Героям СВО: Стихотворения

Харьковская область. г.Изюм. Специальная военная операция.

Знамя Победы, установленное российскими военнослужащими на горе Кременец.

Александр Коц

* * *

        Посвящается Дмитрию Едрёнкину —

        павшему Трубчевскому Герою

 

Он жил под девизом: «Никто, кроме нас!»,

И время пришло — он исполнил приказ.

Им может по праву гордиться страна,

Но будь же ты проклята эта война!

 

Какая бы цель ни ставилась,

Нельзя допускать никогда,

Чтоб мать на могилу бросалась…

Будь проклята эта война!

 

Для матери он — ребёнок,

Но выполнил долг до конца.

Жизнь оборвал осколок…

Слеза по щекам отца…

 

Ты будешь для нас примером,

Тебя не забыть никогда!

И троекратным залпом

Разорвана тишина…

 

Смерть забирает лучших,

Так было, наверно, всегда,

Но губы горестно шепчут:

«Будь проклята эта война!»

 

И над его могилой

Реют два флага теперь.

Мы победим, конечно,

Клянёмся тебе, поверь!

С. Солдатов

 

Позывной «Кубань»

Посвящается Герою России Александру Мальцеву,

бойцу СВО с позывным «Кубань»

 

В каком краю рождаются герои?

Как угадать?

Когда лютует брань,

Встают богатыри на поле боя.

Идут в бессмертье. И средь них — «Кубань».

 

Мобилизован в северной столице.

Опыт Чечни продолжен в СВО.

А позывной? Кубань родная снится!

Лабинск и мама, и друзья его.

 

— Он был мужик. Из тех, кто гибнет стоя.

— Он ввёл нас в бой. А дело было дрянь.

Накрыло группу. И сквозь грохот боя:

«Давай, «Кубань»! Прикрой ребят, «Кубань»!

 

Он всё сумел! Остался жить «трёхсотый».

А накануне фрициков взял в плен,

орудуя во вражеском окопе

похлеще, чем заправский супермен.

 

И журналисты налетели вскоре.

— Где Мальцев здесь? Кто Александр? Встань!

На первом месте в новостном просторе

подвиг солдата с позывным «Кубань».

 

…Героя смерть — сродни закату солнца.

Путь воина бессмертьем осиян.

Течёт река и песня вольно льётся,

звучит в эфире позывной «Кубань»…

С. Макарова-Гриценко

 

Памяти Евгения Арефьева

Потом я выдернул кольцо...

Похолоднело.

Склонилась мамино лицо

И постарело.

 

А я, практически, убит.

Я мироточу.

И мама рядышком стоит,

Читает «Отче».

 

Но на переднем рубеже

Не до колечек.

И мне примерили уже

Терновый венчик.

 

Упал туман, как органза,

Как белый саван.

Кричали мамины глаза —

Новоприставлен!

 

Новопреставленному — нимб!

И в кругосветку!

Арефьев Женька не погиб!

Ушёл в разведку.

И. Мацигура

 

* * *

Памяти лётчиков Александра Антонова и Владимира Никишина,

повторивших на Украине подвиг Героя Советского Союза

Николая Гастелло

 

Память об этих героях свята,

Только покоя вопрос не даёт:

Почему не покинули самолёт,

Пламенем в небесах объятый?

 

Ответ на вопрос, я, конечно, знаю,

Да и не может другим быть ответ —

На этом держится белый свет:

Жила бы только страна родная…

 

Но ей без вас, братья, хуже будет

Нашей общей родной земле —

Несли вы в сердце и на крыле

Её судьбу, дорогие люди.

 

Конечно, она врагов уничтожит,

Есть кому в ней держать штурвал.

Но ведь поэт Твардовский сказал

О вас как будто: «И всё, всё же…»

Абульфат Аглин (Пер. с азербайджанского Ю. Щербакова)

 

Памяти Героя России

Эдуарда Норполова

 

Посмертно заслужил звезду Героя —

Не дрогнул перед недругом в бою,

Стал в двадцать семь за Родино горою,

За Русь непобедимую свою!

 

Сквозная рана в сердце материнском,

Но гордость душу согревает ей —

Стал Эдуард навек родным и близким

Не только ей, а множеству людей.

 

Отважный сын бурятского народа,

Спецназовец, российский офицер,

Как прадеды, сражался за свободу,

Любви к Отчизне подавал пример.

 

На знамени духовном будет имя

Отныне и Норполова сиять.

Гордимся мы Героями такими

И будем путь к победе продолжать!

Базаржаб Галсанов (Пер. с бурятского В. Латынина)

 

Имя будет жить

Герою России

Нурмагомеду Гаджимагомедову

 

Храбрых горцев мужественный сын

В битве жизнью заплатил своей

За свободу Киевской Руси,

Что давно в полоне упырей.

 

Храбрых горцев мужественный сын

Смог заветы предков сохранить —

Честь дороже жизни до седин…

Он погиб, но имя будет жить!

 

Храбрых горцев мужественный сын

Возвеличил маленький аул,

От Кавказских снеговых вершин

До дворца Кремлёвского шагнул.

 

Честь героя к подвигам зовёт

И пример отважным подаёт.

Абдуселим Исмаилов (Пер. с лезгинского В. Латынина)

 

Памяти Героя России

Нурмагомеда Гаджимагомедова

Скорбит село Кани,

что в Дагестане.

Скорбят Рязань,

Донбасс, Махачкала…

Их верный сын

в десантный строй не встанет.

Он в строй Героев

встанет, как скала.

 

Припомни,

в сорок первом — в сорок пятом,

когда нацисты

жгли российский кров,

такие вот

геройские ребята

с гранатой шли,

с последней, на врагов.

 

И Сирия

таких ребят узнала...

Не мало их,

враги, возьмите в толк,

чтобы Россия

к вам не посылала

десантно-штурмовой

казачий полк.

 

Наступит мир

(любая боль стихает).

И он наступит,

твёрдо верю я.

Нурмагомед

вернётся к нам стихами,

и дочкой,

что назвали Теймия.

 

И благодарной памятью,

и песней,

и улицей

в родной Махачкале…

С Героями такими

Русь воскреснет!

И пусть свеча

не гаснет на столе.

С. Панфёров

 

Сын Дагестана

Памяти Героя Российской Федерации

старшего лейтенанта

Нурмагомеда Энгельсовича Гаджимагомедова

 

В Дагестане скверная погода —

Дует ветер с дальних гор в лицо.

В феврале 22-го года

Ты рванул гранатное кольцо.

 

Сделал все, конечно же, как надо.

Мы еще узнаем и о том,

Как ребята оказались рядом,

Отгоняли нелюдей огнем.

 

Вновь весна стоит, и солнце светит,

И как витязь, ты уходишь в бой.

Кем гордиться мне на этом свете?

Это однозначно, что тобой!

В. Силкин

 

* * *

Я сын отца до боли мне родного,

Всё без остатка от него впитал.

Я горд быть сыном у отца такого,

Отец меня с трудом так воспитал.

 

К труду и спорту приручая с детства,

Я даже пас барашек и коров.

В горах с природой рядом по соседству,

Чтоб в жизни, ко всему я был готов.

 

Село Кани Кулинского района,

Очаг мой и родимый и родной.

Я бегал по горам там без айфона,

Мальчишка хулиганистый такой.

 

Мечтал, когда я вырасту, что стану,

Десантником, парящим в облаках.

За Родину служить не перестану,

На самых отдалённых рубежах.

 

И также как отец-орденоносец,

Я оптимист, мне не дано тужить.

Сын Дагестана, лакец я и горец,

Готов Отчизне с гордостью служить.

Н. Гаджимагомедов

 

Народный полковник

Герою Российской Федерации

Владимиру Жоге

 

Весь он изранен, но вновь в строю.

Такие не знают страха.

Когда ты на землю упал свою,

Вздрогнула Волноваха.

 

Тебе до Славянска всего лишь шаг,

Шёл до него ты годы,

Чтобы поднять над Славянском флаг

Доблести и свободы.

 

Ты от войны уводил детей,

Чтоб их никто не трогал,

Чтобы сказали семье твоей:

«Спас их полковник Жога!».

 

Чтобы учились они уму,

Сели опять за парты,

Ты их сейчас не отдал никому,

Народный полковник «Спарты».

В. Силкин

 

Позывной «Батя»

Пильтенко Игорь Николаевич

Награжден:

Медаль «За спасение погибавших»

Медаль «За отвагу 2-й степени».

«Орден мужества» присвоен посмертно.

 

Перекрёсток дорог миновать тяжело,

И в степи бугорок не скрывает село.

Оборона окрест полыхает огнём.

Колокольня и крест — маяком: «В бой рискнём».

 

Напролом средь камней и сгоревшей травы,

Где закат всё бледней от народной молвы

Под обстрелом живым суждено всё решать:

И удар рядовым не считать — сокрушать.

 

Автомат на груди в рукопашной борьбе —

Перекрыты пути по обходной тропе…

Героизм всех бойцов, знак гвардейский — полку.

И заветы отцов: «Быть всегда начеку».

 

Россияне в строю всех победных колонн:

Не забыть дней в боях, запорожский заслон.

Где отеческий взгляд: жизнь отдам «на корню»

А в молитве слова: «За Россию мою».

Т. Сергеева

 

Рамзес

Всего-то и было двенадцать лет,

когда война началась —

он был тогда еще мелкий шкет,

в шестой перешедший класс.

 

И тут выясняется как-то вдруг,

что с некоторой поры

он сам и мать, и отец, и друг —

не люди, а «сепары».

 

А «сепары» хуже, чем москали,

их нужно топить в крови,

бомбить, стирать их с лица земли —

видать, от большой любви…

 

И сват твой больше тебе не сват,

и брат твой тебе не брат.

Он кончил школу, взял автомат,

и двинул в военкомат.

 

А там сказали — садись на танк,

коль любишь машин движки,

тебе подскажут, чего и как,

какие там рычажки.

 

Сперва механик, потом стрелок

и вот уже — командир,

он пацанам был и царь, и бог,

но только война — не тир.

 

Заклинило пушку в одном бою,

а надо прикрыть отход,

он только вымолвил «мать твою…»

и вытащил пулемёт

 

на башню танка, и стал стрелять,

и пули ковыль секли

минут пятнадцать, а может пять,

пока все не отошли.

 

А он остался, гашетку сжав

рукой, что была мертва…

Небесный горел впереди пожар,

ржавела вокруг трава.

 

Не знал он девок и дискотек

и в барах не зависал,

в подвалах провёл он мальчиший век,

возможно, стихи писал.

 

Вот так, с гашеткой, он и поплыл

над степью, теряя вес…

И двадцать было ему, и был

еще позывной — «Рамзес».

Е. Касаткин

 

Боец Чингис

Боец Чингис, (таких в России много),

Всю жизнь в окопах на передовой.

Он жил, как жил, не забывая Бога,

В привычной суматохе боевой.

 

Поклон и слава фронтовой элите!

Достоинство и честь — на высоте!

В Улан-Удэ идут живые нити —

Там ждёт жена и шестеро детей.

 

Увы, на фронте всякое бывает,

Поскольку быт у воинов суров.

Когда отряд в засаду попадает,

Вся суть твоя понятна и без слов.

 

Он ранен, и патронов маловато,

Но, как всегда, надёжен автомат.

На самый крайний случай есть граната.

Он остаётся, чтоб прикрыть ребят.

 

— Все марш назад! Идите за подмогой!

Меня пока оставьте одного!

Не пропаду! Я не один, я с Богом!

Он мне поможет в случае чего!

 

Чингис атаку выдержал достойно.

А после, в госпитальной суете,

Он написал жене: «Тут всё спокойно.

Люблю, целую! Береги детей!»

К. Фролов-Крымский

 

Поединок хохла с якутом

Видно, промысел Божий безжалостно крут,

Коль, хрипя, матерясь и визжа,

В бой вступили друг с другом хохол и якут,

Как три века назад — на ножах.

 

И хохол был уверен в своей правоте,

И якут был по-своему прав.

И открылась картина в своей наготе,

Все разумные мысли поправ.

 

Украинцу вдолбили в отравленный мозг,

Дескать, он защищает страну.

И хохол в это верил, и сделал, что мог.

Я не ставил бы это в вину.

 

Так уж вышло, что Правду нельзя одолжить,

Как в театре актёрский наряд.

Запад знает, что в головы нужно вложить:

Ложь — надёжный, безжалостный яд!

 

Поножовщина, стоны, кровавый финал.

Всё по правилам. Не самосуд.

В этот раз, так уж вышло, хохол проиграл.

Победил в честной схватке якут.

 

Украинец притих на осеннем ветру,

Путь на небо глазами ища:

«Ты был лучшим!.. Прощай!.. Только дай, я умру!»

И якут тихо молвил: «Прощай!»

К. Фролов-Крымский

 

Якут Александр

Этого парня зовут Александром.

Скромный, покладистый русский якут.

Он бы, конечно, остался за кадром,

Если б в опасности не был так крут.

 

Мы, к сожалению, знаем немного,

Саша за славой не лез на рожон,

Только лишь то..., что отрезал он ногу

Выше колена, обычным ножом.

 

На передке он всего две недели.

Это солидный, как правило, срок.

Те, что освоились и уцелели,

Ценят его, как хороший урок.

 

Здесь на удачу надеется каждый,

Но от судьбы убежать нелегко.

Пуля, осколок — не так это важно.

Главное — что медсанбат далеко.

 

Взрыв или выстрел — всего лишь мгновенье.

В тело вонзается сталь иль свинец.

Так наш герой заработал раненье.

А в перспективе — печальный конец.

 

Только у парня сработали гены,

Вздыбив иголки упрямым ежом!

Чтоб не загнуться в полях от гангрены,

Сам себе ногу отрезал ножом.

К. Фролов-Крымский

 

810 бригада морпехов

Оккупанты, вам привет из ада!

Мы в своих стволах его везём.

Восемьсот десятая бригада

Зачищает Курский чернозём.

 

Да, нас многократно хоронили,

Мол, такой бригады больше нет.

Только те, кто это делал, сгнили!

А у нас возрос иммунитет.

 

Сколько б супостат в припадке гнева

Нас в своих отчётах ни склонял,

Там, где мы — бесспорная победа!

Наш девиз никто не отменял.

 

Нет, мы не устали от успехов,

Твёрдо помня на передовой:

Севастополь — родина морпехов,

Вечный факел славы боевой.

 

Потому, хохлы, готовьте свечи!

Перемога — это всё враньё!

Хоронить вас некому и нечем.

Ох, повеселится ж вороньё!

 

Зарубите на носу, вояки,

Не забудьте поменять портки!

Живы «полосатые собаки»!

И для вас заточены клыки!

К. Фролов-Крымский

 

Полз 12 дней

Ранение. Конечно, это плохо,

Когда осколок тело истерзал.

Но в этот раз не растерялся Лёха

И сам себя бинтом перевязал.

 

Повсюду неизвестность — снайпер, мины.

Что за кустом? Что в лесополосе?

И путь домой необычайно длинный.

И не понять, куда исчезли все?

 

Но есть у забайкальцев чудо-зелье —

Любовь к земле, что силы придаёт:

А Лёха сам из Ундино-Поселья,

В котором несгибаемый народ!

 

Остался автомат и две гранаты.

Хоть нет в карманах никакой еды.

Но надо что-то делать. Мы — солдаты.

Найти бы где-то хоть глоток воды…

 

Двенадцать дней ползком, по серой зоне,

Глотая пыль, со лба стирая пот,

Герой наш в порванном комбинезоне

Благополучно завершил поход.

 

Так могут только русские солдаты,

Превыше жизни Родину любя:

Он полз, в руках сжимая две гранаты —

Одну — врагу, другую — для себя.

К. Фролов-Крымский

 

Полк 1009

Малая Локня, что где-то под Курском.

Кто-нибудь что-нибудь слышал о ней?

Ныне останется в памяти русской

Подвигом наших отважных парней.

 

Силы неравные, как в сорок первом.

Ожесточеньем похоже на Брест.

Но у бойцов закаленные нервы!

Смяли, сожгли и поставили крест.

 

Как против танка идти с автоматом?

Как потушить полыхающий ад?

Это доступно лишь нашим ребятам!

Встал, как скала, и ни шагу назад!

 

Плавится сталь, рассыпается камень.

Но затупилась у Смерти коса!

Наши солдаты своими руками

Круглые сутки творят чудеса.

 

Русский сражается ловко и быстро,

Чётко лавируя в море огня:

Смолк миномёт — есть с бензином канистра.

Вылил, поджёг — и пылает броня!

 

Надо лишь дело настойчиво делать.

Времени нет для безумных химер.

Номер полка — одна тысяча девять —

Нашим потомкам достойный пример.

К. Фролов-Крымский

 

Бабай

Боец «Бабай» пришёл на фронт с Урала.

Таких парней там, видит Бог, немало.

У каждого из них есть свой «гостинец»,

Чтоб обескровить западный зверинец.

 

У нынешней войны свои повадки,

Свои приёмы, шмотки и манатки.

Но это не кокарды и погоны,

А кем-то управляемые дроны.

 

Есть дроны-камикадзе. Это сила!

Машина из шрапнели и тротила.

И эти самолётные болванки

Врезаются и в блиндажи, и в танки.

 

И вот такие вражеские птицы

К нам прилетели, чтоб «повеселиться» —

Нас попугать, разрывом снег вздымая…

Но тут же напоролись на «Бабая»!

 

«Бабай» наш, без нервозности и мата,

Одну из них сразил из автомата,

Перед второй уверенно пригнулся,

И третью — подстрелил, не промахнулся.

 

За бугорком залёгшая пехота

Следила зорко за его работой.

А он свой подвиг даже не заметил:

«Там командир! Я за него в ответе».

К. Фролов-Крымский

 

Андрей Ушаков

Вспышка, грохот и дым! И салон наполняется стоном.

Словно в кузне безумный кузнец меч двуручный куёт.

Боевая машина подбита украинским дроном.

А минут через пять ожидается новый прилёт.

 

В синем небе разведчик противника делает ставки.

Он — хозяин процесса. Ему ведь оттуда видней.

Украинский наводчик старательно вносит поправки,

Чтоб добить БМП и ребят, замурованных в ней.

 

А шагах в десяти от машины — гвардеец Андрюха.

Он болеет душой за попавших в капкан мужиков.

Пролетит мимо кассы сегодня с косою старуха!

Ведь фамилия парня особенная — Ушаков!

 

Две секунды — и он подбегает к горящей машине,

В одиночку выносит наружу оглохших ребят.

Время словно застыло на миг. Страха нет и в помине.

Да и, в общем-то, некогда думать ему про себя.

 

На ранение — бинт, чудо-ампула — в мягкое место,

Рассечённую ногу сжимает резиновый жгут.

Ведь парней дома ждут жёны, матери или невесты.

Воевать веселей и спокойней, когда тебя ждут!

 

Украинской «артой» тишина нарушается резко.

И снаряд, что машину добил, беспощаден и крут.

Но не стоит грустить. БМП — это, братцы, «железка».

Парни чуть отдохнут — и другую «железку» найдут!

К. Фролов-Крымский

 

Андрей Дорохов, Виктор Леваков

Волноваха в огне. Напирает отчаянно враг.

Не даёт передышки звериная ярость атак.

Изувеченный храм неприступен, спокоен и строг.

В Храме только лишь трое — два русских солдата… и Бог.

 

Оба парня сидят на амвоне в ночной тишине,

Крепко сжав автоматы, спиною прижавшись к спине.

Иногда раздаётся глухой то ли вздох, то ли стон.

Кровь по капле из ран беспрерывно течёт на амвон.

 

Так сидят они, не отрывая свой взор от дверей.

Одного из них Виктором кличут, другого — Андрей.

Жизнь обоих парней покидает уставшую плоть.

Воспарившие души в раю принимает Господь.

 

Рано утром во время атаки воинственный хам

Заглянул через дверь в посечённый снарядами храм.

Цепенеющим страхом его исказилось лицо:

Он увидел в тиши на амвоне сидящих бойцов!

 

И хотя у парней души были давно уж в пути,

У врага не хватило отваги, чтоб к ним подойти.

Враг трусливо топтался, не смея ступить за порог.

На него очень строго смотрел из-под купола Бог.

 

Волноваха свободна! Ребята трудились не зря!

Наших славных парней обнаружили у алтаря.

Вот таким именам суждено в нашей памяти жить.

Чтобы так умереть… — это надо ещё заслужить.

К. Фролов-Крымский

 

Малыш

Когда стеной за Родину стоишь,

Неважно, если позывной — «Малыш».

Он правильную выбрал колею…

Хоть получил ранение в бою.

 

Пусть ранена рука или нога —

Лежать не время! Надо бить врага!

Шрам заживёт в окопах! Ничего!

Иначе, как ребята без него?

 

По жизни парень Боженькой ведом.

Он — сирота. Его семья — Детдом.

Воюет он за братьев и сестёр.

Над парнем Ангел крылья распростёр.

 

Прошло всего три дня, и наш герой

Опять воюет на передовой,

Не жалуясь на козни бытия,

Поскольку там теперь его семья.

 

А вскорости в солдатскую суму

Приходит компенсация ему:

За раны, что в сраженье принял он,

Ему положен целый миллион!

 

И пусть кому-то верится с трудом,

Все деньги парень перевёл… в Детдом!

И подписал, чтоб поддержать престиж:

«Купите шоколадок! Ваш Малыш».

К. Фролов-Крымский

 

Алёша

Привычен автомат в руке.

Приклад откинут гладкий.

Отряд залёг на передке,

Лежит в лесопосадке.

То справа взрыв, то слева взрыв,

Волной листву сбивает.

Здесь враг, с надеждой на прорыв,

Атаку затевает.

 

Разведка точно донесла,

Всё наблюдая с дрона —

К нам от соседнего села

Идёт бронеколонна.

На европейские гроши

Закуплена «жестянка»:

В колонне — пять бронемашин,

А впереди — два танка.

 

Вдруг, пыль вздымая до небес,

Вдоль по ложбинке узкой

Несётся танк наперерез!

Наш танк! Обычный, русский!

И тут же принимает бой,

Как вихрь, скользя по краю,

Своею меткою стрельбой

Сжигая вражью стаю!

 

В огне найти непросто брод,

Коль нет его в помине.

Вот броневик пошёл в обход…

И кончился… на мине.

А танк, шныряя взад-вперёд

За дымною завесой,

Без перерыва точно бьёт

И жжёт нацистских бесов.

 

Но вот и радостный финал!

С души упала ноша!

И кто-то русский танк назвал

По-братски — «Наш Алёша».

Вот только как его найдёшь,

Обнимешь, приласкаешь?..

У нас в стране таких Алёш…

Всех и не сосчитаешь!

К. Фролов-Крымский

 

Казак Тунгус

Казак Тунгус законно отдежурил

На передке всю ночку напролёт,

Всё делал по Уставу, не халтурил,

Работал, как исправный пулемёт.

 

На группу получил продукты скопом,

Засунув их в походные мешки,

И бодро пошагал к своим окопам,

Которые не так уж далеки.

 

Вокруг поля раскинулись широко,

И не было стрельбы со всех сторон…

Вдруг над собою он услышал стрёкот!

То оказался украинский дрон.

 

Казак Тунгус на самом деле русский!

Желвак и тот не дрогнул на лице!

Его мешок, как ПРК «Тунгуска»,

Мгновенно сбил замеченную цель!

 

Дрон очумел и приземлился рядом,

Его поймала крепкая рука!

Он — камикадзе, то есть со снарядом,

Который был нацелен в казака!

 

Немедля в штаб отправили бумагу.

Тунгус, не ожидая ничего,

Представлен был к медали «За отвагу!»

Как доблестный зенитчик ПВО!

К. Фролов-Крымский

 

Виталий Сухоруков

Для вас не будет добрых перемен.

Лишь финиш с неминуемой расплатой.

Ещё один Герой не сдался в плен,

Себя и ваших подорвав гранатой.

 

Вы — нелюди, нацистское зверьё.

Вам просто места нет в подлунном мире.

А ваш хозяин — подлое ворьё,

Вас обирает в собственной квартире.

 

Вот наши парни — это соль земли.

Их даже уговаривать не надо.

Они по зову первому пришли,

Не требуя ни славы, ни награды.

 

Опасен и тяжёл солдатский труд.

Он перемазан весь кровавым потом.

Но вас, уродов, в порошок сотрут

На запад устремившиеся роты.

 

И в справедливой ярости атак

Не будет снисхожденья и прощенья.

И ваш язык, и сине-жёлтый флаг

Нам опротивели до отвращенья.

 

Но, словно маяка далёкий свет,

Ориентиром Доблести для внуков

Останутся бойцы во цвете лет,

Такие, как Виталий Сухоруков.

К. Фролов-Крымский

 

Колян

Разрыв на том конце поляны.

Замолкла пулемёта трель.

Танк супер-снайпера Коляна

Кладёт снаряды точно в цель.

 

Идут в расчёт порывы ветра,

Туман и влажность, тьма и свет…

До склада восемь километров!

Был склад. Ба-бах! И склада нет!

 

Тут главное — не загордиться!

Опасно — на передовой.

Танкистом надобно родиться!

К тому же — опыт боевой.

 

Ребята славно воевали

На самой сложной полосе.

Бывало, что и подбивали.

Но, слава Богу, живы все.

 

Танк тоже восставал из праха.

Его танкисты берегут.

Зато враги скулят от страха

И с фронта в панике бегут.

 

Не оценить ваш труд ударный.

Пусть будет точен ваш прицел!

Храни вас Бог, лихие парни!

У вас ещё так много дел.

К. Фролов-Крымский

 

Обычный Подвиг

В чистом поле, на просторе

БМП дымит.

Что-то взорвалось в моторе.

Безнадежный вид.

 

Из кустов в конце долины

Прямо в броневик

Нам влепил из «Джавелина»

Укро-боевик.

 

Все ребята вроде целы,

Не из новичков.

Но, как прежде, под прицелом

Трое мужичков.

 

Не укрыться от прилётов —

Всё вокруг сечёт!

Кроет их из миномётов

Вражеский расчёт.

 

На другом конце долины,

Слушая эфир,

Неприглядную картину

Видит командир.

 

Промедленье стоит жизни

Трёх его солдат.

На подмогу! Мы ж не слизни!

Ну, смелее, брат!

 

Этот миг, что будем мешкать,

Сами ж проклянём!

И несётся БМПэшка,

Брызгая огнём.

 

Упираясь в пол ногами,

(То его каприз!)

За рулём и рычагами

Командир Денис.

 

Серой ящеркой стальною

По полю скользит,

За подбитою бронёю

Резко тормозит.

 

Внутрь запрыгнули ребята!

Парни — первый сорт!

Но коварная граната

Попадает в борт.

 

Тут уже «орёл» иль «решка» —

Выбор за судьбой.

Полыхает БМПэшка,

Но бежит домой.

 

Командир торчит из люка —

Нечем же дышать!

Но работу помнят руки,

Если не мешать!

 

А по вражеской опушке,

Где гранатомёт,

На ходу стреляет пушка,

Чешет пулемёт!

 

На войне одна лишь плата,

Как ни выбирай —

Если жизнь отдал за брата,

Попадаешь в рай.

 

Ну а коль в горящей топке

Каждый уцелел —

Наливай по полной стопке!

Сам Господь велел!

К. Фролов-Крымский

 

Под Попасной

Герою России майору Ивану Додосову

 

Это было опасно,

Бой ещё не остыл,

Но зашёл под Попасной

Он противнику в тыл.

 

В огневой карусели

Наши взводом дрались:

Восемь танков сгорели,

Два на милость сдались.

 

Как учили в Казани,

Так и действовал он,

Нёс врагу наказанье,

Бил врага батальон.

 

Будто, впрямь, из металла,

Воевал не за страх,

Но Россия узнала

О его Пестрецах*.

 

Так бывает порою,

Бьют под сердце и бьют.

Только звёзды героев

Просто так не дают.

 

*Пестрецы — место в Татарстане,

где родился Герой России.

В. Силкин

 

Солдат

Денису Лазареву (рядовому ВДВ)

 

Остатки потрёпанной роты

Ушли от убойных засад:

В лесу на замёрзшем болоте

Остался упавший солдат.

 

В тылу, у бандеровской базы,

Бил долго его пулемёт:

Остался он сам, без приказа, —

Прикрыть своей роте отход.

 

Лежал он без крика и стона

В горячей под боком крови,

Шепча себе снова и снова:

«Ты можешь… Ты сможешь, ползи…»

 

И вспомнив невесту и маму,

Их фото в кармане лежат:

Опять попытался упрямо

Поднять своё тело солдат…

 

Лишь видела в сумерках птица,

Да лунный бледнеющий глаз:

Как жадно и долго он бился,

Локтями разламывал наст...

В. Манухин

 

* * *

Памяти солдата морской пехоты

Ивана Лукина

 

Он не пишет, не спит, не кричит —

в телефонную плитку молчит.

Не звони, даже если дела —

похоронка на сына пришла.

 

Он бы сам, если надо стране,

за победу погиб на войне —

про былую до нынешних слёз

много слов он всерьёз произнёс.

 

А слова, что живая трава,

в наших детях растут на раз-два.

Сын морпехом ушёл на контракт,

и теперь — у невидимых врат.

 

В южном городе русской земли,

где людей языки развели,

за присягу, солдат рядовой,

он ответил своей головой.

 

Чтобы нá ветер слов не бросать,

что отцу в Телеграм написать?

Если слово вернётся к нему,

я поверю ему одному.

А. Расторгуев

 

Мариупольский Дом Павлова

Струне, Мрамору, Весёлому и их бессмертным бойцам посвящается

 

Ты много помнишь, чёрный Мариуполь,

И помнишь тот пятиэтажный дом…

Огромна человеческая убыль,

Но разговор сегодня не о том.

 

Полсотни севастопольских морпехов

Четыре дня в нём бились на ура.

В упор стреляли танки на потеху.

И этажей осталось — полтора.

 

И сунув ствол в проём окна разбитый,

Ударил танк, чтоб дело завершить.

Но длился бой, перерастая в битву,

И продолжали пехотинцы жить.

 

И уж когда истаяли патроны,

И оставался рукопашный бой,

Пришла подмога по своим законам

И заслонила смертников собой.

 

И вынесли «трёхсотых» и «двухсотых».

И город поклонился в чёрный дым.

Вселился в Мариуполь Севастополь,

И Мариуполь стал непобедим.

Л. Корнилов

 

Одержимый

           Памяти Владимира Оводнева,

           погибшего в СВО

 

Ты был в Афгане и в Чечне,

Там бил огонь несокрушимый…

…В моём родимом Тулуне

Ты жил и звался «одержимый».

 

Ты научился жить в огне,

Ты сшибся с киевским режимом.

И в Третьей Мировой войне

Ты был и вправду одержимым.

 

Спецназовцу неведом страх,

Любой заплот вставал оплотом,

Когда срастался ты в боях

С летучим другом-пулемётом.

 

И на днепровском берегу,

Где дом рассыпался в щебёнку,

Ты бил прицельно по врагу,

Который прятался в «зелёнку».

 

«Вертушка» в небе, как обвал,

Была врагу недостижимой,

Ракетницей салютовал

Ей из «зелёнки» одержимый.

 

Но снайпер выследил во рву

Твой пулемёт… Друзья, молитесь!

Пал одержимый на траву,

Как настоящий русский витязь!

В. Скиф

 

Ратники

Мы в заботах своих тыловых:

Кто в трудах, кто в курортных красотах.

Мы живём свои жизни за них,

Пополняющих списки «двухсотых».

 

Кто придумал нам эту вину

И войну непонятной породы?

А солдаты идут на войну

Из-под самого сердца народа.

 

Раньше нам телевизор внушал

Уваженье к попсе и богатству.

Золотая звёздная вша

Не достойна солдатского братства.

 

На экране мелькающих дней

Отголоски далёкого боя.

Мы сейчас открываем людей,

Что Россию прикрыли собою.

 

Мы в такие вошли времена,

Где в летящем потоке событий

Открывает война имена

В ранге самых великих открытий.

 

Нашу рать до святых степеней

Подняла боевая тревога.

Никого нет превыше людей,

Что собою пожертвовать могут.

Л. Корнилов

 

Рядовой СВО

Мы слушаем сводки…

Мы верим в Победу!

Вернётся с войны Рядовой —

Тот честный парнишка,

Который за деда

Готов расплатиться собой.

 

Непафосный, скромный,

Солдатик пехоты,

Он знает — Победа близка!

Он грудью встречает

Рёв вражеской роты,

И пули свистят у виска…

 

Чем можем помочь мы,

Подруги и сёстры?

В тылу, вдалеке от войны?

Лишь верой в Победу,

Как пулею острой,

Во имя Великой страны!

Н. Мусинова

 

«Уходят…»

И приходят они из жёлтого невыносимого света,

Открывают тушёнку, стол застилают газетой,

Пьют они под свечами каштанов, под липами молодыми,

Говорят сегодня с живыми, ходят с живыми.

 

И у молодого зеленоглазого капитана

Голова седая, и падают листья каштана

На его красивые новенькие погоны,

На рукав его формы, новенькой да зелёной.

 

И давно ему так не пилось, и давно не пелось.

А от водки тепло и расходится омертвелость,

Он сегодня на день вернулся с войны с друзьями,

Пусть сегодня будет тепло и сыто, и пьяно.

 

И подсаживается к ним пацан, молодой, четвёртым,

И неуставные сапоги у него, и форма потёртая,

Птицы поют на улице, ездят автомобили.

Говорит: «Возьмите к себе, меня тоже вчера убили».

А. Долгарёва

 

* * *

Обком звонит в колокол, предали нас анафеме.

Нет хорошего русского, но мы в натуре ужасные русские.

Типа как римляне, ущемляющие этрусков.

Сорян, не потрафили.

 

Да, мы русские, римляне мы, наши шлемы блестят,

Да, спускались мы в ад, и с потерями — через ад

Мы прошли.

Ну давай, не чокаясь, за Дебаль.

 

Мы железо и боль, и мы тело мясное, и сталь.

Да, мы знаем, как артиллерия бьёт по своим.

(После этого один офицер застрелился, к слову.)

Да, мы видели, как над домами нашими чёрный дым

Поднимался — а мы шли вперёд, и чего такого.

 

Вега — самая яркая звезда в созвездии Лиры.

И ещё так звали одного командира,

Характер был скверный, прострелил однажды розетку.

Ну а чё, нервы сдают капитально и метко.

 

Его не любили. Он потерял пятерых

Из стрелковой роты. На ночь пошёл домой,

Вернулся — обнаружил всех мёртвых их.

После этого, говорят, крыша поехала так, что ой.

 

Первого марта штурмовали двадцать девятый блокпост.

«Идите, — сказал генерал. — Там никого нет».

Вега шёл первым и дошёл до самых до звёзд.

Отработали «Грады». Привет.

 

И вот эта земля пропитана нами.

В длину на два метра и на два метра внутрь.

И чего вы скажете нам такого, что мы не знали?

Мы идём вперёд. Не пробуйте развернуть.

А. Долгарёва

 

* * *

Первому двадцать, второму сорок, отец и сын,

Русые русаки среднерусской тверской полосы.

Цветное фото; «не рыдай Мене, Мати,

Зрящи во гробе»: смерть была прежде.

Оба неправильно держат свои автоматы.

Ну кто их так держит.

 

Аптечка говно, натирают берцы,

У старшего уже поизношено сердце,

У младшего условка за хулиганку.

Ходили в дозор спозаранку,

Сын чуть не споткнулся о мину.

«Матери только молчи, а то всыпет ремнину».

 

Пока ты дома ешь манго и пьёшь брют,

Они за тебя умрут.

Летняя степь цветущая, пасторальная.

Ладно, чего там я, извини, забудь.

А знаешь, в чём самая жуть?

Им это нормально.

А. Долгарёва

 

* * *

Будет победы коктейль бессонным,

Ночью испей его.

И над Донецком, и над Херсоном

Главное — ПВО.

 

Целыми днями поют солдаты

Вагнера в ЧВК.

Родина будет большой, богатой,

Мирной на все века.

 

Многоязыка, сильна, степенна,

Крепкая, как Массандра.

Будут мальчишки играть в Арсена,

Гиви и Александра.

М. Замшев

 

На Саур-Могиле

На Саур-Могиле

Опять его убили.

Его убили снова.

Красивого, родного,

С глазами, как у мамки…

Арта. Пехота. Танки.

 

Как в страшном 43-м,

Уже в другом столетье.

Там, где отцы и деды

Сражались за победу,

Он там же пал, он с ними

Теперь в одной могиле.

 

На высоте контрольной

Героем стал невольно.

Кругом лишь степь да поле

Да русское раздолье.

Земли нет в мире краше.

В ней спят солдаты наши.

Е. Заславская

 

Разведка боем

Эта ночь бесконечна,

Как бездна без дна.

В ней остался навечно

Пожилой старшина,

А сержант изувечен,

Совсем молодой,

Всё качал, будто кречет,

Седой головой.

 

Эта ночь бесконечна.

Где ходит заря?

Пуля-дура щебечет

Веселей соловья.

Пулемётные гнёзда

Средь застройки жилой.

И уже слишком поздно

Говорить: я живой.

 

Эта ночь бесконечна.

Средь огня и свинца

Я как русский разведчик

Иду до конца.

Нету лучше разведки:

Дайте больше огня!

Пусть восходит над смертью

Солнце нового дня.

Е. Заславская

 

Война и мы

Загорелся волшебный терем.

Затянуло нас в пелену.

Мы — солдаты. Мы свято верим,

Что под вечер убьём войну.

 

Мы ползём в чернозёме горьком.

Мы убиты по многу раз.

Жаль, что клоуны за пригорком

Проклинают в спектаклях нас.

 

Мы приникли к июльской мяте.

И любовь изо рта течёт.

Нам Господь говорит: «Стреляйте!»

«Не стреляйте», — смеётся чёрт.

 

И предательство за забором

Надевает на совесть грим.

Не дано понимать актёрам,

Что мы их от беды храним.

 

Нас считают нулями в смете.

Нами ночь наполняет ров.

Если б не было нашей смерти,

Превратилась бы клюква в кровь.

 

Непогашенные окурки

Продырявили лунный сыр…

Нет фальшивее драматурга,

Чем война под эмблемой «мир»…

 

Эй, актёры! Сыграть смогли бы

Сценку боя длиною в час?

Если б мы не убили гибель,

Эта гибель убила б вас.

 

Тьма качнётся над нами, свет ли?

Нами мир поутру зачат.

Мы машинное масло в петлях

Маем пахнущих райских врат.

Влад Маленко

 

* * *

Тебе дадут посмертно орден.

Господь решит, что ты пригоден

для освящения даров.

Ты станешь молод и здоров.

Получишь новую работу.

Получишь ангелов до взвода.

 

В буквальном смысле — небожитель,

ты вспомнишь каждого из них,

и вы над степью полетите

прикрыть оставшихся в живых.

 

Вот так, непостижимо просто,

ты стал космического роста,

стал к вечному причислен дому

и равен русским небесам.

 

А кто ты там по позывному,

допустим, Гиви или Корса,

или зовёшься по-другому,

Господь, конечно, знает сам.

Д. Мельников

 

Напиши мне потом, как живому, письмо…

Напиши мне потом, как живому, письмо,

но про счастье пиши, не про горе.

Напиши мне о том, что ты видишь в окно

бесконечное синее море,

 

что по морю по синему лодка плывёт,

серебристым уловом богата,

что над ним распростёрся космический флот —

снежно-белая русская вата.

 

Я ломал это время руками, как сталь,

целовал его в чёрные губы,

напиши про любовь, не пиши про печаль,

напиши, что я взял Мариуполь.

 

Напиши: «Я тебя никому не отдам,

милый мой, мы увидимся вскоре».

Я не умер, я сплю, и к моим сапогам

подступает Азовское море.

Д. Мельников

 

Воин

На путях непролазных, дорогах кривых,

там, где страхом туманится взгляд,

каждый — воин единственный в стане живых,

каждый — раненный жизнью солдат.

 

Он идёт по наитью, надеясь: не лжёт

сердце, и, обходя полынью,

как открытую рану в груди, бережёт

он военную тайну свою.

 

Ибо жизнь — эта битва: следить свысока

мировой оголтелый бедлам,

тут военная хитрость — не брать языка,

партизаня по вражьим тылам.

 

Но вести затяжные, как ливни, бои

с сонмом ангелов падших, едва

отбивая у вестников смерти свои

силы, помыслы, чувства, слова.

 

А не то, словно в царстве теней, наяву

сын отца не узнает и мать,

как чужая старуха, не веря родству,

просто мимо пройдёт помирать.

О. Николаева

 

Где люди — там звери

Последний патрон зажимая в руке,

От раны смертельной, теряя сознанье,

Советский солдат говорил о враге

С неистовой злобой, где нет покаянья

 

В содеянном ранее. Мрачный окоп,

Покрывшийся трупами, гарью и смертью

Смотрел в небеса, как открывшийся гроб

В ненужный момент. Высекаемый плетью

 

Огня бронированных прочных машин,

Измученный враг, уходя, огрызался.

Мы брали и сажень, мы брали аршин

Червлёной землицы… Внезапно раздался

 

Февраль по дороге — ни снег, ни вода,

Где звери — там люди, где люди — там звери

У края России. Гудят провода

Под ветром бомбёжек. В открытые двери

 

Шагнувший однажды таинственный гость,

Учил сокровенным и хитрым деталям

Военной науки. Вколоченный гвоздь

Из хитросплетений с улыбкой: «Подарим

 

Свободу стране!» обернулся бедой…

Последний патрон во врага без сомненья.

Российский солдат — прирождённый герой,

Спасающий мир от нацистского тленья!

А. Арестов

 

* * *

Умирал солдат, как говорится,

Без ненужных фраз и медных труб.

И гуляла пьяная столица,

И домой разъехалась к утру.

 

Облаков плыла по небу вата

От земли до самых райских врат.

И спросил апостол у солдата:

«За кого ты воевал, солдат?»

 

И солдат, убитый под Донецком,

Протянул апостолу в горсти

В крови и поту рисунок детский

И услышал Голос:

«Пропусти».

А. Шмелёв

 

* * *

Передовая вся мечтает о дожде,

В такую серость даже «птичка» не летает,

И можно всем собраться в блиндаже —

Такое здесь не часто выпадает.

 

А дождь стучит, как пули по броне,

Следы от грязных берцев он смывает.

Все разговоры здесь, поверь, не о войне,

Сейчас блиндаж в улыбках расцветает.

 

И в эти редкие минуты тишины

Смола слезою по поленьям убегает,

Сидят, как прежде, у печурки пацаны,

И каждый здесь о доме вспоминает.

 

От этих мыслей на душе ещё теплей,

Хоть след войны на лицах у ребят…

Хочу, чтоб дождь пошёл ещё сильней,

Пускай они хоть пять часов поспят.

 

А утром вновь светлеет небосвод,

И автоматы снова заряжая,

Мужской работой будет занят взвод,

Своими жизнями наш сон оберегая.

С. Солдатов

 

* * *

Над головой грохочет Град

И нет таких, кому не страшно.

Не нужно боевых наград,

Нам уберечь Россию важно.

 

Опять, как много лет назад,

Приходится со злом сражаться.

И воевать никто не рад —

В крови у русских: «Не сдаваться!»

 

По зову сердца здесь сейчас

Морпех, доброволец, десант и спецназ.

Солдатское братство, «Давайте за нас».

На грязной броне пишу: «За Донбасс!»

 

Вернемся мы уже не все…

Но будет так, как мы мечтали.

И пусть одобрят нас не все,

Но мы Россию отстояли!

С. Солдатов

 

Снайпер

Мы в детстве все играли в «Контра Страйк»,

На мониторах убивали понарошку,

Но на войне совсем не так…

Я крестик поцелую на дорожку.

 

Одену бронник, может, буду цел.

Не дай мне, Боже, зацепить растяжку.

И глаз уже устал глядеть в прицел,

От пота просто выжимай тельняшку.

 

Заряд в патронник дослан нервом,

А «птичка» всё кружит над нами.

Пусть Бог решит, кто будет первым...

Мне только б завтра дозвониться маме!

С. Солдатов

 

* * *

Шёл солдат мимо шахт и пожарища,

На броне по лесочкам катил,

Восемь лет хоронил он товарищей,

Восемь лет у родни не гостил.

 

Его землю дырявили бедами,

Выжимали в чужой окоём.

«Только мы, — говорил он, — отседова

Никуда никогда не уйдём».

 

Старики на груди его хлюпали,

И светлели посёлки вдоль трасс.

Вот сажают цветы в Мариуполе

И завозят учебники в класс.

 

И чужая худющая матушка

Припадает на бронежилет:

«Вы теперь не уйдёте, ребятушки?

Не уйдёте? Не бросите, нет?»

 

Отвечал, наклонившись, как к маленькой,

Обещая откинуть врага.

Восемь лет он не виделся с маменькой,

До которой уже два шага.

 

Две положенных в степь батареечки,

Чтоб светилась священная степь.

И товарищ с осколочным в темечке,

И встречающих пёстрая цепь.

 

Это родина. Вот его родина —

До колонки всего дохромать.

Дом разрушен, и мать похоронена.

Надо новую жизнь поднимать.

М. Ватутина

 

* * *

Вьётся змейкой между стран граница,

Маршал Жуков грозен на коне,

Ничего со мною не случится,

Если будешь помнить обо мне.

 

В донесеньях аббревиатура,

На земле погибший самолёт,

На коне застывшая скульптура

Никому приказов не даёт.

 

Телефонный обрезаю провод,

Пасмурно повсюду и мертво,

Окруженье — это просто повод,

Чтобы вырываться из него.

 

В небесах столкнулись две кометы,

Разбудив внизу кровавый вихрь,

Ополченье — это просто метод,

Метод выживания своих.

 

Если дом снарядом разворочен,

Если счастье больше не сплести,

В мире будет столько Новороссий,

Сколько надо, чтоб его спасти.

М. Замшев

 

* * *

Собакою завыл снаряд,

Упал, взорвался.

И ты ушёл на небо, брат,

А я остался.

Лежу, засыпанный землёй,

В крови и пыли.

Мы вместе уходили в бой,

Нас разделили.

 

Вверху заплаты облаков,

И солнца дуло.

Не ветром — памятью веков

С полей подуло.

Там были те же облака,

И то же небо.

Убила братская рука

Бориса, Глеба.

 

Мне тополь, сбросивший наряд,

Главой кивает.

Один ушёл на небо брат,

Другой стреляет.

И смотрит, от волнения бел,

Сквозь луг туманный

Мне прямо в душу сквозь прицел

Брат окаянный.

Л. Берзина

 

* * *

Я лежу, братишка, в земле,

чуть прикопанный, в узкой траншее.

Прислонился пацан ко мне,

с тонкой, кровью засохшей шеей…

Я его прикрываю рукой,

чтоб не сильно земля давила,

Хоть ему всё равно теперь

в этой тесной сырой могиле…

 

Нас здесь много таких лежит,

изувеченных, зверски забитых…

Умолявших не убивать,

и не сломленных в страшных пытках:

Поседевшая мать с детьми…

дед… мужчина с семьёй… и парнишка —

Покалечены, сожжены...

Сколько их, ты знаешь, братишка?..

 

На груди у меня звезду

мразь нацистская мастерски выжег…

Ногти рвал и колол глаза…

Кто? Откуда? — пытался выбить.

Я тогда, надрывно крича,

было больно, браток, (даже слишком)

Кровью харкал ему в ответ,

ничего не сказав, братишка…

 

А теперь они перед тобой —

измождённые. Но не верь им,

За убожеством жалких душ

скрыты в шкуре овечьей звери.

Им и ад — награда за всех

замордованных, (и за мальчишку!)

Ты за нас, браток, отомсти,

не прощай, будь другом, братишка…

 

Ну, а впрочем, не надо мстить,

не чудовища вы, не садисты,

Чтобы вашим детям за вас

не пришлось, братишки, стыдиться.

Пусть карает их высший суд,

самый праведный и справедливый,

И забвению предадут

позабытые их могилы…

Т. Богдан-Журихина

 

* * *

От Оки до Днепра к Приазовью

Расцветают к весне ковыли,

На земле, что напитана кровью,

Вновь солдаты России легли.

 

Вновь легли за донецкие степи,

За границы отчизны своей,

А над ними в безоблачном небе

Снова клинья летят журавлей.

 

Над распаханной чёрною пашней,

Раскалённым железным огнем,

Над прервавшейся жизнью вчерашней,

Над холодным, простреленным днём.

 

И бойцы, что стоят на переднем,

Самом жарком переднем краю —

Верят, бой скоро будет последним

За Донбасс и Россию свою.

Т. Бочарова

 

Монолог бойца

Я — русский.

Скорблю я над телом старушки,

Застывшем навечно на грешной земле...

А тот, кто навёл смертоносную пушку,

Варганит опять кровяное желе.

 

Я — русский.

Скорблю я над телом младенца,

Осколком убитого наповал...

А тот, кто выкидывал эти коленца,

На всех, кто живёт на земле, наплевал.

 

Я — русский.

Скорблю я над жертвою каждой —

Безвинной, безгрешной. И только боюсь,

Когда я убью тебя, сволочь, однажды,

То, вспомнив о жертвах, я не засмеюсь.

 

Я — русский.

Скорблю я в печали бездонной.

Мне ясен, понятен ответ на вопрос:

В убитой старушке — убита мадонна,

В убитом младенце — казнённый Христос.

Ю. Говердовский

 

Всадник

...А в жизни его — всё ладом,

Да он по натуре — советский, —

И вот покидает свой дом,

Воюет вовсю под Донецком.

 

Война — это вовсе не цирк,

Порою уроки жестоки, —

Но он оседлал мотоцикл,

Летит — молодой, светлоокий!

 

Рычит за спиной автомат,

Уж он до врага доберётся!

...Не будет дороги назад,

Но цепь-сатана разорвётся!

 

А всадник, простившись навек

С женой, и друзьями, и Русью,

Погибнет, но как Человек —

С молитвой короткой и грустью.

 

Быль эта дойдёт до меня

И горечь слезою приправит...

Победа не бросит «коня»,

А всадника Время прославит!

В. Коростелёва

 

Исповедь солдата

Находиться за гранью

приходилось не раз,

где в туманном сознанье,

словно яркий топаз,

билось верное слово,

возвращавшее в жизнь.

Будто кто-то сурово

говорил мне: — Держись!

 

И небесные силы

выносили на свет,

на задворки России,

где я жил много лет.

Где за мамкиной хатой

заливные луга,

где дубы в три обхвата,

да на пашне стога.

 

Там душисты и пряны

Травы — сердцу елей.

Там телесные раны

рубцевались быстрей.

Там на время забыты

все потери в боях.

За бравадою скрыты

и отвага и страх.

 

Коль придётся погибнуть —

знайте, я не слабак.

Но к войне не привыкнуть

мне, солдату, никак.

Плачут матери, стонут

За чертой и у нас…

Но в крови русской тонут

и Луганск и Донбасс.

 

Я готов за Россию

жизнь свою положить.

Только, Боже, дай силы

и служить, и любить!

О. Немыкина

 

* * *

Мне безымянная приснилась высота.

Гудят шмели, ромашки расцветают.

Я — лейтенант, моя душа чиста,

Со всех сторон нас молча окружают.

 

А на листах роса рассеивает свет,

Трепещет роща в золоченье красном.

Я отвожу бинокль — спасенья нет,

Мне повезло — так просто всё и ясно.

 

Мне повезло — вокруг меня бойцы

Годятся мне по возрасту в отцы.

Идёт по кругу щепоть самосада.

Они спокойны, им речей не надо.

 

Не надо им о долге повторять,

Перечислять тяжёлые утраты.

Ничем нас у России не отнять,

Спасибо ей, что мы — её солдаты.

Г. Калюжный

 

Пополнение в стае

Наливаются болью

бездонные чаши зрачков.

Боль вскипает у рта,

по вискам проливается влагой.

С каждым вдохом сильнее

и с каждым сердечным толчком,

Обжигая глаза

ослепительным красным зигзагом.

 

Мой напарник меня

долго тащит на взмокшей спине,

Ближе к нашим в окоп,

ориентируясь в сумраке ночи.

Что-то там говорит

сам себе, а, быть может, и мне.

Дышит так тяжело

и бормочет, бормочет, бормочет.

 

Разговором, видать,

сокращает мучительный путь.

Для меня и себя

вслух считает он метр за метром.

«Вот еще подожди.

Вот немного, осталось чуть-чуть.

Нам пройти-то всего

до машины один километр».

 

Мой напарник — пацан;

Для меня он почти что сынок.

И по виду ботан,

бледнолицый хиляк от науки.

А, подишь ты, меня, мужика,

на плечах поволок.

Вот упёртый какой,

семижильный боец тонкорукий.

 

Я ему прохрипел «Отдохни».

Говорю: «Отдышись».

А в ответ он:

«Не точка, братан, запятая,

Отдохнуть, говоришь,

постоять и упасть? Да, «ни в жисть»

Нам нельзя, потому что

гляди — рассветает».

 

До машины к утру

он меня, как умел, доволок.

А потом, усмехаясь,

усталый уселся в сторонку:

«Знаешь, Волк,

у меня позывной не Сынок, не Щенок.

Ты не против того,

если буду я зваться Волчонком?»

Ю. Волк

 

Поzыvной — русский!

Из Костромы и Курска,

Из Грозного и Казани...

Наш поZыVной — РУССКИЙ,

Поэтому Бог — с нами!

 

Из Донецка, Иркутска,

Луганска и Волновахи.

Наш поZыVной — РУССКИЙ,

А русский не знает страха!

 

Не прячемся за «Тунгуски»,

Не бьём по домам из «Градов».

При поZыVном — РУССКИЙ

По щелям прячутся гады.

 

Фашисты, наёмники, звери,

Скоро вам будет пусто...

Едет на БТРе

Пацан с поZыVным — РУССКИЙ!

М. Душин

 

Ополченцам Донбасса

Нам пути обратного не будет.

Полумеры — это не про нас.

Точка не поставлена, покуда

«Точки» прилетают на Донбасс.

 

Гордо позывные наших братьев

На частотах Вечности звучат:

«Моторола», «Воха», «Гиви», «Батя» —

В небо устремившийся отряд.

 

И гремят они из поднебесья

Залпами стремительного «Су»,

Изгоняя демонов и бесов,

Сохраняя звёзды на весу.

 

Рукава задаром не засучит

Сталевар, строитель и шахтёр,

Будет провокаторам из Бучи

И котёл на завтра, и костёр!

 

Те, кто носит свастику на сердце,

Если там оно, конечно, есть,

Выбор не велик у вас, поверьте,

Лечь сегодня или завтра сесть.

 

Нам пути обратного не будет.

Полумеры — это не про нас.

Точка не поставлена, покуда

Прилетают «Точки» на Донбасс.

М. Душин

 

Апостол

Держись, держись, прорвёмся, братик,

Ещё зубами будем рвать их,

Ведь на войне — не на кровати,

Навылет, а не наповал.

 

Жизнь тяжела, а смерть крылата,

Плевать ей, кто укроп, кто вата,

Кому Россия виновата,

А кто Донбассу задолжал.

 

Ждут нас небесные альковы,

Да снайпера, видать, хреновы

И песни пуль для нас не новы,

И мы со смертью не на вы.

 

Ты покури, а я прикрою,

Смотри — за первою звездою

Гуманитарные конвои

Ведут усталые волхвы.

 

И Ирод цел, и жив покуда,

Гешефт свой делает Иуда,

И мы тобой не верим в чудо,

И на войне, как на войне.

 

Разорван в клочья мира атом,

Нещадно кроя небо матом,

Апостол в должности медбрата

Мессию тащит на спине.

В Скобцов

 

Братишка

Зарыт своими,

Забыт страной,

Закрыто имя,

Лишь позывной.

 

Судьбы случился

Бараний рог,

Кто мог, скрутился,

А он не смог.

 

Ни прыгать с пирса,

Ни жечь причал,

Кто изловчился,

А он не стал.

 

Те, что пожиже,

Шептали: «лох»

Уже в Париже,

А он не смог.

 

Крысиным ором:

— Твоя ль беда? —

Кричали хором,

А он сюда.

 

Мать похоронки

Не ждёт, сынок,

Иди сторонкой.

А он не смог.

 

Ни за медали,

Ни за пятак,

Вы их не дали

Ему и так.

 

Склонилось знамя

И вышел срок,

Кто выжил — с нами,

А он не смог.

 

На место пусто,

Уставом тёрт,

В казарму пустит

Сверхсрочник Пётр.

 

Дадут бельишко

И скажет Бог:

— Привет, братишка!

Я б так не смог.

В. Скобцов

 

* * *

«Топаз» на подмогу! Ты слышишь, «Топаз»?!

Прикрой нас собой, как бывало не раз».

«Спешу. Вы держитесь!» — раздался ответ…

Гранаты разрыв, и радиста уж нет.

 

Мелькнула ракета, сгорая в ночи,

Родною сестрой поминальной свечи,

Летят трассера с обеих сторон,

«Механик, ты жив?..» А в ответ только стон.

 

И снова разрыв. Оглушённый упал,

Как будто под сердце вонзился кинжал,

Лицо обожгло, и одежда горит,

Но все же пока я еще не убит.

 

Подствольник, граната, отдача, разрыв,

Вперед я бегу, на ходу пламя сбив,

Под треск пулемета и свист трассеров,

В угаре атаки бегу на врагов.

 

Горит БТР, черный стелется дым,

Совсем ничего мне не видно за ним,

Две пули внезапно впиваются в грудь,

Но, боль одолев, продолжаю свой путь.

 

Дождались! В сраженье ворвался «Топаз».

Уверен: прикроет, как было не раз,

Но тут же врубается вражеский клин:

В Т-72 угодил «Джавелин».

 

Дал очередь сходу, гранату метнул,

Как будто тревожную птицу спугнул,

Там, в пламени, крики: «Микола, дружок!..»

И жовто-блакитный сгорает флажок.

 

Затихло сраженье, нет выстрелов вновь,

Пятном на груди расползается кровь.

Как в детстве, хотелось заплакать навзрыд:

«Прости меня, мама, твой Ваня убит!»

С. Еремеев

 

Шестнадцать строчек

Чернил осталось на шестнадцать строчек

И рваный, весь в крови, клочок листочка...

Наш полк кольцо врага прорвать пытался.

Мы не смогли... и я один в живых остался...

 

Двенадцать строк и столько же патронов...

Со мной моих друзей гора жетонов.

Я знаю, что они уже не дышат,

Но до сих пор их голоса я слышу.

 

Вам пишет наш бессмертный полк гвардейцев,

Полк воинов, солдат, красноармейцев.

Сегодня мы врага не победили,

Но мы лежим, чтоб вы пожили.

 

Две строчки...

Не боюсь, я всё сумею!

Держись, фашист!

Прощайте! Честь имею!

Н. Самойлов

(гвардии старший сержант, погиб в начале марта 2022 г.)

 

Везунчик

Меня в полку везунчиком прозвали.

Из боя вышел. Сам не знаю как.

Земля дрожала! Землю мины рвали,

Которые на нас обрушил враг.

 

Из всех стволов по нам прицельно били,

Пытаясь подавить, сковать огнём.

Наёмники к нам с фланга заходили,

Болтая на коверканом своём.

 

И мы дрались, упрямые, как черти,

Цедя сквозь зубы крепкий, русский мат!

Боялись только плена, но не смерти,

Поэтому не пятились назад

 

И шли вперёд, чтоб выполнить задачу,

Но всякое бывает на войне, —

В тот летний день военная удача,

Увы, была на вражьей стороне.

 

Последнее, что помню — это вспышку

И небо, придавившее меня,

Вкус крови, чей-то крик и друга Мишку,

Лежащего у хаты на камнях.

 

Очнулся я среди врачей в подвале.

Достали два осколка из груди.

...Меня в полку везунчиком прозвали —

Из боя вышел... только я один.

С. Лобанов

 

Ночь перед боем

Над полем, где трупы обжиты мышами,

Где щедро посеяны тысячи гильз,

«Медведицы» черпают небо ковшами

И звёзды срываются каплями вниз.

 

Луна освещает разбитые хаты,

Поодаль от них золотятся стога.

На брустверах иней, в окопах солдаты

В молчании ждут наступленье врага.

 

В поднятые плечи упёрты приклады,

Аптечки с гранатами рядом лежат.

Солдаты готовы к любому раскладу —

Им всем не впервой оборону держать.

 

Всего пять позиций. На каждой — по трое.

Немного от роты осталось ребят.

Но с ними в окопах невидимым строем

Погибшие братья с молитвой стоят.

С. Лобанов

 

* * *

Господь нас знает по позывным —

Вожак, Угрюмый, Бурят, Скиталец.

И мы угрюмо идём за Ним.

Все — даже те, кто без ног остались.

 

Темно на крестном Его пути,

хоть и пылает в полнеба промка.

И позывной вдруг забудешь ты,

а просто крикнешь — ну как ты, Ромка?

 

Как мы пройдём через промку ту,

когда не наши кругом — высоты?..

Но всё вгрызаешься в высоту,

ещё не зная, что ты — «двухсотый».

 

И шепчешь-шепчешь, глотая дым,

туда, где больно, темно и пусто:

— Господь нас помнит по позывным.

И пот наш вытрет. И в Дом Свой пустит.

С. Комлев

 

* * *

Эти умные мальчики с крепким словарным запасом,

что бесстрашно в атаку рвутся всем смертям /чертям/ назло…

На груди — Че Гевара, в наушниках — «Сектор газа».

Пуля-дура — понятно: случайно опять повезло.

 

А затем — ренессанс тоски и триумф бессонниц.

Безутешной рыбой становится вдруг песок.

Ни елейный тон, ни надрывный хор богомолиц

не уменьшат боли. И снова вишнёвый сок

 

на седом снегу. И опять беспощадна память

для солдат, что в небесном / земном строю своём до конца.

На ладони — жизнь. Остаётся взлетать иль падать,

погружаясь в облако страсти / печали /

забвения / веры / свинца…

Л. Гонтарева

 

Непокорённый

Не надо плакать над судьбой,

Прибереги души чернила,

Она тебе не изменила,

Она по-прежнему с тобой.

 

Звенит натянутой струной

Судьба, её не выбираем,

Между чистилищем и раем

Скажи спасибо, что живой.

 

Не надо плакать над страной,

Где слёзы ничего не значат,

Она, поверь мне, не заплачет

Ни над тобой, ни надо мной.

 

Незваным гостем в дом родной

Уже грядёт иной порядок,

Где человечины вкус сладок,

Скажи спасибо, что живой.

 

Не надо плакать над собой —

Солдатик, вышедший из комы,

Сказал, что там полно знакомых,

Как будто съездил он домой.

 

И над твоею головой

Склонился ангел поседевший,

Не ты один осиротевший,

Скажи спасибо, что живой!

В. Скобцов

 

Сосед Антоха

Сосед Антоха в армию пошёл,

Пошёл уже второй раз, а не первый.

У нас у многих на пределе нервы…

А он сказал:» Всё будет хорошо!»

 

А он сказал, что службой дорожит

И защищает наше населенье.

А он один, один у мамы Лены…

Сосед Антоха — он не побежит!

 

Мы провожали парня всем двором,

И прятали глаза, и нам казалось,

Что мы, все те, которые остались,

Как будто бы Антоху предаём…

И. Карагодина

 

Про Мишку

Госпиталь. Пахнет лекарством.

Койка стоит у окна,

А за окном ежечасно

Благоухает весна…

 

Тихо заходим в палату,

В ясных глазах интерес.

— Мишка, грустишь о ребятах?

— Мне б поскорее протез…

 

— Сделают, как обещали.

— Сразу ж вернусь на Донбасс.

— Эти мальчишки из стали?

— Нет. И живут среди нас.

 

Мишка уедет, не струсит,

Будет без ног воевать

И по-геройски, по-русски,

Будет лишь твёрже стоять.

 

После победы вернётся

В свой отвоёванный дом.

Мишку девчонка дождётся,

Сына подарит потом.

 

Всё это будет у Мишки —

Дом и большая семья.

Не на бандеровских книжках

Будут расти сыновья!

И. Карагодина

 

Каска

Во дворе построились «Уралы»,

И в молчаньи скорбном дрогнул дух.

Здесь своих мальчишек принимала

Мать-земля, раскладывая пух.

 

В этот час ветра не голосили,

Замер полдень, будто в небо врос.

И Господь склонился над Россией,

Окропляя праведностью рос.

 

Горемыкой маялась у тела

Тень души, покинув духоту.

Только я, не двигаясь, смотрела

На густую в каске пустоту.

 

Лишь вчера надёжно защищала

Жизнь в бою родимому бойцу.

Но пробил металл осколок малый,

И стекали кровью по лицу

 

Мощь брони и обвязь камуфляжа,

Штурмовой напор, желанье жить…

Облаков несотканная пряжа

Сквозь отверстье втягивала выть,

 

Отдаляя бой. А он — на месте,

Недвижим, как воля, свят — как Русь.

С ненавистной слуху цифрой «двести»

Я глазами встретиться боюсь

 

И стою поодаль, там, где тополь

Устремил побеги в зрелость гроз.

Жар донецкий. Госпиталь. Некрополь.

Ни стихов, ни ропота, ни слёз,

 

Лишь беды бесформенная яма

Оттого, что каску — вижу я —

Санитар забросил в кучу хлама

Из пакетов чёрных и тряпья.

 

И не надо памятников выше,

И не надо памяти сильней,

Чем вот эта груда в ржавой жиже

И броня пробитая на ней.

 

И когда в лета вернутся краски,

Проявив сквозь горе жизни нить,

Капель крови с выброшенной каски

Мне до самой смерти не забыть…

С. Размыслович

 

Воробей

Двадцать дней он числился «двухсотым».

А на двадцать первый — хоть убей! —

Прилетел под вечер в нашу роту

Неказистый серый воробей.

И таким же выдался плутишкой

Беспокойно-суетным таким,

Что покоя не было братишкам,

Будто летом — паркам городским.

 

Он и щебетал, и звал куда-то,

Запах кухни птаху не прельщал.

Норовил поближе к автоматам,

Затихал, смотрел на нас, серчал.

Подходили — будто торопился

К глубине оврага за холмом.

Улетел и снова воротился,

Так тревога билась в нём самом.

 

Не стерпев, шутя, за ним по следу

Двойка первых резво поднялась.

За спиной — привычное: «К обеду…»

Впереди — опорники и грязь,

Вражий глаз, следящий за дорогой,

Да кустарник редкий в стороне.

Воробей, тревожный недотрога,

Вдруг умолк, как понял — на войне.

 

Низко-низко, взмахами — ни звука,

Только торопливо правя путь,

За собою звал, как будто руку

Взять хотел, ускорив как-нибудь.

И когда, равняясь с словом крепким,

Добрались до балки у ручья,

Разглядели — ствол, разбитый в щепки,

И разгрузка рядом. Только чья?

 

…Он стонал тихонько, стиснув зубы,

Уцепившись крепко за валун.

Лишь глаза, неистово-голубы,

Пеленой затянуты.

Не лгун —

Проводник наш, серый воробьишка —

Присмирев, прижался у лица.

Как почуял — в смерти передышке

Бьётся жизнь пропавшего бойца?

 

Не забыть родительской субботы

В воскресенье верящей земли:

Двадцать дней он числился «двухсотым»,

А вчера живым его нашли!

С. Размыслович

 

До свадьбы заживёт...

Всем в селе известно было: Колька —

Забияка знатный, враз побьёт.

А перепадёт, кривится только:

«Ничего, до свадьбы заживёт!»

 

Стал один семье своей опорой,

Разминувшись с батей на «Аргун».

На окне, за выцветшею шторой

Прятал крестик, фото и звезду.

 

Обходили двор их стороною,

А не то отыщется — хлопот.

Мать журила: «Что ж ты, озорной мой…»

Затихал: «До свадьбы заживёт!»

 

Школьных лет летела вереница.

Рос мальчишка быстро, весь в отца.

Возмужал, характер — не водица,

Да отцова выправка — лица.

 

Но черёд пришёл однажды, тонок —

Подменили парня, видит Бог.

Покраснел, робея, как ребёнок,

Николай, — представился. И смолк.

 

И, влюблённый в искренность и солнца

Колдовских улыбок лучезарь,

Он своей невесте жизнь до донца

Положил, как сердце — на алтарь.

 

Только мир суров бедой во следе,

Через год настал сыновий час.

Уходил уверенным в победе,

Младше века на год, старше нас.

 

И прошёл достойно путь солдатский,

Бой за боем, метр за версту…

Он упал, подкошенный, по-братски

Заслонив собою высоту.

 

А когда из боя выносили,

Затыкая ватами живот,

Он, открыв глаза во всю Россию,

Прошептал: «До свадьбы заживёт…»

 

Только даты важной не назначив,

Будто ей — пора не перешла,

Всё стоит Россия в белом платье,

В небеса смотрясь, как в зеркала…

С. Размыслович

 

Добровольцы

Пусть женщины плачут, а ты не горюй по нему.

Такие, как он, по себе выбирают дорогу,

живым на потом оставляя гадать, почему

с другой стороны не успели к своим на подмогу.

 

Три залпа в пространство. Равняйсь! На плечо! Поворот.

Как шаг свой парадный мальчишки печатают браво!

У женщины в чёрном кривится страдальческий рот,

и морем шумит за оградой родная держава.

 

Все ж воли большой не давай этой боли внутри.

В чем правый не прав — нет на старых скрижалях ответа.

И с вечера, не торопясь, вещмешок собери —

сам знаешь, назавтра тебе выходить до рассвета.

Н. Ахлашева

 

Солдат

Солдат немногословен… Молчит он перед боем.

И вспомнит в те секунды о доме и семье…

В бою же бессловесно врагу укажет место,

И удивится небо словарной новизне.

 

Его ли дело слово? Посмотрит он сурово,

Но заискрит слезинка в далёком далеке…

Солдат немногословен. Он витязь, рыцарь, воин —

Но только не оратор в солидном сюртуке.

 

А коль придётся выйти туда, где жаждет зритель

Услышать речь героя, и ахнуть, и вздохнуть, —

Он скромно улыбнётся, медаль сверкнёт, как солнце,

Расскажет парень взглядом, каков солдатский путь.

 

И вздрогнут люди в зале на те недосказанья,

На ту немногословность, за коей долг и честь.

Молчит он перед боем. И мы молчим невольно —

У каждого сегодня на фронте кто-то есть…

Е. Хапланова

 

Воин

Я озабочена телом —

как бы не постареть.

Он озабочен делом —

под пулями не умереть.

Я тупо пялюсь в компьютер,

и мне здесь сам чёрт не брат.

А он поднимается утром

и в руки берёт автомат.

 

Стреляю я только в тире —

почти попадая в цель.

А он на все вещи в мире

глядит сквозь прицела щель.

Мои не разрушены стены

и город прочно стоит —

Его же вскипают вены

и дом его в пыль разбит.

 

О, как я смеюсь лукаво

с друзьями у пышных столов,

Но корка в руках кровава

у воина от костров.

Мой мир нерушим, казалось, —

как крепость, как Кремль, как храм,

Но стоит шагнуть на малость —

и я уже буду там:

 

Где бомбы слетают с неба,

как гибельные цветы,

Где станешь нужнее хлеба —

защитник и воин — ты!

Л. Берзина

 

* * *

Да кто их поймёт, этих русских солдат…

Когда над страной раздаётся набат,

Простые ребята, где каждый — герой,

Берут автомат и становятся в строй.

 

Они, неказисты, с курносым лицом,

В границу страны упираясь крестцом,

Встают перед нечистью мощной стеной,

Чтоб враг впопыхах захлебнулся слюной.

 

Подбит БТР, в нём — живой экипаж.

Противник доволен, он ловит кураж.

Десяток стволов по машине долбит…

Сейчас БТР будет точно добит!

 

Вдруг танк наш подходит под взрывы и свист,

К подбитой «броне» подбегает танкист,

Цепляет на крюк перекрученный трос —

И благополучно решает вопрос!

 

Все живы, покинув «броню» налегке.

Лишь у командира осколок в руке.

Промедли — и был бы печальный исход.

А это до свадьбы авось заживёт!

 

Никто, кроме русских, не может посметь

Сквозь зубы плевать на летящую смерть,

«За други» бросаясь в пылающий ад!..

Да кто их поймёт, этих русских солдат…

К. Фролов-Крымский

 

Наши

На то они и наши,

Что в драке не спасуют.

Шинелька да Калашик,

А мир перелицуют!

 

Не выдумали краше

На суше и на море.

На то они и наши,

Что в радости и в горе.

 

Привычная стихия —

Дуэль и рукопашный.

Бесстрашно — штурмовые,

На то они и наши!

 

Воюют до победы,

Пируют до кондрашек,

Совсем не домоседы

Отчаянные наши.

 

Обнимут до мурашек

И сразу прилипаем.

На то они и наши,

Что мы их обожаем.

И. Мацигура

 

Ополченец

Ему за пятьдесят…

Уже давно не молод…

Немногословна речь…

Открытый добрый взгляд…

Потёртый камуфляж…

Подвыгоревший ворот…

Иконка… На груди —

Бинокль и автомат…

 

«Дед» слушает эфир,

Нахмурившись сурово…

В наушниках доклад,

Что «цель поражена»…

Он в прошлом — агроном

Из славного Тамбова…

Работал бы и впредь,

Когда бы не война…

 

Когда бы не война —

Преподавал бы в школе,

Высеивал бы хлеб,

Выращивал бы сад…

И ездил бы с семьёй

Купаться в Чёрном море,

И помогал жене

Воспитывать внучат…

 

Он посещал бы храм,

Пусть и не богомолец…

И стопку б выпивал,

И пел бы под гармонь…

Но только вот сейчас

Он — русский доброволец,

Крестясь, даёт приказ:

«За Родину — огонь!..»

А. Марфунин

 

* * *

Недоверчивый взгляд —

На войне настороженность норма,

Отрешённость души:

«Завтра будет для нас или нет?»

Слов не нужно, солдат:

Надевая военную форму,

О судьбе не тужи —

Ты давно на всё дал свой ответ...

 

Сделав выбор — держись,

Обнимая цевьё автомата!

Нам ещё наступать

Да не маршем в парадной красе...

Где-то мирная жизнь,

Но покуда туда рановато...

Лишь печальная мать

Молит Бога, чтоб выжили все...

 

Если, вдруг, повезёт —

И домой ты вернёшься когда-то,

И обнимешь родных,

Усадив их за праздничный стол —

Молча вспомни тот год,

Ставший многим «чертой невозврата»,

Выпив за неживых —

Кто был рядом, но в вечность ушёл...

 

Не зальёт алкоголь

Пройденное и пережитое —

На миру не язви

Вслед тревожно летящим годам.

Пусть фантомная боль

Не вернёт в ощущение боя —

Только искры Любви

Зарубцуют оставленный шрам...

А. Марфунин

 

В затишье

Прикрою веки в тишине —

И мир реальный не со мною…

Я вижу сон, где на ремне

Нет автомата за спиною…

 

Ещё не выжжена трава,

Не снесена отцова хата,

Ещё семья моя жива,

И пёс не прячется от «града»…

 

Пекарню не накрыл снаряд,

Не заминировано поле,

И не разрушен детский сад,

Ещё нет госпиталя в школе…

 

А ротный, в прошлом — пианист,

С женой кружится в вальсе венском…

И небосвод — безмерно чист…

И только птицы над Донецком…

А. Марфунин

 

* * *

С зарёй остатки сонной лени я

смахну, скажу себе: «Пора!»

Укажет взводный направление

для выдвижения с утра.

 

В тиши, нехожеными тропами

в разведку выступит отряд,

чтоб на полях, пять лет не вскопанных,

растаять в травах сентября.

 

Нас, провожаемых сороками,

наверно, выследят враги:

большие птицы вьются около,

сужая с криками круги.

 

И вспыхнет бой короткий, бешеный.

Вернёмся, если повезёт,

живыми, но уже не прежними —

родной одиннадцатый взвод.

 

Дивизион получит данные

о диспозиции врага,

сплошным огнём накроет здания

артиллерийский ураган.

 

...А мы помянем над могилами

навек покинувших войну,

и вспомним тех, что раньше сгинули

за дом свой, веру и страну.

В. Толстоус

 

Мужик из России

От войны, как от хмеля,

Ликовала Европа...

Алой кровью потея,

Вышел он из окопа.

 

Не бежал и не гнулся

В направлении дота,

Где не раз огрызнулся

Голый ствол пулемёта.

 

Наблюдали осины,

Наблюдало полроты,

Как мужик из России

Шёл на звук пулемёта.

 

Сжав в ладонях гранаты,

С широченной спиною,

Молодой, неженатый,

Обручённый с войною.

 

Думал ли о спасеньи? —

Как и все здесь, пожалуй.

Поражённой мишенью

Грудь его задрожала.

 

Он упал на колени,

Не добравшись до дота.

Но пошла в наступленье

Та, неполная рота.

 

В огнестрельную драку,

Окропляя мундиры,

Шли солдаты в атаку

За своим командиром.

 

Будут помнить осины

И бойцы из пехоты,

Как мужик из России

Вёл в атаку полроты.

Е. Харитонов

 

Танки

Танки идут на запад!

Танки идут на запах

Сытых чужих квартир.

На запах укропа и мяты,

Сахарной русской ваты.

Танки идут на запад,

Освобождая мир.

 

Сквозь бурелом, овраги

Танки дойдут до Праги.

И до Берлина дойдут.

Смерти и горя мимо,

Танки дойдут до Рима

Целы и невредимы.

Несокрушим их путь.

 

Танки заходят в Бахмут.

Им напоследок бахнет

Злая чужая Мста.

В Бахмуте их встречают

Выжженным молочаем.

Им головой качают

Разрушенные дома.

 

На перекрестье улиц,

Там, где ветра, целуясь,

Свой умножают труд, —

Девочка ищет маму.

Мама помыла раму.

Танки глядят стволами

На девочку —

И ревут.

Д. Филиппов

 

Танкисты

Над степью крик и кречеты,

Юродствует картечь —

Убийцы безупречные,

Израненная речь.

 

Измерены аршинами,

Истоптаны в грязи,

Пред мёртвыми мужчинами,

Смотри, не лебези.

 

Ведь в эту степь суровую

На подвиг и на марш,

На бой с шакальей сворою

Направлен экипаж.

 

И видит сны слоновии,

Укрывши хобота

Берёзами и хвоями,

Голодная арта —

 

За ним не наохотится,

Даёт за залпом залп

Из Винницы и Хортицы,

Такой базар-вокзал.

 

Ведь их увечья дикие

И шрамы на душе

В землянке с земляникою

Поженены уже.

 

Летят-поют, соколики,

Предчувствуя кураж,

Спортсмены, алкоголики

Идут на абордаж

 

С печалью залихватскою,

С досадою внутри

К поднявшимся над схваткою.

Ведь, что ни говори,

 

Попеременно бодрствуя,

На скорости и без,

Картечь, картечь юродствует

И сыплется с небес

 

Иголками и стружками,

Как неземная блажь,

Где с хвоями-подружками

Ночует экипаж,

 

Не соколы, не финисты

Соколики мои —

Все истины танкистами

Усвоены в пыли,

 

И все частушки сложены,

И басни сочтены

В бескружеве на ложеве

Бушующей войны.

С. Пегов

 

ВМФ

Откуда миф берётся?

Я вспоминаю снова —

Морпехи-черноморцы

На берегу Азова,

 

Не близки, не далёки

Сквозь гущу суховея,

Брусничные подтёки —

На рукавах трофейных.

 

И клюквенные кляксы,

Пробитые бочины.

Наследники Аякса,

Солёные мужчины —

 

Изветрены их кожи,

Истёрты их ладони,

Не раньше и не позже

В штурмующей юдоли,

 

В штурмующем отсеке —

Для яростных работа.

На нашем с вами веке

Без армии и флота

 

Страницы вряд ли спляшут,

Услышат вряд ли птицы,

Как злые волны пашут

Морские пехотинцы.

С. Пегов

 

* * *

Вертушки, выполнив задачу,

Ложатся на обратный курс.

Я небесам за их удачу

Привычно молча помолюсь.

 

Чтобы туманы и печали

Развеялись под рев винтов,

Чтоб ненависть огня и стали

Скользнула мимо их бортов.

 

Чтоб поровну посадок-взлетов,

Не изменил бы чтоб успех,

Хранили б ангелы пилотов

И блоки радиопомех.

 

В десятку чтобы все ракеты,

И в цель летел чтоб каждый НУРС.

Вертушки, опростав кассеты,

Ложатся на обратный курс.

В. Пикалов

 

Мы идём

Пропылённые веком дороги.

Их пройти — нескончаемый труд.

Мы идём, мы отныне, как боги,

Наши ангелы — ангельски строги,

Направляя нас на Бахмут.

 

Сквозь туман, под разрывы снарядов

Прорывается в центр батальон.

Пусть плевками свинцового яда

Мы обласканы, словно наградой, —

Всё равно мы идём на Херсон.

 

Далеко над мостом заискрится,

Разлетится на сотни кусков —

И Днепра ледяная водица

Затревожится, зарябится…

Будут наши Одесса и Львов!

 

Далеко до конечного края,

Душновато под вражьим огнём.

Слышишь, песню «Землянка» играют?

Мы споем её, брат, на привале.

А пока — мы идём, мы идём…

Е. Хапланова

 

Под Харьковом в атаке...

Я с ног взрывной волною сбит,

В воронку сброшен, как в могилку,

По голове земля стучит,

Камнями лупит по затылку.

 

Не удалось сегодня взять,

Как и вчера, село за полем,

Атаковать и... отступать —

Видать, такая наша доля.

 

Наверно, также прадед мой

Под Харьковом ходил в атаку,

В смертельной схватке штыковой

Рубился, не сбавляя шагу.

 

А я упал, зарыт в земле,

Горят берёзы надо мною,

Так ярко, как звезда в Кремле

Над Спасской башней и Москвою.

 

Труха осыпала меня,

Как розы, что на гроб бросают,

И я, свою судьбу кляня,

Из тесной ямы выползаю.

 

Под перекрёстным артогнём

Ни доблести, и ни испуга:

Опять в атаку мы ползём,

Или назад, или по кругу...

 

Под Харьковом идут бои,

Как в 43-м, до победы,

«Мы за ценой не постоим»,

И победим, как наши деды...

В. Углев

 

Десятка

Разведчик специального назначения «Десятка»

считает дни до возвращения в родной отряд

 

Этот маленький шрам —

обгорелая рана —

След удара в ночном рандеву,

Когда мины ложились,

как туф из вулкана,

Очень кучно и точно по нашему рву.

 

Мы, прыжками, вперёд — а иначе никак!

Или смерть, или шанс в рукопашке!

Я метаю гранату, сжимаю кулак

И немедля срываю растяжку.

 

Оглушённый, лечу я обратно с бугра,

Но меня не бросают ребята,

Я двоих выносил утром позавчера,

А сегодня дождался возврата.

 

Одиночные слышу — очистили путь,

Мы отходим к своим без опаски,

Ну а завтра

попробуем снова рискнуть,

Наша битва подходит к развязке.

 

Этот мелкий осколок —

какая напасть!

Просто дайте бинтов и таблетку,

Отпустите меня,

не везите в медчасть,

На рассвете идти на разведку!

В. Углев

 

* * *

Из пламени да копоти —

в мир светлой тишины…

Теперь, выходит, Господи,

ты вместо старшины?

 

Тогда прими по описи:

«калаш», бронежилет,

рожок в кровавой окиси —

пустой, патронов нет.

 

А гильзы-колокольчики

усыпали поля.

Сперва патроны кончились,

а вслед за ними — я.

 

Пиши, Господь: солдатское

исподнее белье,

душа моя арбатская

и тело — без неё…

Ю. Беридзе

 

* * *

Куда идёшь, солдат?

Не спрашивай, не время:

там вороны кричат,

треклятое их племя,

там сизый дым встаёт

и по телам струится,

заждалось вороньё

и мать сыра землица.

 

Зачем идёшь, солдат,

к такой судьбе готовый?

Там друг мой, там мой брат,

там мой венец терновый,

там правда, совесть, честь —

так род мой заповедал.

И если я там есть —

там будет и победа.

Ю. Беридзе

 

* * *

В блиндаже фонарь качает,

тени пляшут на стене,

а боец над кружкой чая

что-то шепчет в полусне.

И летит чуть слышный шёпот

далеко от блиндажа,

от промёрзшего окопа

и от звёзд, что сторожат

эту степь, едва живую,

но не сданную врагу...

Что же шепчет он?

«Целую.

И вернусь.

Когда смогу...»

Ю. Беридзе

 

Призыв

Героям рязанского десанта

 

Нам Отечество наше,

словно Храм на Крови!..

Вспоминаю строку

позабытого гимна.

На защитную брань

нас, Господь, призови,

ведь не вся ещё Русь

померла и погибла.

 

Я не к смерти зову,

просто слышу набат —

это колокол яростный

рать собирает,

это лебеди-гуси,

сверкая, летят,

это сердце моё

от любви замирает.

 

Нам на радость она

и для битвы дана.

Нам любовь — это щит,

это меч одержимый.

Пусть навылет пронзит нас

земная вина,

но пред небом чисты

штурмовые дружины.

 

Рать бессонно течёт,

не видны берега.

Всколыхнулась хоругвь —

и сильнее забилась.

И взметнулась она,

заревая строка,

окрылила наш путь…

И опять позабылась?

 

Нет, воскресла она!

Но кручинится сад,

тихо льётся печаль

святорусского поля…

Это снова уходит

рязанский десант

в беспощадное пламя

бессмертного боя!

В. Хомяков

 

Защитникам Донбасса

Над русской землёй не набат ли? ...Набат.

Опять фронтовою дорогой

Уходят... Идут за солдатом солдат,

И молят их женщины Бога

О том, чтобы пуля в слепящем бою,

Не ранив уставшее тело,

Забыла кровавую ярость свою

И мимо — в безлюдье — летела...

 

Чтоб в долгой бессоннице злые глаза,

Видавши в агонии лютой

И смерть, и бессмертие, волю слезам

Не дали в лихую минуту.

Чтоб громом губительным огненный зев

Не вверг в нестерпимость мучений;

И каждый, беспамятство страха презрев,

Был твёрдым без тени сомнений.

 

Уходят... Уходят... И с разных сторон —

По сёлам, станицам, аулам —

В молитвах сливаются сотни имён

Летящим пронзительным гулом...

Е. Каргопольцева

 

* * *

Бегут недели. Тянутся минуты.

Не страшен дождь. Страшнее, если «Град».

Я счастлив, что проснулся этим утром,

Что ночью не накрыл шальной снаряд.

 

А новый день несёт свои заботы.

Я Господа прошу придать нам сил.

Надеюсь, что сегодня без трёхсотых.

И без двухсотых, Боже упаси.

Е. Перцев

 

* * *

На свете всему наступает конец,

Но если я здесь, значит, нужен я.

Покуда рыдают Луганск и Донецк,

В руках моих будет оружие.

 

Кто выбрал дела, а кто выбрал слова,

Кто — в тесный блиндаж, а кто — за море.

Я знаю, за что прадед мой воевал,

И мне предстоит то же самое.

Е. Перцев

 

В госпитале

Воин раненый снова стремится к товарищам —

Там в окопах открыл он достойное братство.

Да, на фронте — убитые, кровь и пожарища…

Но легко на своих там душой опираться.

 

О своих говорит он без всякого пафоса,

И в глазах его нету ни капли сомнения.

Вижу я, что душа его тянется парусом

К пацанам, самым лучшим из поколения.

Г. Иванов

 

* * *

Вам досталась, ребята, нелёгкая доля.

Вы могли бы сейчас быть не здесь на войне,

А в родимой семье, на реке или в поле,

В мирном поле отрадно скакать на коне…

 

Здесь разрывы снарядов, здесь мины и пули,

Здесь убитых товарищей рядом тела…

Вы же в эту войну, понимая, шагнули,

Понимая, какие в окопах дела.

 

Вы вернётесь не все в наши мирные дали.

Кто вернётся, пусть знает — у них мы в долгу.

Не отменят его ордена и медали,

И в застолье слова, и слова на бегу…

 

И вдвойне мы в долгу перед теми, кто пали.

Перед ними пусть нам будет стыдно, что мы

Врали, крали, болтали и всё хлопотали,

Чтоб ловчей избежать и тюрьмы, и сумы…

 

Вам досталась, ребята, нелёгкая доля,

Вы шагнули за всех остающихся нас.

Ваше мужество, парни, терпенье и воля —

Это наш золотой необманный запас.

Г. Иванов

 

На передовой

Шестую ночь мы спали на земле,

Едва глаза смыкая на морозе,

Душа окаменела — как в псалме,

Её залили «воды мнози».

 

Мы наступаем по пятам врага

В полях замёрзших вдоль Бахмутки;

После дождя опять будет пурга,

А пацаны всё шутят шутки…

 

Там, впереди, у них укрепрайон,

Его ещё не взяли — нам осталось;

Перед глазами жизнь течёт, как сон —

Быть может, нам её осталась малость…

 

И снова ночь, и темень впереди —

За полем враг молчит, его не видно.

Прости мне, Господи, все тяжкие грехи!

И если смерть — то пусть не будет стыдно.

 

А днём, я помню, греясь у огня,

Я вдруг увидел, как светились лица

У всех солдат — но не от света дня,

А изнутри какой-то свет пролился.

 

Я понял, что здесь каждый шёл на крест

Во искупление своей забытой жизни —

И посылал Господь нездешний свет

На наши лица вместо укоризны.

В. Даренский

 

Волноваха

Мой лучший друг погиб под Волновахой.

Он не такой, как многие из нас —

Не рвал в пустых дискуссиях рубаху,

Уехал добровольцем на Донбасс.

 

Когда погиб он доблестно, по-русски,

Обняв руками степь родной земли,

В кармане окровавленной разгрузки

Ребята фотокарточку нашли.

 

Генетика — то точная наука.

На фото, будто много лет назад,

Похожий удивительно на внука,

Герой-красавец, старший лейтенант.

 

В пронзительных глазах ни капли страха,

Густых бровей стремительный разлёт,

Разборчивая подпись — «Волноваха»

И дата: «Осень сорок третий год».

 

Я так и вижу — линия окопов,

А против вас ползёт из темноты

Всё та же сумасшедшая Европа,

Всё те же ненавистные кресты.

 

На День Победы, в городе-герое,

Когда текла великая река,

Мне кажется, я видел их обоих

В одном строю Бессмертного полка.

А. Гаммер

 

* * *

Людей убивает огонь и свинец

По дьявольской воле иль Божьей?

Вам пишет в землянке ваш муж и отец

В холодных степях Запорожья,

Где ветер пронизывает до костей

И только на Бога надежда.

Мы ждём тишины и хороших вестей

В грязи и под мокрой одеждой.

 

Но вести тревожны и сердцу в груди

Становится тесно от горя.

Ты помнишь, как осенью я уходил,

Надеясь, что встретимся вскоре?

 

Родная, проснись и мой голос услышь

Сквозь ветер и грохот орудий,

Под их канонаду приснится малыш...

Она же меня и разбудит.

 

И жатву продолжат огонь и свинец.

Пора. Я на том подытожу:

На свете всему наступает конец —

И это закончится тоже.

Е. Перцев

 

Завтра

Алый рассвет нам подарит разлуку,

Станет тебя у меня вырывать.

Дай я сожму твою нежную руку,

Дай на прощание поцеловать.

 

Завтра я буду бежать к самолёту,

Вновь нас разделят луга и леса.

Снова я в небо уйду на работу,

Где помогают родные глаза.

 

Завтра поставим на кон свои жизни,

Небо пройдётся по каждой судьбе,

Я доверяюсь любимой Отчизне,

Я доверяюсь на службу тебе.

 

Я не поверю, что станет нас меньше,

Небо не станет к себе забирать.

Как нас отнять у земли и у женщин?

Разве возможно у них нас отнять!

 

Я возвращусь, я тебе обещаю,

Мой парашют в небесах расцветёт,

Словно ромашка весёлого мая,

Прямо под окна твои принесёт.

Д. Гайфуллин

 

В бой!

Жаркий под Купянском бой,

Смертный под Харьковом ход,

Воин, я рядом с тобой,

Помни свой праведный род.

 

Знамя полка сохрани,

Честь сохрани и себя,

Будь, словно крепкий гранит,

Если на части дробят.

 

Но если пулю найдёшь,

Дай этой дуре под зад,

Верю, ты не упадёшь

И не закроешь глаза.

 

Жаркий под Купянском бой,

Смертный под Харьковом ход,

Крестик нательный с тобой,

А за спиной — твой народ.

И. Горбань

 

Офицер ВКС

Сегодня дочь спросила у тебя:

«Где ты бывал и как тебе служилось?

И есть ли у военного судьба?

Познал ли на войне Господню милость?»

 

И муж мой — русский лётчик ВКС,

Не размышляя, чётко ей ответил:

«Защита Родины — мой долг и крест —

И путь защитника и свят и светел».

 

И ты рванёшь в заоблачную даль,

Расчерчивая небо на полоски,

А на груди — «За Сирию» медаль,

И в памяти — бомбёжек отголоски.

 

Святая Русь, храни своих бойцов

От ворога, от боли и от страха,

Чтоб не терять мужей, друзей, отцов,

И чтоб воскресли близкие из праха.

 

А я тебя жду дома у окна,

И вышиваю крестиком картину —

На ней уже давно царит весна,

Играют дети — дочка рядом с сыном.

О. Москаленко

 

Мальчики

Утром в срок назначенный,

После шумной ночки,

Уходили мальчики —

Мамины сыночки.

 

В камуфляж наряжены,

С нежными руками.

Что-то очень важное

Обещали маме.

 

Говорили главное

На перроне станции:

Не война объявлена —

Просто операция.

 

Мальчики-романтики

Проявляли смелость.

Поиграть в солдатики

Мальчикам хотелось.

 

Капали мороженым

На бетон перрона

На глазах восторженных

Девочек влюблённых.

 

Мальчики примерные

Или шалопаи,

Верят, что бессмертные

Смерти не бывает.

 

Мамы дали мальчикам

Яблоки да груши,

Пирожки горячие:

В поезде покушай.

 

Им пакеты сунули

В мягкие ладошки.

Умирать под пулями

Будут понарошку.

 

В мире всё кончается

Поздно или рано.

Возвратились мальчики —

Наши ветераны.

 

Сильными и чинными

Вышли на вокзале

Взрослыми мужчинами —

На груди медали.

 

По перрону топали

Мамины солдаты

В пыльных берцах стоптанных,

В выцветших бушлатах.

 

Радостные мамочки

Их пока не спросят,

Отчего у мальчиков

В шевелюре проседь.

 

С жесткими ладонями,

С рваными ногтями.

И куда их, стонущих,

Ночью бросит память.

 

Возвратившись, воины

Смерти не боятся.

Черными мозолями

Огрубели пальцы.

 

Пусть сыночки мамины,

Но народ служивый.

Ничего, что ранены.

Главное, что живы.

 

И пока что трезвые,

Не покажут виду:

Кое-кто с протезами —

Парни-инвалиды.

 

Где такое видано.

Мама скажет: «Что ты!

К счастью инвалидами,

Лишь бы не двухсотым».

Ю. Волк

 

* * *

Мать земного воина —

Чем не богородица…

Уходили мальчики

Умирать, как водится.

 

Землю шагом мерили

Жирную, отталую.

Грело спины сильные

Солнце запоздалое.

 

Собирались лужицы

В ранах снега ватного.

Уходили мальчики

На работу ратную.

 

Пробивалась травина

Молодой щетиною.

Шли войною мальчики

Умирать мужчинами.

 

Шли полями вязкими,

Чёрными дубравами,

Злые и упрямые,

Шли за дело правое.

 

А поля весенние

Ждут не крови — пахоты.

А дубы сутулятся,

Над судьбиной ахают…

 

Не убрать озимые,

Не посеять ярицу.

Уходили мальчики,

Не успев состариться…

 

Уходили попросту,

Презирая почести.

Помяни их, Родина,

Каждого по отчеству.

Л. Арефьева

 

Нашим воинам

Текстом скромных сухих биографий

И прощальными взглядами глаз

Со своих войсковых фотографий

Наши мальчики смотрят на нас.

 

Кто же думал, что так обернётся,

Время словно попятится вспять

И российским солдатам придётся

С неонечистью биться опять.

 

Нашим воинам, скорбным их датам

Поклониться обязаны мы,

Как когда-то спасавшим солдатам

Этот мир от фашистской чумы.

С. Манжелеев

 

* * *

Враг притаился у наших ворот,

Всюду капканы и сети.

Воины русского духа, вперёд!

Вы за Россию в ответе.

 

Быть иль не быть? Сквозь века и года

Слышатся предков набаты.

Не покорялись врагу никогда

Русского духа солдаты.

 

Бочка — без обруча, печь — без трубы.

Сильные духом, на битву!

Бьёт барабан, конь встаёт на дыбы,

С вами — Господь и молитва.

А. Токарева

 

Своих не бросаем

«Никто, кроме нас!» и «Своих не бросаем!»

Мы помним! Мы любим! Мы верим! Мы знаем!

Проходят эпохи, столетья, года —

Так было, так есть и так будет всегда!

 

Лишь лучшие парни готовы собою

Другого прикрыть среди смертного боя.

И лихо рубаху рванув на груди —

С гранатой под траки! Врагу не пройти!

 

Герой, кто сумел у беззубой в объятьях

Спокойно промолвить: «Работайте, братья!»

Работайте, братья, спокойно! Мы с вами!

Молитвами, мыслями, снами, делами.

 

Мы помним, мы любим, мы верим, мы знаем:

«Никто, кроме нас!» и «Своих не бросаем!»

Л. Сердечная

 

Хорошие люди

Хорошие люди… в них море великодушия.

Не словом, а делом. Не завистью, а добром.

Но люди хорошие тоже берут оружие,

За веру, за други, за Родину и за дом.

 

Хорошие люди умеют дарить прощение.

Стремятся помочь тем, кто телом и сутью слаб.

Но только не надо ненужного обольщения:

Хороший, не значит глупый, не значит — раб.

 

Хорошие люди бывают немногословными,

Отнюдь не открыты они, не всегда нежны.

И зло, и добро — категории очень условные.

Но светлые люди во все времена видны.

 

Они, как и прочие, в жизни подчас оступаются,

Но всё-таки выбрать умеют стезю свою.

Хорошие люди от Родины не отступаются.

Они неизменно стоят за своих в строю.

 

И что бы о них не твердила молва досужая,

Но правда веками по-прежнему будет в том,

Что даже хорошие люди берут оружие,

За веру, за други, за Родину и за дом.

О. Гражданцева

 

Работайте, братья!

Два слова: Работайте, братья!

Священными стали для нас —

В них сила молитв и заклятья,

Они как мольба и приказ.

 

В них братства державного счастье,

Которое надо сберечь.

В призыве: Работайте, братья!

Живая броня — щит и меч.

 

Работают воины-братья,

Не ведая страха в бою.

Бросаются смерти в объятья

За русскую землю свою!

 

А надо, пойдут на распятье...

Ни в чем нет преграды для них.

— Работайте, братья!

Работайте, братья!

Но только останьтесь в живых!

О. Козловцева

 

Письмо российскому солдату

Где ты, мой адресат неведомый

Там, где «градами» путь проторенный,

Там, где времени ход замедленный

Или жизней полет ускоренный?

 

Воронье над убитой пашнею,

Вдоволь черного, вдоволь красного,

И опять говорит «калашников»,

Потому, что не слышат разума.

 

И наступит день, лишь хватило бы

Меры Божьего правосудия.

Ты сейчас соберешься с силами,

Чтобы вновь зарядить орудие.

 

Это будет тобою пройдено

Всею крепостью духа нашего

И вернешься тогда на родину,

Потому что там столько важного!

 

Потому что вот так назначено,

Слишком много еще не сделано,

Где-то чудо рожденья мальчика,

Где-то дом и большое дерево,

 

И мечты, и закаты рыжие,

И весны золотая звонница.

Я прошу тебя, только выживи,

Чтобы это могло исполниться!

 

Над Россией покров расправили

Триколором призыва грозного,

А свеча за тебя, о здравии

Все горит и горит у образа!

Т. Сушенцова

 

* * *

Если я не успею тебя отогреть,

Если море в тебе перестанет шуметь,

Повинуясь сердечному стуку,

Если выйдет из дремы создатель чудес

И лохматую голову свесит с небес,

И протянет хозяйскую руку,

 

И поднимет мужицкой своей пятерней

Над прошитой снарядами черной стерней,

Если спросит, о ком ты молился,

Кулаком потрясая, боясь упустить

Заклинаний нехитрых истертую нить,

За кого ты под пулями бился,

 

Ты ответишь: «Я землю худую жалел,

Чтоб она не досталась врагу на прицел,

Под его сапогом не горела.

Я касался ее только беглой стопой,

А потом я зарылся в нее с головой

Как в горячее мамино тело.

 

Я пронес через смерть всё, чем жил на земле:

Золотую ромашку на хрупком стебле,

Завывание вешней метели,

Я твои первозданные видел леса,

Я деревьев умел различать голоса —

О Тебе они, Господи, пели,

 

Я любил наблюдать, как послушны, легки,

Облетают по осени их лепестки,

Я ночные любил автострады,

Как на них в темноте зажигались огни,

И на дальние звезды глядели они.

Мне огромного мира не надо,

 

Только ту его часть, где из труб заводских

Тянет дымом, и топят квартиры, а в них,

Ни минуты не зная покоя,

Месяцами порой дожидаясь вестей,

Наши жены во сне на руках, как детей,

Нас выносят живыми из боя,

 

И одна среди них, та, что прячет глаза,

Что, краснея, как винная гнется лоза

Под моею ладонью неловкой,

У которой дыханье реки на губах,

Та, которая чуть привстает на мысках,

Чтобы трепетно русой головкой

 

До меня дотянуться, а я навсегда

Улетел за Тобою, проходят года,

Там, внизу, пока, Господи Боже,

Мы с Тобой говорили всего только час,

Я готов умереть еще множество раз

В этой тверди, которой дороже

 

Я не знал ничего». И суровый Господь

Улыбнется, и сложит тройную щепоть,

И тебя не спеша перекрестит,

И ответит тебе, мол, лети на войну,

Я ошибся, я лет через сорок возьму

Тебя в небо на этом же месте.

 

И откроешь глаза, и пойдешь по земле,

И поодаль лежащим в остывшей золе

Свой найдешь автомат невредимый.

И нещадно орудья врага застрочат,

Но не дрогнет под пулями русский солдат,

Неповерженный, непобедимый.

С. Юдина

 

* * *

Эта пыль под ногами. Кровавая пыль.

Это всё, что осталось от нас после боя.

Кем я был — я забыл, что любил — я забыл.

Не осталось тревог, не осталось покоя.

 

Время пыль разметёт. Мы травой прорастём.

Станем облаком, лесом, цветком зверобоя.

И на землю прольёмся весенним дождём,

Чтобы смыть все следы от смертельного боя.

 

Сколько нас полегло в безымянность могил.

Каждый ветром кричит: я ведь жил, я ведь жил…

Ветер гонит волной серебристый ковыль,

Что не век, то война и кровавая пыль.

М. Некрасовский

 

* * *

Бог призвал к себе солдата

неоконченной войны.

Снова пламенем объяты

города родной страны.

 

И солдат в строю, как прежде.

Бьётся с нечистью лихой.

Пусть снаряды воздух режут

свистом на передовой.

 

Не готов он был к покою

на перинах-облаках.

Как всегда, с бедой земною

он сражается в веках.

 

У солдата до Победы —

лишь последний, трудный бой.

А потом — накроет небо,

и по радуге — домой.

Л. Гонтарева

 

Война, мужики…

Война, мужики. Такие дела.

За то, чтобы жизнь нормальной была.

За то, чтобы нечисть канула в ад,

а вы чтоб живыми вернулись назад.

 

Чтоб жёны не плакали по ночам,

чтоб дети узнали, как батя скучал,

и чтоб опьянели от тишины,

когда с победой вернётесь с войны…

 

Россия вас ждёт. Ждёт Тува и Кавказ,

и Дальний Восток ждёт с Победою вас,

Москва, Петербург, Севастополь, Казань…

Все ждут вас, ребята,

вся Родина Za.

 

Za волю, Za счастье, Za мир и покой,

За шелест берёз над знакомой рекой…

За то, чтоб спокойно Россия жила.

Война, мужики. Такие дела…

В. Кобец

 

Когда ты вернёшься

Однажды в родительском доме проснёшься,

Покажутся странными мирные сны,

Когда ты вернёшься,

Когда ты вернёшься,

Ещё до конца не остыв от войны.

 

Черёмуха вновь расцветёт над обрывом,

Развесит над речкой туман пелену…

Солдату непросто привыкнуть к разрывам,

А после непросто принять тишину.

 

Поздравят с приездом, а ты усмехнёшься —

Дорога оттуда, как память, длинна…

Когда ты вернёшься,

Когда ты вернёшься,

Сестрой-неразлучницей станет война.

 

Укроют воронки цветы полевые,

Подсолнухи ветер устанет качать…

Когда за столом соберутся живые,

Им с мёртвыми будет о чём помолчать.

В. Кирюшин

 

Вернись, солдат!

Вернись, солдат,

Живым, прошу, вернись!

Минуй огонь и мрак. И перекаты…

Оставив позади другую жизнь,

Вновь мирный пахарь стал простым солдатом, —

 

Так было с незапамятных времен.

А вот врагов судьба не научила! —

Презрели человеческий закон,

Пустили в ход ужасные мерила.

 

Расстреливать детей и матерей,

Они умели быстро, без промашки.

И превратились души тех зверей,

В кровавые зелёные «бумажки».

 

… Вернись, солдат, назло и вопреки!

Пусть трудно нам достанется Победа, —

Но в бой идут, как прежде, «старики», —

И внук не посрамит могилу деда!

И. Карагодина

 

* * *

Планета плавает в закате,

Кровавят все её углы…

Терпи, родной, держись, солдатик,

От дыма чёрный и золы.

 

И снег горяч, и брат — предатель,

И воронья густой галдёж…

Терпи, родной, держись, солдатик,

Где правда видящий, где ложь.

 

В своей Твери иль Волгограде

Не ведал злобы мировой…

Терпи, родной, держись, солдатик,

Победа будет за тобой!

 

В огне, в окопе, в медсанбате,

За все грехи земли распят,

Терпи, родной, держись, солдатик,

Великий русский наш солдат.

 

С дитём спасённым, Бога ради,

Не торопись врастать в гранит.

Терпи, родной, держись, солдатик,

Мир без тебя не устоит.

А. Ананичев

 

* * *

Мне приснилась сегодня война,

Изуродованные дома,

Взрывы, гарь, грохот, нечем дышать…

Заболела, заныла душа.

 

В голове позывные звучат:

«Колыма», «Енисей», «Ашхабад»,

«Питер», «Астрахань», «Пенза», «Кубань»,

«Омск», «Самара», «Саратов», «Казань».

 

«Гиви», «Бес», «Моторола», «Шаман»,

«Штирлиц», «Жога», «Отец» и «Таран»,

«Змей, «Багира», «Якут» и «Металл»…

Всех, кто жив, и кто ангелом стал.

 

И глаза их, какие глаза!

Словно в небе весеннем гроза.

В них решимость, надежда, любовь,

За погибших товарищей боль.

 

Я за души их Богу молюсь:

«Защити, сбереги нашу Русь!

Освяти каждый праведный бой,

Пусть с Победой вернутся домой!»…

 

Мне приснились сегодня бойцы —

Наши братья, сыны и отцы,

Там, «за лентой», ведущие бой,

Чтобы в мире мы жили с тобой.

Т. Потёмкина

 

Павшим

«Минобороны: 498 военнослужащих России

погибли в ходе спецоперации,

1597 получили ранения».

(СМИ, 02.03.22)

 

Всё-таки как же быстро вы вырастаете,

Мальчики, играя оружием из пластмассы,

Снегу подобно внезапно и вы растаете

На горящей земле меж Харьковом и Донбассом.

 

Мальчики, мальчики, жизнь как лихо закручена,

Это не реконструкция, не лайт-версия,

Слышится бой, и разрывы мин у реки излучины —

Потомков Бандеры безжалостная диверсия.

 

Мальчики, мальчики —

зеленО, безусо да молодо...

Вот кому бы жить да с детьми няньчиться.

Над вами, попавшими меж наковальней и молотом,

Бог сложит в мольбе руки, да и расплачется.

 

Ему ли не знать, как бывает порою опасно

Пить тишину. А вы всё взахлёб глотаете...

И, ветру подобно, теперь вы тоже летаете

Над горящей землёй между Харьковом и Донбассом.

Вита Пшеничная

 

Солдаты главной мировой

Клонись, головушка, устало,

Угадывая новый стих.

В святой поход их провожала —

Печалься, Родина, о них.

 

Смерть рассылает им приветы,

Прицел не пряча в рукаве.

А у тебя лежат рассветы

Косынкой алой по главе.

 

А у тебя — снега да вёсны,

Да лета красочный наряд,

И полной грудью дышат сосны,

Творя любви святой обряд.

 

А я, вжимаясь в гроз раскаты,

Иду с поникшей головой.

И улыбаются солдаты

Вот этой — новой — мировой.

 

На зорьке скорого привала

В минуты редкой тишины

Им так кукушка куковала,

Как будто не было войны.

 

Россия! Верою богата,

Сквозь слёзы выпрямись и стой!

Пусть возвращаются солдаты

Победной

Главной

Мировой!

С. Размыслович

 

Солдату нового освободительного похода

Ты — ветер, а я —

Только чёрствый хлеб,

Забытый в твоей котомке.

Как вырос, мой мальчик,

И как окреп,

Как голос твой стал —

Негромким.

Как враз прорываешься

Из кольца,

Как смело идёшь — на танки.

Как твердь твоя — мощью на подлеца —

Хоть зверь, хоть фашист, хоть янки.

Ты — неба родного

Святой простор,

А я — самолёт летящий.

Я грубости — новой в тебе — в укор

Ни слова. Непреходяще —

Молюсь за тщедушность твоих худоб —

Броне — да не быть пробитой!

Ты — Родина,

Я — твой горячий лоб,

И грязь на щеке небритой...

С. Размыслович

 

Русский воин

Посвящается героизму воинов,

борющихся с нацизмом на Украине

в ходе специальной военной операции

Вооруженных Сил Российской Федерации

 

Ратник

Неравного сраженья смолкли звуки.

И вран кружит над тучей мертвых тел…

А он лежит ничком,

расправив руки,

Стяжавший оперенье вражьих стрел;

Лежит —

крестом —

под скорбным небом бледным,

Как будто землю силится обнять.

И ждет его

в свой светлый сонм победный

Пернатая Архангельская рать.

 

* * *

Хоронили юношу-солдата…

И старик, счищающий с лопаты

Сыру землю вечного пути,

Обронил как будто виновато:

«Жизнь прожить — не поле перейти».

 

И лицом, иссушенным увечьем,

Полыхнув, как плачущие свечи,

Юный воин, выживший в той сечи,

Возразил на старческую речь:

 

«Не хватило жизни человечьей,

Чтобы поле сечи пересечь».

 

На закате

Кружится вран над старой бороздою,

Где солнца щит ржавеет в ковыле.

И небеса — красны, как поле боя,

Как поле битв, истекших на земле.

 

И на кресте заросшем и былинках,

На каждой пяди вечности — окрест —

Горят, горят дождинки, как кровинки,

Как кровь солдат, излитая с небес.

 

Русский воин

Он брел по жизненным просторам —

Как суждено: то — вверх, то — вниз…

И родовым глубинным взором

Вбирал намоленную высь.

 

Он умирал от крестной раны

В земле, в траншее полевой,

Но вновь из пашни фронтовой, —

С библейской силой зерновой —

 

Как на стерне, взрастал живой

Знать, в небе прадеды-крестьяне

Молились с ангельским стараньем

О дольней ниве родовой.

 

Знать, Горней Родиной хранима,

Русь — под заоблачным крестом —

Стоит, как древний храм незримый,

На всхожем поле боевом.

А. Ребров

 

Помолитесь за наших ребят, защищающих мир…

Помолитесь за наших ребят, защищающих мир.

Пусть поддержку родного народа почувствует воин.

На любом языке, на морозе, в уюте квартир —

Помолитесь за наших. Подумайте, каково им.

 

Восемь лет непрерывно, мучительно тянется бой.

День сегодняшний — страшная плата за сёла Донбасса.

Но российский солдат — не про груду руин за собой.

Помолитесь простыми словами для сложного часа.

 

Пусть живыми останутся, Господи Боже Ты мой!

Пуля мимо пройдёт, и осколок шальной отклонится.

Дай им, Господи Боже, живыми вернуться домой.

Помолитесь за них — даже те, кто забыл, как молиться.

И. Купреянов

 

Плач

Каждый день, каждый день похоронки

настигают отца или мать,

разве можно от горя в сторонке

на единой земле постоять?

 

Прилетит с чёрной ленточкой фото —

дескать, пал смертью храбрых, герой,

в двадцать лет завершилась работа,

со святыми его упокой…

 

А земля уж наполнена вдоволь,

ей не нужен такой перевес,

и безбрачно останется, вдоволь,

поколенье расцветших невест.

 

А земля бы хотела иначе —

напитать человеческий цвет

благоденствием долгим... Но, плача,

вместе выстоим — смерти в ответ.

А. Ретеюм

 

Бессмертный полк

Мёртвые — проще.

Мёртвые — жёстче.

Мёртвые — неба

земного мощи.

Красная площадь!

Красная площадь!

Красная площадь,

эпох помесь,

слушай шаги живых!

Те, кто за нас боролись, —

вспомним сейчас про них.

 

На современных лицах —

чёрточки чьи видны?

Вот бы кому молиться —

Русским Богам Войны.

Быть им хотелось теми,

кто созидает мир.

Но прочертило время

пулями штрихпунктир.

 

Мир распрямил пружины,

время проткнув насквозь.

Все ещё были живы.

Всё только началось.

И потянулись роты

с улиц и площадей.

Небо, куда ушло ты?

Небо ушло — в людей.

 

Небо лежит под Вязьмой.

Небо лежит в Крыму.

Небо упало наземь —

вечный покой ему.

Цифры от века лживы.

Слово — наотмашь бьёт.

Мёртвые и живые —

это один народ.

 

Сердце стучит, ускорясь.

Слушай шаги живых!

Те, кто за нас боролись, —

что мы теперь для них?

Те, кто за нас погибли,

были живее нас —

это они могли бы

бросить в лицо сейчас.

 

Что же вы, скажут, братцы,

выбрали путь не тот?

Кто тут в неполных двадцать

не для себя живёт?

Кто оторваться сможет

от телефона, ну?!

Кто тут готов под кожу

взять — и впустить войну?

 

Чтобы еды не стало,

чтобы кусали вши,

чтобы кусок металла

вырвал кусок души?

Что назовётся Русью —

памятник под горой?

Если живые струсят —

мёртвые встанут в строй.

 

Знамя Победы вскинут,

неба закатный шёлк.

Будет из Рая вынут

снова Бессмертный Полк.

Между мирами — прорезь.

Сердце стучит под дых.

Те, кто за нас боролись, —

не забывайте их.

И. Купреянов

 

Бессмертный полк

Просто время такое — война,

Просто время такое настало,

Вся зигующая шпана

Вдруг под свастикою восстала,

Поднялась из своих могил

Сатанинского полумрака,

И прокралась к нам в самый тыл —

Завязалась большая драка...

 

Много предало нас «друзей»…

Да и ладно… Нам не впервые…

В стороне постой поглазей,

Как своротим мы вражьи выи…

Просто время пройдёт — война,

Просто ВРЕМЯ ПРИДЁТ — ПОБЕДА,

Все геройские имена,

Что носили отцы и деды

Соберутся в БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК,

К голубым небесам взовьются...

 

Ты послушай, сердца, как бьются —

Наш ПОБЕДНЫЙ шагает ПОЛК!

Н. Камянчук

 

* * *

Перелески, холмы и погосты...

Мы уходим сквозь дымный туман

в грозный бой за российские вёрсты,

за всевечное братство славян.

 

Ждёт ли нас православная тризна,

иль с победных вернёмся полей,

поимённо о каждом Отчизна

вспомнит в светлой молитве своей.

В. Хомяков

 

* * *

Вот и вновь я дожил до весны,

до березовой ласки дожил…

А на южных дорогах войны

день за днем наши рвутся из жил.

 

Терпко дышит шальная весна,

под окном распустился каштан…

А на юге гуляет война,

горькой гарью пропитан туман.

 

К нам вернулись скворцы и дрозды,

скоро ласточки к нам прилетят…

И на крыльях усталой беды

возвращаются души солдат.

 

Остро чувствую этой весной

запах листьев и влажной земли…

И летят, и летят надо мной,

словно души солдат, журавли…

В. Хатюшин

 

Доля земная

Души оставшихся в двадцать четвертом

наших погибших солдат

с райским, трубящим, высоким эскортом

к Божьим пределам летят.

 

Черная сила их души не тронет.

(Божий всесилен предел.)

Там, в этих райских высотах, — догонят

тех, кто до них улетел.

 

Будут они ожиданье отмщенья

в нервах у нас бередить…

Или с высокой печалью прощенья

будут за нами следить…

 

Нам же, полету их трубному внемля,

свету их глаз и лица, —

доля земная — за русскую землю

дальше идти, до конца.

 

Павшие — в этой земле обретают

высшую степень наград:

в ней, как деревья, сердца прорастают

наших бессмертных солдат.

В. Хатюшин (2025)

Источник фото