К 65-летию Победы в Челябинске на Аллее Славы был возведен фотомемориал «Стена Памяти». Лица тысяч наших земляков - солдат Великой Отечественной войны смотрели с огромных щитов на своих потомков. Наверное, весь город побывал в эти майские дни на Аллее Славы. Мы в библиотеке решили сделать свой небольшой мемориал – «Древо Памяти». Сначала фотографии своих родных, погибших на Великой Отечественной, приносили только сотрудники библиотеки, но потом к нам присоединились и наши читатели. Кроме фотографий люди приносили драгоценные семейные реликвии: письма, награды, похоронки и свои воспоминания об отцах, дедах братьях. Читать все это было невероятно трудно. Судьбы самых разных людей, каждая судьба уникальна, гибель каждого непоправима. Как мало их вернулось с войны! И как много числилось пропавшими без вести.
Но одна история меня потрясла особенно сильно. Наш читатель Сергей Николаевич Мирющенко принес воспоминания о человеке, который заменил ему отца – докторе Георгии Федоровиче Синякове. Заслуженный врач РСФСР, он много лет проработал в медчасти ЧТЗ, заведовал хирургическим отделением, преподавал в медицинском институте. Хирургом он был от Бога, попасть в руки доктора Г.Ф. Синякова считалось невероятной удачей. Знали, что он фронтовик, что дошел до Берлина, но никто даже не подозревал, что рядом с ними работает человек редкой отваги, настоящий герой.
Выяснилось все это только в 1961 году, когда в «Литературной газете» был напечатан очерк «Егорушка», посвященной летчице Анне Егоровой, которая разыскивала своего спасителя, доктора Синякова. Рассказ Анны Егоровой о том, как ее, сбитую над под Варшавой в августе 1944 года, раненую и обгоревшую, в Кюстринском концлагере спасал от смерти доктор Георгий Синяков, никого не могла оставить равнодушным. В фонде нашей библиотеки есть книга Анны Егоровой «Небо, «штурмовик», девушка. Я – «Береза! Как слышите меня?», в которой она вспоминает годы войны и тех, кому она обязана жизнью.
В части Анну считали
погибшей, посмертно представили к званию Героя Советского Союза, родным
отправили «похоронку». А она в это время боролась за жизнь в чудовищных
условиях концлагеря, куда ее привезли в очень тяжелом состоянии, искалеченную,
в обгорелом комбинезоне, с лицом покрытым маслом и кровью. Летчица вспоминала,
что самым страшным для нее было оказаться в немецком плену, но застрелиться она
не успела - потеряла сознание. В плен ее несли на носилках, и Анна не могла
понять, почему ее не застрелили на месте. Вероятно, увидев, что перед ними
девушка, да еще тяжело раненая, гитлеровцы решили, что смогут легко вытрясти из
нее необходимую им информацию, а потом устроить показательную казнь. Когда колонна пленных двигалась к Кюстринскому
лагерю, кто-то из несущих ее носилки сказал: «Держись, сестрёнка! Русский
доктор Синяков воскрешает из мёртвых!» Вот так впервые услышала она это
имя. Лечить летчицу и тратить на нее
медикаменты никто не собирался. Но раны обработали, поражаясь тому, что она
молчала, когда куски комбинезона снимались вместе с кожей. А потом забинтовали
и бросили в карцер. Георгий Федорович потребовал у коменданта допустить его к
раненой. Он обладал удивительным свойством – умел убеждать даже самых
неподатливых собеседников. Вот и комендант принял его доводы и допустил к
практически обреченной летчице – с такими ожогами выжить было проблематично. Но
только не у доктора Синякова. Каждый день он смазывал раны Анны специальной, им
изобретенной и из подручных средств изготовленной мазью. Раны заживали, но на
вид казались страшными. Кроме этого, доктор напугал гитлеровцев тем, что
гнойные раны летчицы могут оказаться заразными, поэтому её нужно срочно
поместить в инфекционный блок, куда немцы, боясь заразиться, даже не заглядывали.
Летчица поправлялась, а доктор тянул время, докладывая коменданту, что лечение
не помогает, и пациентка умирает. От неминуемой «кончины» Анну Егорову спас в
январе 1945 года стремительный бросок 5-й танковой бригады, освободившей
Кюстрин. Вновь сесть за штурвал самолета
Анне Егоровой больше не пришлось. Хотя Синякову удалось своими снадобьями
избавить летчицу от уродующих и стягивающих кожу рубцов, состояние ее здоровья
не позволило ей больше летать. Вот обо всем этом и было рассказано в очерке
«Егорушка», а потом и в книгах, написанных Анной Егоровой.
Она была не одной
спасенной Георгием Федоровичем. Со своего первого дня на фронте, военврач
второго ранга Синяков занимался тем, что выполнял свой врачебный долг- спасал
жизни. Уже 23 июня Георгий Синяков стал военврачом санитарного батальона
стрелковой дивизии. Что такое медсанбат стрелковой дивизии, особенно в первые
дни войны? Непрерывный поток раненых с передовой, где идет кровопролитный бой.
Раны страшные, в них земля, обрывки обмундирования, осколки костей. Врачи
оперируют, сутками не отходя от стола, а части отступают. Случается, что
медсанбаты остаются в окружении вместе со своими ранеными. Так произошло и
Георгием Федоровичем. Осенью 1941 года их часть попала в окружение под Киевом.
Многие раненые не могли передвигаться самостоятельно, и Георгий Федорович
принял решение остаться в госпитале и до последнего ухаживать за ними. Доктор
оперировал очередного раненого, когда увидел направленный на него пистолет. Так
начался его плен. Лагерь один, потом другой. Сначала немецкая охрана была не
слишком строгой, случались удачные побеги. Но доктор Синяков не мог бросить
своих раненых. Даже в условиях лагеря, без лекарств, инструментов и
перевязочного материала, он старался сделать для них все, что можно. Немецкий
офицер пытался убедить его, что бесполезно спасать обреченных, когда доктор
Синяков пытался достать для раненых хотя бы воду. Но, убедившись, что врач
будет спасать своих безнадежных пациентов до конца, распорядился выдавать им
воду. Потом не один раз Георгий Федорович будет поражать врагов своим
достоинством и бесстрашием, которые проявлялись всегда, когда речь шла о тех,
кто нуждался в его помощи и медицинских знаниях.
В Кюстринский лагерь он попал в мае 1942 года. Пленные, живущие в адских условиях, умирали в лагере тысячами от инфекций, голода, холода, непосильной работы. Немецкие охранники ради развлечения с вышек стреляли по узникам как по мишеням. Самым страшным местом в лагере был «ревир» - лазарет. Этот лагерь в лагере был огражден двумя рядами колючей проволоки и охранялся часовыми. В лазарете никого не лечили. Над пленными проводили медицинские эксперименты и забирали кровь для раненых немецких солдат. Здесь царили холод (окна запрещалось закрывать и ежедневно увлажнялся пол) и голод. За малейшие нарушения охранники забивали больных до смерти, а в особой комнате замораживали еще живых штрафников. Смертность в лазарете была чудовищной. При этом лазарет был неплохо оборудован, что сразу отметил доктор Синяков, когда его привели туда: хирургический стол, скальпель, бинты, йодоформ, даже какие-то лекарства. Германия очень нуждалась в рабочей силе, и смертность среди пленных была невыгодной рейху. Возникла необходимость в помощи врача. Стали искать врача среди пленных, и выяснили, что такой есть - заключённый под номером 97625. Так Георгий Федорович стал лагерным хирургом, пройдя перед этим экзамен. Под наблюдением экзаменаторов - немецких лагерных врачей во главе с доктором Кошелем, Синяков провел сложнейшую операцию по резекции желудка. Ассистировали ему европейские врачи-заключенные. Несколько часов измученный, голодный, еле стоящий на ногах, доктор действовал уверенно и четко, в отличие от своих ассистентов. Медики сразу увидели, что перед ними блестящий профессионал высокого уровня. В ревире лежали более полутора тысяч раненых и больных, да из других блоков к нему потоком шли больные. Он работал по двадцать часов в сутки, делал вслепую, без анализов, операции на щитовидной железе, удалял злокачественные опухоли, лечил пневмонии, прободные язвы, плевриты и остеомиелиты, делал бесчисленные перевязки. И все это без нужного инструмента и без помощников. На пленных особенно не раскошеливались. У хирурга не было инструментов. Он собирал то, что оставалось от немецких врачей, выброшенное за ненадобностью.
Но однажды произошло то, что сделало доктора Синякова
востребованным не только среди пленных. Сыну одного из гестаповцев попал в
трахею инородный предмет. Ребенок задыхался, требовалась немедленно операция,
но ни один из немецких врачей такую ответственность брать на себя не решался.
Отчаявшиеся родители принесли мальчика в концлагерь, и мать умолила коменданта,
чтобы ее сына посмотрел пленный чудо- доктор, который, по слухам, исцеляет
самых безнадежных больных. Доктору хватило одного взгляда, чтобы понять, что
оперировать нужно немедленно, и он сделал операцию, как всегда, блестяще.
Говорят, что мать спасенного ребенка, высокомерная «чистокровная арийка» встала
перед врачом на колени и поцеловала ему руку. После этого фашисты предоставили
Георгию Фёдоровичу дополнительный паёк и разрешили свободно перемещаться по
территории концлагеря, что ему было очень на руку. Потому что помимо своего
врачебного долга, доктор Синяков выполнял поручения подпольного комитета:
распространял листовки, где рассказывал о продвижении Красной Армии, готовил
подбеги военнопленных. В лазарете он прятал их под видом заразных больных,
подкармливая их продуктами из своего дополнительного пайка. Первый побег удался
весной 1942 года. Бежали пятеро человек, из них трое летчиков. Одного из них,
чуть старше 20 лет, в лагерь привезли в тяжелом состоянии. Он был сбит в
глубоком немецком тылу. При прыжке из самолета с ног сорвало унты, он шел двое
суток лесом, отморозил ноги. Брали его с собаками. Привезли в лагерь с
обмороженными ногами, высокой температурой и скальпированной раной головы.
Синяков, осмотрев летчика, сказал, что у него повреждены кости черепа и мозг, и
что он безнадежен, а ночью подменил его пленным, умершим от ран. А летчика он
вылечил. Хотя из-за начавшейся гангрены пришлось ампутировать части стоп, побег
тот совершил на своих ногах.
А слава доктора, который
может вылечить любую болезнь, распространялась по округе. За помощью к нему
стали обращаться немцы, и Синяков лечил и их. А под предлогом их лечения
заказывал лекарства и инструменты, которыми потом спасал пленных. Немцы ему так
доверяли, что даже не проверяли назначения.
Способы спасения были
разными, но самым удачным оказался самый фантастический – имитация смерти.
Синяков сам изготовлял мази, хорошо залечивающие раны, но при этом издающие
страшное зловоние. Раны выглядели и пахли так, что и в голову не могло прийти,
что такое может когда - нибудь зажить. Он учил их имитировать агонию и смерть:
задерживать дыхание, держать в полном покое мышцы, следить за положением глаз и
так далее. Синяков демонстрировал немцам «умирающего», потом объявлял о его
смерти. Это было возможно, потому что в лагере не было крематория. Вместе с
настоящими трупами лжепокойника вывозили за пределы лагеря и выбрасывали в
большой ров. Ров не закапывался и не охранялся. Ночью «умерший» выбирался из
него и уходил. Побег готовился тщательно
– беглец снабжался не лагерной одеждой, а с помощью все того же доктора
Синякова наизусть заучивал карту и весь путь следования по Германии. Это было
неимоверно сложно, но все беглецы преодолевали этот путь благополучно. Доктор
ходил по лезвию бритвы, потому что любая ошибка могла привести его в
гестаповские застенки. Довольно было кому- нибудь из немецких докторов
задуматься, почему умирают пленные с обычными ранениями у доктора, который
спасает безнадежных больных. Он и сам мог бежать не однажды, но долг врача не
позволял ему бросить больных и раненых.
Долгое время Григорий
Федорович прятал среди раненых 16 летчиков, которых обычно отправляли в
специальный лагерь с особым режимом. Он поставил им диагнозы, несовместимые с
жизнью, положил на их кровати тела других погибших и подменил их лагерные
номера, а летчиков укрыл в инфекционном отделении, куда ни один немец
добровольно бы не входил. Летчик Н.
Майоров, сбитый в один день с Анной Егоровой над Польшей, попал в Кюстринский
лагерь едва живой, прошитый автоматной очередью, с развороченной челюстью и
газовой гангреной руки. Доктор Синяков сложил ему челюсть по кусочкам, спас и
руку, и главное, жизнь.
Однажды лагерь привезли
тяжело раненного советского разведчика. На допросе он молчал, и гестаповцы
решили подослать к нему провокатора. Узнав, что грозит нашему разведчику,
Синяков, чешский врач Трпинац, работавший с ним, и три санитара, один из
которых радист, владеющий азбукой Морзе, под предлогом врачебного обхода пришли
в барак, где лежали двое: разведчик под охраной автоматчика и весь в бинтах
провокатор. Трпинац встал между топчанами, Синяков стал громко расспрашивать
провокатора о самочувствии, а радист в это время отстукивал пальцами по бинтам
разведчика морзянку: «Рядом лежит провокатор!»
В январе 1945 года немцы готовили лагерь к эвакуации, вывозили тех, кто еще мог работать, а три тысячи раненых собирались расстрелять. Доктор Синяков пошел спасать своих раненых – обратился к коменданту отсрочить расстрел на несколько дней, чтобы добыть транспорт для эвакуации. Комендант, наверное, и сам не понимал, почему он всегда прислушивается к этому странному русскому доктору, но согласился подождать. Дождались 5-ю ударную танковую армию, освободившую узников. Те из них, кто мог держать оружие, забрались на броню танков и пошли в бой на Кюстрин.
Доктор Синяков остался верен себе и по просьбе танкистов организовал в лагере
полевой госпиталь. За несколько суток Георгий Федорович прооперировав более
семидесяти танкистов. Он дошел до Берлина, расписался на рейхстаге за себя, за
спасенных и за тех, кого не успел спасти. А потом, совершенно непьющий, выпил
кружку пива в берлинском кабачке. Это было сделано в память об одном из пленных
Кюстринского лагеря. «Я ещё выпью в Берлине за нашу победу»,-
говорил он, а немецкий унтер- офицер в ответ смеялся: «Мы берём ваши
города, вы гибнете тысячами, о какой победе ты говоришь?» Об этом Георгий Федорович рассказывал сыну.
Он служил до 1946 года. Демобилизовавшись, приехал в Челябинск, работал сначала
простым хирургом в медсанчасти Кировского завода, меньше, чем через год стал
заведующим отделением, и никому не рассказывал о том, что ему пришлось
испытать. Анна Егорова долго искала своего спасителя, а когда появился очерк в
«Литературке», то в Челябинск хлынул поток писем от его бывших пациентов.
Огромное количество бывших военнопленных узнали в Георгии Федоровиче своего
спасителя, благодаря которому они смогли выжить в немецком плену.
Его самоотверженность,
самопожертвование и верность своему долгу, считали его бывшие и настоящие
пациенты, заслуживают самых высоких государственных наград.
Но когда Георгия
Федоровича спрашивали о наградах, он отвечал: «Плен — это беда, несчастье
человека, а разве за несчастье награждают?» Но награда все- таки была. И,
наверное, самая высокая и ценная, какая только может быть – тысячи спасенных
жизней и их горячая благодарность и признательность своему доктору. К тем, кого
Георгий Федорович спас в лагере, добавились и те, кто прошел через его искусные
руки хирурга уже в мирной жизни.
На здании городской
клинической больницы № 8, где работал Г. Ф. Синяков висит
памятная доска. В канун 70-летия Победы
был открыт именной стенд Г.Ф.Синякова в музее медицины челябинской больницы. Но
не хватает в Челябинске улицы, площади или сквера его имени, хотя доктор
Г.Ф.Синяков это заслужил.
Несправедливо, что
доктор Менгеле – «доктор Смерть» известен гораздо больше, чем «Доктор Жизнь» -
Георгий Федорович Синяков.
Список использованной
литературы:
Лагерный
ангел-хранитель: к 100-летию челяб. врача легендар. судьбы // Летопись
добра : три века благотворительности на Южном Урале / [ред. А.
Лобашев]. — Челябинск, 2005. — Кн. 3: Созидатели. — С. 20-21.
Тимофеева-Егорова, А. А.
Небо, «штурмовик», девушка. «Я – «Береза»! Как слышите меня?..» / А.
Тимофеева-Егорова. - Москва : Яуза : Эксмо, 2007. – 348с.: ил. - (Война и мы.
Солдатские дневники)
Харпалева
Н. «Русский Шиндлер»: как попавший в концлагерь врач обвел нацистов вокруг
пальца // Фома : журнал. — 2022. — Апрель. — С. 52-57.
О докторе Синякове рассказывала Надежда Анатольевна Капитонова в радиопередаче «Написано войной» и в нашем блоге – в посте о Наталье Кончаловской – Редкое знакомство. Наталья Кончаловская и Подвиг доктора Синякова..
Юлия Брюханова, Центральная библиотека им. А.С.Пушкина
Комментариев нет
Отправить комментарий