть куда.
Живут
они при дьяволах,
При
ангелах живут
И все
кругом при случае
Как
липку обдерут.
А ты,
вояка-праведник!
Ну, кто
ты есть такой?
Гуляешь
новый Лермонтов,
Голодный
и босой.
И каждый
усмехается:
Дурак
ты, мол, дурак!
Пороки
все наказаны,
И все
теперь не так.
1966
За
церковкой старинной,
За
насыпью крутой
Играет
пастушонок
На
дудочке весной.
А там,
на самой круче, –
Гляди со
всех дорог, –
Стоит
такой занятный, –
Музейный
городок.
Сосновый
да шатровый,
Посадский
да княжой.
И все
его соборы –
Над
гривою лесной.
А
впрочем, тут ни царских,
Ни
княжеских палат,
И только
с красных звонниц
Бубенчики
звенят.
И я туда
поближе,
Повыше
поднимусь:
Эгей моя
тверская
Да
суздальская Русь!
Пусть
верю я в железо,
И в
камень, и в стекло,
Но
прежде верю в слово,
Что на
сердце легло,
А больше
– в эту землю,
Живую,
как свирель…
Ах,
город, ты мой город,
Серебряная
трель!
Пускай
ты весь шатровый,
Посадский
да княжой,
Да что
же я при этом
Поделаю
с собой?
А
впрочем, тут ни царских,
Ни
княжеских палат…
И только
в этой песне
Бубенчики
звенят.
1968
Свет ты
мой робкий, таинственный свет!
Нет тебе
слов и названия нет.
Звуки
пропали. И стихли кусты.
Солнце в
дыму – у закатной черты.
Парус в
реке не шелохнется вдруг.
Прямо в
пространстве повис виадук.
Равны
права у небес и земли.
Город,
как воздух, бесплотен вдали…
Свет ты
мой тихий, застенчивый свет!
Облачных
стай пропадающий след.
Вечер не
вечер, ни тьмы, ни огня.
Молча
стою у закатного дня.
В робком
дыму, изогнувшись, как лук,
Прямо в
пространстве повис виадук.
Равны
правы у небес и земли.
Желтые
блики на сердце легли.
Сколько
над нами провеяло лет?
Полдень
давно проводами пропет.
Сколько
над нами провеяло сил?
Дым
реактивный как провод, застыл.
Только
порою, стеклом промелькав,
Там вон
– беззвучно промчится состав.
Молча
стою у закатного дня…
Свет ты
мой тихий! Ты слышишь меня?
Свет ты
мой робкий! Таинственный свет!
Нет тебе
слов и названия нет.
Звуки
пропали. И стихли кусты.
Солнце в
дыму у закатной черты.
1969
Сколько милая любила!...
Сколько
милая любила,
Святый боже!
Сколько
с нею нас знобило
На
рогоже!
Запускали
в нас полено –
Что
за горе!
Голубкам,
знать, по колено
Было
море.
Возвращался
я, бывало,
Издалечка,
А
любимая журчала,
Точно речка.
Что за
баньку прибирала,
Грела воду!
И любую
разгоняла
Непогоду.
А теперь
она такая…
Боже святый!..
Что за
ведьма избяная,
Черт горбатый!
Извела
меня паскуда,
Испилила
И за
водкой всю посуду
Перебила.
Ах ты
старое коренье!
Что за мука!
Даже
лучшее варенье –
Горше лука.
Что там
скрылось-позабылось,
Ни словечка,
И давно
уж не топилась
Наша печка.
1972
Черная,
заполярная,
Где-то в
ночной дали,
Светится
Русь радарная
Над
головой Земли.
Над
глухотой арктической
И над
гульбой стиляг
Крутится
тот космический,
Тот
заводной ветряк.
Невидаль
ты ушастая!
Гаечный
нетопырь!
Громко
тебе приветствую
Или
твержу псалтырь.
Пусть ты
не сила крестная
И не
исчадье зла.
Целая
поднебесная
В лапы
твои легла.
Русь ты
моя глобальная!
Знаю
твою беду:
Скрипкою
величальною
Дьявола
не отведу.
Бредится
иль не бредится,
Только у
той скирды
Чую
Большой Медведицы
Огненные
следы…
Сторож
Млечного пояса!
Свято
твое копье.
Стонет
радарным полюсом
Бедное
сердце мое.
Пусть я
не тварь господняя,
Но и не
червь земли.
Небо и
преисподняя
В песни
мои легли.
1978
Людмила Давыдова, зав. отделом библиотеки № 32
им.М.Горького
Комментариев нет
Отправить комментарий