Погибшие — живым: 35 стихотворений

 

Завтра

Не смыли слов

Ни слёзы,

Ни дожди…

На скорбных плитах —

Траурные даты.

— Потомок,

Мой хороший,

Подожди!

Постой у этих плит

Светло

И свято.

 

Мы здесь

За вашу долю полегли.

Ты рядом с нами

Сам себя послушай…

Вот видишь —

Незабудки расцвели.

Нет, это не цветы,

А наши души.

И наши думы,

Горькие до слёз.

Пречистые,

Как небо голубое.

За то, что для тебя

Теперь сбылось,

Мы заплатили

Собственной судьбою.

 

Бессмертна

Только память.

Ей внемли,

Оберегая

Пращуров заветы…

Мы — соль

И пот,

И боль твоей земли.

Ты никогда

Не забывай об этом.

 

И пусть не будет

У тебя причин

Для злобы,

Суеты

И лихолетья.

Давай с тобой

Минуту помолчим:

Ты — о моём,

Я — твоём

Столетье.

Г. Суздалев

 

Реквием

Браток, налей перед обедом,

Я не вернулся с той весны,

Убитый за день до Победы,

На третий час после войны…

 

Из жести кружки поднимая,

Коль «горькой» нет — пьем «самопал» —

За всех, кто пал восьмого мая,

Кто до восьмого мая пал…

 

Я в землю вмят машиной адской,

По мне прошли ее плуги

В окопах битвы Сталинградской,

В траншеях Огненной дуги.

 

Я пойман пулей на излете,

Сгорел в мучительном огне

К земле на бреющем полете,

В кипящей танковой броне.

 

И смерть не выдавила стона

И даже слез из наших глаз,

Когда открыли мы кингстоны,

И вены лопнули у нас…

 

Не ведал райские я кущи,

Была тоска моя остра

В чащобах Беловежской пущи

У партизанского костра.

 

Я не зарыт в могиле братской,

Не сплю в могиле мировой,

Исторгнут пастью бухенвальдской,

Иду дождем на мостовой.

 

Я многолик — солдат Победы,

Дозорный всех дорог войны

Я слишком многое изведал,

И в этом нет моей вины...

 

В любой избе в российской дали

Жива та память о войне:

Кругом медали да медали

И рамки, рамки — на стене…

 

Я жив, пока живёт на свете

Святая память о войне,

Когда кругом смеются дети,

Не убивайтесь обо мне!

 

Ты слышишь, там, в дубравах чистых,

Под ветерком, на склоне дня,

Где о любви лепечут листья —

Там поминают и меня…

 

Налей, браток, налей к обеду

Себе — полней, немного — мне:

За радость светлую Победы!

За всех погибших на войне...

Ю. Павлов

 

Не забудь

Где наши красные знамена

Пробитые, в крови, в пыли?

Нас было много. Миллионы.

Мы до Победы не дошли.

 

Найдите медальон в останках,

Копнув на четверть в глубину.

Да, это мы горели в танках

И дохли с голода в плену.

 

Нас вешали, живьем сжигали,

Нам пулями кромсали грудь.

И это мы на пьедестале.

Мы победили! Не забудь.

Н. Рачков

 

Реквием

Не на марше мы, не на марше;

Мы лежим во земле сырой,

И уходят на запад наши,

Те, кто живы, сомкнули строй.

 

Светят звездочки из фанеры

Им вдогонку, издалека;

Осеняя и путь, и веру, —

Что Победа уже близка.

 

Облаками мы и дождями,

И ветрами спешим во след.

Мы воюем бок о бок с вами.

Это кажется, что нас нет.

 

Это кажется, что из списков

Исключили нас, помянув…

Если тело под обелиском, —

Дух нетленный ведет войну!

 

Неслучайно, когда пехота

В час атаки пошла вперед,

«За погибших!» — воскликнул кто-то, —

И закрыл своим телом дзот.

С. Постолов

 

Ржев

Посвящаю своему отцу

 

Мы весной поднимаемся в полный рост,

Головами касаясь горячих звёзд.

И сражаемся снова с кромешной тьмой,

Чтобы птицы вернулись сквозь нас домой.

 

Чтобы солнце вставало в заветный час,

Чтоб вращалась, потомки, земля для вас.

Чтобы траву обдували ветров винты,

Чтоб из наших шинелей росли цветы.

 

Мы теперь — земляника на тех холмах,

Мы — косые дожди и ручьи во рвах.

Наших писем обрывки, как те скворцы.

Мы — медовые травы в следах пыльцы.

 

Нас, в болотах небес не один миллион.

И в кармане у каждого медальон.

Это зерна весны.

Это горя край.

Сорок пятый

настырный пасхальный май.

 

Вася, Паша,

Сережа, Егор, Рашид…

Среднерусский равнины пейзаж расшит

Нами в землю упавшими на бегу...

В небеса мы завернуты,

как в фольгу.

 

Только вот что: не плачьте теперь о нас!

Это мы поминаем вас в горький час!

Это вам разбираться, где мир, где меч!

Это вам теперь память о нас беречь!

 

Нам стоят обелиски, огни горят,

Пусть же каменных гладят ветра солдат.

Но важнее, ребята, на этот раз,

Чтобы не было стыдно и нам за вас.

 

Вам труднее, потомки, в засаде дней.

Наша битва с врагами была честней.

Мы закрасили кровью колосья ржи,

А на вас проливаются реки лжи.

 

Мы умели в атаке и песни петь,

Вас как рыбу теперь заманили в сеть.

И у нас на троих был один кисет,

Вам же «умники» в спины смеются вслед.

 

Нам в советской шинели являлся Бог,

Наши братские кладбища — как упрек.

Вас почти что отрезали от корней!

Вам труднее, наши правнуки, вам трудней!

 

Мы носили за пазухой красный флаг,

Был у нас Талалихин,

Чуйков,

Ковпак!

И таких миллион еще сыновей!

Вам труднее, прекрасные, вам трудней!

 

Произносим молитву мы нараспев:

«Пусть приедет последний из нас во Ржев,

Чтоб вспорхнули с полей журавли, трубя,

Чтоб, столетний, увидел он сам себя!

 

Молодым, неженатым, глядящем вверх,

В сорок третьем оставшимся здесь навек,

Чем-то красным закрашенный как снегирь,

Написавшем невесте письмо в Сибирь.

 

Не кричите про Родину и любовь.

Сорок пятый когда-нибудь будет вновь.

С головы своей снимет планета шлем.

Вот и все.

Дальше сами.

Спасибо всем.

В. Маленко

 

* * *

Нас гваздали будни, и беды,

И лозунгов диких враньё

За множество лет до Победы

И столько же — после неё.

 

Без слов, без гранат, без атаки,

Вслепую — какая там связь! —

Ложились под бомбы и танки,

Российской землёй становясь.

 

Над нами

По росту, по ГОСТу

Шеренги чеканят шаги.

Живых вопрошают погосты:

«Россия! Над нами — враги?

 

Чья форма на них, чьи медали?

Не видно сквозь тяжесть земли...

Скажи, чтобы здесь не топтали,

Скажи, чтобы в нас не плевали.

Мы сделали всё, что могли».

М. Сопин

 

* * *

Ломает май кусты сирени,

Гром говорит с крутой горой,

А по ночам приходят тени

И властно требуют: — Открой!

 

Открой. Впусти солдат убитых.

Дай им в тепле заночевать.

Ты слышишь гром сапог разбитых?

Нас много, нас не сосчитать.

 

И мы к невестам шли когда-то.

И горе плакало навзрыд.

Зачем невеста ждёт солдата?

Он мёртвый. Он в земле зарыт!

 

Зарыт? А разве все зарыты?

А разве убран тот погост?

Не всем досталось лечь под плиты

И вытянуться в полный рост.

 

И хоть не могут быть забыты

Те, что с землёй обручены, —

Ещё не всем венки отлиты.

Не всем награды вручены.

 

Холмы у памяти покаты.

Но пусть сгоревшие в огне

Солдаты, мёртвые солдаты,

Живут с живыми наравне.

 

В людских сердцах, в молве летучей,

В сказаньях вечных и живых,

Пусть равнодушье чёрной тучей

Не разу не коснётся их.

 

Весною на рассвете раннем

Садам рождаться заревым.

Ты жив, а мы уже не встанем,

Так расскажи о нас живым.

С. Островой

 

* * *

Мы ушли на заре, словно тени косые,

Под землей наши руки с корнями сплелись.

И не слышим мы — дождь ли идет по России

Или дымом сугробы в полях завились.

 

Тишина, о которой мы столько мечтали,

Черным камнем легла на разбитую грудь.

Может быть, петухи на Руси закричали,

Но и им тишины не спугнуть, не вспугнуть.

 

Только хруст корневищ сквозь прогнившие кости,

Только голос подземных ручьев…

На забытом, проросшем крапивой погосте

Мы лежим, может, год, может — тыщу веков.

С. Орлов

 

Нас двадцать миллионов

От неизвестных и до знаменитых,

Сразить которых годы не вольны,

Нас двадцать миллионов незабытых,

Убитых, не вернувшихся с войны.

 

Нет, не исчезли мы в кромешном дыме,

Где путь, как на вершину, был не прям.

Еще мы женам снимся молодыми,

И мальчиками снимся матерям.

 

А в День Победы сходим с пьедесталов,

И в окнах свет покуда не погас,

Мы все от рядовых до генералов

Находимся незримо среди вас.

 

Есть у войны печальный день начальный,

А в этот день вы радостью пьяны.

Бьет колокол над нами поминальный,

И гул венчальный льется с вышины.

 

Мы не забылись вековыми снами,

И всякий раз у Вечного огня

Вам долг велит советоваться с нами,

Как бы в раздумье головы клоня.

 

И пусть не покидает вас забота

Знать волю не вернувшихся с войны,

И перед награждением кого-то

И перед осуждением вины.

 

Все то, что мы в окопах защищали

Иль возвращали, кинувшись в прорыв,

Беречь и защищать вам завещали,

Единственные жизни положив.

 

Как на медалях, после нас отлитых,

Мы все перед Отечеством равны

Нас двадцать миллионов незабытых,

Убитых, не вернувшихся с войны.

 

Где в облаках зияет шрам наскальный,

В любом часу от солнца до луны

Бьет колокол над нами поминальный

И гул венчальный льется с вышины.

 

И хоть списали нас военкоматы,

Но недругу придется взять в расчет,

Что в бой пойдут и мертвые солдаты,

Когда живых тревога призовет.

 

Будь отвратима, адова година.

Но мы готовы на передовой,

Воскреснув,

вновь погибнуть до едина,

Чтоб не погиб там ни один живой.

 

И вы должны, о многом беспокоясь,

Пред злом ни шагу не подавшись вспять,

На нашу незапятнанную совесть

Достойное равнение держать.

 

Живите долго, праведно живите,

Стремясь весь мир к собратству

сопричесть,

И никакой из наций не хулите,

Храня в зените собственную честь.

 

Каких имен нет на могильных плитах!

Их всех племен оставили сыны.

Нас двадцать миллионов незабытых,

Убитых, не вернувшихся с войны.

 

Падучих звезд мерцает зов сигнальный,

А ветки ив плакучих склонены.

Бьет колокол над нами поминальный,

И гул венчальный льется с вышины.

Р. Гамзатов (перевод Я. Козловского)

 

Обелиск

Вы думаете — нет меня,

что я не с вами?

Ты, мама, плачешь обо мне.

А вы грустите.

Вы говорите обо мне,

звеня словами.

А если и забыли вы…

Тогда простите.

 

Да. Это было всё со мной,

я помню, было.

Тяжелой пулей разрывной

меня подмыло.

Но на поверхности земной

я здесь упрямо.

Я только не хожу домой.

Прости мне, мама.

 

Нельзя с бессменного поста

мне отлучиться,

поручена мне высота

всей жизни мира.

А если отошел бы я

иль втянул мимо —

представьте,

что бы на земле

могло случиться!

 

Да, если только отойду —

нахлынут, воя,

как в том задымленном году,

громя с разбега,

пройдут

мимо меня

вот тут,

топча живое,

кровавым пальцем отведут

все стрелки века.

 

Назад — во времена до вас,

цветы детсада

за часом час —

до Волжской ГЭС еще задолго,

так — год за годом —

в те года у Сталинграда,

в года,

когда до самых звезд горела Волга.

 

В год сорок…

В самый первый бой,

в огонь под Минском,

в жар первой раны пулевой,

в год сорок первый…

Нет,

я упал тогда в бою с великой верой,

и ветер времени гудит над обелиском.

 

Не жертва, не потеря я —

ложь, что ни слово.

Не оскорбляйте вы меня

шумихой тризны.

Да если бы вернулась вспять

угроза жизни —

живой

я бы пошел опять

навстречу снова!

 

Нас много у тебя, страна,

да, нас немало.

Мы — это весь простор земной

в разливе света.

Я с вами.

Надо мной шумит моя победа.

А то, что не иду домой,

прости мне, мама.

М. Луконин

 

Я убит подо Ржевом

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

 

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки, —

Точно в пропасть с обрыва —

И ни дна ни покрышки.

 

И во всем этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастерки моей.

 

Я — где корни слепые

Ищут корма во тьме;

Я — где с облачком пыли

Ходит рожь на холме;

 

Я — где крик петушиный

На заре по росе;

Я — где ваши машины

Воздух рвут на шоссе;

 

Где травинку к травинке

Речка травы прядет, —

Там, куда на поминки

Даже мать не придет.

 

Летом горького года

Я убит. Для меня —

Ни известий, ни сводок

После этого дня.

 

Подсчитайте, живые,

Сколько сроку назад

Был на фронте впервые

Назван вдруг Сталинград.

 

Фронт горел, не стихая,

Как на теле рубец.

Я убит и не знаю,

Наш ли Ржев наконец?

 

Удержались ли наши

Там, на Среднем Дону?..

Этот месяц был страшен,

Было все на кону.

 

Неужели до осени

Был за ним уже Дон

И хотя бы колесами

К Волге вырвался он?

 

Нет, неправда. Задачи

Той не выиграл враг!

Нет же, нет! А иначе

Даже мертвому — как?

 

И у мертвых, безгласных,

Есть отрада одна:

Мы за родину пали,

Но она — спасена.

 

Наши очи померкли,

Пламень сердца погас,

На земле на поверке

Выкликают не нас.

 

Мы — что кочка, что камень,

Даже глуше, темней.

Наша вечная память —

Кто завидует ей?

 

Нашим прахом по праву

Овладел чернозем.

Наша вечная слава —

Невеселый резон.

 

Нам свои боевые

Не носить ордена.

Вам — все это, живые.

Нам — отрада одна:

 

Что недаром боролись

Мы за родину-мать.

Пусть не слышен наш голос, —

Вы должны его знать.

 

Вы должны были, братья,

Устоять, как стена,

Ибо мертвых проклятье —

Эта кара страшна.

 

Это грозное право

Нам навеки дано, —

И за нами оно —

Это горькое право.

 

Летом, в сорок втором,

Я зарыт без могилы.

Всем, что было потом,

Смерть меня обделила.

 

Всем, что, может, давно

Вам привычно и ясно,

Но да будет оно

С нашей верой согласно.

 

Братья, может быть, вы

И не Дон потеряли,

И в тылу у Москвы

За нее умирали.

 

И в заволжской дали

Спешно рыли окопы,

И с боями дошли

До предела Европы.

 

Нам достаточно знать,

Что была, несомненно,

Та последняя пядь

На дороге военной.

 

Та последняя пядь,

Что уж если оставить,

То шагнувшую вспять

Ногу некуда ставить.

 

Та черта глубины,

За которой вставало

Из-за вашей спины

Пламя кузниц Урала.

 

И врага обратили

Вы на запад, назад.

Может быть, побратимы,

И Смоленск уже взят?

 

И врага вы громите

На ином рубеже,

Может быть, вы к границе

Подступили уже!

 

Может быть… Да исполнится

Слово клятвы святой! —

Ведь Берлин, если помните,

Назван был под Москвой.

 

Братья, ныне поправшие

Крепость вражьей земли,

Если б мертвые, павшие

Хоть бы плакать могли!

 

Если б залпы победные

Нас, немых и глухих,

Нас, что вечности преданы,

Воскрешали на миг, —

 

О, товарищи верные,

Лишь тогда б на воине

Ваше счастье безмерное

Вы постигли вполне.

 

В нем, том счастье, бесспорная

Наша кровная часть,

Наша, смертью оборванная,

Вера, ненависть, страсть.

 

Наше все! Не слукавили

Мы в суровой борьбе,

Всё отдав, не оставили

Ничего при себе.

 

Все на вас перечислено

Навсегда, не на срок.

И живым не в упрек

Этот голос ваш мыслимый.

 

Братья, в этой войне

Мы различья не знали:

Те, что живы, что пали, —

Были мы наравне.

 

И никто перед нами

Из живых не в долгу,

Кто из рук наших знамя

Подхватил на бегу,

 

Чтоб за дело святое,

За Советскую власть

Так же, может быть, точно

Шагом дальше упасть.

 

Я убит подо Ржевом,

Тот еще под Москвой.

Где-то, воины, где вы,

Кто остался живой?

 

В городах миллионных,

В селах, дома в семье?

В боевых гарнизонах

На не нашей земле?

 

Ах, своя ли, чужая,

Вся в цветах иль в снегу…

Я вам жизнь завещаю, —

Что я больше могу?

 

Завещаю в той жизни

Вам счастливыми быть

И родимой отчизне

С честью дальше служить.

 

Горевать — горделиво,

Не клонясь головой,

Ликовать — не хвастливо

В час победы самой.

 

И беречь ее свято,

Братья, счастье свое —

В память воина-брата,

Что погиб за нее.

А. Твардовский

 

* * *

Нам не дано спокойно сгнить в могиле —

Лежать навытяжку, и приоткрыв гробы, —

Мы слышим гром предутренней пальбы,

Призыв охрипшей полковой трубы

С больших дорог, которыми ходили.

 

Мы все уставы знаем наизусть.

Что гибель нам? Мы даже смерти выше.

В могилах мы построились в отряд

И ждем приказа нового. И пусть

не думают, что мертвые не слышат,

Когда о них потомки говорят.

Н. Майоров

 

* * *

Будет время — покажут

Вам о фронте в кино.

А пока же, пока же

Это нам всё равно.

 

Удивлённо и странно

Из ночей фронтовых

Мы посмотрим — с экрана,

С полотна — на живых.

 

Будто пули не взяли

Нас, под корень рубя,

И печальную, в зале

Я увижу тебя.

 

Нам уже не обняться —

Мы из разных миров,

Нам уже не прорваться

Сквозь незримый покров.

 

Для тебя — как виденье,

На экране в огне

Я мелькнул на мгновенье,

Как в вагонном окне.

 

И со мной — побратимы,

Все в закат. На закат.

Это необратимо,

Нет дороги назад.

 

Опечалясь красиво,

Боль сожмёшь у виска.

И на этом спасибо.

И прощай! На века!

М. Львов

 

* * *

Гремели из Кремля приказы:

— Вставай, народ, к плечу плечом!

И бей фашистскую заразу

Огнём и сталинским мечом!

 

И брал огонь, и брал я меч,

И в полный рост я шёл на танки,

Мне восемь раз не уберечь

Пришлось себя на левом фланге.

 

Горело тело и железо,

Горело все, как есть, подряд.

И с той поры я неизвестный

Великой Гвардии Солдат.

 

Мне все известны, кто со мною

Развеян в дым, развеян в прах.

Под Александровской плитою

Горит огонь у нас в руках.

 

Мы принесли с войны тот пламень,

Не раз погибшие в бою,

Мы говорим вам через камень:

— Все неизвестные в строю!

 

Никто не мнит себя героем,

Но если надо, то опять

Мы из-под камня выйдем строем —

На рубежах своих стоять.

 

Чтоб никогда под мирным небом

Никто! (Вы слышите меня?!)

Солдатом неизвестным не был

И не принёс с войны огня.

Г. Ёмкин

 

Товарищам 1941 года

На закате горят города,

Задыхаются с детскими снами.

Эшелоны уходят туда,

Эшелоны, набитые нами.

 

Там трещит за редутом редут.

Там сломался рубеж обороны.

На закат эшелоны идут,

Днем и ночью идут эшелоны.

 

На закате горят города.

Не гляди, не надейся на чудо.

Эшелоны уходят туда.

Но они не вернутся оттуда.

 

Провожала нас Родина-мать.

И шинель, и винтовку вручила.

Не просила в бою погибать

И в бою отступать не учила.

 

Нам судьбою узнать не дано

Все о нас сочиненные были.

Мы погибли без спроса давно,

А о том, как погибли, забыли.

 

Пролетели над нами года,

И салют отгремел многократно.

Эшелоны ушли в никуда.

И никто не вернулся обратно.

М. Дудин

 

* * *

Еще не раз, не два, я знаю,

Война напомнит о себе

Скелетом, найденным в сарае,

И миной, спрятанной в трубе.

 

И под лопатой хлебороба

Откроется еще не раз

Войны зловещая утроба:

Осколок, штык, противогаз.

 

Но ты, наш неизвестный правнук,

Найдя тот след, благослови

Наш подвиг, что не знает равных,

Дела геройства и любви!

М. Шехтер

 

Родина

Мы с тобой из Сибири,

Майским солнечным днём

Нас под Прагой убили

Пулемётным огнём.

 

В сорок первом под Ельней,

В сорок третьем у Цны

Мы в окопах сгорели

На дорогах войны.

 

Мы погибли у Вены,

Под Варшавой лежим!

Мы во имя Победы

Бились насмерть за жизнь…

 

Победили, не струсив,

Не вернувшись с полей,

Мы взлетаем над Русью

Островком журавлей…

 

Чтоб ещё наглядеться

На рассвет и закат

И с простреленным сердцем

Возвратиться назад.

С. Ставер

 

Помяни нас, Россия

Помяни нас, Россия, в декабрьскую стужу

Перед тем, как сойдёшься за праздничный стол.

Вспомни тех, кто присяги тебе не нарушил,

Кто берёг тебя вечно и в вечность ушёл.

 

Помяни нас, засыпанных пеплом и пылью,

Пулемётами врезанных в скальную твердь.

Запиши нас в историю горестной былью

И рубцом материнское сердце отметь.

 

Помяни нас, Россия, и злых, и усталых,

Одуревших от зноя, без сна, без воды,

Отмеряющих жизнь от привала к привалу,

От звезды до звезды, от беды до беды.

 

Помяни нас и гордых атакой победной,

Ни на шаг не сошедших со взятых вершин,

Не трибунною речью, не строчкой газетной,

А в скрижали великой любви запиши.

 

Помяни нас, Россия, в извечной печали,

Златорусую косу свою расплетя.

Мы оставшимся помнить и жить завещали,

Жить, как коротко прожили мы, — для тебя!

И. Морозов

 

* * *

Мы лежим под снегами,

А вверху в ослепительной сини,

Словно белые птицы,

Плывут и плывут облака…

Вы не плачьте над нами,

Голубые берёзы России,

Вы не плачьте — вы ждите пока.

 

Нас, омытых дождями,

Отпетых степными ветрами,

Всё зовешь ты, Отчизна,

Оглохших твоих сыновей.

Но услышим тебя мы,

Как весной затоскует над нами,

Затоскует взахлёб соловей.

 

Мы — не прах. Мы — нетленны.

Мы еще, дорогие, вернёмся.

Над родимой землёю

Весенней грозою пройдём.

Мы подснежником первым,

Мы колосом спелым пробьёмся,

На ромашки росой упадём.

 

Мы лежим под снегами,

А вверху в ослепительной сини,

Словно белые птицы,

Плывут и плывут облака.

Вы не плачьте над нами,

Голубые берёзы России,

Вы не плачьте — вы ждите пока…

В. Карпеко

 

Военные вести

Эти вести,

как взрывы ночные

под окнами дома.

Это резкие вести —

так кричат часовые

даже близко знакомым…

 

Что ж!

Я с домом прощусь,

затеряюсь на тропах войны…

А сюда я вернусь,

может, просто письмом,

может, криком жены.

 

Я ушёл молодой-молодой,

я рассчитывал жизнь не так —

был открытым я, как ладонь,

стал суровым —

как сжатый кулак.

 

Я ушёл молодым-молодым…

Пусть не встречу победного срока,

пусть я стану

бурьяном седым,

пусть я стану

от бомбы воронкой —

ничего не боюсь!

 

Только хочется мне напророчить,

чтобы умные выжили,

с мерзавцами счёты сведя.

Чтобы тихою стала земля,

как сосновая роща,

чтобы стала спокойной,

как озеро после дождя.

В. Филиппов

 

Под стенами Бреста

Весной не срывать нам кленовый листок,

«Ура» не кричать, поднимаясь в атаки.

По нашим могилам идут на восток

Немецкие танки, немецкие танки.

 

Не жди меня, мама, — в родные поля,

Другого ищи себе мужа, невеста, —

Нас всех на себе оженила земля

Под стенами Бреста, под стенами Бреста.

 

Не сыщешь нам памятник в царстве снегов,

Имен не прочтешь, открывая газету,

Но знали друзей мы и знали врагов.

Здесь нет отступивших и сдавшихся нету.

 

И если забыл ты о правде простой,

И если ты хочешь найти свое место,

Приди к нам, товарищ, и молча постой

Под стенами Бреста, под стенами Бреста.

 

Как тихо над Бугом плывут облака.

И ветер с заката, и ветер с заката.

Но как бы вам жизнь ни казалась легка,

Не спите, ребята! Смотрите, ребята!

 

Чтоб в черной ночи не будил города

Тот голос сирены, тревожный и резкий,

Чтоб пушечный гром не гремел никогда

Под стенами Бреста, под стенами Бреста.

А. Городницкий

 

* * *

Когда вы песни на земле поёте,

Тихонечко вам небо подпоёт.

Погибшие за Родину в полёте,

Мы вечно продолжаем свой полёт.

 

Мы стали небом, стали облаками

И, наблюдая ваш двадцатый век,

К вам тихо прикасаемся руками,

И думаете вы, что это снег.

 

Мы согреваем сверху птичьи гнёзда,

Баюкаем детей в полночный час,

Вам кажется, что в небе светят звёзды,

А это мы с небес глядим на вас.

 

Мы вовсе не тени безмолвные,

Мы ветер и крик журавлей,

Погибшие в небе за Родину

Становятся небом над ней.

Е. Евтушенко

 

В лесу под Варшавой

И мы бы домой возвратились со славой,

Да наша судьба оказалась иной.

Не жди, дорогая, — лежу под Варшавой

И ветры чужие поют надо мной.

 

Чужие дожди меня хлещут сердито,

Железной дороги теснит полотно,

Могила моя сапогами разбита,

И имя моё позабыто давно.

 

Но верь, дорогая, — всё будет иначе,

Не зря в эту землю легла наша рать.

Солдаты не ропщут, солдаты не плачут,

Но чести и славы у них не отнять.

 

Опять заалеют цветы на могиле,

Поднимутся ивы над прахом бойца.

Не все на планете меня позабыли,

Не все очерствели на свете сердца.

И. Стремяков

 

Голос

— Какое вам дело

до мёртвых моих друзей?

Оставьте, пожалуйста,

их имена в покое.

Отдайте конверты родным,

шинели — в музей.

Я сам был убит,

я знаю, что это такое.

 

Всё просто,

и ваш батальон словно платит налог.

Вы белое поле

представьте себе, а на белом

сначала разрыв,

и каска съезжает на лоб,

и долго потом

душа расстаётся с телом.

 

Не надо о мёртвых,

я вам расскажу, если что.

Вы можете ночью

поднять меня, честное слово!

Я как по тревоге,

вот только накину пальто.

Ну что вы, не бойтесь,

я очень похож на живого…

В. Черняк

 

Монолог убитого

Живые сами знают, как им жить.

Живые сами помнят, что им помнить.

Я говорю сегодня как покойник,

Из гроба вставший, чтобы говорить.

 

Я умирал на всех широтах мира

От рук разноплемённых палачей,

В подвальной стуже и в жаре печей.

Живущие,

Не проходите мимо!

 

Живущие и не припомнят, может,

Что я убит.

Но я убит.

Убит.

И встал сейчас из-под могильных плит

Затем, чтоб чью-то память потревожить.

 

Своих убийц и мы простили б, может быть,

Когда б сейчас ещё живыми были.

Увы, убийцы нас уже убили,

И потому их некому простить.

Л. Щеглов

 

* * *

Мне не увидеться с тобой,

Моею юностью беспечной,

Напившись горькой, бесконечной,

Войной изломанной судьбой.

 

Мне больше запах не вдохнуть

Прозрачный — Финского залива,

Не улыбнуться той счастливой

Улыбкой, глядя на жену

 

И дочку… Больше не мечтать,

Как в детстве, о далёких странах,

Дюма, Жюль Верна и романов

Запоем ночью не читать.

 

Мне больше с другом не лететь

Стрелой Озёрного проулка,

Не вслушиваться в ропот гулкий

Трамваев, города, людей.

 

Мне больше не припасть к рукам,

Таким измученным и тонким,

И к пепельным от похоронки

Усталой матери глазам.

 

Мне никогда не позабыть

Ушедших, дорогих и близких,

Могил солдатских, обелисков…

И траурных бескрайних списков

Мне этой жизни не простить!

А. Николаева

 

* * *

Выветривает время имена,

Стирает даты, яркие когда-то.

Историей становится война,

Уходим в книги мы, ее солдаты.

 

Все взвесила ученая рука.

Живых примет от нас осталось мало.

Мы в книжках всего-навсего войска

Таких-то и таких-то генералов.

 

Нам не везут ни курево, ни щи,

Ни шапки, ни обмотки, ни патроны,

Да и зачем?

Мы в книгах лишь клещи,

Лишь клинья, лишь пунктиры обороны.

 

И трудно мне, и одиноко мне

На тихой, подытоженной войне —

На схемах и листах ее добротных

Искать свою

Среди частей пехотных.

 

Бредешь-бредешь — и вдруг тебе мелькнет

Знакомая речушка иль высотка,

И вспыхнет в памяти наш третий взвод

И рыжий чуб сержанта-одногодка.

 

И закипят на сердце имена,

И загрохочут, и застонут даты…

Историей становится война,

Уходим в книги мы, ее солдаты.

М. Шестериков

 

Мы просим об одном тебя, историк

Был отступленья путь солдатский горек,

как горек хлеба поданный кусок...

Людские души обжигало горе,

плыл не в заре, а в зареве восток.

 

Рев траков над ячейкой одиночной

других сводил, а нас не свел с ума.

Не каждому заглядывали в очи

бессмертье и история сама.

 

Пошли на дно простреленные каски

и ржавчина затворы извела...

Мы умерли в болотах под Демянском,

чтоб, не старея, Родина жила.

 

Мы просим об одном тебя, историк:

копаясь в уцелевших дневниках,

не умаляй ни радостей, ни горя —

ведь ложь, она как гвозди в сапогах.

В. Жуков

 

* * *

Мы уходим — очевидцы,

те, кто в битвах уцелели.

Как нам тут не удивиться:

мы все это одолели!

 

Повторяем в беге буден

и твердим в заботах быта,

что никто забыт не будет

и ничто не позабыто.

 

И считаем: долг исполнен,

он в победе, но не только.

Имена, конечно, помним,

ну а безымянных сколько?

 

Мы уходим — очевидцы,

оставляя память — пламя.

Не забудьте наши лица

за весельем, за делами…

В. Попов

 

* * *

После бури и ливня — покой,

после зноя — лесная прохлада…

Всё, что было на свете со мной,

мне, наверное, помнить не надо.

 

Это кто-то другой, а не я

канул в прошлое бесповоротно,

в безответных кругах бытия

он мелькнул предо мной мимолётно.

 

Он кого-то ласкал и любил,

то ли ненависть знал, то ли жалость…

Я об этом легко позабыл,

чтоб сердечная боль отлежалась.

 

Я не тот, кто ушёл, я другой.

И с собою не вижу разлада.

В снежном парке висит надо мной

после вьюги покой снегопада…

В. Хатюшин

 

На безымянной высоте

Что слышишь ты, мой дорогой потомок,

Сюда пришедший с музыкой своей,

Средь бела дня или ночных потемок

На той высотке, посреди полей,

 

Где кровь лилась, как у ворот столицы,

Где и сейчас на белый свет глядят

Обломки той военной колесницы,

Что меж солдат ненайденных лежат, —

 

То гусеница, сбитая снарядом,

То башня под прикрытием ветвей?..

Тепло тебе с твоей подружкой рядом

И с семиструнной музыкой твоей.

 

Плывет луна во всем своем сиянье

Под перебор размывчивой струны ...

А я сквозь той земли напластованья,

Оставшийся от той, былой войны,

 

Не слыша песни вашей — не замайте! —

Одно и то же слышу каждый раз:

«Любите жизнь, войну не забывайте;

Не забывайте, милые, про нас ...»

Л. Решетников

 

Ждите нас

Светлой памяти брата Николая

 

Где-то есть на планете

Дом среди тишины.

Ждите нас на рассвете,

Мы вернуться должны.

 

Сколько всех нас, убитых!

Мы погибли в боях

На больших, знаменитых,

И на малых фронтах.

 

Жажду праведной мести

Оставляли живым,

Пропадали без вести —

И в могилах лежим.

 

Не сдаваясь на милость

Ни врагу, ни судьбе,

Знали: что б ни случилось,

Вы нас ждёте к себе.

 

Ждите нас на рассвете.

Мы неслышно придём,

Ваши вечные дети,

Вместе с утренним сном.

 

Спят и травы, и птицы…

Припадите к груди.

Нелегко нам смириться

С тем, что жизнь — позади.

 

Нет, не та — неземная —

В дни печальных торжеств,

А вот эта, простая,

Что мы видим окрест.

 

За неё мы в ответе

С той, последней войны.

Ждите нас на рассвете,

Мы вернуться должны.

Ждите нас… Ждите нас…

А. Гусев

 

Вы найдите меня...

Я под кочкой лежу на бескрайнем болоте,

Цепко держит трясина, навечно пленя,

Я исполнил приказ, что был отдан пехоте

И прошу вас, ребята, найдите меня.

 

Я сражался как мог, хоть героем и не был,

Но с окопа вставал, не срастаясь с землёй,

Там, где жизни и нет, то ли быль, то ли небыль

Знать не может никто, возвратится ль домой.

 

Я совсем молодой, мне немногим за двадцать,

Меня ждать перестали друзья и родня,

Что хотел — не успел, всё не может сбываться,

Я прошу вас, ребята, найдите меня.

 

Моя кость не стучит под щупом характерно,

Нет железа при мне и бессилен «прибор»,

По причине такой долгу, Родине верный

Я в кровавой атаке бегу до сих пор.

 

Дикий мох да кусты, всё годами сравнялось,

Здесь природа молчит свои тайны храня,

Два фрагмента бедра — вот и всё, что осталось

От погибших солдат, в том числе от меня.

 

Я немного прошу — возвратить из забвенья,

Чтоб душа обрела долгожданный покой,

За себя и других из того поколенья

С кем пошёл в тот последний, решительный бой.

 

Может быть повезёт, я услышу когда-то

Голоса на исходе весеннего дня,

Треск проклятых корней под ударом лопаты

Что меня поднимает, металлом звеня...

О. Николаев

 

Пропавшим без вести

Не зажечь свечи за здравие,

И нельзя в помин души,

Мне досталось испытание

Быть ни мертвым, ни живым.

 

И взлетев в объятья вечности,

Словно птицы над рекой,

Мы в бою пропали без вести,

Не найдя в земле покой.

 

Будут вечно наши матери

Ждать о нас любую весть,

Все, кто веры не утратили

В то, что мы свете есть.

 

Не живые и не павшие

Не пришедшие с войны,

Просто без вести пропавшие

Сыновья своей страны.

 

Тёплый дождь моросит весной,

Пряча слёзы в закат.

До утра в тишине ночной

Наши вдовы не спят.

 

Мы не погибли, мы просто ушли,

Просто ушли в небеса.

На безымянных высотах земли

Наши слышны голоса.

А. Вулых

 

* * *

Ну, вот и всё. Земля на грудь уже не давит.

Теперь могу я прокричать родне:

Меня нашли! Вам скоро весточку доставят

О «без вести пропавшем» на войне.

 

Меня нашли, родной, искать уже не нужно.

Вот и прочтён мой смертный медальон.

Они пришли за мной — отряд неравнодушных.

Ах, сколько раз я видел этот сон...

 

Запросы, знаю, ты давно уже не пишешь,

Но папка твой не без вести пропал.

Погиб под Ржевом я, сынок. Теперь ты слышишь?

Меня ты помнишь? Ты б меня забрал...

 

Ты плохо слышишь? Это возраст, понимаю.

Ну, может, тогда внуки заберут?

Ведь я устал тут между адом быть и раем,

И верю, что услышат и придут.

 

Но если я и внуками забытый,

То знаю, кто услышит голос мой.

Откликнись, правнук! Это прадед твой убитый!

Я здесь, под Ржевом. Забери домой!

С. Белкин

 

* * *

В трехтысячном

в дебрях большого музейного здания

вы детям

о нашем столетье

рассказывать станете.

О мире,

расколотом надвое,

сытом и нищем!

Об очень серьезном молчанье

столбов пограничных.

О наших привычках,

о наших ошибках,

о наших

руках пропыленных,

ни разу покоя не знавших.

О том,

что мы жили не просто

и долг свой

исполнили…

Послушайте,

все ли вы вспомните?

Так ли вы

вспомните?

Ведь если сегодняшний день

вам увидеть охота,

поймите,

что значат

четыре взорвавшихся года.

Четыре зимы.

И четыре задымленных

лета.

Где жмых —

вместо хлеба.

Белесый пожар —

вместо света.

А как это так:

закипает

вода в пулемете, —

поймете?

А сумрачный голос по радио:

«Нами… оставлен…» —

представите?

Поймете,

что значит

страна —

круговой обороной?

А как это выглядит:

тонкий

листок

похоронной.

Тяжелый, как оторопь.

Вечным морозом по коже…

Мы

разными были.

А вот умирали

похоже.

Прислушайтесь,

добрые люди тридцатого века!

Над нашей планетою

послевоенные ветры.

Уже зацветают

огнем опаленные степи…

Вы знаете,

как это страшно:

голодные дети!

А что это значит:

«Дожди навалились

некстати», —

представите?

А как это выглядит:

ватник,

«пошитый по моде», —

поймете?..

А после —

не сразу,

не вдруг

и не сами собою —

всходили хлеба

на полях отгудевшего боя.

Плотины на реках

крутые хребты

подымали.

Улыбку детей

к Мавзолею

несли Первомаи.

И все это было привычно.

Прекрасно и трудно…

Р. Рождественский

 

Письмо с фронта

Я не верю, что стихнет огонь окровавленных маков,

Я не верю, что кончится песня осенних дождей.

Будет жизнь, будет вьюга, капель будет плакать,

Будет вечно мигать свет ночных фонарей.

 

Ну, и пусть мы уйдём, но ведь нами не кончится время.

Наши сны оживут в переливах вечерней зари.

Будут вечны слова, пережитые в горьких потерях.

Будет вечен восход, я не верю, что он догорит.

 

Наше сердце — земля, наша крыша — вечернее небо,

Уходящее вдаль серебристыми вспышками звёзд.

Ну, и пусть мы уйдём, запорошены завтрашним снегом.

Но ведь с нами в безмолвие мир не уйдёт.

 

Будут вечно шептать бирюзовые волны морские.

Будет вечно ронять солнце свет сквозь туман облаков.

Будет вечно любовь, будет вечно Россия.

И сегодня, и завтра, и во веки веков...

Т. Маликова

 

* * *

           А наши не придут…

                      А. Шигин

 

Их тут — давно не ждут.

Им там — теплей и краше.

Да, «наши» — не придут.

Они уже не наши.

 

Машина, дача, спорт

и сети обольщений…

Их победил комфорт.

Им прошлое — до фени.

 

Распался наш редут.

И нам связали руки.

Но будут — наши внуки,

которые — придут.

 

Они продолжат бой,

не завершенный нами.

И гордо над собой

поднимут наше знамя.

 

За честь святой земли

исполнят долг Победы.

И скажут: «Мы пришли.

Здесь были наши деды».

В. Хатюшин