Подвигу Сталинграда: 245 стихотворений: Л—Я

 

Продолжение подборки стихотворений, посвящённых подвигу города-героя Сталинграда. Стихи даны в алфавите авторов.

 

Л—Я

 

Детям Сталинграда

Взгляд серьёзный, но не их вина,

Что исчезло детство в одночасье,

Что без спросу в жизнь пришла война,

Уничтожив маленькое счастье.

 

Счастье быть обычными детьми,

Радоваться солнцу, ветру, небу.

Быстро стали взрослыми они,

Встав на смену и отцу, и деду.

 

Дети Сталинграда… Сколько вас,

Вынесших все тяготы лихие?

Школа жизни — выпускной ваш класс,

Знания серьёзные такие.

 

На скамейках в цехе у станков

День и ночь Победу вы ковали.

Рыли замерзающий окоп,

Как могли солдатам помогали.

 

Вы стирали грязные бинты,

На руках мозоли натирая.

По ночам лелеяли мечты

Об игрушке, хлебе, чашке чая.

 

Дети Сталинграда… Вам бы жить

В мире, где войны не знают дети.

Как нам вас за всё благодарить?

Помнить, что вы есть на белом свете…

Т. Лаврова-Волгоград

 

Сталинградская память

Я у памяти скорбной навечно в долгу.

Пролетели года, словно птицы.

Покаянья слова вслед за ними бегут,

Застывая слезами в ресницах.

 

Я склоняю главу перед «Вечным огнём»,

Что зажжён в память битвы на Волге.

Сорок третий. Зима. Дым и пепел кругом,

Снег кровавый и клятвы о долге.

 

В рукопашном и в танках здесь сотни солдат

Насмерть бились за землю родную.

Со словами: «Вперёд! Отстоим Сталинград!

За детей, за Победу воюем!»

 

Город-воин, герой на речном берегу,

Доброй славой землица покрыта.

Я у памяти скорбной навечно в долгу.

Здесь никто и ничто не забыто!

Т. Лаврова-Волгоград

 

Январь 43 года...

Шёл январь сорок третьего года.

Немцы к Волге рвались оголтело.

От разрывов земля оскудела.

Дым и гарь… Снег, мороз — эх, погода!

 

Тишина предрассветная давит.

Спят бойцы в полушубках, в ушанках.

Лишь огарок свечи в ржавой банке.

Санитарка на картах гадает.

 

Новобранец. И бой только первый.

Мысли кружат, как бабочки летом.

Время движется ближе к рассвету.

Что же день принесёт? Сжаты нервы.

 

— Дама треф при бубновой дороге, —

Нагадала девчонка солдату,

Что с дежурства пришёл прямо в хату

У печурки согреть руки — ноги.

 

— Не горюй, впереди жизнь большая.

Будет счастье, любовь, будет радость.

Ощутишь вкус победы и сладость.

Отогрелся? Поспи. Разрешаю.

 

Улыбнулся. Ладошку под щёку,

И на лавку поближе к проходу.

Шёл январь сорок третьего года.

Сталинград. Спят солдаты без срока…

Т. Лаврова-Волгоград

 

Царицын, Сталинград и Волгоград

 

1.

Над гордой Волгой вольной и широкой

Взметнулся город вечно молодой.

Прославлен он историей далёкой.

Здесь бились насмерть русский рядовой

И снайпер, командиры и матросы.

Курган хранит все тайны на века.

Седые ивы ниц склонили косы,

Земля в могилах братских так мягка.

 

Царицын, Сталинград и Волгоград!

Ты имена свои несёшь по праву.

Ты — гордость нашей доблестной державы

Царицын, Сталинград и Волгоград!

Ты — памятник, ты — труженик, солдат!

Ты удостоен званий и регалий,

Звучит победно звон твоих медалей

Царицын. Сталинград и Волгоград.

 

2.

Не счесть заводов, фабрик, новостроек,

Садов и парков дивной красоты.

В дни мира ты величествен и стоек.

Ты — юности искрящейся мечты.

Твои проспекты, улицы, фонтаны

В бурлящем ритме трудятся, живут.

Ты веселишься за полночь, а рано

Простые трудовые будни ждут.

 

3.

Степной корабль и Волжская твердыня,

Горды тобой юнец и ветеран.

Ты — порт пяти морей, и к нам отныне

Все флаги в гости из различных стран.

Расти, и процветай, мы помним свято

Всех тех, кем завоёван наш покой.

Живи, мой город, счастливо, богато,

И будь достоин звания Герой!

Т. Лаврова-Волгоград

 

Разгром

Вся Родина взволнована и рада, —

В Москве, на фронте, в селах и в цехах.

Победа под стенами Сталинграда

У каждого сегодня на устах.

 

И от Кавказа и до Владивостока,

От Балтики до северных морей

Народ исполнен гордостью высокой

За доблестных своих богатырей.

 

Он славит полководцев и героев,

Спешит достойным почести воздать

И повторяет имя дорогое

Того, кто научил нас побеждать.

 

И надо всей измученной вселенной

Благая весть летит, как вешний гром:

— Невиданный в истории военной

Блистательный, классический разгром!

 

Да, бой такой едва ли снился дедам!

Но нам успех не кружит головы.

Вперёд! Вперёд, к решительным победам! —

Зовёт нас голос матери-Москвы!

 

Вперёд! Вперёд, сметая все преграды!

Пусть вдохновит вас сталинский приказ,

Пусть озарит вас солнце Сталинграда

И слава Родины пусть увенчает вас!

Вас. Лебедев-Кумач

 

Песня о Сталинграде

Ой ты, Волга, родимая Волга,

Кто не любит твоих берегов?

Ты, как море, полна,

Широка и сильна,

И грозна ты для наших врагов!

 

Над великою русской рекою

Неприступный стоит часовой.

Это город-солдат,

Это город-герой,

Это наш Сталинград боевой.

 

Держит город ключи золотые

От заветных путей и дорог,

И в решительный час

Воевал он не раз

И врага не пускал на порог…

 

Рвались к Волге немецкие орды,

Край родной был пожаром объят,

И у волжских дверей,

Отбивая зверей,

Грозно встал богатырь-Сталинград.

 

От рожденья земля не видала

Ни осады, ни битвы такой,

Содрогалась земля,

И краснели поля,

Все пылало над Волгой-рекой.

 

День за днем сталинградцы сражались

В небывалом, кровавом бою.

В эти грозные дни

Отстояли они

И Отчизну, и Волгу свою.

 

И, собрав богатырские силы,

Порасправивши грудь во всю ширь,

Всех несметных врагов

У родных берегов

Разгромил Сталинград-богатырь.

Вас. Лебедев-Кумач

 

Курганы

Есть курганы —

повыше заснеженных пиков:

есть Малахов курган,

есть Мамаев курган...

Их пытали враги,

рваной сталью истыкав,

но стояли они,

багровея от ран.

 

И не только стояли,

а были, как прежде,

потому что сквозь дым

и удушливый чад

Севастополь глядел

на Малахов с надеждой,

на Мамаев с надеждой

глядел Сталинград.

 

Вся держава глядела

на эти высотки,

отмечал их Верховный

на карте своей,

и входили они

в легендарные сводки

исторических лет,

исторических дней.

 

Уходили бойцы,

но курганы Отчизны

не могли уходить

ни вперед, ни назад.

Становились

опорными точками жизни

за курганом курган —

мавзолеи солдат.

 

И теперь пешеходы

волна за волною

от подножий к вершинам

идут и идут.

А курганы стоят.

Но сдаются без боя.

И людские сердца

в плен берут и берут...

В. Леднев

 

Улица Пушкина в Сталинграде

В поэме наших улиц

Эта —

Один лишь лаконичный стих.

Жила она, как тень поэта,

Не отличаясь от других.

Не слишком шумной и веселой

Плыла она по морю дней.

По ней ходили дети в школу,

Цвела акация на ней.

И быть бы ей поныне тихой,

Вершить негромкие дела,

Когда б зловещею шутихой

В ту тишь война не приползла.

И грянул бой…

И время было,

Когда по улице по той

Передовая проходила

Со всею мощью огневой.

И тихой улицы не стало.

Там воздух был —

от взрывов —

бур,

там парни падали в оскалы

неукрощенных амбразур.

Там Пушкин был на каждом доме,

Там русский дух в сердцах царил,

Там каждый камень о разгроме

Врага

Безмолвно говорил.

Там пулеметов злые рыльца

Метали гнев из рваных нор

И пушки

За однофамильца

По танкам грохали в упор…

Давным-давно все было это,

И восстановлен каждый дом,

Где имя звонкое поэта

прошло проверку под огнем.

Не слишком шумной и веселой

Плывет она по морю дней.

По ней шагают дети в школу,

цветет акация на ней…

В. Леднев

 

Сталинград

Когда говорят на земле: «Сталинград!»,

То это звучит, как: «Ни шагу назад!»

Когда говорят про Мамаев курган,

То это свинцовый в лицо ураган.

Никто не вставал к урагану спиной,

У Волги вставали живою стеной.

 

Здесь в каждый метр снаряд был вбит

(Здесь мой отец в бою убит!),

И роспись стен из строчек пуль.

Дома здесь рушились на нуль,

Но не был сломлен, смят и взят

Фашистским зверем Сталинград!

 

«Земли для вас за Волгой нет» —

Звучал врагу в лицо ответ.

Он скрежетал в металле так,

Как в горле яростных атак

В предсмертном возгласе солдат,

Собой закрывших Сталинград.

 

Гранитом плит курган покрыт,

И списки тех, кто здесь убит,

Но эти списки не молчат,

Они кричат, кричат, кричат:

«Нас бы в живых поставить ряд!»

Не забывайте, люди, Сталинград!

Г. Лепехин

 

Правый берег

Правый берег. Вот он перед нами.

Посмотри внимательней и пристальней.

Эти груды были кораблями.

Этот лес носил окраску пристани.

 

Странные, горящие туманы.

Зданья стали деревом, а дерево

Превратилось в хаос первозданный.

Правый берег. Не узнать теперь его.

 

Пахнет мертвой рыбой, гарью, дымом.

Смерть. Но можно жить. А посчастливится —

И остаться можно невредимым:

Так война решила, прозорливица.

 

Моряки подходят к Сталинграду,

Те, которых все зовут: трамвайщики.

Нет, не к берегу, — к огню и чаду

Наскоро пришвартовались тральщики!

 

— Кончились билеты! — шутит кто-то.

Поливаемая автоматами,

С корабля на бой пошла пехота

Мостовыми, пламенем объятыми.

 

На спардеке* — старшина, сигнальщик.

Он не сводит с неба глаза карего.

Взяли раненых. Отчалил тральщик,

Словно искру отнесло от зарева.

С. Липкин

* Спардек — верхняя легкая палуба.

 

Дорога в Сталинград

 

1

Поезд медленно застынет,

у окошка стань

и вглядись сквозь синий иней

в станцию Котлубань.

Медленно идут казачки,

коромысла обхватив.

Сбитый купол водокачки,

поездных гудков мотив.

Котлубань — какое имя!

Вглядываюсь в рань

и за окнами двойными

вижу Котлубань.

Годы сразу заспешили...

Я глаза протер...

 

2

Вот выходит из машины

парламентер.

С белым пламенем холстинным,

подхрамывая от ран,

на перрон идет пустынный

безоружный капитан.

Солнцу подниматься рано.

Думает:

«Сюда бы взвод!»

Первый раз на немцев прямо

без оружия идет

и кричит своим ребятам:

— Мы без оружия грозны!

Им страшнее ультиматум,

Не выносят тишины! —

Вот уже четыре вышло,

на руке гремят часы.

Никого еще не слышно

у немецкой полосы.

Видят с легковой ребята:

смотрятся из-за углов

пристально

и глуповато

черные глаза стволов...

Капитан свистит,

счастливый,

станцию закрыл спиной

и идет неторопливо

раскаленной тишиной.

Медленно идет к машине

и, не поглядев назад,

постучал по жесткой шине —

и шоферу:

— В Сталинград! —

Выстрел вырвался холодный

за углом.

Взяла тоска, —

падает немецкий взводный

с пистолетом у виска.

Снова грохот по окружью,

вздрагивает Сталинград.

Снова, прикипев к оружью,

капитан ведет отряд.

Огневым сверкая валом,

суживается кольцо,

выползая из подвала,

спрятал Паулюс лицо.

Тишина стоит немая,

капитан проходит тут.

Оружье

пленные

снимают

и к его ногам кладут.

И идут,

еще с опаской,

в сорок третьем, в феврале,

по горячей сталинградской

вздрагивающей земле.

 

3

Котлубань — какое имя!

Вглядываюсь в рань.

Мимо,

мимо,

мимо

проплывает Котлубань...

Еду я.

Проходят годы

по моим следам,

где ты в этот час проходишь,

мой знакомый капитан?

Не с твоей ли волей в сердце

говорит сейчас

на трибунах конференций

делегат от нас?

Он не избегает споров,

в мире утверждает мир.

Мужеством парламентеров

он владеет, командир.

Медленно выводит слово

в раскаленной тишине.

Медленно садится снова,

медленно протрет пенсне.

Точно,

медленно ответит,

фразой осветив одной.

Родину свою

в расцвете

чувствует он за спиной.

 

4

Стук на стыках одинаков,

и поля в глазах рябят.

Кладбище немецких танков

кружится вокруг себя.

Платформы громкие несутся.

Тракторы застыли в ряд.

Не хотят переобуться,

гусеницами звенят.

Веселый дым стоит над пашней.

Борозда летит струной,

горит в глазах бойцов вчерашних

азарт весенней посевной.

А паровоз спешит до места,

за перегоном перегон.

Колхозники на переездах

стоят в шинелях без погон.

М. Луконин

 

Сталинградский театр

Здесь львы стояли у крыльца

лет сто без перемен,

как вдруг кирпичная пыльца,

отбитая дождем свинца,

завьюжила у стен.

 

В фойе театра шел бой.

Упал левый лев,

а правый заслонил собой

дверей высокий зев.

 

По ложам лежа немец бил

и слушал долгий звон;

вмерзая в ледяной настил,

лежать остался он.

 

На сцену — за колосники,

со сцены — в первый ряд,

прицеливаясь с руки,

двинулся наш отряд.

 

К суфлерской будке старшина

припал и бил во тьму.

И история сама

суфлировала ему.

 

Огнем поддерживая нас,

в боку зажимая боль,

он без позы и без прикрас

сыграл великую роль.

 

Я вспомнил об этом,

взглянув вчера

на театр в коробке лесов.

Фанерную дверь его по вечерам

сторож берет на засов.

 

Строители утром идут сюда,

чтобы весной

театр засиял, как никогда,

красками и новизной.

 

Я шел, и шел, и думал о тех,

кому на сцене жить,

какую правду и в слезы, и в смех

должны они вложить!

 

Какие волнения им нужны,

какие нужны слова,

чтоб после подвига старшины

искусству вернуть права!

М. Луконин

 

Тетрадь восьмая ПЕРЕЛОМ

(Из поэмы «Дорога к миру»)

 

Год прошел.

К Сталинграду иду я, встревожен:

«Мать и сестренка на Тракторном были.

Что теперь?»

— «Не волнуйся», — утешает Сережа.

«Знать бы: переправились или…»

День и ночь

к Сталинграду мы идем по Заволжью.

К нам доносится грохот сквозь облако пыли.

Ночью тучи закрыло, пламя по горизонту.

«Сталинград!»

Мы глядим, примостившись на крыше.

В эту ночь мы пришли к Сталинградскому фронту.

Первый взвод батальона прямо к берегу вышел.

Час на отдых нам.

 «Спать!» — приказанье комбата.

В дом стучимся. Темно в переполненном доме.

«Сталинградские дети тут, тише, ребята».

— «Дети?»

— «Вот они, на полу, на соломе…»

Душным заревом взрывов полнеба объято,

гул разрывов доносится слева и справа.

«Поднимайся!..»

— «Нам нету дороги обратно!

Сталинград! Сталинград!.. Город мой!..»

Переправа…

…Лет восьми я узнал, что родился в России.

Пастухом, провожая коров на рассвете,

мимо мира, где травы парные косили.

Мне об этом шепнул набегающий ветер,

и звезды тогда рассыпались тут же,

под крышами нахохлились птицы,

и я боялся бегать по лужам,

чтоб в небо нечаянно не провалиться.

А мне говорили, что неба немало!

Что мир на России не сходится клином.

И заграница передо мною витала

французскою булкой, немецкой машиной…

Я не спал иногда, распаленный, в обиде,

тихонько сжимал я усталые веки,

чтобы только хоть ненадолго увидеть

чужеземные страны, чужеводные реки…

Но вражья каска в огороде ржавела,

и сшили узду из трофейного ранца,

и мне не нравилось рыжее тело,

гнилые зубы пленного иностранца.

Ночи неясными снами грозили.

Думал я:

но родись на земле иностранной,

я б тогда ни за что не увидел России,

был бы я у чужих, не увиделся б с мамой.

Я бы не бегал за телегой вдогонку,

не побывал бы на заревом сенокосе,

никогда не увидел бы нашу доенку

и свинцовые волны на Волге под осень.

Я забывал в ту минуту охотно,

что сестры мои — задиры и злючки,

что доенка не слушается, бегает к копнам,

а поле, если бежать, подставляет колючки.

Я прощал это всё!

Забирался на крышу

смотреть, как закат опускается, розов;

там мне ветер, тот, что пшеницу колышет,

погладит голову, тихо высушит слезы.

Ветер тянет дымок, мне лицо утирает;

это ветер степной.

Он ответит, только спроси я:

«А где я родился?»

И ветер от края до края,

от колоса к колосу, шепчет:

«Россия… Россия…»

В семнадцать, слепое волненье осилив,

шептал я косичке, закрученной туго:

«Хорошо, что мы оба родились в России!

Ведь мы же могли не увидеть друг друга!..»

И я полюбил Россию, как маму.

Полюбил, как любимую любят однажды,

полюбил, как парус, набитый ветрами,

как любят воду, умирая от жажды…

…Я глаза открываю, вижу черное небо.

Голову кружит огненная дремота.

Я проваливаюсь в тяжелую небыль.

Шум в ушах…

«Не вставай!» — мне командует кто-то.

И тут же разрыв бьет песчаной волною.

Хлещет вода, топит в тягостном громе…

Снова тихо. Кто-то рядом со мною.

«Что случилось?»

— «Бомбой нас, на пароме…

Я — Руденко Семен, из вашего взвода.

Ты ранен. Тонул. Прямо там, у парома.

Я доску поймал, помогал вот Нехода.

На доске мы приплыли. Вот мы и дома».

Мы лежим на песке.

Волны падают в ноги.

«Подожди-ка, сейчас приведут санитара».

— «Где Сережа?» — закричал я в тревоге.

В рот мне хлынула гарь бомбового удара.

Я трогаю лоб: «Да, заметная ранка!..»

— «„Фронт второй“ открываю», — сообщает Нехода.

У него на коленях консервная банка.

«Ишь рисунок! Смотрите — подходящая морда!»

— «Это автопортрет», — произносит Сережа.

«Что ж, воюет союзник, торгует тихонько,

где свининой, где свинством…»

— «Да, личность похожа.

Тут и надпись, смотри-ка: „Свиная душонка“…»

Сережа нашел нас тогда, в том ненастье.

Через неделю я отлежался в санчасти.

Я за домом слежу, за обломками лежа.

Двадцать девятое октября.

 «Что за дата?

Не знаешь ты случайно, Сережа?»

— «День рождения твой! Вот забыл, голова-то!»

Двадцать четыре — молодость человека!

Двадцать четыре.

Мы становимся старше.

Середина двадцатого века.

Продолжается биография наша.

День рождения первый —

полыхают зарницы.

Двадцать четвертый —

опять канонада.

Первый день —

побеждает Царицын.

Двадцать четвертый —

битва у Сталинграда.

«Вот судьба, — ребята вздохнули, —

двадцать четыре огненных года!»

Двадцать четыре! — ударяются пули.

Двадцать четыре…

«Посмотри-ка, Нехода!»

— «Идут, — говорит он, — поднимайтесь, ребята!»

Мы через улицу перебегаем рывками.

«Двадцать четыре!» — выхлопывают гранаты,

и пули то же высвистывают о камень.

«Там вон клен у обрыва водою подмыло,

я когда-то ходил тут в любви признаваться».

Сережа спросил:

«А давно это было?»

— «Двадцать четыре минус восемь — шестнадцать!»

— «Как же ты день рожденья забыл, голова ты!

Что ж, пожелаю многие лета…»

«Двадцать четыре!» — обрывают гранаты.

«Двадцать четыре!» — выплескивает ракета.

«Опять нам срывают твои именины!»

— «Вон, идут».

— «Выходи!»

И от взрыва до взрыва

мы —вперед и вперед…

«А может, и миной, — думаю я, —

клен столкнуло с обрыва?!»

Взвод наш испытанный рассыпан не густо.

«Ну, вперед! Ну, еще! Поднимайся, Алеша», —

шепчет Сережа мне.

Я разделся, но груз-то —

станок пулеметный — не легкая ноша.

Слева Нехода бежит с автоматом.

«Ура-а-а!» —

и зигзагами приближаемся к дому.

Взводный крикнул:

«Вперед!»

И рванулись ребята.

И бежим мы по кирпичному лому.

Дом гудит.

Мы — по лестницам, пробивая дорогу.

Наш пулемет в оконном проеме,

к фашистам не пускает подмогу.

Вот опять.

 «Начинай!» — я командую Семе…

Площадь Девятого января на ладони.

Немцы перебегают, пропадают — и снова встали.

Сема открывает огонь — и площадь пенится от огня навесного.

«Вот так так! День рожденья! —

сверху спрыгнул Нехода. —

Из-за этого стоило, пожалуй, родиться!

Ключевую позицию заняли с ходу,

слышали? Благодарит нас Родимцев.»

«Танки!» — крикнул Нехода — и вниз куда-то.

Да, два танка выходят на нас от вокзала.

Сердце дрогнуло.

«Не отступим, ребята!» —

Голос Сережи громом пушек связало.

Кирпичные брызги прянули в спину,

пыль окутала всё.

Сквозь просветы танки вижу.

Вижу немцев лавину.

«Бей, Руденко, пора!»

Он молчит.

«Сема, где ты?..»

Он свалился к стене. Я ложусь к пулемету,

вижу — миной гусеницу распластало.

Мой огонь уложил на булыжник пехоту.

Над танком крутящимся пламя затрепетало.

А от дома на площадь «ура» полетело.

Танк второй повернул — и назад.

«Сема, Сема!»

Я к стене привалил онемевшее тело.

«Стой, я сам. Отошли?»

— «Нет, на месте мы, дома…»

Ночь неожиданно на землю упала.

Собрались мы. Сему перевязали.

«Ну что же, сколько нас?»

— «Десять с Семою».

— «Мало.

Взводный умер. Нас мало. Командуй, Сережа».

— «Что же делать? Нас мало. Начнется с рассвета».

— «Что ты?! — вспыхнул Сергей. —

Нас почти что полвзвода…»

Я чувствую сердцем тепло партбилета.

«Здесь есть коммунисты!» — поднялся Нехода.

День за днем.

День за днем мы живем в этом доме.

Мы живем!

И фашисты не вырвутся к Волге!

День за днем мы живем в этом яростном громе,

и не могут нас выбить фашистские волки!

Ночью седьмого — ноябрьская стужа.

Я вышел на смену продрогшему Семе.

Улегся у пулемета, снаружи.

Ветер холодный насвистывает в проеме…

«.. Я люблю тебя», — говорил я, краснея,

прямо в ухо, маленький локон отбросив.

И луна поднимается над водою,

чтоб увидеть, как начинается осень.

Клен повис над потемневшим обрывом.

Листья падают, не могу их собрать я.

А ветер, набегая порывом,

трогает шелестящее платье.

«Нет, ты взгляни, как красиво!»

А ветер всё набегает с размаха.

«Мы могли не увидеться, скажи-ка на милость! —

говорю я и замираю от страха. —

Спасибо тебе, дорогая отчизна!

Волненье меня затопило наплывом.

Тебе я обязан всем в жизни.

Слышишь, родина, я родился счастливым…»

Выстрелы вспыхнули.

Вижу, что-то маячит…

«Стой!»

— «Свои мы!»

— «Проходите по следу…

Сколько вас? Отделенье? Пополнение, значит!»

— «Мы приказ принесли, есть приказ на победу!..»

Мы укрылись плащ-палаткой крылатой,

зажигалку я чиркнул движением верным.

«Седьмое. Приказ вот. Трехсот сорок пятый…»

Мы друг к другу прижались,

как тогда, в сорок первом.

«Настойчиво и упорно готовить

удар сокрушительный!..»

Мы откинулись снова.

«Кто подчеркивал тут?»

— «Сам Родимцев, должно быть.

Он газету вручил!»

— «Значит, что-то готово!

Понимаете, раз уж сказано — будет!

Слово нашей армии свято!

Сталинград — мир для мира добудет!

Разбудите парторга Неходу, ребята…»

В ноябре ветер вьется, неистов,

в декабре пальцы греет ствол автомата.

В январе…

«Мы тебя отстоим от фашистов,

Сталинград наш!..»

— «Наступленье, ребята!»

Вода снеговая в неостывших воронках.

Фашистские трупы падают на мостовые,

а лед на Волге потрескивает звонко,

чтобы волжскую воду не увидали живые.

«Ого! Январь! Веселая вьюга!»

Мы вглядываемся в похудевшие лица

и смеемся, узнавая друг друга:

как будто бы выписались из больницы…

«Вот здесь, ты помнишь, мои именины.

Нет, ты только подумай над этим…

А клен-то, конечно, подрезали мины,

чтоб разлучить нас с шестнадцатилетьем…»

К станции Котлубань выезжает машина.

«Четыре ноль-ноль.

Что-то нет их, ребята».

— «Значит, ждет их другая кончина,

раз не явились принимать ультиматум…»

Артиллерия грянула сразу —

не попадает камень на камень,

не попадает зуб на зуб,

и в рукава не попадают руками.

И пошли мы обжигающим валом,

волной израненной, но живою,

пока не выполз из штабного подвала

фон Паулюс — и руки над головою,

пока, прихрамывая, нарушители мира

не потекли по городу вереницей,

без строя, не соблюдая ранжира,

опуская почерневшие лица.

Мы с Сережей у Тракторного завода,

где Мечетка пробирается в иле,

для того чтобы перед новым походом

маленькой поклониться могиле.

Когда-то я шептал, обессилев,

что, родись я в стране иностранной,

я б тогда ни за что не увидел России,

был бы я у чужих, не увиделся с мамой.

«Мама моя! Я с тобой не увижусь.

Я не предвидел опасением детским,

что иная земля пододвинется ближе,

чтоб разлучить нас фугаской немецкой.

Я прощаюсь с тобой перед дальней дорогой…

Мама, мне рассказать тебе надо…

Идут твои дети неотступно и строго

в наступление от стен Сталинграда.

Мама, слышишь, зовут нас, мы уходим, пора нам.

Я становлюсь перед могилкою на колени.

Я тебя не увижу…

Прощай, моя мама!..»

Дорога к миру — лучшее из направлений.

М. Луконин

 

Дом номер один

В Сталинграде,

у обрыва над Волгой, —

окопы и блиндажи.

Лежат

в обломках

простреленные этажи.

Смотри:

на шесте

скворечник новый

у входа в блиндаж.

Окошко, с землею вровень,

вглядывается в пейзаж.

Девушка

над корытом,

в радуге пенной,

кланяется реке.

Бельевая веревка

плещется на ветерке.

Блиндаж в три наката,

по правилам войны.

Крыша его поката.

И вот

с одной стороны

полблиндажа закрыл

обрывок железной крыши —

крыши Дворца труда,

а может,

с Дворца пионеров

лист

взрывом

снесло сюда.

Синей краской

рукой уверенной

у листа на груди

вывел хозяин:

«Улица Ленина,

дом номер один».

Именно — улица,

иначе не разберут.

Дом,

а не что иное.

Эти слова не врут!

Хозяин пришел с работы,

с устатку

присел сперва,

инструмент уложил в плащ-палатку,

стружки отбил с рукава…

Приезжие шли от пристани,

прикурить подошел танкист.

Все,

вглядываясь пристально,

читали железный лист.

Иностранная делегация остановилась,

любопытством приклеена.

Остолбенел господин,

когда перевел переводчик:

«Улица Ленина,

дом номер один».

Мы сидели с хозяином,

строители шли,

пели,

к набережной сходя.

Закат потух.

Волга засверкала

вдали.

Упала темь такая,

что не забьешь гвоздя.

Потом тройчатые фонари

вспыхнули все.

Потом знамена зари

проплыли над шоссе.

Хозяин ушел на свои леса.

К блиндажу

архитекторы подошли,

с планом сверили местность.

Их голоса

доходили до сердца

обожженной земли.

Я всё

до слова слышал:

«Здесь будет дом

и улица

выстроится потом.

Вывеску и скворечню

подымем повыше.

Хозяина — в дом».

А пока

грузовики,

подскакивая на обломках,

везут кирпичи.

Каменщикам подпевай негромко

или

просто молчи!

У окопа

над Волгой встань,

молодая вселенная

голову вскинь:

здесь начинается

улица Ленина

домом номер один.

М. Луконин

 

Для мира всего

Сила силу разбила!

И — пустила «в распыл»…

Справедливости сила,

Сталинград их разбил!

Сталинград — победил!

 

Лет теченьем не смыло

Этот День, этот Час!

Сталинград! Это — Было!

Это — Было — при нас!

 

Если б не отстояли

В смертной битве его —

На века бы отстали

Судьбы Мира всего.

 

И в каком только мраке

Оказались бы мы,

И — в тифозном бараке

Умирали б умы.

 

Все бы — там оказалось,

Под расстрелы — легло.

Всей Земли бы касалось

Этой жути крыло…

 

Судьбы Мира висели —

На таком волоске!

Не забыли — доселе —

В временном далеке.

 

Вспять — не ринутся реки,

Он — для Мира всего —

Сталинград! — Торжество!

И — никто и — вовеки

Не отменит Его!

Не отнимет Его!

М. Львов

 

Курган

Тонет город в недвижном тумане,

облетевшие скверы пусты.

На Мамаевом тихом кургане

остывают на плитах цветы.

 

Хмарь предзимняя стелется низко,

стен-руин цепенеет гряда.

Луч прожектора взмыл обелиском,

освещая былые года.

 

Память, память… Твой зов негасимый

в Пантеоне набатом гудит.

Лейтенанты Кульчицкий, Максимов,

рядовые Лысенко, Васильев —

вы навеки в кургана груди.

 

Имена на знамёнах сверкают

строгим строем несогнутых рот.

Завтра снова с детьми и с венками

у знамён соберётся народ.

Я об этом писать не устану,

и во мне эта память — кричит,

 

…Пантеон, будто сердце кургана,

бьётся пламенем вечным в ночи.

В. Мавродиев

 

Мать

Я как-то на кургане видел гостью:

Сняв с головы темнеющий платок,

С бугра взяла она земли две горсти

И завязала землю в узелок.

 

Светлел над ней июньский небосклон,

Когда походкой тихой и нестатной,

Она прошла мимо березок, статуй

И замерла у входа в Пантеон.

 

Ей мальчик помогал, наверно, внук,

Когда она искала имя сына

В том списке долгом, небывало длинном.

И узелок вдруг выскользнул из рук…

 

Не вскрикнула она, не разрыдалась

И даже не сказала ничего —

Шагнув к стене, щекою к ней прижалась,

Как будто к лбу сыночка своего…

 

Потом цветы на мрамор положила,

Еще взглянула и еще прочла,

Кулек конфет мальчишкам раздала,

Стояла долго, голову склоняя,

и к выходу, усталая, пошла.

 

И с болью той привычной, постоянной,

Став сразу ниже ростом и слабей,

Еще минуту тихо постояла

У памятника Матери, себе…

В. Мавродиев

 

Осколки

Облазив весь курган, бежали к Волге,

на лодочные шумные причалы.

Щербатые холодные осколки

в карманах оттопыренных стучали.

 

Хотелось по реке поплавать очень,

но не хотел никто нас в лодку брать.

И к сторожу причала шли мы молча —

осколки на грузила предлагать.

 

От дяди Гриши пахло стружкой, краской,

В делах рыбацких понимал он толк.

«Опять осколки? Принесли бы каску:

хороший получился б котелок».

 

А мы ему галдели на всю Волгу

об истине понятной и простой:

что касок на кургане очень много,

да не пробитой нету ни одной…

 

И сторож кашлял, Гитлера ругая,

не торопясь, осколки в ящик клал,

и гладил нас тяжёлыми руками,

и в лодку нам садиться разрешал.

 

В привязанной надёжно плоскодонке

играли мы до вечера в войну.

«Фугаски» выли и «сирены» долгие,

и «мессер» падал в черную волну!

 

…Костры вдоль Волги медленно дымились,

усталые, мы шли домой с «войны».

Светились звёзды, и дома светились,

и каска непробитая луны.

В. Мавродиев

 

Второе февраля

Заснежены киноплощадки летние.

Метель ушла. И вечер стих.

Снега лежат густые, лепкие.

Давно уж не было таких.

 

Сугробы бережною негой

у Волги белой улеглись.

К земле прижаты ветви снегом,

заденешь чуть — и грянут ввысь!..

 

Снежки летают. Не гранаты…

Вот намело, так намело!

Красиво в городе, лохмато,

до мирной до зари светло…

В. Мавродиев

 

Катер

На багровеющем закате

чернели птицы над рекой.

Из Волги поднимали катер,

потопленный былой войной.

 

Лебёдки грузные скрипели,

и ветер звуки уносил,

а мы по-взрослому смотрели,

по-детски губы закусив.

 

Мы по слогам читали в книжках

слова «бомбёжка», «бой», «война».

Стояли мы, толпа мальчишек,

да, помню, девочка одна.

 

Смотрели в чёрные пробоины,

пробитые, казалось, только что,

и, помню, было очень боязно

представить катер этот тонущим…

 

А ночью

беспокойно

спали мы,

нам снилось небо почерневшее,

и катер возникал,

как памятник,

перед глазами повзрослевшими.

 

Казалось, что по Волге огненной

он снова плыл, стрелял опять,

нам помогая слово «Родина»

не по слогам уже понять.

В. Мавродиев

 

* * *

Поднимись на Курган не с фасада,

по тропинке с другой стороны.

В пору тёплой апрельской весны

поднимись. Торопиться не надо.

Ясен день. Ветерки говорливы,

незаметны воронки и рвы…

 

Не расти здесь траве — говорили,

только как же земля без травы?

Вырывается к свету тюльпан

из земли, обожжённой когда-то,

и глядит он глазами солдата,

что без весточки здесь вот пропал…

 

А зимой здесь снега, как бинты,

ветры мёрзлые дуют потише…

Свят покой на могиле погибших,

скупо светят стальные цветы.

 

Дни идут. Воду пьют корневища.

Снова дождь, снова снег или гром…

Только нам не забыть бы о том,

что Курган монументный

для тысяч

стал обычным могильным бугром…

 

И не надо — ни тризн, ни парадов…

Здесь ведь всё расцвело на крови…

…Поднимись на Курган — не с фасада.

И тюльпан тот смотри не сорви…

В. Мавродиев

 

На просмотре кинофильма «Великая Отечественная»

Слепой пришёл в кино.

Не надо удивляться.

Задолго до сеанса

пришёл. Стоит давно.

Неприметный с виду.

Медаль за Сталинград.

Без очереди выдан

билет на первый ряд.

 

У входа люд бушует,

но гаснет в зале свет.

А он сидит — не чует:

свет гаснет или нет.

Но вдруг — той песни звуки,

где ярость, как волна!..

И сразу сжались руки,

и вот она, война…

 

Артподготовки грохот

с экрана в душу бьёт.

И самолётов рокот,

и тот проклятый дзот

все бьёт…

И он, парнишка, —

вперёд, а не назад!

И свет

от снега

брызжет!..

И клочья

глины рыжей!..

И вдруг темно в глазах…

 

Слепой в кино сидит,

кепчонку мнёт руками.

Лицо — будто из камня,

кипение в груди.

Когда из зала выйдет,

пойдёт — опять слепой.

Но этот фильм

он видит.

И лучше нас с тобой.

В. Мавродиев

 

Царицын — Сталинград — Волгоград

Ничего не забыли

Волга, мы, берега

Здесь Отчизне служили,

Здесь встречали врага.

Здесь на южной границе

Побеждали не раз,

Потому что Царицын

Есть в России у нас.

 

Волга воды катила.

В берег билась волна,

Подступила, завыла,

Застонала война.

Гнали, черпая силы,

Силу вражью назад,

Потому что в России

Гордый есть Сталинград.

 

Наша Волга для жизни,

Как живая вода,

Это значит, Отчизне

Быть всегда, быть всегда.

Вечно будет красивой

И великой страной,

Потому что в России

Волгоград есть родной.

 

Здесь Отчизне служили,

Память нам дорога,

Ничего не забыли

Волга, мы, берега.

Будем помнить Царицын,

Сталинград не забыть,

А наследье традиций

Волгограду хранить!

Н. Мазанов

 

На поверке

В любимом Волгограде есть места,

Где сердце как-то по-иному бьётся,

Где по-особому душа чиста,

От прошлого душа не отмахнётся.

 

Неправда, что на прошлом ставим крест,

Слова приходят, будто для молитвы,

Немало их, святых, священных мест

Теперь далёкой Сталинградской битвы.

 

И всё ж для нас священней места нет,

Солдатским полем то зовётся место,

Куда стремимся все мы много лет,

Где встретится не просто интересно,

 

Но помолчать, и голову склонить.

Наверное, душою понимаем,

На поле, на Солдатском — чтобы жить,

Свои дела мы с памятью сверяем.

Н. Мазанов

 

Второе февраля

Аллея строгих тополей,

Гранит и бронза, мрамор, камень

И Сталинградских февралей

Незатухающая память.

 

У жизни свой, иной виток,

Другие радости и боли,

Но есть лазоревый цветок

На нашем, на Солдатском поле.

 

И надо нам взглянуть назад,

Ведь память — это наша сила…

И есть в России Волгоград,

И будет вечная Россия.

 

Нужны нам строгость тополей,

Гранит и бронза, мрамор, камень

И Сталинградских февралей

Объединяющая память.

Н. Мазанов

 

* * *

Голод, холод, и кругом беда —

Вот, что испытали мы тогда.

Мы в игрушки больше не играли,

О куске лишь хлеба мы мечтали.

 

Слабых, истощенных и голодных —

Не забыть нам, помним до сих пор,

Как за колоски в степи холодной

«Юнкерс» нас расстреливал в упор.

 

Но смертям назло

Мы жили, жили…

Ели жмых, коренья, все подряд,

Хоть фашисты жгли нас и бомбили,

Не сломили, устоял наш Сталинград.

 

Много лет с той войны пролетело,

Много в детские годы ушло.

Та война всем снится

И забыть ее нам не дано.

Г. Мазур

 

Сталинград

Здесь земля под лопатой

поныне звенит

Эхом прошлой войны

в проржавевшем железе.

И карающий меч,

упираясь в зенит,

Всё о мире завещанном

грезит.

 

Здесь, стихая, весенний

ползёт ураган

Тишиною контуженой

в чуткие уши,

Когда плачет ручьями

Мамаев курган,

Когда стонут бессмертные

души.

 

Здесь невольно в раздумье

склоняешься ты

Перед памятью светлой

в глубоком поклоне.

И покажется вдруг

со святой высоты,

Что весь мир пред тобой

на ладони!

 

Из земли, что ещё

под лопатой звенит,

Вновь ковром изумрудным

трава прорастает.

И рука, что мечом

подпирает зенит —

На Земле мирный день

охраняет!

Н. Максиков

 

Ангелы Сталинграда

Слышишь, брат, вдалеке канонада?

Бой над Волгой — совсем не фантастика.

Это Ангелы Сталинграда

Рубят новых чертей со свастикой!

 

Звезды в небе — для тех награда,

Чья Победа случилась в мае.

Это Ангелы Сталинграда

В снег бинтуют Курган Мамаев.

 

За пролитые в землю слезы,

Застелившие кровью Волгу,

Пусть врагов загрызут морозы,

Как слетевшие с неба волки.

 

Мой ровесник, твори молитву!

Как солдат выполняй приказ.

Каждый день сталинградская битва

Происходит в душе у нас.

 

В чине ангельском как на марше

Русский воин — делами чист:

Он — Чуйков — светоносный маршал,

Снайпер Зайцев, Путилов-связист.

 

Пусть же видят глаза незрячих

Сквозь пробоины в русской каске:

Двести дней и ночей горячих

Приближали солдаты Пасху.

 

Пусть косая плевалась ядом,

Им была она нипочем!

Это Ангелы Сталинграда

И сейчас за твоим плечом.

 

Ветры волжские вновь тугие.

Летом жгутся, зимой холодные.

Только черти теперь другие:

Вместо свастики — знаки водные.

 

Против них лишь одна есть сила.

Заклинаю крещенским словом:

На планете — с клинком Россия.

В небе — Божия Мать с Покровом!

 

Продырявлено Мироздание.

Стынет Ставка в Последнем Риме.

Сталинград — как военное звание.

Волгоград — как гражданское имя.

 

Волга выпила небо синее,

Помянула свой город-Сад.

Как в Антихристе кол осиновый,

В падшем мире горчит Сталинград.

 

Не касается пламя ада,

Тех, кто в душу бессмертье всаживал.

А защитников Сталинграда

В шар земной закопали заживо.

 

Прорастая сквозь их фаланги,

Травы вешние солнцу рады.

И теперь они — в небе Ангелы.

Просто Ангелы Сталинграда.

 

Это Ангелы небо пашут.

Сто дивизий в огне бушующих.

Их не мы поминаем, павших —

Нас они поминают, будущих.

 

У иконы Петра и Павла

Мы лампадку с тобой зажгли.

Нынче Родина вся — дом Павлова

И за Волгою нет земли.

В. Маленко

 

На земле сталинградской

Пробивается взгляд через годы преград,

Разрывается сердце на части,

Жалкой грудой развалин смотрел Сталинград,

Отстоявший в боях это счастье.

 

Прокричал политрук с пистолетом: «Вперед!»

И взметнулись суровые лица,

Наша память о них никогда не умрет,

За погибших мы будем молиться.

 

На земле Сталинградской в могилах войны,

От геройских дивизий до взвода,

Спят спокойно солдаты великой страны

С февраля сорок третьего года.

 

Ведь какою ценой миллионы солдат,

Умирая, ковали свободу,

На обломках ты выстоял, мой Сталинград,

В феврале сорок третьего года.

 

На душе отпечатком разрухи следы

Остаются в страданьях народа.

Мы победой твоей будем вечно горды

Февраля сорок третьего года!

В. Марахин

 

Лысая гора

Ничем не приметна эта высотка,

Редкий кустарник да бурый песок.

В нем бляха морская, а рядом обмотка,

Истлевший бушлат и истлевший носок.

 

Все это когда-то на ком-то бывало.

Носили танкисты, стрелки, моряки.

Дивизия здесь оборону держала:

Амурской глубинки — сибиряки.

 

Бой грохотал по всему Сталинграду.

Выразить трудно масштабы в строке.

Нависла беда: враг насел на преграду,

Стараясь прорваться к могучей реке.

 

Фашистские танки и мотопехоту

Сдержали — таков был солдатский закон!

Ценой непомерной: каждую роту

Ждал на высоте тяжелый урон….

 

Ничем неприметна эта высотка

К Волге покатой Лысой горы.

Песок зачерпнешь, и два-три осколка

Чернеют как память военной поры.

А. Марфенко

 

В сорок втором

И все наяву: чуть память затронешь.

В начале войны несли мы урон:

Сдали Касторную… Сдали Воронеж…

И вот перед нами — батюшка-Дон.

 

А впереди уже задонские дали.

Над Волгой-рекою стоит Сталинград.

На каждой высотке насмерть стояли,

Теряя в сраженьях бывалых солдат.

 

В дни непогоды тяжким уроном

Лег на солдатские плечи разгром.

Пятились молча пред вражьим напором

В сорок втором… В сорок втором.

 

Фронт отступал… Солдаты, солдатки

Шагали понуро в летнюю сушь.

Все было в ходу: ПТР, сорокопятки,

Тридцатьчетверки и залпы «катюш».

 

Враг навалился смертельно и гордо,

Бряцая силой своей напоказ.

На юг устремились фашистские орды,

К матушке-Волге и на Кавказ.

 

То было сраженье за жизнь на планете.

Мы все поднялись на святую войну

Пред всем человечеством были в ответе,

За судьбы народов, за нашу страну.

 

Не потому ль на глухом полустанке,

В излучине Дона, в военной страде,

Гранатами жгли мы немецкие танки,

Не подпуская их к волжской воде.

 

В атаках кровавых не ведали страха,

Влекомые в бой всенародной бедой.

Не потому ль Михаил Паникаха

Вспыхнул в бою огневою свечой?!

 

Насмерть стояли над Волгой солдаты.

«Ни шагу назад!» — порыв был един.

Чтобы потом, в году сорок пятом,

Ворваться и взять неприступный Берлин.

А. Марфенко

 

Под Мамаевым курганом

Танки — грозные тараны,

И кресты не для красы…

Под Мамаевым курганом

Нет нейтральной полосы.

 

Вкривь и вкось идут окопы.

В них кипит смертельный бой.

Неприметно вьются тропы

Незатейливой судьбой.

 

Автоматчик был и нету:

Сполз на дно окопа он.

Штык в спине оставил мету,

Нанеся бойцу урон.

 

Здесь солдат затем, чтоб биться,

Отстоять крутой обрыв.

Прочь чеку — и группу фрицев

Разбросал гранаты взрыв.

 

По-над Волгою туманы.

Утром мокро от росы.

Под Мамаевым курганом

Нет нейтральной полосы.

А. Марфенко

 

В плен!

Попала в яму волчья стая

У сталинградских славных стен.

Над Волгой армия шестая

В последний час сдаётся в плен.

 

Фон-Дреббер, Штреккер, Шлеммер, Кромме

Сдают оружье на бегу.

Их девяносто тысяч, кроме

Тех, что остались на снегу.

 

Лежат уложенные в штабель,

Напоминая о былом,

Десятки генеральских сабель

С одним фельдмаршальским жезлом.

С. Маршак

 

Мы были мальчишками

Помнится война без искажений:

По планете полз зловещий смрад.

Он навис над нами в дни сражений

За любимый город Сталинград.

 

Над донскими кручами зарницы

Полыхали в гуле канонад —

Там горели хутора, станицы,

И уничтожалось всё подряд.

 

Мы мальчишки-школьники без школы,

Проводив на фронт отцов своих,

Приняли безмерно труд тяжёлый

Вместе с матерями — за троих.

 

Допоздна рубили лес на доты

И ангары рыли при луне.

В нас стреляли вражьи самолёты —

Это всё запомнилося мне.

 

Нам, мальчишкам, чужды были ласки,

В близкой полосе прифронтовой,

И забыли игры мы и сказки,

Дети обстановки боевой.

 

А страна готовилась к отпору —

С Дона натянула тетиву.

Нам, мальчишкам, выпало в ту пору

Убедиться в этом наяву.

 

По домам, на отдыхе-привале

Воины гвардейского полка,

Как «Ревела буря», запевали,

Песню про героя Ермака...

 

В ноябре запомнится надолго

Утро девятнадцатого дня.

Озарились ярко Дон и Волга

В грохоте победного огня.

 

От Серафимовича и Клетской,

Как морская грозная волна,

Покатилась по земле советской

К логову фашистскому война.

В. Матвеев

 

Разговор в блиндаже

Об этом в наших блиндажах

Герои говорят,

Что будто видели его

В боях за Сталинград.

 

Дымилась мёртвая земля.

Но Сталин шёл по ней.

Бойцы об этом говорят,

И значит им видней...

 

Он шёл в шинели без петлиц.

Он шёл в седом дыму,

И были мысли и сердца

Обращены к нему.

 

В часы затишья и в часы

Тревожной темноты,

Как легендарный командир,

Он обходил посты.

 

Его в шинели фронтовой

Заметили вчера.

Он со стрелками говорил

И грелся у костра.

 

И на исходном рубеже

Беседовал с полком.

С бойцами в тесном блиндаже

Делился табаком.

 

Над картой города сидел

И думал день-деньской,

И шёл в атаку впереди

С простертою рукой.

 

Не отступая ни на шаг

Под яростным свинцом,

Он наклонился, как отец,

Над раненым бойцом.

 

Поцеловал его в глаза

И наградил Звездой,

Из светлой фляги напоил

Холодною водой.

 

И в час, когда промедлил взвод,

Он первый сделал шаг,

Из рук сражённого бойца

Он принял красный флаг...

 

Вот почему в любом огне

Сражался, как солдат,

И выстоял, и победил

Бессмертный Сталинград.

М. Матусовский

 

Бомбардировка Сталинграда

Двадцать третье августа, вечер.

Уцелевшим его не забыть.

Истекали минуты, секунды,

Многим жизням померкнуть, застыть…

 

Сотни «юнкерсов» к Волге летели

Из-за Дона, волна за волной.

Экипажи приказ получили

Сровнять с воздуха город с землей.

 

Позади камни, пепел Варшавы,

Догорающий в муках Белград,

Трупы беженцев после налетов

Вдоль французских больших автострад.

 

Превратив пол-Европы в руины,

Стаей демонов в небе неслись.

Начинали бомбить на границе,

Сея смерть, и до нас дорвались.

 

В бой зенитчики с ними вступили —

Они город пытались прикрыть.

Но могучей воздушной армаде

Нелегко все пути перекрыть.

 

И заслон от разрыва снарядов

Самолеты сумели прорвать.

От надрывного гула моторов

Стекла стали со звоном дрожать.

 

Бомбы с воем к земле устремились.

Не видать бы вовек такой ад!

В груды камня, в горячее пекло

Превратился тогда Сталинград.

Г. Мерилов

 

Переправа

Осколки, падая, картавят по-вороньи

И жертву выбирают наугад.

Махая пистолетом на пароме,

Истошно матерится комендант.

 

За Волгой показалась панорама,

Скелеты зданий встали из огня.

Строчит из облака очередями «рама»,

Свинцом о цепи якорей звеня.

 

Тесня пехоту, ломятся танкисты,

Да на паром не примешь всех подряд.

Приказ один: «Без толкотни и быстро

Переправляться в город Сталинград...»

 

Гудит и лязгает надрывно переправа,

Под пулями матросам не присесть.

Бойцы спешат, имея только право

На смерть врага и собственную смерть.

 

Пройдут года, а может быть, столетья,

Но памяти костры не догорят.

Переправлялись воины в бессмертье

По этой переправе в Сталинград.

Исаак Мерсов

 

Дети Сталинграда

Детьми застала нас война

Немало мы хлебнули горя

Горела волжская земля:

Деревья, степь, дома, подворье.

 

От града тысячи снарядов

Кипела волжская вода.

Казалось — ад у Сталинграда,

Конца не будет никогда.

 

Как вынесли беду такую,

Об этом знает только Бог.

А матери, собой рискуя,

Детей спасали, кто как мог.

 

А потому мы сиротели

В тяжелый день, в ужасный час,

Но люди добрые согрели,

Жалели и кормили нас.

 

Боль, взрывы, крики, страшный голод,

Все это помним до сих пор.

И помним, выстоял наш город

Достойный дав врагу отпор.

 

А нам война ночами снится

И днем покоя не дает,

И сердце раненою птицей

Все в Сталинграде том живет.

З. Митина

 

Бессмертье

На Мамаевом рвы и окопы,

Всё окопы, траншеи и доты.

Берег весь перерыт-перекопан,

И грохочут, трещат пулеметы.

 

Самолёты заходят в «пике»,

Оглушая пронзительным воем.

И с гранатой в застывшей руке

На мгновенье сживаюсь с землёю.

 

Мы в атаку идем,

Мы бежим, мы ползем,

Мы встаем и ложимся всей ротой.

Мы вживаемся в камень,

Вгрызаемся в лед.

Не секунды, минуты, а будто бы год

Под смертельным огнем пулеметов

Мы в атаку идем.

 

Прижимаюсь щекою к земле —

Помоги мне, земля!

Прижимаюсь всем сердцем к земле, —

Помоги мне, земля, сохрани!

Очень хочется жить,

Ах, как хочется жить!

Помоги нам, родная земля,

Дай нам силы дойти,

Дай нам только туда доползти,

До фашистских окопов добраться!

Вьюга, дым и огонь,

Мы в атаку идем.

Сохрани нас, земля,

Нам ведь только по двадцать.

 

Мы в атаку идем, мы уходим во тьму

Этой страшной земной круговерти.

Умирая от ран, задыхаясь в дыму,

Мы уходим, уходим в бессмертье…

 

На Мамаевом шелест берез,

К пьедесталу ступени крутые.

На Мамаевом Озеро слез

И великая слава России.

Ю. Михайленко

 

Сталинградский дневник

Я листаю свой старый забытый дневник,

Ворошу потихоньку усталую память

И опять каждым нервом своим, каждый миг

Я держу рубежи с боевыми друзьями.

И в разрывах, и вспышках сигнальных огней

Я иду по следам нашей доблестной Славы.

Я листаю дневник этих пламенных дней

И опять вспоминаю свою переправу.

 

Груды камня, сполохи, и дым, и пожар,

Уцелевшая чудом скульптурная группа, —

Все смешалось в мозгу, словно дикий кошмар:

Бревна, доски, прибитые к берегу трупы,

Страшный грохот сплошной орудийной стрельбы,

Стоны раненых, крики несчастных: «Спасите!»,

Пулеметный огонь, водяные столбы

И бесстрашно снующий по Волге «Гаситель».

 

Снова в памяти скрежет паромных цепей,

Чёрный снег, укрывающий город сожжённый.

А оттуда, из недр, из заволжских степей

Всё идут и идут в Сталинград батальоны.

Катер, севший на мель, завалившийся в крен

На обломках разбитой моей переправы,

И колонны фашистов, сдающихся в плен —

Справедливый итог этой битвы кровавой.

 

Но я помню сквозь годы, сквозь грохот и дым

Все, что нам довелось испытать и отведать!

Был и страх, были боль и тоска по родным,

Но сомнения не было в нашей победе.

И когда замерзали в сырых блиндажах,

И когда мы друзей хоронили погибших,

Вместе с болью НАДЕЖДУ хранили в сердцах

И от ВЕРЫ мы были сильнее и выше...

 

И теперь мне дороже любой из наград

В сердце стук, как от долгого быстрого бега,

Радость в лицах, в глазах победивших солдат

И в проталинках первых февральского снега.

Мы с кургана взираем на волжскую даль,

На бетонную твердь и ступеньки крутые.

Снова скорбный огонь будит в душах печаль

И тревогу за судьбы Великой России.

 

Нам войною дано за Россию болеть,

И пускай размывается память годами,

Будет вечно Огонь на кургане гореть:

Всем погибшим за Родину — вечная память.

Я листаю опять сталинградский дневник,

Я иду по следам пашей доблестной Славы,

И опять, как тогда, каждый час, каждый миг

Держим мы рубежи на крутой переправе.

 

Мы потомкам своим через множество лет

Завещаем хранить, как святую молитву,

Как великий пролог всех грядущих побед

Память огненных дней — Сталинградскую битву.

Ю. Михайленко

 

23 августа

23 августа 1942 года фашистская авиация разрушила и сожгла Сталинград.

За время этой битвы погибли около 40 тысяч жителей города.

 

Лето. Август. Кипящая хлебом страда.

Город к Волге спешит с пьедестала крутого.

И бездонное небо, совсем как тогда,

Двадцать третьего августа сорок второго.

 

Стер глубокие раны с земли Сталинград,

И давно повзрослели и выросли внуки.

Но порой зазвучит колокольный набат,

Пробуждая в сердцах позабытые звуки.

 

В небесах растворится трезвоном густым...

А за городом ропот несжатой пшеницы,

И колосья шуршат желтизной, как листы,

Незабвенной истории нашей страницы.

 

Вспоминает Европа советских солдат,

Добродушных парней, их улыбки и взгляды.

А слова эти: «Гитлер капут! Сталинград!» —

Не забыли в Берлине, Варшаве, Белграде.

 

И безногий мадьяр тронет сердце рукой,

Инвалид итальянский лопатками вздрогнет:

«О, я, я! Сталинград!»— и кивнет головой.

«Не забыли?» — «Нет, нет!»— ну конечно же, помнят.

 

Я болею мечтой у музейных руин

И в ковыльной степи, словно море волнистой,

Чтоб не знали, но помнили внуки мои,

Что такое война, кто такие фашисты.

 

А над Волгой вечерней — гирлянды огней,

И бетонную гладь омывает волнами.

СТАЛИНГРАД! Это подвиг великих людей,

Наша гордость и боль, наша слава и память.

Ю. Михайленко

 

Обелиски

...Разве камни виноваты в том, что где-то под землёю

слишком долго спят солдаты?

Роберт Рождественский, Реквием.

 

Расплескалась степь донская,

словно солнечное море.

Здесь от края и до края —

степь и утренние зори.

И от Дона и до Волги

ветер травы клонит низко.

А над степью, как осколки, —

обелиски, обелиски...

 

Где теперь ряды акаций,

где зелёные газоны,

Бились насмерть сталинградцы

за овраг, за дом сожжённый.

Бились двести суток долгих

за траншеи, за окопы,

Будто нет земли за Волгой,

будто сзади только пропасть.

 

И раскалывалось небо,

и земля казалась адом.

И спалённым пахло хлебом,

и сгоревшим Сталинградом...

Время памятью застыло,

А от Волги и до Дона

Степь и братские могилы,

Да седой ковыль по склонам.

 

И шумит вокруг пшеница, —

то ли шелест, то ли слово,

То ли прячет чьи-то лица,

то ль звучат команды снова,

То ли грозною стеною

поднимаются солдаты...

Но рябят хлеба волною,

как речные перекаты,

До земли склоняясь низко,

И качают в хлебном море,

Будто бакены и створы,

Обелиски, обелиски...

Ю. Михайленко

 

Ветераны Сталинграда

Давно закончилась война

И кровь не льется на курганах,

Но давит в уши тишина

И беспокоит ветеранов.

Седой сержант преклонных лет

Рукой поглаживает знамя

И вспоминает, как в момент

Проходит жизнь перед глазами.

 

«Я помню каждый миг и час,

Смертельный вихрь огня и стали,

Как сотни, тысячи из нас

За город жизнь свою отдали.

Как злобой дикою к врагу

Мы пробуждали боль и ярость,

На правом волжском берегу

За нашу Родину сражаясь.

 

Здесь жизнь и смерть глаза в глаза

Стояли двести суток кряду

И ветки тополей срезал

Безумный смерч свинцовым градом.

Солдаты падали на снег

И рдел под ними снег как пламя,

И Волга замедляла бег,

О павших сохраняя память.

 

И тихо расползался дым

Над волжской скорбною волною.

И умирал я молодым

Во славу города-героя.

Но верил я в свою звезду

И все считал и дни, и ночи,

А все кружилось, как в аду,

И до сих пор в ушах грохочет...»

 

Ползут слезинки по щекам,

Блестят глубокие морщины.

И пьют «наркомовских сто грамм»

По старой памяти мужчины.

Ю. Михайленко

 

Солдатское поле

Стоит девчонка с васильками

У края золотых хлебов

И смотрят взрослыми глазами

На подвиг братьев и отцов.

 

Шумят хлеба в солдатском поле,

Закрыв от глаз глухие рвы,

Где сушит солнце против воли

Настил обстрелянной травы.

 

В глазах недетская усталость.

Судьбы недетская печаль…

А поле мирно расстилалось

И уносило память в даль.

 

Туда, где бушевали грозы,

Где жизнь и смерть — на волосок.

И, словно мать роняет слёзы,

Зерно роняет колосок.

А. Михайлов

 

Дети Сталинграда

Остались в памяти лишь грохот, свист и вой

Кромешного пылающего ада,

И дети, потрясённые войной,

Беспомощные дети Сталинграда.

 

И слёзы вместе с пылью на щеках,

И ранняя морщина меж бровями,

Глаза, в которых застоялся страх.

От бомб, смешавших землю с небесами.

 

Не детский взгляд, познавшего беду,

И где-то в глубине тоска по маме,

Упавшей у мальчишки на виду

С открытыми и страшными глазами.

 

Вот он ещё ребёнок по годам,

Ему бы в мяч играть и слушать сказки...

В душе его непоправимый шрам.

Остался он! Без нежности и ласки.

 

Да на войне взрослели быстро дети...

Опомнившись от шока первых дней

И не познавши детства в этом свете,

Они прощались с юностью своей.

В. Михалев

 

Цветы Волгограда

Всмотритесь

В цветы на бульваре —

Под ними

Мальчишки лежат.

Они Сталинград

Не отдали.

Поклонимся чести

Солдат.

 

И алое море

Тюльпанов,

Как россыпь

Мальчишеских грез.

Взгляните в глаза ветеранов —

В них горечь

Невысохших слез.

 

В них память,

И гордость, и сила,

И радость победы

Видна.

Цветы…

А под ними могила,

В которой

Зарыта война.

Всмотритесь

В цветы на бульваре…

В. Михалев

 

Пусть не дрогнет твоя рука!

Рвется гитлеровец на Дон,

Хочет он опрокинуть нас,

Хочет выйти на Волгу он

И на солнечный наш Кавказ.

 

Ты коли его наповал,

Ты гранатой его взрывай,

Ты минируй под ним подвал,

Как увидишь его — стреляй.

 

И в землянках, и в блиндажах

У дверей его смертью стань,

Ты топи его на морях,

Ты бомби его и тарань.

 

Чтоб ему над тобой не быть,

Ты ему беспощадно мсти,

Все, чем можно его убить,

Ты в оружие обрати!

 

Если нет у тебя клинка,

Значит, есть у тебя топор.

Пусть не дрогнет твоя рука,

Совершая над ним приговор.

 

Если был в руках молоток,

Ты ударь его молотком,

Если был под рукой кипяток,

Обвари его кипятком.

 

Если нет у тебя ничего,

Что на ворога можно поднять,

Ты руками схвати его,

Чтобы насмерть его обнять.

 

Не жалей его, не жалей,

Он сестер твоих не жалел,

Он стрелял и в моих детей,

И в твоих, и в кого хотел.

 

Не щади его, не щади —

Он твоих друзей не щадил,

Он им звезды жег на груди

И на виселицы водил.

 

Если дашь ты ему в свой дом

Хоть одною вступить ногой —

Он хозяином будет в нем

Ты же будешь его слугой.

 

Если пустишь его в свой край —

Снимет все с твоего плеча,

Заберет себе твой урожай

И сожрет его, как саранча.

 

Истребляй же его в бою,

В небе, на море, на земле,

В партизанском своем краю,

В оккупированном селе.

 

Враг хитер — будь еще хитрей,

Ты научен уже войной.

Враг силен, только ты сильней —

Ты стоишь на земле родной!

С. Михалков

 

Не быть России покоренной!

Товарищ, сядь со мною рядом,

Давай закурим по одной!

Я знаю, что под Сталинградом

Твоя семья, твой дом родной.

 

Ты помнишь, как сынишка сонный

Пришел тебя поцеловать,

Как на путях у эшелона

Стояла плачущая мать.

 

Родная, добрая, седая,

Осталась так стоять она.

И рядом с нею, молодая,

Твоя любовь — твоя жена…

 

Теперь ты пишешь ей на Волгу

И ждешь ответных писем сам.

Ждешь терпеливо, ждешь подолгу,

С врагом воюя по лесам,

В глухом краю, в краю болотном,

Переживая день за днем

Под пулеметным, минометным

И ураганным артогнем.

 

Ты здесь на фронте больше года

И ко всему привык уже.

И ты в ненастную погоду

Лежишь на дальнем рубеже.

 

Накрывшись теплой плащ-палаткой,

С соседом шутишь в час ночной:

— Ну, что же делать, раз несладко?..

Давай закурим по одной!

 

Товарищ! Помнишь, после боя

Вот так же лежа на земле,

Я разговаривал с тобою

В сожженном немцами селе.

 

И я запомнил слово в слово,

Как ты сказал в тот горький час,

Что в эти дни пути иного,

Чем путь солдата, — нет у нас!

 

Наш каждый шаг, политый кровью,

Пускай моей, пускай твоей,

Благословен святой любовью,

Слезами русских матерей…

 

Нас жег с тобой огонь пожарищ,

Дым пепелищ слепил глаза,

Но не от дыма мне, товарищ,

Зрачок туманила слеза.

 

И нам с тобой забыть едва ли,

Как на асфальте площадей

Мы жертвы с виселиц снимали

И в детских лицах узнавали

Черты своих родных детей.

 

Вот почему мы твердо знаем,

За что деремся на фронтах,

За что ночей недосыпаем

В сырых, холодных блиндажах.

 

Шагами меряем болота,

Седеем, мерзнем, устаем

И неприступные высоты

Своими жизнями берем.

 

Забудь сегодня слово «жалость»

И ненависть зажги в груди.

Враги сильны. И их осталось

Еще немало впереди.

 

Так бей врага без сожаленья,

Не пощади и не прости,

К несовершённым преступленьям

Орду убийц не допусти!

 

За год войны ожесточенной

Ты научился воевать.

Не быть России покоренной,

И Гитлеру в России не бывать!

С. Михалков

 

Последнее слово

Посвящается бессметному подвигу шестнадцати гвардейцев под Сталинградом

 

Он был еще жив,

Но губы уже почернели.

Он был еще жив,

На бурой от крови шинели.

И танки он видел,

И мертвых товарищей рядом,

И облако дыма,

Стоящее над Сталинградом.

 

Он ранен смертельно,

Уже не спасти Кочеткова.

Склонись над гвардейцем,

Услышишь последнее слово:

«Нас было шестнадцать,

Потом только пять, только трое,

Но в каждом оставшемся —

Сердце и воля героя».

 

Чадя и пылая,

Фашистские танки горели.

Три русских солдата

В бою отступать не хотели.

 

Фашистский танкист

Не знавал еще в жизни такого,

Сквозь щель смотровую

Увидев гвардейца Чиркова.

 

Он шел из окопа,

Расправив гвардейские плечи,

Гранаты за поясом —

Черному танку навстречу.

 

Он смертью себя опоясал,

Гранат не жалея,

Он лег под машину,

Но он не упал перед нею!

 

«Нас было шестнадцать…»

Погасло последнее слово.

И замерли губы

На бледном лице Кочеткова.

 

И умер шестнадцатый…

Знаменем тело прикроем.

Бессмертная слава

Шестнадцати русским героям!

С. Михалков

 

Высота 102

На высоте 102

Родина — мать стоит.

Летом вокруг трава,

В зиму здесь снег лежит.

 

К ней в дождь и в снег народ

Со всей страны идет,

Низкий поклон несет,

К ногам цветы кладет.

 

Здесь тысячи солдат

Погибли в ту войну

За славный Сталинград,

За милую страну.

 

Их вечный сон без лир

Родина — мать хранит,

А чтоб в стране был мир,

На высоте стоит.

В. Молчанов

 

* * *

Вот здесь, у Вечного огня,

И дождь, и снег, и ветры дули.

А на посту в теченье дня

Стояла юность в карауле.

 

Держали крепко автомат,

А на лице — скорбь и утрата.

И, как сегодня говорят,

О павших думали ребята.

 

С тех пор прошло уж сорок лет,

Но здесь вдвоем стоят, как прежде.

И в лицах больше скорби нет,

А взгляд — искрящийся надеждой.

 

Вот только новый автомат

Она и он сильней сжимают,

Во имя памяти солдат

Огонь добра оберегают.

 

Прохожий! Встань и помолись

За тех, кто пал, за всех живущих

И низко в пояс поклонись

За город наш и мир цветущий.

В. Молчанов

 

Городу Сталинградской битвы — имя вернуть Сталинграда!

Как раз потому, что утроба фашизменной русофобщины,

Американщины русофобской утроба, русофобской европщины,

Шлют оружие, деньги войскам со свастикой, гитлерне,

Чтобы угробить Россию на Третьей, на Мировой войне,

 

Как раз поэтому, в дни юбилея битвы имени Сталинграда

Имя вернуть Сталинграда городу этой битвы сегодня надо,

Городу Сталинградской битвы надо имя вернуть, которое —

Наша священная, неистребимая, великая наша История,

 

Где имя Сталина связано с великими бедами и победами,

Это имя — кошмар для запада с его гитлерячьми людоедами,

Которых мы разгромили победно на Великой Отечественной войне

И на Второй Мировой войне, в одиночку давая отпор гитлерне,

 

Хлынувшей из Европы, из Гитлеропы, чьё гитлерячье рыло

Заживо жгло людей, рыло Бабий Яр и варило мыло

Из человеческих трупов, это рыло в огне Сталинграда

Захлебнулось Победой нашей!.. Вернуть Сталинграду надо,

 

Городу Сталинградской битвы надо имя вернуть, которое —

Наша священная, неистребимая, великая наша История,

Сожрать её хочет утроба фашизменной русофобщины,

Американщины русофобской утроба, русофобской европщины,

 

Сегодня шлют они деньги, оружие — войскам со свастикой, гитлерне,

Чтобы угробить сегодня Россию на Третьей, на Мировой войне, —

Как раз поэтому в дни юбилея битвы имени Сталинграда

Надо имя вернуть Сталинграда этому городу!.. Надо!

 

Это имя — кошмар для запада, который — роддом гитлерья!

Надо имя вернуть Сталинграда, где сражалась Отчизна моя

В одиночку — против лавины Гитлеропы, которой надо

Истребить в России, угробить имя города Сталинграда,

 

Имя города, где в одиночку мы сломали хребет гитлерью,

Которому запад сегодня приказал истребить Россию — в бою!

Как раз поэтому в дни юбилея битвы имени Сталинграда

Надо имя вернуть Сталинграда, нашей Родине это надо,

 

Сталинграда боится утроба фашизменной русофобщины,

Американщины русофобской утроба, русофобской европщины.

Сталинград — это имя, которое вернуть Отечеству необходимо:

Сталинград — это имя города, чьё Отечество Непобедимо!

Ю. Мориц

 

Клятва

Сталинград, Сталинград полыхает огнем,

Нефтебазы горят на степной стороне.

По-над Волгой висит удушающий дым,

Это воздух горит, мы с ним вместе горим.

 

Уж оплавлен металл, в прах разрушен кирпич.

И народ наш устал, у врага — паралич.

Но деремся с фашистами мы до конца,

Не сдаемся врагу, не велят нам сердца!

 

Удивляется Кейтель: — И за что воевать?

Нет строений, лишь ветер может выть-завывать.

Это просто упрямство или их фанатизм.

За пустое пространство гибнуть… Идиотизм!

 

Не понять генералу и стоящим за ним,

Что учили нас смалу не сдаваться другим.

Потому-то им глотки мы зубами грызем,

Мы сожгли свои лодки — никуда не уйдем!

 

Пусть костями тут ляжем, пусть в огне мы сгорим,

Но орде этой вражьей Сталинград не дадим!

В. Москальчук

 

Солдатские раны

Когда по весне расцветают тюльпаны

И пламенем алым на солнце горят,

Все кажется мне, что солдатские раны

Сквозь землю опять о себе говорят,

 

Что тридцать седьмая достойно сражалась

На всех рубежах, где гремели бои,

От бомб и снарядов земля там дрожала,

Но насмерть стояли гвардейцы твои.

 

И в самые тяжкие дни Сталинграда

Ты Тракторный грудью прикрыла своей.

И самой высокой посмертной наградой

Является память о жертве твоей.

 

Мы вас не забыли, герои-гвардейцы,

И память о подвигах ваших храним,

Храним в благодарном, вас любящем сердце

И это в грядущее передадим.

 

Вас Желудев вел, и комвзводы, комбаты

В атаки вели (а числа им не счесть).

Пред вами, сержанты, медсестры, солдаты,

Торжественно мы отдаем нашу честь!

В. Муромцев

 

Две высоты

На Мамаевом мрамор омывают дожди.

Скорби озеро не мелеет.

Ты давно на Мамаевом не был?

Сходи, помолчи.

Там кричать только мертвые смеют.

 

На Мамаевом монументы и гранит,

человеческий водоворот.

Вместе с павшими память не хоронить,

а хранить Мамаев зовет.

 

А на Лысой горе от осколков пески

почернели, как мать от сыновьего лиха,

И сжимают виски болевые тиски.

Тихо-тихо…

 

Будто здесь никогда не хрипели «ура»

моряки из Одессы, пехотинцы из Тулы.

В черно-бурый бурьян скатился с бугра,

свистнул ветер полет прекращающей пулей.

 

И наткнулся на россыпь отстрелянных гильз,

жадной ржавчиной сожранных до основанья.

И затих, как убитый, прилег, где легли

Сотни Федоров, Гриш, Константинов, Иванов.

 

Штык — к штыку!

И к простреленному плечу — плечо.

Сталинград не предать, не продать, не отдать!

Их могилами стали окопы тогда,

автоматная трасса — последним лучом.

 

Вперемежку лежали, где чьи — разберись,

и дождями омыты, и солнцем отбелены

среди праха осколков и пороха гильз

ваши косточки белые-белые.

 

Их тогда под салют не пришлось хоронить,

а победа ликует тридцатый год.

 

На Мамаевом — монументы и гранит.

На Мамаевом — людоворот…

 

Я для Лысой гранита не требую, нет,

говорю, не кривя душою:

на Мамаевом павшим — всем! — монумент,

ну, а Лысая — памятник полю боя.

В. Мызиков

 

На самом краешке

Разгружались на станции энской,

В километре от передовой,

На шоссейкой и над железкой

Самолеты чужие. Вой!

 

Вновь пикируют. Поливают.

От свинца холодок в груди…

Далеко еще передовая,

А пехота — там, впереди.

 

Ей, царице полей, труднее,

Ей в атаку опять, опять.

И готовы мы перед нею

Шапку (каску!) хоть нынче снять.

 

…А потом блиндаж. Два наката.

На НП я замер почти.

Раздается голос комбата:

«Впереди никого, учти!».

 

Впереди, где кусты намокли,

Лишь враги — и любой притих.

И направлены наши бинокли

Не куда-нибудь, а на них.

 

А над Волгою в небе синем,

Тучи тянутся, как холмы,

За спиной половина России,

А на самом краешке — мы.

 

Острый ветер в лицо мне дунул,

Как спасения ждал его,

Я в масштабах страны не думал,

Я вчерашний школьник всего.

 

Вот шинельку пробитую скину:

Жарковато среди огня…

Мне Урал и Сибирь дышат в спину —

И надеются на меня.

М. Найдич

 

Солдатский сказ

Два бессмертия у Волги —

устье и исток.

Две тревоги у солдата —

Запад и Восток.

 

Две надежды у деревьев —

осень и весна.

Две заботы у солдата —

пушка и война.

 

Два проклятья у солдата —

где тепло и кров?

Два желанья у невесты —

чтобы жив-здоров.

 

Два проклятья у невесты —

почта и тоска.

Три санбата у солдата

и одна рука.

 

Горы горя у солдата:

«Будет ли верна?»

«Не нашел ли где другую?» —

думает она.

 

Встретил их цветами счастья

волжский городок.

…Два бессмертия у Волги —

устье и исток.

А. Недогонов

 

За Сталинград!

Ревели танки и рвались гранаты,

Свистели бомбы в небе голубом,

Акации кивали виновато,

И в городе горел последний дом.

 

Вели в атаку мужество и воля.

Плечом к плечу, не ведая преград,

Перенося немыслимую долю,

Отчаянно дрались за Сталинград!

 

Солдаты, офицеры, генералы!

Где вашей кровью полит каждый шаг,

Всё в пепел превращалось и сгорало,

И отступил разбитый вами враг!

 

Мы хоронили вас, забыв о боли.

И только злость сверлила нашу плоть.

Сгоревшим хлебом пахло где-то поле…

Какие силы нам давал Господь!

Л. Нелен

 

Сталинград

Тонули катера и лодки,

Горел над Волгой Сталинград.

Приказы раздирали глотки

Не ради славы и наград.

 

Свинцовый ветер рвал шинели,

Корежило в разрывах сталь,

Земля стонала от шрапнели,

Где бой смертельный нарастал.

 

Какой бывает правда горькой,

Не став еще ничьим отцом,

Лежал парнишка на пригорке

С чужим обугленным лицом.

 

В открытом люке снег искрился,

На траках запекалась кровь…

А бесконечный бой все длился,

И мерил павшими любовь.

 

Ко всей израненной Отчизне,

Что сквозь огонь пронес солдат,

Разя врага, во имя жизни,

Ведя в бессмертье Сталинград!..

 

Вновь на Мамаевом кургане

Цветам и травам не расти.

Палящий зной и ураганы

Смели живое на пути.

 

Одна полынь и та седая,

Дрожа росинками во мгле,

Ночами темными рыдала

На окровавленной земле.

Л. Нелен

 

2 февраля

Морозно, но я все-таки терплю,

Свое пальто застегиваю плотно,

Я на Кургане Памяти стою,

Февральский ветер хлестко рвет полотна.

 

Они алеют недругам назло

И нам напоминают о прошедшем,

Ведь нам, друзья, непросто повезло:

Ценой за жизнь платили сумасшедшей.

 

В какой стране так помнят феврали,

Суровые, жестокие метели,

Поля, где миллионы полегли...

А все они, бесспорно, жить хотели...

 

Мороз крепчает, все-таки терплю,

Кладу гвоздики стойкому солдату,

На светлой мысли я себя ловлю:

Спасибо февралю за эту дату.

Л. Нелен

 

Звезде Сталинграда сиять!

Все гнет наш народ лихолетье,

Как травы, что жухнут в пыли,

Мы помним ордынские плети,

Как стонут в степи ковыли,

 

Как копья летели и стрелы,

Кипела Непрядва в крови,

За запах церквей обгорелых

Сам Дмитрий Мамая громил.

 

Но время, что жжет нас и лечит,

Как волжские воды бежит.

Да, были жестокие сечи,

Но Дух россиян не изжит!

 

Как встарь под святую молитву

Князья поднимались на бой,

Отцы на великую битву

Вновь шли за рассвет голубой,

 

За женщин, детей, за отчизну,

За память бесценных побед.

И правили скорбную тризну

Не вынесшим тяжести бед.

 

Мы гнали врага до Берлина,

Пройдя этот огненный ад,

Ты стал, Сталинград, исполином,

Носителем славных наград!

 

Весною глядит виновато

Береза. Там каждую пядь

В огне отбивали солдаты,

Чтоб звездам на небе блистать!

 

Восстав из руин, стал ты краше,

А славы у нас не отнять.

Веками, как Родине нашей,

Звезде Сталинграда сиять!

Л. Нелен

 

Февраль, февраль! Лавина черных сил

Февраль, февраль! Лавина черных сил

уничтожала жадно и жестоко,

но на кургане русский водрузил

Победный флаг, что реет так высоко.

 

Февраль, февраль! Суровый ветер в грудь,

жестокий шквал огня войскам навстречу…

В чем подвига объемлющая суть,

где страх убит штыками и картечью?!

 

Февраль, февраль! Торжественный парад

к семидесятой славной годовщине,

идут тридцатьчетверки, Сталинград!

По площади чеканят шаг мужчины!

 

Февраль! Мы помним славных сыновей,

И боль за них в сердцах не стала тише.

Февраль, февраль!  Здесь слезы матерей,

И радостные возгласы мальчишек!

Л. Нелен

 

Победе под Сталинградом

Спасибо вам! Сегодня пробил час,

Сказать слова любви и восхищенья,

Любуемся сияньем ваших глаз,

Благодарим за ваше возвращенье

Из тех боев, из тех далеких лет,

Тех зим и весен, отнятых войною,

За ваш неизгладимо яркий след,

За тот салют, подаренный весною!

 

Мы верим всем, погибшим в ту войну,

И тем, кто возвратился после ада,

Застав живыми мирную весну

На площадях московских в день парада.

Мы верим им, как сыну верит мать,

Как верят женам, выжившим в блокаду,

И никому той веры не отнять

У переживших ужас канонады.

 

Ударов сердца всех не заглушить,

Не замутить все пламенные души,

Вы победили, чтобы вечно жить,

И никому той веры не разрушить!

И никому побед не зачеркнуть,

Не оболгать и не предать забвенью.

Спасибо вам за ратный трудный путь,

За мирные весенние мгновенья!

 

Сегодня ваш победный юбилей!

Для вас цветы, здоровья пожеланья,

Пусть будет жизнь немного веселей,

Ведь для другой — не будет оправданья!

Л. Нелен

 

На вершине Мамаева Кургана

Передо мной синеет океан

Небес и Волги, слившихся в безбрежье,

Как остров славы — мужества курган,

Здесь — Сталинградское правобережье.

 

На этой стороне шел страшный бой,

Здесь бились насмерть и во имя жизни,

Здесь, где стою с поникшей головой,

Гордясь своим народом и Отчизной.

 

Здесь, где был сломлен оголтелый враг,

Несущий миллионам смерть и ужас,

Струился на руинах алый флаг

Зарей победы на февральской стуже.

 

И потому запомнился навек

Горящей Волги небывалый пламень,

Здесь каждый камень мстил как человек,

И каждый человек был тверд как камень.

 

Тропой священной поднимаясь вверх,

Я каждым нервом чувствую и знаю:

Чей стон, чей крик — напоминанье тех,

Кто нес к Рейхстагу боевое знамя.

 

Передо мной синеет океан

Небес и Волги, слившихся в безбрежье,

Войны священной мужества курган —

Могилы павших на правобережье.

Л. Нелен

 

Контрнаступление под Сталинградом

Кляла войну страна не первый год,

Ее ж нещадно мучили снаряды,

И бомбы сыпал враг на мой народ,

А площадь Красная готовилась к параду,

 

И после шли войска под Сталинград,

Не многих обходила участь злая,

Но не было для тех солдат преград,

И мощь копилась, устали не зная.

 

Сраженье длилось долго на полях,

Дрались жестоко в той смертельной схватке,

Горела Волга, плавилась земля

В Россошках, в Калаче и в Песковатке…

 

Пусть молод кто-то был, а кто-то — стар,

Но, возмущенный нечистью фашистской,

Врагу нанес решительный удар

Народ великий за потери близких,

 

За разрушенья сотен городов,

За слезы и загубленные души,

И каждый был на смерть пойти готов,

Чтоб кто-то смог победный залп послушать…

 

Россия и Великий Сталинград!

Вы одержали в битве той Победу!

И в ноябре опять идет парад,

Где с внуками вперед шагают деды!

Л. Нелен

 

Город воинской славы, герой Сталинград!

Город воинской славы, герой Сталинград,

город памятников и музеев,

ты оделся опять в белоснежный наряд,

распрощавшись с мундиром осенним,

 

я бы рада забыть о минувшей войне,

о снарядах, корёживших землю,

но фамилии павших горят на стене,

у огня часовые не дремлют.

 

И куда не поеду, куда не пойду

по Гвардейской, Панфоловской, Брестской,

обелиски стоят там на каждом шагу

всем погибшим солдатам советским.

 

Запорошены снегом берёзоньки вряд,

словно люди идут поклониться,

а на плитах гранитных — фамилий парад,

и с потерями век не смириться!

 

Пусть растают снега и морозы уйдут,

и сирень зацветёт в наших скверах,

никогда не забыть Сталинградский редут,

так крепка в нас и память, и вера!

Л. Нелен

 

Песнь любви Сталинграду

Испанец, вспоминая свой Мадрид,

К тебе, о братский город, обращает

Слова любви! «Борись, столица славы,

Борись и верь… Из недр земли испанской

К тебе взывает пламенная кровь,

И вновь она отчизну защищает,

Испанию… и у стены расстрелов

Испанец знает: Сталинград живет!»

 

Во мраке тюрем сотни черных глаз

При имени твоем пронзают камни.

Да, кровь твоя и мертвые твои

Испанию повергли в гнев и трепет.

Ты, Сталинград, свою ей отдал душу,

Когда она рождала в мир героев,

Таких же смелых, как рождаешь ты!

 

Она познала горечь одиноких

Кровавых мук, испанская земля,

Как ты теперь познал их, Сталинград.

Испания ногтями разрывала

Жестокий камень… а меж тем Париж

Пышнее наряжался, чем всегда.

А Лондон?.. Лондон подстригал газоны

И украшал пруды для лебедей!

 

И ты, Россия, ты, суровый воин,

Не то же ли познала ты сейчас:

И одиночество и холод лживых,

Бездушных клятв… Терзают грудь твою

Мильоны пуль, десятки тысяч ядер.

Уже подполз фашистский скорпион

К твоим стенам, великий Сталинград,

Стремясь тебя ужалить!.. Где ж они,

Союзники твои в гигантской битве?

 

Нью-Йорк танцует; Лондон погружен

В коварное раздумье… О позор! —

Кричу я им. — Мое не может сердце,

Не может наше сердце, нет, не может

В том мире жить, что смотрит так спокойно

На гибель лучших сыновей своих!

Ужель вы их покинете в борьбе?

Одумайтесь! Погибнете вы сами!

Мы ждем ответа!.. Что ж молчите вы?

 

Иль надо вам, чтоб на Восточном фронте

Горой вздымались трупы, заполняя

Все ваше небо? Но тогда в наследство

Достанется вам ад!.. Иль вы хотите

Загнать в могилу жизнь?.. Стереть улыбку

С лица людей вонючей грязью, кровью

Жестоких мук? Мы говорим: «Довольно!

Устали мы от ваших дел ничтожных,

Устали мы от ваших встреч осенних,

Где вечно председательствует зонтик,

Хоть спит в гробу зловещий Чемберлен!»

 

Второго фронта нет!.. Но, Сталинград,

Ты устоишь, хотя бы день и ночь

Тебя огнем пытали и железом!

Да! Смерть сама бессильна пред тобой!

Они бессмертны, сыновья твои…

Истомлены борьбой, в кровавых ранах.

Они и в смерти даже защищают

Твою победу, город вечной славы!

Другие руки, алые, как ты,

Их гордый прах любовно соберут

И прахом тем засеют после землю,

Чтобы из семян твоих, о Сталинград,

Взошел посев прекрасной; новой жизни!

Пабло Неруда (Пер. Ф. Кельина)

 

Сталинград

(Из поэмы «Ради жизни на земле»)

 

Сталинград!.. Как взрыв снаряда,

Как с небес свинцовый град,

Дни и ночи канонада!..

Божья кара и награда

Для России — Сталинград…

 

Ох, и слово, ох и сила,

Ох, и битва, ох и враг!..

Ходуном земля ходила,

Страшно вспомнить всё, что было, —

Забывать нельзя никак!

 

Позабудешь — значит снова

Будешь носом землю рыть,

А враги всегда готовы

Всё сначала повторить.

 

Нет уж, помним всё до точки,

Час за часом, день за днём,

Сталинградские денёчки —

Вечным в памяти огнём!..

 

Темной силою нечистой,

С мерзкой свастикой в руке,

Всё рвались, рвались фашисты

К Волге-матушке реке.

 

Вот она, река-речища,

Будет ноги мыть врагам,

И кровавые ручищи

Потянулись к берегам…

 

Город с флангов окружали,

И по центру нас прижали,

И долбили, как могли,

Загоняли в плоть земли.

 

Озверели эти фрицы,

Бомб, снарядов — тыщи тонн!..

Людям некуда укрыться,

Всюду боль, и плач, и стон,

Всюду смерть с косою мчится,

Сущий ад со всех сторон.

 

Как траву, людей косили,

Женщин танками месили,

И детей, и стариков, —

Ты, мол, раб, спеши смириться,

Нету силы против фрицев

У Иванов-дураков!..

 

Только Фюрер просчитался,

Просчитался этот гад,

Бой — он только начинался,

Бой за город Сталинград!..

 

Вечный бой добра и света,

Против зла и вечной тьмы,

И страшнее битвы нету,

И дрожала вся Планета,

И об этом помним мы…

 

И на части сердце рвётся,

И в душе сплошной надрыв…

Видно, сделать нам придётся

Ненадолго перерыв.

А иначе мысль порвётся,

А иначе мир взорвётся

От проклятой немчуры!..

 

Ты прости меня, читатель,

Перерыв совсем некстати,

Я согласен. Но прости —

Надо дух перевести…

М. Ножкин

 

* * *

Родимый край — неведомое поле,

Полынный дух, как дымный порох, яр,

В рассветных росах зреющий пожар,

Вот-вот готовый вырваться на волю.

 

И ржавь войны, как сыпь, до окоема...

Но свист разбойный резал нервный сон,

И шли мы вновь за «третий горизонт»,

Назло запретам дальше шли от дома.

 

И под лопатой пласт звенел от пуль,

Мы не искали тайных ханских кладов,

Нам жгли ладони ружья без прикладов,

И нам гранаты учащали пульс.

 

На дне полузаросшего окопа

Хранили мы наш неделимый клад,

Чтоб завтра в диких зарослях укропа

В атаке вскинуть ржавый автомат.

 

Чтобы пробиться сквозь заслон овражный,

Рывком себя метнуть в ветроворот...

Чтоб в миг любой и год любой — вот так же

Уметь увлечь за Родину вперед.

В. Овчинцев

 

Баллада о «Доме Павлова»

Оставьте этот дом, каков он есть,

Каким из боя вышел.

Стальные балки скручены, как жесть,

А небо служит крышей.

 

Огнем фугасок обожжен кирпич,

Как никогда его не обжигали.

И словно шепот слышится:

— Терпи,

Терпи, браток, еще не то видали!.. —

 

В проломах стен, среди пустых глазниц

Взрывной волною вышибленных окон,

Солдат, убитый здесь, не падал ниц, —

Подняв гранату, опершись на локоть,

 

Средь изверженья стали и огня,

Бессчетной пулей мечен-перемечен,

Он бил врага:

— Врешь, не возьмешь меня!

Я — вновь живой.

Я — русской силой вечен... —

 

Он, сам себе служивший образном,

В таком бою, в таком изнеможенье,

Отсюда весь увидел окоем

И всей России ратное движенье.

 

Солдат Чуйкова — он придет сюда,

Он сына приведет и внука,

Он — после вновь воздвигший города,

Где прежде были пепел и разруха.

 

Он должен, завещая жизнь и честь,

Все очаги сложив под новой крышей,

Оставить детям этот дом как есть,

Каким он вместе с ним из боя вышел.

П. Ойфа

 

Ты нас учи…

Нужна нам впечатлений сильных встряска,

Чтобы на нас обрушились, как гром.

…А тут всего лишь детская коляска

И женщина.

В году сорок втором.

 

Как думаешь, солдату Сталинграда

В грядущем виделись ребенок, мать…

Он вдаль смотрел, не отводил он взгляда

И потому был жизнь готов отдать,

 

Что знал, что это будет, видел, верил:

И день, и мир, и сквер, ребенок спит…

Мечту свою виденьем этим мерил.

…А нас такое разве ослепит?

 

Нам все подай заметно небывалым

И крупным. Чтоб в глазах вся ширь громад.

А он? Он видел все: большое в малом.

…Ты нас учи, всю жизнь учи, солдат!

Ю. Окунев

 

В Сибири

Меня позвал к себе мой друг-читатель,

Он воин-сталинградец. Инвалид…

…Смогу иль не смогу о том солдате

Так рассказать, как совесть мне велит?

 

Не отвожу глаза от глаз тюменца:

— Вот побывать в Сибири довелось…

О нас двоих я размышляю сердцем —

Он — сибиряк, а я в Сибири — гость.

 

Мы с ним друзья. Но вывод беспощаден.

Перед самим собой вилять нельзя:

Хоть я давно прописан в Сталинграде,

Но сталинградец больше он, чем я!..

Ю. Окунев

 

Вновь смотрю фильм «Они сражались за родину»

I

Горечи цвет, запахи пыли,

Но почему нас не давит печаль?

Вот и за Дон перешли, отступили.

Что впереди? Неизвестная даль?

 

Очень известная! Хоть отступают,

В зрительном зале бывалый солдат

Смотрит из нашего времени, знает,

Что приближается он — Сталинград!

 

Эта дорога в мареве пыльном,

Хоть и тяжка, но уже не страшна…

Самый трагический миг в этом фильме —

Тот, что за кадром: смерть Шукшина…

 

II

Рядовой Сталинградского фронта Василий Шукшин…

Он держал оборону на подступах к Сталинграду…

Слышу голос:

— Товарищ поэт, подожди, не спеши,

Тут не надо выдумывать,

лишних эмоций не надо.

 

Не Шукшин, а Лопахин.

Условность искусства. Кино.

И погиб не от пули.

С каждым может такое случиться.

Ах, любители точностей,

вам ничего не дано,

Кроме факта.

Поэзия правды для вас небылица.

 

А она-то реальностей ваших сильней и точней,

Рядом с ней доказательства ваши —

вранье, буквоедство.

Вот в чем высшая точность:

вся тяжесть далеких тех дней

Навалилась махиной на честное русское сердце.

 

И последние кадры: Шукшин.

Он в шеренге бойцов.

Этот миг фронтовою, единственной меркою мерьте:

Пропыленный насквозь,

с изможденным и грустным лицом.

Ну какая тут съемка,

когда нет и часа до смерти

 

Вот тебе и кино!

Орудийный чуть слышится гром.

Он лежит на траве.

И никто уже слезы не прячет.

И сомнения нет: это именно в сорок втором

Пал в сраженье солдат.

Только так.

Только так. Не иначе.

 

Это так для меня. Не могло по-иному случиться.

И мне видится вот что: во времени несокрушим,

На Мамаевом

рядом с Михаилом Кульчицким

Сибиряк, но теперь сталинградец:

Василий Шукшин.

Ю. Окунев

 

* * *

Отвести я не в силах от юности взгляда,

Не могу вспоминать, лишь на сердце тая…

Вот идем мы по утреннему Сталинграду

Комсомольцы:

Луконин, Отрада и я…

 

Довоенных, далеких годов сталинградцы,

Мы задиристы с виду, наивно лихи…

Мы идем на Московскую, восемнадцать,

В «Сталинградскую правду» несем мы стихи.

 

Сталинградские неизгладимые даты,

Сталинградский характер,

сталинградский рубеж,

Сталинградские вечно живые солдаты,

Сталинградские зори всемирных надежд.

 

И курганы и памятники вековые,

Нет бессмертью пределов,

 нет дорогам концов.

Волгоградские школьники-часовые

Не забудут своих сталинградцев-отцов.

Ю. Окунев

 

Дороги поэта

Волга жизни…

Как ты неспокойна у стен Волгограда.

Здесь поэзия с самого детства

Готовилась ринуться в бой.

 

Ах, друзья мои —

Миша Луконин и Коля Отрада,

Как вы жадно кроили планету,

деля меж собой:

— Ты пиши, мол, про то,

а я буду вот только про это…

— Мой Мичуринск и Алма-Ата…

ты про них не пиши…

Всё во власти поэзии —

Будешь начальник рассвета!

Бесконечны владения

юной, наивной души.

Смотрит Коля Отрада,

Как в солнце купается птица,

 

Говорит:

— Это чувство полёта

и мне испытать довелось…

В первый раз напечататься —

это же снова родиться!

Где заманчивей крылья,

чем пара газетных полос?

 

Говорит:

— Город мой!

Над восторгом моим не злорадствуй!

Я в долгу пред тобою,

стихом не освоенный край…

 

Так просторы земли всей,

как собственное богатство,

Обнимал,

умирая на финском снегу, Николай…

 

Льдом сковать мою память

пытаются зимы упрямо,

Но трагедии след

Ни одна из них не замела…

Здесь в огне Сталинградском

погибла Луконина мама.

И моя, спотыкаясь о трупы,

сквозь город под бомбами шла.

В Волгоград к нам туристы

со всего собираются света.

Подойдут к обелиску

И смотрят на Вечный огонь…

 

…А соседи мои,

Что из третьего дома Советов,

На балконах повешены были.

Чуть память затронь,

Сразу больно,

и критик за стих невесёлый

Мне, наверно, задаст.

Не боюсь его грозных тирад.

Я стою на том месте,

Где когда-то была моя школа.

Долго, долго молчу,

Понимает меня Волгоград.

Ю. Окунев

 

Я убит под Россошкой

Я убит под Россошкой,

Но не помню сейчас

Под Большой или Малой

Это было в тот раз...

 

Грохот дальних разрывов,

Близко— море огня,

Танки справа и слева

Обступают меня.

 

Я— сержант помкомвзвода

По учёту потерь.

Обо мне, об убитом,

Кто расскажет теперь?

 

Я держался всех дольше,

Пулемёт не смолкал,

Друг за другом погибли

Все, которых я знал...

 

Я убит. Разве честно?

Немцев много. А нас...

До войны (вспомнил детство)

Не набрался б и класс.

 

Мы не все научились

Даже бороды брить,

А теперь нас, убитых,

Кто же будет любить?

 

Я убит. Только б наши

Поскорее пришли,

И суровую правду

До родных донесли.

 

Чтоб не ждали напрасно

Много дней и ночей,

Чтобы стало им ясно —

Я себя не жалел.

 

Защищая страну,

Мы полками легли,

И поротно, повзводно

Мы беду отвели.

 

Я убит под Россошкой,

Всё равно под какой,

Под Большой или Малой

Я засыпан землёй...

 

И никто не приедет,

И никто не придёт,

Видно, та похоронка

Всё никак не дойдёт...

Г. Орешкина

 

Сталинград

Открытые степному ветру,

Дома разбитые стоят.

На шестьдесят два километра

В длину раскинут Сталинград.

 

Как будто он по Волге синей

В цепь развернулся, принял бой,

Встал фронтом поперек России —

И всю ее прикрыл собой.

 

Прикрыл ее леса и реки,

Долины, села, города

И всё, чем Русь была вовеки

Сильна, прославлена, горда,

 

И этот день в слепящих бликах

Металла, солнца и воды,

В размахе замыслов великих

Начавший мирные труды.

 

От шлюзов нового канала

До гидростроя у Рынка,

И на степных заволжских палах,

Прохладу первого леска.

С. Орлов

 

Курган-герой

Я слышал, что курган Мамаев

В бетон и мрамор одевают.

 

Ревут бульдозеры и скреперы

Над зимней Волгою с утра.

Сшивается стальными скрепами

Сегодня наше и вчера.

 

Так, значит, верно, в самом деле

Прошло с той битвы двадцать лет,

Когда в солдатские шинели

И в ватники он был одет.

 

Когда сто дней катились волны

Свинца и пламени над ним,

А он стоял сто дней у Волги,

Прикрытый мужеством одним.

 

И пусть оно предстанет в мраморе,

Пока еще тревожен век.

Над ним всегда в дыму и пламени

Лететь на землю будет снег.

 

И из траншей неперекопанных

Вставать солдаты будут в рост

Над Азией и над Европою,

Ушанками касаясь звезд.

С. Орлов

 

Счастье Победы

Еще стволы орудий горячи.

Еще от дыма в горле горьковато,

На пунктах первой помощи врачи

Еще не сняли белые халаты.

 

Еще минеры бродят здесь и там,

Еще ведут колонны пленных фрицев,

Еще за беглым немцем по пятам

Пошли бойцы и — фрицу не укрыться.

 

Но от снегов до синей вышины,

Где солнце зимним блеском рассверкалось,

Повсюду власть великой тишины.

Мы от нее уже отвыкли малость.

 

В землянках теплых бреется народ,

И повара зовут бойцов к обеду.

И в блиндаже гармоника поет.

Победа! Да, товарищи, — победа!

 

Она за все вознаградила нас,

И есть ли в мире высшая награда?

За все, за все, за самый трудный час —

Тот грозный час в подвалах Сталинграда.

 

За то, что мерзли на снегу в мороз,

За дорогие свежие могилы,

За горечь тех мужских, суровых слез,

За все победа нас вознаградила.

 

Нам ветер песню радости поет,

Нам ярче солнце светит в снежном море.

Сегодня счастлив будет даже тот,

В чьем сердце много, очень много горя.

 

Сегодня сердце радостью кипит.

Сегодня славит родина героя.

И из Кремля нас вождь благодарит,

Своих суровых тружеников боя.

 

Когда и где, в истории какой,

Каких народов и какой державы

Гремел такой кровопролитный бой

И кончен был такой победной славой?

 

Такого в мире не было вовек!

Такое смог, в морозы и метели,

Боец-солдат, советский человек,

В простой, прожженной у костров шинели…

Б. Палийчук

 

Сталинградская Победа

…Ты помнишь эту ночь, когда пожар пылал,

И небо высилось чудовищно багрово,

И жар пахнул в лицо, и рядом друг упал,

И рвался детский плач из дымного покрова.

 

Ложился взрыв на взрыв, и падал дом на дом

С протяжным, каменным, нечеловечьим стоном.

Казалось, камень умирал с трудом,

Ложась на площадь телом многотонным.

 

А враг плотней сжимал свое кольцо,

Крестом чернел, висел над Сталинградом.

И прямо нам в небритое лицо

Глядела смерть стеклянным цепким взглядом.

 

Ты помнишь, как дрались твои друзья

В жару июля с пересохшей глоткой,

Как дым бомбежек разъедал глаза,

Как вытирали пот и кровь пилоткой?

 

Ты помнишь, как сдружились мы в боях,

Из Волги воду с черной нефтью пили,

И как тошнило в темных погребах

От пороха, от крови и от пыли?

И Контрнаступленья грозный час,

Когда пришла нам с севера подмога?

Нам жали руки, обнимали нас,

И вот она — победная дорога.

 

Скелеты зданий требуют суда,

И кличут к мести братские могилы.

Умри, орда, пришедшая сюда,

Умри у ног суровой нашей силы.

В грядущем еще битва не одна.

А там: победа — лучшая награда.

Но здесь была Отчизна спасена,

Вот здесь, на черных глыбах Сталинграда.

Б. Палийчук

 

Сталинградский утёс

Есть на Волге утёс, он бронёю оброс,

Что из нашей отваги куётся.

В мире нет никого, кто не знал бы его,

Он у нас Сталинградом зовётся!

 

Там снаряды гремят, там пожары дымят,

Волга-матушка вся потемнела.

Но стоит Сталинград, и герои стоят

За великое правое дело!

 

Сколько лет ни пройдет, не забудет народ,

Как на Волге мы кровь проливали,

Как десятки ночей не смыкали очей,

Но врагу Сталинград не отдали.

 

Эх ты, Волга-река, — широка, глубока —

Ты видала сражений немало,

Но такой лютый бой ты, родная, впервой

На своих берегах увидала.

 

Мы покончим с врагом, мы к победе придем,

Солнце празднично нам улыбнется.

Мы на празднике том об утёсе споем,

Что стальным Сталинградом зовётся.

Б. Палийчук

 

* * *

На бульваре пыльном в Сталинграде

Девушка-зенитчица лежит.

Перерыв случился в канонаде,

И девчонка сладко-сладко спит.

 

Примостилась в холодке у стенки,

Прилегла, уснула на часок.

У нее на согнутой коленке —

Бережно заштопанный чулок.

 

Шелестели мины, грохотали,

Но, привычке девичьей верна,

При коптилке где-нибудь в подвале

Тот чулок заштопала она.

 

Может быть, ей в этой мгле суровой,

В том дыму, что горек и тяжел,

Улыбнулся парень чернобровый,

Только улыбнулся и ушел.

 

Ничего — ни встречи, ни беседы,

Паренек ушел в огонь и дым…

Спи, невеста!.. Может, День Победы

Ты на счастье встретишь вместе с ним!

 

И еще в какой-нибудь усадьбе,

Где высокий тополь у ворот,

Чарка на веселой нашей свадьбе,

Может быть, и мне перепадет!

Б. Палийчук

 

Мамаев курган

Нет, нами ничто не забыто.

И память, как чуткий экран:

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

Со скорбью вхожу не впервые

На эту вершину борьбы,

Святую вершину России,

Вершину народной судьбы.

 

На Волге, Днепре и на Каме

Нас много пускается в путь

На эти священные камни

Своими глазами взглянуть.

 

Деревня идет и столица,

Детишки идут, старики

Всем тем до земли поклониться,

Кто спит у великой реки.

 

Утрата, любовь и молитва

К священным идут берегам.

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

В суровых боях в Подмосковье

Сумели врага потеснить.

На Волге решается кровью:

Отечеству быть иль не быть?

 

«За жизнь!» — восклицает Верховный.

«За жизнь!» — повторяет Чуйков.

«За жизнь!» —

Из Сибири огромной

Сгущается ярость полков.

 

И гневом кипят перелески,

И сердце исходит тоской,

И в сечу бросается Невский,

И рубится Дмитрий Донской.

 

Нет места пустым разговорам,

Пути к отступлению нет.

Идет по окопам Суворов,

Кутузов сзывает совет.

 

Дом Павлова, яростно-меткий,

У смерти на самом краю.

Сошлись все потомки и предки

За русскую землю свою.

 

За боли за все и обиды

На верную гибель врагам

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

Глаза на минутку прикрою,

И сразу представится мне

Земля, обагренная кровью,

И небо в кровавом огне.

 

О место великой утраты!

Я вижу, в жестоком бою

Как падают наши солдаты

На жаркую землю свою.

 

Померкло за тучами солнце,

И враг наползает опять.

И сил у солдат остается

Лишь только упасть и не встать.

 

Но Волга под грохот орудий,

Смягчая пылающий ад,

С великою нежностью студит

Горячие раны солдат.

 

И Родина — матерь святая

С извечною болью своей,

Карающий меч подымая,

Зовет за собой сыновей.

 

И, слыша призывное слово

В биении грозных минут,

Они поднимаются снова

И снова в атаку идут.

 

И клятва звучит, как молитва.

И пуще огня ураган.

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

И самые дальние версты

Сливаются в этот маршрут.

Сменяются зимы и весны,

А люди идут и идут.

 

За ними Урала березы,

За ними рязанская рожь,

За ними народные слезы,

Которых с души не сотрешь.

 

И каждый клянется заране:

За тех, кто не выжил, — дожить.

И Вечный огонь на кургане

Не в силах тех слез осушить.

 

Вон губы кусает девчонка,

Вон плачет старушка — взгляни!

Пройду потихоньку сторонкой,

Пусть вместе поплачут они.

 

Пусть плачут светло и открыто,

Коль, в сердце подняв ураган,

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

 

Стою на кургане и вижу

Бегущий троллейбус внизу,

Какую-то старую крышу

И землю, пожалуй что, всю.

 

Ее океаны и горы,

Ее стариков и детей.

Я вижу вражду и раздоры

Стремящихся к счастью людей.

 

И странно, на этой планете,

Где властвуют разум и честь,

Живые носители смерти,

К несчастию, были и есть.

 

А те сумасшедшие годы,

А те перебитые дни,

А те роковые исходы —

Неужто забыты они?

 

Но нами ничто не забыто,

И память о том дорога.

Гремит Сталинградская битва,

Пылает Мамаев курган.

Н. Палькин

 

Огонь Сталинграда

В раскалённой ночи Сталинграда

Занимается пыльный рассвет...

Новый день бесконечного ада

Обезумевших огненных лет.

 

Поле тлеет неубранным хлебом:

Не для жизни — для смерти страда!

В горькой копоти скрытое небо

И горящая в Волге вода...

 

Солнце рдеет кровавым разрезом —

Его жар переплавить готов

Плоть врага и чужое железо

В частокол деревянных крестов.

 

Нас в окопе осталось лишь двое.

И винтовка — одна на двоих.

Тишина в ожидании боя...

И надежда остаться в живых...

 

Впрочем, жизнь ведь дается однажды

В долг, который придётся платить.

Всем платить... И сегодня не важно,

Что так истово хочется жить!

 

Ты не дрогнешь, дружище, я знаю...

Мы же вместе — и, значит, вдвойне

Пусть боятся все те, что шагают

Убивать нас на этой войне!

 

Мы с тобою сегодня готовы

Дать врагу беспощадный урок:

Пусть их матери, дети и вдовы

Проклинают «поход на Восток»!

 

Целься лучше — ты видишь, уж близко

Чёрнокрестная пришлая рать...

Я хочу, чтобы каждый твой выстрел

Одного заставлял умирать!

 

Пусть идут — не помогут уловки

Против пули!.. Ну что же ты, друг?!.

Не молчи!!! ...Принимаю винтовку

Из вцепившихся намертво рук...

 

Два патрона — две жизни... С врагами

Рассчитаться удастся вполне:

Я прикладом, штыком и зубами

Буду брать с них по высшей цене!..

 

День — из тысяч... И вспомнит ли кто-то,

Как в царицынских пыльных степях

Полегла наша сборная рота

В безымянных, но жарких боях?..

 

Но я верю, что мы не напрасно

В эту землю навечно легли:

День придет — и увидит стяг красный

Над собой побеждённый Берлин!

Р. Панюшин

 

Сталинград

Как прежде падали снаряды.

Загадочный, как в дальнем плаваньи,

Тревожный воздух Сталинграда

Качался в штукатурном саване.

 

Земля гудела как молебен

Об отвращеньи бомбы воющей

Кадильницею дым и щебень

Выбрасывая из побоища.

 

Когда сквозь эти клубы дыма

Он под огнем своих проведывал,

Привычностью необъяснимой

Вид города его преследовал.

 

Где мог он видеть до бомбежек

Дома и улицы с проломами?

Столы и статуи без ножек

Казались старыми знакомыми.

 

Что означала в этой яме

Четырехпалая отметина?

Кого напоминало пламя

И выломанные паркетины?

 

И вдруг он вспомнил детство, детство,

И монастырь, и ад, и грешников,

И с общиною по соседству

Свист соловьев и пересмешников.

 

Он мать сжимал рукой сыновней

И от копья архистратига ли

Или от света из часовни

В такие ямы черти прыгали.

 

И мальчик облекался в латы

И, мысленно за правду ратуя,

Свергал сквозь землю супостата

С такой же свастикой хвостатою.

 

А рядом в конном поединке

Сиял над змеем лик Георгия,

И на пруду цвели кувшинки,

И птиц безумствовали оргии.

 

И родина, как голос пущи,

Как зов в лесу и грохот отзыва,

Манила музыкой зовущей

И пахла почкою березовой.

 

Дивизиею в Сталинграде

Моря испиты, горы сдвинуты.

И вот великий город сзади.

Их силы под Орел закинуты.

 

Но он остался колыбелью

Их гордости, ее источником,

И Волга снилась в каждом деле

Мечтателям и полуночникам.

 

Когда комдив упал в бурьяне,

Все, что от жизни и беспечности

Еще могло хранить сознанье,

Вернулось в город русской вечности.

 

Он знал, что это смерть по ходу

Вещей предсмертному какому-то,

Он звал родных и видел воду

Сентябрьского речного омута.

 

Он вновь на знаменитом фронте,

Где ангелы и отошедшие

Сражаются на горизонте

Над продолжающейся сечею.

 

Он отдал жизнь отчизны ради,

За родину, свою печальницу.

Он не умрет. Он в Сталинграде,

Бессмертья славной усыпальнице.

Б. Пастернак

 

Журавли

Мы залегли в бурьяне и в пыли.

Замолкла к ночи канонада.

И только пролетают журавли,

Курлыча грустно, к Сталинграду.

 

Расстроенный гортанный голос птиц,

Нет-нет и затрубит вожак их.

Летят они вдоль Млечного Пути

Туда, за море, в край свой жаркий…

 

О журавли! Далек, далек ваш путь…

Пусть мне под утро — снова к бою,

Но жалко вас: вам негде отдохнуть

В полях, повыжженных войною.

 

Рокочет где-то самолет вдали.

Рокочет наш. Знаком по звуку.

Вы можете спокойно, журавли,

Лететь под ним, даю поруку.

 

До скорого свиданья, журавли,

Лететь вам далеко-далече!

Весною на полях моей земли

У нас иная будет встреча.

 

Пока же — равнодушный Млечный Путь

И звезд холодных мириады,

Тоска, что до утра не даст уснуть,

И зарево над Сталинградом…

Хузангай Педер

 

Командиры и рядовые

Командиры и рядовые,

Как и прежде, вы встали в строй.

Рядом — павшие и живые,

Будто только что кончен бой.

Снова порохом пахнет дата —

Вам сейчас сорок третий год

За победу под Сталинградом

Фронтовые сто грамм нальет.

 

Человеческий век недолог,

И прошло уж семьдесят лет,

Только память — острый осколок —

Оставляет на сердце след,

Будто снова необходимо

Заслонить Россию собой.

Даже снег снова пахнет дымом —

Будто только что кончен бой.

 

Рядовые и офицеры,

Вы наденьте свои ордена.

До сих пор не остыла, наверно,

В ваших душах та тишина.

Тишина — как внезапная вспышка,

Тишина — как выстрел в упор.

Хоть все сроки памяти вышли,

Только помнится до сих пор:

 

Сталинград почерневший, спаленный,

Сталинград, не склонивший колен,

И вдоль улиц его — колонны

Побежденных, сдавшихся в плен.

В горле горечью — боль о павших,

На груди — огоньки наград,

А у стен — боец, написавший:

«Мы отстроим тебя, Сталинград!»

 

Генералы и рядовые,

Честь и слава земли родной!

Всем вам званье — «Солдат России» —

Не напрасно судьбой дано.

Вам и ныне есть чем гордиться,

Ведь История твердой рукой

Записала в свои страницы

Сталинград золотой строкой.

 

Как великий подвиг народа

Сквозь единую цепь времен

Ваши дети и внуки сквозь годы

Пронесут сталинградский огонь.

Нет, не прячьте слезы, не надо,

Только ярче от них ордена.

За Победу под Сталинградом —

Фронтовые сто грамм — до дна!

А. Петрушевич

 

Комсомольский сквер

В нашем сквере братская могила,

Воздух знойной тишью напоен.

Ты невольно голову склонила.

У гранитных каменных знамен.

 

Здесь визжали мины и снаряды,

Танк в дыму ворочался литой,

Здесь погибли русские солдаты

И лежат под бронзовой плитой.

 

Им не видеть больше солнца мая,

Трав не мять, не петь в родном краю.

Нам они отдали, умирая,

Всю любовь и молодость свою.

 

Нам они отдали зори эти,

Эту землю, эту синь и тишь

Не бросай мечты свои на ветер,

А не то погибших оскорбишь.

О. Плебейский

 

«В последний час!»

…Все начиналось с паузы в эфире,

С шипящей паузы тарелки на стене.

Казалось: все живое затаилось в мире,

Иль так по малолетству чудилося мне?

 

Ах этот черный, дребезжащий круг.

Поры военной болевой магнит,

Но тайно теплилось в душе, а вдруг

Он про успехи на фронтах заговорит

 

«В последний час!» — мороз пошел по коже,

Остановилась бабушка в дверях,

Застыла мама, замерли мы тоже —

И черной вести ожидание в глазах.

 

«В последний час!» — и голос Левитана

Напрягся до предела, как струна.

«В последний час! Разгром под Сталинградом!».

Передохни, поплачь, великая страна.

 

«В последний час! Победа в Сталинграде!»

Разбит фашист и выгнан на мороз.

На свете нет дороже нам награды

И за молитвы наши, и за море слез.

Е. Плужник

 

* * *

Да разве вправе позабыть мы

Войной сожжённый Сталинград,

Кровь предков, раны страшной битвы,

Погибших в тех боях солдат.

 

Мелькнут года, пройдут столетья,

Земля омоется дождём,

Но мы, великой Волги дети

Не позабудем ни о чём —

 

Ни дней великого сраженья,

Ни клич отцов, что к славе шли:

«За Волгой нет для нас спасенья

И нет за Волгою земли».

В. Попов

 

У Чаши скорби

У Чаши скорби на Кургане,

Где песня, будто сердца крик,

Стоит в предутреннем тумане

Седой в медалях фронтовик.

 

Вокруг туристов рой проходит,

Многоязычие пестрит,

А он стоит и не уходит,

И отрешённо вдаль глядит.

 

И видится в туманной дали

Войной сожжённый Сталинград.

Вот здесь тогда ему вручали

Впервые в руки автомат.

 

Земля горела и стонала,

Зениток вой и едкий смрад —

Тогда их Родина послала

На бой за город Сталинград.

 

Он видел, как рванув рубаху,

Участник множества атак,

Огнём объятый Паникаха,

С гранатой бросился на танк.

 

Не довелось вернуться многим —

Здесь смертью храбрых полегли...

И вот опять пути дороги

Его к Кургану привели.

 

Нет! Не забыть нам ту годину,

Горючих слёз солдатских вдов —

Они в поток слились единый,

Наполнив Чашу до краёв.

 

Здесь всё: и боль, и гордость наши

Одеты в камень и цемент,

А он стоит, скорбя, у Чаши —

Живой в сединах монумент.

 

Стоит, боясь пошевельнуться,

Монету крепко, сжав в руке...

Скатилась память о минувшем

Слезой солдатской по щеке.

 

Шумят ветра — войны утрата,

Погибших охраняя прах.

Здесь подвиг русского солдата

Хранят живущие в сердцах.

В. Попов

 

Сквозь годы

Февраль в том сорок третьем был неистов,

Но кончен бой на волжском берегу.

Там медсестра, а может быть связистка

Танцует в окровавленном снегу.

 

Она кружит ликуя, а не плача,

Хоть далеко еще берлинский бой.

Ведь что там, это все-таки удача

Из мясорубки выпорхнуть живой.

 

Последний залп царапин не оставил,

Победный бой на Волге позади.

А жаль, что на пути к посмертной славе

Друзей даже останков не найти.

 

Светило ярко солнце юбилеев,

Курган Мамаев в мрамор нарядя,

Мать — Родина гвоздиками алея,

Меч подняла, храня своих трудяг.

 

Сквозь годы шли колонны ветеранов,

Сверкая орденами на груди…

Редели их ряды, и ныли раны,

Но танец из сердец не уходил.

 

На костылях кружились кавалеры,

Хоть тихо кровь сочилась из-под плит,

Гордились прошлым с радостью и верой,

Пока был свет надежды не убит.

 

Пусть рядом с героиней битвы давней

В очередях приплясывает смерть…

Ты только, сталинградочка, не сдайся

И бодро продолжай на все смотреть.

 

И пусть спасти страну не хватит силы,

Обиды боль, как взрыв, бросает вспять,

Не будет залпов на краю могилы,

Но сталинградцев просто так не взять.

 

Они опять наденут все награды,

В застолье вспомнят павших имена,

И пусть в бокалах заискрится радость,

А в сердце вера: кончится война.

Т. Попова

 

Пуля

Ивану Падерину

 

Она вонзилась в Сталинград...

А отыскалась в Волгограде —

на том кургане, где лежат

в посмертном воинском параде

защитники живых...

Зачем мне этот груз военной яви?

 

Окатыш пули глух и нем,

коричнев и шершав от ржави.

Но так же хищно острие

и так же в тело впиться радо.

И пули свист и лёт ее

дофантазировать не надо.

 

Всех пуль считать — не сосчитать,

всех павших славить — не прославить.

Спешу спиною к Волге встать,

себя на месте тех представить,

чтобы война, что не смогла

землею стать, — куском металла

до самой смерти руку жгла

и в памяти доистлевала.

А. Преловский

 

Сталинград

Сталинград — наша гордая слава,

Боевой наш товарищ и брат,

Поклялися родные заставы

На тебя походить, Сталинград.

 

На тебя походить, где долинный,

Где степной древнерусский простор,

Здесь поднялся наш эпос былинный

Выше частых лесов, выше гор.

 

Вот он, вечный, великий, изустный,

Над грозой распростертый в дыму,

Песней доблести воинской, русской,

Гимном мужеству твоему.

 

Выше частых лесов он дремучих,

Громче шага гвардейских полков,

Выше скал, поднимающих тучи,

Выше синей гряды облаков!

 

Этой битвой по праву и долгу

Не года открывать, а века!

Над тобою бессмертие, Волга,

Знаменитая наша река.

 

Рядом солнце багровой звездою,

Не узнать, где восход, где закат!

Рядом бьется с поганой ордою

Молодой богатырь Сталинград!

 

Здесь простертые в дыме и сини,

Разделенные грозной чертой,

Красный стяг над полками России,

Черный флаг над поганой ордой!

 

Сталинград, наша гордая слава,

Величава она, велика,

Этой битвой по долгу и праву

Не года открывать, а века!

А. Прокофьев

 

Сталинград, Сталинград

Исполинский народ говорил тут с врагами,

Рвался тот исступленно, бушевал динамит.

Сталинградское солнце встает над полками,

Сталинградская буря нещадно громит.

 

Сталинград, Сталинград! Вековая громада,

Неизбывная гордость народа всего,

Нам нельзя и на час оставлять Сталинграда,

И на миг невозможно оставить его.

 

Нам нельзя отойти по любви и по долгу,

Ведь за нами, солдаты, не просто вода,

А великая Волга, великая Волга,

Та, что в песнях народа разлилась навсегда!

 

И мы насмерть здесь встали, на земле сталинградской,

И в могилы глядеть надо немцам уже...

Снова мы поклялись нашей клятвой солдатской

На последнем, на грозном таком рубеже!

А. Прокофьев

 

Огонь и сталь

Священные руины Сталинграда,

Кто вам родня?

Мы шире Волги сделали преграду

Из стали и огня;

 

Из ярости, которая взлетала

Быстрей орлиных стай,

Из ненависти, что сильней металла,

Что пепелила сталь;

 

Из братства да из дружбы нашей кровной —

Их забывать не след, —

Да из любви к отчизне — столь огромной,

Что ей и меры нет!

А. Прокофьев

 

Один из многих

Тундутово — разъезд под Сталинградом.

Там не ходила молодость моя,

Но рассказать о нем сегодня надо —

Вот по какому случаю, друзья.

 

Там в сентябре сорок второго года

Гвардейцы шли — один на четверых,

В грозе и в буре трудного похода

Бригада танков вышла на прорыв.

 

И вот в бою за землю, что любили

В ее неповторимой красоте, —

Танк Алексея Маркина подбили

На голой безымянной высоте.

 

Но смерть не знала, кто был в этом танке,

А знала б — не стояла на пути.

Таких людей, таких солдат, как Маркин,

Ей стороной бы надо обойти!

 

Мы возле Сталинграда ей сказали

Простое и короткое: «Не сметь!»

Мы в Сталинграде миру доказали,

Что, выстояв, мы победили смерть!

 

Отчизна, ты вложила в грудь титанов

Любовь и гнев, подобные огню…

…Как хлещет кровь у Маркина из раны,

А слово — клятвой всходит на броню.

 

«Я, — пишет кровью Маркин, — умираю,

Но Родина, я верю, победит!»

…Идет былина по родному краю

И о величье гордом говорит.

А. Прокофьев

 

Мы — народ Сталинграда

Мы сломили преграды,

Наша правда — всесветна,

Мы — народ Сталинграда.

Мир спасли беззаветно.

 

Беззаветно, бесстрашно,

Небывало-огромно.

Разве день наш вчерашний

Мир забыл и не помнит?

 

Нет, мы помним, мы знаем,

Как знамёна взметнулись,

От России Дуная

Тени Рейна коснулись.

 

Мы сломили преграды,

Наша слава — всесветна,

Мы — народ Сталинграда.

Мир спасли беззаветно.

А. Прокофьев

 

На Мамаевом кургане

 

1

Был ты на Мамаевом кургане,

Слышал ты легенды про курган?

Знаешь, сколько раз жестоко ранен

Этот воин, этот ветеран?

 

Огненная вьюга так крутила,

Что и посейчас в железе путь…

Золотых нашивок не хватило б,

Чтоб легли отважному на грудь!

 

2

…А отсюда — всё как на ладони,

Поднимись на склон крутой, взгляни —

Вон огни горят на Волго-Доне,

По Заволжью лентами огни.

 

Весь в огнях и сам источник света —

Зодчий и рабочий, друг прямой,

Победитель в битве за планету,

Сталинград, великий город мой!

 

3

…Как твоя рука врагов карала,

Это мир запомнил навсегда.

Враг кричал истошно:

«До Урала!»

А Урал на танках шел сюда.

 

Впереди всей танковой бригады,

Разорвав врагов полукольцо,

Шла четверка храбрых к Сталинграду,

И Победа знает их в лицо!

 

Вот наш танк «Челябинский колхозник»,

Навсегда в бессмертной славе он.

Пусть сады цветут, шумят колосья,

Пусть звенит волною Волго-Дон!

 

4

Здесь земля стонала и гудела,

Вся в железе, пепле и золе.

Скинем шапки!

Потому что смелых

Много здесь покоится в земле!

 

Здесь любой не долюбил, не дожил,

Был в пути суровом и прямом.

Помолчим, друзья, чтоб не тревожить

Прах героев, спящих под холмом.

 

Молодо раскинется дубрава.

Сталинград придет к своим сынам

С новым садом.

Потому что Слава

Так повелевает делать нам!

 

5

Зеленеть, цвести деревьям парка!

И увидим мы, к нему идя:

Радуга величественной аркой

Встанет после каждого дождя.

 

Всё в порядке полном, всё в порядке,

Мир иной на месте грозных битв:

Строем пионерские палатки,

И горнист в победный горн трубит.

 

«Будь готов!»

— «Всегда готов!» — ответом

Мчится через вольные края…

В горн труби, зеленая планета,

Вышла к солнцу молодость твоя!

А. Прокофьев

 

Тихо на Мамаевом кургане…

Тихо на Мамаевом кургане,

Не шумит Мамаев, не пылит,

Ветерок от Волги чуть-чуть тянет

И чуть-чуть листвою шевелит.

 

И доносит легкую прохладу,

Чтоб немного зной палящий сбить.

Волга, Волга возле Сталинграда,

Мне тебя вовек не позабыть.

 

О воде твердят одно и то же,

Ну и сам за всеми вслед твердишь:

«Солона. Пресна. Гореть не может»

— «Я горела!» — ты мне говоришь.

 

Дым до неба был тогда в Заречье,

Мчались волны с кровью и огнем,

Где стоял, сражаясь, город вечный,

Созданный на берегу моем.

 

А теперь лишь солнце по затонам,

А теперь весна по всем путям…

Голубая лента Волго-Дона,

Говорят, к лицу моим степям!

А. Прокофьев

 

Наш дом

Мы вышли на родное пепелище

При свете синей утренней звезды.

Хотели мы родимого жилища

Найти хоть чуть приметные следы.

 

Мы поднялись на первую площадку —

Был выше путь отрезан пустотой.

Слепое пламя выжгло беспощадно

 

Весь мир наш прежний, милый и простой.

Лишь стены, почерневшие от дыма,

Ещё хранили прежние черты,

И веяло тоской невыразимой

От их окаменелой наготы.

 

...И вот опять по городу родному

Мы в летний день идем, как год назад,

И видим мы, как у подножья дома

Побеги тополиные шумят.

 

Как утвержденье жизни негасимой

Они звенят, играя на ветру,

И вьются струйки голубого дыма

Над нашим домом рано поутру.

 

Мы замерли, своим глазам не веря:

Послушные ударам топора,

Белели в нишах струганные двери

И в амбразурах переплеты рам.

 

Звучало пенье пил, высокой нотой

Опустошенный будорожа дом,

Кипела здесь горячая работа —

Он оживал этаж за этажом.

 

Весь город наш в невиданном усилье,

Израненный, разбитый, но живой

Вновь расправлял поломанные крылья

И поднимался к битве трудовой.

 

Чтоб на земле страдания и горя

Запел листвою обновленный сад,

Чтобы восстал из мрака пепла город,

Чтоб засверкал под солнцем Сталинград.

Л. Проскурина

 

* * *

В тот страшный день померкло все.

Рев бомбы, стон, подобье ада.

«Адольфы», словно воронье,

Зависли в небе Сталинграда.

 

Нет больше дома у людей.

Лишь слышен крик — звериный, долгий.

С притихшей мамою своей

Хотели мы пробиться к Волге.

 

Пройти к реке мы не смогли —

Там стены рушились и крыши.

Куда глаза глядят пошли,

От полотна брели все выше.

 

А позже утренней порой,

Чужие подошли солдаты,

И свет померк… за Дар-горой

Мы в плен фашистский были взяты.

 

Людей-рабов под крик и вой

В телятник наспех погрузили.

Был пункт под Белой Калитвой —

Нас всех тогда туда свозили…

Е. Прудников

 

На Аллее Героев

У памяти нет границ и нет сроков,

Нас светлая память приводит в былое,

Как лента прямая от Волги широкой

Ведет к монументу аллея Героев.

 

Здесь камни застыли в молчании гордом,

Они бы могли рассказать нам о многом.

От боли, за павших, сжимается горло,

И люди проходят торжественно — строги.

 

Идут и идут по тенистой аллее,

Где в битве с фашистами воины пали.

О, сколько погибло?!!

Не скажут нам ели,

Что к небу взметнулись в глубокой печали.

 

Сыны свои жизни в боях не щадили,

Бросаясь на извергов злобных в атаку,

Чтоб солнце над мирной землею светило,

И не было войн и кромешного мрака.

 

От Волги, немеркнущей славой покрытой,

Аллея ведет, к монументу сзывает.

И ночью, и днем на подножье гранитном

Священный огонь

В честь погибших пылает.

Н. Пугачев

 

Тополь-исполин

Припомнились дебри и топи…

И город во множестве ран.

Пробитый осколками тополь —

Седой исполин — ветеран!?

 

Как в городе с ворогом бились!..

Надвинулась тучами тьма,

Железные трубы валились,

И рушились в пекле дома.

 

Воронки и груды развалин,

И дым, что глаза выедал.

И пепел, и снег окровавлен,

Огнем искорежен металл…

 

А тополь израненный выжил.

В кромешном аду устоял.

В борьбе победителем вышел,

И крепче чем, ранее стал.

 

Взгляните на тополь!

Стоит он

В бугристых отметинах ран,

Где вечный огонь…

Победитель,

Солдат, боевой ветеран.

Бойцов прикрывал он собою,

К отмщению звал их вперед.

Стоит он, как преданный воин

Земля ему силу дает.

Н. Пугачев

 

Алый снег Сталинграда

Алый снег Сталинграда,

Мне тебя не забыть.

Память, память, не надо

Душу мне бередить.

 

Я прошу тебя, Боже.

Исцели, излечи.

Будто снова по коже

Мне прошлись палачи,

Сорок третий военный,

Преисподня и ад.

Я у памяти пленный,

Сталинград, Сталинград.

 

Как в бреду возвращаюсь

Я к ребятам своим,

Будто с жизнью прощаюсь.

Снова насмерть стоим.

 

И земля полыхает.

Всё в дыму и огне.

Словно снайпер стреляет.

Боль навечно во мне.

 

Не забыть, не забыться.

Колокольный набат.

Дай из Волги напиться,

Сталинград, Сталинград,

 

Не убить нас с тобою,

Одолеем врага

Своей грудью закроем,

На века, на века,

 

Стали словно из стали —

Не согнуть, не сломать,

Ночью ветры стонали,

Шли за Русь умирать.

Не забыть, не забыться.

Тело ноет от ран.

И война чёрной птицей.

Над тобой, ветеран.

 

Алый снег Сталинграда,

Мне тебя не забыть.

Память, память, не надо.

Душу мне бередить.

Л. Репина

 

Сталинграду

Слышит клятву из дыма,

Видит Волга твой взгляд.

Ты всегда ей любимым

Сыном был, Сталинград.

 

Мил ей взор твой геройский.

Дорог голос ей твой.

Страж просторов приволжских, —

Богатырь наш степной.

 

С древней думой о счастье,

Ради русских равнин.

Как трудился ты, мастер,

Сколько создал машин!

 

Для того ль золотится

Край твой, светел, широк.

Чтобы пришлый убийца

Растоптал его, сжег?

 

Чтоб в роду своем славном

Вдруг безродным навек.

Безземельным, бесправным

Русский стал человек?

 

Нет! И громом и градом

Из-за тысяч преград,

Южный брат Ленинграда,

Бей врагов, Сталинград!

 

Бей, не ведая страха

На их страшном пути,

В морду,

В сердце с размаха

Бей их,

В кучу клади!

 

В пепле гневный твой облик,

Крепость — каждый твой дом.

Ленинградскую доблесть

Мы в тебе узнаем.

 

Волга вольною будет —

Нашей будет всегда. . .

Бьются русские люди,

Бьются их города.

А. Решетов

 

Русский урок неметчине

Отвечай, хищник, что сильней:

Дух алчности, иль мщенье?

В. Жуковский

 

С их алчностью как повернуть назад?

Они стремились к Волге многоводной.

Воистину со щедростью народной

По-русски напоил их Сталинград.

 

Дрожа, последний поднял руки фриц.

Все земляки его на поле боя

Лежат в тиши нежданного покоя,

На чёрствый снег поверженные ниц.

 

Классический преподали урок

Неметчине богатыри родные.

Давно ли, головы сломя, тупые —

Все эти фрицы рвались на Восток?

 

Везде сожмёт их краснозвёздный строй,

И у Невы метаться им довольно.

Вперёд, друзья,

От века Волги вольной

Нева была достойною сестрой.

А. Решетов

 

2 февраля 1943 года

В ясный день второго февраля

Звонким и морозным зимним утром

Засияло небо перламутром,

Глубоко задумалась земля.

 

В этот день настала тишина,

Непривычно тихо — уши ломит.

Никакой стрельбы, никто не стонет —

В Сталинграде кончилась война….

 

По руинам стелется дымок,

И кругом видны следы сраженья,

А солдаты спят в изнеможенье —

Повалились просто, кто как мог.

 

Спят солдаты беспробудным сном,

Их свалила страшная усталость.

Спите, братцы, отдохните малость,

А войну оставьте на потом…

 

Впереди у вас еще бои,

Впереди у вас еще тревоги,

Длинные военные дороги,

Длинные дороги на Берлин.

А. Родионов

 

Сталинград

Здесь на мир все смотрели сквозь огненный град

Здесь геройство и преданность слиты —

Это город — герой, это мой Сталинград,

Это знамя известной всем битвы.

 

Были жаркие дни. Воздух зноем дышал.

Волга пламенем ярым горела…

Смерть косила людей. Смерч войны совершал

Свое страшное черное дело.

 

Стаи черных крестов смертоносной волной,

Сея смерть, и огонь, и разруху,

Налетели на город громадой стальной,

Оставляя руины и трупы.

 

Черной копотью зла застилало глаза,

Нет кромешней подобного ада,

Обожжённой рукой покатилась слеза

Героического Сталинграда.

 

Славя павших героев священной земли,

Тех, кто бился за правое дело,

Город свято хранит, одевая в гранит

Память всех, кто ковал здесь Победу.

 

Наш советский народ, не щадя своих сил,

Героический город отстроил,

Краше прежнего он Сталинград возродил,

Город-памятник славным героям.

А. Родионов

 

Воробьи

Воробьи мои, воробышки —

Отголоски с давних лет.

Вы в голодный год,

Без солнышка,

В жизнь мою вносили свет

Тем, что весело чирикали,

Пусть порою невпопад:

Был в руинах Сталинград,

В нём не жили мы, а мыкались.

 

Всё равно вы были первыми

Голосами мирных дней.

Даже чёрными, не серыми,

Дорогими были мне —

Мальчугану — одни рёбрышки,

Сталинграду, пацану...

Воробьи мои, воробышки,

Вас люблю я и ценю.

В. Родионов

 

Мамаев курган

Сотни лет

расходиться широким кругам

по огромной воде

молчаливой реки…

Выше всех Эверестов —

Мамаев курган!

Зря об этом

в учебниках нет

ни строки.

Зря не сказано в них,

что теплеет Земля

и светлеет Земля,

оттого что на ней,

о курганах мамаевых

помнить веля,

загораются

тысячи Вечных огней…

Мне сюда возвращаться.

К добру и к беде.

Мне сюда приходить.

Приползать.

Прилетать.

И, схватившись за сердце на той высоте,

задыхаясь,

разреженный воздух глотать.

Мне сюда возвращаться.

Из мелких потерь.

Из ухоженных стран.

И горячечных снов.

Натыкаться на долгие стоны людей

и кольчуги

позванивающих орденов…

Зря не сказано в книгах,

Мамаев курган,

что металла в твоём оглушённом нутре

больше,

чем в знаменитой Магнитной горе!

Что хватило его и друзьям

и врагам.

Вместо капель росы,

как слепое жнивьё,

проступает железо,

кроваво сочась…

И поэтому

самая главная часть

в притяженье Земли —

притяженье твоё!..

Ты цветами пророс.

Ты слезами пророс.

Ты стоишь,

поминальные муки терпя.

Синеватые молнии

медленных гроз,

будто в колокол памяти,

бьются в тебя!

И тогда поднимаются птицы с земли,

и колышется нервно

степная трава.

Оживают

затёртые напрочь

слова.

И по плитам

устало

стучат

костыли.

Р. Рождественский

 

* * *

…До берега Волги — сто метров,

Но берег пристрелян врагом:

Здесь метры — равны километрам,

Попробуй пройди под огнем.

 

И ночью-то трудно пробиться

Под светом нависших ракет,

Но хочется вволю напиться,

А скоро наступит рассвет…

Н. Рыбаков

 

* * *

Крепчал мороз в январскую пургу,

Кольцо сжималось грозной канонадой,

Артиллеристы били по врагу,

Судьбу страны решая в Сталинграде.

 

Путь до Берлина был еще далек,

Но шли вперед, хоть много было риска.

И потому, чуть заблестит восток,

Горят на солнце звезды обелисков.

Н. Рыбаков

 

Солдатское поле

Был тяжелый бой под Сталинградом,

Враг перемалывал полки...

Как он спешил! Ведь Волга рядом!

Победа мнилась у реки.

 

А битва длилась, длилась, длилась,

Не день, не два, а двести дней!

И вражья сила в дым разбилась

На берегах реки моей.

 

Снесли, что выпало на долю,

Где в пепле город мой лежал.

На много лет остались в поле

Снаряды, мины да металл.

 

«Убрать!» — приказ саперам дали.

Вновь мины ухали вдали...

Солдатским поле то назвали

В честь тех, что в битве полегли.

Н. Рыбаков

 

* * *

Мы опять на кургане, где крутит метель.

Замело изваянье снегами…

А тогда здесь огнями взрывалась шрапнель.

Смерть бессменно кружила над нами.

 

Тогда танки, стреляя, ползли к высоте.

Сколько их было нами сожжено!

И огонь полыхал по шершавой броне

Вражьих танков, в металл превращенных.

 

Устояли бойцы на кургане тогда,

Несмотря на смертельную сечу.

И запомнилась нам на века, на года

Двух фронтов долгожданная встреча.

Н. Рыбаков

 

Когда ты лгал в бою под Сталинградом...

Когда ты лгал в бою под Сталинградом

бессмертному сержанту своему,

что не задет взорвавшимся снарядом,

и стон скрывал улыбкою в дыму,

 

когда ты знал: припасов больше нету,

твердил, что сыт, и, сделавши привал,

как целый мир, последнюю галету

товарищу больному отдавал;

 

когда в глазах у женщины заветной

ты замечал вдруг жалость, а не пыл,

и лихо врал в печали безответной,

что встретил и другую полюбил, —

 

тогда, сойдя на землю с пьедестала,

швырнув, как тряпку, мантию судьи,

перед тобою правда преклоняла

колени неистертые свои!

И. Рядченко

 

На Мамаевом кургане

Ступени, ступени, ступени.

Гранитные лица в скале.

Замри, преклоняя колени

К святой Сталинградской земле.

 

Лежат в ней солдаты России.

Пылит над землей звездопад.

Глаза их недвижно-живые

Нам в самые души глядят.

 

Глядят они больно и страстно,

Они подтверждения ждут,

Что умерли здесь не напрасно,

Что жив их последний редут.

 

Солдаты (мальчишки, мужчины),

В горячей военной пыли

Земли материнской морщины

На лица вам тяжко легли.

 

Идут к вам и в зной, и морозы,

Волнуется западный склон.

Несут вам не горькие слезы,

А низкий сыновний поклон.

Ю. Сальников

 

Сталинграду

О, вы, штандарты дедовских побед,

России величавая отрада!

Развеяв

Гитлеровский

Бред,

Меж вас пылает знамя Сталинграда.

 

Огни его горят, как ордена,

Он истинный наследник вашей славы,

В нем ветер, залетевший от Полтавы,

И дым пороховой Бородина.

 

Бойцы Кавказа! Перед Сталинградом,

Из уваженья к знамени его

Склоните стяг, но только для того,

Чтобы затем они шумели рядом.

 

Чтобы, себя бессмертием покрыв,

Как Сталинград, мы гнали бы ораву.

Здесь ярости ликующий порыв,

Здесь честь рождает честь, а слава славу.

И. Сельвинский

 

Клятва гвардейцев

До Волги фашистскими ордами

Истоптан ковыль степной,

Но топчется враг возле города,

Стоит пред стальною стеной.

 

Она из отваги построена

И верных сердец солдат.

Высоким примером для воина

Стоит богатырь-Сталинград.

 

Пусть крыши сметает снарядами

И рушатся этажи, —

Завалы теперь баррикадами,

Бойницами будут служить.

 

Не выдержат камни, но выстоит,

Но выдержит до конца,

До самых последних выстрелов

Железная воля бойца!

 

Захватчиков залпами меткими

Здесь каждый встречает дом.

Что с планами станет немецкими,

Могилы расскажут потом.

 

И мечется враг перед стенами,

Не знает, что его ждет…

Покрытый кровавою пеною,

Он все еще рвется вперед.

 

Он все на победу надеется —

Кричит, что взят Сталинград, —

Но клятва дана гвардейцами:

Отсюда — ни шагу назад!

 

Как бился ты в годы суровые,

В веках будут песни петь.

Если враг бросит полчища новые, —

Ты сможешь всех одолеть!

Иоханнес Семпер (пер. с эстонского А. Андреева)

 

Солдатское поле

В сердце вечной России и у меня,

Оглушенное тишью и грохотом адским,

Опаленное зноем и жаром огня,

Это русское поле зовется Солдатским.

 

Где-то плесы глядят в задремавшую синь,

А на поле сердца в память гулко стучатся,

Горьким запахом пороха пахнет полынь,

И закаты солдатскою кровью сочатся.

 

Дни и ночи не мирной, а ратной страды

Здесь в огне бушевали, в легенды слагаясь,

По Солдатскому полю до Волжской воды

Лишь сейчас можно долго идти, не сгибаясь.

 

На Кургане знаменами рдеют цветы,

Миг молчанья и скорби высок и размерен,

От Солдатского поля до той высоты

Каждый метр презрением к смерти измерен.

 

И живые, и павшие в общем строю,

Смерть на всех пополам и солдатская слава,

Как хотелось им выжить в том страшном бою,

Но ни шагу назад сделать не было права...

 

Мы за каждый рассвет заплатили сполна,

За улыбки детей и за песни разлива,

И за то, чтоб однажды пришла тишина

За стихающим громом последнего взрыва.

 

Не забыть, как в землянках нам пела гармонь,

Как крепчала в боях небывалая воля,

Как к победной весне мы рвались сквозь огонь,

Оттолкнувшись от вешек Солдатского поля!

А. Серенин

 

Солдатское поле находится в 15 километрах от Волгограда у посёлка Городище. В конце лета 1942 года севернее Сталинграда немцы прорвались к Волге, а Советская армия пыталась ликвидировать этот прорыв. Десятки стрелковых дивизий, танковые корпуса и бригады участвовали в этих ожесточенных боях. Каждый метр земли здесь полит кровью. После окончания войны пахать на этом поле было опасно для жизни — оно было буквально нашпиговано неразорвавшимися боеприпасами. В 1975 году сапёры разминировали поле, обезвредив более 6,5 тысяч снарядов и мин. Поле торжественно вспахали и засеяли пшеницей. А у братской могилы, в которой были захоронены найденные останки солдат, открыли мемориал «Солдатское поле», известный в Волгограде не меньше, чем мемориал на Мамаевом кургане.

 

У сталинградского вокзала

Здесь всё валил военный ветер

В пучину дыма и огня,

И только гипсовые дети

С фонтана смотрят на тебя.

 

В атаку шли за ротой рота

Навстречу тысячам смертей,

И на бегу, вполоборота,

Бойцы глядели на детей.

 

Над Волгою рвалась к победе,

Сверкая вспышками, гроза,

И до конца атаки вслед ей

Смотрели детские глаза.

Н. Сидоренко

 

Начало

Сталинградская битва — она лишь начало!

Где история как бы скатилась назад.

И Россия в тот день неспроста ликовала,

И, утробно вздохнув, задышал Сталинград.

 

Впереди ещё были страдания, беды

И раненья, поляны растерзанных тел.

Но над ними витал сладкий запах Победы!

Тот, что с каждой минутой густел и густел.

 

Впереди ожидали и Курск, и Воронеж,

Киев, Прага, Варшава, в финале Берлин.

Сколько отдано жизней, что век — всё хоронишь,

Сталинград — это только начало, трамплин.

 

Всё вперёд и вперёд — до кровавого пота.

До Победы, увы, жаль не всяк доходил.

Но шагала, шагала — на Запад — пехота,

Очищая места, что для братских могил.

 

Сталинградская битва начало — полшага,

Предстоящей победы отсчёт на часах.

Впереди ожидали фасады Рейхстага,

«Где от надписей в мае рябило в глазах».

 

Ты запомни — вот здесь начиналась дорога,

Каждый шаг по которой мы в сердце храним.

До Победы ещё было долго и много

В направлении том — Сталинград на Берлин.

А. Сидоровнин

 

В Заволжье

Не плачь! Все тот же поздний зной

Висит над желтыми степями.

Все так же беженцы толпой

Бредут; и дети за плечами...

 

Не плачь! Покуда мимо нас

Они идут из Сталинграда,

Идут, не подымая глаз, —

От этих глаз не жди пощады.

 

Иди, сочувствием своим

У них не вымогая взгляда.

Иди туда, навстречу им —

Вот все, что от тебя им надо.

К. Симонов

 

Сталинград

И на земле не стало тишины,

И мир сошёл во мглу земного ада,

И Ангелы в окопах Сталинграда

Вставали в ряд с солдатами войны.

 

Летели пули плотною грядой,

Крошили кости, камни разрывали,

И ангелы-солдаты со звездой

Сквозь пули шли и редко выживали.

 

И тот, кто падал, тот — не воскресал,

Дробилось солнце в мелкие осколки.

Казалось, тёк свинец по небесам

В смертельной битве у великой Волги.

 

Шёл в небе русский лётчик на таран,

Творили чудо ангелы-солдаты,

И — раненый — своих не чуял ран,

И превращались в танки — автоматы.

 

И было — лучшей — изо всех наград,

Когда в душе, как орден величавый,

Вставал непокорённый Сталинград,

В лучах своей непобедимой славы.

 

…В той страшной битве немец проиграл.

«План Барбароссы» разлетелся в клочья.

И Паулюс — пленённый генерал,

Как башней танка, головой ворочал.

 

Звенела Волга, пел иконостас

И, сапогом раздавленный солдатским,

Немецкий дух, который их не спас,

Горел в котле великом Сталинградском.

В. Скиф

 

Сталинград

Он в ревущем огне

В память врезался мне.

Весь от взрывов, как плавка, бурлящий.

Сталинград! Сталинград!

Город-воин, солдат!

Город славы и доблести нашей.

 

Здесь, у волжской воды,

Всю страну от беды

Мы собой заслонили в той битве.

Сколько нас полегло

И в бессмертье ушло,

Помяните нас, люди, в молитве.

 

Среди яростных гроз,

Как гранитный утес,

Он не дрогнул и не вырвал победу.

Его подвиг в веках,

Как блеск стали клинка,

Будет ярко сиять над планетой.

 

То не грозы гремят

Над покоем солдат,

Над могилами, как канонада.

Это эхо боев,

Полыхая огнем,

К нам доносится из Сталинграда!

 

Он навеки во мне,

Весь в ревущем огне,

Весь от взрывов, как плавка, бурлящий

Сталинград! Сталинград!

Город-воин, солдат!

Город славы и гордости нашей!

М. Скорик

 

1942

Сети ль под небом волгли,

Шли облака ли, —

Там, на закате, волки

Волгу лакали.

 

Горькая самокрутка

Гасла нелепо…

Люди в те ночи чутко

Слушали небо.

 

Люди тепла просили.

В топях тонули.

Люди к кострам России

Руки тянули.

 

Где-то зенитки били,

Ухали грозно…

Где-то кресты рубили,

Ставили звёзды.

 

Баржи качались утло,

Вдаль прорывались…

Кто-то сказал под утро:

«Наши… прорвались…»

 

Шли эти сны и были

На поговорку.

Волки не в силах были

Вылакать Волгу.

Л. Смирнов

 

Высота 102

Окутала Курган седая мгла,

У Волги опрокинут лютый враг,

Вновь наши взяли высоту 102,

И взвился кумачом победный стяг!

 

«Назад ни шагу!» — отдан был приказ,

И дрогнул враг, смертельный приняв бой,

А снайпер Зайцев щурит левый глаз,

Снимает фрицев он с передовой…

 

Трещит фашистский сломанный хребет,

И не страшит зубов его оскал…

Начало здесь немеркнущих побед,

Геройства здесь и мужества накал!

 

Мороз опять наш самый лучший друг,

И снег метровый русским до колен,

Наркомовских сто грамм! Замкнулся круг!

Дубеет враг, спешит в позорный плен…

 

Курган Мамаев славу на века

Потомкам в обелисках сбережёт…

И в Пантеоне с факелом рука

Сердца героям будущим зажжет!

Б. Соколов

 

Сталинград в огне

В тот день летели бомбовозы

На мирный город Сталинград,

Неся нам смерть, страданья, слезы.

И бомбы сыпались как град.

 

Пожар в кварталах разгорался,

В огне корежило металл,

В руины город превращался,

Осколков шквал людей сражал.

 

Шли вражьи танки, словно стая,

За строем строй, за рядом ряд.

Но при подходе танки встали.

Огнем их встретил Сталинград.

 

И был тот бой жестоким, долгим,

Казалось, нету больше сил

Держать плацдарм у самой Волги...

А бой все шел, бойцов косил.

 

Бойцы рвались в атаки смело,

Их смерть как будто не брала,

К бесстрашным подойти не смела,

Их жизнь сильней ее была...

 

Так разгоралась битва века,

Тяжелый, страшный, смертный бой —

За наш народ, за человека,

За Родину, за нас с тобой!

 

И город пережил все беды,

И победил наш Сталинград.

Он проложил пути к Победе,

Он повернул войну назад.

 

... Стоит над Волгой величаво,

Одетый, будто на парад,

Герой войны, достойный Славы,

Родной наш город ВОЛГОГРАД!

В. Соколов

 

Дети военного Сталинграда

Помним мы детство, счастливое детство,

Помним красивый родной Сталинград.

Волга плескалась совсем по соседству,

Днями любили на ней пропадать.

 

Помним и грозные дни Сталинграда.

В грохоте бомб и объятый огнем,

Город в дыму был подобием ада,

Будто он страшным привиделся сном.

 

Дети лишились и крова, и хлеба —

Это про тех, кто остался в живых,

Бомбы все падали, сыпались с неба,

Дети не знали, какая для них.

 

Домом для нас лишь развалины были,

Рядом рвались за снарядом снаряд,

Рядом с солдатами нас хоронили...

Мы твои дети, родной Сталинград.

 

Гордость Победы наш город старинный,

Ты возродился, спаленный огнем.

Мы свое сердце и труд свой посильный,

Город любимый, тебе отдаем.

В. Соколов

 

Гвардейцам Родимцева

Грозные дни в Сталинграде настали,

Враг оголтело все рвался вперед.

Городу в помощь гвардейцев прислали —

На переправе свой ждали черед.

 

В темную ночь сентября через Волгу

Воинов наших выносит вода.

И по священному в армии долгу

С ходу гвардейцы пошли на врага.

 

Это гвардейцы Родимцева смело

Заняли площадь, вокзал, бывший банк.

Это они на второй день умело

С боем отбили Мамаев курган.

 

Жаркие схватки боев не стихали,

Это гвардейцы Родимцева вновь

Быстрым броском на врага наступали,

Мстили за павших товарищей кровь.

 

Даже и пяди земли не отдали,

Насмерть стояли, и смерть победив,

Город родной, Сталинград отстояли.

С ними всегда был Родимцев, комдив.

В. Соколов

 

Бессмертие

Когда над русскою широкою рекой

Затих полёт последнего снаряда, —

Из-под руин не горечь, не покой, —

Бессмертье встало Сталинграда.

 

Оно поднялось выше тёмных туч,

Оно прошло вдоль Волги величавой,

Над берегом реки у дымных круч

С сестрой солдата — боевою славой.

 

Среди домов, сметённых в грозный прах,

Среди кварталов, скошенных под корень;

От Волги почерневшей в трёх шагах,

И в двух шагах от смерти и от горя.

 

Навстречу дети шли; из нор, из-под-земли,

Оглохшие, худые, как из ада;

Они бы только день ещё прожить смогли, —

Теперь им век прожить — потомкам Сталинграда!

 

Бойцы ушли... Ушли в далёкий путь;

Был новый подвиг каждому загадан;

Медаль, как солнце, осенила грудь —

За оборону Сталинграда!

 

С тех пор везде, где затихает бой,

Где минный вой и посвисты снарядов,

Сверкает путеводною звездой

Медаль — «За оборону Сталинграда».

 

Она зовёт, бессмертна и горда,

В огне орудий золотом играя,

И нашу землю — сёла, города —

Сияньем славы вечной озаряет.

 

И через год далёкий, верный брат,

С кем дружба неразрывная, большая,

Как Сталинград — так Ленинград

Суровый суд над немцами свершает!

 

Прошёл лишь год... И тысяча пройдёт,

Но лучшая останется награда, —

Из рода в род возьмёт с собой народ

Бессмертие и славу Сталинграда.

А. Софронов

 

Я помню день

Я помню день осенний, мглистый

И тот земной свинцовый град,

Как бомбы сыпали фашисты

На неприступный Сталинград.

 

Вокруг дома, как угли, тлели,

Весь город корчился в огне,

А пули яростно звенели,

Как дождь осенний по стерне.

 

Земля горела под ногами,

Казалось, нет души живой.

Но прикрывали мы сердцами

Непобедимый город свой!

 

Бои на Волге отгремели.

Пожар войны давно затих.

Мы сняли серые шинели,

Но не забыть дней огневых.

 

И до сих пор во сне мне снятся

Друзья, погибшие в бою,

Их свято помнят волгоградцы,

И я о них в стихах пою.

С. Спасский

 

Земля Сталинграда

Чтоб родиться мог Димитровград,

Чтоб вода — не кровь — текла в Марице,

Чтоб в поход веселый шел отряд,

Чтоб алели галстуки ребят

И огонь костра играл па лицах, —

Тишина такая облегла

Высоту высот — курган Мамаев.

...Одевает холм ночная мгла.

Как давно я тут стою — не знаю.

 

В землю эту вглядываюсь вновь.

Есть над чем задуматься, помешкать:

Краснозем — героев павших кровь

С рубленым железом вперемешку.

Я беру на память горсть земли,

Чтобы рассказать димитровградцам,

Как солдаты родины могли,

Насмерть встав, за эту горсть держаться.

 

Потому дано нам счастье жить,

Строить дом, ровнять дорожки сада,

Что землей умели дорожить

Русские в окопах Сталинграда.

Лиляна Стефанова (пер. с болгарского Ю. Гордиенко)

 

Сталинград

На пространстве тысяч километров,

Не встречая края и конца,

Сталинграда огненные ветры

Опаляют лица и сердца.

 

Эти ветры яростные с Волги

Принеслись и к нашим берегам.

Вражьи дзоты всюду приумолкли,

Приутих оравы пьяной гам.

 

А для тех, чьи муки непомерны

Под фашистским адовым ярмом,

Вспыхнула живительная вера,

Сталинград, при имени твоем!

 

И они с надеждой и мольбою

Смотрят на тебя, о, Сталинград!

Их сердца в одном огне с тобою —

Во вселенском пламени горят.

 

Золотые строились веками

Города из сказок и баллад.

Только каждый сталинградский камень

Нам дороже ныне во сто крат!

Ян Судрабкалн (пер. с латышского А. Корнеева)

 

От Сталинграда до Берлина

Толпы пленных устало и тупо

Между черных развалин брели.

По траншеям немецкие трупы

Стыли грудами в снежной пыли.

 

А на запад, по вражьему следу,

Уходила всё дальше война.

Это утро и эту победу

Никогда не забудет страна.

 

В это утро просторы державы

От приморий до горных громад

Пятилучием солнечной славы

На века осветил Сталинград.

 

Эта слава в мороз согревала,

Шла в атаку с бесстрашными в ряд.

Эта слава под утро с привала

Песней в путь поднимала солдат.

 

Этой славой шумели знамена.

Эту славу полки пронесли

От Поволжья и Тихого Дона

До постылой немецкой земли.

 

В эту славу бессмертную веря,

На границе победного дня

Рвутся смелые в логово зверя,

Ненавистные орды тесня.

 

Бьет пурга отступающим в спину.

Снег, окрашенный кровью, примят.

В Бранденбурге, всё ближе к Берлину

Сталинградские пушки гремят.

 

Все преграды падут перед нами.

Мы сражаемся, сил не щадя.

Над Берлином победное знамя

Скоро вспыхнет по слову вождя.

А. Сурков

 

Защитник Сталинграда

В зное заводы, дома, вокзал.

Пыль на крутом берегу.

Голос отчизны ему сказал:

— Город не сдай врагу. —

Верный присяге русский солдат,

Он защищал Сталинград.

 

Гулко катился в кровавой мгле

Сотой атаки вал.

Злой и упрямый, по грудь в земле,

Насмерть солдат стоял.

Знал он, что нет дороги назад —

Он защищал Сталинград.

 

Сто пикировщиков выли над ним

В небе, как огненный змей,

Он не покинул окопа, храним

Верностью русской своей.

Меж обгорелых черных громад

Он защищал Сталинград.

 

Танк на него надвигался, рыча,

Мукой и смертью грозил.

Он, затаившись в канаве, сплеча

Танки гранатой разил.

Пулю — за пулю. Снаряд — за снаряд.

Он защищал Сталинград.

 

Смерть подступала к нему в упор.

Сталью хлестала тьма.

Артиллерист, пехотинец, сапер —

Он не сошел с ума.

Что ему пламя геенны, ад?..

Он защищал Сталинград.

 

Просто солдат, лейтенант, генерал —

Рос он в страде боевой.

Там, где в огне умирает металл,

Он проходил живой.

Сто изнурительных дней подряд

Он защищал Сталинград.

 

Время придет — рассеется дым,

Смолкнет военный гром.

Шапку снимая при встрече с ним,

Скажет народ о нем:

— Это железный русский солдат,

Он защищал Сталинград.

А. Сурков

 

Победа

От Кубани к верховьям Донца

Мчится ветер, степной непоседа,

Полнит музыкой наши сердца

Долгожданное слово ПОБЕДА.

 

В этом слове — солдатская честь,

Радость встреч после долгой разлуки.

В этом слове свершенная месть

За обиды, за слезы и муки.

 

Мы идем по равнине степной,

Серебристой овеяны пылью.

Будто сразу у всех за спиной

Распахнулись орлиные крылья.

 

И летят наши думы к тому,

Кем начертана радости дата,

Кто прошел сквозь кровавую тьму

Твердым шагом вождя и солдата.

 

Он под пулями дрогнувший ряд

Останавливал окриком строгим,

Он меж злых и усталых солдат

Шел в строю по военным дорогам.

 

Не сгорая в бессонном труде,

О себе не заботясь нимало,

Он был с нами незримо везде,

Где сомненье людей настигало.

 

Возмужали мы, горечь и злость

Полной мерой в страданьях изведав:

И в сердцах наших верных слилось

Слово СТАЛИН со словом ПОБЕДА.

А. Сурков

 

В добрый час!

Опять, как в ноябре былом,

Бушует шквал свинца,

И вести добрые теплом

Наполнили сердца.

 

Непобедимо тверд опять

Красноармейский шаг.

Плотина прорвана, и вспять

Бежит на запад враг.

 

От залпов задрожали вновь

Донские берега.

Струится вражеская кровь

На первые снега.

 

Меж звонких льдин кипит вода.

На бой, на ратный труд

Станицы, села, города

Сынов своих зовут.

 

Руины выжженных жилищ,

Простор, одетый в чад,

Пустыня черных пепелищ

О мщении кричат:

 

— За слезы жен и кровь детей,

За страшный, горький год

Гони и тысячью смертей

Карай немецкий сброд.

 

Чтоб в похоронном звоне льдин

Их смертный ветер смёл,

Чтоб все легли. Чтоб ни один

От кары не ушел.

 

Пусть крепнет орудийный гул.

Пусть бьет в упор снаряд.

Пусть сгинет тот, кто посягнул

На славный Сталинград.

 

Отвагой воинов для нас

К победе путь открыт.

— Вперед, герои! В добрый час! —

Им Сталин говорит.

А. Сурков

 

Гвардейцы идут в атаку

Топча густую рожь и васильки,

Вдоль Волги, по накошенной траве,

Под пулями гвардейские стрелки

Идут в прорыв за танками КВ.

 

Идут в разрывах мин и дымной мгле

Плечисты, коренасты и крепки,

Сквозь ветер вынося, игла к игле,

Свои четырёхгранные штыки.

 

Над пеплом улиц, выжженных дотла,

Листвою мёртвой машут тополя.

Сердца гвардейцев жаром обдала

Обугленная волжская земля.

 

Им снилось ночью дымное село,

Разбитый город и горелый лес.

Подумай! — как им было тяжело,

Когда они взрывали Днепрогэс.

 

Им было б легче встретить сто смертей,

Чем смять посевы и разрушить кров.

Среди людских страданий всех лютей

Отцовское страданье мастеров.

 

Обида эта горше всех обид.

Лишь кровью утоляется она.

Пока обидчик немец не убит,

Нет нам покоя, радости и сна.

 

Хоть в ливне стали, хоть в крови по грудь,

Хоть вплавь в стремнинах огненной реки

Сквозь ветер смерти к жизни, к славе путь

Пробьют штыком гвардейские стрелки.

А. Сурков

 

На Мамаевом кургане

Поднялся на Мамаев курган,

С непокрытою встал головою

Отгремевшей войны ветеран,

Убеленный стальной сединою.

 

И стоит он, глаза опустив,

Чуть насупив тяжелые брови,

Может, бывший начдив иль комдив,

Что здесь пот свой и кровь свою пролил.

 

А, быть может, простой рядовой,

До сих пор не попавший в начальство,

Что ни разу с передовой

Даже к старости не отлучался.

 

Впрочем, кто бы он ни был.

Ему есть, что вспомнить и есть,

Что поведать. Не кому-то,

Ему самому подала свои руки победа.

 

Как желанны они, горячи,

До чего они солнечны были,

Эти жаркого счастья лучи,

Эти руки, что мир весь взбодрили!

 

Но уж так повелось издавна:

Остывают и сердце, и руки.

Остаются друзей имена,

Но зато сиротеют подруги.

 

И встают они на пьедестал

Над могилами павших героев

Не нарушат немые уста

Обретенного навек покоя.

 

Только горестно тронут сердца

На покатой вершине кургана

Неокрепшего в жизни юнца

И видавшего смерть ветерана.

Ф. Сухов

 

В руинах Сталинграда

Бой кончился. Итог печален:

Одни развалины кругом…

Солдаты молча наблюдали

За притаившимся врагом.

 

Внезапно выйдя из подвала,

Держа ребенка на руках,

Завернутого в одеяло

Небрежно, словно впопыхах,

 

Блестя безумными глазами,

В невзрачном платье, босиком,

С растрепанными волосами

Через завалы прямиком

 

Шла женщина, еще девчонка,

Кивая странно головой.

И вдруг расхохоталась громко,

Солдат увидев за стеной.

Но тотчас голос стал печальным:

 

— Ошиблась, этот дом — чужой.

Весь день я пряталась в подвале,

И мой Алешенька со мной.

Он у меня один сыночек.

Хотите? Покажу я вам.

Послушайте, как он лопочет.

 

Не смейте трогать! Не отдам!

Под одеялом на заплатках

Торчала куклы голова.

Переглянулись лишь солдаты:

Застыли звуки и слова.

 

Погладив куклу по головке,

Пропела хрипло: — Спи, родной!

Присев на корточки неловко,

Прижалась снежной головой.

 

— Он славный мальчик, — прошептала,

Спокойно спит Алешка мой, —

Поправив нежно одеяло,

Сказала: — Ну пошли домой!

 

С тоской смотрели вслед солдаты,

Как уходила она прочь,

Как будто были виноваты,

Что не могли ничем помочь.

 

Атаку немцы начинали…

Сквозь грохот пушек и гранат,

Как гром, слова бойцов звучали:

— Не отдадим мы Сталинград!

Е. Талалин

 

Дети Сталинграда

Едва закончилась бомбёжка —

Из всех подвалов и щелей

И по руиновым дорожкам

Ватага вырвалась детей.

 

Носясь по бомбовым воронкам,

В ответ на крики матерей

Они «ура!» кричали звонко

И убегали поскорей.

 

Стреляли палки-автоматы,

В воронки дружною гурьбой

Бросали кирпичи — гранаты,

Вступали в рукопашный бой.

 

Кричали: —Смерть фашистским гадам!

— Не отдадим мы Сталинград!

— Ага, попал, фашист, в засаду!

— Смотрите, танки их горят!

 

И громче:

— Хенде хох, проклятый!

И вместо немцев брали в плен

Сгоревший пень и ствол горбатый —

Всё, что могли найти взамен.

 

И не мальчишки виноваты,

Что враг озлобить так сумел;

В игре все — русские солдаты,

Никто быть «Фрицем» не хотел.

Е. Талалин

 

Последний подвиг

Освобождая с боем Сталинград,

Бойцы руины проверяли,

Разыскивали вражеских солдат

в плен сдаваться предлагали.

 

В разбитом доме увидав подвал.

Полуразрушенный снарядом,

Красноармеец громко закричал:

«Эй! Хенде хох! Сдавайтесь гады!»

 

Вдруг детский плач послышался в ответ:

«Здесь только я с моим братишкой,

В подвале никаких фашистов нет».

Девчонка вылезла с парнишкой.

 

Ступеньки одолев с большим трудом.

В фуфайки драные одеты.

Стояли, сгорбившись, перед бойцом

Два бледных маленьких скелета.

 

—А где родители? — спросил солдат.

Девчушка плача отвечала:

«На фронте папа наш и старший брат.

А мама вышла и пропала.

 

Мы голодаем. Нет у нас еды.

А выходить боимся. Страшно!

Вчера соседи принесли воды,

А хлеба нет у них. Ужасно!»

 

Задерживаться здесь солдат не мог:

Вновь автоматы затрещали.

Отдал он молча свой сухой паек

И, приказав сидеть в подвале.

 

Добавил: «Вечером вернусь я к вам.

Тогда и выйдете наружу...

Прикрыв детей, согнулся пополам:

Я не смогу принесть вам ужин...»

Е. Талалин

 

Три богатыря

Над миром властвовать мечтая,

Орда катилась на восток,

Дома в руины превращая.

И под девизом: «С нами Бог»,

 

Потоки крови проливая.

Любовью к Родине горя,

Наперерез фашистской стае

Поднялись три богатыря.

 

Москва, как сердце всей России,

Не покорялась никогда

И доказала свою силу

Отбросив подлого врага.

 

В блокаде грозною громадой

Стояла крепость как утёс.

Среди развалин Сталинграда

Враг жертвы тяжкие понёс.

 

Солдаты берег защищали.

Горела Волга за спиной.

Казалось, мёртвые стреляли,

Вступая в свой последний бой.

 

Как цепь рассыпалась блокада:

Голодный Ленинград спасён.

И в окруженном Сталинграде

Был враг разгромлен и пленён.

Е. Талалин

 

Сталинград

Стоит, не говоря ни слова,

Потупив мужественный взгляд,

Солдат из армии Чуйкова,

Оборонявший Сталинград.

 

Откуда он, села какого,

Чей сын, родитель или брат,

Кто осенью сорок второго

Ни шагу не ступил назад?

 

Белеют перед ним кварталы,

Сияет даль голубизной,

И Волга мирно у причалов

Играет лёгкою волной.

 

Бушует под напором мая

Цветов вишневый ураган,

И высится у ног Мамаев

Изрытый бомбами курган…

 

Не он ли косу, как игрушку,

Носил в лугах передовым,

И не его ли мать-старушка

Ждёт до сих пор с войны живым?

 

Откуда ты, села какого,

Чей сын, родитель или брат?

Пошто не говоришь ни слова,

В шинели каменной солдат?

М. Тимошечкин

 

Мамаев курган

Великая Печаль

Всегда проста.

Трагедия — как ночь —

Всегда безмолвна.

И тишина

Почти громоподобна,

Когда у Скорби

Сомкнуты уста.

 

Я был четыре года на войне.

Я знаю цену этой тишине...

И. Тобольский

 

Берегите мир

Грозных дней тех время не изгладит,

Подвиг не померкнет и во тьме!

Мы из тех, кто в грозном Сталинграде

«Нет» сказал коричневой чуме.

 

Кто в не так далеком сорок третьем,

Сокрушив фашизма дикий шквал,

Гарью переполненной планете

Света луч во мраке указал.

 

Мы дрались, мы яростными были.

И своих не сдали рубежей!

Мы дорогу к Волге преградил

Молодостью звонкою своей.

 

Все горело, выло и стонало.

День и ночь — кругом кромешный ад.

Горстками дрались — нас было мало,

Но никто не пятился назад.

 

Под бомбежкой камни расплавлялись.

В лютой злобе к Волге рвался враг.

Из руин мы снова поднимались,

Но не отступили ни на шаг.

 

Смерть тогда нас просто не пугала:

Верили — Победа впереди.

Храбрость нас в атаку поднимала —

Сердце вырывалось из груди!

И. Улановский

 

Огонь на меня!

Баллада

 

Когда, изранена стократ,

Сама земля горела,

Когда фашисты в Сталинград

Рвались остервенело,

 

Дошел по рации, звеня,

Скупой приказ комбата:

— Огонь давайте на меня,

Скорей огонь, ребята!

 

Тот крик души, прорезав тьму,

В ушах стучал неистов.

Но не могли по своему

Стрелять артиллеристы.

 

А он никак не умолкал,

Покрыв пальбы раскаты,

Свой долг их выполнить он звал:

— Огонь, огонь, солдаты!..

 

Он то молил их, как друзей,

И старых, и безусых,

То клял их силой сердца всей,

Как подлецов и трусов.

 

Грозился, мертвый, их кляня,

Обиду помнить свято:

— Огонь давайте на меня,

Скорей огонь, ребята!

 

Не прерываясь, он гремел,

Хлестал в сердца и лица,

И долг солдатский повелел

Приказу подчиниться.

 

Над громом пушек вился он,

В дыму — над батареей:

— Огонь!

— Огонь!

— Огонь!

— Огонь! —

Пылая, голос реял…

 

За грозным валом, в свой черед,

Подобна урагану,

Рванулась гвардия вперед

К Мамаеву кургану.

 

И на вершине лишь, скорбя,

Смогли увидеть люди,

Зачем он вызвал на себя

Огонь своих орудий!..

 

Закрыл дорогу он врагу,

Став огневою целью.

Все трупы, трупы на снегу —

Зеленые шинели…

 

И, вверх подняв

Свой мертвый взгляд,

В победу полный веры,

Среди врагов лежал комбат,

Один — в шинели серой.

Микола Упеник (пер. с украинского П. Алдахина)

 

Тридцать три богатыря

Где ты, милое, родное,

Детство наше золотое.

Сколько слышано когда-то

Славных былей-небылиц

Про геройского солдата,

Про волков и про девиц.

 

Но была средь них одна —

Мне припомнилась она.

Как один храбрей другого

У могучего царя

Жили духом боевого

Тридцать три богатыря.

 

Безымянные, они

Оживают в наши дни.

Только все мечтанья детства

С их делами не сравним,

Как законное наследство

Перешла отвага к ним.

 

Не сломили их броня,

Вой снарядов, смерч огня.

Со звездой на темной каске

Накануне сентября.

Дрались вправду, а не в сказке

Тридцать три богатыря.

Их простые имена

Пишет золотом страна.

М. Упеник

 

Ленинский проспект

Была зима военная, мы знали,

Что Волгу берегут сибиряки,

Что Ленинским проспектом называли

Полоску обороны у реки.

 

Река была, как мать у изголовья,

Морщились прибрежные черты,

Она в закате истекала кровью

И все меняла дымные бинты.

 

В те дни я не был там, к своей досаде,

В другую часть зачислили меня,

Я, автоматчик, в танковом десанте

Служил в бою на линии огня.

 

Передний край, как в огненной папахе,

Вставал, бросался в яркую кипень,

И те две пули, что в меня попали,

Не долетели к Волге в этот день.

 

Сказать по правде, кажется порою,

Что до сих пор как надо не воспет

Тот, помогавший выстоять героям,

Прижатый к Волге Ленинский проспект.

 

Пусть дни за днями пролетают мимо,

Но очень важно в самый трудный час

Вдруг ощутить, что тот проспект незримо

Проходит в сердце каждого из нас.

 

И если что — так помни: слово дело!

Я выбегу под пулю, как тогда,

Чтоб только до тебя\ не долетело,

Чтобы в моей была твоя беда.

 

И в тот момент, когда назад — ни шагу,

Когда, казалось бы, уже не жить,

Прошу тебя: найди в себе отвагу

Свой Ленинский проспект оборонить

В. Урин

 

Меч и огонь

Мне кажется, погибшие простерли

Из факела десятки тысяч рук,

Живые движутся, как спазма в горле,

И словно выкрик — О! — весь этот круг.

 

Там, высоко по кругу пролетая,

Струится и тревожит полусны

С гвардейской ленты плавка золотая

И после — черноземной полосы.

 

Вы, матери, горючих слез не лейте.

Утешьтесь тем, что подвиг вознесен,

И, укрепляясь на солдатской ленте,

Им всем, как орден Славы — Пантеон.

 

Казалось, мертвых искрами оплакал

Огонь, не согревающий уже.

Рука из камня, подымая факел.

Им светит в их последнем блиндаже.

 

Соратники, не вас ли здесь окутал

Дым вашего Отечества?.. И вдруг

(О, что это!) Глядим в открытый купол

И познаем символику двух рук.

 

Там в небесах, над крышею, у края

Еще одна рука… мы видим меч…

Мать-Родина, за стенами вставая,

Казалось, жестом завершает речь.

 

То речь оружия, Воинская почесть.

Парящий в небе клятвенный салют

Над самым массовым из одиночеств,

Над братством, что вовек не разольют.

 

Казалось, над открытою могилой

Меч грозно закалялся под огнем

С державной той, не высказанной силой,

Какую мы в России признаем.

 

И сквозь пунктирные проемы в крыше —

Ракетами на стенах реял свет,

И уносились выше, выше, выше

Фамилии по корпусу ракет…

В. Урин

 

Сын полка

Подтянутый и стройный

Стоял он среди нас.

С него, мальчишки-воина,

Мы не сводили глаз.

 

И выслушали жадно

Что нам он рассказал.

Он был под Сталинградом,

На фронте воевал.

 

Был ранен там, контужен,

Медалью награждён.

Как много сделать нужно,

Чтоб стать таким, как он.

 

Он в жизни много видел,

А возраст не беда.

Ах, как ему завидовали

Мальчишки все тогда.

В. Усков

 

Есть в Сталинграде место такое

Есть в Сталинграде место такое,

Где рядом стояли и смерть, и огонь,

Где люди не знали ни сна, ни покоя,

Где камни горели, и плавилась бронь,

 

Где шею сломили фашистскому змею,

А Паулюс взят, как разбойник и вор.

Объявлен фашизму, как лютому зверю,

Наш смертный, святой приговор.

 

Здесь насмерть стояли до полной Победы

Наши отцы, отцы наших отцов.

Это священное место зовется

Площадью павших борцов.

 

Пешком, самолётом, в автомобиле

Сюда приезжают из дружеских стран

Оставить цветок на священной могиле

И юный турист, и седой ветеран.

 

И бывшие даже враги посещают

И просят простить за коварство и зло.

Она терпеливо таким отвечает:

«Живите, но помните — Вам повезло».

 

Площадь живёт. Она всё понимает.

Горит её факел и ночью и днём.

Кто едет с добром, она всех принимает

И всех согревает священным огнём.

 

Вечный огонь. Как живая награда.

Померкнуть ему никогда не дадут.

Юнармейцы из школ Сталинграда

С оружьем в руках тот огонь стерегут.

 

Юнармейцы в будёновке новенькой

Держат в руке боевой автомат.

С ними на вахте сам маршал Ерёменко

Армии русской солдат!

Ф. Усков

 

Танки с крестами

У Олофа в конец отшибло память:

Он танки шлёт с фашистскими крестами.

На это занял он деньжонок в кассе,

Чтоб все они сгорели на Донбассе.

 

Всё повторяется, хоть плачь, хоть смейся.

И танки из кошачьего семейства.

Но слишком далеко заходят шашни:

Тевтонский крест изображён на башне!

 

Наверняка ещё не сдохли гады,

Попавшие в кольцо под Сталинградом!

Так что ж они попрятались, как мыши?

А вдруг кричат, но их никто не слышит?!

 

Что ж, восемьдесят лет — не так уж мало,

Чтоб вы решили всё начать сначала,

И вновь понюхать аромат крысиный,

Как Паулюс в подвале магазина.

 

И всё-таки, вы всё вначале взвесьте!

Дом Павлова стоит на том же месте!

Здесь немцев полегло в кровавой жиже

Не меньше, чем при взятии Парижа!

 

Придётся вам, как дедам, научиться

При слове «Сталинград» в штаны мочиться!

И громко, как дешёвая актриса,

Стучать зубами и орать: «nicht schießen!»

К. Фролов-Крымский

 

Журавли

Мы залегли в бурьяне и в пыли.

Замолкла к ночи канонада.

И только пролетают журавли,

Курлыча грустно, к Сталинграду.

 

Расстроенный гортанный голос птиц,

Нет-нет и затрубит вожак их.

Летят они вдоль Млечного Пути

Туда, за море, в край свой жаркий…

 

О журавли! Далек, далек ваш путь…

Пусть мне под утро — снова к бою,

Но жалко вас: вам негде отдохнуть

В полях, повыжженных войною.

 

Рокочет где-то самолет вдали.

Рокочет наш. Знаком по звуку.

Вы можете спокойно, журавли,

Лететь под ним, даю поруку.

 

До скорого свиданья, журавли,

Лететь вам далеко-далече!

Весною на полях моей земли

У нас иная будет встреча.

 

Пока же — равнодушный Млечный Путь

И звезд холодных мириады,

Тоска, что до утра не даст уснуть,

И зарево над Сталинградом…

Педер Хузангай

 

* * *

Помнишь, как мечтали вечерами?..

Он придет,

Появится на свет.

С голубыми, ясными глазами,

Тот, кого пока что

В мире нет.

 

Он придет,

Заполнив жизнь собою

Ничего не ведая о том,

Что его рожденье взято с боем,

Счастье — завоевано отцом!

 

Что когда гремела канонада

Вражеских снарядов и гранат,

У святых развалин Сталинграда

Умирал израненный солдат.

 

Умирал…

Однако вот не умер.

(Все ж бывают в жизни чудеса!)

Выходили, вынянчили люди,

Кровью истекавшего бойца.

 

Были б корни, — будут и отростки.

Были б кости, — мясо нарастет…

Предо мною —

Мальчики-подростки,

Старшему — одиннадцатый год.

 

Он, как ты,

Такой же синеокий,

Не глаза, а в поле васильки.

Краснощекий,

Ростом невысокий,

Рыболов, вернувшийся с реки.

 

А другой — мальчишка-непоседа,

Колобком катается у ног.

— Весь в Михайлу, —

Это значит в деда

Мой меньшой,

Заботливый сынок!

 

…Счастлив я,

Что у детей есть детство!

Я — видавший смерть, и не одну!

Люди!

Мы обязаны в наследство

Им оставить мир,

А не войну!..

Д. Цветков

 

Лысая гора

Лысая гора, как и Мамаев курган, — символ мужества защитников Сталинграда. В ходе боёв за эту высоту погибли десятки тысяч человек. Так обильно была полита кровью Лысая гора, что на вершине её из года в год растёт камыш.

 

Жёсткий, неулыбчивый камыш,

Листья, как штыки, — мерцают грани.

Сердце, сердце,

Что ты так болишь,

Словно я здесь был когда-то ранен?

 

Словно этот остров высоты

Был моею кровью заболочен.

Строго смотрят рыжие кусты

С придорожных стоптанных обочин.

 

Это жизнь глядит через года:

— С чем идёшь?

С судьбой отца иль брата?

А пришёл бы ты, как шли тогда,

Зная, что обратно нет возврата?

 

Встал камыш на яростной горе:

Это души павших прорастают.

На вечерней пламенной заре

Души оживут, к утру растают.

 

Над землёй зелёной дремлет тишь.

Поклонюсь я павшим низко-низко.

Растревожил сердце мне камыш —

Памятней и выше обелисков.

 

Ты священна, скорбная гора.

Боль твоя — и наша боль сквозная.

С чёрной кромкой красная заря

Горько приклонилась, словно знамя.

 

* Мемориальный комплекс «Лысая гора» — памятник военной истории, расположенный в Советском р-не г. Волгограда.

А. Целищев

 

Кричат и вьются коршуны

Кричат и вьются коршуны над взгорьем,

Над ельником, над зеленью ветвей,

Кричат и вьются, предвещая горе

Задумавшейся матери моей…

 

Кричат и вьются коршуны, крылами

Шумят, — и кажется, им нет конца, —

И желтыми несытыми глазами

Высматривают павшего бойца…

 

Летите дальше, коршуны, летите!

Вам панихиду по врагу справлять.

Я в Сталинграде был. Я победитель.

Я жив. Дождется сына мать.

В. Чалай (Пер. С. Поделкова)

 

Сталинградский Гаврош

Нам пришлось воевать в наших юных годах.

Сталинград наш горел, был в крови и слезах.

На защиту поднялся и старый, и мал.

Здесь две силы схлестнулись металл на металл.

 

Среди них был мальчишка, в разведку ходил,

Но случилась беда — враг мальчишку схватил.

У войны приговор — он жестокий удел,

И мальца повели в путь последний — расстрел.

 

Вот последние вздохи, из глаз льет слеза,

Пули в них полетели, срубалась лоза,

Пошатнулся мальчишка, на землю упал —

В его тело ударил немецкий металл.

 

А война все бушует, гремит ураган.

Истекающий кровью лежит мальчуган.

Сколько этих мальчишек погибло, не счесть,

За наш Сталинград, за Родины честь.

 

Прошумели бои, мир на землю пришел,

Жив остался подросток, трудиться пошел.

И стоит величавый родной Сталинград,

Он красивый и гордый из роз красных сад.

 

Мир обязан их помнить, героев войны,

То они нам вернули спокойные сны.

Мы курсанты Лицея, у нас Родина есть,

Перед ней мы клянемся хранить память и честь.

Ю. Чернышов

 

Что такое уличный бой

Б. К. Дормидонтову, художнику, гвардейцу-сталинградцу

 

Что такое уличный бой,

Мы, ровесник, не знаем с тобой.

Но у деда спроси, у отца,

И ответят, суровость лица

В разговоре нелёгком храня:

— Это бой кирпича и свинца,

Это бой, где бетон и броня —

Все обрушивалось на меня.

 

Это бой, где по окнам плюёт

Озверевший вконец пулемёт,

Где дерутся этаж на этаж —

Верхний наш, а нижний не наш,

Где из фляги глоток вина

Ты отпить товарищу дашь…

Бой на улице — это война,

Где спасенье и смерть — стена…

 

Что такое уличный бой,

Мы, ровесник, узнаем с тобой

По рассказам, по книгам, кино,

И далёких событий звено

Мы увидим в окраске иной.

Для меня это было давно.

 

А для тех, кто повенчан с войной

Окружений, блокады кольцом,

Кто суров и сегодня лицом,

Кто в атаки ходил на ура,

Это было недавно. Вчера.

Не смолкает в их сердце война.

Они знают, какая цена

Есть у жизни…

Ю. Чичёв

 

Меч

Блестя зеркальным острием

И холодом горя,

Лежит в музее под стеклом

Подарок короля.

Его особенная роль

Среди других даров:

Был нам союзником король

Британских островов.

 

О, боль испепеленных дней!

Людская седина…

Нет, мир не знал беды страшней,

Чем прошлая война.

Но реет имя «Сталинград»

Под небом всех широт,

И повторенное стократ

Быльем не прорастет…

 

Шел бой на волжских берегах.

Молились брит и галл.

И Ковентри горячий прах

К отмщению взывал!

Когда же от фашистских орд

Очистилась земля,

Тяжелый меч прислал Георг —

Подарок короля.

 

И поместили в лучший зал

Суровый экспонат,

Чтоб каждый видел, каждый знал

И помнил Сталинград.

М. Шаповалов

 

На безжалостном ветру

Рассвет над Волгою осенней,

И не понять — туман иль дым.

И вспоминается Есенин:

«…не буду больше молодым».

 

У нас сложнее всё и проще

В полсотне метров от врага.

Который день в прибрежной роще

Метёт свинцовая пурга!

 

Мы очень молодые люди,

Но здесь, на огненном ветру,

Не знаем —

Будем иль не будем

Во взводных списках поутру.

 

Кого-то вычеркнет неслышно

Вот этот хмурый день войны.

А ведь никто из нас не лишний,

Мы все любимы и нужны.

Б. Шаховский

 

* * *

Отрывок из поэмы «Опаленная юность»

 

Печальною осенью сорок второго

Нас принял в сраженья

Боец Сталинград.

Стоял он израненный,

Гордый,

Суровый,

В дыму непроглядном,

Лицом на закат.

Всего лишь два цвета

Земле Сталинградской

Сентябрь подарил из палитры цветов:

Багровый —

Цвет листьев и крови солдатской

И чёрный —

Пожарищ и вражьих крестов.

Здесь кончился

Путь отступления долгий,

Отсюда начнётся дорога побед.

Здесь русские просто сказали:

«За Волгой

Для нас земли нет!»

Покоя ни днём,

Ни на дымном закате.

И ночь проведешь под обстрелом, без сна.

К утру одежонку морозцем прихватит,

И словно фанерною станет она.

А с той стороны

Из туманного мрака

К тебе подпоенные фрицы спешат.

Начнется сейчас

Штыковая атака.

Готовься проверить отвагу, солдат!

В штыки!

Но накопленных сил не жалея,

Не можешь себя от земли оторвать.

Сейчас она, студная,

Печки теплее

И, жесткая, мягче,

Чем дома кровать.

Боишься, что бой

Твою жизнь подытожит?

И вот уже первым вскочил политрук.

Пошли коммунисты!

А ты всё не можешь

Поднять

Приварившихся к брустверу рук.

Нет, можешь…

Вдали завязалось сраженье.

Нет, можешь!

И бруствер качнуло слегка.

Рванулся

И сбросил земли притяженье,

В атаке

на штык удлинилась рука.

Б. Шаховский

 

Сталинград

...И вот легли ему на плечи

Полей распятых страшный стон,

Смятение кровавой сечи,

И мертвых оскверненный сон,

И злое горе человечье,

И то, что мы зовем судьбой,

Судьбой страны, судьбой России.

И город принимает бой,

 

Все беды сердцем пересилив,

Сшибаются хребты громов,

Металл высверливает ямы,

Торчат развалины домов

Зубцами древних стен упрямых.

 

От пепла тяжкого седой,

Но так же, как и прежде молод.

Над волжскою живой водой

Стоит огнем объятый город —

В простой шинели боевой,

Как был Царицыном когда-то.

Скрывает дым пороховой

Его величие солдата.

 

И где бы ни был ты — навек

Останется с тобою рядом,

Как очень близкий человек.

Бессмертный образ Сталинграда.

Е. Шевелева

 

Я у Волги живу

На земле Волгограда

Я у Волги живу.

Тихо плещется рядом

Синий сон наяву.

 

Старый сон незабытый,

словно взгляд сквозь туман.

Он про город разбитый,

Про Мамаев Курган.

 

Пусть курган мне расскажет

Про героев в бою,

болью боль мою свяжет

И не только мою.

 

Пусть расскажет мне Волга

О военной поре.

Здесь в молчании долгом

Я стою на заре.

 

Где сражались солдаты,

Там у Волги стена

От времен Сталинграда

И на все времена.

 

Ничего мне не надо,

Что хочу — все с руки.

Век бы жить в Волгограде

Возле Волги-реки!

 

Хоть нет чар, а чарует

Берегов тишина.

Их ласкает, целует

голубая волна.

 

Тихо плещется рядом

Синий сон наяву,

На земле Волгограда

Я у Волги живу.

Л. Шевцова

 

Мельница

В лицо я дедушке взгляну —

«Ты расскажи мне про войну!»

И дед рассказывает мне,

Он был сержантом на войне.

 

«Свинцовую метелицу

прикрыла наша мельница

и здесь, на волжском берегу,

преградила путь врагу.

 

Изранена, истерзана

царицынская мельница,

в пробоинах и вмятинах,

и место это свято нам.

 

Решили люди — пусть она

(как память — здесь прошла война)

стоит, как воин раненный,

и штык сверкает гранями —

 

Вот здесь, на волжском берегу,

Навек закрыли путь врагу».

Я верю дедушке вполне —

Он был сержантом на войне.

Л. Шевцова

 

Под Сталинградом

Закончен бой под Сталинградом,

Бежит за Дон разбитый фриц.

Умолкала злая канонада,

А вместе с ней немецкий «блиц».

 

Не счесть убитых здесь фашистов.

Не будем плакаться под ним.

Как враг был зол! Как был неистов!

Каким недугом одержим.

 

С какою манией величья

Их фюрер гнал полки на нас.

Исчезло к русским безразличье,

Когда настал расплаты час.

 

Куда девалась прусса спесь?

Что вопрошают эти взгляды?

Ваш «дранг нахт остен» кончен здесь,

Могилы ваши — нам награда.

В. Шкуратов

 

Казалось, ад вошёл в проломы...

А дом по меркам современным

Потянет лишь на полудом,

Но был фашистам, осаждённый,

Как в горле кость, как в горле ком.

 

Бомбили с неба самолёты,

Атаки шли за валом — вал,

Долбили пушки, миномёты,

Но дом назло врагу стоял.

 

Казалось, ад вошёл в проломы,

И выжить в том аду нельзя,

Но вновь оконные проёмы

Встречали градом пуль врага.

 

Два месяца враги пытались

Разбить дом в прах, огнём спалить,

Но и в огне бойцы стояли,

Где сталь крушилась и гранит.

 

Сказать врагу — он не поверил б,

Что дом сумели отстоять

В сплошном аду лишь двадцать девять

С бессмертным мужеством солдат!

В. Шушарин

 

Сталинградскому тракторному

Еще

былая канонада,

как дальний гром,

в ушах гудит,

еще

сверлящий свист снаряда

осколком в памяти сидит,

еще

страдания

и беды

жгут,

словно раны,

грудь твою, —

а ты живешь уже победой,

добытой в дорогом бою:

работница

движеньем скорым,

как пыль дорожную с сынка

(на зависть

летчикам, саперам —

былым

лекальщикам, монтёрам),

сметает

порох

со станка…

Как в дни недавнего былого,

везде,

где мы с оружьем шли,

цвести

моей Отчизне

снова

на радость жителям Земли.

В. Щепотев

 

Планета Сталинград

Сколько б я ни бродил по свету,

Возвращаясь на эту планету…

Называю ее Сталинград.

Я прошу постоянно прощенья

За скупые свои возвращенья.

Кто в судьбе кочевой виноват?

 

Может быть, без вины виноваты

Белорусские белые хаты?

Снежный зов забайкальской пурги?

Зыбь песков и чащоба медвежья,

Паруса за чертой побережья

Или древние тайны тайги?

 

Не приемлю житейские крохи.

Я, конечно, созданье эпохи,

Мне по нраву просторы огней.

Но помимо земного пространства

Я лелею очаг постоянства,

Тяготенье планеты моей.

 

Называю ее — СТАЛИНГРАД.

Это я в отдаленье, но рядом.

Это я твоей правдой права.

Не карай меня тяжким упреком.

В междулетье святом и жестоком

Под твоим охранительным оком

Я и ныне, и присно, — жива.

Л. Щипахина

 

Связной

Солдат прорвался сквозь огонь,

Два провода сцепил зубами.

Над степью жаркой, огневой

Катился шквал жестокими волнами.

 

А он лежал, глотая дым,

Шинель изодрана вся в клочья.

Рвались снаряды перед ним,

И полдень становился ночью.

 

Его нашли на пятый день,

Среди руин, полуживого.

Перевязав, укрыли в тень,

А он не вымолвил ни слова.

 

Седой уставший генерал

Вошёл в палатку медсанбата

И от души расцеловал

В бреду лежащего солдата.

 

И встал солдат в тугих бинтах,

И отогнал он боль — обузу,

Всё отогнал: и тлен, и прах:

— Служу Советскому Союзу!..

А. Ягодкин

 

Пленные в Сталинграде

Снарядами изрытою тропою

По серым грудам щебня и золы

Они идут оборванной толпою, —

Шаги угрюмы, взгляды тяжелы.

На лица их, багровые от крови,

Показывают детям:

— Немцы — вот! —

На целом свете казни нет суровей,

Чем ненависть в глазах детей-сирот.

 

Пугливо озираясь, словно воры,

Они идут,

Нет, их теперь ведут.

Как им хотелось видеть этот город!

Вошли. Глядят.

Как будто смерти ждут.

Дома, подорванные их руками,

Грозят упасть, закрыть для них проход.

Они шарахаются:

Каждый камень

Подошвы ног им леденит и жжет.

 

Боец-моряк шагает с ними рядом.

— Проклятые! Уже нельзя их бить.

Щади их сон, не трогай их прикладом:

Они в плену и, значит, будут жить.

Их мало сжечь, но свят закон солдата!

Давай им хлеба, мяса и воды...

Моряк отводит дуло автомата,

Чтоб — не дай бог — не натворить беды.

А. Яшин

 

Это было на Волге

Это было на Волге, на великой русской реке.

Немцы с берега, с кручи подбили наш бронекатер,

И его по течению к вражеским рубежам

Понесло, колыхая, как раненого баклана.

 

А чудес не бывает даже среди моряков.

В Волгу вытек бензин, вода заливала отсеки,

Остывали моторы, как стынут в степях мертвецы,

И река вспять не шла.

Надвигался вражеский берег.

 

Это было на Волге, не нА море — на реке,

Но морские законы живут и на пресных водах.

Людям в черных бушлатах даны большие сердца,

Нерушима вовеки матросская ратная дружба.

 

Пусть враги не ликуют! На выручку кораблю,

Развернувшись, пошел в огонь другой бронекатер.

Сверху ринулся он, как дельфин, разбивая волну, —

Волжским танком прозвали его бойцы Сталинграда.

 

Никогда не забудется эта свистящая ночь:

Бронебойные пули летели над головами,

От разрывов вокруг

В рубке было светло как днем.

Командир курил давно не дымившую трубку.

 

Это было на Волге, на великой русской реке.

Задний ход под обстрелом для всех одинаково страшен.

Дали задний матросы, когда перебило буксир,

Второпях своим телом пробоины закрывали.

 

Пусть услышат меня наши жены и сыновья,

Пусть всплакнут наши матери, гордые нашей славой,

Пусть поймут дорогие, на чем мы держались, когда

Снова лопнул буксир и концы погрузились в воду.

 

Командир бронекатера встал во весь рост на корме.

Трижды рвался буксир и четырежды пятился катер,

Волны били в борта и откатывались, удивлены

Силой раненых наших, которые не стонали.

 

Это было на Волге, на великой русской реке.

А. Яшин

 

Первые дни 24 августа 1942 года

С утра я любимую тщетно искал.

Мне было холодно не от холода.

На светлые улицы нашего города

Немец со всех сторон налетал.

 

Бросал из-за туч на открытую цель

За эскадрилией эскадрилью.

Озноб меня бил — не спасала шинель.

Перебегая из щели в щель,

Дышали мы черным дымом и пылью.

 

Лачуги, сколоченные из досок,

По желтым обрывам

Над зеленью балок,

Стряхнув с чердаков вековой песок,

Как свечи, вспыхивали от «зажигалок»,

 

Горели старинные особняки,

Резные крылечки и баллюстрады,

Сараи и выцветшие ограды.

Но каменный город на склоне реки

Стоял для огня неприступной громадой.

 

Стоял, как стоит богатырь в бою,

Бессмертьем со дня рожденья отмечен,

Стоял в тополях, у воды, на краю,

Светлооконный, широкоплечий.

 

Мы перешли на свои корабли,

Снялись с якорей, швартовы убрали

Но мы не оставили нашей земли —

Всей мощью с Волги ее подпирали.

 

Пылали всю ночь крутые яры,

Бедой угрожая непоправимой,

Пожары ползли к кораблям с горы ...

Но мне было жарко не от жары:

Не разыскал, я своей любимой.

 

Что станется с нею?

Даже броня

Горит, как тесина, земля даже тлеет.

Тогда нам казалось:

Ничто от огня —

Ни небо, ни воздух — не уцелеет.

 

Но утром, когда рассеялась тьма,

Увидели мы в проступившей дали,

Что трубы и башни, не дрогнув стояли,

Что новые наши сады и дома,

Казалось, к себе прикоснуться не дали;

 

Что все, чем гордился родной народ,

Чем славилась Волга в последние годы, —

Рабочие улицы, клубы, заводы —

Все молодое, нашей породы

Живет, несмотря ни на что, живет.

 

Мальчишки сновали по мостовым, —

Припомнились школьные перемены.

И стало нам ясно:

здесь устоим,

Хотя б довелось — против всей вселенной.

 

А я, распрямляясь, понял тогда,

Что встречусь с любимой,

что дни золотые

Застанут нас вместе, что минет беда.

Как город она была молода:

Из жизни легко не уходят такие.

 

Спустя два иль три сумасшедших дня,

Узнал, я, что вместе с больничной сестрою

Она выносила людей из огня,

И было ей вовсе не до меня...

Такою — знал,

И люблю такою.

А. Яшин

 

Атака

В сырой траве

За буераком

Лежал он молча и курил,

Когда пронесся крик:

— В атаку!

И пулемет заговорил.

 

И сразу осокори, ели,

И рожь, и камни, и песок

Зашевелились, загремели,

И кровь ударила в висок.

 

Да, он в боях держался смело,

Но каждый раз, как в первый раз

В нем все сжималось, холодело,

Лишь наступал сраженья час.

 

По травам вверх, от переправы

Неслась в огонь морская часть.

Он перескакивал канавы

И думал только:

— Не упасть!

 

Все проплывало, как в тумане,

Порой рвалась сознанья нить.

Завидев немца на кургане,

Он думал об одном:

— Убить!

 

И, раньше всех пробившись к цели,

Врага последнего свалив,

Он в теплый мох у старой ели

Упал и вслух промолвил:

— Жив!

 

Во рту горчило.

Было жарко.

Теперь он вспомнил про нее, —

И злобно выплюнул цыгарку:

Он на бегу жевал ее.

А. Яшин

 

Моряк

Он в море ни разу не был,

А все зовут моряком.

Он с волжской водой и небом

Со школьной скамьи знаком.

Ходил на лодчонке дряхлой,

Под ветром осенним дрог.

Не дегтем, а рыбой пахло

От рыжих его сапог.

 

Широкий, черноволосый

Шагал в родное село,

И девичьи ленты и косы,

Как ветром, к нему несло.

Под ним прогибались сходни,

Досчатый скрипел баркас...

На вид ему и сегодня

Никто сорока не даст.

 

Когда подошла в Царицын

Флотилия катеров

И стал деревянный Царицын

Границей меж двух миров,

Когда угрожал штыками

Поволжью красновский Дон, —

Он к Сталину с рыбаками

Явился в штабной вагон.

 

Одернул рывком рубашку,

Чешуйки с нее смахнул,

Сорвал с головы фуражку

И прямо к столу шагнул.

 

— Товарищ Нарком! — сказал он, —

Я не учен войне:

Ловлю осетра, сазана.

Но дайте работу мне.

Все глуби на Волге знаю,

Все отмели и пески,

Чирков на лету стреляю, —

Возьмите меня в моряки.

Могу паруса поставить,

Палатки разбить на лугу,

На плесах при переправе

Командовать могу.

Смолю корабли и снасти,

Гожусь на любой баркас...

По вашей, товарищ, части

Издайте такой приказ!

 

Ему улыбнулся Сталин:

— Видать по всему — моряк

На катер его послали.

Достал он себе тесак,

Сорвал козырек с фуражки,

Морскому наряду рад,

Морскую нашел тельняшку

И синий, рваный бушлат.

Водил караваны с хлебом, —

Соленой казалась вода.

А в море ни разу не был —

Какая ему беда?

 

*

На улицах Сталинграда

Я повстречался с ним.

В огне была баррикада,

Удушливый стлался дым.

— Стоим! — он оказал и руки

На автомат положил.

Он был в сапогах, но брюки,

Как встарь, навыпуск носил.

 

По-прежнему, зря не споря,

Он Волгу свою любил.

— И чем она хуже моря!

Товарищам говорил.

На дне ее — по сказаньям —

Лежат сундуки серебра.

Богата уха сазанья,

Стерляжья уха добра!

 

Мы с ним постояли недолго,

Он шел с моряками вперед. . .

На Балтике и на Волге

Хороший они народ.

А. Яшин

 

Беглец

Он — беглец, и все его

Постовые признавали,

Но «ТТ» с него не сняли

И ни разу самого

На пути не задержали.

 

Потому что он шагал

Независимо,

Степенно,

Так, что каждый бы сказал:

Парню море по колено.

 

Потому что не жил страх

В голубых его глазах.

Шел он селами и лесом,

Не дрожа,

Не пригибаясь,

Не крутился мелким бесом,

Говорил, не заикаясь.

 

И на базе моряков,

Где решил он отоспаться,

Сразу дюжина дружков

С ним явилась повидаться.

 

Знали все, что он беглец,

Но постель ему постлали,

И в землянке каганец

До зари оберегали.

 

Не из боя — с рубежа,

Где бы смерть ему грозила, —

Он из города,

Из тыла,

На корабль на свой бежал.

 

Десять дней тому назад

Был он ранен в грудь осколком,

Увезли его в санбат,

В дальний госпиталь за Волгой.

 

Восемь дней он там гостил,

Кашку ел, скучал, крепился,

На девятый день взмолился

И пощады запросил.

 

Как хотите, говорит,

Только я не в силах долго

Жить вдали от нашей Волги —

У меня душа болит.

 

Пусть пока я не в строю —

Все равно, мне видеть надо,

Как фашистов наши бьют

На высотах Сталинграда.

А. Яшин

 

Бронекатера

Вся земля стоит на трех китах,

Так считали в древности глубокой:

Страны жаркие — на лбах широких.

Ледяные — где-то на хвостах.

 

Не киты, а бронекатера

До поры, покуда льды не стали,

В стылые свистящие ветра

Волжский город на себе держали.

 

Все — от пушек до газет в те дни,

От гранат и мин до шоколада

Доставляли по ночам они

Воинам былинным Сталинграда.

 

Днем причалят к яру — не видать:

Ветви дуба и ветлы на башнях,

Но блеснет вечерняя звезда —

И бугрится за кормой вода,

Как земля на черноземных пашнях.

 

От ракет скрываясь, от Луны

И чутьем нащупывая мели,

Словно тени, с левой стороны

К самой первой линии войны

Катера груженые летели.

 

Если с горок огрызался враг,

Сталь трассирующая визжала,

Катера не опускали флаг,

Катера отстреливались так,

Что земля гудела и дрожала.

 

И с крутого яра по утру

Пехотинцы, их в листве заметив,

Удивлялись:

«Неужели эти

Так стегали нынче немчуру!»

 

Как байдарки легкие узки,

Не видать ни башен, ни орудий...

Но в отсеках узких — моряки,

У орудий этих моряки

В бескозырках, —

Золотые люди.

А. Яшин

 

Флаг

Шел бронекатер под огнем

К высотам Сталинграда,

Был перебит флагшток на нем

Осколками снаряда.

 

На миг взметнувшись над рекой,

В пучине отраженный,

Свалился в воду флаг морской.

Так падает, взмахнув рукой,

Боец, огнем сраженный.

 

Мелькнула в пене на волне

Полоска голубая,

Мелькнула звездочка над ней

И смеркла, уплывая.

 

Но снова вспенилась волна:

Бушлат на рубку кинув,

С кормы метнулся старшина

За флагом вслед, в пучину.

 

Он плыл, скрываясь с головой,

Расталкивая льдины.

Ложились пули вкруг него

И разрывались мины.

 

С огнем и бурною водой

Он бился зло и долго.

И вновь поднялся флаг морской

Над катером, над Волгой.

 

Флаг трепетал, дымком повит,

И звал: «Назад ни шагу!»

Он не запятнан, он пробит —

Тем больше чести флагу.

А. Яшин

 

Контр-адмирал

Он был на катере, когда

Над плесом вспыхнула ракета.

Кругом не Волга — море льда,

И катер от облавы света

Не мог укрыться никуда.

 

Он был на катере, когда

За полночь мина борт пробила,

Через пробоины забила

В отсеки жирная вода.

 

Седой, в очках контр-адмирал

У щели смотровой стоял;

Когда рвалась броня стальная,

Он сам хватался за штурвал.

 

В протоки набивался лед

Сплошною серою громадой, —

Он говорил одно:

— Вперед!

Нас ждут причалы Сталинграда. —

И катер находил проход.

 

Враг вылез из прибрежных нор.

Контр-адмиралу доложили,

Что снова немцы борт пробили,

Из строя выведен мотор;

 

Что в днище два фонтана бьет,

Воды по пояс будет вскоре,

Что катер замедляет ход...

Контр-адмирал сказал:

— Вперед!

К рассвету фронт снарядов ждет,

Пробьемся на одном моторе.

 

Всему на свете вопреки

Шел катер,

Шел в изгиб реки

Сквозь лед, свинец, в огне орудий...

Держались твердо моряки,

Но моряки ведь тоже люди.

 

От пуль не скрыться никуда —

Стучали в борт, что град по крыше,

Лишь рубка — крепость,

Лишь туда

Не проникала смерть...

Тогда

Контр-адмирал из рубки вышел,

 

И вот на срезе — на краю —

Его увидели

Большого,

Давно знакомого, родного.

Все подтянулись, как в строю,

Хоть он не вымолвил ни слова.

 

Кто на ходу ни кинет взгляд —

Всем кажется: опять чернеют

На нем, как много лет назад,

И бескозырка и бушлат,

И за плечами ленты реют...

 

И вот он — дымный Сталинград.

Причал,

И ветлы зеленеют.

А. Яшин

 

Высота

Волжские в дымке степной места,

Желто-зеленые редкие травы —

Очень красивая высота

В двух километрах от переправы.

 

Утром прозрачные облака

Ветер над самой вершиной гонит.

Как на ладони отсюда река,

Город рабочий как на ладони.

 

В полдень безветренный сводят с ума

Запахи чёбра и молочая.

А у подножья — балки, дома,

Крики летящих над Волгой чаек.

 

А у подножья — дубы, ручей,

Заячьи тропки и птичьи гнезда.

В тихом теченье летних ночей

Виден струящийся лунный воздух.

 

Все в незапятнанной чистоте,

Словно бои здесь не проходили, —

Небо без копоти,

Ветер без пыли…

 

Но у меня на той высоте

Брата родного немцы убили.

А. Яшин

 

Перекличка

Далеко от Сталинграда

Нынче гул войны.

Не тревожит канонада

Волжской тишины.

 

По следам войны, сражаться

За родной народ,

Молодые сталинградцы

Двинулись в поход.

 

И влился под грохот сечи,

Как в реку поток,

В украинский шелест речи

Волжский говорок.

 

Класть кирпич другие стали

И бетон месить,

Чтоб из пепла, из развалин

Город воскресить.

 

Чтобы снова задымили

Трубы над рекой,

Песни б запросто входили

В обиход людской.

 

И с Днепром перекликаться

Волга начала.

— Дорогие сталинградцы,

Как идут дела?

 

— Как дела идут, ребята,

Как там — Сталинград?

Вот покончим с супостатом

И придем назад...

 

— Добивайте только, — строим,

Ждем друзей домой:

Будет рад своим героям

Сталинград — герой.

 

Сообща начнем трудиться,

Миром дорожить.

Волге — к Каспию стремиться,

Людям в дружбе жить.

А. Яшин

Читайте также 

Подвигу Сталинграда: 245 стихотворений: А–К

Подвигу Сталинграда: Поэмы

2 февраля День победы в Сталинградской битве

«Сталинград: кто смог пережить, должен найти силы помнить…»

70-летие победы в Сталинградской битве

75-летие Сталинградской битвы. Танкоград - Сталинград

Челябинск - Сталинград. Два города - две судьбы