День военного разведчика: 45 стихотворений и песни

5 ноября отмечается профессиональный праздник российских военных, чья жизнь так или иначе связана с разведкой, — День военного разведчика. Установлен приказом министра обороны РФ от 12 октября 2000 года, является профессиональным праздником в Вооруженных Силах Российской Федерации. Отмечается 5 ноября в соответствии с указом президента РФ от 31 мая 2006 года «Об установлении профессиональных праздников и памятных дней в Вооруженных Силах Российской Федерации».

Разведка — одна из старейших профессий в мире. И действительно, упоминания тех, кого сегодня мы назвали бы разведчиками, встречаются на страницах одного из древних памятников письменности — шумерском Эпосе о Гильгамеше и даже в Ветхом завете. В нашей же стране разведка берет свое начало еще во времена Киевской Руси. Царь Алексей Михайлович Романов приказал создать так называемый Приказ (то есть министерство) тайных дел. Служившие в этом Приказе люди выполняли различные поручения — следили за действиями послов в заграничных поездках или расследовали дела государственной важности. Зарождение в России организованной военной разведки и ее основного органа управления относится к 1549 году, когда царь Иван IV Васильевич Грозный выделил Посольский приказ в самостоятельное учреждение, где стали сосредоточиваться политические, военные и экономические сведения о соседних государствах. Петр I в 1717 году преобразовал Посольский приказ в Коллегию иностранных дел. В январе 1810 года императором Александром I была организована Экспедиция секретных дел при Военном министерстве, которая являлась постоянным органом стратегической военной разведки. В январе 1812 года ее переименовали в Особенную канцелярию военного министра. Впоследствии этот орган, выполнявший функции централизованного управления военной разведкой в составе Главного штаба и занимавшийся организацией разведки вооруженных сил иностранных государств, многократно переименовывался и преобразовывался вплоть до ноября 1917 года.

Пятое ноября выбрано в качестве даты празднования не случайно. Именно в этот день в 1918 году было основано Регистрационное управление, подразделение, входившее в состав Полевого штаба Красной Армии. Оно отвечало за внешнюю и внутреннюю разведку. Сегодня его преемником считается ГРУ, как и предшественники, Главное разведывательное управление стоит на страже военных тайн нашей родины. В настоящее время официальное наименование — Главное управление Генерального штаба Вооруженных Сил РФ. Оно является органом внешней разведки министерства обороны РФ и центральным органом разведки Вооруженных Сил РФ. Главное управление решает задачи в военной, военно-политической, военно-технической, военно-экономической и экологической сферах.

Решения при подготовке и ведении боевых действий всегда ответственны и должны основываться на достоверной информации. Именно получение сведений о силах противника, данных о количестве его орудий, чертежах и планах — все это входит в обязанности специально подготовленных отрядов военной разведки, одного из необходимых механизмов для решения важных государственных задач. В День военного разведчика принято поздравлять весь личный состав подразделений Главного разведывательного управления (ГРУ). Этот день также считают своим курсанты и преподаватели профильных высших учебных заведений Министерства обороны и сотрудники контрразведки.

Стихи о разведчиках

Разведчик

Лицо, колени, руки разодрав,

Разведчик полз среди колючих трав.

Ему мерещилось, что, как посты,

Стоят вдали осенние кусты.

И прутик, распрямленный ветерком,

Ему казался вражеским штыком.

Но все ж его к окраине села

Светящаяся стрелка привела.

Здесь он узнал, где расположен штаб.

Одна граната меткая могла б

Дощатый дом отправить прямо в ад.

Но он сдержался. И пополз назад.

Он разбудил майора в три часа.

Прошла по карте света полоса.

А в шесть пятнадцать, опрокинув сон,

В село ворвался первый батальон.

И стали вновь на тропке ветровой

Кусты кустами и трава травой.

Прошел разведчик в предрассветной мгле,

Простуженный, усталый, гордый тем,

Что первым побывал на той земле,

Которая теперь доступна всем.

Е. Долматовский

Память о полковой разведке

Вот и выдан маскхалат

Старшиною:

Новогодний маскарад,

Снег стеною.

На себе своё вези

Зыбкой тенью.

И растаяли вблизи

За метелью.

То ли холмик, то ли дзот

За нейтралкой…

Мы их ждём. Но что их ждёт

В жизни краткой?

В белой взвившейся пыли,

Жгущей веки?..

И растаяли вдали.

И — навеки.

К. Ваншенкин

Разведчик

Посвящается старшему сержанту Петру Воробьеву

Сапоги в болотной тине.

Руки выпачканы в глине,

И концом сосновой ветки

Поцарапана щека.

Он приходит из разведки

И приводит «языка».

Не слышней летучей мыши

(Даже, может быть, потише),

Ночью, выйдя на охоту,

Он с бойцами в темноте,

Между кочек, по болоту

Полз ужом на животе,

Легких троп не выбирая,

Шаг за шагом, не спеша,

Там, где нужно, — замирая,

Там, где нужно, — не дыша.

По сырой траве часами

Продвигался, не куря,

Только шепотом с бойцами,

Только дело говоря.

Прямо к фрицам в тыл глубокий

Через заросли осоки,

Сквозь бурьян и бурелом

Он прошел с друзьями вместе,

Чтоб фашиста взять на месте

И доставить в штаб живьем.

Все, что он в пути увидит

И на что в пути ни выйдет:

На обоз ли, на блиндаж,

На фашистский взвод пехотный,

На расчет ли минометный, —

Все возьмет на карандаш.

Вот он выполнил заданье,

Не успел передохнуть,

И опять часы вниманья —

Он идет в обратный путь.

Неслышней летучей мыши

(Даже, может быть, потише),

Шаг за шагом, не спеша,

Легких троп не выбирая,

Там, где нужно, — замирая,

Там, где нужно, — не дыша.

С. Михалков

В разведке

В сердце мести огонь негасимый,

Ноги вязнут в горячей золе...

Мы идем по родной, по любимой,

По растерзанной немцем земле.

Мы идем по неторным тропинкам.

Хоронясь среди белого дня,

И любая родная травинка

Будто шепчет: — Спасите меня!

Мимо выжженных ворогом пашен,

Мимо рощи, спаленной огнем,

Мы — хозяева родины нашей —

Осторожно, с опаской идем.

А мерзавцы сидят в наших селах,

Пьют и жрут, учиняя погром,

И взамен наших песен веселых

Лай немецкий стоит над селом.

Тот, кому довелося увидеть

Наглых фрицев у русской избы,

Будет насмерть всю жизнь ненавидеть

Эти каски и потные лбы!

Сердце рвется на части от злобы,

Кровь по жилам сильнее течет...

Смотрим, смотрим мы яростно в оба,

Вражьи гнезда берем на учет.

Поскорей бы к своим воротиться,

Чтобы пушки от гнева тряслись,

Чтоб остались от гансов и фрицев

Только пепел да бурая слизь!

В. Лебедев-Кумач

У костра

Когда из разведки товарищ приходит,

Сейчас же его окружают друзья,

И каждый хорошее слово находит,

И крепче смыкается наша семья.

Сидим у костра мы и другу-герою

Стараемся все, как один, услужить —

Согреть, накормить, поудобней устроить,

И чарку налить, и бушлат просушить.

Кто побыл в разведке, тот помнит и знает,

Что значит не спать и молчать по два дня,

Уж он, брат, оценит, уж он понимает,

Какой это рай — поболтать у огня!

Расспросов, рассказов — на целую книгу!

Он должен подробно нам все рассказать,

Как он из кустов на ефрейтора прыгнул

И как удалось ему немца связать.

Рассказчик сияет, как новый полтинник, —

И чарка крепка, и махорка сладка…

Сегодня мы гости, а он именинник:

И жив, и здоров, и привел «языка»…

…В костре горьковато дымится осинник,

И пар подымается от котелка.

В. Лебедев-Кумач

Разведка

Начинена огнем земля;

Не оступись, не хрустни веткой —

Вперед, за минные поля

Уходит пешая разведка.

Все пригнано, чтоб не греметь,

И приготовлено для боя,

И орденов своих с собою

Им не положено иметь.

И как последнее прости —

На жданный и нежданный случай

Им сказано: пора идти.

Чем проще сказано — тем лучше.

А после — ждут и в тишину

Глядят за черный край передний,

Уже не в первый за войну,

Но может статься — что в последний…

К. Симонов

Разведчики

Говорится: «Голь на выдумки мудра»

Рассуждали темной ночью до утра:

«Коль лиса выходит ночью из норы,

Значит, в логове ты днем ее бери!»

Ловкость, сила и умение — ключи

Для успеха, для захвата «языка».

Все противника повадки изучив,

Шли разведчики из нашего полка.

Ветки свежие на зелени травы

Укрывали их, ползущих в тишине...

Часовой, не подымая головы,

Из винтовки крыл по светлой вышине.

Слышит — тихо, видит — нету никого,

Взял лопатку, начал землю ковырять,

Укрепляя незадачливый окоп

(Это нам они кричат — не укреплять).

Группу смелых вел в разведку лейтенант

Ваня Голиков. Учел он наперед,

Сколько взять противотанковых гранат,

Где проделать в заграждении проход,

Что Дотдуев — командиром впереди,

Что Архипов и Опарин вместе с ним,

Как все мины осторожно обойти

И когда одеть поляну в сизый дым.

Все продумано заранее давно,

Без шаблона, так, как требует война...

И летит граната — брошена в окно,

И гремит могучим взрывом из окна.

И Дотдуев, часового оседлав,

Тычет в рот ему наган по рукоять,

Чтобы рыжему хоть этим помешать

С перепугу вырываться и орать.

Не раздумывая, действовал Рожков,

Не терялся в это время и Котлов —

И землянки охранения гремят

От советских метко брошенных гранат.

Расстилается над травами дымок,

В летнем небе проплывают облака.

А «язык», чуток приглушенный, умолк,

Будто нет во рту верзилы языка.

Три десятка оккупантов — на куски,

Рыжий связан, кривит рожу от тоски.

Так разведчики работают у нас,

Выполняя нашей Родины приказ.

Ю. Петров

Разведка

В дело! Кончились все тревоги.

Мы уходим, а ветер такой,

Что связистка, встав на пороге,

Прикрывает глаза рукой.

Мы сливаемся с темью ночи,

Друг за другом идем туда,

Где у гати, меж черных кочек,

Чуть поблескивает вода.

Это вспыхивают ракеты

Над бессонной передовой.

Трассы длинные, как кометы,

Пролетают над головой.

«Языка» на себе тянули,

Выносили из-под огня,

И убило одною пулей

Двух товарищей у меня.

И остались лежать ребята

Там, где в берег стучит Нева.

Нерастраченные гранаты,

Недосказанные слова…

Не увидеть того, что близко,

Лишь теперь я понял с тоской —

Не от ветра телефонистка

Прикрывала глаза рукой.

Л. Хаустов

Баллада о часах

Врага мы в полночь окружить хотели.

Разведчик сверил время — и в седло!

Следы подков запрыгали в метели,

И подхватило их и понесло…

Но без него вернулся конь сначала,

А после — мы дошли до сосняка,

Где из сугроба желтая торчала

С ногтями почернелыми рука.

Стояли сосны, словно часовые…

И слушали мы, губы закусив,

Как весело — по-прежнему живые —

Шли на руке у мертвого часы.

И взводный снял их. Рукавом шершавым

Сердито льдинки стер с небритых щек,

И пальцем — влево от часов и вправо —

Разгладил на ладони ремешок.

— Так, значит, в полночь, хлопцы! Время сверьте!..

И мы впервые поняли в тот час:

Как просто начинается бессмертье,

Когда шагает время через нас!

М. Максимов

После разведки

Жизнь у разведчика,

Как, впрочем, у всех,

Одна лишь…

Но прежде

(Остальное потом),

Но сначала, —

Чтоб ничего не бренчало, —

Проверить карманы одежды

И тщательно уложить

Запалы.

Ибо в этих

Маленьких штучках

Из красной меди

Душа динамита

Заключена.

Без нее

Молчит динамит,

И слова без нее —

На ветер,

Без нее

И песне,

И динамиту —

Грош цена.

Мы недаром запалы

Кладем на место на то,

Где лежал партбилет.

Уходя, мы парторгу

Сдаем партбилеты,

И в разведку

Уходит уже «никто»,

Потому что порой…

Но опять-таки —

После об этом.

Хорошо, когда вьюга

Лыжню заметает за нами.

Хорошо,

Когда налегке скользишь,

Только груз ответственности

За плечами.

Хорошо на обратном пути

Ускользать буераком узким,

И — зарево разрыва сзади,

И — лепечет растерянно пулемет.

Хорошо, когда наконец

Окликают тебя по-русски:

— Стой, кто идет?! —

Только тут вспоминаешь:

А жизнь ведь одна

У нас-то!

Только тут услышишь,

Как осторожно лыжи

Всё громче высвистывают,

Проскальзывая по насту:

«Выжил,

выжил,

выжил!..»

В. Карпеко

В разведке

Во фляге — лед.

Сухой паек.

Винтовка, пять гранат.

И пули к нам наискосок

Со всех сторон

Летят.

Быть может, миг —

Тронет сердце

Смерть.

Нет, я об этом не привык

Писать стихи

И петь.

Я говорю,

Что это бред!

Мы всех переживем,

На пик немеркнущих побед,

На пик судьбы

Взойдем!

А то, что день

И ночь в бою,

Так это не беда.

Ведь мы за Родину свою

Стоим горой

Всегда!

Винтовка, пять гранат.

Пурга.

Рвет флягу синий лед.

Непроходимые снега,

Но путь один —

Вперед!

Б. Костров

Первая смерть

Ты знаешь,

есть в нашей солдатской судьбе

первая смерть

однокашника, друга...

Мы ждали разведчиков в жаркой избе,

молчали

и трубку курили по кругу.

Картошка дымилась в большом чугуне.

Я трубку набил

и подал соседу.

Ты знаешь,

есть заповедь на войне:

дождаться разведку

и вместе обедать.

«Ну, как там ребята?..

Придут ли назад?..» —

каждый из нас повторял эту фразу.

Вошел он.

Сержанту подал автомат.

«Сережа убит...

В голову...

Сразу...»

И если ты

на фронте дружил,

поймешь эту правду:

я ждал, что войдет он,

такой,

как в лесах Подмосковья жил,

всегда пулеметною лентой обмотан.

Я ждал его утром.

Шумела пурга.

Он должен прийти.

Я сварил концентраты.

Но где-то

в глубоких

смоленских снегах

замерзшее тело

армейского брата.

Ты знаешь,

есть в нашей солдатской судьбе

первая смерть...

Говорили по кругу —

и все об одном,

ничего о себе.

Только о мести,

о мести

за друга.

С. Гудзенко

Разведчик

Он оседал. Дыханье под усами

В оскале рта рвалось, проклокотав…

Он трое суток уходил лесами,

Ищеек финских в доску измотав,

И здесь — упал. На солнце — золотая

Сосна стояла. Рядом. В трёх шагах.

Горячим ртом морозный снег глотая,

Он к ней подполз рывками, на локтях.

К её коре сухой, по-лисьи рыжей,

Щекой прижался, бледен, полужив.

Потом он сел и на сугробе лыжи

Перед собой крест-накрест положил

И два тяжёлых диска автоматных

На них пристроил. И закрыл глаза.

И белый наст в зелёных зыбких пятнах

Пополз сквозь тьму, в беспамятство скользя.

Заснуть, заснуть… Ценою жизни целой

Купить минуту сна!.. Но он поднял

Замёрзшим пальцем веко и в прицеле

Увидел в глубину пространство дня;

И в нём — себя, бегущего лесами, —

Нет, не от смерти, нет!.. Но если смерть, —

Он вновь непримиримыми глазами

До смерти будет ей в лицо смотреть…

А там, в снегу, бежит, петляет лыжня,

И ясный день так солнечен и тих,

Что как-то вдруг непоправимо лишне

Враги мелькнули в соснах золотых.

О, у него терпения хватило,

Он выждал их и подпустил в упор,

И автомата яростная сила

Вступила с целой полусотней в спор.

Он не спешил. Отрывисто и скупо

Свистел свинец его очередей.

И падали в халатах белых трупы,

Похожие на птиц и на людей.

Его убили выстрелом в затылок.

И ночь прошла. У раненой сосны

Он так лежал, как будто видел сны,

И ясная заря над ним всходила.

Вкруг головы, сугробы прожигая,

Горел в снегу кровавый ореол.

Он вольный день встречал и, как орёл,

Глядел на солнце. Прямо. Не мигая.

П. Шубин

Инкерманские каменоломни

Военных давних лет игра —

перед друзьями повторяться,

все время храбрым притворяться

и ждать:

придут ли катера,

пройдет ли мимо часовой,

возьмет ли ложный след овчарка,

пыль инкерманскую отхаркав,

лечь камнем

или встать травой.

Так день за днем,

без перемен.

Набросив темноту на плечи,

смотри,

считай,

ищи ли встречи.

Все, что угодно!..

Но не плен.

У нас на это права нет.

Не обсуждая приказанье,

наш потолок —

одно касанье.

«Туда-сюда» —

закон кассет.

Уходит след,

плетется нить.

Одним и тем же делом занят.

Пока разведчика не ранят,

нам воздух в легких

не сменить.

А оставалось нас

так мало!

И так далек был

путь домой!

А жить хотелось,

Боже мой!..

Тогда еще жила ты,

мама.

Когда Инкерманские

каменоломни дымились

и море, как небо,

а небо, как море,

горело;

когда от снарядов и бомб

облысели высоты

и воду в полки

даже ночью

с трудом доставляли, —

мы пили компот,

нам давали в пайке

папиросы;

мы в баню ходили

и спали всю ночь

на матрацах.

И мне было стыдно

не жить —

притворяться спокойным;

и было мне страшно

не спать,

а в тепле просыпаться.

И было мне душно,

и жарко, и тесно —

с компотом

ждать, ждать

это слово желанное, жесткое:

«Нынче!»

И первая группа —

минеры с радистом Володей,

почтовые голуби,

голуби — наши связные,

и сам капитан-лейтенант

вышли ночью на шлюпках.

А немцы их ждали.

Но кто виноват —

я не знаю.

Я ранен был.

Я был убит под Одессой.

(Из горьких известий,

печалей,

обид

и наветов

я мог бы построить корабль,

чтоб он утонул в океане).

Но не было горше

семи человеческих криков:

«Сюда не высаживаться,

мы все убиты,

Володя!..»

И голуби тоже

(они-то причем?)

не вернулись.

Они расплатились

крылатые

просто за верность.

Так что ж они, глупые,

снова зимой улетели

погреться в Испанию

или в Трансвааль.

Оставались бы

дома,

со мною…

Г. Поженян

Баллада об армейском разведчике

Ведь ведал, зачем он пошел на рожон,

таимый родными снегами,

армейский разведчик ... И вот — окружён,

что волками пеший, врагами.

Он видел, как рдеет алей уголька

живой огонёк бересклета,

затем что мерцало в груди паренька

щемящее сердце поэта.

— Сдавайся! — хрипел маскхалат в мегафон,

и возглас замёрз на пределе.

Тот понял отчётливо: он обречён —

тут каждый квадрат на прицеле.

Взблеснула над сумрачным полем звезда,

И лег на простреленный ватник,

на глину в осколках зелёного льда

к отчизне прижавшийся ратник.

Искусан до крови мальчишеский рот —

все ближе за подвиг расплата.

Но жив он — и бьёт, как ночной пулемёт,

морзянка его аппарата.

Ответную очередь резко стучат

стволы, пристрелявшие сектор,

но сердце и рация всё же частят,

открытым радируя текстом.

Решают мгновенья — не шифр и не код.

Укрывшись в окопчике тесном,

он сводку последнюю передаёт

открытым — как родина — текстом,

что светит вдали, за зарёй, впереди,

за алым кустом бересклета ...

Морзянка замолкла ... Споткнулось в груди

упрямое сердце поэта.

Но, прежде чем рухнуть в распадок тот, вниз,

расплывшийся глиняным тестом,

он выбил: да ... здравствует ... коммунизм ...

грядущему клятвенным текстом.

... Звезда над землёй молодая поёт

о нём, возлетевшем в последний полёт,

предвестница утра встающего.

Не с этой ли страстью родится поэт —

армейский разведчик грядущего?

Сравненья условны. Но в дни, когда мир

и всё, чем мы славны и живы,

опять на прицеле надевших мундир

жестокого зла и наживы, —

не нужен поэзии шифр или код

условностей суетных, скудных красот.

Пусть смерти и мраку протестом

она в утвержденье духовных высот

открытым сражается текстом.

Ю. Панкратов

У фронта чётких линий нет

У фронта чётких линий нет.

Фронт тянется у горизонта.

И мы встречаем вновь рассвет

То впереди, то сзади фронта.

Разведка движется вперёд,

Хрустят под нами мягко ветки.

Но кто-то знает наперёд,

Где быть положено разведке.

И мы ползём к передовой,

К земле, как к чуду, припадая.

И над нескошенной травой

Встаёт тумана зыбь седая.

С. Баруздин

Разведчики

Синело небо. Было тихо.

Трещали на лугу кузнечики.

Нагнувшись, низкою гречихой

К деревне двигались разведчики.

Их было трое, откровенно

Отчаянных до молодечества,

Избавленных от пуль и плена

Молитвами в глуби отечества.

Деревня вражеским вертепом

Царила надо всей равниною.

Луга желтели курослепом,

Ромашками и пастью львиною.

Вдали был сад, деревьев купы,

Толпились немцы белобрысые,

И под окном стояли группой

Вкруг стойки с канцелярской крысою.

Всмотрясь и головы попрятав,

Разведчики, недолго думая,

Пошли садить из автоматов,

Уверенные и угрюмые.

Деревню пересуматошить

Трудов не стоило особенных.

Взвилась подстреленная лошадь,

Мелькнули мертвые в колдобинах.

И как взлетают арсеналы

По мановенью рук подрывника,

Огню разведки отвечала

Вся огневая мощь противника.

Огонь дал пищу для засечек

На наших пунктах за равниною.

За этой пищею разведчик

И полз сюда, в гнездо осиное.

Давно шел бой. Он был так долог,

Что пропадало чувство времени.

Разрывы мин из шестистволок

Забрасывали небо теменью.

Наверно, вечер. Скоро ужин.

В окопах дома щи с бараниной.

А их короткий век отслужен:

Они контужены и ранены.

Валили наземь басурмане,

Зеленоглазые и карие.

Поволокли, как на аркане,

За палисадник в канцелярию.

Фуражки, морды, папиросы

И роем мухи, как к покойнику.

Вдруг первый вызванный к допросу

Шагнул к ближайшему разбойнику.

Он дал ногой в подвздошье вору

И, выхвативши автомат его,

Очистил залпами контору

От этого жулья проклятого.

Как вдруг его сразила пуля.

Их снова окружили кучею.

Два остальных рукой махнули.

Теперь им гибель неминучая.

Вверху задвигались стропила,

Как бы в ответ их маловерию,

Над домом крышу расщепило

Снарядом нашей артиллерии.

Дом загорелся. B суматохе

Метнулись к выходу два пленника,

И вот они в чертополе

Бегут задами по гуменнику.

По ним стреляют из-за клети.

Момент и не было товарища.

И в поле выбегает третий

И трет глаза рукою шарящей.

Все день еще, и даль объята

Пожаром солнца сумасшедшего.

Но он дивится не закату,

Закату удивляться нечего.

Садится солнце в курослепе,

И вот что, вот что не безделица:

В деревню входят наши цепи,

И пыль от перебежек стелется.

Без памяти, забыв раненья,

Руками на бегу работая,

Бежит он на соединенье

С победоносною пехотою.

Б. Пастернак

Разведчики

Молчала ночь. Под тяжестью листвы

Деревья колыхались как живые,

И в шелковистом бархате травы

Всю ночь купались звезды фронтовые.

Предательски молчал передний край,

Как молнии, кромсали ночь ракеты.

Прохладным был тревожный месяц май,

В окопном мраке заблудилось лето.

Мы, пять солдат, пять молодых парней,

Как пять батыров славного Манаса,

Идем сквозь ночь, сквозь тысячи смертей

Во имя исполнения приказа.

Наш командир разведчиков Алым

Родился в горном крае Ала-Тоо.

Мы с ним идем по зарослям густым,

Чтоб выполнить заданье непростое.

Плывут над головами облака,

Среди деревьев виснут клочья дыма.

Похитить и доставить «языка»

Разведчикам сейчас необходимо.

И мы — в пути. Идем сквозь топь болот

Все дальше в тишину коварной ночи.

В ушах чуть слышно ветерок поет

Да сыч бессонный ухает-хохочет.

Все ближе враг. Туман, как дым, ползет.

Лежат бомбежкой сваленные сосны.

За ними прячась, мы идем вперед,

Омытые по грудь травою росной.

Вот наконец позиции врага,

То там, то тут рокочут пулеметы.

Нам каждая минута дорога,

Все ближе, ближе вражеские дзоты.

Еще мгновенье — и бросок вперед,

Туда, где фриц бушует озлобленный.

Нас в трудный поиск командир ведет

Сквозь цепь огня, сквозь ливень раскаленный.

Роями пули мимо нас неслись,

Тонула вся окрестность в дымке мглистой.

Стремительно в окоп мы ворвались

И взяли в плен матерого фашиста.

И вот, взвалив на плечи «языка»,

Все пятеро мы двинулись обратно…

На темном небе плыли облака

В багрово-ярких предрассветных пятнах.

Джума Джамгырчиев (Перевод Ф. Зарецкого)

Разведчик Пашков

Видно, был я в тот вечер в разведке плох,

Видно, хитростью был я слаб.

Заманили в засаду, взяли врасплох,

Притащили к начальству, в штаб.

Парабеллум приставили мне к виску:

— Говори, подлец, не крути!

Сколько русских в лесу?

— Как в море песку!

— Сколько пушек?

— Пойди сочти! —

Тут начальник в сердцах раскроил мне бровь,

Приказал щекотать штыком.

— Отвечай на вопросы, собачья кровь,

Не прикидывайся дураком!

В трех соснах, говорит, подлец, не кружись,

Отвечай, подлец, не грубя.

Скажешь правду — в награду получишь жизнь,

Утаишь — пеняй на себя... —

Если бьют тебя наотмашь, боль сильна.

Это надо, браток, понять.

Я прикинул в уме — дорога цена,

И решил на себя не пенять.

Рвали руки мне раз, и другой, и пять...

Били в спину и по плечу.

Мне о том, понимаешь, жуть вспоминать.

Я о том вспоминать не хочу.

Видит главный — пытка меня не берет;

Разорвал протокол со зла.

Дали в руку лопату!

— Топай вперед! —

Повели меня из села.

Сам себе я взбивал земляную постель,

И меня торопил приклад.

Для неважных стрелков хорошая цель —

Безоружный русский солдат.

Разомкнули они над могилой кольцо.

Бить в упор — не большая честь!

Сколько вспышек ударило мне в лицо,

Я не мог, понимаешь, счесть.

Я в готовую яму упал ничком.

Под рубахой жжет горячо.

Офицер подошел, ударил носком,

Сверху пулей обжег плечо.

Я лежу, не дышу, мертвяк мертвяком.

Порешили, что амба мне.

Застучали лопаты. Глиняный ком

Холодком прошел по спине.

Закопали в могилу, ушли в село.

Тяжким грузом сдавило грудь.

Шевельну ногами, а ноги свело;

Глиной рот забит, не вздохнуть.

Задохнуться в могиле какая сласть?

Стал пытать я судьбу-каргу.

И откуда вдруг сила во мне взялась,

До сих пор понять не могу.

Повернулся. Землю руками разгреб,

Сам себя ощупал — живой!

Под ногами холодный глиняный гроб,

Небо в звездах над головой.

Целовал я сырые комья земли,

Уползая к ребятам в лес.

В десять тридцать меня враги погребли,

А в одиннадцать я воскрес.

Отлежался я после тех похорон

И про раны свои забыл.

И опять досылал в патронник патрон,

И своих могильщиков бил.

А. Сурков

Однажды ночью

Вся ночь пролетела, как страшный бред.

Расстрел назначили рано.

А было ему шестнадцать лет,

Разведчику-партизану.

В сенях умирал заколотый дед,

Сестренке ломали руки.

А он все твердил упрямое: «Нет!»,

И стоном не выдал муки.

Вдоль сонной деревни его вели

В пустое, мертвое поле.

Морозные комья стылой земли

Босую ступню кололи.

Мать вскрикнула тонко, бела, как мел,

И в поле вдруг стало тесно.

А он подобрался весь и запел

Свою комсомольскую песню.

На залп он качнулся лицом вперед

И рухнул в холодный пепел.

Ты понимаешь? Такой народ

Нельзя заковать в цепи.

А. Сурков

Баллада о маленьком разведчике

В разведку шёл мальчишка

Четырнадцати лет.

«Вернись, когда боишься, —

Сестра сказала вслед. —

Вернись, пока не поздно,

Я говорю любя,

Чтоб не пришлось в отряде

Краснеть мне за тебя,

Чтоб не пришлось услышать

Мне шепоток ребят:

"У этой у девчонки

в разведке струсил брат...”»

Мальчишка обернулся:

«Ну, не пытай ума.

Идти в разведку, знаю,

Просилась ты сама.

Мне ссориться с сестрёнкой,

Прощаясь, не под стать.

Но командир отряда —

Он знал, кого послать.

И командир отряда

Решил послать меня.

Прощай, дано мне сроку

Всего четыре дня…»

Цвёл на лесной поляне

Туманный бересклет.

В разведку шёл мальчишка

Четырнадцати лет.

Отец на фронт уехал —

Москву оборонять,

Фашисты посадили

За проволоку мать.

Из опустевшей хаты,

От милых сердцу мест

Ушёл с сестрёнкой вместе

Он к партизанам в лес.

И командир отряда

Сказал им: «У меня

Все будут вам соседи,

Все будут вам родня.

А чтоб пути открыты

Вам были по лесам,

Науке партизанской

Вас обучу я сам».

И на какое б дело

Ни уходил отряд,

Ждала сестрёнка брата,

Искал сестрёнку брат.

И вот один сегодня,

Когда вставал рассвет,

В разведку шёл мальчишка

Четырнадцати лет.

А с палкой-попирашкой

Да с нищенской сумой

Через луга и пашни

Такому — путь прямой.

Ни разу не присел он

За долгий летний день,

И обошёл немало

Он сёл и деревень.

Везде фашистских точно

Он сосчитал солдат,

Чтоб командир отряда

Не вышел наугад.

Покинуть собирался

Ночлег дорожный свой,

Едва рассвет забрезжил

На тропке полевой.

Но говорит хозяйка:

«Пожить придётся тут:

Каратели отсюда

На партизан идут.

На каждом перекрёстке

Поставлен часовой;

Кто выйдет из деревни —

Ответит головой».

А он сказал: «Ну что же,

Семь бед — один ответ…»

В разведку шёл мальчишка

Четырнадцати лет.

Пусть всюду по дорогам

Поставят пушки в ряд —

Он должен возвратиться,

Предупредить отряд.

От выстрелов качнулся

Высокий частокол,

И часовой немецкий

Мальчишку в штаб привёл.

А в штабе сам начальник

Скосил сердито глаз.

«Что, партизан? Повесить!

Я отдаю приказ!

Но если ты расскажешь

Мне про своих друзей,

Сейчас же возвратишься

Ты к матери своей…»

Среди деревни врыты

Дубовых два столба.

Струится у мальчишки

Кровавый пот со лба.

Не замедляя шага,

Он поглядел вокруг,

Под пыткой не заплакал,

А тут заплакал вдруг.

Вновь офицер подходит:

«Что, страшно умирать?

Скажи, о чём ты плачешь,

И ты увидишь мать!»

«Я плачу от обиды,

Что, сидя у костра,

“Не выдержал мальчишка”, —

Подумает сестра.

Ей не расскажет ветер,

Что заметал мой след,

Как умирал мальчишка

Четырнадцати лет».

Н. Рыленков

Стихи о разведчике

Июль. За Уралом пора сенокоса

Уже отзвенела давно.

В полях яровых наливается просо,

Пшеничное крепнет зерно.

Кузнечик в гречихе трещит неумолчно,

Высоко взлетают стрижи.

А здесь, на Посьете, в тумане молочном

Холодная полночь лежит.

И тянутся белые дымные косы

По ветру на скаты высот.

Горбатая сопка, гранитная осыпь,

В окопе, под осыпью, — взвод.

Поодаль немного болотные кочки,

В густом тростнике берега.

На сопке вверху пулеметные точки,

Бетонные гнезда врага.

Прошел уже час, как уполз осторожно

Разведчик на сопку, и вот

Его ожидает в окопе тревожно

Дозорный недремлющий взвод.

Безмолвны горы обнаженные скаты,

Всё тихо пока, всё молчит.

Но вдруг загремели ручные гранаты

На сопке в туманной ночи.

Еще и еще, за разрывом разрывы,

Протявкал и смолк пулемет.

Вот кто-то по осыпи рядом с обрывом

Нетвердой походкой идет.

Упал. Тяжелы, видно, горные тропы,

Лежит он в крови и пыли.

Уже санитары бегут из окопа,

Бойца поднимают с земли.

«Скажите комвзводу — врага пораженье

В бою неминуемо ждет.

Готов для атаки проход в загражденьи,

Гранатой разбит пулемет…»

Всё тихо, так тихо здесь в сумраке мглистом,

Что слышно биенье сердец.

На кровью залитой земле каменистой

Забылся и бредит боец.

И видится парню знакомое небо,

Просторы поёмных лугов,

Шумящие полосы проса и хлеба

И серые шлемы стогов.

Под ветром сухие проселки пылятся,

Бегут ручейки под бугром,

И машет ветряк, и не может подняться,

Как птица с подбитым крылом…

Очнулся, глаза приоткрыл и устало,

Чуть слышно, промолвил: «Друзья,

В Тамбовском районе, в колхозе осталась

Моя небольшая семья.

Так матери вы не пишите, пожалуй,

Я сам напишу ей… потом…

А брату родному… На возрасте малый…

Пусть едет сюда…»

И с трудом

Разведчик на локте поднялся. Но скоро

Упал и забылся опять.

Сползал, осыпая росинки на горы,

Туман в приозерную падь.

Взлетало широкое пламя рассвета

Над гладью воды голубой.

За землю Тамбова, Ташкента, Посьета

Шли дети республики в бой.

А. Артёмов

Разведчик

Мы по дымящимся следам

три дня бежали за врагами.

Последний город виден нам,

оберегаемый садами.

Враг отступил.

Но если он

успел баллоны вскрыть,

как вены?

И вот разведчик снаряжен

очередной полдневной смены.

И это — я.

И я теперь

вступаю в город, ветра чище…

Я воздух нюхаю, как зверь

на человечьем пепелище.

И я успею лишь одно —

бежать путем сигнализаций:

«Заражено, заражено»…

…И полк начнет приготовляться.

Тогда спокойно лягу я,

конец войны почуя скорый…

А через час

войдут друзья

в последний зараженный город.

О. Берггольц

В разведку

В день 80-летия герою-разведчику В. В. Карпову

Они уходят в неизвестность,

И неизведанная местность

Им будет всё же помогать —

Родная здесь любая пядь.

Они уходят на разведку,

За ту тревожную отметку,

Которая зовётся фронт.

Ночной далёкий горизонт

Рассветом огненным пылает.

Из них никто ещё не знает,

Кому дано перехитрить,

Не потеряв везенья нить,

Коварную и верную соседку

Тех, кто уходит на разведку,

По имени чертовка-смерть.

И надо до утра успеть

Достать, как хочешь, языка.

И эта ноша нелегка:

Ты на спине, бывало, тянешь, —

И всех чертей не раз помянешь, —

Нерасторопного врага.

Но вот закончились бега,

Они пришли в родную роту,

А завтра снова на охоту…

Полвека минуло, но также по ночам

Назло невзгодам и годам

Они опять идут в разведку.

И в эту русскую рулетку

Играть придётся до конца,

До самого последнего бойца.

С. Дмитриев

Цветут стволы цветами побежалости...

Цветут стволы цветами побежалости*,

Орудиям стрелять уже невмочь,

И как солдат, шатаясь от усталости,

Сойдет в окопы фронтовая ночь.

...Ещё не спят фашистские ракетчики,

А за рекой, на этой стороне,

Уже сдают армейские разведчики

Партийные билеты старшине.

Они уйдут туда, где ветер крутится

Среди кустов и выжженной травы,

Где даже пуля, может быть, заблудится

И пролетит левее головы...

* Цвета побежалости — радужные цвета в тонкой оксидной пленке, образующейся на поверхности металла при его нагревании.

И. Ринк

В разведку

С суровым озабоченным лицом

Он у сосны надламывает ветку.

Сегодня ночью уходить в разведку,

Искать «язык» за Северным Донцом.

Сегодня ночью...

А пока что синий

В бору сосновом шёл на убыль день.

И в чаще, смешивая четкость линий,

Ложилась фиолетовая тень.

Комбат спросил:

«Как думаешь, Нуриев,

Удастся ли разведка в этот раз?»

Он, думу невесёлую развеяв,

С улыбкой ясной посмотрел на нас.

«Пойду», — сказал он с твёрдостью солдата,

Опять по-детски весело смотря.

Таким весёлым был он до заката,

Не зная, что сулит ему заря.

Разведчики ушли...

Над ними месяц новый

Глядел из золочёной полумглы.

Светящиеся пули в бор сосновый

Влетали и впивалися в стволы.

Друг не мечтал об орденах и славе,

Отважным был он — Родины солдат.

И в этой вот последней переправе

В решениях был твёрдым, как всегда.

Когда у ног его рвалась граната

И падал он на землю вниз лицом,

Знал сердцем чутким: храбрые ребята

Остались там, за Северным Донцом.

В. Чугунов

Рассказ одинокой женщины

Я полюбила командира части,

Вернувшись из четвертой ходки в тыл.

Всегда была в его железной власти,

А тут еще меня он полюбил.

Поженимся! Да разве это дело?

Вокруг такая страшная война.

А для начальника разведотдела

Женитьба на бойце исключена.

И мы ушли в глубокое подполье.

Не знал, не ведал даже замполит.

Таились — каждый со своею болью,

Скрывая друг от друга, как болит.

Недаром конспирации учились

Мы, строго засекреченный народ:

Обет молчанья — что бы ни случилось,

И в разговорах — все наоборот.

От девочек узнала я случайно,

Что скоро предстоит одной из нас

Отчаянное выполнить заданье,

А сбрасывать назначен он как раз.

Когда спросил любимый перед строем,

Кто добровольцем полететь готов,

Решительно вперед шагнули трое,

А он стоял, смотрел поверх голов.

Наш строй из трех и состоял девчонок,

Пока еще оставшихся в живых.

Во фронтовой гимназии ученых

Премудрости ударов ножевых.

Начальник медлил, выбор совершая,

И был ужасно бледен потому,

Что понимал: коль в тыл пойдет другая,

Я малодушья не прощу ему.

Он сбрасывал меня уже над Польшей.

Я, перед тем как вывалиться в люк,

Сказала, что ничьей не буду больше,

Каких бы мне ни предстояло мук.

Не так уж важно, что со мною было —

Есть много книжек про фашистский ад.

Узнала я, когда пришла из тыла,

Что самолет не прилетел назад.

После войны я ездила на место,

Где в топь лесную врезалось крыло.

Про экипаж доныне неизвестно,

Там все быльем-осиной поросло.

Могла б, конечно, выйти замуж снова,

Была бы добрая жена и мать.

Но где второго отыскать такого,

Чтоб так любил, что мог на смерть послать?

Е. Долматовский

Баллада памяти

Григорию Чухраю

Ей было восемнадцать,

Ему было двадцать три.

Глянут вполоборота —

И у каждого ночь без сна.

Но она не смела признаться,

Он шептал себе: «Не смотри».

Он был командиром роты,

В которой была она.

А рота была непростая —

Ей бог все вперед простил.

А рота была такая,

Что лезет к фашистам в тыл.

Ломало хребты мужчинам,

Что ж сказать про девчат?..

Три четверти роты сгинуло,

А двое опять молчат.

И вот эта ночь в пещере.

Огонь разводить нельзя.

Он ранен пулей навылет

При выходе из болот.

Неcписанные в потери,

Раскинувшись, спят друзья.

Ночь ему ногу пилит,

Его лихорадкой бьет.

Больше укрыться нечем.

Ночь — мокрый и скользкий круг...

И вдруг он чувствует: плечи

Теплеют от легких рук.

Не ветер шершавый и грубый,

Проржавевший на штыке,

А губы, теплые губы

Прижались к его щеке.

Из лихорадочной небыли

Явились детские сны.

И силы, которых не было,

Рванулись из глубины.

Шепча ее тихое имя,

Отталкивая немоту,

Сухими губами своими

Припал к любимому рту.

И нет ни войны, ни пещеры,

Ни капель, стучащих во тьму,

Ни хмурого бездорожья,

Где на пять сторон враги,

Ни боли, ни страха, ни меры,

Ни мыслей, мешавших ему, —

Есть миг, до которого дожил,

И темного бреда круги.

И вовсе не малость, не милость, —

Все мелкое в душах, молчи! —

Здесь просто бы счастье случилось,

Когда бы не выстрел в ночи.

Подумаешь, выстрел! Кто будет

Считать их ночью и днем?

Но головы подняли люди,

Мертвецким спавшие сном.

Подумаешь, выстрел! Заведомо

Прострелено небо до дыр.

Но он возвратился из бреда

И вспомнил, что он командир.

Все наново в сон, словно в вату.

А он, не посмев и взглянуть,

Ее оттолкнул грубовато.

Скорей виновато чуть-чуть.

Ему ее стало жалко —

Все будет иначе. Потом.

Он встал, опираясь на палку,

И хрипло бросил: «Подъем».

И, скрывшись за поворотом,

Где дождь от ветра хромой,

Остатки усталой роты

Пошли пробиваться домой.

И снова пробились. И снова,

На несколько душ поредев,

К работе рота готова,

Еще отдохнуть не успев.

Но только при выходе этом

В тумане, в глуши камыша

Упала, сливаясь с рассветом,

Бесхитростная душа.

Упала, еще не изведав

Всего, что в любовь сплетено,

Упала, еще не услышав

Единственных сбивчивых слов,

Упала, не видя

Победы,

Светящееся окно,

Не зная, как выглядит крыша

Для общих улыбок и снов.

И он, удивленный и бледный.

Забывший, что пули свистят,

Унес ее самый последний,

Обидой наполненный взгляд.

...Военные зори погасли.

И старые танки — на слом.

С тех пор и женат он, и счастлив,

И занят мирским ремеслом,

Но вечным бессонным связистом

С тем годом, как с веком былым, —

Такой предрассветный и чистый —

Тот образ стоит перед ним.

Л. Ошанин

Девчонки

Их было двое в полушубках стареньких.

В ту ночь в степи буянила пурга.

Девчонок этих где-то ждали маменьки,

А шли они в глубокий тыл врага.

Им предложили кашу, чай с галетами,

Печурки нашей слабое тепло.

Никто девчат не осаждал советами,

Сказали только:

— Будет тяжело.

А им бы надо бегать на свидания,

Сидеть в кино и под луной мечтать.

Ушли девчонки в полночь на задание…

Мне больше их не довелось встречать.

С. Тельканов

Сержант Мария

В прибалтийском парке с тихих сосен,

Словно слёзы, капает смола.

В нашей роте в ту глухую осень

Славная разведчица была.

Из-под шапки — шелковая прядка,

Синева поволжская в очах...

Так она носила плащ-палатку,

Словно плащ парчовый на плечах.

Запоёт она — и нет усталых,

Кажется — и горя больше нет.

Старые солдаты на привале

С острой грустью ей смотрели вслед.

Где-то у пристрелянной отметки,

Где-то у сожжённого села

Девушка Мария из разведки,

Сколько мы ни ждали, не пришла...

Нас пурга секла, жара морила,

Злой огонь безжалостно «ласкал»...

Я тебя искал, сержант Мария,

Я полжизни по свету искал.

Я не знал, не ведал, что за тайна

Разлучила с юностью меня.

Я тебя нашёл совсем случайно

В алых бликах Вечного огня.

Я прошёл дорогами твоими,

Чтобы встретить у Балтийских вод

Только имя, горестное имя

Да пометку: 43-й год.

От дождя, от слёз моих сырые

Я кладу фиалки на гранит.

Милые слова: «Сержант Мария»

Строгий камень бережно хранит.

Ну, а рядом, люди говорили,

Что у этих бронзовых стволов

Расстреляли русскую Марию —

Чью-то бесфамильную любовь.

Е. Савинов

В разведке

У разведчиков, у нас

Шаг не слышен, зорок глаз.

Наше дело: точно, смело,

Расторопно и умело,

Честно выполнить приказ.

Вот немецкий часовой,

Взят в работу аккуратно.

Из разведки боевой

С «языком» придем обратно.

А. Жаров

Баллада о разведчиках

«Дедуль, ты что сегодня грустный,

Притих, нахмурился, молчишь?» —

Спросил, подсевши к деду, шустрый

И любознательный крепыш.

И, потрепав внука за ушко:

«Вот, пострелёнок, что стоишь? —

Промолвил дед. — Ну что ж, Ванюшка,

Послушай про войну, малыш».

Он покрутил от дыма рыжий

Ус свой прокуренный, седой.

«Послушай, внук, о том, как выжил

Твой дед в свой самый страшный бой.

Мы на войне той были с братом:

В семье он старшим братом был.

Он был наставником солдатам,

Любил он нас и жизнь любил.

Он нас войне учил, бывало:

Где, как, что делать, говорил —

И этим жизнь солдат немало

Мой брат, Ванюшка, сохранил.

Он, как и ты, мой внук, Иваном

В честь деда назван был отцом.

Меня ж назвали в честь Степана,

Был дед у мамы молодцом, —

И дед Степан, блеснув очами,

На внука гордо поглядел:

— Мы с братом, помнится, ночами

Тогда свершили много дел…

Мы с ним разведчиками были.

Нас был разведки целый взвод.

Немало разного сложили

Про нашу жизнь в те дни невзгод.

Но и не зря, трепать не буду

Я своим старым языком.

Навряд ли я когда забуду,

Как с братом брали языков.

Как ночью, превратившись в кочки,

Искали к немцам мы подход,

Искали огневые точки

И где в минных полях проход.

Ивану не было тут равных:

Он нюх особенный имел.

Разведчик был один из главных,

Да, многое твой дед умел.

А в тех боях здесь, под Вяжами,

В Орловской, нашенской, земле

Ивана словно чёрт ужалил,

И от него досталось мне.

Нас, помню, с братом в штаб позвали,

Где сам комдив нам дал приказ,

Чтоб мы про немцев всё узнали,

И языка взять был наказ.

Иван сказал, что только с братом

Вдвоём во вражий тыл пойдём,

Нам посчитаться с супостатом

Пора. Пустыми не придём.

И вот, поспав чуток, к закату

Поближе стали выходить

К передовой, в НП к комбату,

Чтоб всё получше изучить.

Пробраться нам была забота

Туда, где немцев жизнь видна.

Была нам с братом тут работа:

Всё изучили, всё до дна.

До дна реки в переднем крае,

Где в минном поле тут проход,

Что их НП — перед сараем,

Какой в ночи к нему подход.

Как к штабу подойти, узнали:

Нам местный житель рассказал.

Всё воедино мы связали,

— Ну всё, пора! — мне брат сказал.

И вот с рассветом мы уснули:

Нам нужно было отдохнуть.

Поспав, на кухню завернули:

Желудок ведь не обмануть.

Поев, мы долго собирались:

Брат скрупулёзно проверял

До мелочей всё. Так старались:

Друг другу каждый жизнь вверял.

И вот, попрыгав, чтоб все стуки

И лязги разные убрать,

Пожали сослуживцам руки

И двинулись в плен фрицев брать.

На передке уже сапёры

Нам приготовили проход.

Мы крались тихо, будто воры,

Пройдя всех часовых в обход.

И вот уж за передним краем,

Присевши с братом отдохнуть,

Мы облегчённо с ним вздыхаем:

Ну, слава богу, тихо. В путь.

Теперь быстрей, броском к деревне,

Туда, где немцев штаб стоял,

Но тихо, как Иван к царевне,

Чтоб немец шума не поднял.

Вдруг на подходе к штабу слышим

Собаки тихий-тихий вой.

Из-за кустов на свет тут вышел

С винтовкой немец-часовой.

Иван броском в одну минуту

Вмиг часового уложил

И тихо волоком в закуту,

Что для свиней: там положил.

Вот подошли мы к штабу. Тихо.

Лежим, к земле припавши ниц,

Тут рокот мотоцикла: лихо

Подкатывает к штабу фриц.

Иван мгновенно встрепенулся:

— Степан, берём, вот наш язык!

Фриц удивлённо оглянулся,

Тихонько ойкнув, тут же сник.

Ведь от Иванова удара

Не устоял бы даже бык.

А этот сник как от угара,

Хоть и не хлипкий был мужик.

Мы фрица быстренько скрутили,

Портянку-кляп засунув в рот,

Пинка под зад ему влепили

И к нашим через огород.

А в окна штаба — две гранаты,

Чтоб штаб на воздух их взлетел.

Из этой доброй русской хаты

В живых никто не уцелел.

Фриц понял: с нами шутки плохи —

Вприпрыжку быстро побежал.

Они ж в плену такие лохи,

Он от испуга аж дрожал.

Всё было хорошо, вдруг взрывы

Разда́лись с нашей стороны.

Что делать, ведь бывают срывы,

Свои законы у войны.

Иван на миг остановился,

Как будто пропустили ток.

Наш фриц с испугу вдруг как взвился

И припустился наутёк.

Мы в три прыжка его догнали,

А чтоб не вздумал уходить

Потом, ему «дрозда» поддали

И стали к нашим отходить.

Но шум нешуточный поднялся

И с этой стороны, и с той,

И ни с чего вроде занялся

И разгорелся сильный бой.

Ракеты сотнями взлетали:

Как будто солнце вдруг взошло.

Кругом такого света дали,

И тут такое, внук, пошло.

Нас с их НП, что пред сараем,

Тут наблюдатель увидал:

Как день был над передним краем,

И взглядом он на нас напал.

И тут по нам из пулемёта

Такую он стрельбу открыл,

Как будто лупит по нам рота,

С земли подняться нету сил.

— Давай ползи, тебя прикрою, —

Сказал мне старший брат Иван.

Он был для нас всегда героем. —

Ты фрица доведи, Степан.

Сказал, а сам из автомата

По фрицам начал тем стрелять.

Он прикрывал меня же, брата,

Он за меня мог жизнь отдать.

Наш фриц всё понял и «нихт шиссен»*

Глазами молча показал.

Как видно, понял он весь смысл

Того, что брат мне мой сказал.

И он пополз со мной так быстро,

Что только зад его мелькал.

Но тут беда: случайный выстрел —

И фрицу в ногу он попал.

Что делать? Я взвалил на спину

И дальше фрица поволок.

Я полз вперёд, пока не скинул

В окоп. Я к нашим доволок.

Кругом все смотрят как на диво,

Как вдруг увидели чертей.

Я, переведши дух: к комдиву

Доставьте фрица. Поскорей!

А мне назад надо, обратно.

— Постой, вот жару им дадим.

— Да что вы, братцы, я за братом,

В бою там гибнет он один.

А тут уже нам до рассвета

Всего осталось только час,

Тогда добавит солнце света,

И станет хуже, чем сейчас.

И я в минуту затемненья

Вон из окопа из всех жил,

Пока не началось движенье,

Обратно к брату. Был бы жив.

Ползу к нему, а нутром чую:

Беда там, видно, видно, смерть.

Вроде ползком, а как лечу я

На крыльях. Только бы успеть.

Вдвоём мы с братом взвода стоим,

Вдвоём — не то что он один.

Вдвоём такое с ним устроим,

Такого жара зададим.

Скорей! Скорей! Спаси нас, Боже!

Не дай там брату умереть.

Ползу вперёд, а сердце гложет,

Знать, чует: где-то рядом смерть.

Но нет. Хоть редко, но стреляет,

Знать, жив. Жив, значит, братец мой.

Ещё немного — фриц узнает,

Как брат за брата мы стеной.

Ещё бросок. Я рядом с братом:

В воронке весь в крови лежит.

Что гады сделали с солдатом:

Кровь из плеча ручьём бежит.

Он мне хрипит: — Ну что, братишка?

Что с фрицем, братец? Доволок?

Я улыбнулся, как мальчишка:

— Да, Ваня, доволок. Будь спок…

Давай, родной, нам тут подмоги

Нет времени с тобою ждать.

Иван хрипит: — Степаша, ноги —

Они пробиты, мне не встать.

Я в пять минут ему повязки

На ноги сделал и плечо.

Да, вот от этой неувязки

Нам с братом будет горячо.

Ведь у него пудов на восемь,

А может, больше, он как бык.

Я лишнее с себя всё сбросил:

Ну что ж, я к тяжестям привык.

Потом, ну разве это ноша?

Своя не тянет — это ж брат.

Я брата донесу, как лошадь,

Я кем угодно быть был рад.

Мне главное — спасти Ивана,

До наших брата донести.

Но, видно, торопился рано.

Глядь, немцы. Господи, прости.

Крадутся справа к нам кустами:

Их свет ракеты осветил.

На них я автомат наставил

И тут же очередь пустил.

Потом швырнул туда гранату,

Чтоб оборвать фашистам прыть,

И наклонился снова к брату:

— Прорвёмся, Ваня! Будем жить!

Ну что, Иван, сейчас с тобою,

Дай только, дух переведём.

Мы, коль даровано судьбою,

До наших, с Богом, всё ж дойдём.

Дойдём, Иван, назло мы смерти, —

Себя я с братом убеждал. —

Нет, не обрадуются черти,

Ты ж их не раз уж побеждал.

Мы потихоньку из воронки

И к нашим. «Господи, дай сил

Добраться нам до той сторонки», —

Я полз и Господа просил.

Я полз, весь обливаясь потом.

Иван хрипел: — Брат, уходи,

Не доползем вдвоём. — Ну что там,

Ты хоронить нас погоди, —

Сказал я брату. — Что ты, милый,

Ведь нам с тобою жить и жить.

С твоей недюжинною силой

Ты ещё должен фрицев бить.

И я, собрав остаток силы,

Быстрее брата потащил.

Он истекает кровью, милый,

И бросить потому просил.

Но нет, не быть такому горю,

Чтоб брат уж брата бы не спас.

Со смертью я ещё поспорю,

Я с нею спорил, и не раз.

Осталось вот чуть-чуть, немного:

Лужок бы только проскочить,

Просёлочная там дорога,

На немцев бы не наскочить.

Ползу, земля встаёт стеною,

Прошу: родная, помоги,

Ведь мы на «ты» всегда с тобою,

Ведь мы родные, не враги.

Ползём, осталось уж немного,

В висках стучит: вперёд, вперёд.

Осталась впереди дорога,

Ну нет, нас смерть не заберёт.

Но силы гаснут словно свечка,

Перед глазами ад, то рай.

Ещё немного, скоро речка,

А там и наш передний край.

Но тут опять, вот незадача,

Нас немец снова увидал.

Что ж, видно, подвела удача,

Дойти спокойно чёрт не дал.

А он по нас из автомата

Как начал, очумев, палить,

Ведь этак он меня и брата

В два счёта сможет завалить.

Не знаю, как, откуда силы

Последние в себе нашёл.

Казалось, оборвутся жилы,

Ну, вот последний миг пришёл.

Как я сумел из пистолета,

Уставший, фрица подстрелить?

Я вспоминал потом всё это —

Нет, видно Бог давал мне жить.

Но слышу, что притих мой Ваня,

Молчит, не простонал ни раз.

Ну, будет мне от мамки баня,

Что брата старшего не спас.

Хриплю: — Ну что же ты, Ванюша,

Ты что удумал? Погоди,

Не отпускай свою ты душу.

Останься! Брат, не уходи!

Быстрей, быстрей, ещё немного,

Дай брата, Господи, спасти.

Но жизнь к нам отнеслась всё ж строго:

Не да́ла брата донести.

Вот-вот, совсем чуток остался,

Уж виден был родной окоп.

— Быстрей, ребята, — крик раздался, —

Чуть вправо, братцы, там подкоп.

Но тут передо мною пламя

Стеной кровавой поднялось:

Снаряд взорвался рядом с нами,

Аж моё сердце занялось.

Не помню, как, что дальше было:

В себя в санбате я пришёл.

Во мне болело всё и ныло,

А брата рядом не нашёл.

Осколков десять от снаряда

Хирург там из меня достал,

А два остались с сердцем рядом:

Не смог достать их, уж устал.

Их мне потом, спустя полгода,

В Москве пришлось всё ж удалять.

До сих пор сердце в непогоду

Жжёт, ноет так, что не унять.

Иван тогда погиб, не выжил,

Хоть я до наших и донёс.

Хоть я всё ж с ним к подкопу вышел,

Но мёртвым уж его принёс.

Четыре пули и осколков

На теле Ванином не счесть.

Тогда никто не понял толком,

Как я такого смог донесть.

Не я его, а он, выходит,

От смерти спас меня. Притом

Он видел, смерть как к нам подходит,

И для меня он стал щитом.

Уже потом, на той могиле,

Где похоронен был Иван,

Мы памятник установили

Солдатам, павшим здесь. От мам.

Нам за тот бой дали награды:

Ивану — орден, мне — Звезду.

Что я — Герой, все были рады,

Но я над ней пролил слезу.

Иван был мне всего дороже,

Дороже всяческих наград.

Его мне заменить не может

Никто. Я жизни был не рад.

Таких, как он, — их миллионы

Сейчас по всей земле лежит,

В земле, войною опалённой,

Чтоб мы могли бы дальше жить.

Они за нас жизнь положили,

Не пожалели ног и рук

За то, чтоб дети наши жили

И внуки. Помни это, внук!»

* «Нихт шиссен» (нем.) — не стрелять.

М. Чикин

Воспоминание очевидца

Разведчику Николаю Кузнецову

Прощай радость, жизнь моя... (Народная песня)

На поленьях смола, как слеза... (А. Сурков)

В трещине ели смола, как слеза, —

Вздрогнет еловая ветка...

И Кузнецов мне прошепчет в глаза:

«Душу калечит разведка».

Он не рассказывал нам ни о чем,

Он никому не открылся.

Чтобы от кожи не пахло костром, —

С одеколоном он брился...

Встанет, оправит мундир молодцом.

Взгляд ледяного арийца.

Светлые очи блистают свинцом:

Холоднокровный убийца.

Я не забуду его никогда.

Немцы на Львов отступали,

Он вместе с ними поехал туда.

Больше его не видали.

Верного сына народ не забыл...

Где он погиб — неизвестно.

Русую голову парень сложил,

Как полагается — честно.

Где б ни покоился нынче твой прах, —

Будет земля тебе пухом.

В русских березках и русских цветах —

Памятник сильного духом.

Н. Полянский

Разведчик

Из цикла «Солдатская смекалка»

Пришёл приказ доставить «языка».

На подготовку день-другой — не более.

Уже три группы нашего полка

ушли за ним... Мы зря их ждали, с болью.

А дело в том, что Днепр впереди.

Пристрелян берег немцами отлично.

Жжёт холодок предчувствия в груди.

Осознаёшь: ты — смертник!.. Непривычно.

...Так!.. Будь спокоен... Разработай план,

чтоб без толку не лезть на пулемёты.

Изучим всё, коль день на это дан,

а помирать покуда нет охоты!

Нашлось решенье, где переплывать.

Там берег крут. Авось, и ждать не стали.

...Уходим в ночь... Храни в молитвах, мать!

Удачи пожелай, товарищ Сталин!..

По-тихому, невидимы пока.

Под берег лечь: рассвет не за горами!

День просидим и — вбок. Наверняка

два-три км прокрасться сможем сами.

Так и случилось... Нас не ждал никто

в тот самый миг во вражеской траншее!

Двоих, связав, забрали мы. Вдруг что...

Хоть одного доставить в штаб сумеем.

Назад под кручу. Пережили день.

Искать нас не хватило им догадки!

Вновь через реку. Ночь укрыла в тень.

...Как чай горяч был... Как был сахар сладок!

...Мы выпили, понятно, не «по сто»...

Задача оказалась нам по силе!

Дан отдых на дня три!.. А позже что?..

Да как всегда! И дальше немцев били!

В. Литвишко

Стихотворение написано автором на основе реальных событий, описанных в сборнике Артема Драбкина «Войсковые разведчики. Мы ходили за линию фронта» со слов командира разведчиков.

Давно смолкли залпы орудий

Давно смолкли залпы орудий,

Над нами лишь солнечный свет, —

На чем проверяются люди,

Если войны уже нет?

Приходится слышать нередко

Сейчас, как тогда:

«Ты бы пошел с ним в разведку?

Нет или да?»

Не ухнет уже бронебойный,

Не быть похоронной под дверь,

И кажется — все так спокойно,

Негде раскрыться теперь...

Но все-таки слышим нередко

Сейчас, как тогда:

«Ты бы пошел с ним в разведку?

Нет или да?»

Покой только снится, я знаю, —

Готовься, держись и дерись! —

Есть мирная передовая —

Беда, и опасность, и риск.

Поэтому слышим нередко

Сейчас, как тогда:

«Ты бы пошел с ним в разведку?

Нет или да?»

В полях обезврежены мины,

Но мы не на поле цветов, —

Вы поиски, звезды, глубины

Не сбрасывайте со счетов.

Поэтому слышим нередко,

Если приходит беда:

«Ты бы пошел с ним в разведку?

Нет или да?»

В. Высоцкий

Почти пикник

Почти пикник...

Горит костер

и каша пайковая

пышет...

Сосновый лес

над нами распростер

ветвей колючих

временную крышу...

Почти пикник...

Пикник в горах...

А воздух

у реки бурлящей, —

он смоляною свежестью

пропах

так одуряюще,

неистово-пьяняще...

Почти пикник...

Почти... Почти...

Еще идти

до перевала...

осталось разведгруппе

полпути...

И пять минут —

осталось для привала...

Ю. Беридзе

Стихи о военной разведке

Нервы железные, дух несгибаем,

Выстрелы метки...

Служба — опасна, не кажется раем,

Мы же в Разведке.

Необходимо любое заданье

Выполнить к сроку;

Мозг напряжён, максимально вниманье,

Сердце жестоко.

Нервы, как сталь, все эмоции сжаты,

Мускулы в деле,

Будто к телам приросли автоматы...

Шаг — на пределе.

Смерть не страшит ни своя, ни чужая

В миг осознанья...

Это — Судьба, это — служба такая,

Это — призванье.

И. Яненсон

Не верь словам, что кончилась война

Не верь словам, что кончилась война.

У нас на это взгляд совсем иной.

Нам поле боя — этот шар земной,

А вместо канонады — тишина.

Хоть не свистят над головою пули,

Но павших мы не раз уж помянули.

У каждого из нас — своя война,

Без фронта, тыла, флангов, без резервов.

И, зачастую, больше нам важна

Не крепость кулака, а крепость нервов.

У каждого из нас своя война.

А жизнь — спокойной, тихою идиллией,

Привычная для посторонних глаз.

Мы гибнем тихо, под чужой фамилией,

Ведь Родина откажется от нас.

Хоть этот путь мы выбираем сами,

Но правила придуманы не нами.

У каждого из нас своя война,

Где нет соседа слева или справа.

А если нам вручают ордена,

Их одевать мы не имеем права.

У каждого из нас своя война.

Лишь единицы знают

От многих скрытый смысл.

Легендой называют

Вторую нашу жизнь.

В ней мелочам нет места,

В ней скрыта сердца боль.

До реплики, до жеста

Мы вжились в эту роль.

И мысли — иностранные,

И думаем — «по-ихнему».

А сны такие странные:

Про снег в деревне Тихое,

Где осень рыжим золотом

С листвою хороводится

И речка с тихим омутом,

В котором черти водятся.

Мы — тень летучей мыши* среди тьмы,

Мы — неприметный камень на дороге.

И кем на самом деле были мы,

О нас не скажут даже в некрологе.

У каждого из нас своя война.

В. Шаров

*Летучая мышь — эмблема военной разведки до замены ее на гвоздику с гренадами.

В разведку

Наши песни ещё не допеты,

Но команда — «В разведку!» — дана.

Мы сдадим старшине партбилеты

И забудем свои имена.

Доверяться не станем удаче:

Эта дама капризна в бою.

Но помолимся Богу, иначе

Нас, партéйных, не примут в раю.

Всё! О бабах, о водке ни разу:

Слишком много стоит на кону.

И уйдём, повинуясь приказу,

В настороженную тишину.

Верит каждый из нас, что вернётся,

Но такое уж дело — война:

Коль без вести погибнуть придётся,

Не казни нас за это, страна.

В. Кошелев

Военной разведки спецназ

Мы — военной разведки спецназ:

Купола мы расправим над целью

И наполним свинцовой метелью,

Громом взрывов казённый приказ.

Мы — военной разведки спецназ:

Жалость мы навсегда позабыли,

А грехи нам вперёд отпустили,

Хоть и прокляты мы сотню раз.

Мы — военной разведки спецназ:

Это наша мужская работа,

Это псовая злая охота

Егерей, догоняющих нас.

Мы — военной разведки спецназ:

Мы — матёрые вольные волки.

Не помогут флажки и двустволки,

Нам ведь дьявол и тот не указ.

Мы — военной разведки спецназ:

Насмотрелись смертей мы и крови

И не верим дорожной подкове,

И не любим напыщенных фраз.

Мы — военной разведки спецназ,

За Россию свою мы в ответе:

Помолитесь-ка, сукины дети,

Пробил времени судного час.

В. Кошелев

В неизвестность

В ночь ракета подсветит окрестность,

Тишину посечёт пулемёт,

И разведка уйдёт в неизвестность,

Свято веря, что ей повезёт.

Группа в деле и зла, и упорна —

Обезвредит, захватит, возьмёт.

Суеверие здесь не зазорно,

Хоть в почёте холодный расчёт.

Не пороком тут хитрость людская

И звериная ловкость в цене,

Пригодится отвага лихая,

Коль натянутой лопнуть струне.

В ночь разведка пробьёт неизвестность,

Может, даже ей выпадет жить,

А пехоте останется честность

В беспощадном бою проявить.

В. Кошелев

По приказу «На выезд!»...

По приказу: «На выезд!» — привычно, обычно, ребята,

И вертушка на взлёт, и разгул диких бешеных гор,

Под ногами земля, а в руках крепкий ствол автомата,

И багаж за спиной, и глаза в одну точку в упор.

Нас подбросят винты, для разведки привычно в дорогу,

Тишина оглушит, и надёжней здесь друга плечо.

Про себя кто-то молча помолится тихому Богу,

Кто-то резко вздохнёт, чертыхнётся опять горячо.

Не ругайся, молчи. Если выпало — значит, так надо,

Крепче руки на ствол, знаешь сам, что получен приказ,

Знаешь сам — жизнь дороже, какие тут к чёрту награды,

Это время опять, видишь, выбрало всё-таки нас.

А закон у разведки один — молча тенью по краю,

И по связи послать: «Всё в порядке, на месте, приём».

И вживаясь в приказ: «Выполняем», (так близко до рая),

Только сердце стучит: «Всё в порядке, ребята, живём».

Нахлебались уже, по нутро навозили «груз 200»,

И заряжена жизнь разрывной на прицеле ствола,

«Нас не надо жалеть», греет душу лишь маленький крестик,

И молчит тишина там, где тенью разведка прошла.

Н. Шатрова

Как высока цена мгновенья

(отрывок)

Как высока цена мгновенья!

Маршрут на карте проложив,

ты знаешь время возвращенья —

вернешься, если будешь жив.

Шесть тысяч метров за минуту.

Полет в пределах ста минут.

Повторно собственным маршрутом

не проходи: подстерегут.

Разведчику, чему научен

и приобрел на фронте сам,

нужна особая везучесть

ходить по вражеским тылам.

В полете, далеко от базы,

где помощи и связи нет,

ты всё предчувствовать обязан,

предугадать, предусмотреть.

И где бы ни был на маршруте,

в начале и в конце пути,

врага увидев, на минуту

его во всем опередить...

Но где б ни шел,

везде, пожалуй,

услышат, засекут посты.

Весть о тебе, опережая

тебя, уйдет в немецкий тыл.

Фашисты рвут чехлы с орудий.

Штабисты их — стоят у карт.

И «фоккера» — на ветер грудью

уже торопятся на старт...

Взлетит разведчик —

полк проводит

его глазами.

Как стена

меж им и базою.

И сводок —

Где он?.. Что с ним?.. —

не даст война.

М. Созинов

Разведке

Мы были когда-то, мы были зачем-то,

Мы были кому-то нужны непременно,

Спина за спиною в обнимку с войною шагали.

Мы были не боги, нас звали тревоги,

И за БТРом пылили дороги,

Мы были командой, которую все уважали...

Мы небо крестили строкой пулемета,

Мы были разведкой и были мы ротой,

Нас часто не ждали, но мы появлялись и были!

Мы духов давили и смерти хамили,

Пусть нас хоронили, мы все-таки жили,

Мы были командой, которую там не забыли...

С бетонки Кабула под рев самолета

Ушла из войны навсегда разведрота,

Прощаясь, уплыл под крыло горноликий Афган.

Саланг, Чарикар, серпантин Гиндукуша,

Осталось все в прошлом, все в песнях и душах,

Мы стали командой, летящей навстречу ветрам…

А. Орловский

Полковник военной разведки

За окошком осенние ветки

Ветер трогает мокрой рукой.

Я полковник военной разведки,

Берегущий ваш сон и покой.

Блещут ручки в столе, как патроны.

Боевая в графине вода.

И четыре моих телефона

В бой на подвиг готовы всегда.

За спиною пустыни Афгана

И блестящие пуль светляки.

Я гляжу на заставку экрана,

Где на БэТРе мои мужики.

Там всё было красиво и просто —

Там душманы, тут мы, там Союз.

Там мои лейтенантские звёзды

По достоинству всем воздают.

Там за спиной и Пушкин, и Гагарин,

Большой театр, и Суздаль, и Арбат.

Страна родная, что берёт и дарит,

А я её, страны родной, солдат.

На стене фотография деда,

Что в разведке служил полковой.

Он погиб под Москвой за Победу,

«Языка заслонивши собой.

На весёлую нашу эпоху

Он глядит, улыбаясь в усы.

Что ж, друзья, получилось неплохо,

Лишь бы совесть не класть на весы.

Так устроена наша природа,

Сколько криками свет не меси,

Гарь из пушкинского перехода*

До сих пор в этом небе висит.

Я привык говорить осторожно,

Но поверьте уж на слово мне,

Эта жизнь без меня невозможна

В нашей славной, великой стране.

Там за спиной и Пушкин, и Гагарин,

Большой театр, и Суздаль, и Арбат.

Страна родная, что берёт и дарит,

А я её, страны родной, солдат.

Я уйду из тревожного списка

После всех неудач и побед.

На дорогах разбитых российских

Ветры пылью замоют мой след.

Но останутся буквами текстов,

Мыслей точностью, чёткостью фраз,

Моё имя, что вам не известно,

Разум мой, сохранивший всех вас.

Там за спиной и Пушкин, и Гагарин,

Большой театр, и Суздаль, и Арбат.

Страна родная, что берёт и дарит,

А я её, страны родной, солдат.

М. Калинкин

*Имеется в виду теракт в переходе под Пушкинской площадью в Москве 8 августа 2000 года, в котором погибли 13 и были ранены более 100 человек.

Песни

Разведчики

Любимых жен, родных невест

Во сне мы видим редко.

Все потому, что никому

Уснуть в бою нельзя.

Идет в поход, во тьме идет

Отважная разведка.

Лежат ничком, ползут молчком

На жизнь и смерть — друзья.

Разведчики отважны,

Разведчики бесстрашны,

Коль Родина прикажет, —

Разведчик жизнь отдаст.

Чем ночь темней, чем дождь сильней,

Чем ветер в поле глуше,

Идти в разведку веселей

Разведчику-бойцу.

Скорей, скорей в далекий рейд

Иди, смотри и слушай.

Как враг в кустах, крадется страх,

Да нам он не к лицу.

А если нас в недобрый час

Окружит враг проклятый,

Пред ним я гордой головы

Вовеки не склоню.

В бою умру, себя взорву

Последнею гранатой,

Но честь свою, солдата честь,

Я детям сохраню.

Разведчики отважны,

Разведчики бесстрашны,

Коль Родина прикажет, —

Разведчик жизнь отдаст.

А. Фатьянов

Три разведчика

Музыка: Д. Покрасс

Исп.: Т. Покрасс

Не трава под ветром клонится,

Не гудит над сёлами звон.

Вышла красная, вышла конница

От Касторной на тихий Дон.

По пути дымят пожарища.

Протрубили конникам сбор.

Три будёновца, три товарища

Уходили в ночной дозор.

По пути дымят пожарища,

В плоский берег плещет вода

Трём разведчикам, трём товарищам

Повстречалась в степи беда.

На донских крутых излучинах,

Где камыш поднялся стеной,

Трёх порубанных, трёх замученных

Подобрал эскадрон родной.

Слёзы братские уронены

На горячий жёлтый песок.

Три разведчика похоронены

За селом, где шумит лесок.

Под копыта травы клонятся,

Мы врагу отплатим урон.

Мчится красная, мчится конница

От Касторной на тихий Дон.

А. Сурков

Разведка

Музыка: К. Листов

Был он тихий паренёк,

У костра погреться лёг.

Мы спросили паренька,

Как поймал он языка.

— Один, говорит, белофинн, говорит,

Идёт, говорит, на лыжах.

Лежу, говорит, слежу, говорит,

И жду, говорит, поближе.

Схватил, говорит, свалил, говорит,

Поймал, как синицу в клетку.

Да что, говорит,

На то, говорит,

И есть, говорит, разведка.

Мы сидели у костра,

Говорит ему сестра:

«Как из вражеской земли

Пулемёт вы привезли?»

— В огне, говорит, обо мне, говорит,

Скучал, говорит, как видно.

Врагам, говорит, снегам, говорит,

Дарить, говорит, обидно.

Ползу, говорит, везу, говорит,

Под ним не шелохнет ветка.

Да что, говорит,

На то, говорит,

И есть, говорит, разведка.

Догорал уже костёр,

Подошёл к нему сапёр:

«Расскажи про случай тот,

Как нашёл ты вражий ДОТ?»

— Лежу, говорит, не дышу, говорит,

Сугроб, говорит, в сторонке.

И вдруг, говорит, дымок, говорит,

Хотя, говорит, и тонкий.

А в цель, говорит, что в ель, говорит,

Ребята стреляют метко.

Да что, говорит,

На то, говорит,

И есть, говорит, разведка!

Л. Ошанин

Песня о разведчике

Музыка: Л. Коган

Пылали сраженные села,

Рассвет обожженный вставал.

Из Брянска парнишка веселый

Суровым разведчиком стал.

Хотя содрогалось железо

И даль покрывалась огнем,

Дыхание брянского леса

Хранил он в дыханье своем.

То был он внезапен, как выстрел,

То был он бесшумен, как тень

Но ранили парня у Минска —

Напали меж двух деревень.

И все-таки, молод и дерзок,

Европу прошел он насквозь.

Дыхание брянского леса

С дыханьем Победы слилось.

Промчались военные годы,

Вернулся разведчик домой,

И нас, пионеров, в походы

Ведет он дорогой былой.

Гордимся высокою честью

Идти по дороге бойцов.

Дыхание брянского леса —

Дыхание наших отцов.

Мы в карту заносим пометки —

Сюда возвратимся не раз.

Сегодня мы в дальней разведке,

Заданье Отчизны у нас.

Пусть станет навеки известно

Все то, что здесь было давно.

Дыхание брянского леса

Дыханием славы полно!

Б. Дубровин

Помнят люди

Музыка: О. Фельцман

Исп. Л. Зыкина

На земле многострадальной белорусской

Наш разведчик в руки ворогу попался.

Был захвачен он, когда тропинкой узкой

В партизанские районы пробирался.

Был он смуглый, черноглазый, чернобровый,

Он из Грузии ушёл в поход суровый.

«Ты, лазутчик, признавайся в час последний!»

Отвечал он: «Из деревни я соседней».

По деревне, по снегам осиротелым

Повели его галдящею гурьбою.

«Если врёшь — не миновать тебе расстрела,

Если правда, то отпустим, шут с тобою.

Не иначе, лейтенантом был ты прежде,

А теперь в крестьянской прячешься одежде!»

Отвечал он: «Вон вторая хата с края,

Проживает там сестра моя родная».

Тяжела его прощальная дорога,

Конвоиры аж заходятся от злости.

Смотрит женщина растерянно с порога:

Незнакомца к ней ведут лихие гости.

«Узнаёшь ли ты, кто этот черноглазый?»

Что ответить, коль не видела ни разу?

Оттолкнула чужеземного солдата:

«Ты не трогай моего родного брата!»

И прильнула вдруг к щеке его колючей

От мучений и от смерти заслонила.

На Полесье помнят люди этот случай,

В лихолетье в 41-м это было.

Ничего о них мне больше не известно,

Но о брате и сестре сложили песню.

Может в Грузии ту песню он услышит

И письмо ей в Белоруссию напишет.

Е. Долматовский

Песня разведчиков

Музыка: В. Пушков

Вспомни, разведчик, былые дела —

Честь Сталинграда и доблесть Орла.

Ночи ненастные,

Рейды опасные.

Ярость, что сердце солдата жгла.

Верное сердце не дрогнет в груди.

Слава тому, кто идёт впереди!

Страх побеждающий,

Смерть побеждающий,

Смелый разведчик, на бой иди!

А. Сурков

Там вдали за рекой

Музыка: А. Александpов

Там, вдали за рекой,

Засверкали огни,

В небе ясном заря догорала.

Сотня юных бойцов

Из будённовских войск

На разведку в поля поскакала.

Они ехали долго

В ночной тишине

По широкой украинской степи.

Вдруг вдали y реки

Засверкали штыки:

Это белогвардейские цепи.

И без страха отряд

Поскакал на врага,

Завязалась кровавая битва.

И боец молодой

Вдруг поник головой —

Комсомольское сердце пробито.

Он упал возле ног

Вороного коня

И закрыл свои карие очи.

— Ты, конек вороной,

Передай, дорогой,

Что я честно погиб за рабочих...

Там, вдали за рекой,

Уж погасли огни,

В небе ясном заря разгоралась.

Сотня юных бойцов

В стан будённовских войск

Из разведки назад возвращалась.

H. Кооль

В разведке

Музыка: М. Таривердиев

Исп: трио «Меридиан»

Поворачивали дула

В синем холоде штыков,

И звезда на нас взглянула

Из-за дымных облаков.

Наши кони шли понуро,

Слабо чуя повода.

Я сказал ему: — Меркурий

Называется звезда.

Тихо, тихо... Редко, редко

Донесётся скрип телег.

Мы с утра ушли в разведку,

Степь и травы — наш ночлег.

Тихо, тихо... Мелко, мелко

Полночь брызнула свинцом, —

Мы попали в перестрелку,

Мы отсюда не уйдём.

Я сказал ему чуть слышно:

— Нам не выдержать огня.

Поворачивай-ка дышло,

Поворачивай коня.

Как мы шли в ночную сырость,

Как бежали мы сквозь тьму —

Мы не скажем командиру,

Не расскажем никому.

Он взглянул из-под папахи,

Он ответил: — Наплевать!

Мы не зайцы, чтобы в страхе

От охотника бежать.

Как я встану перед миром,

Как он взглянет на меня,

Как скажу я командиру,

Что бежал из-под огня?

Полночь пулями стучала,

Смерть в полуночи брела,

Пуля в лоб ему попала,

Пуля в грудь мою вошла.

Ночь звенела стременами,

Волочились повода,

И Меркурий плыл над нами,

Иностранная звезда.

М. Светлов

Незримого фронта солдаты

Музыка: А. Новиков

Эти люди военные ходят в форме так редко,

В орденах появляются лишь в особые дни.

Их работу нелёгкую называют разведкой,

И нечасто до старости доживают они...

Каждый миг начеку, каждый шаг начеку

Даже в мирные дни — вечный бой!

Чекисты, незримого фронта солдаты —

Готовы на подвиг любой!

Эти люди военные любят петь и смеяться,

И грустят, как гражданские, по любимой своей,

Только чаще приходится им с Москвой расставаться,

Только реже приходится обнимать сыновей...

Эти люди военные — каждый славы достоин,

Имена их до времени в строгой тайне хранят.

Доказали не раз они, что один в поле воин,

Доказали не раз они — нет для смелых преград.

Каждый миг начеку, каждый шаг начеку

Даже в мирные дни — вечный бой!

Чекисты, незримого фронта солдаты —

Готовы на подвиг любой!

П. Градов

Разведчики

Музыка: С. Шикин

Исп.: группа «Трассера»

Война, атаки, марш-броски,

И боевых отмеренных сто грамм.

А дома — клёны, в поле васильки

Тревожными ночами снятся нам.

И день и ночь в пути шагает рота,

Такая у разведчиков работа:

На перевал, под горочку,

За поясом лимоночка.

Работа, брат, такая вот, работа.

И как всегда покоя нынче нет;

В разведке скуке не бывает места.

Такая, брат, вот выпала нам честь,

А честью дорожим мы, как известно.

И день и ночь в пути шагает рота,

Такая у разведчиков работа:

На перевал, под горочку,

За поясом лимоночка.

Работа, брат, такая вот, работа.

В объятьях ночи всё вперёд, вперёд

Идём зелёнкой всё без передышки,

Сквозь рой осколков взорванной зари

Вступают в бой вчерашние мальчишки.

И день и ночь в пути шагает рота,

Такая у разведчиков работа:

На перевал, под горочку,

За поясом лимоночка.

Работа, брат, такая вот, работа.

С. Шикин

Батальонная разведка

Музыка: И. Морозов

А на войне, как на войне.

А нам труднее там вдвойне.

Едва взойдет над сопками рассвет,

Мы не прощаемся ни с кем —

Чужие слёзы нам зачем? —

Уходим в ночь, уходим в дождь, уходим в снег.

Батальонная разведка.

Мы без дел скучаем редко —

Что ни день, то снова поиск, снова бой.

Ты, сестричка в медсанбате,

Не тревожься Бога ради,

Мы до свадьбы доживем еще с тобой.

А если так случится вдруг —

Навек тебя покинет друг,

Не осуждай его, война тому виной.

Тебе наш ротный старшина

Отдаст медали-ордена,

В разведке заработанные мной.

Когда закончится война,

Мы все наденем ордена,

Гурьбой усядемся за дружеским столом

И вспомним тех, кто не дожил,

Кто не допел, недолюбил,

И чашу полную товарищу нальем.

И мы припомним, как бывало —

В ночь шагали без привала,

Рвали проволоку, брали языка.

Как ходили мы в атаку,

Как делили с другом флягу

И последнюю щепотку табака.

Батальонная разведка.

Мы без дел скучаем редко —

Что ни день, то снова поиск, снова бой.

Ты, сестричка в медсанбате,

Не тревожься Бога ради,

Мы до свадьбы доживем еще с тобой.

И. Морозов

Ветеран Афганской войны полковник в отставке Игорь Морозов написал «Батальонную разведку» еще в 1975 году, посвятив ее своему отцу и разведчикам Великой Отечественной. В 1982 году в Афганистане песня была записана Морозовым на кассету, «ушла в народ» и стала культовой.

Военная разведка

Музыка: М. Ножкин

Исп.: М. Ножкин

Военная разведка

Домой заходит редко,

Всё больше по горам да по лесам.

По сёлам, по столицам,

По всяким заграницам

Идём навстречу вражьим голосам.

О нас никто не пишет,

Не знает и не слышит,

И в том спасенье наше и успех.

Во фраке дипломата

И в джунглях с автоматом

В любой горячей точке раньше всех.

Разведка ГРУ, разведка боем,

Мы рождены самой войной,

И нам назначено судьбою

Стоять за Родину, за Родину стеной.

И нам назначено судьбою

Стоять за Родину, за Родину стеной.

Россия — наша вера,

Надёжность — наша мера,

Наш хлеб — боеприпасы в рюкзаке.

И при любой погоде

Оружие на взводе,

Патрон в стволе и палец на курке.

Не любят нас ребята

Из БНД, и НАТО,

Сюртэ, МИ-6, Моссад и ЦРУ.

А пятая колонна

В России разорённой

Давно прицельно лупит в спину ГРУ.

Разведка ГРУ, разведка боем,

Мы рождены самой войной.

И нам назначено судьбою

Стоять за Родину, за Родину стеной.

И нам назначено судьбою

Стоять за Родину, за Родину стеной.

Чужие здесь не ходят,

Здесь совесть верховодит,

Здесь жизнь друг другу каждый доверял.

Залог победы — разум,

Так завещал спецназу

Пржевальский —

Самый ГРУшный генерал.

Погон своих не носим

И льгот себе не просим,

Нам жалкие подачки ни к чему.

Не деньги, и не слава,

Была б жива Держава

России служим, больше никому!

Разведка ГРУ, разведка боем,

Мы рождены самой войной.

И нам назначено судьбою

Стоять за Родину, за Родину стеной.

И нам назначено судьбою

Стоять за Родину, за Родину стеной.

И нам назначено судьбою

Стоять за Родину, за Родину стеной.

М. Ножкин

Ещё в тему в блоге:

Разведчики. Лучшие из лучших

Патриотический квест «Тропой разведчика»

В. Богомолов «Момент истины. В августе 44-го». Невыдуманный СМЕРШ

Страницы

воскресенье, 5 ноября 2023 г.