Военно-морской флот России: стихотворения

Ко Дню Военно-морского флота предлагаем подборку стихотворений о военных моряках российского флота. Многие авторы стихов являются моряками-профессионалами, кто-то из них воевал, некоторые из поэтов-маринистов погибли в годы войны. Стихи даны в алфавите авторов. Подборка будет пополняться

 

Я видел однажды...

Я видел однажды, как шли в рукопашный матросы,

Как сдвинули все они вдруг бескозырки на лоб.

Потом побежали. А день был февральский, морозный,

А снег был таким, что слепил за сугробом сугроб.

 

И было в том беге от моря свирепого что-то,

От грозного моря, когда надвигается шквал.

И тут полоснули по ним в этот миг пулеметы —

По черным мишеням в упор. Прямо в грудь. Наповал.

 

И все же матросы бросались вперед вал за валом,

Прижав автоматы, огнем их паля на бегу,

Хотя уж немало их в темных бушлатах лежало

На белом, как простыни, чистом январском снегу.

А. Авдонин

Берег

Солнце возникает из-за моря.

Ладят рыбаки тугие снасти,

Столько этот берег видел горя,

Что особого достоин счастья.

 

Здесь темно-лиловый цепок вереск.

Словно кровь знамен, алеют маки.

Где, взбежав на каменистый берег,

Поднимались парни для атаки.

 

Чайки, чайки, вы о чем кричите,

Имя чье несет гудящий ветер,

Не того ль, кто встал, как победитель

За грядущее людей в ответе?

 

Чтобы мать не знала слез горючих,

Чтобы на цветах сияли росы…

Перемешаны с песком колючим

Кости неизвестного матроса.

 

Бронза боевого автомата.

Бескозырка лаврами увита.

Вырос, где скипалась кровь когда-то,

Памятник из красного гранита.

 

Моряки бессмертия достойны.

В солнечных лучах теплеет камень.

В память тех, кого скосили войны,

В чаще полыхает вечный пламень.

 

Я гляжу в огонь тугой и гибкий,

Сильный, словно бури нарастанье,

Вижу отблеск молодой улыбки,

Трепетное чувствую дыханье.

 

Пролетают ветры вкруговую,

Стяги облаков спуская низко,

Корабли проходят, салютуя

Вечному огню и обелиску.

В. Азаров

 

* * *

Четыре года по команде «к бою!»

Мгновенно собирался наш расчет.

Спроси у нас орудие любое —

Оно ответит, как сражался флот.

 

Спроси на «Петропавловске», на «Минске»,

Спроси у раскаленных жерл фортов —

Тебе ответит грохот исполинский

И гордая отвага моряков.

 

Мы шли сквозь испытанья, зубы стиснув,

В боях теряя дорогих друзей.

Все одолел, все вынес флот Балтийский,

И, закалясь, он стал еще сильней.

 

С ним возмужали мы, его питомцы,

Заветной думой сплочены одной.

За нами в золотых знаменах солнца

Стоит любимый город над Невой!

В. Азаров

 

Так бьются балтийцы

В бой уходят ребята,

Бушлат нараспашку...

Все как есть в полосатых

Матросских тельняшках.

 

Ой, какие ребята —

Сила, удаль, сноровка,

Патронташ и гранаты,

За спиною винтовка!

 

И с гранатой,

Закинутой над головою,

В битву, в черных бушлатах,

Слитых с черною тьмою.

 

Рядом рвутся снаряды,

Волчий вой миномётов...

Наступают отряды

По воде, сквозь болота.

 

По крутым буеракам

Взвейся, Балтики ветер!

Краснофлотцы,

В атаку,

В наступленье,

в бессмертье!

 

Был здесь мирный очаг.

Он дымит головнёю,

Пусть ответит за это враг

Головою!

 

Пусть блеснут с бескозырок

Снова грозные искры,

Наше гордое:

«Краснознаменный Балтийский»!

 

И ни шагу назад,

Страх балтийцам неведом.

Лозунг наш — Ленинград,

Наша клятва — победа!

В. Азаров

 

* * *

Синяя, зелёная,

Сильная, бессонная

И неугомонная вода.

Сколько было хожено,

Сколько силы вложено —

Не забудет сердце никогда.

 

Как врывались мы на этот рейд

Под огнём фашистских батарей,

Пролетали с ходу катера —

Это было, кажется, вчера.

 

Командир на мостике стоял,

Комендор по берегу стрелял.

И, пробитый в десяти местах,

Пламенел на мачте гордый флаг.

 

Нас взрастила Балтика, Кронштадт.

Нам пути заказаны назад.

Никогда в народе не умрёт

Слава о тебе, Балтийский флот.

 

Заиграйте, горны, веселей —

Провожай, Отчизна, сыновей.

Поплывут могучие суда.

Мы сдружились с морем навсегда.

 

Синяя, зелёная,

Сильная, бессонная

И неугомонная вода.

Сколько было хожено,

Сколько силы вложено —

Не забудет сердце никогда.

В. Азаров

 

Матросский берег

Памяти Юрия Инге

 

Тот берег, он порохом дымным пропах.

В обугленных ивах плакучих

Белеют туманы, как клочья рубах

На ржавчине острых колючек.

 

Над берегом пышет сухая гроза,

Живых приучая к разлукам.

Безмолвные слышу друзей голоса.

Как в фильме с оборванным звуком.

 

Ах, кто это там над водою плывёт

И глазом косит по-цыгански?

Не знаю, на лбу его кровь или пот, —

Так смерть обесцветила краски.

 

Друг Юра, всплыви, поднимайся со дна,

Из жадного вязкого ила.

В Кронштадте с тобой породнила война

И в Таллине нас разлучила.

 

А если бы я захлебнулся волной

Иль сгинул в безвестном десанте,

То, честь отдавая сражённым войной,

Ты крикнул бы: «Мёртвые, встаньте!»

 

Чтоб люди, чей памятен подвиг с тех пор,

Могли в этой песне сплотиться.

Погибших, живых вызываю на сбор,

Пусть солнце, сынов окликая в упор,

Целует матросские лица!

В. Азаров

 

Кронштадтцы в Петергофе

«За Ленинград!» — пронесся зов,

И в ледяную воду, в пламя

Пошла атака моряков

На берег, занятый врагами.

 

Здесь каждая тропинка, дом

Встречали автоматным громом.

Бойцы промчались бережком

Знакомым, ой каким знакомым.

 

Уже, казалось, не поднять

Голов, но побеждает смелость,

И к тем, кто встретил день опять,

Пришла из пекла боя зрелость.

В. Азаров

 

Стихи из повести о Петергофском десанте «Живые, пойте о нас!»

1

Птицы себе свили новые гнезда,

Люди отстроили кров,

Но и сегодня мне видится грозный,

Верный форпост моряков.

 

Ветер балтийское знамя полощет,

Бой беспощаден и строг.

«Красная Горка» и «Серая Лошадь»,

Дерзостный наш «пятачок»!

 

Здравствуй, пристанище сильных и смелых

На потаенной тропе,

«ИЛы», летящие в бой под обстрелом,

Вкопанный в землю КП.

 

Много я видел, и много я знаю,

С братьями долю деля,

Только всех памятней эта родная

Малая наша земля.

 

Утлой печурки горячее пламя,

Нары, за дверью метель.

Песня, что сложена здесь моряками,

Не позабыта досель:

 

«Вспомним, товарищи, мы ветеранов,

Героев смертельных атак,

Кто в Петергофе погиб у фонтанов,

Врага не пустил в Ленинград!»

 

Нету в ней рифмы, но это пустое, —

Взгляд устремляя к заре,

Летчики пели ее перед боем

В том грозовом январе.

 

И поднимали, ведомые гневом,

Эти слова моряки,

Те, кого звали еще в сорок первом

«Черною смертью» враги.

 

Пела ее молодая пехота,

Что, погрузив на суда,

С танками, по справедливому счету,

Флот переправил сюда.

 

Балтика в зимней ушанке, в бушлате,

В блеске литых якорей,

Пела ее на воскресшем «Марате»

И у стволов батарей.

 

И, долетая в бесправные дали,

В белых фашистских крестах,

Песню седые ветра распевали,

Сея в захватчиках страх!

 

2

Ошеломленный, в радостной тревоге,

Я брел среди воронок и бугров,

По обожженной фронтовой дороге

В освобожденный нами Петергоф.

 

Разбитый, искалеченный нещадно,

Наш город в очертаньях все видней.

Каким он стал за девятьсот осадных,

Отторгнутых от Ленинграда дней!

 

Где жизнь, что трепетала здесь когда-то,

Блеск золотистых статуй, где каскад?

Где боевая молодость Кронштадта,

Что в сорок первом шла сюда в десант?

 

Я провожал их, я глядел им в лица

Перед еще неведомой судьбой.

О, если б мог в гнетущий мрак пробиться

Победный день, от солнца голубой?!

 

Но все мертво. Нет статуй, нет Самсона,

Лишь котлован на ледяной горе.

В ловушках мин береговая зона,

Орудия в пятнистой мишуре.

 

Где взять живой воды среди торосов,

Как корабли надежд поднять со дна?

Но на безмолвные мои вопросы

Угрюмо отвечала тишина.

 

Еще миноискатель не касался

Пустынь, что были мертвенно белы,

И только искореженные пальцы

Вздымали к небу черные стволы.

 

И кладбище фашистское на Красной

Десанта открывало страшный счет,

Где на крестах, что прикрывали каски,

Стояло ясно — сорок первый год!

 

3

И если вновь в Петродворце, в Кронштадте,

На опаленном смертью берегу

Тебе придется побывать, читатель,

Тех вспомни, перед кем и мы в долгу.

 

Останутся в сердцах потомков святы

Герои, что сражались до конца,

И пусть проспект Матросского десанта

Возникнет средь садов Петродворца.

 

С оружием в руках войдут устало

Бойцы в спасенный свой Петродворец.

Пересеченный зеленью кварталов,

Он светится, как голубой ларец.

 

И множество не без вести пропавших,

Стремительных и молодых парней,

И множество с твоей земли не вставших

Глядят на небывалый блеск огней.

 

Бойцы погибли у твоих фонтанов,

Чтобы из праха встал цветущий сад,

И, вспоминая павших ветеранов,

Героям салютует Ленинград!

В. Азаров

 

На вахте

Наш курс был прям, и ход был скор,

Но вдруг, ломая лес,

С крутых вершин Кавказских гор

На море пал норд-вест.

 

Казалось, будто по горам

Карабкался корабль.

Валы седые тут и там

Бросались на «ура».

 

Они хлестали в нос и в бок,

Дробясь о мостик в дым.

Добротный плащ давно промок

Под натиском воды.

 

В машинах, кубриках, — везде

На вахте, как и я,

Противясь ветру и воде

Стоят мои друзья.

 

Пусть будет норд от снега сед,

Пусть злобствует вода,

Я твердо знаю, что сосед

Не выдаст никогда.

 

Военным людям не впервой

Идти в любой поход,

Встречать на вахте штормовой

Счастливый новый год.

В. Апошанский

 

Морякам

Моряки, моряки — наша гордость и слава.

И Андреевский стяг развивают ветра.

Вам подвластны моря, океанские дали,

Шум волны за бортом и штурвал корабля.

 

В океане людском я вас сразу узнаю

По походке и выправке, блеску в глазах.

Моряки, моряки — наша гордость и слава,

Океан, как любовь, вы несете в сердцах.

 

Расставанья и встречи, родные причалы,

Блеск на форме погон, золотых якорей.

Вас встречают цветами, провожают, махая,

И так ждут с нетерпеньем приход кораблей.

 

Доблесть нашего флота вы несете достойно,

И как память ушедшим — на волнах мой венок,

Вам сияет звезда на широком просторе,

И далекого берега маяком огонек.

 

Моряки, моряки, ваша жизнь — это море,

Крови капля частица, это ваша судьба,

Это трудная доля, и радость, и горе,

Но моряк моряком — остается всегда!

А. Башмаков

 

Морская соль

Мне помнится первая вахта

И чайки встревоженной крик,

Когда накрывался, как яхта,

Волнами свирепыми бриг,

 

Когда мы не сразу сумели

На реях поднять паруса.

От ссадин ладони горели,

От ветра болели глаза.

 

А ночью, дрожа от озноба,

Мы видели страшные сны.

И соль выступала на робах

От пота и хлёсткой волны.

 

Не драли напрасно мы глотки,

Романтику моря хваля.

Курсантики из мореходки,

Зеленая юность моя...

А. Баюров

 

* * *

Памяти моряков эскадренного миноносца «Гордый», погибшего в ноябре 1941 года.

 

Не к монументу каменному — в срок,

Когда приходит памятная дата, —

К волне крутой склоняется венок

Под рокот набежавшего наката.

 

Пускай норд-ост не в меру говорлив,

Но мы готовы здесь молчать часами.

И удивленно смотрят на залив

Ромашки светло-желтыми глазами.

 

Им будет сниться полевой уют...

А, может быть, им все-таки приснится,

Как моряки прощание поют

На палубе горящего эсминца?

 

Мы постоим.

Мы вспомним о войне.

Спешит к венку крикливых чаек стая...

А он цветет, качаясь на волне,

Друзей моих с бессмертием венчая...

А. Баюров

 

Баллада о мужестве

Славно воевали моряки,

Перед смертью смазали замки.

 

Спит эсминец на глубоком дне

Со смертельной раною в броне.

В амбразуры, немы и круглы,

Смотрят орудийные стволы.

 

Прибыл аварийный мотобот,

Вьется змейкой воздухопровод.

Под водою, как в лесу, темно,

Водолаз спускается на дно.

 

Здесь мои товарищи клялись,

Моряки погибли — не сдались!

И волна смертельной синевы

Смыла бескозырки с головы.

 

Будут жить морские корабли, —

Вот уже понтоны подвели.

Вот уж

Рубка над водой видна

Миноносца, всплывшего со дна.

 

Если бы я мог когда-нибудь

И моих товарищей вернуть!

В. Бершадский

 

Вот жизнь моя...

Вот жизнь моя: студеные ветра,

Расплывчатый маяк, да ночью мглистой

С гуденьем вылетают катера

Из гавани пустой и каменистой...

 

Вот жизнь моя: каюта в пять шагов,

Похрустыванье льдинок на бушлате...

Мы день и ночь на заданном квадрате

Несем дозор вдали от берегов.

 

И все ж я лучшей доли не ищу;

Пускай вода стекает по плащу,

Пускай совсем не в книжной красоте

Нас вверх и вниз швыряет непогода, —

Я нужен здесь. Таков приказ народа.

 

И оттого в каютной тесноте

Великая открыта мне свобода.

С. Ботвинник

 

Открытое море

Куда ни посмотришь — вода...

Вода на рассвете седа,

Вода при закате багрова...

Вода — и любовь и беда,

И нежит, и треплет суда,

Взлетает и падает снова...

 

Куда ни посмотришь — волна.

За нами родная страна.

Мы помним военные годы:

В тяжелом угаре атак

Немало ты дрался, моряк,

За выход в открытые воды.

 

Какие пред нами пути!

И лучшей судьбы не найти,

Чем трудная служба на флоте...

Я светлой мечты не таю:

Учиться у моря упорству — в работе,

Великому гневу — в бою.

С. Ботвинник

 

Раскинулось море широко

Не знаю, сказать не рискую,

Кто первый в родительский дом

Занес эту песню морскую

И в сердце посеял моем.

 

Когда и какими судьбами,

На крыльях выносливых чьих,

Она долетела до Камы,

До дальних пределов моих.

 

Быть может, в потертой шинели

Её, не сдержавшись от слез,

Пропел у моей колыбели

Седой порт-артурский матрос.

 

Он пел о геройстве «Варяга»,

О мужестве русских людей,

Погибших с развернутым флагом

Во славу Отчизны своей.

 

И, видно, с той песней далеко

В мечтах я ходил по волне...

«Раскинулось море широко», —

шептал я по-детски во сне.

Н. Букин

 

Когда бушуют ураганы (баллада)

Когда бушуют ураганы

И загорятся маяки,

Опять у моря-океана

Встают герои-моряки.

 

Они встают со дна морского,

Как тридцать три богатыря,

И золотой зарею снова

Горят на лентах якоря.

 

Они идут неудержимо

К родным советским берегам,

Чтоб посмотреть на край любимый

И поклониться матерям.

 

А на земле, куда ни глянешь,

Кипит горячая страда,

Где раньше было поле брани,

Теперь сады и города.

 

Глаза героев засияли,

И сердце радостно зажглось:

— Не зря мы, братцы, воевали,

О чем мечтали, все сбылось...

Н. Букин

 

Под северным сиянием

Уходим мы из гавани,

Родная, руку дай,

В минуты расставания

Удачи пожелай.

Я знаю, в дальнем плаваньи

Не раз приснишься мне

Под северным сиянием,

На пенистой волне.

 

Пусть непогода хлесткая

Со мной вступает в спор,

Поет душа матросская

И хочет на простор.

Вдали от мирной гавани

Ты мне еще родней

Под северным сиянием,

На пенистой волне.

 

Вздыхает зыбь унылая,

И ветер снасти рвет,

С тобой быть — счастье, милая,

Да море вдаль зовет.

Вернусь к тебе из плаванья,

К тебе, моей весне.

Под северным сияньем,

На пенистой волне.

Н. Букин

 

О, скалы, гранитные скалы…

О, скалы, гранитные скалы,

Холодная кромка земли!

Вы домом любимым мне стали,

Здесь крылья мои отросли.

 

Привык я ходить на просторе

Сквозь темень полярных ночей.

Люблю необъятное море,

Сияние зимних лучей.

 

Я здесь по приказу народа.

Стою и в морозе и в пургу,

И в наши советские воды

Зайти не позволю врагу.

 

О, скалы, гранитные скалы,

Холодная кромка земли!

Вы домом любимым мне стали,

Здесь крылья мои отросли.

Н. Букин

 

Мы — моряки

(выпускникам ленинградского нахимовского училища)

 

Как гордо звучит: «Я — моряк!»

Доступным мне многое стало:

«Аврора», «Потемкин», «Варяг»

И грозная сила металла.

 

И дружества сплав, и любви,

На пирсе ночном расставанья,

И там, в океанской дали

Всей службы моей очертанья.

 

Среди дорогих мне друзей

Не счесть моряков настоящих,

Познавших бескрайность морей,

Глубин бесконечность кипящих.

 

Мы все носим форму одну,

Но все же роднит нас иное —

Ответственны мы за страну,

Ее заслоняем собою.

 

Нам светят в морях маяки,

Наш путь освещая неблизкий.

И смотрят на нас моряки

С гранитных высот обелисков.

В. Валунский

 

Три цвета

Мне нравится синий цвет:

В нем — моря простор без края,

Тельняшка — душа морская

И грозная сталь ракет,

В нем айсбергов синих льдины,

Соленых морей глубины...

Как дорог мне синий цвет!

 

Мне нравится красный цвет:

В нем —наших республик стяги,

Торжественность слов присяги

И пламенный партбилет,

Огонь на гранитных плитах

И кровь, что в боях пролита...

Как дорог мне красный цвет!

 

Мне нравится белый цвет:

В нем — форменки шик матросский,

На гюйсе моем полоски,

Кипит за кормою след,

В нем волны, что нас качают,

Полет острокрылых чаек...

Как дорог мне белый цвет!

 

Три цвета морские дали

Во флаге навек — связали,

В единое воплотив

В нем буден соленых твердость,

За Родину нашу гордость,

Романтики бурь мотив.

В. Валунский

 

* * *

Ушли в историю корветы,

Уже другие корабли

Нас ждут. Сквозь дымные рассветы

Мы различаем силуэты

Их в неизведанной дали.

 

Нет, мы не ищем легкой доли,

Не форма манит нас на флот,

Не сладок пуд забортной соли,

Который съешь помимо воли

За многомесячный поход.

 

Ладони жестки от работы,

Давно забыт земной уют,

По лбу стекают струйки пота

Но тем и славны будни флота,

Что несгибаемых куют.

 

Мы спорим с бурными морями,

Гордясь нелегкою судьбой.

Вся наша Родина за нами

И, развеваемый ветрами,

Крылатый флаг над головой.

В. Валунский

 

* * *

Нам не стоять спокойно на приколе,

Зовет нас необузданность пучин.

Вчерашние мальчишки, выйдя в море,

Заслужат делом звание мужчин.

 

Не надо нам романтики особой,

А только — чтоб ветрам подставить грудь,

Да чтобы свежевыстиранной робой

Себе потуже плечи обтянуть.

 

Да чтобы волны клокотали рьяно,

Да вился флаг на гафеле крутом,

Да чтобы под мелодию баяна

Мы пели о далеком, дорогом.

 

Чтоб выбрать верный курс, минуя мели,

Чтоб закалиться в бешеных штормах,

Наверняка достичь заветной цели

И моряками стать не на словах.

 

Пусть будет все: разлуки и тревоги,

Компас надежен, выверен секстан.

Ведь в жизни нет для нас иной дороги,

Чем трудная дорога в океан.

В. Валунский

 

* * *

Море только кажется суровым,

Только первый выход ты осиль,

А вернешься — так захочешь снова

Окунуться в штормовую синь.

 

Океан ничуть не станет тише,

Знаем, все, что трудно, — впереди.

Если даже раз ты в море вышел,

Значит, ты стихию победил.

 

Если ты с самим собой в сраженье

Выдержал, не струсил, не обмяк,

Значит, ты достоин уваженья,

Значит, ты — действительно моряк.

В. Валунский

 

* * *

Нет, я не ждал покоя от аврала,

Не делал снисхождения себе,

К ответственности, что на мне лежала,

Я относился как к своей судьбе.

 

И был я горд особым флотским счастьем,

В труде матросском не жалея рук,

Когда от ветра чуть не рвались снасти

И мачта прогибалась, будто лук.

 

Я не желал спокойствия и славы,

В грудь не стучал напрасно кулаком.

Совсем не сразу заслужил я право

Так гордо называться — моряком.

В. Валунский

 

Легенда

Полотнище красное вьется.

В легенду, в атаку, вперед

С «полундрой» встают краснофлотцы

Матросский израненный взвод.

 

Как много отважного риска

В последнем броске моряков.

Пусты автоматные диски,

Но светятся грани штыков.

 

В окопах оставлены каски,

Черны бескозырки парней,

И кровь на поспешных повязках

На фоне бушлатов красней.

 

Идут молодые сквозь ветер.

Ничто не воротит их вспять.

Идут они «черною смертью»,

Чтоб светлую жизнь отстоять,

 

В легенду, в балладу, в бессмертье

И в память. Весомой ценой

Вы эту отвагу измерьте

И этот отчаянный бой.

 

Она не закрылась, страница

Легенды. На нас до сих пор

Матросов гранитные лица

Глядят с обелисков в упор.

 

Они с нами есть, а не были,

Всегда, каждый день, каждый час.

Ведь мы — продолжение были,

Легендою ставшей для нас.

В. Валунский

 

Свершение мечты

Мечтая о походах в синих далях,

Мы в детстве рисовали корабли.

Но только мы тогда еще не знали,

Что море начинается с земли.

 

Все было непривычно, даже брюки

Матросские в новинку были нам.

Мы начали с азов морской науки,

Уча ее сначала по слогам.

 

И плечи были горячи от пота

И руки от мозолей тяжелы,

Пока травить учились фока-шкоты,

Вязать морские хитрые узлы.

 

Не скоро довелось увидеть штили

И штормовой волны изведать злость.

Впервые мы считали наши мили...

А сколько их еще пройти пришлось!

В. Валунский

 

* * *

Нам говорят: «Сплошная автоматика.

А с ней не служба — просто благодать:

У ваших ног Атлантика и Арктика,

А вам одно — лишь кнопки нажимать.

 

Ведь заменялось тела напряжение

На напряженье тока. Нет хлопот...»

Когда я слышу эти «рассуждения»,

Обидно мне становится за флот.

 

Да, наши корабли сложны и строги,

Поют машины сотней голосов.

А вы б смогли по боевой тревоге

Пробыть в противогазе семь часов?

 

А вы б смогли на месяцы — в походы,

Без дома, без родных, без берегов?

Ветра шлифуют корабля обводы.

Шлифуется характер моряков...

 

Так не судите ж вы о флотской службе,

Ни дня, ни часа не отдавши ей.

Да, нам вручили сложное оружие.

А значит — служба сделалась сложней.

В. Валунский

 

Штурмана

Корабль забылся у причала,

И карты свернуты в рулон...

Спят штурмана в походах мало,

И как тревожен этот сон.

 

Когда на вахте, над прокладкой

Забудешь обо всех делах,

То сон короткий, как украдкой,

От синей карты в двух шагах.

 

Спасибо же, старик Меркатор!

Глазами красными они

Глядят в секстан и пеленгатор

На звезды, створы и огни.

 

Идут походные недели,

Свирепствует крутой норд-вест,

Но верный курс минует мели,

И неизменна точность мест.

 

И снова временным приютом

Та база, что всего родней.

Спят штурмана в своих каютах

И видят сны за много дней.

В. Валунский

 

Севастопольская панорама

Здесь порохом пахнет, здесь режет глаза

От ярких разрывов, от серого дыма.

Здесь снова, как более века назад,

Стоят непреклонно защитники Крыма.

 

Ведут батареи прицельный огонь,

Все поле сражения как на ладони,

Под смелым Хрулевым вздымается конь,

Фигура Нахимова на бастионе.

 

Матрос-канонир у лафета застыл,

Страшны неприятельских бомб попаданья.

И раненых сносят с позиции в тыл,

Туда, где мученья, туда, где страданья.

 

И поп полковой над погибшими вновь

Торжественно служит ненужный молебен.

И льется обильно народная кровь

На стены, которые строил Тотлебен...

В. Валунский

 

Матросские ленты

За много лет поблекли и потерлись,

А были ведь они чернее сажи:

И ленточка «Морской кадетский корпус»,

И ленточки балтийских экипажей.

 

В музее я смотрю на ленты снова,

Как строки книг, их изучаю взглядом.

Чеканны буквы «ПАМЯТИ АЗОВА»,

И светится «ОЧАКОВ» с ними рядом.

 

Вглядитесь повнимательней, потомки,

Но отрывайте от витрины взора,

От ленты с гордой надписью «ПОТЕМКИН»

Пройдите к ленте с надписью «АВРОРА».

 

И прочитайте вдруг на ленте старой

За золоточеканными словами.

Что не полоски черного муара,

А флотская история пред вами.

 

Ведь снова незабытые картины

Через года боев и будни мира

Нам воскрешают лента «ОКТЯБРИНЫ»

И гордые слова «МАРАТ» и «КИРОВ».

 

И, будто продолжая путь матросский,

Как равные в геройском этом списке,

Здесь «ТИХООКЕАНСКИЙ», «ЧЕРНОМОРСКИЙ»,

И рядом с ними «СЕВЕРНЫЙ», «БАЛТИЙСКИЙ».

 

Хранятся на витринах-постаментах,

Как памятники, а не экспонаты

Матросские муаровые ленты...

Я две храню. Я их носил когда-то.

В. Валунский

 

Матрос

На ремне сверкает пряжка

И блестит издалека,

Полосатая рубашка

Называется «тельняшка»…

А матросская фуражка

Не имеет козырька.

 

Называется фуражка

Бескозыркой моряка.

И над нею ленты вьются,

На ветру холодном бьются,

 

И взлетают, и шуршат,

А на ленте — буквы в ряд.

Ветры, дуйте! Ливни, лейте!

Ураган, гуди, пыля!

Всё равно горит на ленте

Вечно имя корабля.

 

Это имя для матроса

Будет дорого всегда…

Мелкий дождь струится косо,

Глухо в берег бьёт вода.

 

Хмуро в море-океане,

Пляшут волны там и тут.

Корабли идут в тумане,

Нашу землю стерегут.

К. Ваншенкин

 

Опасный фарватер

Я помню опасный фарватер,

Где вешки — вплотную к бортам:

Он узок настолько, что катер

С трудом пробирается там.

 

И справа, и слева зловеще

Кипит бурунами вода.

Буями зажаты, как в клещи,

Проходят морские суда.

 

Легко там на мель напороться, —

Лишь стоит чуть-чуть оплошать,

И поздно страницами лоций

В такие минуты шуршать.

 

На картах написано мало.

Опасность идет по пятам.

Матрос, не зевай у штурвала,

За румбом следи, капитан!

 

... Есть счастье в пути, на котором

Решимость и смелость нужны:

Следить за мигающим створом,

Искать под водой валуны.

 

Кто зоркости глаз не растратил —

Не ищет дороги в обход.

И самый опасный фарватер

Уверенным курсом пройдет.

В. Вейхман

 

О маленьком корабле

Балтийские легкие силы

Им тяжкий удар нанесли.

Юрий Инге

 

Там, где большому кораблю

Фарватер не найти,

Там, где большому кораблю

Заказаны пути, —

 

Наносят там врагам урон,

Как смерч влетают в тыл,

Сметая, вражий рвут заслон

Отряды легких сил.

 

Тут каждый стоит четверых,

Тут риск любой — пустяк.

Так всюду говорят о них,

И, значит, это — так!

 

Но если ранен храбрый брат

В семействе кораблей,

То приведут его назад

Сквозь тысячу смертей.

 

И Ленинград его возьмет,

Подняв на стапеля.

Так лечат сына, как пойдет

Леченье корабля.

 

Вдова балтийца-моряка,

Отец фронтовика

И те, что мальчики пока,

Но чья рука крепка, —

 

Помогут все, хоть нелегко,

Хоть в битвах город наш,

Со всеми вместе у станка

Отважный экипаж.

 

Тут каждый стоит четверых.

Тут риск любой — пустяк.

Так всюду говорят о них,

И, значит, это — так!

 

У корабля, как у бойца, —

Характера черты,

И выражение лица,

Вглядись, увидишь ты.

 

Клокочут волны за кормой,

Тревожный сумрак лжив.

Отряд не повернет домой,

Пока противник жив.

 

Ведь каждый друг — за четверых.

Тут риск любой — пустяк.

Так всюду говорят о них,

И, значит, это — так!

Е. Вечтомова

 

Миноносцы

Суров, студён полярный океан.

На узком рейде трубы миноносцев:

Идёт война. Здесь раз в полгода солнце

Кровавым оком смотрит сквозь туман.

 

По борту слева — Новая Земля

Своими льдами вечными качает.

Сегодня в бой! А ветер всё крепчает,

Валов тяжёлых глыбы шевеля.

 

Лишь раз в неделю — пресная вода.

И соль на всём! Чисты лишь только души...

Восьмые сутки без тепла и суши,

В мечтах и снах — горячая еда...

 

Но вот звучит команда по постам:

— Все по местам и с якорей сниматься!

А мы давно готовы по местам,

За долг и честь, за Родину сражаться.

 

Сверкает жёстким инеем броня,

И хлещут в лица смёрзшиеся брызги.

Вот якорь чист и лапы хищно выгнул,

Собою горло клюза заслоня.

 

Забили громкий бой колокола —

Идут в прорыв сегодня миноносцы.

А там, внизу — в подлодках смерть крадётся,

Прижались к дну их хищные тела.

 

А в них — матросы в чёрных свитерах

Пьют кофеёк, жуют свои галеты

И ждут тот миг, последний, тот, воспетый,

Глотая чёрный, словно кофе, страх.

 

Но вот акустик — пензенский пацан,

Поймал шумы от вражеской подлодки!

И, в поворот уйдя, легко и чётко

Обманем мы фашиста-хитреца.

 

Торпедный пуск мы примем на винты —

Хорош манёвр, и слава командиру!

Плюётся пушка огненным пунктиром,

Вонзая в ночь разящие персты.

 

А за корму по жёлобу пошли

Глубинных бомб тяжёлые бочонки,

От чьих разрывов — колики в печёнках,

И на бортах заклёпки отошли.

 

Предсмертный хрип с соляровым пятном

Пошлёт подлодка пузырём воздушным.

И крик «Ура-а-а!» летит из глоток дружно,

Уже не слышный тем, кто лёг на дно...

 

А встречный ветер солон и калён,

Он плотной ватой горло забивает.

По курсу лодка новая всплывает —

Не кончен бой. И враг ещё силён.

 

Он не ушёл. Команда: «На таран!»,

И рулевой, ругаясь не по чину,

Ещё мальчишка, но уже мужчина,

Кладёт рули на зюйд, за сектора.

 

И субмарина точно не ушла:

Таран в надстройку страшен и смертелен.

А неба свод весь звёздами устелен —

Там наши души, а в воде — тела...

 

Суров, студён полярный океан.

Кромсали лёд форштевни миноносцев,

Была война. Вставало робко солнце,

И свет Победы реял сквозь туман...

С. Гамаюнов

 

В те дни

Я был в команде рядовым,

Служил на корабле минером…

К бессонным пристаням Невы

Пришли эсминцы и линкоры.

 

Они пришли не на парад:

Без пестрых флагов и без строя.

Они пришли, чтоб Ленинград

Прикрыть огнем, прикрыть бронею.

 

И от зари и до зари

Они кидали тонны стали,

Стояли, как богатыри,

И никогда не уставали.

 

А враг силен.

Он бил мосты,

Стрелял по куполам соборов,

Грозил с земли и высоты…

 

И мне приказано, минеру,

Свой заминировать корабль,

И если что — поднять на воздух

Вот эту палубу, и трап,

И красные на пушках звезды.

 

И каждый хмурился матрос,

Светилась боль в глазах усталых,

Когда я бомбы с башни нес,

Готовил белые запалы.

 

И каждый чувствовал тогда —

Впервые, может быть, так ясно, —

Какая нам грозит беда,

Какая город ждет опасность.

 

И нарастал наш ярый шквал,

И дрогнул враг под канонадой…

Я бомбы с башен убирал —

Мы не отдали Ленинграда.

М. Годенко

 

На стенке

Поблескивая краской свежей,

На стенке катера стоят.

Их вешним светом солнце нежит,

Над ними облака парят.

 

Как им наскучили кильблоки,

Как надоели холода!

И грезится простор широкий,

Освобожденный ото льда.

 

У катеров вразвалку ходит,

Нахмурен и нетерпелив,

Усатый мичман. Он сегодня

Весь день косится на залив.

 

Когда же волны солью брызнут?

Когда ж начнется ледолом?

Весь смысл его суровой жизни —

Там, вдалеке, за маяком.

М. Годенко

 

Реквием русской эскадре

Долг высокий

Пытайтесь учесть

И в последнюю Сагу

Поверьте!

Донесите

Забытую весть

О Российской Эскадре

В Бизерте...

Флотоводцы в поход

Не ведут,

Время славу живых

Экономит—

Их в Отечестве

Больше не ждут

И Отечество

Русских не помнит.

...Вот и дрожь

На кадетских губах,

Вот и Родина

Марш доиграла!

К нам вернулся

Андреевский флаг —

Тот, что спущен

Рукой адмирала.

Н. Гульнев

 

Балтика воюет

Вот он, упругий и соленый,

Свои владенья распростер,

Лиловый, синий и зеленый,

Прошитый золотом, простор.

 

Блестит песок вдоль побережий,

Дрожит от зноя бирюза,

Здесь прямо в ноздри ветер свежий,

Такой, что — закрывай глаза.

 

Такой, что — душу нараспашку,

Такой, что кругом голова.

Он вздыбит парусом тельняшку,

А над тельняшкой леева.

 

Мне только б видеть это впору

И соловьиным горлом петь,

По золотистому простору

Под белым парусом лететь.

 

И, разворачивая круто,

Увидеть вновь в полдневный жар

Седые берега Гангута

И плоский остров Осмуссар.

 

Опять вперед, опять! Покуда

За караванами шаланд

Подобьем спящего верблюда

Из волн не вынырнет Гогланд.

 

И вновь туда, где ждут ребята,

И в мире нет таких ребят,

Как эти — моряки Кронштадта,

Которых выкормил Кронштадт.

 

Здесь наша колыбель. Мы дома.

Так было и так будет пусть.

Здесь всё обжито, и знакомо,

И выучено наизусть.

 

Здесь нас волна впервой качала,

Мы возвращалися сюда.

...Стоят сегодня у причала

На все готовые суда.

 

Когда сгущается ненастье

И время действовать пора, —

Уходит в море Афанасьев

И пенят воду катера.

 

Вперёд! За черным флагом следом,

И на воде заметен след,

Здесь есть прямой расчет торпедам,

Врагу не скрыться от торпед,

 

Когда на пункт, как пишут, Н-ский,

Забыв своих полетов счет,

Герой-моряк Преображенский

Гостинцы с воздуха кладет.

 

Когда в рассветной звонкой рани

(Тумана ветром не снесло)

Из дальнобойных глушит Гранин

Врага по первое число.

 

Когда, срываясь с побережий,

Идут вперед в дыму, в пыли,

Твои орлы, как ветер свежий,

Как очищение земли.

 

Да так, что души нараспашку,

Дымятся камни и трава,

Да так, что парусом тельняшку,

И над тельняшкой леева.

 

Я говорю сквозь треск пожарищ

Простые, ясные слова:

«Воюет Балтика, товарищ!

Товарищ! Балтика жива!»

 

Мы выбьемся вперед, братишка,

Последним будет наш удар.

Придем и гаркнем: «Амба! «Крышка!»

И на Гогланд и Осмуссар.

 

И, разворачиваясь круто,

Мы якоря опустим тут,

У скал сурового Гангута,

И снова выйдем на Гангут.

 

А мне б, — что есть во мне задору, —

Со всем задором песню спеть,

И по балтийскому простору

Под парусами пролететь.

М. Дудин

 

Отвлекающий десант

Отвлекающий десант —

Двадцать девять краснофлотцев.

Отвлекающий десант...

Скоро, скоро кровь прольется.

 

Отвлекающий десант

С хрупкой маленькой подлодки.

Наливает лейтенант

По сто грамм казенной водки...

 

...И ясна, понятна цель,

Невозможное — возможно:

Взять поселок Коктебель

И держаться — сколько можно.

 

Налететь, напасть, отвлечь —

Без подмоги, в непогоду.

И навеки в землю лечь.

В эту землю, в эту воду.

 

Отвлекающий десант.

Есть такой в морском уставе.

Отвлекающий десант —

Верный путь к посмертной славе.

 

...Болью полнится душа

На краю волны и суши;

Двадцать девять ППШ

Против сотни вражьих пушек!..

 

После всех побед и бед

Их припомнят и прославят.

Через тридцать долгих лет

Здесь им памятник поставят.

 

На воде растаял след...

Двадцать девять краснофлотцев!

Через тридцать долгих лет

Лишь один сюда вернется.

 

Лишь один остался жив.

Плакал горькими слезами,

Две гвоздики положив

На холодный серый камень.

А. Жигулин

 

Героям синопского боя

Там далеко: на юге Крыма,

Куда стремилися толпой

Враги России в грозный бой;

Откуда так непобедимо

Восстала РУСЬ, Творцом хранима,

И свет наполнила молвой;

Где море Черное валами

Неутомимо берег бьет

И песнь победную поет —

Там благодарною рукой,

Средь роз, воздвигнута могила;

Они растут, цветут — полила

Их Русь признательной слезой.

В ней адмирал, герой Синопа

Зарыт, убитый наповал:

Удар судьбы — защитник пал!

Возликовала вся Европа!

Чего же больше: город пал:

Не страшен ей теперь Петрополь —

Погиб великий Севастополь;

С землею враг его сровнял.

Пришельцев Запада улыбкой

Не озарился злобный лик;

Встряхнул их великан-старик

И час победы сделал пыткой.

Познал Россию враг на деле:

Его отважные борцы

Победы гимны петь не смели

И разбрелись во все концы.

Прошли года, сквозь их пучину

Восстал опять Синопский бой;

И ровно века половину

Его герои под землей

Лежат под хладной крышкой гроба,

И тело превратилось в прах;

Но в славе и в своих делах

Они бессмертны будут оба.

А. Жохов

 

Севастополь

Смотрите на меня во все бинокли,

Расширьте изумленные глаза:

Я пережил осаду Севастополя,

Хоть не был в нем сто лет тому назад.

 

Забыв от страха ощущенье страха,

Влюбленный в жизнь, но не дрожа за жизнь,

Я защищал крутой курган Малахов

Под ядрами средь беспрерывных тризн.

 

Я задыхался от священной мести

И становился варваром в тот миг,

Когда в бою в живых телах, как в тесте,

Орудовал мой очумелый штык.

 

Я был убит, как адмирал Нахимов,

Я разрывался на куски стократ

И был зарыт в бесчисленных могилах,

Как тысячи матросов и солдат.

 

Но, как сама бессмертная Россия,

Став в эти дни сильней, чем Голиаф,

Я, зубы сжав и муки пересилив,

Восстал из гроба, смертью смерть поправ.

Р. Ивнев

 

Морские охотники

И ночью и днем, непрестанно

По синему морю скользя,

В дозорах морская охрана,

Ее не бояться — нельзя.

 

Стремительна быстрая стая, —

Идут на врага катера,

Повсюду его настигая,

Как бурь беспощадных ветра.

 

Ведет боевая отвага.

Товарищи! Полный вперед!

И вьется полотнище флага,

Волна за винтами встает.

 

И четким звучит приказаньем.

Подводную лодку накрыв,

Глубинного бомбометанья

Единый и грозный порыв.

 

Отбой... Нападенье отбито,

Над морем опять тишина,

Урок получили бандиты,

За все получили сполна.

 

И вновь, за врагами охотясь,

Дозором идем боевым.

Так зорче смотри, краснофлотец,

За морем Балтийским своим!

Ю. Инге

 

На редан

Обгоняя скоростью мгновенья,

Прорывая яростно туман,

За кормой тугие волны вспенив,

Катера выходят на редан.

 

В туче брызг стремительною тенью

Головной уверенно идет.

У фашистов паника, смятенье...

Батареи мажут. Недолет!

 

Возникая, грозные во мраке,

Катера в один порыв слиты,

И гремит торпедная атака

Небывалым вихрем быстроты.

 

На редан! Стрекочут пулеметы,

И с предсмертным ревом «мессершмитт»

Падает в прибрежное болото

И, объятый пламенем, дымит.

 

Катера уходят. Перед ними

След подлодки тонкой бороздой.

И тогда еще неумолимей

Бомбы глухо рвутся под водой.

 

Дан приказ — кончать бомбометанье,

Курс на базу. Отдых до утра.

Боевое выполнив заданье,

В новый бой выходят катера.

Ю. Инге

 

Тральщики

Седое море в дымке и тумане,

На первый взгляд такое, как всегда,

Высоких звезд холодное мерцанье

Колеблет на поверхности вода.

 

А в глубине, качаясь на минрепах,

Готовы мины вдруг загрохотать

Нестройным хором выкриков свирепых

И кораблям шпангоуты сломать.

 

Но будет день... Живи, к нему готовясь, —

Подымется с протраленного дна,

Как наша мысль, достоинство и совесть,

Прозрачная и чистая волна.

 

И потому мы, как велит эпоха,

Пути родного флага бережем,

Мы подсечем ростки чертополоха,

Зовущегося минным барражом.

 

Где бы противник мины ни поставил —

Все море мы обыщем и найдем.

Согласно всех обычаев и правил,

Мы действуем смекалкой и огнем.

 

В морских просторах, зная все дороги,

Уничтожаем минные поля,

Свободен путь. Звучи, сигнал тревоги,

Дроби волну, форштевень корабля.

Ю. Инге

 

Гибель пирата

Июньский день. Спокойная погода.

На море штиль. Прозрачна синева.

Текут часы военного похода,

И палуба колышется едва.

 

Но каждый пункт военного устава

О зоркости напоминает нам,

И след торпеды слева или справа

Не преградит дороги кораблям.

 

На Балтике искусны рулевые,

Их никаким маневром не собьешь,

И бой ведет с врагами не впервые

Отважного эсминца молодежь.

 

Она пути разведала недаром,

Чтоб защищать родные берега,

Чтобы одним стремительным ударом

Всю ненависть обрушить на врага.

 

Всегда свою присягу помнят свято,

Всегда готовы Балтики сыны:

На перископ подводного пирата

Сигнальщиков глаза устремлены.

 

Но скрылась лодка, в глубь морскую канув,

И тут над ней смыкают тесный круг

Полсотни неожиданных вулканов,

Полсотни бомб, взрывающихся вдруг.

 

С эсминцем рядом гулко рвется мина,

И столб воды вскипает на пути,

Но экипаж, сплоченный воедино,

Не даст подлодке вражеской уйти.

 

Нет, никогда уж ей не всплыть обратно

Навек она останется на дне,

Как водоросли, масляные пятна

Качаются на вздыбленной волне.

 

С врагом еще нам встретиться придется

На небесах, на море, под водой,

И каждый раз герои-краснофлотцы

Окончат, как сегодня, новый бой.

 

Ведь каждый пункт военного устава

О зоркости напоминает нам,

И эта зоркость воинскую славу

Всегда несет советским морякам.

Ю. Инге

 

Морская победа

Балтийское море волнуется глухо,

Пузырчатой пеной кипит,

Но гул самолетов доходит до слуха

Бойцов, устремивших орудья в зенит.

 

Летят самолеты коричневой масти,

А морем крадется фашистский десант, —

Полсотни разбойничьих вымпелов-свастик,

Полсотни оружьем бряцающих банд.

 

Но наша эскадра всегда наготове,

Никто не минует ее барража.

И море окрасится ржавою кровью,

И воздух взметнется, от гула дрожа.

 

Балтфлота удар потрясающ, внезапен,

На небе встает огневая черта.

Здесь нет перелетов и легких царапин,

Работа балтийцев точна и чиста.

 

И с каждой секундою залпы мощнее, —

Пилоты, эскадра, огонь батарей...

Над Балтикой пламя победы, над нею

Отчаянный треск такелажа и рей.

 

Бушуют на Балтике красные флаги,

Призывом к решающим битвам горят.

Нам смерть не страшна и полны мы отваги.

Вперед — за родной Ленинград!

Ю. Инге

 

Утро. Десант

Такой тишины мы еще не знавали, —

Рассвет приближался. И где-то вдали

Стоял островок на крутом пьедестале,

К которому медленно шли корабли.

 

Казалось — с зарею над островом вражьим

Должны троекратно пропеть петухи,

Казалось — эскадра стоит за Лебяжьим,

Где берег такой же и роща ольхи.

 

Залают собаки, деревня проснется,

Шаги заскрипят через десять минут,

Послышится легкая брань у колодца,

И сонные кони в конюшнях заржут.

 

Мы видели белый маяк у обрыва,

На башне пульсировал красный огонь.

По правде сказать, это было красиво —

Туман над волнами ночного залива

И паруса на горизонте ладонь.

 

Сигнальная ринулась в небо ракета,

Орудья подняли свои хобота,

И сразу погасли полоски рассвета,

Когда осветились эсминца борта.

 

Мы прыгнули в шлюпки — ну что же, встречайте, —

И гулко ударила ó борт волна,

Испуганно в небо взметнулися чайки,

Оглохшая рыба всплывала со дна.

 

А по небу мчались стремительно звенья,

Как будто срезающих кроны, машин.

Я думал, в горах началось изверженье,

Когда наши летчики шли в наступленье,

Бомбя гребешки укрепленных вершин.

 

Последняя пушка уже замолчала,

И взвился над островом Родины флаг,

Босые солдаты рубили причалы,

Бессильные пальцы сжимая в кулак.

 

Здесь наша земля. И сигналом протяжным

Отбой прозвучал у корявой ольхи...

Здесь нынче спокойно, как будто в Лебяжьем,

И утром лениво поют петухи.

Ю. Инге

 

Кронштадт

Над волнами залива седыми,

Не страшась ни боёв, ни блокад,

Ты несешь свое славное имя,

Прибалтийская крепость — Кронштадт.

 

В час, когда обрывая причалы,

Пронеслась боевая гроза,

Ты на выстрел двумя отвечала,

Смерти глядя в пустые глаза.

 

Мы потомкам в наследство откажем

Эти громкие были, Кронштадт,

За отвагу твоих экипажей,

Никогда не ступавших назад.

 

Заливая дороги и пашни,

Как осенний балтийский прибой,

Прямо с палуб вы шли в рукопашный,

Наш последний и решительный бой.

 

За рабочее дело, за братство.

Подымая знамена до звезд,

С площадей стороны Петроградской

Прорывались на Троицкий мост.

 

Так прошли вы стальною колонной

Сквозь штыки юнкеров и картечь,

Вас в атаку вела неуклонно

Ильича вдохновенная речь.

 

Вы держали просушенным порох

И, мятежников в грудь поразив,

Встали вновь на могучих линкорах

Грозной вахтой у входа в залив.

 

И гремит над волнами седыми

Дальнобойных орудий раскат,

В нем твое заслуженное имя,

Боевая твердыня — Кронштадт!

Ю. Инге

 

Старый корабль

Проржавев от рубки до заклёпок,

Он своё отплавал и одрях…

Снег лежит на палубе, как хлопок,

Ночь стоит на мёртвых якорях.

 

Этот крейсер, ветхий и невзрачный,

Он давал четырнадцать узлов,

Но теперь от времени прозрачны

Стенки износившихся котлов.

 

В кочегарке бродит без опаски

Старая откормленная мышь,

По отбитой многослойной краске

Возраст корабля определишь.

 

Борт шершав от пластырей и вмятин,

Тряпки сохнут в путанице рей,

Он угрюм и даже неопрятен —

Старый предок наших кораблей.

 

А из порта движется эскадра,

И смеётся флагман, говоря:

«Я на нём служил три года в кадрах,

Этот крейсер знают все моря!

 

Он когда-то был последним словом

Кораблестроительных наук.

Много лет он нам казался новым, —

Старость замечаем мы не вдруг!»

 

И мечталось флагману в походе,

Что когда-нибудь изобретут

Новый флаг в международном своде:

«Отставному крейсеру — салют!»

Ю. Инге

 

За победу и честь

Восемнадцатый век над Россией

Шёл началом лоцмейстерских карт,

Сквозь балтийские ливни косые

Мир увидел петровский штандарт.

 

Мы внесли в золотые анналы

Флотоводцев заслуженный род.

Вновь эскадру ведут адмиралы

В исторический славный поход.

 

Часовые морских цитаделей —

Каждый с гордостью вспомнить готов,

Как защитой страны прогремели

Батареи кронштадтских фортов.

 

Несгибаемы честь и отвага

Тех, кто наши ведёт корабли,

Охраняющих Эзель, и Даго.

И спокойствие нашей земли.

 

Есть ли сердце ещё постоянней

Тех, что в вихре опасных минут,

Не страшась никаких расстояний.

Меж созвездий машины ведут.

 

В жаркой схватке с противником лютым

Не жалеют бесценную жизнь?..

Грянь, страна, небывалым салютом,

Сыновьями такими гордись!

 

Величавым законам устава

Не изменит испытанный флот,

Мы навеки морская держава —

Повелители вспененных вод.

Ю. Инге

 

Эсминцы уходят в поход

Сегодня эсминцы уходят в поход, —

Прощай, дорогая подруга!

Сквозь шторм и туманы,

Сквозь стужу и лёд

Ударим с востока и юга.

 

На острове Сескар светлы маяки,

Их стёкла прочищены нами,

Тут славно работали наши штыки

И бомбы рвались над волнами.

 

Как долго пришлось нам до этого дня

В Кронштадте стоять на приколе,

Пополнив запас боевого огня,

Прошли мы сквозь минное поле.

 

Сегодня эсминцы уходят в поход, —

Не плачь, дорогая подруга!

Когда краснофлотцам прикажут — вперёд,

То встречным приходится туго.

 

Повсюду морской артиллерии гром, —

Кто хочет гостинца — отведай!

В Кронштадтскую гавань мы скоро придём,

Комфлот нас поздравит с победой.

 

Нас девушки будут, как водится, ждать

В аллеях Петровского парка,

И мы им расскажем, что было опять

В сраженье достаточно жарко.

 

Сегодня эсминцы уходят в поход, —

Ну, что ж, до свиданья, подруга!

Как наша эскадра врага разобьёт —

Увидят Кронштадт и Усть-Луга.

 

Ракета взлетела над строем судов,

Прислуга стоит по уставу,

Огонь и осколки бетонных фортов

Взлетели и слева и справа.

 

Отбой. Всё утихло в тумане густом,

Опять корабли на рогатке,

И радостно нам говорит военком:

«Теперь отдыхайте, ребятки!»

 

Тяжёлые веки слипались у нас,

Но быстро закончился отдых, —

Военное время и новый приказ

Флотилии флагманом отдан.

 

И снова эсминцы уходят в поход,

И снова не спят краснофлотцы.

Подруга, увидимся, — время придёт,

И песня иная споётся.

Ю. Инге

 

Баллада о черноморцах

«Наденемте лучшие робы свои

И форменки первого срока!

Мы морю вверяем навек корабли,

А Чёрное море глубоко!

 

Эсминцы погибнут от наших торпед,

Линкоры огнём уничтожим!»

Но хмуро матросы ответили:

«Нет!»

и крикнули громко: «Не можем!»

 

Бледны командиры.

Печален и тих

Идёт комиссар перед строем.

И слов облегченья не может простых

Сказать черноморским героям.

 

У каждого ярость клокочет в груди —

Так жалко эскадру ребятам…

«Ещё повоюем, не всё позади,

Врагам не уйти от расплаты!»

 

И медлят матросы:

Над синей волной,

Колеблемой силою норда,

Высокие мачты эскадры родной

Стоят непреклонно и гордо.

 

«Как можем покинуть мы эти суда,

Вручённые нашей заботе?

Вовек не бывало,

Не быть никогда

Такому позору на флоте!»

 

Но сам комиссар у орудия встал,

Ответил на просьбу приказом:

«Тонуть не позволю!

Весь личный состав

На берег — так требует разум!

 

Мы сами свои уничтожим суда,

Чтоб их не сдавать оккупанту!»

И тихо матросы сказали тогда:

«Товарищ начальник, командуй!»

 

И жёстко столкнулись седые усы

В суровом мужском поцелуе.

Вздохнул комиссар, посмотрел на часы

И голову сжал удалую.

 

Над морем грохочущим стало темно,

И, вымпел подняв опалённый,

Сверкая бронёй, погрузился на дно

Эсминец, открывший кингстоны.

 

Свершилось!

Эскадра лежала на дне,

Шли по морю отсветы зыби,

Но знали матросы, что в первом огне

Врага неминуема гибель.

 

Молчал комиссар.

А в далёком дыму

Дорогу копытили банды.

Глядел комиссар в наступившую тьму,

И снова сказали матросы ему:

«Товарищ начальник, командуй!»

 

Гудел несмолкаемый гром канонад,

Был вечер от зарева розов,

Шагал по степи сухопутный отряд

Республике верных матросов…

Ю. Инге

 

Песня о балтийцах

Балтика! Повсюду прогремели

Подвиги высокие твои,

Сквозь военный дым и через мели

Ты вела к победе корабли.

 

Ветер выл. В борта впивались пули,

Рвали пену взрывы за кормой,

И враги коварные тонули

В нашем море летом и зимой.

 

Мы выходим тяжелой колонной,

В море виден наш пенистый след,

И над гладью, огнем озаренной,

Встало солнце великих побед.

 

На страницы пламенного списка

Имена балтийцев внесены.

Сколько раз над нами плыли низко

Облака блокады и войны.

 

И врагам всегда бывало круто,

Их на дне бесславный ждал конец,

Бьем мы пришлых со времен Гангута

Силой ненавидящих сердец.

 

Снова бой направо и налево,

В черном дыме волны и зенит,

Каждый день могучей слой гнева

Красный флот захватчиков громит.

 

День победы полной перед нами,

День большой торжественной судьбы,

Так взвивайся, боевое знамя

Ненависти, гнева и борьбы!

 

Мы выходим тяжелой колонной,

В море виден наш пенистый след,

И над гладью, огнем озаренной,

Встало солнце великих побед.

Ю. Инге

 

Черноморье

1

От огромных, как мир, наковален,

В расцветающем нимбе огня,

Из проросших травою развалин

Полдень мира идёт на меня.

 

Проникая сияньем алмаза,

В воду солнце кидает свой щит,

Византийской округлою вазой

Бирюзовое море глядит.

 

И уже не могу промолчать я,

Не могу промолчать, не хочу,

Примеряю эпохи, как платья,

И любое сейчас по плечу.

 

Здесь цвела оттоманская феска,

Стыла кровь на ладони весла,

Здесь недавно ещё генуэзка

Узкогорлый кувшин пронесла.

 

Но иду я быстрей и свободней

Через горы, в надзвёздный шатёр.

Подымая за наше сегодня

Кубок синих студёных озёр.

 

Ты лежишь неприступно высоко,

Неизвестная тайная даль,

Но порывистый взмах альпенштока

Ледяной раздробляет хрусталь.

 

Наизусть прочитают отряды

Бесконечной дороги курсив,

К упоенью бесчисленных радуг

Нас ведёт этот горный массив,

 

И, взойдя на вершину, осмыслив,

На огромном цветном коромысле

Мы увидим любые цвета.

 

Ты восстала из пепла столетий,

Угнетённого мира страна.

На твоём запылённом бешмете

Огоньками блестят ордена.

 

Я спускаюсь в долину. И весь я

Лёгким холодом утра объят,

И стеклянные гроздья созвездий

Над моей головою звенят.

 

Я иду по равнине свободно,

Юных зорь раздувая костёр,

Так подымем за наше сегодня

Кубок синих студёных озёр.

 

2

Когда золотистые зори

Огнём опаляют восток.

Негромко поёт Черноморье,

Шурша о прибрежный песок.

 

За тихой, как ночь, Березанью

Питомцам счастливых веков

Волна повторяет сказанья

О славных делах моряков.

 

Безгласны могильные плиты,

Но словно беседуем мы

С командой казнённого Шмидта

У борта плавучей тюрьмы.

 

Взойдём на причальную стенку,

Где створов мерцают огни…

Не здесь ли погиб Матюшенко

За наши счастливые дни?    

 

И вот, подымаясь из мрака

Грозою окутанных вод,

Под вымпелом красным «Очаков»

Портам «Варшавянку» поёт.

 

И, помня о грозном кануне

Боёв, отгремевших до нас,

В кильватер «Парижской коммуне»

Становится «Красный Кавказ».

 

Флотилиям на море тесно,

И знает, ликуя народ,

Что слава Синопа и Чесмы

У каждого в сердце живёт.

 

Овеяны славой вчерашней,

Готовы к боям корабли,

Грозны орудийные башни,

Что мир для страны берегли.

Ю. Инге

 

Январь сорокового года

Суров январь сорокового года,

Покрыты белым пухом берега,

Синоптик мрачен. Скверная погода.

Шуршит в заливе скользкая шуга.

 

Весь день над шаткой палубою тучи,

Стоят морозы несколько недель,

Январский лёд, тяжёлый и колючий,

Плавучую сжимает цитадель.

 

На корабле сбираются к обеду,

Встречают кока дюжиной острот;

Течёт спокойно мирная беседа,

Пока её тревога не прервёт.

 

Война войной. На строгости традиций

Она не отражается ничуть,

И горе вам, рискнувшим не побриться,

И вам, шинель забывшим застегнуть.

 

Но вдруг ворвался в шумные отсеки

И зазвенел прерывистый сигнал,

Единым звуком в каждом человеке

Он мускулы спружинил и собрал.

 

Клокочет море. Сипло завывая,

Холодный ветер палубы сечёт,

А вдалеке, как будто неживая,

Лежит земля, закованная в лёд.

 

И тишина минуты на две, на три,

Как перед смотром части войсковой.

Перед началом оперы в театре

Или в глухой тайге перед грозой.

 

Природа мрак над Балтикой простёрла,

Но сквозь густую снежную кипень

Шестидюймовок стынущие жерла

Нащупывают первую мишень.

 

За этот миг ледовою коростой

На корабле железо обросло.

Ты не легко, не шуточно, не просто,

Жестокое морское ремесло!

 

Но для того, кто в молодости выбрал

Бесстрашье вечным спутником своим,

Нужна работа крупного калибра,

И крепкий шторм подчас необходим.

 

Чтоб, никогда не ведая испуга,

Смотреть, как в чёрный вражеский зенит

Пружина боя, скрученная туго,

Молниеносным залпом зазвенит.

 

Как жадно звуки схватывает разум,

Когда мишень на целике видна,

И, наконец, магическим приказом

Звучит короткий возглас ревуна.

 

И сразу башня вздрогнула… Другая…

Небесная качнулась высота,

Оранжевое пламя изрыгая,

Орудия взметнули хобота.

 

Казалось, море выло и гудело,

Противник бил наводкою прямой,

Эсминец рыскал в зареве обстрела,

Фонтаны оставляя за кормой.

 

Разбиты восемь движущихся точек,

Осталось две, они ещё палят.

В предсмертной злобе раненый наводчик

Шлёт свой последний яростный снаряд.

 

А в это время где-нибудь в Сибири,

На северном краю материка,

В просторной и натопленной квартире

Ласкает сына нежная рука.

 

Вихрастый и взъерошенный мальчишка,

Ему совсем не хочется в постель,

Пред ним до дыр зачитанная книжка

И корабля картонная модель.

 

Уже двенадцать. Передана сводка.

А он не спит. И в шуме у крыльца

Ему всё время слышится походка

На вахту заступившего отца.

 

И видит он клокочущее море.

И слышит рядом плачущую мать.

А женщина, суровая от горя,

Всё думает: сказать иль не сказать?..

 

И сдерживает, пряча телеграмму,

Рыданья, в горле вставшие комком…

«Усни, сынок!»… А он твердит упрямо,

Как все мальчишки: «Буду моряком!»

Ю. Инге

 

Три эсминца

Затемнив сигнальные огни,

В полночь снялись с якоря они,

Сторожила смерть их с трёх сторон,

Но отважно шёл дивизион,

Не страшась минированных зон.

 

Свежий ветер, звёзды и волна, —

Здесь опасней вдвое тишина:

Вдруг всплывёт у борта перископ,

Иль огня, ударившего в лоб,

Проскользнёт над палубою сноп.

 

Наше небо, воду, берега,

Окружили полчища врага,

Но вождям поклялся красный флот, —

С моря враг к земле не подойдёт,

Котлина эскадра не возьмёт.

 

Трудно флоту в море без огня,

Ржавчиной изъедена броня,

В топках жар последнего угля…

Флот в заплатах с палуб до киля,

Но идёт сквозь минные поля.

 

Враг всё ближе. Дорог каждый час,

Миноносцы выполнят приказ.

И идут на постановку мин

По волнам предательских глубин

«Гавриил», «Свобода», «Константин».

 

Но в заливе нет уже дорог.

Враг эскадру нашу подстерёг,

На эсминце палубы горят,

Но вперёд за Красный Петроград

Два других на выручку спешат.

 

И сказал сверхсрочный старшина:

— Смерть за власть Советов не страшна! —

Это слово грохот заглушил;

Так погиб, но флага не спустил

Славный миноносец «Гавриил».

 

— По местам! — слабеющий от ран

Приказал «Свободы» капитан.

Лишь эсминец сделал поворот,

Как увлёк его водоворот

В глубину запенившихся вод.

 

И тогда, оставшийся один,

Дважды подорвался «Константин».

Склянки били шесть часов утра,

И слыхали Балтики ветра

Моряков последнее «Ура!»

 

Этой ночью завязался бой.

Враг бежал, и грозно пел прибой.

У родных балтийских берегов

Мстили мы за краснофлотских вдов,

За друзей с потопленных судов.

 

Много лет прошло уже с тех пор,

Мы несём на Балтике дозор,

К нам никто с оружьем не войдёт,

Ибо мир на море бережёт

Наш родной Краснознамённый флот.

 

Наши мирно плавают суда.

Мы готовы в бой. И никогда

Не забудет ни отец, ни сын,

Как погибли от подводных мин

«Гавриил», «Свобода», «Константин».

Ю. Инге

 

* * *

Нет уже ни фока,

Ни бизани,

Не глядит в туман

Впередсмотрящий,

И антенны, словно марсиане,

Круглые глаза свои таращат.

 

Но одно на Флоте неизменно:

И о море зная понаслышке,

О тельняшке будут непременно

Грезить сухопутные мальчишки.

 

Будут бескозырки и бушлаты,

Даже роба не уйдет в преданье,

Потому что волны бесновато

Также будут палубы таранить,

 

Потому что никаким антеннам

Штормовые ночи не стреножить.

Море

Остается неизменным,

Ну а значит, наша форма тоже.

М. Кабаков

 

* * *

Стучи, мое сердце, стучи,

Покуда турбины не смолкли

И ловят чужие бинокли

Бессонный эсминец в ночи.

 

И мгла отступает.

И свет

Пылает зловеще и жарко,

И кормит огнем кочегарка

Тела беспощадных ракет.

 

Так было.

Так будет и есть:

На гафеле флаг бледно-синий,

Твое незабытое имя,

Два слова:

Отчизна и Честь.

М. Кабаков

 

Мой железный товарищ

Уплывают все дальше и дальше

Опаленные взрывами дни…

Мой железный товарищ,

Мой тральщик,

За разлуку меня не вини.

 

Шар земной я с тобой опоясал

В Заполярье, где ветер упрям,

Когда, точно держа по компасу,

Мы ходили по минным полям.

 

На дыбы поднималась пучина,

Пробегала по палубе дрожь.

Сколько раз говорили врачи нам:

— На кого, ты, дружище, похож?

 

Но мы шли, забывая про отдых,

Через паковый лед, напролом!

Я уехал.

И долгие годы

Ты ночами мне снился потом.

 

Что поделать, когда покидают

Корабли штормовые моря?

Только волны и черные сваи

Меж собою о них говорят.

 

Но великую славя Победу,

Вспомнят внуки в положенный срок,

Что по нашему трудному следу

Караваны пошли на восток.

М. Кабаков

 

72-я Параллель

Мы шли весь день.

И необъятным

Казался моря серый круг.

В холодном небе стыли пятна

Вечерних сумерек.

Как вдруг

На горизонте заклубился,

Едва для глаза различим,

И в хмуром небе растворился

Предвестник встречи —

Белый дым.

Он рос.

Сначала зачернели

Надстройки стройные одни,

Потом на дальней параллели

Засемафорили огни.

На рандеву,

Врезаясь в волны,

Развив по ветру вымпела,

Помчались с веста самым полным

Сторожевые катера.

Сломалась кромка горизонта —

И в тесном море

Не пройти:

То шли на нас

Дымящим фронтом

«Юнайтеды» и «Либерти».

Взлетела флагов

Вереница,

И, уходя в ночной туман,

Мы повели к своим границам

Шестой по счету

Караван.

М. Кабаков

 

Корабли

Через жизнь мою

Проходят корабли.

Есть такие,

Что скрываются вдали

В желтом мареве,

За синею чертой,

И потом о них не память —

Звук пустой.

И не вспомнить,

С кем на мостике стоял,

С кем в машине вместе

Фланец запаял,

С кем на палубе о жизни говорил —

Океан воспоминанья растворил.

Но бывают и другие корабли,

Что пропасть за горизонтом

Не смогли,

И, куда бы я ни шел,

Они со мной,

И ночами я их слышу

Позывной.

Просыпаюсь — дымка серая в окне,

И невесело, и сумеречно мне.

И так хочется увидеть на борту

Тех, с кем словом

Обменялся на лету,

Тех, с кем даже

Ни о чем не говорил,

Просто рядом сигарету раскурил...

М. Кабаков

 

Романтики

Здесь не говорят, что любят море,

Не глядят на волны с восхищеньем.

Море — это сутками в дозоре,

Волны — лишь помеха на ученье.

 

Дескать, чайки, синие лавины —

Это для поэтов, бойких малых.

Нам судить о море по глубинам,

По шкале в двенадцать строгих баллов.

 

Это так, а часто смотрят все же

В синеву без видимой причины...

Ведь о том, что им всего дороже,

Очень редко говорят мужчины.

М. Кабаков

 

Памяти Алексея Лебедева

... Вставали строки под рукою,

И нависал девятый вал.

И ты с пророческой тоскою

Свое «Прощание» писал.

 

Пережила поэта слава,

Тебе не быть уже седым.

Ты в светлой памяти подплава

Остался вечно молодым...

 

А мы в поход уходим вскоре,

Шумит на палубах апрель.

И неумолчно стонет море —

Твоя могила и купель.

Л. Климченко

 

Старые форты

Земля, пропитанная кровью.

Здесь каждый метр в сраженьи взят...

Седой Кронштадт!

К нему с любовью

Все люди устремляют взгляд.

 

Стоит могучею твердыней,

Щитом надежным от врагов...

Былую славу и поныне

Хранит немой бетон фортов.

 

Они, как будто стержень лука.

Кронштадт — по центру, как стрела

На тетиве.

Все годы туго

Она натянута была.

 

Глядел форт Риф:

«Как там Толбухин —

Не даст тревогу ль на посты?».

Стояли в битвах, друг о друге

Заботясь, бережно форты.

 

Стреляли Обручев, Тотлебен

И все другие островки...

Пройти здесь ни водой, ни в небе

Ни разу не смогли враги.

 

Фортов прославленных орудья

Калились докрасна не раз.

Прикрыли командоры грудью

Путь к Ленинграду в тяжкий час.

 

Форты лежат, как стержень лука,

Кронштадт — стрела...

И корабли

В час наступленья друг за другом

Из гаваней кронштадтских шли.

 

Они долг выполнили честно,

Служил отважный здесь народ...

Былая слава повсеместно

В делах сегодняшних живет!

Г. Котницкий

 

* * *

На море есть поэзия и проза.

Они идут всегда в соседстве близком.

Моя бы власть —

нелегкий труд матроса

Отметил бы гранитным обелиском.

 

Поэзия —

когда, поход окончив,

Сойдешь на берег

в белоснежной форме,

Одеколона выплеснув флакончик,

Отпарив брюки,

чтобы были в «норме».

 

Идешь и ловишь восхищенья взгляды:

Пусть думают:

«Морская жизнь — малина!»

И сам забудешь снежные заряды,

Томительные вахты у машины.

 

Забудешь запах теплого тавота,

Забудешь неуют матросской жизни...

Возможно, и сильны мы от того-то,

И вид у нас всегда безукоризнен,

Что грань между поэзией и прозой

Матросской жизни не проводим.

 

То есть,

Мы просто выполняем долг матроса,

Как надо,

как подсказывает совесть.

Г. Котницкий

 

Дружба

Нелегка, товарищ, служба.

Дисциплина, как репей.

Но зато морская дружба

Крепче якорных цепей.

 

Смерть друзей ее спаяла,

Как расплавленный свинец.

Мать-волна ее качала.

Ветер строгий был отец.

С. Кудрявцев

 

В море

Убираем тенты. Идем в поход.

Золотом на лентах:

«Балтийский флот».

Солнце потонуло. Скрылись берега.

Может быть, уснула та, что дорога?

Но поет знакомо ветер в снастях:

— В море — это — дома.

Дома — в гостях.

С. Кудрявцев

 

Условия Победы

Что же нужно для побед на море?

Это — чтоб со стапелей земли,

Пеною пушистой борт узоря,

Выходили в море корабли.

 

И во имя берегов покоя

Нам нужна солидная броня,

Точное оружие морское,

Мощь артиллерийского огня.

 

Нужно знать нам кораблевожденье

Так, чтобы уметь пройти везде,

Знать науку мудрую сражений

На соленой вспененной воде.

 

Крепнет сила твердая, морская,

Словно лес, растет Советский флот.

Это все дает страна родная,

Верфи действуют на полный ход.

 

И еще дает страна родная

Качество, ценнейшее в боях,

Всем сынам, которым поручает

Вахту в океанах и морях, —

 

Это — смелость в час суровой жизни,

Это — воля, что всего сильней,

Это — сердце, верное отчизне

И не изменяющее ей.

А. Лебедев

 

Послесловие

Превыше мелочных забот,

Над горестями небольшими

Встает немеркнущее имя,

В котором жизнь и сердце — Флот!

 

Идти над пеной непогод,

Увидеть в дальномере цели

И выбрать курс, минуя мели, —

Мысль каждая и сердце — Флот!

 

В столбах огня дай полный ход,

Дай устремление торпеде.

Таким в боях идет к победе

Моряк, чья жизнь и сердце — Флот!

А. Лебедев

 

Путь на моря

За главное! За то, что страх неведом,

За славный труд в просторе грозных вод

Спасибо партии, учившей нас победам,

И родине, пославшей нас на флот!

 

Спасибо тем, кто делу боевому

Нас обучил, кто вывел нас к морям!

Любимому училищу морскому,

Всем командирам, всем учителям!

 

В годах труда, упорства и отваги

Мы возмужали, и в грозе любой

О родине нам говорили флаги,

Летевшие над нашей головой.

 

В лицо нам били ветры с океана,

Шла на корабль гремящая вода.

И, отражаясь в зеркале секстана,

Сияла полуночная звезда.

 

Наперекор любым дождям и стужам,

Входили в грудь, срастались прочно с ней

Умение владеть морским оружьем,

Любовь к работе доблестной своей;

 

Уже гудят-поют под ветром ванты,

И о форштевень режется струя, —

Идут на море флота лейтенанты,

Советского Союза сыновья...

 

И если ты, о партия, велела

Громить врагов, рожденных силой тьмы, —

Нет на морях для нас такого дела,

Которого не выполнили б мы!

А. Лебедев

 

Десант

Был приказ немногословный, четкий —

Подойти и там, где мрак черней,

Выгрузить людей и пулеметы,

Легкие орудья и коней,

 

Чтобы роты ринулись обвалом

На тылы и станции врагов,

Чтобы в дымном небе засверкали

Молнии отточенных клинков.

 

Липла к телу взмокнувшая «роба»,

Бескозырку унесло к чертям,

Мы орудия тяжелый хобот

Бережно спускали по талям.

 

Кубрика переступивши комингс,

Ослепляемые темнотой,

Водным оглушаемые громом,

Шли бойцы по палубе крутой.

 

Но, вися на выбленках шторм-трапа

Над такой невиданной волной,

Нет, ничуть не трусили ребята

Боевой дивизии шестой.

 

Разве нас буруны удержали?

Выгребал вельбот среди камней,

Раздавалось радостное ржанье

Выгруженных на берег коней.

 

Мы гребли сквозь этот ветер строгий,

Не светил на берегу огонь;

И легла надежною подмогой

На весло армейская ладонь.

 

Мы не ждали бурного рассвета,

И тебя я, друг, не увидал,

Не узнал, кто, дружбою согретый,

На весло со мною налегал.

 

Но, когда, над гаванями взреяв.

Луч коснулся берега черты,

Мы узнали, что над батареей

Флаг победы нашей поднял ты.

А. Лебедев

 

Смерть Нахимова

За окном тяжелый грохот боя,

Жмутся к стеклам ветки тополей,

Флагмана зовут в поход с собою

Тени белокрылых лебедей.

 

Слышит он призывный голос меди,

Видит в море уходящий флот.

...Умирает флагман и к победе

Русские суда не поведет.

 

Пробивает кровь бинты тугие,

Врач подносит терпкое питье.

Видит флагман горькую Россию

И матросов — сыновей ее.

 

Стынет лоб его в предсмертной стуже,

Шепчет флагман в ветер ледяной:

«Старший друг мой, Николай Бестужев,

Это ты пришел сюда за мной,

 

Я иду». И падает в подушки

Голова, чтоб не подняться вновь.

...На Малаховом грохочут пушки,

День высок, и ветер сушит кровь.

А. Лебедев

 

Первый выход

Уже зарей окрашен клотик,

Залив сугробами одет,

И в час, объявленный на флоте,

Влетает в кубрики рассвет.

 

И ветер в мачты бьет с разбега,

Холодный, синий, как волна,

И смыты с лиц блестящим снегом

Остатки утреннего сна.

 

Зима на палубе проходит,

Смывает льдины у бортов.

Поют нам дудки о походе

В далекий голубой Рамбов.

 

Гармоника вскипает маршем,

Десант выходит с корабля.

Да здравствует родная наша

Большая снежная земля!

 

Свистят просмоленные лыжи,

Прокладывая путь в снегу,

И все отчетливей, все ближе

Маяк на дальнем берегу.

 

А впереди холмы и сосны,

Увиденный в бинокли край,

И день, сверкающий, как россыпь

Холодных зерен серебра.

А. Лебедев

 

Одежда моряка

Годна для всех условий,

Надёжна и крепка,

Продумана на совесть

Одежда моряка.

 

Сокровища тепла тая,

Уходит с нами в путь

Тельняшка полосатая,

Охватывая грудь.

 

Волна ль нежнее горлинки,

Иль шторм грохочет дик,

Отменно белой форменки

Синеет воротник.

 

Зимой и в осень вздорную

И в сумрачный апрель —

Хранит нас сине-чёрная

Солидная фланель.

 

Что сырость нам постылая?

Живём с погодой в лад,

Имея друга милого

По имени бушлат.

 

И навек складкой жёсткою

Запечатлел утюг

Покроя краснофлотского

Сукно крепчайших брюк.

 

Ценимая особо

На службе в море синем,

Нам выдается роба

Из белой парусины.

 

Она ничем не крашена,

Ей труд морской знаком,

И кто её не нашивал,

Не будет моряком.

 

И многим не мешало бы,

Кого моря зовут,

В той робе драить палубу

И выкрасить шкафут.

 

Когда же в час побудки

Вовсю метёт метель,

Тогда укажут дудки:

«Бери, моряк, шинель».

 

Медь пуговиц — как золото,

Сукно — чернее тьмы.

На все старанья холода

Поплёвываем мы.

А. Лебедев

 

Компасный зал

В дубовом паркете картушка компаса, —

Столетье, как выложил мастер ее.

Над нею звезда полуночного часа,

Касается румбов лучей острие.

 

В скрещении гулких пустых коридоров

Стою и гляжу напряженно вперед,

И ветер холодных балтийских просторов

В старинные стекла порывисто бьет...

 

Из дедовских вотчин, из всех захолустий,

Куда не доходят морские ветра,

Барчат увезли и теперь не отпустит

Железная воля и руки Петра.

 

Сюда, в Петербург, в мореходную школу,

И дальше — на Лондон или Амстердам,

Где пестрые флаги трепещут над молом,

Где в гавани тесно груженым судам...

 

Об этом я думал полуночным часом,

О славе, о бурных дорогах ее...

Звезда высока над картушкой компаса,

Касается румбов лучей острие.

А. Лебедев

 

Прощанье

Мы попрощаемся в Кронштадте

У зыбких сходен, а потом

Рванется к рейду легкий катер,

Раскалывая рябь винтом.

 

Вот облаков косою тенью

Луна подернулась слегка,

И затерялась в отдаленьи

Твоя простертая рука.

 

Опять шуметь над морем флагу,

И снова, и суров, и скуп,

Балтийский ветер сушит влагу

Твоих похолодевших губ.

 

А дальше — врозь путей кривые,

Мы говорим «Прощай» стране.

В компасы смотрят рулевые,

И ты горюешь обо мне.

 

...И если пенные объятья

Нас захлестнут в урочный час,

И ты в конверте за печатью

Получишь весточку о нас, —

 

Не плачь, мы жили жизнью смелой,

Умели храбро умирать, —

Ты на штабной бумаге белой

Об этом сможешь прочитать.

 

Переживи внезапный холод,

Полгода замуж не спеши,

А я останусь вечно молод

Там, в тайниках твоей души.

 

И если сын родится вскоре,

Ему одна стезя и цель,

Ему одна дорога — море,

Моя могила и купель.

А. Лебедев

 

На дне

Лежит матрос на дне песчаном,

Во тьме зелено-голубой.

Над разъяренным океаном

Отгромыхал короткий бой,

А здесь ни грома и ни гула...

Скользнув над илистым песком,

Коснулась сытая акула

Щеки матросской плавником...

 

Осколком легкие пробиты,

Но в синем мраке глубины

Глаза матросские открыты

И прямо вверх устремлены.

Как будто в мертвенном покое,

Тоской суровою томим,

Он помнит о коротком бое,

Жалея, что расстался с ним

А. Лебедев

 

Бессмертие

Линкор стоял на якорях,

А там на грунте, рядом с носом,

Часы отстукивали жизнь.

Что снилось в кубрике

Матросам?

 

Рвануло днище, столб огня —

И сразу сотен душ не стало.

Матрос шагнул на пьедестал

Из корабельного металла.

 

Смерть забирала сыновей,

Хотя не веяло войною.

Сын не пришёл, его портрет

Омыт горячею слезою.

 

Для матерей какой резон,

Чей был фугас, откуда мина.

Погоны с надписью «ЧФ» —

Вот что осталось ей от сына.

 

Мы перед мёртвыми в долгу.

Не предъявив к виновным спроса,

Старушка мать несёт цветы

К стопам Скорбящего Матроса.

 

Погибших не вернуть назад,

Не залечить душевной раны.

Почтить товарищей своих

Сошлись на Братском ветераны.

 

В гранитных плитах имена.

Так их посмертно наградили.

Они в бессмертие ушли,

Присяге верностью служили.

С. Малыхин

 

Линкор «Джулио Чезаре» был передан СССР в качестве возмещения ущерба, причиненного боевыми действиями Италии во время Второй Мировой войны. Он вошел в состав Черноморского флота и получил новое имя «Новороссийск». 29 октября 1955 года в Севастопольском военном порту на корабле произошел сильнейший взрыв, причина которого остается тайной до наших дней — донная мина или диверсия итальянских боевых пловцов. Официально — в катастрофе погибло 829 человек, по неофициальной версии — жертв значительно больше тысячи.

 

Посвящение Нахимову

И юный нахимовец знает,

И знает седой адмирал,

Что путь только славным бывает

У тех, кто на флот наш попал.

 

Такие прекрасные мысли

Нахимов внушал морякам…

Под флагом Нахимова вышли

Эскадры навстречу врагам.

 

Тогда, по-нахимовски, быстро

Он ветер надежный поймал…

Привычный полуденный выстрел

Тогда на ходу прозвучал.

 

И словно привычное дело

Вершили в тот день моряки, —

И делали это умело

С нахимовской легкой руки.

 

И вновь удивилась Европа

Российской отваге лихой.

Бессмертная слава Синопа

Украсила флаг наш Морской.

 

С тех пор флот наш держит равненье

На профиль знакомый того,

Кто выиграл в Синопе сраженье,

Да здравствует имя его!

 

Он выиграл в Синопе сраженье,

Да здравствует Слава Его!

Б. Марченко

 

Три века российского флота

I

Во времена лихие

Три сотни лет назад

Обидеть мог Россию

Любой заморский гад.

Сказал тогда царь Петр:

Нужны нам моряки —

Россия-мать без флота

Как будто без руки.

 

II

И вырос флот российский,

И город заодно,

На берегах балтийских,

Как было суждено.

Тогда о роли флота

Весь мир заговорил —

Окно в Европу Петр

Форштевнем прорубил.

 

III

Не счесть побед блестящих

В теченье трех веков.

Не счесть всех настоящих

Российских моряков —

Что материк открыли

И покорили Крым,

Но мы их не забыли,

Мы всех в сердцах храним.

 

IV

В семнадцатом забрали

Всю власть большевики,

Как только выстрел дали

С «Авроры» моряки.

Когда бывало сложно,

Флот многих выручал.

В России невозможно

Без флота править бал.

 

V

Перед войной, в июне,

Флот к бою был готов —

Приказ дал накануне

Нарком наш Кузнецов.

Не видел всадник медный

На сей земле врагов,

Есть в этом непременно

Заслуга моряков.

 

VI

И в Англии, и в Штатах

Лелеют флот морской.

Учитесь, демократы,

Пока наш флот живой.

Не видят роли флота

Одни лишь дураки —

Без флота даже Петр

Был словно без руки.

Б. Марченко

 

Говорящая тишина

Прислушайся к молчанию музея —

И вдруг взорвется эта тишина.

Взревет волна, и ветер станет злее,

И — оживут героев имена.

 

Вчитайся в дневники, приказы, сводки —

И ты увидишь:

по волне рябой

Идут эсминцы, катера, подлодки

В поход победный и в последний бой...

 

И вот уже вдали гремят раскаты.

В огне, в дыму крутые берега.

Где, на ходу срывая с плеч бушлаты,

Идут, идут в тельняшках полосатых

Морские пехотинцы на врага...

 

Ты к фотоснимкам приглядись получше.

Вот моряки, совсем еще юнцы —

То смотрят не в глаза, а прямо в души

Войною опаленные отцы.

Вот матери, ковавшие победу,

Не знавшие ни отдыха, ни сна...

 

Как сильным быть?

Как побеждать?

Об этом

красноречиво скажет тишина...

В. Матвеев

 

Любовь к отчизне

Холодных туч сомкнулся круг,

Волна утихла штормовая.

На много сотен миль вокруг

Стоит погода штилевая.

 

В тумане мачта корабля

Огнями призрачными тонет.

Хотя невидима земля,

Она — как будто на ладони.

 

Она всегда в душе твоей.

Мы счастья большего не просим.

За сто земель, за сто морей

Любовь к России мы проносим.

В. Матвеев

 

Живи и здравствуй, флот Балтийский!

Старейший флот, Петром рожденный,

Одетый в бронзу и гранит,

В боях с врагами закаленный,

Из стали и брони отлит.

 

На самом Западе России

Стоит на страже он всегда,

Чтоб быть готовым в полной силе

Здесь встретить грозного врага.

 

И флагман флота возглавляет

Армаду наших кораблей,

Служить на нем любой желает,

Беречь покой страны моей.

 

Первопроходец — морпехота,

В горячих точках показав,

Что воевать — ее работа,

И это даже враг признал.

 

Афган, Чечня в огне дышали,

Морпехи Балтики родной

Врагу пощады не давали

И были черною грозой.

 

Живи и здравствуй, флот Балтийский,

Форпост надежный для Руси,

Ты защитил наш флаг российский,

Твои заслуги велики.

В. Мурзин

 

Ода в честь флота Отечества

Видим славы дорогу

морских беспокойных просторов —

от «морянок» и «лодий»

до орудий, что в гнёздах линкоров,

от суровых баталий,

от ядерных пушек фрегата

до бесстрашья «Варяга»,

до бессмертной легенды Кронштадта,

от петровских орлов,

молчаливо ходивших на приступ,

до вторженья балтийцев

на чёртову землю фашистов…

 

В порубежных квадратах

географической сетки

видим точки причалов,

строительный дым пятилетки,

яркий свет автогенный

у дальневосточных туманов,

под Одессой и Мурманском

слышим грохот лебёдок и кранов,

дымку верфей и доков, —

в них пафос труда ленинградца, —

и суда, что морями

на крейсерской скорости мчатся.

 

Сквозь годов очертанья

видим знаки надежд и оплота,

многозвёздные мачты

Державного Русского Флота, —

словно это в лучах

сквозь рассветные зори Отчизны

пробивается Кремль —

исполинский корабль коммунизма!

А. Недогонов

 

Я, ребята, из Кронштадта…

Он с расчётом, бесстрашьем и риском

за державу свою воевал,

он на Чёрном, и на Балтийском,

и на Белом морях побывал.

И пехоте всегда на походе

говорил про морские края:

— Я, ребята, из Кронштадта,

из морской пехоты я…

 

На войне, о победе мечтая,

он в атаки ходил по прямой:

всю Европу от края до края

он прошёл и вернулся домой.

И подругам вечерним досугом

говорил про морские края:

— Я, девчата, из Кронштадта,

из морской пехоты я…

 

Минут годы, и резвые дети

сядут рядышком с ним в тишине.

— Что ты, дедушка, видел на свете,

кем ты, дедушка, был на войне? —

И ребятам, родным октябрятам,

он ответит, слезы не тая:

— Я, внучата, из Кронштадта,

из морской пехоты я…

 

И предстанет пред ними победа:

ордена на бушлате его,

и внучонок, похожий на деда,

тронет старый мотив за него,

и польётся напев краснофлотца

про морские России края:

«Я, ребята, из Кронштадта,

из морской пехоты я…»

А. Недогонов

 

Первая тельняшка

Отчетливо мне памятен тот день:

Впервые мы во флотское одеты.

Тельняшка, бескозырка и ремень —

Романтики заветные приметы.

 

Как ликовали мы тогда, мой друг!

И к зеркалу частенько подходили.

Поглядывали с гордостью вокруг,

Как будто высший орден получили.

 

Я и сейчас минут тех не стыжусь.

Гордиться формой — воинская норма.

Я и теперь, как почестью, горжусь,

Что мне доверена морская наша форма.

 

С тех пор погон я много износил.

Сменил я бескозырку на фуражку,

«Фланелевку» мне китель заменил.

Но берегу я первую тельняшку.

Ю. Никитинский

 

Российский флот

Снова ветер поет, снова чайка летит за кормой,

Гордо реет Андреевский флаг над моей головой.

Снова мчится навстречу крутая морская волна,

Снова служба зовет — нас в поход посылает страна.

 

Мы по Балтике ходим, по дальним восточным морям,

В Заполярье суровом бросаем свои якоря.

Черноморские волны давно наши песни поют,

И везде, и повсюду морячки нам спать не дают.

 

Помнит флот наш, как вещий Олег Черным морем ходил,

Сотни стругов с десантом морским в Византию вводил.

Тыща лет пролетела с тех пор, только память крепка,

Много славных имен и побед за спиной моряка.

 

Мы на море, на мир, на соседей с улыбкой глядим,

Но в обиду родную страну никому не дадим!

Над водой, под водой, в небесах нет пощады врагу,

А морская пехота достанет и на берегу!

 

И огнем, и мечом утверждался закон наш морской,

Мы традициям нашим верны, нашей дружбе мужской.

Друг за друга стеной в трудный час — ни предать, ни продать!

Ну а если придется — и жизнь за Отчизну отдать!

 

Надежный Родины оплот,

На службе верной, неустанной,

На всех морях и океанах, —

Российский флот, Российский флот!

М. Ножкин

 

Высадка десанта

Шёл головным торпедный катер, —

И берег, пушки наклоня,

Вдруг оживал, как дымный кратер

От извержения огня.

 

Но, зачерпнув воды с разлёта,

Всю ночь, быть может, до утра,

Сквозь эти чёртовы ворота

Врывались в бухту катера.

 

И страшно было небосводу

Смотреть на то, как моряки,

Бросаясь в огненную воду,

Держали шаткие мостки,

 

Чтобы советская пехота

Сухою на берег сошла

И, выкорчёвывая доты,

Дорогу верную нашла.

 

Как прежде, мины шелестели.

В глухом ущелье ветер выл —

И раненые не хотели

Эвакуироваться в тыл.

 

И даже мёртвые, казалось,

Уже не сдали б ни за что

Ту пядь, что с кровью их смешалась

На отвоёванном плато!

А. Ойслендер

 

На санитарном боте

Опасность братски поделив,

Нас встретил Мотовский залив,

Где облака

Намокшей ватой

Едва влачились над водой —

То синей, то зеленоватой,

Но чаще всё-таки седой.

 

Визжали первые фугаски —

И в расстилавшемся чаду

Команда надевала каски,

Отстреливаясь на ходу.

А в трюме парни из пехоты

Метались в тягостном бреду,

В который раз штурмуя доты

И снова падая на льду.

Оставшись живы после боя,

Они из беглого огня

Попали в полымя рябое,

Своё бессилие кляня.

 

— Сестра…

Сестрица…

Дай напиться…

— Теперь закрой глаза —

И спи.

— Не спится мне…

Когда ж, сестрица?

— Уж скоро, милый…

Потерпи!

 

А там,

У горного предела,

Где дописал матросский штык

Всё, что граната не успела

Договорить в последний миг, —

Мела, как прежде, непогода

И полыхала артстрельба.

 

Не для того ль

Два долгих года

В бою щадила нас судьба,

Чтоб на коробке санитарной

Предать сегодня?

 

— Ни за что! —

И ботик шёл

Тропой угарной.

Дырявый,

Словно решето.

 

Из темноты —

К теплу и свету.

Под нестихающий мотив

Фугасок, рвавшихся по следу,

Волною мостик окатив.

А. Ойслендер

 

Тральщик

Наш корабль не имеет истории громкой,

И на вид не чета он гигантам морским, —

Мог бы с мачтами влезть в броненосец «Потёмкин»

И оставил бы место трём братьям своим.

 

Наш корабль не имеет осадки могучей,

И его, как игрушку, шныряет волна.

Если ветер гуляет и стелются тучи,

Даже с Марса за милю Земля не видна.

 

Но когда мы проходим по минному полю,

Распустив за кормою испытанный трал, —

Крейсера и линкоры стоят поневоле,

Ждут, чтоб наш командир

Путь для них указал.

Л. Ошанин

 

Мина

Мы шли, распуская с обеих сторон

Широкие щупальца трала,

Туда, где с далёких цусимских времён

Старинная мина стояла.

 

Наш лёгкий кораблик кидала волна —

А он был увёртлив и узок,

Когда за кормою взлетала она,

Лишенная прежнего груза.

 

Теперь не таит она больше беды,

Покой она морю вернула, —

Бессильна, как вынутая из воды

На каменный берег акула.

 

И, пеной Японского моря пыля,

На братской цусимской могиле,

Мы подняли мину на борт корабля

И тихо на ют опустили.

 

А мина, ещё с позапрошлой войны

Укрытая гладью солёной,

Под цвет океанской холодной волны

Была голубой и зелёной.

 

Она шевелилась, дышала, жила.

На ней, копошась неустанно,

В предчувствии смерти сплетала тела

Мельчайшая тварь океана.

 

Зелёные змеи, коньки-горбунки,

Ракушки на тоненьком нерве,

Подводных бессмертников лепестки

И жёсткие белые черви.

 

И всё это молча боролось с судьбой,

Чтоб жить, пожирать, извиваться,

В дремучей и вечной пучине морской

Добычи своей дожидаться.

 

— Что, страшно, ребята? —

спросил комендор,

Молчанье команды нарушив.

И каждый окинул глазами простор

И глянул в матросскую душу.

 

Давно корабельщикам русской земли

Морская знакома отвага.

И страха в сердцах у себя не нашли

Потомки героев «Варяга».

 

Но если матросы цусимских времён

Пощады в бою не просили,

Что ж нам совершить, людям новых имён,

Поднявшимся в новой России?

 

Смерть проще для смелого в тысячу раз,

Но ждёт нас победа, сверкая.

Вовеки тебе не добраться до нас,

Холодная нечисть морская!

 

— Очистить! — сказал старшина. И в ответ

Короткое «есть» раздаётся.

И сердце спокойно, ж призраков нет,

И море бескрайнее льётся.

 

Опять через гребни бегущей волны

На флагман сигналит сигнальщик.

И дальше, в края, где легенды и сны,

Уходит наш маленький тральщик.

Л. Ошанин

 

Балтиец

Крест-накрест лентой пулеметной

Опутав грудь,

Вступил моряк в отряд пехотный

На славный путь.

 

Глядят зрачки его стальные

Всегда вперед.

Над ними буквы золотые:

«Балтийский флот».

 

Как шли под Пулковом к победам

Отец и брат,

Так встал и он — за ними следом —

За Ленинград.

 

Он тверд, настойчив и бесстрашен.

Его рука

Шлет на врага снаряды с башен

Броневика.

 

Его учили дни и ночи

За честь стоять

Отец — путиловский рабочий,

Ткачиха — мать.

 

И штык его врагу преграда,

А пуля — месть.

Таких сынов у Ленинграда

Немало есть.

 

Они идут, погибель сея,

В дыму равнин,

Ни сил, ни жизни не жалея,

Все, как один,

 

Туда, где боем воздух вспорот,

В огонь и дым,

И с ними наш отважный город —

Непобедим!

В. Рождественский

 

Сигнальщик

По волнам зеленым, по минным полям

Курсирует маленький тральщик.

И слово приказа другим кораблям

Флажком переводит сигнальщик.

 

Нанижет на нить предложение он,

И флаги взлетают по фалам.

А я, не мигая, смотрю, восхищен,

Таким языком небывалым.

 

Три флага трехцветной раскраски горят

На синей небесной бумаге.

И ловят приказ корабли, и парят

Над морем ответные флаги.

 

Спасибо, сигнальщик! Хороший урок!

Стих — словно трехфлажная фраза.

Будь краток и ясен, будь точен и строг,

Как слог боевого приказа.

А. Соколовский

 

Утро на рейде

Почистив палубу песком,

Лучами добрыми согреты,

Надев тельняшки и береты,

Встаем вдоль борта босиком.

 

Подошвы наши холодят

Едва прошвабренные доски,

И гюйсов светлые полоски

На утренний залив глядят.

 

От свежевыстиранных роб

Нисходит в строй арбузный запах.

А якорь судьбы держит в лапах,

Дыханье бриза сушит лоб.

 

Наш горизонт, как первый лист:

На нем ни тучек, ни морщинок.

Стоим, безусые мужчины,

И слышим, как поет горнист.

 

Дежурного упругий шаг,

Спокойный голос командира,

Над нами — посредине мира —

На гафеле взметнулся флаг.

 

А впереди гудят года,

Валы гуляют в пенной гриве,

И я не знаю, что счастливей

Уже не стану никогда.

Н. Суслович

 

Балтике

Я иду по влажной кромке

Непрогретого песка.

Надвигаются потемки —

Не рокочет голос громкий,

Тот, что звал издалека.

 

В звездном небе и на суше,

В глубине чужих морей, —

То отчетливей, то глуше

Мне тоскою горло глушит

Голос Балтики моей.

 

Солнце шлет

Короткой вспышкой

Из-за туч прощальный взгляд.

Штормовой сигнал над вышкой.

Я пришел сюда мальчишкой

Тридцать лет тому назад.

 

От бетонного причала, —

Всех дорог моих начало.

И пока — не пройден путь.

Мне еще бродить по свету,

Пить ветров целебных смесь.

 

А тебе — в минуту эту —

Я бросаю не монету —

Сердце оставляю здесь!

Н. Суслович

 

Каюты

...А сколько их

встает передо мной —

От узких бронированных клетушек,

Зажатых между дизелей и пушек,

Притертых к борту

низкою волной,

До вскинутых в надстроечную высь,

Одетых в пластик,

выстланных коврами.

Я после вахты

в них входил утрами —

Мне все каюты по душе пришлись.

На лайнере

в пятнадцать тысяч тонн,

На тральщике

длиной в пятнадцать метров,

Омытом нашей молодости ветром

И с грустью вспоминаемом

потом.

Я здесь прописан,

я сюда влеком

Не рифмой,

не газетною заметкой,

А каждым нервом,

мускулом и клеткой,

Пульсирующей жилкой над виском.

Ведь я служу на флоте

не за страх,

А за живую вахтенную совесть

И тридцать лет

одну и ту же повесть

Пишу в каютах,

а не в номерах.

И дай мне бог,

отведав жизни всласть,

Под реквием бессмертного прибоя,

Лицом вперед

когда-нибудь упасть...

И палубу

Услышать под собою!

Н. Суслович

 

* * *

Пускай, пугая и лаская,

Суля и радость и грозу,

Раскованная ширь морская

Внезапно вздыбится внизу.

 

Изрытая звенящим ветром,

Отринувшая вечный штиль,

Забыв земные километры,

Раскинется на сотни миль.

 

Богам и людям неподсудна,

Познав и атом, и весло,

Залитое огнями судно

За черный горизонт ушло.

 

И, призрачный покой нарушив,

Без заклинаний, без икон, —

Спасает море наши души

Так, как велит его закон.

Н. Суслович

 

14 ноября 1941 года

Подводная лодка «Л-2» шла из Кронштадта на полуостров Ханко... При форсировании минных заграждений противника дважды подорвалась на минах и затонула. Спасено три человека. Среди погибших — штурман лодки, поэт-маринист лейтенант Алексей Лебедев. (Из донесения о гибели подводной лодки «Л-2» в районе острова Кери 14 ноября 1941 года)

 

О чем писал он

в свой последний год,

Когда в огне

и орудийном дыме

Вставало

то «немеркнущее имя,

В котором были

жизнь и сердце, — Флот»?

О чем он думал

в свой последний день

В осеннем, распоясавшемся море?

О верности? О нежности?

О горе

Войной опустошенных

деревень?

Что он припомнил

в свой последний час,

Разрывы мин

под тонким днищем

слыша?

Маячный свет,

серп месяца над крышей,

Немой укор невыплаканных глаз?..

Что он увидел

в свой последний миг,

Когда

вода корежила

отсеки? Взметнулись

и погасли в нем навеки

Какие строки нерожденных книг?!

Во мгле

остановившихся секунд

Его последних слов

мы не узнали.

Взяла эпоха

в неразмытый грунт

Стихи

и строки в вахтенном журнале.

Ноябрьских волн

тяжелые ряды.

Прикрой глаза, и ты увидишь четко

Сквозь толщу лет,

сквозь плотный слой воды

Невсплывшую,

несдавшуюся лодку.

Над Балтикой

холодная заря,

Борта и небо,

как тогда,

свинцовы.

Погиб поэт,

но мы с тобой

Не зря Его путем

идти в моря готовы.

Восточный ветер

холодит виски,

Безмолвно

Чайки за кормой

кружатся,

И тени туч,

как скорбные венки,

К подножью

нашей памяти

ложатся.

Н. Суслович

 

Юнгам блокады

Мы были юнгами поры блокадной,

Поры голодных будней и невзгод.

На лентах наших со звездою рядом

Пылало слово золотом — «Балтфлот».

 

Не нежила судьба нас, не ласкала.

Ершисты были, дерзкие подчас.

Но тяжесть службы воли не сломала,

Кронштадт зажег

огонь матросский в нас.

 

Не всем светила радость возвращенья!

Не всем сиял в огнях салюта взлет!

Остались юнги, павшие в сраженьях,

На дне морском, в глуби холодных вод.

 

Лежат меж взрослых

храбрые мальчишки —

Безусые защитники страны.

Хранят родные их тетради, книжки

И фото пожелтевшие с войны.

 

Со взрослыми — в бессмертье!

В обелисках

Навечно юнг остались имена,

И в майский день венки

с поклоном низким

Уносит им балтийская волна.

Н. Уланов

 

На площади балтийских юнг

Рукой подать

до Финского залива,

А там — Кронштадт с фортами

и Кроншлот.

Я площадью иду неторопливо

И вспоминаю

сорок третий год.

Сквозь толщу лет

я вижу строй матросский,

Казармы — плод петровского

труда…

Идем мы с карабинами

по Флотской,

Оставив дома детство навсегда.

И, словно в шторм,

меня бросает память

Дорогами смертельными

войны:

То «мессеры» со свастикой

над нами,

То мина вдруг всплывет

из глубины.

То вспомнится мне

линия дозора:

Вдали полоска —

русская земля,

Матросы у орудий,

у моторов,

А я — глаза и уши

корабля.

…О, площадь юнг,

потомку ты поведай

О времени жестоком

и святом!

О тех, кто шел

со взрослыми к Победе,

О тех,

кто не вернулся

в отчий дом!

Н. Уланов

 

Моряк в Крыму

Моряк вступил на крымский берег —

Легко и весело ему!

Как рад моряк! Он ждал, он верил

И вот дождался: он в Крыму!

 

В лицо ему пахнуло мятой,

Победой воздух напоен.

И жадно грудью полосатой,

Глаза зажмурив, дышит он.

 

А южный ветер треплет пряди

Волос, похожих на волну,

И преждевременную гладит

Кудрей моряцких седину.

 

Как много видел он, как ведом

Ему боев двухлетний гул!

Но свежим воздухом победы

Сегодня он в Крыму вздохнул.

 

И автомат, как знамя, вскинув,

Моряк бросается вперед.

— Туда, где флотская святыня!

— Где бой!

— Где Севастополь ждет!

И. Уткин

 

Это в бой идут матросы

Ходит ветер, ходит вьюга,

Неспокоен океан.

Ходят с севера до юга

И метели и туман.

На ветру, не остывая,

От фронтов и до фронтов,

Ходит слава боевая

О геройстве моряков.

 

Это в бой идут матросы,

Это в бой идут моря!

 

Но бывает, расстается

С кораблем своим моряк, —

Значит, силу краснофлотца

На земле узнает враг.

Ничего, что сердцу тяжко,

Что не флотская шинель, —

На твоей груди тельняшка,

Темно-синяя фланель.

 

А когда бои вскипают

И тебе сам черт не брат, —

Бескозырки одевает

За тобою весь отряд.

И опять в руке граната.

Вот он, вихрь морских атак…

Ты — балтиец из Кронштадта,

Из Полярного моряк.

Н. Флёров

 

* * *

Была секунда —

Над водою

Возник фашистский перископ.

Сейчас торпедою стальною

Взорвется тишь у смертных троп.

 

Секунда!

Утро станет ночью…

Застыли мы…

Секунда!

Взрыв!

Да, бомбометы били точно,

На миг врага опередив, —

 

Подлодка падала до грунта

Под кругом жирного следа.

И хоть прошли с тех пор года, —

Года! —

Но я одну секунду

Не позабуду никогда.

Н. Флёров

 

* * *

Здесь бушевал он, смерч войны.

А нынче только ветер острый

Летит по гребешкам волны

На приумолкший полуостров.

И удивляет тишина:

Давно ли здесь была война?

 

Здесь сорок месяцев гремел

На все лады раскат орудий.

Гранит, казалось, онемел,

Но слышали победу люди:

Народ недаром говорит,

Что люди крепче, чем гранит.

 

Так было.

В бурях и во мгле

Матросы, долг святой приемля,

На Малой Северной Земле

Сражались за Большую землю.

И с ними, волею сильна,

Стояла рядом вся страна.

Н. Флёров

 

Жить остаются корабли

Из баллады

 

Прощай линкор, броня могучая.

Остался мне лишь ленты шелк.

Ты воды все прошел кипучие,

Огни горючие прошел.

 

С какой-то силою стремительной

Ты сталью вылился в ковши,

Тебе как в сказке удивительной,

Шепнули жаркое: «Дыши!»

 

Через вальцы пройдя с шипением,

Ты лег, прокатанный в листы,

И вновь явился к нам свершением

Большой конструкторской мечты.

 

Над Тихим взмыл и Атлантическим,

И за миры (не за моря!)

В ракетном плаванье космическом

Пронес ты имя Октября.

 

Но все равно, — какие млечные

Ни покорил бы ты пути,

Я знаю, что во веки вечные

Моей печали не уйти;

 

Что не прощу расправу скорую,

Что вижу твой я пьедестал,

Где с легендарною «Авророю»

И ты б на невских водах стал.

 

Пусть мачта в облаках качается, —

Ты вновь уходишь от земли.

И жизнь матросов не кончается,

И там, где флаг морской взвивается, —

Жить остаются корабли.

Н. Флёров

 

Россия вышла в океан

Начало

Даль морозным наполнена блеском:

Купол, золото, солнца игра...

Я стою в Переславле-Залесском,

Где ходили фрегаты Петра.

 

То ли сон, то ли явь предо мною:

По-над лесом денек занялся,

По команде Петра над волною

Поднимаем в поход паруса.

 

Только ветер нас вдруг как погонит

Всполошилась озерная гладь,

И фрегат наш, я чувствую, тонет,

И не в силах я с ним совладать.

 

Но взметнулись полотна косые,

И все дальше трава берегов,

И выходит морская Россия,

От причала идет на врагов...

 

Я очнулся.

И что, в самом деле?

Понимать начинаю с трудом:

Над Плещеевым плещут метели,

Речка Трубеж окована льдом,

 

И не войско выходит Петрово.

И не озеро гневно бурлит —

Кто-то, чувствую, снова и снова

Черным глазом Россию сверлит.

 

Кто-то смотрит из-за океана,

Не по сердцу кому-то наш труд

Да и то, что над миром багряно

Наши флаги победно плывут.

 

И не терпится недругам нашим,

И мечтается ночью и днем:

Мол, ракетами их опояшем

Или атомной бомбой взорвем.

 

Значит, мы под прицелом и ныне?

Значит, флоту идти над волной?

Только сами мы стали иными,

Стала Родина наша иной.

 

И уж если тревогу протрубишь

Ты, страна, коль взревет ураган,

То не речка замерзшая Трубеж —

Встретит нас Мировой океан.

 

И не зорями всплещутся снова

Нашей славы великой поля —

Бородинское и Куликово, —

Ею вся озарится земля...

 

Детству ясному — мир в колыбели,

Мы в обиду его не дадим,

И как прежде мы зорко глядели —

И сейчас на планете глядим.

 

И под ветром жестоким и резким

Вечно помним начало начал —

То, что есть в Переславле-Залесском

Флотской юности первый причал.

Н. Флёров

 

Баллада об океане

Взъярились штормы всеми баллами

На целине грядущих трасс,

Но шли матросы с адмиралами

Первопроходцами не раз.

 

Где земли были неоткрытыми

И непройденными моря,

Над голубыми Антарктидами

Они бросали якоря.

 

За островами и проливами

Остались там, где глубь черна,

Единственными и счастливыми,

Их золотые имена.

 

Так через вихри своенравные

И сквозь обманчивый туман

В годины давние и славные

Россия

Вышла

В океан.

 

Она не раз правофланговою

Была для времени всего,

Не острова —

Эпоху новую

Открыв однажды для него,

 

И с той поры взвивался молодо

Над океанскою водой

Наш новый флаг —

С серпом и молотом,

С полоской сине-голубой.

 

Где в непогоду бело-черные

Бегут валы во все концы,

Для нас уже дороги торные —

Там предки шли,

Там шли отцы.

 

А родом —

С Севера да с Балтики,

А службой честной и прямой —

От Арктики и до Антарктики,

И до Атлантики самой.

 

Мы не из тех, кто в дальней гавани

Не помнит близкого родства,

Жива в нас воля первых плаваний,

Душа поморская жива.

 

Закрытых нету нам фарватеров.

И сила в том, в конце концов,

Что наши деды были

В прадедов,

А сыновья пошли

В отцов.

 

Нам по плечу большие странствия.

Хоть привечай не привечай,

А все же,

Сила океанская,

Ты силу флотскую встречай.

 

Сердца балтийцев не забьются ли?

Ведь это наш выходит флот.

Родное имя Революции

Корабль в Атлантику несет.

 

И слава флота продолжается,

И ей простор огромный дан,

И флаги выше поднимаются,

И горны громче отзываются

В безбрежном слове —

Океан.

Н. Флёров

 

Североморская строевая

Бьет волна в гранитные утесы,

Бьет, стучит студеная вода.

Здесь хранят советские матросы

Дорогую Родину труда.

 

Помнят наши воды штормовые,

Помнят камни северных высот,

Не забудут тучи снеговые,

Как сражался заполярный флот.

 

Нам отсюда все пути открыты,

К нам ведут пути из разных стран.

Тяжело вздыхает Ледовитый

Бесконечный, синий океан.

 

Мы не спим у северной границы

Под напевы ветра и пурги.

Тверже шаг, морские пехотинцы,

Курс точней в походе, моряки!

 

Мы всегда на вахте неустанно.

Солнце светит или ночь темна —

Боевая стража океана

Родине и партии верна.

Н. Флёров

 

Идут матросы в океан

Опять норд-вест примчался хлесткий,

А ночь вокруг темным-темна.

И слышит город мой матросский

Глухие стоны ревуна.

Но как в дозоры на заставе,

Покинув рейда огоньки,

Свою большую службу править

В поход уходят моряки.

 

Еще по-прежнему с бульвара

Оркестра музыка слышна.

Еще летит за парой пара,

Как за волной летит волна.

И только ты здесь одиноко

Глядишь в густой и черный мрак,

Куда в поход ушел далеко

На много долгих дней моряк.

 

Как птица в клетке, сердце бьется,

Другому сердцу весть дает.

И знаешь ты: моряк вернется,

И веришь: радость с ним придет.

И, может, где-то вера эта

Догонит милого в пути,

Чтоб легче было в час рассвета

Ему в Атлантику идти.

 

Опять норд-вест примчался резкий,

Вскипает, будто ураган.

Под флагом Родины Советской

Ушли матросы в океан.

Н. Флёров

 

«Марат»

Наркома встречали на славном «Марате»,

То было давно. И в просторы морей

Балтийцы еще пробивали фарватер.

А Фрунзе тогда говорил о Кронштадте,

О мощных эскадрах стальных кораблей.

 

И солнце сверкало на трубах линкора,

На гребне бегущей к форштевню волны,

На лицах сигнальщиков и комендоров,

И вымпел играющий в дальних просторах

Был вымпелом новой балтийской весны.

 

Шли годы... Ревели сигналы тревоги.

Тускнел над заливом багровый закат.

По трудной дороге, военной дороге

Шел флагманом флота прославленный, строгий,

Любимый балтийцами гордый «Марат».

 

Когда же огонь орудийный зарницей

Вскипал, вспоминали матросы о том,

Как Фрунзе приказывал красным балтийцам:

Друзья, если снова придется нам биться, —

Пусть встретят враги самый жаркий прием!

 

В штормах бесконечных, в ледовых походах,

Затем, что земля нам была дорога,

Мы шли в непогоду на верность народу,

На «щуках» сквозь льды уходили под воду, —

Как Фрунзе велел, настигали врага.

 

На новые базы, за синие дали

Эскадра знакомым фарватером шла,

Потоки приветствий друзья посылали,

И солнце сверкало, и трубы играли,

И воля к победе балтийцев вела.

 

Они вспоминали горячее лето,

Под флагом наркомвоенмора поход.

И дни эти крепкой любовью согреты,

И дни эти в залпах орудий воспеты, —

Те дни, когда Фрунзе в нам прибыл на флот.

 

Пусть нынче мы скажем: то было когда-то...

И нет корабля, что стоял у Кронштадта,

А были маратовцы в битвах — гранит, —

Жива эта встреча, жива эта дата,

И слово наркома к матросам «Марата»

У сердца наш флот и сегодня хранит.

Н. Флёров

 

За тех, кто в море

Уж так на флоте повелось:

Когда с друзьями все мы в сборе,

То как обычно, лучший тост

У нас такой: «За тех, кто в море!»

 

За тех, кто в этот день и час

Не за одним столом, не с нами,

К кому приходит шторм, стучась

В борта чугунными волнами.

 

За тех, кто день, и два, и пять

Идет на тральщике в дозоре,

О ком не совестно сказать:

«Наш тост за них — за тех, кто в море».

 

За тех, кто вышел в океан,

Кто в Черном, в Баренцевом, в Белом

Пробьется сквозь любой буран,

Всегда пройдет в порыве смелом.

 

За тех, кто, может, не придет,

Но если вновь к причалу станет,

То добрым словом в свой черед

Ушедших в плаванье вспомянет.

 

Когда ж придет походный час

И станут дни и ночи жарки,

Мы знаем — кто-то и за нас

Поднимет дружеские чарки.

 

От мысли этой нам теплей,

И где бы ни был ты в просторе, —

У моряка полно друзей,

А тост друзей: «За тех, кто в море!»

Н. Флёров

 

Керченский десант

А водица той ночью на редкость была холодна,

И штормило изрядно, и не было видно ни зги.

Ни единой звезды в небесах, ни упругого дна.

Лишь соленые брызги в лицо да заряды пурги.

 

Равнодушно следя, как в борта ударяет волна,

Из промокшей цигарки глотая удушливый дым,

Как бы сам про себя, бормотал пожилой старшина:

«Нам бы лишь уцепиться за край. А тогда поглядим.»

 

И пускай мне, быть может, сегодня никто не поверит,

Но во мне эта боль до последней черты не утихнет:

Сколько нас, вопреки всем законам ступивших на берег,

Позавидует тем, кто его никогда не достигнет!

 

Непроглядную мглу рассекли пулеметные трассы.

Ослепили нас белые лезвия прожекторов.

И обрушились тонны свинца на плоты и баркасы.

И стальные осколки вонзились в борта катеров.

 

Но уже уцепились за мокрые камни штрафбаты,

Хоть сырые бушлаты стремительно сковывал лед.

И сквозь гул канонады и крепкого русского мата

Разобрать можно было одно только слово «вперед!»

 

Клокотала вода под неистовой лавой стальною.

Правый борт заливало, навылет прошитый снарядом.

И холодное солнце вставало за нашей спиною.

И смотрел на него старшина немигающим взглядом.

 

Как-то так, незаметно, подкралась и круглая дата.

Жизнь умчалась вперед, на обочину выбросив нас.

Но опять ветерок, вздыбив белую пыль Митридата,

Как полвека назад, мне слезу высекает из глаз.

 

А вокруг тишина, будто не было здесь поля брани.

Лишь у старого дота опять гомонят пацаны.

Только каждой весною земля, обнажив свои раны,

До сих пор из себя исторгает железо войны.

 

Где ж вы, братцы мои? Хоть один — отзовитесь из мрака!

Как живые, встают пред глазами знакомые лица...

Ах, как страшно бывает не только лишь перед атакой,

Но и годы спустя, когда всё это только приснится.

К. Фролов

 

Бескозырки

В Рыбацком по берегу девочка шла

Тропой, что к Неве протянулась.

А рядом, в волнах, бескозырка плыла,

И девочка ей улыбнулась.

 

Одна бескозырка, другая... И тих

Был воздух. Заря опустилась.

На Охте старушка заметила их

И медленно перекрестилась.

 

И плыли они мимо строгих громад

Гранитных твердынь Ленинграда,

Как будто бы их провожал Ленинград

Суровым молчаньем блокады.

 

И там, где кончается морем земля,

Где волны особенно зыбки,

Матросы увидели их с корабля

И сняли свои бескозырки.

 

А я был свидетель того, как вода

Кипела в Усть-Тосно, как с хода

На вражеский берег рванулись суда

Десанта Балтийского флота.

 

Их встретили пушки и били внахлест,

И брали десантников в вилку,

И падал в холодную воду матрос,

Оставив волне бескозырку...

Л. Хаустов

 

300-летию ВМФ

Во мгле штормовой в Россию домой

Идет из похода корабль боевой,

И плещет волна крута и вольна,

И память историей флота полна,

А ветер морской приносит с собой

Из прошлого были Отчизны родной.

 

Тому триста лет, вызывая на бой

Надменную шведскую силу,

Царь Петр выводил на простор голубой

Под пушечный грохот Россию

Ковал нашу славу Кронштадт,

Не гнулся в боях Севастополь,

И гордый Андреевский флаг

Взвивался над морем широким

 

На всех кораблях в сраженьях, в боях

За Родину звал нас Андреевский флаг,

И реял родной наш флаг над водой,

Андреевский гордый военно-морской.

 

Апраксин, Нахимов, Орлов, Ушаков —

Навечно отцы-адмиралы —

Гавгут, Фидониси, Чесма и Синоп —

В победном активе державы,

Стамбул оттоманский дрожал, на Корфу

Француз оставлял бастионы

И русский в Цусиме японцу не сдал

Свои корабли и знамена.

 

Из тьмы штормовой, из дали морской

Матросские души летели домой,

И знали мы: есть Российская честь

Ее никакому врагу не известь;

Нетленна она во все времена

И с ней, непродажной, Россия сильна.

 

Мы двери в моря прошибали мечом,

Исконно свое возвращали,

И флот поднимая могучим плечом,

Себя уважать заставляли,

Мы «Густлов» и «Штойбен» пускали на дно,

И честно на флоте советском

Служили и делали дело одно

Нарком Кузнецов и герой Маринеско.

 

И плыл над водой в дали голубой

Наш флаг бело-синий военно-морской,

На разных морях, в сраженьях — в боях

Высоко несли мы советский наш флаг.

 

Во мгле штормовой в Россию домой

Идет из похода корабль боевой,

Звереет волна крута и сильна,

И в бледном рассвете земля не видна;

 

Но ветер морской приносит с собой

От берега запах Отчизны родной.

Уж ветер морской приносит с собой

На палубу запах Отчизны родной...

А. Харчиков

 

Клятва балтийцев

Поклянемся, друзья, гордой честью своей,

Нашей славой балтийскою чистою,

Что вовек не сдадим наших светлых морей

Ненавистным и черным фашистам.

 

Поклянемся, друзья, счастьем жен и детей,

Встанем грудью за честь Ленинграда.

Мы за муки отцов и за стон матерей

Будем бить, будем бить без пощады.

 

И покуда крепка на гранате рука,

Мы отвагой морской поклянемся.

Что пока до конца не добьем мы врага —

По домам с кораблей не вернемся.

 

Гнев священный несет наша Родина-мать

Всенародному злому убийце,

Выбивать, добивать, до конца истреблять

Поклянемся еще раз, балтийцы!

А. Чуркин

 

Чичев Ю. Стихи. Сказаниео российском флоте Историческая поэма (под редакцией Паршикова П.С.) (от князя Олега до наших дней) 

Читайте также

100 песен о моряках и военно-морском флоте

200 книг о моряках ко Дню ВМФ

О нашем флоте люди сложат были

30 песен о подводном флоте

Подводный флот России: Стихотворения