к 110-летию американской писательницы и педагога Бел Кауфман
О сливках заботиться нет нужды. Они всегда будут сверху. Хорошие учителя
требуются для снятого молока.
Б. Кауфман
Именно из листочков мусорной корзины родился известный и великий роман о школьных «джунглях», написанный молодой американской учительницей Бел Кауфман, урожденной Беллой Михайловной Кофман.
Она родилась в Берлине 10
мая 1911 г. в семье медика-литератора и писательницы. Детство Белла провела в
революционной Одессе, где подростком напечатала в журнале свое первое
стихотворение «Весна».
Это было суровое и голодное
время, были притеснения большевиков, и в 1922 году семья с трудом эмигрировала
в США, в Нью-Йорк, где жил и умер в 1916 году её великий дед по материнской
линии, знаменитый еврейский писатель Шолом-Алейхем.
Белла освоила английский
язык и с отличием окончила колледж в Нью-Йорке, затем магистратуру в Колумбийском
университете. Свободный русский язык она сохранила до конца своих дней и много
читала на русском. Свою короткую прозу в виде скетчей и рассказов она начала
публиковать с 40-х годов под мужским псевдонимом Бел, так как в новом журнале
«Esquire» могли печататься только мужчины.
Больше шестидесяти лет Бел
Кауфман работала учителем английского языка в средней школе, и её
преподавательский опыт лег в основу оригинального и знаменитого романа «Вверх по лестнице, ведущей вниз».
Опубликованный в 1965 году он принес автору огромную славу.
Вот как вспоминает историю
написания романа сама автор, предпочитавшая писать короткие рассказы и эссе: «Мой рассказ «From a teachers waste basket»
(«Бумажки из учительской мусорной корзины») занял всего три странички. Когда
его напечатали, редактор журнала пригласила меня на ланч и сказала, что из
этого рассказа может получиться что-то более значительное. Я отказалась. Но у
меня в то время мама уже была смертельно больна, дети подросли, я развелась с
мужем, жила в одной комнате, учительской зарплаты катастрофически не хватало. В
журнале мне дали аванс под будущий роман, я его быстро истратила, и ничего не
оставалось, как засесть за книгу. Так что если в ней есть юмор, то он
действительно сквозь слезы».
Бел Кауфман честно
признавалась: «Не скажу, чтобы мне
НРАВИЛОСЬ писать; честно говоря, я НЕНАВИЖУ писать и предпочла бы любое другое
занятие. Но удовольствие приходит, когда мне, почти вопреки собственному
желанию, удается приблизиться к тому, что хотелось бы выразить». А в
«Лестнице» ей удалось не только выразить, но и обострить очень злободневную на
все времена и страны тему школы и бросить огромный валун в огород министерств
образования и просвещения. Да и название романа обозначает всю абсурдность
бюрократической школьной системы, с которой столкнулась главная героиня
произведения Сильвия Баррет. «Привет, училка!», – так приветствуют молодую
учительницу ершистые и задиристые ученики из класса «ОО» – особо отстающие.
Написанное в эпистолярном
жанре задолго до появления интернета, произведение напоминает вал современных смсок
и сообщений, так как состоит в основном из записок, писем, циркуляров,
объяснительных и прочей школьной бумажной продукции, мешающей молодой
учительнице найти общий язык с трудным классом, который ей достался. Но это не
мешает читателям насладиться языком переписки Сильвии с учениками или со своей
подругой.
Распоряжения директора школы
часто противоречат друг другу и просто шокируют всех своей нелепостью. Например,
«После классного часа направлять ко мне
всех учеников, покинувших школу без разрешения». И как же послать тех
учеников, которых уже нет?
Где уж тут успеть донести
до учеников по-настоящему важные и нужные понятия, если учителю надо заполнить
уйму журналов, карточек, докладных, отсидеть бессмысленные собрания?
Книга Бел Кауфман – это,
по сути, крик о помощи со стороны и учителей, и учеников, оказавшихся в тисках
школьного формализма и бюрократии. Бел Кауфман и представить себе не могла, что
выдуманное ею творение обретёт такую популярность во всём мире. Она не раз
получала письма от читателей с вопросом: «Откуда
вы всё это узнали? Ведь вы пишете о моей школе, о моих трудностях в классе?!».
Похоже, что героиня романа мисс Баррет, как и сама писательница, столкнулась в
школе с проблемами всемирного масштаба, но, несмотря на них, она отважно
борется за ум и сердца своих особенных учеников различными способами.
«Беда в том, что у них нет никакого багажа. «Я не читал ни одной книги в
жизни и не собираюсь», – сообщил мне один ученик. Нелегко заставить их полюбить
книгу, не удалось это и моим предшественникам – ни Генриетте с ее уроками‑играми,
ни Мэри с ее строгостью. Или, может быть, причину этого надо искать еще глубже,
в начальной школе?
Как заставить их почувствовать боль короля Лира, а не просто напичкать
общеизвестными цитатами из Шекспира? Вызвать у них душевный отклик, а не
заставить вызубрить текст? Как бы мне хотелось, чтобы они тянулись к книжке
всегда – и вместо телевизора, и после кино, и когда отзвенят для них школьные
звонки».
Запретов-замкОв в школе
много, но ей удается найти ключик к каждому ученику. С помощью придуманного
Ящика Пожеланий она становится им другом: «…учитель
должен быть одновременно актером, полицейским, ученым, тюремщиком, родителем,
инспектором, рефери, другом, психиатром, учетчиком, руководителем и
воспитателем, судьей и присяжным, властителем дум и составителем отчетов, а
также великим магистром Классного журнала». Именно на таких учителях и
держится школьный мир, и книга – ода этим учителям!
Казалось бы, почему эти
события американской школы 60-х годов прошлого века могут быть интересны нам
сейчас? А потому, что это один в один происходит в любой стране в любое время,
и сейчас тоже. За полвека ничего не изменилось. Автор как будто задает
пресловутый вопрос «зачем?» Зачем человек в здравом уме может заниматься всем этим:
«…потому что мне так необходимо ощутить,
что за стенами этой школы существует здравый мир, потому что я задыхаюсь под
грузом писанины, которую еще предстоит осилить, и потому, что в этот утренний
час нормальные женщины еще спят». Этот самый правдивый роман о школе
написан, тем не менее, с юмором, который смягчает напряжение от неразрешимых
проблем учителей, учеников и их родителей.
«Вот пришел чей‑то отец
прямо в рабочем комбинезоне. Пришел и сел, задумчиво скрестив руки на парте, –
наверно, вспомнил свои школьные дни. Матери – привыкшие к терпеливому ожиданию,
изможденные, робкие, недоумевающие – сидели, сжимая в руках сумочки, готовые
просить, уговаривать, жаловаться или просто надеясь на доброе слово. Некоторые
были настроены вызывающе, это те, кто пришел либо отомстить своим давним
учителям за пережитое когда‑то в школе, либо просить особых привилегий для
своих детей, либо требовать от учителя сделать то, с чем не справились сами.
А я? Кто я такая, чтобы
советовать этим взрослым людям? Что я знаю об их детях? Несколько штампованных
фраз из характеристик: «Старается, не старается, прекрасный мальчик, прекрасная
девочка». Несколько эвфемизмов: «С удовольствием проводит время в школе» – это
о болтуне; «Весьма активен» – это о том, кто разбивает окна.
Была минута, когда мне
захотелось всмотреться – не похожи ли родители на детей; но нет – передо мной
сидели тупо смотревшие на меня незнакомые люди.
МАТЬ: Как дела у моего
сына?
Я: Его имя?
МАТЬ: Джим.
Я: А фамилия?
МАТЬ: Стобарт.
Я: Ах да. (Кто же это?)
Давайте посмотрим. (С авторитетным видом открываю журнал, быстро просматриваю –
бесполезно. Стобарт? Это не тот ли парнишка, который все стучал карандашом по
парте? Или это маленький розовощекий крепыш, который никогда не снимает пальто?
Не вижу его фамилии в классном журнале. Может быть, мать что‑нибудь подскажет?)
МАТЬ: Я по поводу плохой
отметки, что вы ему поставили.
Я: По‑видимому, он не старается.
(Должно быть, это тот ученик, сочинение которого состояло из одной фразы: «Я
много пропустил, не знаю, что писать».) Он должен упорнее работать.
МАТЬ: Исправьте ему
отметку, и он больше не будет.
Я: Боюсь, что это не выход
из положения. Он, по‑видимому, мало занимается.
МАТЬ: Вы считаете, что он
тупица?
Я: О нет.
МАТЬ: Он боится открыть
рот. Шлепайте его, не стесняйтесь давать ему шлепка.
Я: Он должен проявлять
больше инициативы.
МАТЬ: Я все перепробовала.
(В ее голосе – беспомощность, а в глазах – уж не слезы ли?) Ну, будьте добры,
исправьте ему отметку.
Я: Как по‑вашему, почему
он так плохо успевает?
МАТЬ: Вам виднее. Вы же
учительница.
Я: Он едва‑едва плетется.
МАТЬ: Что вы хотите от
него, ведь он у меня недоношенный. Он больше не будет.
Я: Что ж, хорошо, что это
волнует нас обеих. Если дома будут следить, пусть его отец…
МАТЬ: Этот сукин сын,
подонок, шесть лет о нем ни слуху ни духу, надеюсь, он гниет где‑нибудь в аду.
(Все тем же извиняющимся мягким, просящим голосом.)
Я: Хорошо. (Прошли
положенные пять минут, я слежу по часам.) Очень рада была с вами познакомиться.
(Но она не уходит.) Что‑нибудь еще?
МАТЬ: (Так это были не
слезы, а злость!) Ну что вам стоит исправить ему отметку? Головы с вас не
снимут за это.
Я: Но вы понимаете, что
его знания не соответствуют…
МАТЬ: Ну, будьте так
добры, хотя бы оставляйте его после занятий. Я уже измучилась с ним.
Я: Боюсь, это невозможно.
Видите ли…
МАТЬ: Но вы же
учительница. Он послушается учительницу!
Я: Давайте постараемся
общими усилиями заставить его больше работать, он ведь так много пропустил…
МАТЬ: Наверно, он ходил бы
чаще, если бы вы понятнее объясняли физику.
Я: Физику? Я преподаю
литературу.
МАТЬ: То есть как это?
Я: В какую комнату вас
приглашали?
МАТЬ: В 306‑ю. К миссис
Мангейм.
Я: Это недоразумение. Вам
нужен мистер Мангейм, а я – мисс Баррет, 304‑я комната.
МАТЬ: Что же вы сразу не
сказали?
И все‑таки этот день мне
кое‑что дал. Я узнала, что отец ученика не является в школу по той простой
причине, что отец этот в тюрьме; что государственные завтраки, на которые
всегда жалуются ребята, – зачастую все, что они едят за день; что
засыпающий в классе рршпарень работает по ночам в гараже; что девушка не
готовила уроков, потому что ей негде их готовить.
Сколько мне еще всего
предстоит узнать!»
И хотя в этом злободневном
романе нет лихо закрученного сюжета, он держит в напряжении и даже создает
эффект участия в происходящем, так как все мы вышли из школы, но продолжаем в
ней «учиться» со своими детьми и внуками. И часто задаемся вопросом: каким же должен
быть учитель? Какими должны быть его отношения с учеником, похожие, по словам
Бел Кауфман, на хождения по канату. «Отношения
учителя с учеником — это что-то вроде хождения по канату. Знаю, как осторожно
должна я выбирать слова и жесты. Понимаю, как трудно балансировать между
дружелюбием и фамильярностью, достоинством и отчужденностью. Мне кажется, что
дело не в трудных учениках, а в неумелых учителях».
Иногда ошибки учителя
становятся фатальными в судьбе ученика, и тогда взрослому стоит задуматься, на
своем ли он месте?
Кроме записок и писем в
романе интересны выдержки из школьных сочинений, их умозаключения по поводу
Шекспира или древних мифов. Вызывают грустную улыбку канцелярские несуразицы,
как «Лучший неуспевающий», «Привитие прививок», «Прошу игнорировать
нижеследующее» и т.п. Трогательное письмо учеников в больницу к своей
учительнице открывает их настоящие имена и выражает их любовь и доверие, которое
она достигла большим трудом:
«Как грустно, что никто из нас не слышит друг друга.
Важное тонет в мелочах, катастрофы – в нелепостях.
Вы вызвали у меня мужество читать книги.
Читатель.
– Мне хочется, чтобы вы знали, как я полюбил язык и литературу. Я думаю,
что это самые замечательные предметы. Мне просто хочется, чтобы вы это знали.
Бывают минуты, когда я ни на что не променяла бы свою работу!»
Лестница – образ
человеческой жизни, где только постоянные усилия, кажущиеся бесполезными, ведут
тебя вверх. Эта книга-боль и история о том, как один человек может подарить
надежду и своей добротой, и участием изменить много юных судеб! Эта знаковая
книга, как символ оттепели 60-х годов, была и остается настольной книгой многих
поколений, напоминая, как в середине прошлого века мир начал выбираться из
кровавой помойки. Появились новые молодые герои, среди которых Учитель –
посредник между миром и бунтующей юностью. Роман на русском языке был
опубликован в 1967 году, а в 1968 у нас вышел знаменитый фильм «Доживем до
понедельника». По книге Бел Кауфман в 1967 г. тоже был выпущен одноименный фильм
в США. Роман был переведен на 16 языков.
«Без нас не может быть будущего. Это правда. Наше будущее сидит сейчас
за партами в школе. В каком-то классе, в одной из школ – нет, в каждой школе –
ребят по прежнему учит мисс Баррет. И несмотря на трудности, которые переживают
школы всего мира, образование идёт вперёд – благодаря тысячам преданных своему
делу учителей, которые упорно поднимаются вверх по нескончаемой лестнице. Им я
и посвящаю эту книгу».
Её вспоминают как
смешливую, кокетливую и обаятельную женщину, с которой было очень просто
общаться. Её второй муж Сидней Глак – президент Фонда Шолом-Алейхема, сын
Джонатан – профессор информатики, дочь Теа – доктор психологии.
Бел Кауфман умерла в
возрасте 103 лет в 2014 году, она прожила длинную творческую жизнь: в столетнем
возрасте читала авторский курс о еврейском юморе, кроме сборников мемуаров и
научных публикаций написала в 1979 г. еще один роман «Любовь и всякое такое…»,
была почетной председательницей отделения изучения идиша Колумбийского университета.
«И пусть это вдохновит вас на подвиг»
Б. Кауфман
Источники:
http://bulvar.com.ua/gazeta/archive/s24_63070/5464.htm
Татьяна Мишина, библиотека №10
Спасибо за содержательную информацию. Книгу Шолом-Алейхема "Тевье-молочник" я читала ещё школьницей, она была у нас дома. Перечитывала: было интересно. А вот с книгой Б.Кауфман познакомилась только несколько лет назад, когда выбирала книги для участия детей в конкурсе "Живая классика". Один отрывок, состоящий из записок администрации, моя ученица читала. А меня сама книга поразила и захватила. Да, ощущение такое, что в нашей работе с того времени ничего не изменилось. И как чутко подмечена суть работы педагога: понять каждого, вызвать душевный отклик, а не напичкать информацией. Книга на все времена.
ОтветитьУдалитьЛюдмила, спасибо за душевный отклик. Так приятно осознавать, что я в своих эмоциях после прочтения не одинока. Соглашаюсь с каждым вашим словом - книга на все времена.
Удалить