Нина Ягодинцева - поэт, фотохудожник, педагог - Блог «ВО!круг книг» библиотеки им. А.С. Пушкина и библиотек Челябинска

Любимых героев любимых книг

Встречай, Челябинск!

Книга – словно в жару родник.

Читай, Челябинск!

Радуга радости – фестиваль,

Он для тебя, Челябинск!

Праздник чтения открывай

В сердце своём, Челябинск!

Эти поэтические строки стали девизом Фестивалей книги и чтения «Челябинск читающий». Их автор - Нина Ягодинцева – поэтесса, секретарь Союза писателей России, сегодня отмечает небольшой юбилей! Мы от всей души поздравляем любимую поэтессу и желаем счастья, здоровья, вдохновения!

Нина Александровна - гость и участник многих Фестивалей книги и чтения, она поздравляла Челябинск с 280-летием в Поэтическом марафоне «280 стихов Челябинску» на XI Фестивале книги и чтения «Челябинск читающий»

Предлагаем поближе познакомиться с челябинской поэтессой, а поможет нам в этом главный библиограф-краевед Центральной библиотеки им.А.С.Пушкина Людмила Мангилева.

Нина Александровна Ягодинцева - поэтесса, секретарь Союза писателей России (2013), кандидат культурологии, доцент кафедры режиссуры театрализованных представлений и праздников Челябинского государственного института культуры.

Нина Александровна Ягодинцева родилась 29 января 1962 года в г. Магнитогорске Челябинской области.

В 1979 году окончила среднюю школу и работала машинистом насосных установок на ММК, занималась в городском литературном объединении у Н.Г. Кондратковской.

После окончания Литературного института им. М. Горького (1987), живет в Челябинске. В течение десяти лет работала педагогом-организатором и инженером, параллельно – корректором и редактором в «Форум-издате», читала лекции по линии общества «Знание», публиковалась в журналах и коллективных сборниках.

В 1994 году участвовала в I Всероссийском совещании молодых писателей, принята в Союз писателей России. С 1994 по 1997 гг. вела писательский клуб «Третий четверг» при Челябинском фонде культуры.

С 1995 по 2000 гг. – руководитель областного литературного объединения при общественном движении инвалидов «Лилия» (студия «Созвучие» в Челябинске и студия «Амариллис» в Златоусте).

В 1995-1996 гг. преподавала литературу XVIII века и авторский курс «Литература Уральского региона» в Челябинском колледже культуры.

В 1996-1997 гг. вела рубрику «Литературная среда» в газете «Вечерний Челябинск», записала цикл литературных передач на областном радио.

В 1997 году открыла и возглавляет Литературную мастерскую (до 2003 года при Челябинском отделении Союза писателей России, после – при областном фонде культуры).

С 2001 года руководит детской студией «Апельсин» МАОУ СОШ № 26 и межвузовской литературной мастерской «Взлетная полоса», с 2010 года ведет Литературные курсы в ЧГАКИ. 17 учеников Ягодинцевой стали членами Союза писателей России, 15 – студентами Литературного института в Москве, ее воспитанники – лауреаты Всероссийских литературных конкурсов и фестивалей в Москве и Сочи.

С 2010 года ежегодно на базе Челябинской академии культуры и искусств (ныне – институт культуры) Нина Ягодинцева проводит региональное совещание молодых писателей Челябинской области. В качестве руководителя творческих семинаров работала на региональных и Международных совещаниях молодых писателей в Омске, Красноярске, Каменске-Уральском, Барнауле, Бугуруслане, Самаре и других городах России.

Автор 29 книг: стихов, цикла учебников «Поэтика», монографий, изданных в России и Германии, электронной книги литературной критики, переводов с азербайджанского и башкирского языков, аудиодисков со стихами и песнями, а также более 700 публикаций в литературной и научной периодике России, Испании и США.

Стихи Ягодинцевой вошли в ведущие современные поэтические антологии России.

В качестве редактора и редактора-составителя Нина Александровна подготовила к выпуску более 50 книг авторов Южного Урала и России.

Нина Ягодинцева лауреат ряда Всероссийских литературных премий:

– им. П.П. Бажова (2001, за книгу «На высоте метели»),

– им. К.М. Нефедьева (2002, за рукопись книги «Теченье донных трав»),

– им. Д.Н. Мамина-Сибиряка (2008, за книгу «Поэтика: принципы безопасности творческого развития»), а также международных литературных премий и конкурсов в области поэзии, литературной критики, переводов и научных трудов.

Награждена медалью Союза писателей Беларуси «За большой вклад в литературу» (2014), медалью М.Ю. Лермонтова (2015).

Нина Ягодинцева – член жюри Всероссийской литературной премии им. П.П. Бажова (Екатеринбург), с 2012 года – председатель жюри Международной Южно-Уральской литературной премии. С апреля 2013 года ведет популярную авторскую рубрику «Прикладной смысл» на официальном сайте Союза писателей России «Российский писатель».

В свободное время Нина Ягодинцева занимается фотографией и является известным на Южном Урале фотохудожником. Осенью 2000 года в Челябинске состоялась ее первая персональная выставка фоторабот. Фотовыставки проходят во многих городах Челябинской области и Екатеринбурге, фотоработы публикуются в журналах и используются в оформлении книг. Выставка «Уреньга – библиотека вечности» в 2012-2013 году работала в Новой Пристани, Межевом, Трехгорном, Бакале. Нина Александровна она увидела в скалах знаменитого уральского хребта Уреньга образ загадочного книгохранилища. Горы сложены кварцитами и сланцами, способными легко раскалываться на тонкие пластины, поразительно похожие на потрёпанные книжные страницы, а отдельные каменные глыбы – на тома и фолианты.

Творчество замечательного Поэта Нины Ягодинцевой представляет писатель Александр Кожейкин:

«Сказать: её стихи совершенны по форме и глубоки по содержанию – значит, отделаться скороговоркой.

Добавить: поэтическая фонетика приятна, тропы необычны, а стилистические фигуры профессиональны – было бы правильной, но далеко не полной характеристикой.

Отметить: умение передачи динамики чувств и своеобразие восприятия многообразного мира через субъективное отображение личности – поймать себя на мысли: так можно сказать о многих мастерах слова, а значит, снова не удалось ухватить суть.

А может, предоставить читателю самому дополнить это вводное слово? Ведь мы настолько разные, что каждый видит мир в своём преломлении. Каждый человек – особенно творческий – это и своя система координат, в том числе поэтических, и своя эмоциональная оценка.

Наверное, тайна поэзии в том и состоит, что стихотворения адресовано не только уму, но и глубинам души, и это сочетание определяет своеобразие культурного бытия и человеческого мировосприятия.

Не будем утомлять читателя долгими рассуждениями. Стихи скажут сами за себя».

Фотографии Нины Ягодинцевой

***

Учитель красок молодых,

Наставник камня, меди, бронзы,

Настройщик слов разноголосых —

Здравствуй, день!

Я угадала твой приход —

Ещё во сне твой голос лёгкий

Скользил ко мне летучей лодкой

Над океаном тёмных вод.

Тебе мерцали из глубин

Сады, дворцы чужих владений,

Но нежный морок сновидений

Одолеваешь ты один.

Учись, новорождённый свет,

Вбирай тепло, металл и камень!

Слова, звучите под руками —

Протест, мольба или сонет.

Счастлив, кто раньше всех пробудит

Свободный колокол небес!

Спешите, помните, что здесь

Другого времени — не будет!

* * *

Музыка моя, Иремель тоски,

Кисловатая карамель высот,

Даже если гибель и не спасти –

Всё равно спасёт.

Даже если смотришь издалека.

Даже если просто помнишь – и всё,

Будет рядом музыка и тоска,

И спасёт.

Ах, сметало ж небо к зиме стога

Для спасенья наших голодных душ –

Иремель, Зюраткуль да Зигальга,

Таганай, Нургуш...

Караваны лет, череда веков,

Гиблой юности золотая скань –

Всё к ногам твоим! Чтобы встать легко,

Если скажешь «Встань!»

Обжигая губы об имена,

Не позаришься на чужую ложь.

Три глотка спасительных: «Ро-ди-на» –

И опять живёшь.

* * *

В печали ты ясна, а в радости жестока.

Но я тебя люблю и помню лишь о том,

Как сладко пить вдвоём твоё вино восторга,

С неведомой войны вернувшись со щитом.

В печали ты ясна, в печали ты прозрачна,

И тайной глубиной мерцаешь, как звезда –

Но страшно пить вдвоём твоё вино удачи:

Ты выбираешь раз и губишь навсегда.

Не родина, не мать – одной любви под силу

Простор твоей души, пожар твоей крови.

Но только для тебя я эту жизнь просила,

И отдаю тебе – как хочешь, так крои.

В печали ты ясна – я повторяю это

Как заклинанье – вслух, и вся печаль во мне

Восходит словно свет, а то, что прежде света,

Жемчужным холодком покоится на дне...

* * *

Русское солнце, дорожное, скудное светом...

Очи в слезах – только я не узнаю об этом.

Грошик серебряный – хлеба купить, или просто

В стылую воду забросить с Калинова моста?

Дайте вернуться опять по старинной примете

В эти скупые края, где серебряно светит

Русское солнце, плывущее хмарью февральской,

Детское сердце терзая тревогой и лаской! –

Русское солнце! Холодное, ясное, злое,

Словно присыпано давнею белой золою,

Словно обмануто, брошено, но, воскресая,

Из кисеи выбивается прядка косая.

Медленно-медленно, свет собирая по искрам,

Я проникаюсь высоким твоим материнством:

Это душа твоя ищет меня, как слепая,

Бережным снегом на тихую землю слетая...

***

Я говорю: печаль мудра,-

Еще не зная, так ли это.

Метелей дикая орда

Захлестывает чашу света.

Стоят такие холода,

Что воздух бьется, стекленея.

Я говорю: печаль добра,-

И согреваюсь вместе с нею.

И сонным полнится теплом

Мой дом у края Ойкумены,

И оседают за стеклом

Седые хлопья звездной пены.

Свеча до самого утра -

Маяк для скудного рассвета.

Я говорю: печаль мудра,-

Еще не зная, так ли это...

***

До Покрова в печальном золоте,

А после - в нежном серебре...

Любимый, может быть, Вы вспомните,

Что мы встречались на земле.

Аллеями мы бродим дымными

И рассуждаем о судьбе,

А тени зыбкими долинами

Блуждают сами по себе.

И что там с нами - горе, смута ли -

Нам не видать издалека.

Гадалки карты перепутали

На розах русского платка,

И на морозной людной паперти,

Где крохи делят со стола,

Я образок последней памяти

У Ваших ног подобрала...

Любимый, непременно вспомните,

Что мы встречались на земле:

До Покрова в печальном золоте,

А после - в нежном серебре.

* * *

На том берегу Юрюзани,

Словно уже на небе,

Избы стоят высоко.

Мостиком в три дощечки,

Тропкой по косогору –

Разве туда взберёшься?

Речка бежит и плачет

К морю, как будто к маме –

Сбиты её коленки.

Платьице пенит ветер,

Выгоревшие прядки

К мокрым щекам прилипли.

Смотришь так отрешённо,

Словно душа узнала,

Куда ей потом вернуться.

* * *

На три стороны помолясь,

На четвёртую обернусь:

Не ходи, синеглазый князь,

На мою золотую Русь!

Дети малые крепко спят,

Бабы Господу бьют челом.

Брошу наземь узорный плат,

Спрячу волосы под шелом.

По Калинову по мосту

Бьют копыта в сухой настил.

А сказала я Господу,

Чтобы он мне грехи простил.

И за брата, и за отца, –

Где теперь и отец, и брат? –

И за узенький след кольца,

И за брошенный наземь плат.

Жирно чавкает злая грязь –

Не вином напоили Русь!

На три стороны помолясь,

На четвёртую обернусь.

НОЧЬ

Полно, да ночь ли это была?

Словно два льняных полотна,

Небо бело и земля бела,

Где-то за белым темна луна.

Сонные очи не смеют спать -

Как холодит молодую грудь

Время, которое любит стлать

Белое, белое - вдаль и вглубь.

Время погони! По руслам жил,

Словно по руслам спящих рек,

Кто-то безвестный уносит жизнь

Туда, где сливаются снег и снег.

Кони летят - полотна не смять,

Зимнего воздуха жуть и сласть.

Белое, белое мчится вспять:

Время, которое любит - красть.

Но сверху, откуда пути видны,

Смотрит пристально за тобой

Горячий и черный зрачок луны

С птичьей каемкою золотой.

* * *

В средоточье города и мира

На туберкулёзном сквозняке

Что тебя спасло и сохранило,

Как ребёнок – пёрышко в руке,

Иногда, стремительно и кратко,

Словно лёгкий солнечный ожог,

Взглядывая на тебя украдкой

И опять сжимая кулачок?

В темноте невыносимо тесной,

Крылышками смятыми дрожа,

Замирала в муке бесполезной

Крохотная слабая душа:

Разве голос? – Где ему на клирос!

Разве сердце? – Купят, не соврут!

Но темница тёплая раскрылась

И открылось тайное вокруг:

Что ж, взлетай легко и неумело,

Где бессчётно в землю полегли...

Родина – таинственная мера

Боли и любви.

* * *

В моём краю зима – пожар,

До неба выметнуло пламя.

Оно застыло, не дыша,

И степь скользит под облаками:

Поёшь ли, тихо ль говоришь –

Алмазным пламенем горишь!

И слышно только снежный хруст

Да тишину над долгим воем.

Здесь душу покидает Русь

И начинается неволя:

Вдыхаешь в молодую грудь

И степь, и смерть, и снежный путь.

А воздух зол, как тетива,

Свободы ждущая веками,

И всходит белая трава

Вокруг горячего дыханья:

Спеши! Наградою тебе –

Деревня, люди, ночь в избе...

***

Г.П.

Однажды в горы уходят последний раз.

Чтобы вернуться в город и жить как все.

Идут к вершине, не поднимая глаз

В соленой росе.

Обычно в такую дорогу берут детей,

Словно передавая вечную страсть.

Дабы, живя в зеленых долинах, те

Знали: можно взлететь, а можно - упасть.

У каждой вершины есть имя. Она одна.

У каждой вершины - каменных толщ оплот.

Под каждой вершиной - дремучая глубина

Болот.

Когда наступает час возвращаться вниз,

Час, не обманувший тебя, - тогда

Дети кричат и смеются: отныне в них

Бьет крыльями высота.

***

Спасибо, Господи, за детское:

За сердце, что теряет такт,

Отравленной стрелой задетое

Или от счастья - просто так,

Когда восходит солнце заспанно,

Над черным ельником горя,

Когда с кордона - ружья за спины -

Уходят в чащу егеря.

Чужая жизнь, чужие праздники,

То пироги, то самогон...

Сырой траве какая разница,

Под чьим клониться сапогом.

Реке-беглянке не загадывать,

Кого прохладой оросить,

Чьи губы сладкой стынью радовать,

Чье отраженье уносить...

Летит ли в чащу эхо выстрела

Иль быстрый шепоток стрелы,-

Но земляника тайно выспела

И стелет щедрые столы.

Спасибо. Я не знаю - гостья ли,

Но песни на пиру легки.

Прими меня в ладони, Господи,

Как путник влагу из реки.

* * *

Владимир. Снег. Пожаром памяти

Весь горизонт заволокло.

Одна метель стоит на паперти

И застит рукавом чело.

И только облачко дыхания

Трепещет тайно возле уст...

Прости меня, не обрекай меня

На адский пламень русских чувств!

Одна мерцающая свечечка,

Ладошкой скрытая, спасёт

От наплывающего вечера,

От страшной памяти высот.

Один твой взгляд, меня жалеющий

И обвиняющий стократ,

Один вопрос немой: а где ж ещё

До бела снега догорать,

Как не в России, во Владимире,

Где ты несёшь домой свечу,

А я шепчу: "Прости, прости меня" –

Но быть прощённой не хочу.

***

Зима стояла у киоска,

У самых нежных хризантем,

И капли голубого воска

Стекали вдоль стеклянных стен.

Угрюмый город спал, неприбран,

И ты сказал: "Душа болит..."

Цветам, как будто странным рыбам,

Был свет до краешка налит.

Они плескались, лепетали

И вглядывались в полумглу,

Растрепанными лепестками

Распластываясь по стеклу.

И, позабыв свою работу,

На низком стуле у окна

Цветочница читала что-то,

Как смерть, наивна и юна.

* * *

В.А.Кислюку

Из мелочей! Из мелочей –

Из неумелых и неловких

Не умолчаний – так речей...

Из гиблых пасмурных ночей,

Качающих, как в старой лодке,

Где прибывает темнота

Со дна, пробитого о камень.

И век не тот, и жизнь не та,

И течь не вычерпать руками.

Из мелочей – из ничего!

Из огонька в траве прибрежной,

Из бормотанья птичьего,

Из лунной тени на чело,

Неуловимой, неизбежной.

Оттуда, с призрачного дна, –

Смирение перед судьбою:

Так застывает глубина,

Едва колеблясь под стопою.

Из мелочей! Крупинки звезд,

Сухие слёзы океана,

Пустыни каменный погост

И слов качающийся мост –

Упругий мост самообмана...

Из ежедневной суеты –

Трамвая, ЖЭКа, магазина –

Штрихи слагаются в черты:

Они прекрасны и чисты

Пронзительно, невыразимо.

* * *

Тоску твою свели на торжище,

Любовь забыли вспоминать,

Лица не узнают – но кто ж ещё

Так жарко может воспылать

От невесомого касания,

От золотого сквозняка!

Не покидай меня, спасай меня,

Веди меня сквозь облака,

Как ты сама идёшь – не каешься,

Не наклоняешь головы,

И только сердцу откликаешься

Среди губительной молвы.

***

Август, в покорной листве запропавший,

Август, вишневым вареньем пропахший,

Яблочный Спас, золоченая медь,

Горлышко, пробующее петь

Слабую песенку, слов не имея,

Тая, смущаясь, на взлете немея...

Август - на пряный его аромат

Поналетят, зажужжат, загремят

Страстные и равнодушные осы,

Смуглые, влажно ворчащие грозы -

Те, что охотились до Ильина,

Черпая смуту от самого дна...

Тонкий дымок листопадного вкуса,

Пар, над кастрюлей клубящийся густо -

Можно варенье мешать черпаком,

Пеночку слизывая тайком,

Яблоко грызть или в воду глядеться -

Глупая девочка, сладкое деревце...

* * *

Вернись в тот сон, где ты была

Любима и светла от счастья,

Где Богородица прошла

В окно к соседке постучаться,

Где тайну нянчит белый сад

И на ветру смеются вишни,

Где материнский лёгкий плат

Печали шёлковые вышили…

Ты помнишь – всхлипнуло дитя,

Когда калитка заскрипела,

Сухою веткою тебя

За сердце яблоня задела –

И словно чёрным чертежом

Вдруг отчеркнула безвозвратно:

В каком-то городе чужом

Ты сны чужие смотришь жадно,

И эти кровь, и смерть, и блуд,

Придуманные воспалённо,

В твой сад, пока ещё зелёный,

Волною огненной идут.

* * *

В деревне царь – пожар: нахлынут ветры с гор –

Узорчатым шатром взвивается костер!

А дерево черно – серебряную чернь

В предчувствии огня не удержать ничем.

Морщинистым рукам забытых миром вдов

У грозного царя не вымолить свой кров.

С покорных на Руси всегда берут втройне –

В миру и на войне, в воде или в огне.

Старухи голосят, и колокол, гудя,

Взывает к небесам о воинстве дождя,

Но тучи за хребтом, и небу тяжело

Тащить по гребням скал свинцовое крыло.

Битком набив мешки, оставив белый прах,

Пожар уходит вдаль на взмыленных ветрах.

И колокольный звон баюкает враспев

Тяжёлый бабий вой, бессильный древний гнев,

И падает река с уступа на уступ,

Облизывая соль с горячих горьких губ.

***

Знать, из горького опыта

Не выходит хорошего:

Что не продано - пропито,

Что не пропито - брошено.

Что не взято - отравлено,

У потомков украдено...

Если сказано правильно,

Ты прости меня, Родина...

***

Все снег да снег! Уж более недели

Я царствую на высоте метели,

Пеку душистый хлеб, кормлю детей,

А погляжу в окно - метель, метель...

Как будто нет свидетелей у века.

Как будто боль восходит в царство снега

И ниспадает белой пеленой,

Беспамятно оплаканная мной.

Как будто все, что радостью казалось,

Когда стекла ладонями касалось,

Пересекая смутную черту,

Неслышно опадает в темноту.

Оставьте век наедине с метелью!

Бессмертный снег поет над колыбелью.

Весна, от неба землю отделя,

Увидит: это новая земля.

***

То ли дерзкое смиренье,

То ли радостный страх

Вспыхнет белою сиренью

О пяти лепестках.

Ах, весна! Проси пощады

Или чудо твори -

Под тяжелыми плащами

Никнут светы твоим.

Воровски, жестоко, жадно,

Раболепно клонясь,

В этой кипени прохладной

Нынче - вор, завтра - князь.

И звенит, звенит свирелью

Тайный жар на устах:

То ли дерзкое смиренье,

То ли радостный страх.

* * *

Пасхальный сухарик, посыпанный сахарной крошкой,

Растаял во рту...

О, как соблазнительно боязно хоть понарошку

Взглянуть за черту,

Где небо сливается с небом, и сливочный запах,

И вербная пыль...

И самых любимых не вспомнишь, и самых-пресамых

Ты тоже забыл...

Там свечка горела, икона в тяжелом окладе

Стояла за ней.

И дед белокурые волосы бережно гладил:

Не бойся огней!

Там бабка кормила блинами, гадала на картах,

Вязала носки...

И взрослое время на бурных своих перекатах

Сжимало виски.

Ты вырос, хранимый скупою крестьянской заботой,

Но праздник не скуп:

Пасхальный сухарик со сладкой своей позолотой

Раскрошен у губ.

И благовест сердце качает, как будто младенца,

И сердце молчит,

И чьи-то глаза все пытаются в небо вглядеться

Сквозь пламя свечи.

За памятью память, за волнами темные волны -

Вселенский прибой.

И любишь невольно, и все забываешь невольно,

И небо с тобой.

* * *

Листвы взволнованная речь

Ошеломляет, нарастая:

На этот ветер можно лечь

И долго мчаться, не взлетая,

Легко сминая гребни волн,

Сбивая лиственную пену,

Зелёный гул со всех сторон

Вбирая постепенно...

Пока в душе ещё темно,

Блуждает, словно свет в кристалле,

Всё то, что произнесено

Листвы закрытыми устами –

Всё то, что обретает слог

Вблизи молчанья, между строк.

Но если настигает страх,

И даже защититься нечем –

На всех немыслимых ветрах

Распустятся полотна речи:

Спасти, утешить, оберечь,

Дать мужества на ополченье…

И небо – речь, и поле – речь,

И рек студёные реченья.

* * *

В России надо жить бездомно и смиренно.

Не стоит наживать ни золота, ни тлена –

Ни счастье, ни беда тебя не оправдают,

Дворец или тюрьма – никто не угадает.

В России надо жить не хлебом и не словом,

А запахом лесов – берёзовым, сосновым,

Беседовать с водой, скитаться с облаками

И грозы принимать раскрытыми руками.

Нам родина страшна, как страшен сон из детства.

Мы рождены в луну, как в зеркало, глядеться,

И узнавать черты, и вчитываться в знаки,

И сердце доверять ворованной бумаге.

В России надо жить. В её садах весенних.

В России надо жить! Ей нужен собеседник.

Великая страна, юдоль твоя земная,

Скитается в веках, сама себя не зная...

* * *

Покуда ехали, стемнело.

И свет, испуганный впотьмах,

Метался, рвался то и дело

И опрокидывался в страх.

Но обочь, с каждого пригорка,

Куда усталый взор ни кинь,

Звенела нестерпимо горько

Сухая серая полынь.

Сама уже почти у края

Апрельского небытия,

Она как будто бы украла

Дыханье жизни для тебя.

Родной земле почти чужая,

Забытый пестуя мотив,

Она немела, провожая,

И умирала, проводив.

* * *

Ничего-ничего, добрались и мы

До сырых сухарей, до пустой сумы,

До смертельного снега, до синевы,

Как желали вы.

По России-матушке ледостав:

Горьку стопку в рот, лебедей в рукав.

Насушили трав, напоили сном –

И забудь о том.

По России-матушке ледоход:

Лебедей в облака, горьку стопку в рот.

Ни один птенец не замёрз в груди:

Прощевай, лети!

А теперь мы свободнее, чем вода.

Мы уже воротились из никогда.

Мы уже убедились: и там не ждут.

Остаёмся тут.

* * *

Охрана вооружена,

Дорога в белый сумрак брошена.

Вокруг такая тишина,

Что от неё не жди хорошего.

Январский холод зол и слеп,

И в полдороге – одинаково –

Кривая мельница судеб,

Крутая лестница Иакова.

По оба выросших крыла,

Куда бы злая блажь ни целила,

Зима в беспамятство слегла –

И ни кровинки на лице её.

Но с облаков наискосок –

Тонюсенький, вздохнёшь – и нет его,

Трепещет русый волосок

Луча залётного, рассветного…

Помилосердствуй же! И впредь,

Где горя горького напластано,

Не дай соблазна умереть,

Не допусти соблазна властвовать.

* * *

Нельзя ни на миг оставить одну

Эту полночь, эту страну,

Наилегчайший из всех даров –

Эту бессонницу на Покров.

Нельзя ни на миг! Но, закрыв глаза,

Я забываю про все «нельзя»,

Я затеваю почти побег

Пламенем вдоль невесомых век.

Я прохожу по сырой траве

С белым лебедем в рукаве,

С тихим озером на душе –

И открываю глаза… Уже?

Да. Ни на миг. Разверни теперь

Белый свиток своих потерь.

Белым по белому – о былом:

Лебедь, бьющий о лёд крылом.

То-то зима в России долга!

Из году в год на Покров снега,

Да и какие мы сторожа –

Укараулишь тебя, душа?..

***

Огонь неизбежного ада

Неведомой клятвой заклят:

Сквозь влажную ткань листопада –

Закат.

О, эти небесные ткани

Надёжнее стен крепостных!

То пламя, то холод рывками

Колеблют их –

Но падают в страшную бездну,

Откуда нежданно пришли,

И я замираю безвестно

У края земли:

Ничем ни одну не меняя

Из наших губительных тайн,

Струится, сердца заслоняя,

Прозрачная ткань,

И многое видно за нею –

Не в силах глаза отвести,

Одно повторяю, немея:

Прости...

* * *

Мимо пригорка, вниз,

Синим заборы крашены…

Это молитва-жизнь

Века позавчерашнего…

Взлает и смолкнет пёс,

Скрипнет снежок, калитка ли,

И тишина до слёз –

Словно уже окликнули.

Яблоневый дымок,

Снежное воскресение –

Если бы кто-то смог

В этом найти спасение,

Тропкой сойти к реке

И постоять у вымоин:

Вот он я – знать бы, кем

У бездорожья вымолен…

***

О, эта жизнь захватывает дух

В неумолимый плен,

Не хлеб, но лёгкий тополиный пух

Даря взамен!

Протянешь руку – он летит в испуге прочь,

Замрёшь – и вот,

Наивный страх пытаясь превозмочь,

Он льстит и льнёт.

И как посмеешь этот дар принять?

А не принять?..

Боишься крылышки ему примять –

Учись пленять,

Как эта жизнь – жестоко и легко,

Одной тоской.

Как этот пух, которого легло

Невемо сколь.

***

Живя меж облаками и людьми,

Отдав долги и дерзости, и лести,

Я научилась кланяться любви

И праздновать тоску по-королевски.

Ни азбуку сомнительных утех,

Ни гордое затворничество в башне

Я не приму в отчаяньи за грех

Любви вчерашней.

Все сбудется - но не об этом речь.

Отыщется - но где мои утраты?

И разве мы хоть в чем-то виноваты,

Когда и сердца нам не устеречь?

***

Июльского неба опасный крен -

Горы, вздымающие с колен!

Волненье, ведущее в облака -

Из ниоткуда до высока.

С вершины обрушится твой покой,

Раскатится каменною рекой.

Но ветер, прижавший тебя к груди,-

Он так же не знает, что впереди.

***

Все пройдет - и проходит!-

прохожему надо спешить.

Вот последний трамвай.

Лепестками и бабочками мельтешит

Наш неласковый май.

Поцелуй на прощанье -

доверчивый детский секрет

В суете суеты.

Я навек остаюсь у витрины плохих сигарет,

У железной черты.

Нас не пеплом заносит,

а пепельной майской пыльцой,

Сладковатой на вкус.

Все пройдет - и проходит!-

но истины этой простой

Я уже не боюсь.

«Поэзия Нины Ягодинцевой сама по себе как-то молчалива — прочёл, а ощущение неизъяснимости осталось, той самой «пронзительной невыразимости», которую так любит и чувствует автор. «Стихи сплетены из пауз... Слова — это просто форма», — говорит она. Но — далеко не символизм; напротив, поэзия здесь очень предметна, по пути к запредельному автором заботливо расставлены «земные» маяки, дабы оно отразилось в читателе через мирские любимые приметы. И светло становится от узнавания дивных мелочей — из них, «неумелых и неловких», ткётся дорога к горнему.

Всему привычному в этих строках сообщается небывалая глубина и высота: вот почему «Вспоминая Сыростан, / Вспоминаешь неземное». Стихи Нины Ягодинцевой живут на той тонкой грани «между призрачным и настоящим», где не только одно умрёт без другого, но где порой и не ясно, что же иллюзорно, а что — подлинно. Сыростанский ли, таганайский рай, купальские ли праздники в гуще лесов у заповедных озёр — настоящее? Или зримее и правдивее то, что они собой воплощают, куда уводят нас, бескрылых, сомневающихся в истинности знака? Всякая фактичная земная примета — шёпот воды, тайно выспевающая земляника, «пасхальный сухарик со сладкой своей позолотой» — обеспечивается значимым и таинственным откликом оттуда, где любые загадки получат ответ, любые паузы станут одной — самой главной, где тебя простят и успокоят, и снег упадёт на истомившиеся от зноя губы… «Проспект заканчивается закатом», — говорит автор: вот оно, мирское, уходящее от самого себя.

Вечность, по Ягодинцевой, не мертва, не амбивалентна — она так же по-человечески наполнена вполне земным, так же уютна и утешна:

За тем невидимым пределом,

Где все невинны и чисты,

Как будто в фильме чёрно-белом:

Вокзал, автобусы, часы.

………………………………………………………

Из мира в мир, всегда навстречу

Иным улыбкам и слезам,

В слепое утро, зыбкий вечер,

Другой сырой автовокзал.

Но не только городские пейзажи наполняются ощущением вечности — взять хотя бы «горные» стихи. Горы для Ягодинцевой — это там, где ближе всего к «пределу»; вечность в горах похожа «на синюю стаю китов, плывущих навстречу солнцу», а взбирающиеся на вершины однажды делают это в последний раз, «чтобы потом вернуться в город и жить как все», но их дети наследуют крылатую страсть к высотам. Это стихотворение написано на внешне сдержанной, но на самом деле такой пронизывающей интонации, что у читающего перехватывает дыхание.

У каждой вершины есть имя. Она одна.

У каждой вершины — каменных толщ оплот.

Под каждой вершиной — дремучая глубина

Болот.

И ещё одно — стихи очень легки. Речь здесь идёт даже не о технике — хотя практически вся поэзия Ягодинцевой удивительно ненатужна, эту свободу нельзя сымитировать, подделать, мы с удовлетворением ловим себя на том, что сразу «попадаем в такт». Такая воздушность созвучна воздушности бытия, в котором всё тяжеловесное, грозное, страшное лечится «одним касаньем» снегопада (снега у автора очень много, и он очень разный), берестяным ковшиком с водой, белоснежной пеной герани, которая «застилает глаза и мешает плакать», бабочкой, повстречавшейся тигру на охотничьей тропе...

И с той же лёгкостью поэзия утешает и утишает нас, одаряет смирением, любовью, ощущением, что роковое бремя рано или поздно спадёт, как, например, в летящем, сквозящем, точно собранном из хокку стихотворении:

На том берегу Юрюзани,

Словно уже на небе,

Избы стоят высоко.

Мостиком в три дощечки,

Тропкой по косогору —

Разве туда взберёшься?

Во многих стихах Нины Ягодинцевой душа узнаёт самоё себя; а это ощущение — едва ли не единственное мерило подлинной поэзии».

Константин Рубинский, поэт, член союза писателей России. Челябинск.

Из книги Нина Ягодинцева. Избранное. – С-Пб., 2012.

В фондах Центральной библиотеки им. А. С. Пушкина и других муниципальных библиотеках МКУК ЦБС г. Челябинска можно познакомиться с книгами стихов Нины Ягодинцевой: «Идущий ночью» (1991), «Перед небом» (1992), «Амариллис» (1997), «На высоте метели» (2000), «Теченье донных трав» (2002), «Тихие имена» (2004), «Азбука жизни: мужчина и женщина» (2005, совместно с В. Осиповым), «Меж облаками и людьми» (2008), «Иная мера» (2009), «Подорожная» (2012), «Избранное» (2012) и другими ее книгами.