20 лет трагедии «Норд-Оста»: Стихотворения и песни

 

23 октября исполняется 20 лет с момента захвата террористами театрального центра на Дубровке во время мюзикла «Норд-Ост». Этот теракт, длившийся с 23 по 26 октября 2002 года, стал самым крупномасштабным из тех, что совершались в столице России. Группа вооружённых боевиков во главе с Мовсаром Бараевым захватила и удерживала заложников из числа зрителей мюзикла «Норд-Ост» — 916 зрителей и актеров. Было убито террористами и погибло при штурме по разным данным от 130 до 174 человек, пострадало более 700.

 

Реквием «Норд-Осту»

Вытрем слёзы и розы положим,

В память тех, кто домой не придёт.

Нам ведь никто, кроме нас не поможет,

Нас ведь никто, кроме нас не спасёт.

 

И поклянёмся, что всё мы осилим,

Так уж и вышло, теперь не до слёз,

И средь ветров, что гуляют в России

Вдруг оказался кровавым Норд-Ост.

 

Вытрем слёзы. Мы стали сильней от беды.

Вытрем слёзы. И сдвинем теснее ряды.

Вытрем слёзы. Чтоб виделось легче в бою.

Вытрем слёзы. И песню продолжим свою.

 

Болью в сердцах отзывается остро —

Быть нашей Родине или не быть.

Пусть нам в лицо дует время Норд-Оста,

Но не согнуть нас, не поработить.

 

Вытрем слёзы, врачи и артисты,

Мэр, президент и отважный спецназ,

И перед чёрной силой нечистой

Станет пусть крепостью каждый и нас.

Н. Зиновьев

 

* * *

С тех горючих дней «Норд Оста»

Не стихает в сердце боль.

До чего же было просто

Завязать с Москвою бой.

 

До чего же просто было

По свободному пути,

Обернув себя тротилом,

Прямо к сцене подойти.

 

Обандитился наш город…

И теперь любой хиляк,

Пьян с утра он иль наколот,

Может всех перестрелять.

 

А менты на перехвате

Вновь очнутся в дураках…

Скоро нам страны не хватит

Уместить свой гнев и страх.

 

И тревожно время мчится,

Словно горькая молва.

Хороша у нас столица —

Криминальная Москва.

А. Дементьев

 

Тема

Жизнь вдохните в школьницу лежащую!

Дозы газа, веры и стыда.

И чеченка, губы облизавшая,

не успела. Двух цивилизаций

не соединила провода.

 

Два навстречу мчащихся состава.

Машинист сигает на ходу!

В толпах душ, рванувшихся к астралу,

в Конце света, как Тебя найду?!

 

Что творится!..

Может, ложь стокгольмская права,

если убиенному убийца

пишет в Рай ведущие слова?!

 

Нет страданья в оправданье тяги,

отвергающей дар Божий — жизнь.

Даже в «Бухенвальде» и в ГУЛАГе

не было самоубийств.

 

Чудо жизни, земляничное, грибное —

выше политичных эскапад.

Оркестровой ямой выгребною

музыку в дерьме не закопать!

 

Победили? Но гнетёт нас что-то,

что ещё не поняли в себе:

смысл октябрьского переворота.

Некое смеркание в судьбе.

(У американцев — в сентябре).

 

Если кто-то и домой вернулся

и тусуется по вечерам —

всё равно душой перевернулся.

Всё равно он остаётся там.

 

Христиане и магометане.

Два народа вдавлены в «Норд-Ост».

Сокрушённо разведёт руками

Магометом признаваемый Христос.

 

Он враждующих соединил руками

в новую Столетнюю войну,

ненависть собою замыкая…

В землю ток уходит по Нему.

А. Вознесенский

 

Постскриптум

Двадцатилетнюю несут —

наверно, в Рай?

За что заплатим новыми

«Норд-Остами»?

О, Господи, Ты нас не покидай!

Хотя бы Ты не покидай нас,

Господи!

А. Вознесенский

 

Надо решать с этими кадрами

Глаза претворяют социальные беды.

Запреты на уровне зампреда.

Вырви глаз, но с тем, чтобы незаметно.

Без ментов …!

И.о. Иова — Лев Шестов.

 

Фиалка пахнет алкоголем.

Алкоиды — прибежище «Аль-Кайеды».

Катилина меркантилен,

но желает кантилен!

Отвечает Канту Ленин:

«Интеллигенция — говно».

«Ростокино-Лада» —

ЦРУ кинуло бен Ладена.

У моря горе размером с дно —

сТЫдно.

Ты мой кадр двадцать пяТЫй!

На выставке ТЫшлера все цвеТЫ

— ТЫ.

Приеду в АхТЫрку опять — Ты.

Без тебя — булка,

с тобой — буТЫлка.

 

Пей «Зубровку», забудь Дубровку!

Народ — у бровки.

 

Когда слышу упрёк, что народ прост,

или просто с бабой иду в театр —

над городом вижу слова: «НОРД-ОСТ»

и «ТЕРАКТ».

 

Видеом ли мой давний глаза протёр

и накаркал страшный антракт?

Из окошка выпрыгивает актёр

актерактерактерактерактер —

сквозь него проступает слово «ТЕРАКТ».

Что творится!.. Опустите мне веки!

Чечевица —

гарантия от катара.

Вы — очевидцы двадцать первого века.

Я — человек двадцать пятого кадра.

 

А может, Иов — и.о. Шестова?

Я — поэт кадра двадцать шестого.

А. Вознесенский

 

Хроники «Норд-Оста»

Заранее не предсказать ни беды, ни вины.

Сгорает и морщится в пламени карта страны.

Пространство изломано гибельным ветром,

какой там по счету листок догорел?

Война не за сотни идет километров,

Она — у дверей.

 

Поймешь ли, привычно в кармане ключи теребя,

Что линия фронта проходит уже сквозь тебя.

Как я не люблю тех, кто черною волей

Чужою на черное дело ведом...

Как я ненавижу всех тех, кто позволил

Войти им в мой дом.

 

Родством беззащитности бьется у горла душа...

Полсотни... И — армия тех, кто им не помешал.

Одним — в темном зале к затекшим коленям

Своих ли, чужих ли — детей прижимать,

Другим — оглушенными за оцепленьем —

Стоять и стоять.

 

Когда автоматы направлены прямо в лицо,

То как-то не верится в сказку с красивым концом.

Смирись и привыкни к своей дешевизне,

Строкою из списка тебя назовут.

От нас до Кремля меньше тысячи жизней

И — десять минут.

 

Как палец на спуске удерживать качеством лжи,

Подумаешь позже, когда ты останешься жив.

И ранние новости утром субботним,

И будет победа горька и сладка...

С утра — эйфория, потом — больше сотни

Погибших в ДК...

 

Потом будут свет, голоса и шлепки по щекам,

И вроде бы здесь ты, и вроде бы ты еще там,

И списки живых, и бесслёзно хоронят детей,

И над головами в осенней густой темноте

Сто двадцать? сто тридцать? сто сорок —

До срока с небес оборвавшихся звезд,

И мокрый штурвал под рукою, и ветер крепчает — норд-ост...

Н. Болтянская

 

Дети «Норд-Оста»

Надолго Россия запомнит «Норд-Ост»

Был найденный выход нелёгок, не прост.

Свободы глоток для кого-то был яд.

Безвинно погибло немало ребят.

 

Дети, дети, дети, дети…

Вытканы тоской часы.

Протянулись дни, как годы,

Бросив судьбы на весы.

 

Ждут — кто смерти, кто свободы.

Дети, дети, дети, дети…

 

И доктор Рошаль, и Иосиф Кобзон

Рискнули войти, чтоб прервать дикий сон,

С собой увести хоть немного детей,

Заложников злобы и зверских идей.

 

Кто штурм разрешал и кто ринулся в бой,

Страну от беды заслоняли собой.

К машинам ребят выносили бегом

И не было ноши страшнее кругом.

В. Сергеева

 

Этюд к Норд-Осту

Мы сидели там третьи сутки,

И, казалось, не будет конца —

Даже самые злобные шутки

Перестали тревожить сердца.

 

Нас уже не пугали гранаты —

«Ну, чего ж ты, шахидка — взрывай!

Мы посмотрим, каким тебе Адом

Обернется обещанный Рай».

 

Но хотя притупилась немного

От волнения острая боль,

Мы в себе не утратили Бога,

Мы в себе сохранили контроль.

 

Мне надежда теплом и покоем

Согревала смущенную душу,

Когда дети в ряду предо мною

Затянули негромко «Катюшу».

 

Когда бледный, растрепанный, тонкий,

Восьмилетний на вид паренек

Разделил там с соседней девчонкой

На двоих свой положенный сок.

 

Как таскали нам воду девчонки,

Как старались друг другу помочь —

Там мы стали единым народом

В двое суток, на третью ночь.

 

Говорят, что не то поколенье,

Что утрачена русская стать,

Что почти что стоим на коленях,

И совсем не пытаемся встать.

 

Но я видел там твердость на лицах,

Непокорный, не дрогнувший зал —

И я верю — народ возродится

Коли стержень в душе не пропал.

А. Сталь

 

Шахидка

Под взглядами тихого зала,

С взрывателем в левой руке,

Шахидка молитву читала

На ясном лишь ей языке.

 

Тянулись минуты отчаянья —

Все ближе казался конец,

Глухое ее бормотанье

Сливалось со стуком сердец.

 

Рука с проводами сжималась,

Меняя надежду на страх,

Но, все-таки женская жалость

Читалась в холодных глазах.

 

Под взглядами тихого зала

В тяжелый, предутренний час,

«Молитесь» — она нам сказала

И тоже молилась за нас.

 

По залу гуляла программа —

Над текстом чернел карандаш —

То чья-то усталая мама

Писала на ней «Отче Наш».

 

Как все же разнятся дороги,

Что нас привели в этот зал —

По-своему верили в Бога

Все те, кто сюда попал.

 

Шахидка молитву читала

Пред тем, как навеки уснуть,

И жалко до слез мне стало

За выбранный ею путь.

А. Сталь

 

Теракт в мюзикле на Дубровке

Представить страшно те часы,

Когда был зал в руках джихада,

Когда спокойствия весы

Качнули дьяволы из ада.

 

Там одноразовый боец

В корсете с грозным содержимым

На сцене был не как певец,

А террористом одержимым.

 

В театре смертников отряд,

Взрывчатки целые громады,

Под их прицелом каждый ряд,

Из масок жутко злые взгляды...

 

Отпущен им короткий срок,

В бой вызван «Витязь» знаменитый.

Но и заложников злой рок

Загнал под мраморные плиты.

 

Тем, кто остался, не забыть,

Как мучил страх и сильный голод,

И как надеялись все жить —

И тот, кто стар, и тот, кто молод.

 

На душах памяти рубцы.

Среди погибших были дети —

«Норд-Оста» юные творцы,

Попавшись в газовые сети.

 

Простите, мёртвые, живых,

Что вас спасти мы не сумели,

Что жизни ритм в сердцах затих,

Что саван вечности надели.

 

Террор по свету, как волна,

И новым жертвам появляться.

Моя Великая страна,

Сил не жалей с ним расправляться.

А. Зайцева

 

Волкодавы

Эти парни прошли сквозь афганский излом,

Сквозь кровавую бойню Кавказа.

А теперь в поединке с террором и злом

На Дубровке элита спецназа.

 

Выбор сделан — сомненья последние прочь —

Встала дыбом на шее щетина!

И, как псы боевые, в осеннюю ночь,

На врага поднимались мужчины.

 

А великой стране словно дали наркоз,

От наркоза нам некуда деться!

А иначе от боли с названьем «Норд-Ост»

У России не выдержит сердце.

 

Мужики, волкодавы, за вами страна!

Группа «Альфа», прославленный «Вымпел».

Это ваша судьба, это ваша война,

Эту чашу сполна каждый выпил.

 

Лучше всякой брони опыт прошлых побед —

Волкодавы не знают пощады.

А у серых волков шансов попросту нет,

Им теперь не вернуться из ада.

 

А великой стране словно дали наркоз,

От наркоза нам некуда деться!

А иначе от боли с названьем «Норд-Ост»

У России не выдержит сердце.

 

И не надо речей, и не надо наград, —

Это просто такая работа.

Лица этих парней, лица этих ребят

Всё равно не покажут народу.

 

Эти парни прошли сквозь афганский излом,

Сквозь кровавую бойню Кавказа,

А теперь в поединке с террором и злом

Боевая элита спецназа.

 

А великой стране словно дали наркоз,

От наркоза нам некуда деться!

А иначе от боли с названьем «Норд-Ост»

У России не выдержит сердце.

Д. Полторацкий

 

Скорбь

Взывает к покаянию «Норд-Ост».

Все те, кто в нём остался.

...Здесь река

Течёт печальная венков гвоздик и роз,

Здесь скорбь утрат безмерно глубока...

 

И каждый знает, что любой, и он —

Мог быть унижен и раздавлен тут,

Заснув навеки под сирен трезвон,

Взлетев на воздух в несколько минут...

 

Тоска горька в октябрьский стылый день.

И в горле — ком. И свечек аромат...

Чьё равнодушье, чья предательская лень

Внесли в наш дом понятие «теракт»?

 

Покаемся! Безвинна кровь.

Поклон —

Всем жертвам: на Гурьянова, в метро,

Мы не простим тот страшный вой и стон

Всех матерей Беслана!..  Всё остро!

 

Погибших наша бережёт любовь.

«Норд-Ост» остался нами неотмщён,

И алость кресел в памяти веков —

Проклятьем нелюдям без кличек и имён.

 

Любимых среди звёзд не разглядим,

Мы всех погибших помним. Мы скорбим...

Л. Фёдорова

 

Памяти заложников Норд-Оста

Тревожный мир, тревожное дыханье,

Пропитан воздух запахом потерь.

И смерть застыла, словно изваянье,

Над головами женщин и детей.

 

Весь мир застыл от ужаса событий,

И пульс планеты свой замедлил бег.

Сознанье безысходностью покрыто,

Душой страдает каждый человек.

 

Они пришли не ради правой цели

И не «свободу» для себя искать.

Не просто напугать они хотели:

Они пришли затем, чтоб убивать!

 

Ненужные и страшные потери

Страну бесшумным эхом потрясли.

Простите, что не всех спасти сумели,

Что всех так уберечь и не смогли...

 

...Тревожный мир, тревожное дыханье,

Пропитан воздух запахом потерь.

И терроризму нету оправданья

Ни в будущем, ни в прошлом, ни теперь...

О. Злобина

 

«Простите нас…» Норд-Ост

«Простите нас…» —

два слова, многоточье.

«Простите нас!» —

сердца стучат в набат,

за то,

что жизнь оборванною строчкой

Вам не прожить и не вернуть назад.

 

«Простите нас!» —

за то, что в мирный вечер

В Москве — столице Родины своей,

не избежали Вы фатальной,

страшной встречи.

Простите нас, за слёзы матерей.

 

«Норд-ост»,

Каверина роман «Два капитана»

свели два мира в эти дни в Москве.

И Вы погибли —

«Новости» телеэкрана,

на этой дикой и бессмысленной войне.

 

В войне,

где не было ни войск, ни поля брани.

Концертный зал и сцена,

меркнет свет,

антракт закончен — представление пред Вами,

но у него уже совсем другой сюжет.

 

Боевики на сцене, не артисты,

но каждый чётко знает свою роль,

а Вы заложники — у террористов,

что принесли Вам ужас, страх и боль.

 

«Простите нас!», —

за слёзы униженья.

и за мучительные, жуткие часы,

что провели насильно в заточенье,

и что не всех Вас удалось спасти.

 

Страна скорбит.

И скорбь её безмерна —

своих детей она не сберегла.

Да будет память Вам благословенна,

печаль тиха пусть будет и светла!!!

 

И чтобы свет

свечи неопалимой,

свет памяти навеки не угас —

звонят колокола

по всей России:

«Простите нас!

       Простите нас!

            Простите нас…»

Л. Витальева

 

Норд-Ост memento mori

Memento mori. Мрак. Партер притих.

Аншлаг на грани крепового утра.

Спектакль про войну. Рассвет. Триптих.

«Сад наслаждений». Будда. Брахмапутра.

 

Тройной кордон и снайперы. Кино.

Реальность. Страх и голод. Неизвестность.

Билет уже ненужный. Казино.

Рулетка русская. Мой адрес: ряд и место.

 

На сцене маски. Занавесом тьмы

покрыты откровенья черной мессы.

Спектакль продолжается. Все мы

актеры. Нет, герои этой пьесы.

М. Верховский

 

Норд-Ост

Нет ничего на белом свете,

От этих тополей до звезд,

Сейчас важней, чем этот ветер

Норд-Ост...

 

Отступление первое

Мы столько лет молчим, молчим, молчим...

Но не когда-нибудь, уже сегодня,

Вдруг просочившийся из преисподней,

Растекся по планете серный дым.

 

Растекся серный дым. А мир устал.

А чья-то мать с невыносимой болью

Бросает в небо горькое: «Доколе!»

Но правит Сатана кровавый бал.

 

Но правит Сатана свой бал. Как знать,

Где этому границы и пределы?

И смотрят сквозь платки, как сквозь прицелы,

Те женщины, что жизнь должны давать...

 

Заложники

Вся жизнь-театр. А мы актеры.

И пьесу здесь играть взялись

Без репетиций, без суфлера.

И где цена ошибки — жизнь!

 

Но, безусловно, автор — гений.

И гениален режиссер.

Актеры странные на сцене,

Гортанный южный разговор.

 

В порядке шахматном взрывчатка —

Вот новых декораций стиль.

Как дозвониться? Хоть украдкой?

Сказать последнее «Прости!»

 

Надежда, умерев, воскресла.

«Эй, как вас там? Товарищ? Сэр?»

И весь наш дом — лишь это кресло.

А вся Вселенная — партер.

 

Что за находка режиссера:

«Кто шевельнется — пуля в лоб!»

И весь театр будет скоро

Большой товарищеский гроб.

 

Снаружи

Мир в страшном ожиданье замер.

И выдох каждый, каждый вдох —

Одна мольба — «Спаси их Бог!»

И откровенья телекамер.

 

А в сердце леденящий ужас.

Как близко все — одна лишь дверь!

Мы все заложники теперь.

Они внутри, а мы снаружи.

 

Отступление второе

И что с того, что мы на грунте лунном

Уже свои оставили следы,

Когда язык становится чугунным,

И сердце жжет в предчувствии беды.

 

И что с того, что добрались до генов!

А подлинные истины просты.

И Человек, который Царь Вселенной,

Живет во тьме духовной нищеты.

 

Послесловие

Женщина, о чем-то тихо пела,

Волосами дочери играя...

А в нее сквозь прорези прицела

Всматривалась женщина другая.

 

Черноглазы и черноволосы,

Обе одинаковы, как сестры.

Ветер дым от выстрела уносит.

Сердце захлебнулось болью острой.

Е. Хаят

 

«Норд-Ост»

«Норд-Ост». Аншлаг. Заворожённый зал.

Сияла сцена модного театра.

Внезапно, вдруг аплодисментов шквал

Прервал огонь бандитских автоматов.

 

Всего два слова, как смертельный ток —

И радость жизни превратилась в горе.

«Норд-Ост» — на русском — «Северо-Восток» —

Кровавый след исламского террора.

 

Главарь бандитов нагло, свысока

Предостерег неистово и грозно:

— Не уберете из Чечни войска —

Все здание с людьми взлетит на воздух!

 

Россию и весь мир окутал страх.

Над пленниками тень беды витала.

Чеченки в смертоносных поясах,

Готовые взорваться в гуще зала.

 

Москва держалась из последних сил,

Но бешенный шахид огнем не шутит.

В церквях молились: Господи, спаси!

Решенье принял не Господь, а Путин.

 

В тревожном ожиданье мир притих,

В преддверье судьбоносного момента.

Заложникам бы выжить, будь средь них

Две дочки и супруга президента?

 

Газ погрузил театр в царство снов,

А время штурма долго и не длилось.

Пред взорами предстал зал мертвецов,

Хотя у многих жизнь еще теплилась.

 

Сто двадцать москвичей в сырой земле,

А с ними, с юной песней недопетой,

В свои четырнадцать неполных лет

Российские Ромео и Джульетта.

 

Скорбь отрешенных материнских глаз,

Как догоревший луч в закате бледном.

Хотелось выть, какой ценой Спецназ,

Тебе досталась пиррова победа!

 

«Норд-Ост». На русском — «Северо-Восток».

Октябрь. Осень и дожди косые.

Всего два слова, как смертельный ток.

Скажи, куда ты катишься, Россия...

С. Цванг

 

Под мотивы Норд-Оста...

Под мотивы Норд-Оста

Будет их вся Москва

Провожать до погоста,

И греметь вслед война,

Та, что их погубила,

Не последних, не первых,

Где нет фронта и тыла.

Не на струнах, на нервах,

Будут песни звучать

И пронзать сердца дрожью,

Убивая опять —

Подлой, гадкою ложью...

А. Андреевский

 

Война, заложники, террор...

Война, заложники, террор —

В Чечне, в стране, уже в Москве

И передёрнутый затвор,

И затемнение в окне.

И страх за близких и детей,

И унижение, и кровь,

И плач, и слёзы матерей,

Бесчисленных сирот и вдов.

 

Террор, заложники, война —

Уже не где-нибудь, в Чечне,

А головня запалена,

Грозя зажечь пожар в Москве.

Довольно по теченью плыть,

Мы все — на мир обречены,

Войну — пора остановить,

Мы все — заложники войны!..

А. Андреевский

 

Дождь, словно слёзы...

Дождь, словно слёзы,

Смывает следы

Страшных шагов смерти,

Чёрные розы,

Посланцы беды,

Это — войны дети.

Траурной лентой

На землю легла

Красной крови дорожка

«Mori — memento»,

Холод и мгла

И бьёт озноб немножко...

А. Андреевский

 

И снова смерть...

И снова смерть, и кровь опять струится,

И вновь по сыну плачет где-то мать,

И ужасом искажены от боли лица,

Теперь уже — в детей пришли стрелять.

 

И зверства продолжаются без счёта,

И горе снова входит в каждый дом,

За это ведь ответить должен кто-то,

Но вновь разбор отложим — на потом.

 

Бездарные политики не могут

Нас от террора снова защитить,

И вновь мы уповаем лишь на Бога,

Но чья-то снова рвётся жизни нить.

 

И снова смерть, и кровь опять струится,

И вновь по сыну плачет где-то мать,

А на экранах — снова те же лица,

Готовые нас вечно защищать...

А. Андреевский

 

Норд-Ост: Памяти погибших на Дубровке

1

Листья взлетают маем погожим,

Осенью листья падают оземь,

А вот сегодня видела я —

Встретились листья среди октября!

 

Ветер осенний себя превозмог,

В жёлтом струеньи шел листьев ток,

Но от земли их взметнул дух шальной

И листопад вспять пошел надо мной:

 

В точке одной совпала листва!

Новой надеждой живу и жива:

Это в душе моей спорит с судьбою

Мёртвое время и время живое.

 

2

Водяные часы — ледяных струек бег:

Каплет время — сосулька in vitro…

Но китайскую штучку назвал имярек

Чисто греческим словом «клепсидра»,

 

И бежали часы, и точилась вода,

Счёт мгновениям жизни одной,

И безмерное время поило года

То живою, то мёртвой водой.

 

3

Что-то со временем произошло:

То стопорит, то течёт, как и шло,

В пулю сжимается, бьёт без оглядки…

Что-то со временем не в порядке.

 

Господи, дай век дожить мне живой

И ороси нас живою водой,

И упаси нас от смертника рядом,

Киборга зрака, тычка от приклада…

Господи, дай быть России живой!

Л. Антипова

 

Памяти жертв террористической войны

 

Он собирался утром в институт.

Завел будильник, улыбнулся шире,

Ведь вечером его ребята ждут.

Покой и тишина в большой квартире,

Предутреннего сна туманный плен.

Жизнь впереди могла бы быть безбрежной...

Но взорванный в подвале гексоген

Смял этажи, и судьбы, и надежды,

Десятки жизней обращая в дым.

Счастливый мальчик стал лишь днем вчерашним.

...Спасатели нашли его седым...

Наш дом — не крепость больше. Это страшно.

 

Она так не хотела опоздать,

В вагон в момент последний забежала.

«Увидимся минуток через пять.

Он ждет у перехода, в центре зала!»

Мечтала о любви, глаза закрыв,

И будущему нежно улыбалась.

Метро, час-пик, вагон, толпа и... взрыв!

И ничего от жизни не осталось —

Ни свадьбы, ни колец и ни детей...

«Ну, сколько можно ждать тебя? Полгода?»

...Бредущих окровавленных людей

Не видел паренек у перехода.

 

Они собрали сына в первый класс,

А дочка в пятый шла — совсем большая!

Спешили, чтоб успеть в урочный час,

Детей своих до школы провожая.

Большая бомба, жажда, детский плач.

Беслан от ожидания дуреет.

В войну играет бешеный палач

И ни детей, ни взрослых не жалеет.

...Он опознал тела... И взгляд его

Стал мертвым. А она протяжно выла.

Ни дочери, ни сына, ничего

Не будет никогда, все только было.

 

Она все знала с самых первых дней

И выбрала сама себе дорогу.

Но с каждым годом стало все трудней

Сдержать ночами слезы и тревогу.

«Прошу, будь осторожней в этот раз!»

Но яркой вспышкой жизнь его сгорела...

Детей телами закрывал спецназ,

Из школы выводя, и- под обстрела.

...Аллея Славы, памятник, портрет.

Он был смелее всех ветров на свете!

Она поправит бережно букет,

Что растрепал ее любимый ветер...

 

Ее отец, наверно б, не продал,

Да Ибрагим не спрашивал особо.

Ну, а потом он сам в горах пропал.

Она вдовой не плакала у гроба —

Двадцатилетней «черною вдовой»

Велели стать, «невестою Аллаха».

«Ай, мама, забери меня домой!»

На кнопке пальцы белые от страха.

...Рок-фестиваль, веселье, молодежь.

«Вот жить бы так! Без плена, без позора!»

Жестокий рок — не струсишь, не уйдешь

И тоже станешь жертвою террора.

 

Он жизнь свою не упрекал ни в чем,

Хоть забрала жену болезнь и старость.

Теперь, чтоб позаботиться о нем,

Летит к нему семья. Какая радость!

Сын и невестка, внученька и внук.

Он их обнимет, расцелует вскоре.

И вдруг... игрушка выпала из рук

И все оборвалось... «Ох, горе, горе!»

Аэропорт, кошмар и женский крик...

Сбит лайнер чьим-то замыслом жестоким.

...И плачет горем сломленный старик,

В одно мгновенье ставший одиноким.

 

Они, наверно, были влюблены.

Или дружили? Вряд ли знали сами.

В тринадцать лет какие снятся сны?

«Бороться и искать», как Катя с Саней.

«Найти и не сдаваться» никогда —

И можно одолеть любые горы...

Но правит бал не книжная беда

Там, где играли юные актеры.

«Мы выживем при штурме! Не умрем!

Платком от газа завяжите лица!»

...Они и похоронены вдвоем,

Но их любви и их мечтам не сбыться.

 

Он развязал бесчестную войну

С подростками, детьми и стариками.

Не мстит он за погибшую жену

И смертников считает дураками,

Не верит ни в Аллаха, ни в джихад,

Плевать ему на правду и свободу,

Он сам не носит на себе заряд —

Он радуется власти и доходу.

 

В метро, в троллейбус, в школу, в театр, в полет

Выходим каждый день зимой и летом.

Что каждого из нас сегодня ждет?

Вернемся ли с войны проклятой этой?

А. Белов

 

Норд-Ост (погибшим при освобождении)

Не уплывают тучи прочь,

Над шумным городом застыли.

Вдруг словно выстрел новость в ночь —

«Норд-Ост» чеченцы захватили.

 

Тревогой полнится экран,

Дождём размыты панорамы.

Где скрыта правда, где обман?

Одна беда на все программы.

 

Весомый довод, автомат,

Вы безоружных победили,

Прикрывшись кличем «Газават»

Детей и женщин захватили.

 

Твердили всем, что это месть,

Что воевать уже устали.

Но вы забыли горцев честь,

Позором предков ваших стали.

 

Слёз горьких долго не унять,

Не все при штурме уцелели…

Бандиты с гор должны понять,

Не будет так, как вы хотели…

А. Игнатов

 

Норд-Ост. Трагедия

 

Вечер.

Пёстрый людской поток,

С ярким спектаклем на встречу,

Спешит, не жалея ног.

Музыки мощный ветер,

Публики бурный восторг.

Только никто не заметил,

Как смерти дохнул холодок...

Пламя сверкнуло с грохотом,

Сердца толчки не унять.

Мечутся люди в чёрном,

Всех нас грозя взорвать.

Мечутся, будто взбесились.

В души проник жуткий страх.

А по рядам расселись

Смертницы в чёрных чадрах.

 

Ночь.

Мыслей тревожная нить:

Как это всё превозмочь,

Как это всё пережить?

Кто-то молитву шепчет,

Кто-то в истерике бьётся,

Кто-то тихонько плачет,

Кто-то на волю рвётся.

Смелая русская девушка,

Не спавшая в эту ночь,

Сказав своей маме — «Пока»,

Отправилась нам помочь.

И, бросив вызов Судьбе,

В театр вошла смело,

А утром нашли в фойе —

Кровавое девичье тело.

 

Утро.

Господи, дай разумение:

Как не погибнуть глупо,

Вынести как лишения.

Мысли бьют молотом:

Смерти как избежать,

Как обмануть тех, в чёрном,

Как на свободу бежать;

Как нам сберечь детей,

Бандитов как упросить,

В заложницы взять матерей,

Детей же всех отпустить.

И, приговорённым к смерти,

Мукам, души страданиям,

Господи, помоги нам вынести

Страшной судьбы ожидание.

 

День.

Тускло горит свет,

В кресле чёрная тень —

Там затаилась смерть.

Доктор пришёл Рошаль,

Больным не даёт умереть.

Только бы ему не мешали,

Только бы ему успеть.

Пришли депутаты Думы,

Бандитов хотят убедить:

Что дети не виноваты,

Что нужно детей отпустить.

Все нам спешат помочь:

Воду, лекарства несут.

Прочь все тревоги, прочь!

Нас непременно спасут!

 

Надежда.

Этот святой уголёк

Тлеет в душе всегда.

Только бы подул ветерок...

Ярок надежды свет,

Греет святое пламя.

Надежда последней умрёт,

Умрёт только вместе с нами.

Сутки прошли, вторые...

Всё будто в страшном сне.

Кто это, люди иль звери?

Бродят в ночной полутьме.

Хочется верить и верить.

И так хочется жить...

Как же всё выдержать?

Этот кошмар пережить.

Время тянется медленно.

Годом кажется час.

Где же вы, наши «Рембо»?

Когда же спасёте нас?

 

Спецназ.

В эти тревожные дни

Думаем только о Вас:

Как всех сберечь и спасти.

А обнаглевшую нечисть,

Что захватила Вас,

Каждую будет «мочить»

Ваш Российский Спецназ.

Нет с нею разговора —

Есть только приговор:

«Первая пуля — с прицела,

Вторая пуля — в упор»!

Наша Богиня — Победа.

Мы презираем страх.

В наших сердцах — Вера.

Ярость в наших глазах.

 

Спасение.

Сами закрылись глаза.

Реже, всё реже дыхание.

«Всё», кто-то тихо сказал.

Стоны, повсюду стоны,

Господи, спаси нас!

С грохотом рушатся стены.

Рвётся в проломы Спецназ.

Пули несутся к целям.

В силу вступил приговор:

«Первая пуля — с прицела,

Вторая пуля — в упор».

Нас поднимают бережно,

В «скорые» быстро несут.

С воем мчатся машины,

Может быть, нас спасут...

 

Жизнь.

Идёт на минуты счёт.

В каждой, чья-то жизнь,

Тут уж кому повезёт...

Нельзя, невозможно винить

Тех, кто нас спасал.

Тех, кто забыв покурить,

Ночей возле нас не спал.

А, обнаглевшей нечисти,

Что разгневала Бога.

Нет на земле места:

Прямая ей в Ад дорога!

Вечная память погибшим.

Слава отважным Спецназовцам.

Счастья Всем уцелевшим.

Жизнь продолжается...

Ю. Шастин

 

Лечит ли время?..

Лечит ли время?.. Иль все забывается

Просто за давностью лет?

Снова и снова «Норд-Ост» вспоминается,

Дымный октябрьский рассвет,

 

Ужас, висевший три дня над столицею —

Впрочем, и тут не везде...

Окна автобусов, белые лица в них

Словно уснувших людей;

 

Слышу с экрана я голос уверенный:

«Дети все живы,» — и тут

Чувствую всем существом:

Преднамеренно, нагло, бессовестно лгут.

 

...Спорят на форумах чуть ли не сутками —

Были б слышны за версту,

Если б в реале: идти на уступки им

Иль неизбежен был штурм?..

 

Каждый, кто мнит себя тут победителем,

Чуждым нелепых затей,

Вы бы в глаза посмотрели родителям,

Что потеряли детей...

Т. Файфель

 

События в Москве 23 — 26 октября 2002 года

(По неполным сообщениям СМИ)

По мере того, как теракт на Дубровке отдаляется от нас по времени, происходят новые события, связанные с ним, и выясняются новые обстоятельства, иногда существенно меняющие картину происшедшего. Но я совершенно сознательно решила ничего здесь не исправлять, чтобы зафиксировать как, некоторым образом, исторический документ, то понимание событий, какое было на момент публикации в Интернете — 15 декабря 2002 года.

 

11.06.03

Наверно, тем мы провинились,

Что позабыли о войне,

Что шла — уже со счету сбились,

В зубах навязшая, в Чечне.

 

Но вдруг в обычный день осенний,

В густой вечерней синеве

Эфир взорвался сообщеньем:

«Захват заложников в Москве!»

 

* * *

Уж лучше я скажу с порога:

В Москве об этом, говорят,

Написано предельно много,

И больше сказано стократ.

 

Меня вы строго не судите:

Воссоздавать придется нам

Картину страшных тех событий

Лишь по отрывочным штрихам.

 

«В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов!» —

Не зря ведь Фамусов сказал.

И, в силу разных обстоятельств,

Лишь первый и второй канал,

 

И радио, и две газеты,

И что-то куплено еще...

Детали мелкие, сюжеты —

Все принимала я в расчет.

 

В степях, где катит воды Волга,

Лишь снег, да тишь, да благодать...

Хоть информации немного,

Но можно многое понять.

 

* * *

Звенит звонок — конец антракта.

Вот свет потух, и зал затих.

Пока еще, к началу акта

Актерам — и героям их —

На сцене — да и в жизни тоже —

Успеть так мало довелось...

Решили: «Чкалов нам поможет!» —

Вот тут-то все и началось...

 

Вбежали люди в камуфляже,

Актеров всех столкнули в зал —

Оркестр как будто взвизгнул даже, —

И громко боевик сказал:

— Мы из Чечни, не шутки это,

Всем оставаться на местах!

Идет война! — Из пистолета

Он прямо в потолок — бабах!

 

Хоть было все вполне зловеще,

Но можно зрителей понять:

Ведь дикие такие вещи

Нельзя так просто воспринять.

«Наверно, розыгрыш нелепый

Иль странный режиссерский ход,» —

И раздались аплодисменты...

Вообразить никто не мог,

 

Во что весь мир их превратится

Уже в ближайшие часы,

Как тут начнут сейчас глумиться,

Швырнув их жизни на весы,

Кто слишком легким будет найден,

Того ничто уж не спасет...

Пока же раздалась команда:

«Все вещи выбросить в проход!»

 

И, наплевав на сантименты,

На просьбы, слезы, плач и стон,

Они, проверив документы,

Детей забрали на балкон.

Они прошли, как волчья стая,

По помещениям ДК,

Всех встреченных в тот зал сгоняя,

Всех занимавшихся в кружках,

 

Как страшный пылесос, который

Все втянет на своем пути...

И все же нескольким актерам

Оттуда удалось уйти.

Отвлекшись на других, наверно,

Не стал их догонять бандит,

Они закрылись в костюмерной,

А там был сложен реквизит.

 

Все, что могли, связав узлами,

Они спустились из окна,

Как в приключенческом романе, —

Но это страшный, злой роман.

А всех буфетчиц, гардеробщиц

И театральный персонал,

И оркестрантов, и уборщиц —

Всех затолкали в этот зал.

 

Все заминировали в зале,

Хожденьям положив предел,

Но нам пока что не сказали,

А в чем же, собственно, их цель?

Она прекрасна, благородна,

Чиста, как снег, и высока.

Она — чтоб дать Чечне свободу.

Короче, вывести войска.

 

Они во имя цели могут

Других убить и умереть.

Ведь «Две дороги, — вот их лозунг, —

Свобода родины иль смерть,» —

Но почему-то на арабском.

И на виду, не как-нибудь.

Назвались «смертники», но в масках,

И в этом, видно, вся их суть.

 

И, видно, такова природа

Террора сущности самой,

Что очень быстро их свобода

Запахла смертью и тюрьмой.

Из пасти зверя — смерти запах...

Ведь, на кого ни посмотри,

Мягки подушечки на лапах,

А когти хищны и остры.

 

И оказаться в лапах зверя,

Пойдя семьею на спектакль —

Да в это же нельзя поверить,

Нет, это все совсем не так.

Неверье неизвестно б сколько

Продлилось — долго или нет, —

Но вдруг там появилась Ольга

И резко вклинилась в сюжет.

 

Уже идя домой с работы, —

Она работала в ДК, —

Вернулась — позабыла что-то, —

И встретила боевика.

Не понимая, что случилось

(Весьма сомнительна вина),

Боевикам не подчинилась,

А так сказала им она:

 

— Да на кого вы все похожи,

Ведь это дурость и отпад!

И маски глупые на рожах,

И весь дурацкий маскарад!

Потом о том, что дальше было,

Один заложник объяснил:

Она так грубо говорила —

Вот боевик и застрелил.

 

И сразу в зале все сгустилось,

И стало ясно, что к чему:

С такою легкостью свершилось

Непостижимое уму.

 

Вот так трагедии нежданной

И завершился первый акт,

И над столицею туманной

Ночь опустилась, как антракт.

 

* * *

Где первозвенья тех цепочек,

Что все замкнулись на «Норд-Ост» —

Сказать одно лишь можно точно:

Ответ нелегок и непрост.

 

Они — во глубине пространства,

Они — в глухой дали времен...

Настолько сложно разобраться,

Что мы уж лучше так начнем:

 

Где по каменьям мчится Терек

(Почти как Лермонтов писал),

Вдруг выполз злой чечен на берег,

Держа наточенный кинжал.

 

Да не с кинжалом, а с пластитом

И с автоматами в руках,

На теле пояса шахидов —

Вот так вошли они в ДК.

 

* * *

Теракт рассматривать мы будем,

Как порождение войны.

Но террористы — тоже люди,

А эти люди — кто они?

 

Неясно, двадцать их иль сорок,

Но кажется, что миллион —

Такой они наводят морок.

Из них один без маски. Он —

Борец, ну, типа, за свободу,

Бесстрашный, прямо как корсар,

На сцену вышел из народа

Главарь по имени Мовсар.

 

Но он — лишь маленький племянник

Большого дяди своего,

Каких-то темных сил избранник,

Он взял фамилию его.

 

А тот — чеченский Чикатило,

От крови пьяный допьяна,

Что в мирной жизни скрыто было,

Все проявила в нем война.

Короче, славное семейство.

И то не праздные слова:

Ведь там, в ДК, со всеми вместе

Арби Бараева вдова.

 

А вместе с ней другие вдовы

Боевиков. Любовь-то зла.

А что тут скажете еще вы?

Вот-вот, полюбишь и козла.

 

И как их можно не ославить?

Ведь эти дамы, без затей

Смогли своих детей оставить,

Чтобы убить других детей.

 

Конечно, я читаю прессу,

И, в общем-то, известно мне,

Хотя почти без интересу,

Что делают войска в Чечне.

 

От предрассудков несвободна,

О многом лучше промолчу...

Да, верю я чему угодно,

Но этих слушать — не хочу.

 

* * *

Они ж, как может показаться,

Смогли гуманность проявить:

Пообещали иностранцев

Уже наутро отпустить.

 

«Чтоб дипломаты их забрали!» —

Назавтра к девяти ноль-ноль

У стен ДК уже стояли

Все представители посольств.

 

«Нет, с опозданьем появились!» —

Мовсар Бараев заявил.

И никого не отпустили,

И телефон он отключил.

 

Хоть дипломаты трижды кряду

И приезжали — ничего:

Организованным порядком

Не отпустили никого.

 

* * *

А кстати, как могло случиться,

Как жили все они в Москве —

При всех-то строгостях столицы —

Почти полсотни человек?

 

Привычное предстало страшным:

Отметить каждый захотел

И милицейскую продажность,

И произвол, и беспредел.

 

Но — постаралась паспортистка

(Конечно, не она одна), —

У всех московская прописка,

И ей совсем не грош цена.

 

Другим же — долго и упорно

За той пропискою ходить...

И так все это тошнотворно,

Что неохота говорить.

 

* * *

...В тот день — ведь, сколько ни крутиться,

По дому все нельзя успеть, —

Решила я остановиться

И телевизор посмотреть.

 

Где, без конца и без начала,

Идти был должен сериал,

Там вдруг заложницы из зала

С экрана голос прозвучал,

От ужаса дрожащий даже,

И он звучит во мне опять

И просит делать все, что скажут,

И просит штурм не начинать.

 

Бандиты дали позвонить им,

И вот звонят домой они:

«Скорее проведите митинг

За вывод войск из всей Чечни!»

Из побуждений самых низких

Так на людей легко нажать,

Сперва за жизнь родных и близких

Заставив всей душой дрожать.

 

Себя заставишь полюбить их,

За горло взяв стальной рукой...

У стен ДК один был митинг,

У Красной площади — другой

(На площадь их не пропускали.)

Плакаты развернув, вразброд

Все то, что нужно, прокричали.

Но и сегодня митинг тот,

С поспешно сделанным плакатом

«Остановить войну в Чечне!»

На том Васильевском, покатом

На спуске — помнится он мне.

 

Свобода волеизъявленья

С таким выкручиваньем рук —

Пожалуй, новое явленье.

Но это сборище бандюг

Себя считает не в убытке.

Да что там долго рассуждать,

Когда наутро после пытки

Готовы и не то сказать.

 

Ну вот и помитинговали.

Куда теперь податься им?

Чего б они ни ожидали,

Но результат был — нулевым.

 

* * *

Уж как-то так вся жизнь сложилась —

Домохозяйство мой удел.

Но вдруг известие свалилось,

Застав среди обычных дел,

И все — занятий не ищи ты,

Как только слушать и смотреть,

И снова ждать, и, как пришита,

У телевизора сидеть.

 

Скача с программы на программу

Или с канала на канал,

Такое слышишь вдруг нежданно,

Что лучше бы эфир молчал.

Совсем уж, что ли, крыши нету

Иль вправду, видно, тормоза?

Они «романтики», «поэты»,

У них «чистейшие глаза».

 

Еще теракты вспоминают

И про Буденновска позор,

И с умным видом рассуждают,

А можно ли считать террор

Лихим разбойничьим набегом?

Тут мненья разные слышны,

И каждый мнит себя стратегом,

Смотря на бой со стороны.

 

Нельзя ли было словоблудье

Прервать хотя б на пять минут,

Когда сидят в том зале люди,

Спасенья или смерти ждут?

Да как еще сказать иначе:

Дом на Дубровке занял враг!

А у милиции задача —

Подальше отогнать зевак,

Которым тут «прикольно», «клево»,

Привет готовы передать,

Им «круто», «классно», «супер»-ново,

А что опасно — не понять.

 

Да что ж они за идиоты!

И ведь признаются едва ль:

Покрасоваться им охота,

А вот заложников — не жаль.

 

* * *

Там, в заминированном зале,

Что, как известный стадион

(О нем давно не вспоминали),

На сектора был поделен,

В том заминированном зале,

Что театральным был вчера,

Шла, как заложники сказали,

Своя сложнейшая игра:

То — «выбросить в проход все вещи»,

То дать мобильник позвонить,

То разделить мужчин и женщин,

То снова вместе посадить.

 

Не раз такое было в зале,

Шахидки встали чтоб кругом

И всем прощаться приказали:

— Сейчас мы вместе все умрем.

И им попробуйте не верьте.

Потом — отбой и тишина...

От этих репетиций смерти

Почти любой сойдет с ума.

 

* * *

Там, в заминированном зале,

Назло безжалостной судьбе —

О чем нам позже рассказали, —

Сидел сотрудник ФСБ.

 

Нисколько не готовясь к бою,

Решил сходить на мюзикл он,

И, как и многие, с собою

Взял свой мобильный телефон.

 

Как только лишь кошмар начался,

Когда оцепенел весь зал,

Не знаю, с кем и как связался,

Но сведенья передавал:

 

И сколько террористов в зале,

И все вооруженье их,

И все мельчайшие детали,

Что незаметны для других.

 

И продолжал, не прерываясь,

Он тайно SMS-ки слать,

Когда бандиты догадались

У всех мобильники забрать.

 

Боец невидимого фронта

Как должно действовать готов

В любых условиях экспромтом.

И он... Ну, просто, нету слов.

 

* * *

И все ж отметим отвлеченно,

Что значит, дело-то в Москве:

Пятьсот мобильных телефонов

На восемь сотен человек.

 

В глухом, безвестном городишке

Могло б не быть ни одного,

Но там бы, говорить излишне,

Теракт не тронул никого.

 

Ехидствуя, побойся бога:

Ведь, уж, по совести, сказать,

Когда мобильников так много,

У всех нельзя их отобрать.

 

И это значит, удается

Кому-то тайно позвонить,

И с внешним миром связь не рвется,

Тончайшая живая нить.

 

* * *

Но, не успел осмыслить разум,

Как резко мир стал разделен,

А в нем уж появились сразу

Разведчик наш и их шпион.

Был при оперативном штабе

И показал другой пример,

Но в несколько ином масштабе,

Другой — ну, тоже... офицер.

 

Установи хоть десять СОРМ-ов,

Там, на Дубровке, у ДК,

В эфире плотность разговоров

Была настолько высока,

Что все прослушать сложно было.

И по мобильнику он сам,

Что в штабе ни происходило,

Передавал боевикам.

Наверно, был в швейцарском банке

Открыт какой-то тайный счет...

Но вот сидит он на Лубянке

И показания дает.

 

(В столицу провезти взрывчатку,

Людей, оружие набрать,

И все как будто бы в перчатках,

И чтоб следов не оставлять?!) —

Да, проворонили спецслужбы.

А этот знал — и наперед.

Сказать, наверно, много нужно.

А он предательство свое

Зарплатой низкой оправдает,

Про низкий скажет ли престиж...

Но ведь любой прекрасно знает,

Что мертвых — их не воскресишь.

 

* * *

Был тягостный мотив, который

Звучал все время там и тут:

Что там идут переговоры,

Переговоры там идут.

 

И, слыша это, не могу я

Никак, по глупости, понять:

О господи, какого черта,

А что же можно им сказать?

 

Им, отморозкам и бандитам,

Что им такое предложить

И чем их можно убедить нам

Детей, хотя бы, отпустить?

 

К дверям ДК — к воротам ада —

Уже идут со всех сторон.

Средь них — Ирина Хакамада,

Певец и депутат Кобзон.

 

Уж что они им там сказали,

Но, видимо, нашли контакт:

Детей — поштучно — отдавали,

Решив, наверно, как-то так:

 

На волю будем понемногу

Мы малолеток выпускать,

Но те, кому тринадцать, могут

Детей рожать и воевать.

 

(Чуть позже в Думе депутаты

Искали на вопрос ответ:

Возможно ль заключенье брака

Уже с четырнадцати лет?)

 

* * *

Заложницы шахидок снова

Там спрашивали, и не раз:

— Что мы вам сделали такого,

Что вы так мучаете нас?

 

— У вас театры, развлеченья,

В Чечне же восемь лет войны,

Там гибель, слезы, кровь, мученья, —

Им отвечали все они.

 

Так, восемь лет — с какого ж года?..

Так был ведь, вроде, Хасавюрт

И после не война — свобода.

Нет, неувязка в чем-то тут.

 

Да в том она, что их свобода

Неотличима от войны,

Когда морального урода

Бояться все вокруг должны.

 

Хотя и не сидел в зиндане,

Сказал Станислав Ежи Лец

(Знакомый близко с лагерями),

О том, что в каждом веке есть,

Увы, свое средневековье.

И это даже не внове:

Война, разбой, работорговля —

Вот что у этих в голове.

 

И, хоть не жили при ГУЛАГе,

Должно фантазии хватить,

Чтоб театральный зал в концлагерь

Почти мгновенно превратить.

 

Длинны тюремные минуты

И как столетия, часы.

Когда идешь крутым маршрутом,

Не плачь, не бойся, не проси,

Иначе — скорая расправа.

И ты запомни это, зек:

Движенье влево или вправо

Уже считается побег.

Немало причинит страданий —

Не двигаться, не спать, не есть,

Но много есть заболеваний,

Когда все это — просто смерть.

 

Тут, в заминированном зале,

Уж ни забыться, ни заснуть,

Тут беспредельно все устали,

И если вдруг кому-нибудь

В том ожиданье, долгом, тяжком —

Я хорошо могу понять, —

Хотелось пнуть ногой растяжку

Или бандиту в морду дать,

И мало чтоб не показалось,

И чтоб все к черту взорвалось...

Полшага, может, оставалось,

Но, к счастью, не произошло.

 

* * *

Но мы пока не рассказали —

Но не забыли ничего, —

О роли доктора Рошаля,

Работе и делах его.

Боевики его не звали

И не хотели пропустить,

Он сам решил, что нужен в зале,

И он сумел туда пройти.

 

Его встречали отчужденно

И проверяли как могли:

Боевики по телефону

Сначала справки навели.

Узнали очень быстро, кстати:

Он был еще на той войне

И, в белом докторском халате,

Тогда лечил детей в Чечне.

 

И вот сейчас по зову долга

Поднялся в этот страшный зал,

И он там пробыл очень долго,

И пленным помощь оказал.

Уж только тем, что был он рядом,

Рошаль, как будто добрый бог,

Одним лишь видом, словом, взглядом

Уже он успокоить мог.

 

И перевязывал при этом

Боевика он одного.

Его задела рикошетом

Своя же пуля — ничего,

Царапина — такая малость...

Рошалю боевик сказал:

— Вот пуля бы в ноге осталась,

Десятерых бы расстрелял.

 

...Спасение людей — не чудо,

А смысл и сущность жизни всей.

На следующий день оттуда

Он вывел восьмерых детей.

 

* * *

Там, в заминированном зале,

Гремел динамик во всю мочь,

И круглосуточно звучали —

И день и ночь, и день и ночь —

Все их мелодии, молитвы —

И ни просвета, и ни зги...

Как череп вскрыли острой бритвой

И стали промывать мозги.

 

Не слушать их, не поддаваться,

Все их слова — сплошной обман,

А их свобода — это рабство,

Давно прочли мы тот роман.

Уж кто на роль Большого Брата —

Аслан, а может быть, Шамиль,

Но мы для Министерства Правды —

Всего лишь лагерная пыль.

 

Такой здесь Ordnung установят,

Дай только волю паханам...

Там много и других «героев»,

Давно их знает вся страна.

А в зале, вот еще немного,

И свой возникнет новояз,

Так нагло лгут и так убого,

Разоблаченья не боясь:

Что все про вас давно забыли,

Уехал Путин отдыхать, —

И нет уже душевной силы

Лжи этой противостоять...

 

Уж двое суток воспаленных,

Порвавших с прежней суетой,

От прошлой жизни отделенных

Незримой страшною чертой.

 

* * *

В тех тяжелейших, без сомненья,

Условиях — возникло там

Уже свое Сопротивленье,

Не понял кто — la Resistance.

Казалось, невозможно это,

О том и думать не моги —

Сбежать из окон туалета.

Попробуй отпросись, сбеги!

Но отпросились две подруги

(А прежде выбрано окно,

И открывалось чтоб не туго),

Сняв каблуки — и босиком,

Одним прыжком — или полетом —

Там было очень высоко, —

По ним бандит — гранатометом...

И можно очень глубоко

По одному лишь эпизоду

Судить о сущности их всей:

Что обретешь от них свободу

Ценой лишь сломанных костей.

 

Итак, побег из туалета.

А кто остался, обречен

На то, чтоб — как знакомо это! —

Был там режим ужесточен.

 

* * *

Там, в заминированном зале,

Почти не выключали свет,

И было душно, как в подвале,

И не пускали в туалет —

Все было в оркестровой яме...

И испарения над ней,

Вися зловонными слоями,

Всех отравляли. Так людей,

Привыкших к самоуваженью,

К элементарной чистоте,

Там подвергали униженью,

Издевкам и побоям те,

Что сами мылись раз в полгода,

Совсем не мучаясь притом.

Да, плохо пахнет их свобода —

Она смердит аммиаком.

 

Но, как они ни издевались,

И даже это не предел:

С шести утра они собрались

Начать заложников расстрел.

— Мочить мы будем самых сочных, —

Тот голос, как из жутких снов.

И нет убийственней тех точных,

Жестоких тех, свинцовых слов.

 

Хоть бредом может показаться,

Мовсар уже почти в чести:

Назначен генерал Казанцев

Переговоры с ним вести.

Была ли то и впрямь уступка

Или какой-то хитрый ход?

О первом — просто думать жутко,

Второе — кто их разберет.

 

* * *

Горел восток зарей кровавой.

Был каждый в зале чуть живой.

День третий, тяжкий и бесславный.

И тут мужчина молодой

Вдруг нерасчетливо, навскидку —

Что делать, он уже не знал, —

Швырнув бутылкою в шахидку,

По спинкам кресел побежал.

Его скрутили, запинали,

Но — сдали нервы и у них! —

В него, стреляя, не попали,

А тяжко ранили других.

 

Средь узников был врач, который

Сумел двум раненым помочь,

Но только через час на «Скорой»

Их увезли оттуда прочь.

Воспринимать не в силах горя,

Уселись все и улеглись...

 

И вдруг, как будто ветер с моря,

Подул сквозняк из-за кулис.

Да, было принято решенье,

Был в зал уже запущен газ,

Спустя короткие мгновенья

На штурм ДК пошел спецназ.

 

Хоть штурм всегда момент опасный —

Не должно отвернуть лица, —

Но лучше пусть конец ужасный,

Чем этот ужас без конца.

В том зале все почти заснули,

Он, как аквариум, был тих.

В шахидок выпустили пули,

Тем самым обезвредив их.

 

Но там, где меньше было газа —

В фойе, в гримерках, в кладовой —

С боевиками разгорался

Жестокий скоротечный бой.

Не помогли переговоры —

Спецназ, что надо, все сказал

И спас Россию от позора.

...Все кончено. Я вижу зал.

Сидят, как будто спят, шахидки —

У каждой пуля в голове.

 

Хотели, мерзкие бандитки,

Устроить шухер всей Москве,

Но — сдохли. Сами так хотели.

И пусть болтают что хотят,

Я знаю, что на самом деле

Их всех шайтан утащит в ад,

Их завернут в свиные шкуры,

Их похоронят как собак.

Чего они добились, дуры —

Я это не пойму никак.

 

А вот лежит Мовсар Бараев

С большой бутылкой коньяка,

Как мусульманин, тем прославив

Себя на долгие века.

Пусть постановка грубовата,

Пусть сообщат об этом СМИ,

Смерть — слишком легкая расплата

За то, что делал он с людьми.

 

А вот еще другие трупы —

Да сколько можно уж смотреть...

И снова съемочные группы

Покажут сцену, зал, фойе.

 

Вот этот дикий беспорядок,

Пюпитры, сдвинутые с мест,

Клочки разорванных тетрадок

В той яме, где играл оркестр,

И эти брошенные вещи,

И темно-красный цвет рядов,

И этот тусклый свет зловещий,

И петли страшных проводов,

Разор, разгром — они сказали

Сильнее самых сильных слов

Про ужас, что царил в том зале

Все долгих шестьдесят часов.

 

* * *

Бандитов уничтожить мало,

Этап уж новый настает:

Всех пленных вынести из зала

И уколоть им антидот.

(Уж то, что газ там применяли —

С трудом признали этот факт.

Потом название сказали.)

Подействовал он сильно. Так,

Что распознать непросто было,

То смерть иль глубочайший сон.

Известно, что от фентанила

Противоядье — налоксон.

 

Их по больницам развозили,

Там легких выписав больных,

И так, как должно, всех лечили.

А все-таки родные их

Искали сутками в больницах,

Но не могли найти никак...

Во многом тут же проявился

Знакомый и родной бардак.

 

Но в объясненье, в оправданье

Могу я все-таки сказать,

Что люди были без сознанья

И не могли себя назвать.

 

* * *

Как это будет ни ужасно,

Но может пригодиться впредь:

Смертельно может быть опасно

Лишь самого себя жалеть.

Пока не распрощались с жизнью,

От смерти пусть невдалеке,

Хотя бы напишите имя

Губной помадой на руке.

 

И не о смерти думать будем

В начале крестного пути —

О том, что дорогим нам людям

Так легче будет нас найти.

Но лучше вы за жизнь держитесь

Из самых из последних сил,

Тогда не сможет отравить вас

И самый страшный фентанил.

 

* * *

На историческом разломе,

Под камнепадом новостей

Давно в непрочном нашем доме

Стабильной, мирной жизни всей

Уже рассыпались основы...

Одна из характерных черт:

Уже заранее готовы

К тому, что будет много жертв.

 

Но и сказать о них непросто:

То — «тридцать», то — «шестьдесят семь»,

А после — «свыше девяноста»,

Что непонятно уж совсем.

И вновь сверяют цифры где-то,

Ведут подсчеты... Боже мой!

Почти что пиррова победа —

Такой далась она ценой.

 

Из восьмисот, сидевших в зале —

Актеров, зрителей, иных —

Не буду я вникать в детали —

Заложников, погибших, их —

От стресса, пули или газа —

Бандитов не беру в расчет —

Сейчас, когда пишу, сто двадцать,

Но не закончен страшный счет.

Т. Файфель

 

* * *

Но время снегом засыпает

Событий этих черный след,

И постепенно исчезает

И на ТВ, и из газет

Захват заложников в «Норд-Осте»,

Что изошел такой бедой.

И вот уже сегодня, после,

Почти что так, как было до.

Рассказы узников читаю

И, чуть остыв от маеты,

Я в них порою замечаю

Такие общие черты:

 

«На волю хоть не выпускали,

Но все ж давали есть и пить,

И в туалет сопровождали,

Не били, а могли убить.

Не все боевики плохие

(Как и охрана лагерей),

А тоже люди, но другие

(Наверно, лучше и храбрей.)

 

И что тут будет непонятно,

Непостигаемо умом:

Описанный неоднократно

Стокгольмский — вот же он — синдром!

Тут быть не может укоризны,

Но он поможет нам понять:

Вот что такое власть над жизнью,

На что способна эта власть.

 

Хоть странным может показаться,

Давно известен тот закон.

Был фильм такой, по сказке Шварца:

— Да, огнедышащий Дракон

Нас обжигал своим дыханьем,

Но, по-другому посмотреть,

Ведь от него на расстоянье

Ты мог еду себе согреть!

 

Неподражаемы зигзаги

Всей нашей жизни и судьбы,

И, словно в лагере бараки,

Тех кресел ровные ряды.

И вот проторенной дорогой

Потек сознания поток...

Фантазий разных очень много,

Да что с того, какой в них толк?

 

О чем бы нам ни рассказали,

Важнее важного, пойми:

Что будет с ними, в этом зале

Три дня сидевшими людьми?

В иных рассказах — видеть нужно,

Как красная проходит нить:

Что людям хочется весь ужас

Там пережитого смягчить.

 

Последствий всех от фентанила

Не может предсказать никто...

Но много раз такое было,

Я точно знаю, будет что:

 

Берется масса обязательств

О помощи теперь и впредь,

Но сотню разных обстоятельств

Не каждый сможет одолеть,

Хоть будет обивать пороги...

И жизнь опять войдет в свою,

Но все-таки, для очень многих,

В совсем другую колею...

 

И все участники событий

Их долго будут вспоминать.

Но время лечит. Не взыщите,

Что реже, реже... И опять,

Забыв кошмарные уроки,

Спокойно будет спать москвич,

Но смысл событий тех жестокий

И не подумает постичь...

Т. Файфель

 

27 октября

Кошмар развеялся, и все же

Прошел лишь только первый шок.

Но мы уже сегодня можем

Извлечь хотя б такой урок:

 

Когда считают, что герои —

Аслан, Салман, Шамиль, Мовсар, —

Тогда нас могут всех построить,

Велеть кричать: «Аллах акбар!»

 

А непокорных — истреблять,

Пытать и убивать жестоко,

И изуверство прославлять

Священным именем Пророка.

 

Дар веры — драгоценный дар,

Но так нельзя добро увидеть,

Так можно всех возненавидеть,

Кто говорит: «Аллах акбар!»

Т. Файфель

 

Год спустя. В преддверии 23 октября

Покажется странным, быть может:

Торчит как заноза, как гвоздь,

В сознанье все время все то же,

Все то же — тот мюзикл, «Норд-Ост».

Как страшно, на грани решалась

Судьба восьмисот человек...

И дней тех жестокая память

Уже не отпустит вовек.

 

Ничто не замена для близких,

Любимых, знакомых, родных...

Но в суд были поданы иски,

Но там отфутболили их.

Чем дрязги, скандалы, интриги —

Да во искупленье грехов

Издать о погибших бы книгу —

Хорошую книгу стихов...

Т. Файфель

 

Мартиролог

В названии стихотворения «Памяти A. B. C.»:

A — первая буква имени, B — отчества, C — фамилии.

Список погибших можно найти, в частности, на сайтах

http://www.nordostjustice.org и http://www.nord-ost.org

 

* * *

Время бежит, и несется стрелою,

Птицей летит — ну так что ж?

Кажется, кануло в Лету былое,

Только однажды поймешь:

Ярче реальности воспоминанья...

И не оставит свой пост

То, что стоит, как на страже, в сознанье:

Помни «Норд-Ост».

 

Пепел Клааса

«Пепел Клааса стучит в мое сердце», —

Смысл этих слов лишь один может быть:

Память не может исчезнуть, стереться,

Память не даст о погибших забыть.

 

Память «Норд-Оста» стучит молоточком,

Денно и нощно, часы напролет,

Вечно, бессменно, безмолвно, бессрочно

И о погибших забыть не дает.

 

Сто тридцать

Это официальное число погибших в результате захвата заложников

на мюзикле «Норд-Ост».

 

Вновь вижу мысленно сто тридцать,

Их слышу голоса и смех...

Различны судьбы их и лица.

 

Смерть, может, и равняет всех,

Но и пред жутким ликом смерти,

Перед трагическим концом

Неодинаковы, поверьте:

У каждого свое лицо.

 

Памяти А. В. А.

Был чутким сыном. Был хорошим братом.

И заводилой был из заводил,

И верным другом был. — Но без возврата

Ушел от нас. Но снова — был, был, был...

Где незаметно пройденная веха —

Пускай же будет проклята втройне, —

Что можем ныне мы про человека

Сказать «погиб», как будто на войне?

Погиб! — И от воздействия ли газа,

Сраженный пулей или артогнем,

Но эти строки вспоминаешь сразу,

Как будто и написаны о нем:

«Мы были высоки, русоволосы.

Вы в книгах прочитаете, как миф,

О людях, что ушли недолюбив,

Недокурив последней папиросы.» (*)

* — стихи Николая Майорова

 

Памяти С. Х. А.

Где над альпийскими лугами

Сверкают горные снега,

С вершин спускаясь ледниками, —

Пришла беда издалека.

И в небе солнце золотое

Закрылось серой пеленой...

Поникнув гордой головою,

Нахмурился Кавказ седой.

И ощетинился лесами,

Неся известий тяжкий груз,

И замерла вода в Баксане,

И, сгорбясь, ниже стал Эльбрус.

Но вспыхнул гнев — и нет преграды:

Снега сверкнули, как клинки,

Загрохотали камнепады,

Наслали холод ледники,

И тучи, полные грозою,

Закрыли небо... Но печаль

Застыла скорбною слезою,

Прозрачной, чистой, как хрусталь.

 

Памяти Л. А. Б.

Она спешила жить. Предельно быстро —

Как только можно, и еще быстрей, —

Но полон был отчетливого смысла

И каждый миг ее коротких дней:

Заполнен и обычными делами,

И теми, что, не сделанные нами,

Всю жизнь порою превращают в ад.

Так звезды, при их внешнем постоянстве,

Живя в своем, космическом пространстве,

С космическою скоростью летят.

 

Она спешила жить, как будто знала...

Видение ли зрительного зала,

Встав перед нею, преградило путь —

Предчувствие ее не обмануло,

Когда в глазах внезапно промелькнула

Казалось, ей неведомая грусть...

 

Памяти Л. Б. Б.

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»...

Но место «Красной Шапочки» ли здесь,

Где рокот легкокрылой эскадрильи

Звучит, как будто музыка с небес,

Но и как голос времени далекий...

Но музыка затихла, голос смолк —

На сцену хищной стаей вышли волки:

Их герб, их символ, вся их сущность — волк.

Какая б роль в немыслимом спектакле

Ей ни была сейчас отведена,

Победою добра над злом, не так ли,

Любая сказка кончиться должна?..

 

...Здесь в глубине история иная:

Она в тот день, для стольких роковой,

Пошла в театр одна, от волчьей стаи

Родных и близких заслонив собой...

 

Памяти Г. М. Б.

Как выразить всю боль словами,

Как рассказать о нем — о том,

Кто был — кого уж нету с нами —

Хорошим сыном и отцом,

Кто был открыт и дружелюбен,

Кто, хоть работал день и ночь,

Не покладая рук, — но людям

Кто был всегда готов помочь

И добрым словом, и на деле,

И вот — не дожил до седин...

И разом вдруг осиротели

Его родители и сын.

Слез не сдержать, когда нахлынут

Воспоминания опять...

Как тяжко, как невыносимо,

Как невозможно передать:

Все так же кружится планета,

И прежних дел привычный ход

Все тот же — и его лишь нету...

Но вечно в памяти живет.

 

Памяти К. И. В.

Кто всей душою верит в Бога,

Тот как никто вооружен.

И шел он людям на подмогу,

Заложникам на помощь он.

Но кто людей терзает страхом,

В руках сжимая автомат, —

У них ни Бога, ни Аллаха,

Им всем одна дорога — в ад.

 

Чья безгранична в сердце Вера,

Тому Достоинство и Честь,

И Долг, и Совесть Офицера —

Не звук пустой. И вот он здесь.

Он здесь — пройдя сквозь оцепленье.

Он здесь — уже у стен ДК.

Он здесь. И в это же мгновенье —

Щелчок взведенного курка,

И очередь из автомата

Вспорола треском тишину,

И сразу помертвели взгляды

Тех, кто остался там, в плену...

 

Памяти Т. В. В.

Любимым, главным в жизни делом

Была газета. Из ДК

Она, заложница, сумела

Коротких сделать три звонка.

И первый — все не так ужасно,

И нас, наверное, спасут,

Но тут стреляют ежечасно...

Потом второй звонок. И тут —

Под треск стрельбы из автоматов —

Про голод, холод, жуткий смрад...

В деталях вся картина ада,

Да там и был кромешный ад.

И был звонок последний, третий —

Уже о том, как хоронить...

Не верится, что нет на свете,

Что невозможно изменить!

 

Всех фильмов ужасов страшнее

«Норд-Оста» дикий антураж.

Как «Репортаж с петлей на шее»

Ее последний репортаж.

 

Памяти А. А. Г.

Имя АРКАДИЙ означает житель/уроженец Аркадии.

Аркадия — область в Греции, перен. — счастливая страна.

 

Как будто впрямь в Аркадии счастливой

Родился он. Он был из той страны,

Где все добры душой и справедливы,

Где нету ни болезней, ни войны,

Где неизменно ясная погода —

Лишь в легкой дымке солнечная даль,

Где все цветет под синью небосвода,

Где нету горя и светла печаль,

Где все вокруг глазам и сердцу мило...

Но понимаешь, в горький час скорбя:

Немало нужно тут душевной силы —

Счастливый мир создать вокруг себя,

А он умел...

Да только государство

Спасало так людей и в этот раз —

Вся злоба террористов и коварство

Не сделали того, что сделал газ...

 

Памяти С. В. К.

Из сотен разных эпизодов,

Что вместе создали «Норд-Ост»,

Один — не сделал там погоду,

Но нечто новое привнес:

В холодном, душном, страшном зале —

Своим же целям вопреки —

Бандиты у плененных взяли

Протянутые номерки

И принесли из гардероба

Своим заложникам пальто...

И погасить, унять их злобу

Смогла она. И, как никто,

Для всех, кто был с ней рядом в зале —

Кого-то страх одолевал,

Иль ждать спасенья уставали —

Нашла им нужные слова.

 

Кто может знать, какая сила

В душе скрывается подчас.

Ей лишь немного не хватило

В момент, когда был пущен газ...

 

Памяти К. В. К.

Ей не было четырнадцати лет,

Как и Джульетте. Да, как и Джульетте.

Но растворился звук, растаял след

Мелодии, чудеснейшей на свете.

Ведь и любовь — мелодия... Звуча

Нежней и чище самой нежной скрипки

В руках у виртуоза-скрипача... —

Но не вернуть ни взгляда, ни улыбки.

«Она мгновенно погрузилась в сон,

Подобный смерти...» — но и ставший смертью,

И далеко был ветром унесен

Звук голоса, как звук волшебной флейты...

 

Все может пересилить человек,

Все пережить — лишь были б живы дети;

Но если смерть уносит их навек —

Нет повести трагичнее на свете.

 

Памяти А. А. К.

...Нет повести трагичней. Видит Бог,

Что над Москвою небо раскололось,

И стало очень тихо, лишь умолк

Его слегка ломающийся голос,

И он внезапно погрузился в сон,

Подобный смерти, но и ставший смертью...

Когда смычки запели в унисон,

Но смолкли враз, как от удара плетью,

Когда потом вразлад и вразнобой

Все инструменты разом заиграли,

Но все их перекрыв, взревел гобой —

И то был крик смертельной вакханальи,

Когда в глазах померк последний свет

В последнем хрипе, выкрике и стоне... —

Но тишина, что наступила вслед,

Была невыносимей всех симфоний.

 

И не было четырнадцати лет...

 

Рябинушка

Памяти мужа и жены

 

Что же стоишь ты печально, рябинушка,

Голову низко склоня?

Или тебя одолела кручинушка

Утром осеннего дня?

Или проснулась ты ночью ненастною,

Чтоб не уснуть до зари?

Или склевали все ягоды красные

С веток твоих снегири?

Иль вспоминаешь ты дни те далекие,

Их бесконечный надрыв?

Тех, что пришли, свои лица жестокие

Черными масками скрыв?

Но не прощает Москва златоглавая

Тех, кто не кажет лица...

Что же стоишь ты, рябина кудрявая,

Низко склонясь у крыльца?

 

Что же, рябина, стоишь неприкаянно

Ты под осенним дождем?

Ждешь не дождешься, наверно, хозяина,

Что не вернется в свой дом?

Спаяны крепкою жизненной спайкою,

Той, что дают лишь года,

Вышли из дома хозяин с хозяйкою,

Чтобы уйти навсегда.

Черным предстало то утро туманное...

Холодно, пусто в дому...

Душу всю дума сожгла непрестанная:

Ну почему, почему?..

Воля Господня на все, как и власть Его...

Что же: немногих людей

Доля — прожить вместе долго и счастливо

И умереть в один день.

 

Памяти А. Н. Л.

Писала детективные рассказы

Так, что нельзя не верить было в них,

И в мире приключений и фантазий

Была никак не меньше, чем шериф.

 

А жизнь текла обыденно... Но сбыться

Возможно стало всем ее мечтам,

И в небеса взлететь веселой птицей,

Где свежий ветер, синева — и там

Нет и следа унылого ненастья,

Не моросят холодные дожди,

Но ожиданье радости и счастья

Горячим солнцем светит впереди!

 

И в день, когда исчезли все препоны...

Никто, никто не мог бы предсказать,

Что на ладони номер телефонный —

То, что ее поможет опознать...

 

Памяти Д. И. Р.

И выбранными тщательно словами

Не отразить всю сущность до конца:

Кипение эмоций, как в вулкане,

И вместе с тем — дар привлекать сердца.

 

Но где кипит расплавленная магма,

Твердь прорывает раскаленный газ,

Потоки лавы льются из вулкана —

В природе там рождается алмаз.

 

Да, жизнь и время учат подчинять

Рассудку наши страсти, хоть не сразу...

Подобен красотой души алмазу,

Кто испытал их — вот кто понимать,

Кто будет привлекать к себе людей...

 

...Но ведь в России — ни войны, ни мира;

Спасая оказавшихся в беде,

Дадут им смертоносного эфира...

 

Памяти О. Н. Р.

Была открытой, доброй — но не только:

Она была опорою семьи.

Как без тебя, Ромашка, Ольга, Лелька,

Теперь родные будут жить твои?..

Ничем нельзя исправить, что случилось...

Теперь уж разбираться недосуг,

Взаправду ли все в воздухе носилось,

Произошло ль внезапно. Только вдруг —

 

Заложники в ДК! — Мороз по коже,

Но что бы ей, казалось, судьбы их?

И как же было на нее похоже —

Рискнуть собою, чтоб спасти других!

Но замысел тот был невыполнимым,

А платою за это стала жизнь;

Но — брошен вызов страшной был машине

И злу тому, чье имя — терроризм...

 

Памяти А. А. Р.

При прощании матери с дочерью,

Вот уже перед самым концом —

Как же страшно смотреть и как хочется

В бесконечно родное лицо,

Что до ужаса неузнаваемо

Изменилось за эти три дня...

Как, на дне самой бездны отчаянья,

Дальше жить, никого не виня?..

Сто раз на день не вызовешь «Скорую»...

Как же жить среди адовых мук —

И зацепкой за жизнь, и опорою

Стал отныне единственный внук?

 

Но хотя бы узнать, кто виновники —

Не смертельно опасный ли труд?

И ведь, Господи, как же чиновники

Бесконечно, бессовестно врут,

Всех нас, видно, считая младенцами,

Распознать неспособными лжи...

«И за то, что не жгут, как в Освенциме,

Ты еще им спасибо скажи!» (*)

(*) — Стихи Александра Галича

 

Памяти Я. О. Ф.

Характера мельчайшие детали

Наверно, помнить может только мать...

Но те, кто и совсем недолго знали,

Конечно, часто будут вспоминать

И доброту его, и артистичность,

И как решал он тысячи проблем...

Но что важней всего — что был он ЛИЧНОСТЬ,

Что никогда не спутаешь ни с чем.

И он любил Москву. Вечерний город —

Его огни, движенья круговерть,

И шум, и тишину... И лютый холод

Пронзает сердце: здесь настигла смерть!

 

И все слова уже бессильны: светлой

Оборвалась внезапно жизни нить,

И лишь один, навеки безответный,

Вопрос остался: «Как же дальше жить?..»

 

Памяти Д. А. Ф.

Похожая на маленького эльфа

Иль на принцессу в сказочных очках,

Лишь не хватает пышных складок шлейфа

И золотой короны в волосах,

А может быть, на маленькую фею... —

Но в нашу явь врываются и в сны,

Сплетаясь и шипя, как будто змеи,

Два голоса — террора и войны,

Но всюду их доносится дыханье...

Не веря в смерть, но испытав сполна,

Что значит — на огромном расстоянье,

Казалось бы идущая — война;

И сотой доли б, тысячной хватило,

Чтоб и любого в этом убедить,

Но спит она — и никакою силой

Волшебный принц не сможет разбудить...

 

Памяти И. Ф. Э.

Винограда узорные листья и сладость айвы,

И бутон алой розы, и блеск изумрудной травы,

Аромат спелой дыни и персик пушистый — прекрасны,

Но она всех прекрасней, — бесспорно, сказали бы вы.

 

Ясный лик ее можно сравнить было с полной луной,

Тонкий стан — только с нежно звучащей дутара струной,

А глаза ее были как яркие майские звезды,

Но ничто б не сравнилось с бесценной ее добротой.

 

Так была она всем — и душою, и ликом — светла,

Но поникла цветущая роза под тяжестью зла,

Но не вынесла гнет обстоятельств безмерно жестоких,

И ее поглотила навеки туманная мгла...

 

Вместо эпилога

И, вновь подводя беспощадный итог

Уже отдаленных событий,

Чей неистекающий давности срок

Не может позволить забыть их,

Что пусть отдалят даже тысячи дней,

Но память их сделает ближе, —

Я все вспоминаю; и только ясней,

Ясней и отчетливей вижу:

Не только лишь жизни унес тот теракт,

Но тысячи сломанных судеб

Как шлейф потянулись... И именно так

Он помниться должен — и будет.

Т. Файфель

 

Легенда о любви

Памяти погибших в Москве во время теракта в октябре 2002 г. юных актеров Кристины Курбатовой и Арсения Куриленко

 

Мир земли для счастья груб и тесен;

Но уж так судила старина:

У любви в нем города и веси

И своя прекрасная страна.

 

В той стране весенние посевы

Радости мгновеньями взошли.

Там от веку правят королевы,

Им с любовью служат короли.

 

Может, рок, довлеющий над миром,

Уровняв любовь и смерть, порой

Претворяет в жизнь сюжет Шекспира

И жестокость путает с игрой.

 

… Это были юные артисты;

В будущем казалось всё — светло.

И любви их, искренней и чистой,

Больше имя «ДРУЖБА» подошло.

 

Их «Ромео и Джульетта» звали.

В детской непосредственности их

Девочка и мальчик не скрывали

Души окрылявших, чувств своих.

 

Первая любовь всегда прекрасна.

Детская любовь всегда чиста.

Глаз, грехом не замутненных, ясность,

Нежных отношений простота.

 

Поглядеть со стороны, — казалось

Трогательно, нежно и смешно:

Девочка принцессою держалась,

Будто это — свыше ей дано.

 

Преданно и верно, будто рыцарь,

Служащий владычице своей,

Мальчик до и после репетиций

Уделял вниманье только ей.

 

Детство принимает в ощущеньях:

Жизнь одна на радость нам дана.

… Только выйдя гадом из ущелий,

В радость мраком ворвалась война.

 

В чем была Джульетта виновата,

В чем Ромео виноватым был

В час, когда стволами автоматов

Вынес приговор виток судьбы?

 

И когда раздался первый выстрел,

И родился страх, внезапен, остр, —

Нелюди с жестокостью неистовой

Возвели в кошмар слова «НОРД-ОСТ».

 

Мольбы, давка, паника и ругань;

Ужас, что врасплох людей застиг…

И они, нашедшие друг друга,

Чтоб в беде опору обрести.

 

У экранов мир с мечтой о чуде

Каменел, не зная дней, ночей,

Тщетно обращаясь к душам судий …

Нет, — вернее — к чувствам палачей.

 

Только достучаться к тем дано ли,

Кто Всевышним возомнил себя?

Что для них чужие чувства, боли,

Судьбы сотен взрослых и ребят?

 

Автоматы, пояса шахидов, —

То, что над бессильным власть дает.

Бог войны им родина и идол,

Тот, кто кровь закланной жертвы пьет.

 

Девочка и мальчик рядом ждали

Час и день, и сутки, и еще …

И друг дружку за руку держали,

И надеждам потеряли счет.

 

Чем они могли помочь друг другу?

Что могли шептать тайком от тех,

Кто как крысы, загнанные в угол,

Грызть готовы беспощадно — всех?

 

Час беды взрослит людей на годы.

Только знать — что стало б — не дано:

Дети не дожили до свободы,

Может быть, минуточки одной …

 

Имена Кристина и Арсений

В траурный венок заплетены.

Матери стояли на коленях

У порога вечной тишины.

 

Но хоть этот мир жесток и тесен,

Так в нем уложила старина:

У любви есть города и веси,

И своя столица, и страна.

 

В той стране с времен Адама с Евой

Дан приют влюбленным всей земли.

Правят там Джульетты — королевы,

Служат им Ромео — короли.

 

Не носить им траурные ленты

И не властны старить их года.

Девочка и мальчик, став легендой, —

ДЕВОЧКА и МАЛЬЧИК — навсегда …

В. Ухватов

 

Погибшим детям, главным героям в Мюзикле Норд-Ост

Эти стихи посвящены двум прекрасным талантливым детям, главным героям Мюзикла «Норд-Ост», которые до последнего так и не верили в плохой конец...

Это Куриленко Арсений — 1989 года рождения и Курбатова Кристина — 1988 года рождения. Светлая, вечная им память!

 

Вы на сцене святой были рядом,

Вдруг, в заложниках стали вместе.

И с балкона своим детским взглядом

Наблюдали чудовищ возмездье...

 

Не совсем сознавали — зачем всё,

Разве могут понять это дети?..

С автоматами, бомбой — судьбы колесо

И... прохладный за стенами ветер.

 

Зал любимейший и декораций строй,

Оркестровая яма и зритель.

Но вдруг грубость, бессилье с надеждой слепой

И... последняя в жизни обитель.

 

Почему и зачем так случилось?!?

Вы остались вдвоём и навеки.

Всё в безжизненный сон превратилось

И в бескрайние слёзные реки...

 

Их так много течёт у могилы

В белом мраморе, в их изголовье.

В детской смерти с кричащею силой

— Будет проклято это сословье!..

 

Но Ромео, Джульетта отныне,

По-другому — Кристина, Арсений.

Как единое светлое Имя

И «Норд-Ост» их, для всех поколений...

 

Невозможно унять мои слёзы.

Их глаза нас сжигают, но верят —

Уничтожат мразь рано иль поздно,

Кому имя страшные звери...

Любовь П

 

* * *

О них сегодня плачет дождь...

И скорбь на лицах желтых листьев...

Увы: назад их не вернёшь,

И больно всем от этой мысли.

 

Но мы пока остались здесь,

Мы не имеем права сдаться!

И лучшая убийцам месть —

Творя Добро, со Злом сражаться!

 

Посеять в нас животный страх,

Заставить смолкнуть эти песни —

Они не смогут. Даже так...

Они не смогут. Даже если...

 

Ребят, конечно, не вернуть...

Но руки наши вновь сомкнутся,

И, если мы продолжим путь,

Они нам с Неба улыбнутся...

Ярослав Н.

 

* * *

Дождь за окном плачет,

Слёзы по стёклам стекают.

Сердце верить не хочет —

Что жизнь так жестока бывает...

 

Мир наш кровав и ужасен —

Детские смерти — так страшно!!!

Господи! Смилостивься...

И храни их всех, оставшихся!!!

 

Боже! Прошу — дай им сил

Бороться и не сдаваться...

Пусть будет прекрасен их мир,

В Рай ушедших и с нами оставшихся...

Натан

 

Норд-Ост

Выражаю искренние соболезнования

родным и близким погибших заложников.

Я попытался посмотреть с разных точек зрения

на трагические события, произошедшие

в Москве 23-26.10.2002 года.

 

(Чеченец)

Всем — оставаться на местах!

Меняется сценарий:

Сейчас на сцену выйдет... Страх,

Какого Вы не знали…

Спектакль — без зрителей пойдет,

Всех зрителей — в массовку!

Мы превратим — театр в дот,

Забудем про тусовку!

В спектакле роли — всей стране,

Бомжам и Президенту,

Всем Россиянам, Вам и мне…

Вот — суть эксперимента!

 

То, что зачистками зовут,

Для нас: война — войною...

Была далекой...тут — как тут,

Взрывчаткой за спиною.

Мне больше нечего терять —

Потеряно уж много...

Нас приучили умирать —

Знакомая дорога.

А Вам знакомо — по лесам

Бродить с утра до ночи,

Скрываясь, веря в чудеса?

Чудес у нас — не очень...

Гордиев узел — разрубить

Отважатся? — Едва ли...

А мы — готовы всех убить,

Как наших убивали…

Здесь для меня — последний шанс,

Не могут не услышать

Впадающих в предсмертный транс,

Чей крик — все выше, выше...

Угроза жизни для родных —

Ужель не основанье,

Чтоб отказаться от войны

Без разочарованья?

 

Границы стерлись...Где Чечня?

Вокруг — Война без Мира...

А кто-то думал: Всё — фигня!

Замочим их в сортирах...

 

А что такое — Терроризм?

Не — крайняя ли степень гнева?

Тех, для кого, и жизнь — не жизнь,

А лишь ступень движенья к небу...

Когда вас слышать не хотят...

Ракеты, танки, самолеты...

Но, умереть — не запретят,

И... унести с собой кого-то...

 

(Заложница)

Сначала было все, как шутка,

Потом — все жутче и страшней...

И нет ужасней промежутка

Для жизни — миг прощанья с ней.

НОРД-ОСТ — не мюзикл, а — ветер,

Холодный, словно смерть сама...

За чьи грехи на этом свете

Я медленно схожу с ума?

За чьи грехи я смерть приму?!

За что мне — сокращенье века?!

«От-пус-ти-те! От-ве-ди-те меня к нему!

Я-хо-чу-ви-деть э-то-го че-ло-ве-ка!!!»

 

(Родственник)

Что-мне-делать?!!!

Я-не-верю-никому!

Что-мне-делать?!!!

Как-случилось-не-пойму…

Трали-вали!!!

Разговоры, — как-в-кино…

Мне-без-вали —

Жизни-нету-все-равно!

Столько-денег,

Чтобы-выкупить, — мне-в-жизни-не-собрать…

Пусть-бездельник

Ходит-возле…умирать-так-умирать!

Улыбнулся,

Только-что-один-момент:

Отвернулся,

Закурил-уставший-мент,

Я-успею,

Через-площадь-напрямик…

Не-посмеют

Застрелить-в-последний-миг!

 

(Народ)

Доколе? Доколе?! Доколе?!! ДОКОЛЕ?!!!

Ни шагу ступить здесь спокойно нельзя…

Чечня, дагестанцы, бандиты…как в школе —

Жестокий учитель, и смерть — как стезя…

 

Зажрались… Зажрались! Зажрались!! ЗАЖРАЛИСЬ!!!

Правительство, дума, ОМОН и ГАИ…

Страну разокрали! Страну разокрали…

И делают тихо делишки свои…

 

Не верю…Не верю! Не верю!! НЕ ВЕРЮ!!!

На кой... я им нужен?!

Опять...

И опять...

Готов — уподобиться дикому зверю,

Готовы — меня на Голгофе распять!

 

О, Боже…О, Боже! О, Боже!! О! БОЖЕ!!!

Исус! Эту чашу мне выпить невмочь!

Как это похоже…Как это похоже

На день, превратившийся в мрачную ночь…

 

Дай — силы. Дай — силы! Дай — силы!! ДАЙ — СИЛЫ!!!

Я — немощен! Мне — не прожить без Тебя!

В часы испытаний — Надежды просил я…

Сегодня — распятый, я — Верю, Любя…

 

(Политик)

Слова, слова, слова, слова…

От этих слов так мало проку…

Но, как без них? Кого призвать

Мне к избирательному сроку?

 

Одни слова…Все, что могу…

Призывы, вздохи, и прощанья…

Гоню словесную пургу

Для тех, кто верит в обещанья…

 

Давно пора кончать бардак,

Дебаты, лозунги пустые,

Давно, давно в стране не так,

Пути России — не простые…

В них не помогут нам слова,

Нужны нам твердь и польза ДЕЛА,

Лишь делом можно воевать,

Но воевать…так надоело…

 

Мы удосужимся узнать:

Откуда…русское оружье?

Ведь на оружье — номер, знак…

И Кто-то…продал им по дружбе…

Чем за границами искать,

Не проще ль посмотреть под носом?

Пора кончать,

Едрена мать,

С таким «загадочным» вопросом…

 

(Президент)

Опять...опять...все тот же... «Курск»...

Опять...теперь уже под боком…

Там — не сумели сделать пуск,

И здесь — уже прошли все сроки...

Я не могу их отпустить...

Иначе — мы еще поплачем...

А сможет ли народ простить

Приказ на штурм?! А как иначе?

Когда в Москве прольется кровь…

Ее вовеки не отмою…

Здесь будь хоть мягок, хоть суров…

Все станет лишь моей виною.

Чечне в залоге — вся страна…

Пора кончать...Терпенье — где ты?

Мне и решительность нужна,

И — мудрость, в тишине рассвета.

Сегодня в шесть начнут расстрел...

А жизней...есть ли что дороже?!

За эту ночь я постарел

На десять лет...

Помилуй, Боже!

 

В тебя не верил никогда —

Прости, прости меня, коль сможешь!

Не допусти, чтобы Беда

Случилась...

Помоги мне, Боже!

 

(ГОЛОС)

Аз — есмь.

 

(Боец спецназа)

....мать!

Ну и погода...

Ну, что за ночь —

И дождь, и снег...

А там — чеченские уроды...

Взрывчатка...

Сотни человек...

Неужто — правда?!

Все обрушить

Они готовы на себя?

Забрать с собой

Невинных души,

Аллаха одного любя…

Пора кончать…

Кончать пора нам —

И оцепленье…

И войну…

Да сколько ж можно!!!

Эти раны

Уже покрыли всю страну…

 

Вот — пять часов...

А ведь грозили

Начать стрелять...

Людей — стрелять...

А я?!

Стою здесь, как верзила...

Когда ж приказ?!

Когда же,... ?!

 

....мать!

....МАТЬ!

ТАМ — КРИКИ!

НАЧАЛИ...

СТРЕЛЯТЬ...

ВСЕ!

БОЖЕ!

ДАЙ ЛИШЬ ЗНАК!

ПРИКАЗ — НЕ НУЖЕН!

О ЧЕМ ЗДЕСЬ ГОВОРИТЬ СЛОВАМИ?!

ОНИ — ВНУТРИ…

А МЫ — СНАРУЖИ…

БРАТВА!

ВЫ СЛЫШИТЕ?!

 

(ГОЛОС)

БОГ — С ВАМИ!

 

(Сестра)

Ну, наконец!

Пробил Наш Час!

И наши жертвы — не напрасны!

Весь мир, весь МИР узнал о Нас!

И впредь — запомните прекрасно...

Вам не понять!

Вам не понять —

Что можно, против безоружных,

Оружие не применять...

Вы — испугались? — То, что нужно...

Мы шли сюда — не убивать...

Мы — клали голову на плаху...

Вы — кровь готовы проливать?!

Стреляйте же!

Хвала Аллаху!!!

 

(ГОЛОСА)

АЛЛАХ АКБАР!

БОГ — С ВАМИ!

ПОМНИТЕ О НАС...

Бьют часы...

тринадцать раз...

А. Красный

 

Норд-Ост

И горы встали в полный рост.

И все ветра упали разом.

И только мстительный норд-ост

Гудит над Северным Кавказом.

 

Берёт ущелья за грудки.

Гремит лавинным беспределом.

Но погодите, мужики,

Да не в Кавказе вовсе дело.

 

А мир трещит напополам

По тайной прихоти Сиона.

С чадрою носится ислам,

А Голливуд раздел Мадонну.

 

И содомиты у руля.

И ЦРУ живёт с «Моссадом».

И на земной оси Земля,

Как стриптизёрша крутит задом.

 

И сводит нравственность на нет

Всё то, что пишется с натуры.

Подогревая кровью нефть,

Схлестнулись насмерть две культуры.

 

А Русь глядит по сторонам,

Хрипя в предательской трясине.

С одной — разврат, с другой — ислам.

А православие — в средине.

 

Олег, сбирайся-ка давай

Отмстить хазарам за обиды.

Но знай: американский рай

Не легче пояса шахида.

 

И преклонив свою главу,

Ты уясни себе в печали,

Что сёстры зла не на Москву,

А на Бродвей в Москве напали.

 

И горы встали в полный рост.

И все ветра упали разом.

И только засланный норд-ост

Нас косит вперемешку с газом.

 

Венец природы, как конец,

Предстал под знаком Атлантиды.

И подпоясана АЭС

Тяжёлым поясом шахида.

Л. Корнилов

 

Трагедии Норд-Оста посвящается

Пытаюсь разрушить торосы

в мозгу. От терактов. Напрасно!

Мальчишечий голос сквозь слёзы:

«Мне страшно! Спасите! Мне страшно!..»*

 

И снова сквозь всхлипы рыданья:

«Мне страшно… Спасите… Спасите!..»

 

Сквозь время вы и расстоянья

спокойствия крохи верните,

вершители драмы Норд-Оста,

вершители здешних трагедий!

 

Пойми же, террора короста,

страдают невинные дети!

 

Пускай старикам, нам, едино,

где с жизнью придётся расстаться,

но детству за что же безвинно

по прихоти вашей кончаться?

 

Несчастные жертвы террора

в Квар-Сабе, в Москве и в Нью-Йорке,

громадою вашего горя

и будни, и сны наши горьки.

 

Саддамы, бен-ладены вкупе

с ясинами и Арафатом,

по миру вы сеете трупы,

но будет, но будет расплата!

 

Об этом во сне всё мечтаю

и видеть хочу это очень.

Пока же торосы ломаю

в мозгу своём я среди ночи.

 

* В программе «Служба спасения на НТВ-мир показали кадры

из зала диспетчерской службы сотовой связи и записи

разговоров заложников «Норд-Оста».

И. Нюренберг

 

Мы помним их...

Мы помним, мы помним их...

Мы помним Норд-Ост, Беслан...

Мы помним когда-то живых,

Ушедших в небесный храм...

 

Мы помним взрывы домов,

Машин, переходов, метро.

Мы помним букеты цветов

И битое в крови стекло.

 

Мы помним эфир новостей,

Мы помним бесстрашных бойцов,

Мы помним погибших детей,

И их матерей и отцов...

С. Захаров

 

Не казните себя, капитаны

Люди строили Замок

посредине усталой,

Позабывшей надежды,

безответной страны.

Люди строили Замок,

утверждая начало

На морозы плюющей,

непокорной весны.

 

Там ценились лесные,

снегом скрытые кроны,

Честь мальчишеской дружбы

да крылатость мечты,

Капитана фуражка

выше царской короны.

И пьянящий восторг

голубой высоты.

 

Люди строили замок,

возвращая нам крылья,

Что бы снова сумели

мы мечтать и летать.

Люди строили замок,

сказку делая былью.

И так много ещё

собирались сказать...

 

Но зловещие тени

неизвестно откуда,

Из бездарно-придуманной,

глупой сказки чужой

Появившись внезапно,

уничтожили чудо

Ядовитым дыханьем,

беспросветной враждой.

 

Вместо замка — руины,

и герои убиты.

Даже воздух отравлен,

невозможно дышать...

Только... Вы поднимайтесь.

Не за тем, чтоб бандитам

Или призракам чёрным

что-то там доказать.

 

Просто Замок ваш нужен:

без него очень пусто.

Просто радость нужна

голубой высоты.

Просто нужно полёта

пьянящее чувство,

Безоглядная вера

в исполненье мечты.

 

Ах как будет вам трудно,

да почти невозможно.

Ах как жутко и больно,

даже страшно сказать.

Но закон ваш звучит

чётко и непреложно:

Тот, кто очень захочет,

точно сможет летать.

 

Поднимайтесь, родные.

Поднимайтесь, ребята.

Через весь этот ужас,

через всю эту кровь...

Вы же сами учили

нас поверить когда-то,

Что сильней злобной смерти

в нашем мире любовь...

Люди строили Замок...

Оксана

 

Песни про трагедию Норд-Оста

 

Реквием «Норд-Осту»

Музыка: Ю. Эрикона

Исп.: И. Кобзон

 

Вытрем слёзы и розы положим,

В память тех, кто домой не придёт.

Нам ведь никто, кроме нас не поможет,

Нас ведь никто, кроме нас не спасёт.

 

И поклянёмся, что всё мы осилим,

Так уж и вышло, теперь не до слёз,

И средь ветров, что гуляют в России

Вдруг оказался кровавым Норд-Ост.

 

Вытрем слёзы. Мы стали сильней от беды.

Вытрем слёзы. И сдвинем теснее ряды.

Вытрем слёзы. Чтоб виделось легче в бою.

Вытрем слёзы. И песню продолжим свою.

 

Болью в сердцах отзывается остро —

Быть нашей Родине или не быть.

Пусть нам в лицо дует время Норд-Оста,

Но не согнуть нас, не поработить.

 

Вытрем слёзы, врачи и артисты,

Мэр, президент и отважный спецназ,

И перед чёрной силой нечистой

Станет пусть крепостью каждый и нас.

 

Вытрем слезы. Мы стали сильней от беды.

Вытрем слёзы. И сдвинем теснее ряды.

Вытрем слёзы. Чтоб виделось легче в бою.

Вытрем слёзы. И песню продолжим свою.

Н. Зиновьев

 

Три чёрных дня октября

Музыка: Д. Герасимов

 

Хмурая осень, Дубровка, «Норд-Ост»,

Сотни людей в плену у ваххабитов.

Страх сковал души, по коже мороз,

Русь под прицелом бандитов.

 

В центре столицы, в сердце страны,

Стая шакалов лютует, куражась.

Грозное эхо далекой войны,

Общего горя свинцовая тяжесть.

 

Мы никогда не забудем

Те три чёрных дня октября,

И имена жертв террора

Навечно в памяти мы сохраним.

Мы не уступим Москву и Россию,

Здесь наша родная земля,

И час наш пробьёт,

Когда за кровь народа

Безжалостно мы отомстим.

 

Звери держали на мушке детей,

С экранов диктуя нам свой ультиматум.

Злые стервятники в обличье людей

Целили в зал дулами автоматов.

 

У них в заложниках были все мы,

Ждущие миг справедливой расплаты.

Выручить пленников мы не могли,

Мы лишь могли верить нашим солдатам.

 

Ранее утро, сон валит с ног,

«Альфа» у стен театрального центра.

По трубам газ в помещение втёк,

И штурм пошел вперед метр за метром.

 

Воины дали ублюдкам урок,

Ставший для этих псов последним в жизни.

Но многих спецназ спасти не смог,

Тех, чьи имена высечены в граните.

 

Мы никогда не забудем

Те три чёрных дня октября,

И имена жертв террора

Навечно в памяти мы сохраним.

Мы не уступим Москву и Россию,

Здесь наша родная земля,

И час наш пробьёт,

Когда за кровь народа

Безжалостно мы отомстим.

Д. Герасимов

 

26.10.02

Музыка: А. Лысиков (Дельфин)

 

Не убежать, не спрятаться

нитками в кровавых швах

Будут искать, делая дыры в головах.

Новые платья режут на спинах испорченных тел

Сестры и братья. Ведь этого ты и хотел!

 

Ее больше нет! И тот, кто любил, упал

Пулей в хребет на вылет врага разорвал.

И вскрытое сердце прижалось

щенком к опустевшей земле.

Стучась в ее дверцу теплым еще желе.

 

Заплетая в косы кружева,

Бесконечно красною рекой

Вырывалась брызгами душа,

Разрываясь криком над тобой.

 

Правда глупа,

застыла камнями в скорбь имен.

Брызжет слюна

на пахнущий раем шорох знамен.

Выстрел — осиное жало

преодолел последний предел.

Тебе этого мало? Это все, что ты хотел?

 

Заплетая в косы кружева,

Бесконечно красною рекой

Вырывалась брызгами душа,

Разрываясь криком над тобой

А. Лысиков (Дельфин)

 

Волкодавы

Музыка: Д. Полторацкий

 

Эти парни прошли сквозь афганский излом,

Сквозь кровавую бойню Кавказа,

А теперь в поединке с террором и злом

На Дубровке — элита спецназа.

Выбор сделан, сомнения последние прочь,

Встала дыбом на шее щетина,

И как псы боевые, в осеннюю ночь

На врага поднимались мужчины.

И как псы боевые, в осеннюю ночь

На врага поднимались мужчины.

 

А великой стране словно дали наркоз —

От наркоза нам некуда деться,

А иначе от боли с названием «Норд-Ост»

У России не выдержит сердце...

 

Мужики, волкодавы, за вами страна —

Группа «Альфа», прославленный «Вымпел».

Это ваша судьба, это ваша война,

Эту чашу сполна каждый выпил.

Лучше всякой брони опыт прошлых побед —

Волкодавы не знают пощады,

А у серых волков шансов попросту нет,

Им теперь не вернуться из ада!

А у серых волков шансов попросту нет,

Им теперь не вернуться из ада!

 

А великой стране словно дали наркоз —

От наркоза нам некуда деться,

А иначе от боли с названием «Норд-Ост»

У России не выдержит сердце...

 

И не надо речей, и не надо наград —

Это просто такая работа.

Лица этих парней, лица этих ребят

Все равно не покажут народу.

Эти парни прошли сквозь афганский излом,

Сквозь кровавую бойню Кавказа,

А теперь в поединке с террором и злом

Боевая элита спецназа.

А теперь в поединке с террором и злом

Боевая элита спецназа...

 

А великой стране словно дали наркоз —

От наркоза нам некуда деться,

А иначе от боли с названием «Норд-Ост»

У России не выдержит сердце...

Д. Полторацкий

 

Вы Россию несли на руках

Музыка: Р. Неврединов

Исп.: Р. Неврединов

 

Колоколен перезвон, то ли плач, то ли стон,

На Дубровке третьи сутки война.

Вся Россия в слезах, боль и горе в глазах,

Над Москвой правит бал сатана.

Колокольный перезвон, то ли плач, то ли стон,

Мы в плену у безумной войны,

Девять граммов свинца, вам идти до конца

По осколкам распятой страны.

 

Группа «Альфа», вперёд.

Ты стрелять будешь первой.

Отработано все, до последнего нерва.

Богородицы лик осень в небе рисует,

«Альфа» снова Россию у войны отвоюет.

 

Колоколен перезвон, детский плач, чей-то стон,

Божья мать опустила глаза.

От наркоза, в бреду, всем не выжить в аду,

И бессильны уже доктора!

Колокольный набат, сердца стук невпопад.

В белом храме погасли огни.

Всех спасти не смогли, нас за это прости,

Мы, Россия, тебя сберегли!

 

Группа «Альфа», вперёд.

Ты стрелять будешь первой.

Отработано все, до последнего нерва.

Завтра солнце взойдет над безмолвным погостом,

Белый ангел поет в черном небе «Норд-Оста».

 

Колокольный набат, горечь наших утрат,

Мы заложники грязной игры.

Офицеры, вперед, мать-Россия зовёт —

Уберечь от нелепой судьбы.

Колокольный перезвон, не пройти за кордон.

Златоглавая тонет в цветах…

В предрассветном бою, у беды на краю,

Вы Россию несли на руках.

О. Борисова

 

Стихи с сайтов:

http://cats-poem.narod.ru/Nord-Ost.html

https://this-camp.blogspot.com/search/label/%D0%9D%D0%BE%D1%80%D0%B4-%D0%9E%D1%81%D1%82

http://moscow.nordost.ru/forum/read.php?f=11&t=36329&a=2

 

Либретто мюзикла