12 января 1915 года родился поэт, прозаик Вадим Сергеевич Шефнер.
Его творчество — всегда живой разговор по душам, в котором есть место и лирике, и юмору. Оно оставляет у читателей ощущение света и радости.
Читайте стихи замечательного поэта Вадима Шефнера!
Автобиографический рапорт
Живу, сухопутный марала,
За строчки взимая рубли, —
А деды мои — адмиралы —
Умели водить корабли.
Своих прибалтийских фамилий
На службе у русских царей
Ничем они не посрамили,
Мотаясь по хлябям морей.
Морячили с полной отдачей
И были России верны, —
И Шефнера мыс обозначен
А я все на суше работал,
Прокладывал берегом путь,
И к славе военного флота,
Увы, не причастен ничуть.
Но в дни обороны авральной,
В годину военной страды,
Я, если сказать фигурально,
Не прятался в трюм от беды,
Врагу не показывал спину,
Блокаду изведал сполна;
В шкатулке фамильной старинной
Хранятся мои ордена.
В бушующих бурях событий
Я память берег о родне, —
И пусть гимнастерку, не китель
Пришлось мне носить на войне,
Пусть с морем встречаюсь я редко, —
Но знаю: судьбину мою
Не надо оплакивать предкам
В скупом лютеранском раю.
Детство
Ничего мы тогда не знали,
Нас баюкала тишина,
Мы цветы полевые рвали
И давали им имена.
А когда мы ложились поздно,
Нам казалось, что лишь для нас
Загорались на небе звезды
В первый раз и в последний раз.
...Пусть не все нам сразу дается,
Пусть дорога жизни крута,
В нас до старости остается
Первозданная простота.
Ни во чьей (и не в нашей) власти
Ощутить порою ее,
Но в минуты большого счастья
Обновляется бытие,
И мы вглядываемся в звезды,
Точно видим их в первый раз,
Точно мир лишь сегодня создан
И никем не открыт до нас.
И таким он кажется новым
И прекрасным не по летам,
Что опять, как в детстве, готовы
Мы дарить имена цветам.
* * *
Ты, детство, — золотое дно,
Тебе моя хвала.
Ты — как витражное окно
Из яркого стекла.
Пусть твой рисунок угловат,
Но разве дело в нем?
Забытый разноцветный сад
Почиет за окном.
Там, непонятна и светла,
Подруга детских дней,
Почти такая, как была, —
Но крылья есть у ней.
У ней варенье на щеке
И ситцевый наряд, —
Но лилии в ее руке
Мерцают и горят.
Стоит она, не зная зла,
С меня не сводит глаз, —
И только радуга стекла
Разъединяет нас.
Напев тридцатых лет
Быть может — вдалеке, быть может — за
стеною,
Быть может — подо мной, быть может — надо
мною
Пластинку прежних лет опять заводит
кто-то,
И у меня с утра не спорится работа.
Сквозь известь и кирпич, сквозь плиты
перекрытий,
Сквозь время, сквозь пласты
слежавшихся событий,
Как через кожу шприц — мне прямо в
сердце вколот
Напев тридцатых лет, когда я был так
молод.
Обшарпанный рефрен, любовные угрозы,
И в голосе певца заученные слезы,
Но за тщетою слов, за их усталой
сутью
Вся жизнь мне предстает как вечное
распутье.
Еще не пробил час, и жребий наш не
выпал,
И тысяча надежд раскинута на выбор;
Все впереди еще — и доброе, и злое.
Еще в грядущем все, что отошло в
былое.
И голоса друзей, войной навечно
взятых,
Мне слышатся вдали, и в громовых
раскатах
Напев тридцатых лет звучит в пыли дорожной,
Преобразясь в хорал
возвышенно-тревожный.
О войне
22 июня
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
Там, в толпе, средь любимых,
влюбленных,
Средь веселых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зеленых
На окраины молча спешат.
Им нельзя задержаться, остаться —
Их берет этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
Верим в победу!
Против нас полки сосредоточив,
Враг напал на мирную страну.
Белой ночью, самой белой ночью
Начал эту черную войну!
Только хочет он или не хочет,
А свое получит от войны:
Скоро даже дни, не только ночи,
Станут, станут для него черны!
Осенью сорок первого
Память, минувшее унаследуй,
Помни сентябрь сорок первого года!
Друг мой, не веровавший в победу,
Жизнь за Отчизну бесстрашно отдал.
Это теперь незрячим и зрячим
Видно сквозь годы, что в отдаленье
Май сорок пятого нам маячил
В дни самых горестных отступлений.
Ну а тогда не каждый, не всякий
Верил, что злую силу осилим, —
Но, не колеблясь, в час контратаки
Жизнь был готов отдать за Россию.
Память людская, все унаследуй, —
Помни о тех, кто давней порою
Просто за Родину, не за победу,
Пали смертью героев.
Тревога
Тревожные взревут сирены —
И сразу в город хлынет мгла,
И в темноту уйдет мгновенно
Адмиралтейская игла.
Погаснут лампочки в витринах,
Замглится невская вода, —
Так, свет ненадобный отринув,
Померкнет город, — и тогда
Из высоты глухой и черной,
Из поднебесной высоты
Услышишь рев многомоторный,
Нежданный шум услышишь ты.
Не птиц ли то враждебных стая
Летит сюда издалека,
Туманом черным обрастая
И прободая облака,
Летит в тумане ядовитом,
Летит, пощады не суля,
Росою смертной — люизитом —
Кропить асфальты и поля?
Но, точно скальпель неподкупный
В хирурга опытной руке,
Прожектор луч отбросит крупный
И вскроет мглу.
И вдалеке
Увидишь ты:
светлей зарницы,
Быстрей разящего клинка,
Летят серебряные птицы,
Расталкивая облака.
И, как невянущие маки,
На крылья им нанесены
Опознавательные знаки
Твоей единственной страны.
Над городом и над тобою,
Как нарастающий прибой,
Они летят, готовы к бою.
Кто знает — может, завтра бой.
* * *
Не возвращались птицы этим летом
В блокированный город Ленинград,
Но осенью, как прежде, в сквере этом
Деревья бледным золотом горят.
Здесь никуда от прошлого не деться,
Ты рад не помнить, но оно с тобой.
Сквер городской, тебе знакомый с
детства,
Не обойти окольною тропой.
Здесь ты еще мальчишкой глупым бегал,
Из-за лапты опаздывая в класс,
Здесь на дорожке, занесенной снегом,
Ты целовался в самый первый раз.
И освещает скудный свет заката
Скамью у невысоких тополей —
На ней ножом ты вырезал когда-то
Инициалы девушки своей.
Но всё на свете и страшней, и проще,
Чем думал ты в минувшие года, —
Пришла война, обугливая рощи
И под откос швыряя поезда...
Спроси себя в осенний этот вечер —
Что для отчизны сделано тобой?..
За прошлые, за будущие встречи,
За этот сквер, за город длится бой.
Ленинград
Мой город непреклонен и спокоен,
Не ослеплен слезами взор сухой.
Он темными глазницами пробоин
На Запад смотрит в ярости глухой.
Он гордо ждет намеченного срока,
Чтоб, все сметая на своем пути,
Внезапно, справедливо и жестоко
Все счеты с неприятелем свести.
Взорвется ярость города глухая, —
И для врага настанет Страшный суд,
И с мест дома сорвутся, громыхая,
И в наступленье улицы пойдут!
Все в бой пойдет, чтоб отомстить за
муки, —
Каналы хлынут через берега,
И, протянув обугленные руки,
Пойдут деревья задушить врага.
И в бой всесокрушающе-победный,
Тяжелыми доспехами звеня,
За Пулково помчится Всадник Медный,
Пришпоривая гордого коня.
И в грохоте и в скрежете металла,
По всем проспектам промелькнув за
миг,
От площади Финляндского вокзала
К Урицку устремится броневик.
Все каменное, медное, живое —
Все в бой пойдет, когда придет пора,
И танки, зло и напряженно воя,
И пехотинцы с криками «ура», —
Так будет смят врага бетонный пояс,
И мы с боями двинемся вперед,
И с каждого вокзала бронепоезд
По направленью к Западу пойдет!
За Ленинград
Чем бой суровей, тем бессмертней
слава.
За то, что бьешься ты за Ленинград,
Медаль из нержавеющего сплава
Тебе сегодня вручена, солдат!
Пройдут года. Пройдет чреда столетий,
И пусть мы смертны, но из рода в род
Переходить медали будут эти,
И наша слава нас переживет.
Но помни — враг недалеко, он рядом, —
Рази его и пулей, и штыком.
И прах его развей под Ленинградом,
Чтоб оправдать награду целиком!
Рази штыком, прикладом бей с размаха,
Гони его от городских застав, —
И пусть твоя душа не знает страха,
Как ржавчины не знает этот сплав!
Мой город
...Давно ль, пройдя равнины и болота,
В него ломился разъяренный враг
И об его чугунные ворота
Разбил свой бронированный кулак.
Свой город отстояв ценою бед,
Не сдали Ленинграда ленинградцы —
Да, в нем ключи чужих столиц
хранятся, —
Ключей к нему в чужих столицах нет!
И мы, огонь познавшие и голод,
Непобедимы в городе своем,
И не взломать ворота в этот город
Ни голодом, ни сталью, ни огнем.
Он встал, как страж, на сумрачном
заливе,
Вонзая шпили в огненный рассвет.
Есть города богаче, есть счастливей,
Есть и спокойней. Но прекрасней — нет!
Он победит! Он все залечит раны,
И в порт войдут, как прежде,
корабли...
Как будущих строений котлованы,
За городом траншеи пролегли.
Военные ордена
Сиротеют военные ордена.
Кто вернулся живым тогда,
Тех, кого на войне не взяла война, —
На мушку берут года.
Мы живем — живые среди живых,
Но друзей уже многих нет —
Командиров запаса и рядовых,
Журналистов военных лет.
Не дарит бессмертия мирный быт,
Не молодит седина.
С паспортов на дерево и гранит
Переносятся письмена.
Так вне строя, забыв земные дела,
Отбываем волей судеб
К тем, кого война на войне взяла,
С кем делили блокадный хлеб.
Но Отчизна навеки нам дана —
Это ей мы в свой строгий час
На храненье сдаем свои ордена,
На храненье сдаем свои имена
И уходим в вечный запас.
Стихи о Васильевском острове
* * *
Мы старые островитяне, —
В печальный и радостный час
Незримыми тянет сетями
Любимый Васильевский нас.
Здесь, острые мачты вздымая,
Не прячась по теплым углам,
Душа Ленинграда прямая
Вполне открывается нам.
Пойдем же на остров счастливый,
В кварталы, где шум городской
Сливается с гулом залива,
С немолкнущей песней морской!
Я вижу: лежит он на плане,
В грядущее запросто вхож, —
Как будто Петру марсиане
Подбросили этот чертеж.
Он прямоугольный и строгий
И пронумерованный весь, —
Никто не собьется с дороги,
Никто не заблудится здесь.
Не прячась от мира и ветра,
Легли от воды до воды,
Прямы, как мечта геометра,
Негнущихся улиц ряды.
Могуч, деловито-спокоен,
Балтийской волною омыт,
Кораблестроитель и воин,
Васильевский остров стоит.
Он с нами в грядущее верит,
Он нашею правдой силен, —
И трубы здесь воткнуты в берег,
Как древки победных знамен.
* * *
На снимках, на гладких открытках
Он не интересен на вид,
И, как шоколадная плитка,
На дольки кварталов разбит.
Но есть красота в нем иная,
И вот он встает предо мной —
На дольки разбит, как стальная
Рубашка гранаты ручной.
Он высится злой, справедливый,
Сурово терпя до поры
Ночные бомбежки, разрывы
Снарядов с Вороньей горы.
В глазницы обугленных окон
Глядится холодный восход,
Молчат на проспекте широком
Автобусы, вмерзшие в лед.
Он видит, седой и бессонный,
Не сдавшийся воле судеб,
Застывшие автофургоны
С голодною надписью «Хлеб».
Он, гневом и болью пронизан,
Глядит сквозь клубящийся чад —
И капли по ржавым карнизам,
Как слезы скупые, стучат.
Познавший огонь, и усталость,
И голод, и злую тоску,
Он всю свою силу и ярость
К последнему копит броску.
Мне годы запомнятся эти,
И вот он встает предо мной,
Сквозь смерть, сквозь блокаду — к
Победе
Пришедший со всею страной.
Он снова в отменном порядке,
И чудится мне, будто он,
Как дальнего детства тетрадки,
На линии весь разграфлен.
* * *
Пойдем на Васильевский остров,
Где вешние ночи светлы, —
Нас ждут корабельные ростры
И линий прямые углы.
Он прямоугольный, как прежде,
Как встарь, разлинованный весь, —
Ни пьяный, ни даже приезжий
Вовек не заблудится здесь.
Пусть трезвым с дороги не сбиться,
Пусть пьяных не кружит вино, —
На острове том заблудиться
Одним лишь влюбленным дано.
Там спят облака над мостами
До утренней белой звезды,
Бензинным дымком и цветами
Полночные пахнут сады.
И вновь над Университетом,
Над Стрелкой, где воды молчат,
Горит, неразлучный с рассветом,
Неправдоподобный закат.
Давай здесь побродим, побудем,
Под эти пойдем небеса,
Где бродят счастливые люди,
Свои растеряв адреса.
О любви
Пятое
Любовь — это пятое время суток, —
Не вечер, не ночь, не день и не утро.
Придешь ты — и солнце сияет в
полночь,
Уйдешь ты — и утро темнее ночи.
Любовь — это пятое время года, —
Не осень она, не весна, не лето,
Она не зима, а то, что ты хочешь,
И все от тебя одной зависит.
Любовь ни с чем на свете не схожа:
Не детство, не старость, не юность,
не зрелость;
Любовь — это пятое время жизни.
* * *
Нет, ночи с тобою мне даже не снятся
—
Мне б только с тобою на карточке
сняться,
Мне б только пройти бы с тобою весною
Лазоревым лугом, тропою лесною.
С тобой не мечтаю я утром проснуться
—
Мне б только руки твоей тихо коснуться,
Спросить: «Дорогая! скажи мне на
милость,
Спалось ли спокойно и снов ли не
снилось?»
Спросить: «Дорогая! за окнами ели
Не слишком ли за полночь долго
шумели,
Не слишком ли часто автомобили
На дальнем шоссе понапрасну
трубили?..
Не слишком ли долго под вечер
смеркалось,
Не слишком ли громко рыба плескалась.
Не слишком ли долго кукушка скучала,
Не слишком ли громко сердце стучало?»
Встречная
Ах, счастье не в благости вовсе,
Не в том, чтоб подметки сберечь.
Ты к трудным дорогам готовься,
Ты жди неожиданных встреч.
Пойдешь ты за счастьем, не зная,
Далёко ли, близко оно, —
Но есть где-то точка земная,
Где встретиться вам суждено.
Там где-то тропинкой пологой
Подруга твоя по судьбе
С улыбкой лукавой и строгой
Шагает навстречу тебе.
О ней не расскажешь словами,
О ней не написано книг,
Но встретишь — и солнце над вами
Свой бег остановит на миг.
* * *
Я мохом серым нарасту на камень,
Где ты пройдешь. Я буду ждать в саду
И яблонь розовыми лепестками
Тебе на плечи тихо опаду.
Я веткой клена в белом блеске молний
В окошко стукну. В полдень на лугу
Тебе молчаньем о себе напомню
И облаком на солнце набегу.
Но если станет грустно нестерпимо,
Не камнем горя лягу я на грудь —
Я глаз твоих коснусь смолистым дымом.
Поплачь еще немного — и забудь...
* * *
Любовь ведет через пустыни
И через горные хребты,
И на ветру она не стынет,
И не боится высоты.
Порою с поворота глянет —
И вдаль с улыбкою зовет,
И, обнадеживая, ранит,
И жаловаться не дает.
Куда б ни ехал, где б ни шел ты,
Всегда с тобой она в пути —
Не та, которую нашел ты,
А та, которой не найти.
Земля и море
Что ж, что ссоримся иногда, —
Вместе радость делить и горе.
Нам с тобой не в беду беда,
Мы с тобой — как земля и море.
Даже если и шторм силен,
Даже если землетрясенье, —
Ни на миг и ни на микрон
Нет меж ними разъединенья.
Никому их не развести,
Посторонним тут зря стараться:
От нее ему не уйти,
Ей вовеки с ним не расстаться.
Подражание английскому
«Скорее станет сушь водой
И мгла сойдет за свет,
Луна покажется звездой
И утвержденьем «нет»,
На камне вырастут цветы
И крылья обретут кроты, —
Чем мы расстанемся с тобой» –
Так говорила ты.
На камне не растут цветы,
В земле по-прежнему кроты —
Не надо крыльев им.
И только ты,
И только ты
Отчалила с другим.
Вода — по-прежнему вода,
Луной — луна,
Звездой — звезда,
И мглою — мгла,
И светом — свет
Остались навсегда.
И лишь тебя со мною нет,
И в этом вся беда.
Обещание
В минуты длительных прощаний
На склоне гаснущего дня
Невыполнимых обещаний,
Мой друг, не требуй от меня.
Не оборвали годы странствий
Сердца связующую нить,
И лишь в излишнем постоянстве
Меня ты можешь обвинить.
Он близок, час иной разлуки,
И я оставлю мирный труд,
И мы пожмем друг другу руки,
Как в песне неспроста поют.
Я верю, что во всем мы правы
И правотой своей сильны, —
Да озарит нам солнце Славы
Тропу тернистую Войны!
Но, если пулей вероломной
Жизнь будет прервана моя,
О девушке, простой и скромной,
В свой смертный час припомню я.
Не путая тебя с другими,
Средь дыма боевых полей
Я повторю простое имя,
Твое коротенькое имя,
Как имя Родины своей.
* * *
Как якорю не выплыть из воды,
Как облаку не утонуть в воде,
Как птице не подняться до звезды
И как на землю не упасть звезде, —
Так мне тебя не позабыть вовек;
И клены, шелестящие листвой,
И тишь озер, и шум тяжелых рек —
Мне все напоминает голос твой.
Я никогда, быть может, не пойму,
Чему я рад в тебе, чему не рад,
Но все дороги к дому твоему
Ведут меня, и нет пути назад.
* * *
Любовь минувших лет, сигнал из
ниоткуда,
Песчинка, спящая на океанском дне,
Луч радуги в зеркальной западне...
Любовь ушедших дней, несбывшееся
чудо,
Нечасто вспоминаешься ты мне.
Прерывистой морзянкою капели
Порой напомнишь об ином апреле,
Порою в чьей-то промелькнешь
строке...
Ты где-то там, на дальнем, смутном
плане,
Но ты еще мне снишься временами —
Снежинка, пролетевшая сквозь пламя
И тихо тающая на щеке.
* * *
Я сожалею, что и ты
Когда-нибудь уйдешь навеки
Из мира, где растут цветы
И в берега стучатся реки.
Вставать не будешь по утрам
И, спать укладываясь поздно,
Через стекло оконных рам
Не будешь вглядываться в звезды.
(Ведь, как и прежде, в темноте,
В земные вглядываясь дали,
Светиться будут звезды те,
Что мы вдвоем с тобой видали.)
* * *
Нас женщины в путь провожают
Порой на года, на года —
И словно заранее знают,
Где нас ожидает беда.
Негромкие их наставленья,
Улыбки встревоженных лиц
За нами летят в отдаленье,
Как стая невидимых птиц.
Где помощи нет ниоткуда,
Где ждет нас последняя тьма —
Порой совершается чудо:
Опасность уходит сама.
Она за крутым поворотом
Скрывается, нас не губя, —
Как будто вспугнул ее кто-то
Иль принял ее на себя.
И снова ночные скрижали
Струят утешительный свет.
А тех, кто нас в путь провожали,
Быть может, в живых уже нет.
О природе
Природе
Смогли мы летать научиться,
Хоть крыльев и нет за спиной, —
А все же завидуем птицам
И легкости их неземной.
Есть где-то иные закаты,
Есть где-то — неведомо где —
Планеты, где люди крылаты,
Где люди как рыбы в воде.
А ты и суровей, и строже,
Природа, недобрая мать:
Как рыбы мы плавать не можем,
Как птицы не можем летать.
На свете нам многое нужно;
Пусть щедрою ты не была —
Но ты нам, нагим, безоружным,
Упорство и зависть дала.
Ты нас не хранила от бедствий,
От мора, от моря невзгод, —
Но каждый, обиженный в детстве,
Сметливым и жадным растет.
Так завистью, хитростью, силой
Наследует Землю навек
Нагой, безоружный, бескрылый,
Бессмертный твой сын — Человек!
* * *
Природа все учла и взвесила.
Вы, легкодумные стрелки,
Не нарушайте равновесия
И зря не жмите на курки.
Вот кружит ястреб. Вредный вроде бы.
Но пусть летает, невредим:
Кому-то вреден, а природе он
Полезен и необходим.
Ты рай себе уютный выстроил,
Но без тревог не проживешь.
Убьешь печаль – но тем же выстрелом
И радость, может быть, убьешь.
Рядом с небом
Мы все, как боги, рядом с небом
Живем на лучшей из планет.
Оно дождем кропит и снегом
Порой наш заметает след.
Но облачное оперенье
Вдруг сбрасывают небеса, —
И сквозь привычные явленья
Проглядывают чудеса.
...И лунный свет на кровлях зданий,
И в стужу — будто на заказ —
Рулоны северных сияний
Развертываются для нас,
И памятью об общем чуде
Мерцают звезды в сонной мгле —
Чтобы не забывали люди,
Как жить прекрасно на Земле.
Школа радости
Уроки радости природа нам дает,
Раскрыв страницы перелесков и лугов.
Ее указка-молния снует
По картам облачных материков.
Бывает полночь — будто черная доска
Пред двоечником, что не выучил урок,
Но не тоска за нею, не тоска —
За нею счастье утренних дорог.
Лекально плавны очертания холмов,
И звездные лучи разлиновали тьму...
И под диктовку ливней и громов
Мы учимся бессмертью своему.
Миг
Дивитесь
им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам, —
Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Все будет так — и все не так
Через одно мгновенье.
Обида
Природа неслышно уходит от нас.
Уходит, как девочка с праздника
взрослых.
Уходит. Никто ей вдогонку не послан.
Стыдливо и молча уходит от нас.
Оставив деревья в садах городских
(Заложников иль соглядатаев тайных?),
Уходит от камня, от взоров людских,
От наших чудес и от строчек похвальных.
Она отступает, покорно-скромна...
А может, мы толком ее и не знали?
А вдруг затаила обиду она
И ждет, что случится неладное с нами?
Чуть что — в наступленье пойдут из пустынь
Ползучие тернии, им не впервые,
И маки на крыши взлетят, и полынь
Вопьется в асфальтовые мостовые.
И в некий не мною назначенный год
В места наших встреч, и трудов, и
прощаний
Зеленое воинство леса войдет,
Совиные гнезда неся под плащами.
* * *
Вдали под солнцем золотились ели,
А здесь, отвергнув животворный зной,
Шуршал камыш и лилии горели
Прозрачной, нездоровой белизной.
И, на меня уставив изумруды
Недвижных глаз, бездумных, как
всегда,
Лягушки, точно маленькие будды,
На бревнышке сидели у пруда.
Молчали все цветы на стеблях тонких,
И тишина, казалось мне тогда,
Давила на ушные перепонки,
Как на пловца глубокая вода.
Но слышалась мне в длительном
молчанье
Болотных трав, видневшихся вдали,
Невидимая дрожь существованья,
Корней шуршанье в глубине земли.
Листок
Снова листья легли на дорогу
И шуршат под ногами опять —
Так их в мире бесчисленно много,
Что никак их нельзя не топтать.
Мы спешим, мы красы их не ценим —
В жизни есть поважнее дела,
Но вчера на асфальте осеннем
Ты упавший листок подняла.
Как он вырезан точно и смело,
Как горит предзакатным огнем!
Ты на свет сквозь него поглядела —
Кровь и золото смешаны в нем.
Может вызвать он гордость и зависть,
Драгоценностью вспыхнуть во мгле...
Как дивились бы, как изумлялись,
Если б был он один на земле!
Письмена
В этом парке стоит тишина,
Но чернеют на фоне заката
Ветки голые — как письмена,
Как невнятная скоропись чья-то.
Осень листья с ветвей убрала,
Но в своем доброхотстве великом
Вместо лиственной речи дала
Эту письменность кленам и липам.
Только с нами нарушена связь,
И от нашего разума скрыто,
Что таит эта древняя вязь
Зашифрованного алфавита.
Может, осень, как скорбная мать,
Шлет кому-то слова утешений —
Лишь тому их дано понимать,
Кто листвы не услышит весенней.
Городской сад
Осенний дождь — вторые сутки кряду,
И, заключенный в правильный квадрат,
То мечется и рвется за ограду,
То молчаливо облетает сад.
Среди высоких городских строений,
Над ворохами жухлого листа,
Все целомудренней и откровенней
Деревьев проступает нагота.
Как молода осенняя природа!
Средь мокрых тротуаров и камней
Какая непритворная свобода,
Какая грусть, какая щедрость в ней!
Ей все впервой, все у нее — вначале,
Она не вспомнит про ушедший час, —
И счастлива она в своей печали,
И ничего не надо ей от нас.
Вторая память
Как далеко мы видим в день осенний,
Когда редеет утренний туман
И тополей безлиственные тени
Лежат, как шпалы, поперек полян!
Нам и легко, и словно жаль чего-то,
И даль зовет, бессмертно хороша,
И отбегают мелкие заботы,
И к трудным целям тянется душа.
Уже мы дышим дальнею весною,
Торопимся мы, ищем и творим, —
И стала в новом городе стеною
Та глина, на которой мы стоим.
И ясной достоверностью такою
Увиденное все озарено,
Как будто некой памятью второю
Нам вспоминать грядущее дано.
Вьюга
Кто-то лапкой скребется в окошко,
Кто-то плачет за нашим окном, —
Как озябшая белая кошка,
Вьюга жалобно просится в дом.
Голосок ее тонок и грустен.
Пожалеем ее, хоть на час
Дверь откроем и в комнату впустим —
Пусть погреется вьюга у нас.
* * *
В сыром пароходном дыму
По набережной залива
Цветы неизвестно кому
Несет человек торопливо.
Подобран осенний букет
Как бы в ослепленье счастливом: —
И желтый, и розовый цвет,
И алый с лиловым отливом.
А окна рассветом горят,
Разбросано пламя по кленам,
Патрульные чайки парят
В полёте целеустремленном.
И пахнет опавшим листом,
И радостно так и тревожно
Трубят пароходы о том,
Что все в этом мире возможно.
О вечном
Непрерывность
Смерть не так уж страшна и зловеща.
Окончательной гибели нет:
Все явленья, и люди, и вещи
Оставляют незыблемый след.
Распадаясь на микрочастицы,
Жизнь минувшая не умерла, —
И когда-то умершие птицы
Пролетают сквозь наши тела.
Мчатся древние лошади в мыле
По асфальту ночных автострад,
И деревья, что срублены были,
Над твоим изголовьем шумят.
Мир пронизан минувшим. Он вечен.
С каждым днем он богаче стократ.
В нем живут наши давние встречи
И погасшие звезды горят.
Жизнь не кончается
Жизнь не кончается там, где кончается,
—
Что-то другое там начинается.
Только не райское, только не адское:
Ляжешь пылинкой на чьем-то лацкане,
Станешь травинкой и чьей-то сказкою,
Белой снежинкой приникнешь ласково
К чьему-то окошку в вечерний час.
* * *
Отлетим на года, на века —
Может быть, вот сейчас, вот сейчас
Дымно-огненные облака
Проплывут под ногами у нас.
И вернемся, вернемся опять
Хоть на час, хоть на десять минут.
Ничего на Земле не узнать,
В нашем доме другие живут.
В мире нашем другие живут,
В море нашем — не те корабли.
Нас не видят, и не узнают,
И не помнят, где нас погребли.
Не встречают нас в прежнем жилье
Ни цветами, ни градом камней, —
И не знает никто на Земле,
Что мы счастливы были на ней.
Ледостав
Минувшего никто не украдет,
Но на исходе лет уйдут волненья,
Озера памяти покроет лед
Полупрощенья и полузабвенья.
Все, что под ним колышется на дне,
Подернется полупрозрачной тайной, —
И, отражаясь в ледяной броне,
Предстанут звезды с ясностью
прощальной.
* * *
У Времени времени нет,
Жестоки его повеленья.
Едва появившись на свет,
Как спички, сгорают мгновенья.
И дни, подчиняясь ему,
К закату идут торопливо,
И падают годы во тьму —
Как будто каменья с обрыва.
И пятятся в вечность века,
И тысячелетья стареют,
А Время — кнутом с облучка:
«Скорее! Скорее! Скорее!»
Само себя гонит оно
Как будто — к неведомой встрече.
И знать только смертным дано,
Что этот маршрут — бесконечен.
Измерение времени
Время — тьма и время — свет,
Время — это чудо.
Вроде бы его и нет,
А оно — повсюду.
Всю-то ночь и день-деньской
Рядом с нами, рядом, —
Но не взять его рукой,
Не окинуть взглядом.
Иногда оно течет
Ручейком по склону;
Иногда, как вездеход,
Прет сквозь все препоны.
Всё ему подчинено
Вечно и всечасно.
Если ж вдуматься — оно
Нам с тобой подвластно.
Исчисляется оно
Нашими годами,
Измеряется оно
Нашими трудами.
Спросил у памяти
Стоит ли былое вспоминать,
Брать его в дорогу, в дальний путь?..
Все равно — упавших не поднять,
Все равно — ушедших не вернуть.
И сказала память: «Я могу
Все забыть, но нищим станешь ты,
Я твои богатства стерегу,
Я тебя храню от слепоты».
В трудный час, на перепутьях лет,
На подмогу совести своей
Мы зовем былое на совет,
Мы зовем из прошлого друзей.
И друзья, чьи отлетели дни,
Слышат зов — и покидают ночь.
Мы им не поможем — но они
К нам приходят, чтобы нам помочь.
* * *
На миг оглянуться —
А что там у нас за спиной?
Там ласточки вьются
Над старой кирпичной стеной,
Там детские ссоры,
Счастливейших дней череда,
Там ясные взоры, —
Никто нас не пустит туда.
На миг только глянем —
Какие мы были в былом?
Там утречком ранним
Идем по тропинке вдвоем.
Мы оба прекрасны
(При взгляде из нынешних лет) —
И оба не властны
Вернуться туда, где нас нет.
На миг оглянуться —
Траншея, болотистый луг.
«Оставь затянуться!» —
Твердит умирающий друг.
Он там, в сорок первом,
Он молод на веки веков,
Он в гости, наверно,
Не ждет никаких стариков.
В минувшее горе
Нам тоже вернуться нельзя —
В другое, в другое,
В другое уводит стезя.
Назидание
Не стань покорным должником удачи.
Когда дорога чересчур легка,
Она предъявит счет наверняка
За эту легкость — так или иначе.
Когда дорога чересчур легка,
Задумайся: а нет ли тупика?
Не к пропасти ли ты идешь по ней?
Сверни на ту, что круче и трудней.
Пусть всё с тебя возьмет судьба
сполна
Наличными — усталостью и потом,
Ведя по высям горным и болотам,
По рытвинам, без отдыха и сна.
И пусть опасен каждый поворот —
Тебя от тупика и от обрыва
Сама дорога предостережет
Тем, что она не кажется счастливой.
Умей
Умей, умей себе приказывать,
Муштруй себя, а не вынянчивай.
Умей, умей себе отказывать
В успехах верных, но обманчивых.
Умей отказываться начисто,
Не убоясь и одиночества,
От неподсудного ловкачества,
От сахарина легких почестей.
От ласки, платой озабоченной,
И от любви, достаток любящей,
И от ливреи позолоченной
Отказывайся — даже в рубище.
От чьей-то равнодушной помощи,
От чьей-то выморочной сущности...
Отказывайся — даже тонущий —
От недруга руки тянущейся!
Заклинание
Жизнь в предстоящее устремлена,
В ложных не верь богов,
Выплюнь из памяти имена
Личных былых врагов.
Делай лишь то, что совесть велит,
Строго собою правь, —
И от чесотки мелких обид
Душу свою избавь.
Выбрось из сердца сомнений хлам,
Верь, что счастье — с тобой,
Радуйся дням, отпущенным нам
Вечностью и судьбой.
* * *
Стремясь в несбыточные дали,
Весь мир вобрать в себя спеша,
По кругу, а не по спирали
Растет и движется душа.
Путь бытия она проходит,
В себе замкнув весь белый свет,
И вновь к самой себе приходит —
Не на поклон, а на совет.
* * *
Душа — общежитье надежд и печалей.
Когда твое тело в ночи отдыхает,
О детстве, о сказочно-давнем начале,
Во сне потаенная память вздыхает.
И снятся мечте неземные открытья,
И лень, чуть стемнеет, все лампочки
гасит,
И совесть — ночной комендант
общежитья —
Ворочается на железном матрасе.
И дремлет беспечность, и стонет
тревога —
Ей снятся поля, окропленные кровью,
И доблесть легла отдохнуть у порога,
Гранату себе положив к изголовью.
А там, у окна, под звездою вечерней,
Прощальным лучом освещенная скудно,
На праздничном ложе из лилий и терний
Любовь твоя первая спит непробудно.
* * *
Над собой умей смеяться
В грохоте и в тишине,
Без друзей и декораций,
Сам с собой наедине.
Не над кем-то, не над чем-то,
Не над чьей-нибудь судьбой,
Не над глупой кинолентой —
Смейся над самим собой.
Среди сутолоки модной
И в походе боевом,
На корме идущей кó дну
Шлюпки в море штормовом —
Смейся, презирая беды, —
То ли будет впереди!
Не царя — шута в себе ты
Над собою учреди.
И в одном лишь будь уверен:
Ты ничуть не хуже всех.
Если сам собой осмеян,
То ничей не страшен смех.
Книга обид
Есть у каждого тайная книга обид,
Начинаются записи с юности ранней;
Даже самый удачливый не избежит
Неудач, несвершенных надежд и
желаний.
Эту книгу пред другом раскрыть не
спеши,
Не листай пред врагом этой книги
страницы, —
В тишине, в несгораемом сейфе души
Пусть она до скончания века хранится.
Будет много распутий, дорог и тревог,
На виски твои ляжет нетающий иней, —
И поймешь, научившись читать между
строк,
Что один только ты в своих бедах
повинен.
* * *
Не надо, дружок, обижаться,
Не надо сердиться, ей-ей,
На сверстников и домочадцев,
На старых неверных друзей.
Давай лучше жизни дивиться
И в добрые верить дела,
Глядеться в знакомые лица,
Как в праздничные зеркала.
Обиды все — мелочь такая,
Обиды ничтожны стократ
Пред вечными теми веками,
Что всех навсегда разлучат.
* * *
Ни справочников, ни программ
Судьба не издает;
Она вовек не скажет нам,
Что нас в дальнейшем ждет.
Ей, равнодушной, просто лень
В известность ставить нас,
Что нам сулит грядущий день,
Что будет через час.
Ты сам лепи свою судьбу
Из глины бытия!
Тебе, пока ты не в гробу,
Подвластна жизнь твоя.
О будущем гадалки лгут,
Примет правдивых — нет, —
И только долгий, честный труд
На всё дает ответ.
* * *
Хорошо мне иль худо,
Враг со мной или друг —
Это всё-таки чудо —
Всё, что вижу вокруг.
Мир земной, повседневный,
Мир, где был я рожден, —
Мир необыкновенный,
Будто сбывшийся сон.
Пусть обиды, напасти,
Пусть негладко живу, —
Это все-таки счастье —
Жизнь прожить наяву.
Другу в блокнот
В дни сплошного невезенья
Не сердись на белый свет.
Есть счастливые мгновенья,
Но веков счастливых — нет.
Всем дается бочка меда,
Бочка дегтя, день и тьма;
Каждый — сам себе свобода,
Каждый — сам себе тюрьма.
Не сутулься сиротливо,
Верь, что радость — впереди.
И, чтоб чаще быть счастливым,
Счастья вечного не жди.
Невзгоды
Бывает — жизнь поранит и обманет,
Но ты преодолей свою печаль.
Пусть светится окно твое в тумане —
Назло судьбе ты свет не выключай.
Ты верь в свою удачу-недотрогу,
На твой огонь она придет в свой час.
Чтобы для счастья проторить дорогу,
Порой невзгоды посещают нас.
Глоток
До обидного жизнь коротка,
Ненадолго венчают на царство, —
От глотка молока до глотка
Подносимого с плачем лекарства.
Но меж теми глотками — заметь! —
Нам немало на выбор дается:
Можно дома за чаем сидеть,
Можно пить из далеких колодцев.
Если жизнь не легка, не гладка,
Если в жизни шагаешь далеко,
То не так уж она коротка,
И бранить ее было б жестоко.
Через горы, чащобы, пески,
Не боясь ни тумана, ни ветра,
Ты пошел от истоков реки —
И до устья дошел незаметно.
Вот и кончен далекий поход —
Не лекарство ты пьешь из стакана:
Это губы твои обдает
Горьковатая зыбь Океана.
* * *
Кто-то кошек накормит бездомных,
Кто-то друга от смерти спасет...
Доброту нам не вычислить в тоннах,
И в рублях невозможен подсчет.
Ей победных реляций не надо,
Не к лицу ей лавровый венок, —
В ней самой воплотилась награда
Для того, кто кому-то помог.
* * *
Чем дальше в будущее входим,
Тем больше прошлым дорожим,
И в старом красоту находим,
Хоть новому принадлежим.
Но, как веревочка ни вьется,
Добру вовеки быть добром,
И непрощенным остается
Зло, совершенное в былом.
Стрела
Хотел я смерти не орлу,
Не хищникам чащобы —
Я в друга выпустил стрелу
Несправедливой злобы.
Я промахнулся... Повезло,
Быть может, нам обоим?
Но мною посланное зло
Летит, летит над полем.
Летит сквозь строй лесных стволов,
Сквозь городские стены,
С океанических валов
Срывает клочья пены.
Пронзая ливень и метель,
Соборы и заборы
И, словно дьявольская дрель,
Просверливая горы,
Летит стрела с моей виной,
Летит в мою долину —
И огибает шар земной,
Чтоб мне вонзиться в спину.
Милосердие
Верю в добрых сердец бессмертие.
В солнце мира и тишины.
Милосердие! Милосердие!
Это слово старше войны.
В человечества годы ранние
Неизвестная медсестра
Над охотниками израненными
Хлопотала возле костра.
Милосердие! Слово вещее,
Ты и нам сияло во мгле, —
Наклонялись над нами женщины
Под огнем на ничьей земле.
И когда все войны забудутся,
Все оружье на слом пойдет,
Все надежды людские сбудутся, —
Милосердие не умрет.
...В гимнастерке ль, в платье
заплатанном,
С горькой складочкою у рта,
Как нужна ты нам в веке атомном,
Терпеливая доброта!
Лесной пожар
Забывчивый охотник на привале
Не разметал, не растоптал костра.
Он в лес ушел, а ветки догорали
И нехотя чадили до утра.
А утром ветер разогнал туманы,
И ожил потухающий костер
И, сыпля искры, посреди поляны
Багровые лохмотья распростер.
Он всю траву с цветами вместе выжег,
Кусты спалил, в зеленый лес вошел.
Как вспугнутая стая белок рыжих,
Он заметался со ствола на ствол.
И лес гудел от огненной метели,
С морозным треском падали стволы.
И, как снежинки, искры с них летели
Над серыми сугробами золы.
Огонь настиг охотника — и, мучась,
Тот задыхался в огненном плену;
Он сам себе готовил эту участь, —
Но как он искупил свою вину!..
Не такова ли совесть?
Временами
Мне снится сон средь тишины ночной,
Что где-то мной костер забыт, а пламя
Уже гудит, уже идет за мной...
Смелость
Один на бегу остановит коня,
Пройдет по реке в ледоход, —
Зато без друга средь бела дня
На кладбище не шагнет.
Не страшен другому ни бой, ни враг,
Вся мистика нипочем, —
Вот только начальства боится так,
Что вмиг немеет при нем.
А третий шагнет в огонь и в ночь,
И ступит на талый лед,
И, чтобы друзьям в беде помочь,
По минным полям пойдет;
Какая б его ни ждала гроза —
Угроз и гроз не боясь,
Любому любую правду в глаза
Он выскажет не таясь.
Не то чтоб он всех на свете мудрей
Иль от смерти заговорен —
Ослушаться совести своей
С детства боится он.
Страх
Страх загадочно многолик,
Он проник во многие души...
Совещаться я с ним привык
В море, в воздухе и на суше.
Но вчера мне приснился сон,
Будто мой советчик — в опале,
Будто будет он отменен,
Исключен из земных реалий.
Я проснулся, мокрый от слез,
Трепеща, как пленная птаха, —
Так меня испугал прогноз,
Что на свете не станет страха.
Ах, пропасть без него зазря,
Кануть в пропасть придется многим,
Как слепцам без поводыря
На петлистой горной дороге.
И предвижу я много бед,
Много-много горького плача,
Если все, в ком совести нет,
Потеряют и страх в придачу.
Личный враг
Не наживай дурных приятелей —
Уж лучше заведи врага:
Он постоянней и внимательней,
Его направленность строга.
Он учит зоркости и ясности —
И вот ты обретаешь дар
В час непредвиденной опасности
Платить ударом за удар.
Но в мире и такое видано:
Добром становится беда,
Порою к дружбе неожиданно
Приводит честная вражда.
Не бойся жизни, но внимательно
Свою дорогу огляди.
Не наживай дурных приятелей —
Врага уж лучше заведи.
Благодарность старому знакомому
Исполнен помыслов благих,
Скажу на склоне лет,
Что равнодушие других
Нам не всегда во вред.
Когда мне очень не везло
И жизнь горька была,
Он мог вполне мне сделать зло —
Но он не сделал зла.
Он не помог мне в трудный час,
Хоть мог помочь вполне, —
И все-таки меня он спас,
Оставшись в стороне.
Пусть он не выручил меня,
Не протянул руки —
Но все-таки и на меня
Не поднял он руки.
Теперь-то мне, на склоне лет,
Яснее, что к чему.
За каменный нейтралитет
Спасибо шлю ему.
Подражание восточному
Не возвожу плохих на пьедестал,
Но мир без них намного б хуже стал.
Плохие люди для того нужны,
Чтоб знали мы, кем быть мы не должны.
Рассветное одиночество
Не ревнуй меня к одиночеству,
Этой ревности не пойму.
Иногда человеку хочется
Одному побыть, одному.
Не кори, что порой рассветною,
В ясной утренней тишине,
С рощей, с тропкой едва заметною
Я встречаюсь наедине.
И, шагая в утреннем свете, я
Вижу, счастлив и одинок,
То, чего бы ни с кем на свете я
Увидать бы вдвоем не смог.
Нет, отшельничества не жажду я,
Не бегу от света во тьму.
Иногда ведь хочется каждому
С миром встретиться одному.
Счастье
Счастье мне противопоказано,
Мне невыгодно быть счастливым:
Голубыми путами связанный,
Становлюсь нетрудолюбивым.
Все мне чудится подсознательно,
Что судьба меня только дразнит, —
В будни радость не обязательна,
Радость — это недолгий праздник.
За характер свой не в ответе я,
Он со мной до смерти пребудет, —
За века, за тысячелетия
Не приучены к счастью люди.
Жизнь, старуха с чертами резкими,
Им дарила, с Богом не споря,
Счастье мелкими разновесками
На пудовые гири горя.
Много радости нам отпущено,
Но и горе не раз встречали.
Знаю, люди века грядущего
Знать не будут моих печалей.
Мир, от горя отмытый начисто,
Ощутят они всем дыханием.
Стань же, счастье, рабочим качеством
И естественным состоянием!
Стыд за другого
Стыд за другого — странный стыд,
Загадочный, особый,
В себе он вовсе не таит
Ни горечи, ни злобы.
Знакомый, сидя в кресле, врет
Безвредно и подробно;
Нелепостей — невпроворот,
И хоть бы голос дрогнул.
Стыдись — но слушай, верь не верь,
Но оборвать — неловко:
Вы ложью связаны теперь,
Как желтою веревкой.
Вы с собеседником своим,
Бесспорно, в чем-то схожи.
Ты вдруг краснеешь, будто с ним
Ты обменялся кожей.
Три странника
Ходят, бродят без дорог,
Головы склоня,
Стыд, стыдище и стыдок —
Кровная родня.
Даже в выходные дни
Нет покоя им,
И равно видны они
Зрячим и слепым.
Ты их сам не раз встречал
На путях своих,
И краснел, и замирал
Ты, увидя их.
Уж не так ты, значит, плох,
Грешный человек...
Бойся тех, кто этих трех
Не видал вовек.
Сплетня
Напраслинка-малютка,
Как быстро ты растешь!
Вчера звучала шуткой,
А завтра бросишь в дрожь.
Порхая пестрой птичкой
Вкруг нашего стола,
Ты злобное величье
И когти обрела.
Сидим за разговором,
Бутылки — не пусты,
И, каркая как ворон,
Над нами вьешься ты.
Кому-то станет тяжко,
Кого-то ждет тоска...
А ты ведь легкой пташкой
Слетела с языка.
Слезы
Редко от радости плачем мы.
Может, один лишь раз
Радость у горя берет взаймы
Слезы в счастливый час.
Ветер шуршит весенней листвой,
Утро зовет в поход,
Радость — честна, радость с лихвой
Горю свой долг вернет.
Но на пороге дальней зимы,
Все испытав всерьез,
Слезы счастливые вспомним мы —
Горьких не вспомним слез.
Человек спешащий
Человек живет бегом,
На ходу жует,
Он века берет в обгон,
На педали жмет.
Он спешит, подлунный царь,
К новым чудесам, —
А земля творит, как встарь,
По своим часам.
Среди осени весна
Не идет на луг,
И не силится сосна
Обогнать подруг.
Царь земли бежит бегом —
Зверем на ловца, —
А природа-то кругом
Ухмыляется.
Мысли о моде
Стареют нынче вещи со скоростью
зловещей,
Взяла, взяла их мода в безжалостные
клещи.
Портной, дизайнер, зодчий на выдумки
охочи —
А жизнь вещей с годами короче и
короче.
Ах, мода-чаровница, коварная
резвушка, —
С утра она девица, а к вечеру — старушка.
При первом одеванье стареют одеянья;
Устаревают зданья в процессе
созиданья.
Служа людской гордыне, мелькают
макси, мини;
Панбархат и дерюга спешат сменить
друг друга.
Дряхлеют все предметы, отставшие от
моды:
На свалках спят буфеты, на слом идут
комоды.
В жилые кубатуры, блестя от политуры,
На ножках рахитичных вбегают
гарнитуры.
Изделья-модерняги в дома вступают
бойко —
Не ведают, бедняги, что всех их ждет
помойка.
Вещей собачья старость, их ранняя
усталость
Наводит на раздумья и может вызвать
жалость.
Но все же я старенья предметов и
строений
Оплакивать не стану в своем
стихотворенье.
Портной, дизайнер, зодчий, бранить я
вас не смею:
Стал век вещей короче — стал век
людской длиннее.
Мы словно на подводы, на моды и на
вещи
Свои сгружаем годы, чтоб нам шагалось
легче.
Будущее кино
Смотрите мультфильмы! Там действуют
дети и звери,
Там к доброму егерю зяблик в окошко
стучится.
Правдивая ложь, где всегда я заранее
верю
Во все, что начнется, всему, что
сегодня случится.
Там людям содействуют звезды, там
движутся горы,
Там зло наказуется бесповоротно и
сразу, —
Не надо часами блуждать там наемным
актерам
В не ими придуманных рощах, и вздохах,
и фразах.
Там реки и розы умеют грустить и
смеяться,
Там клены и люди, как братья,
пускаются в танцы,
Там добрые чувства и мысли впрямую стремятся
От пальцев художника в сердце мое — без
инстанций.
Искусство грядущего, ты, как дитя на
рассвете,
Наставника ждешь. И провижу я
кинокартины,
Где гений карает пороки и чтит
добродетель,
Шекспира с Рембрандтом сливая в себе
воедино.
* * *
Мы явленьям, и рекам, и звездам даем
имена,
Для деревьев названья придумали мы,
дровосеки,
Но не знает весна, что она и
взаправду весна,
И, вбежав в океан, безымянно
сплетаются реки.
Оттого, что бессмертия нет на веселой
земле,
Каждый день предстает предо мною как
праздник нежданный,
Каждым утром рождаясь в туманной и
радужной мгле,
Безымянным бродягой вступаю я в мир
безымянный.
Слова
Много слов на земле. Есть дневные
слова —
В них весеннего неба сквозит синева.
Есть ночные слова, о которых мы днем
Вспоминаем с улыбкой и сладким
стыдом.
Есть слова — словно раны, слова — словно
суд, —
С ними в плен не сдаются и в плен не
берут.
Словом можно убить, словом можно
спасти,
Словом можно полки за собой повести.
Словом можно продать, и предать, и
купить,
Слово можно в разящий свинец
перелить.
Но слова всем словам в языке у нас
есть:
Слава, Родина, Верность, Свобода и
Честь.
Повторять их не смею на каждом шагу,
—
Как знамена в чехле, их в душе
берегу.
Кто их часто твердит — я не верю
тому,
Позабудет о них он в огне и дыму.
Он не вспомнит о них на горящем
мосту,
Их забудет иной на высоком посту.
Тот, кто хочет нажиться на гордых
словах,
Оскорбляет героев бесчисленных прах,
Тех, что в темных лесах и в траншеях
сырых,
Не твердя этих слов, умирали за них.
Пусть разменной монетой не служат они
—
Золотым эталоном их в сердце храни!
И не делай их слугами в мелком быту —
Береги изначальную их чистоту.
Когда радость — как буря, иль горе — как
ночь,
Только эти слова тебе могут помочь!
Устная речь
Это так, а не иначе,
Ты мне, друг мой, не перечь:
Люди стали жить богаче,
Но беднее стала речь.
Дачи, джинсы, слайды, платья...
Ценам, цифрам несть конца, —
Отвлеченные понятья
Улетучиваются.
Гаснет устная словесность,
Разговорная краса;
Отступают в неизвестность
Речи русской чудеса.
Сотни слов родных и метких,
Сникнув, голос потеряв,
Взаперти, как птицы в клетках,
Дремлют в толстых словарях.
Ты их выпусти оттуда,
В быт обыденный верни,
Чтобы речь — людское чудо —
Не скудела в наши дни.
Размышления о стихах
Стихи — не пряник, и не кнут,
И не учебное пособие;
Они не сеют и не жнут —
У них задание особое.
Они от нас не ждут даров,
Открещиваются заранее
От шумных торжищ и пиров,
От хищного преуспевания.
Милее им в простом быту,
Почти неслышно и невидимо,
Жить, подтверждая красоту
Всего, что вроде бы обыденно.
Но в громовые времена,
Где каждый миг остер, как лезвие,
На помощь нам идет она —
Великодушная поэзия.
Где пули свищут у виска,
Где стены и надежды рушатся,
Припомнившаяся строка
В усталых пробуждает мужество.
...Тоска, разлука ли, болезнь —
Что ни творится, что ни деется, —
Пока стихи на свете есть,
Нам есть еще на что надеяться.
Колыбельная
Сторожихи спят в сторожках,
Спят коты и мыши,
Дождь в серебряных сапожках
Пробежал по крыше.
Постояв над нами малость,
Туча грозовая
Быстро к западу умчалась,
Небо открывая.
И над нами ходят важно
Звезды и планеты,
Протянув к травинкам влажным
Проволочки света.
Ходят звезды без дороги
В выси беспредельной,
Как девчонки-недотроги —
От Земли отдельно.
Неизвестный наследник
Уйду навек, пришел на миг, —
Но в чьи-то сновиденья
Вступлю, как свой живой двойник, —
А не загробной тенью;
К кому-то — через Лету вплавь —
Из вечного покоя
Явлюсь в обыденную явь
Страницею, строкою;
Кому-то счастье предскажу
Средь суеты привычной;
Кого-то, может, рассержу,
Не существуя лично.
Он с книгой сядет у огня
Полночною порою —
И унаследует меня,
Вступая в спор со мною.
Комментариев нет
Отправить комментарий