Завтра
Не смыли слов
Ни слёзы,
Ни дожди…
На скорбных плитах —
Траурные даты.
— Потомок,
Мой хороший,
Подожди!
Постой у этих плит
Светло
И свято.
Мы здесь
За вашу долю полегли.
Ты рядом с нами
Сам себя послушай…
Вот видишь —
Незабудки расцвели.
Нет, это не цветы,
А наши души.
И наши думы,
Горькие до слёз.
Пречистые,
Как небо голубое.
За то, что для тебя
Теперь сбылось,
Мы заплатили
Собственной судьбою.
Бессмертна
Только память.
Ей внемли,
Оберегая
Пращуров заветы…
Мы — соль
И пот,
И боль твоей земли.
Ты никогда
Не забывай об этом.
И пусть не будет
У тебя причин
Для злобы,
Суеты
И лихолетья.
Давай с тобой
Минуту помолчим:
Ты — о моём,
Я — твоём
Столетье.
Г. Суздалев
Реквием
Браток, налей перед
обедом,
Я не вернулся с той
весны,
Убитый за день до
Победы,
На третий час после
войны…
Из жести кружки
поднимая,
Коль «горькой» нет —
пьем «самопал» —
За всех, кто пал
восьмого мая,
Кто до восьмого мая пал…
Я в землю вмят машиной
адской,
По мне прошли ее плуги
В окопах битвы
Сталинградской,
В траншеях Огненной
дуги.
Я пойман пулей на
излете,
Сгорел в мучительном
огне
К земле на бреющем
полете,
В кипящей танковой
броне.
И смерть не выдавила
стона
И даже слез из наших
глаз,
Когда открыли мы
кингстоны,
И вены лопнули у нас…
Не ведал райские я кущи,
Была тоска моя остра
В чащобах Беловежской
пущи
У партизанского костра.
Я не зарыт в могиле
братской,
Не сплю в могиле
мировой,
Исторгнут пастью
бухенвальдской,
Иду дождем на мостовой.
Я многолик — солдат
Победы,
Дозорный всех дорог
войны
Я слишком многое
изведал,
И в этом нет моей
вины...
В любой избе в
российской дали
Жива та память о войне:
Кругом медали да медали
И рамки, рамки — на
стене…
Я жив, пока живёт на
свете
Святая память о войне,
Когда кругом смеются
дети,
Не убивайтесь обо мне!
Ты слышишь, там, в
дубравах чистых,
Под ветерком, на склоне
дня,
Где о любви лепечут
листья —
Там поминают и меня…
Налей, браток, налей к
обеду
Себе — полней, немного —
мне:
За радость светлую
Победы!
За всех погибших на
войне...
Ю. Павлов
Не забудь
Где наши красные знамена
Пробитые, в крови, в
пыли?
Нас было много.
Миллионы.
Мы до Победы не дошли.
Найдите медальон в
останках,
Копнув на четверть в
глубину.
Да, это мы горели в
танках
И дохли с голода в
плену.
Нас вешали, живьем сжигали,
Нам пулями кромсали
грудь.
И это мы на пьедестале.
Мы победили! Не забудь.
Н. Рачков
* * *
Мы ушли на заре, словно
тени косые,
Под землей наши руки с
корнями сплелись.
И не слышим мы — дождь
ли идет по России
Или дымом сугробы в
полях завились.
Тишина, о которой мы
столько мечтали,
Черным камнем легла на
разбитую грудь.
Может быть, петухи на
Руси закричали,
Но и им тишины не
спугнуть, не вспугнуть.
Только хруст корневищ
сквозь прогнившие кости,
Только голос подземных
ручьев…
На забытом, проросшем
крапивой погосте
Мы лежим, может, год,
может — тыщу веков.
С. Орлов
Нас двадцать
миллионов
От неизвестных и до
знаменитых,
Сразить которых годы не
вольны,
Нас двадцать миллионов
незабытых,
Убитых, не вернувшихся с
войны.
Нет, не исчезли мы в
кромешном дыме,
Где путь, как на
вершину, был не прям.
Еще мы женам снимся
молодыми,
И мальчиками снимся
матерям.
А в День Победы сходим с
пьедесталов,
И в окнах свет покуда не
погас,
Мы все от рядовых до
генералов
Находимся незримо среди
вас.
Есть у войны печальный
день начальный,
А в этот день вы
радостью пьяны.
Бьет колокол над нами
поминальный,
И гул венчальный льется
с вышины.
Мы не забылись вековыми
снами,
И всякий раз у Вечного
огня
Вам долг велит
советоваться с нами,
Как бы в раздумье головы
клоня.
И пусть не покидает вас
забота
Знать волю не
вернувшихся с войны,
И перед награждением
кого-то
И перед осуждением вины.
Все то, что мы в окопах
защищали
Иль возвращали,
кинувшись в прорыв,
Беречь и защищать вам
завещали,
Единственные жизни
положив.
Как на медалях, после
нас отлитых,
Мы все перед Отечеством
равны
Нас двадцать миллионов
незабытых,
Убитых, не вернувшихся с
войны.
Где в облаках зияет шрам
наскальный,
В любом часу от солнца
до луны
Бьет колокол над нами
поминальный
И гул венчальный льется
с вышины.
И хоть списали нас
военкоматы,
Но недругу придется
взять в расчет,
Что в бой пойдут и
мертвые солдаты,
Когда живых тревога
призовет.
Будь отвратима, адова
година.
Но мы готовы на
передовой,
Воскреснув,
вновь погибнуть до
едина,
Чтоб не погиб там ни один
живой.
И вы должны, о многом
беспокоясь,
Пред злом ни шагу не
подавшись вспять,
На нашу незапятнанную
совесть
Достойное равнение
держать.
Живите долго, праведно
живите,
Стремясь весь мир к
собратству
сопричесть,
И никакой из наций не
хулите,
Храня в зените
собственную честь.
Каких имен нет на
могильных плитах!
Их всех племен оставили
сыны.
Нас двадцать миллионов
незабытых,
Убитых, не вернувшихся с
войны.
Падучих звезд мерцает
зов сигнальный,
А ветки ив плакучих
склонены.
Бьет колокол над нами
поминальный,
И гул венчальный льется
с вышины.
Р. Гамзатов
(перевод Я. Козловского)
Обелиск
Вы думаете — нет меня,
что я не с вами?
Ты, мама, плачешь обо
мне.
А вы грустите.
Вы говорите обо мне,
звеня словами.
А если и забыли вы…
Тогда простите.
Да. Это было всё со
мной,
я помню, было.
Тяжелой пулей разрывной
меня подмыло.
Но на поверхности земной
я здесь упрямо.
Я только не хожу домой.
Прости мне, мама.
Нельзя с бессменного
поста
мне отлучиться,
поручена мне высота
всей жизни мира.
А если отошел бы я
иль втянул мимо —
представьте,
что бы на земле
могло случиться!
Да, если только отойду —
нахлынут, воя,
как в том задымленном
году,
громя с разбега,
пройдут
мимо меня
вот тут,
топча живое,
кровавым пальцем отведут
все стрелки века.
Назад — во времена до
вас,
цветы детсада
за часом час —
до Волжской ГЭС еще
задолго,
так — год за годом —
в те года у Сталинграда,
в года,
когда до самых звезд
горела Волга.
В год сорок…
В самый первый бой,
в огонь под Минском,
в жар первой раны
пулевой,
в год сорок первый…
Нет,
я упал тогда в бою с
великой верой,
и ветер времени гудит
над обелиском.
Не жертва, не потеря я —
ложь, что ни слово.
Не оскорбляйте вы меня
шумихой тризны.
Да если бы вернулась
вспять
угроза жизни —
живой
я бы пошел опять
навстречу снова!
Нас много у тебя,
страна,
да, нас немало.
Мы — это весь простор
земной
в разливе света.
Я с вами.
Надо мной шумит моя
победа.
А то, что не иду домой,
прости мне, мама.
М. Луконин
* * *
Нас гваздали будни, и
беды,
И лозунгов диких враньё
За множество лет до
Победы
И столько же — после
неё.
Без слов, без гранат,
без атаки,
Вслепую — какая там
связь! —
Ложились под бомбы и
танки,
Российской землёй
становясь.
Над нами
По росту, по ГОСТу
Шеренги чеканят шаги.
Живых вопрошают погосты:
«Россия! Над нами —
враги?
Чья форма на них, чьи
медали?
Не видно сквозь тяжесть
земли...
Скажи, чтобы здесь не
топтали,
Скажи, чтобы в нас не
плевали.
Мы сделали всё, что
могли».
М. Сопин
* * *
Ломает май кусты сирени,
Гром говорит с крутой
горой,
А по ночам приходят тени
И властно требуют: —
Открой!
Открой. Впусти солдат
убитых.
Дай им в тепле
заночевать.
Ты слышишь гром сапог
разбитых?
Нас много, нас не
сосчитать.
И мы к невестам шли
когда-то.
И горе плакало навзрыд.
Зачем невеста ждёт
солдата?
Он мёртвый. Он в земле
зарыт!
Зарыт? А разве все
зарыты?
А разве убран тот
погост?
Не всем досталось лечь
под плиты
И вытянуться в полный
рост.
И хоть не могут быть
забыты
Те, что с землёй
обручены, —
Ещё не всем венки
отлиты.
Не всем награды вручены.
Холмы у памяти покаты.
Но пусть сгоревшие в
огне
Солдаты, мёртвые
солдаты,
Живут с живыми наравне.
В людских сердцах, в
молве летучей,
В сказаньях вечных и
живых,
Пусть равнодушье чёрной
тучей
Не разу не коснётся их.
Весною на рассвете
раннем
Садам рождаться заревым.
Ты жив, а мы уже не
встанем,
Так расскажи о нас
живым.
С. Островой
* * *
Ушли — непреклонны,
назад не пришли.
Спасли миллионы,
себя не спасли.
Остались любовью,
прекраснейшим сном,
пронзительной болью
и вечным огнем.
И на обелиски
заносим мы их,
как в вечные списки
сограждан живых.
В ликующих гимнах
трубящих годов
та боль о погибших,
как совести зов.
Где — с пламенем чаши —
я стану, как страж.
Погибшие наши,
Я — плакальщик ваш.
М. Львов
* * *
Будет время — покажут
Вам о фронте в кино.
А пока же, пока же
Это нам всё равно.
Удивлённо и странно
Из ночей фронтовых
Мы посмотрим — с экрана,
С полотна — на живых.
Будто пули не взяли
Нас, под корень рубя,
И печальную, в зале
Я увижу тебя.
Нам уже не обняться —
Мы из разных миров,
Нам уже не прорваться
Сквозь незримый покров.
Для тебя — как виденье,
На экране в огне
Я мелькнул на мгновенье,
Как в вагонном окне.
И со мной — побратимы,
Все в закат. На закат.
Это необратимо,
Нет дороги назад.
Опечалясь красиво,
Боль сожмёшь у виска.
И на этом спасибо.
И прощай! На века!
М. Львов
* * *
Еще не раз, не два, я
знаю,
Война напомнит о себе
Скелетом, найденным в
сарае,
И миной, спрятанной в
трубе.
И под лопатой хлебороба
Откроется еще не раз
Войны зловещая утроба:
Осколок, штык,
противогаз.
Но ты, наш неизвестный
правнук,
Найдя тот след,
благослови
Наш подвиг, что не знает
равных,
Дела геройства и любви!
М. Шехтер
Помяни нас,
Россия
Помяни нас, Россия, в
декабрьскую стужу
Перед тем, как сойдёшься
за праздничный стол.
Вспомни тех, кто присяги
тебе не нарушил,
Кто берёг тебя вечно и в
вечность ушёл.
Помяни нас, засыпанных
пеплом и пылью,
Пулемётами врезанных в
скальную твердь.
Запиши нас в историю
горестной былью
И рубцом материнское
сердце отметь.
Помяни нас, Россия, и
злых, и усталых,
Одуревших от зноя, без
сна, без воды,
Отмеряющих жизнь от
привала к привалу,
От звезды до звезды, от
беды до беды.
Помяни нас и гордых
атакой победной,
Ни на шаг не сошедших со
взятых вершин,
Не трибунною речью, не
строчкой газетной,
А в скрижали великой
любви запиши.
Помяни нас, Россия, в извечной
печали,
Златорусую косу свою
расплетя.
Мы оставшимся помнить и
жить завещали,
Жить, как коротко
прожили мы, — для тебя!
И. Морозов
* * *
Мы лежим под снегами,
А вверху в ослепительной
сини,
Словно белые птицы,
Плывут и плывут облака…
Вы не плачьте над нами,
Голубые берёзы России,
Вы не плачьте — вы ждите
пока.
Нас, омытых дождями,
Отпетых степными
ветрами,
Всё зовешь ты, Отчизна,
Оглохших твоих сыновей.
Но услышим тебя мы,
Как весной затоскует над
нами,
Затоскует взахлёб
соловей.
Мы — не прах. Мы —
нетленны.
Мы еще, дорогие,
вернёмся.
Над родимой землёю
Весенней грозою пройдём.
Мы подснежником первым,
Мы колосом спелым
пробьёмся,
На ромашки росой упадём.
Мы лежим под снегами,
А вверху в ослепительной
сини,
Словно белые птицы,
Плывут и плывут облака.
Вы не плачьте над нами,
Голубые берёзы России,
Вы не плачьте — вы ждите
пока…
В. Карпеко
* * *
Выветривает время имена,
Стирает даты, яркие
когда-то.
Историей становится
война,
Уходим в книги мы, ее
солдаты.
Все взвесила ученая
рука.
Живых примет от нас
осталось мало.
Мы в книжках
всего-навсего войска
Таких-то и таких-то
генералов.
Нам не везут ни курево,
ни щи,
Ни шапки, ни обмотки, ни
патроны,
Да и зачем?
Мы в книгах лишь клещи,
Лишь клинья, лишь
пунктиры обороны.
И трудно мне, и одиноко
мне
На тихой, подытоженной
войне —
На схемах и листах ее
добротных
Искать свою
Среди частей пехотных.
Бредешь-бредешь — и
вдруг тебе мелькнет
Знакомая речушка иль
высотка,
И вспыхнет в памяти наш
третий взвод
И рыжий чуб
сержанта-одногодка.
И закипят на сердце
имена,
И загрохочут, и застонут
даты…
Историей становится
война,
Уходим в книги мы, ее
солдаты.
М.
Шестериков
Мы просим об
одном тебя, историк
Был отступленья путь
солдатский горек,
как горек хлеба поданный
кусок...
Людские души обжигало
горе,
плыл не в заре, а в
зареве восток.
Рев траков над ячейкой
одиночной
других сводил, а нас не
свел с ума.
Не каждому заглядывали в
очи
бессмертье и история
сама.
Пошли на дно
простреленные каски
и ржавчина затворы
извела...
Мы умерли в болотах под
Демянском,
чтоб, не старея, Родина
жила.
Мы просим об одном тебя,
историк:
копаясь в уцелевших
дневниках,
не умаляй ни радостей,
ни горя —
ведь ложь, она как
гвозди в сапогах.
В. Жуков
* * *
Мы уходим — очевидцы,
те, кто в битвах
уцелели.
Как нам тут не
удивиться:
мы все это одолели!
Повторяем в беге буден
и твердим в заботах
быта,
что никто забыт не будет
и ничто не позабыто.
И считаем: долг
исполнен,
он в победе, но не
только.
Имена, конечно, помним,
ну а безымянных сколько?
Мы уходим — очевидцы,
оставляя память — пламя.
Не забудьте наши лица
за весельем, за делами…
В. Попов
* * *
Когда бы нас
подняли по тревоге…
В. Пуханов
Нас по тревоге не
поднимут,
не попрекнут землей
родной, —
ведь сраму мертвые не
имут
пока их помнит род
людской.
Но нас поднимут по
тревоге,
когда закончат со
страной…
За нами явится конвой…
На Страшный суд
проводит строгий —
героев павших —
строй святой.
С. Соколкин
* * *
После бури и ливня —
покой,
после зноя — лесная
прохлада…
Всё, что было на свете
со мной,
мне, наверное, помнить
не надо.
Это кто-то другой, а не
я
канул в прошлое
бесповоротно,
в безответных кругах
бытия
он мелькнул предо мной
мимолётно.
Он кого-то ласкал и
любил,
то ли ненависть знал, то
ли жалость…
Я об этом легко позабыл,
чтоб сердечная боль
отлежалась.
Я не тот, кто ушёл, я
другой.
И с собою не вижу
разлада.
В снежном парке висит
надо мной
после вьюги покой
снегопада…
В. Хатюшин
* * *
В трехтысячном
в дебрях большого
музейного здания
вы детям
о нашем столетье
рассказывать станете.
О мире,
расколотом надвое,
сытом и нищем!
Об очень серьезном
молчанье
столбов пограничных.
О наших привычках,
о наших ошибках,
о наших
руках пропыленных,
ни разу покоя не
знавших.
О том,
что мы жили не просто
и долг свой
исполнили…
Послушайте,
все ли вы вспомните?
Так ли вы
вспомните?
Ведь если сегодняшний
день
вам увидеть охота,
поймите,
что значат
четыре взорвавшихся
года.
Четыре зимы.
И четыре задымленных
лета.
Где жмых —
вместо хлеба.
Белесый пожар —
вместо света.
А как это так:
закипает
вода в пулемете, —
поймете?
А сумрачный голос по радио:
«Нами… оставлен…» —
представите?
Поймете,
что значит
страна —
круговой обороной?
А как это выглядит:
тонкий
листок
похоронной.
Тяжелый, как оторопь.
Вечным морозом по коже…
Мы
разными были.
А вот умирали
похоже.
Прислушайтесь,
добрые люди тридцатого века!
Над нашей планетою
послевоенные ветры.
Уже зацветают
огнем опаленные степи…
Вы знаете,
как это страшно:
голодные дети!
А что это значит:
«Дожди навалились
некстати», —
представите?
А как это выглядит:
ватник,
«пошитый по моде», —
поймете?..
А после —
не сразу,
не вдруг
и не сами собою —
всходили хлеба
на полях отгудевшего
боя.
Плотины на реках
крутые хребты
подымали.
Улыбку детей
к Мавзолею
несли Первомаи.
И все это было привычно.
Прекрасно и трудно…
Р.
Рождественский
Письмо с
фронта
Я не верю, что стихнет
огонь окровавленных маков,
Я не верю, что кончится
песня осенних дождей.
Будет жизнь, будет
вьюга, капель будет плакать,
Будет вечно мигать свет
ночных фонарей.
Ну, и пусть мы уйдём, но
ведь нами не кончится время.
Наши сны оживут в
переливах вечерней зари.
Будут вечны слова,
пережитые в горьких потерях.
Будет вечен восход, я не
верю, что он догорит.
Наше сердце — земля,
наша крыша — вечернее небо,
Уходящее вдаль
серебристыми вспышками звёзд.
Ну, и пусть мы уйдём,
запорошены завтрашним снегом.
Но ведь с нами в
безмолвие мир не уйдёт.
Будут вечно шептать
бирюзовые волны морские.
Будет вечно ронять
солнце свет сквозь туман облаков.
Будет вечно любовь,
будет вечно Россия.
И сегодня, и завтра, и
во веки веков...
Т. Маликова
* * *
А наши не придут…
А. Шигин
Их тут — давно не ждут.
Им там — теплей и краше.
Да, «наши» — не придут.
Они уже не наши.
Машина, дача, спорт
и сети обольщений…
Их победил комфорт.
Им прошлое — до фени.
Распался наш редут.
И нам связали руки.
Но будут — наши внуки,
которые — придут.
Они продолжат бой,
не завершенный нами.
И гордо над собой
поднимут наше знамя.
За честь святой земли
исполнят долг Победы.
И скажут: «Мы пришли.
Здесь были наши деды».
В. Хатюшин
Комментариев нет
Отправить комментарий