22 июня — 110 лет со дня рождения Ивана Ивановича Демьянова (1914–1991), русского поэта, прозаика, фронтовика, историка-краеведа. Он писал стихи о Ладоге и Дороге жизни, о Родине и природе, о нравственных ценностях и истории... И все же самой яркой страничкой его творчества стала лирика для малышей. Стихи Демьянова читали и учили в детском саду, включали в сборники и хрестоматии: «Кукушка кукушонку купила капюшон. Надел кукушонок капюшон. Как в капюшоне он смешон!», «Грустны клёны у оград — день прощанья... До свиданья, детский сад, до свиданья!», «Не портфель, а загляденье — два замка, два отделенья...»... Многие строки его стихов стали афоризмами, в двух строчках он может очертить контуры целой эпохи: «Ползет сорок первый в шинели… Идет сорок пятый в цветах!»
Поэт о
себе: «Для меня, бывшего шофёра, стихи не хобби, а мой духовный воздух,
духовный хлеб. Не одну профессию сменил я, пока не пришёл к этой, всегда
звавшей меня, — поэзии! В годы войны приходилось мне водить автомашины по льду
Ладоги, по заоблачным дорогам Кавказа. Тяжелы, трудны эти дороги, но не легче и
труд поэта.
На нелегком пути поэта
Душу всю крутизне отдашь...
Десять пламенных пятилеток
Входят в мой трудоемкий стаж!..
Шесть из этих десятилеток отданы писательскому труду. Звонкая строчка
стиха прививает любовь к Родине, ненависть к её врагам, вдохновляет на труд и
на подвиг. Стихи, если они стихи, — это земное человеческое солнце, а с ним
светлее и ярче жизнь...»
Иван
Демьянов родился 22 июня 1914 года в деревне Корогодино Малоархангельского
уезда Орловской губернии (ныне Орловская область), в крестьянской семье. С семи
лет познал нелёгкий крестьянский труд. Демьянов о себе: «Жил там лет до
16-ти, с раннего детства работал в поле и огороде — косил, стерег гусей, ездил
в ночное — с детства навсегда влюбился в Орловскую землю и небо! С 17 лет — я —
рабочий чугунно-литейного завода в Ленинграде, потом — Дальний Восток, работал
плотником и мастером морских такелажных работ на Охотском море. В 1940 году
работал на Волховстрое бригадиром такелажников». В 1930 году семью
раскулачили и выслали в Архангельскую область, где выжили только мать и сын.
Затем Иван бежал в Ленинград, где с 1931 года работал на чугунолитейном заводе.
Уже в те годы молодой рабочий пробовал писать.
В
1936—1940 был мастером такелажных работ в бухте Ногаево Охотского моря на
Дальнем Востоке. В 1937 был репрессирован. Прошёл сквозь горнило каторжных
работ на Беломорских каменных карьерах, отбывал срок в БАМЛаге и БурейЛаге,
строил Амурскую железную дорогу. Работа была тяжелая, и никогда не
заканчивалась — один объект сменял другой. После Амура Демьянова отослали на
строительство путей БАМа. В своём письме от 10.2.1990 краеведам г. Свободного,
где он был, рассказывал: «...То, что мне пришлось увидеть, можно по этой
причине считать, что живу не 75 лет, а все 700 — не меньше. Провезли нас в
товарных вагонах на Облучье, там потом строили железную дорогу. Был я затем во
многих местах, и в городе Свободном, и в Иркутске. ...Находился в Бурейском ИТЛ
(БурейЛаге) и на станции Известковая (почти в то время, когда там была А.
Цветаева)». О своей работе на строительстве путей Амурской железной дороги
и путей БАМа поэт написал известное стихотворение «Тачка», впервые опубликованное
в журнале «Звезда» (1989, № 10): «...Не на БАМе, нет, а на БАМЛаге Разве ж
расставался с тачкой я? ...С тачкой нам обоим было туго: Я стонал, скрипела и
она — Лагерная нудная подруга — Тяжела! Но в чём её вина?». Это стихотворение
стало своеобразным «печальным гимном» бамлаговской тачке. В конце жизни он
написал автобиографическую книгу «На крыльях памяти», где вспоминал своё
пребывание в БАМЛаге и БурейЛаге.
В 1940
году его освободили. После освобождения, в 1941 году проживал в Волховстрое-2,
на Земляной улице, где стояли бараки-общежития Волховского алюминиевого завода
им. С. М. Кирова. 22 июня 1941 года, в свой день рождения, он услышал страшное
слово: война! Недолгие сборы, и Демьянов — боец действующей армии. Немедленно
по заданию приступил к сооружению паромной переправы через древнюю реку Волхов
на случай, если фашисты разбомбят мост. А часть в это время перебазировалась в
неизвестном направлении. Новоиспеченный солдат посмотрел на все четыре стороны,
выбрал одну и зашагал в центр города. В это же самое время увидел стоящую на
дороге автомашину. Подошел. И в этот момент как из-под земли выросли трое
военных. — Рулить можешь? — властно спросил один из них. Демьянов ответил
честно: — Только вперед ездить умею. — И хорошо, вперед и надо! Так стал он
фронтовым шофёром отдельного автомобильного полка воинской части 28... Возил
под обстрелами и бомбами снаряды сражающемуся Ржеву, по льду Ладоги — хлеб
Ленинграду. На его долю выпала работа на Дороге жизни. Говорят, что в войну
этот путь звали иначе — дорогой смерти… Об этом, о его военной автомашине,
позже была написана книга «Солдатская подруга». За рулем он не забывал поэзию,
создал гимн своего автополка. В короткой автобиографии Демьянов написал: «На
войне не печатался, а на гауптвахте за стихи сидел…» Одна из первых его книг
стихов «Дорога жизни», увидевшая свет после войны, была посвящена периоду
военной биографии. Всё время Великой Отечественной войны Демьянов был в
действующей армии — шофёром на Волховском, Калининском, с 1943 года на
Кавказском и Закавказском фронтах. Награждён медалями «За оборону Ленинграда»,
«За оборону Кавказа», «За боевые заслуги». Победа застала его в Беслане, на
Кавказе. До демобилизации служил в комендатуре Москвы, возил заместителя
коменданта города по политчасти.
После демобилизации
Демьянов жил в г. Пушкине под Ленинградом. Принимал участие в восстановлении,
работал на строительно-монтажном участке № 2 шофёром грузовой машины. Сначала
жил в землянке, после переехал в левый полуциркуль Екатерининского дворца. В
1945 году участие в судьбе фронтового поэта принял Илья Эренбург. В Пушкине
Иван все больше времени уделяет поэзии, посещает литературные курсы. Его стихи
постоянно появляются в пушкинской газете «Большевистское слово», в газетах
«Смена» и «Ленинградская правда». Молодой поэт печатался с 1947 года, в 1950
вышел первый сборник стихов «Рассвет». В нем отразились впечатления вчерашнего
фронтовика. В 1951 стал членом Союза писателей.
С 1957 года
он начал писать стихи для детей. М. Яснов: «Иван Демьянов был человеком разносторонним
— лириком и прозаиком, историком и краеведом, художником и даже композитором —
но, пожалуй, ярче всего его поэтическая душа проявила себя в стихах для самых
маленьких. Как писатель он принадлежал к военному поколению. Многим его
сверстникам-поэтам свойственно было писать стихи одновременно нравственные и
дидактичные. Жизнь устраивалась таким образом, что с боем добытые идеалы
хотелось, видимо, столь же воинственно и безапелляционно «насадить» в
окружающем. А уж тем более в книжках для детей. Но я уже давно заметил, что в
стихах талантливых детских поэтов, особенно обращенных к малышам, этика уходит
в словесную игру, и самые разные уроки нравственности оказываются тем более
ценными, что читатель впитывает их с материнским молоком родной речи. Так
случилось со многими стихами Демьянова. Его “дошкольная лирика” — разнообразная
по жанрам, от считалок и загадок до стихов, посвященных проблемам воспитания,
становится тонкой и умной, как только за дело принимается непосредственно
поэтический язык». Характерной чертой его творчества стало пестрое
разнообразие жанров: от сказок до небылиц и загадок в стихах. Озорным веселым
детским стихам Демьянова свойственна органическая связь с фольклором, с теми
народными песнями, частушками, присловьями, которые поэт слышал в годы своего
детства на Орловщине. В каждом он сумел создать маленькие шедевры, добрые,
смешные, поучительные. Таков и самый популярный сборник поэта «Ребятишкина
книжка». Истории Демьянова — яркие зарисовки из мира детства, словесная игра,
где, как в зеркале, отражается восторг от познания мира. Назидательность его
произведений ненавязчива, на наглядных примерах поэт учит дружить, быть
честным, любознательным, трудиться. Его уже ставшие хрестоматийными стихи —
находка для дошкольной педагогики и чтения в семейном кругу. О детских книжках
Демьянова с одобрением отзывались С. Я. Маршак, Н. С. Тихонов, М. Дудин и
другие. За период с 1957 года вышло около сорока сборников его произведений для
детей: стихотворений, сказок, считалок, загадок и других.
Для
взрослых стихов Демьянова характерна близость к народу, неразрывная связь с
родной природой. Вышло шесть сборников его стихов. Критика неизменно отмечала
их гражданственность и патриотичность. В рецензии на сборник «Березовая
белизна» (1974) говорится: «Возвращаясь по дорогам воспоминаний к истокам
жизни, к детству, автор новой книги о многом передумал, заново перечувствовал,
но в одном остался неизменен — в любви и верности к родным русским просторам.
Поэту дороги и светлая речка Даймен на Орловщине, и березовая рощица в его
родном селе, и прекрасные пейзажи Ленинграда». Орловщине посвящены стихи:
«Бежин луг», «У тургеневского дуба», «Корогодино», «Дубнячок», «Даймен», «Утро»
и многие другие. После последнего посещения Орловщины появился цикл стихов «На
земле Тургенева». В него входят стихи «Новый дом», «Орловский край», «Зима в
Спасском», «Комната Савиной» и др. В статье о творчестве Демьянова В. Шошин
пишет: «Стоит пожелать долгой жизни поэту Ивану Демьянову и его самобытным
стихам! Стоит, ибо верна и ответственна его позиция. «Я лицом к лицу с
Россией», — говорит поэт. Стоит, ибо гражданственна и патриотична цель его
творчества». В числе сборников стихотворений «Рассвет» (1950), «Молодые
сады» (1954), «Звезды над морем» (1957), «Хранители времени» (1969), «Под
кроной века» (1985); В 1984-м вышел сборник стихов «Синий ветер».
Демьянов
выступал и как прозаик. Одобрительно была встречена его книга «Слово о городе
Пушкине» (1972), не просто исторический очерк, а личные впечатления, потому что
он сам участвовал в восстановлении города после войны. Эту книгу высоко оценил
Н. С. Тихонов. В 1980 году была издана книга «Солдатская подушка» — повести и
рассказы на военную тему. Среди последних книг Демьянова — автобиографическая
проза о скрываемом долгие годы лагерном этапе жизни. Демьянов не растерял
радость жизни, веру в лучшее, чувство юмора. Был многогранным человеком в плане
творчества. Писал музыку и картины, увлекался историей. На тексты Демьянова
писали песни Д. Шостакович, Д. Прицкер и другие.
Поэт
женился, появилась дочь, внуки. Семья проживала в одном из домов на Пушкинской
улице. В 1970-х гг. Демьянов получил квартиру в Ленинграде, на Звездной улице,
но постоянно приезжал в Пушкин, считая его своей второй родиной. Умер Иван
Демьянов 10 марта 1991 года. Похоронен на Казанском кладбище в Пушкине.
Перечитывая сегодня стихи Демьянова, будем помнить, что даже за самыми
короткими и легкими строчками стоит непростая жизнь и тяжёлый долгий труд. И
тем более радостно, что этот труд не пропадает даром, книги переиздаются и
пользуются большим успехом, особенно это касается стихотворений для детей.
Детские стихи Демьянова всегда были востребованы. Трудно представить, как
человек с такой тяжелой судьбой мог писать такие прекрасные, а главное,
счастливые детские стихи.
Предлагаем
вспомнить, а кому-то открыть для себя стихотворения Демьянова. Стихи для детей
— в отдельном посте.
Поэт о себе:
Фотокарточка
Пусть бумага постарела,
Пожелтела, потемнела...
Я такой же, как и был!
Хоть одна б морщинка села,
—
Просто сказочная быль!
Здесь ещё я словно кремень
—
Много ль видел на веку!..
Остановленное время —
Словно лошадь на скаку!..
А теперь куда я годен,
Всё познавший сын земли...
Эх, догнать бы мне те годы
И отнять, что унесли!
* * *
Знаю первую пятилетку
Не по книгам — в литейный
цех,
На глаза надвигая кепку,
Дверь раскрыл я под
дружный смех.
— Ничего, пообвыкнешь,
малый,
Сразу видно — в деревне
рос!.. —
Я все щурился от металла,
Что разбрасывал сотни
звезд!
В шутках был бригадир
назойлив.
Только мне ли бежать труда
—
На руках от сохи мозоли
На завод я принес тогда!
А потом и ковал, и
стропил,
И в тайгу с топором
шагал....
Мчался с бомбами по
Европе,
Сжав трехтонки своей
штурвал.
Подо Ржевом и у Берлина
Оставлял я рубчатый след,
И на ладожской черной
льдине,
Повидавшей немало бед...
Власть Советскую защищая,
В рукопашный вливался вал,
Пятипалыми, что клещами,
Горло гитлеровцев
сжимал...
На нелегком пути поэта
Душу всю крутизне
отдашь...
Десять пламенных пятилеток
Входят в мой трудоемкий
стаж!..
* * *
Светлой памяти
матери —
Марии
Эрастовны Демьяновой
1
Здесь равнина — не хребты
со скатами,
Но прийти сюда мне
нелегко.
Как высоко у могилы
матери,
Как отсюда видно далеко…
Гонит вдаль седые тучи
ветер,
Нагибает черные кусты...
Выше горя нет горы на
свете:
Все открыто с этой высоты!
2
Низко ветви опустив,
берёзка
Тянется к взлохмаченным
снегам,
Будто вылепленное из воска
Солнце оплывает по
стволам.
Вот и холм, что заступом
обрезан,
Льнут снежинки к свежему
песку...
Если б грудь моя была
железной —
И сверлом не высверлить
тоску!
3
Март оправил фитильки на
тополе,
Май зажег зеленые огни.
Я беру носки, что ты
заштопала, —
Как теперь мне дороги они!
Знаю: и весна зеленым
пламенем
Не сожжет тоски моей,
поверь.
Как бы я шаги услышал
мамины!
Как бы распахнул пред нею
дверь!
Потому так больно и обидно
мне:
Не вернуть былого ни на
миг,
А тогда в шагах её — в
обыденном
Я большого счастья не
постиг!
Сколько, сколько б сделать
мог иначе я!..
Незабудки выпали из рук...
И стою, за горло. горем
схваченный,
Слышу сердца собственного
стук…
4
Я иду по улице широкой.
Вот и дом, где я живу
давно.
Между светлых и веселых
окон
Только наше темное окно.
Щелкнул ключ — и
простонали двери.
«Мама!» — крикнуть
хочется, позвать...
До сих пор я почему-то
верю,
Что к соседям нашим вышла
мать...
Дуб к окну кривые ветви
клонит,
Улица в холодной, серой
мгле...
Вот теперь, теперь я
только понял:
Мать — короткий праздник
на земле!..
Ночь в деревне
Изгородь...околица...
Прокричал петух...
В маленьком оконце —
Огонёк потух.
Я прилёг на сено
Прямо у сосны.
И луна мне сеет
Золотые сны.
Будто тёплый вечер
Убаюкал рожь...
А девчонка шепчет:
«Ты опять придёшь?»
А девчонке этой
Жить до двадцати
Три зимы, два лета...
Было б по пути!
Но дорожки-стёжки
Не слились в одну...
Младше я немножко,
После — на войну!
Дни-то полетели, —
Что быстрее дней?!
Так и не успели
Повстречаться с ней!
Волос серебрится —
Уж давно я сед...
А поди-ка — снится
Через много лет!
* * *
Где, кружась над водой,
стрекозы
Мягко крыльями шелестят,
Отраженье ствола берёзы
Белизной освещает гладь!
Вдруг, раздвинув руками
лозы,
Встала девушка над волной,
Тоже стройная, как берёза,
Тоже с косами за спиной!..
Дотянулась ногой до речки:
Хороша ли, тепла ль вода?
Мне запомнился этот вечер,
Не забудется никогда!
Лишь увижу я ствол берёзы
С тёмной родинкой у корней
—
Вспоминаю девчонку в лозах
И загара зарю на ней!..
В поезде
Жмутся к рельсам чьи-то
тени,
Пляшет, мечется пурга.
Дальше — темень, темень,
темень
Да угасшие снега!
А меня тепло вагона
Клонит в сон под стук
колёс —
Чередой теснятся годы —
Поезд в молодость увёз:
Вот иду я к ней у речки,
А навстречу мне — она;
Золотых волос колечки,
А в глазах блестит луна.
Вот сошлись на тропке с
Катей —
Ночь близка, а в сердце
зной...
А Катюша в белом платье —
Что черёмуха весной!..
Поцелуй такой горячий,
С ним какой сравнится мёд?
А кулик в болоте плачет,
В поле перепел поёт.
Кровь бурлит во мне
потоком,
Мчит, как горная вода, —
Знать, любовь с высоким
током
Подключила провода...
Обруч рук на перекосе,
Пальцы стиснуты в замок.
Вот мы в волны сенокоса
Опускаемся на лог...
Вечер звёзды в речку
мечет,
А река вдали — что нить...
Вдруг трясут меня за
плечи:
«Бологое, — вам
сходить!..»
Зло кипит во мне — не
слова
Не сказал проводнику, —
Он лишил меня такого!
Спать бы мне на полке
снова —
До Москвы...иль до Баку!..
* * *
К изгибам блестящим
прикован
Мой взор, где петляет Ока,
—
И кажется, это подковы
В лугах растеряли века...
А время бежать не устанет.
Становится новое — старым,
Забвенья бушует пурга!..
Но памяти нашей зубило
Любые преграды пробьёт.
Три слова: есть, будет и
было —
Вмещают в себе бытиё!
* * *
На ветру дрожит осинка
И журчит ручей живой.
Затерялася тропинка,
Заросла густой травой.
Где качался дуб высокий —
Полусгнивший чёрный
пень!..
И о чём ручей в осоке
Мне поёт в осенний день?
Не о том ли, что я не был
Здесь почти что тридцать
лет —
Под родным орловским
небом,
Что струит, как прежде,
свет.
Только я не тот, что
прежде,
Много лет прошло, — не
тот...
Но осина ветку нежно
На плечо моё кладёт.
Вот поток в лицо мне
брызнул.
В камнях мечутся огни...
Сед я тоже — в пене жизни
Быстро мчатся наши дни!
Здесь был
когда-то райский сад огромный
Здесь был когда-то райский
сад огромный
Пригорки с шелковистою
травой!..
Цвели каштаны с росами у
дома,
Шептались тополя над
головой!..
Синела речка, извиваясь в
долах,
Плескалась рыба на закате
дня,
И ели в голубых своих
подолах
Несли прохладу в полдень
для меня...
К ручью полузаросшая
дорожка
Звала босые ноги в летний
зной.
И день всегда глядел в моё
окошко
Берёзовой пятнистой
белизной...
Теперь всё стало чуждо,
незнакомо:
Окопов старых шрамы вижу
тут...
Лучей луны рассыпана
солома,
У ног чернеет пересохший
пруд.
Кургузых пней блиноподобны
тени,
Длинней моей здесь вовсе
тени нет,
Меж островков разбросанных
селений
Сел на валун я ожидать
рассвет.
Я крикнул — эхо мне не
отвечало.
Под утро становилось
холодней.
И может быть, одна луна
признала
Во мне мальчишку тех
далёких дней!..
Луна и я — в седом
безмолвьи ночи,
Туман вползает на широкий
лог.
А сердце вновь и вновь
увидеть хочет
Ряды вихрастых вязов у
дорог!
Луна над самым омутом
повисла,
Глаза кусает дым от
сигарет...
На миг увидел маму с
коромыслом,
Которой так давно на свете
нет...
* * *
Когда к обочине усталость
Звала на отдых на войне,
Завидовал я ратной стали,
Рождённой в яростном огне.
Потом не раз ходил в
атаку,
Где плавилась сама
броня...
И мне ль, с бедою
встретясь, плакать?
Я тоже вышел из огня!
Валун
Лесной валун, ты здесь
лежишь века,
Седы твои замшелые бока!
А я пришёл на малый срок —
уйду,
Со мною долговечность не в
ладу!..
И лучше так: прийти,
сгореть в труде,
Чем спать века в
заржавленной воде!
* * *
Душа не стареет — плохо!
Старела бы, как и тело,
И меньше было бы вздохов,
Прилечь бы душа хотела,
Как тело...
А то неймётся душе —
Не сидит на месте,
Всё время куда-то рвётся,
И жизнь для неё всё
песня!..
Дед
Игорьку и
Оксане Кийко — внукам
Я водил по Ладоге машины,
Ездил по кавказским
облакам...
О солдатах горные вершины
Быль расскажут людям и
векам!
Не бросал послушного
штурвала
И когда окончилась война:
Пел под грузом кузов
самосвала,
И росла кирпичная стена...
А теперь, ища пути без
тряски,
Пассажира громкого везу,
Детскую теперь веду
коляску,
Сна у внука ни в одном
глазу!
Ветерок листвой играет
звонкой,
И смягчает дуновенье зной.
Облака меж веток что
пелёнки,
Там и тут сверкают
белизной...
Что ж, ГАИ, я знаю дело
туго,
Стаж седой порукою тому,
И с коляской не срезаю
угол,
Никого к обочине не жму!..
Я привык, чтоб бурно под
колёса
Падал трассы серый
водопад,
Чтобы пыль сползала под
откосы,
Бормотали ветры невпопад!
А сейчас...что еду, что не
еду.
Так бы скорость и
переключил!..
Привыкать осталось к
званью деда —
Чин семейный важный
получил!
А в сраженьях рядовым
солдатом
Города я оставлял и
брал...
Если на военный лад,
ребята,
Дед, он будет тот же
генерал!
Вот и вышло: я в семейной
ставке,
Взят суровой жизни
перевал.
И горжусь, что ныне не в
отставке,
С транспортом я тоже не
порвал!
Над Невою светел день и
ласков,
Глаз и руки точности
верны.
Я — водитель маленькой
коляски,
В ней — грядущее моей
страны.
Предел
Зачем предел, и нужен ли
предел?!
Уж круг друзей изрядно
поредел...
Всё меньше, меньше сил
день ото дня —
И время-снайпер целится в
меня!..
Зачем предел, и нужен ли
предел?
Как я за эти годы поседел!
А внуки подпирают все —
растут,
Они на это мне ответ дадут
—
Ведь тесен кузов
матушки-земли,
Чуть-чуть побольше сделать
не могли!
Седина
Девушкам льстит седина,
Девушек манит она,
И, позабыв о весне,
Девушки льнут к седине!
Волосы красит одна,
Вот и подружка седа...
Стелет снега седина,
Опережая года!
А на искусственный снег,
Хмурясь, глядит сквозь
очки —
Как его тянет к весне,
К почкам, где листьев
ростки...
Эх, седина, седина —
След промелькнувших
годов...
Девушки мнят: седина
Схожа с цветеньем садов!..
А снегопады близки,
Вспомните скоро весну —
Будете красить виски —
Прятать от глаз седину!
* * *
О всём природа думает
сама,
Не изменить её законов
строгих, —
И седина приходит, как
зима, —
К нам на короткой
жизненной дороге.
Но ни к чему считать свои
лета.
Которые бесплодно
пролетели,
Коль в жизни не оставили
следа,
Как пароход, не
сдвинувшийся с мели!..
Быть может, прожил ты сто
лет таким,
Что принимал за сине море
лужу,
Быть может, ты не нужен
был другим,
Лишь сам себе был только в
жизни нужен!
Пусть говорит о нас не
седина —
С годами будет всем она
дана!
* * *
У озёрной старенькой ольхи
Ветры навевают мне стихи:
О белоголовом пареньке,
Что, как гуси, вырос на
реке,
Что в труде увидел
красоту:
С первой пятилетки — на
посту!
Что в сырых окопах спал
без снов.
О герое, что без орденов,
О чернорабочем бытия —
Записал стихи от ветра я,
Что звучали в лучезарном
дне...
И стихи-то вижу — обо мне!
Что ж, как большинство — и
я таков, —
Разве не достоин я
стихов?!
Вражий стяг бросал к стене
Кремля, —
И на мне ведь держится
земля!
Поэт
Поэт рождён не для парада.
Лишь сбросит бирку
новичка—
Ему вожжей совсем не надо,
Чтоб управлять им с
облучка.
Пусть он, как лошадь
ломовая,
В тяжёлом каторжном труде,
Преграды преодолевая,
Не остановится нигде!
Дороги под уклон не будет.
Всё в гору путь, всё на подъём!!
Он навсегда приписан к
будням,
А праздник?.. Что забыл он
в нём?!
Он всё отдаст дерзанью
силы —
Ночами не покинет труд...
А отдых у него — в могиле,
Когда уже не дышит грудь.
О войне:
Ладоге
Снова мысль о Ледовой
дороге,
Хоть промчалось полвека
почти ...
Голубою могилой для многих
Стала ты на солдатском
пути!
Помнишь, Ладога, в давние
годы
Ты была под ледовым
замком,
Но под вой и под свист
непогоды
Был распахнут твой бомбами
дом.
И в его ледяную утробу
Шли машины на вечный
покой...
И забудется ль это до
гроба,
Отодвинешь ли это рукой?!
Нелегко мне сегодня
туристом
Вдаль скользить по веселым
волнам.
Все же, Ладога, будь ты
лучистой
И ласкайся к родным
берегам!
Как бы сердце кручина ни
жала,
Ни колола острей и
больней,
Но и горя бессонное жало
Все ж затупится рашпилем
дней
Ладога
Водителям
Дороги жизни — живым и мертвым
Ладога!.. Мы с ней давно
знакомы,
С ней огнем связала нас
война:
Пленкой льда замаскирован
омут —
Ладожской воронки глубина…
Ладога!.. Мы с ней
встречались много
И забыть те встречи не
дано:
Под машиной сразу две
дороги —
К берегу, а может, и на
дно...
Трещинами лед исполосован,
Раненая Ладога — в дыму.
Там бы пригодилась
невесомость —
Та, что космонавту ни к
чему...
Помните, водители-солдаты,
Хрупкий мост, протянутый
войной,
Где провалов черные
заплаты
Ладогу пятнали под луной.
И почти под самым
Ленинградом
Небо Ладоги, не в добрый
час,
Нет, не снегопадом —
бомбопадом
Засыпало на дороге нас.
Ребра льдин! Мотор
сбивался с ритма!
На торосах скрежетал
металл!
«Пронеси!!!» —
Шоферскую молитву
Кто на этой трассе не
читал?!
В маскхалате ползала
поземка,
В белом; белом Ладога
сама,
И навзрыд, по-бабьи, над
воронкой —
Где трехтонка обломила
кромку —
Голосила русская зима.
Но машины шли, свернув
немного,
Лед стонал — машины шли вперед.
Ладога — студеная дорога,
Ладога — горячая дорога,
Ладога — солдатской славы
взлет!
Грохотал машин поток
упрямый,
Размывал блокаду! И
впотьмах
Жизнь он нес, деленную на
граммы,
В скрученных до хруста
кузовах.
В том пути секунда длилась
долго!..
Презирая Ладоги полон,
Нас вело святое чувство
долга —
Лучший полководец всех
времен!
Венок
Раскачали волны теплоход,
Ладожские вздыбленные
волны,
Микрофон на палубу зовет:
— Трасса жизни!.. —
И венок плывёт,
Скорбью душу каждого
наполнив.
И туристов влажные глаза —
К прошлому прикованы
туристы.
Ну а мне, как сорок лет
назад,
Ладога предстала снова
мглистой!..
Лет машина задний ход
дала,
И уперся борт ее в былое —
Где сгорала тьма ночей
дотла
И солдаты умирали стоя!..
А венок качается, плывёт,
Где когда-то ухали морозы
...
Чайки замедляют свой полет
—
Смотрят на пылающие
розы!..
Попросить хотелось об
одном,
Глядя в густо-синие
глубины:
— Ладога, спусти венок на
дно,
Возложи на ржавые кабины!
—
Был здесь путь особо лют и
крут.
Позабыть ли павших Ленинграду?
В сердце болью каждого
живут —
Значит, вечность им дана в
награду!
Ледовый мост
Светлой памяти
водителей Дороги
жизни, от нас
ушедших, посвящается
Как жаль, что нет
музея-ледника.
Был путь тернист от
хрупкого порога...
Мы б сохранили льдину на века,
Которая служила нам
дорогой…
Шуршит шершавая пороша
В пушистых шапках камыша.
Разворошен простор,
взъерошен —
Бушует, штормами дыша!
Швыряя волны в берег
мшистый,
Мятежна ладожская ширь:
То ветер оглушает свистом,
То прячет в пену камыши!..
Но дед-мороз, сражаясь с
ветром,
Тряхнул кудлатой головой,
Простор посыпал звездным
светом,
Потряс хрустальной
булавой.
Потряс — и ледяные гвозди
Пронзили воды там и тут...
Поплыл, клубясь, туман
морозный,
А дед-мороз все тук да
тук!!!
И вот уже не слышно гула.
Мороз подул в свою свирель
—
И тихо Ладога уснула,
Под утро белизной
блеснула:
Ее укутала метель.
И там, где волны
грохотали, —
След зайца...
шлем на валуне!..
В широких шубах ели встали
На горке, как на
пьедестале,
Как часовые в стороне!..
Зима как будто на привале,
Утих метели сивый вал,
И длинный мост особой
стали
В ночь берег с берегом
связал.
* * *
Спешит колонна в
Ленинград.
За ледяной грядой
Машины тонут
и горят...
Умылся туч багряный скат
Взметнувшейся водой!..
Ещё снаряд — редеет ряд
Навьюченных машин,
Но путь открыт на
Ленинград,
Хотя не счесть еще
преград...
Лоснятся льды от шин!
Бегут, спешат грузовики,
На них горбы
крупы,
муки...
Веревкой стянуты мешки —
И не видать кабин!
То жизни катится река...
Течет река
издалека,
Враги ее бомбят!..
Тамбовский хлеб,
орловский хлеб,
Чтоб город Ленина окреп,
Чтоб выжил Ленинград!!!
Не всем проехать суждено,
Дорога жизни — так:
Кому — вперед!
Кому — на дно!
В холодный
вечный
мрак!!!
В пути таких немало мест —
Во льдах широких ран…
— В объезд, в объезд!..
«Опять объезд...»
Сырая ночь,
туман…
Скользят снежинки по
стеклу:
Их ветер облизал...
Сгущает хмурый ветер мглу,
А мысли тянутся к теплу,
Слипаются глаза…
Торопится зеленый ЗИС,
Задел кабиной куст...
Но вот пошла дорога вниз.
Над нею сук сосны навис.
Доски промерзшей хруст…
И расступился мерзлый бор.
Седой надвинулся простор.
Между боков сугробных гор,
Где ветер белогривый скор,
Его тревожен свист...
Белым-бело, белым-бело...
Ни неба, ни земли!..
Все замутило, замело —
Одни снега вдали!!!
Что колыбельную мотор
Поет в седой ночи...
Кури, кури — не спи,
шофер.
Коварен Ладоги простор,
Бессонны фар лучи…
Полночный час, а не до
сна,
И мысль сверлит о том:
«Растет для каждого сосна
На вековечный дом!..
А тут, пожалуй, без
сосны...»
И рвется мысли нить:
Тряхнуло!
Грозный бас войны
И красный снег — то смерч
войны!
Его ли позабыть!..
* * *
И в этот рейс мела метель,
Дробили бомбы льды,
Лишь чья-то жесткая шинель
Осталась у воды…
Черна вода между снегов,
Вдали от белых берегов,
Черна и глубока!
На рваной острой кромке
льдов —
Сухая краска
от бортов...
И след грузовика!..
* * *
Рычит фашистский бомбовоз,
Прожектора широкий нож
Кромсает небо: не
уйдешь!!!
Кусач ночной мороз!
Но у мороза жарок труд:
Широк во льдах пролом,
Заделать надо там и тут.
Зенитки хрипнут на ветру —
Гремит военный гром...
Он наш союзник, дед-мороз,
Немилостив к врагу,
С Наполеоном довелось
Столкнуться старику!
И в хвост и в гриву
лупцевал
Пришельцев на Руси,
Свалил немало наповал,
Фамилий не спросив!..
А вот теперь мороз-сапер
На ладожском юру,
Он чинит ледяной простор.
В работе зол, в работе
скор!
Крепчает поутру!
И вдруг звезда из облаков
—
И озарилась даль!!!
Рванулись в бой ряды
полков.
Качнулся синий лес штыков
—
Сверкнула местью сталь!!!
По-русски говорит снаряд:
«За Ленинград!!!
За Ленинград!!!»
Врага — штыком, свинцом!..
Блокады лопнуло кольцо,
У солнца чистое лицо!
Горит Невы гранит!!!
И, воду черпая ведром,
Поддернув рукава,
Блокадник знал,
Что завтра в дом
Сама придет Нева!
Что маскировок минул час,
С окошек тряпки — прочь!
Что тысячи оконных глаз
Прозреют в эту ночь!
* * *
То время минуло давно,
Ушло под шум ветров.
Его напомнит лишь кино,
Окопов бывших ров…
И как он памятен тому,
Кто в нем и ел, и спал...
Кто задыхался в нем в
дыму,
Когда снаряд ночную тьму
На части разрывал!
И вьюга серая золы —
Деревни бывшей прах...
И крови красные чехлы,
Что рдели на штыках...
Все это помнится тому,
Кто здесь в окопе жил —
В холодном фронтовом дому
—
И «чай» болотный пил!..
Окоп, окоп, сырой окоп
Не зря в планету врыт!
Чтоб не попала пуля в лоб,
Пригнешься:
«Пусть летит!»
Теперь окоп — заросший ров
С лягушечьим жильем.
А был он и для шоферов
Зовущий при бомбежке кров
—
Не раз спасались в нем!..
То время утекло давно,
Как быстро катится оно...
Не забывай о нем, кино,
Тебе векам сказать дано
Об огненном былом!..
* * *
Веет ветер с Ладоги
осенней.
Серебрят дождинки лес и
дол.
Облаков бегут куда-то тени
Иль обоза, что под лед
ушел?!
Иль машин, нагруженных
мешками,
Чем-то тоже схожих с
облаками,
Что тогда, завьюженною
ночью,
По льду шли всему
наперекор?..
С Ладоги плывут тумана
клочья.
Иль дымит махоркой брат
шофер?!
Может, там, на дне, как на
привале,
Собрались водители в
кружок...
Где только друзья не
побывали
И каких не видели дорог!!!
А теперь в глухом глубинном
мире
Как в своем особом
гараже!..
Только жаль, оттуда на
буксире,
Как бы о спасенье ни
просили,
Никого не вызволишь уже…
А над нами столько чаек
белых
Там, где мост искрился
ледяной...
Может, это вьются души
смелых
Над кудлатой ладожской
волной?!
Или это носятся снежинки,
Ставшие крылатыми навек,
Что тогда над Ладогой
кружились,
А теперь вот в чаек
превратились,
Где прощался с жизнью
человек!..
Чайки, чайки, сколько
белых чаек
Вьется над сединами волны!
Солнце обнимает их лучами,
Не отыщешь признаков войны!
Сколько в мире света и
уюта...
Но всплывает в памяти
война:
Осьминоги черные мазута
Выползают с ладожского
дна!..
И встает суровая блокада —
Черный снег на стенах
Ленинграда!..
И река шумящая машин...
«В преисподней ладожского
ада...» —
Слышишь шепелявый шепот
шин!..
* * *
Годы, годы, быстрокрылые,
Дали мирные полей...
Обелиски над могилами
Средь высоких тополей!..
Тополей, что сорок
прожили,
Возле холмиков взросли...
И, вздохнув, идут
прохожие:
Труден путь родной
земли!..
У обочин строем елочки
Дремлют в полах тишины.
Перекрестка крест
проселочных
Мне знаком с поры войны.
Буксовал не раз в
колдобинах:
Танк жалеет ли дорог?..
Нелегко победу добыли,
К ней высокий был порог!
Память, чем еще ударишь
ты?
Ты купаешь нас в свинце...
Я сюда возил товарищей
С плащ-палаткой на лице…
* * *
Сколько трав росло и
падало,
Таял снег и выпадал,
Но еще ржавеет надолбов
Остроребрая гряда!
Дот прищуренной бойницею
Меж кустов на мир глядит,
И с районною. больницею
Лихом связан инвалид…
Горячо войны дыхание,
Горек сёл горящих дым,
Путь в фашистскую Германию
Был тернистым и крутым!
Историческими вехами
Стали холмики земли.
Мы к Победе шли, и ехали,
И летели, и ползли!..
Не забыть железа скрежета
—
Бронированной беды...
Не забудем вьюги снежные,
Помним ладожские льды!
Нелегко все это вынести,
Без потерь не знали дня...
Мы Победу нашу вынесли,
Как ребенка из огня!..
Заплатили мы не золотом
За нее!..
Туманит взор...
Заплатили морем пролитой
Крови братьев и сестер!!!
Мы в борьбе, чтоб мир был
в зелени,
Чужд нам атомный обух…
Чтоб не бомбы небо сеяло,
А дождинки, снежный пух!!
Мы в своем решенье
твердые,
Громче гром народных слов,
—
Орудийные намордники
Пусть не слезут со
стволов!!!
Ну а тем, кто к кнопкам
тянутся,
Не простит сама земля —
Ими пусть не забывается
Эшафотная петля!
Млечный Путь
Млечный Путь
величественно-строгий,
Где чернеет бездны
глубина,
Кажется мне ладожской
дорогой,
Будто в космос поднята
она!
Я на трассе этой за
штурвалом
Видел клинья красные
огней...
След войны хранит она:
провалы —
Всюду пятна черные на
ней!..
И теперь простерла над
планетой,
Как музейный редкий
экспонат.
Пусть напоминает трасса
эта
Наш непокоренный
Ленинград!
Как стоял в бою, и как он
выжил,
И седые ладожские льды...
Небосвод ночной от зарев
рыжий.
Я смотрю в лицо былой
беды!..
Млечный Путь
величественно-строгий,
Где чернеет бездны
глубина,
Кажется мне ладожской
дорогой,
Будто в космос поднята
она!
* * *
Свинец горячий изрыгали
дзоты.
Тряс землю грозный
танковый разбег.
Пятнали тени черных
самолетов
Покрытый пеплом
ленинградский снег.
В ночную мглу вбивало клин
кровавый
Орудие у пулковской
горы...
Спроси о том у вражьих
танков ржавых —
Они во рвах до нынешней
поры.
Мы шли вперед, заслоны
опрокинув.
Солдатский гнев железо
разметал.
О нашей силе, двинутой к
Берлину,
Расскажет рваный
крупповский металл.
Ледоход
Кипучей пены разметав
седины,
Глубины зло сверлил
водоворот,
Тяжелые расколотые льдины
Шли по Неве. Был сорок
пятый год.
Кипящий вал, нагромождая,
бил их.
Я посмотрел и — меж
зеленых скал
Увидел черный след
автомобильный:
Ко мне кусок дороги
подплывал!
Обломок трассы ладожской —
в ожогах —
Видал пике последнее
врага:
Валялись клочья крыльев у
дороги
И свастики торчала
кочерга.
Вокруг нее разбросаны
осколки
Фугасных бомб — клыки из
чугуна.
Катала их по льдине у
воронки,
Выплескиваясь, мутная
волна.
Я взял под козырек. И не
напрасно.
Встал город в строй в
туманах над Невой.
Шла демобилизованная
трасса
Приказом мая памятной
весной!
Пароход идет
на Валаам
По звенящим ладожским
волнам
Пароход идет на Валаам...
Чуть качает,
Синева без края!
Сквозь дремоту слышен
микрофон:
— Трассу жизни мы
пересекаем!..
А ресницы крепче сон
смыкает,
И меня унес в былое он:
Снова я на ледяной дороге
—
Ладогу седую узнаю...
На КП приказывают строго:
«Поскорей машину сдай
свою:
Принимай двухпалубный, —
картинка!..»
Лед исчез — шумит за валом
вал,
В чаек превратились вдруг
снежинки
И в руках другой уже
штурвал.
Пароход веду простором
зыбким,
Солнце распласталось по
волнам,
Звон бокалов, музыка,
улыбки —
Пароход идет на Валаам!
Экскурсантов ветерок
ласкает,
И вода, вода со всех
сторон...
— Трассу жизни мы
пересекаем! —
Говорю, вздыхая, в
микрофон, —
Мы ее сейчас пересекаем,
И свиданье краткое дано
С теми, кто сжимает руль
руками
И его не выпустит веками,
—
Мы идем...
на Ладожское дно!..
Сбились тучи, застилая
запад,
Смолкли песни сразу
—тишина!
Провела по стеклам черной
лапой
Ладожская верткая волна...
Ниже, ниже!
Сотня метров!
Двести!
Словно в лифте ласковый
толчок...
Грянул гулкий голос:
— Вы на месте! —
Брызнул света синего пучок...
Рыбы в стекла тычутся
носами,
Раки с липкой тиной на
клешнях.
— А теперь на все смотрите
сами,
Дно расскажет о минувших
днях! —
Кто-то, снова синим светом
брызнув,
Зашагал в болотных
сапогах...
— Не для всех была Дорогой
жизни
Трасса, утонувшая в снегах!..
—
Голос смолк,
И свет ударил яро —
И машин ко дну прижалась
тень:
Загорелись фары, фары,
фары —
Как в туманный
ленинградский день!
Полоса расплывчатого света
Ладожское дно пересекла.
Но забыта скорость —
Струи ветра
Не текут с кабинного
стекла...
В проржавевших баках нет
бензина,
Да и ехать некуда —
тупик!..
Но забвенье не придет к
машинам,
Не придет и к тем, кто их
по льдине
вел под хмурым небом
напрямик!
Им с дороги трудной крепко
спится...
— Тихий ход! — команду
отдаю.
А в кабинах — лица, лица,
лица...
Вдруг, где полумрак уже
ютится,
Я друзей-шоферов узнаю.
И меня узнали:
— Здравствуй, ты ли?! —
В полушубках
вязнут в топкий ил...
В теплых шапках —
как ушли из были
В ночь, когда снаряд
воронки рыл.
Снова гулкий голос:
По машинам! —
И они — вернулись...
Пароход
Вел я, чуть не задевая
шины.
В кузовах блокадный всё
народ:
Голодом иссушенные лица,
На губах проклятие войне,
Может быть, доныне хлеб им
снится
С кружкой снега на скупом
огне?!
Снова голос:
— Срок истек, живые,
Поднимайтесь, не тревожьте
сон!.. —
Фар погасли стрелы
огневые,
Хлынул мрак густой со всех
сторон.
— Полный ход! — даю
команду снова,
Дрогнул винт, взбивая
донный ил.
Из утробы Ладоги суровой
Пароход к лучам весенним
всплыл...
Я проснулся — запах сосен
острый.
На простор смотрю из-под
руки:
Вот плывет навстречу
Светлый остров,
А за ним, как утки, —
островки!
Я смотрю в открытое
оконце,
Каждый листик — с лужицею
солнца!
Каждая травинка ждет
поэта,
И в короне пены синь
волны...
Но какой ценой добыто
это?!
Как мы это всё
беречь должны!!!
Самый тяжелый
груз
Ночь без сна,
В метель и дождь — без
крова,
Чужд шоферу на войне покой
—
Гасли дни и зажигались
снова
На моей дороге фронтовой.
«Юнкерсы» ныряли
спозаранку —
ЗИС трясло по грудам
кирпичей...
Поступью тяжелой, словно
танки,
Годы шли на гусеницах
дней!
Подо мною на пути к
Моздоку
Плыл асфальт, скрипел
мостов настил —
Раненую жизнь возил к
востоку,
Смерть на запад тоннами
возил!
Знаю я свинца, железа
клади, —
Кузов опускался до
колес...
Но больнее вспомнить — в
Ленинграде
Я товарища зимою вез.
Груз совсем не разгибал
рессоры:
Он лежал на сердце у
шофера...
Расколов Невы холодный
мрамор,
По земле огня катился вал.
За сугробами чернела яма,
Рядом заступ сторожем
стоял.
Застонав, пурга покрыла
кузов,
Наклонялись мерзлые
кусты...
Нет на свете тяжелее
груза,
Чем друзей в последний
путь везти!
Возвращение в
город Пушкин
Еще пламя дворцовый лизало
карниз,
Солнце в дыме густом
задыхалось и слепло,
Мы вернулись — и заново
строилась жизнь
Меж сугробов еще не
остывшего пепла.
Рвались мины, со снегом
мешая песок,
Был пропитан пожаром и
порохом воздух,
А на танке немецком прямил
молоток
В головешках добытые,
рыжие гвозди.
Еще карты сражений
развертывал штаб
И у Гатчины снайпер наш в
недруга целил.
В это время комбат — до
походов прораб —
Ставил мысленно к стенам
леса у Лицея!
У Египетских
ворот
Здесь озверелый вражеский
солдат
На нашу песню поднял
автомат…
Но Пушкин от горячего
свинца
Не отвернул сурового лица.
Гремел бронею сорок пятый
год,
В бою огнем дышал орудий
русских.
За подлость у Египетских
ворот
Нам заплатил наш враг у
Бранденбургских!
На
Пискаревском кладбище
Павшим в
блокаду — вечно живым
Шуршание листьев железных
в венках...
И шепот березовых
листьев...
Здесь слава и скорбь
обнялись на века
Под небом простреленным, мглистым.
Суровый, шинельного цвета,
гранит,
Знамена из камня —
недвижны...
О вас, ленинградцы, гранит
говорит,
Отдавшие жизни — для
жизни!
Пурга по могильным
траншеям мела.
Глубь горя попробуй измерь
ты!
Бессмертны герои: их
смерть умерла
До их героической смерти!
Их твердости вечно
завидуй, гранит,
Таким в испытаньях ты не
был.
Горою мучений и счастья
лежит
Кусочек блокадного
хлеба!..
Они и доныне под камнем не
спят,
Их сны и теперь
неспокойны.
Ты слышишь их голос, их
гнев, Ленинград, —
Устами их прокляты войны!
Покуда живут еще мира
враги
И смерть упакована в
тонны,
Здесь нету могил и не
будет могил —
Здесь мужества бастионы!
В Пулкове
Фундамент лег по
котлованам дзотов,
Засыпан щебнем и золой
окоп...
Давно уже на Пулковских
высотах
Сменил зенитку зоркий
телескоп.
А мне, в просторе ночи
необъятном,
На шлеме выплывающей луны
Мерещатся чернеющие пятна
Пробоинами грозных лет
войны!..
Я мог бы их увидеть
по-иному,
Но в памяти живет жестокий
бой...
Вселенную для взора
астронома
Открыли мы солдатскою
рукой!
На огороде
Он одичал, окаменел за
годы —
Заросший пласт,
трамбованный войной:
Передо мной участок
огорода
Под знаменитой Пулковской
горой.
Здесь камни разворочены и
вмяты:
По ним танкист на запад
гнал войну.
Но я пришел с отточенной
лопатой,
Вогнал ее ногою в целину.
Она вошла почти
наполовину,
Вдруг заступ, соскользнув,
заскрежетал.
Нагнувшись, я из твердой
почвы вынул
Покрытый рыжей ржавчиной
металл.
И, отточив лопату, снова
резал
Сплетенный дерн, кроша за
комом ком.
С трех соток я полтонны
снял железа
И еле спину разогнул
потом.
Мой труд до ночи был упрям
и звонок.
Я не жалел ни времени, ни
сил.
Похоронив четырнадцать
воронок,
Я тридцать грядок тут же
воскресил.
А кто-то брал вот эту
землю с бою,
Каким тяжелым он путем
шагал,
Когда па каждом метре под
ногою
Лопата упирается в металл!
На целине, где май шумит
травою,
Я лет суровых быль
перечитал!
* * *
Когда от бомб, казалось,
мир оглох
И друг мой пал из нашей
роты первым...
Я знал:
нужны не слезы
и не вздох, —
а мой свинец,
мой шаг вперед
и нервы!
Мне смерть страшна,
Но в битвах не робел,
В атаку шел — других не
гнулся ниже...
Шел смело в бой
Не потому, что смел,
А потому, что трусость
ненавижу!
Росы
Росы, росы, так обильны
росы,
Ими густо устланы откосы.
На зелёных гильзах их глазки...
Здесь вели жестокий бой
матросы,
Скалы разлетались на
куски!..
Росы, росы, так обильны
росы
На шершавых травах
пустырей...
Может, это пролитые слёзы
С горя побелевших
матерей?!
Звёзды
Надо мною звёзды, звёзды —
Сколько звёзд над головой,
И рассыпанных, и в
гроздьях,
Отливают синевой!
Отливают, и мигают.
И летят из края в край.
Вот одна летит, другая —
Им хоть шапку подставляй!
И летят, летят минуты —
Два часа смотрю подряд.
Может, то огни салюта
Сорок пятого горят?!
И под мирным небосводом
Я вздыхаю глубоко:
Как они за эти годы
Залетели высоко!
Земля
На земле немало знаем бед:
Мерк в дыму багровый день
весенний,
Был не раз расстрелянным
рассвет
Из орудий на полях
сражений!
Рвал, терзал родную землю
бой —
Падали солдаты вдоль
кювета.
Нынче космонавтам голубой
Кажется из космоса
планета.
Видится и круглою, как
шар,
В радугах восходов и
закатов...
А давно ль гудел на ней
пожар,
Пламенем была она объята?!
И, как показала нам война,
Очень угловатая она!
Но не злобой дышит
мирозданье,
Смолкнут орудийные стволы.
Это всенародное желанье —
Сбить с планеты острые
углы...
Как засеем дружбою поля,
Будет вправду круглою
земля!
На Невском
Дремлет сад — густых дерев
семейство.
Медленно бледнеет
небосвод.
Золотым штыком
Адмиралтейство
Золотое небо достает.
Ночь идет, оттачивая
звуки,
Фонари зажглись над
головой...
И развел собор Казанский
руки,
Обнимая вечер голубой!
* * *
Предутренний воздух
сгустил синеву,
Струится по листьям
прохлада...
Стою у ограды, смотрю на
Неву
Из зелени Летнего сада.
Тебе красота не природой
дана,
Мой город, —
в горах добывалась она
Каменотесом упрямым!
Порою он сутками, в стужу,
без сна
Ломал для дворцов твоих
мрамор...
Ее создавали у жарких
печей,
Где копоть на стены
осела...
Из рыжих, прожженных огнем
кирпичей
Красу твою каменщик делал!
Тебе красоту не дарила
весна:
Здесь солнца весеннего
мало.
На тульских заводах
рождалась она,
Твоя красота из металла!..
И зодчий, и русский
мастеровой,
Знать, крепко отчизну
любили,
Когда вот такую,
над самой Невой,
Гранитную сказку сложили!
Девушке с
кувшином
Кувшин разбив у родника,
Ты на скале сидишь.
Проходят годы и века,
А ты о нем грустишь!
Грустишь и летом и зимой
С поникшей головой.
Тебя уже не ждут домой
С холодной ключевой...
Но скорбный час не без
конца —
Всему есть свой предел...
Склонись и смой печаль с
лица,
Туман уж поредел.
И первый луч — живой огонь
Поджег холмов росу,
Ее тебе я на ладонь,
Как жемчуг, принесу!..
К тебе ль одной пришла
гроза —
Нелегок путь земной, —
От горя плавились глаза
Не у тебя одной!..
Не плачь с зари и до зари!
Чтобы ручей утих...
Ведь это озеро, смотри,
Из светлых слез твоих!
Летний Сад
Ярко небо голубое,
Вдоль Невы блестит
гранит...
— В Летний сад идём с
тобою, —
Мама Люде говорит.
Смотрит Люда —
Что за чудо! —
В нём сугробы,
Как верблюды,
Снег кружится у оград
И летит на ветви...
— Это, мама, Зимний сад,
А совсем не Летний!
Адмиралтейская
игла
Адмиралтейская игла
Кораблик гордо подняла...
Ни один корабль здесь не
был,
Облака не разрезал...
Этот — бросил якорь в
небо,
В капитаны ветер взял!!
О природе и
временах года:
На Родине
Воздух утренний тих и
розов,
Речка будто накалена.
Расплескалась между
берёзок
Незабудок голубизна!
Все умытые, все в росинках
Незабудки передо мной.
Не в глаза ли самой России
Я смотрю у тропы лесной?
Песню трактора ветры
носят,
Да и сам я здесь в ранний
час
Чернозёма густые косы
Бороною чесал не раз.
След гусей на прибрежном
иле,
От берёз на бугре светло.
Здесь так дружно мы с
детства жили,
И зачем же оно ушло?
Не уплыл ещё с неба месяц,
В речке выкупался рассвет...
Нет, не даром на этом
месте
По утрам мой крестился
дед!
Синий ветер
Я у речки встретил ветер
синий:
Он бежал по листикам
осины...
Спрыгнув в травы,
синекрылый ветер
Зажигал росинки на
рассвете.
Я вздохнул всей грудью
ветер синий —
Он в груди стал песней о
России!
Так в далёком детстве, в
час рассвета,
Ветер пробудил во мне
поэта!
В лесу
Машут косматые ветки,
Я синь незабудок несу.
Тёплые руки ветра
Меня обнимают в лесу.
А здесь, у берёзки тонкой,
Склонилась трава к ногам.
Речушка бежит девчонкой
По мокрым ещё лугам.
А там за рекой, далёко,
Где облака край горяч,
Заря на крестьянских окнах
Развесила свой кумач.
Ступаю на гроздь росы я,
Повсюду земля своя...
Я крикнул в лесу: «Рос-
си- я!»
Она отозвалась: «Я- а!!»
Предвесеннее
Свистит февральская пурга
—
Неутомим наждачный
ветер...
И как-то робко, на снега
Порой косое солнце светит.
Но день куда длиннее стал
—
Отвоевал часы у ночи...
И ломкая сосулек сталь
Уже становится короче.
Еще зиме везде уют,
Воробушками куст унизан...
Но капли песенки поют,
Сверкая, падают с карниза!
Пусть северная сторона
За домом синевата даже,
Но стерто серебро с окна
И с проводов седая
пряжа!..
А между серых туч вдали —
Густой голубизны озерце.
И кажется, что журавли —
Не облака плывут под
солнцем!
* * *
Даль весенняя,
безбрежная...
Вдруг нежданно меркнет
луч.
Прилетела туча снежная
Из-за леса, из-за круч.
За окном ветра забегали,
Зашумели на сосне...
Вот уже дорожки белые:
Побелил деревню снег!..
Знать, зима вернулась
заново:
Мол, без боя не уйду!
С неба спущен белый
занавес...
Ветки белые в саду!..
Только это все ненадолго!
Рубит тучу острый луч.
Вновь река в лучах что
радуга,
Меж бугров поток гремуч!..
И опять светло и весело.
Иль приснилась ты, зима?..
На ветвях — зеленых
лесенках —
Солнце золото развесило,
Сохнут мокрые дома!..
После майского
дождя
Пусть еще прохладой небо
дышит,
Погасив дождем сиянье
дня...
Но уже из-за тесовой крыши
Мирно смотрит туча на
меня.
Вот встряхнулась мокрая
осина,
Трепеща сверкающей
листвой.
Влажный ветер с запахом жасмина
Будто поздоровался со
мной!
Торжеством земли встречает
лето.
Даже на веревке бельевой —
Под шатром цветущих белых
веток
Рядышком, наполненные
светом, —
Капельки висят вниз
головой!..
Вот они худеют понемножку:
Жаркий луч коснулся их
слегка.
А над радугой крутую
стежку —
Самолет торит свою дорожку
—
Отражает светлая река.
И по этой дымчатой
тропинке
Мысленно взбираюсь высоко,
Где опять рождаются
дождинки —
Голубые слезы облаков!
Черемуха
Белая черемуха под лучом,
Белая черемуха над ручьем,
Иль снежинки-звездочки на
ветвях,
Иль косынка белая на
плечах,
Иль слетело облако поутру
И теперь качается на
ветру...
Или мая вскинуто в синь
крыло,
Или вышла девушка за село?
Лето
У реки густы кустарники,
Слышен свист шмелиных
пуль...
Ягод красные фонарики
Подарил в лесу июль.
Их несу лукошко полное!
Тропка в зарослях узка.
И подмигивает молния
Из-за мокрого леска!
Я подаркам чащи радуюсь,
И зовет на отдых стог...
И лежат обрывки радуги
В теплых лужах вдоль
дорог.
Колокольчики
Рвётся ветер в мою кабину,
Песня просится, прочь
печаль...
Колокольчики голубые
Убегают с дорогой вдаль!
От дороги уйти не могут,
Так и просятся сами в
стих,
Иль так любят они дорогу,
Иль дорога так любит их?
У обочин смотри их
сколько!..
Может, правда в ветрах
тугих
По Руси их лихие тройки
Растеряли из-под дуги!
Ветер
От берез пригорок светел,
Ветка ветке, торопясь,
Перебрасывает ветер,
Изгибаясь и крутясь!
И его волна тугая
Шумно катится в леса.
Круто листья загибая,
Глушит птичьи голоса...
А потом, уже под вечер,
У корней березняка
Ветер жадно пьет из речки,
Отдувая облака!
У старенькой
колокольни
У старенькой колокольни
Дождинки держу в горстях.
А быстрые руки молний
Мелькают, леса крестя!..
У старенькой колокольни
Любуюсь речушки дном.
Гроза всё дровишки колет —
Всё ухает колуном.
А там, над обрывом кручи,
Где край небосклона чист,
Ведет на буксире тучу
Молоденький тракторист!
На рассвете
Проворчала глуховато туча.
Выдохнула пламя на поля.
И повисла вдруг над самой
кручей,
Серебром осыпав тополя.
И горят каштановые свечки,
Полыхает клевер на лугах.
День по синему ковру — по
речке —
В золотых выходит
сапогах...
И туман, лучами атакован,
Робко жмётся к вымытым
лесам.
И прибита радуги подкова
К светлым деревенским
небесам!
* * *
Пробудилась речка
затуманенной,
Зашептались ветки тополей.
И ковригой хлеба
подрумяненной
Покатилось солнце средь
полей.
И в подоле росном очень
бережно
Преподнёс подарок мне
рассвет:
Запахи цветов родного
берега
И любовь к нему на тыщи
лет!
Утро
Вот и облачко, что лебедь,
В сонных травах блеск
росы.
Месяц тоненький на небе,
Как обломочек косы.
И такая синь к осинам
Нависает с высоты —
Даже стал осинник синим —
Синью плещет на кусты!..
И на речке синь густая,
Синий селезень в реке...
Лёгкой дымкой синь летает
И синеет вдалеке!
Синь на ветках лес
развесил,
За околицей села...
Знать, поранил небо месяц
—
Синь на землю потекла!..
* * *
Луг за речкою пологий
Окаймлён лозой с боков,
На бугор бежит дорога,
Вся рябая от подков.
Никнут травы, дремлет ива,
Где-то перепел поёт.
До чего же Русь красива!
Вдаль посмотришь — сердце
мрёт!
Луч игриво искры мечет,
Жарки угли облаков...
И бежит по речке вечер
В синей майке меж лугов.
* * *
Горит вода, шумит вода,
Волна переливается...
Разделось солнце донага
И в озере купается!
И дышит озеро теплом,
И небо словно озеро...
И на душе светло, светло.
Пылает вечер розовый.
И манит, манит даль дорог,
И любо травам кланяться —
То задремавший ветерок
По ним лениво тянется!
* * *
Тумана ширится завеса,
И отцветает солнца мак.
Освещена вершина леса,
А у подножья —
полумрак.
Уже прохладой чаща дышит
И увядает небосвод,
И вижу я,
как выше, выше
Ночь от земли
до звезд растет!
* * *
День ушел за деревню...
И вскоре
Стынет в речке румяной
гранит...
А заря —
что петух красноперый —
На шесте горизонта сидит.
Вечер
Вечер, вечер, в чаще
вечер.
Мхи, черники чернота!..
Накаляет солнце речку,
Стелет тени у куста...
И на каждую травинку
Льется мягкий алый свет.
Солнца только половинка,
Да и та идет на нет!..
Вот и вовсе нет светила:
Спать пора пришла ему.
Только зорька не остыла,
Улыбается всему!
Уголек звезды над полем
Раздувает ветерок.
Стих и он... Тумана полы
Завернули росный лог.
А дымок костра все выше —
Словно сосенка вдали!..
На селе все тише, тише,
Сочны запахи земли!
Так бы карпа и погладил,
Вот опять его дуга...
И бегут круги по глади,
Чуть качая берега!
Подмели тропинку к ночи
Вдоль оврага ветки ив...
Чайки беленький комочек
Вечер в речку обронил.
Гаснет луч остроконечный,
Все густеет бирюза...
Так и взял бы этот вечер
В неразлучный свой рюкзак!
Встреча
Встреча солнца с месяцем
Радостной была.
Облачная лестница
В глубь небес вела!
И по этой лестнице
Солнце поднялось,
Поклонилось месяцу:
— Как тебе спалось?
Отвечал приветливо:
— Нес я караул
И всю ночку летнюю
Глаза не сомкнул!
Шел тропой лосиною —
То ли не добро?!
На озера синие
Сыпал серебро!
Все листки потрогал
Лучиками я:
Освещал дорогу
Песне соловья!
Мало ли, споткнется
Где-то у крыльца.
Отворял воротца
Ей во все сердца!
Сладко спать, умаясь,
И постель мягка!
И пошел, зевая,
Месяц в облака.
* * *
Мне мерещатся старые
клёны,
Накренившие кроны к
лучу...
Будто я с колокольным
звоном
Над озёрною синью лечу...
Обгоняю резвящихся чаек,
Справа, слева — ржаные
поля,
Где под лунною дрёмой
ночами,
Как монахи стоят тополя.
Как коня свои мысли
седлаю,
Через годы скакать
тороплюсь.
Снова детство своё догоняю
—
И мальчишкою вновь
становлюсь!
Мне мерещатся старые
клёны,
Накренившие кроны к
лучу...
Будто я с колокольным
звоном
Над озёрною синью лечу!
Ночные шорохи
Шорохи, ночные шорохи
Под лучами лунными в тиши.
Шевельнула листьями
черёмуха
Или зашептались камыши?
Иль упал сучок засохший с
дерева?
Или птица сонная крылом,
Потянувшись, взмах
короткий сделала
И опять забылась чутким
сном?
Где-то филин ухает и
охает.
Шорохи всё громче и слышней.
Может, оступилась ночь
глубокая
На пригорке у трухлявых
пней.
Кочки серокудрым ворохом
Сгрудились у дрогнувших
ветвей.
Ветерок повеял
нежношёлковый,
Словно прилетел из давних
дней, —
Может, это детства слышу
шорохи
В неуснувшей памяти моей!
* * *
Иду я по мшистой дороге,
Безмолвствует сумрачный
лес.
И теплится месяц двурогий
В торжественной бездне
небес.
Ручей на крутых перекатах
Вполголоса песню поёт,
И всё тишиною объято...
Срываются звёзды в полёт!
Разрезанный космоса воздух
Отметил их трассы вдали...
Мы к звёздам стремимся, а
звёзды
Стремятся достигнуть
Земли!
Берёзовая
белизна
С. Есенину
Белизна!.. В берёзках
буйных берег,
На буграх их взлет — до
облаков!..
А вокруг луга в ромашках
белых
Окаймлёны речкою с боков!
На душе светлеет как-то сразу,
Лишь увидишь эту белизну.
В летний день снега
напомнит глазу,
А зимой — черёмуху,
весну!..
Все белым-белы, бегут
берёзы,
Разрывая горизонта нить...
И, звеня над ними, пляшет
воздух.
Раз увидишь это — не
забыть!
И, гордясь, могу сказать я
смело,
Сам средь чащи
белоствольной рос:
Белый свет таким бы не был
белым,
Если б русских не было
берёз!
У
тургеневского дуба
Сижу у дуба тенистого,
И крона его широка.
И небо облеплено листьями,
И в листьях резных облака!
Трава наклоняется жёлтая,
А липы-соседки — наги!
И падают, падают жёлуди —
То времени слышны шаги!..
Минуты бегут торопливые,
проходят года и века.
Чу, кони летят белогривые:
Зима уже снова близка!
Туманами чащица залита,
И холодом тянет с полей...
А нету и нету хозяина
Среди постаревших аллей.
И дерева вздохи тяжёлые
В час бури я слышал не
раз...
И падают, падают жёлуди,
Как падают слёзы из глаз!
Бежин Луг
И. С.
Тургеневу
Он с детства у меня перед
глазами,
Росистый луг с гривастым
табуном,
И звездный рой, парящий
над лесами,
Где речка изогнулась за
бугром.
Безбрежье неба над
притихшим долом,
Туда костра торопится
дымок!
Ночь распахнула голубые
полы,
Луны катая золотой
комок...
И фырканье, и лошадиный
топот,
Несмелые мальчишек голоса,
И камыша берегового шепот,
Увядшая заката полоса —
Во мне живут, живут, не
угасая,
Россия, детство наше —
Бежин луг!
И Родину, как солнце,
освещает
Костёр, где тесен так
ребячий круг!
Пылать костру: огонь его
напорист.
Таких немного в памяти
огней.
В него года подбрасывают
хворост,
Чтоб вся страна предстала
перед взором,
Чтоб Родину любили мы
сильней!
Луг
Не альпийский, что далёк
от Родины,
На плече горы цветастый
круг —
Русский наш, орловский,
корогодинский
Рай земной — благоуханный
луг!
Многим он от прочих
отличается,
Хоть с другой не спорит
красотой.
Тем велик: к нему тогда
причалил он,
Чёлн поры далёкой,
золотой!
Детство в мир вело
большими травами,
Что качались выше головы,
И лежал безбрежный луг в
оправе
Быстроструйной, звонкой
синевы.
А когда задышит речка
ветрами,
Зелень разбушуется вокруг,
Поднимая волны
разноцветные,
Весь в живых огнях утонет
луг!
Здесь я плёл венки, такие
яркие —
Солнце залюбуется на них!
К матери своей летел с
подарками
По изгибам тропок полевых!
Луг какой ещё пойдёт в
сравнение
С этим лугом?! Привалясь к
ольхе,
Первое своё стихотворение
Записал я здесь на лопухе!
* * *
Искать грибы не очень глаз
мой меток,
Зато из леса светлую росу,
И шорох листьев, падающих
с веток,
И кудри мхов домой я
принесу!
Да, мне, пожалуй, ни к
чему лукошко,
Но я пустым из чащи не
приду:
И муравейник, и глаза
морошки,
Работу дятла — сухостоя
крошки —
Всегда в кармане памяти
найду!
* * *
Жмётся к чаще пыльная
дорога,
Вечер за околицей угас.
Над сараем месяц
остророгий,
Спят поля и сёла — поздний
час...
Ночь струится сонным синим
светом
И роняет звёзды на луга.
Пахнет сеном — деревенским
летом,
Августом, закатанным в
стога!..
Бабье лето
Бабье лето, бабье лето,
На душе и свет, и
грусть...
Петухи пропели где-то,
Зная песню наизусть…
Вот рябина жмется к хате
И такой же жаркий клен...
Кистью алого заката
Разукрашен небосклон.
По дороге за трехтонкой
Листья гонятся гурьбой,
Паутиной тонкой-тонкой
Оплетен валун рябой.
Тучка дождик через сито
Просевает иногда.
Молоком берез облитых
Хороводы у пруда!
Столько красок, столько
света,
В жарком золоте село...
Может, это просто лето
В гости к осени пришло!
* * *
Ещё и солнце в небе
молодо,
Ещё пальто не носим мы...
А лес уже бросает золото,
Чтоб откупиться от зимы!
Но быть земле дождями
политой,
Погасят тучи небоцвет...
Метлою ветра медь и
золото,
Смеясь, сметёт зима в
кювет!
Придавит долы серым
куполом,
И станет даль
белым-бела...
Нет, осень, время не
подкупишь,
Хотя и с золотом пришла!
* * *
Тихо льётся сухая
прохлада.
Закудрявились серые мхи...
Пишет осень стихи
листопадом —
Пишет золотом осень стихи!
Долго роща ещё не
отпустит...
В этих северных милых
краях
Красота уживается с
грустью
На осыпанных солнцем
ветвях.
Дует в пламя разбуженный
ветер,
Листья-искры летят над
селом...
Это время сгорает на
ветках,
Зацепившись за рощу
крылом!
Закат и осень
Закат и осень — желтый
кустик...
И догорают облака...
Закат и осень, дети
грусти,
Куда ведете вы века?!
Закат и осень — брат с
сестрою...
Виднее времени полет,
Когда прощальною порою
Сгорает день!..
Уходит год!
В пурпур и золото одеты
Закат и осень, но всегда
Струна души тоской задета:
Вот меркнет облаков гряда!
И лист, кружась, слетает с
кроны
Беззвучно ляжет у
корней...
И на траве, еще зеленой,
Он будет ярче и видней!
Закат и осень —
увяданье!..
Как ни прекрасен ваш
наряд,
Всегда печально расставанье...
Хоть зори вновь придут в
сиянье,
Но многого не возвратят!
* * *
У тропинки лосьей,
Где торчит пенек,
Зажигает осень
Желтый огонек.
Он еще не смелый —
На краю листка,
Ветры зашумели,
Свадьба туч близка...
Закружат над долом
С вихрями вдали...
Серые подолы
Свесят до земли!
* * *
Ползут и клубятся
Туманы в низине.
И лист одинокий
Дрожит на осине.
И мир будто меньше,
Туманами сужен...
И осень бредёт
По разбросанным лужам.
И смотрит дупла
Безразличное око
На пенные космы
Холодных потоков.
На каждой былинке
Роса или слёзы?..
И тускло белеют
В туманах берёзы.
И что-то, тоскуя,
Душа потеряла...
И лето прошло,
И зима не настала.
* * *
Октябрь приближается.
Но светел день лесной.
И осень улыбается
Небес голубизной,
Притихшими озерами,
Что стелют синь свою,
И розовыми зорями
В березовом краю!
Вот мхов седые кружева
На старом валуне,
И желтый листик кружится,
Другой уже на пне!..
А рядышком, под лозами,
Под их густую сень,
Забрался подберезовик —
И шляпа набекрень.
Но все в лесу печальнее:
Найти цветка не смог,
Как маятник качается
Осиновый листок.
Деревьев тени длинные…
И холодней лучи.
А в небе журавлиные
Журчащие ручьи!
Октябрь
Моя желтоглазая осень.
Лесные скитанья мои.
Тропинки, завалы просек,
Где пели весной соловьи…
Сегодня и птицы без дела.
На юг улетают, на юг.
Одни лишь синички несмело
Клюют засыпающих мух…
С кустов паутина свисает,
Росинки — поток серебра.
Лучи там стыдливо играют.
Прекрасна пора октября!..
Вокруг — разноцветье,
мерцанье.
Не всё ещё смыли дожди!
Я сдерживаю дыханье,
И боль затихает в груди...
* * *
Ходят тучи снежные над
долом,
Опускаясь до лесных
вершин.
Ветер за серебряные полы
Неотступно ёлки тормошит.
Жмётся чаща, ёжится в
ознобе,
Чтоб селом пройти никто не
мог,
Белыми медведями сугробы
Улеглись, загородив порог.
Вдоль дорог со свистом,
торопливо,
Осыпая сосны и дома,
Скачет по позёмке
сивогривой,
Бросив вожжи, русская
зима!
* * *
Только небо горит от
крутого мороза
Да ещё не угасли на ветках
снега.
Вот просыпала иней с
вершины берёза
На речные обрывистые берега.
В полной силе зима: снега
выпало много.
Ширь вечернего неба над
парком ясна.
Я иду. И хрустит под
ногами дорога,
Заметённые рощи молчат.
Тишина.
Тишина! Только пискнет в
безмолвии птица,
Где-то в кроне сосны
примостившись на сук.
Да, огнями блеснув,
электричка промчится,
На минуту рассыпав колёс
перестук.
И становится снег под
деревьями синим,
На бугор поднимаются сосны
гурьбой.
Я любуюсь твоей красотою,
Россия,
И твоею косматою русской
зимой!
На охоте
Над вязами, над липами
Начало рдеет дня,
Роса, что дробь, рассыпана
На травах, возле пня.
Зачем, стемна покинув
кров,
Прижал ружьё к плечу?..
Ведь даже и на перьях
кровь
Я видеть не хочу!
Пусть утки мчатся стаями
К речному камышу...
А я —под ивой старенькой
Вот этот стих пишу.
* * *
Цветы пестреют у дороги,
Небес безмерна глубина...
Как у природы вёсен много,
А вот у нас она — одна!
Кижи
1
Здесь купола летят под
облаками...
И я смотрю на них из-под
руки —
То паруса наполнены
веками,
Как на волне дыханием
морским!..
Они летят в безбрежье поколений.
Не ведая в дороге
пристаней.
Они несут зовущий стяг
творений,
И с каждым днем он выше и
видней!
2
В мастерах я увидел
поэтов,
Чудотворна в дерзанье рука
—
Эта церковь не срублена —
спета,
И звучать ей не век, а
века!
3
Смотрю на церковь в сизом
оперенье, —
Она мне птицей мнится в
этот миг,
И я пишу о ней
стихотворенье,
А вот такого взлета не
достиг!..
Смотрю на крест, что взмыл
над куполами, —
Перо стремится ввысь за
топором...
А крест летит, срезая луч
крылами,
И не достичь той высоты
пером!..
4
Взметнулись в белые туманы
—
В предутренние небеса
Крестов беззвучные
фонтаны...
И звонки чаек голоса!
И кажется: в парчовых
росах,
Вобрав Онеги красоту,
Плывет куда-то чудо-остров
С волшебной былью на
борту!
5
Храмы серыми мхами одеты
И уже поседели с боков...
Может, это от предков
ракеты
Долетели до нас из веков?!
Видно, знали свое они
дело,
Мастера, кем гордится
народ, —
И тогда подниматься умели
До волнующих сердце высот!
6
Я фамилии вижу под
ставнями,
Здесь гвоздем нацарапали
их.
А строители не оставили
Знаменитых фамилий
своих!..
7
В старой кижской избе
Синь озер в окошках
чистых.
Сколько бликов радужных!
Три угла — для атеистов
И один — для набожных!..
Вот подсвечник для лучины,
Прялки-полуночницы...
Сколько видано кручины —
Вспоминать не хочется!
Но резьбою не забыты
Избы прионежские, —
Словно кружевом обшиты
Окна деревенские!
И хранят былого запах
Стены прокопченные,
Прочно срубленные в лапу —
Навеки сплоченные!
8
Снова по онежскому
простору
Я лечу на крыльях
«Метеора»!
Протянулась пены полоса...
«Крылья» увеличивают
скорость —
Уплывает остров за леса.
Мельницы-ветрянки машут
крыльями,
Берега с коровами
плывут...
Расстаюсь со сказочною
былью —
Словно с детством
повстречался тут!
Я лечу! А день такой
лучистый,
Сердце русской далью
дорожит...
Расступитесь, братцы
атеисты,
Дайте помолиться на Кижи!
9
Онежский вечер.
Стынет зорьки рыжая
полоска,
И, на зависть небу,
погляди,
Сколько звезд — огней
Петрозаводска —
На онежской светятся
груди!
Прикорнул во мхах кудрявых
ветер.
Млечный Путь дымком повис
вдали...
И луны серебряные сети
Озеро, искрясь, пересекли.
И парит туман над росным
долом,
Пьют, склонясь, из озера
кусты...
Я стою, Онегой околдован —
Пленником карельской
красоты!
В Ясной Поляне
Млечный Путь пересёк
зенит.
Ночь приспущена синим
флагом...
Он под ним беспробудно
спит
У обрывистого оврага...
И покой его тих и прост.
Небосвод над землёю
светел.
И горит многоточье звёзд,
И простёрты деревьев
ветви.
Над могилой висит луна,
Словно колокол —
меднобока!..
Стелет тоненький луч она
На печальный сугроб
высокий...
Как из мела стоят дома —
Снега высыпалось немало, —
И укрыла его зима
Белым искристым одеялом!..
Седина, седина вокруг,
Вдаль уходит она дорогой —
Заметён за деревней луг
С покосившимся низким
стогом.
Эта белая тишина
Не нарушена, не разбита...
Чуть дрожащей течёт она
Струйкой инея под
ракитой...
Почему его долог сон,
Здесь понятнее как-то
стало:
Освещая Россию, он
Накопил за года усталость
—
Будет спать он так век,
другой.
Машет крыльями
время-птица...
Потревожить его покой
Даже вечность сама боится!
Камень
В Шокшинском забое сталь
искрится —
Луч горячий падает в
обрыв.
Каменщик седой для
заграницы
Вырубает камень из горы.
Под ребро горы ведёт он
бурку,
На глаза волос спадает
прядь.
— Предписанье есть из
Петербурга:
Алый камень Франции
послать!
Так сказал старшой
работным людям,
Оборвав с полночи крепкий
сон...
— Дяденька, гробницу
делать будут?
И у нас он был, Наполеон,
Сжёг деревню...
— Бей кувалдой, парень! —
И старик рукою вытер лоб.
—
Вышло так, что попросили
камень
Полководцу своему на гроб.
Он Россию взять хотел
штыками.
Для таких гостей иной
почёт:
Иль могила, иль могильный
камень —
Большего Россия не даёт!
Зеркало
Смотрятся в тебя одни,
другие.
Ставят к стенке. Но и у
стены
Все, какие есть они,
такими
Без прикрас тобой
отражены!
У тебя на ложь извечно
скупость!
И об этом знает человек:
Что тебя вовеки не
подкупишь
И не запугать тебя вовек!
И гордиться можешь ты по
праву:
Все тебе по-разному
близки,
Всем в лицо сказать умеешь
правду,
А ведь можешь биться на
куски!
Шестнадцатилетие
Всё была девчонкою,
девчонкой,
Тоненькою, схожею с лозой.
Вдруг недавно вышла с
песней звонкой,
Детство словно отошло в
сторонку —
Девушкой ты стала, егозой!
И уже глядишь на мир
иначе,
Шире раскрываются глаза.
И какие тайны сердце
прячет,
Никому не скажет егоза.
Вдаль зовёт весна
неумолимо,
В мире стало больше
красоты,
И какой-то вздох
необъяснимый
Зарождают травы и цветы...
Столько ещё в мире
непонятно,
Всё разведать надо и
понять.
И планета стала необъятной
И зовёт куда-то убежать.
Манят зори к далям
незнакомым,
Чуть задели краешком
тоски,
И теснее стали стены дома,
И короче — стёжки у реки.
И уже волнуют чьи-то
судьбы,
Многого покуда не понять.
Что там за неведомым —
взглянуть бы,
Хочется на цыпочки
привстать!
Молодость
Молодость — ширь без края!
Хозяйка лица — улыбка.
Молодость можно раем
назвать,
Разве есть ошибка?
Сравнишь её с альпинистом
—
Про молодость скажешь
правду!
Парит она в небе чистом —
Орлицей зови по праву.
Молодость — это крылья,
Любовь, огневая ласка...
Назвать её можно былью,
А можно назвать и сказкой.
Не будем, пожалуй, спорить
Об этом, мой друг, с
тобою.
Молодость — это море,
И самое штормовое!
О душе
Говорят: «Нет души, нет
души!»
Верить ты не спеши, не
спеши!
А зачем за бездушье корят?
О душевных зачем говорят?!
От бездушных удушья петля
—
Из-под ног уплывает
земля...
От бездушных — у многих,
гляди —
Глохнет сердце, взрываясь
в груди!..
Размышляю — хожу не спеша:
Существует ли в теле
душа?..
Если многое в жизни
учесть,
Не у всех она только, а
есть!
Лучшее
лекарство
Всех лекарств целебнее —
Сердечность,
Без нее нам не видать
удач.
Всех лекарств нужнее —
Человечность,
Чуткость — самый наилучший
врач.
Порошки, компрессы, банки,
шприцы,
Не унять вам часто боль и
стон.
Вас не так порой недуг
боится,
Как Сердечности боится он!
Так дари ее, коль ею
дышишь, —
Сердца вселечащие лучи!
Ведь ее в аптеках не
отыщешь
И рецепт не выпишут врачи!
Равнодушие
Сколько равнодушья,
равнодушья —
От него на белом свете
душно!
Как туман, его по белу
свету
Не разгонит, не развеет
ветер,
И по той простой еще
причине:
Ходит равнодушье и при
чине!..
Сколько сил еще затратить
нужно,
Чтоб скорей исчезла эта
скверна!
Равнодушье вражьей пули
хуже:
Убивает медленно, но
верно!
Морской закон
Мне по душе морской закон
железный:
Спешат суда, сигнал
услышав «SOS»,
Пусть на дыбы встаёт,
беснуясь, бездна,
Как нитку, рвёт стальной
стожильный трос!
Ты всё равно в своей
борьбе упорной
Преодолеешь тысячи
преград,
И в полбеды ночей студёных
штормы,
Когда чужой становится как
брат.
Морской закон, войди всем
людям в душу,
И неразлучным с ними будь
вовек,
И действуй так, как на
море, на суше, —
Здесь даже чаще гибнет
человек!
* * *
Пока ты и здоров, и
знаменит,
И выше поднимаешься в
зенит,
Ты многим вдруг становишься
милей
И с каждым днем растет
число друзей!
Всяк за тобою бродит
словно тень!..
Но вот тебя настигнет
черный день,
Тогда неспешно осмотрись
вокруг:
Кто рядышком — вот тот и
есть твой друг!
* * *
Сколько счастья, радости
попусту упущено,
Сколько из-за этого
каверз на пути —
На ошибки всякие
Время нам отпущено...
А на исправление
Где его найти?..
* * *
Не всем стоять на
пьедестале,
Но не дозволено забыть:
Как важно в жизни — след
оставить,
Ещё важней — не наследить!
* * *
Тяжелы бои — сраженья с
ворогом,
Всем известно это —
тяжелы!
Не цветами лето пахнет —
порохом,
Хрипнут раскалённые
стволы!..
Я потом познал простую
истину:
Не в окопах тяжесть
узнавай —
Есть бои без грохота, без
выстрела:
Справедливость в них
передний край!
Тяжелей таких боёв не
видывал:
Ранят — в плен упавших не
берут!..
И осколки, что зовут
обидою,
Не достанет опытный
хирург!..
И ещё изведал тяжкий бой:
Бился за победу... Над
собой!
Огни
Они бывают разными, огни,
—
Ты лишь на мир
попристальней взгляни:
Вот солнца луч — живой
огонь весны!
Вот спутник ночи — мёртвый
луч луны...
Они бывают разными, огни,
—
Ты лишь на мир
попристальней взгляни:
Горит река, едва придёт
рассвет,
Горит огонь, готовя нам
обед.
Горит в груди святой огонь
любви.
Горят снега на поле битв, в
крови...
И люди так различны, как
огни, —
Ты лишь на них
внимательней взгляни!
Ещё о любви
Есть любовь или нет? —
Вековечный вопрос.
А любовь как рассвет
В хмельном запахе роз!
Сила жизни в крови
Тянет, к счастью маня...
К небу крылья любви
Поднимали меня!
И бросали потом
С высоты —
крутизны.
Говорить ли о том?
Слишком раны больны!
Красота без души
Как нетопленный кров.
Ты её затуши
Лучше,
эту любовь!
Уходи не скорбя,
Не молясь красоте.
Будет ревность тебя
Распинать на кресте!..
Есть любовь или нет?
Поживёшь и поймёшь:
Есть любовь —
самоцвет!
Есть —
лучистая ложь!
Память душу не тронь.
Мне ошибки даны...
Есть любовь —
что огонь!
Есть — что отблеск луны.
Сердце верность хранит,
Сколько б лет не прошло.
Есть любовь — как гранит!
Есть любовь — как
стекло...
Есть любовь — как полёт!..
Есть — длиною в сто лет!
Есть — минуты живёт...
В чём таится секрет?
Без ответа слова,
А терзанье с тобой:
Любят раз или два?!
Всё решится судьбой!..
А бывает в любви
Выдан жребий иной:
Как её не зови.
Обойдёт стороной!..
Если многих любил
И о всех позабыл.
Это значит: ещё
никого не любил!
Тебе
Ты чем-то схожа с шорохом
лесным,
Лучом луны, и золотом
восхода,
И самым первым веяньем
весны,
Когда пестрят проталин
хороводы.
Мне от тебя не нужно
ничего,
И без тебя мне не прожить
—я знаю!
Ты пахнешь далью детства
моего,
И я тебя моею называю.
А ты моей не будешь
никогда —
Ты надо мною светишь так
высоко!
Тебя напоминает мне
звезда,
Что раньше всех лучом
коснётся окон.
А может, ты не ты, а мой
обман,
До бога не дошедшая
молитва?
А может, ты — предутренний
туман,
Что рек дыханьем до
рассвета выткан?
Берёзового белого ствола
Едва коснувшись, улетишь
куда-то...
Но чем бы ты на свете не
была,
Покой и сны тобой навеки
взяты!
Я без тебя так нищ на
свете был,
Но обо мне, знать, судьбы
не забыли.
Но если быль, то сказочная
быль!
А если сказка, то на
зависть были!
* * *
Солнце опускается за горы
—
Это значит — всходит у
тебя!
Между нами белые просторы
Ледяными ветрами трубят.
Не боюсь морозов я
нисколько,
Не страшусь заснеженных
полей,
А боюсь я льдинки, если
только
Завелась в душе она
твоей!..
Сколько их, соблазнов в
жизни нашей, —
Льдом под ноги бросятся в
пути...
Может стать упрёком день
вчерашний
Или ясным — краше не
найти!
Пусть доныне ошибаюсь в
людях,
Постигая сердцем высоту,
Сомневаться в подлости —
не буду!
Не устану верить — в
чистоту!
Слово
Волшебней слова ничего не
знаю!
И музыке завидуют его
Все звуки леса,
струн певучих звуки...
А голоса громов и
водопадов
Завидуют могуществу его!
А красоте — завидуют сады,
Цветы и зори, голубые
реки.
И даже звезды, в бархатные
ночи,
Завидуют красе великой
слова!
Его теплу завидует весна,
И солнце — наша золотая
печка —
Завидует идущему от сердца
Душевному и искреннему
слову!
Имеет слово также глубину,
Что может посоперничать с
морскою,
И высоту — такую высоту,
Которая подобна выси неба!
О слово, ты владыка бытия.
Имеешь ты и нежные ладони,
Что могут нас погладить,
успокоить, —
Они с ладонью материнской
схожи!..
Имеет слово и свое оружье,
Что может ранить и сразить
на месте, —
Оно винтовке снайперской
под стать!..
Со словом так же нужно
обращаться,
Как и с гранатой, смерть в
себе несущей, —
С ним нужно обращаться
осторожно,
Где бы ни был ты: ведь от
тебя зависит,
Чем слову быть — добром
иль злом шипящим,
Что так сползать умеет с
языка!..
Прошлое
Прошлое ты прошлое,
Памятью накошено,
Годами наношено —
На душу положено!..
Сколько в прошлом целого,
Сколько было крошево,
Сколько неумелого,
Сладкого и тошного!..
Сколько откровенного,
И — не меньше — скрытого,
Сколько незабвенного,
Сколько позабытого!
Вспоминать-то надо ли?
Не сказать уверенно,
Сколько в прошлом найдено,
Сколько в нём потеряно.
Метеор
Он миллионы лет летел к
земле,
Чтоб встретиться с
неведомой планетой!
И, вспыхнув в синей
задремавшей мгле,
Пролился колким водопадом
света!
И этот свет был отражён в
реке
И цепко небо охватил
ночное,
На миг повис на ветвях в
сосняке
И подружился навеки со
мною.
Он в памяти доныне не угас
—
Свет вырвавший холмы из
мрака ночи,
Ручей, ведущий тихо свой
рассказ
Между осинок и кудлатых
кочек...
И помнится доныне метеор,
Стремящийся с
предзвёздного каскада...
Мне освещает детство до
сих пор
Тот яркий свет небесного
снаряда!
Зачем?
Июньская ночь. Не
спится...
В саду ветерок утих.
Смотрю прямо звездам в
лица,
В лучистые лица их.
И звезды из дальней дали
На землю глядят с высот.
Немало они познали
Кручин и людских забот!
Хотя им и чужды бури,
Наш век для них — просто
миг...
А жить они долго будут —
Космический век велик!
О нас они, может,
вспомнят,
Беседуя иногда:
«Зачем это люди бомбы
Бросают на города?!
Зачем в огнемётных
схватках
Сеют повсюду смерть.
Зачем, если век их краток,
Не скажут войне: «Не
сметь!»?
О чем нынче звезды судят?
С далеких высотных трасс
Видны ли им наши судьбы,
Что скрыты от наших глаз?!
Жизнь и смерть
Жизнь и смерть — две
женщины-владыки,
Их закон — железный, и не
нов.
У одной есть милые,
великие...
У другой — ни малых ни
чинов!
Смерть немного жизни
помоложе —
Чьи-то жизни породили
смерть...
Жизнь богата правдою и
ложью,
Лжи со смертью спорить не
посметь!..
Смерть намного жизни
справедливей:
Горя нет и всяких бед
иных,
Нет у ней несчастных и
счастливых,
Нету не здоровых, ни
больных!
Все пред ней виновны, как
и правы,
И никто пред нею не в
долгу.
Все пред ней — как пред
косою, травы
В пору сенокоса на лугу!..
Только как косою смерть не
вертит,
Жизни ей в борьбе не
победить:
Есть у жизни то, чего у
смерти,
Нет и никогда не может
быть!
Есть у жизни вечное
свеченье —
Солнцу негасимому родство
—
Это племя жизни —
поколения,
В них её бессмертья
торжество!
Читайте также
Комментариев нет
Отправить комментарий