Елена Хоринская - уральская Агния Барто

 

Хотелось бы вспомнить сегодня о Елене Хоринской – поэтессе, писательнице, переводчице. Сегодня 110 лет со дня её рождения. Она близка нам тем, что большую часть жизни (75 лет из почти 102-х) прожила на Урале, в Свердловске, здесь издавались многие книжки её стихов. Это имя в Екатеринбурге легендарное и очень любимое. Детский поэт, хранительница истории уральской литературы, наставница и неизменный друг нескольких поколений екатеринбургских поэтов, журналистов, учителей, она говорила: «Уралу я обязана всем: здесь вышли десятки моих книг, здесь прошла интересная жизнь со множеством незабываемых встреч, здесь была большая любовь…» Известность принесли ей детские стихи, с которыми выросло не одно поколение уральцев. Хоринская — автор десятков сборников, адресованных детям и взрослым, автор сотен стихов, опубликованных в сибирских, уральских, столичных газетах и журналах. В наши дни имя уральской поэтессы Елены Хоринской незаслуженно забыто. А ведь её называли «уральской Агнией Барто»… Жаль, что сейчас в библиотеках не найдёшь стихов Хоринской для детей. Кое-что есть в интернете. Её поэзия должна бы приходить к детям одновременно со сказками А. Пушкина, стихами К. Чуковского, С. Маршака, Е. Благининой, Л. Татьяничевой, с уральскими сказами П. Бажова. С двумя последними писателями Елена Евгеньевна дружила, удостоилась Всероссийских литературных премий, носящих их имена. Всё созданное ею для детей и взрослых — это лирические, одухотворённые произведения о Родине, дружбе, любви, творчестве, природе.

Судьба подарила Елене Евгеньевне долгую жизнь. Елена Котвицкая родилась 30 января 1909 года в бурятской таежной деревушке Бичура (ныне райцентр Бурятии) в семье выходцев c Украины. Отец был рабочим лесопильного завода: «В том огромном сибирском селе Бичура, где я родилась, был маленький лесопильный завод, там работал мой отец. Несколько рабочих вместе с отцом решили устроить первомайскую маевку. Нашему отряду, возглавляемому мамой и состоящему из меня и брата в коляске, поручалось прикрывать маевщиков от полиции – в случае опасности подавать сигналы. Революционная деятельность отца не прошла для его здоровья даром. Он умер рано». Позже семья переехала в Верхнеудинск, где Котвицкий устроился в паровозное депо. Хоринская: «В начале Первой мировой, в августе 1914 года, мы оказались в Бурятии, на маленьком железнодорожном разъезде. Разъезд и железнодорожный мост охраняли солдаты. У них был хлеб, большие такие караваи, они меняли его на табак или продавали очень дешево, мы на этом хлебе и жили. Потом отец получил участок в тайге с хижинкой, мы туда ездили. Летом на теплые кирпичи слетались из тайги бабочки – большие и маленькие, необычайной красоты. Мы зачарованно любовались ими... Однажды вечером мы с отцом пошли за коровой, она паслась у нас на острове. Собираясь переправляться, мы вдруг увидели на горизонте тучу, которая очень быстро приближалась. Потом оказалось, что это была конница барона Унгерна. Мы бросились в кусты и просидели там до глубокой ночи, наблюдая, как переправлялись войска. Одно имя Унгерна наводило ужас. Уходили белые, приходили красные, а потом – интервенция. Первыми появились чехи. Мы бегали к их эшелону, они котелки каши нам давали. После американцы появились, разбили два лагеря за городом, построили летний кинотеатр: повесили экран, поставили скамейки. Иногда пускали нас кино посмотреть. Американцы часто ходили пешком мимо нашего дома. Лето, жарко, они просили воды. Мы приносили им попить, а они давали нам жвачку, мы называли ее американской серой, ведь в Сибири испокон веков из еловой смолы варилась сера, она получалась вроде ирисок и продавалась кусочками. Потом пришли японцы...»

В 1925 году Елена окончила школу в Верхнеудинске (Ныне Улан-Удэ). Для поступления в Иркутский педколледж ей не хватило одного года. И почти сразу с путевкой управления народного образования в 16 лет, по путевке Народного просвещения была отправлена в глухую бурятскую деревню Хасурта. «В школе я хотела быть актрисой, занималась в драмкружке, и мы с братом ставили спектакли. На дверях сарая простыню повесим – это у нас занавес. Потом я была в «Синей блузе» – кто сейчас ее помнит?.. «Синяя блуза, рабочий народ, ходим с завода мы на завод...» Тогда был такой порядок: выдвигали из школы кандидатов на поступление в вуз. Я попала в это число, но принимали в институт только с семнадцати лет, а мне было шестнадцать. И меня отправили в деревню на ликвидацию неграмотности. Это называлось ликбез». С пачкой букварей приехала она бороться с неграмотностью ребят и взрослых. Учила взрослых и ребят, жила новью сибирской деревни. «В деревне школы не было, и созвали собрание крестьян, где сказали: вот, мол, вам – учительница, ликвидатор неграмотности. А крестьяне мне говорят: «Ну, это хорошо, конечно, но мы-то свою жизнь прожили почти. Нам, может, и не нужна уже эта грамота, а вот ты бы нам ребятёшек поучила...» И вот вечерами я учила взрослых, а днем занималась с детьми. Это было очень трудно. А потом, к счастью, я попала в Хасурту, это тоже таежное село, но там была школа. Хасурта – по-бурятски – ельник. В коллективизацию и туда пришли черные дни, но я помню Хасурту очень светло. Я жила там с подружкой, тоже учительницей, в самом красивом доме в большой зажиточной семье. На Масленицу хозяин запрягал своего любимого рысака и говорил: «Ну, Евгеньевна, поедем кататься!..» Я надевала сарафан, кичку, шаль. У меня косы красивые были...» Её до сих пор помнят в Хасурте. При жизни писали, звонили, присылали посылки дети и внуки ее учеников. В селе Хасурта в школьном музее есть ее уголок. Там бережно хранят ее шаль тех времен.

Свои первые стихи она публикует в 1930 г. в газете «Бурят-Монгольская правда» под псевдонимом «Колхозница Маша». Десять лет работала учителем в сельских школах, в том числе семь лет в Хоринском аймаке Бурят-Монгольской АССР, в селах Хасурта и Унэгэтэй. В 1931 году в Иркутске вышла первая книжка Хоринской, повесть «За центнеры» — о создании колхоза в глухой деревне. В ней отражаются сдача крестьянами хлеба, собрания «пятнадцатидворок», сопротивление зажиточных мужиков, активность сельской молодежи... Первая книжка, по признанию автора, была «робкой и неумелой», но достоверной, в ней нет вымышленных героев. Повесть вышла под новым псевдонимом — Елена Хоринская, поскольку описываются колхозные события Хоринского района, где учительствовала молодая писательница. Стихи публиковались не только в «Бурят-Монгольской правде», но и в журнале «Будущая Сибирь», в сборнике «Поэты Бурят-Монголии», в альманахе «Весна республики».

В марте 1934 года ее пригласили на съезд писателей Бурят-Монголии, а в августе того же года двадцатипятилетняя сибирячка стала делегатом Первого Всесоюзного съезда советских писателей. В Колонном зале в Москве она увидела и услышала выступления классиков литературы — Максима Горького, Михаила Шолохова, Мариэтты Шагинян, Ольги Форш, Самуила Маршака, Леонида Соболева, Луи Арагона… По ее словам, это был «первый праздник жизни». Впоследствии воспоминания и интервью Елены Хоринской об этих днях не раз публиковались в «Литературной газете»: «Август. Москва. Дом Союзов. Колонный зал. На трибуне Алексей Максимович Горький. Он с нами все дни съезда. И вокруг столько знаменитых писателей – Алексей Толстой, Александр Фадеев, Маршак, Чуковские, Вера Инбер… Всё это помнится так ярко, как будто было только вчера». В ее билете члена Союза писателей СССР стояла подпись самого Максима Горького. Хоринская вспоминала: «Я, девчонка, учительница из бурятской деревни, попала в залитую солнцем Москву. Море цветов! Каждый день можно было взять билеты в театр, на любой спектакль. Я входила в Колонный зал Дома союзов опьяневшая от счастья. У меня глаза разбегались — столько писателей! Некоторых я по книгам знала, с некоторыми удалось познакомиться — с Верой Инбер, например. Ей я еще из деревни писала. Она ответила, а на съезде лично встретились. И Горького, конечно, помню. Пионеры из Иркутска выступали, в подарок съезду и Алексею Максимовичу они привезли первую книгу, которую сами ребята написали. Его это так растрогало, что он всю сибирскую делегацию пригласил к себе на дачу. И я должна была ехать, но подумала: как же я покажусь Горькому, если у меня всего одна тоненькая книжка? Уж в следующий раз съезжу. А в следующий раз довелось его хоронить и венок нести... Я тогда приехала на сессию в Литинститут, где училась на заочном».

СССР взял курс на индустриализацию — создание крупного промышленного производства. И ВЛКСМ бросил клич: «Все на ударные комсомольские стройки!» Деятельная Елена не могла остаться в стороне. В 1934—1935 работала в иркутской газете «За коллективизацию» и на строительстве паровозостроительного завода в Улан-Удэ. В годы репрессий в Бурятии все писатели погибли. Елену Евгеньевну спасло то, что в 1935 году она уехала в Свердловск. Что заставило успешную поэтессу покинуть родину и переехать на Урал? Об этом она говорила неохотно и кратко – спасаясь от репрессий. Были и семейные обстоятельства, брат устроился работать в Свердловске и забрал с собой маму и сестру. В 1935 году поступила в Дом художественного воспитания детей заведующей литературным сектором. Некоторое время была редактором Свердловского государственного издательства, а затем вновь работала в областном Доме художественного воспитания детей. Восторженно вспоминала поэтесса, как встретил ее дом литературы и искусства в Свердловске. «Ходил по дому гостеприимный хозяин Иван Михайлович Новокшонов, автор сценария легендарного фильма «Потомок Чингис-Хана», прославленный партизанский командир – вспоминала Елена Хоринская – как много связано у меня с этим домом! В 1939 году здесь читали свои новые стихи молодые московские поэты Костя Симонов и Сережа Михалков, как их тогда звали. Здесь, на Пушкинской, 12 прошел первый писательский юбилей – 60-летие Павла Петровича Бажова, у него только что вышла «Малахитовая шкатулка». Все последующие годы, до конца дней своих, Бажов приходил сюда как председатель Союза писателей». Крепкая дружба, длившаяся не менее 15 лет, связывала Елену Евгеньевну с Павлом Петровичем Бажовым и с его домом. Хоринская любила слушать воспоминания Бажова о его детстве, смотрела и пересматривала семейные фотографии, всё это легло в основу увлекательной документальной повести «Наш Бажов», выдержавшей несколько изданий. Бажову посвящен и ряд стихотворений Е.Е. Хоринской.

Она прожила на Урале почти два года до первой заметной публикации. Произошло это как бы случайно: написала стихотворение, принесла в «Уральский рабочий» и сразу попала на первую страницу праздничного номера — 7 ноября 1936 г. с большим стихотворением «No pasaran!» (Они не пройдут!). Стихотворение написано от лица женщины, прошедшей гражданскую войну и в настоящее время работающей на заводе; она вспоминает девятнадцатый год, Россию в огне войны и соотносит это с ситуацией в Испании; она готова ехать на помощь «подругам» Антонии Санчес, Долорес Ибаррури: «Они идут, испанские подруги, они идут и падают в бою. О, как хочу пожать я сестрам руки и рядом стать с винтовкою в строю!» В 1940 году заочно окончила Литературный институт имени А. М. Горького при Союзе писателей СССР.

В первом военном номере от 24 июня 1941 года газета «Уральский рабочий» поместила стихотворение Елены Хоринской «Отчизне». Захлестнувшее чувство любви к Родине, тревоги за неё выливалось в поэтические строки. Бажов обратил внимание на стихи Е. Хоринской «В бой» и «Песня о победе» и включил их в первый военный выпуск альманаха «Уральский современник», главным редактором которого был назначен осенью 1941-го. В 1941 г. Свердлгиз выпустил плакат: красноармеец прижимает к себе ребенка, под рисунком безымянные стихи, хотя сочинила их Елена Хоринская: «Расти, сынок! Как любящая мать, тебя отчизна будет охранять, чтоб солнце не погасло над тобой, идем сегодня мы в последний бой!» «Навсегда остались в памяти военные годы. Трудной жизнью жили писатели. Работая на заводах, выступая в госпиталях, готовя срочные материалы для радио и газет. Писательская организация выросла тогда до шестидесяти человек: на Урал эвакуировались литераторы из Москвы. Ленинграда, Киева – Ольга Форш, Мариэтта Шагинян, Анна Караваева, Федор Гладков, Илья Садофьев, Агния Барто…» – перечисляла поэтесса своих коллег.

В статье 1967 года она вспоминала: «Тогда, в грозные военные годы, нужно было очень много стихов. Мы читали их на радио после сводок Совинформбюро, читали в госпиталях. Вот «Большевистские темпы» — заводская многотиражка, 1942 год, 7 ноября. Двадцать пятая годовщина Октября. Передовая «Четверть века Страны Советов», рассказы о фронтовых бригадах, стихотворение «Тебе, Родина, тебе, фронт!». В номере моя песня «Груня». Она посвящена девушке, которая первой из женщин завода овладела мужской профессией литейщика. Тогда я написала несколько песен о лучших людях завода». Стихи о мужестве, верности вызывали горячие отклики в сердцах читателей на фронте и в глубоком тылу. Во время войны она писала и лирические стихи, и Бажов брал их в «Уральский современник»: «Когда за окнами густая мгла», «Косматый снег кружится все быстрей», «Я знаю, ты помнишь о юности нашей» — в них мотивы любви, грусти, ожидания писем с фронта от любимого...

* * *

Тень от белых кустов

на сугробы упала наброском.

Леденила дыханье,

и в сквере пустом — ни души.

Ровно в десять часов

поезд твой уходил из Свердловска.

Горечь губ.

И последнее слово «пиши»...

Из-под Вязьмы и Пскова

ты слал мне короткие вести:

«Все в порядке, родная.

Пожалуйста, меньше тревог!»

Как ждала я

скупых и коротких известий

И как много читала

меж криво написанных строк.

Этих строк драгоценных,

что с фронта так редко приходят...

Где-то ярость атак

и короткий привал на снегу...

Я тебя не забуду

в далеком суровом походе

И любить, как тебя,

никого никогда не смогу...

Ещё в разгар сражений «Уральский рабочий» опубликовал стихотворение Хоринской «Солдату»:

Я никогда с тобою не встречалась

В условный час над тихою рекой,

Но с твоего лица стереть усталость

Хотела б я заботливой рукой.

И пот, и пыль всех пройденных дорог, —

Немало их в твоей походной доле, —

Хочу, чтоб ты, ступив на мой порог,

Почувствовал себя под отчей кровлей.

Умыться дать, налить тебе вина

И приготовить лучшее к обеду...

Заканчивается стихотворение так:

И потому, когда весна поет

И нашей радости все ближе дата,

Я в сердце имя берегу твое —

Простое имя русского солдата.

Многие читатели, вырезав стихотворение из газеты, посылали на фронт своим близким, солдаты переписывали его — оно распространялось как народное. Без подписи стихотворение было напечатано в дивизионной газете «Воин Родины» с новым названием — «Я в сердце имя берегу твое». Эту газету после войны привез в Свердловск Василий Субботин, подарил Елене Евгеньевне и написал: «Храните. Это газета той дивизии, которая взяла рейхстаг и водрузила знамя над Берлином, над Германией, над Европой» — с чувством глубокого удовлетворения об этом сообщала сама Елена Хоринская в «Уральском рабочем». В конце войны в Свердловске увидел свет лирический сборник поэтессы «Друзьям»: тоненькая книжка, серая бумага, силуэт бойца на обложке.

Начав трудовой путь с учительства, Хоринская, уже будучи членом Союза писателей, не оставила просветительскую работу, заведовала литературным отделом свердловского Дома художественного воспитания детей. «Хороший был Дом, нужный, – вспоминает писательница. – Ко мне шли маленькие поэты и прозаики не только из города, но и из области. Некоторые из них стали потом настоящими литераторами – Евгений Фейерабенд, Владимир Сибирёв, Михаил Пономарёв, Юрий Мячин. В то время мы участвовали в создании первой ребячьей книги «Урал – земля золотая», которую организовал комсомольский журналист Анатолий Климов. А в войну сами подготовили вторую книгу с подзаголовком «Дети Урала в дни Отечественной войны». Для Елены Евгеньевны это было больше, чем работа. Дети, сочиняющие стихи и прозу, становились ее собственными детьми, она помогала им и деньгами, и куском хлеба в военные годы, вселяя уверенность в своих силах. Однажды туда пришел конверт с обратным адресом: «Детский костно-туберкулезный санаторий». В конверте были стихи мальчика Жени Фейерабенда, прикованного к постели. Она сразу ответила ему, а потом поехала с ним знакомиться. Хоринская не дала угаснуть таланту в парализованном мальчике, оставшемся без отца, буквально вдохнула веру в себя и в поэзию. Возможно, Елена Евгеньевна спасла Фейерабенду и саму жизнь. После санатория Женя с мамой жил в бараке на заводской окраине Свердловска. Все военные и первые послевоенные годы Елена Евгеньевна ездила туда, привозила голодному беспомощному подростку часть своего пайка, растапливала печку, ставила чайник, потом они читали друг другу стихи, дожидаясь, пока придет со смены мать Жени. Евгений Фейерабенд вырос в замечательного детского поэта.

Литературным консультантом в областном Доме художественного воспитания детей Хоринская работала много лет. Здесь в полной мере и раскрылся в ней талант задушевного и увлекательного разговора с детьми. И дело не в том, сколько ее воспитанников стали профессиональными литераторами, а в том, скольким она открыла мир художественного слова. Она была наставницей нескольких поколений литературной молодёжи. «У меня лёгкая рука», – смеялась Елена Евгеньевна... На вопрос: «Что Вы считаете своим наибольшим достижением?» она ответила: «Наверное, то, что помогала людям. Многим помогала выйти на литературную дорожку. Учениками я их не называю. Это их право назвать меня учителем. До сих пор ко мне приходят с первыми стихами. И ещё горжусь тем, что мой трудовой стаж идёт с 1925 г». Эта деятельная любовь к людям на всю жизнь оставалась главной чертой и движущей силой ее характера.

Постоянная работа в Областном Доме художественного воспитания детей постепенно приобщила Елену Хоринскую к детской литературе. У нее оказалась редкая способность вникать в мир младших школьников и описывать его с легкой шутливой интонацией. В 1944 г. вышла из печати ее первая детская книжка «Спичка-невеличка», затем чуть не каждый год стали появляться книжки-малышки и сборники стихов для детей. В пятидесятые годы о ней уже писали как об известном детском поэте. Одна за другой вышли книги – «Спичка-невеличка». «Девушка-семиделушка», «Сверстники», «Дарю вам книжку». Её стихи живо, остроумно, в меру назидательно повествуют о том, что увлекает юных читателей, схватываются, запоминаются на лету. Не одно поколение уральских школьников увлекалось детскими стихами Е. Хоринской, веселыми, сюжетными, воспевающими Родину, рабочий Урал, ребят, увлеченных мечтой о небе и море, о путешествиях и открытиях. С удовольствием читали они книги о мальчишках и девчонках, у которых «руки — крюки», о маленьких лентяях, обещалкиных, о жадинах и хвастунишках, о врунишках и подружках-болтушках. Живыми и словно бы давно знакомыми пришли со страниц старательные, добрые ребята, непослушные озорники и любознательные «почемучки». Читатели полюбили её книжки за то, что она говорит с ребятами искренне и дружелюбно. Не только в стихах, но и при встречах, которых было за многие годы не сосчитать сколько. Детские стихи Елены Хоринской хорошо воспринимаются и сегодня. В них она не сюсюкает, не морализует, ведет чуть ироничный, но серьезный разговор о становлении и чертах ребячьего характера. Особенно интересно, удивительно точно и просто в ее детских стихах открывается мир природы. Хоринская умеет открыть в неприметном – красоту, в привычном и обыденном – поэзию.

Подрастая, мы встречаемся с одухотворенной лирикой «взрослой» Хоринской, проникновенными строками об истинном и вечном, что всегда с нами… В стихах та же интонация доверительного и открытого обращения к читателю. Яркое воплощение в поэзии Елены Хоринской нашли темы человека и времени, чистоты и силы созидающей любви, величия материнского подвига. На первый план выходит сердечность, искренность чувств. Ее пейзажные стихи наполняют читателя радостью встречи с памятным, им однажды пережитым и дорогим. Стоит поэтессе начать стихотворение строками «Клевером и цветами пахнет с дальних полей», как уже затронуто в нашей душе давнее, памятное и близкое. Из времен года в стихах Елены Хоринской больше всего повезло осени. В ее стихах она никак не время увядания, а время, когда сама природа одаривает всех особой красотой, особой приметной статью:

Нынче рассвет и прозрачный и синий...

Крупною солью рассыпался иней.

А за рекой, где густые кусты,

Багровых деревьев пылают костры.

Первоначальный вариант всенародно любимой песни «Уральская рябинушка» с ключевыми рефренами «Ой, рябина кудрявая...» и «Ой, рябина, рябинушка...» написан на стихи Елены Хоринской, композитор Клара Кацман сочинила музыку. «Предыстория такова, – вспоминала поэтесса. – Только что вступил в строй Волго-Донской судоходный канал. Волго-Дон и во время строительства не сходил с газетных полос, а после пуска – тем более. Поэты-песенники и композиторы должны были его воспеть – буквально. В 1953 году представленную на конкурс песню напечатал «Уральский рабочий». Она уже была замечена, её начали петь, как вдруг композитор Евгений Родыгин однажды увидел у меня листок с моими стихами. Прочитал, и тут же: буду писать свою музыку! И написал. Песню с родыгинской музыкой взял Уральский народный хор. Но потом что-то переиграли… В конечном итоге вместо «Уральской рябины» появилась «рябинушка», но со словами, написанными бывшим уралмашевским комсоргом, а тогда – редактором областной молодёжной газеты «На смену!» Михаилом Пилипенко…» Конечно, знаменитые «Ой, рябина кудрявая, белые цветы. Ой, рябина-рябинушка, что взгрустнула ты?..» были навеяны лирическими строчками Хоринской...

Текст песни «Уральская рябина» на стихи Е. Хоринской:

Провожала девушка парня далеко.

Провожать ей милого было нелегко...

Парня в степь далекую посылал Урал

Веткою рябинушки ветер вслед махал.

Рябина-рябинушка

На горе крутой,

Шумит, шумит рябинушка

Зеленою листвой...

Трудится без устали над донской водой

Крепкий экскаваторщик, парень молодой.

Глянет на машину он, вспомнит Уралмаш,

Всех друзей-товарищей, край родимый наш.

Паренёк любуется на Донской канал,

Вот плывет он по морю на родной Урал.

Ждет его там милая, ждет его завод...

Парень вместе с девушкой песню вновь поёт.

Ее стихи привлекали внимание таких уральских композиторов, как М. Фролов, В. Трамбицкий, Е. Родыгин, Ю. Снежинский и др. В свердловских газетах Елена Хоринская публикует свои патриотические песни и марши, например, «Молодежная новогодняя» (муз. К. Кацман), «Наш город» (муз. В. Кукина), «Свердловский марш», «Песня фронтовой юности», «Уральская пограничная» (муз. Б. Гибалина) — в последнем марше поется о том, что на Урале не географическая, а «особая» граница — ракетный щит, о который уже разбился американский самолет-шпион Пауэрса. Задушевных песен в содружестве с талантливыми композиторами Хоринская написала немало. Она создатель либретто детской оперы «Девушка-семиделушка», а также трех оперетт Свердловского академического театра музыкальной комедии. На стихи Хоринской написаны оперетты «Любовь бывает разная», «Это было у моря». По мотивам сказов П.П.Бажова ею совместно с М. Логиновской написано либретто музыкальной комедии «Марк Береговик», музыка К. Кацман. В 1955 г. спектакль был поставлен режиссером В. Курочкиным в Свердловском театре музыкальной комедии и пользовался успехом у зрителей.

Лирика Хоринской пронизана любовью к истории и современности нашей Родины, к людям с мужественными и нежными сердцами. Едва началась война, она одна из первых поэтов страны откликнулась стихами на это событие. Полет в космос, и вновь Елена Хоринская первой пишет об этом. Тематические страницы с непременными стихами Елены Хоринской часто выходили в сороковые — пятидесятые годы. Последняя публикация на тематической странице в «Уральском рабочем» посвящена Дню знаний (1984, 1 сентября). Следует назвать хотя бы несколько тем из разных десятилетий: День железнодорожника, выборы в местные органы власти, строительство Камской ГЭС, столетие со дня рождения Н. Гоголя, день открытия Волго-Донского канала, новый проект Конституции РСФСР, сорокалетие Пионерии... Ее стихотворение о Фиделе Кастро и Кубинской революции напечатано в газете рядом с открытым письмом Н. Хрущева президенту США Д. Кеннеди о переговорах по выводу с Кубы русского ракетного оружия. Поэтическая публицистика Елены Хоринской — яркая страница истории уральской литературы, без её стихов история литературы Урала будет выглядеть усеченной.

Хоринская – автор более 40 книг для детей («Спичка-невеличка» (1944); «Девушка-семиделушка» (1950; 1969); «Два Сашки в одной рубашке» (1959); «Стихи и сказки» (1975); «Журавушки» (1984); «Наш Бажов» (1968, 1982, 1989); «Дарю вам книжку» (1998)). А ещё сборников лирики «Друзьям» (1945), «Здравствуй, утро» (1950), «Сверстники» (1954), «Избранные стихи», (1959), «Багульник» (1964), «Мне юность вспоминается» (1969), «Цветет черемуха»(1979), «Наш Бажов» (1979). Она вошла в двадцать первое столетие своими поэтическими сборниками «Прощай, мой век!» (2001 г.), «Вечер» (2004 г.). К сожалению, давно не переиздавалась чудесная книжка Елены Евгеньевны «Папам и мамам» (1963, I966). Многие миниатюры сборника — запечатленные высказывания ребятишек разного возраста, этакий аналог «От двух до пяти» — до сих пор злободневны и уморительно смешны. Елена Хоринская — переводчик с украинского и бурятского языков, перевела с бурятского стихи Бараса Халзанова. Произведения Елены Хоринской переведены на азербайджанский, литовский, таджикский, украинский языки. Отрывки из книги «Наш Бажов», стихи «Материнская слава», «Комочек снега» и другие опубликованы в Болгарии. К началу 90-х годов Елена Хоринская стала живой летописью Свердловской писательской организации. В книге воспоминаний «Слово о товарищах» (Свердловск, 1980) ей принадлежат четыре мемуарных очерка – взволнованные рассказы об Иване Панове, Нине Поповой, Ефиме Ружанском, истории книги «Урал – земля золотая».

Елена Хоринская – заслуженный работник культуры, кавалер двух орденов «Знак почета», шести медалей. Лауреат премии губернатора Свердловской области за выдающиеся достижения в области литературы и искусства (2002) и литературной премии имени П.П. Бажова(2001), титулованная почетным званием «Дочь города» (1998). Победитель конкурса «Песни о Екатеринбурге» к 280-летию города (2003). Ей присвоена Почётная грамота Республики Бурятии, вручены медаль и Диплом Всероссийской премии им. Л.К. Татьяничевой. Эти поэтессы были дружны, вели переписку… Вот что писала Л.К. Татьяничева почти полвека назад о стихах своей коллеги: «Раскрыть характер человека в небольшом стихотворении — задача необычайно сложная. Елена Хоринская умеет это делать…»

Знающие поэтессу поражались её работоспособности, неприятию праздности, всегдашнему оптимизму, задору, свойственному юности, молодому звонкому голосу, удивительному смеху – так смеяться могут лишь дети и очень немногие взрослые, чьи сердца не очерствели, по-прежнему открыты людям, миру… На вопрос «Ваш девиз?» отвечала: «Не ныть, не болеть, ни о чём не жалеть!» Эмилия Бояршинова в предисловии к сборнику Хоринской «Цветет черемуха» писала: «Общаясь с Еленой Евгеньевной, человеком отзывчивым и добрым, веселым и свободным в душевном разговоре, невозможно воспринять ее пожилой, что называется, женщиной. В ней всегда есть что-то от девчонки-комсомолки, умеющей постоять за себя и за других, готовой в любую минуту принять участие и в походе, и в озорном розыгрыше, и в чьей-то дальней и близкой судьбе». Из деятелей искусства и культуры прошлого и современности самым дорогим считала Пушкина, говоря, что любимых писателей много, а он – единственный.

«Конечно, нет уже прежней удали, прежнего живого участия во всех делах, и от этого становится грустно, – признавалась она. – А впрочем, нет, это не только грусть. Это белая-белая зависть к тем, молодым, кому будет принадлежать XXI век, кому суждено тогда жить, творить, создавать новые книги, картины, музыку… Хорошо бы быть среди них…» Инвалид по зрению еще с военной поры, маленькая, хрупкая женщина, она и в последние годы жизни не отказывалась приехать в школу или гимназию, рассказать о своей дружбе с Бажовым и другими замечательными людьми, прочитать новые стихи...

Тревожную слушаем сводку.

И скрипка печально поет...

А дети играют в подлодку,

Конечно, спасая ее...

У нее были феноменальные память и талант. Своими выступлениями и голосом она завораживала любую аудиторию, даже изначально равнодушную к поэзии. Даже когда поэтесса потеряла зрение, она продолжала надиктовывать новые стихи и воспоминания. Затем редактировала их по памяти. Дружба, верность и память – вот главные темы не только ее поэзии, но и ее жизни. Последние месяцы жизни она диктовала воспоминания о ком уже некому рассказать, чьи имена выпали из истории в годы репрессий или были просто забыты. Надиктованные друзьям книги были последними — мемуарная «Я вспоминаю…» и сборник стихов «Мои январи», вышедшие к столетию:

Где-то скоро уже оборвется дорога.

Ничего не поделать — таков наш удел.

Январи, январи, подождите немного:

У меня еще столько несделанных дел.

Пусть продлится еще это дивное диво

В блеске снега и в сполохах алой зари.

Я люблю вас, люблю вас, седых и красивых,

Я люблю вас, мои январи…

До самых последних дней она продолжала оставаться энергичной, с неиссякающим чувством юмора, была всегда в поиске света, жила идеалами своей молодости – всё для людей. «Самое главное в жизни — это любовь, – считала Елена Евгеньевна, — меня очень огорчает, что исчезает это слово и само понятие из современной жизни.… Рушатся семьи... Уходит красота человеческих отношений. А отсюда и все беды…» Для Хоринской только такая любовь «радость и счастье», если она — «высока и чиста»:

От любви мир становится солнечно-светел —

Это старая истина многих веков…

И не только на свет появляются дети —

У поэтов рождаются книжки стихов!

«И про любовь к Родине, и к умной, серьезной книге — не забывайте!» — завет писательницы.

Елена Евгеньевна ушла из жизни 20 декабря 2010 года. До своего 102 дня рождения она не дожила чуть больше месяца. Из некролога: «Такой она была до последнего дыхания – неуспокоенной, всезнающей, мудрой, переживающей за судьбу литературы, за судьбу России. И, несмотря на почтенный возраст, на потерю зрения, продолжала трудиться: надиктовывать воспоминания, давать интервью, консультировать сотрудников Музея писателей Урала и даже сочинять стихи». Елена Хоринская — это живая история, свидетель печальных и героических страниц нашей Родины. Это уникальная личность, детство которой прошло еще при царской власти, отрочество омрачено Гражданской войной, комсомольская юность связана со строительством социализма, а на годы молодости обрушилась суровая Великая отечественная война… В её памяти были и космические шестидесятые, и энтузиазм народа-победителя. В стихах поэтесса часто обращалась к своей далекой юности. И всегда с признательностью за счастье встреч и аромат того сурового времени:

Когда цветет черемуха

Когда цветет черемуха,

Воды листвой касается,

Когда цветет черемуха,

Мне юность вспоминается…

Военными дорогами

Прошла она с винтовкою,

Скалистыми отрогами,

Студеными порогами,

Высокою осокою…

Велела быть нам крепкими,

Упрямыми и ловкими.

Мы не гнушались кепками,

Гордились юнгштурмовками…

По городу развешаны

Плакаты наши броские.

Мы были не изнежены —

Ржаным куском утешены

Да песней комсомольскою.

А враг таился около,

Обрезом мстил и пламенем.

Подстреленного сокола

Несли под красным знаменем…

В тридцатом под Магниткою

Селились новоселами.

В жару, в пургу сердитую —

Всегда были веселыми.

Весна. Бараки новые.

Черемух веет свежестью…

Года эти суровые

Мы вспоминаем с нежностью.

Виски у всех, наверное,

Овеяны порошею…

Друзья, подруги верные,

«Братва» моя хорошая!

Оставаясь верной себе, она сохраняла молодость души и жар отзывчивого сердца. Прожитые ею десятилетия были трудными, больно ранили ее и близких. Но Елена Хоринская, не уходя от разговора о трудном и больном, неизменно сводила его к тому светлому, что достойно быть помянутым и сегодня. Отсюда – удивительная доброта ее стихов, обращенных и к событиям, ставшим историей, и к людям, оставившим свой след. За эту доброту и хочется поклониться Елене Евгеньевне Хоринской. Она мечтала: «И я хочу оставить песню, живую памятку мою».

И я хочу оставить песню

Я часто вспоминаю детство,

Пушистый иней на окне,

И слышу песню, что в наследство

От матери осталась мне.

Пурга гудела. Звезды стыли,

Узор морозный расцветив...

В душе звучат слова простые

И незатейливый мотив

Той позабытой песни русской,

Что в детстве мать певала мне...

Бежало детство тропкой узкой

В таежной дальней стороне.

А трудный век,

Мой друг ровесник,

Был рядом,

В поисках, в бою...

И я хочу оставить песню,

Живую памятку мою...

«Живой памяткой» в поэзии Урала суждено быть и стихам Елены Хоринской, и, конечно же, ей самой, неизменно всеми благодарно вспоминаемой. Вот как говорил о ней Дмитрий Шеваров: «Она слушала Бориса Пастернака, переписывалась с Верой Инбер, провожала в последний путь Горького, дружила с Павлом Бажовым. В июне 1941-го ее стихи печатаются в первом военном номере «Уральского рабочего». Елена Хоринская – лирик и детский поэт. Для взрослых всегда писала о любви и разлуке, об ожидании и верности. Для детей – тоже о вечном: об осеннем листопаде и весенних корабликах, о ленивой Инессе-принцессе и сердитом Власе. «Вот идет сердитый Влас. Он сердит на весь свой класс, потому что нынче Влас получил три двойки враз....» Под стихи Елены Хоринской в Свердловске-Екатеринбурге выросли все поколения нынешних читателей (первая ее книга для детей «Спичка-невеличка» вышла в 1944 году!). И во многом благодаря этой «тихой» поэтессе столица Среднего Урала остается одним из самых читающих городов России».

https://www.chitalnya.ru/work/1675636/

http://uraljournal.ru/work-2009-1-788

http://old.litrossia.ru/2009/09/03893.html

Вспомним стихи Елены Хоринской:

* * *

Если б вновь тебя увидеть,

Милая родня!

Говорят, что ты похожа

Малость на меня.

Так ли это, правда ль это —

Не пойму сама.

И весна была, и лето,

А теперь — зима.

Зори вешние потухли,

И далек тот день.

...Парусиновые туфли,

Кепка набекрень...

У весны такой обычай:

Заблестят глаза,

В роще первый посвист птичий,

Первая гроза.

И девчонка на рассвете

Вышла на крыльцо,

Бил весенний свежий ветер

Крыльями в лицо.

Не сломить березки тонкой,

Как ее ни гни! —

Неужели та девчонка

Вправду мне сродни?

Та, что шла по белу свету,

Юности под стать,

Что могла любому ветру

Лихо подсвистать.

У нее костры не тухли

В непогожий день.

...Парусиновые туфли,

Кепка набекрень...

Смех ее припомню звонкий —

И года не в счет —

Хорошо, что та девчонка

Все-таки живет!

* * *

Оркестр играл знакомый вальс

Призывный и тревожный.

Луной был залит в этот час

Сад железнодорожный.

Он был в тот вечер непростым

Из небыли и были…

И забывалось, что цветы

Мы сами в нем садили.

Играл оркестр. И плыл окрест

Коварный вальс над далью…

Крутились лихо под оркестр

Ботинки и сандалии.

И мы могли бы так вполне,

Не хуже, в самом деле,—

Но мы стояли в стороне

И с завистью глядели,

Как пары весело скользят

Налево и направо…

Нам не положено. Нельзя.

Мещанская забава.

— Вы что, хотите жить, как встарь —

Танцульки на аллейках?! —

Наш комсомольский секретарь

Воспитывал ячейку.

Мы тихо побрели в зарю,

Вдыхая хвои прелость…

А самому секретарю

Так танцевать хотелось!

Багульник

…Ветер весенний, бродяга разгульный,

Снова в таежные мчится края,

А на горах расцветает багульник,

Нет, не багульник, а юность моя…

Ранняя юность, таежное детство,

Вешнее утро поет петухом…

Вот и мальчишка, что жил по соседству,

Все его звали моим женихом…

Жизнь развела нас по разным дорогам,

Только у самых далеких широт

Помним всегда, как по горным отрогам

Алый багульник в Сибири цветет.

Помним, как много на склонах ургулек

Берег байкальский. Родные края.

Там расцветает весною багульник —

Дальняя юность моя и твоя.

* * *

Осенью приходит вечер ранний

Старый тополь под окном качать.

Мы у «костерка воспоминаний»

Любим посидеть и помолчать…

Может, даже погрустить немного,

Некурящим снова закурить,

О своих дорогах и тревогах,

О друзьях своих поговорить.

Рядовые огневой эпохи —

Сто дорог и шрам через висок…

— Это было при царе Горохе,—

Вдруг раздастся чей-то голосок.

Но он сгинет в буре возмущенья —

Все заговорят наперебой…

Как костер,

Горят в печи поленья…

Наша память —

Память поколенья,

А не просто

«Я да мы с тобой»!

Материнская слава

Она при встрече людям говорила:

— Какие были у меня дела…

Я никогда в разведку не ходила

И самолеты в небе не вела.

Я в жизни подвигов не совершила,

Жила, как все, в большой семье своей;

Я только мыла, стряпала да шила,

Да вот еще растила сыновей…

А сыновья ее шептали имя,

Идя родную землю защищать.

И шла она незримо вместе с ними,

Совсем седая, ласковая мать.

И этот образ, с детства самый милый.

Хранится в сердце каждого из нас.

Он наполнял нас мужеством и силой,

Он помогал нам в самый трудный час.

Когда-то в школу сыновей будила

И провожала утром до ворот,

И материнскую дала им силу,

Их провожая на заре в поход.

В платке цветном встречала за оградой,

Рассматривала молча ордена…

И каждою сыновнею наградой

Она сама была награждена.

Домик писателя

П. П. Бажову

Недалёко от Исети —

Старый дом и сад густой.

Там шумит весенний ветер

Беспокойною листвой.

Облаков пушистых гребни

Проплывают стороной.

В этом доме жил волшебник —

Мудрый сказочник седой…

След Копытца серебрится,

Вьётся змейкою в ночи,

Огневушкою кружится

Пламя жаркое в печи.

Ящерки мелькнули разом,

Встал Данила над цветком…

И шкатулкой, полной сказов,

Стал бажовский старый дом.

А из сада гомон птичий,

Ветви тянутся к лучам.

Есть ещё такой обычай

У ребят, у свердловчан:

Каждый раз весною новой

Тихо входят на крыльцо —

Попросить в саду Бажова

Маленькое деревцо.

И — посадят возле школы

Всем лихим ветрам назло,

Чтобы крепким и весёлым

Это дерево росло.

Юный тополь иль рябинка

В путь уходят каждый год…

…К дому этому тропинка

Никогда не зарастёт…

Всегда с нами

П. П. Бажову

На белом бланке телеграммы

Темнеет траур скорбных строк,

А он, живой, глядит из рамы,

Глядит далеко за порог,

Где в зимнем солнце серебрится

Полей заснеженный простор,

Где плавок яркие зарницы

И очертанья дальних гор.

Как будто видит рослый берег

И лебедей высокий взлет…

И трудно до сих пор поверить.

Что в дом хозяин не войдет.

Давно ль он сказывал нам были,

И свежий ветер бил в лицо.

И люди разные входили

На деревянное крыльцо.

Он их встречал простой, сердечный.

Всегда горячим сердцем чист,

Такой большой и человечный,

Борец, писатель, коммунист.

Всегда тропа вилась у входа

Не зараставшая травой.

…Он в светлой памяти народа

Останется всегда живой.

К нему придут простые люди.

Весной посадят тополя.

Пускай навеки пухом будет

Ему уральская земля!

И будут жить веками были

В чудесном малахите строк,

И не завянет на могиле

Бессмертный каменный цветок…

Крапива

Разве забудешь те годы, скажи, –

Как мы о камни точили ножи,

Как, поднимаясь с рассветной поры,

Точили о камни свои топоры.

Крапива, крапива...

Неволит беда:

Корм для скота,

Человеку еда...

Эта работа поручена нам –

Слабым и худеньким пацанам, –

Рубка крапивы — забота ребят.

Ах, как ребячьи ладони горят!

Вместо забавы и детской игры

Грузно взлетают в руках топоры,

Так каждый день,

От зари до зари.

Ноют зеленые волдыри,

Жжется крапива сильнее огня

И обжигает больнее ремня,

Жжет она пятки, язык и глаза,

На грязные щеки

Стекает слеза...

Но все же в той страшной

Военной судьбе

Спасибо, спасибо,

Крапива, тебе!

Пусть горькая память

И шрамы в наследство –

Вечный ожог

Военного детства...

В пути

Нас беззвездная ночь настигает в пути,

Затянуло низины туманом…

Нам с тобой не впервые по сопкам итти

Пробираться притихшим урманом.

Мы в любую погоду с тайгою в ладу.

Не страшат нас ненастье и холод.

Если мы в этих сопках откроем руду, —

Здесь когда-нибудь вырастет город.

Перед ним широко распахнется тайга,

Будет ночью сиять он огнями.

Это будет! — хотя перед нами пока

Только дикие травы да камень.

Но мы видим, идя через лес напролом.

Новый город, широкие дали…

И никто не узнает, пожалуй, о том.

Что мы первые в нем побывали.

Лунная дорога

Рядом плечи и рука в руке,

Мы с тобой шагаем налегке.

Извиваясь у крутого лога,

Вдаль уходит лунная дорога.

Взглянешь в эту сторону и в ту —

Белая черемуха в цвету,

По ветру пушисты и легки

Тихо пролетают лепестки.

Извиваясь у крутого лога.

Вдаль уходит лунная дорога.

Если этой лунною дорогой

Нам с тобой пройти еще немного.

Подойти к темнеющему бору,

А потом подняться только в гору,

И дорога ровная, в струну,

Приведет нас прямо на луну.

Белая черемуха в цвету,

Вон звезда погасла на лету…

Извиваясь у крутого лога,

Вдаль уходит лунная дорога.

Смотрит с неба полная луна,

И насмешлива, и холодна.

Ну и пусть: с дороги не сверну —

На луну с тобой, так на луну!

Но тебе признаться я должна,

Что луна не очень нам нужна,

Потому что скоро на луне

Станет холодно и скучно мне,

Потому что нет на ней тепла…

А земля весенняя светла,

А земля весенняя в цвету,

Тихо гаснут звезды на лету,

И весенний мир на сад похож…

Где такую землю ты найдешь?

Эту землю милую свою

Кровью окропили мы в бою,

На привалах пели мы о ней, —

Потому и нет ее родней.

Хлеб и соль ее, богатства руд —

Это наша страсть, любовь и труд.

Наших плавок отсвет золотой

Ночью полыхает над землей.

Мы, как песню, отдаем ей труд —

И сады на севере цветут,

И весенний мир на сад похож…

Где такую землю ты найдешь?

По земле такой идти хочу.

Буду ждать

Почему мне ночами не спится

И мечты в поднебесье летят?

У тебя голубые петлицы

И открытый, приветливый взгляд.

Мне бывает обидно немножко:

Прилетишь – и опять тебя нет…

Лишь серебряной лентой дорожка –

В синем небе оставленный след.

Пусть тревожиться сердце устало,

Но о том никому не скажу.

Если нужно, в полет небывалый

Прямо к звездам тебя провожу.

Чтоб моею любовью согретый,

Ты промчался в неведомой мгле,

Долетел к самым дальним планетам,

Но вернулся к родимой земле.

Руки

Вы знавали меня не такой

В то далекое лето на юге.

Белый город, укрытый листвой,

И прибоя знакомые звуки.

Шли в сквозной синеве корабли,

Таял дым в набегающем ветре,

И синела высоко вдали

Снеговая вершина Ай-Петри.

На горячем песке два следа,

Черноморские волны упруги...

Вы, я помню, любили тогда

Загорелые тонкие руки...

Если даже в походе не раз

У костров обо мне вспоминали, —

Вы меня не узнал б сейчас,

Очутившись у нас на Урале.

Словно горных потоков струи,

Вьется стружка в серебряной пыли.

Что же, руки когда-то мои

Вы, пожалуй, недаром любили.

Золотыми зовут их порой;

Небольшие, но крепкие руки.

Вы знавали меня не такой,

Но... меняются люди в разлуке!

Зимой

Пусть мой город зимою суров —

Я люблю его именно снежным…

Даже слёт непокорных ветров,

То колючих, то нежных.

Здесь черемухой пахнут снега,

Дня и ночи суров поединок.

И блестит у машин на боках

Оперенье нетающих льдинок.

* * *

Дождь разгулялся спозаранок,

Набух водою каждый куст,

Степной пустынный полустанок

Особенно сегодня пуст.

И кажется, на всю округу

Совсем одни вы... Ну и что ж...

Теснее прижимаясь к другу,

Ты, в плащ укутавшись, идешь.

Тебе в степи немного жутко,

Густая тьма со всех сторон.

И за веселой доброй шуткой

Большую горечь прячет он.

Взяв на руки, он без укора

Несет тебя через ручьи.

Но загрохочет поезд скорый,

Тебя подхватит и умчит.

По доскам мокрого перрона

Пройдете медленно вперед,

Потом у самого вагона

На миг тебя к себе прижмет.

Глаза на миг блеснут тоскою,

Но поезд ринется вперед.

А он махнет тебе рукою

И в темноту один уйдет.

Комочек снега

Не видно ни тропинок, ни дорог,

Кружится снег — веселый, мягкий, нежный…

И, как пушистый шерстяной клубок,

В моей руке лежит комочек снежный.

…Когда на город опускался мрак

И освещались окна в машем доме,

У нас с тобою был условный знак:

Комочком снега ты бросал в окно мне.

Так было даже в тот последний раз.

Под ветром ставни жалобно скрипели…

Я вижу ясно, будто бы сейчас,

Как ты стоишь в заснеженной шинели.

Как смотришь вдаль на ветровом разбег,

На снегом занесенную аллею,

Как рукавицей стряхиваешь снег

И часто поправляешь портупею…

Морозы были и метелей вой,

Ветра и ливни, зной и непогода.

Желанных писем с почты полевой

Ждала три долгих, три недобрых года…

Тех снежных вечеров уж не вернешь,

Когда буран бросался вслед с разбега…

Я так ждала, что ты еще придешь

И бросишь мне в окно комочек снега!

…И пусть наш сын, большим и сильным став,

Еще робея, может быть, немножко,

Комочек снега мягкого скатав,

Бросает в чье-то девичье окошко.

Уводят стёжки горные…

Уводят стёжки горные,

Горят костры походные,

Дороги в жизни разные —

У каждого своя…

Пройдём крутыми скалами,

Вернёмся мы усталыми,

Навек полюбим горные,

Таёжные края…

В логах трава некошена,

Дороженька нехожена,

И где-то клады спрятаны —

Попробуй-ка найти!..

Пускай трава некошена,

Пускай тайга нехожена —

Возьмём мы клады старые,

Отыщем к ним пути!

На берегу

Гудит сосновый старый бор,

И хвоя падает сухая.

Петляя между тёмных гор,

Проносит волны Чусовая.

Тальник купается в реке,

И ветви бьются, как налимы,

Чай закипает в котелке

И горьковато пахнет дымом.

А лодка галькою шуршит,

Вода гремит на перекате.

Всегда колючие ерши

Клюют чудесно на закате.

Пловцы

Чайки мелькают в дали голубой,

Низко спускаются птицы,

Круто вскипает высокий прибой,

Море бушует и злится.

Крепко сегодня качает волна

В пене пушистой и белой,—

Только немногим сноровка дана

С морем сражаться умело.

— Видно, сегодня купаться нельзя,

Волн не осилить тяжёлых…

Вдруг по ступенькам сбежали друзья

Двое мальчишек весёлых.

Смело ребята к воде подошли,

Кинулись в волны стальные,

Только порою мелькали вдали

Шапочки их голубые.

С шумом катились одна за другой

Волны, как серые льдины.

А мальчуганы играли с волной,

Будто морские дельфины.

Люди сказали о них:

— Моряки!

Ловко с волной они спорят,

Значит, росли не у тихой реки,

Сразу видать, что росли смельчаки

Возле бурливого моря!

Кто-то спросил:

— Эй, пловцы-молодцы,

Где стали вы моряками?

И отвечали ребята-пловцы:

— На Чусовой да на Каме!

Живая вода

Из самого детства

Течёт сквозь года

Русская речка —

Живая Вода.

Одним — это Волга,

Другим — Енисей,

Кому — океан

Или просто ручей…

Сказочной силой

Владеет она

В атомный век,

как во все времена!

Пришла весна

В зелёной хвое, дымке синеватой,

Встряхнув седые ели ото сна,

Она пришла по горным перекатам —

Короткая уральская весна.

Лучом сверкнула над речным разливом

И пронеслась потоком по хребтам,

Прошла по влажным черноземным нивам,

По сёлам и по новым городам.

Она легко взбиралась на стропила,

На шаткие высокие леса,—

И где она незримо проходила,

Ей вслед звенели громче голоса.

Я распахну окно весне навстречу,

Я «здравствуй» ей приветливо скажу;

Я тоже песней нашу гостью встречу

И с нею непременно поброжу

По берегам в пушистой белой пене,

По колеям невысохших дорог,

Почувствую тепло земли весенней,

Что каждый с детства в памяти сберёг.

Вдали над нами птицы-новосёлы

Уже летают в небе голубом…

А маляры — такой народ весёлый,—

Насвистывая, красят новый дом.

Никто сегодня не сидит на месте,

И дел, признаться, непочатый край.

Пришла весна. А с ней цветы и песни,

И светлый, красный праздник — Первомай.

Кедр

Стоит он, величавый и могучий,

Растут побеги у его корней,

И кажется, что проходящей тучи

Касается вершиною своей.

И лишь едва качается под ветром

Тёмно-зелёных веток бахрома,

Вверху орлы проносятся над кедром,

Снегами ветви кутает зима.

Стоит он старым русским великаном,

Захочет — может облако достать,

Наперекор неистовым буранам,

Уральскому характеру под стать.

Его лихие грозы не достали,

И не сломили злобные ветра.

И ветку кедра на уральской стали

Недаром высекают мастера!

Бабье лето

Осень шагом таежным спускается с гор.

В хрусте лиственном, в звездном рассеве...

Посмотри, как пылает огромный костер

Золотых и багровых деревьев.

Пробежит по траве смоляной суховей,

По березам в сетях паутины,

И горят самоцветами в желтой листве

Ярко-красные гроздья рябины.

Скоро двинутся снова казарки в отлет,

Но поверим мы старым приметам,

Что черемуха осенью нынче цветет

К счастью этого бабьего лета.

Насторожилась темная горная падь

В тишине малахитовых сосен.

На лесную поляну выходят опять

Хмелем осени пьяные лоси.

Будут звезды срываться и падать в тайгу,

У костра мы дождемся рассвета...

Унесу я рябиновый вкус твоих губ,

Словно памятку бабьего лета.

Хороший обычай

В синеве ослепительной неба

Вдаль летят и летят журавли…

Слышен запах горячего хлеба —

Драгоценного дара земли.

Август в гаме да посвисте птичьем

Отшумел, отзвенел сгоряча.

Есть в России хороший обычай —

Хлебом-солью гостей привечать.

Может, чуть растерявшись вначале,

Будешь этим всю жизнь дорожить.

…Чтоб тебя хлебом-солью встречали —

Это нужно ещё заслужить…

Пилот

Хорош и в жгучий зной, и в холод,

В цветах акаций и в снегу,

Стоит старинный русский город

На вольном волжском берегу.

Густых садов сплошная зелень,

Чуть слышен посвист птичьих крыл.

И песни волжские там пели,

В степи качался чернобыл…

Вдаль самолёт летел куда-то,

Тянули невод рыбаки.

И загорелые ребята

Глядели ввысь из-под руки.

Один из них был выше ростом,

А время шло за годом год.

И вот уже легко и просто

Машину в небо сам ведёт…

То лето в памяти хранится…

Огонь и смерть в родном краю…

И как-то ночью у границы.

Героем он погиб в бою…

И вот опять просторен, светел,

Стоит на вольном берегу;

Листву качает волжский ветер,

Легенды славу берегут.

И самолёты в светлой дали

Скользят над синевой реки…

…Пилот стоит на пьедестале

И смотрит вдаль из-под руки.

А там внизу, захлопнув книжку,

Поднявшись с тёплого песка,

Похожий на него мальчишка

Глядит с восторгом в облака.

Отчизна

У околиц зелёные склоны

В крупных каплях нетронутых рос

И прозрачные лёгкие кроны

Белоствольных российских берёз.

Слышен шум у речной переправы

И колхозных машин перегуд.

Пахнут мёдом пушистые травы,

С песней девушки к стану идут.

Лёг загар на весёлые лица,

Машет ива зелёным крылом…

А вдали золотится пшеница,

Наливаясь тяжёлым зерном.

Запах мяты, полыни, горошка

На всю жизнь тебе дорог и мил.

Может быть, этой стёжкой-дорожкой

На рыбалку с друзьями ходил.

Вас встречал за околицей ветер,

И была где-то песня слышна…

…Много стран самых разных на свете,

Но Отчизна навеки—одна!

Какой сегодня день?

День порою очень долго тянется,

А порою пролетает птицею…

И неважно – вторник или пятница,

Но какою ляжет он страницею?

День бывает ласковый и солнечный,

Всюду начинается удачей,

Светит солнце с высоты безоблачной,

Золотое, яркое, горячее.

В синем небе распевают горлинки,

Сколько света, и тепла, и пения!

В общем, ни сучка и ни задоринки-

Тихий день без всякого волнения.

Упадет он гладкою горошиной,

Упадет он, словно в воду брошенный…

Что ж в нем словно горечью пронизано?

Нет, не нужен тот покой непрошеный,

Если новых строчек не написано,

Если тихо доживешь до вечера,

День проводишь, а припомнить нечего…

А бывает – непогодь ненастная

Над полями тучи поразвесила,

Были за день неполадки разные,

Ты устал, а вот на сердце весело:

День исканий, промахов, дерзания,

Весь, как в прозе говорят, загруженный,

Может, станет он – как знать заранее –

Настоящей радости жемчужиной!

* * *

Н.А. Поповой

Не считают года по седым волосам, –

Было всякое в нашей судьбе…

Сколько лет?

Столько лет,

Сколько чувствуешь сам,

Сколько сердце подскажет тебе.

Если жизни все ярче горит самоцвет,

Что с того, что в снегу голова!

Это, друг мой, не старость,

А только расцвет

Творчества и мастерства.

Стихи о детях и для детей – в следующем посте