Пушкин с нами!

Александр Сергеевич Пушкин — не только великий поэт, но и настоящий патриот своей страны. Его стихи и проза не теряют своей актуальности и по сей день.

10 февраля 1942 года в газете «Звезда» №34 от 10.02.1942 напечатана статья Н.Степанова «Пушкин—патриот»:

Пушкин—патриот

(К 105-й годовщине со дня гибели Пушкина—10 февраля 1837 года)

Годовщина со дня гибели Пушкина встречается нами в нынешнем году в обстановке тяжелых испытаний, которые выпали на долго нашей родины. Но и в эти дни напряженных боев, которые ведет доблестная Красная Армия с озверевшими фашистскими ордами, светлое имя Пушкина нам по-прежнему дорого и близко.

Глашатай всепобеждающего разума, чей творческий гений впитал достижения всей европейской культуры, — Пушкин был верным сыном своего народа, горячим патриотом своего отечества. Именно поэтому имя Пушкина ненавистно фашистским погромщикам. В бессильной злобе гитлеровские дегенераты, хватающиеся за револьвер при одном лишь упоминания о культуре, — срывают и топчут портреты великого русского писателя, расстреливают эти портреты. Лишь недавно мы узнали. что вслед за разорением толстовской усадьбы в Ясной Поляне и дома-музея Чайковского в Клину фашисты разгромили дом Гончаровых (родителей жены поэта) в Полотняном заводе. Там жил великий русский поэт, там были руками советских людей любовно собраны вещи. хранившие живую память о Пушкине.

Все творчество Пушкина проникнуто чувством национальной гордости и любовью к родине. Русский народ, его славное прошлое, его исторические судьбы прежде всего занимают и волнуют писателя. «Полтава», «Борис Годунов». «Модный всадник», «Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «История Пугачева», «История Петра I»—все они посвящены вопросу о судьбах России, полны веры в свой народ, в его будущность и талантливость.

Еще в лицейские голы Пушкин глубоко пережил всенародный патриотический под’ем отечественной войны 1812 года, навсегда запечатлевшийся в его сознании. На героическую борьбу русского народа за свою независимость Пушкин откликнулся стихотворением «Воспоминания в Царском селе». Скорбными красками рисует здесь поэт картину вражеского нашествия и разорения родной земли:

И быстрым понеслись потоком

Враги на русские поля.

Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,

Дымится кровию земля:

И селы мирные, и грады в мгле пылают,

И небо заревом оделося вокруг,

Леса дремучие бегущих украшают,

И праздный в поле ржавит плуг.

Пушкин говорит здесь о гневе и ненависти народа, охваченного единым патриотическим порывом, поднявшимся на борьбу с врагом, на защиту своей родной земли. Верой в победу, в силы своего народа, в его любовь к родине, в его героизм звучат мужественные стихи Пушкина, обращенные к наглому могущественному врагу:

Страшись, о рать иноплеменных!

России двинулись сыны;

Восстал и стар и млад, летят на дерзновенных,

Сердца их мщеньем зажжены!

Вострепещи, тиран! Уж близок час паденья!

Ты в каждом ратнике узришь богатыря,

Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья...

«Гроза двенадцатого года» неоднократно вспоминается Пушкиным па всем протяжении его творчества. О войне 1812 года напоминает Пушкин в 1831 году, когда вокруг России опять стало смыкаться враждебное кольцо В полных патриотического пафоса стихах «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина» — Пушкин вновь напоминает о могучей силе русского народа, встающего на защиту своей редины:

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая

Не встанет русская земля?

Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди ненужных им гробов.

Родина, ее защита от врагов и поработителей для Пушкина—священны. Оттого с таким горячим сочувствием относится он к национально-освободительному движению в Европе, в частности к борьбе испанского и греческого народов за свою национальную независимость. Борьба греческого народа за свою честь и свободу настолько увлекла Пушкина, что он сам собирался принять в ней участие. Он обращается со словами утешения к гречанке, муж которой геройски погиб в бою за родину:

Гречанка верная! Не плачь—он пел героем

Свинец врага в его вонзился грудь!

Не плачь — не ты ль сама ему пред первым боем

Назначила кровавой чести путь?

...Он в сечу кинулся—и падши совершил

Великое, святое дело.

Этим же патриотическим чувством проникнуты и «Песни западных славян». В них Пушкин показывает героический дух сербского народа, его самоотверженную любовь к родине. Его привлекает в сербских песнях их героический характер, образы смелых патриотов, борющихся с поработителями отечества.

Патриотизм Пушкина ничего общего не имел с казенным, квасным патриотизмом правительственных кругов. Этот показной псевдо-патриотизм Пушкин разоблачает в своей незаконченной повести «Рославлев», являвшейся полемическим отчетом на одноименный роман Загоскина о 1812 годе. Пушкин высмеивает здесь поверхностный патриотизм дворянских верхов, крикливые разговоры завсегдатаев светских гостиных, которые «стали проповедывать народную войну, собираясь на долгих отправиться в саратовские деревни», или, высыпав из табакерки французский табак, стали нюхать русский. Этому поверхностному, фальшивому патриотизму высшего общества Пушкин противопоставляет подлинный патриотизм народа. Героиня его романа при известии о пожаре Москвы говорит: «О, мне можно гордиться именем россиянки! Вселенная изумится великой жертве! Теперь и падение наше мне не страшно, честь наша спасена. Никогда Европа не осмелится уже бороться с народом, который рубит сам себе руки и жжет свою столицу!».

Патриотизм Пушкина народен, он вырастает из любви к отчизне, из веры в русский народ, в его историческое будущее. Это чувство родины, этот патриотический характер творчестве Пушкина сказываются во всем внутреннем строе его произведений, в содержании его поэтических образов. В «Борисе Годунове» поставлена Пушкиным проблема национальной культуры. Обольщающей внешним лоском и изяществом западной, польской культуре здесь противопоставлена национальная русская культура. И если трагедия Бориса в том, что он царь-узурпатор, лишенный доверия народа, то трагедия Дмитрия Самозванца в том, что он чувствует себя изменником родины, ведя против нее иноплеменные войска. Недаром на полную подлинной любви к родине реплику сына Курбского:

Святая Русь, отечество! Я твой!

Чужбины прах с презреньем отряхаю

С моих одежд—пью жадно воздух

Он мне родной!..

Дмитрий с горечью отвечает:

Вы за царя под’яли меч, вы чисты,

Я ж вас веду на братьев: я Литву

Позвал на Русь, я в красную Москву

Кажу врагам заветную дорогу.

Опираясь на иноземцев, Дмитрий действует как изменник родины. В этом внутренняя трагичность его поведения, в этом и причина его падения.

Эта же патриотическая идея раскрывается и в образах «Полтавы». В «Полтаве» Пушкин с гордостью говорит о доблести русского войска, о военном гении Петра, разбившего сильнейшую в то время шведскую армию, но основной мыслью поэмы является вопрос о патриотическом долге, о верности и любви к родине. Мазепа — изменник родины, предавший ее врагу во имя личного честолюбия, линией мести Он «презирает» «свободу», для него «нет отчизны». Полный «коварства» и «холодной дерзости» он становится в конце-концов лишь «злодеем», которого постигает возмездие за измену родине.

Мрачному, трагическому образу Мазепы противопоставлен у Пушкина облик Петра I, отдающего свой гений на преуспеяние родины, являющегося создателем будущего могущества и славы России. Этот образ Петра проходит черев все творчество Пушкина, завершаясь величественным «Медным всадником», гениальной поэмой о судьбах России, проникнутой безграничной любовью к чудесному городу, «Петра творенью».

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия!

Пушкин с глубокой любовью и правдивостью передает в своих произведениях русскую природу, уклад русской жизни, характеры русских людей. В них подлинно-русский дух, в них «Русью пахнет!». Недаром любимая пушкинская героиня Татьяна — «русская душою».

Эту любовь к родной природе, к своему народу, к своей стране пронес Пушкин через всю свою жизнь. Он обращался ко всему богатству и великолепию народного творчества и языка. Воспитанник крестьянки, замечательной русской женщины — Арины Родионовны, — Пушкин создает свои чудесные сказки на основе сокровищ народного фольклора. Его творчество вырастало и кроило в кровной и нерушимой связи с родной почвой, со своим народом. Именно поэтому русская культура столь многим обязана Пушкину, ставшему любимейшим писателем русского народа.

Всем своим творчеством Пушкин провозгласил победу светлого человеческого разума над «тьмою»: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» — Этот призыв звучит со всей своей живительной, победоносной силой и сейчас, когда вся Европа ввергнута гитлеровскими вандалами во тьму средневековья. Но мы знаем, что уже близится тот час, когда кровавый кошмар и тьма фашизма — будут рассеяны и светлое имя поэта с еще большей силой воссияет для всего человечества. С чудовищным, преступным фашизмом, покрывшим трупами и развалинами нашу родную землю, мы боремся за это будущее, за нашу великую национальную культуру, за всех ее гениальных представителей — за Плеханова и Ленина, Глинку и Чайковского. Сеченова и Павлова, Репина п Сурикова, Суворова и Кутузова, Горького, Чехова, Белинского и Чернышевского, Толстого и Пушкина, — за любимую родину, за Сталина!

Источник

Напомним некоторые стихотворения, упомянутые в статье:

Клеветникам России

О чём шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? волнения Литвы?

Оставьте: это спор славян между собою,

Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,

Вопрос, которого не разрешите вы.

Уже давно между собою

Враждуют эти племена;

Не раз клонилась под грозою

То их, то наша сторона.

Кто устоит в неравном споре:

Кичливый лях иль верный росс?

Славянские ль ручьи сольются в русском море?

Оно ль иссякнет? вот вопрос.

Оставьте нас: вы не читали

Сии кровавые скрижали;

Вам непонятна, вам чужда

Сия семейная вражда;

Для вас безмолвны Кремль и Прага;

Бессмысленно прельщает вас

Борьбы отчаянной отвага —

И ненавидите вы нас...

За что ж? ответствуйте: за то ли,

Что на развалинах пылающей Москвы

Мы не признали наглой воли

Того, под кем дрожали вы?

За то ль, что в бездну повалили

Мы тяготеющий над царствами кумир

И нашей кровью искупили

Европы вольность, честь и мир?

Вы грозны на словах — попробуйте на деле!

Иль старый богатырь, покойный на постеле,

Не в силах завинтить свой измаильский штык?

Иль русского царя уже бессильно слово?

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?..

Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди нечуждых им гробов.

1831

Бородинская годовщина

Великий день Бородина

Мы братской тризной поминая,

Твердили: «Шли же племена,

Бедой России угрожая;

Не вся ль Европа тут была?

А чья звезда ее вела!..

Но стали ж мы пятою твёрдой

И грудью приняли напор

Племён, послушных воле гордой,

И равен был неравный спор.

И что ж? свой бедственный побег,

Кичась, они забыли ныне;

Забыли русский штык и снег,

Погребший славу их в пустыне.

Знакомый пир их манит вновь –

Хмельна для них славянов кровь;

Но тяжко будет им похмелье;

Но долог будет сон гостей

На тесном, хладном новоселье,

Под злаком северных полей!

Ступайте ж к нам: вас Русь зовёт!

Но знайте, прошеные гости!

Уж Польша вас не поведёт:

Через её шагнёте кости!...»

Сбылось – и в день Бородина

Вновь наши вторглись знамена

В проломы падшей вновь Варшавы;

И Польша, как бегущий полк,

Во прах бросает стяг кровавый –

И бунт раздавленный умолк.

В боренье падший невредим;

Врагов мы в прахе не топтали;

Мы не напомним ныне им

Того, что старые скрижали

Хранят в преданиях немых;

Мы не сожжём Варшавы их;

Они народной Немезиды

Не узрят гневного лица

И не услышат песнь обиды

От лиры русского певца.

Но вы, мутители палат,

Легкоязычные витии,

Вы, черни бедственный набат,

Клеветники, враги России!

Что взяли вы?.. Ещё ли росс

Больной, расслабленный колосс?

Ещё ли северная слава

Пустая притча, лживый сон?

Скажите: скоро ль нам Варшава

Предпишет гордый свой закон?

Куда отдвинем строй твердынь?

За Буг, до Ворсклы, до Лимана?

За кем останется Волынь?

За кем наследие Богдана?

Признав мятежные права,

От нас отторгнется ль Литва?

Наш Киев дряхлый, златоглавый,

Сей пращур русских городов,

Сроднит ли с буйною Варшавой

Святыню всех своих гробов?

Ваш бурный шум и хриплый крик

Смутили ль русского владыку?

Скажите, кто главой поник?

Кому венец: мечу иль крику?

Сильна ли Русь? Война, и мор,

И бунт, и внешних бурь напор

Её, беснуясь, потрясали –

Смотрите ж: всё стоит она!

А вкруг её волненья пали –

И Польши участь решена...

Победа! сердцу сладкий час!

Россия! встань и возвышайся!

Греми, восторгов общий глас!..

Но тише, тише раздавайся

Вокруг одра, где он лежит,

Могучий мститель злых обид,

Кто покорил вершины Тавра,

Пред кем смирилась Эривань,

Кому суворовского лавра

Венок сплела тройная брань.

Восстав из гроба своего,

Суворов видит плен Варшавы;

Вострепетала тень его

От блеска им начатой славы!

Благословляет он, герой,

Твоё страданье, твой покой,

Твоих сподвижников отвагу,

И весть триумфа твоего,

И с ней летящего за Прагу

Младого внука своего.

1831

Два чувства дивно близки нам —

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

Животворящая святыня!

Земля была б без них мертва,

Как пустыня

И как алтарь без божества.

1830

Воспоминания в Царском Селе

Навис покров угрюмой нощи

На своде дремлющих небес;

В безмолвной тишине почили дол и рощи,

В седом тумане дальний лес;

Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,

Чуть дышит ветерок, уснувший на листах,

И тихая луна, как лебедь величавый,

Плывет в сребристых облаках.

С холмов кремнистых водопады

Стекают бисерной рекой,

Там в тихом озере плескаются наяды

Его ленивою волной;

А там в безмолвии огромные чертоги,

На своды опершись, несутся к облакам.

Не здесь ли мирны дни вели земные боги?

Не се ль Минервы росской храм?

Не се ль Элизиум полнощный,

Прекрасный Царскосельский сад,

Где, льва сразив, почил орел России мощный

На лоне мира и отрад?

Промчались навсегда те времена златые,

Когда под скипетром великия жены

Венчалась славою счастливая Россия,

Цветя под кровом тишины!

Здесь каждый шаг в душе рождает

Воспоминанья прежних лет;

Воззрев вокруг себя, со вздохом росс вещает:

«Исчезло все, великой нет!»

И, в думу углублен, над злачными брегами

Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.

Протекшие лета мелькают пред очами,

И в тихом восхищенье дух.

Он видит: окружен волнами,

Над твердой, мшистою скалой

Вознесся памятник. Ширяяся крылами,

Над ним сидит орел младой.

И цепи тяжкие и стрелы громовые

Вкруг грозного столпа трикратно обвились;

Кругом подножия, шумя, валы седые

В блестящей пене улеглись.

В тени густой угрюмых сосен

Воздвигся памятник простой.

О, сколь он для тебя, кагульский брег, поносен!

И славен родине драгой!

Бессмертны вы вовек, о росски исполины,

В боях воспитанны средь бранных непогод!

О вас, сподвижники, друзья Екатерины,

Пройдет молва из рода в род.

О, громкий век военных споров,

Свидетель славы россиян!

Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,

Потомки грозные славян,

Перуном Зевсовым победу похищали;

Их смелым подвигам страшась, дивился мир;

Державин и Петров героям песнь бряцали

Струнами громозвучных лир.

И ты промчался, незабвенный!

И вскоре новый век узрел

И брани новые, и ужасы военны;

Страдать — есть смертного удел.

Блеснул кровавый меч в неукротимой длани

Коварством, дерзостью венчанного царя;

Восстал вселенной бич — и вскоре новой брани

Зарделась грозная заря.

И быстрым понеслись потоком

Враги на русские поля.

Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,

Дымится кровию земля;

И селы мирные, и грады в мгле пылают,

И небо заревом оделося вокруг,

Леса дремучие бегущих укрывают,

И праздный в поле ржавит плуг.

Идут — их силе нет препоны,

Все рушат, все свергают в прах,

И тени бледные погибших чад Беллоны,

В воздушных съединясь полках,

В могилу мрачную нисходят непрестанно

Иль бродят по лесам в безмолвии ночи…

Но клики раздались!.. идут в дали туманной! —

Звучат кольчуги и мечи!..

Страшись, о рать иноплеменных!

России двинулись сыны;

Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных,

Сердца их мщеньем зажжены.

Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!

Ты в каждом ратнике узришь богатыря,

Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья

За Русь, за святость алтаря.

Ретивы кони бранью пышут,

Усеян ратниками дол,

За строем строй течет, все местью, славой дышат,

Восторг во грудь их перешел.

Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,

И се — пылает брань; на холмах гром гремит,

В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,

И брызжет кровь на щит.

Сразились. Русский — победитель!

И вспять бежит надменный галл;

Но сильного в боях небесный вседержитель

Лучом последним увенчал,

Не здесь его сразил воитель поседелый;

О бородинские кровавые поля!

Не вы неистовству и гордости пределы!

Увы! на башнях галл кремля!

Края Москвы, края родные,

Где на заре цветущих лет

Часы беспечности я тратил золотые,

Не зная горести и бед,

И вы их видели, врагов моей отчизны!

И вас багрила кровь и пламень пожирал!

И в жертву не принес я мщенья вам и жизни;

Вотще лишь гневом дух пылал!..

Где ты, краса Москвы стоглавой,

Родимой прелесть стороны?

Где прежде взору град являлся величавый,

Развалины теперь одни;

Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!

Исчезли здания вельможей и царей,

Все пламень истребил. Венцы затмились башен,

Чертоги пали богачей.

И там, где роскошь обитала

В сенистых рощах и садах,

Где мирт благоухал и липа трепетала,

Там ныне угли, пепел, прах.

В часы безмолвные прекрасной, летней ночи

Веселье шумное туда не полетит,

Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи:

Все мертво, все молчит.

Утешься, мать градов России,

Воззри на гибель пришлеца.

Отяготела днесь на их надменны выи

Десница мстящая творца.

Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,

Их кровь не престает в снегах реками течь;

Бегут — и в тьме ночной их глад и смерть сретают,

А с тыла гонит русский меч.

О вы, которых трепетали

Европы сильны племена,

О галлы хищные! и вы в могилы пали.

О страх! о грозны времена!

Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны,

Презревший правды глас, и веру, и закон,

В гордыне возмечтав мечом низвергнуть троны?

Исчез, как утром страшный сон!

В Париже росс! — где факел мщенья?

Поникни, Галлия, главой.

Но что я вижу? Росс с улыбкой примиренья

Грядет с оливою златой.

Еще военный гром грохочет в отдаленье,

Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,

А он — несет врагу не гибель, но спасенье

И благотворный мир земле.

О скальд России вдохновенный,

Воспевший ратных грозный строй,

В кругу товарищей, с душой воспламененной,

Греми на арфе золотой!

Да снова стройный глас героям в честь прольется,

И струны гордые посыплют огнь в сердца,

И ратник молодой вскипит и содрогнется

При звуках бранного певца.

1814

И несколько высказываний Пушкина-патриота:

«… клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал».

«Ныне, когда справедливое негодование и старая народная вражда, долго растравляемая завистию, соединила всех нас против польских мятежников, озлобленная Европа нападает покамест на Россию, не оружием, но ежедневной, бешеной клеветою. Конституционные правительства хотят мира, а молодые поколения, волнуемые журналами, требуют войны… Пускай позволят нам, русским писателям, отражать бесстыдные и невежественные нападения иностранных газет… Правительству легко будет извлечь из них всевозможную пользу, когда Бог даст мир и государю досуг будет заняться устройством успокоенного государства, ибо Россия крепко надеется на царя; и истинные друзья Отечества желают ему царствования долголетнего».

«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие».

«Заметьте, что неуважение к предкам есть первый признак дикости и безнравственности».

«Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим. И у нас иной потомок Рюрика более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, т.е. историей отечества».

«Долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-католического мира. Великая эпоха Возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отразилось в краях оцепененного севера... России определено было высокое предназначение...

Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на свои степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией, а не Польшею, как еще недавно утверждали европейские журналы.

Но Европа в отношении к России всегда была столь невежественна, как и неблагодарна…»

«Нет сомнения, что Схизма отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех».