«Автор нежных дымчатых рассказов». К 90-летию Ю.П.Казакова

Мои прекрасные учителя литературы еще в школьные годы научили высоко ценить такой жанр литературы как рассказ. Поэтому писатели, которые становились его мастерами, остаются в моей памяти надолго.

Сегодня день рождения одного из них – Юрия Павловича Казакова, прожившего, к сожалению, короткую жизнь, написавшего немного рассказов, как считают некоторые критики, но все они остались яркими звездочками в нашей литературе. Я горжусь тем, что его книги, изданные еще в 80-х годах, бережно хранятся в фондах наших библиотек и также бережно читаются.

Из недавней беседы с читательницей: «Люблю Казакова. Перечитываю. От его рассказов на меня снисходить тихое блаженство. Современный ритм жизни замедляется, начинаешь думать и философствовать…Кажется, что сердце бьется реже и дыхание становится ровнее. Его рассказы лиричны, полны таинственной простоты. Проза Юрия Казакова читается с тайной тоскою и всегда внушает нежность».

Он родился в Москве 8 августа 1927 года. Жил в доме на Арбате, из которого по вечерам перед сном разглядывал звезды Кремля. Родители - простые люди из Смоленской области. Отец плотник, мать сначала нянька в семьях, потом подсобница на заводе, затем медсестра. В войну помогал взрослым тушить зажигалки на крыше своего дома. Был контужен при взрыве бомбы, упавшей в соседнем квартале. С тех пор всю жизнь заикался.

Под впечатлением одного из школьных товарищей, увлекся музыкой. С пятнадцати лет Казаков учится музыке - сначала на виолончели, а после еще и на контрабасе. В 1946 году парень поступает в музыкальное училище им. Гнесиных, которое окончил в 1951 году. Всю жизнь увлекался джазом.

В своей «Автобиографии» писатель довольно откровенно и наивно пишет о том, что, поиграв в оркестрах три года, «стал тяготиться своей безвестностью» как музыканта и задумался о профессиях дирижера и…писателя. Там же читаем: «Я страстно хотел увидеть свою фамилию, напечатанную в афише, газете или журнале».

Тяга к литературе пересилила, Ю.Казаков начал более внимательно читать очерки и рассказы, желая разгадать, «как они сделаны». В 1953 году его первые опыты - рассказы о спорте - были опубликованы в журнале «Советский спорт» и в этом же году он поступает в Литературный институт.

Только вдумайтесь, мальчишка не просто из Москвы, а еще и с Арбата, по сути, городской житель, превратился в писателя, с которого началась, так называемая, «деревенская проза». Его описание природы до сих пор считаются самыми поэтичными. В чем тайна происходящего?

По-моему, во-первых, в характере. Решайте сами. В пятнадцать лет увлечься музыкой и достичь своей мечты. Затем новая цель - писательское ремесло. И вновь удача. В 1953 году конкурс в Литературном институте был 50 человек на место! Между тем сам будущий писатель говорил о себе все стой же потрясающей откровенностью: «…в Литературный институт я поступил, литературу художественную зная совершенно на обывательском уровне…». Но целеустремленность помогла и здесь.

На первом курсе института ему было двадцать пять лет, вокруг были более молодые, начитанные и уже печатавшие свои произведения студенты. Сначала оробев, он погрузился на два года в чтение набирать пропущенное. Не находите аналогию с Мартином Иденом Джека Лондона? Из «Автобиографии»: «Я стал думать, что непременно стану выдающимся писателем. Сначала для меня нужно было выяснить, кто вообще писал лучше всех. И после чтения и долгих размышлений я пришел к выводу, что лучше всех писали наши русские писатели… Ни у кого я в особенности не учился, я просто уловил нечто общее, присущее нашим лучшим писателям и стал работать».

Он выбрал для своего творческого писательского пути эффективный жанр психологического рассказа. Писатель писал в одном из писем, что он задумал оживить и восстановить жанр русского рассказа. С этой задачей он справился. Изучив лучшие образцы А. Чехова, И. Тургенева, М. Пришвина и других, он, возродив русский классический рассказ, довел свое мастерство до высочайшего уровня и вывел свой принципиальный метод: «Рассказ дисциплинирует своей краткостью, учит видеть импрессионистически – мгновенно и точно. Наверное, поэтому я и не могу уйти от рассказа. Беда ли то, счастье ли: мазок – и миг уподоблен вечности, приравнен к жизни. И слово каждый раз иное». Или вот еще размышление: «Мне кажется самое главное в рассказе — это начало и конец. Середину можно как-то продлить или сократить. Но правильно начать и кончить — это важнее и труднее всего. Между прочим, я обратил внимание, что почти все стихотворные строчки, которые мы помним, как правило, являются началом стихотворения или его концом — это строчки, являющиеся «ключом» или подводящие итог стихотворения. Так же, мне кажется, и в рассказе: конец и начало — это самая важная вещь» (Вопросы литературы. 1968. № 9. С. 65). Эти рассуждения, на мой взгляд, лучший совет для написания сочинения или, что важнее, выступления.

Во-вторых, будущий писатель, прислушавшись к советам учителей, отказался писать о том, чего не знает и отправился изучать мир. А вот здесь я вижу сходство с путешествиями М. Горького по России. В 1964 году в своих набросках «Автобиография» писатель говорит о том, что в годы учебы он активно проводил свободное время, охотился, рыбачил и много ходил пешком, постоянно обучаясь чему-то новому и интересному. В 60-х годах Юрий Павлович Казаков многое ездил по стране. Он побывал в Арктике, на Псковщине, в Прибалтике, в Сибири, в Закарпатье и Казахстане. Ездил он и за границу, побывал во Франции, в ГДР, в Румынии и Болгарии. В Париже он собирал материалы о Бунине, чтобы писать книгу. Встречался с писателями – эмигрантами первой волны.

В 1956 году, еще будучи студентом, Ю. П. Казаков впервые приехал на Север – в Архангельск.

        Здесь же в 1957 году вышла первая книга Казакова – «Тэдди: история одного медведя». Книга, которая занимает одно из первых мест в рассказах о животных. Начинающий писатель гордился ею: «Она вытерпела многие мытарства, не менее трагичные, чем герой этой книги. Я страшно люблю своего медведя, горжусь тем, что не пошел на поводу у массы редакторов и рецензентов, которые предлагали искоренить в ней дух свободомыслия». Из письма Юрия Казакова своей однокурснице по Литературному институту Тамаре Жирмунской (7 апреля 1959 года): «Ты знаешь, меня-таки уже раздолбали в Архангельске. Статья называется «Тени прошлого». Тон и содержание этой поносной статьи я тебе не стану цитировать, только конец. Он вот каков: «На наш взгляд, выход в свет книги Ю. Казакова, грубо искажающей нашу действительность, облик наших современников, строителей коммунизма – ошибка Архангельского издательства…». А сама статья такова, что пусть меня повесят, если архангельские аборигены уже не расхватали мою книжку, чтобы постараться узнать, что же это за собака «Ю. Казаков».

Вот в какой обстановке начинала свой путь к читателю лирическая проза Юрия Павловича Казакова. Но именно первой же книгой Юрий Павлович открыл новую страницу в истории отечественной литературы.

Тэдди – большой бурый медведь, он старый цирковой артист, привыкший к клетке и работе на арене. И мир даётся в восприятии этого медведя, через его «сознание». При перевозке он сбегает из клетки, оказывается на свободе, и происходит процесс постепенного возвращения медведя в природу, в свою естественную среду обитания. Это и есть сюжет рассказа.

Сначала Тэдди попадает в лес, где работают люди, там с ним случаются беды, потому что он сохраняет привязанность к людям, тянется к ним, а они в него стреляют. Потом он забредает в лес дикий, где «жизнь кипела... не омрачённая присутствием человека». И всё дальше уходит Тэдди от людского мира, всё глубже входит в природу, вживается в неё, принимает её законы. По существу, перед нами тонкая психологическая проза, в которой традиционный приём «очеловечивания» психологии животного становится способом максимального приближенного наблюдения над процессом восстановления связи живого существа с некогда породившей его природой.

   Главный герой великолепного рассказа, «Арктур – гончий пёс», – гончий пёс, слепой от рождения. Но он сохраняет великолепное чутьё к окружающему миру, и когда Арктура привозят в лес, то он, слепой, обнаруживает верность своему природному инстинкту. Он рвётся в гон, охотничья страсть ведёт его: «…Лес был его молчаливым врагом, лес бил его, стегал по морде, по глазам, лес бросался ему под ноги, лес останавливал его. Нет, никогда не догонял он своих врагов и не вонзал в них зубы! Только запах, дикий, вечно волнующий, зовущий, нестерпимо прекрасный и враждебный запах доставался ему, только один след среди тысячи других вёл его всё вперёд и вперёд».

В нём, в этом слепом псе, бурлит его природа, ищет выхода тот дар, который изначально заложен в каждой клеточке его тела. И жизнь этой собаки входит в жизнь людей: доктора, его хозяина, героя-повествователя. И когда Арктур пропадает, то жизнь людей без него тускнеет.

Эти рассказы являются классическими в рассказах о животных. Кому читать их? Всем от мала до велика. И бабушкам с внуками, и мама с детьми, и, конечно, приятно, что этот рассказы остаются в школьных программах по литературе.

Я люблю рассказы Ю. Казакова. Все они необыкновенные. «Голубое и зеленое» о зарождении и утрате первой подростковой любви, «Свечечка», «Во сне ты долго плакал»-  о теплом отцовском чувстве…

Мне же очень нравится рассказ «Двое в декабре». В нем что-то неуловимо напоминает рассказ Джека Лондона «Когда боги смеются». Только, если в последнем чувство убито платонической любовью, то в первом оно умерло от отсутствия обязательств и ответственности Двое интеллигентных людей встречаются много лет в определенное время. Связь не обременяет. Вот и в этот раз они едут за город кататься на лыжах, не зная, что любовь уже уходит. Она просто «оглянулась» на них с немым вопросом: «Как же вы меня не удержали?». Естественная красота природы вступает в конфликт с неестественностью человеческих отношений. Так, в сущности, открылся подлинный драматизм душевной жизни двух людей – это драматизм несовпадения состояний, за которым стоит разобщенность душ, не позволяющая достичь гармонии судеб. Поэтические рассказы Ю. Казакова часто предстают перед нами художественными картинами. Так, рассказ «Двое в декабре» я вижу в виде черно- белой акварели.

Часто говорят о музыкальности или об особом ритме рассказов Ю. Казакова. Наиболее ярко это можно проследить в рассказе «Трали-вали». Герой рассказа – бакенщик Егор: «работа бакенщика, лёгкая стариковская, развратила, избаловала его окончательно». «Егор ещё молод, но уже пьяница», и всё ему «трали-вали». Но есть в нём поэтическая струна – поёт он великолепно. И вот как Юрий Казаков, музыкант по первому образованию, великолепно поэтически описал дар своего героя:

«И при первых же звуках его голоса мгновенно смолкают разговоры – непонятно, с испугом все смотрят на него! Не частушки поёт он и не современные песни. Хоть все их знает и постоянно мурлычет, – поёт он на старинный русский манер, врастяжку, как бы неохотно, как бы хрипловато, как, слышал он в детстве, певали старики. Поёт песню старую, долгую, с бесконечными, за душу хватающими «о-о-о…» и «а-а-а…». Поёт негромко, чуть играя, чуть кокетничая, но столько силы и пронзительности в его тихом голосе, столько настоящего русского, будто бы древнебылинного, что через минуту забыто всё – грубость и глупость Егора, его пьянство и хвастовство, забыта дорога и усталость, будто сошлись вместе прошлое и будущее, и только необычайный голос звенит, и вьётся, и туманит голову, и хочется без конца слушать, подпершись рукой, согнувшись, закрыв глаза, и не дышать и не сдерживать сладких слёз».

Почему рассказы Юрия Казакова востребованы? Потому, что, творя в эпоху соцреализма он противопоставил тому общечеловеческие ценности, психологические проблемы и духовные поиски, живущие вне политических строев. У него нет героев- победителей социалистических соревнований, у него живые люди, подчас не способные справиться с собой, с судьбой и обстоятельствами. Тем они и ближе нам.

Еще хочется сказать о друзьях Юрия Казакова. Первый среди них Константин Паустовский, наставник по Литературному институту. Старый писатель не дал тогда, в начале 60-х, растоптать талант не только Юрия Казакова, но и Бориса Балтера, Булата Окуджавы, Владимира Корнилова… Он и Вера Панова рекомендовали Юрия Павловича в Союз писателей СССР. А К. Паустовский написал ему письмо с удивительно трогательными словами: ««Я не могу без слез читать Ваши рассказы. И не по стариковской слезливости (ее у меня нет совершенно), а потому, что счастлив за наш народ, за нашу литературу, за то, что есть люди, способные сохранить и умножить все то, что досталось нам от предков наших – от Пушкина до Бунина. Велик бог земли Русской!».

Юрий Павлович был дружен с Ю. Нагибиным, который в своих дневниках уделил ему много страниц, с замечательным писателем В. Конецким. Особые отношения связывали его с Е. Евтушенко.

На торжественной церемонии открытия памятной доски на доме, где жил Ю.П.Казаков, Евгений Евтушенко, отметил, что Казаков сыграл огромную роль в его жизни и творчестве. Он вспомнил историю о том, как Юрий Павлович увез его из Москвы в момент гонений на писателей и художников: «Юра просто пришел ко мне утром и сказал: «У меня есть два билета в Вологду. Завтра уезжаем с тобой на все лето. После Вологды поедем в Архангельск. Привезешь огромное количество хороших стихов». Там-то и родилось стихотворение, которое так и называется «Шутливое», раскрывающее особое «писательское зрение» Юрия Казакова:

Шутливое

Комаров по лысине размазав,

Попадая в топи там и сям,

Автор нежных, дымчатых рассказов

Шпарил из двустволки по гусям.

И грузинским тостам не обучен,

Речь свою за водкой и чайком

Уснащал великим и могучим

Русским нецензурным языком.

В темноте залузганной хибары

Он ворчал, мрачнее сатаны,

По ночам – какие суки бабы,

По утрам – какие суки мы.

А когда храпел, ужасно громок,

Думал я тихонько про себя:

За него, наверно, тайный гномик

Пишет, нежно пёрышком скрипя.

Но однажды ночью тёмной-тёмной

При собачьем лае и дожде

(Не скажу, что с радостью огромной)

На зады мы вышли по нужде.

Совершая тот обряд законный,

Мой товарищ, спрятанный в тени,

Вдруг сказал мне с дрожью незнакомой:

«Погляди, как светятся они!»

Били прямо в нос навоз и силос.

Было гнусно, сыро и темно.

Ничего как будто не светилось

И светиться не было должно.

Но внезапно я увидел, словно

На минуту раньше был я слеп,

Как свежеотёсанные брёвна 

Испускали ровный-ровный свет.

И была в них лунная дремота,

Запах далей северных лесных

И ещё особенное что-то,

Выше нас, и выше их самих.

А напарник тихо и блаженно

Выдохнул из мрака: «Благодать…

Светятся-то, светятся как, Женька!» –

И добавил грустно: «Так их мать!..».

Но в тот торжественный час прозвучали иные стихи. Евгений Евтушенко прочел свое стихотворение «Вологодские колокола». «Оно очень нравилось Юре, – сказал поэт. – И я посвящаю его всем писателям, которые, несмотря на подвязанность колокольных языков нашей литературы, всегда учили людей свободе, совести, любви к родине и вере в будущее России».

Вологодские колокола

Ю. Казакову

В колокольно-березовой Вологде

отдохнув от работы слегка,

мы бродили с товарищем вольные, –

как два истинно вольных стрелка.

После памятной встречи с правительством

в шестьдесят вроде третьем году

удивлялись мы жизни в провинции,

словно ходикам на ходу.

И вошли мы в музей краеведческий

под урчанье пружинных дверей,

где был полный покой человеческий

из-за множества стольких зверей.

Мы глядели на чудные чучела,

на коллекции древних монет,

и всё то, что в столице нас мучило,

постепенно сходило на нет.

Думал я: может быть, искупаются

изверженья вулканные тем,

что полезные ископаемые

собираются кем-то затем.

Может, было не очень-то вежливо,

только нас на последнем шагу

привлекла одинокая вешалка

в пустовавшем стеклянном шкафу.

И старушка, с вязаньем стоявшая,

пояснила, как только могла:

«Здесь писателя нашего – Яшина

фронтовая шинелка была.

Сняли нынче-то. Воля господская,

а три пули шинелку – насквозь.

Свадьбу он описал вологодскую,

да начальству, видать, не пришлось».

И как будто в дерьме искупались мы,

не смотрели мы по сторонам,

и полезные ископаемые

стали вдруг отвратительны нам.

В колокольно-березовой Вологде,

где кольчугой ржавеет река,

шли со взглядами, в землю вогнанными,

два обманчиво вольных стрелка.

Мы взбирались на дряхлые звонницы

и глядели, угрюмо куря,

на предмет утешения вольницы –

запылённые колокола.

Они были все так же опасными.

Мы молчали, темны и тяжки,

и толкали неловкими пальцами

их подвязанные языки.

При жизни писателя было издано порядка 10 сборников рассказов. Кроме того, написал Казаков множество очерков и эссе, в том числе и о знаменитых русских прозаиках (Аксакове, Лермонтове, поморском сказочнике Писахове). Особое место в этом ряду занимают воспоминания об учителе и друге Казакова - Паустовском. Писатель много занимался переводами, и его силами на русский язык были адаптированы романы казахского писателя Нурпеисова. В 1970 году в Италии ему присудили Дантовскую премию.

В последние годы жизни Казаков писал мало, и большинство замыслов писателя так и осталось в виде набросков. Некоторые произведения Казакова были изданы уже после его смерти.

В честь Юрия Павловича Казакова учреждена литературная премия в России – за лучший рассказ. Есть мемориальная доска писателя на улице Арбат, дом 30.