Виртуальное заседание в клубе «Поэтическая среда»
Мы живем в очень странное время. Время – невремя. Как будто настоящее время течет где-то мимо, а мы барахтаемся в серой вязкой субстанции, в которой все окружающее нас изменяет свою истинную сущность, искажается до неузнаваемости.
22 октября, в день 150-летия И.А.Бунина, переключаю телевизионные каналы и ищу передачи о Бунине. Увы! Центральные каналы, упомянув о событии в новостях, все остальное время посвятили, как обычно, адюльтерам и мезальянсам российских «медийных лиц», выяснению родословной (от кого родила, кого родила, а это точно я родила?) маргинальных личностей, перед самой передачей выведенных из долголетнего запоя, украинской клоунаде, кровавым разборкам восточных кланов, сериалам (от слова «серость») и т.д., и т.п.
Ау, Иван Алексеевич, где же Вы в день юбилея, где Ваши дивные стихи, Ваши упоительные «Темные аллеи»? А нет их. Да и что Вам делать среди этих уродов, которых все больше и больше, а людей все меньше и меньше, вот уже сжались совсем в небольшую группку на канале «Культура». Прекрасная авторская программа Н. Ивановой и какой-то не очень бунинский фильм «Солнечный удар». Все.
Если даже о Бунине, даже в день 150-летнего юбилея ТАК, что уж говорить о поэтах, кто не был так прославлен, но без чьих стихов картина русской поэзии поблекла бы, потеряла тысячи оттенков, тонких штрихов и бликов и утратила бы глубину.
Поэты
Мы звезды меняем на птичьи кларнеты
И флейты, пока еще живы поэты,
И флейты – на синие щетки цветов,
Трещотки стрекоз и кнуты пастухов.
Как странно подумать, что мы променяли
На рифмы, в которых так много печали,
На голос, в котором и присвист и жесть,
Свою корневую, подземную честь.
А вы нас любили, а вы нас хвалили,
Так что ж вы лежите могила к могиле
И молча плывете, в ладьях накренясь,
Косарь и псалтырщик, и плотничий князь?
Арсений Тарковский, один из удивительных российских поэтов-мыслителей, который вполне достойно может занимать место рядом с Иваном Алексеевичем. Его называли последним поэтом Серебряного века. Он был знаком с Блоком, Мандельштамом, любил Соллогуба и Случевского, дружил с Анной Ахматовой, стал последней на этой земле любовью Марины Цветаевой. Говорили, что он из тех, кто «опоздал родиться», потому что начинал писать, когда от Серебряного века остались одни осколки, и на смену ему шел соцреализм, в рамки которого Тарковский никак не вписывался. Но «времена не выбирают» – это не про Тарковского: «Я век себе по росту подбирал». Его век был в его стихах: «Я вызову любое из столетий, Войду в него и дом построю в нем», «Мне моего бессмертия довольно, Чтоб кровь моя из века в век текла». Поэт не своего времени, соединяет в собственной, им созданной, поэтической эпохе разные века и культуры: и античность Эллады, и модернизм XX века, и золотое пушкинское время, и «свой» Серебряный век, соединяет и растворяется в них.
