Солдатские матери: 140 стихотворений и песни

Ф. Ассоров, Мать. Триптих, 1975 г

В День Матери предлагаем подборку стихов и песен о солдатских матерях.

 

Поклонимся солдатским матерям

Поклонимся солдатским матерям, —

Прислушайтесь, как долгими ночами

Они как бы с живыми говорят

С погибшими своими сыновьями.

 

Поклонимся солдатским матерям —

Их скорби, их душе, рукам усталым,

Поклонимся солдатским матерям, —

Их на земле уже осталось мало…

Поклонимся солдатским матерям:

Какой нечеловеческою мукой

Оплачена их долгая разлука,

Оплакана тоска по сыновьям.

 

Но подняла б война свой тяжкий меч

И гарь пожарищ опалила дали —

Они бы снова сыновей послали

На правый бой: Отечество сберечь.

 

Поклонимся солдатским матерям!

В. Саакова

 

* * *

В полыхающем кратере

Всенародной войны

Были, кроткие матери,

Вы сильны и грозны.

 

Шли вы в пущи, в землянки,

Шли навстречу боям,

Чтоб солдатские лямки

Облегчить сыновьям.

 

Вам бы вечером, матери,

Всю семью накормив,

Красным шёлком на скатерти

Шить весёлый мотив.

 

Вам бы — мужними жёнами,

Вам качать бы внучат,

Но Хатыни* сожжённые

Пеплом в сердце стучат.

 

И вставляли вы в ленты

За патроном патрон.

Вашей кровью в легенды

Каждый шаг обагрён.

 

Мы согнули все беды,

Не сплошали ничуть,

Потому что к Победе

Освятили вы путь.

Б. Спринчан

 

Матери России

Стоят, седые, у околиц,

Большие руки опустили…

Стоят, как будто успокоясь,

Но их покорность — не бессилье.

 

Землёй покрыты эти руки,

Набухли кровью эти жилы…

Уже те матери — старухи,

И всё же верят: дети живы.

 

Они той верою спасались,

Когда кончалась корка хлеба,

Когда в плуги они впрягались,

Когда обрушивалось небо.

 

И ты ждала меня, родная,

На свете жившая так мало.

И даже после смерти, знаю,

Ты ждать меня не перестала.

А. Леонтьев

 

Солдатская мать

Она поседела в разлуке

За годы великой войны.

Её терпеливые руки

Огнём и трудом крещены.

 

В те годы пришлось ей несладко:

Ушла вся семья воевать,

А дома она —

И солдатка,

И наша солдатская мать.

 

Но беды она выносила,

Не хмуря высоких бровей.

Пахала она и косила

За мужа,

За старшего сына,

За младших своих сыновей.

 

И верил я снова и снова,

Что в каждом конверте найду

Её материнское слово,

Её сокровенное:

«Жду!»

 

Я знал в эти годы крутые,

Что каждую строчку письма

С ней вместе писала Россия,

Россия,

Россия сама!

Н. Старшинов

 

Молитва матери

На краю деревни старая избушка,

Там перед иконой молится старушка.

 

Молится старушка, сына поминает,

Сын в краю далеком родину спасает.

 

Молится старушка, утирает слезы,

А в глазах усталых расцветают грезы.

 

Видит она поле, это поле боя,

Сына видит в поле — павшего героя.

 

На груди широкой запеклася рана,

Сжали руки знамя вражеского стана.

 

И от счастья с горем вся она застыла,

Голову седую на руки склонила.

 

И закрыли брови редкие сединки,

А из глаз, как бисер, сыплются слезинки.

С. Есенин (1914 год)

 

Ей приснилось, что она — Россия

Пуля, жизнь скосившая сыновью,

Жгучей болью захлестнула мать.

Некого с надеждой и любовью

Ей теперь под кров свой ожидать!

 

От глухих рыданий обессиля,

Задремала. И приснилось ей,

Будто бы она — сама Россия,

Мать ста миллионов сыновей.

 

Будто в поле, вихрем опалённом,

Где последний догорает бой,

Кличет, называя поимённо,

Сыновей, что не придут домой.

 

Беззаветно храбрых и красивых,

Жизнь отдавших, чтоб жила она…

Никогда их не забыть России,

Как морей не вычерпать до дна…

 

Свет дымится; он пропитан кровью.

Меж убитых тихо мать идёт

И с суровой терпеливой скорбью

В изголовье Вечность им кладёт.

 

А в душе не иссякает сила.

И лежит грядущее пред ней,

Потому что ведь она — Россия,

Мать ста миллионов сыновей!

Л. Татьяничева

 

Звезда Надежды

                   Здравствуй, мама!

                   Возвратились мы не все…

                   В. Харитонов. День Победы

 

За то, что нас ждали

тревожно и нежно

и даже без вести сгинувших ждали,

Большую Звезду «Материнской Надежды»

мы мамам своим учредить запоздали.

 

Война не дарила с сынами свиданий.

Но мамы дышали своим ожиданьем…

Сын поздно догадлив,

до горечи поздно.

А мамы — как в небе угасшие звезды.

 

Полмира сынами в огне было пройдено.

Но мамы…

Как прежде, всё ждали и ждали.

А мы позабыли представить их к ордену

за блеском своих орденов и медалей.

 

Виновным себя не считая нисколечко,

домой воротился я к маме на Охту,

не догадавшись свинтить хоть бы блесточку

с пробитого кителя

маме на кофту.

 

…Победа сверкала брильянтными гроздьями.

Салют полыхал над полками Парада.

А мамы?

Сияли сыновьими звездами:

сын жив и с Победой!

Где выше награда?!

Теперь мы руками разводим в бессилье:

ведь мамы в межзвездном мерцают безбрежье…

 

И как получилось,

что не учредили мы

Большую Звезду «Материнской Надежды»?

П. Булушев

 

Мамы идут на прорыв

Всё начальство наше в изумленье:

на рассвете к нам из тыла, у высотки,

просочились через оцепленье

чуть не в боевое охраненье

две каких-то оголтелых тётки.

 

Сам комбат (он спал) полураздетый

расшумелся:

— Жизней вам не жалко?!

Здесь у нас танкоопасный сектор.

И вообще в трехстах шагах нейтралка!

 

Но бессильны все его резоны.

Дело в том, что тут у нас в разведке

с дней формированья батальона

служат сыновья их, однолетки.

 

А с войны какие увольненья?

Вот к ним гостьи и явились сами.

— Так что окажите уваженье,

не задерживайте нас.

Мы — мамы!

 

Пробивной пароль у этих женщин.

Тут комбату и ответить нечем.

(Даже старший лейтенант из «Смерша»

строгость напускает... безуспешно).

 

И сквозь оборону спозаранку

мамы прорываются упрямо...

Можно задержать лавину танков,

но попробуйте остановите маму!

П. Булушев

 

Материнские слёзы

Как подули железные ветры Берлина,

Как вскипели над Русью военные грозы!

Провожала московская женщина сына...

Материнские слёзы, Материнские слёзы!

 

Сорок первый — кровавое знойное лето.

Сорок третий — атаки в снегах и морозы.

Письмецо долгожданное из лазарета...

Материнские слёзы, Материнские слёзы!

 

Сорок пятый — за Вислой идет сраженье,

Землю прусскую русские рвут бомбовозы.

А в России не гаснет свеча ожиданья...

Материнские слёзы, Материнские слёзы!

 

Пятый снег закружился, завьюжил дорогу

Над костями врага у можайской берёзы.

Сын седой возвратился к родному порогу...

Материнские слёзы, Материнские слёзы!

А. Недогонов

 

Мама

В проломах стен гудит и пляшет пламя,

идет война родимой стороной…

Безмолвная, бессонная, как память,

старушка мать склонилась надо мной.

 

Горячий пепел жжет ее седины,

но что огонь, коль сын в глухом бреду?

Так повелось, что мать приходит к сыну

сквозь горький дым, несчастья и беду.

 

А сыновья идут вперед упрямо,

родной земле, как матери, верны…

Вот потому простое слово «мама»,

прощаясь с жизнью, повторяем мы.

В. Жуков

 

Мать

Жен вспоминали на привале,

Друзей — в бою. И только мать

Не то и вправду забывали,

Не то стеснялись вспоминать,

 

Но было, что пред смертью самой

Видавший не один поход

Седой рубака крикнет: «Мама!»

…И под копыта упадет.

М. Максимов

 

Мать

Вот участь! Вымолить, родить,

Взлелеять, выкормить собою —

И этим сыном оградить

Страну родную от разбоя.

 

Да! И родить, и оградить,

И встать к победному застолью!

И целый век потом ходить

С одной невыплаканной болью.

В. Коржиков

 

* * *

Все любили мы в детстве,

Забегая в свой дом,

Мать обнять и погреться

У неё под крылом.

А когда было больно,

А ведь было не раз,

«Мама» — с плачем невольно

Вырывалось у нас.

 

А сейчас дым и копоть.

Словно мир весь в кострах.

Бьют по нашим окопам

Миномёты с утра.

Но, как в детстве когда-то,

«Мама» — крик из огня,

Крик предсмертный солдата

Долетел до меня.

В. Крутецкий

 

* * *

Вот опять ты мне вспомнилась, мама,

и глаза твои, полные слёз,

и знакомая с детства панама

на венке поредевших волос.

 

Оттеняет терпенье и ласку

потемневшая в битвах Москвы

материнского воинства каска —

украшенье седой головы.

 

Все стволы, что по русским стреляли,

все осколки чужих батарей

неизменно в тебя попадали,

застревали в одежде твоей.

 

Ты заштопала их, моя мама,

но они все равно мне видны,

эти грубые длинные шрамы —

беспощадные метки войны…

 

Дай же, милая, я поцелую,

от волненья дыша горячо,

эту бедную прядку седую

и задетое пулей плечо.

 

В дни, когда из окошек вагонных

мы глотали движения дым

и считали свои перегоны

по дорогам к окопам своим,

 

Как скульптуры из ветра и стали,

на откосах железных путей

днем и ночью бессменно стояли

батальоны седых матерей.

 

Я не знаю, отличья какие,

не умею я вас разделять:

ты одна у меня, как Россия,

милосердная русская мать.

 

Это слово протяжно и кратко

произносят на весях родных

и младенцы в некрепких кроватках

и солдаты в могилах своих.

 

Больше нет и не надо разлуки,

и держу я в ладони своей

эти милые трудные руки,

словно руки России моей.

Я. Смеляков

 

Моей маме

Пускай ты не сражалась на войне,

Но я могу сказать без колебанья:

Что кровь детей, пролитая в огне,

Родителям с сынами наравне

Дает навеки воинское званье!

 

Ведь нам, в ту пору молодым бойцам,

Быть может, даже до конца не снилось,

Как трудно было из-за нас отцам

И что в сердцах у матерей творилось.

 

И лишь теперь, мне кажется, родная,

Когда мой сын по возрасту — солдат,

Я, как и ты десятки лет назад,

Все обостренным сердцем принимаю.

 

И хоть сегодня ни одно окно

От дьявольских разрывов не трясется,

Но за детей тревога все равно

Во все века, наверно, остается.

 

И скажем прямо (для чего лукавить?!),

Что в бедах и лишеньях грозовых,

Стократ нам легче было бы за них

Под все невзгоды головы подставить!

 

Да только ни в труде, ни на войне

Сыны в перестраховке не нуждались.

Когда б орлят носили на спине,

Они бы в кур, наверно, превращались!

 

И я за то тебя благодарю,

Что ты меня сгибаться не учила,

Что с детских лет не тлею, а горю,

И что тогда, в нелегкую зарю,

Сама в поход меня благословила.

 

И долго-долго средь сплошного грома

Все виделось мне в дальнем далеке,

Как ты платком мне машешь у райкома,

До боли вдруг ссутулившись знакомо

С забытыми гвоздиками в руке.

 

Да, лишь когда я сам уже отец,

Я до конца, наверно, понимаю

Тот героизм родительских сердец,

Когда они под бури и свинец

Своих детей в дорогу провожают.

 

Но ты поверь, что в час беды и грома

Я сына у дверей не удержу,

Я сам его с рассветом до райкома,

Как ты меня когда-то, провожу.

 

И знаю я: ни тяготы, ни войны

Не запугают парня моего.

Ему ты верь и будь всегда спокойна:

Все, что светло горело в нас — достойно

Когда-то вспыхнет в сердце у него!

 

И пусть судьба, как лист календаря,

У каждого когда-то обрывается.

Дожди бывают на земле не зря:

Пылает зелень, буйствуют моря,

И жизнь, как песня, вечно продолжается!

Э. Асадов

 

Письмо с фронта

Мама! Тебе эти строки пишу я,

Тебе посылаю сыновний привет,

Тебя вспоминаю, такую родную,

Такую хорошую — слов даже нет!

 

Читаешь письмо ты, а видишь мальчишку,

Немного лентяя и вечно не в срок

Бегущего утром с портфелем под мышкой,

Свистя беззаботно, на первый урок.

 

Грустила ты, если мне физик, бывало,

Суровою двойкой дневник «украшал»,

Гордилась, когда я под сводами зала

Стихи свои с жаром ребятам читал.

 

Мы были беспечными, глупыми были,

Мы все, что имели, не очень ценили,

А поняли, может, лишь тут, на войне:

Приятели, книжки, московские споры —

Все — сказка, все в дымке, как снежные горы…

Пусть так, возвратимся — оценим вдвойне!

 

Сейчас передышка. Сойдясь у опушки,

Застыли орудья, как стадо слонов,

И где-то по-мирному в гуще лесов,

Как в детстве, мне слышится голос кукушки…

 

За жизнь, за тебя, за родные края

Иду я навстречу свинцовому ветру.

И пусть между нами сейчас километры —

Ты здесь, ты со мною, родная моя!

 

В холодной ночи, под неласковым небом,

Склонившись, мне тихую песню поешь

И вместе со мною к далеким победам

Солдатской дорогой незримо идешь.

 

И чем бы в пути мне война ни грозила,

Ты знай, я не сдамся, покуда дышу!

Я знаю, что ты меня благословила,

И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!

Э. Асадов

 

Солдатской матери

Евдокии Григорьевне, моей матери

 

Нет, не вернется мой брат с войны.

Что нашей матери в горе поможет?

Может, слова совсем не нужны,

Просто поплакать лучше, быть может?

 

Дружен, широк был семейный стол,

Правильной жизнью жили ребята.

Мама! Ты знаешь, за что он шел

И почему стал храбрым солдатом.

 

Матерью Родину звал свою,

Имя твое в огне окрыляло,

А пощади мы себя в бою,

Что бы с Отечеством нашим стало!

 

Легкого счастья на свете нет,

Все окупается потом, кровью.

Пусть в твоем сердце не гаснет свет,

Не оскудеет душа любовью.

 

Имя тебе — солдатская мать.

Слезы и боль с тобой разделяя,

Знаю, как трудно сына не ждать,

Верю и в силу твою, родная.

 

Перед бедой не согнем спины.

Вспять не пойдут широкие реки.

Русская ты, и твои сыны

Крепостью Родины будут вовеки.

А. Яшин

 

Мать

Без вести пропал солдат. И ждать

Перестали родичи солдата.

«За ненахожденьем адресата»

Письма возвращались.

Только мать

Не хотела ничего понять:

«Почта, надо думать, виновата!»

 

К избачу ходила и к врачу, —

Не сгибали старость и усталость, —

У судьи была:

— Черкни хоть малость,

Я тебе посильно заплачу.

Только так пиши и, как я хочу, —

К сыну шло бы, а не возвращалось.

 

В Прагу пишет, в Бухарест, в Белград.

«Не таков мой сын, чтоб затеряться.

Жив ли, нет ли — должен отыскаться...»

Но опять: «Не найден адресат!»

Доплатными шлет — идут назад...

Немцу лучше с нею не встречаться.

 

На работе мать — до темноты.

Ночью тоже не сидится дома.

Забредет к секретарю райкома:

— Напиши теперь, родимый, ты!

 

Пишет, пишет, пишет письма мать

И до смерти будет сына ждать.

А. Яшин

 

Мама

Я маму не целовал давно.

Маленьким был — целовал, душил,

с улицы жаловаться спешил,

потом торопливо мужать решил.

 

Думал: «Мужество! Вот оно!»

Думал: «Мужество — это вот —

прийти домой и сказать:

«Пока! Я на войну!..»

Улыбнуться слегка

и повернуться спиной к слезам,

к зовам маминым, на вокзал!..»

 

Женщина вырастила меня.

Морщины уже на лицо легли.

Губы сомкнуты. Отцвели.

Нет в глазах моего огня.

 

Вот фотокарточка.

Изо дня в день

я думаю о тебе —

моей колыбели,

моей судьбе —

женщине, вырастившей меня.

 

Я маму не целовал давно…

Только бы мне возвратиться лишь!..

Мама, если меня простишь

сердцем маминым,

решено:

я расцелую тебя одну,

сердце послушаю,

обниму,

слезы вытру,

в лицо взгляну…

Перед тем, как уйти на войну.

М. Луконин

 

Мать и сын

Сын ушел со школьной парты

За Отчизну воевать,

И четыре долгих года

Не видала сына мать.

 

Он казался ей таким же,

Как он был в прощальный час, —

Бойким школьником, мальчишкой,

Что ходил в десятый класс.

 

Мать писала: «Днем и ночью

Сердцем я с тобой, мой сын;

Береги себя, мой мальчик, —

У меня ведь ты один!»

 

Приходили письма с фронта:

«Награжден… Громим врагов…

Не грусти, моя родная,

Все в порядке! Жив! Здоров!»

 

Выли зимние метели,

Весны радугой цвели,

Самолетом дни летели,

Быстрым шагом годы шли…

 

Мать недаром целый месяц

Сына видела во сне:

Он с победой на побывку

К ней приехал по весне.

 

Вот стоит он, возмужалый,

Бравый офицер-герой;

Мать и плачет и смеется:

— Ты ли это, мальчик мой?

 

Ты теперь похож на папу,

Только выше и сильней… —

И, как прежде, сын с любовью

На плечо склонился к ней.

 

 — Не один я, мама, вырос, —

Повзрослела вся страна;

В стуже, в зное и в сраженьях

Закалила нас война.

 

Мы врагов любых и всяких

Научились крепко бить

И еще сильней, чем прежде,

Матерей своих любить.

 

Мать на сына поглядела:

«Да, с таким не пропадешь!

Вот она, надежда наша,

Наша гордость — молодежь!»

В. Лебедев-Кумач

 

Письмо от матери

Бойцу от матери пришло

Письмо издалека,

И сразу сделалось тепло

На сердце моряка.

 

Покрыла маленький листок

Каракулями мать,

Но лучше этих крупных строк

На свете не сыскать.

 

«Смотри, сынок, не простудись

И ног не отморозь,

А то морозы начались

И холодно небось.

 

Хоть ты герой, в отца ты весь,

А все ж, сынок, смотри:

Без толку, зря в огонь не лезь, —

Ты хитростью бери.

 

Мой кашель перестал давно,

И бок не стал колоть.

Не веришь ты, — ну все равно,

Храни тебя господь».

 

Никто не может так писать —

Ни сестры, ни жена,

Никто не любит нас, как мать, —

Ведь мать у нас одна!..

В. Лебедев-Кумач

 

Письмо на фронт

Сынок родной!

По радио узнали,

Что ты здоров и крепко бьешь врагов.

Соседи заходили, поздравляли,

Все говорят: — Ванюшка-то каков!

 

Вот это, говорят, действительно геройство:

Трех гадов заколоть, а двух живьем поймать!

А мне, признаться, только беспокойство,

Да что поделаешь: на то ведь я и мать.

 

Все думаю и сердцем все болею

По материнской слабости своей…

Ты береги себя, но бей злодея!

Как мать прошу: врага покрепче бей!

 

Отец, как все. Вчера пришел с работы,

Прочел газету, стукнул кулаком.

— Эх, говорит, и мне на фронт охота.

Пойти бы тоже следом за сынком.

 

Я, говорит, на немца зуб имею.

За две войны немало их побил.

А бить по ним я и в очко сумею,

Я трехлинейную еще не позабыл!..

 

Вчера у нас Катюша ночевала.

Хлеб убирают. Скоро молотьба.

Такой пшеницы — сроду не бывало!

Богатые, хорошие хлеба.

 

Катюша-то в колхозе заправилой —

Степан Петров ушел служить на флот.

Она его в бригаде заменила,

Командует теперь на полный ход.

 

— Мы, говорит, такие строим планы:

Сдать государству урожай сполна

И если что… всем вместе в партизаны, —

Бить Гитлера. Пусть сдохнет, сатана!..

 

Марусю не узнать. Шинель надела

И санитаркой в госпиталь пошла.

А я не против, раз такое дело —

Сестрой и я в гражданскую была.

 

Белье стирала, раны бинтовала.

Кладу повязку, а сама в слезах.

Дежурила, ночей недосыпала,

И оживали люди на глазах.

 

Сынок родной! За Родину сражайся!

Не трусь в бою! Не забывай писать!

И поскорей с победой возвращайся!

От всех привет.

Целую крепко.

Мать.

С. Михалков

 

Письмо с фронта

Родная мать!

Твое письмо простое

Мне принесли вчера, но лишь сейчас

На берегу речушки, после боя,

Его прочесть сумел я в первый раз.

 

И я тобой горжусь, моя родная,

Твой гнев к врагам мне хорошо знаком.

Вы там — в тылу, а я на фронте знаю,

За что дерусь гранатой и штыком.

 

В полях колхозных золотому житу

Под сапоги фашистские не лечь.

Сожжем зерно! Но не дадим бандиту

Из нашей ржи хлебов себе напечь.

 

Ты обо мне по радио слыхала

И думала: храбрец — Ванюшка твой.

А ведь таких, как я, у нас немало.

Здесь что ни час, то подвиг боевой.

 

И нету в том особого геройства,

Что сделал я, ведя свой первый бой.

Здесь все бойцы одно имеют свойство:

И побеждать, и жертвовать собой.

 

Наш командир — любимец нашей роты,

Наш политрук от нас неотделим.

Во всех делах видна его забота,

В огонь и в воду мы пойдем за ним!

 

И обо мне, прошу тебя, мамаша,

Ты не болей ни сердцем, ни душой.

Вернусь домой в семью большую нашу —

На весь колхоз закатим пир горой.

 

Приеду я с ребятами своими,

Прошедшими сквозь дым и шквал огня,

Ты познакомишься с орлами боевыми

И ты их примешь так же, как меня.

 

Спасибо за письмо, за нежность и за ласку.

Послание свое заканчивать спешу.

Идет обстрел. Надеть придется каску,

А я на ней ответ тебе пишу.

 

Не знаю срока, скоро ли приеду,

Но день придет, мы разобьем врагов!

И с фронта к вам я привезу победу.

Привет родным.

Ваш сын Иван Рябков.

С. Михалков

 

Мать солдатская (Поэма)

По большаку, правее полустанка,

Идти пять верст — деревня Хуторянка.

Спервоначалу были хутора,

Да разрослись. И стали год за годом

Дружнее жить, богаче быть народом —

Деревней стали. Сорок два двора.

 

Вокруг луга — есть чем кормить скотину,

Густы леса — орешник да малина.

Всего хватает: и грибов, и дров.

Сойдешь под горку, тут тебе речушка,

А там, глядишь, другая деревушка,

Но в той уже поменее дворов…

 

Живет народ, других не обижая,

От урожая и до урожая,

От снега до засушливой поры.

И у соседей хлебушка не просит.

И в пору сеет. В пору сенокосит.

Коней кует. И точит топоры.

 

И землю под озимые боронит,

Гуляет свадьбы, стариков хоронит

И песни молодежные поет,

Читает вслух газетные страницы…

За тридевять земель Москва — столица,

И дальний поезд до нее везет…

 

В родной деревне, третья хата с краю,

Другой судьбы себе не выбирая,

Полвека честной жизни прожила

Хохлова Груша. В тихой Хуторянке

Прошла в труде крестьянском жизнь крестьянки,

И не приметишь, как она прошла.

 

Здесь в девках бегала, здесь в хороводах пела,

Здесь на гулянках парня присмотрела,

Вошла к нему хозяйкой в бедный дом.

Здесь называлась Грушею-солдаткой,

Здесь тосковала, плакала украдкой,

Здесь вынянчила четверых с трудом.

 

Она порой сама недоедала,

Чтоб только детям досыта хватало,

Чтоб сытыми вставали от стола.

Она с утра к соседям уходила,

Белье стирала и полы скоблила —

В чужих домах поденщину брала.

 

Она порой сама недосыпала,

Ложилась поздно и чуть свет вставала,

Чтоб только четверым хватало сна.

И выросли хорошие ребята,

И стала им тесна родная хата,

И узок двор, и улица тесна.

 

Последнего она благословила,

Домой пришла, на скобку дверь закрыла,

Не раздеваясь, села в уголок.

Стучали к ней — она не открывала,

До поздней ночи молча горевала —

Все плакала, прижав к лицу платок.

 

Она с людьми тоской не поделилась.

Никто не видел, как она молилась

За четверых крестьянских сыновей,

Которых не вернуть теперь до дому,

Которым жить на свете по-иному —

Не в Хуторянке, а в России всей…

 

…Она хранила у себя в комоде

Из Ленинграда письма от Володи,

Из Сталинграда письма от Ильи,

Одесские открытки от Андрея

И весточки от Гриши с батареи

Из Севастополя. От всей семьи.

 

В июньский полдень, в тесном сельсовете,

По радио — еще не по газете, —

Когда она услышала: «Война»! —

Как будто бы по сердцу полоснули,

Как села, так и замерла на стуле, —

О сыновьях подумала она.

 

Пришла домой. Тиха пустая хата.

Наседка квохчет, просят есть цыплята,

Стучит в стекло — не вырвется — пчела.

Четыре мальчика! Четыре сына!

И в этот день еще одна морщина

У добрых материнских глаз легла.

 

…Косили хлеб. Она снопы вязала

Без устали. Ей все казалось мало!

Быстрее надо! Жаль, не те года!

И солнце жгло, и спину ей ломило,

И мать-крестьянка людям говорила:

«Там — сыновья. И хлеб идет туда».

 

А сыновья писали реже, реже,

Но штемпеля на письмах были те же:

Одесса, Севастополь, Сталинград

И Ленинград, где старший сын Володя,

Работая на Кировском заводе,

Варил ежи для нарвских баррикад.

 

Когда подолгу почты не бывало,

Мать старые конверты доставала,

Читала письма, и мечталось ей:

Нет на земле честнее и храбрее,

Нет на земле сильнее и добрее

Взращенных ею молодых парней.

 

Тревожные в газетах сводки были,

И люди об Одессе говорили,

Как говорят о самом дорогом.

Старушка мать — она за всем следила —

Шептала ночью: «Где же наша сила,

Чтоб мы могли расправиться с врагом?»

 

О, как она бессонными ночами

Хотела повидаться с сыновьями,

Пусть хоть разок, пусть, провожая в бой,

Сказать бойцу напутственное слово.

Она ведь ко всему теперь готова —

К любой беде и горести любой.

 

Но не могло ее воображенье

Представить город в грозном окруженье,

Фашистских танков черные ряды,

К чужой броне в крови прилипший колос,

Не слышала она Андрея голос:

«Я ранен… мама… пить… воды… воды».

 

Пришел конверт. Еще не открывала,

А сердце матери уже как будто знало…

В углу листка — армейская печать…

Настанет день, Одесса будет наша,

Но прежних строчек:

«Добрый день, мамаша!» —

Ей никогда уже не получать…

 

…Глаза устали плакать — стали суше,

Со временем тоска и горе глуше.

Дров запасла — настали холода.

Шаль распустила — варежки связала.

Потом вторые, третьи… Мало, мало!

Побольше бы! Они нужны — туда!

 

Все не было письма из Ленинграда.

И вдруг она услышала: «Блокада».

Тревожно побежала в сельсовет,

Секретаря знакомого спросила.

Тот пояснил… Опять душа заныла,

Что от Володи писем нет и нет.

 

Пекла ли хлеб, варила ли картошку,

Все думала: «Послать бы хоть немножко,

За тыщу верст сама бы понесла!»

И стыли щи, не тронутые за день.

Вся в думах о голодном Ленинграде,

Старуха мать обедать не могла.

 

Она была и днем и ночью с теми,

Кто день и ночь, всегда, в любое время

Работал, защищая Ленинград,

И выполнял военные заданья

Ценой бессонницы, недоеданья —

Любой ценой, как люди говорят…

 

…Опять скворцы в скоречни прилетели,

И ожил лес под солнышком апреля,

И зашумели вербы у реки…

Из Севастополя прислал письмо Григорий:

«Воюем, мать, на суше — не на море.

Вот как у нас дерутся моряки!»

 

Она письмо от строчки и до строчки

Пять раз прочла, потом к соседской дочке

Зашла и попросила почитать.

Хоть сотню раз могла она прослушать,

Что пишет сын про море, и про сушу,

И про свое уменье воевать.

 

И вдруг за ней пришли из сельсовета.

В руках у председателя газета:

— Смотри-ка, мать, на снимок. Узнаешь? —

Взглянула только: «Сердце, бейся тише!

Он! Родненький! Недаром снился! Гриша!

Ну до чего стал на отца похож!»

 

Собрали митинг. Вызвали на сцену

Героя мать Хохлову Аграфену.

Она к столу сторонкой подошла

И наклонилась. А когда сказали,

Что Гришеньке Звезду Героя дали, —

Заплакала. Что мать сказать могла?..

 

…Шла с ведрами однажды от колодца,

Подходит к дому — видит краснофлотца.

Дух захватило: Гриша у крыльца!

Подходит ближе, видит: нет, не Гриша —

В плечах поуже, ростом чуть повыше

И рыженький, веснушчатый с лица.

 

— Вы будете Хохлова Аграфена? —

И трубочку похлопал о колено.

— Я самая! Входи, сынок, сюда! —

Помог в сенях поднять на лавку ведра,

Сам смотрит так улыбчиво и бодро —

Так к матери не входят, коль беда.

 

А мать стоит, глядит на краснофлотца,

Самой спросить — язык не повернется,

Зачем и с чем заехал к ней моряк.

Сел краснофлотец: — Стало быть, мамаша,

Здесь ваша жизнь и все хозяйство ваше!

Как управляетесь одна? Живете как?

 

Мне командир такое дал заданье:

Заехать к вам и оказать вниманье,

А если что — помочь без лишних слов.

— Ты не томи, сынок! Откуда, милый?

И кто послал-то, господи помилуй?

— Герой Союза старшина Хохлов!

 

Как вымолвил, так с плеч гора свалилась

Поправила платок, засуетилась:

— Такой-то гость! Да что же я сижу?

Вот горе-то! Живем не так богато —

В деревне нынче с водкой плоховато,

Чем угостить, ума не приложу!

 

Пьет краснофлотец чай за чашкой чашку,

Распарился, хоть впору снять тельняшку,

И, вспоминая жаркие деньки,

Рассказывает складно и толково.

И мать в рассказ свое вставляет слово:

— Вот как у нас дерутся моряки!

 

— Нас никакая сила не сломила.

Не описать, как людям трудно было,

А все дрались — посмотрим, кто — кого!

К самим себе не знали мы пощады,

И Севастополь был таким, как надо.

Пришел приказ — оставили его…

 

— А Гриша где? — Теперь под Сталинградом.

В морской пехоте. — Значит, с братом рядом?

Там у меня еще сынок, Илья.

Тот в летчиках, он у меня крылатый.

Один — рабочий, три ушли в солдаты. —

Моряк в ответ: — Нормальная семья!

 

Она его накрыла одеялом,

Она ему тельняшку постирала,

Она ему лепешек напекла,

Крючок ослабший намертво пришила,

И за ворота утром проводила,

И у ворот, как сына, обняла…

 

…В правлении колхоза на рассвете

Толпились люди. Маленькие дети

У матерей кричали на руках.

Ребята, что постарше, не шумели,

Держась поближе к матерям, сидели

На сундучках, узлах и узелках…

 

Они доехали. А многие убиты —

По беженцам стреляли «мессершмитты»,

И «юнкерсы» бомбили поезда.

Они в пути тяжелом были долго,

За их спиной еще горела Волга,

Не знавшая такого никогда.

 

Теперь они в чужом селе, без крова.

Им нужен кров и ласковое слово.

И мать солдатская решила: «Я — одна…

Есть у меня картошка, есть и хата,

Возьму семью, где малые ребята.

У нас у всех одна беда — война».

 

Ту поднялась одна из многих женщин

С тремя детьми — один другого меньше,

Три мальчика. Один еще грудной.

— Как звать сынка-то? — Как отца, Анисим.

Сам на войне, да нет полгода писем…

— Ну, забирай узлы, пойдем со мной!

 

И стали жить. И снова, как бывало,

Она пеленки детские стирала,

Опять повисла люлька на крюке…

Все это прожито, все в этой хате было,

Вот так она ребят своих растила,

Тоскуя о солдате мужике.

 

В большой России, в маленьком селенье,

За сотни верст от фронта, в отдаленье,

Но ближе многих, может быть, к войне,

Седая мать по-своему воюет,

И по ночам о сыновьях тоскует,

И молится за них наедине.

 

Когда Москва вещает нам: «Вниманье!

В последний час…» — и, затаив дыханье,

Мы слушаем про славные бои

И про героев грозного сраженья, —

Тебя мы вспоминаем с уваженьем,

Седая мать. То — сыновья твои!

 

Они идут дорогой наступленья

В измученные немцами селенья,

Они освобождают города

И на руки детишек поднимают;

Как сыновей, их бабы обнимают.

Ты можешь, мать, сынами быть горда!

 

И если иногда ты заскучаешь,

Что писем вот опять не получаешь,

И загрустишь, и дни начнешь считать,

Душой болеть — опять Илья не пишет,

Молчит Володя, нет вестей от Гриши,

Ты не грусти. Они напишут, мать!

С. Михалков

 

Сын

Есть за Полтавой в чистом поле

Могила павшего бойца.

Кругом — пшеничное раздолье,

Душистый запах чабреца.

 

И каждый вечер на закате

Сюда, в степную благодать,

В поношенном старинном платье

Приходит седенькая мать.

 

Придёт, украсит васильками

Могилу ратника она

И долго над замшелым камнем

Сидит, в печаль погружена.

 

И думает прошедший мимо:

Под этой каменной плитой

Лежит сынок её родимый,

Её соколик дорогой,

 

Которого она, бывало,

Ждала с работы у крыльца...

А мать ни разу не видала

В лицо погибшего бойца.

 

Он с раскалённым автоматом

Пришёл сюда издалека:

Оттуда, где волной крылатой

Шумит в тайге Амур-река.

 

На этом васильковом поле

Настиг он вражескую рать.

Освободил здесь из неволи

Вот эту старенькую мать.

 

Вернул ей счастье Украины,

Зажёг зарю над нею вновь...

Он стал ей — наречённым сыном,

Он заслужил её любовь.

С. Феоктистов

 

* * *

Всю-то ночь я не спала над сыном —

Рано утром он идёт в поход.

Рано утром над зубчатым тыном

На прощанье мне рукой махнёт.

 

Завтра сыну минет девятнадцать —

Он впервые покидает мать.

Удержать, к груди его прижать,

Упросить в родном дому остаться.

 

За хребтом, за синими горами

Никакие грозы не слышны,

Далеко отсюда до войны,

Без него там справятся с врагами.

 

А наутро, когда солнце встало,

Сына в путь я собрала сама.

В час разлуки сердце подсказало

Мне иные, гордые слова.

 

Может быть, не сердце, а Россия

Мне шептала: Родина в огне.

Обнимая сына, я просила:

Будь, мой мальчик, храбрым на войне.

Л. Татьяничева

 

Письмо

Письмо. Конечно, от мамы.

Обстрел — жесткий весьма.

...Не ждал я небесной манны,

Но этого ждал письма.

 

Снаряды свистят потише.

Иль кажется?.. Так и есть.

Ну-ка, луна, помоги же

Письмо в темноте прочесть!

 

Хоть я без прочтенья знаю, —

Так уже повелось, —

Тревога — рана сквозная —

В этих письмах без слез.

 

Тут в строчках и между строчек

Жжет посильней огня:

«Ведь ты же один, сыночек,

Ты же один у меня!»

 

Траншеи.

Земля сырая.

И пули из темноты,

Которые не разбирают —

Один ли у мамы ты...

М. Найдич

 

Матери

«Дорогой мой сынок!

Если бы ты видел, какое счастье

в моем саду. Рай раем.

Зоенька с утра до вечера

сидит в цветах.

Только вот плохо —

немцы близко».

Из письма матери

 

В последнем письме

она мне писала про сад,

про вишни,

что были посажены детской рукою,

про то, как утрами

над вишнями пчелы висят

и как аромат протекает

незримой рекою.

 

Она мне писала

про царство цветов на грядах,

про шуструю внучку,

что старость ее утешала,

про все,

что взлелеяно было

в бесценных трудах.

«Сынок, приезжай погостить», —

она меня приглашала...

 

Как больно мне слышать,

что снова над Доном темно,

что, с шумом ворвавшись

в поросший вьюном палисадник,

тевтонское племя

цимлянское хлещет вино,

что танки с крестами,

как буйволы,

мнут виноградник.

 

Как больно мне слышать,

что немец, зажав автомат,

под вечер с оглядкой

вдоль синего Дона проскачет,

что девушка бледная

глянет на бледный закат

и, крикнув: «Убийца!» —

горячей слезою заплачет.

 

Как жутко мне слышать,

что мать мою, милую мать,

седую старушку,

по-басурмански ругая,

он вытолкнет из дому,

станет ей руки ломать,

потом — на акации... ночью...

Прощай, дорогая!

 

С тобой я прощаюсь

спокойным солдатским стихом —

бесслезным и трезвым,

готовым к расплате и мести.

Сейчас мы сидим в блиндаже

и в молчанье глухом

читаем письмо твое.

Всем отделением. Вместе.

 

Читаем и видим

тебя, непокорную мать,

тебя, изможденную до исступленья...

 

И как я могу этой ночью

тебе передать,

что наша дивизия

завтра идет в наступленье?

А. Недогонов

 

Мать героя

Из деревни отдаленной

Пишет в полк старуха мать.

Пишет Лаптева Олена,

Просит правду отписать.

 

Отписать, ответить вскоре, —

Хоть простым, хоть заказным:

Что так долго сын Григорий

Ей не пишет? Что там с ним?

 

Как он, родный, где он, кровный? —

В ночь, до света не заснуть,

Не забыться. — Жив, здоров ли

Или вовсе что-нибудь...

 

Край не близкий, свет — не хата, —

Ничего не слышит мать.

Или почта виновата?

Так ли, нет ли — только б знать...

 

День за днем идут, проходят,

Все гадает про ответ.

То на сердце легче вроде,

То подступит — мочи нет.

 

Умываться ль станет кошка,

Нож ли на пол упадет,

Снег ли хрустнет под окошком

И, не веря, сердце ждет.

 

Час пришел. Стоял морозец.

Послыхала из сеней —

Скрипнул близко письмоносец

Сумкой кожаной своей.

 

И в тоске невыразимой

Сжала руки на груди.

Проходи ты, горе, мимо,

На порог не заходи.

 

Вот письмо. Письмо про сына.

Заняла дыханье боль.

Правды всей сама просила,

Да узнать ее легко ль?

 

Как прочесть письмо такое?

Только радость с первых слов:

«Сын ваш Лаптев, храбрый воин,

Жив, и весел, и здоров.

 

Сообщить Вам нынче рады,

Что за редкий подвиг — он

Самой высшею наградой

По Указу награжден.

 

Он стоит, герой, на страже,

И от нашего лица,

От полка, спасибо наше

Вам за сына-храбреца.

 

Шлем его привет сыновний,

Он еще напишет сам...»

Под последней строчкой ровной

Подпись книзу: комиссар...

 

Что прошло — минута, час ли

Или канул год в дыму?

Не бывало столько счастья

Сразу, вдруг, в одном дому.

 

И пришло на память старой

Все, что может вспомнить мать...

 

Хорошо и комиссару

Весть такую посылать...

А. Твардовский

 

* * *

Зашел я в дом, где жил герой,

А нынче мать его осталась

Да с ней парнишка — сын второй,

Что стал опорою под старость.

 

Большому горю скоро год,

А мать по-прежнему украдкой —

Нет-нет и снова перечтет

Все те слова бумаги краткой.

 

Знать, с каждым разом в том письме

Дороже буква ей любая.

Сидит, забывшись, как во сне,

Из рук платок не выпуская.

 

С пеленок сына никому

Не уступали эти руки,

Кроили курточки ему,

Обнять спешили в день разлуки.

 

И вот молва гремит о нем,

Все почести ему отдали.

А здесь его, в селе родном,

Еще по отчеству не звали —

 

Так молод был. Кому бы знать,

Что многих славою богаче

Он станет вдруг. А мать? А мать

И думать не могла иначе.

 

Что в самый кинется огонь,

Не струсит, знала без проверки…

Стоит в углу его гармонь

И стопка книг на этажерке.

 

И на меньшого смотрит мать:

Ничем тут, видно, не поможешь.

Ему играть, ему читать

И быть на старшего похожим.

А. Твардовский

 

* * *

Он был убит на Северном Донце

У захлебнувшегося пулемёта.

Пыльца ромашек на его лице

Смешалась с капельками пота.

 

А где-то мать, не веря похоронке,

Всё крестит даль дрожащею рукой

И молча ждёт у старенькой хатёнки:

Вернётся сын, тогда и на покой.

Е. Харламов

 

Слепая мать

В лачуге маленькой темно,

Ночная тишина.

Спокойно дышит за окном

Зелёная листва.

 

А на кровати, вся в слезах,

Сидит слепая мать,

Всё время сын в её глазах,

Она не может спать.

Он бьётся за родной Мадрид

И за свои поля.

Кругом война, в огне горит

Испанская земля.

 

А на кровати, вся в слезах,

Сидит слепая мать,

Всё время сын в её глазах,

Она не может спать.

Но что же делать ей теперь?

Совсем, совсем одна!

Вдруг лёгкий стук раздался в дверь

И снова тишина.

 

И ей сказал суровый бас:

«Возьмите письмецо».

И прояснилось первый раз

У женщины лицо.

И, маленький раскрыв конверт

Дрожащею рукой,

Вдруг вспомнила, что десять лет

Она живёт слепой.

 

«Так значит жив мой сын родной,

Не забывает мать.

Придёт он будущей весной,

Зачем же горевать?

Сражается хороший мой

За Родину свою...»

А на столе лежит письмо:

«Ваш сын убит в бою».

А. Чепуров

 

Мать

В душе её хранится вера,

Что сын вернётся в отчий дом.

Огню надежды есть ли мера?

К ней сын приходит в каждый сон.

 

Войны то пламя уж погасло,

И много пролетело лет.

Но сына вспоминает часто:

Когда готовит свой обед,

 

Когда с соседкой обсуждает

Букет последних новостей,

Когда рассаду поливает,

Снимает яблоки с ветвей.

 

Надежда сразу нарастает

И в те моменты, если вдруг

Увидит, как паук спускает

Себя по нити в миски круг.

 

Так сына ждёт она родного,

Всегда в улыбке видно грусть,

Хоть ей известно — дорогого

Сыночка больше не вернуть.

 

…Вдали опять орудья били,

Сон прогоняя от людей.

Какие ж матери родили

Таких любителей смертей?!

 

У матери душа страдает,

Без раны в сердце нет ни дня —

Как будто сын её шагает

Всё время в пламени огня.

Г. Сагиров

 

Солдатская мать

Я их видела осенью… В небе луна

Холодела. Шли мимо полки.

Уходящего сына кормила она.

Не забыть материнской руки.

 

И не пищею хлеб для него этот был, —

Плоть и кровь был земли он родной;

Этот хлеб ещё поля дыханье хранил,

Звон косы на ниве ржаной.

 

И, как сталь, его грудь становилась сильна.

И, как сталь, его пульс зазвучал.

И холодною сталью блестела луна.

«Мать, прощай! Я вернусь, —он сказал. —

 

Я вернусь… Ну, а если уж я не вернусь,

Обо мне вы не плачьте тогда!

Пусть на бой вся земля наша встанет и пусть

Сбросит вражеский гнёт навсегда».

 

Я их видела осенью… В небе луна

Холодела над чащей лесной.

«Если ты не вернёшься, — шептала она, —

Ты падёшь за отчизну, родной!»

Саломея Нерис (Пер. с лит. В. Державина)

 

Мать

Любимого сына старуха в поход провожала,

Винцо подносила, шелковое стремя держала.

Он сел на коня и сказал, выезжая в ворота:

«Что ж! Видно, такая уж наша казачья работа!

 

Ты, мать, не помри без меня от докуки и горя:

Останусь в живых — так домой ворочусь из-за моря.

Жди в гости меня, как на север потянутся гуси!..»

«Ужо не помру! — отвечала старуха. — Дождуся!»

 

Два года она простояла у тына. Два года

На запад глядела: не едет ли сын из похода?

На третьем году стала смерть у ее изголовья.

«Пора! — говорит. — Собирайся на отдых, Прасковья!»

 

Старуха сказала: «Я рада отдать тебе душу,

Да как я свою материнскую клятву нарушу?

Покуда из дома хлеб-соль я не вынесу сыну,

Я смертное платье свое из укладки не выну!»

 

Тут смерть поглядела в кувшин с ледяною водою.

«Судьбина, — сказала, — грозит ему горькой бедою:

В неведомом царстве, где небо горячее сине,

Он, жаждой томясь, заблудился в безводной пустыне.

 

Коль ты мне без спору отдашь свое старое тело,

Пожалуй, велю я, чтоб тучка над ним пролетела!»

И матери слезы упали на камень горючий,

И солнце над сыном затмилось прохладною тучей.

 

И к влаге студеной припал он сухими губами,

И мать почему-то пришла удалому на память.

И смерть закричала: «Ты что ж меня, баба, морочишь?

Сынка упасла, а в могилу ложиться не хочешь?»

 

И мать отвечала: «Любовь, знать, могилы сильнее!

На что уж ты — сила, а что ты поделаешь с нею?

Не гневайся, матушка. Сядь. Подожди, коли хочешь,

Покуда домой из похода вернется сыночек!»

 

Смерть глянула снова в кувшин с ледяною водою.

«Судьбина, — сказала, — грозит ему новой бедою:

Средь бурного моря сынок твой скитается ныне,

Корабль его тонет, он гибнет в глубокой пучине.

 

Коль ты мне без спору отдашь свою грешную душу,

Пожалуй, велю я волне его кинуть на сушу!»

И смерть замахнулась косой над ее сединою.

И к берегу сына прибило могучей волною,

 

И он заскучал по родному далекому дому

И плетью своей постучал в подоконник знакомый.

«Ну! — молвила смерть. — Я тут попусту времечко трачу!

Тебе на роду написали, я вижу, удачу.

 

Ты сыну, не мне, отдала свою душу и тело.

Так вот он стучится. Милуй же его, как хотела!»

Д. Кедрин

 

Ты плачешь о сыне

Блокада. Осень. Сорок первый год.

И Ленинград — невзятая твердыня.

Тебя ни страх, ни голод не берет,

Но каждый миг ты думаешь о сыне.

 

Да, коммунистка, но иконы лик

Ты прячешь под подушкой от парткома.

Ты на работе — ярый большевик,

Но мамы нет нежней, когда ты дома.

 

Лютует враг, и что там впереди...

А сын в Ораниенбауме, так близко.

Ты, как святыню, прячешь на груди

Короткую от мальчика записку.

 

Мол, всё в порядке, я одет тепло,

фашисту не увидеть Ленинграда.

И мне, наверно, очень повезло,

Раз есть возможность поквитаться с гадом.

 

Летят снаряды в Невский пятачок.

Так распахали — места нет живого.

А ты все плачешь: «Где ты, мой сынок?

Ты выживи, я жду тебя любого!»

 

Приходит сорок третий — Сталинград.

И клещи сжали Паулюса глотку.

А сын в письме тебе не смог соврать:

«Ты знаешь, мама, я теперь пью водку.

 

Погибло столько наших моряков...

Мой друг погиб, и грусть одолевает,

И всё ж мы уничтожили врагов,

А нынче пью и наших поминаю...»

 

Сорок четвертый — Кенигсберг в огне,

И группу «Север» окружили ловко.

«Я так скучаю, мама, по тебе.

Пишу, пока спокойна обстановка...»

 

И вот Победа...

Слезы на глазах,

А ты стояла, верить не желая...

И похоронка мятая в руках:

«Ваш сын погиб в бою восьмого мая».

А. Колповский

 

Баллада о матросской матери

Пришла печальная и строгая.

Не день, не два её сюда

Везли железною дорогою

На Крайний Север поезда.

 

И наконец, дойдя до палубы,

Так сильно утомилась мать,

Что, кажется, сейчас упала бы,

Когда б её не поддержать.

 

Закатное густело зарево,

Окутав скалы и залив,

И тихо, тихо разговаривал

С матросской матерью комдив.

 

«Вот так же, Марфа Никаноровна,

Закат пылал и в том бою,

Когда с товарищами поровну

Делил ваш сын судьбу свою.

 

Он, может быть, всю жизнь вынашивал

Мечту о подвиге своём.

Награду — орден сына вашего —

Мы вам сегодня отдаём».

 

Нет, слёз у матери не видели,

Наверно, выплакала их

Одна в лесной своей обители,

В уральских кручах снеговых.

 

И, снова рану сердца трогая,

Перетерпевшая беду,

Спросила только: «Как дорогу я

К могиле Ваниной найду?»

 

Комдив смотрел на мать растерянно,

Ей не решаясь объяснить,

Что нам обычаями велено

Матроса в море хоронить.

 

И тотчас травами душистыми

Пахнуло к нам из темноты, —

Держала мать живые, чистые,

Слегка увядшие цветы.

 

И сердце будто бы застыло вдруг,

И словно рухнула скала, —

Ведь мать к могиле сына милого

За много вёрст цветы везла.

 

...Наперекор порядкам принятым,

С матросской матерью в поход

Эсминец шёл к зыбям раскинутым,

Встречая солнечный восход.

 

Надолго, с небывалой силою

Тот день и час запечатлён,

Как над сыновнею могилою

Мать отдала земной поклон.

 

И там, где был давно отмеренным

Известный градус широты, —

По океанским водам вспененным

Поплыли яркие цветы.

 

Над необъятными просторами

Перед прозрачной кромкой льда

Они венками и узорами

У корабля легли тогда.

 

Казалось, не цветы разбросаны

За тёмным бортом корабля,

А это утренними росами

Омыты русские поля;

 

И каждая росинка близкая,

Сверкающая бирюза, —

Её казалось, материнская,

Сейчас пролитая слеза.

 

Шли в базу. Завтра ли, сегодня ли —

Все знали: вновь дружить с волной.

И мы наутро якорь подняли,

Прощаясь с бухтою родной.

 

А у причала невысокого

Стояла, выйдя провожать,

Уже теперь не одинокая

И всех нас любящая мать.

 

И, глядя на море с тревогою

И боль, и радость затая,

Сказала нам перед дорогою:

«Счастливый путь вам, сыновья...»

 

Залив вытягивался скатертью,

Но в море ждал кипящий вал.

И каждый расставался с матерью —

И «мамой» тихо называл.

 

И в даль идя необозримую,

Где смелых бурям не сломать,

Он вспоминал свою родимую,

Свою, единственную, мать;

 

И знал, что сколько миль не пройдено —

С ней вместе пройдено вдвоём.

И не случайно

Нашу родину

Мы тоже

Матерью зовем.

Н. Флёров

 

Мать

В который раз сегодня опять

Приснилась мне умершая мать.

Она вошла в мой снежный окоп,

Она мне ладонь положила на лоб

И глазами, полными теплоты,

Тихо спросила:

«Сын, это ты?..»

 

«Да, моя родная!

Да, моя мать!

Разве меня уже не узнать?

Разве я уже не такой —

Неугомонный и молодой?..»

 

И мать посмотрела в мои глаза

(В них не одна запеклась слеза),

И мать поглядела на мой висок

(На нём не один седой волосок),

Погладила лоб морщинистый мой

И покачала родной головой.

 

Потом заглянула в сердце ко мне,

Которое билось в крови и в огне,

Которое в битву меня вело,

Которое к отмщенью звало.

И мать сказала:

«Да, ты всё такой —

Неугомонный и молодой!»

В. Журавлёв

 

Голос матери

На лоб спадают чуть седеющие пряди,

И резче стали в эти дни морщины,

Но сколько ласки в материнском взгляде,

Когда ты тихо говоришь о сыне.

 

Недолги были сборы фронтовые.

В повестке, все как в сводке, лаконично.

Но в этот час глаза его живые

Лучились и смеялись необычно.

 

Пришли друзья, и матери казалось,

Что это не разлука, не прощанье,

Не потому ль, что девушка сказала

С улыбкой сыну нежно: «До свиданья!»

 

Всегда с родными тяжела разлука —

И ты слезу украдкою смахнула,

Прижала к сердцу голову; на руки,

На руки сына с гордостью взглянула.

 

Они у сына будто золотые —

Недаром был он первым на заводе,

И жар труда геройский не остынет

В боях с врагами, в маршевом походе.

 

Война идет, сурова и жестока,

Над мирным домом пламя полыхает.

Бывают письма, чьи простые строки

Сильнее солнца сердце согревают.

 

И вот сейчас ты над письмом склонилась,

Как никогда взволнованно и строго,

А губы шепчут тихо: «Это было —

Бои, походы и пути-дороги...

 

Сын мой, ты голос сердца слышишь?

Ты должен слышать: это я, родная...

Ты, как отец когда-то, редко пишешь,

Но мы тебя всечасно вспоминаем.

 

Еще не знали мы такого года,

Так пусть врагу он годом смерти будет,

За все, что вынести сыны народа,

Что матери вовеки не забудут!

 

Пережитое нам еще дороже,

Когда по праву жизни, по наследству

Вы на отцов, родимые, похожи

Не только обликом, — всей кровью сердца.

 

И что быть может радостней на свете

Для нас, познавших горе и морщины,

Чем сыновья-гвардейцы, наши дети,

В боях с врагами не юнцы — мужчины?!

 

Когда грохочут пушки и снаряды,

К земле седые сосны пригибают,

Уничтожай фашистов без пощады,

Как сорную траву испепеляют.

 

Сын мой, ты голос материнский слышишь?

Ты должен слышать: это я, родная...

Не я одна — тебе отчизна пишет,

На подвиги, на бой благословляя!

 

Летят на фронт далекий, будто птицы,

Святой любовью матерей согреты,

Простые письма. В них сердец частица,

Тепло неугасимого привета!

А. Возняк

 

Прощание славянки

«Береги себя», — сына просила,

На прощанье перекрестила,

Потянулась шинель застегнуть,

И упала, заголосила,

Будто это мужа могила,

И уткнулась в открытую грудь.

Г. Поляченко

 

Маменька

Ветер холоден и вьюжен —

Оглашенный снеговей…

Никому-то ты не нужен,

Кроме маменьки своей.

 

Огонёк далёкий светит

Из-под ставенки одной.

И никто тебя не встретит,

Кроме маменьки родной.

 

Ты оборван и не выбрит,

Колесованный бедой —

И никто слезу не вытрет,

Кроме маменьки седой…

 

Ты уснёшь,

Но в сон твой дышит

Огнедышащий дракон —

И никто твой стон не слышит,

Кроме мамы у икон.

 

За окошком вьюга воет,

Бесы лезут на порог,

Но стоит Великий Воин,

Воин Духа, поперёк...

 

А проснёшься — варит, жарит.

С торбой снеди и обнов

Так никто не провожает —

Только маменьки сынов!

 

На развилке у пригорка,

Где позёмка иву гнёт,

Так никто не крестит горько,

Что-то зная наперёд…

 

И не зря тебе казаться

Стало вдруг на склоне лет:

Богородицей Казанской

Смотрит маменька вослед.

В. Савостьянов

 

Солдатская мать

 

1.

Тоска одной в беде бессонной,

Сидеть без дела не смогла:

На оборонный, на патронный

В войну работать мать пришла.

 

И голова болит от шума

Безостановочных машин,

И даже некогда подумать:

«А как там он, любимый сын?

 

В каком краю идет с боями,

В каком аду, в каком огне?»

Задумалась, вдруг треск и пламя,

И кровь, и стон, как на войне.

 

Но нет, к медсестрам не бежала:

В работе дорог каждый миг!

И порох к ранкам присыпала

Мать, как бывалый фронтовик.

 

Хотя б во сне ей, утомленной,

Увидеть сына своего…

Патроны снились, лишь патроны,

А кроме — кроме ничего.

 

2.

Шли мы в бой, понятья не имея

О великой истине, что нам

Как бы трудно ни было — труднее,

Тяжелее будет матерям.

 

Мы, юнцы, тогда еще не знали:

Пули, что сражают сыновей,

Вмиг преодолев любые дали,

Достают до наших матерей.

 

3.

Лишь на мать погляжу я, и снова

Вспомню, как уходил на войну…

Маму я у столба верстового

В чистом поле оставил одну.

 

Падал снег полосами косыми

На поблекшие листья берез,

На зеленое пламя озимых

И на прядь материнских волос.

 

И сердца леденели… А снова

Край родной я увидел весной:

По лугам льется запах медовый,

Рожь играет широкой волной,

 

Зеленеют березы в долине,

Сердце снова теплом налилось!..

Вся в снегу остается доныне

Только прядь материнских волос

Н. Краснов

 

Солдатской матери

В ранний час, когда полны дороги

Чуткой предрассветной тишиной,

Образ твой, задумчивый и строгий,

Неотступно следует за мной.

 

Ты меня под сердцем не носила,

Не качала, к зыбке наклонясь.

Но твоя испытанная сила

В кровь мою горячую влилась.

 

Где теперь ты? Под седым туманом

Чёрной степью на восток идёшь

Или в горы смелым партизанам

Ленты пулеметные несёшь?

 

Ветер мне донёс твою молитву.

Ты меня родимым назови.

И, как сына верного, на битву,

На кровавый бой благослови.

 

Я за всё врагам твоим отвечу,

И вернётся в дом твоя семья.

Сквозь огонь, сквозь яростную сечу,

Сквозь бои — идут к тебе навстречу

Все твои родные сыновья.

С. Смоляков

 

Мать

Глядела в дымный небосвод

С бессонною заботою.

— А мой Иванко всё идёт?

— Идет, идёт с пехотою.

 

Вставала мать в рассветный час,

Брела полями мглистыми.

— А мой Иванко среди вас?

— Идёт, идёт с танкистами.

 

У боевых ждала застав

С тоской необоримою.

— А мой Иванко не отстал?

— Нет, нет, идёт, родимая…

 

А он давно не знал дорог,

Не брёл сквозь вьюги лютые.

А он упал и встать не смог

Под артобстрелом в Любеже.

 

Не пил воды, не мял травы,

Не шёл вперед со славою.

Кудрявый чубчик головы

Уже порос отавою.

 

А ей всё кажется, что свет

Струится в очи синие,

И десять лет, и двадцать лет

В окно стучится сын её…

А. Малышко (Пер. с укр. Л. Смирнова)

 

Мать. Баллада

За вражью гибель пришла расплата:

Стоят в гестапо четыре брата.

 

Двоим — веревка, тому — неволя,

Костер — четвертому вышла доля.

 

Пришла тогда: мать их, горе-невзгода.

«Бери, — сказал шеф, — одному свобода».

 

И мать склонилась, в ночи распята:

Четыре ж сына, четыре брата!

 

Кому-то счастье — иль столб высокий?

Свет мой великий, свет мой жестокий!

 

И плачет, и шепчет сухими губами.

Ночка ты, ноченька с ястребами!

 

А вражья милость ей сердце гложет.

Стоит столетья — выбрать не может.

А. Малышко (Пер. Г. Пагирева)

 

Баллада о матери

Сорок первый — год потерь и страха

Заревом кровавым пламенел…

Двух парней в растерзанных рубахах

Выводили утром на расстрел.

 

Первым шёл постарше, тёмно-русый,

Всё при нём: и силушка, и стать,

А за ним второй — пацан безусый,

Слишком юный, чтобы умирать.

 

Ну, а сзади, еле поспевая,

Семенила старенькая мать,

О пощаде немца умоляя.

«Найн, — твердил он важно, — растреляйт!»

 

«Нет! — она просила, — пожалейте,

Отмените казнь моих детей,

А взамен меня, меня убейте,

Но в живых оставьте сыновей!»

 

И ответил офицер ей чинно:

«Ладно, матка, одного спасайт.

А другого расстреляем сына.

Кто тебе милее? Выбирайт!»

 

Как в смертельной этой круговерти

Ей сберечь кого-нибудь суметь?

Если первенца спасёт от смерти,

То последыш — обречён на смерть.

 

Зарыдала мать, запричитала,

Вглядываясь в лица сыновей,

Будто бы и вправду выбирала,

Кто роднее, кто дороже ей?

 

Взгляд туда-сюда переводила...

О, не пожелаешь и врагу

Мук таких! Сынов перекрестила.

И призналась фрицу: «Не могу!»

 

Ну, а тот стоял, непробиваем,

С наслажденьем нюхая цветы:

«Помни, одного — мы убиваем,

А другого — убиваешь ты».

 

Старший, виновато улыбаясь,

Младшего к груди своей прижал:

«Брат, спасайся, ну, а я останусь, —

Я пожил, а ты не начинал».

 

Отозвался младший: «Нет, братишка,

Ты спасайся. Что тут выбирать?

У тебя — жена и ребятишки.

Я не жил, — не стоит начинать».

 

Тут учтиво немец молвил: «Битте, —

Отодвинул плачущую мать,

Отошёл подальше деловито

И махнул перчаткой, — расстреляйт!»

 

Ахнули два выстрела, и птицы

Разлетелись дробно в небеса.

Мать разжала мокрые ресницы,

На детей глядит во все глаза.

 

А они, обнявшись, как и прежде,

Спят свинцовым беспробудным сном, —

Две кровинки, две её надежды,

Два крыла, пошедшие на слом.

 

Мать безмолвно сердцем каменеет:

Уж не жить сыночкам, не цвести...

«Дура-матка, — поучает немец, —

Одного могла бы хоть спасти».

 

А она, баюкая их тихо,

Вытирала с губ сыновних кровь…

Вот такой, — убийственно великой, —

Может быть у Матери любовь.

О. Киевская

 

Мать

Мать вышивает у лучины

Рубаху сыну и в узор

Вплетает посвист соловьиный,

Купальских звезд вплетает хор.

 

Сын партизанит — вольный сокол.

В свой срок дорогою лесной

В рубахе этой издалека

Вернется к матери домой.

 

А может... может, пуля злая

Свой смертный след в узор вплетет,

И на рубахе, остывая,

Кровь дорогая зацветет.

 

Нет, не погибнет он: все грозы

Его минуют в добрый час,

И на рубаху сына слезы

Плывут, горячие, из глаз.

 

Тяжелый сон томит напрасно,

Уже рассвет сквозит в окне,

А мать заклятье ниткой красной

Ведет на тонком полотне.

 

Заклятье от огня, от страха,

От вражьей пули, от петли,

От воронов, чтоб сквозь рубаху

Достать до сердца не смогли.

М. Танк

 

Мать послала к сыну думы

Мать послала к сыну думы

Ранней ранью;

Возвратились эти думы

К ней ветрами.

 

Мать послала к сыну слезы,

Запечалясь;

Темной тучей эти слезы

Возвращались.

 

Мать послала к сыну песню,

Ждет ответа;

Черным вороном вернулась

Песня эта.

 

Прилетает ворон, крячет

У колодца:

«Ты не жди напрасно сына, —

Не вернется.

 

Он и рад бы возвратиться,

Да не волен:

Обвенчался он с рябиной

В чистом поле.

 

Обвила его, сердечная,

Корнями,

Принакрыла его алыми

Ветвями».

 

И шумит, шумит рябина

Под горою,

Охраняя сон солдата —

Сон героя.

Максим Танк (Пер. с бел. М. Исаковского)

 

* * *

Был схвачен. Не ушел из-под расстрела.

Из партизан во сне приходит к ней:

— На мне рубаха, мама, вся истлела,

Смени рубаху мне, дай поновей…

 

Ещё почти мальчишка, худ, небритый,

Измученный, прерывисто дыша,

Лишь видно по губам, что говорит он.

Сквозь гимнастёрку светится душа.

 

Она сундук старинный открывает

И бережёную на спинку, на кровать

Кладёт… Его от сердца отрывает —

И всё никак не может оторвать…

 

Перебралась из старого барака

Недавно в новый дом. Снесли барак.

Забеспокоилась и стала плакать:

Сменился адресок. Отыщет как?..

 

А он, хоть и не жил ещё, — из умниц:

По занавеске вышитой в окне

Узнал — и вот нашёл, не зная улиц:

— Истлела вся… Смени рубаху мне…

Д. Ковалёв

 

Мать

Увидела. Припомнила. Узнала.

— Надолго ли?

— Да с месяц поживу.

— А мой Володька… —

И не удержалась,

Слезой горючей пала на траву.

 

Ну что сказать ей?

Ничего не скажешь.

С опущенной стою я головой.

Как будто без оружия, без каски

Позорно

Убежал с передовой.

 

И в самом деле,

По весне, по маю

К черёмуховой белой тишине

Который раз домой я приезжаю,

А сын её

Всё где-то на войне…

Ф. Сухов

 

* * *

Не вернулся сын твой с поля боя,

Наземь пал, чтоб больше не вставать…

Где, скажи, мне слово взять такое,

Чтоб тебя утешить в горе, мать?

 

Вот в саду сынок мой чернобровый

По дорожкам носится смеясь.

Всё, что есть на свете дорогого,

Отдала бы я ему сейчас!

 

Занозит ли палец он — от боли

Впору закусить губу самой;

Отойдёт — тревожусь поневоле:

Где он, непоседа милый мой?

 

Чем же я в беде тебя согрею?

Где слова такие мне сыскать?

Может, я нашла бы их скорее,

Если б не носила имя — мать.

Сильва Капутикян (пер. Эм. Александрова)

 

Мать

Ты — мать, Земля.

А слово «мать» полно значенья.

Я — тоже мать.

Мне ль не понять твои мученья.

Как у тебя плоды весны

Уносит осень,

Так у людей огонь войны

Детей уносит.

 

И сын мой был рожден весной —

Родной, родимый...

И в час грозы над всей страной

Я проводила

Его,

Как и других, на смерть,

На поле боя...

 

Я не люблю весну теперь:

Весной мне больно...

Ф. Алиева

 

Солдатская мать

И льдины на речке всё тоньше,

Капелей слышней перестук.

Но к ней завернуть

Почтальонше

Как будто бы всё недосуг.

 

Знать, путь не короток у почты

В суровое время,

Не прост.

Мать глянет в окошко:

— А ночь-то

Как нынче длинна, и без звёзд…

 

Вдруг весть,

Что во время прорыва

Сын рухнул на взорванный наст,

Докатит волною от взрыва

До матери,

Сердце обдаст.

 

И вот наяву уж —

Не снятся —

Черны и берёзы, и снег.

И вот по щекам уж струятся

Морщины,

Как русла для рек.

В. Дворянсков

 

День Победы

Ему и девятнадцать не настало,

но — Воин-Победитель сын твой малый!

...Так возмужал... А выглядит усталым

на фото у немецкого вокзала!

 

Теперь ему почёт и уваженье

односельчан достанутся на годы

за главное для мира достиженье —

Победу над звериным вражьим сбродом!

 

Осталось подождать совсем немного,

и он вернётся в дом, где жил когда-то...

Ведь ты не зря о том просила Бога,

хоть и бежал в атаку с автоматом —

совсем пацан, в твоих глазах, ребёнок...

Друзья его, такие же мальчишки,

хребет ломали тем, кто раньше — вон как —

о превосходстве наци мнили слишком,

 

зато теперь, в углы забившись, блеют,

что, мол, давно в душе антифашисты!

Держались — подлецы — куда наглее

на мостовых Европы, прежде чистых!..

 

Там разрушений также — выше меры.

На то война: снаряды и бомбёжки.

Ответил затевавший это первым!

Хлебают остальные полной ложкой!

 

...Готовься, мама: наступившим летом

споёте с уцелевшим сыном звонко...

...И не вини себя перед соседом,

которому прислали похоронку...

В. Литвишко

 

Мать

В поле с ветром шепчется осина,

Хмурит ель в бору седые брови.

На войне у матери три сына,

Три невестки дома у свекрови.

 

Снег, как соль, рассыпан в звездном блеске

Каравай луны совсем не начат.

Соберутся у стола невестки,

Повздыхают, о мужьях поплачут.

 

Только мать не плакала ни разу,

Не вздыхала о разлуке горькой

С той поры, как, верные приказу,

Сыновья простились с ней под горкой.

 

Ей недолго жить на белом свете,

Что ни день — ее все уже стежка,

А посмотрит — у невесток дети,

Надо каждой пособить немножко.

 

Сядет потихоньку в уголочке,

Будто горя нет и на копейку,

То для внука штопает чулочки,

То для внучки ладит душегрейку.

 

И не слышит вьюги-завирухи,

Что в полях шатает перелески.

«Каменное сердце у старухи» —

Говорят, наплакавшись, невестки.

 

Что ж! Печаль у матери бесслезна,

Улеглась под сердцем непогода...

Ей поплакать и потом не поздно,

Как сыны вернутся из похода.

Н. Рыленков

 

* * *

Вижу, вижу, как босыми пятками

Промелькнуло детство второпях,

С мамиными пёстрыми заплатками,

С отблеском пожарища в глазах.

 

Детство наше оглушило пушками…

Кто ж теперь упрёк нам бросит вдаль,

Что частенько нашими игрушками

Становилась боевая сталь?

 

Мы росли за вьюжными просёлками,

Затянув потуже поясок.

С поля, что засеяно осколками,

Был наш первый взрослый колосок.

 

Не с того ли и металл в характере?

Ну а то, что выросли добрей, —

Это всё у каждого от матери,

Это всё от наших матерей.

 

Мама, мама! Встанет утром раненько —

И в печи порхает огонёк.

Выставит дымящиеся драники:

«Ешь, пока горячие, сынок».

 

А когда валило от усталости

И невмоготу бывало нам,

Снять усталость ей хватало малости —

Провести ладонью по вихрам.

 

Нет, не шибко нас тогда лелеяли —

Тяжко бьёт военная гроза,

Но и нам теплом и светом веяли

В сердце материнские глаза.

 

Верно, есть у нас металл в характере,

Но за нашу главную черту

Поклонитесь, люди, русской матери,

Выстрадавшей в детях доброту

А. Мехедов

 

Мать военных лет

Кольца с тонкою резьбой

И старинные браслеты

Вкупе с редкостной гупбой*

Поступили в фонд победы.

 

Часики из серебра,

Серьги ясного металла…

Чья рука их собрала

И в тряпицу замотала?

 

Лишь в отверстие гупбы

Туго втиснута записка.

Буквы выпуклы, грубы:

«Бей врага! Стреляй фашиста!»

 

Под единственной строкой

Подписи короткой нету…

Кто же сделал вклад такой

В нашу трудную победу?

 

Видно, женщина проста,

Грамоте училась мало —

Слово посреди листа

На другое наползало.

 

Но в заснеженных лесах,

Там, где правый бой вершился,

Стало песней на устах:

«Бей врага! Стреляй фашиста!»

 

Ждали день и ждали пять,

Ждали целый год, гадая, —

Не пришлось бойцам узнать,

Кто та женщина святая.

 

Сорок лет уж на земле

День Победы отмечают…

До сих пор у нас в селе,

Кто та женщина, не знают.

 

Только Родина одна

Точно знает, кто она.

К. Курбаннепесов (Пер. О. Дмитриева)

 

* Гупба — ювелирное дополнение девичьего костюма, навершие тюбетейки.

 

Ночное вязание

Свет коптилки. Слепо ходят спицы.

«Посижу. А ты, сыночек, спи».

Мама вяжет фронту рукавицы,

Вяжет фронту тёплые носки.

 

По утрам посылки отправляют

На войну из нашего села...

Как-то там бойцы распределяют

Долю деревенского тепла?

 

Жмутся друг к дружке половицы,

За окошком не видать ни зги...

Мама вяжет бабам рукавицы,

Вяжет бабам тёплые носки.

 

Завтра им на лесозаготовки,

Уставать в работе, холодать,

На обед — холодные картовки:

Долю тыловую заедать...

 

От бурана изгородь кривится,

Сердце умирает от тоски...

Мама вяжет детям рукавицы,

Вяжет детям тёплые носки!

 

У самой у мамы взбухли вены,

Скручены в канаты на руках...

Все мы у России сокровенной —

Все у мамы в вечных должниках.

Н. Кинёв

 

Монолог погибшего сына

Я смотрю на тебя, моя мама,

С фотокарточки в нашем дому,

Что не раз ты со стенки снимала,

Прижимая к лицу своему…

 

Я не плачу в такие минуты —

Быть весёлым фотограф просил.

Но порой у меня почему-то

Не хватает для этого сил.

 

У кого их, родимая, хватит,

Если столько непрожитых лет

Мы с тобою одни в этой хате,

Где ни внуков, ни правнуков нет…

 

Мама, мама, не мы в том виною,

Не бывает за теми вины,

Кто выходит сражаться с войною,

Чтобы не было больше войны.

 

Слышно мне, как дрожат твои руки

И как слёзы твои горячи…

Только знай: вся страна — твои внуки,

Потому что я жизнь им вручил.

 

Пусть они не увидят ни грамма

Из того, что я видел в бою.

Пусть они берегут тебя, мама,

Как берёг я Отчизну свою.

 

Целый мир заслоняя собою,

Да стоят они, правдой сильны,

И умеют сражаться с войною,

Чтобы не было больше войны…

Е. Нефёдов

 

Сыновий голос

Здравствуй, мама,

разгладь мою легкую душу —

пожелтевший листок,

напитавшийся цветом очей,

растерявший в полете

горячечный ветер теплушек

и свинцовую стынь

поседевших от смерти ночей.

 

Я растаял легко…

(Помню, в детстве упал с карусели…)

Закружилась земля…

А подняться я так и не смог,

и упреком немым

только горькие звезды висели

в изголовье багровом:

«О, что же ты сделал, сынок?»

 

Уж в бесцветных колодцах

соленое горе окрепло.

Треугольник письма

колет сердце бумажным углом.

В седине наших яблонь,

осыпавших головы пеплом,

прикасается ветер

и долго шумит о былом.

 

Сорок лет прилетает,

кружит над сиротскою крышей

обезумевший аист,

что щедро тебя одарил.

Ты винишься пред ним

с каждым годом все тише и тише.

С каждым годом все круче

размах его горестных крыл.

 

Голос боли моей

выше муки Бориса и Глеба

Над Россией взошел

и пронзил пустоту облаков.

Я стою на войне

в плащ-палатке из тяжкого неба.

Я к тебе не вернулся…

Прости же во веки веков.

М. Гаврюшин

 

Журавлиное счастье войны

Сквозь дымы и пожарища адские

Всё летят по просторам страны

Треугольные письма солдатские —

Журавлиное счастье войны.

 

Где ж вы были? 3ажда́лись вас матери

В веренице бессонных ночей,

Уж давно накрахмалены скатерти

Для приёма желанных гостей.

 

Дед в залатанных стареньких валенках

День-деньской, опершись на дрючок,

В ожиданье сидит на завалинке,

Глядя вдаль: не идёт ли внучок?

 

Ах вы, белые письма-журавлики!

Вы в каких затерялись краях?

Неужели Ванюшки да Павлики

Все легли на кровавых полях?

 

Принесите хоть малую весточку,

В ней — три слова: «Я, мама, живой!»

Нет известий, и сына невестушка

Овдовела, не побыв женой.

 

И хранится в углу за иконою,

Над лампадкой (нет места светлей!)

Вместе с мужниною похоронкою

Фотография двух сыновей.

 

Охрани же сынов, Богородица!

Дай им силу родимой земли,

Сделай так, чтоб, как исстари водится,

Возвратились домой журавли.

С. Овчаренко

 

Письмо сыну

Доктору Владимиру Халепо

 

Здравствуй, Ваня! Долго не писала

На далекий адрес полевой:

Все тебя домой я поджидала,

Ну а ты, сказали, неживой.

 

Я в беду поверила не сразу,

Приглашала в дом однополчан,

А потом скупые их рассказы

Не давали спать мне по ночам.

 

Вижу я: идешь ты шаг за шагом,

Весь в окопах скверик городской.

Взводу сотня метров до Рейхстага,

А тебе — совсем подать рукой…

 

В перебежке ты прилег за камень,

Оглянулся… и оцепенел:

Девочка неслышными шажками

Шла, искала маму на войне…

 

Кровью смочен у височка локон,

Рубашонка сбоку прожжена:

Вдруг, тебя заметив недалеко,

Позвала ручонкою она.

 

Но взвилось грохочущее пламя,

Потемнели в небе облака,

Прозвучало тихонькое «мама!»,

Сходное на разных языках.

 

Подбежал ты к девочке и поднял,

Объявил товарищам: «Жива!»

Кто услышал, помнят и сегодня

Те твои последние слова.

 

Охнул ты, и ноги подкосились,

Смог всего два шага ты пройти…

Может, мне все это только снилось?

Если жив, откликнись и прости.

А. Пахомов

 

Письма

— Эти вот — от Миши,

Эти вот — от Толика!..

Фронтовые письма,

Пачка треугольников.

 

— Старший был шахтёром,

Младшенький — военным.

Оба не вернулись,

Оба убиенные…

 

Крестит тёмный угол

И терзает душу

В доме престарелых

Тихая старушка.

 

Все сыновьи письма

Помнятся до строчки.

Имена родные

Шепчет днём и ночью.

 

Под подушкой письма,

Кто теперь напишет!

…Эти вот — от Толика,

Эти вот — от Миши.

А. Немов

 

* * *

Над могильной плитой,

Под стрелой обелиска,

Только глянешь — и к горлу комок, —

Опустилась рука,

Положила записку:

«С днём рожденья тебя, мой сынок».

 

Это мама пришла,

Поседевшая рано.

Белый шрам от войны на виске.

И дышала гвоздика — незажившая рана —

На пронзительно чистом листке.

 

«С днём рожденья, солдат!» —

Поклоняются люди,

Облака, и цветы, и трава...

Никогда для тебя смертной даты не будет,

Если мама осталась жива.

 

Начертала война на трагических плитах

Имена, имена, имена...

Вы навек рождены,

Вы вовек не забыты,

Если Родина-мать спасена.

В. Туркин

 

Матерям

Ни привета, ни звонка от сына,

Ни письма — хотя бы десять строк.

От Москвы до самого Берлина

Встали обелиски вдоль дорог,

 

Где-то там он был смертельно ранен,

Грозную испепелив броню…

Я прошу простить меня заранее —

Сыновей я вам не заменю.

 

Но хочу я в этот тихий вечер,

В этот полыхающий рассвет

Вас обнять за худенькие плечи,

Вам сыновний передать привет.

 

Рассказать о вздрогнувшем рассвете,

О слепящих вспышках батарей…

Я солдат, я помню всё на свете,

Я товарищ ваших сыновей.

Н. Рыбалко

 

Баллада о матери

Насыщен болью,

нестерпимой, острой,

знаменный шёлк,

упавший до земли…

Умолк оркестр.

И траурные звёзды

с небес

на землю тихую

сошли.

 

Трава —

и та, казалось, побледнела.

Насупились седые облака.

…Мать вскрикнула

и вдруг… окаменела.

Окаменела в скорби

на века.

В. Кузнецов

 

Памятник

Поставили гранитного навеки.

С винтовкой, честь по чести —

Как в бою.

Мать привезли из дальней деревеньки:

— Ну, узнаёшь?

— Да вроде узнаю.

 

А что там вроде!

Если б без оружья,

Да если б строгость соскоблить с лица,

Тогда бы стал похожим он на мужа,

А сын другой,

Хотя и был в отца.

 

Живого разве мыслимо из камня?!

А так похож.

Известно — возмужал...

Да если б сын,

Да встретил мать глазами —

Да разве б он на месте устоял!

Н. Благов

 

Мать плакала

«Мать плакала от счастья, что нашла

Могилу сына в Венгрии далёкой».

Мне эта фраза сердце обожгла

Огнём смертельным той войны жесткой.

 

От счастья, что чуть видный бугорок

Она обнимет, припадая телом.

От счастья, что из тысячи дорог

Одну, до сына, отыскать сумела.

 

Что горсть своей, исхоженной земли

В венгерскую добавит из платочка,

Чтоб от родной сторонушки вдали

Святым причастьем стала для сыночка.

 

Давно умолкли грозы той войны.

Не сосчитать покоя не обретших.

И вот опять разрывы бомб слышны,

Вновь тысячи в безвременье ушедших.

 

Попридержите смерти удила!

Не дай Господь, чтоб время наступило,

И плакала от счастья, что нашла,

Родная мать над вашею могилой.

В. Шемякина

 

Мать

Дорога за окнами стынет,

И снова все дни напролет

Ты ждешь возвращения сына

И веришь: он скоро придет.

 

Вот-вот распахнется калитка,

Войдет он в родительский дом

С такою знакомой улыбкой

В сиянии глаз голубом.

 

Посмотрит спокойно и прямо

В осеннем мерцании дня

И скажет: «Встречай меня, мама!

Ну как ты живешь без меня?..»

 

Но только пустынна дорога,

И в шуме холодных ветров

Не слышно за старым порогом

Знакомых сыновних шагов.

 

И только глухими ночами

Встречается он на пути —

Проходит короткими снами,

Чтоб снова наутро уйти.

 

Дорога за окнами стынет,

И снова все дни на пролет

Ты ждешь возвращения сына

И веришь: он скоро придет.

Л. Молчанов

 

Без вести пропавший

Все сокрушалась старая горько,

Не понимая смысла вполне:

Это ведь сын ее, а не иголка,

Как это мог он пропасть на войне?..

 

Бедная, сколько соседей просила —

В Кремль написать и в военную часть.

Там, может, что-то слыхали про сына —

Не навсегда же он должен пропасть!

 

И ворошила в сердце запавший,

Случай услышанный... Бабы твердят,

Что воротился вот так же пропавший

Из заграничного плена солдат.

 

Вроде и на сердце повеселело,

Кажется, только вот крылья бы ей —

Так бы вспорхнула и полетела

К сыну за тысячи гор и морей!..

 

Парни баян на гулянку просили,

Сынов баян... Да она не дает:

«Вот погодите — вернется Василий,

Он и сыграет тогда, и споет...

 

Может, сыночек с немилой сторонки

Весточки даже не может подать...

Не говорите! Ведь нет похоронки —

Значит, приедет он мать повидать...»

 

Не возвратился родной, незабвенный...

Дом опустевший продан на снос.

А на гулянках баян довоенный

Трогает музыкой душу до слез...

Г. Красников

 

Баллада о материнской надежде

Десятки лет она ждала,

Конверт потёртый целовала,

Сыночка милого звала,

Крестам поклоны отбивала.

 

А вдруг он жив? А вдруг забыл

Свою родимую сторонку?

А вдруг ошибочно комдив

Послал ей эту похоронку?

 

— Мужайся, мать? Твой сын убит...

Молчать мне долг не позволяет.

Герой был парень — не забыт,

О нём теперь весь мир узнает.

 

А что ей мир, когда сынок —

Один единственный на свете...

Комдиву, видно, невдомёк:

Солдаты ведь — чужие дети.

 

Рыдает мать — душа в крови,

Она бедой в тиски зажата...

Сынок рождён был от любви,

Неужто за неё расплата?

 

Полвека в небо не глядит —

Всё на кресты да на иконки,

Такой вулкан в груди гудит

От беспощадной похоронки.

 

Полвека ждёт: а вдруг листок

Теперь напраслиной предстанет?

Ах, если б так... Её упрёк

Краснеть комдива не заставит,

 

Он сам, наверно, ранен был,

Или, бомбежкой оглушённый,

Напутал что-нибудь, забыл,

В судьбу сынка непосвященный,

 

Шрапнелью кажутся слова,

Глаза и душу ей кромсая,

Но мать надеждою жива,

Её надежда не бросает.

 

— Сыночек, миленький, вернись!

Я столько лет поклоны била,

В тебе моя осталась жизнь,

Мне без тебя ничто не мило.

 

Сыночек, родненький, приди!

И я поверю в воскрешенье...

В моей истерзанной груди

Мученье сходится с мученьем.

 

Сынок-кровиночка, как быть?

Как умереть, тебя не встретив?

Забыть тебя — весь мир забыть...

Ты для меня — весь мир на свете!

 

Порой распластана лежит,

Зажав в руке конверт военный,

В рассвет не смотрит и в зенит,

Нет дела ей до всей вселенной.

 

Всё в похоронку ту глядит,

Как в чудотворную иконку,

Как-будто с сыном говорит,

И слышит голос его звонкий.

 

А за окном — сады белы,

А за окном — земля цветная,

Но мать от прожитой беды

Красот земных не принимает.

 

Лишь к похоронке снова мать,

Перекрестясь, всё тянет руки,

А ей бы, помолясь, ласкать

Рождённых от сыночка внуков.

 

Кто выдумал тебя, война?

К кому пришла затея злая?

Бедою Родина полна —

Беды в веках не убывает.

А. Алферова

 

Эхо

Мой сынок,

где могила твоя?

Не сказала о том похоронка…

— Воронка…

 

Где тот край?

Где беда над тобою нависла?

— Висла…

 

Где твой друг,

что тебя своим телом

закрыл от снаряда?

— Рядом…

 

Мой сынок,

журавли потянулись

над степью привольной.

— Больно…

 

А у нас уже осень,

и яблоки бьются

о старую крышу…

— Слышу…

 

Всё мне кажется ночью:

Не ты ль это хлопнул вдруг дверью?

— Верю…

 

Мой сынок,

я так часто тебя вспоминаю!

— Знаю…

 

Отдала б,

если можно тебя воскресить,

я всю кровь до последнего грамма!

— Мама… мама… мама…

А. Симаков

 

Горсть родной земли

Всю войну и четверть века после

Сына в отчий дом ждала она.

Солнце светит, ливень ли, мороз ли —

Всё не отходила от окна.

 

Всё напрасно! И тогда решила

Побывать хотя бы в том краю,

Где его солдатская могила,

Где сложил он голову свою.

 

Только где, в каком далёком месте

Ей рассыпать горсть родной земли?

Сказано о нём: «Пропал без вести…»

А другие вести не дошли.

 

Но решилась. В дальний путь пустилась.

И однажды на исходе дня

Тихо на колени опустилась

На гранит у Вечного огня.

 

Это место для народа свято,

И не вянут здесь поверх плиты

В память Неизвестного солдата

Всё цветы, цветы, цветы, цветы.

 

На граните — белизна и алость,

Разноцветным — нет цветам числа!

Мать, вздохнув, впервые растерялась:

Ведь она цветов не принесла.

 

Ведь природа Севера сурова,

Лето — кратко, холода — круты.

Нет у нас обычая такого —

На могилы приносить цветы.

 

Краешком платка отёрла слёзы —

И туда, на камень, где легли

Георгины скорбные и розы,

Робко положила горсть земли.

 

И опять в молчании застыла,

Но сквозь боль и полузабытьё

Материнским сердцем ощутила:

Люди рядом поняли её.

 

И молчала, сына вспоминая.

И лежала серой горсткой там

Та земля, что всюду нам — родная,

Та земля, что мать любым цветам.

Р. Ругин (Перевод И. Фонякова)

 

Вечный огонь

В самом сердце Москвы,

Посредине вселенной,

Там, где лучшие люди

России лежат,

Где столпились века,

Где покоится Ленин —

Положили тебя,

Неизвестный солдат...

 

Не узнать — по каким

Угадала приметам.

Даже, может быть, ей

Непонятно самой.

Но когда от людей

Услыхала об этом,

Так и дрогнуло сердце

И съежилось: Мой!..

 

Собрала узелок

Немудреный в дорогу,

Пирогов про запас

Напекла старику.

Помолилась

Давно позабытому богу...

И приехала старая

К сыну

В Москву.

 

Вышла вместе с людьми,

Постояла немного.

Огляделась.

Укутала плечи платком.

Узелок свой взяла.

Расспросила дорогу.

И пошла,

Как и ходят к могилам, —

Пешком...

 

Над Москвою снежок.

Время близится к ночи.

И такая стоит

Тишина у Кремля,

Что, наверное,

Если прислушаться очень,

Станет слышно,

Как дышит родная земля.

Вот опять часовые

Сменились безмолвно.

Словно пламенем

Камень гранитный объят.

И глядит, и глядит

Евдокия Петровна

На огонь

И на замерших свято

Солдат.

 

И ведь надо —

Один на Андрея похожий,

И другой-то лицом,

Как из близкой родни.

Только вроде

Немножко они помоложе.

Ну, а может быть,

Просто покрепче они?..

 

И как будто почувствовав

Сердцем и взглядом

Чей-то горестный,

Чей-то задумчивый взгляд,

Обернулась...

Старушка усталая рядом.

С узелочком.

И тоже глядит на солдат.

 

Подошла не спеша

К Евдокии Петровне.

Помолчала.

Вздохнула.

И молвила ей:

— Вот... пришла навестить.

Здесь мой сын похоронен.

Только разве поверят...

А мне-то видней.

 

Материнское сердце —

Оно не обманет.

И людская молва

Не указка ему.

Только кто же об этом

Расспрашивать станет?..

Да ведь я и сама

Не скажу никому...

 

И ушла...

Словно вспомнив о чем,

Спохватилась...

А Петровна

Смахнула с могилы снежок

И к плите,

Как к сыновьей щеке,

Прислонилась

И чуть слышно промолвила:

— Здравствуй... сынок...

И. Тобольский

 

* * *

Отрывок из поэмы «Александровский сад»

 

Почетный караул уходит.

Мать заступает за него.

Она с Огня очей не сводит,

В нем видит сына своего.

 

Вот так душа его струилась

И широко, и высоко.

Вот так же пылко сердце билось,

Так грудь дышала глубоко.

 

Она цветы ему приносит.

Но в продлевающийся миг

Кто у кого прощенья просит,

Кто нежный сдерживает вскрик?

 

«Я плотью был, но стал я прахом.

Я прахом был, но стал огнем.

Я на тебя гляжу со страхом,

Ты каменеешь с каждым днем».

 

Ее фигуры черный мрамор

Все строже в отблесках огня.

«Не приходи так часто, мама.

Не мучай вечного… Меня».

 

Она становится бесплотной,

Вновь возникают шум и гул.

И возвращается Почетный,

Не уходящий караул.

В. Соколов

 

Мать солдата

Застыну в кленовом лепете.

Со мной никого нет.

Просто полянка летняя.

Воздух. Цветы. И свет.

 

Земля моя, мама, Родина,

Зачем не расскажешь, чей

Тот холмик печальной родинкой

На грустном твоём плече?

 

Вот женщина на скамейку,

Как облачко, проскользнёт

И худенькой телогрейкой

Могилушку обоймёт.

 

Прошепчет: «Зачем так радужно

И солнышко на тропе?

Тоскую, землица-матушка!

Ревную сынка к тебе.

 

Твой сок закипает в древе.

Бессонница. Тяжело:

Ведь то, что носила в чреве,

В чрево твоё ушло.

 

Знаю: ты не оставишь

Меня навсегда с бедой

И снова сынка рождаешь

Яблонькою, звездой.

 

Он — рядом… Но только… где же?

Всё верила и ждала,

Чтобы моя надежда

Надеждой твоей была.

 

Я с памятью не полажу.

Зажглись в высоте миры.

Тихо травинки глажу,

Словно его вихры.

 

Шагнёт загорелый, сильный,

И смерти предъявит иск».

 

Ветер. Могила сына.

Мама — как обелиск.

В. Штубов

 

Баллада об одном разговоре

— Здравствуй, сын мой… Сыночек мой, здравствуй… —

Отвечал он чуть слышно ей: — Здравствуй…

— И зачем ты лежишь здесь, мой ясный?

— Мама, я здесь лежу не напрасно…

 

А мать стояла у могилы братской,

В который раз она уже стояла,

Оставшись с давних пор вдовой солдатской.

Где похоронен муж, она не знала.

 

— Не увидишь, сынок, меня старой…

— Расскажи мне, какая ты стала…

— Я-то думала: немца прогонишь —

Поживём… Ты меня похоронишь…

 

Но по-иному всё война решила:

И матерей не сыновья хоронят,

И к материнским простеньким могилам

Чужие люди иногда подходят.

 

— Я с тобою, сынок, не прощаюсь…

Без тебя и отца я так маюсь…

До свиданья, сынок, до свиданья…

— До свидания, ма, до свиданья…

С. Никулин

 

Слово матери Ефросинии

Я — Ефросиния,

Мать десяти сыновей.

В поле судьбы,

Где светло

От берез и ромашек,

Десять рассветов

Восходят

Над жизнью моей.

Сохнут на радуге

Десять

Веселых рубашек.

Ночи бессонные

Месяцем светят в окне.

Десять подушек

Волшебные сны приманили.

... Десять

Глухих похоронок

Слетелось ко мне.

Десять сынов

Полегли

В окаянной могиле.

Я погибала

Не десять,

А тысячу раз ...

Сердце мое

Сыновей

И сегодня все ищет ...

Десять рубашек

Не высохли

В памяти глаз.

Десять подушек

Не спят

В опустевшем жилище.

Плечи простудные

Серая шаль холодит.

Горько и скудно

В моем неприкаянном быте.

Десять,

И двадцать,

И тысячу лет пролетит —

Горе мое

Не растает в потоке событий.

Эхо жестокое

Вторит смертельной беде.

Слезы давно

Полпланеты

Залили ночами ...

Внуки мои —

Пузыри

На весенней воде.

Дети мои —

Пустота и печаль за плечами.

Десять малиновых звезд

На ворота мои

Люди прибили,

Исполнив обычай хороший.

Только те звезды

И в самые тяжкие дни

Разве покличешь

Степаном,

Андреем,

Алешей?

Добрые люди!

Неужто опять и опять

Битвы и бойни?

И крик похоронок в квартире?

Я, Ефросинья,

Героев бездетная мать,

Вечною мукой

Сегодня взываю о мире!

Л. Щипахина

 

Мать солдатская

Епистимии Федоровне Степановой, крестьянке из Краснодарского края,

потерявшей в Гражданскую и Отечественную войны девять сыновей.

 

Снег метет, снег метет —

завируха.

Ветер песни поет,

иль вызванивает лед,

иль ошибка слуха?..

Мало ли что чудится

путнику в пургу:

будто рядом улица,

кони на бегу…

Снег метет, снег метет —

завируха…

А по белой степи —

белая старуха

в сумраке идет…

 

А зачем да куда?..

Эх ты, горе-беда,

ох, беда да горе,

полумрак во взоре.

Были молоды глаза,

ясные, шустрые…

Стали старыми глаза,

мудрыми, грустными.

 

…Почему среди степи вьюжной

старуха белая?

Что ей нужно?

Что здесь делает?

Ей сидеть бы в теплом доме,

возле печки в полудреме,

шерстяной чулок вязать

да тихонько напевать.

 

Жить осталось

малость — старость!

А она, гляди, без устали,

шагом мерит просторы русские,

украинские,

с-под Кубани — под стены берлинские…

Неогляден, необъятен

солдатский погост…

Где родимых земля приютила?

Может, пять, может, сто,

может, тысяча верст

от могилы к могиле?

 

А старуха — на то она мать,

чтоб погибших сынов навещать…

«То ль ненастно,

то ли ясно,

то ли холод,

то ли зной,

жизнь покуда не угасла,

я, сынок, всегда с тобой…»

 

Еле слышно шепчут губы,

повторяют: «Я всегда…»

Руки узловаты, грубы

от крестьянского труда.

От годов и от кручины

на щеках легли морщины.

 

Ну а сердце?..

Сердце старухи:

частые стуки,

шумны и глухи.

Страшными ударами

нещадно битое,

кровью и слезами

мыто-перемытое…

 

Под кофтою груди

выдул суховей.

А вскормили эти груди

девять сыновей.

Были груди молоды,

полные соков,

и вскормили молодцев —

к соколу сокол!

 

От Александра, старшего,

до Саши, меньшого,

спрашивай не спрашивай,

не найдешь такого:

ладные да сильные,

брат похож на брата.

Всех их покосили

войны проклятые.

 

…Необъятен, неогляден

солдатский погост.

Где родимых

земля приютила?

Может, пять, может, сто,

может, тысяча верст

от могилы к могиле…

 

А старуха, на то она мать,

чтоб родимых сынов навещать…

Снег метет, снег метет —

завируха…

А по белой степи

белая старуха

идет,

идет,

идет…

А. Соболев

 

* * *

Мать проводила в путь-дорогу

Всех пятерых сынов-солдат.

Один погиб у Таганрога,

Другой — в бою за Ленинград.

 

Потом медаль и Орден славы

Пришли из дальней стороны:

Два сына были под Варшавой

В атаке насмерть сражены.

 

Домой с Победой шли солдаты,

Ждала — вернётся хоть один,

Но сообщили в сорок пятом:

Он пал в сражении за Берлин.

 

А только горю нету срока.

Седая мать

За годом год

Выходит молча на дорогу,

И вдаль глядит,

И ждёт,

И ждёт...

Б. Дубровин

 

* * *

Она молилась за победу, —

Шесть сыновей на фронт ушли...

Но лишь когда упал последний,

Чтоб никогда не встать с земли,

 

Победа встала на пороге.

Но некому ее встречать...

— Кто там? — спросила вся в тревоге

От слез ослепнувшая мать.

С. Орлов

 

Старуха

Скоро сто уже старухе,

вот какие, брат, дела.

И, как полюшко зимою,

голова её бела.

Слышит плохо, видит слабо,

тихо сядет у окна,

Начинает с сыновьями

разговаривать она:

 

«Сашка, где тебя носило?

Экий вымахал пострел.

Всё гуляешь, за дровами

снова съездить не успел…

 

Борька, бес глазастый, где ты?

Хоть умри, простыл и след.

Вон корова отвязалась,

а тебя всё нет и нет…

 

Колька! Всё, поди, читает…

Прямо стыдно от людей,

Книжки книжками, а косу

ты к утру себе отбей…»

 

Что-то силится старуха

разглядеть в своём окне.

Все три сына, три героя

там остались — на войне.

 

А в окошко лист валится,

плавно катится луна.

Скоро сто уже старухе,

позабыла всё она,

 

Всё на свете позабыла,

всё на свете — до конца,

Лишь остались в бедном сердце

три возлюбленных лица.

 

Всё идут к ней русским полем

сквозь туманное жнивьё

Три её родимых сына,

три кровиночки её…

Н. Рачков

 

Материнское горе

Памяти Федосьи Андреевны Шершановой,

смоленской крестьянки

 

Пять свечей задул железный ветер,

Пять сынов от матери унёс.

Где-то далеко на белом свете

Пять на обелисках красных звёзд.

 

Так и не узнала, где могилы

На чужой далёкой стороне.

Свой жестокий жребий разделила

Мать со всей Россией наравне.

 

Сорок лет пять карточек хранила

В хате, как святые образа.

Высохла, как в засуху калина,

Выплакала синие глаза.

 

И ушла, сынов не повидавши,

В зимней предрассветной тишине,

Навсегда причисленная к павшим,

К миллионам павших на войне.

 

Ей ладоней так и не разжали,

Что держали снимки сыновей.

Повздыхали, забирать не стали

И похоронили вместе с ней.

М. Каменецкий

 

На фотоснимке добрый, твёрдый взгляд...

На фотоснимке добрый, твёрдый взгляд:

Ильинична — мать девяти солдат.

Так вышло,

мы встречались только раз.

Что помню я?

Взгляд бабушкиных глаз,

её калитки из ржаной муки,

прикосновенье тёплое руки…

 

Конечно, помню сказки о морях,

не о принцессах — о богатырях.

Но мне, трёхлетней, было невдомёк:

зачем носила бабушка платок

лишь чёрный?

Я, сказать начистоту,

хотела сдёрнуть эту «черноту».

 

Однажды я платок под тюфяком,

проснувшись рано, спрятала тайком.

Бабуля встала, ищет — не найдёт,

другой платок из тумбочки берёт,

такой же чёрный, но ещё черней…

Откуда знать мне — шестерых парней

домой, на берег Северной Двины,

не дождалась Ильинична с войны.

Е. Сойни

 

Баллада о матери

Матери Хачика, Гургена и Абрама Малхасян посвящаю

 

У матери их трое было,

И всех троих она любила.

Настали дни войны…

Пошли на бой с врагом три сына,

Три смелых, рослых исполина,

Отечеству верны…

 

В атаках грозных наступали.

В атаках грозных трое пали

За родину свою.

Далёко, на земле немилой,

На сопках скорбные могилы —

Сыны легли в бою…

 

А дома под тутою спелой

Ягнёнок с шёрсткой белой-белой

Копытцами стучал.

В саду, в тени кустов азалий,

Три внука у воды играли

И строили канал…

 

Заря победы расцветала.

И каждый угол озаряла

Лучей её игра.

Всю ночь по дому мать бродила,

Слезами письма мать кропила

До самого утра…

 

Со смертью в непрерывном споре

Жизнь победила. В сердце горе

Затихло кое-как…

Не угасая и в метели,

Три факела её горели,

Рассеивая мрак.

 

Дышала грудь её порою,

Как поле, взрытое войною, —

Всё глуше, тяжелей…

Но, пробудясь от бликов света,

Похоронила горе где-то

Под зеленью полей.

 

Дымок над крышей мирно вьётся,

Играет в зеркале луч солнца,

Блестит в траве роса.

В ребячьих голосах звенящих

Погибших сыновей всё чаще

Мать слышит голоса.

 

И льётся речь её в эфире —

Мать миру говорит о мире,

Слова светло звучат.

Прославили её газеты,

Печатают её портреты,

Её… и трёх внучат.

 

Ей надо высадить рассаду.

Разжечь в печи огонь ей надо,

Всегда полна забот, —

Мать выступает против смерти,

Мать прославляет жизнь на свете,

Бессмертная — живёт.

Рачия Ованесян (Пер. с арм. Н. Алибеговой)

 

Мать

На больших руках усталой матери

Умирал её последний сын.

Полевые ветры тихо гладили

Серебристый лён его седин.

 

Гимнастёрка с воротом распахнутым

Задубела пятнами на нём.

Из тяжёлых ран

В сырую пахоту

Опадала кровь его огнём.

 

— Я ль тебя, сыночек, не лелеяла,

Я ль тебя, родной, не берегла?..

Ясны очи,

Кудри эти белые,

Силу богатырскую дала.

 

Думала — сойдутся в жизни праздники…

Ты последней радостью мне был!

А теперь твои закрылись глазоньки,

Белый свет в ресницах стал не мил. —

 

Увидав её слезинку грустную,

Обступили мать среди полей

Девять бед, разбивших сердце русское,

Девять павших в битве сыновей.

 

Стыли танки, громом раскурочены,

Заступали кони повода.

…Встала мать в селе на главной площади

И окаменела навсегда.

И. Варавва

 

Баба Таня

Сыновья сгорели в танке

В сорок третьем во году.

Их маманя, баба Таня,

Жизнь ведёт, как борозду,

По привычке. И не просит

Никого и ни о чём.

Дни её скрипят, как оси,

И с горы, и на подъём.

А в избе четыре фото,

Как иконы, на стене.

И одна у ней забота —

Свечи ставить по весне.

В. Овсепьян

 

Молитва матери

Маленькая, седенькая, в чёрном

Женщина на кладбище пришла.

Было в её облике покорном

Что-то выше и добра и зла.

 

С жизнью она счёты завершила.

Здесь в могилах вся родня почти.

И себе уже давненько сшила

Платье для последнего пути.

 

Нынче день свиданья с сыновьями.

Если б их погладить по вихрам…

Полземли прошли они с боями,

И все трое здесь. От старых ран.

 

Вот могила младшего, Николки.

На цветке качается пчела.

Подошла и не спугнула пчёлки,

Тихую молитву начала.

 

Позади вся жизнь её клубилась.

Спали вечным сном её сыны.

А она о будущем молилась:

Чтобы больше не было войны.

 

Нет уже ни силы, ни уменья

Для иных поступков или дел,

Но тревога и самозабвенье,

Как всегда, святой её удел.

 

Еле слышно шелестели листья,

Словно с ней старание деля…

На таком предельном бескорыстье

Только и стоит ещё земля.

В. Бушин

 

Мария

Шла война. И, как и все, Мария

Проводила мужа, двух сынов.

Не спалось до утренней зари ей.

Да тогда кому было до снов?..

 

Вот бои уже в чужой сторонке.

Ждали сводок, не смыкая глаз.

Три письма казённых — похоронки —

Принесли ей сразу, в одночас.

 

Не кричала. Словно онемела.

Об порог не билась головой,

Только помертвела, потемнела.

А по всей деревне — бабий вой.

 

За ночь лет на двадцать постарела,

Утром вышла из избы седа.

Бабы даже подойти не смели,

Плакали: «О, Господи! Беда!»

 

Время шло. Бойцы вернулись с фронта.

Ветер разметал смердящий дым,

И уже поля до горизонта

Колосятся хлебом налитым.

 

А она осталась в сорок пятом,

В том морозном лютом феврале.

Временами молча шла куда-то.

Говорили разное в селе,

 

Говорили, что свихнулась будто,

Что немного тронулась умом:

Ежедневно письма шлёт кому-то,

Почтаря встречает за углом,

 

А на стол, как в праздник, стелет скатерть,

Словно ежечасно ждёт гостей,

Вспоминает — кстати и некстати —

Сводки тех, военных, новостей.

 

Пусть мороз, пусть ветер мокро-хлёсткий —

А она идёт за поворот

И стоит, стоит на перекрёстке,

Крестится и всё кого-то ждёт...

Г. Небараковская

 

Мать солдата

Вновь выходит на дорогу,

Вдаль глядит солдата мать.

В сердце смутная тревога,

И нет сил её унять.

 

Ждёт сыночка, не желает

Его смерти отдавать.

Жив сынок, она то знает,

Ведь на то она и Мать.

 

И летят её молитвы

Верою заветных слов

В те места, где острой бритвой

Смерть калечила сынов.

 

Мать всегда живёт надеждой,

Вдаль глядит она опять.

Жизнь и смерть, а где-то между

Ними ангел светлый — Мать!

 

Вновь выходит на дорогу

Мать солдатская, молясь.

«Сделай так! — прошу у Бога, —

Чтоб мать сына дождалась!»

А. Стародубов

 

Саженцы

(Стихотворение из цикла «Война. Фрагменты общей памяти»)

 

Матвей…

Степан…

Игнат…

Серафим…

Когда ей

принесли четвёртую похоронку,

она сидела в хате,

положив руки на чёрную столешницу,

и Таньке-почтальонке,

жалобно позвавшей из сенцев:

«Тётка Прасковья,

тётка Прасковья…» —

выдохнула в ответ

глухо и непонятно:

«Колышков,

колышков-то хватит?»

 

А потом

осторожно, как младенцев,

носила в огород из сарая

охапки

берёзовых саженцев,

расправляла в лунках

подрагивающие корневища,

и,

засыпав их,

вгоняла обухом топора

рядом с каждым саженцем

сосновый колышек,

и белой льняной полоской

связывала две тонкие вертикали —

живую и неживую.

 

А после,

закончив всё это,

направилась было в хату,

да вдруг охнула,

привалилась к стене

и,

выгибаясь всем телом,

неловко запрокинув голову,

немым криком

стала оползать вниз,

заталкивая в рот

конец платка

и сдирая спиной

облупившуюся штукатурку…

С. Минаков

 

За Коленьку, Мишеньку, Петеньку...

За Коленьку, Мишеньку, Петеньку

С далёких военных полей…

Старушке приносят пенсию,

Как весточку от сыновей.

Пока она, руки вытерши,

По бланку скрипит пером,

Стоит у стола навытяжку

Почтарь с пустым рукавом.

Н. Снегирёв

 

Мать

Она ждала и огонёк

С окна, ложась, не убирала,

Чтоб сын его увидеть мог,

Шагая с дальнего вокзала.

 

И хлеб печёный на поду,

И суп молочный на загнетке* —

Всё, лишь приди он, на виду,

Как на стене надрезы-метки.

 

Она считала их порой.

И перед ней, как на экране,

Вставал он, сын её, живой,

В окне над кустиком герани…

 

Щекой к надрезам припадёт,

Поговорит сама с собою —

И боль как будто отойдёт,

Утихнут в сердце перебои.

 

Мотыгу в руки — и бегом

Туда, на поле, ближе к люду,

Чтоб где мотыгой, где щипком

Выпалывать тоску-иуду.

 

Так и жила, как бы в огне,

Других печали не учила.

Но днём и ночью, и во сне

Ждала письмо — и получила.

 

«Ты слышишь, мама, я живой, —

И замерла, и захлебнулась… —

Кругом цветы… Сегодня в бой.

Душа как в пламя окунулась…»

 

Одно письмо. А сколько раз

Она его перечитала!

И, умирая, свой наказ

Дала соседке: — Ты сначала,

 

Как я уйду, побудь в избе.

Песком присыпь за мной дорожку.

Но главный мой наказ тебе —

Не убирай огонь с окошка…

И. Малохаткин

 

*Загне́тка — место на шестке русской печи (обычно в левой его части), куда сгребаются горячие угли.

 

Эхо войны

Когда сгорает день в костре заката,

В краю села вдруг высветит окно.

То мать-старушка ждёт с войны солдата,

Храня для встречи горькое вино.

 

Она ещё в далёком сорок пятом,

Его поставив в нишу тайника,

Жила надеждой, что вернётся… К кладу

Не прикасалась ни одна рука.

 

Сын не пришёл. Как многие другие,

Не постучался к матери в избу.

Он пал в сраженье за судьбу России

И за мою, и за твою судьбу.

 

Салюты в тридцать залпов прогремели,

Живём, дерзаем, любим без войны,

Сыны отцов-героев постарели,

Отцами стали без отцов сыны.

 

В том нет беды и нет ничуть секрета,

Что ей минуло семьдесят давно.

Но ждёт она его и прячет где-то

К приходу сына крепкое вино.

Е. Лазаренко

 

Варежки

Как только всхлипнет первое ненастье,

Так кто-нибудь торопится сказать:

— Опять сегодня села бабка Настя

Для дочки Вари варежки вязать.

 

Жила в селе старушка-вековушка.

Возила почту на слепом коне.

У той старушки в крохотной избушке

Сто варежек висело на стене.

 

Ах, варежки! Какая не мечтала

Из сельских модниц — парочку бы ей!

Но бабка Настя каждой отвечала:

— Все варежки — для Варюшки моей!

 

И шёл слушок. Не злой, а так — от скуки,

Почти имея почву под собой,

Что у старушки золотые руки,

Но, видимо, неладно с головой.

 

Ведь время было трудным и суровым.

Ещё следы войны не заросли.

И за полбулки хлебушка сырого

На рынок люди варежки несли.

 

И там стояли, грезя как о счастье

Продать товар дороже и быстрей.

Твердила, голодая, бабка Настя:

— Все варежки — для Варюшки моей!

 

…Она скончалась в самые морозы.

Потрескивали веточки берёз.

И председатель нашего колхоза

Сосновый гроб на кладбище увёз.

 

Никто не плакал. Не шумели речи.

В войну привыкло к горестям село.

Лишь у коня слепого на уздечке

Сосулька намерзала тяжело.

 

Потом пришли в холодную избушку.

И кто-то, к центру выдвигая стол,

Неловко на пол уронив подушку,

Под ней письмо солдатское нашёл.

 

Читали вслух. Махрой чадили жарко,

Со щёк слезинки пальцами гоня.

«…Служила я в отряде санитаркой.

Снарядом в руки ранило меня.

 

Теперь полгода в госпитале лечат.

И хоть об этом страшно говорить —

Пришлось врачам мне рученьки по плечи

Из-за гангрены, мама, удалить.

 

Врачи нас лечат опытно, умело.

Я очень благодарна им, врачам.

…И знаешь, удивительное дело —

Ладони сильно мёрзнут по ночам…»

 

И стало сразу всем до боли ясно,

Так ясно — будто молния в глаза, —

Что не могла, конечно, бабка Настя

Всю жизнь закончить варежки вязать.

 

Вязать — не для подарков и продажи,

Не для того, чтоб Варюшку согреть.

А просто — чтобы жить и чтоб однажды,

Устав от боли в сердце, умереть.

 

Прошло. Забылось. Но крутнёт ненастье,

И кто-нибудь торопится сказать:

— Опять сегодня села бабка Настя

Для дочки Вари варежки вязать…

Б. Макаров

 

Матери

Иду я сельской улицей, как садом,

Но радости в душе нисколько нет.

Старухи пристальным встречают взглядом

И после смотрят очень долго вслед.

 

Все звезды, звезды в траурных каемках,

Над каждыми воротами они.

Вновь в душу ворвалась войны поземка,

Как вспышки взрывов, этих звезд огни.

 

Лежат в могилах братских одногодки,

Всю тяжесть битв пронесши до конца.

Давно не бьют враги прямой наводкой,

Но кровоточат матерей сердца.

 

Россия встала из войны — разрухи,

Теперь бы только жить да поживать…

Глядят в окошко древние старухи,

В прохожем сына силятся признать.

 

Все ждут и ждут, и будут ждать до смерти

И на прохожих пристально смотреть.

И если смерть придет, то, мне поверьте,

Мать не поверит все ж в сыновью смерть.

А. Коуров

 

Мать

Скорбь в ее глазах окаменела,

Гнев и месть в моей груди кипят.

Скорби, гневу, мести нет предела.

Родина! Ты знай — я твой солдат.

 

Позови. За этот взгляд скорбящий

Материнских выплаканных глаз,

Беззащитных, ранящих, просящих

Я любой твой выполню приказ.

 

Родина! Нельзя ничем измерить

Это горе наших матерей:

Треть столетья беспредельно верить,

Ждать и не дождаться сыновей.

А. Коуров

 

Мать

Часто встретишь её при дороге,

Где клубится, вздымается пыль.

Не подкошенной болью, тревогой

Ветер гнёт перед нею ковыль.

 

Сына мать ожидает как прежде.

Пусть закончился ужас войны.

Нет! Не сломлена в сердце надежда.

«Он вернётся!» твердит: «Только жди!»

 

Взор её устремлён к горизонту,

В нём растаял родной силуэт.

Пожелтела от лет похоронка,

Только памяти давности нет.

 

Образ сына пред ней в гимнастёрке,

Голубые, как небо, глаза.

С вещмешком да шинелью потёртой,

Так его провожала она.

 

Смертью храбрых он пал под Берлином,

В свой последний решительный бой,

Чтобы мир был свободным, счастливым,

Неизвестный солдат и герой.

 

Не лежать на могиле букетам,

Не склониться пред ним до земли.

Это место известно лишь ветрам,

Да кричат на лету журавли.

 

Если встретишь её при дороге,

Где клубится, вздымается пыль,

Не подкошенной болью, тревогой

Поклонись ей, как гнётся ковыль.

В. Нечунаев

 

* * *

В жакетке и в платочке синем,

А под платочком — седина,

Из битвы ожидая сына —

Сидит старушка у окна.

 

И на закате, на восходе

Глядит с надеждою туда,

Откуда поезда приходят,

Куда уходят поезда...

 

Куда ж ещё?.. Туда, наверно, —

За обагрённый небосклон.

Туда давно уж, в сорок первом,

Весенним днём уехал он.

 

И ни письма, ни телеграммы, —

Вестей не слышно от него...

Порой лишь голос «Мама, мама!»

Звучит — и больше ничего.

 

И свет заката в отдаленье,

Среди завьюженных равнин,

Напоминает то виденье,

Когда, весь в красном, шёл к ней сын,

 

Когда из тьмы блокадной муки,

Встречая смерти остриё,

Свои слабеющие руки

Тянул он к маме, звал её...

 

И на восходе, на закате,

Не забывая никого,

Она шлёт Гитлеру проклятья:

«Отдай мне сына моего!

 

Отдай!..» —

И возглас болью острой

Летит за горы, за леса,

Где жёны, матери и сёстры

Свои подъемлют голоса.

 

И громче грома и набата

По всей земле гремят сердца:

«Отдай мне дочь!»

«Отдай мне брата!»

«Отдай мне сына и отца!»

 

В Майданеках и в Моабитах

Кричит из преисподней мглы

Неистребимый прах убитых —

Пылинки пепла и золы.

 

На всех полях былых сражений,

Из всех могил — а где их нет? —

Встают погибших братьев тени:

«Верните нас на белый свет!»

 

И, слитно с бесконечным хором,

Все голоса, что мне слышны,

Звучат всемирным приговором =

Для поджигателей войны...

 

В жакетке и в платочке синем,

А под платочком — седина,

Из битвы ожидая сына,

Сидит старушка у окна.

 

И пусть он не придёт обратно, —

До самой смерти будет мать

Скорбеть о счастье невозвратном,

О мёртвом сыне тосковать.

Б. Кежун

 

Мать

Она ожидала

До самого смертного часа:

Вот скрипнет калитка,

Вот вздрогнет щеколда в двери!..

Три дочери к ней подошли,

Трое внуков пришли попрощаться…

Она попросила тихонько

Окно отворить.

 

Смотрела она

Небу в синие очи,

Как будто

Услышать хотела,

Что не было тягостных лет! —

Что кто-то на почте —

По недоуменью — напутал,

Что не треугольник

Пришёл в её дом, а конверт…

 

Там были слова,

Что её ненаглядный сыночек,

Кровинка её,

Неженатый ещё, молодой!..

А небо в окошке

Нахмурило синие очи:

Что можно ответить?

Что можно ответить

Старухе седой?

 

Что в небе июльском

Над полем, войной опалённым,

В атаку её ястребок

На стервятников шёл!

Что — Фенистом-птицею,

Факелом над Землёю —

Взлетел её сын,

Нашей памятью воскрешён!..

Т. Машкара

 

Вспоминаю

«На позиции девушка

Провожала бойца», —

Пел отец.

Мне тогда было только три года.

Колыбельными стали

Военные песни народа.

Мне победа тогда

Подарила навеки отца.

 

Только долог ли век,

Я не думала и не гадала…

Мама, папа, братишка и бабушка —

Вот и семья.

Детство, детство моё золотое!

Я горя не знала…

Домик плох, денег нет,

То есть — мало.

 

Да об этом ли речь?!

Нет войны! Нет войны…

Это — главное.

Знала и я.

…Долг век ли?

А бабушка тихо молилась

Только ей, Богородице:

«Матерь Мария! Прости…

Что ж ты сына свово,

Родимая, не исцелила?

Что ж ты сына мово

Не смогла, дорогая, спасти?

 

Ты — заступница наша —

Чего же ты не заступилась

За сынов наших?

Матерь Мари, скажи!

Сколько наших кровиночек

В землю сырую сокрылись!

Жито сеяли… Горе взошло

От межи до межи!»

 

…А потом отходила,

На карточку сына глядела,

Что сгорел в сорок третьем

В июле, над Курской дугой.

Поседела б от горя!

Да раньше ещё поседела…

«Ой, заступница наша!» —

И будто грозилась рукой…

 

Ничего от него,

Кроме карточки и не осталось.

Хоть невестка бы в доме —

Да не к кому было сватов…

Молодой был ещё.

Первым делом ему — самолёты…

Ну а девушки?

После победы — потом!..

Т. Машкара

 

Мать солдата

Ванечка, Васенька, Колюшка, Митя,

Где вы, родимые деточки, спитя?..

Где взять мне их, утешные слова,

Слова, что так похожи на молчанье?

Обнять тебя, почувствовать нечаянно,

Как ты стара уже и как слаба...

 

Ты исступленно шепчешь имена

Сынов своих! Как будто воскрешаешь...

За одиночество своё ты их прощаешь,

Но горько знаешь — в том не их вина.

 

Как тихо травы росные звенят!

Как горько пахнет сорванная мята!

Но только, голубая, не примята

Трава могил. И никогда б не знать,

 

Как травы распрямляются. Как долго

Они хранят в себе распятья рук…

Где взять слова? Чтоб их звучанье вдруг

Наполнилось священной клятвой долга?!.

Т. Машкара

 

Баба Фрося

Она прежде меня кормила,

Вытирала клеёнчатый стол

Да льняную скатерть стелила,

Не спеша подметала пол.

 

А потом суетливо и робко,

Так, что ныло сердечко моё,

Торопилась она к гардеробу,

Чтоб сокровище вынуть своё.

 

— Мне читали, да вдруг неверно?

Ты — ребёнок…

Святая душа… —

Словно листья, ложились конверты

По-осеннему зашуршав.

 

Не с экранов,

Не с книжек занятных —

С этих писем открылась война,

С похоронки (куда её спрятать?) —

Так враждебно чернела она….

 

Мать солдатская — боль России,

Через годы, жалея, любя,

Я целую тебя, как сына,

И за сына, и за себя.

 

И за дочь свою, что, наверно,

Семенит уже вслед за мной.

Сохрани для неё конверты,

Те, написанные войной.

 

Пусть однажды она прочитает

Те солдатские письмена.

Пусть она твою боль узнает

Да почует, как рана больна.

 

Потрясённая, пусть заплачет,

Пусть поймёт у твоих дверей,

Что за счастье её заплачено

Одиночеством матерей.

В. Холодова

 

* * *

Идут дожди, смывая вмятины,

Воронок вечную вину.

И до сих пор находят матери

Детей, потерянных в войну.

 

Разлука давняя жива,

Ещё видны её приметы.

Так разбросать людей по свету

Способна лишь одна война.

 

Идут дожди, смывая вмятины,

Воронок вечную вину.

И до сих пор находят матери

Детей, потерянных в войну.

 

Как уголёк в седой золе,

Надежда теплится скупая,

Что где-то дети их ступают

По утренней родной земле.

 

Идут дожди, смывая вмятины,

Воронок вечную вину.

И до сих пор находят матери

Детей, потерянных в войну.

 

Детей встречает каждый день

На сквере женщина седая,

По праву матери считая

Родными всех других детей.

 

Нам памятны воронок вмятины,

И все, кто жизнь отдал свою,

За то, чтоб вновь не ждали матери

Детей, потерянных в войну.

И. Кохановский

 

Мать солдата

День на редкость стоял

удивительно тихий.

Осень щедро делилась

последним теплом...

Пассажиры в автобусе

как-то притихли,

Потревожить боясь

красоту за окном.

 

И услышала я,

как старушка седая,

Говорила чуть слышно

соседке своей:

«В 41-м осень была

точно такая,

Мы на фронт провожали

мужей, сыновей

 

Утро тихое, помню,

с росою обильной…

Только изредка слышно, как

желтый листок пролетал…

Уходил мой сынок

по дороженьке пыльной

Руки все на прощанье

мои целовал.

 

В палисаднике пышно

цвели георгины,

К ним склонился,

потом виноград он сорвал

Долго-долго смотрел

как летят паутины…

Повернулся и быстро

вдаль зашагал.

 

Ту дорогу теперь

и асфальтом покрыли...

Да ко мне мой соколик

вернуться не смог…

Сколько лет уж храню только

горсточку пыли,

На которой оставил следы от сапог.

 

Похоронка пришла — дни и ночи рыдала.

Так и выплакала свои

слезоньки все.

А потом… ту бесценную горсть

целовала,

Георгины спешила сажать по весне...».

 

Голос женщины ровный,

до жути спокойный,

А в глазах ни слезинки,

усталость одна...

Проклят будь тот, кто выдумал

все эти войны,

И будь проклято страшное

слово «война».

 

Мне теперь снится сын тот

со скаткой шинели,

В дом к старушке спешит по

асфальту назад.

Где красой георгины тогда

пламенели,

И глазасто чернел во дворе

виноград.

В. Забашта

 

Баллада о встрече матери героя в гвардейском полку

Старая мать из города Пскова

В полк прибыла в половине шестого.

День трудовой в гарнизоне кончался.

Ее накормили в солдатской чайной.

 

В черном платке, как печаль вековая,

Шла по казарме, тихо ступая,

Вместе с гвардейцами в красный угол,

Где койка его заправлена туго.

 

Над ней он — молоденький.

Давний портрет.

Лейтенантик взъерошенный.

Сколько минуло лет!

Поколенья солдат на вечерней поверке

Его выкликают, в бессмертье поверя,

 

Павшего с честью на службе Отечеству.

А вовсе и не было в нем молодечества.

Но в час его звездный — вот он, вот —

Встал и пошел на немецкий дзот.

 

Неизмеримость человечьего духа!

— Здравствуй, сыночек! — плачет старуха.

Пред нею его фронтовой портрет,

А сына уж тридцать годов как нет.

 

Срочной службы вокруг солдаты

Мирных, строительных семидесятых.

 

Сердце у матери болью болит,

Рядом с нею майор-замполит,

На всех поделив боль ее злую,

Руки ей в синих жилках целует.

П. Ойфа

 

Письма

Письма… Фотографии в альбоме.

Смотрят парни матерям в глаза.

Матери их мёртвыми не помнят —

Оттого и верят в чудеса.

 

Все они их видят молодыми,

Сильными,

Как двадцать лет назад…

А в округе на родное имя

Столько откликается ребят…

 

Разных —

Незнакомых и знакомых,

Никогда не знавшихся с войной,

Ждут их тезок матери домой

И глядят на карточки в альбомах.

 

Парни там —

Смешливы и красивы,

Где им было знать, что скоро в бой.

В двадцать лет они спасли

Россию!

Ну, а что свершили мы с тобой?

А. Дементьев

 

Матерям России военной поры

Святые матери России —

Истоки света и любви!

В какой животворящей силе

вы нервы черпали свои?

 

Откуда вам хватило воли

от гроз войны не умирать,

днём дотемна работать в поле,

а ночью шить, варить, стирать?

 

От горя выли под тулупом,

лишь в этот миг забыв детей,

а утром вновь делились супом

на две, на три, на пять частей.

 

Поправив фитилёк на плошке,

как будто ваша в том вина,

несли из погреба картошку

с последней горсточкой зерна.

 

До наших дней от Ярославны

стезёй натруженных дорог

во имя жизни, а не славы

провёл вас материнский долг.

 

Как тяжко… Что там руки-ноги,

коль ежечасно чуть дыша

кровит по мужниной дороге

незачерствевшая душа.

 

Приветив мать, свекровь и деда,

делам не подводя итог,

вершили матери Победу,

будто большой колхозный стог.

 

Да как вы выжили, родные,

имея только огород,

когда вам сводки фронтовые

известны были наперёд?..

 

За эти скорбные годины

поблекли от глухой тоски

воспетые в стихах былинных

глаза, как в поле васильки.

 

…Все ваши дети вышли в люди —

мужей исполнили наказ.

Я верю, что когда-то будет

в России памятник про вас.

В. Филимонов

 

Материнская слава

Она при встрече людям говорила:

— Какие ж были у меня дела…

Я никогда в разведку не ходила

И самолеты в небо не вела.

 

Я в жизни подвигов не совершила,

Жила, как все, в простой семье своей,

Я просто мыла, стряпала и шила,

Да вот еще растила сыновей…

 

А сыновья ее шептали имя,

Идя родную землю защищать.

И шла она незримо вместе с ними,

Совсем седая, ласковая мать.

 

В платке цветном встречала за оградой,

Рассматривала молча ордена…

И каждою сыновнею наградой

Она сама была награждена.

Е. Хоринская

 

Солдатские Матери

Неизмеримо горе Матерей.

Невосполнима глубина утраты.

Кто мужа потерял, отца иль брата,

А Матери теряют сыновей.

 

От крови кровь, от плоти плоть, они,

Взращённые в уютной колыбели,

Мужали, подрастали, матерели

И уходили в этот мир одни.

 

Благословенье — божья благодать,

Нательный крестик будут им опорой.

Вернутся в отчий дом они не скоро.

И многие ль из них? Бог знает, Мать.

 

Им долг велит хранить Отчизны Честь.

Беречь России голубые дали.

Но не за ордена, не за медали,

Святое в том предназначенье есть!

 

Прошли отцы и деды ратный путь.

Идут за ними сыновья и внуки

Постичь всю тяжесть воинской науки

И Родине на верность присягнуть!

 

Поклон земной у Вечного огня

Всем тем, что пали на полях сражений!

Сменяются века и поколенья,

Героям память вечную храня!

 

Пожизненная доля Матерей —

Ждать сыновей из дальнего похода.

Так положила матушка-природа,

А в поднебесье нет её мудрей.

Ю. Брыгин

 

Молитва матери

Хлеба прошу не вдосталь —

Просьба моя ина:

Я попрошу тебя, Господи,

Чтобы ушла война...

 

Пусть лягут травы росные

Под остриём косы...

Я умоляю, Господи:

Пусть возвернётся сын...

 

Петенька, месяц мой ясный,

Свет долгожданный мой...

...Только б война не лязгнула

Над белокурой главой.

 

Только б затихли залпы,

Здесь, на краю весны

Что-то случится завтра:

Вижу плохие сны...

 

Будто бегу по погосту,

Следом — фашисты-псы...

Я заклинаю, Господи:

Пусть возвернётся сын!

 

В домике так одиноко

Без моего сорванца...

Где же ты, мой синеокий?..

Что ж ты не шлёшь письмеца?..

 

Шёпот её стихает,

Падают две слезы...

Только одно витает:

«Пусть возвернётся сын...»

 

Плачет, уставшая до смерти,

Матерь в апрельскую ночь...

 

...Только не может Господи

Ей уж ничем помочь...

В. Киселёв

 

Солдатские матери

Матери солдат, воюющих в Чечне,

Все еще надеются на чудо.

И в тревоге ждут вестей оттуда.

И свои проклятья шлют войне.

 

Те, кто могут, едут на войну,

Чтобы вырвать сыновей из ада.

Власть считает — всё идет как надо.

Лишь бы на себя не брать вину.

 

Но позора этого не смыть,

Не сокрыть его верховной ложью.

Материнский суд, что кара Божья,

Не позволит ничего забыть.

А. Дементьев

 

Остановись, браток

Вечная память погибшим морпехам...

 

Остановись, браток! Неважно, кто ты,

Остановись и голову склони.

Лежат здесь парни из морской пехоты,

Сгоревшие в пожарище Чечни.

 

Неслышно ветку тронет слабый ветер,

И листья вдруг зашепчутся на ней...

Дороже памятника нынче нет на свете

Для в сорок лет угасших матерей.

 

Они сюда приходят на свиданья,

Поплачут горько у родных имен.

Воспоминанья... О-ох, воспоминанья!

И материнский безысходный стон.

 

Пополнили собой сыны-матросы

Штабные сводки боевых потерь...

А мамы будут помнить их, курносых,

Лишь на минуту вышедших за дверь.

 

А мамы будут в снах читать им сказку

И гладить непослушные вихры.

И улыбнется спящий сын на ласку,

И в пацанячьи вновь уйдет миры.

 

Опять, негодник, выпачкал ботинки

И мокрыми их сунул под кровать.

Опять мамашка рыженькой Иринки

Не даст с ним дочке допоздна гулять.

 

...Потом была повестка. И присяга.

И был идущий на посадку взвод.

И не хватило матери полшага —

Догнать, остановить тот самолет!

 

Ведь чуяла, сердешная! Ведь знала,

Что неспроста не спится в эту ночь —

Война под Грозным сына убивала!

И не прикрыть его. И не помочь...

 

А после — лист казенный похоронки,

А после — мир, рассыпавшийся в прах.

И крик — отчаянный, сиротский, страшный, тонкий!

И сердце, утонувшее в слезах.

 

Подбитой птицей мать в наряде черном

Могилу сына гладила рукой.

И слышала трава на пласте дерна:

«Прости за то, что не ушла с тобой!

 

Прости за то, что не смогла спасти,

Прости за то, что спрятать не сумела.

Прости, моя кровиночка, прости

За то, что нет тебя на свете белом!»

 

...Послушайте в том месте тишину...

Вы слышите — вдруг листья зашептали?

То души мальчиков, ушедших на войну,

Любимых матерей своих встречали.

О. Матвеев

 

Я — солдатская мать

Вы видали солдат, тех мальчишек, пришедших с Афгана?

Им по 20 всего, но покрыты виски сединой,

И у этих ребят ноют их незажившие раны,

И рыдает душа по друзьям, не пришедшим домой.

 

Там, на склонах крутых, обагренных мальчишеской кровью,

Где свинцовые пули, как знойные ветры, свистят,

Умирают мальчишки, с надеждою, верой, любовью,

И чужая земля принимает российских ребят.

 

Я — солдатская дочь, мой отец не дошел до Берлина,

Это счастье не всем довелось испытать той весной.

Я — солдатская мать. Во весь голос я требую мира,

Чтобы сын мой, десантник, живым возвратился домой.

З. Трубицына

 

Не говорите мне, что сына нет

Не говорите мне, что сына нет —

Не верю! Не дождётесь! Не заплачу!

Он крестик взял с собою на удачу

И материнский оберег — браслет.

 

Не говорите мне, что сына нет —

Он рядом, в каждом вздохе и молитве,

Я верю, он живым остался в битве,

Ну вот же его форменный берет.

 

Не говорите мне, что сына нет,

Летят осколки, словно птицы в стае,

И ничего, что я совсем седая

В свои неполных тридцать девять лет.

 

Не говорите мне, что сына нет!

Он в сердце, в голове, в молитве этой,

Я жду его домой с победой летом —

И это материнский мой ответ.

 

Не говорите мне, что сына нет!

И. Горбань

 

Легенда

Провожала мать сына,

На войну провожала.

И, сорвавши косынку,

За вагоном бежала.

 

Вдруг в глазах зарябило...

И уже десять лет

Тянет ветви рябина

Электричкам вослед.

Н. Зиновьев

 

Судьба

Муж погиб в Афганистане,

Сын — в Чечне на поле брани.

И остался в этой мгле

Жутким, сумеречным светом

Вместе с нею в мире этом

Внук, сидящий на игле.

Н. Зиновьев

 

Маме снится Афганистан

Маме снится Афганистан...

Правда, там она не была...

Возникают из слов с листа

Минареты и купола.

 

Ей прислали вчера письмо

Недописанное. Чуть-чуть...

Просто что-то произошло...

Не заплакать и не вздохнуть.

 

«Всё нормально, — ей пишет сын, —

Нет тут страшного ничего».

Снится маме песок пустынь

И холодные шапки гор...

 

Сын, конечно, немножко врёт —

От начала и до конца...

Мама снова письмо берёт,

Как беспомощного птенца.

 

Будто кадры в немом кино

Вдруг уносят её с собой.

Пишет сын, торопясь, письмо,

По команде срываясь в бой.

 

На кровати — примятый след,

Одеяло тепло хранит...

Маскировка — неяркий свет.

Кто-то карточку обронил...

 

Недописанное письмо,

И сырые чадят дрова,

И растаял в тумане взвод,

Уходящий на караван...

 

Мама снова лежит без сна

И читает про тот туман...

Если даже уснёт она,

Снится маме Афганистан...

М. Гусев

 

Ожидание

Я убит подо Ржевом.

Александр Твардовский

 

Ночь. В округе звенит тишина.

Под луной белоснежное поле.

Звёзд мерцанье. Стоишь у окна.

Мама, я задыхаюсь от боли.

 

Как душа разболелась опять…

И село постоянно мне снится.

Я хочу тебя, мама, обнять,

Но легла между нами граница…

 

Не грусти. Уж прошло столько лет.

Не гляди по ночам на дорожку.

Льёт луна на снега бледный свет,

И в морозной чеканке окошко.

 

От того, что ты в доме одна,

Всё ж душа не наполнилась гневом.

Сколько горя хлебнула до дна —

В сорок первом… Отец… Подо Ржевом.

 

Берегла, как могла, «сорванца»,

Мной гордилась. А в сердце кручина.

Не дождалась с Великой отца.

А теперь не дождалась и сына…

 

Не печалься, прошу, обо мне,

Верю, мама, такое непросто.

И не знаешь, за что на войне

Был убит я в Афгане под Хостом*…

А. Рябихин

 

* Хост — столица провинции Хост в Афганистане, самый большой город в юго-восточной части страны.

 

Боль

Такие мысли возникают мельком,

опасны, как сапожные ножи…

Мою шинель порезали на стельки.

— Не рано ль, мать, не рано ли, скажи?

 

На рубежах зловещее круженье,

не потому ли, втиснут в общий ряд,

под Ленинградом, в тихой оружейной,

ещё стоит мой верный автомат?

 

Ещё в морозы, новобранцев грея,

проверенный в учениях не раз,

всё в том же взводе, в той же батарее,

исправно служит мой противогаз.

 

Нет, мой сухой паёк ещё не съеден,

и с фляжки краска не совсем сошла,

а счёт отца с фашистами не сведен,

и мать военных сводок не сожгла.

 

Ещё грома войну не укачали,

и тишина гудящая, как шмель…

— Ты слышишь, мама, я не сплю ночами,

зачем же ты порезала шинель?

А. Павлов

 

Мама, я умею летать...

«Мама! Я умею летать, смотри!»

И бежит с растопыренными ладошками.

И летит, мелькая тонкими ножками,

С горки. В руки к маме. И мама сияет внутри.

 

«Мама, я иду воевать. Прости».

И уходит, не глядя на мамины слёзы.

И громит врага. В жару и в морозы.

Мама ждёт его с фронта, зажав своё сердце в горсти.

 

«Мама, я погиб. Так вышло, не плачь.

Я вернусь к тебе ветром в июльском мареве.

Не горюй. Мы солнце вам всем оставили.

Не придёт на нашу землю палач».

 

И светла печаль, как в глазах слеза.

И победным маршем гремит гроза.

И. Белоколос

 

* * *

Мать солдата—чуткая антенна

На одну настроена волну:

Все, что не о нем — второстепенно —

По любому адресу верну.

 

Между нами, словно пуповина

Есть телепатическая связь:

Если день удачный был у сына —

Я хожу счастливая, смеясь.

 

А когда лютуют иноверцы

В этой Богом проклятой войне —

Чую это материнским сердцем,

И оно тогда болит вдвойне.

 

Все вы там, ребята, на «Реданте»,

В автобате, СОБРЕ и десанте —

Берегите Ваших матерей

И домой вернитесь поскорей!

 

Я хочу, чтоб ни в одной из армий

Не лилась отныне чья-то кровь,

Не друг с другом воевали парни,

А боролись только за любовь!

О. Зорина

 

* * *

Что же я могу тебе послать?

Лишь свои молитвы-заклинанья,

Да стихи в зеленую тетрадь

Напишу с тоскою ожиданья.

 

Родина забросила ребят —

Нежных и по-юношески пылких,

В край, откуда зяблики летят,

Но не возвращаются посылки.

 

Даже письма, словно воробьи,

Выбившись из сил, не долетели:

Видно, там опять идут бои

И свистят свинцовые метели…

 

Сердце материнское сожму,

Слушая безрадостные вести.

Пусть мне будет больно, а ему —

Легче от того, что мы с ним вместе.

 

Мир с кавказской кручи далеко

Может видеть мальчик мой упрямый.

Но не знает он, как нелегко

Быть семь сотен дней солдатской мамой...

О. Зорина

 

Жду тебя

Жду тебя, любимый мой,

Жду семь сотен дней.

В стужу, оттепель и зной —

С каждым днем сильней.

 

Знаешь, как душа поет,

Видя письмецо

И на карточке твое

Взрослое лицо.

 

Пусть быстрей из дальних мест

Весточки летят,

Матерям не надоест

Ждать своих солдат.

 

Там, на службе, в трудный час

Вспоминай свой дом.

Мы здесь, не смыкая глаз,

Тебя очень ждем.

 

Ты вернешься, и друзей

Позовем опять,

Кто поддержкою своей

Помогал мне ждать.

О. Зорина

 

* * *

Пусть сны к твоему изголовью

Приветом из дома летят.

Храним материнской любовью

На дальней заставе солдат.

 

Покуда, подвластный лишь Богу,

Живет человеческий род —

О детях тоску и тревогу

Лишь Ангел-хранитель поймет.

 

И он в предрассветном тумане

Врагу не позволит пройти

И веру в добро не обманет,

Опорою станет в пути.

 

Откуда бы ветры ни дули —

Хотя бы один из них — злой,

Но Ангел от бешеной пули

Прикроет гранитной скалой.

 

С тобою зимой он и летом, —

Пока горяча моя кровь.

В бесплотном создании этом

Моя воплотилась любовь.

О. Зорина

 

Ангел

Шестой роте 76-й Псковской дивизии ВДВ, погибшей смертью храбрых на высоте 776 под Улус-Кертом в ночь с 29 февраля на 1 марта 2000 года.

 

Ангел на пепелище прилетает за мной,

или мать меня ищет у границы земной;

опускается рядом, разглядела с небес

над погибшим отрядом необструганный крест.

 

Налила мне стаканчик за души упокой:

— Мой единственный мальчик, собирайся домой.

Поднимаясь все выше, полетим на заре,

чтоб отдать тебя, слышишь, православной земле.

 

Там снега и метели, и весна далеко;

там глаза потускнели у отца твоего.

Наши птицы иначе будут петь над тобой.

Мой единственный мальчик, собирайся домой.

 

— Мама, горькая жалость, среди черных полей

и костей не осталось для могилы моей.

Не осколки и пули, есть страшней западня:

мама, нас обманули, и тебя, и меня.

 

Обещай мне ни слова, ни слезы о былом.

Мы крестились под Псковом и уже не умрем.

Ты всегда будешь близко, даже в сумрачный час,

когда с мраморных списков время вытравит нас.

 

...Рыла землю руками моя старая мать

и на дне в этой яме перестала дышать.

Где-то званья и ранги раздают по стране.

Десять лет уже ангел, прилетает ко мне.

А. Степанов

 

Ожидание

Матери героя России Александра Калинина

 

Жду вестей от тебя, родной.

Иль письмо затерялось где-то?

Я писала тебе в Харсеной...

Но еще не пришло ответа.

 

Почтальон перешел дорогу.

Может ты написал, сынок?!

Успокоит мою тревогу

Ровный бисер знакомых строк.

 

Просыпаюсь ночами, вдруг

Это ты вверх идешь по лестнице?

Мне шагов твоих легких звук

В тишине предрассветной грезится...

 

Позвони! Но звонят друзья.

Приезжают пока. Держат слово.

Как тебя, их встречаю я.

И они мне расскажут снова

 

Про тебя. О себе. Обо всем,

Что вас крепче цемента держало.

О военном братстве своем,

О доверьи в большом и малом.

 

И о том, как, в ночь уходя,

Не загадывают о встрече.

Только молча в глаза глядят,

Молча руки кладут на плечи.

 

...Спит земля, тишиной одета.

Нет письма от тебя, родной...

Иль оно затерялось где-то

Под селением Харсеной.

О. Головенкина

 

Бой у села Харсеной — эпизод Второй Чеченской войны. 21 февраля 2000 года, после 8 суток пешего марша по горной местности под обильными снегопадами, 3 разведгруппы 2-й отдельной бригады спецназа ГРУ подверглись нападению чеченских боевиков. 33 из 35 бойцов погибли — это были самые большие безвозвратные потери среди формирований специального назначения по итогам одного боя за обе Чеченские войны. За мужество и героизм, проявленные при выполнении воинского долга командирам разведгрупп посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации, погибшие бойцы награждены орденами Мужества. Герой России командир группы минирования капитан Александр Калинин один из 33-х.

 

Молитва матери

Над Москвою Храма нового купола.

За мое здоровье свечечку мать зажгла...

Причитала пред иконами, как во сне,

Все просила и молилася обо мне...

 

На колени опускалася — не впервой!

И, не видя, знала в точности — я живой.

И слетали с губ искусанных те слова...

И от ладана кружилася голова...

 

«...Сохрани его, сердешного, на войне!

Ведь Ты знаешь долю грешную — он в Чечне...

От свинцовой вьюги-смертушки заслони!

И домой его, родимого, мне верни...

 

Пусть враги не тронут мальчика моего.

Не остави его, Господи, одного!

Он — солдат, куда деваться-то? Видишь сам...

Ну зачем такой молоденький Небесам?!..»

 

Бог не слышал сердца матери — занят был.

И о просьбе слезной, искренней позабыл.

Пропитался кровью алою мой берет...

И к своим ползти «за линию» силы нет...

 

Эх, война, година лютая — смерть пришла...

И меня молитва матери не спасла.

Я глаза закрыл усталые — вот покой...

Будет сын всегда у матери — молодой...

А. Орлов

 

О солдате и его матери

посвящается Раушану Абдуллину, погибшему в Южной Осетии

 

Телестудия. Микрофон включён. Полный зал.

Вышла женщина. Сжала руки, но встала прямо.

О волнении говорили только глаза.

Мать солдатская. Потерявшая сына мама.

 

Здесь вручается премия. Здесь регламент, и говорить

Нужно коротко. Всё рассчитано по минутам.

Не о подвиге, а о том, как хотел он жить

Рассказала мать. Силы взять откуда,

 

Чтобы так — стоять. Так — сказать? Потому, что сын,

По рассказам его седеющих командиров,

Уничтожил танк, удержав высоту один.

Поэты, художники и банкиры

Перестали елозить в креслах. Заслуги их

Перед обществом — повод для дюжин «премий».

А у мальчика есть единственная. Других

Нет. Не будет больше. Без пояснений.

 

Просто помнить его, ушедшего налегке,

В мир надзвёздный навечно — Мальчика и Солдата;

Мать, сжимающую награду в тонкой руке;

Тишину, звенящую виновато.

Ю. Елина

 

Раушан Абдуллин — рядовой, разведчик-сапёр отряда специального назначения Северо-Кавказского военного округа. Погиб в августе 2008 года в Цхинвале. Указом президента ему присвоено звание Героя Российской Федерации, посмертно.

 

Маме

Родная, улыбнись!

Твою улыбку

не часто видел наш холодный век,

качающий смертельным штормом зыбку

с названьем позабытым — человек.

 

Твои пятнадцать расстрелял германец,

а в тридцать — била красная метель —

«В своей стране я словно иностранец», —

жгла и трезвила череда потерь.

 

А в сорок — повторенье мать ученья —

язык — в подполье, сердце — на замок.

И в пятьдесят — на новый круг терпенья

за старый, не усвоенный урок.

 

А в шестьдесят...

Но роковым урокам

не привыкать учиться у судьбы,

все та же ты — твоя борьба не с роком,

с окаменением души не ладишь ты.

 

Все та же ты — лучишься, как и прежде,

как прежде, вторит голосу струна —

в землянке сердце полнится надеждой

и на Заречной близится весна.

 

И слышу, как течет в глубинах рода

по древним, как в любое время года

ты говорила только «да» и «нет».

 

И вижу взгляд.

Взыскательным и строгим

он был всегда: «Не опозорьте дом!

Не смейте подражать душеубогим!

Не место вам, где празднует Содом!»

 

Родная, улыбнись!

Да, завтра — битва.

Но после пусть звучит твой лёгкий смех.

Родная, помолись!

Твоя молитва —

за нас и за врагов,

Одна за всех.

А. Кувакин

 

Ясным солнышком...

Ясным солнышком, теплым облачком

Был для мамы родной сынок.

Нынче сердце — в железном обруче,

Болью вечною в горле комок...

 

У солдата честь, как и Родина, —

Сродни Матери — навсегда.

Двадцать лет всего пройдено,

И стоит на пороге беда.

 

Отвести ее — маме силы нет.

Эх, кабы эта сила была...

На стене висит дорогой портрет,

А за окнами — стылая мгла.

 

«Он такой веселый был,

Хулиганил малость.

Брата младшего любил...»

В прошлом все осталось.

 

Лишь заснеженная тропка,

Что ведет к погосту,

Да единственная «фотка»

В форме не по росту...

Н. Кирженко

 

Провожала сына мать

Провожала сына мать, провожала,

Слезы горькие текли по щекам —

Не лежало ее сердце, не лежало,

Материнское колола, словно жало,

Дума горькая по юным сынкам.

 

Провожала сына мать, провожала,

Не скрывала слез у всех на виду.

Небогатые гостинцы держала,

А сама, как лист осины, дрожала, —

Сердце матери вещало беду.

 

Провожала сына мать, провожала,

Щеки гладила, глядела в глаза:

Для чего же она в муках рожала

И ночами над кроваткой дрожала,

Чтобы разразилась гроза?

 

Провожала сына мать, провожала,

Только равнодушным был перрон —

Забирала сыновей мать-держава,

А родная мать вот не удержала...

 

Не по ним ли над землей медный звон?

Н. Кирженко

 

Похоронка

Похоронка — на скатерти,

буквы плывут, как дым.

А у матери,

а у матери

сердце яблоком золотым

покатилось по белу свету

с надеждою отыскать

вихрастого непоседу,

золотинку свою — сынка.

Сердцу никак не верится,

не хочется верить никак,

что смолола военная мельница

вместе с худенькими лопатками,

вместе с рёбрышками и пятками

и отметиной у виска

сынка.

Я. Рябина

 

Мой сын уходит на войну...

Мой сын уходит на войну,

а небо плачет над Говерлой,*

и ветры, вспомнив старину,

уныло тянут «щэ нэ вмэрла»...*

 

А сын и без горилки пьян,

хороший мальчик, но упрямый,

мне говорит «ну, что ты, мам?»

и, спохватившись, «шо ты, мамо?»...

 

А что я, шо я — кто поймёт,

когда и сын понять не хочет...

А над Говерлой — не налёт,

гроза раскатисто грохочет...

 

И я молчу, почти сомлев,

и на пол падает икона...

А ветры тянут свой напев

про «щэ нэ вмэрла» похоронно...

Ю. Беридзе

 

* Говерла — самая высокая гора на территории Украины, в Карпатах

«Ще не вмерла Україна» (Не погибла ещё Украина) — государственный гимн Украины

 

Три часа

К маме в гости. На три часа.

И опять на войну. Назад.

У войны-то остра коса.

У войны-то слепы глаза.

 

К маме в гости. Успеть сказать

То, что важно. Пустое — прочь.

Посмотреть, как течёт слеза.

Как же ты непроглядна, ночь!

 

К маме в гости. Шепнуть, обнять

И опять распрощаться с ней.

Эх, война... Не посмей отнять

Ты сыночка! Война, не смей!

А. Кованов

 

Глядит в окно моё луна

Глядит в окно моё луна,

А мне темно.

Девятый год глядит война

В моё окно.

 

То хрип, то стон в моей груди,

То жар, то лёд...

Я говорю ей: «Уходи!» —

Девятый год.

 

Плету, как кокон, забытьё,

Но все равно

Глазницы чёрные её

Глядят в окно.

 

Гремят разрывы по реке,

Поля красны...

Стоит мой дом на островке

Среди войны.

 

Её ухмылки нет кривей,

В грязи, в крови:

«Отдай мне только сыновей...

Сама — живи...»

 

Мне не по силам с ней в борьбе,

Не по годам...

Но сыновей своих тебе

Я не отдам!

 

Они не сгинут, не падут,

Не смей, не тронь!

И невредимыми пройдут

Через огонь...

 

Моя молитва — им стена,

И в стынь, и в зной...

И тенью падает война

Передо мной.

В. Можаева

 

Письмо жены и матери

Вам пишу издалека.

Юра, здравствуйте. Поверьте,

Муж и сын мой в ЧВК,

Тоже в самом пекле смерти.

 

А вчера любимый мой

Возвратился. Снова вместе

Дождалась его домой,

Но встречала грузом двести.

 

Он теперь не одинок.

Завершив свою работу,

Наш единственный сынок

Возвращается двухсотым.

 

Дом совсем осиротел.

И ничто мне не поможет.

Нет ни слёз, ни сил, ни дел.

Музыкантом стану тоже.

 

Хоть патроны подавать.

Выносить ли с поля боя

Знаю, что жена и мать

Закрывать должны собою.

 

Охранять, любить, беречь

От лихих ударов в спину

И поднять однажды меч,

И взорвать однажды мины.

 

Только воина спасти —

Так издревле и поныне

Доля женщин на Руси

Быть в годину Берегиней.

 

Ты для них носки свяжи

И без прочих сантиментов

Им в посылку положи

Вещи и медикаменты.

 

В доме гулком и пустом

Ночью корчатся кошмары

Эхо сотрясает дом,

Как удары байрактара.

Юрий Волк

 

Часовня

Место памяти и скорби,

Где Горячие Ключи,

Мать от горя спину сгорбит,

Замирая у свечи.

 

За дорогой церковь рядом.

Едут к ней издалека.

Там часовня за оградой.

Там солдаты ЧВК.

 

И горят на глыбе камня

Золотые письмена —

Наша боль и наша память —

Дорогие имена.

 

Имена погибших в битвах.

Еле слышно, как в тиши

Шепчут матери молитвы

О спасении души.

 

И Всевышнего просили

Чтобы не было войны.

...Едут матери России

К сыновьям со всей страны.

 

Опустив печально плечи,

Обессиленной рукой

Мамы тихо ставят свечи

Сыновьям за упокой.

 

Их сердца тоска отпустит

Здесь у камня навсегда.

Из любого захолустья

Едут женщины сюда.

 

Из сибирской глухомани

Или северной глуши,

От Урала, из Казани

На последние гроши.

 

Из далёких поселений

Да из малых городов

Опускались на колени

У иконы сотни вдов.

 

Едут с Дальнего Востока,

Где нетающие льды.

...Не окинуть бегло оком

Географию беды.

Юрий Волк

 

Мальчики

Утром в срок назначенный,

После шумной ночки,

Уходили мальчики —

Мамины сыночки.

 

В камуфляж наряжены,

С нежными руками.

Что-то очень важное

Обещали маме.

 

Говорили главное

На перроне станции:

Не война объявлена —

Просто операция.

 

Мальчики-романтики

Проявляли смелость.

Поиграть в солдатики

Мальчикам хотелось.

 

Капали мороженым

На бетон перрона

На глазах восторженных

Девочек влюблённых.

 

Мальчики примерные

Или шалопаи,

Верят, что бессмертные

Смерти не бывает.

 

Мамы дали мальчикам

Яблоки да груши,

Пирожки горячие:

В поезде покушай.

 

Им пакеты сунули

В мягкие ладошки.

Умирать под пулями

Будут понарошку.

 

В мире всё кончается

Поздно или рано.

Возвратились мальчики —

Наши ветераны.

 

Сильными и чинными

Вышли на вокзале

Взрослыми мужчинами —

На груди медали.

 

По перрону топали

Мамины солдаты

В пыльных берцах стоптанных,

В выцветших бушлатах.

 

Радостные мамочки

Их пока не спросят,

Отчего у мальчиков

В шевелюре проседь.

 

С жесткими ладонями,

С рваными ногтями.

И куда их, стонущих,

Ночью бросит память.

 

Возвратившись, воины

Смерти не боятся.

Черными мозолями

Огрубели пальцы.

 

Пусть сыночки мамины,

Но народ служивый.

Ничего, что ранены.

Главное, что живы.

 

И пока что трезвые,

Не покажут виду:

Кое-кто с протезами —

Парни-инвалиды.

 

Где такое видано.

Мама скажет: «Что ты!

К счастью инвалидами,

Лишь бы не двухсотым».

Юрий Волк (Юрий Вологодский)

 

Вам, матери героев-сыновей!

Земной поклон сегодня матерям

тем, что сынов от сердца оторвали,

тем, самым добрым, светлым и святым,

что сыновей достойно воспитали.

 

Спасибо вам, солдатским матерям,

что вы сегодня сами, как солдаты:

все ваши мысли на фронтах войны,

там, где теперь сражаются ребята.

 

Вам страшные ночами снятся сны,

а -то и вовсе до утра не спится:

тревога, боль, на сердце тяжело

и, как назло, ночь очень долго длится.

 

И сердце материнское болит

за сына, что вчера ещё был рядом.

И представляет мать, как её сын,

На поле боя под свинцовым градом.

 

Ей кажется, что сын её зовёт,

и сердце матери в груди на части рвётся.

Бежит по полю боя мать на зов,

бежит смертям назло и не сдаётся.

 

Да, матерям сегодня не легко,

они в полях сражений с сыновьями.

И рвутся мины, и снарядов вой,

и ливни бьют свинцовыми дождями.

 

Кричат они во сне: «Сынок, держись,

пригнись, родной, поглубже окопайся,

под пули зря не лезь, сынок, смотри,

быть осторожней, милый, постарайся».

 

Мать пред иконой по ночам стоит,

чтобы за сына Богу помолиться.

Молитва материнская сильна,

мать верит, что до Бога достучится.

 

Родные наши, матери солдат,

храни Господь всех сыновей любимых,

чтоб встретить вы могли с победой их,

вернувшихся, живых и невредимых.

 

Вам, матери героев-сыновей,

которых вы от сердца оторвали,

желаем в этот материнский день

железной выдержки из самой прочной стали.

 

Спасибо вам, и наш земной поклон

от всей России, что сегодня с вами.

Гордится вместе с вами вся страна,

достойными Отечества, сынами.

 

Пожалуйста, себя поберегите.

Конечно, сердцу трудно приказать.

Вы сыновей с надеждой в сердце ждите,

как только мать одна умеет ждать.

М. Малютина

 

Солдатские матери — гордые, стойкие...

Солдатские матери — гордые, стойкие,

детей потерявшие в страшном аду...

Солдатские матери — счастья достойные,

с суровой войны своих детушек ждут…

 

Не верят в жестокий вердикт похоронок,

сочувствие близких к душе не пустив,

достав из шкатулочных памятных схронов

те письма, что дети писали в пути.

 

В них: «Мама, не плачь! Я вернусь скоро, мама!

Здесь вовсе не страшно, и мы победим!»

И верила мать горячо и упрямо,

что сын её сильный, что он не один,

 

что скоро весна, пробужденье природы,

что скоро победа, — осталось чуть-чуть...

Но дни проходили, добавив ей годы,

и камнем разлука ложилась на грудь...

 

Солдатские матери! Вечная память —

о тех, кто уже не вернётся домой...

Горит в сердце матери скорбное пламя

о сыне погибшем, что вечно живой!

 

Солдатские матери — гордые, стойкие,

детей потерявшие в страшном аду...

Солдатские матери — счастья достойные,

с суровой войны сыновей своих ждут…

Л. Кремерайте

 

* * *

Под Бородино — могилы братские.

Двух веков почетен караул.

Как бессмертно звание солдатское!

Кто бы сына матери вернул?

 

Кто б пообещал,

что в бесконечности

не случится новая война?

Это слишком много —

две Отечественных

для земли, которая одна.

 

Нам ли сгинуть без роду и племени?

Этого потомки не простят.

Женщины седеют раньше времени:

сыновей солдатами растят.

Н. Мирошниченко

 

* * *

«Поскорей бы, поскорей» —

от рассвета дотемна

слышен голос матерей

у порога, у окна...

 

Ожиданье день за днём,

та же боль — за ночью ночь,

всё о нем, о нем, о нем —

как увидеть, как помочь?

 

Не забыться, не заснуть,

день за днем, за годом год...

Долгий взгляд туда, где путь

свой свершает поворот.

 

Лист летит с календарей —

ждать и ждать и день, и ночь

в вихрях снежных январей

просто сына, просто дочь...

 

Ночи матери темны,

тает времени свеча...

Ждать из школы, ждать с войны,

ждать письма и ждать врача.

 

Стук дождя и скрип дверей,

тихий вздох: минуй беда...

Ожиданье матерей —

в прошлом,

в будущем,

всегда...

С. Ботвинник

 

Песни:

 

Солдатские матери

Музыка: Б. Александров

 

Выше звания нет, чем солдатская мать,

Нет священнее слов для людей.

И за тысячи вёрст вы могли согревать

Нас на фронте любовью своей.

Низкий поклон вам, солдатские матери,

Низкий поклон — до земли.

 

И всегда нас к Победе в сраженьях с врагом

Вел вперёд материнский наказ.

И в землянках сырых и под шквальным огнём

Верным сердцем мы помнили вас.

Низкий поклон вам, солдатские матери,

Низкий поклон — до земли.

 

Знает маршал седой и солдат молодой,

Что пришлось вам в войну испытать...

И пусть вечно горит негасимой звездой

Ваша слава, солдатская мать.

Низкий поклон вам, солдатские матери,

Низкий поклон — до земли.

С. Бенке

 

Баллада о матери

Музыка: Е. Мартынов

 

Постарела мать за много лет,

А вестей от сына нет и нет.

Но она всё продолжает ждать,

Потому что верит, потому что мать.

 

И на что надеется она?

Много лет, как кончилась война.

Много лет, как все пришли назад,

Кроме мёртвых, что в земле лежат.

 

Сколько их в то дальнее село,

Мальчиков безусых, не пришло.

 

…Раз в село прислали по весне

Фильм документальный о войне.

Все пришли в кино — и стар и мал,

Кто познал войну, и кто не знал.

 

Перед горькой памятью людской

Разливалась ненависть рекой.

Трудно это было вспоминать.

Вдруг с экрана сын взглянул на мать.

 

Мать узнала сына в тот же миг

И пронёсся материнский крик:

— Алексей! Алёшенька! Сынок!

Алексей! Алёшенька! Сынок!

Алексей! Алёшенька! Сынок! —

Словно сын её услышать мог.

 

Он рванулся из траншеи в бой.

Встала мать прикрыть его собой.

Всё боялась — вдруг он упадёт,

Но сквозь годы мчался сын вперёд.

 

— Алексей! — кричали земляки.

— Алексей! — просили, — Добеги!..

 

Кадр сменился. Сын остался жить.

Просит мать о сыне повторить.

Просит мать о сыне повторить,

Просит мать о сыне повторить.

 

И опять в атаку он бежит.

Жив, здоров, не ранен, не убит.

— Алексей! Алёшенька! Сынок!

Алексей! Алёшенька! Сынок!

Алексей! Алёшенька! Сынок! —

Словно сын её услышать мог...

 

Дома всё ей чудилось кино…

Всё ждала, вот-вот сейчас в окно

Посреди тревожной тишины

Постучится сын её с войны.

А. Дементьев

 

Баллада о солдатской матери

Музыка: А. Ермолов

 

Словно птица, потерявшая птенца,

По объятому войной бродила краю,

Исходила от конца и до конца,

Сбила ноги: «Где сыночек мой, кто знает?»

 

Но не числился в убитых её сын,

И не числился он в без вести пропавших.

Ковыли секли по ноженькам босым,

От ветров шатало, порохом пропахших.

 

Ни комбат ей не помог, ни военком.

Чёрной тенью от рассвета до заката

Шла она через посты, и в каждый дом

Мать стучалась: не встречал ли кто солдата?

 

Фотографию потёртую одну

Всем показывала: вот он, мой сыночек.

Может, где у вас находится в плену,

Может, видел кто, да рассказать не хочет?

 

Где ж головушку пришлось ему сложить? —

Всё ждала, искала, но — не доискалась.

Не нашёлся сын. А мать устала жить,

У неё для жизни силы не осталось.

 

Вдруг вернула сына алчная война,

А ему навстречу — траурные звуки:

Это мама умерла твоя, она

Не смогла с тобою вынести разлуки.

 

«Мама, мама! — взвыло выше тополей. —

Что ж меня ты не встречаешь у крылечка?»

Не дождавшихся помянем матерей

И сынов, ушедших из дому навечно…

Не дождавшихся помянем матерей

И сынов, ушедших из дому навечно…

Ю. Чичёв

 

Песня солдатской матери

(из к/ф «Старые клячи»)

Музыка: А. Петров

 

Не к добру так ветер завывает.

Мой сынок давно не пишет мне...

Он далёко, дальше не бывает,

Дальше не бывает — на войне...

Дальше не бывает — на войне...

 

Почтальон забыл мою квартиру,

И почтовый ящик пуст опять.

Что ж ума не хватит командиру —

Сыну не подскажет написать,

Сыну не подскажет написать...

 

К сыновьям неласкова чужбина.

Мудрено ль, что мать не знает сна?

Лишь бы ей живым вернули сына —

Остальное вынесет она,

Остальное вынесет она...

 

Время по листочку отрывает,

Календарь худеет на стене.

Сын далёко — дальше не бывает.

Дальше не бывает — на войне.

Дальше не бывает — на войне.

Дальше не бывает — на войне.

Ю. Ряшенцев

 

Эх ты, мама, моя мама

Музыка: В. Шаинский

 

Эх ты, мама, моя мама,

Выслушай меня ты.

Не ходи,

Не ходи со мною, мама,

До военкомата.

 

И не стой, не стой в печали,

Прислонившись к тыну.

И не плачь,

Не плачь потом ночами

По родному сыну.

 

Вот когда мы завтра строем

Двинемся в дорогу,

Помаши, помаши ты мне рукою

С нашего порога.

 

Буду я боец отважный,

Может, даже летчик.

Мне никто,

Мне никто теперь не скажет —

«Маменькин сыночек».

 

Эх ты, мама, моя мама,

Выслушай меня ты…

Ты сегодня — просто мама,

Завтра — мать солдата.

Н. Старшинов

 

Баллада о Матери

Музыка: М. Чистов

Исп. Л. Зыкина

 

Пуля, жизнь скосившая сыновью,

Жгучей болью захлестнула мать.

Некого с надеждой и любовью

Ей теперь под кров свой ожидать.

 

От глухих рыданий обессиля,

Задремала, и приснилось ей,

Будто бы она — сама Россия,

Мать ста миллионов сыновей.

 

Будто в поле, вихрем опалённым,

Где последний догорает бой,

Кличет, называя поимённо,

Сыновей, что не придут домой.

 

Беззаветно храбрых и красивых,

Жизнь отдавших, чтоб жила она…

Никогда их не забыть России,

Как морей не вычерпать до дна…

 

Свет дымится; он пропитан кровью.

Меж убитых тихо мать идёт

И с суровой терпеливой скорбью

В изголовье Вечность им кладёт.

 

А в душе не иссякает сила.

И лежит грядущее пред ней,

Потому что ведь она — Россия,

Мать ста миллионов сыновей!

Л. Татьяничева

 

Опомнитесь, люди (Солдатская мать)

Музыка: В. Киселёв

Исп.: ВИА «Земляне»

 

Ходила в войну по разбитым дорогам

седая печальная мать,

Просила людей ей помочь ради бога

пропавшего сына следы отыскать.

Красавцем приметным сынок её не был,

она говорила в тоске —

глаза у него будто краешек неба,

да родинка есть на щеке.

 

И днём, и глухими от взрывов ночами,

шла мать по дорогам земли.

Но люди, что ей по пути повстречались,

о сыне сказать ничего не могли.

Они только горем могли поделиться,

да хлеба последним куском,

родник указать с ключевою водицей,

да смахивать слёзы тайком.

 

Люди, опомнитесь люди,

в мире и так хватает смертей.

Люди, опомнитесь люди,

во имя земли и во имя детей!

 

Но вот говорят и сегодня в народе,

хотя утекло столько лет,

что мать до сих пор ещё ходит и ходит

по этой огромной прекрасной земле.

Над горем ее даже годы не властны —

ей сила такая дана.

И cледом за ней повторяем сейчас мы:

будь проклята эта война!

 

Люди, опомнитесь люди,

в мире и так хватает смертей.

Люди, опомнитесь люди,

во имя земли и во имя детей!

М. Рябинин

 

На Мамаевом кургане тишина

Музыка: А. Пахмутова

 

На Мамаевом кургане тишина,

Над Мамаевым курганом тишина,

В том кургане похоронена война,

В мирный берег тихо плещется волна.

 

Перед этою священной тишиной

Встала женщина с поникшей головой,

Что-то шепчет про себя седая мать,

Все надеется сыночка увидать.

 

Заросли степной травой глухие рвы,

Кто погиб, тот не поднимет головы,

Не придёт, не скажет: «Мама, я живой!

Не печалься, дорогая, я с тобой!»

 

Вот уж вечер волгоградский настаёт,

А старушка не уходит, сына ждёт,

В мирный берег тихо плещется волна,

Разговаривает с матерью она.

В. Боков

 

Письмо матери

Музыка: А. Васин

 

Чудом иль не чудом, но из боя

Вновь я вышел цел и невредим.

Материнскою твоей тоскою,

Видно, в самом деле я храним.

 

Тишина тревожной передышки.

В чьей-то развороченной избе

Понял я, возможно, поздно слишком,

Как сегодня тяжело тебе.

 

Сколько бед осталось за плечами!

Сколько новых залегло морщин!

Сколько снился раз тебе ночами

Недвижимым твой последний сын.

 

Говорить смешно об этом, знаю,

Но, когда опасность надо мной,

Я тебя невольно вспоминаю,

И беда проходит стороной.

 

Может быть, причина здесь другая.

Но щебечут пули у виска,

Что в бою меня оберегает

Материнская твоя слеза.

В. Бобров

 

Если матери ждут

Музыка: А. Холминов

 

Наши добрые мамы!

Немало ночей не доспали вы:

Сыновья-непоседы

спокойно вам жить не дают.

Летом тридцать шестого

мы едем под небо Испании,

Сыновья уезжают, а матери ждут.

 

Но вернёмся мы, верьте,

Через тысячи вёрст и минут.

Суждено нам бессмертье,

Если матери ждут.

 

Наши милые мамы!

А сколько морщинок непрошеных

Сыновья, возвратившись,

у глаз ваших ясных найдут?

В сорок первом году

мы в окопах лежим запорошенных,

Мы под пулями ходим, а матери ждут.

 

Но вернёмся мы, верьте,

Через тысячи верст и минут.

Суждено нам бессмертье,

Если матери ждут.

 

Наши мамы земные!

Вам снова за нас беспокоиться.

Вы простите нам, мамы:

выходим мы в звездный маршрут.

Остаются мгновенья —

ракета за тучами скроется,

Сыновья улетают, а матери ждут.

Ю. Полухин

 

Русские матери

Музыка: Г. Пономаренко

 

Русские матери, русские матери,

Сколько в войну сыновей вы утратили.

В горе своем сединой убелённые,

Над обелисками низко склонённые.

Матери, русские матери,

В горе своем сединой убелённые,

Над обелисками низко склонённые.

 

Русские матери, сердцем открытые,

Как не сломились вы, горем убитые.

Светлой зарёю взошли над Россиею,

Стали звездою её негасимою.

Матери, русские матери,

Светлой зарёю взошли над Россиею,

Стали звездою её негасимою.

 

В белые вьюги, в цветенье смородины.

Низкий поклон вам от ласковой Родины.

Вашим сынам, что стоят обелисками,

Вечная память и скорбь материнская.

Матери, русские матери,

Вашим сынам, что стоят обелисками,

Вечная память и скорбь материнская.

В. Чурсов

 

Матерям России

Музыка: А. Флярковский

 

Метель шрапнелью в стекла бьёт

Крутой зимою вятской.

Солдаткам о весне поёт

Мальчишка ленинградский.

А где-то грудью на грозу

Встаёт боец из Вятки,

И прячут женщины слезу,

Российские солдатки.

 

В бою мужья, в бою сыны,

И письмам путь неблизкий,

Но меры нет и нет цены

Надежде материнской.

С ней мать уймёт любую боль

И труд любой осилит…

Поют мальчишки про любовь,

Про матерей России...

Ю. Козловский, А. Кравцов

 

Солдатским матерям

Музыка: А. Батеньков

 

Земной поклон всем матерям солдатским.

Их подвиги незримы для людей.

Немыслимы и тяжелы утраты,

Израненные души от потерь.

За матерями земли русской сила,

Стерпеть, смолчать, не проронить слезу,

А боль утраты так невыносима…

И веровать, что крест свой донесу.

 

Усталых дней, печаль в глазах застыла.

Сердечной раны не затянется рубец,

Солдатских матерей неистовая сила.

Терновых мук возглавленный венец.

Утешит мать, разгонит страха тучи,

Свечой пылает жизнь в её очах,

Молитвенною верою могучей,

От смерти сбережет в тревожный час.

 

Слезами горькими напитана землица,

Страстными муками пронизана душа.

Причастными хлебами, да святой водицей,

Прося помиловать, у смертного одра.

Нет ордена у той, что мать солдата,

Лишь чёрный плат на серебристых волосах.

И души павших, лёгким облаком, куда-то,

Прощаясь с нами, растворятся в небесах.

Г. Батурина

 

Песня о матери солдата

Музыка: С. Сахаров

 

Уж поздно, скорей возвращайся назад...

Ведь в поле, туманом объятом

Вовек не покажется сын твой, солдат.

 

Солдат — он остался солдатом.

В земле чужедальней нашёл он покой,

Последний покой свой на свете.

И чуб, что твоей был приглажен рукой,

Запутал кочующий ветер.

 

И пуля пробила пилотку его,

Что ты зашивала когда-то.

Мать, знаешь, ведь сына теперь твоего

Зовут Неизвестным Солдатом.

 

В земле чужедальней лежит он не год,

Ни дней, ни часов не считает.

Не ждёт никого, никого не зовёт.

Метели его заметают.

 

Но если когда-нибудь вдруг его сон

Визг пули нарушит средь поля,

Поднявшись, покоя потребует он,

Волнения полон и боли.

 

Уж поздно... Закрой поплотнее ты дверь,

Как холодно перед закатом...

Не жди его больше... Знай, сына теперь

Зовут Неизвестным Солдатом.

М. Поцхишвили

 

Песня о солдатской матери

Музыка: Ф. Романов

 

За пустой околицей,

За Донец-рекой

Вздрогнет и расколется

Полевой покой.

Неоглядно поле то

За седой, межой,

Жаркой кровью полито

Нашей и чужой…

 

Далеко от поля-то

До Буран-села.

А над кровью пролитой

Черный дым и мгла.

В дали затуманенной

Как узнать о том,

Что лежу я раненый

В поле под кустом;

 

Что меня жестокая

Тянет боль во тьму…

Милая. Далёкая.

Жутко одному.

Под бинтом-тряпицею

Голова в огне.

Обернись ты птицею,

Прилети ко мне.

 

Наклонись, прилежная,

Веки мне смежи,

Спой мне песню прежнюю,

Сказку расскажи

Про цветочек аленький,

Про разрыв-траву.

Будто вновь я, маленький,

На земле живу...

 

То ли шелест колоса,

Трепет ветерка,

То ли гладит волосы

Теплая рука.

И не чую жара я.

И не ранен я.

Седенькая, старая,

Светлая моя.

А. Сурков

 

Мама

Музыка: О. Иванов

 

С той войны далёкой ты всё ждешь меня,

Ждёшь меня, ждёшь меня.

Но не смог я, мама, выйти из огня,

Из огня, из огня.

 

На вокзал приходишь ночью, как тогда,

Как тогда, как тогда.

Так они тревожны, эти поезда,

Поезда, поезда.

 

Мама, ты помнишь вокзал?

«Мама, прощай!» — я сказал.

Товарный вагон

Покинул перрон,

И ночь за окно упала.

 

И в каждом письме

Писала ты мне,

Что ждешь меня, ждешь, мама.

Ты прости, но в этом нет моей вины,

Нет вины, нет вины.

Что к тебе плохие лишь приходят сны,

Ходят сны, ходят сны.

 

Без меня вернулся поезд на вокзал,

На вокзал, на вокзал.

Но тебе солдатом быть я обещал,

Обещал, обещал…

В. Харитонов

 

Баллада о матери

Музыка: И. Лученок

 

На битву кровавую сына весной провожая,

Посеяла зёрна и стала мать ждать урожая.

Решила: «Как только появятся первые всходы,

Вернётся домой сын, со славой придёт из похода».

 

Напрасно вздыхала, просила счастливую долю —

Упали все зёрна на камень щербатый в том поле.

На этот же камень и мать опустилась без силы

И в изнеможении дорогу она попросила:

 

«Могу ли твой камень смягчить я слезой и мольбою?

За это я вербой готова стоять над тобою».

 

Сказала дорога в ответ: «Мать, мне плачешься зря ты.

Упали все зёрна на камень сухой и щербатый.

Здесь многие матери так же на камне лежали.

Не раз на нём сеяли, только ни разу не жали.

 

И он не ответит тебе на мольбы и тревоги,

Чужой и безмолвный, давно он лежит у дороги».

Мать вытерла слёзы и с камня холодного встала:

«Воды тебе мало и слёз матерей тебе мало?

 

И кровью, и болью своею тебя заклинаю:

Ты станешь землёю! А камнем пусть стану сама я!»

 

И только лишь трижды заклятие то прозвучало,

Стал камень землёю, мать камнем на поле упала.

 

Ничто не мешает пробиться ростку молодому.

Дорогой знакомою сын возвращается к дому.

А. Кулешов (Пер. с бел. А. Белов)

 

Сохрани солдатика

Музыка:

 

На войне без выстрелов не обходится,

На войне, как водится, гарь и дым.

Сохрани солдатика, Богородица,

Сохрани солдатика от беды.

 

Плачет, убивается мамка безутешная —

Взяли во солдатики у неё сынка.

Ты не плачь, родимая, ты не плачь, сердешная,

С ним ведь не случилося ничего пока.

 

За окном черёмуха вся с цветами белыми.

Девица пригожая — слёзы на щеках.

Ох, судьба-разлучница, что же ты наделала!

Взяли во солдатики милого дружка.

 

Юные солдатики бодро шаг печатают.

Кто из них с победою воротится вновь?

А война всё тянется, тянется, проклятая.

Пусть хранят солдатика вера да любовь.

 

На войне без выстрелов не обходится,

На войне, как водится, гарь и дым.

Сохрани солдатика, Богородица,

М. Драчёв

 

Письмо к матери

Музыка: Ю. Слатов

Исп.: анс. ВДВ «Голубые береты»

 

«Здравствуй, мама!

Я опять пишу письмо.

Здравствуй, мама!

Всё, как прежде, хорошо.

Всё нормально, светит солнце,

Над горой встаёт туман.

Знаешь, мама, здесь не страшно,

Просто здесь Афганистан...

 

Как там наши?

Я во сне всех видел вас.

Как сестрёнка?

Перешла в четвёртый класс?

Ты бы, мама, Ольгу в гости

К нам почаще бы звала...

И скажи ей, что вернусь я,

Чтоб она меня ждала».

 

Мать читает,

А в глазах стоит туман...

Мать читает.

Всё здесь правда и обман.

Мать не в силах оторваться

От могильного холма —

Сын в земле, а на ладони

Листик этого письма.

Мать не в силах оторваться

От могильного холма —

Сын в земле, а на ладони

Орден «Красная звезда».

 

Лишь вчера с осенним ветром

Горе стукнуло в окно,

А сегодня на рассвете

Почтальон принес письмо...

В нём живой он! Он смеётся

И так хочет долго жить!

«...Здравствуй, мама...»

Здравствуй, вечность...

Мы не в праве их забыть…

Ю. Слатов

 

Мать солдата

Музыка: А. Дольский

 

В декабре погиб в Ичкерии солдат

от свинца ли, от чеченского ножа.

Он не знал, что не воротится назад...

Удивлённый на спине в грязи лежал.

 

Мать узнала, онемела. И без сна

потекло житье, как черная река.

Но ни разу не заплакала она —

очи высушила смертная тоска.

 

И приехал к ней однажды генерал,

и медальку ей красивую привёз.

О войне ей о чеченской рассказал,

выпил горькой и расстроился до слёз.

 

Отомстили мы за сына твоего!

Сто чеченцев в свою землю полегли!

Мать солдата не сказала ничего,

только слёзы её тихо потекли.

 

Налила ему печалицы в стакан.

Видно, ты не поумнеешь, генерал!

Сотня женщин — и у каждой был пацан,

значит, двести ты, не сто, поубивал.

 

Эту весть ты понапрасну мне принёс...

А теперь езжай обратно поскорей!

Ей на сына не достало горьких слёз,

но хватило на чеченских матерей.

 

Пой песню, пой!

Пой, пока живой.

Если ты не сын начальнику, не брат,

за Россию, как герой, умрёшь, солдат.

А. Дольский

 

Разговор с мамой

Музыка: В. Мазур

Исп.: В. Мазур и Н. Макарьева

 

Мы вернулись с войны,

Только память всегда будет с нами,

И уже не забыть,

Если ты это сам испытал,

Я сегодня пришёл

Поклониться второй моей маме,

Маме лучшего друга,

Которого я потерял.

 

Я не раз вспоминал,

Как мы вместе в окопах лежали,

Пополам сухари

И патроны, и фляга с водой,

Как ночами прижавшись,

Друг друга спиной согревали,

И как верили в то,

Что когда-то вернёмся домой.

 

— Расскажи мне о сыне,

Вы были такими друзьями,

Он ведь в каждом письме

Мне об этом писал,

О войне нет ни строчки,

Как будто всё было не с вами,

Он всегда за меня

Так боялся и правду скрывал.

 

— Это было в горах,

Наша рота в засаду попала,

Мы остались прикрыть

Наш отход пулемётным огнём,

Как обычно бывает, их много,

А нас было мало,

И уже умирая,

Мой друг попросил об одном:

 

«Сделай так, чтоб о нас

На гражданке не думали плохо,

И никто не посмел

Оскорбить материнских седин,

За себя и меня

Проживи до последнего вздоха,

Передай моей маме,

Что ты её названый сын».

 

— А ты знаешь, сегодня

Приснился мне сон на рассвете,

Как вернулся домой он

И прямо с порога сказал:

«Скоро друг мой придёт,

Я прошу его, мамочка, встретить,

Как родимого сына,

Ведь он мне всегда помогал».

 

Мы присели за стол

У портрета погибшего друга,

Помянули по чарке,

В печи затрещали дрова,

Где-то рядом завыла

Холодная, зимняя вьюга,

Распахнулось окно,

И я вспомнил, ещё раз, слова:

 

«Сделай так, чтоб о нас

На гражданке не думали плохо,

И никто не посмел

Оскорбить материнских седин,

За себя и меня

Проживи до последнего вздоха,

Передай моей маме,

Что ты её названый сын».

 

Мы вернулись с войны,

Только память останется с нами,

И во имя добра,

Ради мира для наших детей

Я прошу об одном:

«Поклонитесь за всё моей маме,

Матерям всей России,

Отдавшим своих сыновей».

В. Мазур

 

Владимир Мазур — ветеран Афганской войны, пограничник. Надежда Макарьева — мать десантника Андрея Крюкова, погибшего в Афганистане в 1984 году, зам. председателя Правления Российского Союза Ветеранов Афганистана по работе с семьями погибших военнослужащих, Председатель Российского Союза семей военнослужащих, погибших в локальных конфликтах.

 

Читайте в блоге:

День матери: 100 стихотворений

Памяти мамы: Стихотворения и поэмы о маме

70 песен о маме

Образ Женщины-Матери в книгах о войне

Материнские судьбы и Великая Отечественная война