Кижи: поэтическая прогулка

Приглашаем вас в летнее путешествие по красивейшим местам России.

Остров Кижи – это настоящая жемчужина Русского Севера. Расположенный в одном из самых больших озер Европы — живописном Онежском озере, он, как остров Буян в сказке Пушкина, завораживает всех путешественников. Сказочный и необычный в ожерелье островов Карелии, он привлекает уникальной деревянной/исторической архитектурой.

Один из самых поэтичных писателей Константин Паустовский в очерке «Белая ночь» выразил свое впечатление от поездки на остров Кижи (в 30-е годы ХХ века): «Покончив с чтением, я поехал… в село Кижи, где была единственная в мире по красоте архитектуры деревянная церковь. ...Церковь в Кижах я увидел на закате. Казалось, нужны были руки ювелиров и целые века, чтобы построить это сооружение. Строили же его простые наши плотники и в самые обыкновенные сроки».

1 января 1966 года основан музей под открытым небом – Государственный историко-архитектурный музей «Кижи». Посетивший в 1968 году Кижи поэт Евгений Евтушенко оставил запись в «Книге почетных гостей острова Кижи»: «Кижи, которые, как и поэзия Пушкина, без единого гвоздя!»

В 1990 году великолепный ансамбль Кижского погоста был включен в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. В 1993 году музей-заповедник «Кижи» вошел в Государственный свод особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации.

На острове Кижи и прилегающих к нему островах, кроме Кижского погоста, расположены часовни, крестьянские дома, хозяйственные постройки (мельницы, бани, амбары) и другие строения, входящие в коллекцию Государственного историко-архитектурного и этнографического музея-заповедника «Кижи». Все это создает неповторимую атмосферу старины и красоты природы, которую невозможно забыть.

Основной достопримечательностью острова является знаменитый архитектурный ансамбль «Кижского погоста», включающий 22-главую Преображенскую церковь, 10-главую Покровскую церковь, колокольню и ограду.

Сердце Кижского погоста – грандиозная и величественная 22-главая церковь Преображения Господня, построенная, согласно легенде, 310 лет назад, в 1714 году местным зодчим Нестором без единого гвоздя. Когда церковь была достроена, Нестор выбросил топор в Онежское озеро, чтобы больше никто не смог построить подобный шедевр. Красивая легенда, но специалисты утверждают, что в куполах гвозди все-таки есть, а сруб церкви действительно построен без гвоздей, в традициях русского плотницкого ремесла.

37-метровая церковь – одно из самых высоких деревянных зданий в Северной Европе.

Храм похож на сказочный русский терем, взлетаемый в небо, с восьмигранным срубом и 22 главами, расположенными на нескольких уровнях. Главы имеют форму «бочки», причем, как форма, так и размер глав изменяются от яруса к ярусу, из-за чего облик храма приобретает неповторимый ритмический рисунок. Резной позолоченный четырехъярусный иконостас включает 102 иконы.

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы – «зимняя» церковь, действующий храм, в нём идут службы. Построенный в 1694 году храм сгорел и был перестроен в 1764 году.

Высота церкви, построенной из сосны и осины, составляет 26 метров. Церковь увенчана легкой, изящной, ажурной короной, состоящей из девяти куполов: восемь куполов окружают центральный. Многоглавие такого типа уникально и подобного ему нет в русской деревянной архитектуре. Церковь опоясывает украшенный резьбой зубчатый фронтонный пояс, который защищает стены храма от дождя.

Четырёхрядный иконостас включает старинные заонежские иконы 2-й половины ХVII века, иконы XVIII века.

Колокольня Кижского погоста сооружена 160 лет назад, в 1864 году. 30-метровая колокольня построена из осины и сосны. Небольшая главка с крестом венчает шатер колокольни. Глядя на колокольню, можно представить, как выглядели северные звонницы, похожие на дозорные башни.

2 красивейшие церкви и высокую колокольню окружает старинная ограда, которая тоже, как и церкви с колокольней, является частью объекта всемирного наследия ЮНЕСКО. Ограда длинной 300 метров представляет собой бревенчатый сосновый сруб с двускатной крышей, который установлен на высокий фундамент из валунов.

Здесь же, на острове Кижи, находится один из древнейших деревянных храмов России – Церковь Воскрешения Лазаря. Возведенная, по легенде, преподобным Лазарем Муромским еще в XIV-XV вв, церковь стала первым строением будущего Муромского монастыря, одного из самых старых в Карелии. Из Муромского монастыря (Пудожский район) храм и был перевезен на остров Кижи. В храме сохранился двухъярусный иконостас, который состоит из 17 икон, созданных в XVI–XVIII веках. Церковь Воскрешения Лазаря, как самый ранний сохранившийся памятник древнерусского деревянного зодчества Севера, является объектом культурного наследия федерального значения.

Еще один интересный объект культурного наследия федерального значения, который можно увидеть на острове Кижи – Часовня Архангела Михаила. Построенная в начале XVIII столетия из сосны и осины часовня из деревни Леликозеро Медвежьегорского района дает представление о том, как выглядели подобные сооружения Заонежья.

Атмосферу старины создают и крестьянские дома, внутри которых восстановлены интерьеры XIX – начала XX веков.

Дом Ошевнева из деревни Ошевнево Медвежьегорского района построен в 1876 г. Двухэтажный красивый дом из сосны – памятник народного деревянного зодчества. Массивный бревенчатый сруб гармонично сочетается с резным декором – наличниками, ставнями, ограждением балконов – и выглядит изящно, как дом из русской сказки.

Воссозданные исторические интерьеры оживляют мастерицы, которые демонстрируют разные народные ремесла (бисероплетение, вышивка, ткачество, прядение).

Дом Елизарова, построенный во второй половине XIX века в деревне Середка Медвежьегорского района, дает представление как выглядела усадьба заонежского крестьянина-середняка. Главный фасад дома на 6 окон, чердачное окно украшено балконом. Вход в дом с бокового фасада. В доме восстановлено убранство избы заонежского крестьянина.

Кижские мастера, которые работают прямо в экспозиции, представляют разнообразные ремесла.

Рядом с домом стоит баня, построенная в начале ХХ века. Это типичная русская баня с предбанником и с дощатым настилом-мостками, ведущими в озеро.

Привлекает внимание ветряная мельница из деревни Волкостров Медвежьегорского района. Построена крестьянином Биканиным в начале XX века из cосны, березы и камня. Корпус мельницы возведен на бревенчатом поворотном кругу с бревнами-рычагами, чтобы поворачивать мельницу в сторону ветра.

Еще один крестьянский дом, но из Пряжинского района – дом Яковлева из д. Клещейла. Дом построен в конце XIX – начале XX вв артелью местных плотников при участии самого хозяина дома М. Я. Яковлева. Двухэтажный дом из сосновых бревен стоит на каменном фундаменте. Украшают дом и придают ему легкость большое количество окон с нарядными наличниками и красивый ажурный балкон. На подворье расположены хозяйственные постройки: амбары и риги, которые также являются памятниками деревянного зодчества.

Это только небольшая часть из представленных на острове построек.

Множество живописных видов создают особую атмосферу острова - атмосферу тишины и спокойствия.

Очарование этих мест и красивые легенды вдохновили многих поэтов на стихотворения.

Кижи

Не позабудет остров Кижи

Его увидевший хоть раз.

Здесь день светлей, и небо ближе,

И холоднее, чем у нас.

Сырые ветры дуют с веста

У края северной земли.

Зыряне жили здесь и вепсы,

Пока славяне не пришли.

И вознесён Господней славой

Над миром горя и греха,

Здесь храм возник золотоглавый, —

Серебряные лемеха,

Архитектурный гений места,

Неповторимый до сих пор.

Его рубить закончил Нестор

И бросил в озеро топор.

И славил Господа, понеже

Нет храма с этим наравне,

Ни на Двине, ни в Заонежье,

Ни в новгородской стороне.

И нет нагляднее примера

За все минувшие века,

Что может сделать Божья вера,

Когда в душе она крепка.

А. Городницкий

Есть в Кижах собор

Коль помянуть кого хотим мы не добром,

Честим его дела: топорная работа!

Но есть в Кижах собор. Он срублен топором,

И меркнет перед ним любая позолота.

В нем дерево поет сладчайшим языком,

Что ясность для души — отрадная забота.

За ним стоят века на берегу крутом,

Распутав непогод суровые тенета.

Под шум онежских волн он августовским днем

В былинный мир чудес мне приоткрыл ворота,

И, глядя на него, я думал об одном:

Как много в простоте простора для полета.

О, если б мне с таким сродниться мастерством,

Пусть кто-то говорит: топорная работа!

Н. Рыленков

Кижи...

Да, сначала было слово!..

Зоревая позолота

облетела с небосклона.

И звучало слово так:

«Мы — отсюда.

Мы — карелы.

Мы тонули.

Мы горели.

Мы до старости

старели.

Нас

не купишь за пятак.

Камни пашем.

Камни сеем

Сердце тешим

горьким зельем,

рыбою

да хлебом серым, —

так от века суждено.

Ну, а если в землю канем,

нас укроют тем же камнем,

тем же самым серым камнем.

Нас укроют

Как зерно...»

Час настал,

Зерно упало.

Запахом земли пропахло.

Не сопрело.

Не пропало.

И, вздыхая тяжело,

продираясь сквозь каменья,

говорило:

«Я сумею!..»,

повторяло:

«Я сумею!..»

И сумело.

И взошло.

Не берёзкой кособокой,

не цветочком беззаботным,

а взошло оно собором

возле медленной воды.

Он стоял легко и крупно.

К облакам вздымаясь круто,

купола светились кругло,

будто спелые плоды.

Был легендой он и благом.

Так стоял, как будто плавал.

Так звенел, как будто плакал

(словно плакала душа).

Он стоял, сравнясь с зарёю,

над холодною землёю

деревянной чешуёю,

будто листьями шурша.

Он покачивался плавно,

многостенно, многоглаво, —

ширь — налево и направо!

Щуки плещутся в тиши...

Он стоял, слезу роняя,

мир собою заполняя,

в землю уходя корнями...

Так и выросли

Кижи.

Р. Рождественский

* * *

Мы стоим перед Кижским собором одни.

Мы стоим, пересчитывая купола.

И не верим еще, что прекрасны они

Тою силой, что их воедино свела.

Богатырское племя.

Дружина.

Семья.

Им — земля тесновата.

И небо — мало…

Мне везло на дороги.

Но больше

везло

На друзей настоящих.

И ежели я

Проиграю с какой-нибудь пулею спор,

Упаду на ладонь потемневшей травы,

Встанут други мои.

Будто Кижский собор.

Над могилой склонив двадцать две головы.

Р. Рождественский

Кижи

К теплоходу приближались,

то отважны, то робки, —

«тега-тега!» — разбежались

острова и островки.

Благо есть им,

где побегать

и зарыться в облака!

Ты, Онега, — мамка Лебедь

в светлой дымке холодка.

«Тега-тега —тега-тега!»

как же их тебе собрать?

Кижи близко, брось, Онега,

в море сизое играть.

Двадцать две главы увижу

и тихонечко спою:

«Тега-тега, Кижи, Кижи,

удержитесь на краю!»

Серый селезень подранен,

припадает на бочок.

Многокупольный

огранен

серебристый чесночок.

В нити солнцева обниза

церковь ряжена в веках,

или здесь Онега — сиза

возвеличена в веках?

Кижи — зеркало ручное,

поднимая к небесам,

гребнем —

сказкою резною —

провела по волосам!

Н. Эскович

Кто увидел это место…

Кто увидел это место

И красу воздвиг на нем?

По легенде — плотник Нестор,

И одним лишь топором.

Словно песню, к строчке строчку,

Не щадя в работе сил,

Без единого гвоздочка

Купол к куполу лепил.

А когда закончил дело

И последний пот обтер.

Поглядел — душа запела:

«Ну, спасибо, брат топор!

Не держу слезу сегодня,

Всю, что ведал, красоту

Ты, дружище, взял и поднял

На такую высоту.

Отдыхай по сей причине,

На златом песке лежи…»

И сокрылся он в пучине,

Там, где высятся Кижи.

Но легенда сказки вроде,

Нестор, Павел — суть не в том.

Важно то, что был в народе

Мастер с чудо-топором.

А. Чепуров

Кижи

Расскажи про Кижи: говорят, это сказочный остров,

И другого такого ты не сыщешь нигде.

Но по снегу туда, говорят, добираться непросто,

Надо ждать до весны, чтоб плыть по широкой воде.

Расскажи про Кижи, до весны еще очень не близко,

Молодая зима только-только вступает в права.

Я готова на риск, но пора обходиться без риска,

Сединой занялась и твоя непоклон-голова.

Расскажи про Кижи, ну хотя б не подробно, а вкратце:

Что за храмы стоят, что за главы на храмах горят.

Может, статься мне опять и до них и весной не добраться,

Потому что, прости, как всегда обстоятельства, брат.

Расскажи про Кижи, чтобы все обстоятельства прахом,

Чтобы все недосуги в один превратились досуг,

Чтобы к этим Кижам я рванулась, не ведая страха,

Как стрела с тетивы, как пленённая птица из рук.

Расскажи про Кижи: говорят, это сказочный остров.

Расскажи про Кижи — до весны ещё очень неблизко.

Расскажи про Кижи, ну хотя б не подробно, а вкратце.

Чтобы все недосуги в один превратились досуг.

О. Фокина

Кижи

Здесь купола летят под облаками...

И я смотрю на них из-под руки —

То паруса наполнены веками,

Как на волне дыханием морским!..

Они летят в безбрежье поколений.

Не ведая в дороге пристаней.

Они несут зовущий стяг творений,

И с каждым днем он выше и видней!

В мастерах я увидел поэтов,

Чудотворна в дерзанье рука —

Эта церковь не срублена — спета,

И звучать ей не век, а века!

Смотрю на церковь в сизом оперенье, —

Она мне птицей мнится в этот миг,

И я пишу о ней стихотворенье,

А вот такого взлета не достиг!..

Смотрю на крест, что взмыл над куполами, —

Перо стремится ввысь за топором...

А крест летит, срезая луч крылами,

И не достичь той высоты пером!..

Взметнулись в белые туманы —

В предутренние небеса

Крестов беззвучные фонтаны...

И звонки чаек голоса!

И кажется: в парчовых росах,

Вобрав Онеги красоту,

Плывет куда-то чудо-остров

С волшебной былью на борту!

Храмы серыми мхами одеты

И уже поседели с боков...

Может, это от предков ракеты

Долетели до нас из веков?!

Видно, знали свое они дело,

Мастера, кем гордится народ, —

И тогда подниматься умели

До волнующих сердце высот!

Я фамилии вижу под ставнями,

Здесь гвоздем нацарапали их.

А строители не оставили

Знаменитых фамилий своих!..

В старой кижской избе

Синь озер в окошках чистых.

Сколько бликов радужных!

Три угла — для атеистов

И один — для набожных!..

Вот подсвечник для лучины,

Прялки-полуночницы...

Сколько видано кручины —

Вспоминать не хочется!

Но резьбою не забыты

Избы прионежские, —

Словно кружевом обшиты

Окна деревенские!

И хранят былого запах

Стены прокопченные,

Прочно срубленные в лапу —

Навеки сплоченные!

Снова по онежскому простору

Я лечу на крыльях «Метеора»!

Протянулась пены полоса...

«Крылья» увеличивают скорость —

Уплывает остров за леса.

Мельницы-ветрянки машут крыльями,

Берега с коровами плывут...

Расстаюсь со сказочною былью —

Словно с детством повстречался тут!

Я лечу! А день такой лучистый,

Сердце русской далью дорожит...

Расступитесь, братцы атеисты,

Дайте помолиться на Кижи!

Онежский вечер.

Стынет зорьки рыжая полоска,

И, на зависть небу, погляди,

Сколько звезд — огней Петрозаводска —

На онежской светятся груди!

Прикорнул во мхах кудрявых ветер.

Млечный Путь дымком повис вдали...

И луны серебряные сети

Озеро, искрясь, пересекли.

И парит туман над росным долом,

Пьют, склонясь, из озера кусты...

Я стою, Онегой околдован —

Пленником карельской красоты!

И. Демьянов

Кижи

Эти купола и зубья елей —

По всему видать —

в прямом родстве.

Мастера из плотницких артелей

Кружево сплетали в синеве.

Будто не сплеталось, а летело,

Не летело — пело на лету.

Над землей подброшенное тело

Вес теряло, выйдя в высоту,

Обретало красоту окружий,

Полукружий, крытых чешуей.

Дерево сплетающихся кружев

Было не материей — душой.

Из какого делать матерьяла

Трепетанье лебединых крыл?

Видимо, природа повторяла

То, что человек наворожил.

Л. Озеров

В Кижах

Вот причалит «Комета». И лавой

растечется людская река…

На пригорке — собор многоглавый,

устремленный крестами в века.

Волны катятся вихрями снега,

птица чертит круги в высоте.

Церковь будто парит над Онего

в чудотворной своей красоте.

И горит, как свеча, над покоем.

Душу плотника ведал ли кто?

Быть и впредь мастерам, но такое

повторить не посмеет никто!

Не посмеет никто усомниться

в дерзновенном таланте его.

Вот стоят, опрокинувши лица

в небеса в восхищенье немом,

дорогие заморские гости,

взглядом трогают дерево стен.

Серый камень крестов на погосте,

шелест ветра в прибрежной тресте.

Храм столетья на маковки нижет,

теплоход синей гладью бежит,

и туристы карельское Ки;жи

называют неверно — Кижи.

А. Реутов

Кижи

М. К. Мышеву

На заветном острове,

На высоком месте

Церковь эту выстроил

Мастер Нестор.

Двадцатидвуглавое

Он поставил чудо,

И видать его дано

Всем и отовсюду.

И когда последний купол

Мастер вынес в небо —

Он забросил свой топор

В бурную Онегу.

И взлетели, как стрижи,

Огненные зори.

Вот и все.

Стоят Кижи

На Онежском море!

А. Прокофьев

Ну разве он забудется, скажи, тот остров…

Ну разве он забудется, скажи,

Тот остров, где с тобой мы ночевали,

Где нас рябины щедро врачевали.

Где нас учили мудрости Кижи!

Как там свободно было и легко!

Унылая обычность не грозила.

Нам тетка вечерами молоко

С материка на лодке привозила.

И скрип уключин, будто бы орган,

Звучал в тиши торжественно и гордо.

Могучие мажорные аккорды,

Как эхо, повторяли берега.

На острове просторно в сентябре,

Величественно, празднично, неброско…

Соборы — как серебряная брошка.

Приколотая к бархатной заре.

Онежская закатная вода,

Погост с позеленевшими крестами,

Где кижские строптивые крестьяне,

Отбушевав, остались навсегда.

Да, милостива к нам была судьба:

Нам все с тобой в ту осень удавалось…

Рябины горечь на твоих губах,

Она и на моих губах осталась.

А. Пьянов

В Кижах

Юность проходит по острову

С песней, с транзисторной музыкой,

В туфлях с носочками острыми,

В брюках и юбочках узеньких,

Фотографирует озеро

И теплоходы длинные,

Пестрые краски осени,

Камни, постройки старинные,

Церковь Преображения,

Мельницу и часовенку,

Зыбкие их отражения.

Каждую их особинку.

Юность интересуется

Избами, храмами древними.

Озером буйным любуется,

Северными деревнями.

Кажется, что ей до острова,

Где эти церковки русские

Встали родными сестрами,

Тихие, скорбные, грустные?

Только все больше желающих

Видеть места знаменитые,

Храмы, средь волн набегающих,

Озеро, ветру открытое.

И называют по-разному,

Кто увлеченьем, кто модою,

Это стремленье к прекрасному,

Это сближенье с природою.

Может, и спорить здесь нечего,

Не на что, может, и сетовать,

Просто любовью к Отечеству

Все называть это следует.

Н. Кутов

Загадка

На палубу все высыпали сразу.

И закричали все: «Кижи! Кижи!»

Волшебный храм тогда открылся глазу

И куполов резные этажи.

Мы все притворы обошли с почтеньем

И с теплохода посмотрели вслед,

Как тонко выделяться в отдаленье

Стал двадцатидвуглавый силуэт.

И не пойму я, в чем тут подоплека.

Но этот храм, единый на Руси,

Вблизи прекрасней был,

чем издалека,

А издали прекрасней,

чем вблизи.

О. Колычев

Кижский Нестор

Михаилу Кузьмичу Мышеву

— плотнику-реставратору

Преображенской церкви

«Тоже, скажете, Нестор…

Ну, народ, рассмешил!

Без старанья, известно,

Не создашь лемешин…

Без пилы…и стамески…

Всё пустой разговор,

Что ваятелям местным

Нужен только топор!

Верить россказням глупо,

В рот глядеть не спеши:

То не кровля, не купол,

А — творенье души!

То взывает и движет

Свежий ладить настил…

До создателей Кижи

Мастерством дорасти!»

Только б вниз не сорваться,

Только — руки вразлёт!

А норвегий и франций

Красота подождёт…

Сверху сыплется стружка,

Диво в небе парит:

Показалась макушка

Да на солнце горит!

Тешит публику зодчий:

«Нет ли где топора?»

И хохочет, хохочет

У лесов детвора!

И такой в сине небо

Хлынул маковый свет —

Захотелось в Онего

Запустить инструмент!

О. Мошников

* * *

Над водой — глаза зажмурь —

Все парит виденье:

Окунается в лазурь

Храм Преображенья!..

Дивным берегом проплыв,

О постое вспомнив,

Едем мы через пролив —

К маленькой часовне.

Шелушится в щелях мох,

Крыша дранкой крыта:

Приглашают на порог

Кирик и Улита,

Чтоб гостям, издалека,

Клименецкий остров

Дал приют у рыбака…

Подкатив на веслах,

Клонит лодка тростники.

Снасть волна колышет.

Что за отдых без ухи —

На побывке в Кижах?

Рад хозяин-рыболов

Солнечной погоде:

Лучезарность куполов

До небес восходит.

Оглядись, глаза протри:

Сказочно, зазывно

Жить в деревне Воробьи —

Кижи отсюль видно!

О. Мошников

Кижская сказка

Наплывали Кижи, приближаясь

К теплоходу белому, притихшему.

Чайки жадные, погоней позабавясь,

Навещали островки, их породившие.

Куполами деревянными приветствуя

И порадовав просторами Онежья,

Остров Кижи мне навеял эту песню

И забрал тоску на время прежнюю.

Для язычников служил он капищем.

Сохранив традицию в веках,

Вере во Христа он стал пристанищем,

Зодчеством церквей прославив край.

На ладонь свою он принял звонницы,

Храмам и часовням дал приют.

Избами крестьянскими запомнился,

Где преданья старины живут.

Долгою зимой я вспомню лето,

Пасмурный и дымчатый денёк…

Заповеданными тропами согретый,

Хрустнет на душе моей ледок.

Ю. Демянская

Кижи

На воде молодого разлива

острова проживали тоскливо,

их печалил не клич журавлиный,

а стенания стаи утиной.

Острова наблюдали, старея,

как свивалось упругое время,

руки к небу трава простирала

и, косы не познав, умирала.

Но разбужена даль топорами —

и вознесся шатер с куполами,

загудели кресты подпирая

синий купол озерного края.

Обрядился погост валунами.

И открылся собор над волнами

среди белого дня и безбрежья

словно памятный герб Заонежья.

Н. Гребенщиков

Деревянная родина

Был ли Нестор-искусник в глуши

или не было этого Нестора,

деревянное диво — Кижи —

возникает из ветра окрестного.

Восстает из холодной воды,

из плывущего по небу острова,

где топор его, кончив труды,

бултыхнул — и не сыщете острого.

И вовеки не счесть куполов,

что кудрявую стружечку сбросили

и среди кучевых облаков

все летят и летят против осени.

Удаляются, как ни зови,

а очнешься — вся стаюшка, вот она.

О, летучие годы мои,

о, моя деревянная родина!

Полюбил тебя даже турист,

нет покоя от этого жителям.

А заветный топорик лежит

где-то меж Атлантидой и Китежем.

Р. Винонен

Путешествие в Кижи

Заонежье — кружев женственность,

Лучик света для души.

Облака плывут торжественно

В направленье на Кижи.

«Ладога» плывет проливами,

Счет теряя островам,

С чайками нетерпеливыми.

На день приданными нам.

Заонежским нежным кружевом

Светят волны за кормой.

Как снежинки, чайки кружатся

И торопятся домой.

Острова желтеют травами,

Порыжели камыши,

В небо

двадцатидвуглавые

Устремляются Кижи.

Чешуей резьбы искусной

Блещет главок красота.

Все достигнуто искусством

Топора и долота.

Долговечней многих каменных,

В небо устремленный храм —

Зодчества былинный памятник

Неизвестным мастерам.

Облака плывут торжественно,

По краям клубясь, как пар,

Но далеки от божественных

Избы, мельница, амбар.

Так они земны, что верится:

Вот еще разок взгляну —

Оживет под ветром мельница,

Как в седую старину.

Там монашкой церковь Лазаря

Вышла к стогу наугад,

Тихая, смиренноглазая,

Как и шесть веков назад.

Но, несведущий в религии,

Лет двенадцати пострел

Отвернулся от реликвии

И на мельницу смотрел.

На груди его охотно

Красный галстук колыхал —

Как сигнал для Дон Кихота,

Что сюда с копьем скакал.

Но над рыцарской картиной

Вдруг пронесся грозный гуд

Наших дальних реактивных,

Тех, что Землю берегут.

Мальчуган застыл, глазея,

Оценив их виражи

В стратосфере над музеем —

Заповедником Кижи.

Б. Шмидт

* * *

Северянин скажет: «Кúжи»,

Кто-то говорит: «Кижú» —

Сердце к первому поближе,

Ко второму не лежит!

Тот загранпоездки нижет

И вздыхает: «Красота!»

Мне всего милее Кижи —

Благолепные места!

Здесь всегда премного люда,

И желания просты:

Хочется увидеть чудо —

Храмы Кижей и кресты!

Знаменитая святыня*,

Что срубил один топор,

Славна с давних пор поныне,

Восхищая каждый взор!

Ярусами главы реют,

Что ритм церкви придаёт,

На закате ярко рдеют, —

Храм, как парусник, плывёт!

Церковь рядом** дополняет

Это чудо из церквей

И собой не затеняет,

Отвечает эхом ей!

Выразительные главы

И продуманный узор!

Храмы нашей русской славы,

Что известны с давних пор!

Меж церквами колокольня,

Что своею простотой

Оттеняет их невольно,

Не блистая красотой…

Набегая, берег лижет

Белопенная волна.

И спускается на Кижи

На закате тишина…

Поступите очень просто,

Коль по нраву Кижи вам:

Доберитесь до погоста,***

Посетите каждый храм!

И. Есаулков

* Церковь Преображения Господня — самое знаменитое и выдающееся сооружение архитектурного ансамбля на острове Кижи. 22 главы храма пирамидально размещены ярусами.

** Покровская церковь построена на полвека позже Преображенской. 8 главок храма окружают девятую, центральную.

*** Кижский погост — всемирно известный архитектурный ансамбль, расположенный на острове Кижи Онежского озера, состоящий из двух церквей и колокольни XVIII–XIX веков, окружённых единой оградой — реконструкцией традиционных оград погостов.

Кижский погост

Онего сердито, и волны свежи,

А берег подходит все ближе,

И, врезаны в синь, вырастают КижИ

(Иль лучше, no-здешнему, КИжи).

На острове плоском, где дышат сквозь сон

Лишь травы одни да каменья,

Как сказка, возникло из давних времен

Красы небывалой виденье.

А сказку рубил деревенский топор,

Простые мужицкие руки,

И высится бревен крылатый шатер,

Как песни застывшие звуки.

Теснится чешуйчатых главок семья

На северном небе белесом,

И контуров плавно стекает струя

По точно смещенным откосам.

Стоит этот храм — многоглавый старик,

Мечтой возведенный когда-то,

Как накрепко выросший гриб-боровик,

К которому льнут боровята.

А строился он как простая изба,

Да только просторней и выше,

От гребня крыльцо и резного столба

До ската чешуйчатой крыши.

Пьянея нагревом смолистой слезы,

Здесь плотники крепко и ровно

Без всяких гвоздей загоняли в пазы

Крутые, упругие бревна.

Когда же был пригнан последний зазор,

Строитель, окончив работу,

В Онегу с размаху свой бросил топор,

Служивший мечте и расчету.

«Не богу, а людям трудился я впрок,

Сдержав заповедное слово,

И ведаю — вновь уж никто бы не мог

Воздвигнуть здесь чуда такого!

Как песня, как сказка, сей храм не умрет,

До внуков дойдет, как преданье.

А рублена церковь, чтоб вечно народ

Хранил красоты достоянье!»

В. Рождественский

Кижи

Постоять у Кижей — наказание

красотой, ослепляющей взор,

там, где в озеро, по сказанию,

мастер Нестор закинул топор.

Топоров я закинул несколько,

ну а был хоть один из них

не слабей, чем у мастера Нестора,

так, что храм безгвоздёвый возник?

Но я верую в слово, в поэзию,

даже если на дне до поры

с чуть светящейся смолкой по лезвию

мной утопленные топоры...

Е. Евтушенко

Киж-озеро

Мы — Кижи,

я — киж, а ты — кижиха.

Ни души.

И все наши пожитки —

ты, да я, да простенький плащишко,

да два прошлых,

чтобы распроститься!

Мы чужи

наветам и наушникам,

те Кижи

решат твое замужество,

надоело прятаться и мучиться,

лживые обрыдли стеллажи,

люди мы — не электроужи,

от шпионов, от домашней лжи

нас с тобой упрятали Кижи.

Спят Кижи,

как совы на нашесте,

ворожбы,

пожарища,

нашествия.

Мы свежи —

как заросли и воды,

оккупированные свободой!

Кыш, Кижи…

а где-нибудь на Каме

два подобья наших с рюкзаками,

он, она —

и все их багажи,

убежали и — недосягаемы.

Через всю Россию ночниками

их костры — как микромятежи.

Раньше в скит бежали от грехов,

нынче удаляются в любовь.

Горожанка сходит с теплохода.

В сруб вошла. Смыкаются над ней,

как репейник вровень небосводу,

купола мохнатые Кижей.

Чем томит тоска ее душевная?

Вы, Кижи,

непредотвратимое крушение

отведите от её души.

Завтра эта женщина оставит

дом, семью и стены запалит.

Вы, Кижи, кружитесь скорбной стаей,

сердце её тайное болит.

Женщиною быть — самосожженье,

самовозрожденье из огня.

Сколько раз служила ты мишенью?!

Сколько еще будешь за меня?!

Есть Второе Сердце—как дыханье.

Перенапряжение души

порождает

новое познанье…

будьте акушерами, Кижи.

Теплоход торопится к Устюгу.

И в глуши

двадцатидвуглавою зверюгой

завывают по тебе Кижи.

А. Вознесенский

…А люди приходят и в Кижи и в Суздаль…

…А люди приходят и в Кижи и в Суздаль,

Себя красоте открывая до дна.

Так что ж из того, что у зодчих искусных

И лица потеряны, и имена?

Уж если случилось бы в жизни постичь мне

Хоть малую долю искусности той.

Пускай безымянно, забыто, безлично,

Охаянно завистью иль глухотой, —

Не надо тогда мне ни чести, ни славы,

Ни благ переменчивых — лишь бы в века

Свой храм незапятнанно и величаво

Вот так и мои протянула б рука.

Н. Кондратковская

Кижи

На островной закатный лист

Уколом позднего укора

Легла рябиновая кисть

Преображенского собора.

Горчит рябиновая гроздь,

И современник неумело

Вколачивает свежий гвоздь

В почти божественное тело.

И что грядущее таит —

Час воскресения иль тризны,

Когда три раза протрубит

В твоей ночи лосиный призрак.

Д. Вересов

Прощание с Кижами

Кижи...

Шатров седые скаты,

Росой набухшие стога,

И двадцать глав сквозь ярь заката

Насквозь пробили облака.

Как будто елки новогодней

Звенят прозрачные шары...

Я для себя открыл сегодня

Давно открытые миры.

Здесь, берега во тьме раскинув,

Спит озеро, глаза смежив.

Напевною загадкой линий,

Как чудо светлое России,

В Онеге плавают Кижи.

Гудок. Снимают трап матросы...

(Здесь звезды пахнут сенокосом!)

Сюда, недели прошагавший,

Я вновь иду к своей судьбе,

Здесь радость красоты занявший,

Чтоб матери отдать уставшей.

Отдать друзьям, отдать тебе...

...Штрихи тростинок чуть колышет

Онеги черная вода.

Кижи! Я снова вас увижу,

Я сотни раз вернусь сюда.

Ведь где бы я в России ни был,

Над всплеском августовской ржи

Мне елочкой, летящей в небо,

Встают Кижи.

Ю. Адрианов

Кижи

Онежский берег.

В зорьке светлой

Уснули волны.

Тишина.

Озерной гладью

Чуть заметно

На парусах

Скользит луна.

…И возникает

Сказка-остров

Творенье

Русской красоты,

Строенье

Кижского погоста —

Душа таланта

И мечты!

Кто многоглавый

Храм построил?

Легендой стал

На сотни лет.

И безымянно,

И достойно

Оставил в жизни яркий след!

Ю. Ушаков

Кижи

Не спешите за кордон —

есть места поближе,

За морем диковин —

всех не перечесть…

Ждет в краю карельском

чудо-церковь в Кижах,

Что на белом свете

лишь одна и есть.

Ничего, что ростом

небоскребов ниже,

У Преображенки я преображусь:

Воздухом России

в деревянных Кижах

С верой и надеждой

досыта напьюсь.

Ерунда, что только

топором сработан

Наш погост бессмертный

величавых форм,

Сделано душой все,

да в избытке — потом:

Необыкновенной красоты собор!

Кто туда поедет, попрошу:

«Потише!»

В тишине раздольной

Родина слышней.

Лишь пред равнодушьем

беззащитны Кижи,

Перед сумасбродством —

просто нет слабей.

Юг? — Конечно, нужен,

нам же Север — ближе

И архитектурой,

и добротой людей…

Неспроста Европу покорили Кижи,

Что кому-то модно,

то для нас родней.

Почему в Европу?..

Есть места поближе,

Выбросьте жеманство,

показную спесь.

Ждет вас в Заонежье

чудо-церковь в Кижах,

Что на белом свете

лишь одна и есть!

В. Силин

Кижи

Где берег каменистый лижет

Онего пенною волной,

Есть заповедный остров Кижи,

Гордится им мой край родной.

Чешуйчатые храмов главы

Карелии снискали славу,

И этот остров незабвенный

Давно известен всей Вселенной.

Святыня северного края,

Жемчужина средь синих вод,

Над нею солнышко играет,

Порою дождик частый льет.

Здесь строил церкви мастер славный

И без единого гвоздя

Творил он эти стены, главы,

В работе силы не щадя.

Закончил строить, а потом,

Топор в Онего он закинул,

И не найдет его никто —

На дне глубоких вод он сгинул.

Ф. Соколова

Кижи

Ох, небо, — как дом без окошек!

Но скрытая солнца игра

Вдруг выплеснет на воду ковшик

Расплавленного серебра,

И ярче становятся краски,

И соком нальется листва,

И как указатели к сказке

Плывут мимо нас острова.

Я снова с волнением вижу

В двух створках — воды и небес —

Жемчужные россыпи Кижей,

Трудом сотворенных чудес.

А звонкий, особенный воздух

За сердцем моим повторит:

Спасибо тому, кто вас создал.

И трижды — тому, кто хранит!

Е. Николаева

Островок Кижи

Облака отражают творенья азы.

Суета городов за онежской водою…

Тридцать три сокровенные божьи слезы

Разольют благодать и сердца успокоят.

Отгорает осенний румянец рябин

В обрамлении древних бревенчатых сводов.

Освящается духом славянских былин

Каждодневная песнь заповедной природы.

Как прощенье за наши былые грехи —

Из далеких времен Красота возвратилась

Животворным ансамблем искусств и стихий…

И России Душа здесь теперь поселилась!

А. Коротынский

Кижи

Поднимись над раздольем Онего,

о таланте людском расскажи,

дар умельцев далекого века,

диво дивное — остров Кижи.

Где те руки, что дерзко сумели

без гвоздей, лишь одним топором,

завязать богатырские ели

неослабным моряцким узлом

и воздвигнуть под самое небо

купола в смоляной чешуе?

Даже дикие волны Онего

здесь смиреют в немой тишине.

Я и сам у былин в окруженье,

я с легендой седой говорю

перед церковью Преображенья,

что стоит у земли на краю.

Чтоб красой неземной, своевольной

ей одной привораживать взор —

бросил мастер в онежские волны

свой заветный искусный топор.

Кто он был, тот неведомый Нестер,

знавший дивного дива секрет?

Затерялся и сгинул в безвестье

чародейного зодчего след.

Но стоит стародавняя церковь

там, где северный остров Кижи,

словно рук чудотворных оценка,

словно песня бунтарской души.

А. Лёвушкин

Кижи

Тихий шелест звёзд в бездонном море,

Сказочно пьянящий запах трав.

В голубой дали Онего

Среди волн в просторах неба там —

Волшебный дворец.

Там стоит восьмое чудо света.

Купола, как птицы в синеве.

Не было, нет и не будет.

Твой секрет забыли люди,

Твой волшебный дворец.

Говорят, что солнце там ночует.

Говорят, что ветры там живут.

Кижи-град поднялся со дна моря,

И о нём ветра песни поют.

В час вечерний умолкают птицы,

И вдали тускнеют купола.

Верю я, что мне приснится

И смогу ещё увидеть раз

Волшебный дворец.

Это правда — солнце там ночует.

Это правда — ветры там живут.

Кижи-град поднялся со дна моря,

И о нём ветра песни поют.

Е. Карпов

Кижи

Поскорее бросьте трап.

Вахтенный, не спи же!

Кижи-остров,

Кижи-град.

Вновь тебя я вижу!

Слева — гладь.

Справа — гладь.

Чем не божья благодать!

Только памятен тот год,

Год, когда восстал народ.

В Заонежье топоры

Любо-дорого!

Были тонки и остры,

Пели здорово!

Хоть узоры выводи

На теснине смело.

Хоть артель выводи

За мирское дело.

Купола горят

Теплой радугой.

Легкой сказкой парят,

Сердце радуя.

И под шорох листвы

Среди грудовниц

Двадцать две главы

Призадумались.

Храм стоит во всей красе.

Слава не померкнет.

Едут в Кижи нынче все,

Как когда-то в Мекку.

Водолазов, говорят,

Было шестеро.

А в уме у тех ребят

Топор Нестора.

Все обшарили вокруг,

Зря проплавали.

В академии наук

Горько плакали.

И решил тогда совет,

Вспомнив правило:

Есть народ, а чуда нет,

Что и правильно!

И горжусь сегодня я,

Что восходит прочно

Родословная моя

К бунтарям и зодчим.

Дай топор — кружева

Сделаю на ставне.

Пока сила жива,

В беде не оставлю.

И. Костин

Кижи

Спокойный взгляд, величие застыло...

Под небом северным стоят они века,

Они запомнили, что в землях этих было,

И могут знать, что будет в них наверняка.

Они молчат, их сон не потревожат

Ни гром войны, что растерзает этот мир,

Ни люди, ни стихия жизни тоже

Их не затянут в бездну суеты.

Всё словно сон — туман, вода... дождливо,

Они молчат... О чём их тишина?

В них безмятежное величие застыло,

И не от мира этого их светлая душа...

Здесь тишина, прислушайся к ней только,

Как много тайн сокрыто в ней давно,

И не придумаешь вопросов в жизни столько,

Ответов сколько в тишине этой дано!..

Спокойный взгляд... величие застыло...

Под небом северным стоят они века,

В их деревянных древних стенах дремлет сила

Под пенье ветра, монотонный шум дождя...

А. Радюк

Кижи

Небо к северу ниже и ниже,

А вода всё темней и темней.

Там из волн поднимаются КИжи,

Что стоят триста лет без корней.

Я глаза закрываю и вижу:

Лемех в каплях дождя и репей.

И легко в освещённую нишу

Я вхожу, не касаясь дверей.

Надо мною плывёт многоглавье...

Храм имеет, и душу, и плоть.

И я чувствую: боль и бесправье

В красоту превращает Господь.

В. Авдеева

Кижи

Увидеть Кижи! А когда увижу,

Быть может, навсегда возненавижу

Оскаленный зверинец городской,

Хаос автомобильный и людской.

И вырваться на волю захочу,

И первым самолетом улечу!

Там тишина, там первозданны снеги,

Там оберегом — окоем Онеги.

Приеду, очаруюсь, облюблю,

Снега влюбленным сердцем растоплю

И пропишусь в Преображенский храм —

Смотрителем к небесным куполам.

В снегах по пояс да в ветрах по крыши

Ты дремлешь в ожиданье, остров Кижи.

Спешу к тебе, как воин на постой,

Чтоб выправил мне душу простотой

На маковках церквей — небес платок,

В промерзлом храме — босоногий Бог.

М. Аюпова

Кижи

Не стали не выше, не ниже,

Прошло почти что триста лет.

Своей дождались славы Кижи,

А им ведь в мире равных нет.

А. Авдышев

Кижи. Преображенская церковь

...Смолою шибануло с маху,

осокою и тиной на мыске.

Турист, ученый волк, нежданно ахнул —

такого нет ни в Риме, ни в Москве.

Над озером, над островом, над веком,

как луковицы, главы поднялись,

и башенки смиренно спорят с ветром,

и перышки, нацеленные ввысь.

Решали мастера в кругу семейном,

что без Кижей прожить никак нельзя, —

и вырос храм, по образу вселенной,

построен без единого гвоздя.

С улыбкой создавая это чудо —

резные стены, тягла, образа,

здесь тешился народ, грозя Иуде

и государю крестиком грозя.

Восьмерики, алтарь — все сшито крепко,

меж небом и землей имея связь.

И чешуи таинственная лепка

искрится вся, над логикой смеясь.

Волшебный храм по собственным законам

торжественно темнеет под луной,

он в сумерки лиловый и зеленый,

а в полдень — вдруг серебряный, стальной.

Как богатырь в кольчуге, латы — листья,

как будто шлем — центральная глава.

Внутри икон загадочные лики —

с крестьянских лиц, как говорит молва.

Христу молиться, бить поклоны зря?

Они самим себе поклоны били,

встречали батожьем гонцов царя

и иноземцев чем попало били.

И шли в Сибирь, в путь-дальнюю дорогу,

и, чтобы душу грешную спасти,

молилися искусству, а не богу,

и храмы воздвигали на пути.

* Кижи — игрище (карельск.).

А. Адамов

Кижи

А про наши Кижи —

Что речей, что книжек.

Что ни книжка — мостик,

Мол, пожалуй в гости.

Выражаясь просто, —

Кижи — это остров.

Да еще собор,

Словно злат узор.

Потрудился Север:

Из сосновых бревен

Лет на триста

У России пристань.

...Когда по Онего

Пеший ветер бегал,

На заветном месте

Кижи строил Нестер.

И простор озерный

Стал еще просторней,

Без конца и края,

А волна — играет...

Встали — честь по чести —

Как задумал Нестер, —

Двадцать две главы —

К маковкам Москвы.

А. Бабкин

Кижи

Стоит, скрипящее в суставах,

Изрезано без чертежей,

Сплошной глаголицей «устава»

Простое дерево Кижей.

Раздолье для искусствоведа,

Экскурсовода верный хлеб.

Идём истории отведать

Гуськом, ступая в чей-то след.

Соборы — зрению отрада.

Здесь вечное имеет вес,

И каждый купол — как награда,

Награда на груди небес.

Здесь облака над нами плыли,

Добро хранили сундуки.

Здесь пыль веков дорожной пылью

Осела нам на башмаки.

И мы, конечно, оценили

И подсчитали не в рублях

Всё, что столетья обронили

На этих самых алтарях.

М. Бацер

Еще раз о Кижах

Стоит как вечная застава

У заонежских рубежей

Сплошной глаголицей «устава»

Простое дерево Кижей.

Раздолье для искусствоведа.

Экскурсовода верный хлеб,

Идем истории отведать

Гуськом, ступая в чей-то след.

Кижи своим иконостасом

В альбомы просятся не зря.

Все так же — рукотворным Спасом —

Приезжих за душу беря.

И мельница — конечно, счастья.

Нельзя такому изменять,

Увидев даже в дни ненастья

Веков былую благодать.

Мы, как легенду, сохранили

И повторим, боготворя,

Все, что столетья обронили,

Сменяясь возле алтаря.

М. Бацер

Кижи. Храм Преображенья

Храм — собор Преображенья

Не спеша, наверняка

Нестор, мастер дерзновенный,

Строил прочно, на века.

И топор, в руках играя

Чудо-плотника, творца,

Сплел для северного края

Кружева и мощь дворца.

22 главы церковных

Гордо взмыли в высоту,

Возвеличивая скромно

И талант, и красоту.

Смотрят в пенистые воды,

Улыбаясь свысока,

И чешуйчатые своды,

И венцы, и лемеха.

В летний день под ярким солнцем,

Украшая небосвод,

Церковь с блестками оконцев,

Как лебедушка, плывет.

И нигде на белом свете

Так не блещут небеса!

Ах вы, Кижи, дар столетий,

Несказанная краса!

А. Бугмырин

Кижасаари – остров игрищ

Родной язык земля забыть не может —

его в своих названиях хранит.

Вновь Кижи-остров, память растревожа,

со мною по-карельски говорит.

Плывут челны торжественно-нарядны.

Платки флажками вьются на ветру.

И кантеле звенит напевно, ладно,

и люди слушают его игру.

«На Кижасаари!»— эхо возвещает.

«На остров игрищ!»—вторит звон струи.

И солнце щедрое гостей встречает,

как будто мать одной большой семьи.

Детей на праздник ждет хозяйка рода.

И вот они спешат в родимый дом.

В одном порыве люди и природа

светило славят песней и стихом.

Звенят хвалу ликующие струны,

вплетаются слова в бессмертный стих.

Как семена в земле остались руны.

В корнях деревьев живы соки их.

И песни-купола в простор безбрежный

певучим топором вознесены.

Они звенят под ветром. И, как прежде,

волна качает радостно челны.

Столетия сменялись.

Над землею

так много гроз промчалось огневых.

И снова песня поднята волною —

карельский остров ждет гостей своих.

Как только гости купола завидят,

притихнут и услышат древний зов —

в их душах зазвучит напев забытый,

польется в сердце музыка без слов.

Вновь речь звенит карельская, живая.

Пришла на Кижи празднества пора.

И принимает остров нас, желая,

как в старину, здоровья и добра.

Тайсто Сумманен

Кижи

Онежский бриз лучами солнца вышит,

И радугой на брызгах отражён,

Там, над волной, поднялся остров Кижи,

Соединив дыхание времён.

Здесь не было пути варягов в греки,

Здесь музыка звучит в колоколах,

В которой слышны голоса Онеги,

Стихающие в быстрых облаках.

Творение не Бога — Человека,

Что срублено когда-то топорами,

Стремится в небо вот уже три века

Своими двадцатью двумя главами.

Прозрачный вечер опускает крылья

На купола, покрытые осиной…

И сказка снова оказалась былью,

Навек плеснув в глаза озерной сини.

А. Романова

Кижи

Из глубин Заонежья всё ближе,

Из октябрьской мари дождя,

Режет грудью простор остров Кижи,

Древний храм без едина гвоздя.

Ах, как нас на «Комете» качало!

Но подводные крылья несли

До начала начал, до причала

Святорусской борейской земли.

Что ж так с Китежем Кижи похожи

В Беловодье российских озёр?

Может, Китеж, ты Кижами ожил

И стоишь на ветрах с давних пор?

«Остров игрищ»*? Иль Остров сокровищ?

Всё ж последнее будет верней.

Чешуёю лемешная кровля

Серебрится на главках церквей.

Деревянный храм Преображенья,

Двадцать две головы на плечах.

Потрясение воображенья!

Зазеркалье в озёрных очах!

Молвят, ставил собор мастер Нестор.

Мол, сказал, что «другому не быть!»,

Бросил старый топор «в глыбко место»…

Никому топора не добыть!

А Покровская церковь — под боком.

Восьмерик встал на четверике.

Колоколенка бронзовым оком

Ловит солнечный луч вдалеке.

Что мне роскошь собора в Париже,

Тадж-Махал или Кёльнский собор?

Древлей веры ковчег, остров Кижи

Грудью режет онежский простор!

* В далёкие языческие времена карелы называли место для игр, игрище «кижат»

С. Соколов

Уплывают медленно Кижи…

Уплывают медленно Кижи

Брошенным в тумане серебром.

Ты хотя бы слово мне скажи,

Только не об этом — об ином.

Далеко в онежской глубине

Словно манит волн тяжелых плен.

Забываешь в этой тишине

Что на свете существует тлен.

Край давно утраченных богов

островами строгими лежит.

Ну, скажи хотя бы пару слов…

Уплывают медленно Кижи.

М. Ярцева

Кижи

Отношенья с налетом грусти

Разделяет дождей стена…

И никто нас уже не пустит

В те далекие времена…

Крест осиново серебрится,

Гроздь осиных гнёзд — купола,

В Кижах связи нет — не пробиться,

Всё бессвязно — слова, дела…

Заонежье с северным ликом.

Грусть — прозрачною пеленой.

Но пронзительно-летним криком —

Колокольный звон… за стеной.

Е. Чаусова

Чудо Кижей

Отцу Николаю

Где облака волну Онего лижут,

где дух былинный бродит в островах,

срубил великий Нестор чудо Кижей,

которое не описать в словах.

Чтоб рассказать о Кижах,

не хватит точных слов,

пока я не увижу

седых их куполов…

Пока не станет ближе

их ясный силуэт,

вы не поймете Кижи,

их вечно юный свет.

Там русский дух, там пахнет сильной Русью,

там храм нацелен острием ракет

туда, куда нас Бог едва ли пустит —

в миры иных неведомых планет.

За сотни лет преобразит он много

молитв простых и непорочных снов,

чтобы однажды вымолить у Бога

то, для чего уже не нужно слов.

Чтоб рассказать о Кижах,

не хватит точных слов,

пока я не увижу

седых их куполов…

Пока не станет ближе

их ясный силуэт,

вы не поймете Кижи,

их вечно юный свет.

А. Фарутин

Кижский собор

Над озером,

над зеленью лесов

Вознесся храм старинный, многоглавый.

Трехъярусный,

с каскадом куполов,

Как памятник былинной русской славы.

Под лемеха* сияньем золотым

Весь деревянный, без куска железа,

Он кажется шеломом боевым,

Застывшей сказкой северного леса.

Здесь пел топор,

один,

без пил и сверл,

В руках проворных мастера-умельца.

И зодчий своды хитроумно свел

И прочность дерева

проверил сердцем.

И, убедившись в том, что жить века

Его труду,

поэме этой стройной,

В Онего бросил свои топор: пока

Преемник не предвиделся достойный.

Да, где преемник?..

Смолкла и молва

О топоре, заброшенном глубоко:

Зимой на заоножских островах

Царица усмиряла бунт жестоко.

Вблизи собора собралась толпа,

Ища спасенья под его крестами.

Но грянул залп, и началась пальба

По людям беззащитным и по храму.

И стоны, и угрозы палачам

Неслись по Заонежыо, не смолкая.

Израненный картечью божий храм

Скорбел, царям проклятье посылая!

«Река времен» над миром протекла.

И по-иному нынче светит солнце,

И не гудят давно колокола,

И перезвон малиновый не льется.

Но и сегодня едут в край озер

Строитель и ученый из столицы,

Чтоб увидать диковинный собор

И мастерству народа поучиться.

И с ними я поднялся на бугор.

И каждый строгой красотой взволнован,

И каждый ищет свой певун-топор,

Чтоб отразить свой век, страны простор

По-русски вдохновенно и сурово.

* Осиновый лемех — деталь чешуйчатого покрова главок.

М. Сысойков

Прощание с Кижами

По-над вами, Кижи,

над водой, над причалами

белый снег закружил

вместе с белыми чайками.

Этот край полюбя,

смотрим долго и пристально.

Как от друга, себя

Отрываем от пристани.

Пароходик бежит.

Волны медленно катятся.

Издалека Кижи

темным ельником кажутся.

Вот уже их и нет,

с белой далью сливаются.

Только хлопьями снег

тихо на воду валится.

Над землею паря,

чистым снегом украшены,

будут ждать купола

возвращения нашего.

О. Мишин

* * *

Когда будет чужое роздано

Или продано с молотка,

Я хотела бы жить у озера,

В доме с окнами в облака,

Где открыты края небесные,

Очистителен шум дождя…

Точно храм был поставлен Нестором

Среди острова — без гвоздя!

Деревянная память зодчества!

Сруб — как парусник на волнах!

Позабытое одиночество

Горьким привкусом на губах.

Сколько воли — и сколько радости!

Сердце дальней струной звенит.

От младенчества шаг до старости:

Через тяжесть земли — в зенит!

Задохнуться сосновой свежестью,

Слово травам назад вернуть!

Горизонт над седой безбрежностью —

Как зовущий к истокам путь.

О любви вспоминать не поздно ли,

Когда кистью ведет Лука?..

Я хотела бы жить у озера,

В доме с окнами в облака.

Н. Лайдинен

Уплывают Кижи…

Уплывают Кижи,

В волнах

Маковки тонут.

Я смотрю

В глубину,

Чтобы лучше

Запомнить.

В этой чистой

Воде

Отражается

Небо.

Уплывают Кижи,

Голубое

Онего.

Предо мною века —

Неостывшее время.

Кто тебя сохранил,

Драгоценное семя?

Белый лебедь

Кружит,

Пахнет в воздухе

Снегом…

Уплывают Кижи,

Голубое

Онего.

А. Лашкевич

Над Кижами, над Кижами…

Над Кижами, над Кижами

Тучи белые бежали.

Лодку по ветру держали

Мы.

И скользил за нею длинный

След, как будто журавлиный

Клин, и плыл вдали былинный

Храм.

Купола под облаками

Будто шлемы великаньи,

Ограждавшие веками

Русь.

Будто древняя дружина

Плотно князя окружила

И ее заворожила

Тишь.

Но исполнен бранной славы

Осенивший эти главы

Вековой и величавый

Сон.

Лишь на воле свищет ветер

Этот храм построил Нестер

И топор забросил мастер

Вглубь.

И от брега и до брега

Синевы полно Онего,

И рукой подать до неба

Здесь.

В. Леванский

В Кижах

Плескалась теплая вода.

Мерцала на ладонях.

Невидимые невода

Луну ловили в тонях.

А в мире было — ни души.

Из полуночной дали

В туманных сумерках Кижи

На лодку наплывали.

На главах черные кресты

Вставали в лунном свете,

Являя строгие черты

Затерянных столетий.

Такая тишь плыла вокруг,

Такая ночь сквозная,

Что нам в Кижах открылась вдруг

Их сущность островная.

Над остывающей водой,

Над сонною ракитой

Душа маячила звездой —

Покуда не открытой.

И поздних чаек в тростнике

Стихала перебранка, —

Пока светилась вдалеке

Душа-островитянка.

Она мерцала в этот час

Над виденным и прожитым,

И помнишь: не было для нас

В ночи бездонной прошлого.

Как заговорщица, земля

Таинственно молчала,

Нам возвращение суля

В извечные начала.

* * *

Разлука очень долгою была.

Но снова, Нестор, к твоему порогу

Нас эта неизбежная дорога

Спасительно и тихо привела.

На грани ночи пасмурной и дня

Опять я слышу дерева звучанье.

Опять иконописными очами

Ушедшее взирает на меня.

Кто дал отвагу плотницким рукам.

Душе — простор, чтоб над крестами храма

Гармонии торжественная гамма

Бессмертно поднималась к облакам?

Я не пытаюсь угадать секрет.

Доверившись испытанной примете:

Из всех чудес нет ничего на свете

Таинственней,

Чем к совершенству след.

Плывут туманным утром купола.

Ты покорись их красоте и власти

И помолчи. И будешь ты причастен

К великому бессмертью топора.

Е. Крохина

Кижи

Величав и таинственен Кижский погост —

Тёс осиновый лег на его купола.

Украшает пейзаж под короной из звёзд

Православный источник добра и тепла.

Наполняется светом любая душа,

Прикоснувшись к реликвиям в храме святом.

Пред величием этим стоять, чуть дыша,

И молиться, молиться о мире земном.

Пролетит над Онежской волной перезвон,

Чтобы в сердце остаться, тоску излечив,

И граница грядущих и прошлых времён

Растворится под вечный карельский мотив.

Е. Громова

Кижи

«Кабаргин» подплыл поближе,

Показался остров Кижи.

Там на возвышении

Храм Преображения:

Колоколен вереницы,

Словно красные девицы,

Купол церкви окружают,

Красотою поражают.

Рядом с ними древний воин —

Его образ колоколен:

На главе шатёр, как шлем,

А за ним уж видно всем

Встала церковь Покрова.

В стужу топят в ней дрова,

Зажигают печку,

Ставят Богу свечку.

Заезжайте в Кижи в гости,

Побывайте на погосте.

(Кабаргин название теплохода).

Т. Второва

Кижи

Целует ветер косы у берёзы,

Поют ей песню нежные уста,

Вокруг кружатся радостно стрекозы,

Танцует белый аист у пруда.

Как хороши синеющие дали

И океан волнующейся ржи,

Но часто сердце ноет от печали,

И снятся мне далёкие Кижи.

Парящих храмов северная сказка

Над голубой онежскою волной,

Небес прозрачных сдержанная ласка

И белых чаек крик над головой.

Уходит годы, но к душе взывает

Карельских далей девственный простор,

Надежда меркнет, но не умирает,

Туманом грусти застилая взор.

В. Ладик

Кижи

Нет молебнов. В дремотной тиши —

Горсть зевак из Москвы и Парижа,

Что зовут вас по-свойски — Кижи́, —

Вы в ответ откликаетесь — Ки́жи.

Так беспомощен ваш перезвон,

Деревянные Божьи калики!

С почернённых веками икон

Проступают суровые лики.

Серебром потемневших осин

Крыты маковы, стражи покоя.

Я свечу во спасенье Руси

Затепляю несмелой рукою...

Где-то в звёздной ночи стремена

Пропоют про былое-иное, —

Здесь когда-то гремела война,

А когда-то шли кони в ночное…

Ныне — шёпот молитвы, как крик,

Затерялся в предутренних росах.

Никого… Лишь смотритель-старик

Все бредёт, опираясь на посох…

Г. Ермошин

Плывущие Кижи

Парят в небе чайки, раскинув крыла,

И в небо возносят упорно

Две кижские церкви свои купола

Работы старинного корня.

Кресты их похожи на мачты судов,

А парус, невидимый взгляду,

Гудит под напором карельских ветров

И сердцу дарует отраду.

А рядом, на озере, как в старину,

Красивы, стремительно-ходки,

Крутыми бортами ломают волну

Кижанки — онежские лодки.

Тут издавна люди по водам пути

Вершили средь мысов и мелей,

И парус поставить, на веслах грести

Все с самого детства умели.

Тут в каждом селении мастер был свой,

Владевший особым секретом:

Любая их лодка рождалась живой,

Напитанной ветром и светом.

Форштевнем, который по-русски курнос,

Веслом, что в руках узловатых,

И волны, и время пронзая насквозь,

Плывут они в белых закатах.

П. Великжанин

Кижи

Пишет вам не краеведник,

Всего-навсего поэт.

Про карельский заповедник,

Коих в мире больше нет!

Есть на острове святыня,

Вам скажу без всякой лжи,

Сохраненная поныне —

Наши милые Кижи!

Деревянных срубов старость

И распятия крестов

В наши дни приносят радость

За преданье мастеров.

Иностранцу, может, ближе

Древнеримский Колизей.

Мне ж милей родные Кижи,

Этнографии музей!

Получив благословенье

От Христа в один из дней,

Сие зодчества творенье

Восхищает все сильней!

В. Тихонов

Кижи

Словно Витязевы шлемы,

Но не дядька Черномор —

Вышли из воды — мы немы —

Китежа стоит собор.

Из осины лепестками

Серебрится кровли тёс,

Ветром выбелен, дождями,

Что с Онеги норд принёс.

То кокошники красавиц,

То лампады у икон,

Голову задравши — зависть —

В колокольный перезвон

Нам напомнит о хоромах,

Нам напомнит о Кижах,

Где онежских чаек белых

Упоительный размах.

Л. Ревенко

В Кижах

Северная простота

Русского помора,

Северная широта —

Камни, ветер, море.

Северная красота.

Серебрится лемех,

Плотницкая высота,

Что ценнее денег.

Л. Ревенко

Кижи

Кижи — История Отечества.

И дождь с историей живет.

Он каждый год, да будто вечность

Приходит, окропляет, бережёт.

Оберегает землю нашу.

Смывает тлен с невидящих очей.

И срубы предстают пред всеми.

Отрядам вездесущих москвичей,

И петербуржцев, и иных пришельцев

Из разных городов и стран.

Кижи нам открывают тайны

Под звук дождя то там, то там.

Рублёны топором и без гвоздей дома и храмы.

Рассказы о таланте мужиков,

Что строили и для себя, и для державы.

Талантом рук, смекалкой, да умом.

Простой мужик политый потом, кровью

В умах, сердцах остался на века.

И кажется он рядом, рядом с нами

В творении рук своих и смотрит свысока.

Он смотрит в окна изб и с колоколен

На тот народ, что рядом с ним живёт.

И видит, что народ — не воин.

И за свою державу не встаёт.

С веками избы покосились,

И церкви где — то накренились.

Народ же всё бегом идёт

И на подмогу не встаёт.

А дождь с Кижами всё же ждёт.

Придёт народ и всё починит.

И вновь оставит в душах на века

Кижи в России от простого мужика.

Н. Климкина

Кижи

Русь деревянная

Я люблю тебя Русь деревянная:

Ряд неровный бревенчатых изб,

Там, где утро восходит румянами

И туманы стекаются вниз...

Взгляд ласкают узоры-наличники,

Тёплый свет в деревенском окне,

Петушок, что от предков язычников,

Дым из труб в ледяной тишине...

Щемит сердце сосновое зодчество:

Срубы-церкви и струганный тёс;

С Кижских маковок кротко пророчествует

В светлом нимбе Спаситель Христос...

А. Винокуров

Кижи

Осина блещет серебром на стыках куполов,

Искрится золотом ушедших поколений.

Благословен, кто здесь нашел приют и кров.

В веках прославлен древних зодчих гений.

Они нам подарили красоту,

Великолепье северных чертогов.

Средь деревянных стен взмывает в высоту

Хрустальный звон колоколов. Зовет нас к Богу…

В. Переходов

Деревянные, дивные Кижи...

Теплоход подплывает всё ближе,

И уже различимы вдали

Деревянные, дивные Кижи —

Древний памятник русской земли…

Здесь Карелии небо над нами

И Онеги бескрайняя даль…

И какими-то светлыми снами

Вдруг ложится на сердце печаль…

Здесь былинные сказы находят

Фольклористы родимой земли…

И в онежские шхеры заходят,

К древним Кижам спешат корабли…

Удивительных храмов строенья

Многоглавьем возносятся ввысь…

Это — русских умельцев творенья!

Восхищайся! Любуйся! Дивись!

Здесь осиновым лемехом крыты,

Серебрятся с небес купола…

Все вселенские беды забыты,

И возносится Богу хвала…

Здесь — святая земля под ногами,

И восторг! И в душе — благодать…

И плывут облака с куполами…

И за это — всё можно отдать!

О. Весновская

* * *

Сине-изумрудной птицей

Заонежье ночью снится,

Словно лебеди средь вод,

Стайка островов плывёт.

И Онега их ласкает,

Орошает, омывает,

Здесь звучит, не умолкая,

Песнь щедрот родного края.

Высь разрезали стрижи,

Мы на острове Кижи.

Чтоб беды мы не вкусили,

Сразу всех предупредили:

«По траве ходить не смей, —

Остров — покровитель змей».

Зной, жара — откуда холод?

Но ледок скользнул за ворот.

Будем по мосткам идти, —

Со змеёй не по пути.

Остров древностью дышал,

Быть на равных разрешал.

Очаровывал, тревожил,

Проникая в нас, итожил,

Здесь веками храм стоит,

Он по миру знаменит.

Чудо русских мастеров,

Виртуозность топоров.

И в основе три кита:

Польза, прочность, красота.

Нам до сих времён дошло

Плотницкое ремесло,

Мастерство Руси седой,

И суровой, и родной.

Храм Преображенский свят, —

Триста лет тому назад,

Мастер, что его создал,

Свой топор в Онегу «сдал».

Бросив в озеро, изрёк:

«Завершён работы срок.

Храм один, на том стоим,

Этот храм — неповторим.

Коль захочет кто узнать,

И начнёт народ пытать,

Кто построил Божий дом, —

Мастер Нестор — топором.»

Лемех из осины сам

Топором тесал на храм.

Раньше золотом горел,

Но с веками поседел.

А пока века струились,

Купола засеребрились.

И Покровский храм сиял,

Будто друга повстречал,

И серебряный трезвон

Колокольнею рождён.

Эту радость для сердец

Подарил народ-творец.

Не на день, а на века

Строит мастера рука.

А Кижам земной поклон,

Колокольный перезвон.

Чтобы вновь соприкоснуться,

Обещаем мы вернуться.

Е. Шушковская

Кижи

И стрельчатые луковички в небо

Простёрли деревянные скиты.

И не понятно — быль то или не быль,

В каком столетьи пребываешь ты

Служительница с обликом монашки

Поведает о древней старине.

И, позабыв манеры и замашки,

Ты станешь ясным соколом в окне.

Как сладкозвучно обмирает сердце,

Едва рукой дотронешься до стен!

И вспоминаешь хитрости «Мин херца»

И западные ветры перемен.

А Русь стоит — кондовая, без лести,

(Воздвиглась без единого гвоздя),

Напоминая о суровой чести

Мастеровых, и предками гордясь.

Под серым небом солнце вдруг пробьётся,

Посеребрит старинные скиты.

И дело рук навеки остаётся

В бессмертьи древнерусской красоты.

Т. Щепетова

Наша старина. Музей в Кижах

Горница резная, низкий потолок,

стол, до блеска чищенный, печка и полОг.

В доме ладно сложена поленница дров.

Все в порядке строгом и уклад суров.

Семьи вместе жили — сложно и трудом,

время, поколения оживляли дом.

Старики степенные, множество ребят,

в ожидание ужина смирно все сидят.

На хозяйке дома будничный наряд,

кичи и сермяги на стене висят.

Разные предметы бросились в глаза —

скобкари и куклы, прялка и коса,

коврик домотканый, люлька в кружевах,

черпаки и чаши. Стены в образах.

Все в своем порядке, всё красиво так,

каждый здесь предмет подавал свой знак.

А светец с лучиною освещал года.

Время унесло быт тот навсегда.

Много есть музеев — этот, что в Кижах,

нам донес то время, дух не расплескав.

Стоит поучиться, как семью ценить,

сохранять все лучшее и не разорить.

До чего прекрасна наша старина...

В прошлое в Кижах дверь отворена.

А. Изрина

* * *

Здравствуй, милый дом карельский —

Дом добротный, статный, мудрый!

Говорят, что ты старинный,

Много повидал на свете.

Бревна в трещинах-морщинках

Выдают твой возраст миру…

Да, старинный, но не старый,

А модней всех современных!

Ах, какие украшенья,

Поди нынче, поищи:

Вот резные полотенца,

А балкон — три арки сразу,

Ну а гульбище — раздолье,

Хватит места всем гостям!

Ты большой, надежный, теплый,

Рядом в радости и в горе.

На века хозяин ставил,

Чтобы правнуки и внуки

Счастье здесь свое ковали…

Не робей перед Ансамблем!

Знают все — он Сердце Кижей,

Ну а ты… — Душа родная!

Ты — очаг семейной жизни,

Северянина опора и семьи его защита!

Е. Осипова

Кижи

Почернели от дождей

Да потрескались от ветра,

Словно мачты кораблей

Дивных храмов силуэты.

Эти древние храмины —

Крыши-луковки на солнце,

Серебрятся как живые,

Как избушкины оконца.

Одинокие могилки

Здесь давно осиротели.

Средь крестов уже безликих

Лишь гуляет один ветер.

Здесь немногие домишки

Берегут старинный дух,

И туристы, как по книжке,

Узнают про быт на слух.

Вот звонарь на колокольне

Зазвонил на всю округу,

И разносит ветер вольный

В дали благовеста звуки.

Теплоход уже отходит

Уменьшаются Кижи.

Храм виднеется далёкий,

По реке будто бежит.

Как в зеркальном отраженье

Виден он в воде речной,

Как икона в четверть неба,

Он стоит передо мной!

Л. Калиновская

Кижи — чудо-остров

Есть на свете чудо-остров с деревянными церквями,

Сторожит его Онего с голубыми небесами.

Древней тайной он окутан и легендами овеян,

Этот остров заповедный мы столетия лелеем.

Кижи, Кижи, Кижи — быль, а может, небыль.

Кижи, Кижи, Кижи —купола до неба.

Кижи, Кижи, Кижи —все нам расскажите,

Красотой своею душу озарите!

То рассветы, то закаты песню о Кижах слагают,

Им Онего вместе с ветром неустанно помогают.

Кто хоть раз ее услышит, никогда не позабудет

И всем сердцем и душою навсегда ее полюбит.

На «Комете» быстрокрылой сможем мы туда добраться,

Чтоб под звон колоколов с кижской сказкой повстречаться.

Кто хоть раз здесь побывает, непременно возвратится,

Чтобы кижским куполам за красу их поклониться.

К. Макарова

Творенье

А был ли Нестор?

Твердо верю: был.

И потому легендой стал вселенской,

Что необыкновенный храм срубил

Обыкновенный плотник деревенский.

Домой из дальних странствий

возвратясь.

Он вспомнил, преодолевая робость,

Орнаментов затейливую вязь

И куполов задумчивую строгость.

Родным он поклонился и жене.

Товарищей приветил честь по чести.

Прошелся по родимой стороне

И ахнул —

Церкви не было на месте!

Сгорела в тот огнистый знойный год.

Сгорела —

Где крестился и венчался

Ждал помощи небесной в недород

И ликам черным в верности поклялся.

И словно что толкнуло мужика —

Он силищу почуял неземную:

Вернуть ее!

С лукошком куполка!

Такую, как была!

Нет, нет, иную.

Не из таких, пожалуй, что встречал

В чужом краю,

Хотя и те красивы.

Пусть, вырастет из наших из начал. —

Как бы со дна ее подняли ивы.

Что смотрят в воды светлые отсель.

Но как же так?

Но как один смогу я?

Да не одни,

А соберу артель.

И вместе-то мы срубим не такую!

Со всех окраин плотники пришли.

Летели комья островной земли

И вырастали стенами на склонах.

А по озерам плыли корабли,

Неся сюда ряды стволов смоленых.

Отсвечивали рощи серебром,

Горели по утрам восходом алым.

А он не расставался с топором.

Звенел,

Стучал,

Обтесывал,

Играл им.

Один топор.

Ни одного гвоздя.

Крепь на пазах, на стыках, на державе.

Чтоб зданья эти,

душу холодя.

В закатный вечер

Пламенем дрожали.

С утра сюда сбегалась ребятня.

Народ съезжался с островов соседних.

Старухи, будто бы Христова дня,

Здесь ждали первой праздничной

обедни.

Хрустальные играли купола.

В их топких пленках бунтовали смолы,

И зорька ясная по ним текла

Неугомонной речкою веселой.

Топор звенел.

И желтый тес гудел.

И щепок у воды вздымалась груда.

А старый попик, что скучал без дел.

Изверясь в боге,

Вдруг поверил в чудо.

Вот мастер вбил стояк в последний паз.

Опять крепленье каждое прощупал,

Опять взглянул, уже в который раз,

На каждый чешуей покрытый купол.

И, бросив дальний восхищенный взор,

Где будто встали правнуки и внуки,

В синь озера

Закинул свой топор,

Чтобы к нему не прикасались руки.

И ахнула безмолвная толпа,

Глазам своим и веря, и не веря.

И ринулась к подножию столпа

В дубовые узорчатые двери.

В оцепененье северной земли,

В щемящей душу радости тревоге,

В жилище бога эти люди шли

И, может быть, не думали о боге, —

Был человек

Для них превыше всех:

И мастер сам, и те, кто помогали…

Так пролетел, гремя, за веком век.

Вновь близкими нам стали эти дали,

Куда в озерной глади «Метеор»

Нас прокатил в столетии двадцатом,

Где чудом стал

И мастера топор,

И вызванный к великой жизни атом.

А был ли Нестор?

Да.

И был силен.

Но если б даже не был от рожденья,

Мы б создали его,

Как создал он,

Безвестными творцами окружен,

Российское народное творенье.

Н. Флёров

Плотник Нестор

Рубить в высоту — как мера и красота скажут.

Из Наставной грамоты

Был талантлив, как бог,

все он мог и умел,

плотник Нестор —

смерд бессмертный,

мужик,

подаривший России Кижи...

Он доподлинно знал:

при таланте

важней всего — место,

где мечте в основанье

дубовые лягут кряжи.

Чтоб обзор — на века

из любого грядущего века,

а позор, так позор...

Да свершить надо дело сперва!

И — за пояс топор.

Неторопко побрел вкруг Онего.

Оглядел. Осмотрел.

И теперь объезжал острова,

А волна рокотала,

играла,

и в донышко била,

и водой обдавала

портов домотканых рядно...

Из-за сосен выкатывалось

и волну золотило

светило —

в планы дерзкие Нестора

тоже входило оно.

Не для бога замыслено

чудо чудес,

не для славы,

озаренье такое — находка,

кого ни спроси...

Надо так посадить

узорочные луковки-главы,

чтобы каждый дивился:

— А есть мастера на Руси!

И не только под Суздалем

или в Ростове титаны,

что прославили издавна

каменных дел ремесло.

В камне — строить не шутка.

А сделай-ка храм деревянный!

И стоял чтобы прочно,

И виделся лепо зело.

Веселил чтобы души

отверженных,

сирых и беглых,

кто б ни царствовал дале

и кто бы ни пёр на престол.

Ну, а вера?..—

химера!

Обилие книг непотребных

и потребных прочел —

всё равно: что закон,

что раскол...

Кто б ни глянул на храм,

хоть в пол-ока,

неважно откуда, —

князь он,

смерд ли

из что ни на есть голытьбы,

просиял бы лицом:

«Ну и ну!.. Всяко видывал чудо,

а такого не зрел...» —

в восхищенье промолвил дабы.

Вот свершить бы такое —

без скудости чтоб и не просто,

незатейливей вывести,

ну а потом — хоть погост...

И ступил он лаптишком

на облюбованный остров,

что дугой по краям,

а по плешам — можжухой порос.

До полудня похаживал

взад и вперед неторопко,

мозговал да прикидывал,

ставил пометы ладком.

Землю брал на мозоли:

«И гоже, да в водополь —топко...» —

и качал головою,

и меты сбивал лапотком.

Вымерял, отступал

и натягивал вервие снова —

так гусар на колки

перед песнею

ладит струну.

То хитро улыбался,

а то тяжело и сурово

на Онего глядел он

и бороду брал в пятерню:

«Мастера — кто в бегах,

кто в острогах давно,

кто в расколе.

Уж добро, что любой

по топорному делу знаком...»

На еловом пеньке

затесал заголовные колья,

поплевал на ладони

и в землю вогнал обушком.

Распластался в траве.

В голове — и прожект, и размеры

«Повеление есть.

И нора!.. И потрудимся всласть!»

И глядели на Нестора из-за кустов староверы

с безотчетной опаской,

забыв про рыбацкую снасть.

Был он рыж, как пожар,

а лежал как ребенок —

враскидку,

а в глазах одержимость

и злостью людской,

и добром.

Словно колокол — грудь,

и такому не дашь под микитки —

сам он вышибет душу.

К тому же еще — с топором...

Вдаль текли над Онего

крылатые летние тучи,

зычно чайки кричали

и резали волны крылом.

Вскинул бороду Нестор.

Поднялся.

Поправил онучи.

И крестом осенился

и в отмель ударил веслом.

От жилетки рукава блохи отожрали...

Раз — два,

раз — два,

подхватили,

взяли!

К одному — клади одно,

а не как

вышло.

Попадешь

под бревно,

так оно —

не дышло.

Не снесешь медяков

даже на кружало.

Сколько уж дураков

хорошо прижало!

С кондачка развернешь —

горлом кровь...

Одышка.

А возьмут на правеж —

тут тебе и крышка...

Глаз кося на суки,

не с плебейским шиком

рубит с левой руки

ловко

поп-расстрига.

Как с пером,

с топором

знает обхожденье.

Рубит сруб,

да не дом —

храм Преображенья!

Пот

льет

на живот

с волосни

и уха.

А царь Петр

где-то пьет,

цедит медовуху.

Говорят,

пьет ведром

и других потешит...

Ну, а мы топором

как-нибудь потешем.

Нам что елка, что дуб —

как для бабы тесто.

Хоть и лют, —

сердцу люб

главный плотник

Нестор.

Зарубает углы,

а глазами рыщет.

Чуть что:

— Эх, волы! —

вырвет топорище. —

Подавай, давай, давай!

Шевелись...

Ну-ка!

Сдуру рот не разевай,

пожалей руку.

Брус ложи на ребро,

заводи помалу...

Держат ухо востро

царевы фискалы.

Если слаб на язык,

клади на колоду...

Словно слит восьмерик —

наливай хоть воду.

И ложится бревно

комелечком в угол.

В сруб заглянешь —

темно.

Пора бы и купол!

Высота, да не та!

Только сердцу вера:

это скажет красота

и покажет мера.

Тут сноровка важна,

изнутри подправа,

Чтоб пучин крутизна

обтекала главы...

Гулок звон топоров

с зорьки до захода,

двадцать пять куполов,

сорок переходов.

Лезет в душу туман

по ночам с Онеги...

Положил атаман

голову на слеги.

Походил на стругах

вольною порою.

Третье лето — в бегах

с порванной ноздрею.

Погулял горячо,

поиграл со смертью...

Рядом с ним о плечо —

приписные смерды.

Каждый гол как сокол,

а к работе — ярый...

Тридцать пятый котел

ставят кашевары.

Закачалось опять

ночи коромысло.

Атаману доспать

помешали мысли:

«Надорвался народ,

люди мрут как мухи.

А царь Петр где-то пьет,

цедит медовуху...»

Атаман не поймет,

обливаясь потом:

прижимал

Петр народ,

но и сам работал!

Мог любому послу

подложить «укропу»...

На себя взять хулу

хоть за всю Европу.

Парусят паруса

с норда и веста...

— Мужики — на леса —

объявляет Нестор.

Как упали леса,

полегли на тропки —

стало больно глазам,

а на сердце — робко.

От сумы да тюрьмы!

И вздохнул Ерема:

— Да неуж это мы совершили?..

Дрема!

А былой атаман:

— Тараканы нешто?..

Знамо, мы,

а талан,

потому что — Нестор...

И стоят без затей.

На ресницах —

влага.

То ли — голь,

то ль — артель.

Мастера.

Ватага.

Зрят,

глаза возведя

на фронтоны-соты.

Ни скобы, ни гвоздя —

топором работа.

Каждый паз —

будь здоров! —

наливай хоть воду...

Двадцать пять куполов,

сорок переходов.

Вдаль текли над Онего

тяжелые серые тучи,

хмуро чайки кричали,

срываясь с осенней волны.

Словно два изваянья,

карелы стояли над кручей

и смотрели на воду,

и била волна в валуны.

Перемытый песок

был с корьем и щепой перемешан

и истоптан лаптями:

сюда подгоняли плоты...

Разрывая кусты,

Нестор спрыгнул на отмель,

как леший.

В бородище — труха,

ворот настежь,

и плечи — круты.

Улыбнулся чему-то...

За пояс заткнул топоришко

и пеньковую чалку

из берега выдрал с колом.

Как сухая скорлупка,

под ним заплясал челночишко:

— Поглядим-ко с Онего!.. —

и враз отпихнулся веслом.

Может быть,

и не знал он

законов прямой перспективы —

развернулся где надо,

вперил в переходики взор...

И, как вздох облегченья,

с губ пало взыскательно:

— Диво...—

Вскинул бороду Нестор

и кинул в Онего топор...

С той поры пролетело,

отплакало в скалах два века.

Да полвека еще

над студеным

Онего прошло.

А поди ж вот — зовет,

за живое берет человека.

Обернулось искусством,

а было всего — ремесло.

Шли мы к свету из тьмы,

от кручины-лучины — к неону,

от поскони к нейлону,

и ладим мосты до Луны.

Не с того ль и дошло до души

что стеклу и бетону

не помеха —

приметы седой,

но земной старины.

В. Жуков

Сказ о Несторе

Существует легенда, будто Нестор,

построив Кижский собор,

бросил свой топор в Онего,

чтобы никто не смог сделать

такое же чудо…

Но, может, было это так.

Полюбил Нестор,

не находит места.

К домику невесты

дорога как тесто,

всю дорогу измесил

и лаптей за осень

за одну лишь износил

пар, наверно, восемь…

Вот уж холода крыло

в поле серебрится,

а казалось, что тепло,

распевают птицы.

Но в душе, как видно, зря

раздавались трели…

Oпeчаленно друзья

на него смотрели.

Выходила на крыльцо

гордая невеста.

Увидав ее лицо,

замирал Нестор.

Слово молвить — вот беда! —

что-то не давало.

Слышно было, как вода

берег целовала.

Суетливо шапку мял,

руку робко трогал…

Уходила — умолял:

«Ну еще немного!»

Так в молчанье и стоят

целыми часами.

Почему не говорят —

и не знают сами.

Но однажды в час ночной

речь повел он смелую:

«Для тебя я для одной

что угодно сделаю.

Хочешь, в лодке прокачу

далеко, за озеро?

Хочешь, зиму — не пущу,

Чтобы не морозила?..

Я тебе цветы в снегу

разыскать сумею.

Ты скажи — я все смогу.

Только будь моею».

Тихо выслушав его,

говорит невеста:

«Мне не нужно ничего,

друг мой верный Нестор.

Может статься: никому

я женой не буду…

Сердце я отдам тому,

кто содеет чудо,

ладно сделает собор,

чтоб мы обвенчались.

Вот о чем я с давних пор

думаю — печалюсь…

Нет во мне сильней мечты,

всем желаю сердцем,

чтобы ты, и только ты,

этим был умельцем».

Зубы сжал что было сил.

Взял топор острый.

Сел в лодчонку и уплыл

на безлюдный остров,

где шумит одна осока

да порывами — ветра,

чтобы жизнь текла до срока

только в стуке топора.

Чтобы вместе с молодцами,

коих выберет в друзья.

бревна так связать венцами,

что и выдумать нельзя.

Год прошел. Прошел другой.

Следом третий минул.

Люди день за днем дугой

гнут упрямо спину.

Праздники уже давно

снятся лишь порою.

Тешут за бревном бревно,

в будущем — герои.

Мы по праву в наши дни

мастерство их славим.

Но не думали они

в те года о славе.

Славу, словно слабость, — прочь!

Что в той славе толку?

Просто думали помочь

Нестору. И только.

Сам он весел, как в игре.

Радостна забота!

Всплески солнца — в топоре,

блестки — в струйках пота.

Как огонь, в движеньях скор.

Вровень с ним — не пробуй…

Говорят ему: «Топор

у тебя особый».

Пролетели годы,

минули без счета.

Выпрямился гордо —

кончена работа.

Нет, спина недаром

гнулась и болела…

Только стал старым, —

что там снег! — белее.

И друзья, когда-то

ладные ребята, —

как деревья в дыме,

сделались седыми.

Виновато посмотрел,

робко, как проситель.

Поклонился как умел:

«Вы меня простите.

Просчитался я, кажись,

перегнул лишку…»

«Полно. Нестор. Не казнись.

Что поделать, коли жизнь

коротка слишком».

Посмотреть на чудо,

постоять с ним рядом

привалило люду —

не охватишь взглядом.

Всплыл собор на берег

величав и властен.

Смотрят и не верят…

Это счастье, Мастер.

Только счастья вместо

ощутил все боли.

Ослабел ты, Нестор.

Сила вся — в соборе.

Деревянная глава

каждая как луковка.

Те же, прежние, слова,

те же в них буковки,

только чувства не те,

нет того пыла.

Деревянной красоте

отдал все, что было.

Красота — захватит дух…

Но свою невесту

в набожной толпе старух

не узнал Нестор, —

Голова белым-бела,

а лицо в морщинах…

«Разве ты такой была?!

Эх, печаль-кручина…»

Нестор понял с этих пор:

все забрали годы.

И волшебный свой топор

Взял и бросил в воду.

На виду у всех людей

тот топор — в пучину,

словно старости своей

первую причину.

Только лютые враги

гибнут так позорно…

Быстро таяли круги

на воде озерной.

И она опять чиста

стала очень скоро.

В ней купалась неспроста

молодая красота

Кижского собора.

Н. Фёдоров

Кижи

Засветилась песней каждая изба.

В Заонежье — развеселая гульба.

Раз народ такой: хоть беден, да здоров,

Раз уж день такой: хоть скуден, да покров —

Покрывает все кручины до поры…

Эх, на дереве не пляшут топоры.

Эх, в вине не утопить всех медяков.

Угощайте, бабы, трезвых мужиков!

Уж не мы ли вас лелеем на печи,

Когда губы наши сладко-горячи.

Принесите, бабы, рыбников на стол.

Чтоб по противням не вытек весь рассол.

Принесите нам соленья да грибков.

Приголубьте, приуважьте мужиков.

(А столы и так уж ломятся.

Мужики то пьют, то кормятся.)

Лишь один из них не весел и не зол.

А в раздумье свесил голову на стол,

И под шапкой русых шелковых волос

Брови ходят —

Переходят в гибкий мост.

Что он думает, что хочет сотворить?

— Цыц, похлебники! Я стану говорить! —

Лавку двинул он и выскочил за дверь. —

Ну, народ,

В мечту мою поверь!

Хоть и праздная, да в пору мне сейчас.

Хоть и трудная, да выполню для вас.

Встань, Илюха, вон на том резном крыльце!

Посмотрите, сколько силы в молодце!

Встань, Авдотья, к его правому плечу.

Полюбуйтесь, я милее не хочу!

Ты беги, Никитка,

Рядом с ними встань.

Вот она —

Людская наша стать!

Так зачем же мы молились лишь кресту?

Лучше

Мы теперь покажемся Христу!

Вот и есть моя заветная мечта:

Уличить и раздосадовать Христа.

Пусть бы с нами он тогда поговорил —

Человек.

А эко чудо сотворил!

Камни да мох,

Камни да мох…

Кто эту землю выдумать мог?

Бедствовал каждой весною карел —

Не было хлеба,

И он кору ел.

Березовый крендель, сосновый пирог,

Если ты хлеба к весне не сберег.

Лес был обглодан вокруг деревень —

Белые сосны,

Черная тень.

Так от ствола да к другому стволу

Нестор неспешно взошел на скалу.

Мать ты честная!

Черт или бог —

Кто эту землю выдумать мог?

Лес,

Всюду сказочный.

Радостный лес.

Лес от земли и до самых небес!

Солнце лесное — спустилось к борам.

Дым деревенек плывет к островам…

Славно! На острове выстрою храм,

Чтоб отовсюду была видна

Каждая маковка и стена.

На краю своей деревни.

Под разлапистую ель,

Чтя обычай важный, древний,

Нестор собирал артель.

Принаряжен как на праздник,

Шелк горит на нем огнем,

Нестор шуткой девок дразнит:

— Полюбуйтесь женихом! —

Каждая зарделась: вот я!

Тоже алый маков цвет.

Лишь одна из них — Авдотья —

Говорит ему в ответ:

— Хоть молюсь я богу редко,

Нет грехов пока, ей-ей.

Как поставишь миру церковь.

Так и стану я твоей.

— Любо то, что ты сказала.

Пусть услышит весь народ:

Чтоб краса твоя не свяла,

Церковь я построю в год! —

Девки в смех и — по поляне

От мужицкой суеты.

И на каждом сарафане

Ярко вспыхнули цветы.

А по хвое гулко, вкусно

Поднимался вверх апрель.

Нестор тонкостям искусства

Поучал спою артель.

И ходил с медовым квасом

По усам мужицкий дух:

— Знаем!..

— Сделаем!..

— Украсим!..

— По привычке дело…

— У-ух!..

Славь, великое время.

Славь!

Сыновей твоих, молодцов!

Вот уж восемь сверкают глав

Да поярче, чем у дворцов.

Лемеха из осины — в ряд,

Чтоб меняли цвет каждым днем

В ясный — золотом пусть горят

А как пасмурный — серебром.

И резьба,

И резьба вокруг —

Формы звездочек и сердец.

Украшают двенадцать рук

Церковь-девицу под венец.

И с утра

До вечерней поры

Топоров слышны голоса.

Поднимаются топоры

К небесам!

И чем выше бегут купола

Под единый купол небес,

Тем слышнее колокола

Из далеких российских мест.

Славь великое время.

Славь!

Это все — сыновья твои.

Им

Превыше церковных глав

Будет время взносить

Свои!

А окончив церковь, Нестор кинул топор

в Онего и сказал: «Не было, нет

и не будет такой».

Ну, Авдотья, твои слова

Мы припомним тебе сейчас.

Вот и двадцать вторая глава

Загорелась в вечерний час.

Или Нестор тебе не люб?

Посмотри, он стоит наверху.

И слетело с Авдотьиных губ:

— Принесу воды жениху. —

На Онеге заревая гладь.

Словно пламя в оконной слюде.

Наклонилась девушка —

Глядь,

А там Нестор стоит, в воде,

Машет ей, за кровлю вцепясь,

Всю-то церковь качает,

Всю…

Потеряла девушка власть,

Уронила о воду косу,

Соскользнуло ведро с руки

И пошло на туманное дно.

И пошли по воде круги,

Обнимая все сразу в одно.

Нестор вмиг стоял на земле,

Тихо к берегу подошел:

— Бог тебе поклониться велел.

Говорит, живешь хорошо.

Отчего же ты так бледна,

Отчего твой голос дрожит?

Ах, ведро… Мы достанем со дня

Или нет, лучше пусть лежит.

Чтоб не ведая, ненужных ссор,

Не делить добро пополам,

Посмотри, я и свой топор

Брошу к синим его волнам. —

Как он ловко летел —

Топор!

Сизый голубь с его руки.

Нестор шапку снял, бросил взор,

Где прошли по воде круги.

А потом окрестил в упор

Двадцать две главы золотых.

…Тихо звякнул о дно топор

И навеки затих.

В. Сергин

О царь-топоре и плотнике Несторе (баллада)

Жил степенно плотник Нестор.

Славно строил, ладно крыл,

И нежнее, чем невесту,

Свой топор мужик любил.

Тот топор уральской стали

Что ни сладит — лепота,

И клеймо на нем стояло —

Соболиная чета.

И душой, и телом мастер

С топором в работе креп,

Мастерство — любовь и счастье,

А не просто щи да хлеб.

Не надеялся на небо,

Не пенял он на судьбу,

И народу на потребу

За избой рубил избу.

И любая — загляденье!

И нарядна, и крепка…

Строить храм Преображенья

Пригласили мужика.

И сказал неспешно Нестор:

— А подумаем сперва.

Хороши они, как песня,

На Онеге острова.

И попробуй в песню эту

Слово новое вложи…

Осмотрел окрестность Нестор:

— Лучше места нет — Кижи!

Правда, малость топковато.

Вниз дубовые кряжи

Толщиною в два обхвата

Надо будет положить.

К топору привычны руки,

Да ведь церковь — не кабак…

Но по всей его науке

Выходило —

Надо так:

В восьмерик поставить срубы —

С прирубами — двадцать стен.

На пять ярусов отсюда

Купола растить затем.

Наверху — заглавный купол,

Чтоб постройку завершить…

Все обмерил, все обдумал

И тогда сказал:

— Решил.

Бог сподобил. Строить буду.

Постараюсь. Потружусь.

Ну, а коли выйдет худо…

Да, авось не ошибусь.

Храмом этим полагаю

Удивить честной народ. —

И добавил, улыбаясь:

— Коль топор не подведет.

Пахнет северное лето

Свежим деревом, смолой…

Мастера не видят света.

Главный — Нестор — сам не свой:

Похудал, власа свалялись,

Ликом черен стал и строг…

Мужики тайком ругались:

— Надорвется, видит бог!..

А топор уральской стали

Все звенел, звенел, звенел…

Наконец леса убрали.

Глянул Нестор —

и присел.

Сам не чаял, сколь пристойна

Будет церковь наяву.

Двадцать две главы постройки

Уплывали в синеву.

И казалось — что за диво? —

Храм, чуть выдохнешь, взлетит…

Нестор вымолвил:

— Красиво…

А каков с Онего вид?

И изрек, сраженный чудом,

Что в родной простор вписал:

— Больше плотничать не будем, —

И топор поцеловал.

— Никогда досель не знала

Русь подобной красоты

И не взвидит впредь, пожалуй.

А всему виновник — ты.

Сослужил свое народу,

Топорам теперь ты — князь.

Ну, а княжескому роду…

На Кижи перекрестясь,

Нестор встал,

вздохнул привольно,

На Онегу кинул взор

И с размаху бросил в волны

Свой талантливый топор.

С той поры, почти три века,

Царь-топор на дне лежит,

Но плывут по-над Онего

Чудо-лебеди — Кижи.

В. Златоустов

Кижи (поэма)

Преданье

Живет на Севере преданье

О тех, кто здесь построил храм.

Стоит он будто в назиданье

Таким же дерзким мастерам.

Он рвется в небо, многоглавен,

Касаясь крыльев лебедей…

Здесь каждый зодчий храм прославил,

Скрепляя бревна без гвоздей.

Всё под рукой у них: смекалка,

Топор, да русское «авось»,

Да та поморская закалка,

С которой жить им довелось.

Без иноземных астролябий,

А только волей да умом

Они растили храм из хляби,

Сверяя угол за углом.

Из бревен ввысь взлетали главы,

Легки, как ладные слова,

И кто-то, будто для забавы,

Сплетал из досок кружева.

Храм на рассвете легок, светел,

Осыпан пылью звездных рос,

Как будто дул осенний ветер

И, как листок, сюда занес.

Но не понять, что он огромен —

Его затейливая вязь

Из золотых онежских бревен

С природой Севера слилась.

Здесь любоваться — как молиться,

С волненьем крестик теребя…

А главы храма смотрят в лица,

Нас возвышая до себя.

Диво

С тех пор и стала в Заонежье

Гулять стоустая молва,

И в деревнях на побережье,

И на далеких островах.

Шел слух, что на Преображенье

Был свыше знак народу дан —

Явилась церковь, как знаменье

Для православных христиан.

А строил кто? Догадки меркли,

Но примирились все одним:

Кто б ни был зодчий этой церкви,

Над ним светился Божий нимб!

А дурачок, просящий милость,

В рванье, в веригах и босой

Изрек: она с небес явилась,

С такой же ангельской красой.

И люд поплыл на дальний остров

С названьем северным Кижи,

В дорогу взяв с собою просто

Лучка да хлебушка из ржи.

Кто греб, кто парус ставил ветхий,

По солнцу путь определив,

И спорил с волнами нередко,

Ведь у Онеги нрав сварлив…

Но все упали на колени,

Когда вдали открылся храм.

А главы храма, как ступени,

Вели — по вере — к небесам.

Сиверко дул и капал дождик,

Но, крест нательный сжав в руке,

Застыл столбом седой художник,

Увидев диво вдалеке.

Стоял, не смея шевелиться,

Открытый северным ветрам…

И за него пошли молиться

Простые люди в этот храм.

Север

Онега или Заонежье…

Слова волнующе звучат.

Они то шепчут о предснежье,

То, как ручьи в лесу, журчат.

Здесь древний лес — густой, зеленый,

Как старый парусник, скрипит,

Ольшаник, ветром обожженный,

Дождями к облаку прибит.

Льняная нить тропинки серой

Среди замшелых родников

Все дальше тянется на Север,

Как будто в глубину веков.

И вопреки сомненьям косным

На берегах студеных рек

Упрямо к небу рвутся сосны,

Ветрам не кланяясь вовек.

И первозданной мощи скалы

Стоят на этих берегах,

Как будто кованы из стали,

Забронзовевшие в веках.

Да только край не этим славен,

Здесь каждый знает наизусть:

Он стал опорою державе

В войне за северную Русь.

Ни итальянцы, и ни греки,

И не другие хитрецы

Того не сделали вовеки,

Что наши деды и отцы.

В родной глуши лесов карельских,

В краю лесов, озер, болот

С размахом делали умельцы

Царю России грозный флот…

Дома здесь ставили на зависть,

В узорах, краше кружевниц.

Из пены стружек здесь рождались

Живые образы жар-птиц.

Как миражи — мостов изгибы,

А храмы — чудной лепоты,

Где лик Христа в извечном нимбе

И православные кресты.

Художник

Случилось так: один художник

Из белокаменной Москвы

Влюбился в этот край таежный,

В ручьи да шаткие мостки.

Когда, забыв про осторожность,

Он день за днем писал спеша,

Случилось то, что невозможно, —

Здесь пролилась его душа.

Он не на Севере родился,

Но здесь провел так много лет,

Навеки с Севером сроднился

И разгадал его секрет:

Когда березку обнимаешь

В порыве радости, как мать,

Россию сердцем понимаешь,

Ее иначе не понять.

Здесь каждый храм из бревен срублен,

Он ладно скроен, крепко сшит,

Морозом северным продублен,

Что на Крещение трещит.

На этот праздник каждый житель:

Охотник, каменщик, солдат, —

Оставив теплую обитель,

Ныряет в прорубь,

Стар и млад.

А на Рождественские Святки,

Оставив все дела свои,

Спешат соседи без оглядки

Смотреть кулачные бои.

Идут деревня на деревню

Или деревня на село —

Таков уж был обычай древний,

Как жаль, что время унесло…

И здесь художник своенравный

Не просто стал монахом жить —

В сюжет своей картины главной

Он жизнь свою хотел вложить.

Он все писал:

Как стынут сосны

В серо-зеленом тусклом сне

И то, как дальние погосты

Столетья дремлют в тишине,

Как, упираясь, держат храмы

Весь звездный купол над собой,

Храня в себе былые драмы,

Кому-то ставшие судьбой…

Когда ж звезда с небес слетает

В своем последнем вираже,

Все верят: места не хватает

Еще одной земной душе.

Она так робко ввысь стремится,

Как пар над светлою водой,

Но вскоре рядом загорится

С Полярной северной звездой.

Сюжет

И так художник встретил старость…

Он все, что мог, успел сказать,

И лишь одно ему осталось —

Поэму кистью написать.

Не мимолетом, не случайно,

А с убежденьем, как завет,

Когда душе открылась тайна —

Как примирить и тень, и свет.

Он скажет все мазками кисти,

Он красок таинства постиг,

В них — откровенья, чувства, мысли,

Его слова, его язык.

Давно желания и страсти,

Его раскаянье в глазах

Рвались на холст, искали краски

И оживали в образах.

Здесь все у мастера сложилось,

Он сможет правдой поразить,

Он заслужил такую милость —

Всю жизнь в холсте отобразить,

Создать всего одну поэму

Своей мятущейся души,

Где нет ни замысла, ни темы,

Лишь выдох Господа — Кижи.

Как прежде тот, безвестный мастер,

Что эту церковь строил сам,

Теперь художник был не властен

Не написать бессмертный храм.

С его осанкой и обличьем,

Поморской строгой простотой,

С каким-то царственным величьем,

С непостижимой красотой.

Так могут вдруг соединиться

Несовместимые вовек

И бури рев, и пенье птицы,

Цветы весны — и белый снег.

Картина

Заря. Рассвет…

С утра художник

Свой холст поставил под сосной,

Хотя опять его треножник

Качает ветер ледяной.

В плаще брезентовом, как шкипер

На потрясенном корабле,

Небес агатовую кипень

Он пишет вновь в туманной мгле.

Он смотрит в даль, что тучей скрыта,

Где день рождается за днем,

Где сталь небес с утра омыта

Холодным северным огнем.

Он с голубым мешает серый

И, твердо кисть держа в руке,

В туманной дымке пишет Север,

Что с небом слился вдалеке.

Потом он золотом и белым

Зажег зари скупой костер

И вдруг размашисто и смело

По небу тучи распростер.

Так мастер дерзко, без опаски

Старался холст разговорить,

Пытаясь все земные краски

Между собою примирить.

И фиолетовые тени

На землю падали с небес,

И, как разбитые ступени,

Бугрились камни там и здесь.

И чудо — Север вдруг открылся

В своей глубинной красоте,

Он не смирился, но явился

На ветром вздыбленном холсте.

И каждый шквал, впадая в ярость,

Упорно рвался к небесам,

А холст льняной, как будто парус,

Тянулся к мачтовым лесам…

Бунтарь

Художник даже не заметил,

Уже при свете первых звезд,

Как Божий храм, высок и светел,

Ворвался в холст и в небо врос.

Холст жил, дышал, контрастов полон,

И светлой силы, и добра.

А сам художник вдруг напомнил

Простого шкипера — Петра,

Что в громе яростных баталий

Сумел Полтаву отстоять

И на брегах России дальних

Свой новый город основать…

Художник замер у картины,

Как будто перед алтарем…

Он понимал, за что отныне

Его прозвали бунтарем.

Ведь академиков все чаще

Страшил сюжет его картин,

Где жизнь предстала настоящей —

Из русских северных глубин.

И час настал…

Великий город

Его картиной потрясен,

Был, словно молнией, расколот

На сто враждующих сторон.

Одни кричали: он — романтик,

Другие — грубый реалист…

Что он задумал, этот странник,

Неисправимый нигилист?..

А он считал, что смог впервые

Стать летописцем тяжких лет

И храм его — судьба России,

Во мраке горестей и бед.

Он к небесам сквозь мрак и пепел

Тянулся ввысь, как вечный мост.

И нипочем ни дождь, не ветер,

Он в небеса навечно врос.

Но, как ни странно, от скандалов,

Попав хулителям во власть,

Картина только дорожала,

Чего-то главного лишась.

И понял он: в потоке буден

Его картине места нет,

Она должна открыться людям,

Быть может, через сотни лет.

Тогда потомки лишь обсудят

Величье старого холста,

Но грешным золотом не будут

Талант оценивать творца.

В картине — ключ к исконной вере,

Но лишь для тех, кто хочет сам

Талант не золотом измерить,

А мерой тех, кто строил храм.

К чему хвалить и преклоняться,

Деньгами меряя восторг?

Грешно святому появляться

На суд невежд,

На пошлый торг.

Кижи

Теперь он больше не посмеет

Взять в руки холст, как белый лист.

Но перед совестью своею

Он был правдив — а значит, чист.

Он вновь уехал в Заонежье,

На перепутье всех ветров,

Где быт и дух России прежней —

Первопроходцев, мастеров.

Где в скитах — смысл тысячелетий,

Где дорог скудный хлеб в лесах

И где он понял в новом свете,

Что равен воину монах.

И старцы, иноки, святые,

На нас глядящие с икон,

Все были частью той России,

В какую был он погружен.

Был холст его надежно спрятан…

А обновленный Кижский храм,

Как струг царя Петра, опрятен,

Навстречу плыл по небу сам.

Скорее он летел по небу

Меж колоколен облаков.

Ему достался славный жребий —

Стать вехой в вечности веков.

От первых бревен, первых окон

До первых глав, до верхних глав,

Храм звал подумать о высоком,

Являл крутой онежский нрав.

Здесь вся судьба его читалась

По строкам бревен — вместо букв,

И от него нам в дар достались

Смиренный нрав и вечный бунт.

В. Медведев

Страницы

воскресенье, 4 августа 2024 г.