Лётчицы Великой Отечественной войны: Стихотворения и песни

 

Бессмертие

Когда на боевом аэродроме

В кромешной тьме заметные едва,

В тугих ветрах, в пыли, в моторном громе

Рулят на старт знакомые У-2,

 

Когда зенитки гневные на страже

Стоят у нас — на стыке двух морей,

Когда в поход уходят экипажи

Моей страны любимых дочерей,

 

Я, как вчера, сегодня вижу снова,

Как в небе пролетают высоко

Амосова, Никулина, Смирнова,

И Руднева, и Белик, и Пасько.

 

Я вижу всех. Я вновь их вижу вместе.

Им Родина святая дорога,

Они летят с горячим грузом мести

Громить в бою жестокого врага.

 

Когда неумолимою грозою

Победный путь они свершают свой,

Я вслед смотрю и вспоминаю Зою —

Бессмертный подвиг девушки простой.

 

Друзья мои! Попробуйте измерьте

Величье славы, вставшей в полный рост.

Они летят дорогою в бессмертье

Дорогой ясных путеводных звёзд.

 

Они летят — и день, что нынче начат,

Сияньем солнца их согреет вновь.

Пусть им всегда сопутствует удача

И Родины великая любовь.

Б. Ласкин

 

Богини кубанского неба

Какая ночь красивая была!

Вдоль Пашковской акация цвела,

И запах опьяняющий — до звезд!

А самолет У-2 руке послушный

Свой говорок станичный добродушный

Над сонными левадами понес.

 

В такую ночь по парку бы гулять,

Где духовой оркестр играет вальсы

И робкий парень пожимает пальцы

Ее руки, не зная, что сказать.

 

Все это было, кажется, давно,

Теперь войны жестокие законы.

Своей любовью к Родине влекомы,

Идут на смерть. Другого не дано.

 

Чем ближе к цели, тем грозней мотор,

Лазутчиком луна выходит из-за гор.

И не узнать подстриженных девчат,

На землю устремляют острый взгляд.

 

У штурмана на девичьих руках

Авиабомба в миллион свечей

(Так носят мамы маленьких детей!),

Уже снята взрывателя чека.

 

И вот над целью бомба зажжена —

Вся местность, словно днем, озарена.

Но наступает страшная пора,

Какая-то немыслимая пытка —

Все ближе подбирается зенитка,

И ловят самолет прожектора.

 

Но вот вскричали девочки «ура!» —

Возмездие настигло супостата.

Гвардейский полк Бершанской нес расплату

За все сожженные врагами хутора.

 

За всех подруг, огнем войны сраженных,

За всех детей, теперь уж не рожденных,

За тысячи ночей и черных бед,

За первые сединки в двадцать лет.

К. Обойщиков

 

Полк небесный

1

Комдив недоверчиво медлит,

Спасует, того и гляди.

Такие потери намедни,

Такая борьба впереди.

Наверх о резерве напомнил,

Повторно напомнить хотел.

А тут, понимаешь, на помощь

Девчоночий полк прилетел.

 

Бипланы фанерные — кто бы

К такой вот примерил поре?

Но есть где подвешивать бомбы,

И есть пистолет в кобуре,

И воля врага пересилить,

Быстрее отправиться в бой...

Святые девчонки России,

Забытые нами с тобой...

 

2

Не говори — история...

Лишь фронтовик поймет —

Силы теряя, стонет

Раненый самолет.

Но через боль движенье —

В пламени штурман цел...

Ты еще с нами, Женя,

Бомбы легли на цель.

 

Рядом летят подруги —

Верили до конца...

Но обгорели руки

И не прикрыть лица.

Были бы долго вместе...

Видимая едва

Искра костра на месте

Рухнувшего У-2.

 

Кажется, так не близко,

А обожгла меня

Искорка эта — искра

Будущего огня.

Вечного...

 

3

Их, наверно, окликнул кто-то,

Аппарат с собой прихватив.

Задержались у самолета,

Обернулись на объектив.

Отступает тумана дымка,

Вылетать пора, извини...

Две девчонки глядят со снимка,

Улыбаются из войны.

Покидая земную зону,

Только небу принадлежат —

В неуклюжих комбинезонах

Чуть похожи на медвежат.

 

4

Экипаж Макарова и Белик

Убеждает штаб в который раз —

Мол, дружнее нет на свете белом,

На заданье вместе шлите нас.

Пусть приказ, конечно, не случайный —

С молодыми надо бы в полет,

Но сегодня нас не разлучайте,

Мы сроднились — штурман и пилот.

Над врагом на крыльях полотняных,

Яростным разрывам поперек.

— Мы у цели. Курс держи, Татьяна.

— Бей по ним без промаха, Верок!

Чад и чернота чужих предместий,

Фронт на запад пятится, паля...

— Будет мир — захочешь, станем вместе

Опылять пшеничные поля?

Будет мир — счастливый светлый берег,

Обогретый солнечным лучом...

Экипаж Макарова и Белик

В польской спит земле, неразлучен.

 

5

Где-то куклы спрятаны,

Где-то мама ждет...

В ночь на двадцать пятое

Вспыхнул самолет.

 

Молодость распятая,

В воздухе расстрел...

В ночь на двадцать пятое

Экипаж сгорел.

 

Оперенье смятое

Пепел на снегу...

В ночь на двадцать пятое

Две свечи зажгу.

 

6

Как звезды срываясь, горим мы,

Но скорбным не верьте словам —

Мы рядом, мы с вами, незримо

Мы всюду сопутствуем вам.

 

Хлестал обжигающий веер

И дыма росла полоса...

Я ваша небесная Вера —

Всмотритесь сильней в небеса.

 

Пылал самолет, и одежда,

И воздух, расплавясь, исчез...

Я Надя, я ваша Надежда,

Я вас наблюдаю с небес.

 

От взрыва оглохла округа...

Для вас отвоевана новь.

Живите, любите друг друга!

Я Люба, я ваша Любовь...

 

7

А командир со старта не уходит

И рядом все встревожено молчат.

Быть может, где-то близко, на подходе

Машина не вернувшихся девчат.

Вернитесь все — из боя, из полета,

В который раз беду переборов,

И шквал огня зенитных пулеметов,

И частокол чужих прожекторов.

 

Все возвратитесь. Снова будьте дома.

Пусть плоскости пропороты насквозь,

Но дотяните до аэродрома,

Чтоб только ожиданье прервалось.

На кромке поля, ночь, в непогоду,

У крохотной надежды на краю...

И тянутся часы, и длятся годы,

И сердце разрывает как в бою.

 

8

Над могилами этих старух

Фотографии юных девчонок.

Перехватит взволнованно дух

От улыбок, кудряшек и челок.

 

Словно вспомнили время, когда

На войне о любви говорили,

Словно вспять повернули года,

Улетели в свои эскадрильи.

 

Там разрывы снарядов, и дым,

Там о помощи просит пехота...

Возвратились к подругам родным,

Не вернувшимся к ним из полета...

 

9

Полк небесный, помоги

Пережить тревогу эту.

В лабиринте, где ни зги

Укажи дорогу к свету.

 

Давит век, ожесточась,

Верит кляузам и слухам —

Укрепи в тяжелый час,

Посильнее сделай духом.

 

Полк навеки неземной,

За добро продолжив битву,

До конца пребудь со мной,

Как надежда и молитва.

 

10

Я поклонник ночного полка,

Фронтовых фотографий хранитель,

И тревожат порой облака,

Словно в прошлое тянутся нити.

 

Словно снова в полуночный час

Эскадрилья, за нею другая,

Пролетают, сегодняшних нас

От беспамятства оберегая.

 

А победа еще далека,

Темнота переполнена риском...

Я поклонник ночного полка —

Поклоняюсь его обелискам.

С. Голещихин

 

Ночные феи

Фрагменты героической поэмы

Землячке — Герою Советского Союза

Евгении Рудневой —

и её боевым подругам посвящается

 

В непогоду между боями

«Мы делали за ночь по несколько взлётов...

Конечно, уставали, но Женя никогда не унывала,

в перерывах между боями читала нам стихи...

Каким теплом веяло от этого удивительного,

милого, доброго человека...»

Из воспоминаний Героя Советского Союза

Н.М. Распоповой

 

...И когда облака продолжали сниженье,

А вблизи и подруги не видно почти,

Голос чей-то с высот ей подсказывал: «Женя,

Для поднятия духа девчатам прочти...»

 

И дивились, как взгляд её добрый лучится,

Как тянулись глазами усталыми к ней

Штурманов и пилотов прекрасные лица,

Как победно теплело в груди у людей...

 

И сидели они, локтем чувствуя локоть,

В бой готовы за ней, только их позови!

И читала она им из Тютчева, Блока

О величии жизни, о светлой любви...

 

И вокруг поднимались провисшие тучи,

И ракетой внезапно кончался урок,

И летел на врага с экипажами Тютчев,

И летел на врага с экипажами Блок!

 

Наташа. Год 2004-й

«Кое-где ещё скрипят ветераны

46-го Гвардейского женского авиаполка...

Их всё меньше и меньше...»

Из переписки

 

У песочницы только и слышно,

Где в песке на «бандите» «бандит»:

«У Наташки поехала крыша —

Вновь Наташка ночами бомбит!»

 

Всё сместилось: названия, даты...

Вновь на «мессере» кружит расист.

Бой над подступами к Митридату.

В круге огненном Новороссийск.

 

Экипаж на бомбёжках натаскан...

Но горючка? Но штурман убит?

И в горячем экстазе Наташка

Всё бомбит и бомбит, и бомбит...

 

И не светит посадка машине.

И, Христом в гефсиманской ночи,

На Наталью взирает Вершинин*...

Что молчишь, командарм, не молчи…

 

...Взрывы... Гибнущей лётчице тяжко,

И всё цепче прожектора луч...

Но держись, не сдавайся, Наташка,

Чтобы не закрывали на ключ.

 

Прочь невзгоды, наветы и беды,

Надо встретить подружек живьём...

Сколько там, на листке, до Победы?

Не робей. Долетим. Доживём...

 

Второго мая в сквере у Большого театра

«Через много лет после войны малую планету

№ 1917 в память о студентке мехмата МГУ,

несбывшемся астрономе и отважном штурмане,

назовут именем Жени Рудневой...»

Из газет

 

Однополчане же, как и решили ещё на войне,

ежегодно 2 мая в двенадцать собираются

в сквере у Большого театра...

 

Жизнь промчалась... А боль остра.

Этот мир забудет едва ли,

На каких высоких кострах

За Отечество вы сгорали...

 

Светит золота доброго свет,

Шар земной продолжает движенье.

Жаль, что Белик, Макаровой нет,

Нет Никулиной, Рудневой Жени...

 

Многих нет. Но есть наша страна!

Ей — Россия великое имя,

Что когда-то была спасена

Ими, двадцатилетними ими!

 

Бьют двенадцать. Цветеньем объят,

Сквер не видывал цвета такого!

Вот с ватагой галдящих ребят

К ветеранам спешит Терешкова.

 

И пылают ребячьи глаза,

И восторга в них нынче без меры...

В них небесная синь и слеза,

В них истоки незыблемой веры!

Эта вера и греет, и жжёт,

Она требует: пробуйте, смейте!

И победно в народе живёт,

Как тогда в поединках со смертью.

* К.А. Верши́нин — советский военачальник, Главнокомандующий Военно-воздушными силами СССР, Герой Советского Союза.

В. Лангуев

 

Их помнит небо

Пролетел над осенней рощею

Белым лебедем самолёт,

И припомнился Соне Рощиной

Боевых подружек полёт.

 

Над израненными станицами,

Над сиротством несжатых нив

Плыли девушки лебедицами,

Землю крыльями заслонив.

 

Те, что осенью сорок первого,

Тьму ночную пронзив крылом,

Здесь врага по-солдатски встретили

С неба яростного огнём.

 

И сквозь годы в мшистой роздыми

Будет помнить Кубань-река

Эти грозные краснозвёздные

Крылья девичьего полка.

 

В небе вечно они останутся,

Лебедицами ввысь взлетев,

А девчонки другие тянутся

К вашей солнечной высоте.

 

Сединой голова припорошена,

Словно дымом пороховым,

Но останется, Соня Рощина,

Сердце смелое молодым.

 

Над сентябрьских полей сединами,

Над твоей седой головой

Плывёт песнею лебединою

Голос юности боевой.

В. Саакова

 

Перед боем

Еще светло. Еще не спится,

Еще видны вершины гор.

Белеют домики в станице,

Вечерний слышен разговор.

 

А за околицею в поле —

Полынный запах горьких трав,

И самолеты на приколе

Стоят, носы свои задрав.

 

Погас последний луч заката.

Взошла луна в туманной мгле,

Под гул далекого раската

Уснул кузнечик на крыле.

 

Но лишь зажгутся в небе звезды,

Ракеты вспыхнут над рекой

И трассы пуль прочертят воздух,

Нарушив призрачный покой,

 

А мой ПО-2 уже рокочет,

На цель привычно курс берет

И под покровом темной ночи

Летит уверенно вперед.

 

Летит, готов любой ценою

Прорвать завесу черной мглы.

Спешит туда, где перед боем

Зенитки подняли стволы…

Н. Кравцова

 

Ночные ведьмы — женщины-герои

            Памяти лётчиц 46 женского Гвардейского авиаполка

 

Деревянный биплан,

Две кабины открыты,

Ночь страшна и темна,

А девчонкам — лететь...

Маму вспомнив, вздохнув,

Может, будут убиты,

Каждый вечер они

Отправлялись на смерть.

 

Лётчик, штурман и ночь

Два ТТ — пистолета,

Груз смертельный висит,

Сердце бьётся в груди.

У кого-то из них

Песня будет не спета,

Никому не известно,

Что их ждёт впереди.

 

Парашют не берут,

Для него мало места.

Проще пареной репы

ППР — их прицел...

Вылетали на смерть,

Хороши, как невесты,

Защищали Отчизну,

Ночью мчались на цель.

 

Вы не верьте тому,

Что девчонки те — ведьмы.

Умирая, они

В Небеса унеслись.

Перед смертью

Молились как все, о Победе,

И дарили потомкам

Надежду на Жизнь.

 

И с Небес эскадрилья

Ночная взывает:

Помолитесь о нас,

Как хотели мы жить!

Словно Ангелы, в небе

Девчонки витают,

Мы не можем забыть их.

Мы их можем ЛЮБИТЬ...

О. Мальцева-Арзиани

 

* * *

В их жизни было всё: и взлёты, и паденья,

Любовь и ненависть, жестокая война,

Потери, боль, военное везенье,

Сраженья насмерть и победная весна.

 

Война по сути черноты необъяснима,

Нет оправданья зверствам, ужасам, смертям.

Боль стонущей земли невыносима,

Страданье разрывает сердце матерям.

 

Но Ласточки сквозь боль и страх взлетали,

Теряли в битвах боевых подруг.

Любовь и ненависть они в боях познали,

И с каждым вылетом мужал их женский дух.

 

Нежнейшие, небесные созданья

Являлись костью в горле для врагов.

Любое трудное им было по плечу заданье,

В ночных полётах было не до снов.

 

На крыльях смерть они несли во имя жизни,

Им убивать пришлось, но в том —не их вина.

Они давали клятву —жизнь отдать Отчизне

И чашу славы выпили сполна.

 

Жизнь им была дана для подвигов, для славы,

Венцом судьбы была Победная весна.

Они Отчизны нашей верные солдаты.

Навеки память сохранит их имена!

Т. Подцветова

 

Баллада о 46-м женском авиаполке

Уходит время, оставляя даты,

Стирается войны суровый лик.

Аэродром военный был когда-то

Там, где сейчас аэропорт возник.

 

Но помнит степь девичий голос звонкий,

Как быстро, обгоняя облака,

Взлетали в небо смелые девчонки

Сорок шестого авиаполка.

 

И, не боясь огня, во тьме метали

Груз мести на немецкие полки ...

«Ночные ведьмы!» — вот как их прозвали

Хвалёные фашистские стрелки.

 

Бывало, падал самолёт, сожжённый

Огнём врага, и вы пылали в них

Несбывшиеся матери и жёны,

Растаявшие в небе, словно дым.

 

Летающие ангелы России,

Запомнят вас грядущие века ...

В. Деревянко

 

В небе «Ночные ведьмы»!

Война бросала похоронки,

Давила болью всю страну,

А эти милые девчонки

Спешили в небо на войну.

 

Из медсанбатов удирали,

Едва лишь сняты с раны швы,

И им не грезились медали,

Дрались, чтоб не было войны.

 

— Внимание!.. «Ночные ведьмы!»

И фрицы в панике опять,

А мы шутили, знали ведь мы:

Мужское дело — воевать.

 

Ах, эта «швейная машинка» ...

Полёт у «этажерки» тих...

Летит ночная «керосинка» ...

А фрицы в панике от них.

 

На плечи в сумках почтальонок,

Налитых будто бы свинцом,

Давила тяжесть похоронок —

«Войны не женское лицо».

 

Ракета, и в ночное небо —

«Рус фанер» за крылом крыло...

Ну, что с того, что я там не был?

Мне, просто, — так не повезло.

П. Звягинцев

 

Ночные ведьмы

Под снегом, ливнем и в хорошую погоду

Крылами резали вы над землёю мглу.

«Ночные ведьмы» на «небесных тихоходах»

Бомбят фашистские позиции в тылу.

 

Ещё по возрасту и норову — девчонки…

Пора влюбляться да любимыми вам быть.

Под шлемы лётчика запрятали вы чёлки

И в небо ринулись врага Отчизны бить.

 

И сразу взлёт во тьму от парт аэроклубов

Без парашюта и без пушки, лишь с ТТ.

Вам небо звёздное, наверно, было любо.

Вы и на бреющем всегда на высоте.

 

Вы для своих бойцов — «небесные созданья»,

А для чужих — «ночные ведьмы» на По-2.

Страх наводили вы над Доном и Таманью,

Да и на Одере была о вас молва.

 

Не все, не все вернутся из ночного боя.

Порою крылья, корпус — хуже решета.

Садились чудом с грудой вражеских пробоин.

Заплаты — днём, а ночью снова — «От винта!»

 

Как только солнце в свой ангар зайдёт на треть и

Обслужат техники крылатый аппарат,

Идут на взлёт по полосе «ночные ведьмы»,

Чтоб на земле устроить немцам русский ад.

С. Соколов

 

Девушкам-лётчицам...

А эти девушки летали

И бомбы сеяли окрест...

И находили их медали,

Ну, а кого — тяжёлый крест,

Кресты по матушке России

Сияют в бронзовой пыли —

Летали девушки-мессии

Во имя радости земли...

 

Сегодня их я вспоминаю,

Простых девчонок и невест,

И вместе с ними там летаю,

В военном зареве небес,

И их прошу: не пропустите

Врага на наши образа...

На счастье сверху посмотрите

Озёрам в синие глаза...

 

Девчонки-лётчицы, немало

Досталось Вам от той войны,

Немного писем долетало

До белой мирной тишины...

Ваш строй сейчас идёт парадом,

А под крылом — зелёный лес,

Но славы ангелам не надо

В светлейшем зареве небес...

 

А эти девушки летали,

Летят и нынче над страной...

Они, как чуда, мира ждали,

И взяли верх над той войной!

Кресты по матушке России

Сияют в бронзовой пыли —

Летали девушки-мессии

Во имя радости земли...

Е. Аркушина

 

Военным лётчицам Великой Отечественной посвящается

Царство тьмы, прожекторами меченное,

Резали два хрупкие крыла.

«Ведьмами» вас звали, а не «женщинами» —

ты ж и правду ведьмою была.

 

И своею колдовскою силою

Ворожила всем смертям назло,

Чтоб война не погубила милого,

Чтоб тебе и завтра повезло.

 

А когда в У-2, насквозь просеченном

Кое-как, но умудрялась сесть, —

Ведьмою была ты, а не женщиной,

И могла любое перенесть:

 

Смерть и боль, пожары и предательства,

Не старея, не теряя сил...

Это и являлось доказательством,

Что тебя нечистый сам хранил,

 

Уберёг и на земле, и на небе,

Вывел из-за огненной черты,

Разыскал живого, не израненного,

Милого-далекого следы.

 

И когда, объятиями встреченный,

Наконец он заглянул в глаза,

Не у ведьмы, просто сильной женщины

Слабая скатилася слеза...

О. Барышникова

 

Ночные ласточки

Посвящаю девушкам-лётчицам Великой Отечественной войны

 

Их наши звали ласточки ночные,

«Ночные ведьмы» — звали немцы, — не игра...

А лишь недавно вальсы выпускные,

И песни под гитары до утра.

Нет, вовсе не игра...

С порога дома

Они шагнули в зарево войны,

Полёты в ночь, огни аэродрома,

А сны всегда тревогою полны.

 

Остались за спиной весна и юность,

А здесь призывы бортовых огней...

Домой сегодня

Даша не вернулась,

Сгорела Лиза

в самолёте с ней...

 

Ты думаешь, что им не страшно было,

Погибнуть, не дожив до двадцати?!

И вряд ли их отыщется могила...

А до Победы сотни вёрст пути...

 

И снова вылет в ночь, вернутся все ли?

Не ради славы жизнь их на кону,

В бессмертье наши «ласточки» летели,

Летели, чтобы защитить страну.

 

Немало их, девчонок наших славных,

Зарыла в землю подлая война,

И мы сегодня их забыть не в праве, —

У них ведь с нами Родина одна!

А. Гайдамак

 

Герои и судьбы. Ночные ведьмы

Беззвучен трепет крыльев.

Трава склонилась ниц.

Ночная эскадрилья

Решительных девиц.

 

Мы племени валькирий.

Тверда судьбы рука.

Не терпим перемирий.

Крушим и рвём врага.

 

И он не ждёт пощады,

Он воет на луну.

В последнем круге ада

Преследуем

Войну.

 

За сломанные судьбы!

За пепел городов!

Крест-накрест полоснуть бы

Её

Со всех фронтов!

 

Бегут от тех валькирий

Каратели SS.

Ночная эскадрилья —

Легенда ВВС.

Влада Успенская

 

* * *

Посвящается лётчицам 588 авиаполка, воевавшим в годы войны

 

Была война, жестокая война,

Всех уносила, без разбора, слепо.

За землю — умирали в облаках,

А на земле отстаивали небо.

 

Бомбил фашистов женский лётный полк,

Огнём зенитки небо полоскали.

Из самолётов «Ласточек» своих

Ночами напролёт не вылезали.

 

Валились с ног и наши и враги,

Земля и небо пламенем пылали.

А девочки, летевшие на смерть,

Ещё недавно с куклами играли.

 

Они взлетали к звёздным небесам,

Спокойно спать фашистам не давали

Матёрые люфтваффовцы за то,

Их «Ведьмами ночными» называли.

 

А им бы каблучки, да женихов,

Любви бы неземной им до рассвета.

Но на Земле шла страшная война

И корчилось от взрывов «бабье лето».

 

В одном бою был сбит наш самолёт,

Внизу он полыхал в порывах ветра,

А в темноте белел лишь парашют,

Спускался словно ангел, лётчик с неба.

 

Собаки рвались, чуяли, чужой.

Внизу не жди ни чуда, ни подмоги.

А ветер дёрнул грубо парашют

И лётчику запутал в стропах ноги.

 

Обрезав стропы, натравили псов,

И с головы поникшей шлем сорвали.

А на лицо, что заливала кровь,

Копной тяжёлой волосы упали.

 

Блиндаж немецкий, строгий офицер,

Рассвет гляделся в грязное оконце.

Тевтонский орден вспомнили они

И как сжигали ведьм их крестоносцы.

 

В глазах нет страха только жажда жить,

Трава покрылась тёплым, лёгким пеплом,

А вот душе, ей больше повезло.

Подняться ввысь и любоваться небом….

 

Они хотели жить, детей растить

Нам с довоенных снимков улыбались,

Девчонки воевали в облаках,

И после смерти в небо возвращались.

П. Ильченко

 

Полк «Ночные ведьмы»

Второй шёл год войны, и до Победы

Был путь далёк, но немцам на беду

В высоком небе полк «Ночные ведьмы»

Свой начал путь, приблизив тем мечту.

 

Со всей страны советской в нём собрали

Девчонок-лётчиц, будущих бойцов.

На лёгких «этажерках» ввысь взлетали

И днём, и в ночь, а ветер дул в лицо.

 

Их лица молодые все светились

Желаньем беспощадно бить врага.

А на земле под ними проносились

Леса, поля родные и луга.

 

Они бомбили вражьи эшелоны,

За ночь одну шестнадцать, было, раз.

Взлетали в небо русские мадонны,

Стремясь исполнить Родины приказ.

 

Вручную бомбы прикрепляли к днищу,

На низкой шли предельной высоте,

Чтоб враг их не заметил, пусть поищет,

Его громили в полной темноте.

 

Немного было их в полку, но ужас

Ночные ведьмы сеяли вокруг.

Жара им не помеха да и стужа.

Впадали в «кому» фрицы от подруг.

 

Горели танки на платформах ярко,

Взрывались рядом пушки, а на них

Смотрели сверху лётчицы, не жалко

Захватчиков им было в грозный миг.

 

Они свой долг исполнили отважно,

С врагом сражались, не жалея сил,

Летали на У-2 всегда бесстрашно,

Победу нам на крыльях принесли!

С. Мельникова

 

Ночные ведьмы

Май сорок третьего, в роще закаты.

Взрывы вчерашние и не слышны.

Скрип патефона, танцуют девчата —

Всё, как до этой жестокой войны.

Был лишь вчера выпускной — смех и слезы,

Первые чувства, прощанья слова...

А в камуфляже из веток березы

После боев отдыхают По-2.

 

Дома вас ждут, возвращайтесь, родные!

Лишь бы дожить до счастливой весны…

Юные Золушки – Ведьмы Ночные,

Страшная сказка прошедшей войны.

 

«Скоро Победа, осталось немножко!»

Верят они и твердят вновь и вновь.

Где же вы: Сашка, Андрей и Сережка...

Что не успели сказать про любовь.

И получая солдатскую почту,

Каждая ждет этих слов дорогих...

Может, был в спешке дан адрес неточный,

Может кого-то уже нет в живых...

 

Девочки кружатся под Рио-Риту,

Звонко щебечут все наперебой.

Будет война пусть сегодня забыта,

А завтра вновь в небе яростный бой.

Только судьбу не желают другую,

Смерти в лицо смотрят на вираже.

Крики «Прикрой, я сейчас атакую!» —

Мамы не смогут услышать уже...

 

Дома вас ждут, возвращайтесь, родные!

Лишь бы дожить до счастливой весны…

Юные Золушки – Ведьмы Ночные,

Страшная сказка прошедшей войны.

Е. Шакирьянова

 

Сказки на ночь. Ночные ведьмы

Опять ты вся в слезах по пустякам?

Тушь потекла, и покраснели глазки,

Не спишь, переживаешь по ночам.

А хочешь расскажу тебе я сказку?

 

Жила-была великая страна.

Она была обширна и прекрасна...

В тот год случилась страшная война.

Враг был силен, бесчислен и опасен.

 

На фронт ушли отцы и сыновья.

А с фронта потянулись похоронки.

И чтобы жизнь свою прожить не зря,

Решили в строй простые встать девчонки.

 

Им было чуть побольше двадцати,

Но нынче это девушки-солдаты!

А им еще расти, любить, цвести,

Когда душа открыта и крылата.

 

Они и полетели. Только в ночь.

Подкрадываясь с неба незаметно,

Врага бомбили, улетали прочь...

За это звали их — ночные ведьмы.

 

За каждую из них «Железный крест»

Обещан был коварными врагами

Или ещё какой-то интерес.

Но страх переборов, они взлетали.

 

С заката и до самого утра,

Стараясь, чтоб себя не обнаружить,

Их легкое фанерное У-2

Несло противнику потери, боль и ужас...

 

Затихли канонады тех боёв.

Не все вернулись ведьмы из налётов.

Но каждая была готова вновь

Пожертвовать собою для народа.

 

Давно на картах нет уж той страны —

Сломало на кусочки злое время.

Но верю, в каждой девушке видны

Те самые бойцы — ночные ведьмы.

И. Лапаухов

 

Русские девочки

Памяти девушек-лётчиц 588-го ночного бомбардировочного авиационного полка, в 1941-1942 годах базировавшегося на Энгельсском военном аэродроме

 

Мы — русские девочки, чьи-нибудь дочки,

Нас ждут беспокойные, жаркие ночки,

Когда не сомкнёшь не целованных век ты —

Мы ночью бомбим боевые объекты.

 

Себя мы забыли, неловких и робких,

Мы — внучки валькирий в фанерных коробках,

Мы — русские пленницы хлипкой фанеры,

Нас в небе спасает бесстрашие веры.

 

Из щепок и досочек наши машины,

Нелепа и гибла броня древесины,

Но даже в опилках древесного сора

Девичьи сердца горячее мотора.

 

Из всех нам положенных видов защиты

Защита от жизни — могильные плиты,

А так… Только белый цветок парашюта,

Но будет ли для парашюта минута?..

 

Мы — русские девочки, райские птички,

Оставили дома девчачьи привычки.

Теперь мы не прежние — «соколы», асы,

Мы пулями строчим, как бисером, трассы.

 

Мы больше не носим ни шляпок, ни шарфов,

Наш «аксессуар» — это наш «Поликарпов»!..

Мы — русские девочки, милые феи,

И немцам от этого только страшнее —

Узнать над собой в смертоносной кабине

Лицо полудетское русской богини.

 

Хотя для фашистов отныне и впредь мы

Не русские девочки — «русские ведьмы»!

Но ты не гляди на ярлык скороспелый,

Мы — русские девочки, звонкие стрелы.

 

А бомбы… Всего лишь примета эпохи…

Мы — русские девочки, малые крохи.

И ты не пеняй, что летали мы низко,

Нас сделала выше стрела обелиска.

 

Мы — русские девочки, слёзки-стрекозки…

Разрезали небо лучом на полоски.

Как бабочек дети — силками, сачками,

Нас ловят «в прицел» световыми пучками,

 

И если попасться в пучок подгадаешь —

Стреляет зенитка. И ты пропадаешь…

Когда мы сгораем живыми огнями,

Бессильные ангелы плачут над нами.

 

Мы — русские девочки… Или — герои?

Ты снова про подвиг, а мы – про другое:

Неважно, кого мы и сколько бомбили —

За то и бомбили, что землю любили!

И чтобы не стать ей пылающим адом,

Мы сделались девичьим лётным отрядом.

 

Мы всё ещё рядом. Мы крылья не сложим.

На призрачную эскадрилью похожим

Курлычущим клином над вами, земляне,

Мы снова сбиваемся в строй «Журавлями»,

 

И вы преклоняете головы кротко…

Мы держим порядок – смотрите, как чётко! —

Готовы со стелы взлететь невесомо,

Как будто бы в Энгельсе с аэродрома.

 

И нет ни белей, ни отчётливей клина,

С ведомыми снова — Раскова Марина,

И снова смыкаются крылья, и снова

Нас в путь провожает гора Соколова,

 

И небо зовёт вдохновением долга…

Под крыльями — наша, но мирная Волга,

И небо вокруг — дорогое такое,

Забывшее войны в безбрежном покое,

 

А дальше, за Волгой, знакомые дали,

И солнце — как отблеск геройской медали…

И в гомоне птиц вам услышится снова:

«Мы — русские девочки!..» — клич позывного…

О. Жогло

 

Небесные защитницы России

Давно окончилась та страшная война,

И кое-где уроки страшные забыты.

И сносят памятники, и душа полна

Безмерной злобой в стане нами не добитых.

 

Ночными ведьмами фашисты звали нас.

А мы небесные защитницы России.

Но снова близок испытаний час,

Когда единой мы должны стать силой.

В. Хромова

 

Мы сёстрами на фронте стали

Серьёзные и хохотушки,

На каблучках, а кто-то без,

С серёжками когда-то в ушках,

Военной вверились судьбе.

И локоны свои остригли,

И косы падали на пол.

Готовы плакать, но острили,

Вливаясь в новый лётный полк.

 

О мамах часто вспоминали,

Грустили, глядя на закат.

А в письмах о другом писали,

Что в небе бьём уже врага.

Хоть сапоги совсем не кеды

И ноги в кровь — не тот размер,

Но свято верили в победу

И в дружбу — без неё нам смерть.

 

Мы сёстрами на фронте стали,

Делили радость и печаль.

Мы столько вместе испытали,

Что трудно говорить подчас.

Подруг погибших хоронили

И мстили, о себе забыв.

Мы мысленно летали с ними,

Чтоб фрицев уложить в гробы.

 

Не все из нас домой вернулись,

Не все родных обняли вновь.

И слёзы скорби навернулись,

Лишь вспомнила своё звено.

Приду я снова в день Победы

К подножью Вечного огня.

Лететь и мне за ними следом,

В бессмертный полк зовут меня.

В. Хромова

 

Женский гвардейский

Под Сталинградом вдруг нажали —

И, «русских варваров» кляня,

С Кавказа немцы побежали,

Не успеваем догонять.

 

Бомбим машины, танки, пеших,

Летаем ночи напролёт.

Вновь многотонный груз подвешен,

И оттого душа поёт.

 

На фронт мы все попасть хотели

В 17 или 25,

Шинели грубые надели,

Чтоб до конца войны не снять.

 

Но так хотелось нам уюта,

Привычной милой красоты,

Что на портянках незабудки

Мы вышивали, сняв унты.

 

Но это после грозной ночи,

Когда порою не уснуть

И напряжение захочешь

С себя хоть чем-нибудь стряхнуть.

 

Стихи читали, песни пели.

А в феврале, неслабый пол,

Мы юбки в первый раз надели —

Гвардейским стал наш женский полк.

 

Нас «Ведьмами» фашисты звали,

И чтобы это оправдать,

Мы снова жару задавали

Им в огненные те года.

В. Хромова

 

Таманский полк

Мы все восхищались мужеством и мастерством девушек-лётчиц авиаполка ночных бомбардировщиков.

К.К. Рокоссовский

 

Мы взяли курс на Геленджик,

Где и базироваться станем.

День. С непривычки чуть дрожим,

Увидев истребиных стаю.

От сердца всё же отлегло,

Когда поймём, что нас встречают

Свои, приветливо крылом

Над побережием качая.

Аэродром не так велик.

Направо горы, слева море

Бушует, свой меняя лик.

Садимся. В бой идти нам вскоре.

 

А черноморцы, видя нас,

Бросают: «Бабий полк, ребята».

Но третий год идёт война,

И мы такие же солдаты.

А доверяют только нам

Всю «ювелирную» работу.

И по мехчасти мы с темна

Бросаем бомбы, словно шпроты.

Но, возвращаясь, вдруг в поток,

Сходящий с гор, попали с ходу.

И страх пронзает, словно ток.

Ох, не упасть бы только в воду!

Собрав всю силушку в кулак,

Меняем курс, жмём на педали.

Вихрь победили кое-как

И немцам жару мы задали.

 

Стремились чаще мы летать

Не ради славы или помпы,

Кемарили минуток пять,

Пока подвешивали бомбы.

И раненые не впервой

Свой самолёт сажали гладко.

И возвращались снова в строй

Порой с серьёзною «заплаткой.

И в битве за Новороссийск,

Когда и с кораблей стреляют,

И тучей над тобой висит

Их «мессер», устали не знали.

 

А рядом полк стоял мужчин

На тех же самых «тихоходах».

Да, было множество причин

Фашистских больше сбить уродов.

Мы были лучшими везде —

И «Дунькин полк» вдруг стал «Таманским».

Я на парад лечу, надев

Звезду Героя, вместе с «братцем».

В. Хромова

 

По трое суток мы не спали

Герою Советского Союза Ирине Себровой, совершившей 1004 боевых вылета, посвящается.

 

С Тамани в Крым каким-то чудом

Часть сил, и без потерь почти,

Фашистам удалось не грудой

Через пролив перевезти.

Напичкан полуостров ими.

Зенитки и прожектора

Встречали жалами своими

Всю ночь. Но вновь лететь пора.

 

Морской десант был неудачным.

Плацдарм же нужен позарез.

Седьмую выполним задачу,

Хоть было времени в обрез.

Светает. Небо всё бледнее.

Наш одинокий самолёт

Стал для противника виднее

И ранен в грудь он и в живот.

 

Куда садиться, если всюду

Земля изрыта, как в аду?

Мотор заглох. Но верить буду

В свою счастливую звезду.

Не в счёт ушибы, боже правый!

И повезло, что наш солдат

Рукой покажет переправу,

Где катер собирал ребят.

 

Вот, переполненный, отчалил.

Мы возле раненых сидим.

А под брезентом груз печальный,

Но мы на мёртвых не глядим.

Фашисты были очень злыми

И за Тамань, и за Кавказ —

И полпути мы не проплыли,

Когда бомбёжка началась.

 

Но катер в берег носом ткнулся.

И кто-то шёл, кто полз, как мог.

К воронке мчались мы, пригнувшись.

Наш выбор был не так уж плох.

А вот когда мы отряхнулись

И посмотрели на причал,

Над катером вода сомкнулась.

Истошно кто-то там кричал.

 

Добрались в полк мы на попутке.

Прилечь бы тут и отдохнуть.

Но в ночь лететь — ни на минутку

Не сможем в этот день заснуть.

По трое суток мы не спали,

Но Крым сумели возвратить.

Нам Звездочки Героев дали,

И внукам чтоб могли светить.

В. Хромова

 

Главный приз

Сколько их было, ночей боевых?!

Не сосчитать — это точно.

Нам повезло, мы остались в живых.

Но вижу, словно воочью,

Солнце садится — взлетать нам пора

На беззащитных, фанерных

Тихих «У-2». И опять до утра

Вылетов 10, наверно.

 

Днём не уснуть: нет землянок для нас.

Аэродрома — полоска.

А до села добираться подчас

Сил не хватало нам просто.

Линию фронта проходим — держись!

Пули трассируют рядом.

Там нам пришлось покрутить виражи,

Но бомбы сбросим — порядок!

 

Следом за нами другие летят.

Цель поражая, уходим.

И расцелуем мы наших «утят»

За представленье такое.

А вот садимся почти в темноте —

Так нас сложней обнаружить.

Горы и море как будто не те.

И полоса, вроде, уже.

 

Есть 5 минут, заправляют пока

Баки и штопают что-то.

Я отключилась, но снова приказ…

Трудная это работа!

Только опять, главный это ведь приз,

Первыми будем проситься,

Чтоб хоть на вылет один до зари

Больше бомбить наглых фрицев.

В. Хромова

 

Отважный «Русфанер»

Он прост и неказист был с виду

«Небесный» этот «тихоход».

Средь прозвищ столь же безобидных

Лишь «Русфанер» плевком на борт.

Всё так. Он в целом из фанеры —

Поджечь не стоило труда,

Сгорит как факел в небе сером

Иль будет падать, как звезда.

Но Громов, испытав в полёте,

«Отличный», — скажет, — «самолёт!».

«Добро» дав будущим пилотам

Не на один грядущий год.

 

У-2 учить их должен дома,

А стал грозой прифронтовой.

Бесшумно сбрасывал он бомбы

И точно в цель под вражий вой.

Железный крест за «кофемолку»,

За невидимку-бомбовоз

Обещан каждому, кто сможет

Решить бесивший всех вопрос.

Нашла в музее Знгельс-базы

Обломки «мессера» — вот да!

Ведь сбит он был, не верю глазу,

Пилотом-женщиной тогда.

Все три полка в спецшколе этой,

Готовясь встать на фронте в строй,

Стрелять учились до рассвета.

У-2 жалел девчат порой.

А немцы «ведьмами» прозвали

Отважных лётчиц, что в ночи,

Мотор глушили и взрывали

Мосты и склады саранчи.

Лишь 9 из машин сгорело

В Гвардейском женском том полку.

А 36 их уцелело,

Продолжив на Победу курс.

 

И лётчиков-мужчин немало

Им управляло в те года.

Всех вместе 6 десятков стало

Героями, и навсегда!

Но многим звание посмертно

Присвоено, о чем скорбит

Их верный друг У-2 безмерно,

Он вместе с ними знаменит.

В Хромова

 

Метка Трибунала

Дон позади. Мы отступаем.

Неясна линия огня.

Всё чаще вдруг слеза скупая

Жжёт сердце и средь бела дня.

И ненависть в груди клокочет,

Подруг хороним мы, скорбя.

Селяне провожают молча,

Вздыхая, трубки теребя.

 

Полк по тревоге снова снялся.

Лишь на одном У-2 мотор

Не починить — он не поднялся

И вот пылает, как костёр.

Мы попрощались с самолётом,

Как с лучшим другом, и потом

Шли с отступающей пехотой,

А на ночь приютил нас стог.

 

Проснулись. Женщина над нами

Склонилась, тихо говорит:

«Что ж форму вы свою, как знамя,

Не прячете — опасный вид!»

И деревенскую одежду

Дала, и узелки с едой.

И три недели мы с надеждой

Под солнцем шли и под звездой.

 

Однажды двух мотоциклистов

Мы встретили, мотор у них

Заглох. На узелки фашисты

Кивнут. Не ведают они,

Что там на дне на всякий случай

По пистолету — Не проси!

Решили выстрелы их участь,

А мы бежали что есть сил.

 

И вот Моздок на грани сдачи.

Мы в госпиталь — у Иры тиф.

Я на попутку — вновь удача!

У-2 навстречу мне летит.

По «ласточкам», легко ранимым,

Соскучилась я и теперь

Без сна чинить готова спины,

Сердца и крылья, каждый нерв.

 

Но вдруг работать запретили.

Допросы — Дело — Трибунал.

И наголо уже обрили,

Расстрельным должен быть финал.

Вмешательство комдива фронта

Спасло — меня вернули в полк…

Да только снится отчего-то

Несостоявшийся хлопок.

В. Хромова

 

Над Тереком

Дошли до предгорий Кавказа,

Южнее Казбек и Эльбрус.

В станице Ассановской база,

Средь яблонь отыщут нас пусть

 

Долина Сунженская — это

И грозненский клад нефтяной,

От скважин горящих без ветра

До неба стоит дым стеной.

Но вот прояснилось немного.

Пора наказать тех, кто здесь

Встал мощно на главных дорогах.

Ведёт нас священная месть.

Летим на «подскок», ближе к фронту,

Чтоб за ночь раз 5 или 7

Над целью зайти с разворота

И сбросить весь груз, что несём.

По Тереку фронт, и без бродов,

Он вьётся, как лента, внизу.

Мы над переправой заходим.

Но вдруг попадаем в грозу.

Средь молний, как пёрышко, реем,

И снизу фонтаны огня.

Но взрыв наших бомб душу греет,

Фанфарами словно звеня.

 

Хотя самолёт словно сито,

Мотор не задет — и теперь

Мы Господу скажем «спасибо»,

В свой полк долетев без потерь.

 

* «Подскок» — взлетная площадка

В. Хромова

 

Вызываем огонь на себя

Район Моздока, видимо, черта,

Где опыт как трамплин для новых взлётов.

От одиночных подвигов устав,

Теперь летаем парой самолётов.

 

Сначала первый дразнит вражий стан —

И вот прожектора поймали «птичку».

Зенитки зев разинут тут и там,

Позиции открыв свои, — отлично!

 

Тогда второй неслышно над землёй

Скользит и точно в цель бросает бомбы. —

И на него переключают вой

Зенитки в приступе бессильной злобы.

 

Но мы вернулись в этот миг, как тень

Из тьмы возникнув, груз неся возмездья —

И склад цистерн пылал потом весь день.

А мы в ночи в другом бомбили месте.

На фронте привыкаешь ко всему,

 

Удачный вылет вновь за всё наградой.

Но чтобы обмануть и смерть саму,

Идти навстречу ей порою надо.

В. Хромова

 

Не все вернулись самолёты

Л. Ольховской и В. Тарасовой

 

Фронт отступает от Ростова.

И в небе немцы — господа,

Бомб тонны сбрасывают снова

На сёла и на города.

Вот истребитель наш ворвался

В их строй, но он всего один.

Хоть храбро бился, но взорвался —

И до земли тянулся дым.

 

Наш женский полк* тогда в Донбассе

Лишь начинал путь боевой.

И даже для гражданских асов

Последним мог стать первый бой.

Взлетели в ночь три экипажа

На лёгких маленьких У-2 —

И бомбы рвутся в стане вражьем.

Их начали атаковать.

Не все вернулись самолёты.

Что с третьим стало, много лет

Не знали и друзья-пилоты.

Но, наконец, нашли ответ.

 

В газете «Правда» появилась

Статья от жителей села

Про самолёт, что приземлился.

Пробиты пулями тела.

Двух лётчиц тайно хоронили.

К могиле безымянной той

Цветы все 20 лет носили,

Но и таблички нет простой.

Сельчане точно описали

В бою погибших и теперь

Родных туда приехать звали,

Для них всегда открыта дверь.

 

По описаниям и дате

Однополчане вмиг поймут,

Что Люба с Верой там когда-то

Нашли свой временный приют.

Их с почестями похоронят.

И у портретов помолчат,

Взрослея, девушки в погонах,

Чтоб свято помнить тех девчат.

 

*588-й легких ночных бомбардировщиков.

В. Хромова

 

Силён был враг

Я так любила парашюты!

Но это было до войны.

Под куполом полёт как чудо,

И нервы не напряжены.

Паришь, как птица, над землёю,

Над лесом, лугом и рекой,

Где всё волшебное — родное.

В душе восторженный покой.

 

Летали ж мы без парашютов.

Зачем нам этот лишний груз?!

Сбить нас достаточно минуты,

Но днём иль рано поутру.

А на охоту чаще ночью

Крадёмся тихо по шашку,

Чтоб разбомбить объекты точно,

Пока не видимы врагу.

Зато могли мы на колени

Взять САБ* и резвых «лягушат» —

Некрупных бомб, они без лени

Попрыгают и суд вершат.

И, прицепив не 100, а 200

Кг. под самое крыло,

Слагали бой мы, словно песню…

Везенье вдруг оборвалось.

 

Год 43-й. Август. Лето.

И небо в звёздах — звездопад.

4 самолёта в небо

Вновь на задание взлетят.

И на подходе к главной цели

Спустились, заглушив мотор.

Но двух минут не долетели,

Как расстреляли их в упор.

 

Люфтваффе для уничтоженья

Отважных лётчиц в этот год

Стервятников ночных кружений

Из мест других переведёт.

Один немецкий ас Иозеф

Сбил три «По-2» из четырёх.

Решили мы тогда серьёзно,

Что парашют бы им помог.

 

Четвёртый самолёт зениткой

Был сбит — никто не уцелел.

И травы от печали никнут,

И временно мы не у дел…

Могилы позже разыскали

Девчат из нашего полка —

Победно звёзды засверкали,

Видны теперь издалека.

 

Силён был враг, ломались страны

За месяц под его пятой.

Но всё же мы войска тирана

Разбили в той войне святой.

 

*САБ — светящаяся авиабомба

В. Хромова

 

Сильный слабый пол

Ольге Санфировой

 

Полк наш женским был на сто процентов:

Лётчики и даже тех. состав.

Можешь быть ты мастером бесценным,

Но обязан вызубрить Устав.

Мы, конечно, многого не знали,

Не умели, но в смертельный час

И вдвоём деревья поднимали,

Маскируя самолёт от глаз.

 

Бомбы часто весили за сотню,

Но и днём, и ночью (то приказ)

Всё должно готовым быть к полёту,

Чтоб врага разить наверняка.

А менять запчасти в дождь иль вьюгу?!

Тоже выше всех девичьих сил,

Но нельзя же подвести подругу —

И никто поблажек не просил.

А однажды самолёт с крестами

Прилетел бомбить аэродром.

А машины с бомбами стояли,

Попадут — не кончится добром.

И Марина, ей всего 17,

Самолёт с трудом затащит в сень,

Чтоб и одному здесь не взорваться,

И не всем на взлётной полосе.

 

Только с дисциплиной по Уставу

Перебой случался на ходу.

Обо всём рассказывать не стану,

Лишь один пример вам приведу.

Мы бельё в арыке постирали,

А сушить решили под крылом.

Вдруг начальство, не сказав заранее,

Оглушило, как внезапный гром.

Хорошо ещё не осудили,

Но потом припомнили не раз.

В виноватых долго мы ходили.

Только вскоре стало не до нас.

 

В Энгельсе во время тренировки

Зам. комэска Ольга, вот беда,

Так летела низко над покровом,

Что хвостом задела провода

Дали за разбитую машину

10 лет. По просьбе ж комполка

Искупить вину ей разрешили —

В полк вернуться поступил приказ.

Экипаж её стал самым лучшим.

Но опять вмешался злобный рок:

Сбили их с Руфиной как-то ночью —

Пробирались к фронту без дорог.

Через год погибнет Оля в Польше,

Над нейтральной спрыгнув полосой.

Мина ожидала жертву в толще

И старуха с острою косой.

Шли на смерть тогда мы ради жизни,

Принимая вновь неравный бой.

Чтоб свободной нашей стать Отчизне,

Жертвовали многие собой.

В. Хромова

 

* * *

Освобождение Тамани —

То беспрестанные бои.

В грозу и дождь, в сплошном тумане

Летят товарищи мои.

Там «Линия» есть «Голубая» —

Огня кромешного стена.

Мы за ночь пятый раз взлетаем,

Быстрей чтоб кончилась война.

 

Иду на малой высоте я,

Мотор почти что не стучит.

И вдруг ориентир потерян,

Слепят нас цепкие лучи.

Залаяли внизу зенитки.

Бросаем бомбы — всё в огне.

Быстрей уйти б. Но тут возникнет

Немецкий «мессер» в вышине.

 

И плоскость самолёта в клочья

Разорвана, в полу дыра.

Мотор чихнёт и вновь рокочет.

Пожар! Нам прыгать бы пора.

Страх накрывает…ненадолго,

Но злость нахлынет, как волна, —

Всё нипочём пред чувством долга,

Я дотянуть теперь должна.

 

Да, видно, так мы насолили

Фашистам, что теперь всерьез

По нашим «мотылькам» палили,

Чтоб в землю их уткнулся нос.

К тому ж скопилось «крыльев» столько

Теперь с двух враждующих сторон,

Что неминуем бой жестокий

И горечь новых похорон.

 

Пять самолётов здесь сгорели

И десять храбрых лётчиц в них,

Не слышать им весенних трелей,

Не обнимать своих родных.

И всё-таки мы победили

В святой небесной той войне.

Гвардейцам, Знамя нам вручили,

Чтоб стали мы ещё сильней.

В. Хромова

 

Нелётная погода

Пришёл сентябрь, и за окном

Льёт дождь — нелётная погода.

И вишня тонкая давно

Промокла под дождливым сводом.

Бросает ветер на стекло

Потоки капель, словно слёзы.

И плакать хочется мне, но

Приказ — и мы взлетаем грозно.

 

За станцией аэродром,

С которого вчера так яро

Летали фрицы вчетвером.

Им непогода как подарок.

Но пелену пробьют дождя

Четыре взрыва очень мощных.

И, от зениток уходя,

Мы счастливы, что били точно.

 

А снизу новый фейерверк

Стремится ввысь, бушует пламя.

И новый совершат набег

Девчата, следуя за нами.

В нелётные для фрицев дни

Нам даже скверная погода

Счёт помогает изменить

Теперь в любой время года.

В. Хромова

 

Раиса Аронова

 

Везучая

Р. Е. Ароновой — Герою Союза, совершившей 960 боевых вылетов, посвящается

 

Ещё в 10-м классе Рая

Решила лётчицею стать,

Всю землю взглядом обнимая,

На крыльях чтоб стальных летать.

Письмо напишет не куда-то,

А прям в ЦК ВЛКСМ —

Откажут. Но с мечтой крылатой

В аэроклубе место всем.

Студенткой став и депутатом,

Повсюду будет успевать.

В МАИ переведётся — рада

Птиц быстрокрылых создавать.

На фронт просилась, но сначала,

Как все студентки, месяц-два

Окопы рыла, не ворчала,

Чтоб выстоять могла Москва.

 

Узнав о спецнаборе позже,

Пришла к Расковой — и она

«Настырной дивчине» поможет —

Судьба Раисы решена.

Запомнились Марины вскоре

Такие важные слова:

«Вы Родине на поле боя

Экзамен будете сдавать!»

Сдала на «пять»! Как и хотела,

Дошла до логова врага —

Верней, с боями долетела,

Бомбя его не наугад.

И, орденами грудь украсив,

На главный прибыла парад,

Чтоб со своей небесной трассы

Качнуть восторженно «Ура!!!»

 

Везучая? Да, очень даже —

Жива, сквозь ад такой пройдя!

Характер был стальным, что важно,

Друзья все это подтвердят.

Писала и стихи, и прозу.

И кажется порою мне,

Что я летала с ней сквозь грозы —

Мурашки даже по спине…

Уйдёт Раиса слишком рано:

Осколки прошлых в ней боев

(17)  окопались в ранах,

Терзая, словно вороньё.

Но, как когда-то по Расковой

Она сверяла жизни нерв,

Так ныне в клубах подростковых

Девчат влечёт её пример.

В. Хромова

 

Евдокия Бершадская

 

«Дунькин» полк

Е. Д. Бершанской, единственной женщине, награждённой орденом Суворова в годы войны

 

Да, создавала полк Раскова,

Но Евдокия — ком. Полка*.

А вскоре стал он образцовым,

И в том видна её рука.

 

Она привыкла не сдаваться,

Жизнь приучила: «Крепче стой!»,

Когда в детдоме вместе с братцем

Жила, оставшись сиротой.

Но дядя, как с войны Гражданской

Вернулся, взял детей к себе.

Мечта стать лётчицей годами

Звала на поворот в судьбе.

 

Инструктором в пилотной школе

Оставили её не вдруг.

Научит, как в полёте сольном

Риск рассчитать, чтоб сделать круг.

Затем работа в спецотряде,

Гражданских грузов перевоз.

А тут война. И Дуся рада,

Что полк возглавить довелось.

 

Девчоночки на фронт спешили,

Чтоб бить врага, и свысока,

Когда ещё не получили

Диплом, а кто-то от станка.

Строга Бершанская, но это

Лишь от желания помочь —

И ученицы до рассвета

Заданье выполнят точь-в-точь.

 

Готовы к бою. Фронт. Зенитки.

Фонтан огня. Потери. Кровь.

Промокнут иногда до нитки,

А то промёрзнут будь здоров.

Она, как мать, полна заботы,

Проводит в путь и вдохновит.

Но, отправляя их в полёты,

В тревоге до утра не спит.

 

Мужчины встретили насмешкой

К ним прибывших как «Дунькин» полк,

Нестроевых, таких потешных.

И что с них взять, ведь слабый пол.

Но очень скоро ясно стало,

Что для насмешек нет причин,

Когда в пример порою ставят

Девчат, что круче их, мужчин.

 

Да, создавала полк Раскова,

Но Евдокия — ком. полка.

А вскоре стал он образцовым,

И видно то издалека.

 

*588-й легких ночных бомбардировщиков (в последствии 46-й Гвардейский Таманский авиационный полк легких ночных бомбардировщиков).

В Хромова

 

Клавдия Блинова

 

Отчаянно смелой

К. М. Блиновой посвящается

 

За окнами звёзды дрожат в неводах.

А ей снится (время не лечит)

Тот бой над Орловским плацдармом, когда

6 «фоккеров» вышли навстречу.

От первой атаки, потом от второй

Она увернуться успела.

Пошла в наступление, ведь не впервой

Быть в небе отчаянно смелой.

Но вдруг загорелся её самолёт

И резко пошёл на сниженье.

Хоть есть парашют, но здесь вражеский свод

И 10 секунд на решенье.

Достав пистолет, побежала к леску

С надеждой на случай и Бога.

Фашисты оттуда, стреляя, бегут —

И ранена Клавдия в ногу.

 

Плен — значит допросы, побои и вновь

Допросы, концлагерь как жало.

Узнали: отсюда не очень давно

До тысячи пленных сбежали.

Два дня как два года. Но вот в эшелон

Загнали, везти чтоб на запад.

А лётчиков (надо ж!) в отдельный вагон,

В товарный, толкают внезапно.

Охранников-власовцев в тамбуре ор.

И пленные ножик достали.

Отверстие вырежут, сдвинут запор —

На полном ходу вылетали.

Потом на земле впятером собрались

И шли без дорог две недели.

Когда на пределе к своим добрались,

От радости даже запели.

 

А их ждал концлагерь, советский уже.

Допросы, допросы, допросы.

И норы во рву. Нет спасенья от вшей.

Покрыта вся кожа коростой.

Но это начальный этап, а потом

Дорога до зоны, как вечность.

На Курском вокзале вдруг грянет, как гром,

Проклятий волна, дух калеча.

Подольский спецлагерь. Ворота. На них

Был ящик почтовый — и быстро

Клавдия письмо бросит, чтобы проник

О ней в полк родной знак, как выстрел.

Потянутся дни. Вновь подъем и наряд.

Все строем идут на работу.

А силы здесь столько удержано зря,

Что выть от бессилья охота.

 

Но вдруг в октябре самолёт прилетел

И Клаву Блинову увозит.

Василий, сын Сталина, тот беспредел

Нарушит — от радости слёзы.

Он помнил, как к ним пополненье пришло,

Четыре средь них необычных.

Девчата! Но есть в них бесстрашье и злость —

Проверил Клещёв* это лично.

Сражались отважно девчонки тогда

В боях на полях Сталинграда.

Нечаева Клава погибла — беда!

И смерть кружит коршуном рядом.

Василий, как все, о девчонках болел,

На курсы хотел их отправить.

Они отказались, в боях став лишь злей.

Медаль «За отвагу» им дали.

 

Но всё продолжалась, зверея, война

И лучших подруг уносила.

Когда из четвёрки осталась одна,

За всех Клава мстила и мстила…

Вернувшись в свой полк, до Берлина дойдя,

Немало ещё повидала.

За храбрость чуть позже опять наградят.

Два ордена — это немало!

Как много воды с той поры утекло!

И всё, вроде, в жизни отлично,

Хотя вслед за мужем уехать пришлось

Ей в Киев — тогда не столичный.

Но только вот снится (что делать с собой?

Нет горестней, видимо, груза!)

Вновь тот роковой и отчаянный бой

За счастье народов Союза.

 

*Клещёв И.И. — командир 434-го истребительного авиационного полка

В. Хромова

 

«Грозная фрау» В. Гризодубова

У этой «грозной фрау»

Характер непростой.

Но все её награды

Заслуженны зато.

Не зря фашисты будут

Бояться, как огня,

Её Ли-2, повсюду

Ту лётчицу кляня.

 

В аэроклуб обычно

Приём лишь для парней.

Но самолёт привычен

Уже с рожденья ей.

С агитками летала

Она по всей стране

И средства собирала,

Чтоб победить в войне.

Наградой первый орден

За этот важный труд.

Но года не проходит —

Итог рекордов крут.

Их 5, но не забудет

Особенный один.

За рейс Москва-Актюбинск

Вновь орден на груди.

 

Им компас повредили

До старта ведь ещё.

А Штаты победить чтоб,

На километры счёт.

За Волгой у погоды

Испортился вдруг нрав —

А Оренбургу, вроде,

По курсу быть пора.

Но в облаках, как в вате,

Не видим с высоты.

И дальше степь, ни хатки

В просторах тех пустых.

Актюбинск. Здесь ночуют,

Рекорд свой подтвердив.

Летят назад. Но чуют

Боль и пожар в груди.

 

Да, так бензином пахнет,

Что просто ни вздохнуть,

Того гляди вдруг жахнет —

На Оренбург свернут.

И поездом поедет

Отважный экипаж.

Звезда же за победу

В Москве их ждёт в тот час.

А Валя вновь мечтает

Всех дальше пролететь.

Помочь сумеет Чкалов

В заветнейшей мечте.

До Дальнего Востока

Путь тоже не простой.

Расскажет без восторга

Потом о вехе той.

 

В 30-е бесчинства,

Расстрелы каждый год —

Как депутат, в защиту

Оболганных встаёт.

Во все стучится двери,

Ареста не страшась.

Народ ей свято верил,

За помощью спеша.

Война. Теперь фашисты,

Придя повелевать,

Свои устроят «чистки»,

И живы мы едва.

Но Валентина будет,

В Комиссию войдя,

Расследовать для судей

Все преступленья дня.

 

И вот она на фронте

Как командир полка,

В котором даже роты

Нет женской, но крепка

Её рука, и воля

Гнать фрицев так сильна,

Что лётчики невольно

Её верили сполна.

Советом вновь поможет

В тяжёлые те дни.

Примером личным тоже

Вселяет веру в них.

На цель выходит первой,

Какой бы ни была.

Её стальные нервы

Видны во всех делах.

 

А Ленинград взят в клещи.

Фашистов тьма — стена.

Внизу тревожно плещет

Озёрная волна.

Но командир до самой

Воды спустилась вдруг —

И немец вспомнил маму,

Свечой закончив круг.

Бесстрашно вылетая

В тыл лютого врага,

Бомбила и взрывала

Совсем не наугад.

Назначили награду

Тут немцы не скупясь,

Чтоб их от «грозной фрау»

Быстрей хоть кто-то спас.

 

Взрывчатку привозила,

Провизию, десант

И раненых грузила,

Умело сев в лесах.

Медаль же «Партизану»

Вручил Сабуров ей,

Нет, не в Колонном зале,

На базе ведь своей.

За смелость и отвагу,

Как командир полка,

Должна бы высшим знаком

Прославлена в веках,

Но лишь Звезду Героя

За подвиг трудовой

Ей, ставшей старше втрое,

Вручат, ещё живой.

 

А главная заслуга —

Созданье трёх полков*!

Доказывать и другу

Такое нелегко:

Способных с немцем биться

Девчат послать на фронт.

Прошения в столицу

Летят со всех сторон.

Из вузов и из школы,

Прибавив пару лет,

Шли в лётчицы — тяжёлым

Был путь их до побед.

 

* 586-й истребительный, 587-й бомбардировочный и 588-й легких ночных бомбардировщиков.

Сама Марина Раскова возглавила 587-й бомбардировочный полк

В. Хромова

 

Екатерина Зеленко

 

Таран

(Памяти летчицы, заместителя командира

135 бомбардировочного полка Екатерины Зеленко)

 

За немцем и опыт, и рядом друзья,

Пятерка таких же фрицев,

А ей оторваться, уйти нельзя

И нечем от них отбиться…

 

У них, у «Мессеров», скорость не та,

И пушки, и пулеметы.

У Кати — только удар винта,

Маневр — душа полета.

 

Пусть догоняют; крутой разворот,

Не каждая так сумеет,

Точно навстречу, куда он уйдет:

«Мессер» тяжел, не успеет.

 

Годы уходят — пестрая лента,

Память героев храним мы.

Помним и летчицу Катю Зеленко,

Славную дочь Украины.

Л. Лундин

 

Воздушный таран

(памяти Е. И. Зеленко)

 

День догорал над притихшим селом

Шли самолёты с паучьим крестом,

Чтобы кровавое дело творить,

Родину светлую жечь и бомбить.

 

Кто им закроет дорогу вперёд,

Строй их развалит, а может, собьёт,

Есть ли, найдётся отважный такой?

Вот он, всё ближе и ближе герой.

 

Бой скоротечный и в чёрном дыму

Первый фашист, так и надо ему.

Но и машину с красной звездой

Пламя лизнуло горячей струёй.

 

Катя, Катюша! Храбрый пилот.

Прыгай, успеешь, горит самолёт.

Под фюзеляжем родные поля.

Добрые люди, сумская земля.

 

Нет, мои милые, долг до конца

Свой я исполню за мать и отца.

За ребятишек, весь мой народ,

Только в атаку и только вперёд.

 

Будто промчался вверху ураган,

Это Зеленко пошла на таран,

Небо качнулось, и огненный вал

Вражью вторую сразил наповал.

 

Годы пройдут, вспоминать и любить

Будут Катюшу и подвиг хранить.

В славе она негасимой своей

Стала родною для двух областей.

 

Курской, где начала мир познавать,

В школу ходить и цветы собирать.

А на Сумщине, в страде боевой,

Дочерью области стала Сумской.

 

В тёмных глубинах далеких орбит

Яркая точка-комета летит,

Спутник Вселенной, где звёзды плывут,

Люди земные Катюшей зовут.

 

За бессмертный военный полёт

Дочь свою славит российский народ.

В бронзе сегодня воздушный солдат,

А в карауле ребята стоят.

Г. Ильин

 

Единственная

Екатерине Зеленко — выпускнице Оренбургского (Чкаловского) высшего военного авиационного училища лётчиков, единственной участнице Финляндской войны и единственной в мире лётчице, совершивший воздушный таран 12.09.41 г.

 

Когда грозовая набухла гора

И молнии рядом, как бритвы,

Задуматься, значит, настала пора:

А сможем ли выстоять в битве?

И вспомним тогда мы ребят и девчат,

Сражавшихся против фашистов.

Каким нужно стать, чтоб, себя не щадя,

На бой с семерыми решиться?!

 

Десятый ребёнок в крестьянской семье

На равных с мальчишками всюду.

С зонтом прыгнув первой с сарая, под смех

«Я лётчицей, — скажет вдруг, — буду».

Из Курска в Воронеж уедет, чтоб там

Студенткой и парашютисткой

Быть лучшей и больше всех в группе летать.

Ведь станет, хотя не без риска.

Катюша спортсменка, каких поискать:

Метает копье, диск и молот,

А в беге могла б обогнать рысака.

Стрелок превосходный — всё может!

Их по комсомольской путёвке двоих

Из девушек взяли с охотой,

Умения чтоб укрепляли свои,

Придя в Оренбургскую лётку.

В Финляндии «Зимняя» длится война.

И Катя шлёт рапорт: «Отправьте».

Но только Зеленко не «он», а «она». —

Подписанное не исправить.

Единственной женщиной в этой войне

Катюша геройски служила.

В разведку летала, одна и в звене

Колонны и склады бомбила.

И Красного Знамени орден горит

Теперь на груди, словно пламя.

Любой хладнокровно воспримет экстрим,

Тот опыт военный как знамя.

 

Вернулась в свой полк, где состав весь мужской

Был рад возвращению Кати.

А веское слово её как закон —

Проверено в деле и кстати.

Инструктор. Над аэродромом теперь

На новых моделях кружила

И, чтоб было меньше в дальнейшем потерь,

На «Су» комсостав посадила —

Он бомбардировщик, но вооружён

Пятью пулемётами сразу.

И старшим учиться у Кати резон —

То видно их цепкому глазу.

Здесь, в Харькове, с Павлом судьба их свела.

Но Катя на брак не согласна

И двойню, утягиваясь, родила —

Боялась конфликтной огласки.

А в мае, за месяц всего до войны,

Учить ВВА* Павла станет.

Июнь. И читает он с чувством вины:

«Я скоро на фронт улетаю».

Сорвался, приехал и уговорил.

В палатке большой «пировали».

От счастья как будто на крыльях парил.

Но счастье и кратким бывает.

Геройский пример подавала парням,

Она ведь теперь зам. комэска.

Всегда впереди сквозь завесу огня

В налётах отчаянно дерзких.

К району Пропойска колонна пришла

Из танков, авто и пехоты —

Лишь груды металла теперь и тела.

«Отличная, — скажут, — работа!»

 

На редкость был хмурым сентябрьский тот день,

Но дважды в разведку слетала.

Фашисты опять наступают везде,

У нас сил по-прежнему мало.

А тут донесенье: идут с двух сторон

К Лохвице колонны из танков.

Эх, вот разбомбить бы ночною порой!

Прикрытия нет для атаки.

И всё же решили разведать ещё.

Но с Лебедевым и Катюша

Настойчиво просится, встала свечой

И смотрит молящее: «Не струшу».

7 «мессеров» их на обратном пути,

Как коршуны, вдруг атакуют.

Напарник подбит, до земли долетит,

Не видя картину такую:

Три фрица, закончив с ним, как вороньё,

Вернулись в преступную стаю.

Одна семерым бой Катюша даёт.

Сбит «мессер», но лента пустая.

Бензин на нуле. Прыгать? Нет, немчура,

Вам радость она не доставит!

Лоб в лоб, зубы стиснув, идёт на таран

И имя своё тем прославит.

Той осенью в части люфтваффе** приказ

Поступит — запрет приближаться

К советским отчаянным асам, чтоб враз

В таран вот такой не ввязаться.

 

При ней комсомольский был найден билет,

Пропитанный пятнами крови.

Учительница после наших побед

Дверь в военкомате откроет.

А Сумский обком комсомола послал

Докфакт в Оренбургскую лётку,

Чтоб новых курсантов на подвиги звал.

А с ним и Катюшино фото.

Погибшую лётчицу похоронил

Тогда Анастасьевки житель.

А утром фашисты соскочат с брони,

Дорога на Харьков открыта.

К «Герою» представлена Катя была,

Но… «нет доказательств» удара.

Лишь в 70-х рассеется мгла:

В раскопках видна чётко кара.

И вот в 90-ом подписан указ

О праве на званье Героя.

Как часто такое бывало у нас

И ныне бывает порою!

Останки её в Курск потом увезут.

И был обелиск установлен

На месте паденья отважного «Су».

Что стало с ним в Киевской нови?

Но в небе сияет, светла и легка,

Планета с названьем «Катюша».

И так ей сиять нам, землянам, в веках

И высью лечить наши души.

 

А раненый штурман тогда уцелел,

Он прыгнул, приказ не нарушив.

А что было дальше, уже на земле

Не видел, трясло, словно грушу.

Но Павел услышал Павлыка рассказ —

И дрожью пробило всё тело.

— Ты видел убитой её, мне сейчас

Скажи. Что ж так врёшь неумело?!

Они поженились лишь месяц назад.

А завтра хотели отметить

Её юбилей — и скупая слеза

Из глаз путь готова наметить.

Полк 135-й был переведён

На новое место столь спешно,

Что Павел о Кате, бедой угнетён,

Пытался узнать безуспешно.

 

Он будет бороться, хоть боль не прошла,

Когда все смирятся с потерей.

Годами запросы настойчиво слал,

И мстил, в смерть любимой не веря.

Последним с Урала приходит ответ,

Мол, в госпиталь не поступала

Зеленко Е.И. — и надежд больше нет.

Трагична окраска финала.

В последний момент также думал о ней,

От боли закрыв плотно веки —

С единственной и несравненной своей

Теперь будет рядом навеки.

 

*ВВА — Военно-воздушная академия

**Люфтваффе — (воздушный род войск) — название германских военно-воздушных сил в составах рейхсвера, вермахта и бундесвера.

В. Хромова

 

Антонина Лебедева

 

Эти русые косы

А. В. Лебедевой посвящается

 

Девушка похожа на подростка.

Взгляд лучистый, русых две косы.

Но ей возражать порой не просто,

Не уйдёт со взлётной полосы.

Старший брат — пилот, теперь и Тоня

Загорелась лётчицею стать.

И в детали все вникать готова —

Учит новеньких потом летать.

 

Грозно атакует военкома,

Требуя на фронт её послать.

И одной из первых очень скоро

В женский полк зачислена была.  

Только ПВО ей не по сердцу.

А под Сталинградом в самый раз

Задавать фашистским гадам перца.

Сбит один — Ура! Ура! Ура!

У Великих Лук с двумя сражалась,

Одного подбив. Второй был ас.

Раненый Як всё же посадила

Кое-как она на фюзеляж.

Орден. И медалью «За отвагу»

Тоня награждается не зря:

Родилась ведь под советским флагом

В хуторе с названием «Заря»!

 

В 43-м полк в районе Курска

И Орла. Задача: не пускать

Бомбовозы фюрера по курсу,

Не мешали нам чтоб наступать.

Но должна была на то заданье

Вылететь подруга из звена.

Только если Тоня загадает,

То добьётся своего она!

Видимо, почувствовала сразу,

Что пришла в их дом уже беда —

Похоронка на меньшого брата,

Старший инвалидом стал тогда.

И четыре экипажа разом

Поднялись над сумрачной Окой.

А врагов 12 видно глазу

И десятка два недалеко.

 

Несколько часов герои бились,

«Мессеров» и «вульфы» разозлив.

Их к плацдарму так и не пустили —

Мимо сбросив бомбы, те ушли.

Не вернулось всё звено Гуськова.

Что случилось с ними, много лет

Было не известно. Но осколком

В материнском сердце жжёт ответ.

Адъютант писал вслед похоронке,

Что попала Антонина в плен,

Что в фашистский госпиталь девчонка

Угодила, взятая в селе.

На допросах, мол, держалась дерзко,

Плюнув прямо в морды палачам.

Для чего враль изгалялся мерзкий

И клеймом ударил вдруг с плеча?

 

Не могла в плен сдаться Антонина,

Тонечка её — и мать ждала,

Что вернётся дочка вместе с сыном,

Хоть война уже их отняла.

40 лет родные след искали,

Но он очень глубоко лежал.

Да и сверху не было приказа

Поиск рядовой тот содержать.

По рассказам жителей, в болото

За деревней, хоть недалеко,

Самолёт советский рухнул с лёту —

И достать его не так легко.

Но решили, что пилот французом

Был, ведь и «Нормандия» в тот год

Не давала падать тоннам «груза»,

Защищая дружеский народ.

 

Лишь когда «Союз-Т6» пускали —

Первый наш с кап. миром экипаж —

Вдруг приказ из области прислали.

А вот поиск тот сюрприз припас.

Средь обломков самолёта видят

Парашют, нож, компас, пистолет.

Шлемофон, в нём косы, словно гиды.

Девушка! Сомнений больше нет.

А сестра Мария держит орден,

Говоря, что Тонечка теперь

С обелиска смотрит в небо гордо…

И чуть мягче давит груз потерь.

В. Хромова

 

Лилия Литвяк

 

Посвящение лётчице Лилии Литвяк

Война пришла невестой в черном платье—

Нелепой, ужасающей, зловещей—

Протягивая мёрзлые объятья,

Ломая жизни, как чужие вещи.

 

Молоденькие дерзкие ребята

На фронт шли бесконечной вереницей.

Не все из них увидят сорок пятый—

О многих — лишь за упокой молиться...

 

Июнь — и добровольцев набирают

На фронт, туда, где риск навек остаться...

Гарантий выжить нет—все понимают,

Но все равно идут за Родину сражаться.

 

Пришла девчонка —тоже в бой стремится —

Хрустально хрупкая, красивая по-детски.

«Ну что же тебе дома не сидится?» —

В военкомате ей сказали резко.

 

«Куда ты? Там война, там смерть и слёзы!

Эх...Глупая...зовут-то тебя как?»

Девчонка посмотрела смело, грозно,

Ответила— «Я — Лидия, Литвяк».

 

Ей девятнадцать было, скоро двадцать.

Аэроклуб ей был как дом второй,

И родилась она в день авиации —

Так стало небо всей ее судьбой.

 

Год пролетел. И Лидия в полку,

Жизнь самолёту полностью доверя.

И каждый бой её сродни броску

Бесстрашного отчаянного зверя.

 

А меж жестокими воздушными боями

Читала книжки, о любви мечтала...

Скучала по родным, друзьям, по маме —

Та за неё до слёз переживала.

 

И даже на войне — была девчонкой,

Частенько в зеркальце карманное смотря,

Из парашютного (другой не сыщешь) шёлка

Изящный длинный шарфик мастеря...

 

В кабину самолёта приносила

Всегда букетик полевых цветов,

В ней сочетались красота и сила,

Достойные романсов и стихов.

 

Просила называть не Лидой — Лилей —

И не был кто-то против псевдонима,

О ней однополчане говорили—

Она и правда с лилией сравнима!

 

Ей в небе равных не было — все знали,

Она в полете — будет сбит фашист,

Свой каждый бой она легко играла

По нотам, словно на рояле пианист.

 

Однажды пленный немец, ею сбитый,

Его с пилотом познакомить попросил,

С тем, кого он, неустрашимый, именитый

Как ни старался, но не победил.

 

Он — ас, барон, он был в себе уверен...

Всех орденов возможных кавалер.

Хоть в плен попал, но был высокомерен

Обезоруженный немецкий офицер.

 

Он ждал, что в комнату войдёт огромный —

В плечах косая сажень — богатырь,

Внезапно перед ним предстала скромно

Девчонка. «Лилия» — представил командир.

 

«Вы издеваетесь?» — вскричал фашист со злостью,

«Меня сбил ас, великий летчик сбил!

Его полет был точным, смелым, жёстким —

По всем фронтам ему я в небе уступил.

 

Я не поверю, что какая-то девчонка

Способна так талантливо летать!»

Внезапно Лиля засмеялась звонко,

И начала моменты боя вспоминать.

 

И жестами подробно описала

Известные лишь только им нюансы —

Сомнений у барона не осталось-

Она — тот ас, что не оставил шанса.

 

Голубоглазый ангел белокурый —

Но как ловка, проворна за штурвалом!

Хрупка, как лилии цветок, миниатюрна —

А что творила в небе, как летала!

 

Он — враг, но онемел от восхищенья

Талантом, смелостью, решительностью Лили...

И в знак почтения, как символ уваженья

Часы свои он протянул ей золотые...

 

Шли дни, слагались в месяцы недели...

Всё те же ужасы войны, погибель, кровь

Но жизнь брала свое, и Лилия сумела

Найти на фронте дружбу и любовь.

 

Ее избранник — Лёша Соломатин —

Такой же смелый летчик, как она.

Он полюбил её всем сердцем и засватал —

И получила Лиля звание — жена.

 

«Зачем?» — подумать можно удивлённо,

Какая свадьба? Разве время веселиться?

Но на войне не писаны законы —

Жизнь коротка — и надо торопиться!

 

А скоро Леша не вернулся из полёта —

«ЯК» камнем вниз упал, раздался взрыв...

«Нет больше Лёшки» — со слезами крикнул кто-то...

Девчонки-летчицы заплакали навзрыд.

 

А Лиля замерла от острой боли,

Которая иглой пронзила сердце.

Она — не Лилия, а выжженное поле...

Что делать дальше после его смерти?

 

А дальше — мстить. Сражаться что есть мочи.

Она не сдастся — он бы ей гордился!

А с тем, что слёзы душат среди ночи —

Она уже практически смирилась.

 

И Лилия сражалась, немцев била —

За всех, кто пал, за каждого солдата,

За Родину, которую любила,

За то, чтобы приблизить сорок пятый!

 

Ну а пока шел только сорок третий...

Июль закончился, и август на дворе.

Последний месяц фронтового лета

В безжалостной и варварской войне.

 

За день — уже три вылета победных,

Три сбитых мессера чернеют на земле...

Кто знал, что дальше будет бой последний?

Что Лилия растает вдруг во мгле?

 

Она была спокойна за штурвалом,

И выходя из сложного пике,

Увидела — противники сбежали,

Лишь след воздушный виден вдалеке.

 

И вот, уже хотела возвращаться

Назад на свой родной аэродром,

Как вдруг фашистский мессер показался —

И выстрелов глухих ударил гром.

 

Секунда боли, ужасающе безбрежной —

Вдруг кадры её жизни полетели —

Ей три, и мама обнимает нежно —

И им тепло, хоть за окном метели.

 

А вот она идёт с портфелем в школу,

Бушует теплая зеленая весна —

И радостно — ведь будет лето скоро,

И жизнь веселья и чудес полна!

 

На самолёте первые полёты

И ощущение пьянящей высоты...

Вот её самый первый день на фронте,

А вот и Леша дарит ей цветы...

 

Все эти кадры пролетели за мгновенье.

На этом — всё! И Лили больше нет.

Чуть-чуть не дожила до Дня рождения...

До своих юных двадцати двух лет.

 

Но не получит мама похоронку,

Скупые строки — горестная суть...

Бесследно, без вести пропал ее ребенок —

Надежда теплится, но Лилю не вернуть...

 

А звание героя ей не дали...

И лишь спустя полвека, в девяностом —

Она была представлена к медали —

Та девушка, что покорила воздух!

 

И если видите вы лилию в саду —

Цветок, что так изящен и изыскан —

Вы вспомните на миг девчонку ту,

Чей путь был мною с трепетом описан...

 

Представьте на минуту, как она —

Такая хрупкая — отчаянно сражалась...

За то, чтоб дать на свет родиться нам,

Чтобы история народа продолжалась!

О. Марухина

 

Белая Лилия

Слишком поздно, много лет спустя

Все-таки нашла ее награда,

Ту, что оперением блестя,

Защищала небо Сталинграда.

 

Девичьим рукам покорный ЯК

Взмыл с земли без всякого усилия.

За штурвалом Лидия Литвяк,

Позывной у летчицы был: «Лилия».

 

Младший миловидный лейтенант,

Хоть на фронте без году неделя,

Проявила редкостный талант

В самолетных яростных дуэлях.

 

Лида била в цель наверняка,

Выпуская пуль горячих трассы.

Белый на борту бутон цветка

В ужас повергал немецких асов.

 

Сотнями пропеллеров гудя,

Движется тяжелая армада,

Ничего живого не щадя,

Выжигая землю Сталинграда.

 

Грузный «юнкерс» вздрогнул и обмяк.

Небо сотрясается от взрыва.

Истребитель Лидия Литвяк

На гашетку жмет без перерыва.

 

Крен направо от взрывной волны.

Мастерски подбила, точно в тире.

И десятки жизней спасены,

И фашистов меньше на четыре.

 

Сколько раз испытывать судьбу?

Избегая очереди, плена.

Бисер пота выступил на лбу,

Просочились капли из-под шлема.

 

Волосы — пшеничное жнивьё,

Будто расплетенные косички.

Кажется, от взгляда лишь ее

«Мессеры» горели, словно спички.

 

Но и фрицы лезли на таран,

Брали на прицел, строчили в спину.

Борт у «Белой Лилии» весь из ран,

Смерть не раз стучалась к ней в кабину.

 

Бой за боем, с опытом, не вдруг

Стала Лида первоклассным асом.

Потеряла мужа и подруг,

И пропала в небе над Донбассом.

 

Только полстолетия спустя

Отыскать смогла Звезда Героя

Ту, что в небе крыльями блестя,

Никогда не покидала строя.

А. Бутенин

 

Белая Лилия — Лиля Литвяк

Поисковому отряд «РВС»* СШ № 1 г. Красный Луч Луганской Республики с благодарностью за операцию «Белая лилия», длившуюся 9 лет, посвящается

 

Как много их в земле ещё лежит —

Героев неопознанных, безвестных!

И слава тем, кто помнит и скорбит,

Кто ищет и хоронит повсеместно,

Кто собирает по крупицам всё,

Что раньше было тайною покрыто,

Кто память, словно знамя, пронесёт,

Делясь итогами своих открытий.

 

В 14 в аэроклуб пришла

И через год сама уже летала,

В День лётчиков не зря ведь родилась

И с детства в небеса взлететь мечтала.

Инструктор. 45 учеников

Успеет подготовить пред войною.

На фронт попасть, конечно, нелегко.

Но тут набор для девушек откроют.

Был сформирован знаменитый полк,

Который позже «ведьмами» прозвали.

А Сталинград в огне — не слабый пол,

З лётчицы и здесь повоевали.

От свастик в небесах черным-черно.

Жестокие бои за переправы.

Потери велики, но всё равно

Порою нашим девушкам нет равных.

 

Взлетая во второй здесь только раз,

Сбивает Лиля двух фашистских гадов.

Один — барон, в крестах, германский ас.

За 30 наших сбитых те награды.

Он уцелел, да всё же в плен попал

И просит показать того, кто в небе

Его сразил геройски наповал.

Вдруг фея из цветка — он в страшном гневе.

Решил, что разыграли. А она

Детали боя так опишет верно!

Часы с руки снял — восхищенья знак

Её отвагой, мастерством и верой.

Но ей подарки фрица не нужны.

Он вновь повержен этой силой духа.

За счастье близких и за честь страны

Шли и на смерть, собой прикрыв друг друга.

 

На фюзеляже* лилии цветок

Под Сталинградом вскоре появился.

Переведут когда в гвардейский полк,

Сам Соломатин вмиг в неё влюбился.

Он стал известным раньше, чем она,

Испытывая Як на поле боя.

Да и его отважная жена

Заданье может выполнить любое.

Опять водном бою двоих собьёт —

И Красная Звезда на грудь ложится.

Фашистам мстить она не устаёт,

И полк мужской такой «звездой» гордится.

А над Ростовом целый рой гудит

Фашистских бомбовозов без прикрытья.

И Лиля видит «мессер» впереди,

И не один, а 6 довольно прытких.

 

Спешат на помощь, в пользу немцев счёт,

Но Лилия готова к новой схватке.

Пусть ранена и в ногу, и в плечо.

Один подбит и, вроде, всё в порядке.

С большим трудом дойдёт издалека

До полосы знакомой, но сознанье

Отключится — у мужа на руках,

Как в сладком сне, плывёт его родная.

Потом недельку только полежит

На койке госпитальной — и с порога,

Как птица, вновь к желанному спешит.

И в бой, почти не отдохнув с дороги.

У Алексея больше орденов,

И в мае стал Героем он Союза.

Хотелось, чтоб гордился и женой.

Семейные их вдохновляли узы.

 

Вот отличилась и на этот раз.

Аэростат бы сбить совсем не плохо.

Огнём с земли рулил он в этот час,

Над фронтом в небо взмыв опасным оком.

Никто не мог приблизиться к нему.

А Лидия зайти решила с тыла.

Дав очередь, уходит — посему

Вдруг сдулся он, проткнут как будто шилом.

Любовь давала силы для побед,

Хранила в небесах, звездой сияла.

Но вдруг беда — и жжёт кровавый свет

Трагического лётного финала.

Муж на ученьях на глазах у всех,

Из «бочки» низко над землёй не вышел.

Но вновь она на взлётной полосе,

И рёв её мотора в небе слышен.

 

В июне вновь настиг удар судьбы.

Был неудачным бой тем летним утром.

Да, ястребок фашистами подбит,

Не прыгнет только Катя почему-то…

Река Миус, дорога на Донбасс.

Тоска на сердце давит с новой силой.

Четвёртый за день вылет… Но приказ…

И долго не могли найти могилу.

Прошёл слушок: могла попасть, мол, в плен —

Указ о награждении Героем

Лёг под сукно на 40 с лишним лет.

Но тайну всё же дети приоткроют.

Заданию отряду «РВС»

Дают при встрече лётчики-гвардейцы.

Повсюду поиск начинают здесь

И входят в сёла к старожилам-дедам.

 

Им скажут, что ребята в норке змей

У лесополосы нашли когда-то

Одежду, сапоги, шлем и ремень.

Полковник вызван из военкомата.

А экспертиза выдаст результат,

Не лётчик что, а лётчица в том месте.

Но документов нет — придётся так

И схоронить, как многих неизвестных.

И юные разведчики в поход

Идут по хуторам, здесь бывшим прежде.

Узнают, что советский самолёт,

Тот Як-1, нашли полусгоревшим.

Обломки и патроны — пулемёт

Строчил, как видно, долго. Ох, родная!

Понятно стало: Лилии полёт

Окончен здесь, теперь мы твёрдо знаем.

 

На черепе отверстие. Кто мог

Сказать когда-то, что сдалась без боя?!

Как поиска столь долгого итог —

Присвоено ей звание Героя!

Луганская республика. Донбасс.

Бомбят фашисты города и сёла.

Но вряд ли им сломить удастся нас,

Ценой огромной от чумы спасённых.

У Первой школы Красного Луча

Есть памятник той лётчице бесстрашной.

Здесь в День Победы снова зазвучат

Стихи и песни, чтобы помнил каждый

О тех, кто ради нас погиб в бою.

Вновь караул почётный замирает.

Ружейный в честь неё звучит салют.

И я невольно слёзы утираю.

 

*Фюзеляж — корпус самолёта

** «РВС» — Разведчики Военной Славы.

В. Хромова

 

* * *

о Лилии Литвяк

 

Здесь на стеле молодая женщина,

Шлемофон расстегнут меховой,

Улыбалась строго и застенчиво,

Улыбалась словно мне одной…

 

Здравствуйте, и не судите строго,

Что по отчеству не буду звать,

Я была девчонкой босоногой,

Вы на фронт летели воевать.

 

Но сегодня грусть мне сердце сжала,

Вас любя, как старшую сестру,

Вырезки военного журнала

Я носила в школу поутру.

 

Мне, девчонке, пламенно хотелось

Мчаться в голубую высоту,

Ваша доблесть мне давала смелость

Верить в окрыленную мечту…

 

Очень жаль, что рано Вас не стало,

Что для Вас померкла неба синь,

Жаль, что не коснулись Вы штурвала

Новых, удивительных машин!

 

Много лет прошло, как я Вас знаю,

Этот взгляд лучистых, светлых глаз.

Вам свои полеты посвящаю

И стараюсь быть достойной Вас…

М. Попович

 

Евдокия Носаль

 

Ночные ведьмы

Посвящается Герою Советского Союза, заместителю командира эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 218-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии Северо-Кавказского фронта, гвардии младшему лейтенанту Евдокии Ивановне Носаль

 

Вновь цветут на Кубани сады,

Пышно так; абрикосы и вишни,

И далёкое эхо войны

В небе памятью строчки напишет.

 

Под крыло тихохода ПО-2

Уплывает знакомая бухта,

И заветная цель так близка,

Ещё миг, и колонна вся «ухнет».

 

А потом поскорее назад,

Дозаправиться и зарядиться,

Чтоб осыпать вновь огненный град

Ненавистным на голову фрицам.

 

Евдокия, Дуняша Носаль,

Замкомэска «Ночной эскадрильи»,

Разбросает разящую сталь,

За сыночка, что в Бресте убили.

 

И на базе, когда прилетит,

Отключится в кабине мгновенно,

Пока в баке достигнет лимит,

И пополнят БК непременно.

 

Ну и ночка недавно была,

Над станицею нашей, Киевской,

Порубили девчат «мессера»,

Под одной схоронили вывеской.

 

Тихоходный, фанерный ПО-2,

С приглушённым мотором парит,

Так охотится ночью сова,

У атаки есть свой алгоритм.

 

На «приборке», на месте часов,

Фотография мужа любимого,

Выводила не раз из боёв,

Руку верную, чуя незримую.

 

Над Пашковской, в воздушном бою,

Смертью пала она, Евдокия,

Штурман Ира, пытая судьбу,

На поляну ПО-2 посадила.

 

Хоронили в открытом гробу,

Провожали станицей Героя,

Холм могильный в венках и цвету,

Лишь она не вернулась из боя.

 

И цветут на Кубани сады,

Пышно так; абрикосы и вишни.

Красным цветом фанерной звезды,

О Героях страницы напишут.

М. Бароменский

 

Две Звезды

Светлой памяти лётчиц Е. Носаль и И. Кашириной

 

Светила полная луна.

Внизу поблескивала бухта.

И наш плацдарм, как Сатана,

Бомбил фашист ежеминутно.

А мы бомбили их в ночи.

Но вместе тесно в небе звёздном.

«Вон выше «Рама», — мне кричит

Мой штурман. Но менять курс поздно.

 

Должна я сбросить весь запас,

Десант чтоб смог наш закрепиться.

Ура! Отстал пират от нас.

А может, это мне лишь снится?

Исчезло небо надо мной.

А фото мужа в липкой крови.

В него я ткнулась головой,

Не чувствуя смертельной боли.

И вижу Брест в огне, роддом,

Завал, похоронивший сына.

Как выла я на месте том,

Меня оттаскивали силой…

Потом как будто свысока

Увидела своё я тело.

А Ире самолёт никак

Не выровнять — штурвал заело.

Но, приподняв меня, смогла

Сесть на своём аэродроме.

И «Красная Звезда» легла

В ладонь, подобная короне.

 

Звезду Героя мне дадут

Посмертно, первой в женском списке**.

А позже девочки придут,

Грустя, к подножью обелиска,

Где вчетвером мы из полка

Лежим в могиле на Кубани…

Но в День Победы строй слегка

Ровняем крыльями над вами.

 

* «Рама» — немецкий «Фокке-Вульф»

**Е. Носаль первой из лётчиц в годы ВОв удостоенной звания Героя

В. Хромова

 

Евгения Руднева

 

Жени Рудневой планета

Одна из недавно открытых планет названа именем

советской летчицы Евгении Рудневой

 

Я живу и знаю: где-то

в стуже тихой, неземной

Жени Рудневой планета

проплывает надо мной.

 

Женя Руднева не слышит,

не услышит никогда.

Выше смерти, жизни выше

одинокая звезда.

 

В небесах иного цвета,

чем привычный небосвод,

Жени Рудневой планета,

как жемчужина, плывет.

 

Женя...

Нет, не просто Чкалов

было небо в те года.

Эта девочка мечтала:

в небе есть ее звезда!

 

Но когда взметнулось пламя,

выжигая синь дотла,

Женя небушко крылами,

как ребенка, обняла,

в небо будущее веря,

в зло направив два крыла,

металлического зверя

звездным пламенем сожгла

и взошла над высотою,

посылая луч земле,

отдаленною звездою

у Вселенной на крыле...

 

Продолжением полета,

славы ратного труда,

все погибшие пилоты

в списках неба — навсегда,

все подруги боевые

с синью Родины в глазах,

что в истории впервые

воевали в небесах.

 

Эти летчицы-девчонки —

им в землянках бы не стыть,

им свои носить бы челки,

крепдешины бы носить...

 

Вот стоит одна в шинельке —

как весенняя ветла.

Генерал — взглянула мельком,

отвернулась и пошла.

 

— Это что, у мамы дома?

А устав? А ну сюда!

— Я с мужчиной, с незнакомым,

не общаюсь никогда.

 

«Покомандуй тут...»

Дивчина

загрустила у винта.

Не заводится машина.

Плачет краля.

Ну, беда.

Эх, вояки, пополненье...

Но сердитый генерал

в День Победы на колени

перед ними молча встал

и от имени России

перед Знаменем полка

тронул щеку через силу

там, где дрогнула щека.

 

А над ними выше неба

проплывала неспроста

неизвестная планета —

отмечтанная звезда.

 

И когда ее откроет

кто-то, ныне молодой,

Золотой Звездой Героя

вспыхнет имя над землей;

и, людским теплом согрета,

драгоценней всех камней,

Жени Рудневой планета

светит в памяти моей.

Ф. Чуев

 

Планета Жени Рудневой

Поэма

Восьмого марта 1977 года решением Международного Планетного Центра малой планете № 1907, находящейся на орбите между Юпитером и Марсом и открытой 11 сентября 1972 года И. С. Черных в Крымской астрофизической обсерватории, присвоено имя штурмана Таманского авиаполка. Героя Советского Союза, павшей в боях под Керчью 9 апреля 1944 года, ЖЕНИ РУДНЕВОЙ.

 

Вскройтесь, зимние реки,

очиститесь ото льда,

чтоб вода с венецианскими зеркалами соперничала,

и пускай отразится

новоявленная звезда —

подмосковная девчонка.

 

Стихни, вьюга в Москве,

уймись, магаданская мгла...

Бог войны — красный Марс

и всесильный Юпитер,

если наша земля уберечь ее не смогла,

вы теперь берегите ее и любите!

 

Вскройтесь, души людские,

очиститесь от обид,

от скопившейся скверны

и словесного блуда.

 

Пересохшие души пускай напоит

свет звезды Жени Рудневой.

Горько, что ты звезда…

Ни одна из земных не смогла

обратить меня

из полуночного — в полуденного…

На ладони налипла Вселенная, словно смола,

Женя Руднева!

 

Вскиньте очи в зенит,

глазейте, деревни и города

в телескопы и с колоколенки!

…С неба смотрит новорожденная звезда,

а в реке отражается

синеглазая школьница…

 

* * *

Кто станет землей,

кто фанерной звездой,

кто в граните воскреснет…

На войне нету возраста,

на войне все — ровесники.

В семнадцать лет — школьница,

в девятнадцать — летчица,

в двадцать три ты станешь планетой.

Выбор пал на тебя.

И другого у Времени выбора нету.

 

* * *

Синие комбинезоны.

Парашютный шелк.

Небесные амазонки —

Таманский авиаполк.

Багровые горизонты.

Оборванные провода.

Как пепельные соты —

сгоревшие города.

И вместо мужских ладоней

в студенческом вальсе —

лежат

голубенькие погоны

на плечиках девчат.

 

Как будто юная Родина

руки на плечи кладет

и говорит:

— Женя Руднева,

кто, если не ты, спасет? —

 

А где-то за горизонтом,

куда невозможен полет,

журавлик недорисованный

в тетрадке твоей живет.

 

Нет силы, что остановит

задуманное тобой:

мечтала стать астрономом,

выпало стать — звездой.

 

«Открою звезду, — говорила, —

чтоб свет ее голубой

священней, чем «Аве Мария»

волшебничал над душой…»

 

Таманская непогода…

Начало было светло:

звездочка — на погоны,

звездочка — на крыло.

 

* * *

Знала бы, Женя, как хочется

поддаться соблазну творчества

и, козыряя образами, доказать,

что ты —

одна из переселенок

на другие планеты,

что обитаема звезда твоя серебряная,

хотя, по науке, на ней жизни нету.

У меня навалом гипотез.

К примеру —

круговорот души в природе.

Душа не исчезает со смертью.

Значит, не умирает

и наша любовь

к Родине.

 

Разве может умереть любовь к Лермонтову,

к маме,

к Чистым прудам,

осыпанным листвой?..

Это, с одной стороны, называют бессмертием,

с другой стороны —

стало твоей звездой.

Все это относится к тому,

что человек не теряет,

а обретает.

Все это дается

раз в жизни

и навсегда!

…Наверняка,

наверняка она обитаема —

твоя необитаемая звезда…

 

Ничто в поэтической речи

в сравнение с тем не идет,

как падал над черною Керчью

горящий твой самолет.

 

Живая — уже неземная,

живая — еще не звезда,

живая, живая, живая

в горящих объятьях креста.

 

Небесная амазонка…

Ползет под тобой, склизка,

танковая колонна,

как сороконожка…

 

Никто уже не остановит,

ничто уже не спасет

бессмертный твой астероид —

смертельный твой самолет.

 

И где-то за горизонтом

сорвется, словно звезда,

журавлик недорисованный

с тетрадочного листа…

 

* * *

«Доченька моя, звезда,

неужели навсегда?..» —

мама станет у окна,

откуда доченька видна.

 

«Дочь верни, звезду возьми», —

обратится она к ветру.

«Дочь-звезду верни-возьми», —

обратится она к веку.

 

Ветру-веку уступлю,

но забьется под рубахой:

«Женя, я тебя люблю!» —

как на волю хочет птаха.

 

«Женя, я тебя люблю!» —

это шепчется листвою,

Митридатовой горою

и трамваем поутру.

«Женя, я тебя люблю!» —

так трубится журавлю

меж Землею и Тобою…

 

Напишу звезде записку,

в полпланеты расстелю,

чтобы было видно близко —

«Женя, я тебя люблю!».

 

* * *

История права. Года — бальзам на раны.

Кровавая трава взросла травой медвяной.

Но лучше бы звезда осталась безымянной,

Аукаясь в лесу, веселые земляне

вдруг смолкнут, увидав забытую землянку.

 

О, лучше бы звезда осталась безымянной!

Остался навсегда солдатик оловянный.

И кажется мне — смысл его улыбки странной,

что лучше бы звезда осталась безымянной...

 

Мне свет ее помог — надежнее, чем дратва,

стянул дыру в судьбе, как на холстине драной.

Но лучше бы звезда осталась безымянной!

Пусть лучше бы Она сынишке синеглазому

про оловянного солдатика рассказывала,

с вечернею звездой своей судьбы не связывая…

 

И когда

я увидел Ее,

на мгновение мне показалось,

что это не звезда,

не астероид с ослепительным длинным шлейфом,

а объятый пламенем самолет —

падает,

падает,

падает

на ползущие по нашей жизни танки.

П. Вегин

 

Жене Рудневой

Нет, не сгорела ты в пламени быстром

Факелом ярким пылая в ночи,

а унеслась ты в межзвездные выси —

там твое сердце большое стучит.

 

Там, среди звезд, ты летишь бесконечно.

А на земле на горе Митридат,

имя твое записали навечно

среди погибших под Керчью солдат.

 

Ах, как ты рано ушла безвозвратно…

Но, обернувшись одной из планет,

ты посылаешь на землю обратно

Малой Планеты немеркнущий свет.

Н. Меклин

 

Письмо любимой

Е. М. Рудневой — Герою Советского Союза (посмертно)

 

Её девчата звали «звездочётом».

Из МГУ, окончив третий курс,

Уйдёт на фронт, став штурманом пилотов —

И новеньких водила на укус.

 

Где встретились они среди пожара?

Дорожки где тогда пересеклись?

У Жени путь по небу пышет жаром,

А Слава всё же инженер-танкист.

Путёвку дали Жене в санаторий,

Чтоб долечить ранение в бою.

Она ж домой, в Москву, спешит, чтоб вскоре

В пути звезду любви найти свою.

Сумеет в полк приехать он однажды

И должен сразу вылететь в Иран.

Особой службы голубок бумажный

Пересечёт границы многих стран.

Да, о любви такой мечтает каждый.

И мы читаем в дневнике её:

«Зачем мне целый мир, не знаю даже.

Я днём и ночью думаю о нём».

 

А он шлёт строки: «Милая, родная,

Прелестный образ твой в душе храню.

Тоскую по тебе и твёрдо знаю,

Что лишь тебя всем сердцем я люблю.

Я долго не решался (ждал провала)

Коснуться губ твоих, но вот вчера

Меня в ответ ты вдруг поцеловала —

И я теперь твой преданнейший раб.

Не говори, что ты обыкновенна.

Таких, как ты, немного на земле.

Ты бьёшь фашистов так самозабвенно,

Что скоро выжжем даже мерзкий след.

Победу мы с тобой отметим вместе.

Ты в академию поступишь без труда.

А я куплю кольцо своей невесте,

Чтоб мы не расставались никогда.

Люблю. Целую. Но мне что-то грустно.

Ответь, прошу. Хоть строчку мне пришли».

Погибла Женя как Герой Союза…

А письма от него всё шли и шли.

В. Хромова

 

Памяти Героя Советского Союза Е. М. Рудневой

Жизнь мирная внезапно прервалась —

Германия войну нам навязала.

Осталось в прошлом, что было вчерась,

Вражда к врагу по жилам побежала.

 

Я только тех сегодня помяну,

Кому слова «земля родная» святы.

Им нужно было отстоять страну.

И молодость пошла в военкоматы.

 

Совсем охрип от споров военком,

Доказывая: «Призовём когда-то…».

Года себе поприписав тайком,

Не отставали от парней девчата.

 

При громе пушек ценят тишину.

Писать портрет же только начинаем.

И среди тех, кто рвался на войну,

Мы Женю Рудневу припоминаем.

 

Возьмем её слова из дневника:

«Есть счастье быть стране своей полезным

В момент угрозы» — мысль наверняка

И завещанье нам, обычным грешным.

 

Она врагов громила, не людей,

Как штурман проявив своё искусство.

Судьба как будто сжалилась над ней:

Дала узнать любви святое чувство.

 

Как радовалась Женя: «Я люблю!

Я заглянула в тайну мирозданья.

За что такая милость королю?

Идёт война, кровь, слезы и страданья».

 

Тревожить души умерших не грех,

Чтоб чей-то образ в памяти остался.

Портрет дополним отзывами тех,

Кто в том полку бок о бок с ней сражался:

 

«Бесхитростность, уверенность в себе,

Осмысленная целеустремленность

И обаяние, вызов ли судьбе,

Доброжелательность и непреклонность».

 

Мечтать не уставала в том аду.

И мы, сочувствуя родным, отметим:

О, как хотелось ей открыть звезду

И посвятить любимому и детям.

 

Из дневника: «Я многое могу.

Скорее б был повержен враг проклятый».

Последним стал её полет к врагу,

Полет четыреста шестьдесят пятый.

 

Жизнь продолжалась и брала своё.

Потомки героинь не забывали.

Планету же открыли без неё,

Но в честь её открытие назвали.

Н. Басов

 

* * *

Самолетик взлетел над Россией —

Над полями, над озером синим.

Подняла его в высь от земли

Женя, Женечка, Жигули.

 

Так прозвали подругу девчата

В легендарном Таманском полку.

Над восходами, над закатами

Шла девчонка навстречу врагу.

 

Пролетают вдали

Самолетики, как журавли.

Там, вдали от земли

Женя, Женечка, Жигули…

 

Бушевали военные вьюги.

Погибали друзья и подруги.

Как Вы вынести это смогли,

Женя, Женечка, Жигули?

 

Нету писем от мамы солдату,

Светло-русый скучает пилот.

Над восходами, над закатами

В темном небе кружит самолет.

 

Песня о летчице Хомяковой

летчику-истребителю старшему лейтенанту Валерии Хомяковой, сбившей в ночном бою немецкий «Юнкерс-88»

 

Ночь покрыла города и села,

Обняла поляны и леса.

И в кругу твоих друзей веселых

Смолкли на минуту голоса.

 

Вдруг сверкнуло на вершине ночи,

В облаках прожектор заиграл.

Будь, пилот, в бою упрям и точен

И держи уверенно штурвал!

 

Всё проверив строго и умело,

Лейтенант садится, просит взлет.

Это наша Хомякова Лера,

Смелый и отчаянный пилот.

 

Подан старт, летит стальная птица.

Каждый, затаив дыханье, ждет.

Вот и враг — и очередь по фрицу, —

Пламя охватило самолет.

 

Бой закончен, летчик рапортует:

Все в порядке — мой противник сбит!

И семья пилотов торжествует:

Счет геройским подвигам открыт!

Т. Иванчук

 

«Джульетта»

А. Ф. Худяковой — Герою, зам. комэска полка «ночных ведьм», совершившей 926 боевых вылетов.

 

Соседями стали «сестрицы» и «братцы» —

Пути их должны были пересекаться.

Да, лётчиков много красивых и смелых,

Но только при нём сердце радостно пело.

 

Любуясь, её произносит он имя.

Она, как цветок белый, нежный, ранимый.

Не смея признаться, он новой ждал встречи.

Война. А любовь душу греет и лечит.

 

Красивая пара отважных пилотов.

Но снова опасные ждут их полёты.

У Тони уже за 700 их, успешных.

И Игорь отстать не желает, конечно.

 

Кавказ, Крым и Польша — нигде ни царапин.

Контузило лишь над Германией сразу.

Но свой самолёт кое-как посадила

И в госпиталь сразу потом угодила.

 

9 Мая они с мужем вместе

Нередко смотрели фильм, всем нам известный*.

История их там кончается грустно,

А Бог сохранил для святого союза.

 

* «В бой идут одни «старики»

В. Хромова

 

Баллада о военных летчицах

Музыка: Е. Крылатов

 

Когда вы песни на земле поете

Тихонечко вам небо подпоет,

Погибшие за Родину в полете

Мы вечно продолжаем наш полет.

 

Мы вовсе не тени безмолвные,

Мы ветер и крик журавлей,

Погибшие в небе за Родину

Становятся небом над ней.

 

Мы дышим, согревая птичьи гнезда,

Баюкаем детей в полночный час,

Вам кажется, что с неба смотрят звезды,

А это мы с небес глядим на вас.

 

Мы вовсе не тени безмолвные,

Мы ветер и крик журавлей,

Погибшие в небе за Родину

Становятся небом над ней.

 

Мы стали небом, стали облаками,

И видя сверху наш двадцатый век,

К вам тихо прикасаемся руками,

И думаете вы, что это снег.

 

Мы дышим, согревая птичьи гнезда,

Баюкаем детей в полночный час,

Вам кажется, что с неба смотрят звезды,

А это мы с небес глядим на вас.

 

Мы вовсе не тени безмолвные,

Мы ветер и крик журавлей,

Погибшие в небе за Родину

Становятся небом над ней.

Е. Евтушенко

 

Крылатые девчата

Музыка: М. Мишунов

 

Одни девчата были в экипажах,

Пришли стране на помощь в трудный час.

Потом о вас историки расскажут,

И песни сложит Родина о вас.

Враги «ночными ведьмами» вас звали

За дерзкие налеты по ночам.

В военном небе смело вы летали,

Крылатые девчата, слава вам.

 

Вам было на войне вдвойне непросто,

Когда водили в бой штурмовики.

Всплакнули только раз, отрезав косы,

Перед отправкой в летные полки.

 

Хотелось, чтобы счастье улыбнулось

Для всех девчат, войну отвоевав,

Но сколько вас из боя не вернулись,

Любви и материнства не узнав.

 

Враги «ночными ведьмами» вас звали

За дерзкие налеты по ночам.

В военном небе смело вы летали,

Крылатые девчата, слава вам.

В. Соколов

 

Вальс на плоскости OST «Ночные ласточки»

Их не звали, тут разве до них,

Ведь девчонки в войну не играют,

Им все больше наряды да вальс

Полуночный.

Но зажгли бортовые огни,

Лучшей доли себе не желая,

Наши дочки, страны нашей дочки,

И пронесся их вальс

Вихрем огненных трасс.

 

Васильковых полей тишина

Разорвется вдруг грохотом взрыва.

Ах, как жалко, что ты не жена,

Не невеста.

Долюбить помешала война,

И коней перепутались гривы,

Неизвестно, где ты неизвестно,

А дорога длинна, и как хочется в снах

Закричать, застонать.

 

А дом далеко-далеко,

И мир далеко-далеко.

По плоскости стук сапог.

Девчата, вернитесь в срок.

 

И летят высоко над землей,

И под крыльями синее небо.

Ничего, что бомбежка не женское дело,

Ничего, что нет силы мужской,

Только трусом никто из них не был.

Солнце село, за облаком село.

Мы вернемся домой,

Чтоб с рассветной зарей

Снова вылететь в бой.

А. Розенбаум

Читайте также

Лётчицы Великой Отечественной войны: Стихотворения и песни

22 книги о лётчиках ко Дню ВВС

Летящие сквозь время и пространство

Первый ас Российской империи Петр Нестеров

 

Алексей Маресьев. Подвиг длиною в жизнь