Женщина
То нужна, а то вдруг не
нужна,
То гоню, то зову её робко.
То принцесса, царица,
княжна!
То рабыня, холопка.
То волнует, а нужен покой,
То… А впрочем, скажу по
секрету:
Очень плохо, когда её
нету.
Когда нету её.
Никакой.
* * *
Все женщины разные очень.
Особенно в жаркие но́чи:
Одна молчалива, как птица.
Другая пылает, как зорька.
А есть та, которая снится.
Которая снится. И только.
Первая любовь
Ты опять мне приснилась.
Зачем
Путь неблизкий такой
одолела?
Ты ж являлась ко мне не
затем,
Чтобы сердце моё заболело?
Помнишь, зал, где так было
прохладно,
Поцелуи в последнем
ряду...
Да и так ли уж всё
безвозвратно,
Если я к тебе скоро приду?
Предчувствие
О, далёкие годы мои!
Жизни даль, как в тумане,
таилась.
В ожидании женской любви
Замирала душа и томилась.
Я не знал, что лишь
встречу её, —
Уплывёт из души светлый
образ,
Мой счастливый закончится
возраст,
И начнётся мученье моё…
…Жизнь к закату скатилась уже,
В ожидании полной свободы
Снятся сны утомлённой душе
Про далёкие годы,
Про далёкие годы свои,
Где грядущее в дымке
таилось,
И в предчувствии женской
любви
Изнывала она и томилась…
Люблю
Я этим словом не бросался,
Я для тебя его берёг.
Я долго ждал и вот
дождался:
На мой ступила ты порог.
«Какая длинная дорога, —
Сказала, — я чуть-чуть
посплю».
Ты стала первой после
Бога,
Кому я смог сказать:
«Люблю».
* * *
Ни закатов жарких у реки,
Ни рассветов не было в
полнеба,
Просто попросил её руки,
Как голодный просит хлеба.
Медленным ответила кивком,
Стиснула доверчиво
запястье…
Разве мог мечтать я о
таком?
Господи, за что мне это
счастье?
Помнишь?
Помнишь, как гуляя по
аллеям,
Чтоб не взмыть мы за руки
держались…
Только разве мы
«переболели»?
Разве мы с тобою
«разбежались»?
Если до сих пор, хотя и
глуше,
Слышу я далёких дней тех
скрипки,
Да и ты не просто так от
мужа
Прячешь их на дне своей
улыбки?..
* * *
Тоски улыбка желчная
Не красит бытия,
Но, слава Богу, женщина
Нашлась и для меня.
На ней сошёлся клином
Весь этот белый свет,
С ней сходит грусть на
нет.
Зовут её Ириной.
Жене
Вот осень поздняя настала,
Мне, наконец, понять дано,
Что мы с тобой давно не
пара,
Что мы давно с тобой —
одно…
Ирине
Ирина — утро моих глаз,
Прими, родная, без испуга,
Что, как и всех, спасает
нас
Непонимание друг друга.
Твоя душа, как храм бела,
Моя — портовая таверна,
Ты если б это поняла,
Давно б с другим жила,
наверно.
Жене
Игрой, не стоящей свечей
Давно бы жизнь была мне
эта,
Когда бы не было в ней
света
Твоих очей.
Жене́
Признаю́сь тебе, Ира,
Среди ночи и дня
От всех прелестей мира
Ты спасаешь меня.
Быть смешным не хочу я,
Но поверить изволь:
Мою душу врачуя,
Ты и врач мой, и боль.
Три песни
любимой
1. Чистая
И шарф, и нитка жемчуга,
И платье — на полу.
Осталась только женщина,
Которую люблю.
Остались украшения,
Которым Бог творец.
И головокружение.
И грохот двух сердец.
И пальцы, что на талии
Сомкнулись, как замок…
А что случится далее,
Тому судья лишь Бог.
2. Нежная
Вся в прошлое ночь наша
канула.
Страсть стихла, как в
шкафчике мышь.
О, как дорога мне рука
моя, —
Рука, на которой ты спишь.
Давно уже пахнет ковригою,
И стадо давно за рекой.
А я всё лежу и не двигаю
Вконец онемевшей рукой.
3. Светлая
У вяза исчезла сутулость,
Вовсю распахнулись цветы.
Что в мире случилось?
Проснулась!
Проснулась, любимая, ты!..
Открытие
Я прежде жил, как истукан.
Пришла она и без огласки
Во мне открыла океан
Дремавшей нежности и
ласки.
И я — да что там говорить!
—
Стал просыпаться даже
раньше,
Чтоб чай покрепче заварить
Моей усталой Магелланше.
* * *
Проснулся. Молится жена
В соседней комнате
прилежно,
Лежу и думаю неспешно:
«Какая умница она!
С утра от нас отводит зло,
—
Пускай проходит стороною.
С женой мне очень повезло,
Но повезло ли ей со мною?»
Звонок жены
Судьба мне пошла на
уступку.
Ты мне позвонила! Бог
есть!
Я трубку беру, как
голубку,
Благую принёсшую весть.
Веду себя, будто контужен,
Слезинки срываются с век.
Неужто кому-то я нужен,
Никчемный, пустой человек?
* * *
Наверно б спился я давно
Иль сгинул где-нибудь на
БАМе,
Когда б не маленькое «но»
С прохладно-сладкими
губами,
Когда б не этот нежный
взгляд,
И всё, чем с нею мы
несхожи,
Что превращает жизни ад,
Пускай не в райский сад,
но всё же.
Романс для
любимой
Любви земной незрима суть,
Как кровь, струящаяся в
жилах.
Я ни обнять, ни оттолкнуть
Тебя, любимая, не в силах.
Ты ничего не говоришь,
Но всё в глазах твоих
читаю.
И ты, как прежде, не
паришь,
И я, как прежде, не летаю.
Хочу всё вспомнить и
забыть,
И боль убить другою болью.
За неумение любить
Господь карает нас
любовью.
Любовь
Была, она во мне была,
Пусть ненадолго, ненароком
К её таинственным истокам
Душа, приникнув, расцвела.
… В теченье многих тысяч
дней
Живу я памятью о ней,
И жду её прихода снова,
Как бытия совсем иного…
Дождусь ли?
Вот в чём весь вопрос.
Рубаи
Прожил жизнь в
предчувствии любви,
Так порой случается с
людьми.
Не терял ни сна, ни
головы,
Прожил жизнь в
предчувствии, увы…
* * *
Рассвет любви моей был
нежен,
Как воздух в розовом саду,
Но час разлуки неизбежен,
И вот я здесь, почти в
аду.
Общаюсь с разными людьми,
О чем-то праздном
повествую.
Да, я не мёртв, я
существую.
Но что я значу без
любви?..
* * *
Как мы молоды были с
тобою,
Будто в танце безумном
кружились,
Но назвать наше чувство
любовью
Почему-то так и не
решились.
Я тебя провожал ненадолго,
—
Как тогда нам обоим
казалось, —
«Хорошо, что не верхняя
полка», —
Ты сказала мне и
засмеялась.
То, что было
спасительно-важно,
Мы друг другу, увы, не
сказали…
Сорок лет одиноко и
страшно
Электричка кричит на
вокзале…
Остановленное
солнце
На багровеющий диск солнца
Мы весь январь, не пряча
слёз,
Вдвоём смотрели из оконца
Сквозь пальцы тонкие
берёз.
Ты утомлённая шептала
Во сне какие-то слова,
От них кружилась голова,
И в горле что-то щекотало.
Любовь разрушили мы сами,
Вдвоём пойдя на глупый
риск…
Но этот диск, багровый
диск,
Он всё стоит перед
глазами…
* * *
Я в нашей комнатке
прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я, счастливый и босой,
В постель ей нёс пирог на
блюде,
Спешил на кухню ставить
чайник…
Всё это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились
случайно.
Увы, расстались мы давно.
И жизнь, как прежде,
непонятна.
И я — как нищий на балу.
Но эти солнечные пятна…
Но эти солнечные пятна
На голом крашеном полу!..
* * *
Ты мне давно не пишешь
писем,
И на звонки мои молчишь.
Я, наконец, стал
независим,
Как независим в клетке
чиж.
Который, медленно сгорая,
Поёт в пространстве
роковом,
Скупые слезы вытирая
Своим крылатым рукавом....
* * *
Не мечтаю. Отмечталось.
Это кара или милость?
Это, брат, пустяк и
малость,
Главное — не отлюбилось.
Луг росою серебрится,
Дрок цветёт, река течёт,
Есть ещё во что влюбиться,
Есть причина сердцу
биться,
Остальное всё — не в счёт.
* * *
Безмерно оно — это тихое
женское мужество,
Я б орден давал за него.
Ну, не орден, так брошь,
Когда ты, уставшая за день
почти что до ужаса,
Рыданья сглотнув, у плиты
потихоньку поёшь.
К авоськам и сумкам, по
воле мужчин, прикандалена,
Ведёшь ты, понятные
женщинам только, бои.
Как жалок мужчина, сующий
в своё оправдание
Рублёвый тюльпанчик в
бесценные руки твои!
А ноша твоя — нет весов
таких в мире — не взвешена,
А слёзы твои — это наши
земные моря!
Ты помнишь, что мать ты.
Жена и сестра, а что женщина,
Порой забываешь, но в этом
вина не твоя.
Лишь только рассвет за
тяжёлою шторой забрежится,
Как ты на ногах, и
натянута, будто струна.
И всё на тебе, такой
хрупкой и маленькой, держится.
Так было, так есть, и так
будет во все времена.
* * *
«Есть женщины
в русских селеньях…»
Н. А. Некрасов
Вновь тешится ветер с
ветлою.
Деревня стоит у ручья.
Прошлись по деревне с
метлою
Чернобыль, сивуха, Чечня.
Вдов слезы остыли в
соленьях,
Но в избах полно
сквозняков.
Есть женщины в русских
селеньях,
Но нету уже мужиков.
Подснежник
(монолог
женщины)
Ты опять прошлялся в роще?
Воскресенье? Ну так что ж?
Посмотри: небритый, тощий,
На кого ты стал похож?
У других мужья как люди,
Выходной так выходной.
Сядут, выпьют, — кто ж
осудит?
Что ты прячешь за спиной?
Ой! Подснежник! Мне?
Откуда?
Как ты мог такое чудо
Отыскать в снегу, зимой?!
Следопыт... колючий...
мой...
* * *
За стенами, увитыми
плющом,
Под крышей черепичною и
мшистой,
Ей тычется в колени кот
пушистый,
И снятся сны, где счастье
бьёт ключом,
Где муж её целует на бегу,
Спеша на службу…
Завтракают дети…
А впрочем, точно знать я
не могу,
Что снится старым девам на
рассвете.
Одиночество
Скоро сорок. Это — срок.
Так не даром говорится.
Рок, как правило, жесток:
Нет ни нищего, ни принца.
Ощущая близость дна,
Но смириться не желая,
Говорит она: «Я злая,
Потому, что я одна.
В монастырь? Не хватит
духа,
Хоть и плоть, как груз
гнетёт.
Ну, конечно, не старуха,
Только время-то идёт».
Ничего в миру большом
Не осталось ей, похоже,
Кроме танцев нагишом
Перед зеркалом в прихожей...
Баба Яга
Незамужняя ты и бездетная,
В каждом встречном ты
видишь врага.
А врождённая женственность
где твоя?
Ты ведь всё-таки баба,
Яга.
Но молчит, только смотрит
зловеще на
Этот мир, населённый
людьми…
Вот какою становится
женщина
Без любви.
* * *
России не было без вдов,
Россия — это вдовы, вдовы
Мужей, пропавших без
следов
По воле Берий и Ежовых.
Растёт могильная трава
Под голубыми небесами…
Россия и теперь вдова,
А чья — догадывайтесь
сами.
Старуха
Кожа рук темней ковриги.
В нитку стёртое кольцо.
Как страница старой книги,
Пожелтевшее лицо.
— Есть ли дети, внуки?
— Что вы? —
Потемнела морщью лба.
— Я из девок да во вдовы.
Вот и вся моя судьба.
Вдова
За окном и в груди её —
стужа.
Девяносто два года вдове.
Бог сказал ей: «Живи и за
мужа,
Что погиб в тридцать лет
на войне».
Старая вдова
А по утрам в глазах темно.
На хате крыша вовсе
спрела.
И вспомнить страшно, как
давно
Душа души перегорела.
Но на лице от жизни той
Остался свет. Он
нестираем,
Как отблеск бедности
святой
На миске с выщербленным
краем…
Вдовы
Летом, осенью, зимой
Хороводы водят вдовы
В снах своих, когда землёй
Правит лунный диск
багровый.
Летом, осенью, зимою
Дни безлики и пресны.
Если спросишь: «А весною?»
Знай: в их жизни нет
весны,
Только сны…
Старушка
Седая, в беленьком
платочке,
Суха, как пламя, и быстра,
Идёт из храма, где с утра
Молилась о запи́вшей
дочке.
Молилась слёзно и о сыне,
Который был убит давно
Среди чужой и злой
пустыни,
Но для неё жив всё равно…
Придя домой, заварит чая
Из трав заброшенных полей,
Так и живёт, не замечая,
Ни лет, ни святости своей.
Матери
Среди судьбы крутых
излучин,
Блужданий духа и ума,
Я не скажу, что я измучен,
Но так устал я, слышишь,
ма?
Конечно, слышу, — отвечает
С вязаньем сидя на скамье.
Она души во мне не чает.
Одна. Одна на всей Земле.
* * *
Он в пороках неуёмен,
Не воздержан на слова,
Но душой ещё не тёмен,
Потому что мать жива.
Есть ещё кому молиться
За него сквозь дымку слёз.
Долго ль это будет
длиться?
То уже другой вопрос.
Мать
Там, где сквозь
огнедышащий чад
Солнце на ночь в ущелье
свалилось,
Сын погиб…. Чтоб донянчить внучат,
Мать на время живой
притворилась.
Раздумья о
себе и жизни
Автопортрет
С Богом в сердце, с чёртом
на плечах
Я иду к своей последней
тайне.
Крик души застрял в моих
ушах,
И непредсказуем каждый шаг
При таком ужасном
сочетаньи.
Из анкеты
Материально обеспечен:
В дождливый день хожу в
плаще.
В случайных связях не
замечен
И не заметен вообще.
Безволен также, как
безвластен.
Не ангел, но и не злодей.
Женат. Имею двух детей.
К спасенью мира не
причастен.
* * *
Душой невесть куда
летящий,
Винюсь пред Богом и
людьми,
Что не дорос до настоящей,
Всепоглощающей любви.
Есть у меня жена и дети,
И я люблю, конечно, их,
Но каждый час и каждый миг
Я всё равно один на свете.
По этой горестной примете
Определяется поэт.
Да если б все законы эти
Я раньше б знал, то…
впрочем, нет.
Пускай всё будет, как
случилось,
Я всё приму как Божью
милость.
* * *
Перестал с годами я
Лгать себе, что одинок.
Ведь со мной моя семья:
Дочка, сын, жена и Бог.
* * *
Николаю Дорошенко
Я вспоминаю то и дело
Картину давних-давних лет:
Куда-то стая птиц летела,
Куда-то плыл на лодке дед,
Заря всё в краски одевала,
А в небе облако стояло,
Как счастья детского
печать —
Ни за кого не отвечать…
* * *
Просыпаться без мыслей
печальных
О спасеньи души и России
Я хочу, но Небесный
Начальник
Не даёт мне для этого
силы.
И опять меня будит
тревога,
Целый день будем с нею мы
вместе.
Попрошу завтра снова у
Бога:
«Мне хоть раз бы
проснуться как в детстве…»
* * *
Вспоминаются те лета:
Тополиный пух кружил,
Мир незримый, полный
света,
Зримым был, и я в нём жил.
Мы носились оголтело
Средь огромных лопухов,
И не чувствовали тела,
И не ведали грехов…
Я теперь бренчу на лире,
И хоть грешен стал и стар,
Снова жить хочу в том
мире,
Но он вновь незримым стал…
* * *
Моя родимая сторонка,
Где я впервые встретил
зло,
С тех пор, когда я был
ребёнком,
Тысячелетье утекло.
Ушла в иное царство Ленка,
А друг мой, Славик —
инвалид.
Теперь не сбитая коленка,
Теперь душа моя болит.
И эта боль не утихает,
Она упёрлась в потолок.
А где-то в памяти порхает
Пропахший речкой ангелок…
* * *
У знакомых — больная дочь.
Инвалид, понимаешь, с
детства.
И никто ей не может
помочь.
Нету в мире такого
средства.
Понимаю, что я ни при чём,
Понимаю, умом понимаю…
Но немеет под левым
плечом,
Когда взгляд на неё
поднимаю…
* * *
Хоть я из племени мужчин,
Я плачу очень часто,
На это — тысяча причин,
Сто тысяч, кроме счастья.
Но плачу я, увы, без слёз,
Душа моя плакуча,
Как ива та, где старый плёс,
А чуть подальше — круча…
Не знаю, кара или честь
Душа такая. Трушу
Порою я, поскольку есть
Риск выплакать всю душу.
* * *
Заколоченные дачи,
Солнце светит зло и колко.
Улыбаюсь, а иначе
И расплакаться не долго.
На ветвях сухие груши,
Цвет небес такой же синий,
Как глаза твои, он в душу
Льётся всё невыносимей.
Но держусь на силе воли,
Поскорей бы уже вечер.
Но, а если, кроме боли
Этой, жить мне будет
нечем?..
* * *
Бывают дни, дарованные
свыше,
Когда на все гримасы суеты
Глядишь с пренебреженьем,
— так на крыши,
Должно быть, птицы смотрят
с высоты.
В подхваченные ветром
занавески
Небесная сквозит
голубизна,
И всё вокруг в каком-то
влажном блеске,
Как будто в детстве, после
сна…
Свет
счастливых дней
Я дней счастливых не
забуду,
Их, как звезды потухшей
свет,
Ещё я долго видеть буду,
Хотя давно их в жизни нет.
Я воздеваю к небу руки,
Хвала Создателю за дни,
Что подарили свет. А
внуки?
Увидят ли его они?..
Свет негасимый
Да, можно многое отнять
У человека, вплоть до
жизни.
Любовь же к Богу и Отчизне
Всегда останется сиять
Над жалким холмиком могилы
Могучим негасимым светом,
Каким бы не казался хилым
Мой стих об этом.
Вечность
Траву в раю отец мой
косит,
Устанет, ангела попросит
Сменить его, а за спиной
Трава опять встаёт стеной.
В зените солнце, не
садится.
Вот ангел вновь сменил
отца,
Как ослепительны их лица!
И нету этому конца…
Заброшенная
хата
Всё, что в жизни есть,
приемлю.
Но мне грустно от того,
Что, кренясь, уходит в
землю
Хата детства моего.
Вяз разбил окно ей веткой
—
Тянет духом нежилья…
Неужели такой ветхой
Стал развалиной и я?
* * *
Снова эти кроны, кроны…
Снова этот лунный серп.
Что я видел в жизни, кроме
Этих ив и этих верб?..
Но как вспомню, сколько
крови
Льётся в мире нашем, о!
Слава Богу, что я кроме
Верб, не видел ничего.
Мираж
Как мало в сердце доброты,
—
Лишь на семью её хватает,
А с наступленьем темноты
Боюсь, она совсем растает.
Совсем растает, как сугроб
Весной под жаркими лучами.
Молиться надо чаще, чтоб
Не пожимать потом плечами,
Как нерадивый ученик,
Что у доски стоит, сгорая,
И умоляет со слезой
Не вызывать отца из рая…
* * *
Ночью в комнате спокойно,
На одной стене они:
Фото деда и икона —
Будто из одной семьи…
Предостережение
самому себе
Не поверишь, потрачены
годы,
Чтобы мысль растворилась в
крови:
Ощутить всё блаженство
свободы
Можно только под игом
любви.
А что значит «потрачены
годы»?
Не бросайся словами,
дружок.
Берегись! Всё блаженство
свободы
Ощутить — это, минимум,
шок…
Картина
В безвременье, как в яму,
угодил.
Под гром и вспышки пушечных
раскатов
Я с прадедом на турка не
ходил,
И с дедом не громил
фашистских гадов,
С отцом не строил новые
цеха.
Чего ж тогда я в мире этом
стОю?
Наверно, нету большего
греха,
Чем жить в безвременье с
душой полупустою,
В которой лишь сомнения
снуют,
Сплетая светлым чувствам
паутину...
Такую вот печальную
картину
Я написал за несколько
минут.
Элегия
Как был мой рассвет
лучезарен
Не видно за дымкою лет.
Ничтожно мой век
разбазарен.
Хоть в этом сомнения нет.
Была ли любовь? Я не
помню, —
Так память моя коротка.
А жизнь продолжает упорно,
Бесстыдно идти с молотка.
Не место в стихах моих
розам,
И счастья не будет, не
лги.
Одним я терзаюсь вопросом:
«Кто выставил жизнь на
торги?»
О себе
Ты заметишь как-то вдруг:
Другом стал тебе твой
враг,
А врагом тебе стал друг,
Ты ж как был и есть —
дурак.
Дураки не имут сраму —
Это явный плюс в судьбе.
Дураки не роют яму,
Разве только что себе...
Ну и выроешь, конечно,
Это. в общем, не секрет.
И друзья с врагами нежно
Назовут тебя: «Поэт».
* * *
Ты меня безрассудным не
числи,
И безумие мне не пророчь,
Если поиск спасительной
мысли
Занимает и день мой, и
ночь.
…Ночь глядит сквозь
квадратики стёкол.
Полетав со звезды́ на
звезду,
Мысль, как на́ руку
ловчего сокол,
Возвращается снова к
Христу.
* * *
Опять ищу в стогу иголку,
Хотя мне кажется порой —
В занятьи этом мало толку
На первый взгляд и на
второй.
Но словно кто-то
заставляет
Солому будней ворошить
И глупый ум не
представляет,
Что по-другому можно жить.
И что тут, собственно,
такого?
Зачем писать об этом стих?
Другие так же бестолково
Живут, а я не лучше их.
И копошишься втихомолку,
Но вдруг выходит на
поверку,
Что там, где ты не видишь
толку,
Есть смысл, который виден
сверху.
* * *
Вернёмся к грустной теме:
Моей вине пред всеми.
Томит, томит меня вина,
Я даже знаю в чём она.
Такое чувство, словно яд
Или тяжёлый след утраты,
Но не хочу быть тем, кто
мнят,
Что все пред ними
виноваты.
* * *
Не могу, надоело бояться,
Надоело бояться всего:
И чиновника — злого паяца,
И сообщников глупых его,
Надоело бояться, поверьте,
Чуждых душ, равнодушных
сердец,
Обезбоженных жизни и
смерти,
И себя самого, наконец…
* * *
Господь, я волк или овца?
Идти мне в стадо или в
стаю?
Не знаю, Господи. Не знаю.
И не узна́ю до конца…
* * *
Писать, и только лишь о
главном,
Не попадая в молоко,
Поверьте, очень нелегко,
Как жить при свете
православном.
А эти вечные вопросы! —
Они бы жалили, как осы,
И отравляли б мои дни,
Не будь я вечен, как они.
Как может быть жизнь
быстротечна,
Коль вплыли в душу облака,
Кулик на отмели, река,
Да и остались в ней —
навечно.
А за рекой ещё огни,
А за огнями ещё сад,
С душой отправятся они,
Быть может, в рай. Быть
может, в ад…
* * *
Я мог бы дать обет
молчания
На годы многие вперёд,
Не будь на грани одичания
Мой обездоленный народ.
Когда же столько судеб
смолото
И столько жизней сметено,
Тогда молчание — не
золото,
Сродни предательству оно.
* * *
Посмотри на этот свет,
На мерцанье жизни зыбкой,
И пускай ты не поэт,
То, чему названья нет,
Можно выразить улыбкой
Очень грустной, очень
тихой,
Как в степной реке вода,
Как звезда над облепихой
И как слово «никогда»...
* * *
Всё в мире призрачно и
зыбко,
Жизнь не понятна до конца.
Когда-то с моего лица
Слетела бабочкой улыбка.
Всё жду, когда она
вернётся?
Осилит ли обратный путь?
И мне ответно улыбнётся
Хоть кто-нибудь, хоть
кто-нибудь…
Зимней ночью
В небе звёзды висят
ледяные,
И понять невозможно уже:
А стихи — это дети родные
Или чёрные дыры в душе?
Серебрятся от инея стёкла,
И смотрю я в холодном
поту,
Как тень Тютчева с тенью
Софокла
Ходят-бродят в обнимку в
саду.
Ветра нету, но ветви
трясутся,
Наползает нездешняя жуть.
То ли надо быстрее
проснуться,
То ли нужно скорее
уснуть?..
Ночью
Луна… В такое время суток
Нередко сбой даёт
рассудок,
И забирает власть душа,
И жизнь не стоит ни гроша.
Все хаты прячутся под
крышу,
Темнеют в поле зеленя.
Закрыв глаза, отца я вижу:
«Отец, ты видишь ли меня?»
Но на вопрос мой нет
ответа,
Молчанье тягостно и жутко,
Я долго так не протяну.
Жду возвращения рассудка,
Чтоб отдохнуть в его
плену…
Бессонница
Хочу заснуть, — не
получается,
Хотя давно уже пора.
Глядит в окно
луна-печальница
Сегодня так же, как вчера.
И, шевеля на окнах шторы,
Ко мне по лунному лучу
Приходят мысли, от которых
Всю жизнь избавиться хочу…
* * *
Не спалось, и я вышел во
двор.
Лип верхушки как будто
плясали,
Хмель, как вор, на
соседский забор
Лез неслышно. И звезды
мерцали.
Легкий ветер мне дул в
рукава,
Еле тлела в руке сигарета.
И кружилась слегка голова
Оттого, что вращалась
планета.
Версия
Я в детстве думал, что
созвездия,
Сияющие надо мной —
Не что иное, как отверстия
В непостижимый мир иной.
И лился свет сквозь те
отверстия,
Он убивал тоску и страх…
Мне очень жаль, что эта
версия
С годами потерпела крах.
Снова ночью
Я сплю и вижу, как в душе,
В её прохладном полумраке,
Клубком свернувшись, как
собаки,
Пороки спят… На этаже
Стоит такая тишина,
Что слышен храп бомжа в
подъезде.
В окне ущербная луна,
В постели верная жена,
И только сердце не на
месте…
Во мгле веков
Приснился сон мне на
рассвете,
Он снится мне уже не раз,
Что я лечу во мрак
столетий,
А там светлее, чем у нас.
Хотя и там хватает лиха,
Но не о том веду я речь:
Там ещё можно свергнуть
иго,
Святую Русь нашу
сберечь...
* * *
Вот обозначился рассвет
В окне. Я новый день
встречаю
Уже не помню сколько лет
С недоуменьем и печалью.
Но ты, душа, их не кляни,
—
Так лодка может
раскачаться,
Что эти тягостные дни,
Как счастье, будут
вспоминаться.
В России так не раз
случалось…
Сентиментальное
Я б за всё, что случилось,
ответил,
Потрясённой души не жалея,
Но сдувает слова мои ветер,
Как опавшие листья в
аллее.
Я простужен насквозь этим
ветром,
И такая в душе холодина,
Что каким ни сочтёте
поэтом,
Мне уже всё равно, всё
едино.
Но всё ж тлеет надежда на
чудо
Угольком под остывшей
золою,
Что придёт неизвестно
откуда
Всё, о чём мы мечтали с
тобою.
Судьба
Словно в ближний лесок за
грибами,
Я за счастьем отправился
бы,
Если б реже сшибались мы
лбами
С несдвигаемым камнем
судьбы, —
Искры сыпались густо и
часто,
И траву выжигали вокруг…
Не написано видно мне
счастья
На роду почему-то, мой
друг.
* * *
Из всех блаженств мне
ближе нищета.
Она со мной и в летний
день, и в стужу.
Она тяжка. Но тяжестью
щита,
Надёжно защищающего душу.
* * *
Решил считать свои
паденья,
Но, сбившись, понял: не
смогу.
Не пожелаешь и врагу…
Итог тем более досаден,
Что я считал паденья за
день.
Возраст
Пусть немного дорог мною
пройдено,
Да и те ли не пройдены ль
зря?
Но всё ближе становится
Родина
И, естественно, ближе
земля.
Я гуляю под старыми
грушами,
Я здоровье свою берегу,
Но не плакать над «Мёртвыми
душами»
Я, конечно, уже не могу.
В осеннем
парке
Сидел на лавке лысый дед
И с аппетитом ел
творожник,
Никто не знал, что дед —
поэт,
Служитель слова и художник
Того, чего на свете нет.
Затем старик поднялся
грузно,
Что даже скрипнула скамья…
Пора признаться вам, что я
И есть старик тот самый.
Грустно…
Логическое
утешение
Хоть не был я в Париже
вашем,
Спокоен я, как баклажан.
А кто на хуторе был нашем
Из парижан?
* * *
За границу предлагает
Друг поехать. Не хочу.
Друг, конечно, полагает,
Что я лгу. А я ворчу:
«Всё старо в Бордо и в
Ницце,
Если что и ново —
Это только за границей
Бытия земного.
Но туда спешить не надо,
Скажут нам, когда пора».
После этого расклада
Друг задумался. Ура...
* * *
Скоро полночь, сижу у
камина,
Шевелю кочергою поленья,
На лице моём грустная
мина:
Так сгораем и мы —
поколенья.
Но яснеет души моей смута,
—
Пусть порою в чаду и в
дыму,
Но мы всё же дарили
кому-то
Свет с теплом. И неважно
кому…
* * *
Мир ужасен. Зло огромно.
Жизнь устала от угроз.
Отчего же сердцу ровно
Биться, брат? Пустой
вопрос.
Вот оно и скачет, скачет.
Но не так, как воробей,
А как мячик. Да, как
мячик:
Всё слабей, слабей,
слабей…
Знак
Вокруг всё лживое,
киношное,
Я настоящему — чужой,
Я отыскал тропинку в
прошлое
И отдыхаю там душой.
Хотя и там хватает
всякого,
Но объяснить я не могу:
Зачем, чуть что, туда
бегу?
Наверно, это всё же
знаково.
* * *
Хоть ветер внутрь и не
проник,
Но бросил листьев стаю
В стекло. Веду ночной
дневник.
Куда веду? Не знаю.
А может, он ведёт меня
Невидимой рукою,
Как дед когда-то вёл коня
За повод к водопою?
«Духовной жаждою томим»,
Сижу в изнеможении.
Веду ль дневник? Иду ль за
ним?
Неважно. Суть — в
движении.
* * *
На склоне лет, уже почти
отвесном,
Когда слова становятся
нежней,
Когда закат, как в
Царствии Небесном,
Писать стихи и легче, и
страшней.
* * *
…А то, что сердце
разболелось,
Ещё не повод для тоски.
Ведь не планета ж
разлетелась
На крестоносные куски.
Всего лишь сердце
разболелось,
Всего лишь строчка
родилась,
Всего лишь счастья
захотелось,
Всего лишь жизнь не
удалась…
* * *
Снова я безрадостные думы
Облачаю в грустные слова.
Может, я один такой
угрюмый?
Может, я грущу напрасно,
а?
Может, я в упор не вижу
счастья,
Тычусь мимо, как слепой
щенок?
Может, и о Родине так
часто
Я грущу напрасно?..
Дай-то Бог.
* * *
Я ничего не понимаю,
С недоумением гляжу
На переход апреля к маю,
И лишь руками развожу.
Я никогда постичь не в
силах:
Мы золотим на Храме Крест,
А для детей больных и
сирых
В приютах не хватает мест.
Живу, наивно полагая,
Что где-то счастлив мой
двойник,
Что существует жизнь
другая,
А эта — просто черновик…
* * *
Время дышит годиной
Испытаний и бед.
От неё за гардиной
Шансов спрятаться нет.
Надо выйти навстречу,
Помолившись, как встарь,
И свою человечью
Бросить жизнь на алтарь.
Нелегко это будет,
Хоть понятно вполне:
От страны не убудет,
Но прибудет стране.
* * *
«Быть
знаменитым некрасиво».
Б. Пастернак
Быть знаменитым страшно
очень,
Иметь стальные надо нервы:
Ведь знаменосца, между
прочим,
В сраженье убивают первым.
Такую он имеет мету,
К нему особый интерес.
Он пораженье иль победу
Увидеть может лишь с
небес.
* * *
Точно знаю: где-то во
вселенной
Есть и старый пруд, и
камыши,
Только там они уже
нетленны,
Там живёт душа моей души.
Трудно это выразить,
понять, —
Все слова и мысли будут
постны.
Надо только голову поднять
И смотреть, смотреть,
смотреть на звёзды…
* * *
Я так любил смотреть на
небо.
О, как мне нравилось оно!
Я верил в жизнь светло и
слепо,
Как только в юности дано.
Теперь я выгляжу нелепо,
И мир вокруг совсем иной.
Теперь не я гляжу на небо,
Теперь оно следит за мной…
Возвращение
Мне ничего уже не надо,
Я не хочу играть с огнём.
Есть непонятная отрада —
Тонуть в ничтожестве
своём.
Но в эту бездну
погружаясь,
Сквозь толщу сумрачного
сна
Вдруг ощутишь, как сердце
сжалось,
Как по земле идёт весна.
И встрепенувшись поневоле,
При свете утренней зари
Нежданно встретишь в
чистом поле
Желанья прежние свои…
* * *
Память рань же, рань же
Душу, не жалей.
Всё, что было раньше,
Ты напомни ей.
Сыпь на раны солью,
Ужасом знобя,
Ведь душа лишь болью
Выдаёт себя.
Метаморфозы
Я буквально ни в чём не
уверен,
Всё хочу я потрогать
рукой,
И Пегас мой стал с виду,
как мерин,
И по сути стал тоже такой.
Выбираю подъём, где
положе.
Прежний облик мой начисто
стёрт,
Я всё чаще вздыхаю: «О,
Боже!»
Там, где раньше ругался:
«О, чёрт!»
И всё реже я время ругаю
Потому, что всё меньше его
Остаётся. И я полагаю,
Что не только, увы, моего…
* * *
Раньше ветра дуновенье,
Блеск росы иль шум травы
Приносили вдохновенье,
А теперь... Теперь, увы.
Переполнены тревогой
Ум и сердце, и душа...
Все равно подарок Бога —
Жизнь глубинно-хороша.
* * *
Еле слышно часы
На запястьи стучат.
От рассветной росы
Дальний луг серебрится.
Хрипло цапли кричат,
В ряске рыбы молчат…
Всё же стоило, братцы,
родиться.
Пусть судьбины рука
Козни всякие строит,
Жизнь течёт, как река,
И жить — всё-таки сто́ит.
* * *
Сколько мне всего дано!
Солнце, небо, речка, поле,
Ты, любимая до боли
Мной уже давным-давно.
И ручей весь в блёстках
света,
Что по полю к нам бежит…
Как печально мне, что это
Всё возврату подлежит…
* * *
«Быть иль не
быть? Вот в чём вопрос»
Шекспир
Быть иль не быть? Пустой
вопрос.
Не быть, а жить, и жить
всерьёз,
Все до единого порока
Убить в душе, убить без
слёз,
Но хватит ли земного
срока?
Вот в чём вопрос.
Вопрос
Ушедших лет не наверстать,
Всё тише кровь струится в
жилах.
И нет желанья мир спасать,
Когда себя спасти не в
силах.
Всё больше видишь общих
мест,
Всё меньше в сущем видишь
толка,
Как быстротечно жизнь
прогоркла!
Пора под крест… Или на
Крест?!
Сыну
Какой подарок от родителя,
Сынок мой, ждёшь от
своего?
А если ангела-хранителя
Тебе отдам я своего?
Пусть у тебя их будет
двое,
И безопасней станет путь —
Ведь время нынче-то какое!
А я? А я уж как-нибудь...
* * *
Жизнь настолько могуча,
сынок,
Столько в ней
неразгаданной силы,
Что следы от босых её ног
Глубоки́… глубоки́, как
могилы.
Ты ещё словно ангел
небесный,
А на мне уже мрака печать.
Я в такие заглядывал
бездны,
Что об этом мне лучше
молчать.
Вечернее
С крыш закапало сильней, —
Потеплело к вечеру.
Кроме глупости своей
Удивляться нечему.
Даже маленький ручей
Знает, куда течь ему,
Ну, а я куда влачусь?
Я не знаю, но прощусь
Просто так, на всякий
случай,
И по лестнице скрипучей
Поднимусь в свой кабинет
Тихо, будто меня нет…
Всё просто
«Ирония —
тоски сестра родная,
В ней таинство
печали всех времён».
Евгений
Баратынский
Удивительно всё просто:
Жизнь, доро́га до погоста,
Крест могильный в лунном
свете,
И немного погодя,
Гроб причалит, как ладья,
К берегам, где нету
смерти,
Где никто не смотрит косо,
И всегда над головой
Небо цвета купороса…
Как всё просто, Боже мой!
* * *
Радуга весь день над
речкой висла,
Через луг бежала колея,
И была прекрасною без
смысла
Жизнь неповторимая моя…
А теперь с улыбкою
несчастной
Я гляжу на игры детворы,
Жизнь без смысла кажется
ужасной.
Что же изменилось с той
поры?..
* * *
Мысль о смерти — не
пустяк,
Но спасительно полезна.
Всё оно, конечно, так,
Если б часто так не лезла…
Отрывок
Живу, как живётся,
Как сердце велит.
Огонь ещё жжётся,
А лёд холодит.
В чердачной каюте
Плывя, говорю,
Что мы ещё люди,
Что мы ещё лю…
В осеннем саду
А запах роз и запах тленья
Несёт один и тот же ветер.
Не будем тратить жизнь на
пренья,
Наш горизонт не так уж светел.
И ничего не объяснимо.
Мир не сгорает от стыда.
Бывает жизнь проходит
мимо,
Но смерть, поверьте,
никогда.
Зачем пишу я вам всё это?
Я объяснил бы, если б мог.
Тревожный мрак в душе
поэта
В свет превращает только
Бог.
Мне почему-то расхотелось
Делиться страхом и виной.
Определять паденьем
зрелость,
Увы, придумано не мной…
* * *
Мои друзья уходят
понемногу,
Хотелось бы, конечно, чтоб
все к Богу,
Но этого мне знать не
суждено,
Крутись, крутись, судьбы
веретено.
Напрасны всё же, смерть,
твои уловки
У жизни нет конечной
остановки,
Она по кругу движется
давно.
Крутись, крутись, судьбы
веретено.
Мы знаем то, что вечной
нет разлуки,
И каждый жизнь готов
отдать за други, —
У нас, у русских так
заведено.
Крутись, крутись, судьбы
веретено.
Там
Там всё не так, всё
по-иному:
Упразднено теченье лет,
По неизвестному биному
Там никогда не гаснет
свет,
Играют вечные мальчишки
На вечно скошенном лугу,
И там, — я даже не могу
Поверить в это, — нет
одышки…
Миг
Луг за окошком
распластался…
Родная с детства полка книг…
Всё, с чем с годами я
срастался,
Вдруг оборвётся всё за
миг,
И скажет вяз: «Прощай,
старик.
Ты, я надеюсь, догадался,
Что нет тебя уже на свете,
И этот тёплый мягкий
ветер,
Что шевелит мою листву,
Ты ощутить уже не можешь,
Ничем уже тут не поможешь,
Прощай, старик…»
* * *
Когда детям, что было,
отдам,
Ветер вечности в уши
засвищет,
По святым я отправлюсь
местам —
По заброшенным сельским
кладбищам.
Там, где корни берёз
проросли
Сквозь глазницы и клетки
грудные
Тех, кто воз государства
везли.
Я один помяну вас,
родные...
* * *
У жизни очень много
измерений.
Кто меряет её числом
имений,
Кто — добрыми делами,
кто-то — злыми,
А я свою — могилами
родными.
Но я прошу вас мне не
сострадать.
Ушедшие становятся дороже.
Такая мне досталась
благодать
Довольно необычная, ну что
же…
* * *
Минуты свободные редки…
А надо минут пятьдесят
Идти до кургана, где
предки
Сухою травой шелестят,
Где сойка птенцов своих
кормит,
Где крест, так похожий на
«плюс»,
Опять ненароком напомнит,
Куда я всю жизнь
тороплюсь.
* * *
Когда ты в степь под вечер
выйдешь,
В гряду плывущих облаков
Вглядевшись, многое
увидишь:
Бегущих по небу волков,
В сугробе брошенные сани,
Овин и крылья ветряка
И лица тех, кого нет с
нами
Уже не годы, но века…
Неновый завет
Поверьте, что на свете
смерти нет.
Смогли поверить? А теперь
живите,
И всем, живущим рядом,
свет дарите, —
Вы этим очень многих
удивите,
А некоторых даже оживите,
Забывших, что на свете
смерти нет.
* * *
Я всеми силами храню
От века нашего отсталость,
Который губит на корню
Всё, что людского в нас
осталось.
И пусть нельзя остановить
Сей век игрой на жалкой
лире,
Дай, Бог, хоть разум
сохранить
В безумном этом мире.
В гостях
Расскажу вам недавнюю
быль:
Есть в станице у нас
дед-бобыль.
И на Пасху, ну чтоб
угостить,
Я решил старика навестить.
Дверь толкнул и, как будто
прирос:
Дед на примусе жарил
картошку,
А сошедший с иконы Христос
Ел из треснутой миски
окрошку…
Нищая
В коробку кинул сто
рублей,
Хотел казаться я добрей,
Чем есть на самом деле.
Но русский дух — нет шире
духа.
«Возьми, — сказала мне
старуха, —
Обратно деньги, не греши!
Ты подал их не от души».
И я пристыженный и робкий,
Взяв свою сотню из
коробки,
Поплёлся медленно к
воротам,
В душе гордясь своим
народом.
* * *
Сколько помню, он такой:
Редкая бородка,
Грязный, серенький, сухой.
Лёгкая походка.
Допотопный армячок.
Детская улыбка.
— Здравствуй,
Ваня-дурачок.
Как дела?
— Не шибко.
— Издеваются ли, бьют?
Что тому виною?
— Больно много подают…
Как перед войною.
* * *
Как-то утром у трактира
(А в кармане ни гроша)
С вездесущим князем мира
Хмурый встретился Левша.
Обнял князь Левшу за
плечи:
«Друг! Зайдём? За всё
плачу!»
Подковать блоху полегче,
Чем ответить: «Не хочу».
И зашли они… И вышли
На бровях — во всей красе.
Был Левша наказан свыше:
Стал правшою, как и все.
Возвращение
блудного сына
От тоски или от лени
Не являлся. Наконец
Возвратился. На колени
Перед сыном встал отец.
Плакал он, дрожали плечи,
Прах земной сжимал в
горсти:
«Сын, прости меня, прости,
Не сберёг я мать до
встречи…»
Сумасшедший
Как хорошо в саду
больничном
И нам, и птицам, и цветам!
Себя я чувствую отлично.
Как хорошо, что я не там,
Где людям не хватает
солнца,
Где из-за рваного червонца
Пырнут ножом и кинут в
ров,
Где тени нет улыбки
кроткой,
Где зло и ложь, где сущий
ад!..
Недаром обнесен решёткой
По всей длине наш тихий
сад.
Чудак
Старичок собирает бутылки,
И — чудак — никуда не
сдаёт.
Лишь задумчиво чешет в
затылке.
Я подумал: старик — идиот.
Но спросил: «Для чего?» —
с тихой лестью.
И ответил беззубым он
ртом:
«Наполнять зажигательной смесью
—
Нужно будет их много
потом».
Из дневника
1.
Оставляя кровью метки
На извилистом пути,
Поздно ночью сын соседки
Нож домой принёс в груди.
Послезавтра будут плавно
Гроб в могилу опускать...
Да, забыл сказать о
главном:
Хоронить-то будут мать.
2.
Деда знаете Игната,
Что ещё с войны с клюкой?
Он всему генштабу НАТО
Заказал за упокой.
Так нельзя, тут нет и
речи.
Ведь не злом народ велик.
Но как вспомню речи
Тэтчер,
Прав, по-своему, старик.
* * *
Ничего придумывать не
надо,
Многое открыто и воочью:
Все деревья маленького
сада
Подпилил сосед соседу
ночью.
Утром, как обычно, дунул
ветер,
Все упали яблони и груши —
Божий мир остался чист и
светел.
Ну, а души… Что сказать
про души?..
* * *
Привет, мои родные степи,
Я уходил от вас, родных.
Хотелось сбить с народа
цепи,
Но сам он держится за них.
Он за сто лет так был
напуган,
Что стал послушен, как
овца.
Ослаб он телом, пал он
духом,
И терпеливо ждёт конца.
Он клонит шею, как под
игом,
Зовёт барыгу «господин»,
Но я родился в поле Диком,
А в поле воин и один...
Слабое
утешение
Унынье — грех, как всем
известно,
И потому его — долой!
Утешься, брат, всем хватит
места
В котле с кипящею смолой.
Нет, не кощунствую я,
брат,
Ладони потирая.
Ты сам прекрасно знаешь:
ад
Намного ближе рая.
Вороны
Летит косынок чёрных стая,
Мрачится неба синева.
Обсядут дерево — простая
Берёза станет, как вдова
Иль мать, что схоронила
сына
Вчера по-страшному: без
слёз…
А на Руси таких косынок!
А на Руси таких берёз!
Старик
Какой колючий взгляд
тягучий!
Я вижу, в нём вопрос сквозит:
«Я делал Родину могучей,
А ты что делал, паразит?»
Молчу я. Нервы на пределе.
Откуда взялся этот дед?
И что я сделал, в самом
деле?
Где вразумительный ответ?
Осознаю́, что нет ответа.
Кровь отливает от лица, —
Я понял вдруг как страшно
это!
Впервые понял до конца.
* * *
Когда сосед с утра уже
Со всей своей семьёю
дружно
Копает грядки, им в душе
Моё копание не нужно.
Им нужен лад, уют в дому,
Во всех мирских делах
удачи.
Поэт не нужен никому,
А самому себе — тем паче…
* * *
Египет! Греция! Тунис!
Свет солнца, женщины и
зелье!
О волшебство! Круиз! Круиз
—
Непроходящее веселье.
…А у меня круиз — с
тоской,
Он у меня особой пробы:
По морю глупости людской
Меж островами лжи и злобы.
Соблазн
Сижу у старого пруда.
Я часто прихожу сюда,
Какой-то силою влекомый.
Я каждой иве здесь
знакомый,
Я здесь серьёзно признаюсь
В родстве ершам и
лягушатам,
И, как они, я не боюсь,
Того, что Киевская Русь
Американским стала штатом.
Это безумье иль покой?
(А вот мой термос, выпью
чаю).
Возник соблазн махнуть рукой
На всех, себя не исключая.
Сон
Он снится мне немало лет:
Убит наш инок Пересвет,
Но жив остался Челубей,
Он только стал других
кровей.
Русь не зовут уже Святой,
Она у бесов под пятой...
И часто мне в лучах
рассвета
Приходит мысль: «А сон ли
это?»
У окна
Я отрываю взгляд от
книжки, —
Что там за шум? А-а,
босиком
По лужам бегают мальчишки.
Вдруг мысль — подобьем
чёрной вспышки:
Не каждый станет стариком.
* * *
Под утро мне приснились
зайцы,
И солнце низкое в росе,
И вдруг ушастые мерзавцы
Заматерились дружно все.
Я тотчас в ужасе
проснулся,
В окно на улицу взглянул,
И успокоенно вздохнул:
Там дети шли гурьбою в
школу…
Старая картина
Была написана картина
Сто сорок восемь лет
назад:
В окне пузы́рится гардина,
Вовсю цветет вишнёвый сад,
В саду, смеясь, играют
дети,
Синеют ярко небеса…
Сто сорок восемь лет… А
ветер
Детей доносит голоса.
Без затей
Станут новые дети
рождаться,
Заиграет в них русская
кровь:
За Надежду и Веру
сражаться
И ложиться костьми за
Любовь.
Не теряйте же даром, вы,
время
В тщетном поиске глупых
идей,
Бросьте всё, как ненужное
бремя,
И — за дело: всем делать
детей!
Миру
А за обманчивой
наружностью —
Такая мира грязь и гнусь,
Что я ему своей
ненужностью
Не опечален, а горжусь.
Друзьям
Пусть мы в пророки не
годимся,
Но, чтоб не так хамели
хамы,
Друзья, давайте
созвонимся,
Как храмы…
* * *
Сума, тюрьма, сума,
тюрьма.
Где ж ты, народа воля?
Извечно горе от ума,
Печален ум от горя.
Парафраз
«Мудрость мира
сего есть безумие пред Богом».
ап. Павел.
Во все века гляжу я разом,
И мне печально оттого,
Что бедствий всех виной
был разум,
А не отсутствие его.
* * *
На смену тьме приходит
утро,
И солнце красное встаёт.
Понять, что мир устроен
мудро,
Ума пока не достаёт.
От этого в душе
Такая кутерьма!..
Пока или уже
Не достаёт ума?..
Сентенция
На владычество всем миром
Претендентам нет конца,
И из них в глазах Творца
Каждый выглядит дебилом…
* * *
Из жизни вынес я урок.
Он вызывает горький смех:
Из всех предложенных дорог
Безлюдная надёжней всех.
Реквием
Слова сочувственные лживы.
Не выбраться из колеи,
Ведущей в ад, когда чужие
Стоят вокруг. Одни чужие.
Чужие все. Даже свои.
Что делать?
Как что? Довырубить леса,
Вчистую обезрыбить реки
И уничтожить в человеке
Остаток веры в чудеса.
И, сотворив из мира ад,
Упиться лживыми речами,
А на вопрос «Кто виноват?»
Невинно пожимать плечами…
* * *
Дорогой мой современник,
Что так сгорбился убого?
Либо очень мало денег,
Либо денег слишком много.
Этих крайностей опасных
Избежать — тяжёлый труд.
Грустно в лагере
несчастных,
А счастливых стан не
тут...
* * *
Тучи сизые нависли.
Глубь России. Ночь.
Вокзал.
«Понимаешь, нету жизни», —
Мужику мужик сказал.
Прокатилась по буфету
Эта фраза. Стали пить.
«Наливай! Где жизни нету,
Там откуда смерти быть?»
* * *
Мы все рабы своих грехов,
Рабы пороков всех веков.
Мир превозносит подлеца,
Блудницу, хама и лжеца,
Плевать хотел он на героя.
Так будет длиться до конца
Рабовладельческого строя.
* * *
И длится век наш
развращённый,
И мне отчётливо видна
Картина грустная одна:
«Кипит наш разум
возмущённый»
И скоро выкипит до дна.
* * *
«Сотри
случайные черты
И ты увидишь: мир
прекрасен!»
А. Блок
Поэт, поэт, в каком же ты
Жил заблужденье милом.
Стереть случайные черты
Возможно только с миром.
Но так прекрасна мысль
сама
Великого поэта,
Что отметаешь хлад ума,
И сердцем веришь в это.
* * *
Стареет всё, в конце
концов.
Тускнеет всё под слоем
пыли.
И мысли древних мудрецов
Уже не так мудры, как
были.
Но нестареющее есть!
На сердце руку положа,
Я говорю: «Благая весть,
До той поры, пока мы здесь,
Всегда свежа».
* * *
Не переделывай эпоху,
Оставь работу эту Богу.
Но человек своим умишком
Самонадеян. Даже слишком.
Решил он новый мир
творить,
Не принимая Божью милость.
А что в итоге получилось —
Об этом страшно говорить.
Грезы
Зачем я часто вижу в
грезах
Необъяснимо-дивный край
Весь в светлых речках и в
березах,
Звенящий весь от птичьих
стай?
Как рассказать о нем вам
вкратце?
Там все возможны чудеса,
Там не отравлена роса,
И женщины не
«матерятся»...
* * *
Дух России хоронят во
гробе стальном,
Чтоб не вырвался дух
аномально.
Свет Отчизны хоронят моей.
В остальном — всё
нормально...
* * *
Не помним прошлого уроков.
А стрелка уровня греха
И новоявленных пороков
Дрожит у красного штриха.
К чему пустые разговоры?
Не ими ль дух лукавый сыт?
Судьба Содома и Гоморры
Над всей планетою висит…
ХХI век
Мчится век со всею мощью,
Как железный жеребец:
«Я отринул волю Божью,
Я свободен наконец!
Где моя вся в звёздах
тога?!
Мне весь мир принадлежит!»
Век забыл, что он бежит
По ладони Бога…
…Если всё пойдёт не так,
Бог сожмёт ладонь в кулак.
Комментариев нет
Отправить комментарий