Марк Ротко. Откровение цвета

На репродукциях (особенно черно-белых, которыми так любят сопровождать современные издания по искусству) цветовые пятна Марка Ротко не производят должного впечатления. «Это что, палитра?», «мазня», «да так даже мой ребенок сможет» – вот те нелестные комментарии, которые доводилось слышать мне, когда дело касалось работ Ротко.

Марк Ротко, Желтый над фиолетовым, 1956

Дело в том, что картины Ротко производят должное впечатление только если смотреть на них вживую – не даром он писал их столь большого размера и строго выбирал тот антураж, где его полотна будут выставляться. Для его картин не годятся проходные залы и соседство с чужими работами – только однотонные стены, минимальное освещение, специальная развеска и отсутствие рам. Только так, по мнению художника, зритель сможет войти в контакт с его полотнами.

Живопись Ротко – это живопись цветовых полей. Однако к своему фирменному стилю, по которому его узнают сейчас во всем мире, он пришел далеко не сразу.

Предлагаю сегодня, в 120-летний юбилей со дня его рождения, познакомиться с биографией и творческим путем художника вместе с комиксом Франческо Маттецци и Джованни Скарделли «Марк Ротко. Чудо живописи».

Стоит отметить, что этот комикс очень трогательный – авторы выбрали необычный для биографий художественный прием, где маленький Маркус Роткович (так художника звали при рождении) встречается с именитым живописцем Марком Ротко на фоне его полотен и проходит с ним вместе весь жизненный путь.

Маркус родился в городе Двинск, на территории Российской империи, однако, когда мальчику было десять, семья Роткович эмигрировала в Соединенные Штаты, где уже обосновались его дяди.

В Америке еврейский мальчик Маркус Роткович стал Марком Ротко (хоть сократить фамилию он решил и не сразу), который в семнадцать лет с отличием окончил школу и поступил в престижный Йельский университет (впрочем, спустя два года художник его бросил, вернувшись туда лишь спустя 46 лет – для получения почетной докторской степени).

В университете Марк серьезно планировал для себя карьеру инженера, но стоило ему, посетив друга в школе искусств в Нью-Йорке, увидеть, как рисуют модель, как он понял, что решительно хочет стать художником.

Что с момента своего дебюта в качестве художника Ротко был успешен. Он активно выставлялся, был обласкан критикой, но все еще не мог зарабатывать продажей картин достаточно, чтобы больше нигде не работать, потому не мог посвятить себя живописи в той мере, в какой ему хотелось бы.

Первые его полотна, как и у всех абстракционистов-первопроходцев, были фигуративными, но и на них уже видна тенденция к последующему обращению его к живописи цветовых пятен. Был в его творческой биографии и период обращения к сюрреализму. Однако, после пережитых ужасов Второй мировой волны и холокоста, Ротко решил, что конкретные фигуры не способны отразить тот страх и те переживания, что влечет за собой факт смертности.

Марк Ротко. Метро. Около 1937 года

Марк Ротко. Оранжевый, красный, желтый, 1961

И у Ротко эмоции выражает цвет. На пике своей творческой карьеры художник уже не мыслил категориями отдельных полотен – только целыми арт-пространствами, комплексами. Пределом его мечтаний было писать полотна под конкретные помещения, что было реализовано в капелле при католическом Университете Святого Фомы в Хьюстоне. Это тотальное произведение искусства, которое имеет влияние на зрителя только при «живом» восприятии и не передается никакими репродукциями (возможно, пережить схожее переживание вам поможет прослушивание песни Питера Гэбриэла «14 черных картин», сопровождаемое рядом репродукций картин Ротко и видами капеллы под конец видео). Заказчик работы говорил, что получившийся антураж словно олицетворяет поговорку «Самый темный час – перед рассветом».

У Марка Ротко была особая техника нанесения красок, которую он скрывал даже от своих ассистентов. Исследования в ультрафиолете показали, что художник сам смешивал краски, используя как натуральные пигменты типа яиц (которые используют в темперных красках) и клея, так и различные искусственные красители: алкидные, акриловые и т.д. Это позволяло ему добиваться высыхания разных слоев краски без смешивания. Количество слоев на картинах Ротко порой достигало двадцати – это позволяло достичь той самой непередаваемой глубины цвета, словно затягивающей зрителя в плоскость картины (что, к примеру, и произошло с героями комикса).

Один из вариантов размещения картины Ротко «Четыре темные отметины на красном» в нью-йоркском Музее американского искусства Уитни

Вернемся к этому биоГРАФИЧЕСКОМУ роману, как написано на обложке.

Книга поделена на несколько частей. Первая «Пространство и форма» рассказывает о начале жизни юного Марка в Америке, его учебе, друзьях, открывших для него мир живописи, первых выставках и первой любви – Эдит Сахар, которая стала его первой женой.

Часть вторая «Фигура и сущность» – о творческих поисках Ротко, которые в последствии окончились тем, что он остановился на «мультиформах» (термин, который используют критики и исследователи, самому Марку он не нравился, как и отнесение его работ к конкретному направлению в живописи, абстрактному экспрессионизму). Также она касается и второй женитьбы Ротко на Мэри Байстл и рождению в семье двух детей.

И, наконец, последняя часть «Искусство и жизнь» выглядит незавершенной. Она об успешном художнике, сделавшем себе имя и вошедшем в историю. О его самой крупной работе над капеллой в Хьюстоне.

Обрывается она также, как и жизнь Ротко – внезапно.

Марку было немногим за 60, когда врачи сказали, что велик риск, что Марк умрет от кровоизлияния, если не завяжет с алкоголем, сексом, сигаретами, а также с написанием больших полотен высотой в несколько метров, для которых ему приходилось пользоваться лестницами и подъемниками. Ощущение того, что ты можешь умереть от любого неосторожного действия в любую секунду, как и ухудшающиеся отношения с женой, не могли не сказаться на психическом состоянии Ротко. Спустя два года после постановки диагноза он покончил с собой в собственной студии.

Последние месяцы жизни он писал картины, как одержимый, словно больше ничего на свете не существовало – ни времени, ни реальности.

Работы Марка Ротко в Национальной галерее в Вашингтоне

Но в комиксе нет несчастливого конца – авторы предпочитают прервать его, не упомянув о самоубийстве. Марк Ротко говорит юному Маркусу, с которым примирился по ходу повествования: «Пойдем, пирожных поедим?» – этим и завершается история. Глубокий психологизм этого воссоединения с «внутренним ребенком» делает комикс не только познавательным, но и поистине эмоциональным, затрагивающим глубинные переживания читателя, как картины Ротко затрагивают внутренний мир своего зрителя.