День ВДВ: 160 стихотворений

  

2 августа отмечают День Воздушно-десантных войск. «Крылатая пехота», «голубые береты» — какими только эпитетами не награждали гвардейцев-десантников, но всегда, во все времена и при любых обстоятельствах неизменно оставались сила, мужество и надежность людей, живущих по принципу: «Никто, кроме нас!». 

Днем создания «крылатого десанта» принято считать 2 августа 1930 года, когда на учениях под Воронежем первые 12 десантников спрыгнули на парашютах с бомбардировщика ТБ-3. После этих маневров эксперты поняли необходимость формирования такого вида военных сил. в 1931 году на территории Ленинградского военного округа был сформирован дебютный воздушно-десантный отряд. В 1932 году десантные батальоны вошли в состав Военно-воздушных сил (ВВС). 

В начале 1933 года в Белорусском, Украинском, Московском и Приволжском военных округах были сформированы авиационные батальоны особого назначения. К концу 1933 года в состав ВВС входили почти три десятка авиадесантных батальонов и бригад. Бесценный опыт российские десантники приобретали не только во время многочисленных учений, но и в реальных боях: в сражении у Халхин-Гола, во время советско-финляндской войны. К лету 1941 года закончилось укомплектование личным составом пяти воздушно-десантных корпусов численностью 10 тысяч человек каждый.

В 1941 году ВДВ стали самостоятельным родом войск. Десантники всегда были на передовой в сражениях Великой Отечественной войны и не раз проявляли массовый героизм. За проявленный в годы ВОВ героизм все воздушно-десантные соединения получили почетный статус «гвардейские», а тысячи бойцов были удостоены почетными наградами, звания Героев Советского Союза получили 296 десантников. Во время Великой Отечественной войны советскими войсками было проведено около 60 крупных десантных операций. Среди самых главных из них:

1. Григорьевский десант — стал первой крупной результативной морской советской десантной операцией. 22 сентября 1941 года полк морской пехоты Черноморского флота и парашютисты высадились районе деревни Григорьевки Коминтерновского района Одесской области. В результате операции противник был отброшен от города почти на десять километров, удалось освободить несколько населенных пунктов и разгромить две вражеские дивизии. Фашисты лишились возможности безнаказанно обстреливать город и порт.

2. Керченско-Феодосийская десантная операция проводилась с 25 декабря 1941 года по 2 января 1942 года. Главной задачей десантников генерала Дмитрия Козлова было создание плацдарма и прорыв блокады осажденного Севастополя. На Керченский полуостров кораблями Черноморского флота были доставлены более 40 тысяч бойцов. Стремительно наступая, советские войска освободили Керчь и Феодосию, захватили более трех тысяч винтовок, автоматов и пулеметов, а также 74 артиллерийских орудия. Командующий немецкими войсками генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн был вынужден остановить штурм Севастополя и бросить все силы на блокирование десанта.

3. Вяземская воздушно-десантная операция проходила с 18 января по 28 февраля 1942 года. «Крылатая пехота» должна была оказать содействие войскам Калининского и Западного фронтов в окружении части сил немецкой группы армий «Центр». В тыл врага десантировались более десяти тысяч бойцов ВДВ. Советские десантники, вооруженные в основном стрелковым оружием, мужественно сражались с танковыми и мотопехотными дивизиями вермахта. После неравных и кровопролитных боев остатки десанта вместе с кавалерийским корпусом генерала Павла Белова в июне 1942 года прорвали линию фронта и вышли из окружения.

4. Керченско-Эльтигенская десантная операция длилась с 31 октября по 11 декабря 1943 года. Перед войсками Северо-Кавказского фронта, Черноморского флота и Азовской военной флотилии, общей численностью более 75 тысяч человек, ставилась нелегкая задача — освобождение Керченского полуострова. К сожалению, достичь этого в полной мере не удалось. Советские войска захватили несколько плацдармов. Наиболее кровопролитные бои шли на Эльтигенском плацдарме. Его защитники 40 дней противостояли многочисленным силам противника, а потом, выполняя приказ командования, пробились к частям Приморской армии. Захваченный десантом Керченский плацдарм был использован в дальнейшем при освобождении Крыма. За боевые заслуги 129 десантников были удостоены звания Героя Советского Союза.

5. Борнхольмская десантная операция началась 9 мая 1945 года. На датский остров Борнхольм после авиационного налета была высажена первая группа советских морских пехотинцев — 108 человек. Командовавший десантом капитан 2-го ранга Дмитрий Шавцов потребовал, чтобы немецкий гарнизон острова сложил оружие и признал условия капитуляции. За два дня в советском плену оказались 11 138 солдат и офицеров вермахта. Впрочем, боевые столкновения на острове Борнхольм продолжались еще несколько дней. Всего за время нахождения на острове советского гарнизона (до апреля 1946 года) в перестрелках с немцами погибли 30 красноармейцев.

6. Курильская десантная операция проходила с 18 августа по 1 сентября 1945 года. Около 15 тысяч советских морских пехотинцев и солдат стрелковых подразделений Дальневосточного фронта освободили от японских оккупантов острова Курильской гряды. Наиболее кровопролитные бои произошли на острове Шумшу. Многие позиции и сопки по несколько раз переходили из рук в руки. Именно тогда совершили свои подвиги старшина 1-й статьи Николай Вилков и краснофлотец Петр Ильичев, закрывшие своими телами амбразуры японских дотов. В том бою обе стороны понесли тяжелые потери. Советские войска потеряли 1567 человек убитыми и ранеными, японские — 1018 человек. Около 12 тысяч солдат и офицеров сдались в плен. Кроме этого, десантники уничтожили 40 из 60 японских танков. После этих кровопролитных боев остальные острова Курильской гряды были заняты практически без боя.

«Голубые береты» почти 15 лет относились к ВВС. В 1946 году они начали подчиняться непосредственно министру обороны, но самостоятельным родом войск так и не стали: с тех пор ВДВ еще 45 лет входили в состав сухопутных войск. Лишь в 1991 году «крылатый десант» получил самостоятельность. День Воздушно-десантных войск в России стал официальным праздником 31 мая 2006 года. Тогда президент России Владимир Путин подписал указ «Об установлении профессиональных праздников и памятных дней в Вооруженных Силах Российской Федерации».

Десантники вписали немало ярких страниц в историю российской армии. С первого дня своего существования ВДВ стали войсками «передового рубежа», способными выполнить любую задачу. Их доблесть и отвага, беззаветная преданность Родине навечно овеяны неувядаемой славой. Они там, где наиболее опасно, где нужны высокая боевая выучка, отличная физическая подготовка и отвага. «Голубые береты» всегда на передовом рубеже — будь то миротворческая миссия или участие в антитеррористической операции. С февраля 1988 года российские десантники принимали участие в действиях в «горячих точках» как на территории страны, так и за рубежом. Одной из самых тяжелых потерь в истории современных ВДВ стала гибель 6-й роты 104-го полка 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии в марте 2000 года, когда подразделение, предотвратило прорыв 2,5 тысяч боевиков, уничтожив свыше 700 бандитов. Личный состав ВДВ с честью выполняет все поставленные задачи в СВО. Всего же высокими государственными наградами за мужество и героизм, проявленные во время боевых действий, наградили более 42 тысяч военнослужащих Воздушно-десантных войск. За время СВО Героями России стали 55 десантников, сообщали в Минобороны в декабре 2023 года.

Аббревиатуру ВДВ сами десантники в шутку и в то же время с уважением расшифровывают как «войска дяди Васи». Речь идет о Герое Советского Союза Василии Маргелове, возглавлявшем войска более 20 лет. Именно за годы его руководства ВДВ превратились в самостоятельный род войск и одно из самых боеготовых воинских формирований в мире, именно он научил своих подопечных десантироваться сразу в боевых машинах. При Маргелове зародились и укрепились основные традиции десантников, а также неотъемлемый атрибут — тельняшки и голубой берет. До этого десантники носили малиновые береты.

В этот день в российских городах проходят памятные и праздничные мероприятия, устраиваются показательные выступления воинов-десантников и парашютистов, демонстрация военной техники, которая находится на вооружении в ВДВ, встречи с ветеранами ВДВ, благотворительные акции и народные гулянья. В этот день десантники вспоминают своих погибших товарищей: ни одно 2 августа не обходится без церемонии возложения цветов к мемориалам воинам-десантникам.

 

Десант

Десант — это значит карта,

Тревожный аэродром…

Стоит, ожидая старта,

До времени спящий гром.

 

Десант — это значит дымка,

Рассветный расцвет росы,

Кустарник вокруг в обнимку

Да сердце, словно часы.

 

Рассаживаемся дружно.

В кабине — как на посту!

Моторы ревут натужно,

Пророча нам высоту.

 

И в солнце, и в непогоду

Десантника зорок глаз.

Мы прыгаем на лес, на воду, —

Пусть только дадут приказ!

 

Десант — это значит ветры,

Открытый сверху простор…

Да пешие километры

Усталости наперекор.

 

Десант — это значит ночи

Бессонные напролет,

Сквозь звездное многоточье

Упрямый прямой полет.

 

Десант — это труд без счета

В метели, в дожди, в пургу.

Крылатая мы пехота,

От нас не уйти врагу.

 

Если опасность маячит —

Рядом товарищ с тобой…

Словом, десант — это значит:

С неба на землю — в бой!

В. Михановский

 

Песня о десантниках

Поскидали десантники,

Словно формы, тела.

Улетели, касатики,

Не дождавшись тепла.

 

То не ангелов пение,

Не оркестр духовой —

Это бабье терпение,

Перешедшее в вой.

 

Кто-то скажет: «За Родину…»

Кто-то всхлипнет: «Зазря…»

И, подобная ордену,

Загорится заря.

 

Богу, помнится, богово

И царёво — царю,

А всем прочим немногое —

Вот такую зарю.

 

Станут младшие старшими —

В небеса из грязи.

Не торгуются с павшими:

Всё, что хочешь, проси.

 

Только мёртвым им пофигу:

Что звезда им, что крест.

…В жизни есть место подвигу,

Слишком много есть мест.

И. Кабыш

 

Десантные войска

Ко всем мальчишкам поздно или рано

Придет мечта, одна на много лет:

Шагнуть за рампу транспортного «Ана»

И заработать право на берет.

 

Опять на стропах небо нас качает,

И облака над куполом плывут,

И под тельняшкой сердце замирает,

Как только где-то слышим «Синеву».

 

С годами это чувство не проходит,

И пусть виски покрыты сединой,

Из нас любой ко многому пригоден,

Кто сохранил берет свой голубой.

 

И дрожь бортов ночами будет сниться,

В мечтах о небе прежняя тоска,

Когда без нас стальные взмоют птицы

И понесут десантные войска

 

К другим боям, заданьям и высотам.

Отбив заломленный, как водится, берет,

Идет вперед крылатая пехота —

Одна мечта на много-много лет!

С. Ефимов

 

Десантники России

Десантники, воздушная пехота

В тельняшках и беретах голубых,

Вас прославляет сложная работа

Военной службы в точках боевых.

 

Отчизне беззаветное служенье,

Физическая форма, яркий флаг…

Ваш облик вызывает уваженье

У всех, кто б это ни был, друг иль враг.

 

Святое братство, преданная дружба,

Авторитетный «батя»-командир…

Всегда нужна России ваша служба,

Всегда в чести десантника мундир.

 

В истории России ваша слава

Жила, живёт и продолжает жить!

Нет большей гордости, чем это право

Простым десантником стране служить!

И. Яненсон

 

Учения

В дреме земли

Ромашки у тропинки.

Беззаботно

И безоблачно вокруг.

Показалось:

Одуванчиков пушинки

Опускаются вдали

На светлый луг.

 

Опускаются спокойно,

Без болтанки,

Словно неподвластны

Ветерку.

Только, если присмотреться, —

Это танки

С парашютными системами вверху.

 

Пыль клубами

Поднимают над собою

Тормозные установки

У земли.

И глядишь,

Уже десант готовым к бою

Развернулся,

Ширясь грохотом, вдали.

 

Показалось,

Что прошло всего мгновенье, —

Гарью, дымом

Всколыхнулась луга гладь,

И лавиной устремилось

Наступленье,

И теперь его

Ничем не удержать!

А. Волобуев

 

Укладка парашюта

Тогда для десанта

Ещё не придумали, нет,

Такого дизайна,

Как нынче: тельняшка, берет.

 

Одна лишь новинка

Была, отличавшая нас:

Отличная финка,

Способная радовать глаз.

 

Но вот ты пощупал, —

И твёрдой осталась рука, —

Перкалевый купол,

Густые его вороха.

 

Косишься украдкой

На небо, где дыма следы,

И занят укладкой

Своей неизбежной судьбы.

К. Ваншенкин

 

* * *

Военный добрый городок,

Ты мне дороже год от года…

Трещит надломленный ледок

Под сапогами помкомвзвода.

 

Летит последняя листва,

На днях зима наступит снова.

Ворона прыгает, едва

Не задевая часового.

 

В казарме — там любой пустяк

Лежит на месте…

Тихо, чисто.

«Порядок в авиачастях», —

Как говорят парашютисты.

 

Стоит дневальный у стены,

Встречая нас веселым взором.

В сопровожденьи старшины

Идем по длинным коридорам.

 

Ружпарк мерцанием штыков

Гостей приветствует в молчанье,

На кухне — грохот котелков.

И повар — истинный начальник.

 

Я все это давно узнал,

И я гляжу, улыбку спрятав,

На медицинский персонал,

В который влюбятся ребята.

 

Вот, застегнув на все крючки

Шинели ладного покроя,

Идут из бани новички,

Уже придерживаясь строя.

 

Неторопливо подхожу,

Забыв о прочем на минуту,

К тому большому стеллажу,

Где разбирают парашюты.

 

Здесь начинались неспроста

Дороги наши боевые.

Ведь, что такое высота,

Здесь нами понято впервые.

 

Желая быть самим собой,

Пришел солдат и сам ощупал

И неба купол голубой,

И парашютный белый купол.

К. Ваншенкин

 

Прыжок

Полосы литой бетон.

От винтов свистящих — вьюга.

Парашют уложен туго,

Аккуратный, как бутон.

 

Что вы знали на веку,

Вы, что там, внизу, живете,

Если даже в самолете

Вы бывали наверху?

 

Окунаясь в воздух злой,

Корабля покинув лоно,

Не скользили вы наклонно

Между небом и землей.

 

Ветра твердая струя

Не швыряла нас для пробы

В неба рыхлые сугробы, —

В них проваливался я!

 

Что вы знали там, внизу?

Что с дождем идет прохлада

И что прятаться не надо

Под деревьями в грозу.

 

Не крутил вас этот шквал.

Вряд ли были вам желанны

Неба синие поляны,

По которым я гулял.

 

Кто б сказать вам это мог,

Если б купол надо мною,

Ярко брызнув белизною,

Не раскрылся, как цветок?

К. Ваншенкин

 

Облако

В небесный омут голубой,

А часто в облако густое

Проваливался с головой,

Не так уж много в жизни стоя.

 

Когда я дёргал за кольцо,

На ощупь, словно бы спросонья,

Как будто кто-то мне лицо

Прохладной протирал ладонью.

 

Законы жизни таковы,

Что я, той службе на потребу,

Был в бездну выброшен…

А вы

Имели отношенье к небу?

К. Ваншенкин

 

* * *

Остаётся полчаса.

Для судьбы не так уж мало.

Рёв турбины. Полоса.

Роща в залежах тумана.

 

Выработали ресурс.

Предназначены к списанью.

Но опять легли на курс

В раннем небе над Рязанью.

К. Ваншенкин

 

Стихи о запасном парашюте

Парашют мой счастливый запасный,

Изготовленный, как на заказ.

Он мне дан для минуты злосчастной,

Как последний мой шанс, про запас.

 

Сможет он мое легкое тело

Подержать над равниной земной.

Я ему доверяю всецело,

Хоть уложен он вовсе не мной.

 

Щеки бледностью нам обметало,

Кожу в скулах стянуло слегка.

Рев моторов и дрожь от металла,

И в раскрытых дверях облака.

 

Парашют мой запасный, везучий,

Раскрывать мне его не пришлось.

Не случится тот каверзный случай,

Хоть прошел я все это насквозь.

 

Счастлив тот, у кого есть запасный,

Не раскрытый всю жизнь парашют,

А сочтет его ношей напрасной

Разве только дурак или шут.

 

Пусть о нем забываем мы снова,

Ибо действует в жизни закон:

Нам довольно вполне основного,

Ведь пока не отказывал он.

 

Но стократ на дороге опасной

Счастлив тот — я, поверьте, не лгу —

Кто, раскрыв белый купол запасный,

Приземлился на мокром лугу.

К. Ваншенкин

 

Парашют

Я, команду короткую слыша,

Сразу в бездне тонул голубой.

Белый купол, надежный, как крыша,

Возникал над моей головой.

 

Я, стремясь приземлиться точнее,

Шел под куполом в гуще ветров.

И домов очень многих прочнее

Был мне тот кратковременный кров.

К. Ваншенкин

 

Зимний прыжок

Я приземлился на снегу

И, применяя прочный навык,

Который долго сберегу,

Мгновенно повалился набок.

 

Ведь прыгал я не первый раз

И, между прочим, не десятый.

И сразу встал. Был ранний час,

Внезапной прелестью объятый, —

 

Из-за того, что начал день

Я так удачно и умело

И что еще одну ступень

Счастливо жизнь преодолела.

 

Пустого купола перкаль

Осевшим выглядел сугробом.

Едва-едва светлела даль

Над полем сизым и суровым.

 

Чуть розовели облака

Над чернотой березок тонких.

Все было тихо, лишь слегка

Потрескивало в перепонках.

К. Ваншенкин

 

Первый разряд

Открылся люк — и в сильном свете

У края замерли вдвоем.

И, взявшись за руки, как дети,

Они шагнули в тот проем.

 

И провалились, будто в прорубь,

Такие легкие на вид,

В небесный исполинский короб,

Что плотно воздухом набит.

 

Потом разъединили руки

И друг от друга отошли.

Как развороты их упруги —

Отлично видели с земли.

 

Луга. Распластанные дали.

И убывающая высь.

Они опять сближаться стали

И снова за руки взялись.

 

И долго падали. Сжимая

Друг другу пальцы добела.

Уже земля начала мая

Росу густую допила.

 

Пусть все окончится счастливо

Под сенью сильного крыла,

Когда, как два синхронных взрыва,

Ударят в небе купола.

 

Пройду укладки и ученья,

Начала всех своих начал,

Чтоб вздох невольный облегченья

Те упражнения венчал.

К. Ваншенкин

 

* * *

Среди лиственниц рыжих,

Средь жгучей густой белизны,

На смазанных лыжах

С какой я летел крутизны!

 

Я чувствовал тонко

Мелькающий запах смолы

И палками звонко

Порой задевал о стволы.

 

Средь снежного блеска,

Над белым простором долин

Свободно и резко

Бросал меня в воздух трамплин.

 

Все цветики это,

А ягодкам срок подойдет…

…В то жаркое лето

Я медленно влез в самолет.

 

Он воздух разрезал

Широким звенящим крылом,

Над полем, над лесом

Поплыл он — надежный, как дом.

 

Я ждал того мига,

И знал я, чего захотеть, —

Сказали б: «Не прыгай!» —

Всю жизнь согласился б лететь.

 

Но в будущность веря

И слыша гуденье в ушах,

В раскрытые двери

Я сделал решительный шаг.

 

Хлестнула с налета

Тяжелого ветра струя.

Был это не кто-то,

Был это, товарищи, я.

 

Не кто-то другой,

Не лирический некий герой —

С разбитой ногой

Это я ночевал под горой.

 

И ждал я рассвета,

И верил солдатской судьбе…

Я счастлив, что это

Могу написать о себе.

К. Ваншенкин

 

Перед прыжком

Поднявшись со скамеек

И оглядев друг друга,

И строже, и прямее

Мы встали возле люка.

 

Мы встали на пороге —

Как миг последний краток! —

И холодок тревоги

Скользнул между лопаток.

 

Но вот

Плечо соседа

Мое плечо задело, —

Мы

Друг за другом следом

Шагали степью белой…

 

Наверно, вспомнив степи,

Кивнули мне ребята,

И хорошо, что в небе,

Как на земле,

Мы — рядом.

Б. Дубровин

 

После приземления

Черт возьми, до чего хорошо!

Точно стал я дышать высотою,

Или небом я заворожен

И унес это небо с собою.

 

Ведь, когда я шагнул с высоты,

И когда меня стиснуло небо,

Те мгновения были пусты,

Мир вращался свирепо и слепо.

 

А теперь-то,

Теперь-то,

Теперь

Наливаюсь нечаянной силой.

Ну-ка пульс поскорее проверь!

Ну-ка, кровь, поскорее пульсируй!

 

А земля до чего велика,

До чего она свежестью дышит!

Наклонюсь к изголовью цветка,

Ох, какой он отчаянно-рыжий!

 

Сколько чуда на каждом шагу,

Словно вновь я над буднями поднят!

О, как много еще я смогу!

О, как много открылось сегодня!

Б. Дубровин

 

Новичок

В сиреневое небо мая,

Куда товарищи глядят,

Не самолет их поднимает,

А привязной аэростат.

 

Махнул рукой сержант веселый —

Не различить его черты! —

И под игрушечной гондолой —

Размах растущей высоты.

 

Медлительно,

Тяжеловато

Туч отодвинула края

Плывущего аэростата

Серебряная чешуя.

 

Я вниз гляжу

И понимаю,

Что сам прорежу

На лету

Сиреневое небо мая,

Стремительную высоту.

Б. Дубровин

 

* * *

Парашют подхватило

И скомкало ветром,

Словно вихрем в оборот.

Чтоб выдержать мне

Приземление это,

Надо вынести ноги вперед.

 

И в смятенье

Вдали от скалы замирает

Отстраненная телом душа:

И мгновенье просчета

Меня покарает,

С парашютом о кручи круша.

 

Так я рвусь приземлиться,

Как будто в гудящей,

Накренившейся пропасти дня

Разминуться боюсь я

С планетой летящей,

Пролетающей мимо меня.

Б. Дубровин

 

* * *

Как холодно! Седьмая тыща метров.

Мы в кислородных масках — на скамьях.

Из глубины причудливо и щедро

Ориентиры вспыхнули впотьмах.

 

Но с высоты, где кислородный голод

И странная космическая тишь,

Не то, что крышу — весь огромный город,

Как ни люби его, не разглядишь.

 

Мы в нем теперь и впрямь души не чаем,

Приглядываемся перед прыжком,

И кажется, что даже различаем

Подъезд какой-то с желтым огоньком.

Б. Дубровин

 

Традиционный круг

Над взлетной дорожкой,

Над цепью ангаров,

Над зеленью — это дубняк…

Кивает инструктор:

— Кружимся недаром —

У нас по традиции так!

 

Волненье смиряя,

В стихающем гуде

Себя для прыжка приготовь.

Впервые я прыгаю.

Как это будет?..

И лямки поправлены вновь.

 

Не мы —

Сами руки за кольца рванули,

И выхлопнул сам парашют.

Дорожки,

Ангары,

Дубы промелькнули,

И вижу:

Товарищи ждут.

 

А купол, пружинящий, кажется, дремлет,

Меня на ветру накреня.

И крепкий удар о зеленую землю

Мы встретили, смехом звеня.

 

Бегут новички,

И вопросов их гомон:

— Ну что?

— Ну не страшно?

— Ну как?

— А круг для чего был над аэродромом?..

И я отвечаю

Баском незнакомым:

— У нас по традиции так!

Б. Дубровин

 

Ночной прыжок

Сквозь черную муть непогоды

Огни просквозили, остры.

Как свет маяка —

Мореходам,

Пилотам — ночные костры.

Огни полыхнули

Под нами,

И, к люку приблизившись,

Мы

На их треугольное пламя

Нырнули в безмолвие тьмы.

Погасли секунды и звуки,

И встала в мельканье теней

Земля, протянувшая руки —

Горячие руки огней.

Б. Дубровин

 

Рапорт

Привал забыт. потерян верстам счет.

Иду вперед, как в бой ходил когда-то.

И если вдруг окликнут:

— Кто идет?..

Отвечу: я солдат! Я свой, ребята!

Пароль — моя судьба. Она крылата.

Несу вам рапорт — дум своих полет.

 

Мы на посту. Мы у ракетных стрел…

Гвардейцы!

Я учил не по брошюрам,

Как бить врага.

Я с вами сквозь обстрел

В огонь и в воду прыгал с парашютом.

 

И жизни поспокойней не прошу я,

Поскольку сердцем я не постарел.

И разве скрыть волнение я мог,

Гостя на днях у вас в подразделеньи!

Гремел оркестр.

И полк — подтянут, строг —

Под знаменем шагал, держа равненье.

 

Береты — словно неба отраженье,

И звезды — из-под кованых сапог!

Я славлю вас, наследники отцов.

Не вами ли гордиться ветеранам!

В трезвоне зорь гремит походный зов.

И, помня тех, кто пал на поле бранном,

Мы прыгаем…

И яростным бураном

Шуршат шелка гвардейских куполов.

Б. Жаворонков

 

Строевая

Перекур — одна затяжка.

С поднебесья — в дым атак.

Был и враг наш — не дурак,

Но ему бывало тяжко.

Было так.

И будет так!

Говорят, что-де в рубашках

Родились мы… Ну и что ж!

Мы, гвардейцы, — молодежь,

Не в рубашках, а в тельняшках —

Вид пригож,

И пыл хорош!

В дружбе — души нараспашку.

Бой — мы сразу в облака!

Только глянем свысока —

По врагам пойдут мурашки!

За рога

Возьмем врага!

Бьем по цели без промашки.

Воевать так воевать!

Выше голову держать,

Не давать себе поблажки.

Так шагать!

И так летать!

Б. Жаворонков

 

Боевая тревога

Мы носим в сердце молодость свою…

Блестит река. Темнеет лес. Землянки.

Чадит фитиль на дне консервной банки.

И я, дневальный, у дверей стою.

И ППШ сжимаю, как в бою.

 

Земля и небо сжаты черной мглой.

И кажется, пустынно все в округе.

И вдруг ночная тишь как бы в испуге

Шарахнулась от вести боевой:

— Тревога!.. — И солдатский сон — долой!

 

И все преобразилось: без возни

В ружпарке, возле пар, хлопочут роты,

Мелькают скатки, диски, пулеметы…

Подсумки и лопатки — на ремни.

И только сосны замерли одни.

 

Гремит команда… На счету минуты…

И мы бежим сквозь заросли, впотьмах,

Туда, на склад, где наши парашюты

Под пломбами в брезентовых чехлах:

Не раз мы были с ними в небесах!

 

Упругих рук привычное движенье:

За плечи — главный, запасной — на грудь!

И снова — в строй. Еще одно мгновенье —

И мы к аэродрому держим путь,

Волнуясь по-мальчишески чуть-чуть.

 

А где-то спят родимые калитки,

И матери тоскуют по сынам…

И мы летим… Сейчас пальнут зенитки…

И шар земной, дымясь по сторонам,

О помощи святой взывает к нам.

Б. Жаворонков

 

Комбату

Над нами плыл парашютный купол…

Мы шли дорогами многих стран…

Про вас ли в прессе писали скупо,

Товарищ гвардии капитан?

 

Я вижу ваше лицо рябое.

Вы были к нам и к себе строги.

И даже, помнится, перед боем

У вас — начищены сапоги.

 

Горжусь и радуюсь: в роте первой

В те дни служил я — простой солдат…

И вот пишу я… А где теперь вы,

Товарищ Бабичев — мой комбат?

 

Отыщем старые наши фляжки.

На грудь — медали и ордена.

И, не скрывая раздумий тяжких,

Припомним грозные времена.

 

Мы вспомним нашего замполита…

У речки Рабы он в бой шагал.

И берег, кровью его политый,

Ему последней постелью стал.

 

Володя Латышев — друг мой близкий —

Уснул под Табором вечным сном.

Петров Евгений, Савелий Кискин…

Их ждут родные в краю родном.

 

То заплетались над нами стропы,

То нас окопная буря жгла…

О, сколько, сколько земля Европы

Ребят России в себя взяла!..

 

А мне все мнится: в дыму косматом

Глаза гвардейцев — светлей росы,

И рядом с вами — комбриг Юматов

«Лимонкой» гладит свои усы.

Б. Жаворонков

 

Начало

Поставив солнца круглую печать,

Судьба меня и небо обвенчала.

И если б надо снова жизнь начать,

Аэродром я сделал бы началом.

 

Там очищенье мыслей и сердец,

Там узы братства, спаянные риском.

Там мужества и смелости венец,

Оттуда к славе и бессмертью близко.

 

Аэродром в душе моей живет

Волненьем взлета и раскатом грома.

И даже небо счет своих высот

Ведет от уровня аэродрома.

И. Дынин

 

Солнечный день

Он чечеткой прошел по крышам,

Белым гребнем вонзился в рожь.

Дождь обычный…

Но вдруг мальчишка

Громко крикнул:

«Солнечный дождь!»

 

На ресницы — слезой соленой

И слезой — на ракитный куст.

Дождь идет!

На губах девчонки

Остается соленый вкус.

 

Все смешалось — и быль, и небыль,

День со сказкой волшебной схож.

Море солнца в огромном небе,

А сквозь солнце — солнечный дождь.

 

Дождь идет!

Но у нас работа:

Прямо с неба вступаем в бой…

Это, видимо, нашим потом

Небосвод просолен голубой.

И. Дынин

 

Первый прыжок

Вчера ребята приобщились к небу.

И сын — в прыжок отвесный, затяжной

Шагнул, крыло оставив за спиной,

И плавно вниз пошел, к просторам хлеба.

 

Отчетливо в глазах росла Земля,

Поля и реки выгибая трудно.

Стучало сердце, меряя секунды,

Кольцо рукою трогать не веля…

 

Я знаю, как сбываются мечты.

И победить себя не так-то просто.

Лети и жди: сработает устройство,

И распахнется радость высоты.

 

И выдержка его не подвела:

Свободное паденье срезав круто —

Надежно грянул купол парашюта.

И синева в ладони потекла…

 

Стоит мой сын среди цветов и трав.

Впервые он сошел на Землю с неба.

И ты, аэродром, его поздравь.

Завидую: такую радость мне бы.

 

В нем юность опаленная моя,

Что строго начиналась под Варшавой,

Вчера взошла счастливо над державой:

Дороги продолжают сыновья.

А. Коваль-Волков

 

Учения «Березина»

Идут бессонно и стремительно

По Белоруссии войска,

Их всюду привечают жители.

И поступь юности легка.

 

Идут по суше и по воздуху.

Снега на много верст кругом

Армейскими алеют звездами

И все высоты — под крылом.

 

Леса известной репутации,

Стряхнув зимы волшебный сон,

Припоминает операцию

Под именем «Багратион».

 

А подо льдами, неприметная,

В судьбу Отчизны влюблена,

Х поступь слушает победную

Сама река Березина.

А. Коваль-Волков

 

Крылатая пехота

Скупой рассвет.

Еще площадка взлета

Подернута холодной синевой.

А мы уже в гудящих самолетах,

И парашюты сжаты за спиной.

 

Вот-вот, прорезав пелену тумана

И облака, седые, как снега,

И понесут стремительные «аны»

В глубокий тыл условного врага.

 

Там, над землей, крылатая пехота

Покинет смело люки кораблей…

В учебный бой пойдет за ротой рота

Под грохот наших точных батарей.

 

А лишь затихнет боя канонада,

Вздохнет баян у жаркого костра…

В десант уходим мы не для парада,

А чтобы быть сильнее, чем вчера.

И. Крючков

 

Первый прыжок

Почти у всех есть памятные даты.

Они в сердцах по многу лет живут.

Мне не забыть тот день, когда солдатом

Раскрыл впервые в небе парашют.

 

Стоял январь…

Повсюду белой ватой

Лежал, сверкая искрами, снежок.

А я несмело шел к аэростату,

Чтоб первый в жизни совершить прыжок.

 

Лишь сел в гондолу — и подъем начался.

Гудя, лебедка отдавала трос.

Аэростат в зенит, как лебедь, рвался,

Задрав огромный серебристый нос.

 

Лучи скользнули по бортам, по полу,

Колючий ветер в тросах песню пел…

Решился и покинул я гондолу,

И, словно в бездну, камнем полетел.

 

И вот тогда, в короткие мгновенья,

Я как десантник многое постиг:

Узнал, друзья, свободное паденье,

И шелест строп, и приземленья миг…

 

За годы службы в гвардии крылатой

Я прыгал с многих типов кораблей.

Но первый тот прыжок с аэростата

Навек остался в памяти моей.

И. Крючков

 

Я покой Отчизны караулю

Отводя от близких вражью пулю,

По небу гуляя наяву,

Я покой Отчизны караулю

И свой труд романтикой зову.

 

Друг ты мой, какое это чувство!

Высь вокруг упруга и звонка.

Лопушатся, будто бы капуста,

Налитые солнцем облака.

 

Бьет в глаза ледовый блеск простора.

Мир воспринимается остро.

И течет, течет из ранца шорох

Струйками проворных белых строп.

 

Ты сказал, что боязно? Отвечу:

Необычно. Вроде за порог

Ты шагнул. Летит земля навстречу,

Вся в морщинках тропок и дорог.

 

С нетерпеньем ждешь ты встречи с нею,

Чтоб она, родима и мила,

В миг прикосновенья, как Антею,

Сил тебе и мужества дала.

Е. Вдовенко

 

Крепка наша дружба

В тумане спит город,

Наш вылет нескоро.

Давай-ка припомним, дружок,

Небесные тропы, надежные стропы

И друга опасный прыжок.

 

Пронзенные ветром,

Летят километры —

До цели короток маршрут.

Как парень ни бился,

Но нет, не раскрылся

Над ним его друг — парашют.

 

И камнем летел он,

Но вдруг кто-то смело

Его подхватил в этот миг.

И, с ветрами споря,

Белел на просторе

Один парашют на двоих.

 

Нам небо знакомо,

Мы в небе, как дома.

Всегда наша дружба крепка.

Прославим, ребята,

Такого солдата,

Что руку подаст в облаках!

Е. Вдовенко

 

Высота

Колючая метель мела,

Мела,

И разглядеть за ней не мог весны я,

И потому мечта меня звала

К костру,

Что в дебри спрятался лесные,

Туда, где млеют в чае сухари,

Щекочет ноздри хвойный запах…

 

А за холмом,

Махнув хвостом зари

И холодом пахнув,

День уходил на запад.

Ни шороха.

В траншее тишина.

И вдруг друзья зашмыгали носами:

Услышали,

Что где-то старшина

Неосторожно звякнул термосами…

 

— Согреться б чем!..

— Чайку хотя б чуть-чуть!..

— Горячих щец!..

— С баранинкой при этом!..

Но в этот миг,

Искрясь, как Млечный Путь,

Взвилась в метель сигнальная ракета.

И ротный,

С чувством выдохнув «Пора!»,

Рванулся из укрытия наружу.

 

Взметнулось

К звездам

Звонкое «ура»,

Дыханьем жарким

Будоража

Стужу.

А ночь прошла —

И словно все во сне,

И все не мною пережито будто…

 

Сверкает вьюгой вылизанный снег,

И солнце,

Словно купол парашюта,

Не торопясь,

На стропах золотых

Уносит вдаль остаток туч косматых.

И кажется,

Что здесь не бой затих,

А грома улеглись раскаты…

Е. Вдовенко

 

В романтику

До встречи, милая, пока!

В полет пора десантнику,

За горизонт, за облака,

За край небес —

В романтику!

Я обгоняю мечту и даль,

Звезд наберу

Кошелками,

Рвану кольцо —

И, как медаль,

Качнусь над лентой шелковой!

Е. Вдовенко

 

Пожелание

Пожелай мне такого маршрута,

Чтоб в конце его встретиться вновь,

Чтоб упругая ткань парашюта

Окрыляла меня, как любовь.

 

Пожелай мне в дорогу такое,

Чтобы в небе мой купол не гас,

Чтоб любовь стала яростью боя

В самый трудный для Родины час.

 

Нелегко мне,

Но как же иначе

Я смогу защитить мою Русь?

Пожелай мне, родная, удачи, —

Я удачей с тобой поделюсь.

Е. Вдовенко

 

Отправляясь в небо

Купола уложены на совесть.

В сотах ранцев дремлют строп жгуты.

Предвкушаю взлет

И невесомость,

И сопротивленье высоты.

 

Отправляясь в небо рано-рано,

Чтобы сон любимых не спугнуть,

Как с экрана в зал,

Мы из тумана

Налегке выходим в звездный путь.

 

Где-то в точке,

Что на карте лентой,

Мы шагнем из люка,

Как с крыльца,

Вспыхнут белым пламенем полотна

Из огнива красного кольца.

 

Как-то нас земля родная встретит,

Нежная и кроткая вдали?

А назавтра снова на рассвете

Прилетят за нами корабли…

Е. Вдовенко

 

Парашютное кольцо

— Рваните, отыскав кольцо… —

Инструктор объяснил так просто.

Но вот лечу, как будто с моста,

В глухую пропасть вниз лицом.

 

И забываю, что венцом

На стропах купол распахнется,

Лишь стоит захватить кольцо.

Пора! Но… мне не удается.

 

Поспешно принялся хватать

Рукою лямки, воздух, плечи,

Пока не вспомнил: «Человече!

Глазами надо отыскать!»

 

И верно: вот оно! Долой!

И вмиг от счастья задохнулся:

Не купол — мир передо мной

Простором светлым распахнулся.

 

Теперь не падаю — парю,

Как в детском сне, как в старой сказке,

И, ветерка почуя ласки,

Взрываюсь радостью, пою!

 

…Простое, в общем-то, кольцо.

Но в нем невиданная сила:

С того мгновения оно

Нас прочно небом обручило…

В. Казьмин

 

Земле навстречу

Высота разверзлась — и шрапнелью

Ветра свист у самого виска.

Рву кольцо и, подогнув колени,

Ожидаю над собой хлопка.

 

Но шрапнели посвисты сильнее.

И за мною — шлейф из перкаля.

Леденею, глохну и немею,

А в глаза — тигрицею земля.

 

Наклоненных сосен меркнут свечи,

Кажется, над самой головой…

Я лечу, лечу земле навстречу:

«Парашют… быстрее… запасной!»

 

И, влетая в солнечное утро,

Рву кольцо.

И в яростных лучах

Надо мной стреляет купол круто.

И со мною радость, а не страх.

 

Ко жнивью приникнувши щекою,

Будто бы к небритому отцу,

Прихожу в себя я, успокоясь,

Слезы растираю по лицу.

В. Кузнецов

 

Мой командир

Я службу начинал в десантном взводе.

И лейтенант, наш командир,

Был будто бы курок на взводе,

И нас на ту же грань взводил.

 

На стрельбище и полигоне —

Повсюду жесткий ритм любил.

Тем, кто хитрил или воронил,

Кричал он зло: «Убит!.. Убит!..»

 

И снова на рубеж исходный,

Опять по пыльной штурмовой…

«Как нам не повезло со взводным, —

Роптали мы. — Скорей бы в бой!»

 

Мне не забыть те перегрузки,

Из сердца рвущийся протест,

Когда по два, три раза в сутки

Мы по тревоге мчались в лес…

 

Перелопачены пригорки,

Лощины изборождены.

Земля на три штыка прогоркла

Там, где окопы рыли мы.

 

Растет лишь там полынь седая

Да вереск — у изгиба рва,

Фиалок нет — не выживают.

И гибнет нежная трава.

 

И сам я, как полынь иль вереск,

По той причине уцелел,

Что лейтенант был долгу верен

И нас по-своему жалел.

 

Не раз в бою, на смертной грани,

С землею по-пластунски слит,

Бывал контужен я и ранен,

Но — слава поту! — не убит.

 

Вот почему судьбу прошу я:

И у тебя чтоб, сын мой, то ж

Был командир не сладкий нюня,

А с лейтенантом моим схож.

В. Кузнецов

 

Десантник

Пошел!

И воздухом объятий,

Пронизанный со всех сторон,

Вниз головой солдат крылатый

За ротой двинулся вдогон.

 

Рванул кольцо, и закачало

На стропах в небе голубом.

Под ним внизу река молчала,

Стелилась степь да степь кругом.

 

Толчок.

Земли коснулись ноги…

Укрыв надежно парашют,

Солдат к своим бежит,

К дороге,

Узнав намеченный маршрут,

 

Не мнет боец разливы хлеба,

Спешит, тропинками пыля.

А перед ним — земля и небо.

И снова — небо и земля.

Ю. Мельников

 

Десант

На фалах

Парашютный полк

Покинул корабли

И погасил летучий шелк,

Ступив на твердь земли.

Его прикрыла от ветров

Лесная полоса.

И хвоей

Сосняковый кров

Зашторил небеса.

 

О кумачовый горизонт

Ударило крыло

Заката — солнцу не резон

Светить: и так светло.

Сизарь

На выгнутом крыле

Прошелся вдоль стрехи.

Зарю заречную

В селе

Отпели петухи.

 

И наклонилась

Над рекой

Крылатая душа,

Черпнув

Ухватистой рукой

Воды

Из Иртыша…

И вызвездило небеса,

Гвардеец губы сжал,

И ровно в двадцать три часа

Запел трубы металл.

 

Отходят воины ко сну,

И все заботы — прочь!

И тянет лунную блесну

На звездном плесе

Ночь…

Густая выпала

Роса.

И тишина — до звезд!

Качнув палаток паруса,

Подул прохладный ост.

 

В затворах

Месяц отражен.

Минуты мчатся

Вскачь…

А враг

Полезет на рожон —

Подъем сыграй,

Трубач!

 

И шагом марш

На корабли!

В заплечье

Легкий шелк…

В любую сторону земли

Готов

Гвардейский полк.

В. Патралов

 

Идут маневры

Из волн рванулись на берег танки —

В кольце и станции, и полустанки.

Десант нагрянул второй за первым —

Идут маневры, идут маневры!

 

А с облаков парашютисты

Внезапно падают со свистом.

Под вечер брошены в прорыв резервы —

Идут маневры!

Идут маневры!

 

Стальные песни вовсю запеты —

Летят ракеты!

Летят ракеты!

Кому-то где-то щекочет нервы —

Идут маневры, идут маневры!

Д. Смирнов

 

Встреча с небом

Как будто бы не я — земля несется.

И высота захватывает дух.

Здесь мужество солдатское куется,

Шуршанье неба ловит здесь мой слух.

 

Здесь солнце ослепительно и близко,

И ветер чешет кудри облаков,

Здесь смотрит страх в глаза парашютиста,

А он застыл — спокоен и суров.

 

Звучит сигнал, и ты опять подходишь к двери,

И не унять волнение в груди,

Сейчас шагнешь вперед — нельзя не верить,

Что лучшее, конечно, впереди.

 

Что может быть вернее нашей дружбы,

Ведь стропы навсегда связали нас,

Семьсот нелегких дней десантной службы,

И час свиданья с небом — трудный час.

Г. Милованов

 

Вперед!

Грохочет «бой» и рвется «враг»

Неудержимостью атак,

И до победы далеко,

Но есть уверенность в душе,

Когда десантники уже

Летят вдали из облаков.

 

Горят береты синевой.

И пусть свистят над головой

Шальные ветры — мы летим.

Но только там, где нас не ждут,

Земли коснется парашют,

И мы вдохнем атаки дым.

 

Герои Свири и Днепра…

Их негасимого костра

Горит огонь у нас в сердцах.

Где даль небесная светла,

Там расцветают купола,

Вперед, и дерзость до конца!

Г. Милованов

 

Мой дед

Когда-то дед мой воевал

И жизнь отдал свою

В краю, где я солдатом стал,

Где я теперь в строю.

 

Мечтал ли он, простой солдат,

Что пролетят года,

И внук его присягу даст

На верность, на года!

 

Когда я к люку подхожу,

Уже готовый в «бой»,

Я на ребят своих гляжу,

Они всегда со мной.

 

И гордость ту не передать.

Когда приходит мне

Письмо, что написала мать,

Про то, чтоб мне таким же стать,

Как дед мой на войне.

Г. Милованов

 

К земле

Земная карта четче, резче,

Когда пробита телом даль,

Когда пространство жестко хлещет,

Летят в натянутый перкаль.

 

Ты оглушен необычайной

В ушах свистящей тишиной.

Ты околдован, словно тайной,

Продутой яростью сквозной.

 

В струю воздушную тугую.

Влетел. Хлопок! И поворот.

Смотри на землю голубую!

Но время медлить не дает.

 

Все небо в огненных кометах,

И ясен день. И бой, как труд.

Ты был готов к минуте этой,

Укладывая парашют.

И. Тарасевич

 

Нам наша служба дорога

Летит крылатая пехота,

Открылись люки, нам — пора.

Мы покидаем самолеты

Под крики громкие «ура».

 

Горды десантники доверьем.

Им по плечу любой маршрут,

Пусть знает враг: над самой целью

Мы раскрываем парашют.

 

В десантной службе нет готовых

Рецептов, как разить врага,

Она почетна и сурова,

И потому нам дорога.

 

Предупреждаем всех — не надо

Ракеты наводить на нас!

Бойцам крылатым нет преграды,

Когда есть Родины приказ!

В. Третьяков

 

Обретаем крылатость

В беспредельном полете,

В торжественной сини

По седым облакам,

По небесной России

Наш «антоша» взбирается

Выше и выше,

Словно в сказочный мир,

На небесную крышу.

 

Вот команда: «Пошел!»

Распластавшись, как птицы,

Мы на землю не очень

Спешим возвратиться.

Обживаем, как дом,

Голубые палаты

И в прыжке затяжном

Обретаем крылатость.

В. Третьяков

 

Мы в ответе

Нам выпало такое дело,

И судьба у нас нелегка:

Нам ходить, как богам,

По белым

Плотным, выпуклым облакам,

Ночью звезды руками трогать

Или месяц в подкову гнуть,

Лучше этой ты мне дорогу

Укажи хотя бы одну:

Называю я братом ветер,

Он спокойствия путы рвет.

Мы — десантники, мы в ответе

За бескрайний наш небосвод.

А. Фигарев

 

На пост

Идем,

Как три богатыря,

И как кремлевские

Курсанты.

Ведь нам, ребятам из десанта,

Планета вручена не зря.

Не потому ли я одет

В тельняшку,

Что нежней прибоя?

Не потому ли мой берет

Как будто

Небо голубое?

Как поле гимнастерки цвет,

Такой всегда ее

Носили

Отважные

Отец и дед,

Что бились

На полях России?

Идем,

Как три богатыря,

И как кремлевские курсанты.

Ведь нам,

Ребятам из десанта,

Планета вручена

Не зря.

А. Фигарев

 

Песня

А песню солдаты

Несут над собой,

Которую сердцем сложили.

В ней купол тугой,

Небосвод голубой,

Друзья,

Что уже отслужили.

 

Вернувшись домой,

Сын ее запоет.

Отец подпоет, как когда-то.

Отец запоет —

И как друга поймет

Солдат

Молодого солдата.

 

А в песне поется

Про вас и про нас,

Про время всегда молодое.

Не спишут, товарищи,

Песню в запас

Под красноармейской звездою.

А. Фигарев

 

Такая служба

У мужа значок:

Двести с лишним прыжков.

Бывать в затяжном довелось, и не раз.

И снова шагнуть в небесах он готов,

Когда повелит офицеру приказ.

 

Был только что вызов.

Пора на работу,

Обычной никак ее не назовешь.

Ждут летное поле,

И люк самолета,

И воины,

Собранная молодежь.

 

Он с теми помчится в воздушное море,

В чьих душах любовь

К ратной службе зажег,

Когда он испытывал на тренажере,

Водил марш-броски,

Вез на первый прыжок.

 

Ночною порой краснозвездная птица

Десантников в нужный доставит район.

А дома жена, как всегда, суетится,

И руки сжимает над хвоей погон.

 

Опять поцелуй торопливый,

Опять!

— Себя береги! —

— И тревожно вздыхает.

А муж уезжает, а муж улетает

В безвестные дали свой долг выполнять.

 

И думает женщина:

«Милый в полете.

Я верю — совсем ненадолго исчез…»

Как звездочка дальняя на горизонте,

Он будет светиться, спустившись с небес.

И. Лашков

 

Радуга победы

В горной речке —

Вот она —

Утоплю все беды.

Из чего ты соткана,

Радуга Победы?

Ты висишь над тучею,

Над шлемом пилота,

Соткана

Из жгучего

Солдатского пота.

Из полетов

Бреющих,

Из разрывов шалых,

Из бинтов

Алеющих,

Из росинок алых.

Из травы,

Из скользкого

Шелка парашюта

Да из слова

Хлесткого

В горькую минуту.

Реешь

С птичьим клекотом,

Бьешь в глаза и уши,

Соткана

Из грохота

Яростной «Катюши».

Соткана

Из пороха,

Из огней ракетных,

Из всего,

Что дорого,

Из очей заветных,

Из льняного

Локона

Той, к кому приеду.

Из надежды

Соткана

Радуга Победы.

В. Федоров

 

Первый прыжок

Это было словно вчера еще:

Солнце, дворики, огород.

Я — с дружками в лапту играющий,

А над выгоном — самолет.

 

Вдруг цветы замелькали белые! —

В одуванчиках синий свод.

Мы стояли оторопелые,

От восторга разинув рот.

 

Только машешь рукой неистово,

Только хочется ввысь до слез!..

Так впервые с парашютистами

Повстречаться мне довелось.

 

А теперь, туго стянут лямками,

Возле люка стою я сам.

Проплывает лесок с полянками.

Чуть белеют палатки там.

 

Миг. Рывок. Засвистело, дрогнуло.

Шелк и солнце над головой.

А простор-то вокруг! Как здорово!

Подо мной весь наш край родной!

 

Опасенья из сердца выкину,

В яркий солнечный мир влюблен.

Приземляюсь. Спешат по выгону

Ребятишки со всех сторон.

 

Подбегают, шумят, толкаются,

Каждый лезет перед другим.

«Гляньте, гляньте — еще спускаются!»

…Я вчера еще был таким.

В. Федоров

 

Гвардейцы вертикального охвата

Пусть бесконечна времени река,

Второе августа — особая в ней дата.

Ведь в этот день родились на века

Гвардейцы вертикального охвата!*

 

В легенду выпустил одиннадцать бойцов

Леонид Минов на заре тридцатых.*

Он в русском небе стал родным отцом

Гвардейцам вертикального охвата.

 

В войне великой, презирая страх,

В люк смерти уходили, брат за братом,

И защищали Родину в боях

Гвардейцы вертикального охвата.

 

Сквозь трассы пулемётного свинца

Летели вниз с ножом и автоматом.

Верны присяге были до конца

Гвардейцы вертикального охвата.

 

Шли в полный рост на лютого врага,

Зажав в руке последнюю гранату,

Залиты кровью Угры берега

Гвардейцев вертикального охвата.

 

Герои Вязьмы, Свири и Днепра*

Прошли сквозь ад, безмерные утраты...

Вам слава, память и десантное «Ура!» —

Гвардейцам вертикального охвата.

 

Мы помним всех, кто до Победы не дожил,

Кто за неё не выпил в сорок пятом...

Дожди грустят на звёздочках могил

Гвардейцев вертикального охвата.

 

Другие поколения свой след

Оставили в стенах военкоматов,

Чтоб получить от Родины берет

Гвардейца вертикального охвата.

 

Как раны в сердце — Прага, Будапешт!

Афган, Чечня — как колокол набата!*

Несли достойно вы державы крест,

Гвардейцы вертикального охвата.

 

И как трактует боевой устав,

Хоть риск велик и непомерна плата,

Вы в вечность улетали, смерть поправ,

Гвардейцы вертикального охвата.

 

Шестая рота — братья — «скобари»...*

Восьмая рота с города Болграда...*

Курлычут в небе души-журавли

Гвардейцев вертикального охвата.

 

Так сильно нужно Родину любить

От генерала до безусого солдата!

Им тоже так хотелось просто жить,

Гвардейцам вертикального охвата...

 

Звучит морзянка трелью у виска.

Команда «Взлёт!» Опять летят куда-то...

Пусть знает враг, на свете есть войска —

Гвардейцы вертикального охвата.

 

И я под куполом на землю плыл,

Мне много лет был парашют за брата,

В «горячих точках» вместе с вами был,

Гвардейцы вертикального охвата.

 

Учил Маргелов* нас: «Отнять и разделить!»,

И больше никакого сопромата,

И завещал, как он, десант любить

Гвардейцам вертикального охвата.

 

Нас на борту ласкал сирены вой,

А в небе — русского раскаты мата.

За ВДВ! И в рампу шли, как в бой,

Гвардейцы вертикального охвата.

 

Святой Георгий осеняет путь.

Горят на солнце шлем его и латы...

И долг бойца с «запаской» давят грудь

Гвардейцам вертикального охвата...

 

Командой резкой перекошен рот,

Понятен всем суровый слог комбата.

Зовёт приказ в ревущий самолёт

Гвардейцев вертикального охвата.

 

В любое пекло и с любых высот!

Порвут оскал любого супостата

И сделают в бессмертие бросок

Гвардейцы вертикального охвата.

 

Вновь купола закрыли солнца свет,

Пыли, пехота, ты не виновата!

Летят в атаку, в яростный рассвет,

Гвардейцы вертикального охвата.

 

Ушёл в запас, и юность далека,

Но сердца память дорога и свята.

Пою я славу вам, десантные войска,

Гвардейцы вертикального охвата.

 

...Опять какой-то справедливый бой,

И, как Христос, мечта моя распята:

«Прошу живыми прилететь домой,

Гвардейцы вертикального охвата!»

А. Гусаченко

 

*Вертикальный охват — военный термин, под которым понимается охват войск противника путем переброски по воздуху аэромобильных, воздушно-десантных или других частей в тыл или на фланги вражеских войсковых группировок.

2 августа 1930 года на учениях ВВС Московского военного округа под Воронежем впервые в мире был выброшен парашютный десант в количестве 12-ти человек. Он состоял из двух групп по 6 человек: одной руководил военный летчик Леонид Минов, другой — его помощник Яков Мошковский.

В стихотворении упоминается участие ВДВ в Великой Отечественной войне (Вяземская, Свирско-Петрозаводская, Днепровская операции и Угранский десант 1942 года) и в более поздних локальных военных конфликтах.

Отдельно упоминаются:

— бой на высоте 776 в районе Аргунского ущелья Чеченской республики 1-го марта 2000 года, где в неравном бою погибла Шестая рота 104-го парашютно-десантного полка 76-й воздушно-десантной дивизии из Пскова;

— гибель в авиакатастрофе близ Баку 18 октября 1989 года Восьмой парашютно-десантной роты 217-го ПДП 98-й ВДД из Болграда, возвращавшейся из зоны Армяно-Азербайджанского конфликта.

Герой Советского Союза генерал армии Василий Филиппович Маргелов — легендарный «Десантный Батя», основатель Воздушно-десантных войск («Войск Дяди Васи»)

 

Пусть тянутся роты к земле

Белой цепочкой к земле потянулась рота,

В синюю бездну шагнули мои друзья.

Вспыхнули вновь купола под крылом самолёта,

Снова под куполом здесь оказался и я.

 

Ветер холодный свистит, мне лицо обжигая,

Видно, не зря я погоны ношу на плечах.

Где вы видали, чтоб люди, как птицы, летали?

Это бывает в воздушно-десантных войсках.

 

Служба пройдёт, это время запишется в память,

Эти минуты, как душу тянул парашют,

Как кувырком из борта мы с тобой вылетали,

Парни в беретах, которые службу несут.

 

Белой цепочкой к земле пусть тянутся роты,

Пусть пацанов принимает родная земля.

Пусть в небе синем движками ревут самолёты,

Пусть над Россией, как птицы, летают друзья.

А. Пономарёв

 

Войска небесной обороны

Святая русская держава

В кровавый дым погружена.

Её поруганная слава

Земному взгляду не видна.

 

Исполосованы знамёна.

Но над изменой и враньём

Войска небесной обороны

Ещё глядят на окоём.

 

Дом Богородицы, Россия,

Твои поля и города,

Враждебной отданные силе,

Горят от боли и стыда.

 

Полки, бригады, батальоны

Отгородились от своих.

Войска небесной обороны

Одни за мёртвых и живых.

 

И по невидимому следу,

Не преклоняя головы,

Святые ратники победы

Сойдут из вольной синевы.

 

И беззаконные законы

Не одолеют Русь, пока

Над нею держат оборону

Её небесные войска.

В. Верстаков

 

Крылатый дождь

Бог дождей своих влагу

Льет из облачных мест.

Помнит он, кто брал Прагу,

Штурмовал Будапешт.

И Афган кому снился

В снах тяжелых не раз,

Кто с Десантом сроднился,

Покоряя Кавказ.

 

Знает — наша работа,

Тяжелей не найдешь.

Из небесного пота

Получается дождь...

С туч грозою слетали

Темной ночью и днем,

На Земле называли

Нас крылатым дождем.

 

На планете видали

Много разных мы стран,

На себе испытали

Свинца шалый буран.

Но острей был по вкусу

Высоты аромат,

Там тельняшку Иисусу

Подарил наш комбат.

 

Бог задумал все верно,

Чтоб всегда на пути

Очищали от скверны

Землю наши дожди.

С неба шел на подмогу

И врага бросал в дрожь

Наш, крылатый от Бога,

Очищающий дождь...

 

Пусть исчезнут все войны,

Как инверсии след.

Сохраним мы достойно

Небом данный берет.

Будет сниться ночами,

Ветеран-диверсант,

Как лечил мир дождями

Наш крылатый десант.

 

Я в звенящей капели

Вижу лица друзей,

Думы в небо взлетели

Наважденьем дождей.

Купол бьется прибоем,

Брань атак впереди,

Мы своею судьбою

Зарядили дожди.

 

Время-трассер сгорает,

Ветра буйный набат

В облака собирает

Поднебесных солдат.

Ветераны уходят,

Даль пылает огнем,

Чтоб в последнем походе

Стать прощальным дождем.

 

Друг, товарищ далекий,

Не грусти в этот час.

Ты прочти эти строки —

Это Память о нас.

В вечность чистых истоков

Мы летим, не скорбя,

Парашютным потоком

И потоком дождя.

 

В алой крови восходы,

Парашютов волна —

Нас сроднили на годы,

А в веках, навсегда.

Божья песня не нова:

Все туда мы уйдем.

Но прикажет, мы снова

Вниз прольемся дождем.

 

Будет падать на поле

Наш крылатый привет,

Такова наша доля

И прощальный завет:

Пусть купают Россию

Перед солнцем всегда

Дождей ливни косые,

Как живая вода.

А. Гусаченко

 

Голубые береты

Голубые береты и душа нараспашку,

Наш девиз: «И никто кроме нас!»

За спиною леса и поляны в ромашках,

Отчий дом и родная страна.

 

«Не грусти обо мне, я вернусь к тебе, мама!»

Но горит под ногами земля.

Унесла сотни жизней Афганская драма

И короткое слово — Чечня.

 

Легендарная слава крылатой пехоты

Привлекает безусых юнцов.

Мы готовы пройти через пламя и воду,

Где и черт не продернет в кольцо.

 

Голубые береты и душа нараспашку,

Купола, купола в синеве...

Молодеет душой, надевая тельняшку,

Ветеран — бывших нет в ВДВ!

Н. Бурнашева

 

Памяти Маргелова

Пройдут столетья...

В новой ипостаси

Космический десант,

Уйдя в полёт,

Прославит Русь

И в память «дяди Васи»

«Маргеловцами»

Лучших назовёт!

 

Им покорятся

Новые маршруты,

Парсеков даль

Раскроют небеса.

И пусть давно

В музеях парашюты:

Десант — он ведь

И в Африке десант!

 

Враг будет бит.

Отважные пилоты,

Взрезая

Галактический простор,

С десантом к звёздам

Бросят космолёты

С девизом предков

«Кроме нас, никто»!

 

И где-то там,

В окрестностях Плутона,

А может

У Сатурновых колец

Их поведёт в атаку

Их Икона,

Их — Батя!

Их — десантный Праотец!

И. Шептухин

 

1 августа 2018 года, накануне Дня ВДВ, в Москве был открыт памятник легендарному основателю Воздушно-десантных войск Герою Советского Союза, генералу армии Василию Филипповичу Маргелову.

 

Нет, не десантник тот, кто не изведал…

Нет, не десантник тот, кто не изведал

Грязь, кровь и пот, боль горечи утрат

И сладкий вкус одной на всех победы,

В руках сжимая верный автомат.

 

Тот не десантник, кто не знает цену

Атаки, если надо прямо в лоб,

И кто, не напрягая свои вены,

Не пробовал стальную силу строп.

 

Кто в гору не тащил РД набитый,

Лез молча, не скуля, и «на зубах»,

Кто не пускал по кругу спирт налитый,

Чтоб помянуть отчаянных рубак.

 

Кто не делил патроны, когда туго,

Последний оставляя для себя,

Кто не спасал израненного друга

Под трассами разящего дождя.

 

Тот не десантник, для кого тельняшка —

Одежда, а не то, чтобы душа.

И кто не знает как с десантной фляжки

Одна на всех водица хороша.

 

Тот не десантник, кто забыл заветы,

Которые Маргеловым даны:

Лишь только тот считается «беретом»,

Кто к чёрту в пасть — за честь своей страны.

И. Шептухин

 

Русским десантникам

Кто по земле в десантных берцах топал

И, двигая руками синеву,

Парил под ней, как будто ангел, в стропах,

Меня, конечно, сразу же поймут.

 

Они сильны, как грозные атланты,

Идут туда, где жарко под свинцом.

И множа славу Русского десанта,

Хранят заветы дедов и отцов.

 

И пусть любой из них не заколдован

От пуль, несущих лютую беду,

Но в их крови — Маргелов с Глазуновым

И наш неистребимый русский дух!

 

Хоть ныне цвет знамён у них не красный,

Пройдут везде, не только «от и до».

Они же внуки тех, кто бил под Вязьмой

Ту нечисть, что рвалась к нам в отчий дом.

 

И дети тех, кто тропами Афгана

Пылил, но честь свою не запылил...

Одна из неразгаданных загадок

Для забугорно-импортных «элит».

 

Ведь невдомёк тем, бряцающим силой,

(Поймут лишь это — только обрусев!)

Коль станет на рубеж десант России —

Хрен, кто пройдёт! Пойдут же на хрен — все!

И. Шептухин

 

Никто, кроме нас!

Снова высь голубую режут на лоскуты

Те, в ком сердце без страха, те, кто с небом на «ты».

Снова небо в «ромашках» их тугих куполов.

Кто ещё так отважно без вопросов, без слов,

Может в синюю бездну сделать шаг, только шаг —

Чтобы небо качало их в потоках-руках?

Их девиз так же краток и звучит, как приказ —

Если Родине нужно, то «НИКТО, КРОМЕ НАС!».

 

В их распахнутых душах нет ни фальши, ни лжи,

Жизнь меняется круто, не страшат виражи.

Их «Крылатой пехотой» называют не зря,

На их синих беретах — уголочком — заря

И белеющий купол, так же чист, как душа...

Если нужно России, значит, снова спешат,

Вновь торопятся в небо, чтоб обрушиться вниз,

И — «НИКТО, КРОМЕ НАС!» — подтвердить вновь девиз!

С. Бурашникова

 

Мы — десант

В голубых небесах

расцвели купола парашютов.

Опускаемся вниз,

как на личных своих облаках...

Мы — десант.

Это трудно.

Но это почётно и круто, —

Уж покруче, чем ваши

«тусовки» в ночных кабаках.

 

Нас никто никогда

не посмеет назвать слабаками.

Мы сильнее, чем страх.

Мы умеем шагать в пустоту.

Мы — десант!

Это значит —

мы трогаем небо руками!

Так не многим везёт —

ощутить под рукою мечту.

 

Мы — десант.

Нам от жизни

не очень-то много и надо:

Чтобы купол раскрылся,

и чтоб не подвёл автомат.

А погибнет десантник —

ни рая ему и ни ада:

Штаб небесный в отдельные

списки заносит десант.

 

Млечный Путь по ночам

высветляется лентой неровной —

Словно купольный шёлк

парашютов далёких плывёт...

Это души погибших

десантников

Самый Верховный

Отпускает

в свободный,

заслуженный,

вечный полёт.

А. Топчий

 

Десант

На небо до сих пор глаза с тоской глядят.

Другого не дано, мы навсегда — Десант.

Душа скучает вновь по белым облакам,

И хочется опять парить по небесам.

 

А время нам с тобой — эх, жаль — не удержать,

Но спорим мы с судьбой, с ней спорим мы опять.

Вновь купол за спиной, и крайний наш прыжок.

Нам, ветер, песню спой, как прежде спой, дружок.

 

Поверь, Братишка мой, не мало мы прошли.

И довелось войной нам побелить виски.

Но нас списать нельзя, еще не вышел срок,

Готовы мы всегда свой совершить прыжок.

 

И, как не поверни, отнять у нас нельзя

Такой большой любви к тебе, к моим войскам,

Ко всем своим Друзьям и службе боевой.

Давай споем, мой Друг, давай споем с тобой.

 

Десант, родной Десант — опять в одном строю

Среди своих ребят, как прежде, я стою.

Десант, родной Десант — для всех простой ответ.

Всю жизнь свою храним мы Голубой Берет.

В. Иванов

 

Пророку Илье

Спасибо пророку Илье за такую работу,

Где облако можно спокойно потрогать рукой.

Спасибо ему за крылатую нашу пехоту,

Где смелость и дерзость прописаны красной строкой.

 

Готовы работать всегда и в любую погоду.

Покинув «вертушку», уходим наверх по хребту.

Задача поставлена четко десантному взводу —

Дойти и без шума отбить у врага высоту.

 

На той высоте мы неделю смогли продержаться,

Не раз в рукопашной сходиться с врагами пришлось.

Там верность братишек родному десантному братству

Душманам на шкуре своей испытать довелось.

 

Нас сутки не могут забрать, — не летают «вертушки»,

Вода дождевая свисает с небес бахромой.

Нам надо, чтоб дольше в России кричали кукушки,

Нам надо с задачи живыми вернуться домой.

 

Вернуться домой, несмотря на дожди и морозы,

Чтоб к сердцу прижать до поры поседевшую мать.

Нам надо вернуться, чтоб снова увидеть березы,

Чтоб небо руками опять и опять обнимать.

И. Белушенко

 

2 августа не только День Воздушно-десантных войск, но и церковный День памяти грозного пророка Илии — покровителя грома, небесного огня, дождя и плодородия. Так повелось, что и верующие, и неверующие десантники считают Илью Пророка покровителем Крылатой пехоты.

 

БМП на пьедестале

Боевая машина пехоты —

Не бездушный кусок металла.

Для пехотной, десантной роты

За надежность ее работы —

Она символом мужества стала.

 

И в каких только далях и странах

Потрудилась она на войне.

Эта — помнит бои Афгана,

И, возможно, бои в Чечне.

 

А сегодня на пьедестале

Завершила свой грозный путь.

...Если мы воевать устали,

То пора же и ей отдохнуть.

 

Но, священную память храня,

О погибших на поле брани,

Пусть надежная эта броня —

Для тебя, для него, для меня —

Воплощением Памяти станет!

Н. Кирженко

 

Вновь Чкаловский, знакомая бетонка

Вновь Чкаловский*, знакомая бетонка,

Распахнутая рампа, борт гудит —

Все, как обычно. Но тревожно-тонко

Какая-то пульсация в груди

 

От непонятной суеты момента,

Нас провожающих лампасов и погон.

Мы по приказу сдали документы,

Оставшись без фамилий и имён.

 

И если что-то, будем выбираться

Своими силами — привычный вариант,

Ведь на вождей не стоит полагаться —

Давно усвоил истину десант.

 

Не в первый раз суёмся прямо в пекло,

Что ж, повнимательней на триста шестьдесят,

Где всё вокруг — простреливаемый сектор,

Где обложить хотят нас, как лисят.

 

И мы не делаем давно прощальных фото,

И говорим всегда про крайний раз.

Чтоб меньше крови, надо больше пота —

Одна из наших выработанных фраз.

 

Чтобы не ёжиться в оптическом прицеле

От вероятности стать жителем небес,

Мы не оглянемся, когда на аппарели

Вдруг оглянуться нужно позарез.

 

И пусть нас Чкаловский дождется непременно,

Когда, осунувшись, уставшие придем

Со стороны за краем ойкумены*,

Но обязательно живые, со щитом.

С. Ефимов

 

Чкаловский — международный военный аэродром под Москвой

Ойкумена (др. греч.) — обитаемый мир

 

Десантники

Российской армии элита —

Мобильный рушащий кулак:

Парней отважных сила слита

На острие лихих атак.

 

Они с небес, под куполами

Летят к земле — не на парад!

Сурово встретятся с врагами

Десантный нож и автомат.

 

Они защитники Отчизны —

Сыны в беретах голубых.

В боях свои отдали жизни,

Сражаясь, многие из них.

 

Покуда сердце будет биться,

Присяге, доблести верны.

Не зря народ у нас гордится

Небесным воинством страны!

 

И на гражданке братство это

Не смогут выстудить года.

Никто не выбросит берета,

Тельняшки с ними навсегда.

Ю. Безус

 

Ночной десант

Памяти Александра Коломийца

 

Ночные прыжки — боевая наука!

Чтоб спрятаться, нет в самолете угла.

Распахнуты створки десантного люка,

И хлещет по лицам морозная мгла.

 

Как зверь умирающий, воет сирена,

И синяя лампа мигает, как глаз,

И сквозь ощущенье тревожного крена:

«Пошли!» — ударяет команда-приказ.

 

Ты в черный провал, словно в пропасть, ныряешь.

Насквозь леденящие струи прожгли.

И в это мгновение вновь вспоминаешь:

Три тысячи метров — прыжок до земли!

 

Швыряет потоком тебя вверх ногами,

Хлопок парашюта — и сильный рывок.

Три тысячи метров, не будьте врагами!

Всё тело — не тело, а нервов комок.

 

Но все же надежны и купол, и стропы.

Все ближе и ближе чернеющий лес,

Все ближе земля и опасные тропы...

Помолишься Богу, спускаясь с небес.

 

В руках автомат появляется снова,

Лишь купол продрогший в сугробах погас.

Пружиной стальною сработать готова

Братва боевая, чье имя — спецназ.

Ю. Безус

 

Десантник

Горжусь я тем, что я десантник.

Род войск мой самый боевой.

Девиз десантников — внезапность,

Идём мы прямо с неба в бой.

 

Пусть мне завидует пехота,

Танкисты, даже моряки —

Они все бравые ребята,

Но вот от неба далеки.

 

Парю я в небе, словно птица,

Сажусь верхом на облака.

С такой небесной маскировкой

Не виден я для глаз врага.

 

В десанте мужество в почёте —

О личной доблести молчу.

Но ставят нам лишь те задачи,

Что остальным не по плечу.

 

Мы входим в группы миротворцев:

Возьмите миссию «Кей-Фор».

О нашей службе на Балканах

В Европе помнят до сих пор

 

Горжусь я тем, что я десантник.

Род войск мой самый боевой.

Илья-пророк — наш покровитель,

Всегда идём мы смело в бой.

А. Аров

 

День десантника

Сегодня день особенный в России

У православных и у ВДВ.

На улицах береты голубые,

Звон колокола в гулкой синеве.

 

В такой стране двум праздникам не тесно.

Честь велика и жребий ваш высок:

Стал вашим покровителем небесным,

Поднявшись к Богу, сам Илья-пророк.

 

Служа земле, вы падаете с неба.

Так глина превращается в кремень,

И затыкает быль любую небыль

Играючи за воинский ремень.

 

Вися на стропах, всем ветрам открыты.

А приземлились — всё, конец игры.

За дело окрестили вас элитой.

Вы — козырь. Тот, который нечем крыть.

 

И за себя, и за других в ответе,

Переступая через не могу,

Вы — гром из неба ясного, вы — ветер,

Вы — снег и дождь за шиворот врагу.

А. Клоковский

 

День десантника...

На ратный подвиг до седьмого пота,

За край родной, за жен и за детей,

Поднимется крылатая пехота,

Щит необъятной Родины моей.

 

Пусть знают все, земли исконно русской,

Не отдадим ни пяди, ни куска,

А чтоб наивных не было иллюзий,

На это есть десантные войска.

А. Ратник

 

С Днем воздушно-десантных войск!

День ВДВ сегодня отмечают

Все, кто служил в прославленных войсках.

И те, кто ныне службу продолжают

На ближних подступах и дальних рубежах.

 

Десант в тридцатые года создали,

Тогда был первый совершен прыжок.

Впервые парашюты испытали,

Эксперимент к себе внимание привлек.

 

И началась работа с парашютом:

Познание, учение, прыжки.

Отсчет прыжка считали посекундно,

Десантники уроки извлекли.

 

И создана «крылатая пехота» —

Гвардейские десантные войска!

Была у них всего одна забота:

Сойти на землю с неба без труда.

 

Сформировал войска — Герой Маргелов,

Военачальником десантников он был.

Он очень много для десанта сделал,

Десантник «дядю Васю» не забыл.

 

Есть у десантников традиция купаться,

В фонтаны прыгать в светлый праздник свой.

Как будто к небу с облаками прикасаться,

Что отражаются в водице той.

 

И помянуть друзей не забывают,

С кем службу они ратную несли.

За тех, кто умер, стопку поднимают

И за живых, себя чтоб берегли.

 

Давайте же поздравим мы элиту,

Здоровья пожелаем всем сполна.

Спасибо им за службу и защиту,

Пусть славятся Десантные войска!

А. Карабин

 

Десантник

Всегда ты был одним из тех,

Шагнувших в бездну смело,

И с лёгкостью, как первый снег,

Поток выносит тело.

 

Хлопком открылся основной,

Он не подвёл ни разу,

И до отказа синевой,

Себя наполнил сразу.

 

Ты в детстве небо полюбил,

Когда ещё был мальчик,

Смотрел, как ветер уносил,

С ладони одуванчик.

 

Теперь берет на голове,

Тельняшка душу греет,

Плывет «Илюша» в синеве,

И купол твой белеет…

Р. Степанов

 

Десантура

Парашюта наполнился купол,

Нервы строп потянулись к нему,

Взгляд, как молнией, всё ощупал,

Кто прочувствовал — тех я пойму.

 

Быть десантником ох, как непросто:

С неба — в бой, и ни шагу назад,

И не важно какого ты роста:

Важен твой атакующий вклад.

 

Десантура своих не бросает,

И свои не бросают десант,

У десантника дух не ветшает,

Быть десантником — тоже талант.

 

Голубые, как небо, береты,

Нам вручала наша страна.

Их храним, это наши ответы

Для вруна, крикуна, драчуна!

 

Парашюта наполнился купол,

Он как зонт над родимой землёй,

Ни в запас, ни в отставку не убыл

Десантуры порыв удалой!

К. Жосан

 

Никто кроме нас

Мы приходим, откуда не ждут,

в небесах облака раздвигая,

нас крылатой пехотой зовут,

потому что в бой с неба вступаем.

 

Не страшит никакой нас приказ,

мы уложимся в сжатые сроки,

там пройдём, где никто, кроме нас,

не способен осилить дороги.

 

ВДВ — это доблесть и честь,

это натиск, отвага и сила.

С неба чистого добрую весть

в наши души удача вложила.

 

Жизнь свою парашютной стропе

доверять нам не раз приходилось,

за покой на родимой земле,

чтоб величье в веках её длилась…

С. Меркулов

 

Слава ВДВ

К нам была удача благосклонна,

к нам благоговели небеса.

И Илья пророк, вполне резонно,

под свои пустил нас образа.

 

Покровитель воинства святого,

гвардии крылатой дирижёр.

Нам в раздолье неба голубого

подарил чарующий простор.

 

И с тех пор мы с небом неделимы,

цвет берета подтвержденье в том.

Мы страны Великой исполины,

верный щит перед любым врагом...

С. Меркулов

 

Ко дню ВДВ…

Чуть утро озарил рассвет,

Блеснул на взлетной полосе аэродрома.

Грядущий день с надеждой шлет привет.

И нам опять в прорыв идти, вдали от дома.

 

Звучит команда, как раскатный гром,

Накинуть парашюты и в шеренгу.

Распределят по кораблям, ну а потом

Короткий инструктаж и в переделку.

 

Уже ревут турбины, чуя старт,

Идет проверка экипажа самолета.

По трапу поднимается десант.

Начав отсчет минут для взлета.

 

И вот дано добро всем на отрыв,

И друг за другом ровным интервалом

ИЛ-ы штурмуют небо, не забыв

Оставить ровный шлейф над перевалом.

 

Для нас не существует тех задач,

Которые в числе невыполнимых.

Ведь каждый в ВДВ не знает неудач,

Там трусов нет, и нет героев мнимых.

 

Здесь каждый друг за друга как стена.

И чувствует плечо и сам подставит,

Иначе нам не выжить. всем хана,

Ведь мы одни, кругом противник правит.

 

Примеров этому хоть пруд пруди,

Не хватит пальцев на руках, ты б не старался:

Афган, Чечня теперь вокруг Балкан —

Везде наш брат тельняшки не стеснялся

 

И вот в ушах протяжный вой сирены —

Сигнал начала выброски в тылу.

В висках от напряженья вздулись вены,

И мы летим на голову врагу.

 

Я горд за тех, кто в голубых беретах

Спасает мир и не щадит себя.

Да будет вам удач в победах,

За это низкий мой поклон, друзья!

С. Новосадов

 

ВДВ — достойные войска

ВДВ — достойные войска,

Гордость и оплот родной России!

Ваша честь безмерно высока,

И берет сродни небесной сини.

 

Всех мальчишек с самых ранних лет

Покоряют подвиги лихие.

И глядят вам восхищённо вслед

Юные красавицы России.

 

Вы присяге воинской верны,

И парите в поднебесной сини.

Родины достойные сыны,

Бравые десантники России!

 

Вам в любых сраженьях равных нет!

Совершая подвиги крутые,

Мира вы несёте яркий свет,

И гордится вами мать-Россия!

Н. Веденяпина

 

Генацвале

Ты помнишь, генацвале, как с тобой

В горах Афганистана воевали?

Дорогу под Гератом, рейд ночной,

Где мы друг друга братом называли.

 

И тот последний бой на «серпантине»,

Где разнесло фугасом БМД, *

Как ты к горящей бросился машине

И нес меня по скалам на себе.

 

Границу между нас не провести,

В боях окрепла дружба, а не в сказках.

Политики, не стойте на пути,

Ведь наши души все еще в тельняшках.

 

И, если надо, — друг прикроет спину

В Панкисии, Осетии, в Чечне...

И эту дружбу передам я сыну,

Она родилась в той еще войне.

 

А честь солдата, доблесть и отвагу

Господь на небесах не отменял,

И дружбе нашей мы верны, как флагу,

Что под Баграмом ротный поднимал.

В. Иванов

 

Великая Отечественная

 

Десантники

 

1

Воз

воспоминаний

с места строну...

В городе, голодном и израненном,

Ждали переброски на ту сторону,

Повторяли, как перед экзаменом.

 

Снова

Повторяли все, что выучили:

Позывные. Явки. Шифры. Коды.

Мы из жизни

беспощадно вычли

Будущие месяцы и годы.

 

Скоро спросит,

строго спросит Родина

По программе, до сих пор не изданной,

Все, что было выучено, пройдено

В школе жизни,

краткой и неистовой.

 

Постигали

умных истин уймы,

Присягали

Родине и знамени.

Будем строго Мы экзаменуемы, —

Не вернутся многие с экзамена.

 

2

В снег Синявинских болот

Падал наш соленый пот,

Прожигая до воды

В заметенных пущах

Бесконечные следы

Впереди идущих.

 

Муза тоже там жила,

Настоящая, живая.

С ней была не тяжела

Тишина сторожевая.

 

Потому что в дни потерь,

На горючем пепелище,

Пела чаще, чем теперь,

Вдохновеннее и чище.

 

Были битвы и бинты,

Были мы с войной на «ты»,

Всякие видали виды.

Я прошел по той войне,

И она прошла по мне, —

Так что мы с войною квиты.

 

3

Мы под Колпином скопом стоим,

Артиллерия бьет по своим.

Это наша разведка, наверно,

Ориентир указала неверно.

 

Недолет. Перелет. Недолет.

По своим артиллерия бьет.

Мы недаром Присягу давали.

За собою мосты подрывали, —

Из окопов никто не уйдет.

Недолет. Перелет. Недолет.

 

Мы под Колпином скопом лежим

И дрожим, прокопченные дымом.

Надо все-таки бить по чужим,

А она — по своим, по родимым.

 

Нас комбаты утешить хотят,

Нас, десантников, армия любит...

По своим артиллерия лупит —

Лес не рубят, а щепки летят.

 

4

Мне цвет защитный дорог,

Мне осень дорога —

Листвы последний ворох,

Отцветшие луга.

 

Кленовый стяг похода,

Военный строй вдали,

Небесная пехота —

Грачи и журавли.

 

Мне цвет защитный дорог,

Мне осень дорога —

Листвы бездымный порох,

Нагие берега.

 

И холодок предзорный,

Как холод ножевой,

И березняк дозорный,

И куст сторожевой.

 

И кружит лист последний

У детства на краю,

И я, двадцатилетний,

Под пулями стою.

А. Межиров

 

Небесный десант

«Пятьдесят четыре танка, колонны бронемашин

и грузовики с солдатами идут прямым ходом на Москву.

Есть бомбардировщики, но израсходованы бомбы…

— Готовить десант!

— Нет парашютов.

— Готовить десант, — повторил Жуков».

Из документов Великой Отечественной войны.

 

Помолившись, маршал Жуков

Об одном спросил ребят:

«Кто живот готов за други

Положити? Станьте в ряд…».

 

И шагнули богатыри

Три шага полком вперёд,

Новобранцы из Сибири —

Постоять за свой народ…

 

Средь фашистов вышла смута.

Воздух в ужасе стал бел:

Без крыла, без парашюта

Вместо бомб десант летел…

 

Словно голуби-подранки,

С лёта падали в снега,

Их расстреливали танки,

Танки злобного врага.

 

Чрево вражеской колонны,

Начинённое свинцом,

Изрыгало смерть и стоны,

Усыпляя вечным сном.

 

Добровольцев, паче снега, —

Очищал расправой бес,

Чтоб взойти душе на небо,

Души падали с небес,

 

Истекая алой кровью,

Опалённые огнём.

Подвиг их крестил любовью

Под Можайском зимним днём.

 

Полегли на поле сечи,

Вражью технику круша,

Догорали, словно свечи,

Ликовала лишь душа,

 

Плоть покинув, убиенну

Взрывом связанных гранат.

Через муку незабвенну

Устремляли к Богу взгляд.

 

Их питала вышней силой

Подмосковная земля.

Снег стал братскою могилой,

Упокоили поля

 

Наших ангелов бескрылых,

Научившихся летать.

Русский Дух Святой дал силы?

Чтоб бессмертием венчать.

Л. Перцева

 

Десант

Нас подняла тревога в ноль четыре.

Сформировали полк три дня назад.

Надеты парашюты, получили

увиденный впервые автомат.

 

Аэродром.

Позёмкой стелет вьюга.

— «На карабин!» —

Слегка дрожит рука.

Нас выбросили где-то под Калугой

на чёрные изрытые снега.

 

Звенящий крик: «За Родину, ребята!»

Свинцовым ливнем разрывая мрак —

и тая,

словно иней,

до заката

полк выдержал четырнадцать атак.

 

Мы восемь дней, как бес на сковородке,

вертелись,

не давая спать врагу.

Из пулемётов

и прямой наводкой

нас распинали в огненном логу.

 

Мы огрызались, клещи разрывали,

нас защищал до слёз знакомый лес.

Мы, как собаку на цепи, держали

отборную дивизию СС.

 

Осталось трое нас —

одна граната

и ненависть, стучащая в висок.

И крыл сержант на запад крепким матом,

хотя мы отходили на восток.

 

Я те бои не позабыл и ныне.

Я чувствую,

я вижу по ночам,

как друг мой подрывается на мине,

а купол парашюта — как свеча.

 

Как мы тогда

коричневую мразь,

не думая уже в живых остаться,

заставили споткнуться —

не упасть,

ещё не рухнуть, но уже шататься.

 

Мы выстояли,

даже отступая.

Их тысячи,

а мы втроём — стена!

И операций крупных не решая,

решали операцию «ВОЙНА»!

С. Юрченко

 

Уходит в небо с песней полк...

Уходит в небо с песней полк

От повара до командира.

Уходит полк, наряжен в шелк,

Покинув зимние квартиры.

 

Как гром, ночной аэродром.

Повзводно, ротно, батальонно

Построен в небе голубом

Десантный полк краснознаменный.

 

Там в небе самолетов след,

Как резкий свет кинжальных лезвий,

Дымок дешевых сигарет

И запах ваксы меж созвездий.

 

Пехота по небу идет,

Пехота в облаках как дома.

О, знобкий холодок высот,

Щемящий, издавна знакомый!

 

По тем болотам подо Мгой,

Где мы по грудь в грязи тонули

И поднимались над кугой

На уровне летящей пули.

 

Смотрю, как мерзлую лозу

Пригнул к земле железный ветер,

Стою и слушаю грозу,

Как будто первый раз заметил,

 

Что подвиг, как бы он высок,

Как ни был бы красив, — работа.

И пахнет кирзою сапог,

И звездами, и солью пота.

С. Орлов

 

Баллада о десанте

Хочу, чтоб как можно спокойней и суше

Рассказ мой о сверстницах был...

Четырнадцать школьниц — певуний, болтушек —

В глубокий забросили тыл.

 

Когда они прыгали вниз с самолета

В январском продрогшем Крыму,

«Ой, мамочка!» — тоненько выдохнул кто-то

В пустую свистящую тьму.

 

Не смог побелевший пилот почему-то

Сознанье вины превозмочь...

А три парашюта, а три парашюта

Совсем не раскрылись в ту ночь...

 

Оставшихся ливня укрыла завеса,

И несколько суток подряд

В тревожной пустыне враждебного леса

Они свой искали отряд.

 

Случалось потом с партизанками всяко:

Порою в крови и пыли

Ползли на опухших коленях в атаку —

От голода встать не могли.

 

И я понимаю, что в эти минуты

Могла партизанкам помочь

Лишь память о девушках, чьи парашюты

Совсем не раскрылись в ту ночь...

 

Бессмысленной гибели нету на свете —

Сквозь годы, сквозь тучи беды

Поныне подругам, что выжили, светят

Три тихо сгоревших звезды...

Ю. Друнина

 

Баллада о парашютах

Парашюты рванулись

И приняли вес.

Земля колыхнулась едва.

А внизу — дивизии

«Эдельвейс»

И «Мертвая голова».

 

Автоматы выли,

Как суки в мороз;

Пистолеты били в упор.

И мертвое солнце

На стропах берез

Мешало вести разговор.

 

И сказал Господь:

— Эй, ключари,

Отворите ворота в Сад!

Даю команду

От зари до зари

В рай пропускать десант.

 

И сказал Господь:

— Это ж Гошка летит,

Благушинский атаман.

Череп пробит,

Парашют пробит,

В крови его автомат.

 

Он врагам отомстил

И лег у реки,

Уронив на камни висок.

И звезды гасли,

Как угольки,

И падали на песок.

 

Он грешниц любил,

А они — его,

И грешником был он сам.

Но где ж ты святого

Найдешь одного,

Чтобы пошел в десант?

 

Так отдай же, Георгий,

Знамя свое,

Серебряные стремена.

Пока этот парень

Держит копье,

На свете стоит тишина.

 

И скачет лошадка,

И стремя звенит,

И счет потерялся дням.

И мирное солнце

Топочет в зенит

Подковкою по камням.

М. Анчаров

 

На самом краешке

Разгружались на станции энской,

В километре от передовой,

Над шоссейкой и над железкой

Самолеты чужие. Вой!

 

Вновь пикируют. Поливают.

От свинца холодок в груди…

Далеко еще передовая,

А пехота — там, впереди.

 

Ей, царице полей, труднее,

Ей в атаку опять, опять.

И готовы мы перед нею

Шапку (каску!) хоть нынче снять.

 

…А потом блиндаж. Два наката.

На НП* я замер почти.

Раздается голос комбата:

«Впереди никого, учти!»

 

Впереди, где кусты намокли,

Лишь враги — и любой притих.

И направлены наши бинокли

Не куда-нибудь, а на них.

 

А над Волгою, в небе синем,

Тучи тянутся, как холмы.

За спиной половина России,

А на самом краешке — мы.

 

Острый ветер в лицо мне дунул,

Как спасения ждал его.

Я в масштабах страны не думал,

Я вчерашний школьник всего.

 

Вот шинельку пробитую скину:

Жарковато среди огня…

Мне Урал и Сибирь дышат в спину —

И надеются на меня!

* Наблюдательный пост.

М. Найдич

 

Десант

Как стропы, натянуты нервы!

Я будто бы видел сам,

Как осенью, в сорок первом

В небо ушёл десант.

 

Сказал командир: «Не верьте,

Что нас развлечение ждёт.

Нас ждёт полшага до смерти!» —

И все шагнули вперёд.

 

И, стало быть, снова в огонь и дым,

И снова смерть им в глаза!

Но каждый твёрдо уверен был,

Что он-то вернётся назад!

 

И падали парни в предутренний мрак,

Руки раскинув, как крылья;

И ждал их внизу обезумевший враг,

Своим безумием сильный...

 

Мама-старушка, свечу запали

И плачь всю ночь без роздыха:

Десант не успел долететь до земли,

Его расстреляли в воздухе...

А. Овчуков-Суворов

 

Десант

Десант военный, парашютный

Морозной ночью января

(год 43-й — очень лютый,

и оккупантов — как зверья)

 

Был выброшен, но неудачно —

Их разнесло по хуторам.

Испанцы, русские и «дочка»

(так старожилы говорят) —

 

Радистка — девочка босая

Терпела пытки, как герой.

По именам не всех мы знаем,

Они попали в трудный бой.

 

Испанцы — парни молодые,

Лишь командир остался жив.

Глаза испанцев голубые

Мы вспоминаем, не забыв.

 

Но горе страшное, людское,

Когда в гробах лежал десант

И Валя, девочка с косою,

Могилы, старый Летний сад...

 

Лишь командира Эспиноса

Смогли спасти и подлечить,

Но он без ног остался тоже

И продолжал героем жить.

 

Теперь война в далёком прошлом,

Лишь память горькая о ней

В сердцах и душах бродит болью

В воспоминаниях людей.

 

На плитах, что у обелиска,

Их имена — средь каневчан

Написаны с геройским смыслом —

Здесь похоронен наш десант!

Т. Гречаная

 

Памяти героев-парашютистов

Их, озверев, пытали так фашисты,

Но тайны не добились всё равно,

Не выдали друзья-парашютисты,

Что клятвою навек закреплено.

 

Победа на штыках победоносных

Пришла к друзьям, склонила шёлк знамён…

И вот над нами расцветают вёсны,

Шумит в саду задумавшийся клён.

 

Приди сюда, ослабленный рыданьем.

Героев сердце — мужества родник.

И ты поймёшь: перед твоим страданьем

Бессмертных образ истинно велик.

 

И будет праздник у тебя хороший —

Где б дни твои счастливые ни шли,

Приди сюда к погибшей молодёжи

И поклонись героям до земли.

 

Цветёт весна над мраморной плитою,

Шумят деревья ласковой листвой,

Роняет цвет с любовью,

Как мать слезу, на камень гробовой.

М. Шилов

 

Десантник

Брату Степану

 

Нет, я не прыгал ночью с парашютом

В напичканный врагами черный лес.

Не шел я тем болотистым маршрутом,

Где крался ты смертям наперерез.

 

И не был я на той лесной поляне,

Всего шагов с полсотни шириной,

Где каждый думал об одном лишь плане:

Чтоб пересечь ее любой ценой.

 

И вот уже — спасительный кустарник.

И наши парни рядышком с тобой.

А ты мрачнел: остался там напарник,

Навек сроднившись с выжженной травой.

 

А ты мрачнел…

И до сегодня мука

Порой чернит безоблачность лица.

Не вынес друга. Мертвого.

Из круга,

Исчерченного трассами свинца.

 

А как, скажи мне, сделать было это,

Когда осколок жег твою ладонь

И — хоть бы тень лощинки иль кювета?

Нет ничего! Равнина и огонь…

Н. Стрельников

 

Винтовка десантника

Затуплен штык. Заржавлен магазин.

Тогда две пули не достигли цели.

Находка героических глубин

Свинцовой, сорок первого, метели.

 

Все не успел патроны расстрелять…

Безвестны имена их. Вечно святы.

Чья юная жена, седая мать

У юрты плакала, разбитой хаты?

 

Он был убит в напористом бою

Десанта. В дивной бухте Кара-Дага.

Они идут, восставшие, в строю

«Бессмертного полка» под алым стягом.

И. Сидоренко

 

Небесное воинство

Светлой памяти отца моего,

Зубарева Куприяна Григорьевича,

участника Великой Отечественной

войны, воина Воздушно-десантной

бригады, посвящаю

 

Святой Георгий собирает рать,

И в небеса уходят ветераны.

Они и там, коль дан приказ «Стоять!»,

Отчизну защищать не перестанут.

 

Проходят батальоны и полки,

И облака колышутся, как волны.

Незримые те воины легки,

А в их руках сверкают пики молний,

 

Готовые, лишь только грянет гром,

В прах сокрушить любого супостата.

И час придёт, мы отстоим свой дом —

Бог с нами и небесные солдаты.

 

И ты, отец мой, тоже в том строю,

В полку десантном, где солдаты седы,

И слушаешь, как ангелы в раю

Для вас играют светлый марш Победы.

С. Зубарев

 

Начало

На тихую юность, залитую светом,

Спускается сумрак военного дня…

Так группа десанта, сносимая ветром,

Спускается в море чужого огня.

 

Ещё не обветрены руки и лица,

Солдатский паёк не всегда по нутру,

Ещё не щедра на медали столица,

А значит, каптёр* ещё скуп на махру.

 

Ещё при дрожащем полуночном свете

Никто из ребят осознать не готов,

Что разом прибавят нам первые смерти:

Сначала — махорки, потом — орденов.

 

* Заведующий имущественным складом (каптёркой)

М. Анищенко

 

Сон старого десантника

Природу тихо наполняют звуки.

Роняют пчёлы жёлтую пыльцу.

И чутко-чутко вздрагивают руки,

И молнии проходят по лицу.

 

Но вот сигнал его с земли срывает.

Огнём настильным искорёжен лес.

Последняя атака штыковая.

Ещё бросок — и вздрогнули «СС».

 

Блаженно горло обжигает водка.

Со смертью рядом шастает весна…

Взята, взята проклятая высотка…

Полвека, как закончилась война.

В. Козырев

 

Продолжение

Не мечтал, что вновь придётся

Мне с орлиной вышины

Зреть оранжевые солнца

Парашютов вытяжных.

 

Думал я, что отболело

Чувство взлёта, отжило:

С головой белее мела

Где ж подняться на крыло?

 

Но не чудо ли, не чудо ль:

Я лечу, лечу, лечу!

Снова молодости удаль

Мне сегодня по плечу.

 

Дни былые возвращая,

Разве я, гвардейцы, стар,

Коль, как прежде, ощущаю

Динамический удар?

 

По усталости, по грусти

Ударяет он меня...

Вот и руку мне до хруста

Жмёт крылатая родня.

 

Обнимает, поздравляет,

Удивляется, поди,

Как я ловко управляюсь

С перемычкой на груди.

 

Как берусь за перехваты

И за стропы... Ну и ну!

Милые мои солдаты!

Я мальчишкой на войну

Улетал на крыльях белых,

Отрывался от У-2*,

Потому белее мела

Удалая голова.

 

Впрочем, это просто к слову

Вспомнил я накоротке...

С вами я сегодня снова

В затяжном своём прыжке.

 

* У-2 — советский самолёт, за применение в сельском хозяйстве прозванный «кукурузником», активный участник Великой Отечественной войны.

А. Балин

 

Афганистан

 

Вышли из войны

Вышли из войны, как из купели,

И, не доверяя тишине,

Перед жизнью словно оробели,

Словно бы остались на войне.

 

Их высокой чести и печали

Обучали пламя и свинец.

Школы до сердец не достучались —

Пули достучались до сердец.

 

Разные по возрастам и званьям,

Равные по песням и судьбе,

Формулы, известные заранее,

Снова проверяют на себе.

 

Им сегодня тесно на Арбате.

Музыка для них не весела.

Где-то в Кандагаре иль Герате

Раненая молодость прошла.

 

Вот она в составе отделенья,

В голубых беретах, на броне,

Как одно прекрасное мгновенье,

Кнопками приколота к стене.

 

А за кадром пули пролетали.

И горела техника в пыли.

А отцы боев не наблюдали

И уже до пенсии дошли.

 

И Отчизна, что сказала: надо

Вам побыть в пороховом дыму, —

На героев смотрит виновато

И еще не знает, почему...

Ю. Беличенко

 

Репортаж

 

1

Поравнялись — и мимо прошли,

пели тонкие ломкие горла...

Вертолеты их ждали вдали.

Шли они зеленее, чем форма.

 

— Мы отсюда бросаем десант,

эти парни нацелены драться.

Их еще, — пояснил лейтенант, —

называют в полку камикадзе.

 

Так спокойно он это сказал,

будто справил простую работу...

Я стоял и не верил глазам —

это вывели смертников роту.

 

Это шли — маскхалат, автомат...

Это бросил мне мальчик шагавший

свой прощальный просительный взгляд

перед ждавшей его рукопашной.

 

Это вот они пели о чем,

малым ростом ряды замыкая...

А убьют, мол, родная, — о том

будет почта тебе полевая.

 

Вот один — автомат на ремне! —

вдруг споткнулся о выступ кирпичный...

Это как же он так на войне? —

Ты скажи, лейтенант пограничный!

 

Может, просто их учат в песках

облачаться в военную шляпу

и на крытых грузовиках

подъезжать к вертолетному трапу.

 

Вот приедут, вернутся в свой дом

и покажут соседям, как надо

защищаться армейским ножом

или бить по затылку прикладом.

 

Или, взявшись за сердце свое,

вдруг очнутся, в спасенье не веря,

и охотничье чье-то ружье

не поднимется даже на зверя.

 

2

Постепенно в войсках перестали курить,

стоит ночью кому-то зажечь сигарету,

как противник использует эту примету,

начинает немедля ракетами бить.

 

И шутить постепенно не стали в войсках.

Здесь, на этой войне, неестественен Теркин,

стоит лишь отойти от машин на задворки,

как подходит опять притаившийся страх.

 

Постепенно в войсках воцарилась судьба,

и легенды пошли о ночных муджахидах...

Стало раненых меньше, но больше убитых,

вот такою прицельною стала стрельба.

 

3

А гроб-те закрытый...

А гроб-то забитый...

Сынок мой, сынок мой,

да ты ли убитый?

 

А гроб-то из цинка...

Да ты ли в нем, сынка?

Собралась вся школа,

пришла твоя Инка.

 

Пустите — пройду я...

На лоб не подую.

Хотя бы на крышку

твою упаду я,

 

чтоб все же добиться —

о, что же творится?!

Кому это надо?

И кто же убийца?..

В. Рубин

 

Простите...

Пустеет обойма... Упал на тропинку

Отстрелянной гильзой еще один год...

По-прежнему больно смотреть фотоснимки,

Где в полном составе десантный наш взвод.

 

Где взводный-старлей, прислонившись к платану,

Хохочет мальчишкой на фоне небес,

Не зная еще, что уйдет из Афгана

«Двухсотым» вертушкой попутной в Термез.

 

А это — «пскопские» ребята, из Велье,

Друзья с малолетства — до горних высот.

Они полегли под Салангом в ущелье,

Втроем — чтобы вместе — прикрыв наш отход.

 

А мы, уходя, поклялись, что к закату

Вернемся, но все-таки знали тогда,

Что ляжет на нас, не исполнивших клятву,

Могильной плитою вина. Навсегда.

 

На каждого ляжет, кто выжил и вышел,

Кто нынче, как я, над альбомом затих.

Наверное, все вам понятнее свыше...

Простите, ребята, простите живых...

Ю. Беридзе

 

Девятая рота

Еще на границе и дальше границы

стоят в ожидании наши полки,

а там, на подходе к афганской столице,

девятая рота примкнула штыки.

 

Девятая рота сдала партбилеты,

из памяти вычеркнула имена.

Ведь если затянется бой до рассвета,

то не было роты, приснилась она…

 

Войну мы тогда называли работа,

а все же она оставалась войной.

Идет по Кабулу девятая рота,

и нет никого у нее за спиной.

 

Пускай коротка ее бронеколонна,

последней ходившая в мирном строю, —

девятая рота сбивает заслоны

в безвестном декабрьском первом бою.

 

Прости же, девятая рота, отставших:

такая уж служба, таков был приказ.

Но завтра зачислят на должности павших

в девятую роту кого-то из нас.

 

Войну мы опять называем работа,

а все же она остается войной.

Идет по России девятая рота,

и нет никого у нее за спиной…

В. Верстаков

 

О подвиге 9-й роты 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка 7 — 8 января 1988 года.

 

Последний поход

Разорван погон под ремнем автомата,

истерлась тельняшка на левой груди,

где сердце колотится, не виновато

во всем, что за нами и что впереди.

 

Прошли по ущелью, спустились в долину,

поднялись оттуда на горный хребет,

в бою разделившись на две половины —

оставшихся здесь и оставивших свет.

 

Прошли по хребту, по горящему склону,

фронтальной атакою взяв перевал.

И снова Господь перестроил колонну:

из двух одного в небеса отозвал.

 

Пошли с перевала по тропам овечьим,

по минным ловушкам, под скрестным огнем,

внезапно сверкавшим сиянием вечным

ребятам, с которыми рядом идем.

 

Спустились по тропам на горное плато.

Легко нам загадывать — нечет и чет:

один из нас в небо взметнется крылато,

другого навеки земля привлечет.

В. Верстаков

 

Десант

Ночной вертолётик летит по войне,

огни потушив бортовые.

И страшно немного, и радостно мне,

что мы в небесах, что живые.

 

Десантники спят на скамьях, на полу,

обнявши стволы и приклады,

фонариком высветил карту в углу

начальник разведки бригады.

 

Под нами незримые горы плывут,

враждебные черные горы,

куда мы шагнем через двадцать минут,

рванув перед боем затворы.

 

И будет стрельба, будет мат-перемат,

сухие гранатные взрывы…

И трое из ныне вздремнувших ребят

навеки останутся живы.

В. Верстаков

 

В горах

Нас в горах не найдет

почтовой самолет,

и письмо от тебя

до меня не дойдет.

 

Посветлеют снега,

встанут стены огня.

Будет бить ДШКа

из ущелья в меня.

 

Будет бить ДШКа,

будет жизнь коротка,

может быть, у меня,

может быть, у стрелка…

 

Нас в горах не найдет

даже радиосвязь.

С безымянных высот

лупят в нас, не таясь.

 

Поднимаемся в рост,

отвечаем огнем,

между огненных звезд

по Вселенной идем.

 

И краснеют снега,

и дробится скала.

Смерть в горах дорога —

жизнь такой не была.

 

Нас в горах не найдет

запоздавший приказ,

и никто не придет

и не выручит нас.

 

Погибает десант,

погибает навек.

…Погодите, я сам,

 это — мой человек,

 

это мой ДШКа,

это мой разговор,

я дойду до стрелка,

он не спустится с гор…

 

Нас засыплет метель,

нас завалит скала.

Смерть мягка, как постель,

жизнь такой не была.

 

Мы в объятьях сплелись,

мы навеки родня.

Пусть продолжится жизнь

без него и меня.

В. Верстаков

 

Завалы, заслоны, засады

Завалы, заслоны, засады,

барханы, сугробы, ветра.

Наверно, забыть это надо,

но помнится, словно вчера.

 

Страна, что «за речкой на юге»,

как мы ее звали подчас,

останется песней о друге,

навечно ушедшем от нам.

 

В той песне и боль и просторы

тревожных афганских дорог,

и гордость, и горе, и горы,

где друг отозваться не смог.

 

А мы вот пришли из-за речки,

мы обняли жен и детей

и песню поем на крылечке

среди невоенных гостей.

 

Ни взглядом, ни словом, ни нотой

ничье не смутим бытие.

Война была нашей работой,

и мы выполняли ее.

 

Но если концовку припева

подтянет невидимый друг,

мы глянем не вправо, не влево,

а в сторону речки, на юг.

В. Верстаков

 

Последняя тельняшка

Ведь это сердце, а не фляжка,

и не вода течет, а кровь.

Спасай, десантная тельняшка,

дай силы, женская любовь.

 

В чужой земле, в нерусском небе

война следила день за днем,

как на солдатском горьком хлебе

мы выживали под огнем.

 

Атаки, рейды и подрывы,

стук пулеметов и сердец.

Но мы с тобой остались живы,

но мы вернулись наконец.

 

А если снова станет тяжко,

и нас война догонит вновь, —

спасай, последняя тельняшка,

дай силы, первая любовь.

В. Верстаков

 

* * *

Давай за тех, кто не вернулся,

кто стал частицей тишины,

кто лег в горах и не проснулся

от необъявленной войны.

 

Давай не чокаясь, ребята,

давайте молча и до дна

за офицера и солдата,

кого взяла к себе война.

 

Давайте вспомним поименно

тех, с кем навеки сроднены,

кто был частицей батальона,

а стал частицей тишины.

 

Отставить не имеем права,

а только молча и до дна,

поскольку общая держава,

поскольку общая война…

В. Верстаков

 

Иное измерение

Струной звенящая стропа —

Строка крылатого десанта.

По шариату будет завтра —

День, что для нас уже вчера.

Вчера, вот именно, вчера...

 

В тот час, когда хрипели нудно,

Чихали, кашляли паскудно

Движки надёжных БМД,

Подсумок тяжелел рожками,

И за спиною, там, за нами,

Всё было мято, как везде,

 

Где Контингент,

Свой континент,

Свою земную Атлантиду;

Изгрыз зубами не для виду,

А оттого, что — Контингент...

 

Струной звенящая стропа —

Строка крылатого десанта.

По шариату только завтра —

ДЕНЬ, что для нас уже ВЧЕРА.

О. Гринякин

 

* * *

В кулаке — светляк от сигареты.

Ночь в проломе серого дувала.

Оседает «ёлочкой» ракета

В каменную яму перевала.

 

Звёзды — точно косточки граната

В воздухе полночном и весеннем,

Да родная тяжесть автомата,

Что прилёг котёнком на колени...

 

Ощутить судьбу свою — гитару

В этот час, мистический и ранний,

Не в костлявых пальцах Чарикара,

А в ладонях трепетных Рязани.

 

Там, где пахнет хвоей и грибами,

Где блестит в траве дорога к дому,

Где не будешь тыкаться руками

Сослепу в последние патроны.

М. Кошкош

 

Бросьте!

Бросьте, не надо нас делать святыми!

Разве безгрешны бывают солдаты?

Мы возвращались усталыми, злыми,

С болью и матом.

 

С верой в дорогу к родимому дому

Переносили Восток и лишенья.

Это потом пристрастились к спиртному.

По возвращенью.

 

Бред, что мы продали дьяволу душу!

С нами столкнувшись, шарахались черти!

Нас научили хребты Гиндукуша

Жизни и смерти.

 

Ложь, будто мы разучились смеяться!

Просто не можем смеяться беспечно —

Нам на войне было многим по двадцать.

Многим — навечно.

 

Жизнь продолжается дальше. И всё же

Скрыта у всех — и счастливых и пьяных

Неоперабельным раком под кожей —

Память Афгана...

М. Кошкош

 

* * *

Мне память перетряхивает душу

И снова страшный сон соединит

Все звёзды на вершинах Гиндукуша

И звёзды у могильных пирамид.

Друзей моих мальчишеские лица,

Военный неустроенный уют...

А утром мне захочется напиться,

Боюсь, меня не многие поймут.

 

Опять, сгорая, падает ракета.

Стреляет ночь по вспышкам сигарет,

И мы во тьму хоронимся от света,

Чтоб глупо не оставить белый свет.

Хлопки петард и зарево салютов

Натянутые нервы обожгут.

Давно война закончилась как будто.

Боюсь, меня не многие поймут.

 

В Афгане мы протопали немало.

Хранят следы от кирзовых сапог

Обветренная глина у дувалов

И каменные осыпи дорог.

В краю песков и заповедной пыли

Мы тоже пролагали свой маршрут.

И где нас только черти не носили...

Боюсь, меня не многие поймут.

 

А как в жару мы бредили о влаге!

О кружке пива и глотке вина,

Особенно, когда в горячей фляге

Ни капли, ни росинки, ни хрена!

И можно выть, и можно лезть на стену,

И рвать бинты, и грызть зубами жгут...

Но если до конца быть откровенным,

Боюсь, меня не многие поймут.

 

Мы знали вероломство и измену.

И, сколько бы не стоила душа —

Навскидку устанавливали цену

Разменным магазином «калаша».

Сюрприз врагу − последняя граната

И ждать, когда поближе подойдут...

Мы даже смерть приветствовали матом —

Как жаль, меня не многие поймут.

 

Торжественная встреча в Хайратоне.

Мечталось десять долгих лет о дне,

Когда домой отправятся колонны —

Последние колонны на войне.

Газетные страницы и экраны

Не скажут правды, даже песни врут.

Нам никогда не выйти из Афгана —

Как жаль, меня не многие поймут.

М. Кошкош

 

* * *

На горящей броне

Наша вырвалась рота,

Все спаслись, только мне

Не хватило чего-то…

 

Мне ль на Бога пенять —

Есть семья и работа,

И тоска, но опять

Не хватает чего-то…

 

Все уйдём мы в тот храм,

Что горит на закате,

Но боюсь, что и там

Мне чего-то не хватит…

Н. Зиновьев

 

Афганцы

Смазав на ухо синий потёртый берет,

С банкой пива и барышней клёвой,

Он идёт по Москве через столько-то лет!

Он с друзьями встречается снова.

 

Был он с ними в Афгане — весёлый шофёр,

Был в «зелёнке» контужен и ранен.

И ещё говорят, он опасен с тех пор,

Как однажды вернулся с Афгана.

 

Не скрывая от встречи нахлынувших чувств

И набравшись вином спозаранья,

Топит он сгоряча и тельняшку, и грусть

В первом встречном московском фонтане.

 

А на улицах встречи, запой, мордобой,

Поцелуи, мужские объятья.

И ОМОН с пониманьем следит стороной,

Как гуляют «афганские братья».

 

А за ними, к садовой оградке склонясь,

Наблюдает с улыбкой мужчина.

Он афганских детей выносил из огня

И не раз подрывался на минах.

 

Седина на висках и в плечах не широк,

Нет берета, нет формы парадной,

На рубашке колодки цветные в рядок:

Это всё — боевые награды.

 

А «афганцы», фонтаны форсируя вброд,

Пьют за Русь, за военные годы.

Сторонится с опаской веселья народ

И героев подальше обходит.

 

Позабыты и жертвы кровавой войны,

И «зелёнка», и взрывы снарядов.

Но солдаты всё смотрят «афганские» сны

И во сне попадают в засады.

 

Много их, кто с войны не вернулся живым,

Затерявшись в галактиках млечных.

Память сердца и слава — друзьям боевым,

Память скорби — ушедшим навечно.

Ю. Михайленко

 

Перед Новым Годом

Перед Новым Годом

Новый забабах —

Полковым народом

Едем в Карабах.

 

Эх, опять сорвался

Праздник Новый год,

Знать не застоялся

Ротный пулемет.

 

Отзвучит «Славянки»

Оркестрова медь.

Мы не на «гражданке»,

Нечего жалеть.

 

Из винтов и ружей

В спину нам палит

Выстрелом натужным

Грязный Сумгаит*.

 

Встретил нас угрюмо

Гор седых кафтан.

И не знал, что думать,

Горис и Кафан*.

 

Не мечом, не плахой,

Что всего важней —

Разделенной вахтой

Встали меж огней.

 

Мы своею кровью,

Что к лицу мужчин,

Отмаркеровали

Трассу на Лачин*,

 

Где ашуг* армянский

Песни пел о нас,

Как мы защищали

Их родной Кавказ,

 

Где орлы крылами

Машут в синеве.

С ним они слагали

«Слава ВДВ!»

С Рымарев

 

Сумгаит — город в Азербайджане

Горис, Кафан — города в Армении

Лачин — город в Нагорно-Карабахской республике

ашуг — народный певец-поэт в Закавказье

 

Чечня

 

В храме

Ты просишь у Бога покоя,

И жаркой молитве вослед

Ты крестишься левой рукою,

Зажав в ней десантный берет.

 

И с ангельским ликом серьёзным,

Неправый свой крест сотворя,

Вздыхаешь. Под городом Грозным

Осталась десница твоя.

 

Осталась она не в граните,

Не в бронзе, а просто сгнила…

Стоишь, и твой Ангел Хранитель

Стоит за спиной. Без крыла.

Н. Зиновьев

 

Перед встречей

На ветру дрожит осинка,

Хлещет веткой по глазам;

Не гляди, как гроб из цинка

Из Чечни летит в Рязань.

 

Но летит под небесами

Гроб, и воет, и свистит.

А навстречу из Рязани

Материнский крик летит.

 

Сердце бьётся, время мчится,

Боже правый, сохрани,

Чтоб не видеть, что случится,

Когда встретятся они.

Н. Зиновьев

 

Сны десантника

I.

Выглянул месяц, как тать из тумана,

Ножиком чиркнул — упала звезда

Прямо в окоп...

Сапоги капитана

Взрывом забросило на провода.

 

Через минуту поодаль рвануло.

Замельтешили вокруг светлячки...

Встать не могу — автоматное дуло

Прямо из вечности смотрит в зрачки.

 

II.

...И хотели они, чтоб я был без креста,

И, ощерясь, кричали: «Тем жизнь себе купишь...»

Я молитвенно чаял сложить три перста,

Но сложились персты в оскорбительный кукиш.

 

И они зарычали, как стая зверья,

Рвали горло моё и топтали ногами,

И живот положил я за други своя,

И вознёс ангел душу мою над снегами.

В. Шемшученко

 

Васильки

Им из боя не выйти,

А так хочется жить.

Обрываются нити,

Смерть над ними кружит.

И уходят ребята

Друг за другом в зенит,

Обрамляя закаты

В красный цвет и гранит.

 

Пулемет захлебнулся

От разрыва гранат,

Лейтенант улыбнулся

Мертвым взглядом в закат.

Он скучал так о сыне,

Перед боем — мечтал,

Но хлестнул по вершине

Смерти злобный оскал.

 

В небе — чёрном, высоком

Гаснет чья-то звезда,

И короткие фразы

В похоронках всегда.

Разлучают навеки,

Словно выстрел, слова.

На казённом конверте

Адрес прежний — Чечня.

 

Никого не осталось

После боя в живых,

Только ветер промчался

Среди горных вершин.

Голубые береты —

Васильки на снегу.

В небо взмыли рассветы

В том далеком краю.

 

Они все же вернулись,

Только в «списках потерь»,

Побратались со смертью

В этот мартовский день.

Воздух режут ракеты,

Вижу все, как в бреду…

Голубые береты —

Васильки на снегу.

 

В небе — чёрном, высоком

Гаснет чья-то звезда,

И короткие фразы

В похоронках всегда.

Разлучают навеки,

Словно выстрел, слова.

На казённом конверте

Адрес прежний — Война.

В. Иванов

 

Площадь Минутка

А на площади Минутка — тишина,

Полчаса уже не слышно канонады.

Снова мы пришли с тобой сюда,

Возвратились, просто было надо.

 

Многих нет теперь друзей со мной,

С кем мы брали Грозный по приказу.

В девяносто пятом был тот бой,

Про который не забудешь сразу.

 

Заревом светился небосвод,

Пламенем броня была объята.

И в бессмертье шел десантный взвод,

В свой последний бой пошли ребята.

 

Сердце билось бешено в груди

И с молитвой обращалось к Богу.

Разорвалась мина впереди...

И на белый снег упал Серёга.

 

Трассеры вспороли темноту,

Бил из дома снайпер — без промашки.

Кто-то вскрикнул слева на бегу...

И не стало больше друга Пашки.

 

Заревом светился небосвод,

Пламенем броня была объята.

И в бессмертье шел десантный взвод,

В свой последний бой пошли ребята.

 

Нас уносит время в час ночной

В тот далекий — девяносто пятый.

В нем остались живы мы с тобой

И поклялись, что придем обратно.

 

Вновь на площади Минутка — тишина,

Полчаса уже не слышно канонады.

Снова мы пришли с тобой сюда,

Возвратились, просто было надо.

 

Заревом светился небосвод,

Пламенем броня была объята.

И в бессмертье шел десантный взвод,

В свой последний бой пошли ребята.

В. Иванов

 

Площадь Минутка в Грозном была местом кровопролитных боев между вооруженными силами Российской Федерации и войсками непризнанной Республики Ичкерия во время Первой и Второй Чеченской войны.

 

Без вести пропавшему десанту

Подвела разведка...

подвела...

Наш десант,

как оказалось, ждали.

Снизу пулемёт

огнём кинжальным

рвёт в лохмотья

наши купола.

 

Ах, как ночь

предательски светла,

и стрелки

работают на славу.

Орошают

дождиком кровавым

землю

наши мёртвые тела...

 

А в России

вишня зацвела,

В перелесках

соловьи проснулись...

Мы бы

обязательно вернулись...

Только вот

разведка подвела.

О. Русских

 

* * *

Я горы видел разве что в кино

Мне волжский берег — для души награда.

И век бы этих гор не видеть, но ...

России подсобить, братишки, надо.

 

С утра был бой, серьезный очень бой.

Полдня глотали мы сгоревший порох.

Лихую дань с нас взяли эти горы,

Распорядившись взводною судьбой.

 

Старлей для десантуры был отец.

Он защищал нас от «спецов» из штаба.

Вчера шутил: «Пора, «деды», по бабам!

Чуть-чуть надавим — и войне конец!»

 

Обмяк старлей и в снег чеченский лег,

Когда волков мы гнали с той высотки —

Прошила пуля шею вместе с глоткой.

Он крикнуть лишь успел: «За мной впере...»

 

Хрустальный воздух гор весной согрет.

Мы принимаем солнечные ванны.

У пацанов сочатся кровью раны,

Не держат пальцы мятых сигарет.

 

Здесь будет солнце, мир, покой и грусть.

Я положу цветы на эти камни.

Носком ботинка сковырну песок

И подниму с земли осколок синий.

И вспомню наш отчаянный бросок

За этот малый пятачок России.

А. Латышев

 

Чеченская зима

Снег, покрытый копотью разрывов,

Разнесла поземка по земле.

«По машинам!» Ну, братва, счастливо!

Снова не дают поспать в тепле.

 

Снова жмемся на броне холодной,

Наготове держим автомат,

Что-то говорит в тангенту взводный...

Нынче десантуре черт не брат!

 

За своих погибших мстим душарам,

За блокпост ОМОНа тоже мстим!

В душах наших разожгли пожары,

А гасить доверят нам самим.

 

Прячем лица в воротник бушлата.

Есть возможность — надо покурить.

Тихо спорят о своем солдаты,

Холод продолжая материть.

 

Сколько еще ехать — неизвестно...

Эх, послать бы, правда, этих всех!

На броне паршиво, мокро, тесно,

И эфир клокочет от помех.

 

Мне не страшно, только надоело

По тылам со скуки помирать.

Две недели вот сидим без дела,

Посылали вроде воевать.

 

Нет, братан, бросай-ка эти бредни,

Да держи покрепче автомат!

Ты такой не первый, не последний.

Нынче десантуре черт не брат!

И. Сарматова

 

Горы Кавказские

Посвящается командиру парашютно-десантного батальона,

гвардии майору Костину Сергею Вячеславовичу,

погибшему смертью храбрых под Ботлихом.

 

«Под пятнистыми касками

Ни обид, ни досад.

Снизу горы Кавказские,

Сверху русский десант».

(Анатолий Пшеничный)

 

Разноцветными красками

Блеск зари в небесах.

Снизу горы Кавказские —

Сверху русский десант.

 

Стоит ли удивляться,

Что кипит ниже бой?

К чёрту в пасть приземляться

Не впервой нам с тобой.

 

И спустились, как ангелы,

С покорённых небес,

Но в другом нынче ранге мы,

Снизу мы, сверху — бес.

 

Он встречает нас ласками

Пулемётных стволов.

Много, горы Кавказские,

Ляжет нынче голов.

 

И окрасится кровушкой

На вершинах роса.

Тяжела твоя долюшка,

Славный русский десант!

 

Ой, вы, горы Кавказские!

Как же проклял я вас,

Когда Батю вытаскивал

Из-под огненных трасс.

 

И комбат бредил раненный:

«Далеко до конца!»

А по нам с кручи каменной

Дождь хлестал из свинца.

 

Ой, вы, горы Кавказские!

Как любил я мечтать.

Я читал в детстве сказки, и

Мне бы каменным стать!

 

Я тогда Батю спрятал бы

От стреляющих скал...

Только смерть вмиг сосватала —

Снайпер нас расстрелял.

И. Шептухин

 

Вторжение чеченских боевиков под командованием Шамиля Басаева и Хаттаба на территорию Цумадинского, Ботлихского, Буйнакского, Новолакского районов российской республики Дагестан 7 августа — 14 сентября 1999 года стало началом Второй Чеченской войны. 13 августа 1999 года, при попытке отбить у ваххабитов высоту Ослиное Ухо, что недалеко от Ботлиха, погиб командир батальона майор Сергей Костин и еще 12 десантников 108-го гвардейского парашютно-десантного полка 7-й гвардейской десантно-штурмовой дивизии, 25 — были ранены. Бандиты провели массированный минометный обстрел наших позиций, через 6 часов боя десантники оставили высоту.

 

Когда-нибудь...

Когда-нибудь к высотам тем вернусь

Туристом, а не как тогда — солдатом...

К высотам тем, где дрались мы — за Русь,

Вернусь без автомата и гранаты...

 

Берет достану с рваною тельняшкой,

Которая на мне была в те дни,

По кружкам тишину налью из фляжки

И вспомню горы с запахом крови...

 

И память резанет по сердцу болью,

Я снова вспомню тот смертельный бой...

Как Родину с огромною любовью

Десант от горя закрывал собой...

 

Расставлю кружки с тишиной — ребятам,

Сложившим жизни в тех боях — за Русь!

Защитникам страны своей, солдатам,

На тех высотах низко поклонюсь...

 

Сойдя с высот, пройдусь и по ущельям,

В «зеленке» на ночлег остановлюсь,

Где столько раз и сам был под прицелом

В горах Кавказа — за Святую Русь...

 

Когда-нибудь простым туристом я

Вернусь сюда в берете и тельняшке...

Где юность ты мою рвала, Чечня,

Я буду «Третий» пить с братвой из фляжки...

Р. Касай

 

Со свиданьицем

Сидит на облаке солдат

Чуть-чуть левее Бога.

Ну, здравствуй, брат!

Ну, как ты, брат?

Обнимемся, Серёга!

 

А я в санбате, я в бреду

Лежу, наверно, с пятницы,

Давай-ка, думаю, зайду

По-свойски на свиданьице.

 

Давай-ка двигайся, солдат,

Я так устал с дороги.

Поклон тебе от всех ребят

И курева немного.

 

Ты не смотри, что вся в пыли,

Открой, Серёга, фляжечку.

Давай, чтоб крылья проросли

Не больно сквозь тельняшечку!

 

Да вместе с Богом не гляди

В глаза мне виновато.

Сегодня сам смогу дойти

Без ног до медсанбата.

 

Сидит на облаке солдат

Чуть-чуть левее Бога.

Ну, что же, брат! До встречи, брат!

Обнимемся, Серёга…

Г. Ёмкин

 

Друг Серега

1

«Груз — 300»

Думал: «Все, конец мне ныне

Тут, в заснеженных горах.»

Но меня из боя вынес

Друг Серега на руках.

 

Я просил: «Оставь, Серега.

Снайпер бил. Я не жилец.»

Он, хрипя, сказал мне строго:

«Не стонать. Держись, боец.»

 

Вот упрямая натура,

Настоял друг на своем.

Все шутил: «Мы десантура, —

Если гибнуть, то вдвоем.»

 

Дотащил. Лежим пластами,

Пять израненных солдат.

И «вертушка», взвыв винтами,

Нас уносит в медсанбат.

 

В полубреде, еле-еле

Различаю дневной свет.

И горит в пробитом теле

От бандитской пули след.

 

Жар от раны зол, неистов.

Пересохло все во рту.

Я теперь для всех «Груз — 300»

Тут, в «вертушке», на борту.

 

На хирурга, как на Бога,

Тщу надежду я свою.

Мне в санбат.

А друг Серега,

Он в горах еще, в бою…

 

2

«Груз — 200»

Из скудной хроники известий:

«В Чечне, в боях погибших нет.»

Тем неожиданней «Груз — 200»,

А им всего по двадцать лет.

 

По двадцать лет всего ребятам,

Цветущий возраст — жить да жить!

Судьба же выпала солдатам

Под Грозным головы сложить.

 

С лихвой сегодня прикоснулся

К беде израненной душой:

«Тюльпаном черным» друг вернулся

С Кавказских гор. С войны. Домой.

 

Чеченским волком горе рыщет, —

Судьбы трагический изгиб —

Ну, как же так, Сергей, дружище!

Меня ты спас. А сам погиб.

 

У цинка в горе мать рыдает.

Не сможет слез сдержать отец.

Да разве кто не понимает:

Потеря сына — их конец.

 

Еще все слышится невесте

Свой крик ему: «Вернись скорей!»

И вот стоит у «Груза — 200»,

А этот груз — ее Сергей.

 

И груз вины, упавший градом,

Придется мне всю жизнь нести.

Прости, Сергей, что был не рядом

И что не смог тебя спасти…

А. Рябихин

 

Подвиг 6-й роты

 

29 февраля — 1 марта 2000 года у высоты 776 под Улус-Кертом в ходе Второй Чеченской войны погибла 6-я рота псковского десанта. 90 десантников из легендарной 76-й гвардейской воздушно-десантной Черниговской дивизии вступили в неравный бой с 2,5 тысячами выходивших из окружения чеченских боевиков. За этот подвиг 22 гвардейца были удостоены звания Героя России, 69 солдат и офицеров награждены орденами Мужества (большинство из них посмертно). Ведь из 6-й роты в живых осталось только шестеро десантников...

 

Не вышли из огня

Крылатая пехота

Не вышла из огня.

Прости, шестая рота,

Россию и меня.

 

Погибшая, бессмертной

Ты стала наяву —

В бою под Улус-Кертом,

Как в битве за Москву.

 

Прощай, шестая рота,

Ушедшая в века

Крылатая пехота

Небесного полка...

В. Верстаков

 

Подвигу 6-й роты псковских десантников

Как безмолвна тишь, как даль чиста,

И, застывший на минорной ноте,

Льётся дождь с небесного холста —

В память о Шестой десантной роте.

 

Первый шаг и первая мечта,

Детство, Юность, расставанья-встречи...

День за днём, как за верстой верста —

Жизни лист пунктирами помечен.

 

Если б знать заранее, что там,

За судьбы незримым поворотом?

Если б знать, чем станет высота

Для Шестой десантной псковской роты!

 

Оживает боль и меркнет свет,

Если об Аргуне речь заходит,

Говорите, Время — лечит? Нет!

Время — джокер в меченой колоде.

 

Ангелы, раскрашивая сны,

Не смогли сберечь их от распятья —

И легли к подножию Весны

Сыновья, мужья, отцы и братья...

 

Двадцать лет минуло, вёсен, зим,

Тот же век, и честь пока в почёте,

Только неизбывна на Руси

Память о Шестой десантной роте.

 

Как безмолвна тишь, как даль чиста...

Душ, как облаков, легки полёты

Над Аргуном. Там, где высота

Стала кровом для десантной роты.

Вита Пшеничная

 

Последний бой десантников

Сколько видно глазу —

Гор седая мгла.

Здесь, в горах Кавказа,

Рота полегла.

 

Жить бы, пить рассветы,

Но закон нетлен:

Русские береты

Не сдаются в плен.

 

Рота огрызалась

За десятерых.

Нас всего осталось

Пятеро в живых.

 

Не прорваться, знаю,

Но на смерть плевать.

Мамочка, родная,

Мне б тебя обнять.

 

Нам кричат о сдаче,

«Трусость, мол, не грех!»

Ну а нет, так значит,

Уничтожат всех.

 

Да, я был упрямый,

Вредный, твой сынок.

Но ты знаешь, мама,

Сдаться я не мог.

 

Жалости не надо.

Мама, я солдат.

Тут ребята рядом

Мёртвые лежат.

 

Эх, как жить охота!

Ты не плачь, прошу...

На листке блокнота

Я тебе пишу.

 

Крепко обнимаю.

Долго не тужи.

Всё. Прощай, родная,

Мы пошли в ножи.

 

Знайте — трусом не был

Ни один из нас.

Родина и небо,

Видят нас сейчас.

 

Не по нам всё это:

Жить ценой измен.

РУССКИЕ БЕРЕТЫ

Не сдаются в плен!

А. Ляйс

 

Героям Улус-Керта посвящается...

Нас учили быть дерзкими, смелыми —

на дороге пусть встречный сторонится.

Как стояли мы под прицелами,

может быть, в мемуарах вспомнится

 

про мальчишек, на славу венчанных.

В школах звали нас хулиганами.

Именами гранит обеспеченный,

окруженный скорбящими мамами.

 

Пусть напишет же кто-то из выживших

неуемною болью, как пальцами,

как прощались мы с нашими жизнями,

вызывая огонь по рации

 

На себя.

В феврале небо черное,

склон горы был под нашими трупами,

мы держались там, непокорные,

насмерть вставшие и неподкупные.

 

Тельник рвался наружу из бронника,

не «ура», а проклятия с матами.

Огрызались почти что покойники,

подрывая себя гранатами.

 

И сплетались мы рваными венами,

и считали себя победившими,

пусть погибшими, но не пленными,

и бандитов не пропустившими.

 

Мы рубились ножами, лопатками...

С той поры пускай годы проносятся.

Не несите цветов охапками,

Сюда водка с молчанием просятся.

С. Ефимов

 

Стоявшему у Грозовых Ворот

Алой слезою рассвет прикоснулся к глазам,

Вычертив в памяти узкие тропы Кавказа,

Склоны хребтов, устремлённых к чужим небесам, —

Гордый портрет, непривычный для русского глаза.

 

Лентой дороги, разбитой десятками ног,

Сотней бессонных ночей и бросков через горы,

Снова и снова вторгаешься в тесный мирок,

Замкнутый в сердце твоём на глухие запоры.

 

Каждую ночь ты приходишь к знакомой черте

Сквозь быстротечный поток оглушающих будней,

Чтобы опять очутиться на той высоте —

Маленьком острове, стёртом ударом орудий.

 

Снова ложишься на смертный рубеж «семь-семь-шесть»,

Ставший в сжигающем смерче ареной отваги,

Точкой на карте, в которой солдатская честь

Каплями крови впиталась в рисунок бумаги.

 

Как описать обжигающий огненный шквал,

Эхо стрельбы, отражённое рухнувшим склоном,

Крики ребят, принимающих грудью металл,

Собственный голос, внезапно обрезанный стоном.

 

Как рассказать об укусах свинцовых шмелей,

Яростно бьющих в упор из-за каждого камня,

Своре волков, что впивались все злее и злей

В горло стоявшего насмерть российского парня.

 

Как описать? Кто поймёт эти гордость и боль,

Павшие памятным грузом на сердце солдата?

Выжить в аду — незавидная, в сущности, роль:

Жить каждый день за других — вот достойная плата...

А. Андреев

 

Шестая рота

Над Аргунским ущельем тьма.

Дует ветер промозглый с гор.

Рота намертво залегла.

И стреляют по ней в упор.

 

Им отсюда уйти нельзя.

Им держаться здесь до конца.

Пусть чужая кругом земля,

горы, боги, и небеса.

 

Сутки, двое, всё, как во сне,

всё спрессовано в миг один.

Девяносто на высоте.

И две тысячи против них.

 

Ослепительных вспышек свет

прошивает иглой насквозь,

в ноздреватый февральский снег

заставляя вжиматься кость.

 

Их оденет в броню гранит.

И отплачут дожди сполна.

Им не нужно надгробных плит.

Да и слава им не нужна.

 

Двадцать лет жизнь без них кипит

в муравьиной своей суете.

Вечным сном рота тихо спит

на неотданной высоте.

Н. Жильцова

 

Высота

В вершинах гор Кавказских тишина,

Тот страшный бой уж минул в лихолетье.

Но помнит все лишь эта высота,

Как рота сделала свой шаг в бессмертье...

 

Еще не ведая, что ваххабитов куча,

Еще не ведая, что впереди их ждет,

Взошел на высоту по горным кручам

Десант в бессмертие в високосный год...

 

К вершине Истыкорт ушла разведка,

Пошел вперед передовой отряд...

Сквозь заросли кустарника и ветки

Обрушился на них свинцовый град.

 

Не растерялись, приняв бой умело,

Хоть был смертельно ранен командир.

Вступили в бой с боевиками смело,

Успев об этом доложить в эфир.

 

Еще не знали основные силы,

Что тьма головорезов против них.

Но встал десант за Матушку Россию,

За жен, сестер, детей, друзей своих...

 

В бессилье выл Хаттаб шакальим воем,

Стояла рота, словно монолит.

Один за сотню дрался с каждым боем,

За всех ребят, кто был в бою убит.

 

Стояла рота! Раненая в клочья.

И высота кипела вся в огне.

Но десантура дралась днем и ночью

На этой высоте, в горах, в Чечне...

 

В руках давно не автоматы, а лопатки,

Собрав всю волю, что есть силы,

Шестая рота дралась в этой схватке

За честь Десантных войск, родной России!

 

Никто не струсил и никто не сдался,

Во имя мира, Родину любя!

Израненные, кто в живых остался,

Огонь поддержки вызвал на себя...

 

Хвосты поджав, бежали ваххабиты,

А рота и поныне там стоит!

Шагнув в бессмертье, не были убиты,

Из года в год Россия подвиг чтит!

 

Как крепость, как скала, Шестая рота

На высоте семьсот семьдесят шесть...

Могучая «Крылатая пехота»

Там отстояла Родину и честь!

Р. Касай

 

Шестая рота

Здесь сердце осталось —

На скалах лежит...

И это не образ,

Прошу вас, поверьте.

И время, и время

Так быстро бежит

Последним патроном

В обойме у смерти.

 

Последний патрон, —

И в ущелье безмолвье.

И бой на камнях —

Он теперь рукопашный...

Здесь камни и скалы

Окрашены кровью —

Никто мне не скажет,

Что это не страшно...

 

И годы пройдут,

И цветы прорастут —

Подснежники...

Красного цвета...

Враги не прошли

И уже не пройдут!

Вы помните нас, —

Что мы сделали это...

Н. Петраш

 

Шестая

В тот день стояла ясная погода,

Земля уставшая весны ждала.

Остатки банд Хаттаба на свободу

Рвались остервенело из котла.

 

На высоте Аргунского ущелья

Гремел безжалостный, жестокий бой —

Такой безжалостный! Такой смертельный...

Стонало небо в унисон с землей.

 

А мы, солдатики, не стрелянные в битвах,

Стоим с оружием и ждем приказ.

И шепчем все знакомые молитвы

За тех ребят, кто под огнем сейчас.

 

Взошла заря и осветила склоны,

От крови и от зарева красны...

Кричащей тишиной, безмолвным стоном

Земля встречала первый день весны.

 

Лежат десантники... Они стояли

Все друг за друга и один за всех

На высоте, которую не сдали.

И падает на лица белый снег...

 

Быть может, все забыто для кого-то,

А я доныне вижу этот строй —

Уходит в небеса Шестая рота,

За всю Россию принявшая бой.

С. Пушкарь

 

Про шестую роту

А что вы знали про шестую роту,

Про бой на той злосчастной высоте,

Про десантуры трудную работу,

Про судьбы их и смерти на кресте?

 

Морозный, зимний день, начало марта,

В Чечне уже слышны шаги весны,

Но для десантников не мастью карта

Легла на лёгкий снег: они мертвы.

 

Совсем недавно души отлетели

От изуродованных пыткой тел…

Ах, Господи, неужто в самом деле

Ты жертв таких вот именно хотел?

 

Предательство со всех сторон накрыло,

Загнав парней в тупик, япона мать,

И где найти в себе, братишки, силы

Чтоб в бешенстве не рвать и не метать?

 

Кто виноват? Возможно, даже горы

Со временем нам не дадут ответ,

Оставив в нашей памяти укоры,

Их имена и голубой берет.

И. Яненсон

 

Герои-десантники

Памяти подвига 6 роты 104 ПДП Псковской дивизии ВДВ

 

Распахнулись ворота небесного рая,

Принимать приготовясь десант;

Парни шли друг за другом туда, умирая

Под разрывами пуль и гранат;

 

Долг — Отчизне отдав, сделав честно работу,

Не сдавая врагу этот бой,

Не предали родную, бессмертную роту,

Прославляя берет голубой.

 

Молодые, они умирать не хотели,

Но Судьба уже выбрала их:

Вырываясь из тел, души в небо летели

До тех пор, пока бой не утих.

 

Древний Псков, под молитвы и марш упокоев,

Много разных смертей повидал,

Но, прощаясь в тот день с целой ротой героев,

Безутешно и скорбно рыдал.

 

Сохранили мы подвиг и ваши портреты

В нашей памяти, Бога моля

Всей душой, чтобы вам, Голубые Береты,

Пухом стала Родная Земля!

И. Яненсон

 

Памяти Псковских Десантников

Рассмотрела портреты,

Покатилась слеза...

Голубые береты,

Молодые глаза.

 

Озорно и беспечно

Смотрят с фото они,

В этих взглядах навечно —

Молодые огни.

 

Будто разом застыли

Стрелки все на часах...

Голубые береты —

В голубых небесах.

И. Яненсон

 

Псков скорбит. Памяти шестой роты

Весна пришла, но Псков скорбит,

Как будто слышится в капели:

«Простите, что не доглядели»…

И строй десантский, как гранит

 

Застыл. Прибывшие толпой

Большие гости из столицы,

Затмить не могут боль собой

И тень на хмурых, строгих лицах

 

Десантников… Представь на миг,

Что не было тогда бы боя,

Не получили бы героев

Они… никто бы не погиб.

 

Сегодня б Псков встречал весну,

Они с детьми и матерями

Сейчас бы зиму провожали,

Им всем бы было по… блину.

 

Теперь весь этот день — всерьёз,

В Чечне им крест стоит поклонный,

Псков скорбною идёт колонной

И чуть туманится от слёз.

И. Яненсон

 

Шестая рота

Ад на Земле, мы знаем, есть!

Пусть нас осталось только шесть.

О чём жалеть?

Война у нас — работа.

Сегодня в чёрной полосе,

В кровавой на снегу росе

Шестая рота.

 

Но не пошёл никто в бега,

Хоть насмерть пал в Чечни снега.

Мгновенья пахнут порохом и потом.

Нам жизнь с рожденья дорога,

Но надо побеждать врага,

Шестая рота.

 

И ночь от гари среди дня,

Но просим на себя огня!

Быть может, в рай открыли нам ворота...

Посмертно хочет вас обнять —

Прости за всё, Россия Мать! —

Шестая рота...

С. Афонин

 

Ангел

Шестой роте 76-й Псковской дивизии ВДВ,

погибшей смертью храбрых на высоте 776 под Улус-Кертом

в ночь с 29 февраля на 1 марта 2000 года.

 

Ангел на пепелище прилетает за мной,

или мать меня ищет у границы земной;

опускается рядом, разглядела с небес

над погибшим отрядом необструганный крест.

 

Налила мне стаканчик за души упокой:

— Мой единственный мальчик, собирайся домой.

Поднимаясь все выше, полетим на заре,

чтоб отдать тебя, слышишь, православной земле.

 

Там снега и метели, и весна далеко;

там глаза потускнели у отца твоего.

Наши птицы иначе будут петь над тобой.

Мой единственный мальчик, собирайся домой.

 

— Мама, горькая жалость, среди черных полей

и костей не осталось для могилы моей.

Не осколки и пули, есть страшней западня:

мама, нас обманули, и тебя, и меня.

 

Обещай мне ни слова, ни слезы о былом.

Мы крестились под Псковом и уже не умрем.

Ты всегда будешь близко, даже в сумрачный час,

когда с мраморных списков время вытравит нас.

 

...Рыла землю руками моя старая мать

и на дне в этой яме перестала дышать.

Где-то званья и ранги раздают по стране.

Десять лет уже ангел, прилетает ко мне.

А. Степанов

 

Высота 776

6-й роте 104 полка 76-й гвардейской Черниговской

воздушно-десантной дивизии посвящается

 

Под светом лунной тишины, едва ступая,

В разведку по тропе войны ушла Шестая.

Когда достигли высоты, зарылись в норы,

Послав дозорные посты на косогоры.

 

И легкий шорох уловил сержант с низины,

Гранаты рядом разложил, расставил мины.

А странный шелест нарастал. Затихла рота.

«Обходят сзади», — прошептал тихонько кто-то.

 

Всю гору окружил кольцом полк саранчи,

На сто отчаянных бойцов шли тысячи.

Вторые сутки длился ад, земля стонала,

Свои бомбили наугад, и связь молчала.

 

Живые, словно в страшном сне, вставали кругом!

Плечо к плечу, спина к спине, друг рядом с другом.

И каждый думал о своем, сжимая зубы

«Попробуй взять меня живьем», — шептали губы.

 

Под светом лунной тишины, едва ступая,

Ушли в бессмертие бойцы, ушла Шестая.

И кровь стекала на холмы по маскхалатам...

«Простите, дети, если мы в том виноваты».

В. Боева

 

Никто, кроме нас

От гор Кавказа и Алтая

До белых северных морей

Проходит вертикаль прямая

Великой Родины моей;

От Пскова ровно на Курилы

В охотскую морскую даль,

Где наших прадедов могилы,

Лежит её горизонталь —

Такой вот крест необозримый

На нас Всевышний положил

И, чтобы выстоять могли мы,

На подвиги благословил.

 

Четыре мировых атаки

Познала Русская земля.

Чем кончилось? То знает всякий,

Исчезли в недрах бытия

 

Крутые полчища хазаров

И промонгольская орда,

Наполеон — француз проклятый,

Германский вермахт, все тогда

Хотели стать владыкой мира,

Но поперёк России рать

Вставала с пушкой и секирой,

Чтоб честь с победой отстоять.

 

С веками в генах у народа

Сложилось свойство: прежде он

Свой дом, свой город год от года

Возводит, словно бастион.

Так было, есть и дальше будет,

Пусть каждый знает наперёд:

Кто к нам с оружием прибудет,

Тот от него же и умрёт.

Но, видимо, о том забыли

Наёмники из разных стран,

Вот потому и биты были,

В Аргунский угодив капкан.

 

Но повесть я начну с момента,

Когда на матери совет

Все отвечают непременно:

«Ну, ма-а, мне ж восемнадцать лет!»

Когда любая мелочь в свете

Парнишке душу бередит,

Когда мы все — большие дети

И жизнь, как сказка, впереди,

Манит в бушующие волны

Переплетением дорог,

Чтоб душу до краёв наполнить

Теплом восторга и тревог,

Когда сознание проводит

В мозгу условную черту

И говорят потом в народе:

В ту пору... или, в пору ту...

Когда рукой военкомата

Решалась каждого судьба:

Кто и сегодня служит где-то,

Кого-то Бог послал сюда.

 

Наверное, решил Всевышний,

Достойней этих нет пока,

Они душой как будто вышли

Для сто четвёртого полка.

Встречай, десантная пехота,

И офицеров, и солдат

(Тогда ещё не знала рота,

Что все о ней заговорят).

 

Ну, а сейчас им все успеть бы:

Подъём, отбой, вперёд, назад,

Затем прыжки и снова стрельбы,

А так слипаются глаза.

Тяжка защитников работа,

Суров бывает ратный труд

И, пусть меня поправит кто-то,

В десант трусливых не берут.

 

Их часть — на западной границе,

Там, где великий древний Псков

(Иной читатель удивится)

Стоит одиннадцать веков.

Под Псковом есть одно местечко

(Святая русская земля,

Черёхой там зовётся речка)

О нём рассказ продолжу я.

 

Здесь, среди сосен у дороги,

Да что теперь уже скрывать,

Служили парни-полубоги,

С небес умевшие летать,

Ну, а надрывный гул мотора

И парашютные прыжки

Освоят здесь предельно скоро

И молодёжь, и «старики».

 

Туман ложится, нежно тая,

К подножью здешнего Кремля,

И засыпает, чуть вздыхая,

Святая псковская земля,

Уставший день лучом заката

Скользит по каменной стене,

И звон церковного набата —

Дань уваженья к старине.

 

Вот здесь о русскую твердыню

Ломались копья и мечи,

Немецко-шведскую гордыню

Вот здесь помяли псковичи.

Вот здесь заносчивый Баторий

Напрасно топал у ворот,

Помножив гнев святой на горе,

К бойницам вышел весь народ.

 

От этих стен когда-то Невский

В неполных девятнадцать лет

Ушёл с дружиною бессмертной

Держать за Родину ответ.

Отсюда начал Пётр Первый

В Европу прорубать окно...

Здесь душу укреплять, наверно,

Российским людям суждено!

 

...И вот уже в который раз

Летят гвардейцы на Кавказ,

Быть может, в Грозный,

Может быть в Минводы:

«Там, — говорят, — нельзя без нас,

Там зуб — за зуб и глаз — за глаз,

Ведь там курорт и там дары природы.

 

Не плачь, жена, не хныкай, сын,

Я улетаю не один.

Ведь я вернусь, малыш, ты это знаешь.

Вот отращу длиннющий ус,

Как старый дедушка Эльбрус,

И ты меня, пожалуй, не узнаешь.

Ну, а пока, сынок, пока!

Дорога будет нелегка,

Ты дома остаёшься за мужчину,

Не огорчайся, старина,

Придут другие времена,

И я вас с мамой больше не покину.

 

На всё у нас один ответ:

«Так точно» — да, «Так точно» — нет,

И середины, братец, не бывает,

Ведь ты у нас большой совсем,

Тебе уж скоро будет семь,

А, значит, всё отлично понимаешь,

И вот тебе отцов наказ:

Учись за папку, за спецназ,

Чтоб за тебя мне там не стыдно было,

Чтоб я в засаде не краснел,

Чтоб я уверен был и смел,

Чтоб мама нас с тобой всегда любила.»

 

Красив заснеженный Кавказ,

Я там бывала и не раз:

Глядела, как седой Эльбрус,

Спустив в долину белый ус,

Сверкал в вечерний час зари,

И как ночные фонари,

На сколько мог увидеть глаз,

В пути сопровождали нас.

 

Машук в белёсом парике

Спускался к узенькой реке,

К нему, провисшая немного,

Вела канатная дорога.

Была в пещере, где Провал

Округлым глазом мир взирал...

Я затихала, чуть дыша,

Казалось, что Его душа

Вот-вот на землю упадёт

И возле озера найдёт

Меня одну на берегу —

Забыть то чувство не могу.

 

Мне очень жаль, что вот сейчас

Войной охвачен весь Кавказ,

Что кто-то властною рукой

Нарушил бывший там покой.

Так кто же в этом виноват,

Что в брата вновь стреляет брат?

Где прежних дней былая дружба?

Пора в дорогу. Это — служба.

 

С Махачкалы на Киров-Юрт

Полки маршрут свой продолжали.

В чеченских сёлах там и тут

Их ваххабиты поджидали,

Но пробил час держать ответ,

И все наёмные бандиты

Окружены под Улус-Керт

И, непременно, будут биты.

 

Они из разных мест земли

Пришли, объединившись в братство,

Чтоб прихватить, пока могли,

Себе каспийские богатства,

Что «чёрным золотом» полны,

И, где змеёй от перевала

Меж гребней каменной волны,

Скользя, в Россию уползала

Труба несбывшейся мечты,

Что сна и отдыха лишала,

Что до безумной маяты

Воображенье истязала.

 

А в это время по ущелью

Полукольцом, за взводом взвод,

Перед поставленною целью

Десант продвинулся вперёд,

Заняв удобные высоты,

И на хребте, и вдоль реки,

Повзводно окопались роты,

Чтоб не прошли боевики.

 

Внезапно, среди бела дня

(Так здесь случается весной)

С небес, как будто простыня,

На горы лёг туман сплошной.

Был дан приказ на остановку,

Чтоб закрепиться, отдохнуть,

И сделав перегруппировку,

На утро выдвинуться в путь.

 

Всё шло по плану. И с рассветом

Уж на маршруте первый взвод

Вслед за разведчиками где-то

Неслышно, крадучись, идёт,

Отстав шагов на двести-триста,

Душой внимая тишину,

Легко идёт по склону, быстро,

Шаг в шаг — в линеечку одну.

 

Сочится тропками разведка —

Тринадцать «горных ручейков»,

На них поглядывает редко

Старлей Алёша Воробьёв.

Он уже больше полугода

С бандитами воюет тут:

Под Гудермесом был комвзвода,

Затем в районе Месхер-Юрт.

Прекрасно выполнил задачу

На перевале Харами

И Идриса убил в придачу,

О чём вот-вот узнаем мы.

 

Да, дело Лёша знал отменно,

Уравновешенный, прямой,

Ему уже пришла замена,

Он мог бы улететь домой,

Но нет. Потомственный военный

Решил остаться и шабаш...

Уж это — подвиг несомненный,

Так Лёша ж псковский, то есть, наш!

 

Но где сейчас разведкоманда?

(Верну назад немного стих):

Из-за поляны Идрис-банда

Уже отслеживает их.

Раздался выстрел, повалили

Душманы плотною толпой

(Они в засаде, видно, были) —

Так начался неравный бой.

 

Теряет воинов пехота,

По склонам наши пушки бьют,

«Обходят с флангов», — крикнул кто-то

Под перекрёстный артсалют.

И видя то. комбат Евтюхин,

Приняв решенье на лету,

Даёт команду чётко, сухо:

«Отходим все на высоту.

 

Беречь людей! Снять огнемёты!

Огонь! Рассеялись! Лежать!»

Из-за тумана вертолёты

Не могут роту поддержать.

Какая горечь и досада:

Всё прут и прут боевики —

Из сорока была засада,

Уже — отборные полки.

 

Сначала рота растерялась,

Но Батя рядом там и тут,

Чтобы гвардейская держалась,

Мол, скоро наши подойдут.

И хладнокровие явилось,

И осознание борьбы,

И рота мысленно молилась:

Скорей свои прорвались бы.

 

Им было голодно и туго,

Но каждый бился за троих,

Друг прикрывал собою друга,

А командиры — рядовых.

Из-под обстрела Иванова

Майор (комроты) выносил:

Спасал сержанта молодого,

Но сам смертельно ранен был.

 

Уж не было живого места

На той вершине боевой,

И даже солнце в знак протеста

К земле склонялось головой,

Но шли молодчики Джамара,

Волна катилась за волной,

Для усиления удара

Послав на роту конный строй.

 

Друзьям на выручку рванулся

Васильев в направленье том,

Но не прорвался, захлебнулся,

Накрытый яростным огнём.

И за атакой вновь атака...

Защитников редеет взвод.

Ждут наши выручку, однако,

И Кожемякин не пройдёт.

 

Бомбит по склонам Истыкорта

Свой полк из установок «Град»...

Ну, что, Орлы, какого чёрта

Вы бросили своих орлят?!

Ну, кто-нибудь! Ну, хоть откуда!

Почти что сутки бой идёт,

Ждёт вас шестая, словно чуда,

За вас же жизни отдаёт.

 

Тогда евтюхинцы решили

За честь сражаться до конца

И, погибая, били, били,

Не повернув назад лица,

И за потерянного друга,

Что рядом мёрзнет на снегу,

И за семью, и за подругу,

Чьё фото нежно берегут,

И за родительские слёзы,

Что застят милые глаза,

И за российские берёзы,

Которых унижать нельзя,

И пусть Всевышний им поможет

Не дрогнуть в праведном бою

За ту, что им всего дороже:

За Русь — за Родину свою!

 

Пошёл четвёртый час весны,

В крови и поте снег на склонах.

Мы мирно спим и видим сны,

А там ребята, что в погонах,

Вжимаясь в камни, в ствол сосны,

Надеялись и так хотели,

Чтобы законы тишины

Нарушить мог лишь стук капели,

Чтоб, вместо крови на снегу,

Весной алели только маки,

Чтобы из Грузии в Аргун

Забыли тропы те вояки.

 

Никто не дрогнул в пекле том

И не покинул поле боя.

В лицо пусть знает каждый дом

В бою погибшего героя,

Пусть Псков гордится земляком,

Красивым, храбрым парнем Сашей,

Кто не был лично с ним знаком,

Скажу, он был из группы нашей

Разведки — смелого народа —

И первым обнаружил ДЗОТ,

Из-под огня спасал комвзвода,

Прикрыл товарищей отход,

Но... все патроны, не прорваться,

Со всех сторон боевики

Кричат и предлагают сдаться.

Он сжал до боли кулаки

И бросил им в ответ гранаты:

Одну, другую, свет затмив.

Тихонько: «Мама», громко: «Гады»,

Бросок вперёд и мощный взрыв...

 

Таков ефрейтора ответ

Был на призыв боевиков

И подвиг тот на сотни лет

Запомнит древний русский Псков.

Закончится война, рассеяв дым,

Наступит мирное, сверкающее лето,

И улыбнётся Лебедев с портрета

Друзьям, знакомым и родным.

 

Отбомбив, притихли «грады»,

Между гор чернеет ночь.

«Ну, ребята, вздрогнуть надо

И евтюхинцам помочь!

Надо, надо, очень надо,

Как угодно проскочить:

Бой — колючая преграда...

Друга бросишь — как же жить?»

 

Так, наверно, Доставалов

Говорил в кругу своих,

И в порыве небывалом

С группой хлопцев боевых,

Как Суворов через Альпы,

Ровно с южной стороны

Сквозь врагов когтистых лапы

Просочились пацаны.

 

Ну, гвардейцы! Ну, орлята!

Доставаловцы, как есть,

Из дивизии крылатой,

Значит, выход всё же есть!

Но приказ: «Стоять на месте!

Высоту не отдавать!»

И остались с ротой вместе

Побеждать иль умирать.

 

Слава храброму майору!

Честь, спасибо и хвала!

В трудный час, в лихую пору

Помощь братская пришла:

Можно раненых отправить

Той тропою в тыл к своим,

Оборону чуть подправить.

«Живы будем — победим!»

 

И на всё у замкомбата

Был такой, примерно, сказ:

«Веселей гляди, ребята,

Ведь никто же, кроме нас!»

Между тем, сплошной лавиной,

Окружив со всех сторон,

Шли две тысячи с половиной

Чёрных беркутов-ворон.

Через скромные высоты

В направлении реки

На израненную роту

Тучей шли боевики.

 

И по рации сквозь грохот

Чуть расслышал 108-ой

Батин ровный, хриплый шёпот:

«Бей наводкою прямой

По моим координатам,

Да покруче, да живей!

(И немного виновато)

За погибших сыновей!»

 

И упал... Черна от взрыва

Поднебесья синева,

А во взгляде молчаливом

Будто слышатся слова:

«Моя Земля — комочек липкой грязи,

Куда так мчишься, голову сломя,

Помедленнее чуть не можешь разве,

Чтоб невзначай не выронить меня?

А если не смогу на ноги встать я,

И наша связь прервётся в этот час,

Раскрой свои пуховые объятья

И обними, как мать родная, нас.

Моя Земля — опора жизни нашей,

Детей моих, прошу, не обижай,

Запомни этот бой до рукопашной,

И воинов моих не унижай,

Наш жизни миг не посчитай напрасным,

Когда тебя покинем неспеша,

Пусть небо будет чистым, ясным,

Чтоб солнцем переполнилась душа.»

 

Гранитным памятником Славы

Бойцам гвардейского полка

Среди ущелья величаво

На все грядущие века

Стоит под синью небосвода,

В туман уткнувшись головой,

Стоит в любое время года

При свете дня и в мрак ночной

У рубежа земли Российской,

Как часовой у блокпоста,

Родною ставшая и близкой

Семьсот семьдесят шестая высота.

 

Там по весне сугробы тают,

Там ветры гимн слагают Вам,

Там с вертолётов улетают

К высокогорным берегам

И опустевшим горным склонам,

Как парашюты с высоты,

С нижайшим трепетным поклоном

Живые яркие цветы.

 

Шумят раскидистые ели

И вековые тополя,

Могилы, словно колыбели,

Качает Псковская земля,

И ветерок, шурша травою,

Их душам песнь свою поёт

О том, что горною тропою

Хаттаба банда не пройдёт.

 

Плывёт ущелье облаками

В лучах вернувшейся весны,

Вы в нашей памяти, Вы с нами,

Из лучших лучшие сыны!

Вы где-то рядом, где-то очень близко,

Быть может, в солнце или в ветерке,

А может, в туче, что висит так низко

И каплями течёт в моей руке...

Хочу глаза открыть как можно шире,

Чтоб процедить в себя эфир земной

И в параллельном, недоступном мире

Увидеть Вас своей душой.

 

На этом повесть завершаю,

Уж не взыщите ко словам.

Я не стихи Вам посвящаю,

Я СЛАВУ ПОСВЯЩАЮ ВАМ!

В. Боева

 

10-летию подвига 6-й роты

Я просыпаюсь с пламенем в глазах,

Мне снова снились огненные маки,

Растущие на выжженных камнях,

Свидетелях психической атаки.

 

На склонах самой страшной высоты,

Что вспорота разрывами снарядов,

Являются мне алые цветы,

А среди них все девяносто взглядов.

 

«Ну, вот и славно, — говорю, — сынки,

Опять вы вместе, как тогда, до боя.

И до чего ж вы молоды, крепки, —

Хоть каждому давай Звезду Героя...

 

Нет, нет — не слёзы это, милуй Бог,

Наверное, туман идёт в ущелье...

Я вам слова какие-то берёг

И попросить хотел у вас прощенья.

 

Да я и сам уж знаю, ни к чему —

И даже шестерым, живущим ныне.

Позвольте, помолюсь тогда Ему,

Как молится в душе отец о сыне».

 

О, Господи! Даруй им небеса

И память вечную в пространствах света!

А мне... Пусть снятся маки, и слеза

Скользнёт сквозь голубую ткань берета.

В. Савинов

 

Шестой роте псковских десантников

Долг выполнен — уходит в небо

Десантных душ суровый строй.

В каких боях он только не был,

В тельняшке воин наш простой!

 

Берет, что сложен на груди,

Пробит чужою пулей меткой.

Враги кричали: «Уходи!»

А мы давили две гашетки.

 

Их было много — горстка нас.

Они нам предлагали сдаться.

Твори последний свой намаз,

А вдруг тебе за то воздастся!

 

Вот потеряли мы комбата...

Даем свои координаты.

Прощайте, братцы, мы за вас

На смерть идем... в последний раз!

 

Снарядов, братцы, не жалейте,

Да слез по нам потом не лейте —

Вам пригодится острый глаз,

Врагов достаточно у нас!

 

Мы покидаем грешный мир,

На небе ждет нас командир,

На небе ждет Маргелов-батя,

Десантники — друзья и братья!

 

Простите нас, родные наши,

Что не смогли вернуться к вам,

Что сверху нам милей и краше,

А наши дети — лучший храм!

 

Мы будем помнить ваш наказ,

Не подведут рука и глаз —

За вас ответят нам бандиты,

А вы не будете забыты!

А. Маргелов

 

Автор стихотворения гвардии полковник ВДВ Александр Маргелов — Герой России, первый испытатель парашютных систем для десантирования внутри бронированной техники, сын легендарного «десантного бати» Василия Филипповича Маргелова.

 

Шестая рота ВДВ

Десант сегодня поднят по тревоге,

Уходит рота в заданный квадрат,

И нет уже обратной ей дороги,

Она не знает никаких преград.

 

Вот позади десяток километров,

Мы совершили быстрый марш-бросок,

Всего каких-то пару сотен метров,

На высоте укроет нас лесок.

 

Наёмникам не миновать засады,

Шестая рота стала впереди,

И от десанта пусть не ждут пощады,

Где он стоит, там бандам нет пути.

 

Их злодеяния терпеть доколе,

И сколько времени ещё должно пройти?

Ведь это наше Куликово поле,

Живым врагу отсюда не уйти.

 

Пусть хищник скалит волчий свой оскал,

Ему хребет сумеем поломать,

Тот судный день для них уже настал,

За Русь святую сможем постоять.

 

Исполним предков славных мы наказ,

За нашу землю встанем, как один,

Хоть нас лишь рота, выполним приказ,

Боевикам прохода не дадим.

 

И где бы зло укрытие не нашло,

Возмездие наше там его настигнет,

Давно уж время ультиматумов прошло,

В веках террор проклятие постигнет.

 

Когда пройдут лихие времена,

И всюду войны перестанут быть,

Все мирным воздухом надышатся сполна,

Но в эти годы нам уже не жить.

 

Испили чашу жизни мы до дна,

Шагнув в Бессмертие с этой высоты,

Застыли в камне наши имена,

Как отголосок нынешней войны.

Б. Чумаченко

 

Гибель шестой роты

Огонь с вертолета,

Рванувший фугас.

Десантная рота

Закрыла Кавказ.

 

Орущие глотки

И «духов» не счесть

На склонах высотки

Семь семьдесят шесть.

 

Задача отряду:

Не дать им пройти —

С неравным раскладом

Один к тридцати.

 

Хрипит, нарастая,

По рации мат.

Мол, рота шестая,

Ни шагу назад.

 

Снег мартовский талый,

Нелепый приказ.

Отцы генералы,

Вы бросили нас.

 

Трепали из штаба:

«Подмога в пути»...

А мы на Хаттаба

Один к тридцати.

 

Вам звезды да водка,

Награды и честь,

А нам та высотка —

Семь семьдесят шесть.

 

Заплачут родные —

Не наша вина,

Что им «гробовые»

Утеха одна,

 

Что мажут потоки

Чиновьей бузы

Геройские строки

Броска на Арзы.

 

Сползает ночами

Приземный туман.

Остались за нами

Чечня и Афган.

 

И горные кряжи —

Врагам не пройти.

Пусть будет нас даже

Один к тридцати.

П. Толчёнов

 

Памяти 6-й роты

Парят орлы, взлетая вверх над пропастью,

И солнце, как расплавленный металл...

«Вертушка» режет воздух своей лопастью,

Перелетая горный перевал.

 

Координаты цели обозначены,

Неравный бой в горах идёт с утра.

Ведь им за наши головы заплачено,

А мы в атаку с криками «Ура».

 

Нас было девяносто... Мы десантники,

Во Пскове помнят наши имена.

Не из-за денег, не из-за романтики

Мы долг отдали свой тебе, Страна.

 

Врага не пропустили мы в ущелье,

Их было больше нас в пятнадцать раз...

Нас победить они задались целью,

Ну, что поделать — это ведь Кавказ.

 

Осталось шестеро, патроны на исходе,

И на себя огонь из всех стволов...

Нет козырей в разыгранной колоде,

И нету с нами наших пацанов...

 

Никто не ждал такого поворота,

И не вернуть погибших там парней.

Уходит в небеса 6-я рота,

И тихо плачет серый дождь о ней.

А. Рождественский

 

Шестая рота

                    Подвигу шестой роты псковских десантников,

                    стоявших насмерть на высоте 776.

 

Мне военком сказал: «В десант!

Пойдешь служить в элиту, брат!»

Не то чтоб я был очень рад.

Куда деваться?

«Наденешь голубой берет,

Крутым ты станешь в двадцать лет,

Смотреть девчонки будут вслед.

И восхищаться».

 

Но в полный рост идет война,

И в муках корчится страна,

Пришли такие времена.

Нам защищаться.

Война в Чечне, такой расклад,

И в первых там рядах десант,

А кто там прав, кто виноват,

Не разобраться.

 

Призвали, привезли нас в Псков,

Учили всех там, будь здоров,

Как выжить и как бить врагов.

Живым остаться.

Маршировали на плацу,

Тельняшка и берет к лицу,

Я фотку отослал отцу.

Пусть удивятся.

 

Так пролетел на службе год,

«Салаги» в часть придут вот-вот,

А «старики» — наоборот.

Домой поедут.

Подняли по тревоге полк,

Зигзаг судьбы или виток,

Боекомплект, сухой паек,

И без обеда.

 

В Моздоке посадили нас,

Последний солнца луч погас,

Теперь вперед и жми на газ.

Эх, десантура!

На мину не нарваться бы,

А то пойдут домой гробы,

Не обмануть своей судьбы.

А пуля — дура.

 

И понеслось всё с места вскачь,

Из боя в бой, хоть вой, хоть плачь,

И после ряда неудач,

Зажали «духов».

И как они от нас ушли?

По полю минному прошли,

Мы удержать их не смогли.

Ну, заваруха!

 

Их в горы выдавили мы,

Под самый уж конец зимы,

Добить и всё, конец войны.

Гуляй, рванина!

Но роте новый дан приказ,

На горб взвалив боезапас,

Палатки, печки, всё на нас.

Эх, жизнь малина!

 

Занять нам нужно высоту,

И мы поперли в темноту,

И растянулись на версту.

Вперед, разведка!

А без разведки нам никак,

В «зеленке» растворился враг,

И трет по шее автомат.

Не хрустнет ветка.

 

Остался далеко наш полк,

И шум реки давно умолк.

Вот только не возьму я в толк,

А где же «духи»?

Последний завтра день зимы,

Рукой подать уж до весны,

А там и нас сменить должны.

Так ходят слухи.

 

Идем всю ночь, ни лечь, ни сесть,

Хотелось зверски пить и есть.

Привал на высоте вот здесь.

Ну, наконец-то.

Разведка же вперед ушла,

До цели рота не дошла.

Она свою судьбу нашла.

Сражались честно.

 

И застучал вдруг автомат.

Подумал я: «Накаркал, гад!»

Разведка пятится назад,

И прут арабы.

В поддержку выдвинулся взвод,

Пошел такой там хоровод,

Но мы прикрыли им отход.

Привет Хаттабу!

 

Попался снайперу в прицел

Наш ротный, жаль, он был так смел.

И миномет, как ошалел,

По нам всё кроет.

И третий взвод не подошел,

На склоне смерть свою нашел,

Там друг мой был, но не дошел.

Погиб героем.

 

А роту принял наш комбат,

Нет для десантников преград!

«Аллах, акбар!» — враги кричат.

Мы их уроем!

Комбат подмогу запросил,

Держались из последних сил,

В ложбинку раненых сноси.

От пуль укроем.

 

В тот «лазарет» попала мина.

И чтоб не пролететь ей мимо?

И изменилась вся картина.

Хоть волком вой.

Всех раненых похоронила.

И сразу братская могила.

Смотреть на это нету силы.

Кто есть живой?

 

А «чехи» прут — земля дрожит.

Комбат всё в рацию кричит:

«Давай подмогу!» Но звучит:

«Жди, скоро будет!»

Почти полсуток уже бой.

Хоть артиллерией прикрой,

И каждый пятый лишь живой.

Сплетенье судеб.

 

Подмоги нет, «вертушек» нет,

И за семь бед — один ответ,

У нас в один конец билет,

«Урус, сдавайся!»

Но и хорошая есть весть,

Что дружба есть, и братство есть,

И офицерская есть честь.

Не сомневайся.

 

Повеселело пацанам,

Своим не верится глазам,

Почти что взвод прорвался к нам

И замкомбата.

Не всё же мериться деньгами.

Не все же куплены врагами.

И, между нами, мужиками

Всё в жизни свято.

 

Надежда есть порвать капкан,

Страдают многие от ран,

А «чехи» тянут свой аркан,

Их много, «духов».

Почти что все мы полегли,

Но воевали, как могли,

И мы Россию сберегли,

Земля всем пухом.

 

Остались шестеро к утру,

Наверно, скоро я умру,

Мне это так не по нутру,

Вот завертелось.

Неправ как военком наш был —

Не быть мне в двадцать лет крутым,

Я буду вечно молодым.

А жить хотелось!

Б. Беленцов

 

Шестая рота

6-й роте 104-го парашютно-десантного полка

Псковской воздушно-десантной дивизии,

павшей смертью храбрых на поле боя...

 

Там, где в горах упал закат кровавый,

Где быть иль нЕ быть — чашей на весах,

Шестая рота грудью насмерть встала:

«За Псков, Москву, Россию и десант!»

 

И бились «духи» волнами о стену,

И не прошли, опять попав впросак.

Не зря рвала свои Шестая вены:

«За Псков, Москву, Россию и десант!»

 

Из гвардии земной сплоченным строем

Ушла она тогда на небеса,

Всем показав, чего ещё мы стоим:

«За Псков, Москву, Россию и десант!»

 

И принял Бог на станции конечной,

В небесный полк гвардейцев записав.

Им журавлями плыть по небу вечно:

«За Псков, Москву, Россию и десант!»

 

России быть! И слава не увянет!

Жива Шестая! Нет! Не чудеса!

Лишь только бой, и снова клятвой грянет:

«За Псков, Москву, Россию и десант!»

И. Шептухин

 

Шестая рота

Скорбят воздушные десантные войска.

Беда обрушилась на семьи городка.

С тревогой дети, вдовы ждут,

Когда «груз 200» привезут —

Шестую роту сто четвертого полка.

 

Гордились ротой мы: десантник, как-никак,

Мог кирпичи разбить ударом кулака.

Тельняшки были им к лицу,

Шла лихо с песней по плацу

Шестая рота сто четвертого полка.

 

Судьба десантников сегодня нелегка —

Держать и днем, и ночью автомат в руках.

Пошел в дивизию приказ:

В Чечню направить, на Кавказ

Шестую роту сто четвертого полка.

 

Аргунский подвиг их останется в веках.

Уйдут в бессмертие они наверняка.

Сражаясь доблестно в бою,

Не уронила честь свою

Шестая рота сто четвертого полка.

 

Враги готовятся для нового броска.

«Солдат, сдавайся!» — слышен крик боевика.

И вражьи полчища губя,

Залп вызывает на себя

Шестая рота сто четвертого полка.

 

Плывут над городом все те же облака.

И так же медленно течет внизу река.

Сирень здесь скоро зацветет...

Но только с песней не пройдет

Шестая рота сто четвертого полка.

О. Кульдяев

 

Шестая рота

Ах, как не скоро, как не скоро

На землю ляжет тишина.

И вновь десант уходит в горы —

Идет кавказская война.

 

Ушла в бессмертие колонна,

И не получат отпусков

Бойцы второго батальона,

Шестая рота, город Псков.

 

Россия, вздрогни от известий!

Россия, громыхни в набат!

Они теперь навеки вместе —

Шестая рота и комбат.

 

Ну, что ж, батяня, молча третью

Мы поднимаем за тебя.

Навечно в голубом берете

Перед лицом своих ребят.

 

Мы вспомним вас, всех поименно

Из сто четвертого полка

И молча склоним мы знамена

Пред вашей памятью — в веках.

 

А небо вызвездило скупо

И отражается в росе,

Как будто парашютный купол —

Одно, огромное — на всех...

А. Анастасин

 

Десантник

Еще не муж, уже не мальчик —

Уставил взор на детвору,

Блуждая в нетях, гонит мячик

И в голове творит игру:

 

Замысловатые пассажи,

Удары, хитрые финты —

Добрался парень до черты,

Сиделкой в скверике посажен.

 

Поспорить бы с лихой судьбою,

Спугнуть беду, перехитрить,

Вновь очутиться на футбольной

Площадке и над ней парить.

 

И гол забить девятой роте...

Но бьющая его нога

Осталась на кавказском фронте,

В кровавых мартовских снегах.

 

Он верит: дело было право,

Стояли насмерть за свое —

За то, чтоб по земле державы

Не расползлось кругом ворье.

 

И командир был тверд и честен,

Когда, пересчитав ребят,

Обложенных ордой чеченской,

Огонь вдруг вызвал на себя.

 

Так кончилась шестая рота —

С бандитами в одном котле...

Он выжил, но бесповоротно

Обычный мир в глазах истлел,

 

Он чувствовал душевный ветер

Над зеленью родных могил:

Покаялся ли кто? Ответил,

Что кашу эту заварил?!

 

И если всколыхнет порою

Соблазн мальчишеских забот,

То, кажется, Звезда Героя

Не украшает грудь, а жжет.

И. Юрьев

 

Бессрочный солдат

Я — бессрочный солдат.

Я с войною давно породнился,

Я оставил друзей

В развороченной смертью земле.

Убивали меня,

Но и я чужой кровью умылся

В той жестокой, ненужной

И проклятой всеми войне.

 

И вернули меня

В этот мир, где не рвутся фугасы,

Где за мной не следят

Из укрытий стволы снайперов —

Мне бы жить-поживать,

Мне б ходить по земле без опаски,

Но душа запеклась

С кровью ран на обрывках бинтов.

 

А, быть может, себя

Я оставил в камнях перевала,

Среди стрелянных гильз

И разорванных взрывом ребят,

Где в неравном бою

Двое суток без всякой поддержки

Погибал в окружении

Гвардейский десантный отряд...

А. Онищенко

 

Аргунскому десанту

В горах деревья облаком обвиты,

Но эти виды нынче подо мной.

В бою никто не хочет быть убитым,

Но все же каждый принимает бой.

 

Все буднично и ясно до предела,

Все без туманных фраз и прочих штор.

Судьба струной натянутой запела.

Тут он тебя иль ты его в упор.

 

Сгорают жизни, как метеориты,

Вот кто-то заслонил тебя собой.

Хотя никто не хочет быть убитым,

Но без него ты продолжаешь бой.

 

Отсюда шаг — и ты уже у Бога,

Один лишь шаг и, ближних возлюбя,

По звездам, как по щебню у порога,

Уходишь в рай, за все простив себя.

 

Есть цель: их надо выбить с перевала.

На этой цели все сомкнулось враз:

Вся жизнь твоя, от самого начала,

И смерть, она в лицо глядит сейчас.

 

Мы встали в рост, они с камнями слиты.

Собой в стене огня прорубим дверь.

Хотя никто не хочет быть убитым...

Но это ведь не главное теперь!

М. Михайлов

 

Гудермесская весна

Растаяли последние снега,

И побежали первые ручьи.

У горных рек затопит берега,

И птицы запоют уже свои.

 

И солнце светит ярче, веселей.

Я снова пьян, как будто от вина.

И на душе становится теплей.

Ну, здравствуй, Гудермесская весна.

 

Я здесь торчу последний месяц свой,

И для меня закончится война,

Ещё немного — и вернусь домой.

Посмейся, Гудермесская весна.

 

Ещё немного — самолёт взлетит

И унесёт меня из ВДВ,

Но вот душа по-прежнему болит,

И лица возникают в голове

 

Всех тех, кто не вернётся никогда,

Кого нам не вернула та война,

Кого настигла эта вот беда,

О них поплачет Гудермесская весна.

* Гудермес — город в Чечне

А. Пономарёв

 

Украина (СВО)

 

Васильки

Помнишь, ели с тобой

С одного котелка?

Будет выигран бой,

Были вместе пока.

 

А теперь меж собой

Не друзья, а враги.

Будет злость, будет бой,

И в крови васильки.

 

Помнишь, было, когда

У тебя не тризуб?

На пилотке звезда,

И подстриженный чуб.

 

Не боялись огня

Среди солнца лучей.

У тебя, у меня —

«ВДВ» на плече.

 

А теперь — ни черта,

Дружба, верность — в труху.

Средь степи высота —

Я внизу, ты вверху.

 

И не будет — ничья,

Здесь ничьи не в ходу...

И задача моя —

Эту взять высоту.

 

Вновь с тобой нас свели

Перекрестья дорог...

Васильки вот в пыли,

И пробит котелок.

А. Сидоровнин

 

* * *

Они сошлись на поле брани,

Вдвоем, лицом к лицу стоят:

Один — десантник из Рязани,

Другой — из Харькова солдат.

 

Своя у каждого присяга,

Своя у каждого страна,

И хоть у них два разных стяга —

Земля славянская одна.

 

Домой вернутся ли из боя

Сыны страдальческой Руси?

Зачем им биться меж собою? —

Помилуй, Господи, обоих,

Обоих, Господи, спаси!

 

Нацисты — проклятая нечисть —

Да сгибнут, сгинут пусть в веках!

Бесславье ждет их и бесчестье... —

На них вина кровавой сечи,

Невинных кровь — на их руках!

О. Козловцева

 

Памяти Героя России

Нурмагомеда Гаджимагомедова

Скорбит село Кани,

что в Дагестане.

Скорбят Рязань,

Донбасс, Махачкала…

Их верный сын

в десантный строй не встанет.

Он в строй Героев

встанет, как скала.

 

Припомни,

в сорок первом — в сорок пятом,

когда нацисты

жгли российский кров,

такие вот

геройские ребята

с гранатой шли,

с последней, на врагов.

 

И Сирия

таких ребят узнала...

Не мало их,

враги, возьмите в толк,

чтобы Россия

к вам не посылала

десантно-штурмовой

казачий полк.

 

Наступит мир

(любая боль стихает).

И он наступит,

твёрдо верю я.

Нурмагомед

вернётся к нам стихами,

и дочкой,

что назвали Теймия.

 

И благодарной памятью,

и песней,

и улицей

в родной Махачкале…

С Героями такими

Русь воскреснет!

И пусть свеча

не гаснет на столе.

С. Панфёров

 

Призыв

      Светлой памяти подполковника ВДВ,

      кавалера ордена Мужества Дениса Глебова

      и всех десантников-рязанцев,

      отдавших свои жизни в ходе проведения

      военной спецоперации на Донбассе и Украине

 

«Нам Отечество наше,

словно Спас-на-крови», —

вспоминаю строку

позабытого гимна.

На защитную брань

нас, Господь, призови,

ведь не вся ещё Русь

померла и погибла.

 

Я не к смерти зову,

просто слышу набат —

это колокол яростный

рать собирает,

это лебеди-гуси,

сверкая, летят,

это сердце моё

от любви замирает.

 

Нам на радость она

и на битву дана.

Нам любовь — это щит,

это меч одержимый.

Пусть потом нас настигнет

земная вина,

но пред Богом чисты

штурмовые дружины.

 

Рать безмолвно течёт,

не видны берега.

Всколыхнулась хоругвь —

и сильнее забилась.

И взметнулась она,

заревая строка,

опалила наш путь…

И опять позабылась?

 

Нет, воскресла она!

Наш извечный девиз,

что «никто кроме нас»,

помним мы и поныне.

За Отечество пал

русич Глебов Денис,

защищая Донбасс,

мир неся Украине.

 

Всё слышнее весна,

но кручинится сад,

тихо льётся печаль

светоносного поля…

Это снова уходит

рязанский десант

в беспощадное пламя

бессмертного боя!

В. Хомяков

 

За ВДВ!

За Новый день! За Море! За Пророка!..

За Мир!.. За дяди Васины войска!

Ведь ВДВ — войска почти от Бога,

И служба в них — опасна и трудна.

 

За вас, ребята! И пускай Удача

Сопутствует вам всюду и везде,

Хранит вас небо — ну, а как иначе:

Ведь вы всегда на самой высоте!

 

На пике нестандартных ситуаций,

В которых вам сам чёрт порой не брат;

На острие нежданных провокаций

И там, где ад, и где нельзя — назад!..

 

За вас, ребята! Чтоб вы были живы!

Ведь дома ждут вас семьи и друзья.

За наш покой, за мир, за жизнь — СПАСИБО,

Десантные, Маргелова войска!

И. Буланова

 

https://this-camp.blogspot.com/search/label/Стихи%20о%20десантниках

http://avtomat2000.com/sbor.html

 

День воздушно-десантных войск

Честь и почет ВДВ! (Книги о десанте)