100 стихотворений о трагедии в Беслане

3 сентября — День солидарности в борьбе с терроризмом после захвата школы в Беслане 1-3 сентября 2004 года. В этот день вспоминают жертв всех террористических актов, произошедших в стране, и погибших при выполнении служебного долга сотрудников правоохранительных органов. Теракт в Беслане — захват в заложники чеченскими боевиками 1128 учеников, родителей и учителей школы №1. Жертвами теракта стали 186 детей. В целом погибло 333 человека из числа заложников и тех, кто их освобождал — спецназовцев, спасателей, милиционеров, гражданских. Ранено более 800 человек.

 

* * *

Я за смертную казнь стою.

Мне Беслан выжег болью сердце.

Прямо в душу глядят мою

Дети с огненной круговерти.

 

Упразднили смертную казнь,

Но спросить матерей забыли,

Как им выжить без детских глаз?!

Как им жить, если жизнь убили?!

А. Дементьев

Бесланская осень

(Стихотворный цикл)

 

* * *

Эти листья на память засушим,

Положи их, дочурка, в букварь…

Так тревожно вошёл в наши души

Предпоследний столетья сентябрь…

 

Что ж, Россия, в глубокой печали

Править бал на костях и крови?!

Не с того ль по лесам замолчали

Все веселые птахи твои?!

 

Не с того ли над тишью окрестной

И над спящей травой в серебре

Вроде гром громыхнул поднебесный —

Ну, какая ж гроза — в сентябре?!

 

И как будто в припадке и с визгом,

Словно с горя напившийся вдрызг,

Чем-то рощи сентябрь обрызгал —

Миллионами яростных брызг…

 

Они сыплются, всюду их запах:

С неба, где журавлиный пунктир.

…Листья-листики… в бурых накрапах —

От разорванных в клочья квартир?!

Cентябрь 1999

 

* * *

Эта осень шла с дымом и кровью,

Ничего не таясь, белым днем.

Зажигая листву Подмосковья,

Опалила и город огнем…

 

Под ногами земля содрогнулась,

И как будто в безумном аду,

В это утро столица проснулась —

В предпоследнем в столетье году.

 

И когда, вновь огонь изрыгая,

На клочки тишину разорвав,

Шла, казалось бы, осень другая, —

Тот же след был, как прежде, кровав…

 

Не рябинами рдела природа —

Кровоточием множества ран,

Словно дни сорок первого года —

Нам «Каширка», Дубровка, Беслан…

 

И в те дни рокового предела

В горе стали друг другу близки:

Те, чье сердце в беде почернело,

Те, чьи белыми стали виски.

 

Поле осени… Тянется следом

Куликово ли, Бородино —

Горьковатым был привкус Победы,

Со слезами и кровью — вино…

 

На Руси самобытной издревле,

Словно крест — эта вечная связь:

Осень красит не только деревья,

На цветную палитру скупясь…

11. 10. 2005

 

Беслан, сентябрь 2004

Есть обычай такой — и по праву,

Ширь души, хлебосольность, размах, —

В том, что царствуют в праздник и в траур

Пироги в осетинских домах.

 

Чтобы каждый был к действу причастен,

Кому радость и скорбь дорога,

Выпекают и, надо же, к счастью,

Чаще три, редко — два пирога…

 

Так и было в тот день повсеместно:

В дружных хлопотах у очага

С доброй шуткой, со смехом и песней

Выпекалось по три пирога…

 

И откуда взялась только туча!

В бесконечном кипенье огня

Наползла беспросветно и жгуче —

Черным крепом на зеркало дня…

 

Пепел в души ложился, в листве ли

Оседал, как знаменье конца…

Пироги все черствели, черствели…

И чернели, чернели сердца…

 

Городок, пребывающий в коме,

Стал распятьем, незрячим от слез…

Три пекли пирога в каждом доме,

Только выставить два привелось…

Март 2005

 

* * *

Боже Всеправедный! Что-то случилось

С нашей великой и нищей страной,

Если твоя Вседержителя милость

Снова обходит её стороной.

 

Боже Всевышний, Всеправедный Боже!

Как допустил —- правит бал сатана?!

Если твоя это кара — за что же

Страшная эта цена?

 

Вышло, что город — заложник и пленник,

Памятью черной навек обречен.

Ты наказал нас за сто поколений,

Только вот дети — при чём?

 

Воздух, пропитанный порохом, горек,

Сдобренный взвесью кирпичной пыльцы.

Смертью распахано поле под город,

Город, где юные вечно жильцы...

 

Верно, греховно живем и бесславно,

Вот и жиреет опять вороньё!

Рваный осколок из раны Беслана

Врезался больно и в сердце моё...

 

* * *

Из пылающей рощи осенней,

Словно образ небесный вдали,

На конях две девчушки виденьем

Пронеслись, чуть касаясь земли.

 

Словно в тайну мне дверь приоткрыли,

Озарив красотой неземной.

Их взлетавшие пряди, как крылья,

Вспыхнув, гасли у них за спиной…

 

Их рассветное солнце венчало

Венценосной короной лучей

И сулило иное начало

Дню — в чреде окровавленных дней.

 

Осень! Страшно тебе удивляться:

Златолистью, росы серебру —

Чем роскошней твои декорации,

Тем тревожней душе — не к добру!

 

Предпоследняя осень столетья!

Боль и горечь в лампадном огне!

И рябины — рубцы твоей плети —

У России горят на спине…

 

Если горе — всегда полной мерой,

Радость — в омуте всплеск и круги.

Нас, в огне погибавших за веру,

Вновь «неверными» кличут враги.

 

Разве крови и слез было мало,

Если холмиков бурых не счесть

Под лоскутным твоим одеялом,

Не успевших и толком осесть?!

 

Но и смертную тяжесть осилив,

Мы своей не уступим земли…

Может ангелы Новой России

Мне явились в осенней дали?!

Ю. Павлов

 

Беслан

Застыв у бездны на краю,

Убийцы, что в джихад играют,

Вы не окажетесь в раю.

Туда зверьё не допускают.

 

Вы трижды прокляты в веках.

Никто не вспомнит, что вы были!

А кровь младенцев на руках

Вас превращает в горстку пыли.

 

Пройдут осенние дожди,

Со стен смывая кровь и пули.

Вновь ваши подлые вожди

Вас примитивно обманули.

 

У них отнюдь недолог век.

Сгорят. И будет прах развеян.

И в бездну канет имярек

Беду принёсшего злодея.

 

Боль нестерпима и горька.

Весь мир померк от скорбных звуков.

То стонет сердце старика,

Что проводил на небо внуков.

 

И отогнать не в силах прочь

Виденье с комнатой пустою

Мать, что спасти не в силах дочь

В дыму, под рухнувшей плитою…

 

Что ж, город продолжает жить,

Хоть время вспять не повернули…

Здесь будут ангелы кружить

В молитвах поседевших улиц.

 

Но тут бессилен и Творец:

Не заживёт вовеки рана

Бедой пронизанных сердец

Кровоточащего Беслана.

К. Фролов-Крымский

 

Школа в Беслане

Я, недоучка всех на свете школ,

я — исключенец за чужие школы,

но я к тебе, Беслан, сейчас пришел

учиться у развалин твоей школы.

 

Беслан, я знаю — я плохой отец,

но неужели я и сам увижу

всех пятерых моих сынов конец,

под старость — в наказанье себе — выжив?

 

Я понял — я не в городе чужом,

нащупав сердце в перебоях боли,

неловко выцарапанное ножом

на задней обгорелой парте в школе.

 

Чего в России больше ты, поэт?

Да ты в сравненьи с гексогеном — мошка.

Нам всем сегодня оправданья нет

за то, что на земле такое можно.

 

Как все в Беслане вдруг слилось опять:

прошляпленность, нескладица и ужас,

безопытность безжертвенно спасать

и в то же время столько чьих-то мужеств.

 

И прошлое, смотря на нас, дрожит,

а будущее, целью став безвинно,

в кусты от настоящего бежит,

когда оно ему стреляет в спину.

 

Но полумесяц обнялся с крестом.

Меж обгорелых парт и по кусточкам,

как братья, бродят Магомет с Христом,

детишек собирая по кусочкам.

 

Многоименный Бог, всех обними!

Неужто похороним мы бесславно

со всерелигиозными детьми

самих себя на кладбище Беслана?

 

Когда шли эшелоны в Казахстан,

набиты влежку грудами чеченцев,

террор грядущий зарождался там

в околоплодной влаге у младенцев.

 

Там, в первой люльке, становясь все злей,

они сжимались, спрятаться так рады,

но чувствуя сквозь лона матерей

их бьющие по темечкам приклады.

 

И вовсе не молились на Москву,

их сунувшую в степь, где ровно, голо,

как будто бы с земли по колдовству

навеки стер шайтан былые горы.

 

Но и кривой кинжальный месяц там,

в прорехах крыш домишек их саманных,

напоминал им тайно про ислам

среди советских лозунгов обманных.

 

И Ельцина плебеистая спесь,

и хвастовство грачевского «блицкригства»

их подтолкнули к первым взрывам здесь, —

и было от войны уже не скрыться...

 

Шахидки носят взрывы на груди,

на талии и вместо бус на шее.

Всегда, чем больше трупов позади,

тем стоимость живых еще дешевле.

 

Но ничему не помогает месть.

Спаси, Многоименный Бог, от мести.

Пока еще живые дети есть,

давайте не забудем слова «вместе».

 

Из нас никто отдельно не герой,

но перед голой правдой все мы голы.

Я вместе с обгорелой детворой.

Я сам из них. Я из бесланской школы.

 

...Как изменились небеса в лице,

лишь танками в Беслане мгла взрычала,

и вздрогнула при мысли о конце

в той школе, в баскетбольном том кольце

подвешенная Сталиным взрывчатка.

Е. Евтушенко

Беслан

Боже, ничего мне не давай.

Боже, у меня возьми, что есть:

Этот грубый, чёрствый каравай,

Эту молью траченную честь.

 

Боже, затвори входную дверь.

За порогом — мёртвая зола.

Ангелов прибавилось теперь.

На Земле предстало больше зла.

 

Боже, ничего мне не давай.

Не молю сегодня:

«Даждь нам днесь...»

Этот грубый, чёрствый каравай

Раздели на тех, кто хочет есть.

 

Боже, влаги крохотный запас

Раздели на тех, кто хочет пить.

Боже, жизнь, которую не спас,

Раздели на тех, кто хочет жить.

А. Сорокин

 

Воспоминание о Беслане

…И спецназовцы наши сегодня в раю.

За детей осетинских погибли в бою.

По-небесному, значит, за други своя,

Хоть у многих остались свои сыновья.

 

Беспощадная битва идёт на земле.

Мы, беспечные, тонем и гибнем во зле.

И так часто теперь за расслабленных нас

В городах и горах погибает спецназ.

Г. Иванов

 

Беслан

Боль сердец, понятная для всех.

Крик души, взрывающий сознанье.

И свеча, горящая за тех,

Кто не вышел из захваченного зданья, —

 

За учителей и матерей,

За девчонок, вышедших на праздник.

Этот свет увидит из дверей...

Вечности... убитый первоклассник.

 

ТАМ его подхватят, поведут

На урок, что все-таки начнется...

От того, что происходит ТУТ —

Мир не рухнет.

Небо — покачнется.

С. Курач

 

Плач по Беслану

Больно-горько до невозможности...

Стынет сердце от безнадёжности...

И уже не помочь... не справиться

С той бедой, что на плечи валится.

 

И уже не спасти, не вымолить

Тех кровиночек, что — не вымолвить! —

И не плачут уже, не прячутся...

Только в небо глядят, незрячие...

 

Звёзды вечные, вы запомните:

В почерневшей от взрыва комнате,

Где учили добру, не подлости —

На стене — от расстрела полосы...

 

...По колено в воде, сомлевшие,

Ивы-матери поседевшие...

Горше слёз, солона от кровушки

Под ногами вода у вдовушки...

 

Не испить из степной криниченьки

ИМ, просившим глоток водиченьки...

Улетали на крыльях, чудилось...

Но стреляли им в спину чудища...

 

Ветер воет в тоске над нивами,

Плачет небо — не к сроку — ливнями...

Рухнул ствол — и не будет семени —

На погостах хоронят семьями...

 

Сиротеют поля привольные...

Стоны слышатся колокольные —

Да горит свеча поминальная,

На Россию — одна — прощальная...

 

Нет беды чужой, нет детей чужих...

Прорастёт трава — и продлится жизнь...

А на лик Руси, среди многих ран,

Проступает кровью —

Б Е С Л А Н ...

Л. Клёнова

 

Беслан, школа

Когда потомки скажут нам: «Покайтесь!» —

Какой завет историей нам дан?

Я назову команду: «Разбегайтесь!»,

Которую оставил нам Беслан.

 

Команда прозвучала над толпою

Захваченных в заложники людей

Из уст того, кто заслонил собою

От выстрелов испуганных детей.

 

А выстрелы гремели. Шли на приступ,

Громили школу — «вражеский редут».

А в школе гибли дети. Сколько? Триста.

На их могилки матери придут…

 

Россия, ты погрязла в неудаче,

Забыла в рассужденье, что начать,

Что есть у государства три задачи

Простых: учить, лечить и защищать.

 

Не воровать, не лгать, не красоваться

В палатах белокаменных Кремля,

Предоставляя детям — разбегаться

Под пулями, о милости моля

 

Разбойника… Я каюсь, эта рана

Не зарастёт, питая боль вины.

Простите нам, родители Беслана,

Бездарности правителей страны,

 

Простите миру страшные забавы,

Борьбу за власть простите, я прошу…

«Какая связь?» — вы скажете? — Вы правы,

Но оправданий я не нахожу,

 

И потому пишу стихи — о горе

Всех маленьких, испуганных и злых,

Разменною монетою в раздоре

Служивших для политиков иных…

Н. Королёва

 

Памяти событий в Беслане...

Захлебнулось сердце горькими слезами.

Леденящий стон и стиснутые зубы...

Умерли бы за детей мы сами,

Только бы не видеть эти трупы...

 

Свет не мил и в сердце — пепелище...

Каждая минута, как проклятье...

Молодая мама деток ищет

По сережкам... по кусочку платья...

 

Как забыть разрывов дикий грохот?

Как вернуть наивный взгляд сынишки?

Потерять родного — это плохо...

Схоронить полшколы — это слишком.

 

Талым воском оплывают свечи...

Омывает дождь цветов букет...

Говорят, что время раны лечит...

От бесланских ран лекарства нет.

А. Демченко

 

Беслан…09.09.04

Из «Газелей» серых караван.

В каждой — гроб…портреты ребятишек…

Всю неделю траурный Беслан

Только стоны и рыданья слышит.

 

Каждое сердечко, каждый взгляд,

Каждая убитая улыбка…

Будто бы ребенок виноват

В страшной политической ошибке.

 

Выжидали все, тянули дни

И не шли на поводу у «духов».

Носятся в эфире, по Ti-Wi

Версии из правды, лжи и слухов…

 

А дождем из слез залит Беслан…

Оправданий и вранья не слышит

Из «Газелей» серых караван…

В каждой — гроб…портреты ребятишек……

А. Демченко

 

Беслан…25.12.05

Год прошел…

А боль не умолкает,

Сединой впивается в виски…

Траурных свечей огонь мерцает,

Сердце разрывая на куски…

 

Холод детских

Мраморных надгробий

В торжестве кощунственном застыл…

 

И трепещут

Пары детских крыл — ангелов

На ветках «Древа Скорби»…

 

Кто из нас себя за них простил?

А. Демченко

 

Наша память о Беслане

Проходит жизнь, усилив свой разбег…

Восходит солнце каждым утром ранним…

Но раз в году пусть каждый человек

В огромном мире вспомнит о Беслане.

 

Сентябрь шепнёт ветрами, что пора

Зажечь в день памяти поярче свечи,

И вспомнить, как со школьного двора

Бежали из горящей школы дети.

 

Как плакал мир, как душу рвал Беслан

Всем городом, не зная счёт могилам…

Мне никогда не подобрать слова,

Что выразить скорбь эту были в силах.

 

Нет ничего страшней, чем Божий суд,

В сто крат страшнее он суда людского,

Злодеи точно кару понесут,

Надеюсь, Бог накажет их сурово.

 

И пусть виновные горят в аду,

Пусть каждый день их в снах сжирает пламя

И убивает снайпер на бегу,

Как убивал тогда детей в Беслане.

И. Яненсон

 

Мы помним Беслан

Сентябрь роняет листьев медь,

Напоминая о Беслане,

О трёх тяжёлых днях, где смерть

Держала всю страну в капкане.

 

Но что там наш моральный страх

В сравненьи с муками и страхом

Тех, кто прошёл весь этот мрак,

Прикрытый именем Аллаха?

 

На окнах свечи вновь зажгут...

Единство душ усилит память...

Надеюсь, злу гореть в аду,

Пока те свечи будут таять.

 

Надеюсь, тысячи чертей

Всех, кто замечен в терроризме,

Жечь будут вечно за детей,

Что в скорбный час лишились жизни.

 

Я ненавижу терроризм,

Ведь это так несправедливо,

Когда в мельканьи фотопризм

Мы прячем смерть от всех стыдливо.

 

Сегодня — кто-то, завтра — ты...

Как будто чёрное проклятье

Упало... вновь... Лежат цветы

На месте взрыва в знак участья.

 

Нам просто привыкать нельзя

К враждебной и безмозглой своре

Да к чёрным смертницам, что зря

Несут к нам в семьи боль и горе.

 

Сентябрь роняет листьев медь,

Дождями сыпется уныло...

Беслан, мы помним, чтобы впредь

Не повторилось то, что было.

И. Яненсон

 

Беслан. До и После

Он навсегда остался, этот страх,

Засел в душе зловещею занозой,

И даже если гром гремит в горах,

Ты будто снова чувствуешь угрозу.

 

Ты вздрагиваешь, если вдруг щелчок

Похож на автоматный звук затвора...

Во сне вновь душит жажда, и глоток

Воды ты ищешь, ищешь, ищешь снова.

 

А город, как в безвременье, застыл,

И школа та — зияющая рана...

Ты знаешь имя каждой из могил,

Где обитают ангелы Беслана.

 

Вина почти не давит, только боль

Тупой занозою терзает сердце,

Но ты смиряешься с Судьбой такой,

Ведь никуда от этого не деться.

 

Давно себе ты не принадлежишь,

Случайно выбрав козырную карту,

Ценой которой стала просто жизнь,

Жизнь ДО и ПОСЛЕ клятого теракта.

И. Яненсон

 

Памяти трагедии Беслана

Содрогнулся весь мир, вся планета Земля,

Горе чёрною птицей взлетело

В день, когда осетин выносил из огня

Обгоревшее детское тело.

 

В день, когда неизвестный всем город Беслан

Приковал к себе наше вниманье,

Когда дети Беслана стонали от ран,

Когда взрослых — душили рыданья.

 

Запах крови и пота и страха предел,

Звук оружия, сдержанный шёпот,

Безысходность и ужас — несчастный удел,

Каблуков оглушающий топот.

 

В тишине так пугали глухие шаги

Террористов, идущих вдоль зала,

Тенью, в воздухе тихо рисуя круги,

Смерть детей нежно в лоб целовала.

 

Время, голодом чувства слегка притупив,

Изнуряло на жаркой погоде…

Прозвучал, как призыв, неожиданный взрыв

Дети смело рванулись к свободе.

 

Пули в спину бегущих от смерти детей,

Нереальность и шок потрясенья,

Удалось избежать стольких детских смертей,

Богом дан был им шанс на спасенье.

 

Снова взрывы и выстрелы, грохот и дым,

Крики слышались, будто им вторя…

Чей-то муж и отец в этот миг стал седым,

Зарыдав от бессилья и горя.

 

Чья-то мать и жена, в этот миг постарев,

Осознав сына, дочки потерю,

К небу руки простёрла, воскликнуть успев:

«Я не верю, не верю, не верю!!!»

 

Содрогнулся весь мир, вся планета Земля,

Горе чёрною птицей взлетело,

На исходе сентябрьского трудного дня

Солнце будто от слёз заблестело.

 

Сердце плакало, ныло, страдала душа,

Опускались усталые плечи,

Зажигались в тот день на Земле не спеша,

Поминальные, яркие свечи.

И. Яненсон

 

Беслан. Боль души

«…им ленты повязывают в мае,

на последний звонок...» — из переписки

 

Беслан, как загадка безвременья,

Как сердца горячего стук…

Ничем боль души не измерить нам,

Не скрыться от совестных мук.

 

Крылатою стайкою ангелы

Слетают неслышно с небес…

Да, дети Беслана, мы знаем их,

Стремятся в свой город чудес.

 

Там тишь и покой, там родные все,

Пестреют цветы у могил,

Как будто в слезах — лепестки в росе…

Никто смерть детей не забыл.

 

Незримою тенью к себе летят,

Порхают над грудой конфет,

Над плюшевой мягкой гурьбой котят

И прочих игрушек… — Привет…

 

Но звук недоступен, их больше нет

На осиротевшей земле,

Лишь слышится шелест от школьных лент

Оставленных здесь по весне.

И. Яненсон

 

Беслан

Беслан живёт во мне привычной болью,

Я вновь переживаю всё во сне,

Мне снятся дети, что опять гурьбою

Бегут из школы, гибнущей в огне.

 

Грохочут взрывы, пули с резким звуком

Пугающе летят над головой,

Стон растворяется в пространстве гулком,

На крик солдата: «Есть здесь кто живой?»

 

Разносит ветер едкий запах гари,

Никто не хочет верить в смерть родных,

Но невозможно ничего исправить,

Лишь мирный упокой просить святых.

 

Нам остаётся боль и наша память…

Окликнет с неба стая лебедей,

Неспешно над Бесланом пролетая,

Как будто души умерших детей…

И. Яненсон

 

Матерям Беслана

Город Ангелов в Беслане. Тишина.

Только август по ночам роняет звёзды,

И летят они на землю, будто слёзы

Проливает вечно скорбная луна.

 

Город ангелов в Беслане. В свете звёзд

В тёплом воздухе мелькают чьи-то тени,

С нетерпеньем ожидая дней осенних

И гостей из разных мест, спаси Христос.

 

Город Ангелов в Беслане. Тает грусть.

На надгробьях розоватых дремлют мишки,

Вечным сном здесь спят девчонки и мальчишки,

Имена их все мы знаем наизусть.

 

Город Ангелов в Беслане. Мать, вдова,

К переносице сведя сурово брови,

Деловито вытирает пыль с надгробий,

У неё родных надгробий целых два.

 

У кого-то их — четыре или пять,

Но количеством ведь горя не измеришь,

Путь судьбы святой молитвой не изменишь,

Тот поймёт, кто знает, как детей терять.

 

Каждый год опять считаем, сколько лет

Пролетело с дней, как те ушли в могилы…

Только мать всегда считает, сколько б было,

Тем, кого среди живых давно уж нет.

 

Город Ангелов в Беслане. Детский взгляд

С фотографий… и мороз бежит по коже…

Перекрестишься раз пятьдесят, о, Боже,

Отведи ты впредь от нас любой теракт.

 

Город Ангелов в Беслане. Тишина.

На надгробьях розоватых дремлют мишки,

Вечным сном здесь спят девчонки и мальчишки,

И поёт им колыбельную луна.

И. Яненсон

 

Беслан. О том, кто виноват

Тысячи просмотров на ютубе.

Бывшая заложница. Беслан.

Строгой нитью вытянулись губы,

Разговор ведёт через экран.

 

«Всё неправда, это всё неправда», —

Говорит она… всего-то шесть

Было ей, когда сестру и брата

Забрала в горящей школе смерть.

 

А до этого два дня сидели

Дети в тесноте и духоте

У бандитов страшных на прицеле

На одной критической черте.

 

Не боятся ничего в Беслане

После той трагедии с тех пор…

Издали виднеются в тумане

Белые снега на пике гор…

 

Над Бесланом ангельские крылья

Распростёрты много лет подряд…

Не уберегли, не уследили…

Есть ли смысл, искать, кто виноват?

 

Прикрывают чёрные ресницы

Гнев прекрасных осетинских глаз

На словах, как прибыл из столицы

Всех заложников спасать спецназ:

 

«Всё неправда, это всё неправда,

Все они погибли из-за нас,

Если б не геройство их, отвага,

Может, не было б меня сейчас».

 

Шестилетний, маленький ребёнок

Навсегда застыл в её глазах,

Страшной даты памятный осколок

Добавляет горечи в словах.

 

А слова — в защиту той Системы,

Что над осетинами топор

Занесла, звучит как будто всем нам,

Взрослым, от ребёнка — приговор.

 

Колокольный звон летит красиво

Над могилами: так в тишине,

Шестилетней девочке Россия

Признаётся в собственной вине.

И. Яненсон

 

О бесланском теракте

Беслан. Заплакать, и уснуть,

И видеть сны, как луч заката,

Проделав за день долгий путь,

Скатившись с гор, исчез куда-то…

 

Тиха сентябрьская жара,

Сухим комочком горло душит,

Приходит грустная пора

Тревожить ангельские души.

 

Несём уже не первый год

Букетики цветов красивых,

И скорбный колокол с ворот

В Беслане бьёт на всю Россию.

 

А в этом звоне стон и плач,

По убиенным в школе детям,

И непонятно, кто палач,

Кто за трагедию в ответе.

 

Несчастный маленький Беслан

В большой игре разменной картой

Для мира хрупкого вдруг стал

Своей трагедией когда-то.

 

Бесланцев столько лет подряд

Терзают памяти вериги,

А то, что с горя говорят,

Так это злых людей интриги…

 

Тоскует маленький Беслан

По принесённым в жертву детям,

И средства нет от скорбных ран,

Как нет лекарства против смерти.

 

Нет оправданья тем зверям,

Кто прятался тогда за спины

Детей… тем слава, кто не зря

Погиб за мир и за Отчизну.

 

Пусть террористы всех мастей

Поймут, пока ещё не поздно,

Свою игру за счёт людей

Решать, по крайней мере, подло.

И. Яненсон

 

Про Беслан

Сентябрь прильнул к оконной раме,

Стучится ветром и дождём,

Сегодня снова о Беслане

С ним будем горевать вдвоём.

 

Не станем юзать в интернете…

Я страшных фоток не хочу…

Мы вспомним о погибших детях

И мысленно зажжём свечу.

 

Мы вспомним всё, и шаг за шагом

Пройдём кошмар тех прошлых дней,

Ещё все живы, вместе, рядом…

Вдруг шок от первой из смертей…

 

И марафон на выживанье…

Три дня в жаре и без воды…

Расплавленное подсознанье

В предчувствии большой беды…

 

Вдруг взрыв, и выстрелы, и стоны…

Летит разбитый потолок

Горящей лавой весом с тонну

И жизней обрывает срок…

 

За что??? — рыдают осетины,

Но рая приоткрыта дверь…

У каждого — своя могила

В чудесном городе теперь…

 

Сверкают дымкой розоватой

Надгробья в утренней заре,

О том, что было здесь когда-то

Мы тихо вспомним в сентябре…

 

С годами вряд ли станет легче

Всем тем, кто помнит про Беслан…

Сентябрь. Вновь осетины свечи

Зажгли. Пора зажечь и нам.

И. Яненсон

 

Беслан в сентябре

С каждым годом всё острее

Давит боль душевных ран…

Знаю, и спросить не смею

Как ты там сейчас, Беслан?

 

Будто колокольчик школьный

На воротах у могил

То ли шепчет, то ли стонет,

То ли плачет, что есть сил…

 

Город Ангелов встречает

Родственников и гостей,

Все в который раз печально

Вспоминают смерть детей.

 

До деталей крутят снова

Их последние часы:

Как до школы шли из дома

И во что одет был сын,

 

И о чём спросила дочка…

Вновь знакомый голосок

В каждом шорохе листочка

Вроде слышится чутОк.

 

Город Ангелов украшен,

Свежие лежат цветы

На могилах потерявших

Жизнь и все свои мечты,

 

На могилах тех, кто дорог

Многим людям до сих пор…

Как ты? Отвечает город

Эхом Осетинских гор…

И. Яненсон

 

Без надежды — Беслан

В чертогах памяти есть дверцы,

Там скорбная печаль таится,

Как будто загнанная птица…

Всё время рвётся прямо в сердце.

 

За дверцами настолько пусто,

Что если вдруг вина приходит,

То топчется лишь на пороге,

Страшась задеть былые чувства.

 

О, сердце матери, без смысла

Осталось, сжалось, потемнело,

Когда безжизненное тело

Ребёнка на руках повисло.

 

И все страданья и печали

Впредь заперты за крепкой дверью,

Но память бряцает ключами

Особенно сейчас, в апреле…

 

Считая дни, года и даты,

Ты на могилу в день весенний

Ему в заветный день рожденья

Несёшь подарки, как когда-то.

И. Яненсон

 

В Беслане

Здесь пахнет смертью, ангелов дыханье

По нервам гонит напряженья жар,

Не передать тоску-печаль словами,

И страх пронзает, словно сталь ножа…

 

Невольно вздрогнув от шуршанья крыльев

Встревоженных как будто голубей…

Поймёшь, не будет никогда отныне,

Чем было здесь, кому-нибудь больней.

 

Шаги и шёпот, плач… щелчок затвора…

Да, знает своё дело автомат…

Недолго ждать, все чувствуют, что скоро

На небо души стайками взлетят…

 

Огонь жестокий, тело пожирая,

Срывает цепи рабства прочь с души,

Свободная душа в ворота рая,

Минуя все чистилища, спешит.

 

Здесь смерть была и острою косою

Пометив пару сотен светлых лиц,

Ушла за новыми своей тропою

Под взгляд оконных выбитых глазниц.

И. Яненсон

 

Беслан. Город Ангелов

Покой и тишина здесь... на заре

Щебечут ласточки, гурьбой летая,

О том, что нужно вспомнить в сентябре

Всем людям Город Ангелов в Беслане…

И. Яненсон

 

Беслан

Кровавые слезы и ужас Беслана

Не смоют из жизни дожди сентября.

И крики из прошлого: «Мамочка! Мама!»

Виски сединой матерям серебрят.

 

И сердцу нисколько не хочется верить,

Что нет ребятишек на нашей Земле.

Тяжелая боль материнской потери

С годами становится лишь тяжелей.

 

Мы помним погибших, мы помним героев:

И «Альфу», и «Вымпел», и многих бойцов,

Кто жертвовал смело своей головою

За то, чтобы смерть не замкнула кольцо.

 

Сражаясь за жизнь, возле самого края,

Не ради каких-то блестящих наград —

Детишек от пули собой закрывая,

Спасал их от гибели русский солдат...

 

На первой линейке у школы Беслана

Звенит и звенит бесконечный звонок...

На сердце так больно... Так тихо... Так странно...

И нервы остры, как кавказский клинок...

А. Горовой

 

Памяти жертв Беслана

Спокойно тихий город спал

В сентябрьском тумане,

Никто беды не предвещал

Тогда ещё в Беслане.

А утром дружною семьёй

И взрослые, и дети

Шли в школу, словно в дом родной,

День Знаний вместе встретить.

 

Но за какой-то краткий миг

Всё резко изменилось,

Раздался скорбный детский крик,

И жизнь остановилась.

И пленом стал спортзала круг

И школьная обитель,

Плечом к плечу здесь встали вдруг

И школьник, и учитель.

 

Не представлял и знать не мог

Безумец и палач,

Какой заплатит он ценой

За боль и детский плач.

 

Своею заслонив спиной

Невинного ребёнка,

Учитель в бой вступить готов

Был с каждым из подонков.

 

И слёзы, словно знак беды,

В глазах его застыли.

Как жаль, что не было воды,

Что дети так просили.

 

Учитель всех учеников

Вокруг себя сплотил,

Великой выдержке в тот день

Детей он научил.

 

И навсегда такой урок

В сердцах детей остался,

С Урока Мужества для них

День Знаний начинался!

И. Топоркова

 

Памяти детей, погибших в Беслане

В небеса поднимаются ангелы...

Все прекрасны, невинны, чисты.

Сколько звёздочек ярких попадало,

Маскируясь росой на цветы...

 

Вам, нежданно ушедшим так рано...

Уготован в раю уголок.

Наши общие дети Беслана,

Вы простите ли нас за тот рок?..

 

И теперь близким нет утешения...

Им кровинок родных не вернуть...

И зачем даровалось рождение?..

Чтоб так скоро в мученьях уснуть?..

 

И застрянет вопрос глыбой каменной

И в глазах, и в сердцах у людей —

Вы нелепо ушли... И остались мы

С острой болью потери детей...

 

Распускаются листья зелёные...

И цветут ароматно сады...

И растут, трелью птиц вдохновлённые,

На полях и на клумбах цветы...

 

И умоет весна тёплым дождиком

Всё, что зеленью сочной взошло...

Только им не гулять уж под зонтиком...

Им посмели обрезать крыло...

 

Вопреки вашим крыльям обрезанным —

Вы сумели взлететь... Чередой —

Люди шли... и несли вам, истерзанным,

На могилы бутылки с водой...

 

А преступникам нет оправдания!

Им гореть в адском, страшном огне! —

Кем задумано было заранее

Преградить вам дорогу к весне...

 

Рано радуетесь, мелкотварные!

Чистых душ урожай по нутру?..

Но нарушатся планы коварные —

Час придёт! И однажды к утру —

 

Возродятся ушедшие странники!..

Догуляют!.. Долюбят!.. Придут!..

Только... близкие в сердце израненном...

Пусть ДОБРО и ЛЮБОВЬ сберегут...

Н. Явилина

 

Белые ангелы

Белые ангелы, белые птицы,

Вы мне скажите — куда вы летите?

И почему у вас детские лица,

И почему вы так скорбно молчите?

 

Мы улетаем в сказку и грезы,

Мы улетаем в добрые страны.

Видишь — в глазах наших горькие слезы,

Видишь — не высохли рваные раны…

 

Белые ангелы, кто ж вас обидел?

Так безутешно все ваше страданье…

Кто ж красоту вашу так ненавидел,

Песню прервал, превратив в причитанье?

 

Рано разбились мечты, и навечно

Не утолили мы радости жажду.

Слишком была наша жизнь быстротечна,

Вот потому и тоска в глазах, в каждых…

 

Белые птицы, как выглядит странно

Черною школа, унылыми классы,

И во дворах опустевших Беслана

Страшна молчанья давящего масса…

 

Нас обманули, что годы так сладки,

Будут даны всем мечтам нашим старты…

Только затоптаны наши тетрадки,

И опрокинуты школьные парты…

 

Белые птицы, прошу вас, вернитесь!!!

Годы пройдут — все равно буду ждать я,

Нет нам прощенья, молю — обернитесь!!!

Тяжесть вины — это хуже проклятья!..

А. Чехоев

 

Город Ангелов

Вся земля давно исхожена

До мельчайших островов

И найти на карте можешь ты

Много разных городов.

Но один на сердце раною —

Кровоточащей, живой —

Он зовётся Город ангелов,

И на карте нет его.

 

Город ангелов — последний приют…

Даже птицы там негромко поют,

Там дети Беслана спят.

Кто виноват?

Город ангелов — осенний рассвет…

В этом городе нельзя повзрослеть,

Там тихо шепчет листва:

Кто виноват.

 

Этот город весь из мрамора,

Ты хоть раз туда приди.

Кто там с братиком, кто с мамою,

Ну, а кто совсем один.

И видны повсюду ангелы —

Их на плитах целый сонм.

Это место они заняли,

Охранять чтоб детский сон.

 

Отовсюду смотрят чистые

И красивые глаза…

Что пришлось тогда им выстрадать —

И представить нам нельзя!

И блестит на гладком мраморе

Материнских слёз роса…

И на триста тридцать ангелов

Стало больше в небесах!

С. Копылова

 

Так не бывает

Так не бывает, не плачут мужчины.

Так не краснеют под осень рябины.

Так не пылают багровым огнем

Астры над первым сентябрьским днем.

 

Так не бывает, в детей не стреляют,

Сердце от черной беды замирает,

Ты им последним пристанищем стал,

Черный от копоти школьный спортзал.

 

Так не бывает, минуют недели,

Но неоткрытыми будут портфели,

И не начнется их первый урок,

Бал выпускной и последний звонок

 

Так не бывает, и в памяти нашей

Будут живыми Аслан и Наташа.

Так почему же от боли кричит

Скорбный огонь поминальной свечи?

 

Так не бывает и будет иначе,

Ибо мужчины два раза не плачут.

И как зверьё ни бывает хитро,

В жизни всегда побеждает добро.

 

Пусть над землей пролетают метели,

И понесут дети в школы портфели,

Чтобы никто никогда не узнал

Черный от копоти школьный спортзал.

 

Словно ангелы, летят они над нами,

Не поняв своей вины, не укрывшись от беды,

Эти дети, унесенные ветрами,

Необъявленной, неназванной войны...

С. Трегубов

 

Беслан

Шумел в деревьях ветер, плакал дождь,

Мешая воду с кровью на асфальте.

Тонули в лужах лепестки от роз,

И красным отливало чьё-то платье.

 

Как пахло гарью, болью и тоской,

Как остро жалость вкручивалась в сердце,

И бликом жизни крестик золотой

Лежал в безжизненной ладошке детской.

 

На небе сером плыли облака,

И серыми людей казались лица.

Летела вниз зелёная листва,

Калейдоскопом скручивая мысли.

 

Рядами на земле лежат тела...

Врезаясь намертво, стоят перед глазами.

Лишь памяти незримые тома

Сровняют потрясение годами.

 

Шумел в деревьях ветер, плакал дождь,

Мешая на земле сухие листья.

А в тишине звучали голоса.

И скорбь свои обломанные крылья

Простёрла сквозь сердца и города...

А. Чащина

 

Памяти погибших в Беслане

Сколько слов уже сказано было,

Но не грех ещё раз повториться.

Даже небо от скорби застыло,

Чтоб навеки запомнить их лица.

 

Не услышат звонок они школьный,

Исполненья мечты не узнают,

Под прощальный трезвон колокольный

Души их небеса принимают.

 

Зажигаются свечи по миру

И слезой восковой застывают,

От живущих святому эфиру

Сердца боль и любовь посылают.

 

Неужели осенней приметой

Станут эти печальные свечи?

Неужели прощание с летом

Будет скорбью ложиться на плечи?..

Г. Чехута

 

Детям Беслана

Сентябрь в самом начале

Был жарким, как никогда.

День Знания отмечали,

И вдруг разразилась беда.

Врезались вести с экрана:

В заложники взяли детей.

Захвачена школа Беслана.

И страшно от этих вестей.

 

Сгрудились дети в зале,

Как брошенные птенцы.

Глядели в немой печали

Матери и отцы.

Эта игра без правил.

Под уклон покатился мир.

Сентябрь в самом начале,

В школе устроили тир.

 

От страха чуть бьётся сердце,

Рот сушит палящий зной.

Зачем пули метят в детство?

И кто же тому виной?

Знаю, что это было.

Было с тобой и со мной.

В Беслане происходило.

Называется это — войной.

 

Дети, совсем малютки,

Просили дать каплю воды.

Бессовестные ублюдки

В упор наставляли стволы.

Горе оно незряче,

Наобум коснётся плеча.

Отцы и матери плачут,

Горит за окном свеча.

 

Сентябрь в самом начале

Роняет листву на холмы.

Дети не понимали,

Что не вернутся с войны.

Мама, ты знаешь, мама,

Хочу бороться за жизнь.

Не заживает рана,

Зачем-то мы родились?

 

Скупо унынье гнетущее,

Напрасно лить тонны слёз.

Подонки косили будущее,

Как в поле косят овёс.

Цветы на безмолвном холмике

Ветром осенним дышат.

О детях Беслана помните.

Они нас с тобою слышат.

О. Забелина

 

Дети Беслана

Погибшим ученикам школы №1 г. Беслана

 

Сентябрь, утро — праздник знаний.

Спешила в школу детвора.

В тот миг они еще не знали,

Что в каждый дом пришла беда...

 

Дети Беслана — частички России,

Как беззащитны ваши глаза!

Дети Беслана, простите, простите —

Вы в класс не войдете уже никогда!

 

Банты, портфели и букеты,

Пеналы, ранцы, школьный мел...

В одно мгновение — всё это

Берут бандиты на прицел.

 

Дети Беслана — безмерная боль!

Дети Беслана — горя пароль.

Дети Беслана — плач всей страны,

Как же спасти вас от этой войны?

 

Несут цветы, игрушки люди,

А сердце скорби жжет огонь.

Ведь через год вновь праздник будет,

Но только вас не будет в нем!

 

Дети Беслана — ужас войны!

Дети Беслана — дети страны!

Вечная память и вечная боль...

Дети Беслана — горя пароль!

Н. Крапивко

 

Порог

И они пришли ко мне.

Только теперь.

Никогда раньше —

всё жалели меня, должно быть.

Не стирая с лиц ни кошмар, ни копоть,

у порога встали.

Открыли дверь.

 

В белый верх —

все по форме —

и черный низ.

Встала школа в каре.

Суровая и немая.

«Ты иди — учи с сентября до мая.

Будет он черняв,

конопат,

белобрыс.

Будет шустрым.

Будет застенчивым он.

Будет петь на уроке,

спать

и терять тетради.

Но тобою так бережно сбережён,

Добротой и миром миру отплатит.

Ну, иди же, не бойся.

Учи дружить,

охраняй,

уважай,

собой заслоняй

и веруй.

У доски не сделать, увы, карьеры.

Орфограммы, согласные, падежи...

Ты иди.

Веди.

Он расспросит тебя

Про Муму,

«с яблонь дым»,

Корчагина и Гавроша...

 

И воды.

Поставь воды на порожек —

о бесланском горе рыдает сентябрь.

Катя Солдатенко

 

Беслан... Помню... Скорблю...

Детям Беслана... Так и не окончившим школу...

 

Вот и выпуск, твой класс на пороге.

Он уходит в далекую даль.

Только ты, мой застенчивый мальчик

Не стоишь рядом с ними, а жаль…

 

Ты сегодня лишь шариком белым

Улетишь от меня в небеса.

Только мать вот твоя не успела

Насладиться тобою, дитя.

 

«Не успела я, не успела…

Не смогла я тебя уберечь!

Боже, Боже! О, как мне хотелось

Вместо сына в тот день умереть…»

 

Этот праздник, увы, без улыбки,

Этот выпуск, увы, без тебя.

Кто же сможет исправить ошибки,

Кровожадного сентября?..

Давид Газзати

 

Беслан, Беслан...

Беслан, Беслан, мои Помпеи,

Моя убитая мечта.

Детей не взросшие аллеи,

Не наступившая весна.

 

Беслан, Беслан, моя потеря,

Моя соленая слеза.

В мгновенье прерванное время

Бездушным взрывом сентября.

 

Беслан, Беслан — мое «не верю!»

Души оборвана струна.

И громче шепота не смею

Писать я ваши имена.

 

Беслан, не прожитое детство,

Не повзрослевшие глаза.

Мое вчерашнее кокетство,

Сегодня нет уже тебя.

 

Беслан, Беслан, моя Голгофа,

В молитвах стертые уста.

Моя распятая эпоха.

Осиротевшее дитя.

Давид Газзати

 

Детям Беслана...

Я видел свет, я видел счастье,

Я наслаждался каждым днем,

Играл и бегал, веселился,

И забывал я обо всем.

 

Настал сентябрь, было жарко —

С друзьями шел я в первый класс,

И мне казалось, что на свете

Все прелести были для нас.

 

Стоял я на линейке гордо

И счастья в сердце не таил,

И представлял как в классе первым

Отметку «пять» я получил.

 

Но оборвался праздник мигом,

Растаяли мои мечты,

И не за партой, на коленях

Сижу теперь я у беды.

 

Два взрыва прогремело в зале…

Сейчас в надежных я руках,

Безгрешен я… за что? Не знаю.

Теперь живу на небесах.

 

И с неба вижу папу с мамой;

Звони, звони в церквях набат…

Люблю вас всех, и умоляю —

«Не забывайте тех ребят…»

Давид Газзати

 

Лучше б в Беслан не пришла эта осень...

Видел ли кладбище ты у дороги

То, где не вянут в букетах цветы?..

Здесь похоронены жизни осколки,

Сжатые грузом гранитной плиты.

 

Матери там поседели от горя,

Головы спрятав под черную шаль.

Выпала матери страшная доля,

Спрятать под шалью не сможет печаль.

 

Воду туда люди носят без устали,

В Тереке нет даже столько воды!

«Пейте ж, родные, ведь этими мыслями

Были заполнены ваши мечты».

 

Видел ли ангелов ты, улетавших

С рук материнских в небесную даль?

Видел ли ты те глаза, что без фальши,

Были чисты, словно горный хрусталь?

 

Лучше б не видели этого вовсе,

Но почему же все это не сон?

О, почему же пришла эта осень,

Жизнь нашу сделав опавшим листом?

Давид Газзати

 

Ты маме моей передай, я любила её...

Если ад на земле существует,

то вот он, смотри...

Здесь дети горели,

родным признаваясь в любви...

 

«Ты маме моей передай,

Я любила её...

Я в пламени этом сгораю...

Наверное, всё...»

 

Если ад на земле существует,

то вот он, смотри...

Здесь дети мои умирали,

Кричали: «Спаси!»

 

Здесь дети мои оставались навеки детьми,

Ну как же мы вас от беды этой не сберегли?!

 

Если ад на земле существует,

то вот он, в огне,

Как матери дальше прожить без детей на земле?

 

«Ты маме скажи,

Я любила её и люблю...

Вы песню над пеплом любимую спойте мою...»

 

Если ад на земле существует,

то это Беслан,

Где дети под крышей упавшей стонали от ран...

 

Если ад на земле существует,

то это Кузбасс,

Где дети сгорали, грехи искупая за нас...

 

Если ад на земле существует,

то вот он, смотри...

Простите за это, любимые дети мои...

Давид Газзати

 

И боль, и скорбь свою я изолью стихами...

И боль, и скорбь свою я изолью стихами,

Слова написаны в них горем матерей.

В них строки смазаны невинными слезами,

Моих невинных маленьких детей...

 

На мятых школьных, вырванных страницах

Напишет мать — «Вернись, мое дитя...»

Но не засохнет влага на ресницах,

Ведь нету адресата у письма...

 

Стихи мои врезаются когтями,

В покрытый черным пеплом, жуткий путь.

И вряд ли заживет она с годами —

Несчастьями израненная грудь...

Давид Газзати

 

Вросла руками мать в просторы неба

Вросла руками мать в просторы неба,

Осиротевших душ ей не прервать полет.

Оборванное, попранное детство

Теперь в небесном Царствии живет.

Давид Газзати

 

Простите за то, что не дети хоронят отцов...

(Детям Беслана... Помним... Помним... Помним...)

 

И вырвана жизнь из безгрешного тела,

Распята на парте младенца душа.

И красным от крови написано мелом:

«Спаси меня, мама, от этого зла!»

 

Разорванных книжек герои — бессильны,

Слезами омыты родные края!

Но где же ты был, мой Господь многоликий

В те черные, страшные дни сентября?!

 

Где был ты, когда, умирая, кричали

Детишки Беслана, надежду храня,

Когда в унисон этим крикам рыдали

Убитые горем родные сердца?!

 

Спасти не смогли, уберечь не сумели!

Простите, что вас не увидеть нам вновь,

За то, что совсем ничего не успели,

За то, что не дети хоронят отцов…

Давид Газзати

 

В глазах детей иначе всё

В глазах детей иначе всё, пойми.

Вот, что вчера мне дети рассказали:

— Мы пережили многое в те дни,

но мы уже давно не в том спортзале.

 

Везде все пишут только об одном,

а мы живём и, знаете, мечтаем.

Алашка наш — вот — стать решил врачом,

Давид — студент, мы все на ноги встанем.

 

Ну напишите вы, что мы смогли,

что мы сильнее и не ненавистней,

и что не только в траурные дни

имеют цену прерванные жизни...

 

Что мы живём за них и за себя,

осознаём победы и потери...

Вы напишите просто, что не зря

в Беслане эти годы пролетели.

Лолитта Новак

 

* * *

сижу, реву...а там, как терпят там?

готовится к поминкам целый город...

поёт Кобзон о детях, про Беслан,

и ничего не сделать ... колкий холод

сбегает к сердцу — не уберегли...

а что могла я сделать — я, земная?

мне б оторваться силой от земли,

вернуть детей домой...да что я знаю...

покой бы дать их душам, но душа

всё почему-то держит и страдает...

но если мать хоронит малыша,

кто как не мать, с ней горе разделяет...

Лолитта Новак

 

2010. Беслан. Мать

Сухи глазницы, траур въелся в день,

Безвкусна пища, сон — сплошной кошмар.

Чужие лица... улыбаться лень.

Газеты, книги — всюду лишь пиар.

 

Соседский мальчик избегает встреч —

Смотрела жадно, плакала при нём....

Как мы смогли детей не уберечь?

Как мы без них уже шесть лет живём?

 

Делили деньги — Господи, прости!

И я туда же — массовый эффект...

За миг лишь вместе- даже и души

Не пожалела б — в деньгах счастья нет!

 

Совсем старуха в 28 лет...

Держать не стала — муж ушёл к другой,

И утешенья в этой жизни нет,

И я не в силах справиться с бедой.

 

В тисках гранита имена детей....

Мемориалов давит тишина...

Ничуть не легче — с каждым днём сложней

И непонятней — в чём моя вина?

Лолитта Новак

 

Не Ангелы они, а наши дети

Не Ангелы они, а наши дети.

У них есть лица, в них частички нас

И мы за них всегда и все в ответе —

Не клейте крылья для отвода глаз.

 

Мы не уберегли — такая правда —

И уцелевших стали забывать.

Не надо на колени-то, не надо!

У их могил — не надо лбом стучать.

 

В глаза смотрите тем, кто с вами рядом,

Тяните руки к ним — даря тепло.

И память будет светлой — детским взглядом —

Таким же, как и Ангела крыло.

Лолитта Новак

 

Cентябрь нам уже не отмыть...

Плачь, душа. Веселитесь, подонки.

Кровью детской весь мир окроплён.

С обезжизненным тельцем ребёнка

Наш сегодняшний день погребён.

 

Не украсить могилы цветами,

И сентябрь нам уже не отмыть.

Убиенных детей голосами

Только память способна судить.

 

Мы бросаем друг другу укоры,

Греем руки у смерти огня,

К небесам обращаем мы взоры,

А смотреть бы нам надо — в себя.

Лолитта Новак

 

2011. Беслан. Мать

1.

Присяду рядом... Нечего сказать...

Слов громких уж немало прозвучало

И я все эти годы не молчала,

Но вот я здесь и нечего сказать...

 

Окину взглядом шкафчик, стол, кровать —

Здесь время преклонилось перед болью

И — словно мать — сидит у изголовья

Храня от лет надежды и мечты...

 

И я молчу — мне нечего сказать...

Ладонью не смести семь лет страданий

И сколько б не прошла я испытаний

Мне нечем успокоить эту мать.

 

2.

Чинили дом, а крыши в доме нет —

Её сорвало штормом, только стены,

Не замечали вовсе перемены

И кто-то начищал паркет...

А крыши в доме — крыши в доме нет!

 

Обычный дождь вдруг стал всему виной —

Его сегодня миром осудили,

В его защиту тучи моросили,

Но приговор звучал — ату, долой!

 

И снова стали клеить и чинить,

И до зеркал начищены паркеты

А крыши — крыши в доме — крыши нету!

Но будет кто-то, чтобы осудить...

 

3.

Присяду рядом... Нечего сказать...

Слов громких уж немало прозвучало

И я все эти годы не молчала,

Но вот я здесь и нечего сказать...

 

Она умеет боль свою скрывать,

И для других находит где-то силы,

Но каждый вечер — здесь, не у могилы,

Она приходит жить — не поминать...

 

И я молчу — мне нечего сказать.

Лолитта Новак

 

* * *

Прошло шесть лет — шесть долгих разных лет.

Мемориалы холодны гранитом...

И не один уже кровит куплет,

И слёз не счесть сочувствием пролитых.

 

Да что считать годами эту боль...

К чему ведут о горе разговоры?

Погибли дети. Траурная смоль

Покрыла город. Стихли ли раздоры?

 

Связала ль вместе общая беда?

Как там, у школы, дороги ли дети?

О смысле жизни речи — как вода!

Но вновь никто за завтра не в ответе...

 

И всё ж готовим траурную речь

И ковыряем ради даты шрамы...

Но что же делать? Как нам уберечь

Детей земли от вновь грядущей драмы.

Лолитта Новак

 

Беслан

Детский почерк простых, ненаписанных строк,

Перемена в разрушенной, взорванной школе.

И застыл не начавшийся первый урок,

И звонок, закричав, оборвался от боли.

 

И мальчишка не видит лучей в синеве,

Жизнь его не зовет ни взрослеть, ни учиться,

Он лежит на зелёной, помятой траве,

Как упавшая с неба, подбитая птица.

 

Он был другом моим — самым преданным стал,

Он увидел бы море и дальние страны,

Но ворвался в рассвет этот огненный шквал,

И теперь на земле одиноко и странно.

 

Ты прости нас, людей синеглазой земли.

Ты прости нас за эту холодную осень,

Мы сберечь и спасти не смогли.

И тетрадный листок жгучий ветер уносит.

 

Детство тонкой струной затерялось во мгле,

Будет плакать одно в лабиринте столетий.

Вы простите живущих на этой Земле,

На урок из огня не пришедшие дети...

О. Богомолова

 

Беслан

Кусочек неба в маленькой ладошке,

Надежда на спасенье в маминых руках.

Недетский страх застыл в глазах у крошки,

Зажато тельце в огненных тисках.

 

— Ах, Мама, разве так бывает?

Чтоб взрослые губили малышей!

— Нет, старшие всегда оберегают.

А эти… не походят на людей!

 

Кто право дал вершить людские судьбы?

И нежные сердца злой болью наполнять?

Еще вчера они учить пытались буквы,

Сегодня свой букварь уже не смогут дочитать.

 

За что? — вопрос, который сотрясает землю;

За что? — он не найдет ответ в умах.

И лишь живой огонь свечи нетленной

Прощения молитву схоронит в сердцах.

О. Богомолова

 

Боль матерей Беслана

Плачет мать, покинутая сыном,

И этот груз с собой не унести.

Так дай ей недюжинные силы

Вселенной боль одной перенести…

 

Стонет мать, склонившись над могилкой,

Шепчет тихо: — Где ты, ангелок?

Застелила я кровать тебе простынкой,

Чтоб уставший отдохнуть ты мог.

 

Я игрушек накупила много:

Самосвалы, «лего», пистолет...

Ты не бойся, всё, что хочешь, трогай —

Настоящих ружей рядом больше нет…

 

Возвращайся, солнышко, не мучай,

Мама без тебя не проживёт.

Можешь облачком, а можешь просто тучкой

Или дождиком, что по весне идёт.

 

Хочешь деревцем, а хочешь тихим ветром —

Я тебя почувствую везде...

Но только с этим горьким белым светом

Не оставляй меня наедине…

 

Сидела мать, склонившись над могилкой,

Платок руками нервно теребя.

Беслан окутан траурной косынкой,

И кто поможет этим матерям?

О. Богомолова

 

* * *

Сентябрь месяц, первое число!

Спешит всем школа двери приоткрыть.

Вот первоклассники, мечтавшие давно

Порог той школы в раз переступить!

 

Они не знали, что их первый шаг,

Как первым стал, так может стать последним.

Что их захватит в плен проклятый враг,

Он словно смерть, он в черный цвет одетый.

 

В спортзал загнали школьников они.

Охваченные голодом и жаждой,

В эту жару держались без воды.

Не о еде, о жизни думал каждый!

 

Одних, как щит, приставили к окну.

А непокорных просто расстреляли,

Живые убирали с глаз слезу.

Боевики героями вдруг стали.

 

Целых два дня держали в страхе всех,

И целый мир обидчиков проклял.

И взяв на душу самый тяжкий грех,

Зачем? Кому? И что вы доказали?

 

Вас проклинали все, кому не лень,

Кто чувствовал и понимал потери!

И вот... настал тот полдень, третий день.

На вынос трупов они открыли двери!

 

Нежданный взрыв, за ним еще другой.

И без оглядки дети выбегают.

Они бежали к выходу толпой.

Ну а по ним безбожники стреляли.

 

Навстречу им родители бегут.

А мимо пролетают свистом пули.

Они не думают, что ранят их, убьют.

Хотят детей своих укрыть от боли.

 

Вот кто-то крепко обнимает маму,

Кто-то упал, иль ранен, иль убит...

Врачи спешат, завязывают раны,

Картину эту век нам не забыть...

 

Стоял отец, а на руках девчонка.

И взрывы, крики, шум уже не слышит.

Ведь в первый класс он проводил дочурку,

Теперь же ее голос не услышит...

 

И сотня раненых, и столько же убито.

Все испытали шок, все словно бред.

Как много горя, боли пережито.

Тому проступку оправданья нет.

 

И дрогнул мир. И лава слез, потери...

Беда прошлась не только по родне.

Она открыла в многих домах двери.

Она прошлась почти по всей земле...

О. Богомолова

 

* * *

Лежит опавшая листва,

Там ничего не изменилось,

Все так же школа та полна

Отчаяньем и криком.

Все так же льются слезы матерей,

Все так же слышен плач семей,

Что потеряли всех детей.

И слышен взрывов гул,

И запах смерти ходит рядом,

Как будто видим след от пуль,

И тех детей, которых изверги убили.

Мы о них память сохраним,

О тех ужасных, диких днях,

Что навсегда в сердцах остались с нами.

О. Богомолова

 

* * *

Мама!

А что было в Беслане?

— А кто тебе сказал о нём?

— Никто, я видела лишь сон,

И там был ураган

Огня.

И что-то было в новостях

Вчера...

Вы были c бабушкой в гостях,

А я

Смотрела сказку с телебашни,

Ну а потом мне стало страшно,

Там были стены без дверей

И окна без стекла,

И фотографии детей,

Но я не поняла...

Там были белые шары,

Ни одного цветного.

Их отпустили для игры?

Ах, как их было много.

— Они все умерли? Когда?

За что и почему?

— А я умру?

... — Ну что ты, никогда,

— Да и они все живы.

Как в сказке превратились

В шары красивые,

Взлетавшие под колокола звук

Из чёрных рук...

Их просто в стенах душных

Наедине со злом,

С огнём, завязанным узлом,

Оставить равнодушно

Не смог наш Бог.

Не плачь, малыш,

Не бойся, не грусти,

Давай я вытру слёзы,

Не для тебя душевные занозы —

Тебе расти

Под Солнцем,

Тебе ещё понять придётся

Боль взрослых сказок,

...Но не сегодня и не сразу.

О. Богомолова

 

* * *

Боль в сердце,

Боль в душах,

Боль в детских глазах.

Они шли на праздник

С цветами в руках.

Их мысли о школе

И новых друзьях,

Их думы о жизни

И счастье в стихах.

Им солнце светило,

И небо звало

И будто кричало,

Как жить хорошо.

И мир говорил,

Что всё впереди,

Но путь этот им

Оборвали скоты.

Звенело, гремело,

И пули вокруг,

И кровь их друзей,

И кровь их подруг.

И кто же ответит,

За что? Почему?

За что эти дети

Ушли в пустоту?

О. Богомолова

 

* * *

Не плачь. Не дай алмазам чистых слез

Блеснуть в зрачках крушителей святого,

Они как рой свирепых диких ос,

Им лестна власть над болью и знакома.

 

Увидеть страх в измученном лице,

Страданием убитую улыбку

И ненависть, как кожу на рубце —

Для них победа, для тебя — ошибка.

 

Не плачь. Они не стоят доли чувств,

На них проклятие, заслуженное с тройней,

Слетевшее с скорбящих бледных уст,

Жестокое. Они его достойны.

 

За мрачные скопления могил,

За грохот взрывов, крик, присущий войнам,

За провода, обнявшие тротил,

За цифры таймера с отсчетом беспокойным.

 

За черный цвет в одеждах и в сердцах,

Минуты памяти, за горькое молчанье,

За густо алые гвоздики на гробах —

Кровавый след в знак вечного прощанья.

 

За толпы, что рыдают у дверей,

За тех детей, что не увидят жизни,

Судьбу распятых горем матерей

И за бойцов, ступающих по гильзам.

 

За все. Их не простить. Их не понять.

И ни одна из самых злых издевок мира

Их низость не способна оправдать:

Залитый кровью недостоин пира.

 

Пусть будет жутко страшно умереть,

Обидно за несделанное раньше —

Не плачь. Тебе ведь есть, о чем жалеть.

А в них лишь догнивает сгусток фальши.

О. Богомолова

 

Памяти детям Беслана

Скажи, о Боже, нам, за что

Твой лютый гнев навис над нами?

Да за какие же грехи

Мы детство заточили в камень?

 

Скажи, как мог Ты допустить,

Что Мир понес сию утрату?

В чем мы повинны пред тобой,

Что взял с людей такую плату?

 

Могли ведь жить, смеяться, петь,

И покорять земли просторы…

Но злая тварь, взмахнув рукой,

Повергла всё во мрак и горе.

 

Теперь лишь слезы матерей,

Одетых в черные одежды.

Ты отобрал у них детей,

А с ними — Веру и Надежду.

 

В те, первые дни сентября,

Весь Мир шептал Тебе молитвы.

Скажи, о Боже, нам, за что

Ты допустил кровопролитие?

 

Мы каждый день им свечи жжем

С тоской, с любовью беспредельной.

И вновь, и вновь цветы несем

Приют украсить их последний.

 

Мы не забудем их. И вот,

На небе ночью, над Бесланом

Закружит звездный хоровод, —

То — Ангелочки, они с нами...

С. Цопанова

 

У терроризма нет лица

 

1. У терроризма нет лица...

В далеком городе Беслан

Сегодня очень много ран,

Течет сквозь крики кровь детей —

Боль неопознанных смертей.

 

Как в мире все же много зла!

Но это зло — презлей всего:

Их беззащитные тела

Бандиты жалили легко,

 

И ужас плыл из детских глаз,

С экранов падая на нас...

Как это все остановить?

Террор, убийства... Как нам быть?

 

У терроризма нет лица.

Детей оплаканная смерть

Велит сомкнуть земную твердь,

Разорванную от свинца,

 

Велит единством наций всех

Покончить с призраком чумы.

Ведь жить в прихожей у войны

Не хочет больше детский смех...

 

2. Луна над...

В развалины, где кровь еще живая

Стекала на сгоревший башмачок,

Пришла туда ты, бледная, худая,

И все, кто видел — слезы видеть мог.

 

Живым ли место здесь, Луна, скажи мне,

Когда роса ночная камни мнет?

Здесь плечи обнимает страшный ливень,

Здесь спину обнимает страшный гнет.

 

Тебе виднее сверху, помоги нам.

За смерть домов, метро, театров, школ

Сведи убийц к разверзнутым могилам,

И чтоб никто от кары не ушел.

 

...Цветы твои, Россия, обрывают,

Безвинных смерть к отмщению взывает.

В. Сергеев

 

* * *

В тот день ничто не предвещало

О приближении беды,

И школа с радостью встречала

Весёлых школьников ряды.

 

Но что-то страшное случилось —

Так подло, на глазах у всех...

И солнце в тучи превратилось,

Исчезли шутки, детский смех.

 

С таким ужасным испытанием

Столкнулись, словно на войне...

Но не на фронте — в школьном здании.

И наяву, а не во сне.

 

Весь город, как живой свидетель —

В сентябрьский день померк их путь.

Скажите, в чём повинны дети?

И как Беслану их вернуть?!

А. Басейн (?)

 

* * *

Сентябрь двери школы распахнул,

Звонком веселым в классы всех позвал,

Но звон его под стоном утонул,

Что жизнь учителей и школьников забрал.

 

Они не дочитали умных книг,

Не домечтали и не долюбили.

В их вечных снах остался только миг,

Когда в заложники их захватили.

 

Мальчишки вдруг на годы повзрослели,

Удар принять старались на себя.

По-матерински девочки жалели,

К груди, прижав, безвинное дитя.

 

А море слез, что выплеснуть готово,

Заледенев в распахнутых глазах,

От ужаса смертельного живого,

Осталось на иссохшихся губах.

 

Сердца людей — удары метронома —

Одним желанием стучали в унисон:

«Нет терроризму в школе, дома!

Ребенок каждый будет защищен!»

 

От боли, от насилия, от мести…

Призыв для всех,

Кто верен долгу, чести!

Е. Багрова

 

Беслан

1 сентября... День Знаний... год 2004...

Посвящается детям Беслана

 

Вот ветер чуть слышно качает берёзы,

Вот иволга где-то поёт в вышине...

Покой навевают осенние грёзы —

Так часто бывает у нас в сентябре.

 

И это сентябрьское первое утро

Мы ждали, как праздника ждёт детвора,

Но только мы ждали по-взрослому мудро,

Так было и есть. Нет, так было вчера...

 

Вчера вспоминается будто в тумане:

Включён телевизор, зажёгся экран —

Вот школа в Осетии, в мирном Беслане,

Беслан... незнакомое слово «Беслан...»

 

Таким оно было для жителей мира —

Далёким, чужим, но в течение дней,

Бессонных ночей и прямого эфира

Не стало его, горемыки, родней...

 

... То утро звенело светло и лучисто,

Как звон колокольчика в школьном дворе...

... Мы только не знали, что звон его чистый

Набат погребальный застит на заре!

 

«Осада», «захват» — ведь слова-то какие!

Воюйте с подобными, но не с детьми!

«День Знаний», затопленный кровью России,

Останется в памяти эхом войны.

 

Три дня без воды — как листочки опали:

Голодные, голые, в минном кольце,

Друзей на глазах у детей убивали —

Такое в кошмарном не свидится сне!

 

На древнем Олимпе восстали ли Боги?

Их меч покарал ли зачинщиков зла —

Прожжённых садистов, убивцев убогих?

Да нет, Правосудья звезда не взошла!

 

А зло развивается, стелется, множится!

И как на себе их носила земля?

И как зародились такие ничтожества,

Что небо — ослепло, им жизнь сохраня?

 

К чему эти смерти, и что изменилось?

Ведь мир перед Злом на колени не встал!

Лишь боли людские удесятерились,

Лишь в символ Беды превратился спортзал!

 

Большие политики — вы же родители,

И где ваша совесть пред бездною зла?

А если бы ваших детишек похитили

И помощь бы к ним никогда не пришла?

 

Доверья вам нет даже у террористов —

Рошаля впустили — его доброта

Дорогу нашла сквозь заслон джихаддистов,

Он вёл разговоры, он — врач! Неспроста

 

Истлело сознанье — в каком же мы свете?

Живём как в темнице сырой без окон,

Все знают, что сын за отца не в ответе,

И «око за око» — то волчий закон!

 

В отчаянье рвутся душевные нити,

И криком кричит все моё существо —

О Господи, Боже, великий Хранитель!

Как жить, когда на сердце так тяжело?

 

Безвинные души ушли в поднебесье,

Телам обнажённым — сырая земля...

Мы, матери мира, скорбим с вами вместе —

Мы с вами, погибшие дети, всегда!

И. Фетисова

 

* * *

Запомни, живущий, и помни всегда:

Беслан — это общая наша беда.

Для разных людей и народов, и стран

Террор и насилие — это Беслан.

 

Инертность властей и безделия срам —

Нет, их не забудет кровавый Беслан.

Отчаянье рубит сердца пополам —

Боль, стоны и муки — всё это Беслан.

 

Все слёзы отцов и отчаянье мам

Вложились в короткое слово — «Беслан».

И годы пройдут, там воздвигнется храм,

И жизнь возвратится обратно в Беслан.

 

Пусть время притупит болезненность ран —

Мы их не забудем, ты слышишь, Беслан?

И. Фетисова

 

Детям Беслана посвящается

Беслан… Как страшно это слово!

Мы вспоминаем вновь и вновь,

Как тем сентябрьским утром школа

Вдруг превратилась в ад и кровь…

 

Нам не забыть тех криков детских,

«Машину смерти» во дворе

И матерей, вмиг поседевших,

И грохот взрывов в тишине.

 

Застыли в кадрах фотохроник

Глаза испуганных детей.

И этот ужас — ад кромешный!

И крик безмолвный матерей.

 

Сегодня вновь мерцают свечи,

У бывших школьных стен — цветы.

Здесь дети те шагнули в вечность,

Они погибли без войны…

 

И вновь взлетают в поднебесье

Большие белые шары,

Как символ детских душ безгрешных,

От нас ушедших до поры.

Е. Волгина

 

Беслан. 3 сентября

Помолись за всех нас, помолись

За безвинных детей убиенных,

За сожжённых, замученных, пленных...

Помолись за всех нас, помолись...

 

А в конце жуткой той тесноты,

Напоследок мы мало просили:

Хоть глоток, ну хоть каплю воды.

А нас кровью взахлёб напоили.

 

Бог воздаст за всех нас.

Бог воздаст.

А мы просто прощаемся, зная:

То для нас — вознесения час —

во всё небо — от края до края.

 

До свиданья! Не плачьте о нас.

Наши души — они — не в могилах.

Выше всех облаков белокрылых —

Погляди — ваши дети летят...

Л. Кларина

 

Памяти детей Беслана

МАМОЧКА СПАСИ…

Шепчут дети тихо…

Ручки заломив…

Страшно им от лиха…

МАМОЧКА ПРОСТИ…

Я ТАК ХОТЕЛА ЖИТЬ…

В небо косяком…

Лебеди взлетят…

П. Торшин

 

* * *

Одна свеча на окне — в каждом доме! —

По всей планете сегодня ночью.

В память о детях, ушедших к птицам,

В память о детях, не ставших старше.

 

Тех, что прожили так мало весен,

Тех, что не спели так много песен.

Тех, что так быстро пустое небо

Переманило в свои ладони.

 

… Скачут на стеклах осколки света,

Плачут на окнах живые свечки…

А на рассвете взметнутся птицы —

Новые птицы! — в небо, в небо!..

 

Бережно ветер их тронет крылья

И растворится, как будто не был.

Д. Полковая

 

Напишу письмо маме

Напишу письмо маме, можно?

И отправлю его с небес...

Просто вижу, как ей тревожно,

Пусть почувствует, я еще есть...

 

Я живу, только в гости к маме,

Прихожу, не скрипя дверьми,

Нет земли под моими ногами,

Я летаю, мне крылья даны...

 

И когда она спит тихонько,

Укрываю её по ночам,

И целую ее легонько,

Прижимая ладони к губам...

 

Я сижу у её постели,

И смотрю на её глаза,

Сколько слез они перетерпели,

Сколько боли из-за меня...

 

Напишу письмо маме, можно?

Не забудьте его послать...

Чтобы не было ей тревожно,

Чтоб без боли смогла засыпать...

 

Чтоб картинки тех дней ужасных,

Перестали ее топить,

Чтоб надежды молитв напрасных,

Не душили, а дали ей жить...

 

Напишу тебе пару строчек,

Ты живи моя мама, живи...

Шлю тебе в том конверте кусочек,

И своей, не потухшей души...

 

Напишу, чтобы все узнали,

Что никто из ушедших с земли,

Не остался гореть в Беслане,

Верой Господу служат они...

И. Засеева

 

Скорбная песнь матери о погибших в Беслане детях

Я буду вечно вспоминать то время,

Когда все вместе в школу мы пришли,

Когда бандиты нас в спортзал загнали,

Взрывчатку всем на головы снесли.

 

Все говорят, что время все излечит.

Все говорят — с годами все пройдет,

Но я-то знаю — мне ничто не светит,

И ничего на ум мне не идет.

 

И жизнь застыла вся в одно мгновенье,

Остановилась, словно навсегда.

Моя семья — мое ты вдохновенье,

И вот теперь осталась я одна.

 

И нет ни мужа, сына и двух дочек,

И не с кем даже время скоротать.

Я навсегда запомню тот денечек,

Когда пошла вас в школу провожать.

 

Вы все нарядные пошли на праздник,

На свой последний праздник сентября,

А вас согнали те скоты на казни

И ни о чем, ни с кем, не говоря…

 

Ну кто же мог не справиться с ребенком?

Ему ведь даже сила не нужна.

А у взрослых лишь слезы бессилия к подонкам —

Беслан во мрак погружен был тогда…

 

Вам не давали даже пить водичку,

Не говоря уже и о еде…

Какими бледными там были ваши личики,

Вы все на месте и ходили по нужде…

 

Какая вонь стояла там, в спортзале,

Кружилась голова до тошноты.

И если кто-то попросил водички,

То сразу всем вам затыкали рты.

 

Пусть все б сгорело дома до тряпички,

И мы смогли бы заново купить,

Но эту боль и ту мою утрату,

Ее ни с чем мне не сравнить.

 

Зачем же вам понадобились дети?

Они же вне политики всегда.

Так пусть Господь хотя бы на том свете

Воздаст за все деяния сполна!

Н. Ампилова

 

Боль Беслана

Был праздник — дети в школу шли.

Их мамы за руки держали,

И небосвод был чист вдали...

Откуда тучи набежали?

 

Лучились лица добротой,

Живой рекой текли букеты,

И лучик солнца золотой

Скользил по школьному паркету.

 

Откуда злые голоса

И камуфляжи в масках черных?

И автоматная гроза

Насквозь прошила непокорных!

 

Малыш у мамы на руках

Он пить просил и плакал громко.

Сталь пистолета у виска —

Не дрогнула рука подонка.

 

Сколь будут небеса стоять,

В Беслане плач и боль не стихнут.

Смерть взрослых я еще могу понять.

Но, Господи! Зачем же дети гибнут?

 

И небо плакало навзрыд,

И камни, как отцы, рыдали,

Когда лопаты из-под них

Детей-фрагменты доставали!

 

О, Мать-земля! Как ты носила их?

Кто их родил? Чью грудь они сосали —

Подонки, что лелея чад своих,

Чужих детей, как волки растерзали?!

 

Проклятье вам от матерей Земли,

Чей плач в ушах стоит набатом громким!

Как вы посмели, звери, как могли?

Да, вам одно название: подонки!

 

Вы не достойны звания врагов —

Враг не опустится до низкой, подлой мести,

Не станет трогать он детей и стариков —

У вас же нет ни совести, ни чести!

 

Проклятье вам, бездушные отцы,

Сынков-волков взрастившие, проклятье!

Лжеправедники и лжемудрецы,

Твердившие, что вам все люди братья!

 

...Как успокоить? Чем утешить Мать,

Чьи дети уж не скажут больше: «Мама»?

О, дочь печали! Плачь, родная, плачь!

О! Боже Правый, помоги Беслану!

 

Покуда будет Мир стоять,

В Беслане будет плакать Мать!

Г. Лобастова

 

Город ангелов

Первый день сентября — в ранцах книжки,

Над Бесланом светлы небеса.

В школу номер один шли детишки,

Как в апреле капель голоса.

 

А под солнышком нежилась осень,

Вдаль куда-то неслись поезда,

И предчувствия не было вовсе,

Что уже где-то рядом беда.

 

И звонок соловьём заливался,

В нём задора и радуги смесь,

Голосистый с детьми так прощался

И умолк, не допев свою песнь.

 

Террористы — исчадие ада,

Беззащитных согнали в спортзал,

Издеваться над теми им в радость,

Чьи безгрешные души кристалл.

 

Без питья и еды, отморозки

Трое суток морили ребят.

И не листья роняли берёзки,

А слезинки в ладонь сентября.

 

Первый день сентября — море крови,

Цвета спелой калины — не смыть,

И болючую боль в каждом слове,

Описаньем природы не скрыть.

 

Есть в Осетии место такое,

«Город Ангелов» — птицы поют

Тихо, грустно над вечным покоем,

Где бесланских детишек приют.

 

Вспомнит если трагедию ветер,

То притихнет, скорбя, пилигрим,

Вас, безвинно погибшие дети,

Мы минутой молчанья почтим.

 

Ваши фото на стенах теснятся,

«Стены плача» взывают рыдать,

Ведь могли бы вы жить и влюбляться,

И благие дела совершать.

 

Только звёздочки ваши погасли,

Вновь теперь их никто не зажжёт.

И зачем на планете прекрасной

С добрым рядышком злое живёт?

Г. Зайка

 

* * *

Чернеет школа, как немой свидетель.

Среди тяжелой мертвой тишины.

Три дня в ней гибли взрослые и дети.

Теперь же в ней игрушки и цветы.

 

Не примет она больше первоклашек.

Не прозвучит прощальный в ней звонок.

Кровавый, самый длинный, самый страшный,

Она дала последний свой урок...

 

Нам не забыть тех страшных дней:

Потоком кровь с телеэкрана,

Меж пуль свистящих и огней —

Мельканье лиц детей Беслана.

 

Нам не забыть плач матерей

В объятьях траурного одеянья.

Их лица выглядят старей

С печатью горя и страданья.

 

Нам не забыть тех нелюдей

Под маской дьявольского ухмыленья.

Прикрывшись мерзостью идей,

Свои творивших преступленья.

 

Но ничему не помогает месть.

Спаси, многоименный Бог, от мести.

Пока еще живые дети есть,

Давайте не забудем слово «вместе».

А. Самардин

 

* * *

Беслан... Не утихает боль

В рай улетают наши дети

И вопрошают: «Почему?

Нет мира на большой планете.

Мы задыхаемся в дыму!»

 

Мы в школу шли, а нас убили!

Мы — дети? Что с нас было взять?

Букашку каждую любили.

Мы не хотели умирать!

 

А наши Мамы.... Наши Мамы...

Они спасали нас в огне.

Свинец летел. Есть Смерти граммы.

А, выжившие, в страшном сне

 

У извергов водички просят.

Те мочатся ... Смеются: «Пей!»

Отцы гробы наши выносят...

Бог завещал всем:» Не убей!»

 

Аллах! Ты — Бог! Тебя мы встретим.

Тебя не будем проклинать.

Убитые тобою дети...

Пришли и с нами, Божья Мать!

 

А наши Мамы! Наши Мамы...

Платками машут нам с небес.

Как будто не было той драмы...

И, не вселился в людей Бес!

 

Они нас в школу провожают.

Опять для нас звенит звонок.

Друзья сидят... Они не знают.

Мы вместе слушаем урок.

 

Мы — дети! Бог нас отпускает.

Закончить школу нужно нам.

Душа, она в Беслан летает...

В ней масса пули: девять грамм.

 

Мы прилетели... Ваши дети....

Чтобы спросить вас: «Почему?!»

Л. Дубинская

 

Невыросшим детям Беслана

Снова осень. Льют слезы кроны.

Утопает мир в детской крови.

Не достоин вселенской любви

Мир, построенный на крови.

Л. Пчёлкина

 

* * *

Жизнь не мудрее стала, а лютей.

Собою мать спешит прикрыть детей.

Стал полем боя двор обычный школьный,

И с криком двор сливался колокольный.

 

Казалось, что превыше всех идей

Простой завет: «Спаси и не убей».

И мир в своём великом разноцветье

Согласен, что всегда невинны дети.

 

Но разве внятны звуки этих слов

Для стаи свирепеющих волков?

Найди же средство, вечная Россия,

Остановить и наказать насилье!

Ю. Яковенко

 

Тебе, Беслан

1

Сегодня День Всемирный Знаний

И тысячи счастливых лиц

Не ждали боли и страданий…

Их было не за что казнить.

 

Собрав учебники в портфели,

Пришли детишки в первый класс, —

И каждый только в счастье верил

Улыбки, смех, сиянье глаз…

 

Все празднично, светло и ярко,

Но изменилось в один миг…

Вдруг стало страшно, больно, жарко…

Тот первый залп… тот первый крик.

 

И их погнали в неизвестность:

Детей, отцов и матерей…

Туда, где мрак, где смерти бездна,

Где с каждым шагом тяжелей.

 

Затихли коридоры школы,

Встречавшей детвору, как мать

Любившей смех детей веселый,

И не хотевшей понимать…

 

Что изменилось все на свете,

И на глазах планеты всей

Заложниками стали дети

В руках жестоких палачей!

 

И стены школьные вопили,

Взрывался от бессилья мел,

Когда детей, что здесь учили,

Вели по классам на расстрел!

 

И не было конца страданьям,

Мученья, жажда, боль и страх…

И мамы позабыв дыханье…

С детьми грудными на руках…

 

Все ждали, вдруг придет спасенье:

Ведь там, за школой нет войны.

Сейчас спасут! Дай Бог терпенья,

Еще мгновенье тишины.

 

Они молились, чтоб их дети

Смогли любить, жить и дышать,

Ведь рождены они на свете,

Не для того, чтоб умирать!

 

2

А за стенами школы Первой

Весь город вмиг сошел с ума!

И не выдерживали нервы:

И голосов рвалась струна.

 

Мгновенья, долгие, как вечность,

Невыносимые, как ад…

Немыслимо! Бесчеловечно!

За что? Кто в этом виноват?

 

Ведь там же маленькие дети!

Да сделайте же что-нибудь!

Зачем живем мы все на свете?

Как время вспять сейчас вернуть?

 

«Ответьте, господа у власти,

Где ваши лучшие бойцы?

Вы защитите наше счастье!» —

Взывали деды и отцы…

 

Вопль матерей стоял стеною,

Агония бессильных мук.

И люди, словно волки воют…

До боли сжав сплетенье рук.

 

Взрыв, выстрел и второй и третий,

И окровавленной толпой

К родным своим и близким дети

Бегут, спасаясь, кто живой.

 

А твари дикие стреляют

По спинам тех, кто плен прорвал

Детей и взрослых убивают…

Боль! Ужас! Крики! Ад! Кошмар!

 

В глазах детей, вернувшихся живыми,

Мольба, надежда, бесконечный страх…

И ждавшие, все стали вмиг родными,

Детей спасая на своих руках.

 

Воды! Воды! Сынок, не бойся,

Теперь уже все позади!

Ну, тише, тише, успокойся!

Найдется мама, подожди.

 

Где моя дочь? Где сын? Где мама?

Хор бесконечный голосов…

Трагедия… Немая драма…

Лишь слезы, не хватает слов.

 

3

Ему всего лишь год и восемь,

Он говорит еще едва…

С небес роняет слезы осень,

На плач срываются слова.

 

Он еле шевелит ручонкой,

Не нарушая тишины…

В крови кудряшки у девчонки:

Они вернулись из войны.

 

Война — безжалостный убийца,

Ослепшая от лжи людей,

На что она еще годится

Безликий страж чужих идей.

 

Они еще вчера, с цветами

Шли на линейку в школьный класс.

Опять цветы, но под ногами:

Последний путь, в последний раз.

 

Кому, скажите, нужно это:

Бездушной кучке палачей?

За что ДЕТЕЙ?! Но нет ответа…

И плачут огоньки свечей.

 

И соболезнованья стаей,

Огромной стаей черных птиц

В Беслан сегодня прилетают,

Прорвав бессилие границ.

 

Прорвав бессилье власть имущих,

Смотрящих сверху на народ,

И новой крови вечно ждущих…

Авось еще раз пронесет.

 

И через призрачную призму

Сияет черная напасть…

Кошмар слепого терроризма,

Который породила власть!

 

О, вы, сидящие на тронах,

Снимите маски поскорей.

Ведь правил нет и нет законов

За власть расстреливать детей!

 

Не прикрывайтесь за тирады,

Тому, кто умер — не помочь.

Кому? Зачем все это надо?

Свет белый превратился в ночь!

 

4

Беслан! Беслан! Как поле битвы,

Кровоточащее от ран…

Тебе смиренные молитвы

Скорбь, плач и стоны… Мой Беслан!

 

Для миллионов на планете

Теперь стал городом родным…

Твои теперь и наши дети…

Страдаем, молимся, скорбим...

 

Простите, жители Беслана,

За то, что не спасли детей,

Кровавая на сердце рана…

От неоправданных смертей.

 

Прости, Беслан, нас за бессилье,

Пред чьей-то зверскою игрой,

Пред черной маскою насилья.

Прости Беслан, мы все с тобой!

 

Нет сил терпеть: терпенья нету!

Призвать к ответу палачей!

Кого призвать? Куда к ответу?

На плаху пламенных речей?

 

Мы, как обычно митингуем,

А нас стреляют, как овец.

Против кого сейчас воюем?

Когда же этому конец?!

 

И все земные катаклизмы

Нам в наказание за грех:

За беспредельность терроризма,

За чью-то власть, но против всех!

С. Нестерова-Лунева

 

Тамара: Поэма

— А где цветы? Быстрее, мама,

Линейка будет через час!

— Ну, до чего же ты упряма;

Сама еще не собралась!

— Где мой портфель? Мы все сложили?

А где зеленая тетрадь?

А про дневник мы не забыли?

— Ну, сколько можно проверять?

 

Кудряшек светлые колосья…

В косичках белые банты…

— Тамара, хватит, успокойся,

Сведешь с ума сегодня ты!

В портфель мы все вчера сложили

И до линейки целый час!

И ничего мы не забыли!

Иди за стол: поешь сейчас!

 

— Я не хочу: не голодна я;

Я чаем досыта напьюсь!

И, нежно маму обнимая:

Мамулечка, я так боюсь!

— Чего боишься ты, малышка;

Все были в школе в первый раз.

Нет в этом страшного, глупышка:

Ты лучше всех всегда для нас!

И я, и бабушка, и папа

Тебя проводим прямо в класс.

Не нужно нервничать и плакать,

Ведь ты роднее всех для нас!

Переживания напрасны,

И ни к чему потоки фраз…

И будет все, поверь, прекрасно,

Ведь ты любимей всех для нас!

 

Тамара улыбнулась: — Мама,

Ты знаешь, мама, ночью мне

Приснился сон, как будто рано

Иду я в школу… И во сне

В портфель тетради собираю,

Дневник и книги, я сама…

И с нашим котиком играю.

А вот на улице... зима…

И я ничуть не удивляюсь,

Тому, что за окошком снег,

И как-то странно одеваюсь:

Всё белое!.. И человек

Чужой, весь в чёрном, к нам приходит,

Стучит в окошко, прямо в дом,

И все под окнами он ходит;

И что-то страшное есть в нём!

Потом всё вдруг исчезло, что ли?

И на линейке мы стоим:

Но ни стихов, ни песен школьных:

Мы как-то странно все молчим!

Потом учительница грустно

Нас позвала идти в наш класс…

И сразу стало как-то пусто,

И вдруг не стало больше нас!

И ветер в небе выл, как волки,

Огонь и ужас: свет померк,

И на площадке школьной только

Остался чёрный человек.

И помню, мама, как кричала,

И как рыдала громко ты,

И видела, как ты бросала

На площадь школьную цветы …

 

Молчанье… Муха пролетела,

И села, пожужжав, на стол,

Молчанье в воздухе осело:

Подкралась грусть: покой ушёл.

— Ну, что ты, доченька, родная,

Какие в твои годы сны:

Я ничего про сны не знаю,

Но бестолковые они!

Забудь, не думай про плохое,

И улыбнись, мой ясный свет!

Ой, опоздаем мы с тобою:

У нас и время больше нет!

И побежали, полетели

На крыльях счастья в первый класс:

Не опоздали и успели:

А сны сбываются подчас!

 

Линейка, шарики цветные;

Детишек гомон озорной.

Здесь собрались друзья, родные;

Беслан — он город небольшой.

И шумных первоклашек стаи

Чирикают, как воробьи.

Они день этот столько ждали…

И, как на праздник, все пришли!

 

Ой, мама, сколько ребятишек,

Скорей мне руку отпусти!

У нас в портфеле столько книжек,

Что и слону не унести!

Смотри, здесь все мои подруги:

У каждого сестра и брат.

Ну, мама, отпусти же руку,

И не тяни меня назад!

 

— Здесь город весь собрался, Тома,

Ведь этой школе сотня лет!

Лишь старики остались дома…

Ну, в добрый путь тебе, мой свет!

И мама доченькину руку

Пустила… В этот самый миг

Смешались в кучу люди, звуки

И воздух перерезал крик!

 

И люди, черные, как нечисть,

С оружием наперевес,

Пришли, все сразу искалечив,

Настала тьма и свет исчез!

И дети в панике кричали;

Их разделили, развели:

Они еще не понимали:

Они терпели, как могли!

 

— Одна…Как это все случилось?

Что происходит? Страшный сон?

Ну да... мне это уже снилось,

Но неужели сбылся он?

Вон мальчик маленький, как заяц,

Забился в угол и сидит…

И где мы все? Мы здесь, в спортзале,

И страшный дядька говорит.

Он точно чёрный! Мама, где ты?

Я так боюсь, хочу домой!

Но тишина… Но нет ответа…

За что? Что будет здесь со мной?

Сегодня праздник был в Беслане:

Мы в школу все с цветами шли…

И мамы были рядом с нами…

И мы представить не могли…

 

— Тамара, это я, Мадина…

Не плачь, иди ко мне скорей…

Ведь мы ни в чём, ни в чём невинны:

Они не трогают детей…

— А кто они? Кто эти люди?

Зачем они нас взяли в плен?

И долго мы ещё здесь будем?

Когда нас выпустят совсем?

— Смотри, все в проводах, все стены…

Железки..., бомбы, говорят,

Зачем? Чтоб взорвалось мгновенно:

Они взорвать нас всех хотят!

— Мадина, ты меня пугаешь,

Зачем взорвать? Как это? Как?

— Малышка, ты еще не знаешь,

Это так страшно: боль и мрак…

Мне, если честно, страшно тоже,

Но ты не думай о плохом!

Ведь президент нам всем поможет,

А мы его не подведём!

Ты знаешь, президент наш, Путин…

Тамара, ведь должна ты знать!

И он за нас сражаться будет!

Он будет нас освобождать:

На самолёте быстром мчится,

А с ним десант, а с ним спецназ.

И ничего он не боится,

И он спасет, конечно, нас.

 

— Мадина, правда? Или просто

Меня ты хочешь обмануть?

Меня учили верить взрослым,

А ты взрослей меня чуть-чуть.

— Чуть-чуть?! Мне скоро десять будет!

Ну, а тебе нет и семи…

Вот, подожди, приедет Путин…

На, лучше яблоко возьми.

— Какое вкусное, Мадина!

— Мы просто очень есть хотим…

— Ну, хватит ныть! Вставай, скотина!

Противный голос… Выстрел… Дым…

И мальчик маленький соседский,

Он на полу и весь в крови!

За ним хотите? — окрик зверский.

Лежать! Заткнуться! Не ори!

Ты что, совсем не понимаешь?

Или не хочешь понимать?

Сейчас ты у меня узнаешь:

Мы всех вас будем убивать!

 

И черной копоти чернее:

Одни глаза, и те черны,

Палач, как смерть, стоит над нею…

Зачем такие снятся сны?

— Тамара, помолчи, не бойся;

Они не люди: не поймут.

Закрой глаза и успокойся,

А то они и нас убьют.

— Мадина, это же Русланчик;

Он бегает нас всех быстрей.

Это мой друг, соседский мальчик,

Идём, спасём его скорей!

— Нельзя… Не думай…Он не дышит…

Его убили… Не кричи...

Они опять тебя услышат:

Молчи, пожалуйста, молчи!

 

— Что это? Что? Нет, я не верю!

Мадина, нас убьют? Ответь…

Кто это, люди или звери?

Как страшно это слово «смерть...»

Ночь унесла людские души,

Оплакав с горечью тела…

И не желая стоны слушать,

Не выдержав, к себе ушла.

И день разгневанный явился

В глаза насильникам взглянуть…

Он за заложников молился,

Чтоб смерть и горе обмануть…

 

Стреляют… Мучают… Стреляют…

Отводят в класс, и навсегда…

И ничего не позволяют…

Когда всё кончится? Когда?

От жажды горло пересохло,

А о еде и речи нет…

Ужасно, страшно, душно, мокро…

Ну, где же ты, наш президент?

Детишки маленькие плачут,

Повсюду льётся кровь рекой…

Жизнь больше ничего не значит.

Наш президент, ты далеко?

Жара… Мы сняли все одежды…

И мысли только о воде.

И только на тебя надежда:

Наш мудрый президент, ты где?

Ты потерялся в небе синем?

Или сломался самолет?

Сейчас опять скажу Мадине,

Что Путин нас спасать идёт.

 

— Мадина, слышишь эти звуки,

Как будто в воздухе жужжит?

Ой, у тебя в крови все руки!

Ты что, порезалась? Скажи…

— Нет, не пугайся, все в порядке,

Я кровь стирала со стены.

Дай мне листочек из тетрадки…

И вот ещё, поешь, возьми.

— Поесть? Где ты еду достала?

Что принесла поесть мне ты?

Мадиночка, я так устала…

Откуда у тебя цветы?

Я пить хочу! А ты всё шутишь.

Я пить хочу! Хочу воды!

Я не шучу, ты что, не будешь?

Ведь нет воды; поешь цветы.

Дожёвывая горький стебель,

С глазами, тусклыми от слёз,

Тамара думала о хлебе;

По коже пробегал мороз.

О хлебе том, что её мама

Вчера так бережно пекла…

«Наверно, больше килограмма

Сейчас я б съесть его смогла.

И молока бы, или чаю,

Или хотя б глоток воды…

О, мама, мамочка родная,

Где ты?» Но голосом беды,

Ответил чей-то крик истошный

И развалился на куски…

Невыносимо! Невозможно!

Кошмаром долбится в виски.

Там мальчику, пригнувши к полу,

Орёт насильник, скалясь зло:

«Воды тебе? Вот кока-кола».

И сыплет в рот ему стекло.

 

Там старшеклассниц бьют и режут,

А здесь стреляют в пацанят…

Нас, как свиней, в навозе держат…

Все плачут, стонут и молчат.

И боль привычкой страшной стала,

И детство в прошлом, вдалеке…

«Что будет? — думает Тамара,

Цветок сжимая в кулаке,

Сколько мы дней здесь? Время тоже,

Как муки, потеряло счёт.

Я верю, президент поможет…

Я знаю, он нас всех спасёт.

Мужчины в черных масках смерти

И женщина… Она же мать!

Нет, это нечисть, злые черти,

Они пришли нас убивать.

Весь зал опутан проводами,

Повсюду бомбы, говорят,

Над головой смерть, под ногами…

Они сказали: «Все взлетят!»

Взлетят, как птицы? Прямо в небо?

И там дадут воды попить?

Отломят маминого хлеба?

Сколько ещё осталось жить?

А на губах запёкших стынет

Вопрос незыблемый, как твердь…

«Когда страданье нас покинет?

И облегченьем станет смерть?

Но мне же лет совсем немного…

Зачем, откуда это всё?

Когда, когда же нам помогут?

Когда нас президент спасёт?»

 

Полутуман застывший, серый,

И лица дикие зверей…

И жажда жуткая, без меры.

Плач, крики маленьких детей...

Сколько уже нас расстреляли?

И сколько расстрелять хотят?

«Ах, мама, если б опоздали

Мы на линейку… Нас простят…

Ах, мама, где же твои руки?

Свою кровинку пожалей.

Невыносимы эти муки!

Ну, обними меня скорей!

Ах, мама, где я? Видно, это…

Я снова в школе… первый класс…

Но почему здесь столько света?

Зачем опять стреляют в нас?

Вдруг вспышка огненною лавой,

И грохот, и истошный крик…

Сплошной водоворот кровавый,

И всё смешалось в один миг.

И белым, белым покрывалом

Закрылось солнце, свет и дым…

И как-то непривычно стало,

И мир реальный стал другим…

 

От смерти, боли и страданий

Рванулись дети во всю мочь

Из храма мудрости и знаний,

Прорвав безвременную ночь.

А сверху, детям прямо в спины,

Летела свора пуль немых…

И с воплями взрывались мины

И столько смерти было в них.

Жестокость тенью кровожадной

Срывала жизней огоньки.

И убивала беспощадно

Прикосновением руки.

 

«Мадина, ты ли? Ты ли это?

Что сделали они с тобой?» —

Вопрос растаял без ответа…

И только крики, стоны, вой.

«Ма-ди-на! Ты меня не слышишь?

Спа-си-бо, в бешенстве огня,

Когда почти упала крыша,

Собой прикрыла ты меня.

Мадина, почему ты плачешь?

И почему ты вся в крови?

Ты для меня так много значишь…

Я здесь, я рядом, по-смо-три…

Как мало нас спаслось, как мало…

А эти люди, кто они?

Родные наши?… МА-МА! МА-МА!

Я здесь! Взгляни сюда! Взгляни!

Ах, мама, почему ты плачешь,

Я здесь, живая!.. Мне ответь!

Ну, разве это не удача:

Я победила слово «смерть»!

Ах, мама, мамочка, родная,

Мне хорошо и так легко…

Так странно, мама, я ЛЕ-ТА-Ю…

Как птицы в небе, ВЫ-СО-КО…»

 

От плача солнце почернело,

Кружился пепла белый снег…

Душа ребёнка в белом-белом…

И чёрный, чёрный человек…

А президент в костюме чёрном

Успел, но только не спасти…

Спасенья нет для обречённых…

Тамара, ты его прости!

А президент, скорбя достойно,

Успел в хранилище больниц…

Ему, наверно, было больно…

Он знал, кого во всём винить.

Как будто очень осторожно,

Ему хотелось бы сказать:

«Принципиально невозможно

За всё за это отвечать!»

 

Беслан — сплетение страданий,

Нечеловеческих потерь…

Прощенья нет! Нет оправданий!

Как жить и как дышать теперь?

Кто изувечил наши судьбы?

Кто счастье наше погубил?

Откликнись, мир! Услышьте, люди!

Нет слов! Нет слёз! Нет больше сил!

Обрывки книг, тетрадей, мела,

Рыданья, крики без конца…

Ребенка тело в платье белом,

Без имени и без лица…

 

«Тамара, доченька, родная…

Тамара — жизнь, душа моя…

Любимые не умирают…

Ты здесь, во мне... с тобою я…»

Живые души отпустили,

И небо приютило их…

Но дети-ангелы грустили

О горе матерей своих…

Пощады нет и нет спасенья!

Ни правды, ни надежды нет…

Над чёрной пропастью забвенья

Стоит, качаясь, президент.

С. Нестерова-Лунева

 

Из книги о Беслане Ангелы во крови 2005 г.

 

Аза

«Что тебя больше всего волнует? —

Россия» (Из анкеты шестиклассницы Азы,

погибшей в школе)

 

В двадцать первый торопилась, в двадцать первый,

Я взрослеть хотела с веком наравне.

Не букет цветов осенних — ветви вербы

Принесите к школе первой, не ко мне.

 

За спиной двенадцать зорь — какая малость,

Но в то утро решено было взрослеть:

Без букетов и без мам мы повстречались,

Оказалось — обманули саму Смерть.

 

Меньше жатва для нее, но больше раны

У застывших в ожиданье за стеной,

Я целую твое сердце, моя мама,

Над отцом скорблю в печали неземной.

 

Узнаешь меня, отец? Мы — горстка пепла,

Где здесь Света, где Мадина и где я?

По цветочкам на белье догадка крепла,

Но в цветы обожжена не я одна.

 

Хороните вновь по кругу, но без слез,

Ад остался на земле, а здесь- душа.

Кто есть кто из тех, кто в зале — не вопрос:

Эмма, Света и Мадина — это я.

 

Мы остались у подорванной стены

И открыли для спасения проем.

Что мы можем, двадцать первый, для страны,

Если храм в ней превращают в Мертвый дом?

 

Мы едины были в боли и в надеждах,

Мы испили чашу горечи до дна.

Видишь, Господи, не в белых мы одеждах,

Что одежда? — плоти нет, вся сожжена.

 

Не апостолы мы, — дети, но меж нами

Преклонят тебе главу Учителя.

Почему, Отец Небесный, в наших ранах

Не искупит прегрешения Земля?

 

Бог единый и спасающий от смерти!

Мы с букетами входили в школьный храм.

На коленях пред Тобою Твои дети —

Сохрани наших отцов и наших мам!

 

И неделя та Страстная длится вечно,

За спиной стоит обугленный наш дом.

Мир единый, нашей болью изувечен,

Не оставь их своим светом и теплом!

Мариян Шейхова

 

Анета

«С ребенком — на выход!» — Анета, тебе?

Расстрел избавленья на школьном дворе?

Надежды смертельной последняя нить?

Но если их двое — кого выводить?

 

Годовалую дочь, что припала на грудь,

Нет сил отлучить, ни сказать, ни вздохнуть,

Только криком кричит каждой клетки душа,

Бьет в висках к тебе, Боже, вопросов мольба.

 

Где ваш дар откровений, мудрецы и волхвы?

Для незрячих ли свет Вифлеемской звезды?

Третьи сутки весь мир над Бесланом распят,

На Голгофе безумья младенцы горят.

 

Дар любви твоей, Господи — старшая дщерь,

М н е разжать ее руку? М н е закрыть за ней дверь?

Десять лет ее жизни — искупленье чего?

Я носила бы в чреве поныне ее,

Если б знала Исход и бессилье Твое,

Если б знала, что смерти от смерти мне нет,

И что шаг разрывать буду тысячи лет,

И сплетению рук я посмертный палач,

И что взгляд твой, Алана, — не крик и не плач,

 

А прощения боль, свет за гранью миров,

Благовест из руин и над ними покров,

И что вечность с тех пор мне дана для того,

Чтобы помнить тот взгляд, в повороте плечо…

 

* * *

Не тобой ли, Господь, было мне суждено,

Богородицы лик и Адама ребро

Воплотить в себе, таинство жизни даря?

Почему ты мне вынес такой приговор:

Отлучать от спасенья свое же дитя?

 

Я кричала в аду: что творишь ты, Господь?

Тебя нет, на заклании — детская плоть…

...Сквозь страницы тетрадей, как сквозь письмена,

Проступают распятые руки Христа.

Мариян Шейхова

 

Света и Ирина Таучеловы

Сейчас, уйдя от всех,

Вам расскажу я свой секрет —

Никто не может мне помочь,

Когда настанет эта ночь…

Чужое стуканье в окно

Со страхом я смотрю в него,

И вижу, что за ним ОНО

И страх становится пред мной.

Света Таучелова, 27 августа 2004 г.

 

Нет названья тому, что содеяно с нами.

Оно сыплется пеплом, пустыми словами,

А предчувствий моих и прозрений секрет —

Не вопрос, не призыв, не упрек, не ответ.

 

Нашим мамам оставим права на вопросы,

Не обуглит огнем, отчеканит их осень,

Будет раненой птицей над всеми кружить

Безответный вопрос: «Как скажите нам жить?!..

 

Наш вопрос, как зола в скорби пыльных седин:

Как они и откуда? Кто им господин?

Не ум и не вера, не душа и не честь, —

Только страх изувера, первобытная месть.

 

Мы пытались в глаза тем, кто в масках, смотреть

Вызывая их ярость и окриков плеть.

Никогда и никто — в этом небо порукой —

Так коварно детей не отправил на муки.

 

Кто они? «Палачи» и «убийцы»,

«фашисты», «бандиты» —

Все не то. Не об этом. Не вмещают слова

Смысл бессмыслицы дикой.

Если детство убито —

Это логика бездны по ту сторону зла.

 

Ни войной, ни несчастьем, ни вывихом века

Не понять, как с умом и душой человека

Можно так над святым и невинным глумиться…

Кто они и какие у дьявола лица?

 

А у дьявола лица — совсем человечьи.

Гладит мальчика в зале молодой боевик:

«Ты не бойся, малыш», — и, красив и сердечен,

Расстреляет в упор этот ангельский лик.

 

У кого нам об этом, скажите, спросить, —

Восьмилетнее сердце Заура в инфаркте.

Разве может дитя этот ужас вместить

Или небо принять эти жертвы теракта?!

 

Им и речь отказала в правах на названье.

Имена, что даны им, — и то не свои.

Это выше пределов судьбы и сознанья, —

То, что сделали с нами и жизнью они.

Мариян Шейхова

 

Сережа

Сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют.

Иисус Христос. Евангелие от Луки

 

Здесь, в палате, так бело, как в снегу,

Тишина оглушает, как взрыв,

А я все по спортзалу бегу,

Там, где сердце и жизнь — на разрыв,

 

Не по белым снегам, — по крови,

По разбросанным в клочья телам.

Нет страшней, мама, этой земли,

Где тела припадают к ногам.

 

Содрогаясь, седеет душа,

Ей не десять уже, и не лет.

Но несут над безумьем огня

Те слова, что кричишь ты мне след:

 

— Я прошу тебя, сын, убегай!

Убегай! Слушай маму, дитя!

Я не слышал в них крика: «Прощай!»

Почему я оставил тебя?!

 

Я бежал не живой и не мертвый,

Кровь огнём обжигает висок,

Слышу крик твой в предсмертном излете:

«Добеги, умоляю, сынок!»

 

…Тишина осыпается пеплом.

Я твоим завещаньем живу.

То в надеждах на жизнь снова крепну,

То седею на страшном бегу.

 

* * *

Отвори мне, Господь, небеса,

Отвори лишь на миг, умоляю!

Ты не можешь не слышать меня,

Если, Отче, к Тебе я взываю.

 

Дай на миг посмотреть ей в глаза,

Дай от мук обрести мне спасенье!

Это мир — не Твоя ли слеза?

Перед кем попросить мне прощенья?

 

Я спасен...

но к Тебе я не зван.

Как слепят меня блеск и сиянье!

Матерь Божья! Обреченный от ран,

Я тобой ли спасен от закланья?

 

Ты заступницей пред Ним нареклась,

Он заступником пред Богом наречен —

Матерь Божия, да будет Твоя власть

Там, где Сын Твой на страданье обречен.

Мариян Шейхова

 

Сармат

Не умирай, отец, не умирай.

Не верь, что я боюсь или сломаюсь, —

Я жизнь прошел, и если это край, —

Перешагну, но с ними рассчитаюсь.

 

Не умирай, отец, не умирай.

Я волчье племя чую по повадкам.

Зачем они придумали свой рай,

На кровь детей и выстрел в спину падкий?

 

Я каменею, папа, каменею,

Я крепок, как опора для семьи.

Тебя за дверь выносят — леденею,

И очередь — как по сердцу плетьми.

 

Я крепче становлюсь, я не робею,

В мои шесть лет что жизнь, а что судьба?

Но почему чем больше каменею,

Тем больше рассыпается душа?

Мариян Шейхова

 

Отчего эти ангелы спят во крови?

Отчего эти ангелы спят во крови?!

Сквозь прозрачное тельце отходит душа.

Кто вырвал мне сердце и в руки вложил,

Чтоб отнять и надежду вернуться в себя?

 

Ускользающий вздох мне кому донести?

Как мне вспять это время, мой Бог, повернуть?!

В потрясеньи основ мне себя не найти,

Я к Тебе устремляю свой взорванный путь.

 

Сохрани эту жизнь на руках у меня,

В рай отныне стремятся не ангелы, нет, —

Те, кто ангелов держит в прицеле огня,

Предъявляют на святость свой волчий билет.

 

Я готов превозмочь, Боже, все на земле

И за жизнь, как творенье Твое, умереть,

Но иду я с младенцем в надежде к Тебе,

Потому что с Тобой я не верую в смерть.

Мариян Шейхова

 

Белка

Почему к нам так долго никто не идет?..

Девятнадцать нас здесь только с улицы нашей.

В возвращенье домой каждый верит и ждет,

Становясь день за днем на прозрение старше.

 

…У могил часты встречи, и здесь так легко

Ожиданье прервать разговором безмолвным.

Не смотри, мама, вниз, а взгляни высоко,

Здесь сплелись наши души в родстве самом кровном.

 

Маирбек и Луиза, Тамара, Ирина, —

И все те, кто под дулом со мной цепенел,

До сих пор ожиданьем и верой томимы

И по-прежнему ищут надежды предел.

 

…Почему вы так долго, так долго не шли?

Каменела одна я средь сотен безвинных,

И двенадцать годов мне на плечи легли,

Пригибая к земле непосильной лавиной.

 

Никого…

Не спросить, ни прижаться, ни за руку взять,

Мама, к счастью, не здесь,

— и хоть в этом отрада,

Но как хочется маму мне крепко обнять,

На мгновенье увидеть — другого не надо.

 

Я б закрыла глаза, и мне мама бы спела

Тихо-тихо о Грузии дивной красе…

Тогда родина маму защитить не сумела,

А теперь нет нам счастья и на этой земле…

 

Все равно, мама, пой о холмах и равнинах,

О ветрах над травой и зеленых теснинах,

О полыни, щемящей под небом бездонным,

И о водах, журчащих напевом — не стоном

Губ пересохших…

 

Я б закрыла глаза, — но ресницы мне жжет,

И пугают их окрик и злобные лица.

Почему они нам предъявляют свой счет,

В западню загоняя, чтобы смерти молиться?

 

Мне казалось, что смерть далеко, а теперь

Она виснет над нами и целится слепо.

В мир иной кто-то в спину толкает, как в дверь,

Превращая наш дом в обгорелые склепы.

 

Если смерть — я закрою глаза и замру…

Умирают внезапно или медленно тают?

Ну, а если я вдруг слишком быстро умру,

Как и где я об этом всю правду узнаю?..

 

Интересно, а «я» — это значит все тело,

Или только душа, или имя мое?

Может, тело с душой неразрывно и цело?

Если кровь вытекает, то с душой заодно?..

 

Но как же слова, мол, «душа улетела»?

Значит, «я» — этот тот, для кого я как дом?

Если тело мое, словно дом опустелый, —

Значит, я и не здесь, значит, с мамой вдвоем?..

 

…Почему ко мне долго никто не идет?

Но уже я не та и не пленница ваша.

Я не жду, я готовлюсь в свободный полет,

Возвратившись домой, я на жизнь стану старше.

Мариян Шейхова

 

К Анне монолог Смерти

Спи, великомученица Анна,

Восемь лет отмерено не мной.

Светом благодати осияна,

Ранишь красотою неземной.

 

В изголовье — тоже ты, живая.

Взгляд в упор, но где найти ответ?

Если в скорби чистота взывает,

То порою милосердна смерть.

 

Мир теней и мир высот духовных

Не готовит детям на земле

Испытаний гибельно- греховных,

Не приемлет жертвы их вдвойне.

 

О, великомученица Анна!

Мук моих не ведает никто.

Вечно, беспощадно, неустанно

Мне спасать от Жизни суждено.

 

Ни во что не верую, все знаю,

Но глазниц кровавых слышу крик, —

Брат твой сквозь огонь идет по краю,

На ручонках — ты, но в этот миг

Взрыв…

 

Не донес, не спас —и я крылами

Подхватила тело на весу…

Верую в детей, и облаками

Их в обитель Бога донесу

 

Не кори, дитя, молчаньем строгим,

Бог с очей твою слезу сотрет,

Сказаны слова Господни многим:

Кто страдает, тот Меня найдет.

 

Анна, там, где люди распинают

Божий лик на колесе грехов,

Где душа, страдая и стеная,

Не выносит ужаса сего, —

 

Там в печали, в муках состраданья

Я несу покой и утешенье.

В мире том есть с Господом свиданье

И души болящей исцеленье.

Мариян Шейхова

 

Руслан, Алан, Аслан Бетрозовы

 

Руслан

Ты оставил ее. Теперь Эмма одна.

Кто-то должен был выжить. Кто из нас был неправ?

Сыновей не сберег — и надгробьем вина

Утопает над нами в горечи трав.

 

Я не мог промолчать. И ты знаешь, Алан,

Если б каждый из них со мной вышел на схватку,

Я бы в честном бою их сложил на лопатки,

Чтоб никто никогда не был ранен в Беслан,

 

Чтобы матери, тесто по кругу катая,

Для застолий счастливых пекли уалибах,

И три круга хлебов, землю с влагой венчая,

Диском солнца взошли в наших добрых домах.

 

Ничего не успел… Лишь слова утешенья

Для растерянных женщин, поникших детей.

Стал я первой удобной для трусов мишенью

Богатырским сложеньем и осанкой царей.

 

Я иначе не мог. Меня Эмма простит.

Ты, как старший, обязан был стать им опорой.

…Я узнал, что душа после смерти болит,

Когда встретил тебя и Аслана так скоро.

 

Алан

Я запомнил его. И его я убью.

Мне ни здесь и ни там нет покоя, отец.

Я три дня жил надеждой, что ему отомщу,

Даже если приму неизбежно конец.

 

А иначе в глаза как мне маме смотреть?

Мне смиренно молчать перед дулом убийцы?

Я еще не осмыслил, где жизнь, а где смерть,

И где между спасеньем и бегством граница.

 

Перед кем я неправ? Меня вынес поток

Убегавших от взрывов из горящего зала.

Но вернуться домой я бы к маме не смог.

Не сумев сохранить ни тебя, ни Аслана.

 

Мне без брата никак — я вернулся за ним,

Но его оторвать от тебя невозможно.

Часовыми любви теперь здесь мы стоим

Пред тобою, отец, в стороне придорожной.

 

И неважно теперь, кто был прав, а кто нет, —

Не оставлен никто из нас болью.

Мы за тот и за этот свет

Заплатили сполна любовью.

 

Аслан

Круг растекается алый —

На полу.

Взгляд оторвать странный

Не могу.

 

Папа раскинул руки —

Всех обнять.

Ватой распухли звуки —

Не слыхать.

 

Гул у меня в сердце

Чужой.

Видится или верится —

Он — живой.

 

«Рубашку сними, — тычет маска, —

И вытирай».

Кожу сниму без остатка —

Только вбирай.

 

В этом медленном сне

И долгом

Кем-то первый звонок

Оболган.

 

А рубашка

В багровом — тонет.

Я сожму этот крик

В руке.

Этот дом твоей кровью

Полит.

Кто построил его

На песке?

 

Круг заклинает алый —

Я всмотрюсь.

Не собой, так травой усталой

Вернусь…

Мариян Шейхова

 

Асик

«В саду растет шиповник», —

Выводит первый «а»

Пять строчек в майский вторник

На белизне листа.

 

А за окном бесенком

Кружится майский пух,

И белую поземку

Пасет смешной пастух.

 

Ко мне в тетрадь ныряет,

Как в заросли кустов,

Шиповник облетает

От шелеста листов.

 

Не торопи, садовник,

Цветенье и весну,

«В саду растет шиповник» —

Я строчку допишу...

 

* * *

Я сделал шаг по лестнице,

Чтобы взрослеть не вдруг,

Но осень черной вестницей

Обуглилась от мук.

 

Мы в мире перевертышей,

Как в сумрачном лесу.

Еще вчера воробышком

Я прыгал по селу.

 

Мой Хумалаг сиреневый,

Душа моя как лунь…

Здесь горы цвета зелени

Пасут небес табун.

 

О, древние посланники

От нартов — силачей,

Вершины гор, как всадники

Осетии моей!

 

Как вы теперь живете,

Когда нас с вами нет?

Какой тропой ведете

Назвавших верой смерть?

 

— Душа моя, не спрашивай

У раненых в Беслан,

В горах тропинка каждая

Сочится болью ран.

 

Но что ты ищешь в вечности,

Тревожишь тишину?

— Заложник неизвестности,

Отца я здесь ищу.

 

Он был со мной в то утро,

Но я не уследил…

Я только помню смутно,

Как кто-то уводил

Похожего на папу

За двери — на расстрел.

Казалось мне, украдкой

Он на меня смотрел…

 

И сотни глаз с отчаяньем

Смотрели ему вслед.

Ответил он отказом

Убийцам на их бред.

Не стал отец по залу

Взрывчатку расставлять:

«Мой не мутится разум,

Чтоб детство убивать…»

 

Смирись, душа, не спрашивай,

Артур где, твой отец.

Он там, где горы стражами

Смыкаются в венец,

Где нарты смотрят пристально

В дозоре с высоты…

У той небесной пристани

Ищи, душа, ищи…

 

* * *

В саду растет шиповник

И облетает вдруг.

Храни, храни садовник

Цветение от мук.

 

— Что ищешь, майский ветер,

Что льнешь к тому окну?

— Стучатся в сердце дети,

Ищу и не найду…

Мариян Шейхова

 

Ахсару

Я похоронил затылок сына.

Мои руки еще помнят тепло пеленки,

в которой впервые ты мне протянула его.

Помнишь?..

Я боялся взять его в руки, —

они оказались такими грубыми.

Я боялся посмотреть тебе в глаза,

чтобы ты не увидела мою слабость.

Я боялся прижать его к груди,

потому что стук моего сердца мог разбудить его.

Когда ты склонялась над его кроваткой,

я боялся рассказать Богу, как я счастлив,

а когда мы вместе улыбались его веснушкам,

я готов был перевернуть мир…

 

…А мир перевернулся сам…

В моих руках плачет невесомый холод

воспоминания о сыне.

Я искал его,

я обещал Богу, что сердце мое не дрогнет,

когда я встречу его.

Я проходил мимо сотен черных саванов

и сжимал до хрипа свое обезумевшее сердце.

Но только у одного из них

оно вырывалось и падало.

А я напоминал ему обещание

и снова шел по кругу.

 

…Прости меня, сын,

за то, что я не хотел верить тебе.

Ведь я искал тело двенадцатилетнего мальчика.

Я люблю тебя,

и потому с нежностью несу в своих ладонях.

Я снова боюсь прижать тебя к груди,

чтобы не испугать пустотой своего сердца,

в котором умирает крик.

Я люблю тебя, сын.

И склонившись над тобой,

благодарю Бога, что нет рядом той женщины,

которая родила тебя.

 

…Разве я похоронил тебя, сын?..

Если это правда, мы не расскажем ей об этом.

Только обещай мне,

что, когда она посмотрит на меня долгим взглядом,

остывшим от жизни,

ты поможешь мне

разбить солнце на тысячи веснушек,

чтобы она улыбнулась нам…

Мариян Шейхова

 

Отрекаюсь

Нет сыновей, растоптано отцовство,

А материнство всходит на костер,

И рвется крик вселенского сиротства

Над бездыханной памятью сестер.

 

Кому мой крик? Я сам его не слышу,

Я вырван из себя — не мальчик, а мишень.

Разденьте до костей — и цельтесь. Выше! Выше!

Я в судороге рук храню последний день.

 

Разъятый мир, в котором лгут слова!

Добей меня! Я — вот он, я — живой!

Ты ненасытно требуешь права,

Предав свой долг и проклятый Землей!

 

Убей мой крик, мой плач, мое рожденье,

Мой первый вскрик — предчувствие тебя!

И если ты и я — Его творенье,

Я отрекаюсь, Боже, от себя.

Мариян Шейхова

 

Зифа

Этой ночью опять обернусь тишиной,

Выйду в сад, где деревья, как вдовы, стоят.

Опрокинуто небо... кричит пустотой,

Лишь распятые звезды, как плети, висят.

 

Мой потерянный сын, отзовись моим снам,

Средь живых и средь мертвых тебя не найти,

Словно тень, я иду по незримым следам,

Чтоб к тебе, как к прощенью, молитвой взойти.

 

Затаилась земля в зыби вязких туманов,

С тяжким вздохом срывается чья-то душа.

Подойди ко мне, сын… Это сердце — не рана,

Чтобы кровь не хлестала, стою не дыша.

 

Посмотри на меня, задержись на мгновенье…

Этот сон ожиданием сводит с ума.

Я у смерти искала пощады в забвенье,

Но сиротством твоим меня жизнь позвала.

 

Повернись к ней, сынок. Я с ней рядом, не бойся, —

Оклеветана жизнь: она мать, как и я.

Шепчет голос тревожно: «Беги, мама, скройся!

А я спрятался рядом, и ты прячься сама».

 

Я на шепот иду, я кричу: «Сын, вернись!»

Тает голос в тумане, повторяя слова:

«Прячься, мама, как я, и забудь слово «жизнь»,

Я укрыт от нее навсегда, навсегда…»

 

…Стану грудой листвы в эту ночь ожиданий,

Надо мною, как свечи, деревья горят.

Нам убитые звезды обещают свиданье,

Опуская на землю последний свой взгляд…

Мариян Шейхова

 

Инна

Ты со мной терпелива, если ты не надежда, а смерть:

Посылала три дня, чтоб успеть мне собраться в дорогу.

В ожидании чуда устала на жизнь я смотреть

И, заложницей став, не смогла домолчаться до Бога.

 

Мне — шестнадцать. Я узнала, что это так много,

Среди сотен детей, не пришедших в свой класс выпускной.

Кто-то выбрал мне место в том зале спиною к порогу,

Там опорой — провал, зато стану кому-то стеной.

 

Ты была милосердна: даровала такую опору —

Скольким не было места ни привстать, ни присесть, ни ступить.

И должны были мы свое сердце закрыть на запоры.

Чтоб спастись — не смотреть, не жалеть, не любить.

 

Чем могла я помочь? Замереть без движенья и вздоха,

От движений моих — боль приникшим ко мне и другим,

У плеча тает жизнью и бредит спасением кроха, —

Я теряю надежду, но знаю- и это простим.

 

Ищет место в аду, как спасенье, мужчина ослепший,

Из пробитых глазниц льется кровь — пить хотел боевик —.

Он мишенью идет, и, на ощупь на угол набредши,

Опуститься хотел, но отпрянул на окрик и крик.

 

Я боюсь его крови, как все, но страшнее, чем кровь — равнодушье,

Даже если оно от дыхания смерти идет.

На коленях своих дам приют от слепого бездушья,

И закрою глаза, потому что здесь зрячесть убьет.

 

Это чей-то отец, чей-то папа, а здесь он — заложник.

Наклонюсь над бедой и слезой его кровь оботру.

Это смерть — или жизнь? — безрассудный, жестокий художник,

Исповедует мир на бездушье и верность добру.

 

Ты была терпелива, если и вправду — была,

Если дни ожиданья дарила невольница-смерть,

То, что жизнь отнимала, все равно сохранить я смогла,

Чтоб с надгробья на жизнь, как на маму, с любовью смотреть

Мариян Шейхова

 

Дзерасса

Соберите по кусочкам — телом стану,

Соберите вздох по капле — не умру.

Забинтуйте жизнь — разорванную рану,

А дитя — сама из пепла соберу.

 

Что иссохла, вся в провалах, мать-земля?

Не смотри глазами ям и бездной рвов.

В твою грудь моя кровиночка легла, —

Не болит ли, не горит ли свежий шов?

 

Обгорелая, сожженная, — моя ли?

Открывала черный саван, как фату.

Ты меня, земля, держала, как корнями,

Из-под ног сама сползая в пустоту.

 

Только локон, рыжий пепел…От движенья

Зубки сыплются, как бисер, на асфальт.

Собираю, разложив их, как каменья, —

Это верхний, это нижний будет ряд.

 

Сердце стынет, над находкой холодею…

Как мозаику, все зубки соберу…

Два кривых передних — знаю. Тот —длиннее…

Все, что в горстке — ближе к сердцу поднесу

 

Я целую смех ребенка…Я кричу?

Отойдите! Не посмеете отнять!..

Отнести свое дитя ли к палачу.

То ли Бога по кусочкам собирать?..

 

…Что качаешься полынью, мать-земля?

Что вздымаешься холмами, как тоской?

Я тебе свою кровинку отдала, —

Колыбелью станешь ей, а мне — виной…

Мариян Шейхова

 

Залина

Кто-то сказал,

что горе должно быть тихим.

Пеленаю свой крик

в вашем сердце —

простите за боль.

Будет тихой она,

словно желтый цветок облепихи,

и рассыплется память —

забытая тихая моль.

 

Знаю, —

сердце земли необъятно, огромно и сильно, —

Разделите же скорбь, —

переполнена ею душа.

Уложу в ваши руки

своего малолетнего сына,

буду тихой, как он,

будет тихой, как траур, душа.

 

Не прошу навсегда, —

на мгновенье его подержите.

Наберусь тишины

и опять свою ношу возьму.

А за то, что прошу,

вздохом тяжким меня осудите,

я сама эту тяжесть до Бога теперь донесу.

 

Посмотри, о Всевышний, —

вот сын мой, —

он кроток и тих,

а вот моя мать-

она молча ушла умирать,

когда вылетел клапан

из сердца

и тоже затих-

чтобы мальчика смертью и криком своим

не пугать.

 

…Кто-то сказал:

тихим должно быть горе.

Вот и молчу исступленно

пред Тобою, Господь.

Говорят, у Земли

бесконечное сердце, как море,

отдаю его душу Тебе,

а земле его плоть.

 

Вот мой Сын пред Тобой, —

запеклась его рана во лбу, —

бил в упор боевик,

бил по детям,

как бьют по врагам…

…О, как скорбен Твой лик…

Дай со лба Твою кровь оботру…

 

…Опустите глаза,

когда матери тихо

на Голгофу идут к сыновьям.

Мариян Шейхова

 

Бабушка Света

Бабуля вам каши любимой сварила,

Доброе утро, Аслан и Сослан…

Я так у неба о встрече молила, —

Вот и вернулись вы в тихий Беслан.

 

И не беда, что стулья пустые, —

Я-то вас вижу, хоть и слепа.

Кашу варю вам, овсянку густую.

Снова пеку вам, как прежде, хлеба.

 

Где ваша мама?.. На кладбище, — плачет…

Дедушка — там же, не смог пережить…

Так же, как вы, умереть — не иначе

Он захотел: и не есть и не пить…

 

Что же вы, родные, молчите?

Ах, близнецы мои, крошки…

Вот молока добавляю,

cахара горсть вам кладу…

Где нетерпение ваше,

громыхание радостной ложки?

Разложу по тарелкам вам завтрак,

ненароком мешая слезу.

 

«Бабу, какую вкусную кашу ты варишь!»

Ешьте, мальчишки, а я рядом сажусь, как всегда.

И — тишина… Такая бывает у кладбищ…

Каша остыла... Зачем в нее каплет вода?

 

Муж — на погосте. И внуки под плитами спят.

Дочь моя — там, и от памяти сходит с ума…

Остается мне ждать, расставляя тарелочки в ряд,

Чтоб расслышать слова: «Ах, бабу, до чего твоя каша вкусна…»

Мариян Шейхова

 

Ислам

И мы вернули тебя к твоей матери,

чтобы глаз её усладился, и она не печалилась.

Коран. Сура 20-41.

 

У юности нет прошлого —

Не ходит юность вспять.

Но память, гость непрошенный, —

Не любит отступать.

Тревожишь сон, мама,

Зовешь меня в слезах.

Раба любви Ислама,

Ты воскрешаешь прах.

 

И в сотый раз, как в первый,

Прокручиваешь фильм —

Еще я в школе первой,

Еще я невредим.

Короткий кадр, как промельк,

Как взмах твоих ресниц,

Вполоборота профиль

Среди счастливых лиц.

Кому я улыбнулся —

Поймет потом Беслан:

Я к матери вернулся

С улыбкой на экран.

 

И бесконечны встречи,

Как бесконечен круг.

А шорох ленты вечен,

На пульте — спазмы рук.

И раненой волчицей

Завоет ночь опять,

Ослепшими глазницами

День отступает вспять.

Он выплакан до трещин,

Расколот, как душа.

Я был тебе обещан

До смертного конца.

Как трудно быть единственным,

Я понял лишь тогда,

Когда с такой же истиной

Осталась ты одна.

 

… Я не хочу им верить —

У жизни нет конца.

Не стану веру мерить

Осколками свинца,

Но почему, — в смятении

Спрошу я у теней, —

В своем слепом падении

Мир первым сдал детей?

 

Доверие — награда

Иль умысел людской?

А, может быть, преграда

Меж смертью и судьбой?

Кто отнял мое право

Быть сыном и отцом?

Моей судьбой кто правил,

Кто расшатал мой дом?

…Быть иль не быть? —

Ответом

Зияет школьный зал.

Я нить бегущей Леты

Узлами завязал,

Чтоб время было мечено

Надгробьем на холмах,

Когда путями Млечными

Уходим в небеса.

 

Но, может, ныне все это

Слова, слова, слова…

Моей ли кровью пролитой

Насытится война?

Я выбрал жизнь, как дерзость,

Как силу правоты,

Судьбу — как детству верность

И преданность любви.

Я знал, что я бессмертен,

Что имя мне — Ислам.

Нет, не был безответным

В час горести Беслан.

 

Плечом к плечу — сомкнемся.

Я стал взрослее всех.

«Мы все домой вернемся,

Отчаяние — грех», —

Я убеждал и верил,

И верую теперь —

Моя молитва — мера

Спасенья и потерь.

Со мной аят и сура —

От мамы талисман.

Но в грудь уперлось дуло:

Убийца обещает,

Предупреждая зал:

Малейший шум — и пуля

Мне пропоет азан.

 

Легко, словно в полете,

Смотрю ему в глаза:

«Меня вы не убьете,

Меня убить нельзя.

Стреляйте по столетьям,

По их набрякшим швам.

Вам мною не прикрыться —

Детей прикрою сам:

Я — вечности частица,

И имя мне — Ислам».

 

Я в третий день, в последний

Из прожитых в плену,

Посланником спасенья

К Всевышнему взойду.

В моих ладонях — птицы.

Я спас их из огня,

По капле кровь сочится

Из белого крыла.

Я выводил из зала

И женщин, и детей, —

Мужчине не пристало

Бояться двух смертей.

 

Но материнским криком

Взорвался мир у ног:

«Ради всего святого,

Вернись ко мне, сынок!»

И через град свинцовый,

Сквозь едкий дым и жар

Я шел на голос крови.

Вдруг следом, как удар,

Крик детский и отчаянный:

«Ислам, Ислам, спаси!»

… Пред кем страшней раскаянье,

И кто б меня простил?..

Малышка-первоклашка

Повисла на окне,

Лицо в кольце кудряшек

Иконою — ко мне.

 

У смерти на прицеле

Дитя — вот Рубикон.

Всегда быть верным цели

Я, мама, не рожден.

Я возвращаюсь в пекло —

Иначе не могу.

Пусть жизнь меня отвергла —

К ней руки протяну.

Счастливый жест — дать волю,

Вздох — сердцу, свет — глазам.

Я вашей раной болен,

Я брат ваш, я — Ислам.

 

…Как сердце полыхнуло,

Как грудь пронзила боль…

 

Кто угрожал мне дулом,

Тот выстрелил в упор.

Что знают о бессмертии

Отступники Любви?

Добро и милосердие,

Душа, благослови.

 

…Тревожу сон твой, мама,

Иду на зов Земли.

Раба любви Ислама,

Храни себя, храни.

Я снова — в школе первой,

Я снова невредим.

Но рвешь, как струны, нервы,

Прокручивая фильм.

Тебе — моя улыбка,

И вера, и любовь.

Душа печалью скрипки

Утешит ропот слов.

Они, как пепел, бьются,

Стучат в грудь, как сердца,

В молитве жаркой льются,

Туманя взор Творца…

 

* * *

Чтоб к Тебе обратиться, куда мне смотреть?

Я еще не молился, Всевышний, ни разу.

Поднимаю глаза — там гирляндами смерть

Растянулась в гранатах, чтоб вырваться разом.

 

Опускаю глаза — там багровый ручей

Застывает, как ужас, у ног преклоненных.

Чья-то жизнь истекла… Но и сам я ничей,

Если Ты не услышишь на смерть обреченных.

 

А вперед посмотрю — там глумливые маски

Нас готовя к закланью, ждут встречи с Тобой,

И при этом взрывают шахидок по-братски,

Прежде чем увести этот мир на убой.

 

Где Тебя мне найти? Как к Тебе докричаться?

Вся молитва — слова «Помоги, помоги…»

Если здесь суждено мне навеки остаться,

Остальных, о Аллах, я прошу, сохрани.

 

А еще объясни, чьей молитве внимаешь?

Рядом бьется в поклонах молодой боевик.

Им убитую душу сейчас Ты встречаешь,

А он громко кричит, как Ты мудр и велик.

 

Чтоб к Тебе обратиться, куда мне смотреть?..

Шепот мой заглушают их крики и фразы.

Ты закрыл мне глаза — это Твой мне ответ,

Чтоб в себе я искал Твою Душу и Разум?..

Мариян Шейхова (Миясат Муслимова)

 

Ангелы из спецназа

(спецназовцам, погибшим в Беслане)

 

Смотрю на фото, изучая лица,

Пытаясь тайну Судеб разгадать,

Понять, за что российская столица

Решила им награды всё же дать.

 

Сухие подписи под всеми фото,

О том последнем дне, об их пути,

Заботливой рукой писал здесь кто-то

Скупую «инфу», ту, что смог найти.

 

Какие мужики ушли из жизни:

В рассвете сил, в рассвете славных лет,

Отдав последний долг своей Отчизне,

В душе родных — оставив тёплый свет.

 

Сердца людей наполнив чёрной болью,

Закончили свою игру с Судьбой,

Когда в Беслане, истекая кровью,

Кому-то жизнь спасли, прикрыв собой.

 

Распахнуты для них в раю ворота,

Все Ангелами стали, без потерь:

Спасенье жизней — это их работа

Была, такой осталась и теперь.

И. Яненсон

 

Беслан

Каски, каски, пробитые каски...

Вонь пожара и кровь на стенах.

Продолжением страшной сказки

О трагедиях и изменах...

 

Автоматы в пыли уткнулись,

Друг мой только что стал «двухсотым»,

То ли Ангелы отвернулись,

Или, может быть, сглазил кто-то.

 

Нет, не бойтесь! Спаситель с нами!

Просто Небу нужна охрана.

Вместе с детскими голосами

Отлетали друзья — так рано.

 

Дети! Дети! Сгорали дети...

Мир привычный разорван в клочья.

На каком мы сегодня свете,

Я, ребята, не знаю точно.

 

Знаю только, что будет битва,

Будет страшно, но все решится.

И Солдатам Христовой Рати,

Нам от боя не уклониться.

 

Знаю просто, что все вернется,

Будет день — и придет возмездие...

А в сентябрьском, хрустальном Небе

Стало больше одним созвездием.

Е. Келпш

 

Героям Беслана

«Вы навсегда в самом сердце Беслана,

Парни, закрывшие сердцем детей...»*

 

Пусть вспомнят их не только в сентябре,

Не только в годовщину этой бойни!

Пусть подвиг в необъявленной войне

Живущий ныне вечно будет помнить!

 

Они — собой закрывшие Беслан,

Укрывшие детишек от обстрела,

Истерзанные болью страшных ран,

Чья кровь собою землю нашу грела.

 

Спасибо вам, что жертвуя собой,

Детей своих оставившие дома,

Вы уходили в свой последний бой,

Чтоб дети наши улыбались снова.

Давид Газзати

 

*Надпись, взятая автором в качестве эпиграфа к стихотворению, выбита на памятнике погибшим в Беслане бойцам спецназа подразделений «Альфа» и «Вымпел» и спасателям МЧС.

Во время штурма захваченной террористами школы Беслана 3 сентября 2004 года погибли 10 сотрудников Центра специального назначения ФСБ. Это самые большие потери в ходе одной операции за всю историю российского спецназа. В числе погибших все командиры трех штурмовых групп: подполковник Олег Ильин («Вымпел»), подполковник Дмитрий Разумовский («Вымпел») и майор Александр Перов («Альфа»). Все трое, а также лейтенант «Вымпела» Андрей Туркин, накрывший своим телом брошенную террористом гранату, были посмертно представлены к званию «Героя России». Майор Андрей Велько, майор Роман Катасонов, майор Михаил Кузнецов, майор Вячеслав Маляров, прапорщик Олег Лоськов и прапорщик Денис Пудовкин награждены орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени (посмертно).

 

Спецназ

Как больно сердцу от таких потерь,

Но о себе не думали ребята.

Для малышей открыли жизни дверь,

Спасая от «зверей» и от захвата.

 

Не в первый раз спецназ пошёл на смерть,

Прикрыв детей в тех школьных коридорах.

Для них святое было слово — честь,

Служенье людям и борьба с террором.

 

Сегодня провожаем тех парней

В последний путь под выстрелы салюта.

Чтоб навсегда была открытой дверь

Для всех для нас — по жизненным маршрутам.

 

И нашу память о всех вас в душе

Мы сохраним, пока живём на свете.

Спецназ, мы не забудем о тебе,

За этот день, за жизнь, что дали детям.

 

И время не залечит эти раны,

Года стереть не смогут имена.

Ушли в бессмертье Вы тогда — в Беслане,

В тот страшный день, в начале сентября.

В. Иванов

 

Я в этот миг о времени забыл

Я в этот миг о времени забыл,

О том, что мир вокруг, как западня,

Когда в Беслане кроху выносил,

Чтобы спасти от взрывов и огня.

 

Не думай, сын, что страшная нелепость

Зовётся «жизнь», и нет у жизни прав:

Моих ладоней теплота и крепость

Надёжней мощи ядерных держав.

 

Твоё, малыш, тепло и безмятежность

Важнее убеждений всех времён,

Сильнее страха — доброта и нежность,

Свободней всех, кто совестью пленён.

 

Мы по-мужски с тобою помолчим,

В руках дитя — молитва и свеча.

Ты будешь продолжением моим,

А болью всех младенцев стану я.

 

В шершавых пальцах — детская щека, —

Мне этот жест судьба, а не приказ.

Какое счастье — чувствовать тебя,

И оправдать короткое — «спецназ».

М. Шейхова

 

Бойцу «Вымпела» Андрею Туркину

Ты знал, что увидишь, Черкес, но такого не ждал:

Десятки раздетых детей — шевелящейся грудой,

Удушливый дым, после взрывов заполнивший зал,

Стрельба и истошные крики, звучащие всюду.

 

Отчаянье. Паника. Страх. Безразличие. Боль...

Треск выбитых окон, открывший дорогу спецназу.

Желание рвать на куски эту мразь исподволь:

Руками, зубами, кинжалом — а лучше всем сразу!

 

Куски штукатурки, кирпич и осколки стекла.

И много нескладных фигурок — все ростом по плечи.

Взгляд рыщет по лицам бегущих над планкой ствола:

О том, чтоб отвлечься от цели, не может быть речи!

 

Опасность. Чужой. В камуфляже. Лицо под платком.

Одна рука вверх, а в другой — рукоять автомата.

Ты снял его пулей, он рухнул безмолвно ничком...

Но с замерших пальцев слетела со стуком граната.

 

И время застыло, как кадры в финале кино:

Стальной силуэт — а вокруг потрясённые дети.

Ты в это мгновенье отчётливо понял одно —

За тех, кто погибнет, останешься вечно в ответе.

 

Такое уже испытал: поначалу в Чечне,

Когда потерял сослуживцев в бою на блокпосте.

А после, два года назад, и в родной стороне —

Наутро. В Москве. В октябре. На Дубровке. В «Норд-Осте».

 

Ты рано стал взрослым, ведь рос без присмотра отца,

И с детства привык, что слова не расходятся с делом.

За доли секунды приняв неизбежность конца,

Ты грани гранаты накрыл своим собственным телом.

 

За яростью штурма никто не услышал хлопка —

Ведь взрывов, звучавших в тот день, он намного был глуше...

И если ты слышишь, Черкес, там, у вас свысока,

Спасибо тебе за спасённые детские души!

А. Андреев

 

Реквием памяти спецназа

Гаснут зори осенние,

Будто свет опостылел:

Из далёкой Осетии

Тучи горя приплыли.

 

Что творится на свете?

До чего доживём?

Босоногие дети

Под свинцовым дождём.

 

В школе, в зале спортивном

Шабаш силы нечистой:

Смертоносные мины

Принесли террористы.

 

Навсегда проклят каждый,

Кто старался ретиво

Мучить пленников жаждой,

Адским пламенем взрыва!

 

Кто помочь может детям?

Уничтожит заразу?

За страну всю в ответе

Лишь бойцы из спецназа!

 

Ни на шаг, ни на йоту

Не промедливши — в бой.

За чужие просчёты

Заплатили собой!

 

И приказ архисложный

Выполняли теперь.

Избежать невозможно

Невозвратных потерь!

 

Не боясь круговерти,

Словно в вечность шагнули,

Закрывая от смерти,

На себя приняв пули.

 

А в больницах Беслана,

И Москвы, и Ростова

Лечат страшные раны,

Меркнут «Страсти Христовы»!

 

Аферист всякой масти,

Поразмыслив, не сдуру,

Заклеймил очень страстно

Силовые структуры.

 

Господам растолкую

Факт, для них неизвестный:

За зарплату такую

Вы не тронетесь с места.

 

И конец положить

Надо распрям и спорам:

Не сумеем мы жить

Под пятою террора!

 

Ведь не ради же «кайфа»

Жизни чашу всю выпил

Подполковник из «Альфы»

И боец группы «Вымпел»!

 

Знаю: так умирают

Только сильные духом!

Небо им станет раем,

А земля будет пухом...

А. Жукова

 

Памяти сотрудников спецназа,

погибших при освобождении детей в Беслане

 

Погребены и преданы забвенью…

Последний залп, последнее «прости».

Они не знали слова «отступленье»,

Хоть подвиг их у многих не в чести!

 

И гимн России траурно играет

Над рядом свежевырытых могил.

И горсть земли в них, зубы сжав, бросает

Товарищ, что в той схватке тоже был…

 

И будет биться о закрытый гроб,

Крича, вдова — вчерашняя невеста.

И дождевая капля ей на лоб

Скользнёт слезой, им раньше неуместной.

 

Чужих детей у смерти вырывая,

Они забыли в страшный час о ней

И вспомнили у самой двери рая,

Услышав слёзы собственных детей.

 

И, ставшие седыми в одночасье,

Отцы проводят их в последний раз.

Россия! В цвет привычный обряжайся

И помяни свой доблестный спецназ!

 

Пожертвовано им всё без остатка

Тебе, последний долг теперь отдан.

И точку в этой летописи краткой

Поставил искалеченный Беслан.

 

И там, среди развалин, тень героя,

В последний миг на слабнущих руках

Двух девочек спасавшего из боя,

Со смертью в затуманенных очах…

 

Те, кто в самоотверженном служенье

Себя не выставляли на показ,

Погребены и преданы забвенью…

Забвенью для иных, но не для нас!

Е. Семёнова

 

Ангел с автоматом

Бойцам спецподразделений, МЧС, спасавшим заложников в школе №1 Беслана в сентябре 2004 года...

 

Стеной гранитной пули путь прервал,

Ты грудью заслонил детей от взрыва.

Солдату смерть назначила привал,

Но не сломила смерть, не уронила.

 

До вздоха крайнего, останется в бою,

Глазами насмерть полоснув бандита.

Солдата сердце намертво в строю

Пусть пулями пробито — не убито!

 

А где-то вздрогнула теперь уже вдова,

Осколком сердце женское кольнуло.

Тот час померкла в небе синева.

Дитя солдатское безропотно уснуло.

 

Живи, малыш, живи за всех за нас,

Жизнь, жизни спасшая — святая априори.

В бою последнем, в самый крайний раз

Собой отец людей закрыл от горя.

 

Жизнь движется, идет за годом год,

Сменяются рассветами закаты.

Он поднимается и снова в бой идет

Солдат спецназа — ангел с автоматом.

Е. Баркас

 

Трагедия Беслана

Взахлёб рыдают небеса,

Теракт потряс Беслан.

Плач заглушает голоса,

Всевышний глух к мольбам.

 

Бесчинствует в спортзале страх,

Смерть просчитала ход.

Жизнь перемалывая в прах,

Заложников — в «расход».

 

Кто изуверов подослал,

Устроивших здесь ад?!

Кровавый разыграв финал,

В нём нет пути назад.

 

А, значит, жертвуя собой,

На штурм пойдёт спецназ.

Вступая в свой последний бой

Он выполнит приказ.

 

Прошиты пулями тела:

«Вперёд! Дойти б успеть!»

И перебежкой до угла,

Полита кровью твердь.

 

Спасти заложников — их цель,

Вцепилась смерть в людей.

Метёт свинцовая метель,

Сбивая с ног парней.

 

Костлявой-блат, сорвала куш,

Верша кровавый суд.

Трофей собрав — за триста душ,

Под праздный тон иуд.

 

В России — скорби через край,

Да горе матерей.

Пусть ангелочков встретит рай,

Бессмертный полк — парней...

С. Редько

 

Спасибо, ребята, спецназ ФСБ!

Памяти спецназовцев из «Альфы» и «Вымпела», погибших 3 сентября 2004 года при освобождении заложников в школе города Беслан.

 

Солдаты спецназа, о вас мой рассказ,

О тех, кто ушел, выполняя приказ,

О тех, кто не струсил, спасая детей,

О тех, кто закрыл своей грудью друзей.

 

Солдаты спецназа — ни шагу назад!

А пули по «бронику» гулко стучат,

Заложников в школе грозятся убить,

Кому-то из группы сегодня не жить.

 

Но лезут они сквозь окно напролом,

По вспышкам чужим, отвечая огнем,

Пятнают, как в тире, врага силуэт,

Прошли коридором, граната им вслед.

 

Ударила сзади взрывная волна,

И вдруг накренилась планета Земля.

Солдат покачнулся, нажал на курок,

Убит террорист — пуля точно в висок.

 

Нет времени думать, немедля вперед,

Секунда задержки, всех банда убьет.

Вдруг очередь сбоку, откуда не ждал,

Из «Вымпела» парень в проходе упал.

 

Из «Альфы» бойцы заскочили в спортзал,

Чечена ножом из них кто-то достал,

Уже в рукопашную бьется отряд,

Теряя при этом прекрасных ребят.

 

Убит справа Дима, Роман из Москвы,

На лестнице пули в тела их вошли,

И Миша с Андреем лежат во дворе,

Лимонка взорвалась, осколки в спине.

 

Все стихло, последний убит боевик,

В ушах стоят крики, а может, свой крик.

Носилки быстрее, скорей в медсанбат,

И десять погибших при штурме солдат.

 

А дома ждут жены, пекут пироги,

Не зная, что вдовами стали они.

Их дети из школы спокойно идут,

Не зная, что папы уже не придут.

 

Им в небо с АК раздается салют,

И в памяти нашей они не умрут.

И надпись в Беслане на белой стене:

«Спасибо, ребята, спецназ ФСБ!».

В. Зинчук

 

Герои ушли на небо

Герои ушли на небо,

Закрыли детей собой,

Герои ушли на небо,

Вступив в свой последний бой.

 

Погибло бойцов немало,

Но вы посмотрите ввысь,

На небе светлее стало,

Там новые звёзды зажглись.

 

Ты их помяни, Россия,

Беслан, помяни ты их!

И павшие, и живые,

Спасали детей твоих!

И. Анисимов

 

Читайте также

20 песен о трагедии в Беслане

БЕСЛАН. 10 ГЕРОЕВ СПЕЦНАЗА