четверг, 7 ноября 2019 г.

Ода книге



1
Книги пахнут временем
И тленьем,
А на их источенных
Страницах
Тленью неподвластное
Хранится.

Прахом, пылью полок,
Прелью талой
Пахнут книги… Славой и опалой!
Дымом, боем,
Марсианской трассой,
Новизной
И типографской краской!


2
Библиотечные залы, —
Соборная тишина —
Как замершие вокзалы,
Где справочная не нужна,

Где разберутся сами
Эпохи, как их не дурили б,
В пергаменте и сафьяне,
Картоне и ледерине,

Здесь, где, как в колумбарии,
Рядом, разнясь лишь посудою,
Кумиры стоят и парии,
Только векам подсудные,

Здесь, где шаги, как шествие,
Шепот, как зов пророческий,
Шелест страниц — торжественней
Грохота смертных почестей.

3
Вы думаете — книжные шкафы
Молчат, а книги дремлют втихомолку
И никогда на ваших книжных полках
Движения не замечали вы?

И не бывало, чтобы фолиант,
Сверкающий, как божий лик в окладе,
Вдруг утром оказался где-то сзади,
За тощей книжкой, ставшей в первый ряд?

И чтоб она, одеждою бедна,
Судом времен от горя и забвенья
Отторжена, вельможных сочинений
Насущнее вам стала, — в рост видна

4
Талант! А что же он по сути
Такое? Божий дар? Огонь?
Где нарекают им? Кто судьи
В определении икон?

Гул восхищенья голосует!
А если — тихо, гула нет?
В счастливом случае рассудят!..
В чем этих случаев секрет?

Без них талант скорее странность,
Нелепость, рожа среди лиц,
Да крест семьи, да безымянность
Мышам доставшихся страниц!

5
Встаньте, прошу вас!
Почтим молчанием
Рукописи, книгой не ставшие,
Спаленные авторами в отчаянии
Иль убиенные их не писавшими.

6
Монах в обличье водяного,
Об истину точивший слово,
Поэт — смутьян, арап, безбожник!
Ночь. Стужа. Сани.
Мерзлый гроб в рогоже…

И женщина, судьбу отринув,
Нам шепчущая,
Вдаль, вперед:
«Моим стихам,
Как драгоценным винам,
Наступит свой черед!»

Я глажу переплеты ваших книг,
Как руки ваши глажу.
Сколько в них
Сквозь сто смертей идущего тепла…
Беда взяла вас.
Смерть их не взяла!

7
У каждой книги
Есть своя судьба.
Нет, говорят,
Неузнанных шедевров.
И как удача б
Ни была слепа,
Бесстыдна, - первым
Делается первый.

Пусть для того
Потребен долгий срок
И непредвзятость
Новых поколений…
А пули ход —
В живот или в висок, —
Разя творца,
Не трогает творений.

Они живут совсем отдельно,
На подлинность — века отпущены.
Им только смерть земли смертельна
Да власть бездумья над живущими.

8
Книги, сожженные книгоубийцами на кострах,
Книги, сраженные пламенем бомб и времянок,
Носит еще где-то по свету ветер ваш прах,
Книги, погибшие смертью солдат безымянных.

Памятник надо поставить, по совести, вам.
Время идет, все отчетливей к лучшему сдвиги…
Но в назиданье иным неразумным векам
Памятник нужно поставить —
«Замученной Книге»!

9
Вы, что в муке писаны,
Для добра,
Исступленьем истинного Пера!
В вас дорогой вечности
Держит путь
Совесть человечества —
Наша суть.

10
Темным-темно.
Полночная свобода.
Я славлю книгу!
Я пишу ей оду.

По черным окнам ламп склоненных блики.
Вы спать легли.
Вы отворили книги…

Я славлю книгу, ту, что этой ночью
Спасает вас в любом из одиночеств.
Я славлю книгу! Оду ей пишу.
Я вашего сочувствия прошу.
И. Снегова

Жить среди книг — хотя б и не читая...
Жить среди книг — хотя б и не читая,
лишь ощущать присутствие вблизи,
как близость леса
или близость моря, —
вот лучшее из одиночеств.

Потомственный квартиросъемщик,
в очередном своем чужом жилище
я первым делом расставляю их
на полках, на шкафах,
везде, где только можно,
прилежно протираю влажной тряпкой,
и, завершив привычный ритуал,
смотрю на них едва ль не вожделенно,
как тот скупой в своем подвале тайном,
приподымая крышку сундука,
где все его сокровища хранятся, —
воистину, какой волшебный блеск!

Как я сейчас богат!
Едва ли кто сравнится
со мной в моем богатстве!
Отныне здесь мой дом,
и я в нем жить могу —
я чувствую себя в своем кругу
и потому спокойно засыпаю —
и словно бы лежу на океанском дне,
куда сквозь толщу вод доносятся ко мне
неясный шелест, шорох, тихий шепот,
и топот ног,
и звуки многих голосов,
и, чуть освоясь в их нестройном хоре,
я вскоре начинаю понимать,
что квартирую ныне в Эльсиноре,
в жилище обедневших королей,
сняв комнату за пятьдесят рублей
(что в наши времена — почти что даром),
и вот сегодня с самого утра
здесь собрались заезжие актеры
и происходит странный карнавал
иль некое дается представленье,
и я слежу, как движется сюжет,
где Дон Кихот
шлет вызов Дон Жуану,
где Фауст искушает донну Анну,
а бедный Лир
уходит на войну —
она уже идет четыре года,
а может, сто четыре или больше,
и я устал от долгого пути,
от мин, от артобстрелов, от бомбежек,
меж тем снаряды рвутся где-то рядом,
а я никак подняться не могу,
я должен встать,
я не могу подняться,
я задыхаюсь, я едва дышу —
все кончено, я гибну, донна Анна!
И меркнет свет,
и я лечу куда-то в бездну,
в последний миг услышать успевая,
как возглашает Главный Лицедей,
решительно на этом ставя точку:
— Все в мире, господа, — война детей,
где, впрочем, каждый умирает в одиночку!..
И сразу рушится в кромешный мрак ночной
мой зыбкий мир,
мой Эльсинор очередной.
Ю. Левитанский

Читайте также
Всего просмотров этой публикации:

Комментариев нет

Отправить комментарий

Яндекс.Метрика
Наверх
  « »