В этом году исполнилось 80 лет одному из самых крупных сражений Второй мировой войны – битвы на Курской дуге. Битва, длившаяся с 5 июля по 23 августа 1943 года, включала в себя целых три стратегических операции: Курскую оборонительную операцию (5–23 июля) и две наступательные – Орловскую (12 июля – 18 августа) и Белгородско-Харьковскую (3–23 августа) операции. С обеих сторон в одной из крупнейших и решающих битв Второй мировой войны участвовало около четырех миллионов человек, свыше 69 тысяч орудий и минометов, более 13 тысяч танков и САУ, 12 тысяч самолетов. Кровопролитное сражение, не имеющее себе равных по масштабам, ожесточению и упорству, длившееся 50 дней, унесло сотни тысяч жизней и с той, и с другой стороны. Все историки едины во мнении – битва на Курской дуге окончательно определила исход Великой Отечественной, а вместе с ней, и исход всей Второй Мировой войны.
Споры историков вокруг
Курской битвы со временем не утихают, а становятся все более острыми. С одной
стороны, существует множество источников по Курской битве, которые позволяют
настоящим исследователям находить ответы на возникающие вопросы и подкреплять
свои выводы документами, с другой стороны, часто открытие новых, ранее
засекреченных документов, ответив на одни вопросы, немедленно порождает новые.
Множество книг, написанных
о Курской битве, оценивают эту битву с различных точек зрения и дают одним и
тем же фактам совершенно противоположные оценки и объяснения.
В последние годы факты нашей истории стало модно пересматривать. Во многих случаях это вполне обоснованно – по мере рассекречивания документов появляются новые сведения. Но вот в июле 2019 года ведущий редактор исторического раздела авторитетной немецкой газеты «Ди Вельт» Свен Феликс Келлерхофф опубликовал статью о том, что Курская битва – это просто миф, созданный советскими идеологами, что она не была таким великим сражением, каким её рисует советская и российская историография, и поэтому мемориал под Прохоровкой надо убрать, как не соответствующий масштабу события.
Он не был оригинален в своих
домыслах. Эта статья, вызвавшая взрыв возмущения, была только одним эпизодом в
целой серии подобных. Немцы и раньше заявляли, что в битве под Курском победу
одержали именно они. Объясняли они это тем, что на поле боя осталось больше
сгоревших и подбитых советских танков, чем немецких.
Сэр Ричард Эванс, профессор
королевской кафедры современной истории Кембриджского университета, член Британской академии, рыцарь-бакалавр пошел еще дальше. В
трилогии «Третий Рейх» он озвучивает свое великое научное открытие: у немцев
под Прохоровкой было лишь 117 танков, из которых потеряно было только три, в то
время, как Красная Армия лишилась аж десяти тысяч своих танков, а Курская битва
закончилась вовсе не нашей победой, а по «приказу Гитлера». Правда, Эванс не
уточняет – откатываться дальше на запад гитлеровцы продолжали все по тому же
приказу?
Конечно, мемуары советских
военачальников высокого ранга, посвященные стратегическим планам и тактическим
действиям по их реализации, изданные в советское время, были чрезмерно
идеологизированными, но при этом снабжены схемами и картами, позволяющими
представить наглядно картину битвы, подтверждены документами из военных архивов
и комментариями военных аналитиков, которые разбирали военные действия с точки
зрения их эффективности, исследуя ошибки и удачные решения. А многие
современные «разоблачители» грешат элементарным незнанием многих важных фактов,
но при этом очень эмоциональны и настойчиво продвигают свои выводы, не
заморачиваясь документальным подтверждением.
Вполне объяснимо желание
Запада принизить роль Советского Союза в разгроме фашизма, переписать историю,
чтобы уравнять ответственность СССР и Германии за начало Второй мировой войны,
приписать все лавры, и чуть ли не заставить нас извиняться за свою Победу.
Обидно, когда наши сограждане, считающие себя историками, оскорбляя память
своих дедов и прадедов, погибших на полях Великой Отечественной, с придыханием
рассказывают о доблести немецких генералов, воевавших без ошибок и всегда
обыгрывавших наших «бездарных» военачальников. А все наши победы объясняют
только одним – «трупами завалили».
Разобраться во всем этом
потоке литературы достаточно сложно, все время возникает вопрос – кому и чему
верить. Видимо, тем историкам, которые основывают свои выводы на документах, и правдивым
и обжигающим воспоминаниям тех, кто был там, кто вынес на своих плечах весь
ужас этой чудовищной битвы, тех, кто погибал на обоянском направлении, на
Тепловских высотах, около станции Поныри, на поле под Прохоровкой, тех, кто
горел в танках, а выбравшись из огня, снова бросался в бой, уже в рукопашный, «окопной
правде Курской дуги» – живым голосам танкистов, артиллеристов, саперов,
мотострелков, связистов, минёров – солдат и офицеров Огненной дуги, и голосам
тех, кто был с противоположной стороны линии фронта.
Летом 1943 года
гитлеровское командование рассчитывало взять реванш за своё поражение под Сталинградом
и разработало операцию «Цитадель». Основную ставку при подготовке «Цитадели»
Гитлер делал на внезапность: «Этому наступлению
придаётся решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом.
Наступление должно дать в наши руки инициативу в войне. Победа под Курском
должна стать факелом для всего мира». «Для
обеспечения секретности должны быть определены только ключевые персонажи, также
должна вестись непрерывная борьба с вражеским шпионажем». Но внезапности не
было изначально. Сообщения о «Цитадели» советские разведчики начали получать
еще в начале 1943 года. А 12 апреля 1943 года на столе И.В. Сталина оказался
уникальный документ – переведённый с немецкого точный текст директивы №6 «О
плане операции Цитадель» немецкого Верховного командования, в котором
содержалась полная информация об операции: дата ее проведения, тактика и
стратегия германской армии. Документ был завизирован всеми службами вермахта,
кроме самого Гитлера. Он поставил свою визу через три дня после того, как с ней
ознакомился советский лидер.
О человеке, который добыл
для советского командования этот документ, неизвестно ничего, кроме его псевдонима
– «Вертер». Непосредственно важнейшую информацию с самых «верхов» немецкого
Рейха поставлял человек, не имевший никакого доступа к секретам Рейха – мирный
швейцарский книгоиздатель Рудольф Ресслер. Он сам предложил свои услуги советскому
резиденту в Швейцарии за деньги и при одном условии – он не раскрывает свои
источники информации. Р. Ресслера называют самым высокооплачиваемым
советским шпионом времен Великой Отечественной войны. За сведения о «Цитадели»
ему было заплачено полмиллиона долларов.
Есть много версий, кем на
самом деле был «Вертер» – глава партийной канцелярии и личный секретарь Гитлера
Мартин Борман, начальник гестапо Генрих Мюллер, таинственно исчезнувшие в конце
войны, или сам гений германской разведки адмирал Канарис, казненный 9 апреля
1945 года, всего за месяц до безоговорочной капитуляции Германии.
Пауль Карель в своей книге «Восточный фронт» писал об этом информаторе: «Руководители советской разведки обращались в швейцарскую резидентуру так, как будто бы они запрашивали сведения в каком-то справочном бюро. И они получали всё, в чём были заинтересованы. Даже поверхностный анализ данных радиоперехвата показывает, что на всех фазах войны в России агенты советского Генерального штаба работали первоклассно. Часть переданной информации могла быть получена только из высших немецких военных кругов- такое впечатление, что советским агентам в Женеве и Лозанне диктовали на ключ прямо из Ставки фюрера». Подробнее о загадочном Вертере и о том, кто мог скрываться под этим псевдонимом можно узнать из книги В. Шамбарова «По следам Штирлица и Мюллера».
Конец весны 1943 г. был
для Советской армии сложным. После Сталинграда на фронте сложилось положение,
которое называют динамическим равновесием. Стремительное наступление, начатое
после Сталинградского сражения, во время которого был освобожден Харьков,
остановилось. Немцы, в свою очередь, отбили Харьков, заняли Белгород, но, дойдя
до Курска, выдохлись и тоже остановились. Образовался выступ, названный Курской
дугой, шириной 200 км, и глубиной до 150 км, с занятыми немцами Орлом
на севере, или, как принято говорить, северном фасе, Белгородом и Харьковом на
южном фасе, и удерживаемым Красной Армией Курском почти в центре всей
конфигурации. Операция «Цитадель» предполагала наступление с целью нанести два
удара по Курску – из Орла и Харькова, затем дивизии должны были сомкнуться
восточнее Курска, окружить советские войска, лишить Красную армию наиболее
боеспособных частей, а затем начать новое наступление на восток, обеспечив
надёжную оборону немецких позиций на остальных участках фронта и заставив
союзников СССР (Англию и США) отказаться от своих планов высадки войск во Франции.
«Цитадель» разрабатывалась
четыре месяца, а начало переносилось несколько раз. Среди генералов не было
единого мнения и по поводу планов наступления. Начальник штаба сухопутных сил
Третьего рейха генерал К. Цейцтлер и командующий группой армий «Центр» фон
Клюге уверяли Гитлера, что надо наступать немедленно, но тот рисковать не хотел
– ждал, чтобы военная промышленность поставила достаточное количество новой
тяжелой техники – танков «Тигр» и «Пантера» и самоходных орудий «Фердинанд».
Против были командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Э. фон Манштейн и
генерал-инспектор бронетанковых войск Х. Гудериан, скептически относившиеся к
самой идее наступления под Курском. Э. фон Манштейн сомневался, что окруженные
советские части удастся успешно удержать в котле. Г. Гудериан уверял, что
атаковать германской армии не нужно. Более эффективной он считал тактику
изматывания Советской армии эффективными контратаками. Один из самых интересных
современных историков, глубоко и детально занимающийся исследованием истории
Курской битвы и Прохоровского сражения, В.Н. Замулин, автор 120 печатных работ
и 15 монографий по этой теме, считает, что для немецкого командования
наступательная операция «Цитадель» была вынужденной мерой. «Вермахт переходил в наступление в крайне
неблагоприятных условиях. После Сталинграда потери были и материальные, и
моральные колоссальные. Поэтому эта операция должна была решать не только
военные задачи, но прежде всего военно-политические. Этот момент стал ключевым
и при подготовке к операции, и стал причиной ее неудачи. Наступление на Курск в
тех условиях – это авантюра».
Уроженец этих мест, первый
директор музея- заповедника «Прохоровское поле», сегодня В. Замулин занимается
научно-исследовательской работой и является заместителем директора музея-заповедника
по научной части. Проработав невероятное количество документов из наших военных
архивов, из архивов вермахта, хранящихся в Национальном музее США, В. Замулин
пишет свои книги на основе сравнительного анализа этих документов. В книгах В.
Замулина приводится огромное количество фактов, детально, буквально по дням и
часам, описывается ход ожесточенных боев, подробно рассматривается буквально
каждый момент сражения, восстанавливается ход боевых действий. Искажение
истории недопустимо, даже из самых благих побуждений, считает Валерий
Николаевич: «Хочу, чтобы молодые люди из моих
книг почерпнули реальную, живую, достоверную историю, знали о реальных, а не придуманных,
больших достижениях нашего народа, наших предков, нашей Родины. Мы не святые,
путь нашего государства – это не победа к победе. Это огромный тяжёлый труд,
направленный на сохранение своей страны, своего народа, совершенствование
условий жизни. Мы сохранили 50 лет мира на планете. Это заслуга именно нашего
народа. И сейчас выдюжим. Всё будет хорошо».
Интересно, что и среди
советских военачальников не было единой точки зрения относительно того, как
следует действовать летом 1943 года. Командующий Центральным фронтом Константин
Рокоссовский, так же, как и Гудериан, но только в отношении нашей армии,
предлагал переход к преднамеренной обороне с целью измотать и обескровить
наступающего противника с последующим переходом в контрнаступление для его окончательного
разгрома. Рокоссовский закономерно считал, что для наступления необходимо
двойное-тройное превосходство сил, но, учитывая то количество танков, которым
располагали фашисты, такого преимущества у нас не было. А вот командующий Воронежским фронтом Николай
Ватутин настаивал на переходе наших войск в наступление без всяких
оборонительных действий. Сталин, которому больше импонировала точка зрения
Ватутина, тем не менее, прислушавшись к мнению большинства военных, поддержал
позицию Рокоссовского.
В средине апреля 1943 года
начались беспрецедентные строительные работы на Курской дуге. Объем выполненных
инженерных работ был огромен. За два с половиной месяца огромную территорию превратилась
в единую крепость – такого еще в истории не было.
5 июля немецкие войска
пошли в наступление. Шла нацистская гвардия – танковая дивизия СС «Лейбштандарт
СС Адольф Гитлер», танковая дивизия СС «Дас Райх», танковая дивизия СС «Мертвая
Голова», элитная механизированная дивизия «Великая Германия» , чуть ли штучно
отобранные по всему Восточному фронту солдаты, не только имеющие отличия в
боях, но и фанатично преданных делу фюрера. Враг рассчитывал достаточно быстро
и с относительно небольшими потерями прорвать укрепления и уже через неделю
взять Курск. Однако его наступление увязло в мощнейшей советской обороне.
Центральный фронт имел большую протяженность, но блистательный стратег, генерал
К. Рокоссовский точно вычислил направление главного удара –в районе станции
Поныри через Тепловские высоты, потому что это был кратчайший путь на Курск. И,
пойдя на большой риск, он снял артиллерию с других участков фронта и
сосредоточил именно здесь. В результате на Центральном фронте с 5 по 11 июля в
ходе ожесточенных боев дивизии группы армий «Центр» ценой потери большей части
своих танков и штурмовых орудий вклинились в советские позиции лишь на 12
километров, после чего продвижение немцев было окончательно остановлено. Эти
события до сих пор оставались в тени ключевого, как считается, боя под
Прохоровкой и до В. Замулина не анализировались подробно и детально.
На южном фасе события разворачивались
гораздо более напряженно и драматично. В обществе сложилось мнение, что К.
Рокоссовский как военачальник оказался талантливее командующего воронежским
фронтом генерала Н. Ватутина, поэтому и удержал свой участок от прорыва. А что
случилось на самом деле?
Воронежский фронт уступал
Центральному и в средствах, и в возможностях. Ватутин просто не мог обеспечить
высокую тактическую плотность на всех угрожаемых направлениях. Ставка ожидала
мощный удар с севера, а гитлеровцы 10 июля перенесли направление главного удара
в южную часть Курской дуги – на Прохоровку. Немецкое наступление требовалось
остановить любыми средствами. И в прорыв навстречу немецким бронированным
корпусам бросили части стратегического резерва Степного фронта, который берегли
для наступления – 5-ю гвардейскую армию генерала Жадова и 5-ю танковую армию
генерала Ротмистрова. Танковый бой под Прохоровкой 12 июля считается
кульминацией Курской битвы. Это масштабное столкновение бронетехники
противоборствующих сторон и по сей день вызывает ожесточённые споры историков. Традиционная
советская версия, которую поддерживают мемуары маршалов Георгия Жукова,
Александра Василевского, главного маршала бронетанковых войск Павла
Ротмистрова, в официальной «Истории Великой Отечественной войны советского
народа» такова: 12 июля 1943 года на Прохоровском поле сошлись друг с другом
полторы тысячи танков: 800 советских против 700 немецких. И наша победа была
бесспорной.
Валерий Замулин на
основании изученных им документов, считает, что к сражению под Прохоровкой нужно
отнести все события 10–16 июля, происходившие к югу и юго-западу от одноимённой
деревни, а не один конкретный день 12 июля, который не играл решающего значения
в контексте боевых действий на южном участке Курской дуги.
Что же произошло в реальности на Прохоровском поле? Была ли битва под Прохоровкой «величайшей танковой битвой в истории», или это сражение было «атакой камикадзе, обернувшейся для советских войск преисподней». Начало битвы было неожиданным и для нас, и для немцев. Гвардейцы 5-й танковой армии Ротмистрова (около 600 машин) и эсэсовцы 2-го танкового корпуса (около 300 машин), выполняя свои задачи по наступлению, двигаясь в сходящихся под углом направлениях, внезапно оказались друг перед другом на небольшом Прохоровском поле, чтобы сойтись в самом безумном танковом бою в истории… Генерал Ротмистров бросил свою армию в лобовую атаку. Позже он объяснял свои действия необходимостью: на вооружении Красной Армии не было ни одного танка-аналога, способного противостоять 56-ти тонному тяжелому танку «Тигр». Средние танки Т-34 выпуска 1942 года, Т-70, лендлизовские танки «Черчилль» и самоходки противостояли немецким тяжелым «Тиграм», средним танкам Т-IV, штурмовым и противотанковым самоходкам, пробить немецкие машины наши могли только на близкой дистанции. Советские танкисты сидели в узких и тесных кабинках, а немцы вполне благоустроенно устроились в танках, оснащенных радио, новейшими приборами наблюдения. Воспоминания об этом бое у уцелевших и советских, и немецких танкистов были одинаковыми – это был ад. Артем Драбкин, основатель проекта «Я помню…» собрал эти воспоминания в книгах «Я дрался на Т-34» и «Я дрался на «Тигре».
Русский танкист Сергей
Отрощенко: «...начался страшный встречный
бой. Немцы атаковали, в основном, "Тиграми" и Т-4, но были и Т-3, и
самоходки "Фердинанд", 220 мм лобовая броня, чем ты ее пробьешь? У
нас 76-миллиметровые орудия тогда были… Я стрелял, и по мне стреляли, в танк
уже было несколько попаданий, но он не горел. В пылу боя попадания по своему
танку не всегда даже замечаешь. Разве что разорвется мощная мина рядом с
танком, а болванка только свистнет по броне... Все перемешалось, немцы и наши
были спереди и сзади… Поле все заволокло дымом и пылью, видимость была
отвратительная. Давно потерял танки моего взвода, связь не работает. Каждый
экипаж сам за себя. Я приоткрыл люк и высунулся, чтобы оглядеться. Недалеко
разорвалась мина, и осколком меня ранило в шею справа».
Немецкий танкист Йохим
Шолль: «…Я никогда прежде не видел
столько крови… Я никогда не забуду этот день. Создается впечатление, что у
русских бесконечное количество солдат и танков, которые накатываются на нас
бесконечными волнами. В бою приняло участие несколько сотен Т-34 и КВ. Я был
очень напуган. Это был первый раз, когда мне показалось, что я погибну. Мне не
хочется быть похороненным в России».
Танки 5-й гвардейской
армии неслись на врага, стреляя на ходу. Они не были оборудованы
стабилизаторами, и их снаряды летели куда угодно, но только не в цель. Танки
2-го танкового корпуса открывали огонь с места и расстреливали русские танки,
как в тире. Преодолевшие открытое пространство советские танки вступили в
ближний бой. Они шли на таран, врезаясь в бок немецких танков. Прорывали
гусеницы. Немецкие танки даже не могли отступать. Бой продолжался весь день.
Согласно немецким свидетельствам, группы советских танков атаковали их до самой
темноты.
Герой Советского Союза,
старший лейтенант Евгений Шкурдалов вспоминал ту «атаку камикадзе»: «От прямого попадания снарядов танки
взрывались на полном ходу. Срывало башни, летели в стороны гусеницы. Отдельных
выстрелов слышно не было. Стоял сплошной грохот. Из горящих машин выскакивали
танкисты и катались по земле, пытаясь сбить пламя».
А вот свидетельство
пехотного унтерштурмфюрера Гюрса: «Они
были вокруг нас, над нами, среди нас. Завязался рукопашный бой, мы выпрыгивали
из наших одиночных окопов, поджигали магниевыми кумулятивными гранатами танки
противника, взбирались на наши бронетранспортеры и стреляли в любой танк или
солдата, которого мы заметили. Это был ад!» Пехота сражалась среди хаоса.
Радио замолкло, центральной связи не было и каждый танк стал сам за себя.
Пулеметы тоже замолкли, потому что высоки риски попасть в своих. «Эти бедняги снаружи оказались в аду. Они
сделают все возможное, чтобы не быть раздавленными собственными танками. И
будут пытаться советским солдатам не дать подорвать танки. Но рукопашная
схватка велась в отчаянии».
Долгое время события на
Курской дуге описывались как грандиозная танковая битва, а боевые действия
стрелковых соединений оставались в тени. А ведь основными элементами системы
обороны фронтов являлись именно стрелковые дивизии. В ходе боя под Прохоровкой
12 июля 1943 года вместе с тремя танковыми корпусами в контрудар перешли девять
стрелковых дивизий и пять мотострелковых бригад. «Мы дрались с «Тиграми» и «Я
дрался с Панцерваффе» как раз о них – пехотинцах, артиллеристах,
противотанкистах. «Смотрим – не верим
глазам своим. Вроде копны поднялись и пошли по полю – столько танков. Они шли
лавиной. Сколько их было, не считали. Машины двигались зигзагами, меняя
направление, чтобы с толку сбить наших артиллеристов, помешать им прицелиться.
Осколки сыпались, как свинцовый дождь, над нашими головами два снаряда
столкнулись и взорвались… Такой стоял оглушительный грохот, что кровь текла изо
рта и ушей».
На советскую
противотанковую оборону под Курском обрушились массированные удары танков,
артиллерии и авиации противника. «Стоял такой грохот от разрывов и гудения
танков, мощных выстрелов пушек, что разговаривать друг с другом невозможно.
Крики команд, крики раненных – все смешалось в один звук. Одни вытаскивают из
люков танков раненных и обгоревших, другие несут тяжелораненых на носилках в
укрытия медпунктов, ищут какой-нибудь транспорт эвакуировать с поля боя, а в
это время часть начинает отступать, так как немецкие танки – «тигры» – теснят
наши боевые порядки и давят все, что у них впереди. Все вокруг горит,
взрываются боекомплекты. В панике выскакивают горящие танкисты - и наши, и
немцы, катаясь по земле, оббивая горящее обмундирование. А если где-то
поблизости оказалась лужа с водой, то спасаться туда бегут и наши, и немецкие
танкисты, не боясь друг друга, подают в воду лишь бы погасить пламя. И так до ночи,
пока не утихнет бой.
Михаил Борисов в 19 лет
получил звание Героя Советского Союза. Одна из батарей дивизиона была атакована
19 «Тиграми». В этом бою Борисов оказался единственным выжившим из 28 человек.
Встав к орудию, он прямой наводкой подбил 7 танков, сорвав их атаку. Сам он
оценивал количество лично подбитых под Прохоровкой танков как семь с половиной
— восьмой танк он остановил, но не сжёг, поэтому засчитал его как половину
танка. Эта «половина танка» выстрелила и уничтожила орудие Борисова, он был
ранен и снова выжил. «Снаряд попал в лобовую
броню и рикошетировал. Танк не загорелся, но что-то в нём разладилось. Он
остановился и дальше не продвинулся ни на шаг, ни на метр. Но он сумел ответным
выстрелом разбить мою пушку. Я был ранен. Последнее, что осталось в памяти, —
это кусочек голубого курского неба и летящее там орудийное колесо».
Книга П. Кареля «Восточный фронт» освещает некоторые малоизвестные факты и подробности этого боя с немецкой стороны. Он приводит рассказы нескольких сотен бывших военнослужащих вермахта – от генерал-полковника, командующего армией, до рядового пехотинца, от начальника генерального штаба до простого связиста.
Обер-ефрейтор Карл
Руденберг первым достиг со своим пулеметом советских позиций. За ним поспешил
унтер-офицер медслужбы Пингель. «Повсюду –
убитые и раненые. Траншеи были глубокими. На третьем повороте он отпрянул. У
стены траншеи скрючился Карл Руденберг... У его ног лежал русский, руки, грудь
и голова которого были разорваны в клочья. Весь правый бок Карла – открытая
рана... Вдруг Карл показал головой на русского... и произнес: «Он прыгнул с
гранатой прямо на меня». В голосе Карла звучало восхищение...» Через 10
минут обер-ефрейтор Руденберг скончался. Штурмовым отрядам удалось ворваться в
советские траншеи. Но все попытки вклиниться в глубокую оборонительную систему
заканчивались ничем перед лицом неистового сопротивления русских. Карель пишет:
«...и в этих условиях задача саперов
оставалась адской. Русские обстреливали их из тяжелых минометов, установленных
в глубоких траншеях, неуязвимых для низкотраекторных танковых орудий. Это был
неравный поединок. И именно саперы платили по счетам. Командир 2-й роты и два
командира взводов погибли в первые несколько минут... К вечеру пехота осталась
без сил, а танки и штурмовые орудия – без топлива... И все же из немецких
батальонов и полков в вышестоящие штабы докладывали: «Мы продвигаемся! С
трудом, дорогой ценой. Но мы продвигаемся!»
Еще один вопрос,
вызывающий споры военных историков – говоря о танках, мы забываем о самолетах.
До сих пор идет спор – кто, собственно, выиграл сражение – танки или самолеты?
Немцы более эффективно действовали танками, а вот советские части очень
эффективно использовали артиллерию и штурмовики Ил-2. Поздно вечером уцелевшие,
огрызаясь выстрелами, потихоньку расползлись по сторонам. На небольшом поле
осталось около 400 сгоревших танков и несколько тысяч погибших пехотинцев
Сражение завершилось. И
тут возникает вопрос: а кто победил? Если победу определяет результат, то не
победил никто, поскольку никто не решил поставленную задачу. 5-я танковая армия
Ротмистрова не сумела разгромить наступающую вражескую группировку, но ценой
колоссальных жертв, ликвидировала угрозу прорыва фронта. Немцы не сумели
прорвать фронт. Если победу определяет соотношение потерь, то она однозначно за
немцами. Их потери – около 25% танков, тогда как Ротмистров потерял 60–70%
своей техники. По современным оценкам, на Прохоровском поле сражалось 413
немецких машин против 760 советских. Немцы смогли эвакуировать свои
поврежденные машины. Мы, в свою очередь, не смогли вытащить с поля боя ничего. «Ночью сначала мы слышали шум моторов на поле
– оно осталось за немцами – приказа стрелять почему-то никто не дал, и никто не
стрелял. Немцы на наше изумление эвакуировали подбитые танки к себе в тыл и им
никто не мешал! Но самое интересное началось потом! – наши подбитые танки немцы
заминировали и подорвали. Под утро мы услышали рев двигателей – подумали что
немцы выходят на исходные и приготовились к последнему бою но... немцы лишь
грузили танки на платформы. Битва была окончена...» После Курского сражения
в город Плавск Тульской области на завод «Смычка» привозили на ремонт на
железнодорожных платформах подбитые танки. Старожилы рассказывали, что
приходилось буквально отдирать от брони обгоревшие останки наших танкистов.
Каждая сторона сочла
победителем себя. Несмотря на то, что в кровопролитном сражении под Прохоровкой
не было победителей, оно стало роковым для плана «Цитадель», предусматривавшего
разгром советских войск под Курском и захват стратегической инициативы на
Восточном фронте. Один из главных немецких танковых авторитетов Г. Гудериан
признал битву под Прохоровкой «решающим поражением». Уже на следующий день
после сражения командование немецкой группы армий «Юг» отдало приказ о переходе
к обороне. Для немцев наступательная фаза Курской битвы закончилась. Не надо
думать, что исход сражения решался только под Прохоровкой. Курская битва
Прохоровским сражением не ограничивалась.
Победу на Курской дуге обеспечивали почти все советские фронты. Как только немцы начали операцию «Цитадель», в наступление пошли Южный и Юго-Западный фронты. Одновременно Брянский фронт рвался к Орлу, Западный двигался в сторону Карачева на Брянщине, а Ленинградский и Волховский фронты проводили наступательную Мгинскую операцию. Все это лишало командование германских сухопутных сил возможности снимать с этих участков войска и перебрасывать их под Курск. Такой нажим на вермахт дал очень важный результат. Силы германской армии в центре оказались ослаблены, и 15–17 июля перешли в контрнаступление Центральный и Воронежские фронты. Это было начало конца. 23 июля 1943 года завершился оборонительный этап Курской битвы.
Немцы покатились назад.
Следующие важные сражения на Курской дуге произошли под Орлом и Харьковом –
наступательные операции получили название «Кутузов» и «Румянцев». Наступательная
операция «Кутузов» началась еще 12 июля 1943 года в районе города Орел, где
советским войскам противостояли две немецкие армии. Немцы не смогли удержать
плацдарм и 26 июля они отступили. Уже 5 августа силами Красной Армии был
освобожден город Орел. Следующее основное событие Курской битвы –
наступательная операция «Румянцев» – началось 3 августа 1943 года на южном фасе
дуги. Операция проводилась силами Воронежского и Степного фронта.
Уже спустя два дня после
начала операции – 5 августа – был освобожден от нацистов город Белгород. 23
августа был отбит город Харьков. К 23 августа противник был полностью
разгромлен на Курской дуге, «Кутузов» и «Румянцев» стали причиной первого
победного салюта в годы войны – 5 августа 1943 года в Москве он был проведён в
ознаменование освобождения Орла и Белгорода. Для салюта в честь освобождения
Орла и Белгорода израсходовали весь запас холостых снарядов в Москве.
Несмотря на то, что мы
потеряли в целом в этой битве больше танков, чем немцы, наша промышленность
могла компенсировать эти потери: в одном только мае 1943 г. она выдала 1246
танков Т-34, а с начала того года и до конца мая было выпущено 6062 танков
Т-34. Немецкая – уже нет. Из тех четырех тысяч боевых машин, которые противник
собрал здесь практически со всего Восточного фронта, он лишился почти половины.
Имена тех, кто принёс
Советскому Союзу ту «победу в целом», вспоминают нечасто. И совершенно
напрасно. Потому что глава Совета по эвакуации Николай Шверник и его заместитель
Алексей Косыгин осуществили главный и самый масштабный маневр Великой
Отечественной войны. К октябрю 1941 г. в Сибирь и на Урал было перемещено 1360
крупных предприятий, в основном – военных. Наиболее разумные люди в руководстве
Третьего рейха уже тогда поняли, что «Войну
против СССР следует прекратить, поскольку в военном и экономическом отношении
Германия ее уже проиграла». Это заявил Гитлеру 29 ноября 1941 г. рейхсминистр
вооружения и боеприпасов Фриц Тодт.
Кровопролитное сражение,
не имеющее себе равных по масштабам, ожесточению и упорству, длилось 50 дней и
унесло жизни сотен тысяч советских солдат. Курская битва должна была стать
немецким реваншем, а стала началом конца Третьего Рейха. С этого момента
немецкий солдат будет только отступать. За успех пришлось дорого заплатить.
Потери СССР в Курской битве были огромными, как, впрочем, и немецкие.
Установить точное число погибших достаточно трудно, так как данные из разных
источников сильно отличаются. Многие историки берут средние цифры – это 200
тыс. погибших и втрое больше раненных. Наименее оптимистические данные говорят
о более 800 тыс. погибших с двух сторон и о таком же количестве раненных. Наши
потери были значительно выше. Соотношение человеческих потерь выглядит таким
образом 5:1 или 4:1 по разным данным. Общие потери в Курской битве составляют
863 303 человека, из которых убиты или пропали без вести 254 470
человек. В Германии потери убитыми за июль и август 1943 года оцениваются в 130 429
человек. По советским же данным убитых за этот же период было 420 000
человек, да ещё 38 600 человек взято в плен. Стороны также потеряли
огромное количество танков и техники.
Провал операции «Цитадель»
повлек за собой срыв и дальнейших стратегических наступательных операций
вермахта, которые уже были подготовлены к исполнению. Победа под Курском позволила
бы развить наступление на Ленинград, а после немцы отправились оккупировать
Швецию.
В результате разгрома
значительных сил вермахта на советско-германском фронте создались более
выгодные условия для развертывания действий американо-английских войск в
Италии, было положено начало распаду фашистского блока – потерпел крах режим
Муссолини, Италия вышла из войны на стороне Германии. Под влиянием побед
Красной армии возросли масштабы движения сопротивлений в оккупированных
немецкими войсками странах. В августе 1943 года Комитет начальников штабов США
подготовил аналитический документ, в котором дал оценку роли СССР в войне. «Россия занимает доминирующее положение, –
отмечалось в докладе, – и является
решающим фактором в предстоящем поражении стран оси в Европе». Не случайно
президент Рузвельт осознавал всю опасность дальнейшего затягивания открытия
Второго фронта. Накануне Тегеранской конференции он говорил своему сыну: «Если дела в России пойдут и дальше так, как
сейчас, то, возможно, будущей весной Второй фронт и не понадобится», и США
не сможет затем повлиять на судьбу Европы без выгоды для себя. Следовательно,
открытие «второго фронта» должно последовать как можно скорее, пока помощь США
вообще требовалась.
Юлия Брюханова, Центральная библиотека им. А.С.Пушкина
Комментариев нет
Отправить комментарий