Валерий Шумилин

 

«Жизнь свою проверяй по блокаде:

Не погиб ли в тебе человек?»

 

3 июля исполнилось 90 лет со дня рождения Валерия Александровича Шумилина (1935 — 2016), поэта, прозаика, драматурга, сценариста, публициста. Это человек удивительной судьбы, поэт, чью судьбу определила война, а творчество неразрывно связано с трагическими событиями блокадного Ленинграда, которые он пережил в детстве. Он автор многочисленных книг для детей и взрослых. Многие его стихи уже были в нашем посте о детях блокады. Кто-то вспомнит самые известные и проникновенные его стихи «Да сбережет Господь Россию», «Люби Россию в непогоду».

Валерий Александрович родился 3 июля 1935 года в Ленинграде. Родители — отец Александр Васильевич Шумилин (19.02.1907 — 03.10.1991). Окончил Политехнический институт. Стал ассистентом учебного комбината Гражданского воздушного флота, а с 1933 — инженером НИИ № 45. В поздние годы был преподавателем. Мама — Клеопатра Яковлевна Шматина (01.06.1907 Велиж — 15.08.1985). Врач, с 1951 года — заведующая санитарным отделом Эпидемиологической станции Петроградского района.

Когда началась война, Валерию исполнилось 6 лет. Как он сам говорит, «на этом мое детство закончилось». Ребенком он пережил блокаду, знал ужасы войны не понаслышке. Бомбежки города, ночные канонады, свирепые морозы, голодные смерти — все это он пережил и видел своими глазами. Эти страшные испытания — бомбардировки, грохот орудий, нечеловеческий холод и голод — навсегда врезались в его память и сформировали его мировоззрение.

С 1953 по 1958 год Шумилин учился на филологическом факультете ЛГУ им. А. А. Жданова на отделении журналистики. С первых университетских месяцев стал «ведущим курсовым поэтом»: откликался на разные события студенческой жизни, его веселые куплеты распевали однокурсники. По словам студента-филолога, впоследствии академика А. М. Панченко, Шумилин «не лукавил и не приспосабливался», он «принадлежал к немногочисленной группе неангажированных поэтов», «не заставлял себя писать на злобу дня, если под “злобой дня” понимать разные эпохальные вехи». Наверное, он умел дружить, раз однокашники вспоминают о нем с такой человеческой теплотой и уважением за внутренний стержень, который был различим в нем во все времена.

Тема войны и блокады, пронизанная глубокой личной болью, является центральной в его поэзии. Именно эта жизненная тема определила тот факт, что в лице Ольги Берггольц Шумилин обрел своего литературного наставника. Вспоминая о Берггольц, он писал: ««Никто не забыт и ничто не забыто». Эту мудрую заповедь, ставшую символом народной памяти, подарила людям поэтесса Ольга Берггольц. Как и другие ее военные афоризмы, эта крылатая строка вчеканена в гранитную стену на Пискаревском Мемориальном кладбище. Лично для меня, как и для многих ленинградцев, живших в осажденном городе, она по праву стала поэтом №1. Я хорошо помню, как всю блокаду громко звучал из мощных репродукторов ее взволнованный голос, а ее проникновенные стихи, полные мужества, призывали на борьбу с врагом, согревали в крутые морозы наши сердца. Признаюсь, что и мне под влиянием неутомимой Ольги Федоровны захотелось писать стихи, но тогда еще я до них не дозрел.

А через много лет мне посчастливилось в далекой студенческой юности встретиться с нею в Университете. После долгих колебаний отважился все же показать ей первые пробы пера, тем более мои стихи тоже были посвящены блокаде. Как ни странно, кое-что ей понравилось. С ее легкой руки мою блокадную подборку напечатала «Комсомольская правда». А дальше пошло и пошло. Стоило только начать: журналы «Юность», «Наш современник», «Невский альманах» и т. д. Но выпустить стихи о военном детстве отдельным сборником долго не решался, так как считал, что мое время еще не подошло и строгая советская цензура их явно бы зарубила.»

Первая публикация стихов Шумилина состоялась в 1952 году. Свою поэтическую. тропинку он нашел еще в студенческие годы. Поначалу скромно ограничивал себя детской тематикой, писал стихи о детях и для малышей, зовя их к добру. Всегда старался писать для детей с теплом, нежностью и солнечным настроением. Публиковал стихи в журналах «Мурзилка», «Весёлые картинки», «Костёр» и «Пионер». Как поэт-сатирик, сотрудничал с журналами «Крокодил», «Боевой карандаш», сочинял надписи к плакатам.

Он писал стихи и рассказы, выступал с творческими коллективами перед трудящимися и студентами, писал песни. Много путешествовал по России. Ему довелось встречаться со многими известными людьми — знаменитыми деятелями искусства, политиками и священниками, у которых он брал интервью, писал очерки. Личность Валерия Александровича поражала своей эрудицией и живым интересом к истории. Он казался хранителем прошлого, обладающим энциклопедическими знаниями о давно ушедших эпохах. Его память содержала воспоминания о людях, имена которых сегодня встречаются лишь на страницах исторических книг или мемуаров. Он знал тех, о ком мы можем прочитать в чьих-то воспоминаниях, кого-то лично, кого-то опосредованно, был связующим звеном между современностью и прошлым. В кругу его знакомств были те, кто лично общался с такими выдающимися фигурами серебряного века, как Сергей Есенин и Николай Клюев. Он был знаком с окружением Анны Ахматовой. Валерия Александровича связывали теплые, дружеские отношения с Ольгой Берггольц, частым гостем в доме которой он бывал. Шумилин рассказывал о своей последней встрече с Берггольц: «Незадолго до своей кончины она неожиданно позвонила мне по телефону и попросила срочно приехать к ней на Школьную улицу. С постели она уже не вставала, чувствовалось, что ее дни подходили к концу. У меня на глаза невольно навернулись слезы. Я попытался их смахнуть рукавом. Но от ее острого взора ничего не скроешь:

— Это еще что! — недовольно сказала моя литературная наставница. — Хватит нюни распускать! Ты баба, что ли? Не для этого я тебя вызвала. Ты видишь, что наши фронтовые поэты, ну, как сговорились, строем покидают далеко не прекрасный этот яростный мир. Пришла и моя очередь. А ты в нашем боевом строю самый младший. Как сын полка. Надеюсь, доживешь до лучших времен, когда можно будет поведать народу всю правду. Так что принимай эстафету!

Она благостно, как мать, глянула на меня:

— А ну-ка, нагнись! Я тебя благословляю! Неожиданно она осенила меня крестным знамением и полушепотом сказала:

— C Богом!»

Валерий Шумилин — член союза писателей России с 1990 года. Первая подборка его стихов, посвящённая осаждённому Ленинграду, была опубликована в газетах с благословения литературной наставницы О. Ф. Берггольц. И эта тема стала определённым лейтмотивом его творчества, проходящим через книги и стихи, написанные позднее. Она в нескольких десятках книг для детей и взрослых, в том числе: «Блокада вчера... а сегодня?» (1999), «Жизнь свою проверяй по блокаде» (2003), «Блокада — судьбы, повороты» (2007), «Ты призадумайся, потомок!» (2010). Сборник стихов «Ленинград, блокада, дети...» (2011) — о детях войны, по сути, как и его предшествующие сборники, — поэтическая хроника страшных блокадных дней. В книге использованы фотокадры военной хроники и блокадные рисунки художников-фронтовиков В. Гальбы, В. Серова, А. Пахомова, а также В. Меньшикова, Е. Шустряковой, Г. Громова, Н. Хмыровой, П. Митрофанова, Вас. Ковальчука, Ж. Ефимовского, рисунок сокурсника Шумилина, Вас. Кулаковского, сделанный им во время блокады.

Валерий Александрович автор сценариев мультфильмов, телефильмов и пьес. Его пьеса «Дударик» для кукольного театра была отмечена на Всесоюзном конкурсе (1990). Он автор музыкальной композиции «Дневник Тани Савичевой», подготовленной к 68-летию снятия блокады Ленинграда. В документальном телефильме «Поезд милосердия» (режиссёры И. Голубева, С. Ушаков, 2000), посвящённом подвигу железнодорожников, 900 дней и ночей обеспечивающих блокадный город, народный артист России Валерий Золотухин читает его стихи «Огненные вёрсты», посвящённые войне. Высоким гражданским накалом отмечены публикации Шумилина последних лет жизни в газетах «Советская Россия», «Народная правда».

Шумилин: «Так уж случилось, что в наши смутные времена мы все чаще начинаем вспоминать о прошлом. Вероятно, это тесно связано с переходом на новые рельсы. Вступив совсем недавно в новое столетие, где жизнь началась совершенно по-новому. И не секрет, что, не зная прошлого, трудно предугадать, что нас с вами ждет впереди. Ведь все-таки многие традиции да и нравы, переходя из века в век сохранились и до сих пор. Я вовсе не намерен идеализировать свою Родину, но нельзя же отрицать, что в мире Россия славилась, как великая сверхдержава, ее неслучайно величали богатырской заставой, сумевшей преградить путь в Европу дикой татаро-монгольской орде, а в минувшем веке спасшей весь мир от фашистской чумы ценою великих жертв. Так что нам есть чем гордиться!».

Как житель блокадного Ленинграда, мужественно переживший тяжёлые испытания военного времени, он причислен к ветеранам Великой Отечественной войны и имеет несколько правительственных наград. Валерий Александрович выпустил за долгие годы творчества более 40 стихотворных сборников, как для детей, так и для взрослых читателей. В числе его сочинений: «С нами Бог!»: Стихи (1999), «Да сбережет Господь Россию: Сб. духовных песен» (2000); «Русские мотивы: Сб. песен». (2000).

В последние годы стал известен больше как христианский поэт и публицист, публикующий статьи, сборники детских стихов религиозно-нравственного содержания. Валерий Александрович был уверен, что только Бог помог ему и другим людям пройти через войну, о чём говорят его произведения «Да сбережет Господь Россию», «Свидетельствую: спас меня Христос»…» и многие другие. Он был убежден: есть сила, которая хранила людей от смерти. Многие ленинградцы, находясь в безвыходном положении, могли надеяться только на чудо. А любое чудо имеет источник. Для Валерия Александровича это — Бог, ставший повседневной реальностью, его надежной опорой и защитой. Именно в вере, в присутствии Господа Валерий Шумилин, еще ребенком, нашел утешение и надежду. Он не раз говорил, что только Божья помощь и поддержка спасли его тогда от смерти. Однако осознанно к Господу он обратился много позже, уже в зрелом возрасте. Это глубокое религиозное чувство пронизывает всю его поэзию, окрашивая воспоминания о блокадном Ленинграде особым, светлым лиризмом. Поэт искренне верит в Бога и стремится привить эту любовь почитателям его таланта. «Бог есть любовь, только веруя в Него, наш народ может выдержать все невзгоды нынешнего смутного века», — считает Валерий Шумилин. Его книги «Первое Рождество», «Христианская азбука-раскраска» и «Необычный колобок» — это свидетельство веры в стихах не только для детей, но и их родителей.

В 1990-е Шумилина можно было встретить на различных христианских мероприятиях., где он охотно выступал и читал свои стихи. В его личном редакторском портфеле были припасены стихи почти по любому поводу, а если вдруг чего-то не хватало, мог родиться экспромт. Валерий Александрович публиковал их в самых разных газетах и журналах, издавал в христианских и светских издательствах. Он был легок на подъем и оставался таким до самого конца. Творил, пока были силы. В последние годы Валерий Александрович болел, перенёс операцию на сердце. Но всё равно, несмотря ни на что, он приезжал в редакцию газеты «Вечный Зов», как и в молодости, бодрый и энергичный, поражая всех своим оптимизмом и юношеским задором. Его громкий, шумный голос иногда заставлял вздрагивать, что вполне соответствовало его фамилии — «Шумилин». Лишь запахи лекарств, которые он приносил в редакцию, указывали на серьёзные проблемы со здоровьем. Перенеся тяжёлый инфаркт, он написал о своём сердце:

Вот оно поёт, не утихая,

Хочет вольной птицею кружить,

Чтобы до последнего дыханья

Мог я лирой Господу служить.

Два раза был женат. От брака с Сусанной Николаевной Нефёдкиной (18.12.1936 Киров — 02.03.2010) родились дети Михаил и Надежда, а — с Ниной Яковлевной Кулик (05.06.1954) сын Александр. Дети: Михаил Валерьевич Шумилин (08.02.1961 — 11.09.1991). Надежда Валерьевна (Шумилина, Кузнецова, Волконская) Балсамо (17.04.1966). Журналист, поэтесса. Окончила ЛИИЖТ. Учредитель и редактор газеты «Невские перспективы» Невского района. Участник избирательных компаний как организатор, наблюдатель и кандидат. В браке с Владимиром Мстиславовичем Кузнецовым (05.07.1958) родился сын Иван. Александр Валерьевич Шумилин (24.05.1982 — 14.08.2003).

3 (4) декабря 2016 года, на 81-м году жизни, Валерий Александрович ушёл в мир иной. Стихи его актуальны и сегодня. Они заставляют нас задуматься над нашим прошлым, беречь память о войне, ставят бескомпромиссные вопросы, решение которых не терпит отлагательств. Валерий Шумилин писал: «И в тяжелое время, когда «солдаты падали в бою за землю горькую свою» мы не теряли надежды и веры в Победу. И она в конце концов пришла, хоть и досталась нам дорогой ценой. И наша память о тех, кто не вернулся с полей сражений, о тех, кто погиб в блокаду, о тех, кто сумел выжить в отечественную, но уже покинул этот мир. Вечная им память! Об этом забывать нельзя! Да и невозможно забыть трагедию 41-года и всех испытаний, которые нам пришлось пережить. Но с нами был Бог, а потому в самые черные времена всегда нам светил луч надежды в торжество справедливости, победы над силами зла. Самоотверженность, готовность поддержать друг друга никогда не покидала наших соотечественников в лихую годину. Так пусть и сейчас этот луч добра и надежды, которые неустанно шлет нам Господь, освещает и наши нынешние далеко нелегкие дни».

 

Стихотворения:

 

Мне — восемьдесят!

Мне — восемьдесят лет, вы ахнете: «Так много!»

На это вам отвечу, не шутя:

С тех пор, как я родился, всю дорогу,

Меня зовут по-прежнему: «Дитя!»

 

Я пережил кошмар земного ада:

Бомбёжки, голод, вражеский обстрел.

Гордится внук: «Мой дед — дитя блокады,

В кровавой битве чудом уцелел!»

 

И старость одолеть меня не может:

Пускай года стремительно летят,

Я — во Христе, а значит, чадо Божье,

А стало быть, по-прежнему «дитя»!

 

А коль «дитя», то, вероятно, просто —

Отметить юбилей и в девяносто!

 

В тот суровый сорок первый год

Плач и стон стоял по всей Руси:

— Воин, наших детушек спаси!

Становись в ряды бойцов скорей,

Услыхав рыданье матерей!

 

В ночь, когда народ спокойно спал,

Вероломно враг на нас напал.

Вдребезги разбита тишина.

«Батюшки! Беда! Никак война!»

 

Взрывы бомб затмили блеск зари.

В смертный бой идут богатыри.

«Бей врага! Гони его взашей»

 

И воззвал тут к Господу народ

В тот суровый сорок первый год:

— Господи, помилуй и прости,

Что мы шли по ложному пути!

 

Власть внушала людям: «Бога нет!»

«Нет!» — безумцы вторили в ответ.

И, воздав Всевышнему хулу,

Возносили идолам хвалу.

 

Окунулись сходу в море зла.

Оттого-то к нам беда пришла.

Боже, покаянию поверь!

С нами пребывай, Господь, теперь.

 

Пусть познает в битвах весь народ —

Только с Богом нас Победа ждет!

 

Путь к Победе

Труден путь к Победе:

Шли мы в битвах к ней

Тысяча четыреста

Восемнадцать дней.

Вспомним-ка, товарищ,

Павших имена.

Заревом пожарищ

Жгла сердца война.

Солнце тьма затмила.

В пекле, как в аду.

Боже, дай нам силы

Отвести беду!

 

Тысяча четыреста

Восемнадцать дней

Вспыхивают залпами

В памяти людей.

Застилает пламя

Пеплом горизонт.

Воскрешает память

Ленинградский фронт.

В грозный час обстрела

И в победный час

Наших предков вера

Возрождалась в нас.

 

Тысяча четыреста

Восемнадцать дней

Мы в боях не дрогнули,

Делались сильней.

Бог давал нам силы,

С нами был в пути:

Родину — Россию

Долг святой — спасти...

Огненные версты

Фронтовых дорог.

Взять Берлин не просто,

Только с нами Бог!

 

Тысяча четыреста

Восемнадцать дней.

С ними день сегодняшний

Кажется светлей.

Ожила планета,

Смолк последний бой.

К нам пришла Победа,

Господи, с Тобой.

Солнце в небе синем,

Расступилась мгла.

Радуйся, Россия,

Бей в колокола!

 

Победный салют

Я на фронте по возрасту не был,

День Победы мальчишкой встречал.

Озаряя весеннее небо,

Над страною салют прозвучал.

 

Этот день навсегда я запомнил,

Самый светлый из множества дат,

Как меня над толпою приподнял

Оказавшийся рядом солдат.

 

Подхватил он меня и подбросил,

Изловчившись, одною рукой.

Словно звезд разноцветная россыпь,

Фейерверк полыхал над рекой.

 

Я взлетел, я почувствовал крылья,

Я почти дотянулся до звезд.

Люди плакали, души открыли,

Не стыдились нахлынувших слез.

 

Радость нас вознесла над печалью:

— Братцы! Мир! Победили! Живем!

Он стоял с вещмешком за плечами,

В гимнастерке с пустым рукавом.

 

— Что, доволен? — и снова подбросил.

Я опять, словно ангел, взлетел.

— Как? — и слышалась радость в вопросе:

Сам себя он проверить хотел.

 

Нет, ранение не подкосило,

Хоть скользнула слеза по щеке.

Я такую почувствовал силу

В той единственной, левой руке!

 

— Так-то, брат! — подмигнул он. — Мы живы!

Слава Богу, осилили тьму!

— Дай Господь тебе счастья, служивый! —

Улыбнулась Россия ему.

 

Да сбережет господь Россию

Ты посмотри, как небо сине,

Как плещет в речке бирюза.

Да сбережет Господь Россию!

Да будут солнечны глаза!

 

Грядёт рассвет тропой лосиной,

Сверкают росы серебром.

Да сбережет Господь Россию!

Чтоб не распял орудий гром!

 

Одни вражду всю жизнь растили,

Другие — ивы и сады.

Да сбережет Господь Россию,

Спасет от пропасти беды!

 

Мы все превратности осилим,

Пока в душе надежды свет.

Да сбережет Господь Россию!

Другой России больше нет.

 

Люби Россию в непогоду

Не слышно песен о России,

Во славу больше не поют.

То до небес превозносили,

Теперь ногами в сердце бьют.

 

А ты попробуй все невзгоды

С ней разделить, живя в нужде.

Люби Россию в непогоду,

Не оставляй её в беде!

 

Иных корысть по свету носит,

Влечёт чужая сторона.

Как можно мать в несчастье бросить,

Сбежать, когда она больна?

 

Не дай, Господь, чтоб в наши годы

Не знать ни веры, ни родства!

Люби Россию в непогоду, —

Любовью Родина жива.

 

Как время смутное осилить?

Но где страданья — там любовь.

Молитесь, люди, за Россию,

Чтоб возродилась в муках вновь.

 

Дай Бог, чтоб выстоять народу,

В душе безверье побороть!

Люби Россию в непогоду...

Благослови её, Господь!

 

А кто сказал, что кончилась война?

А кто сказал, что кончилась война,

Что люди стали жить

в любви и мире?

Ловушки ловко ставит сатана —

И поле боя даже есть в квартире.

 

Вражда и дрязги — мир, увы, таков,

Но мы сразиться

с дьяволом готовы.

И вечный бой, и нет отставников

Во славном стане

воинов Христовых.

 

Что возраст? Не уходим мы в запас,

Плотней ряды смыкаем боевые.

Нет орденов и званий нет у нас,

И перед Богом все мы рядовые.

 

Мы воины Христа, а значит, мы

Несокрушимы —

пусть трепещут бесы.

Спешим заблудших

вывести из тьмы,

Спасти от духов злобы

поднебесной.

 

Нет, не уходят воины в запас,

Идёт война в пучине мирных буден.

Поскольку дело правое у нас,

Наверняка разбит

противник будет.

 

Незримый фронт, духовная война,

Где Слово-меч, а Библия, как знамя.

Пускай кусает локти сатана —

Бессилен он,

ведь Сам Всевышний с нами.

 

Господь помазал ратникам уста,

Свет воссиял,

сердца зарделись следом.

А впереди пришествие Христа,

А вместе с Ним

Великий День Победы!

 

О блокаде:

 

Солёная корочка хлеба

Зенитками вспорото небо,

Вгрызается залп в темноту.

Солёная корочка хлеба

Лежит сокровенно во рту.

 

Как вкус её горек и сладок!

Прилипла к щеке неспроста.

Вкусней самого шоколада

Солёная корочка та.

 

Забита оконная рама

Фанерой. Промозглая жуть.

К постели прикована мама,

Я рядышком тихо сижу.

 

Она не присядет, не встанет,

Лишь шепчет:

— Сыночек, держись!

Солёная корочка тает,

А с нею и мамина жизнь.

 

Как надо и много, и мало,

Чтоб выжить в том страшном бою:

— Возьми! — протянула мне мама

Блокадную пайку свою.

 

Спустились вдруг ангелы с неба,

Зовут, приглашают в полёт.

Солёная корочка хлеба

Уснуть до сих пор не даёт.

 

Очередь

Что-то в прошлое тянет...

Да что я, чудак?

Для чего ворошить

время самое страшное?

Но блокадная очередь

строилась так:

каждый цепко держался

за спереди ставшего.

 

— Кто последний?

Последний мне локоть суёт:

— Крепче, мальчик, держись!

И прижмусь я доверчиво.

И обхватит меня тот,

кто сзади встаёт.

Так часами плотнимся.

С утра и до вечера.

 

А мороз-то — под сорок.

Лютует мороз.

И воробышком прыгает

сердце под рёбрами.

Только мне не упасть —

прочно в очередь врос.

И душа потеплела

под взглядами добрыми.

 

Мы — едины.

Мы связаны горем одним.

Смерчем вьюга вихрится,

летая по городу.

Пригибаясь, на корточках

молча сидим,

И на плечи соседей

склоняются головы.

 

Общий вздох, общий выдох,

похожий на стон.

Чувство локтя, на нём-то

и жизнь наша зиждется.

Длинной тенью скользя,

пробиваясь сквозь сон,

Черепашьим шажком

наша очередь движется.

 

Смерть сновала вблизи

и смотрела в упор,

но забрать не осмелилась:

«Много вам очень уж!»

 

... Как давно это было!

А мне до сих пор

в трудный час, как поддержка,

блокадная очередь.

 

Опасная сторона

Опять балтийский ветер резкий

В тревожных сумерках подул.

Я в поздний час иду на Невский

На встречу с памятью иду.

 

Как в дни войны, под вой метели

Предупредит меня стена:

«При артобстреле, при артобстреле

Опасна эта сторона!»

 

Я громобойные раскаты

Опять услышу над Невой.

Как будто вновь в кольце блокады

Суровый город фронтовой.

 

Доносит время взрыв шрапнели

Дрожит под бомбами стена:

«При артобстреле, при артобстреле

Опасна эта сторона!»

 

Не только в будни, но и в праздник

Стучится в сердце память к нам

У входа в школу первоклассник

Читает надпись по слогам.

 

А мы в глаза войны глядели,

Нам до сих пор кричит стена:

«При артобстреле, при артобстреле

Опасна эта сторона!»

 

Дорога жизни

Штормило Ладогу от бомб,

Зенитки били.

Сквозь ад кромешный,

Смертный бой,

Ребята плыли.

 

Скорее в сердце страх уйми

и зубы стисни.

Суда с блокадными детьми,

Дорога Жизни.

 

И огненная круговерть,

и лязг железный.

И не поймешь, где жизнь, где смерть.

Пучина... Бездна...

 

Ревел зловеще бомбовоз

и в сердце метил...

Глаза, отвыкшие от слез,

седые дети.

 

У трапа встав, учителя

нас утешали:

— Еще немного, и земля,

земля Большая!

 

Ну, потерпите! Ну, чуть-чуть!

И будем живы. —

Хлестали молнии весь путь,

вскипали взрывы.

 

Не затихал обстрел с утра

Ни на мгновенье. —

Господь! — рыдала медсестра,

Пав на колени.

 

И руки, словно два крыла,

Как будто птица,

Над морем в небо вознесла,

Призвав молиться.

 

Гул голосов звучал, как стон,

Молитве вторя.

А мне казалось: это сон, —

Пылало море…

 

Как пробужденье — тишина,

и нету шквала.

И судно трепетно волна,

искрясь, ласкала.

 

А мы, в глаза взглянув беде,

на миг застыли:

там, за кормою, по воде

игрушки плыли.

 

— Ребята, хватит!

Не реветь! Мы уцелели!..

Качался плюшевый медведь,

Как в колыбели.

 

Махнул, прощаясь, лапкой мне

тряпичный зайка.

Но как представить, что на дне

его хозяйка?

 

Тоской, щемящею, немой,

мы сжаты были.

А куклы следом за кормой

всё плыли, плыли.

 

Шли с нами рядышком суда, —

Не проскочили,

Они исчезли без следа

В седой пучине.

 

Кто мог подумать, кто бы знал,

Представить трудно:

Господь молитве нашей внял,

Спас наше судно!

 

Девочка с куклой

Мы расчищали снежные завалы.

С лопатами на Невский вышли мы.

Проворно ледяное покрывало

Весна с блокадной сдернула зимы.

 

Зашевелился Невский, оживая,

Как раненый, что исцеленья ждет.

Свалилась глыба снежная с трамвая:

— Слыхали? Скоро он опять пойдет!

 

— Какое счастье, мы остались живы!

День воссиял над грудой старых труб.

И тут весна внезапно обнажила,

Сгребая снег, замерзший детский труп.

 

Казалось, будто солнце вновь потухло.

Немая сцена душу обожгла:

В обнимку с целлулоидною куклой

Сном непробудным девочка спала.

 

Ее под простынею на машине

Везли. Капель звенела по весне.

Я вижу эту девочку поныне, —

Она живой является во сне.

 

Перед глазами явственно и крупно

Предстанет озаренный Богом рай.

И девочка протягивает куклу

И, улыбаясь, просит: «Поиграй!»

 

Блокадный Филиппок

Ранним утром, видит Бог,

Из своей парадной

Вышел в школу Филиппок,

Филиппок блокадный.

 

Сколько было? Ровно шесть,

Первоклашкам — восемь,

Филиппку хотелось есть

(Это между прочим).

 

Шёл он в класс осенним днем

С сумкой. С продуктовой.

(Это мелочь. В основном,

Как у Льва Толстого).

Дом вослед глядел без стен,

Грудою развалин (У Толстого,

между тем, нет такой детали).

 

Это частность, чтоб урок

Был для вас наглядный.

Шёл учиться Филиппок,

Филиппок блокадный.

 

По асфальту в три ручья

Дождь плясал напевный.

Филиппок, представьте, я.

Осень. Сорок первый:

 

Школа вроде бы близка,

Но гляжу устало.

(До войны про Филипка

Мама мне читала).

 

Но блокадный Филиппок

Повзрослел немного.

— Стой! Куда ты, колобок? —

Слышу у порога.

 

— В школу! Ясно же куда!

Буркнул. Взгляд унылый:

— Ой, ты, горюшко-беда!

Господи, помилуй!

 

Проходи! Я прямо в класс:

— Можно? Разрешите?

На меня десятки глаз

Смотрят. Встал учитель.

 

Видно, внял моей беде.

Разве голод скроешь?

Лишь спросил: — А мама где?

— Там... окопы роет.

 

— Ну, садись! И я присел

Но сидел немного.

Начался опять обстрел:

— Господи! Тревога!

 

«Ма-ша е-ла ка-шу»

Школа в сорок первом.

Нам, ученикам,

Больно бьёт по нервам

Чтенье по слогам:

 

«Ма-ша е-ла ка-шу...»

Непонятно мне,

Где достала Маша

Кашу на войне?

 

Может быть, солдаты

Дали котелок?

Съёжились ребята.

Бросил в дрожь урок.

 

Мой сосед из сумки

Вынул свой сухарь.

И, глотая слюнки,

Я гляжу в букварь:

 

«Ма-ша е-ла ка-шу...»

Полон каши рот.

Вспоминает каждый

Предвоенный год.

 

Запах жжёной пшёнки,

Словно током, бьёт.

Голос хрупкий, ломкий,

Как весенний лёд:

 

«Ма-ша е-ла ка-шу...»

И со всех сторон

Слышен сильный кашель,

Слышен слабый стон.

 

Как признаться классу,

Что я глупый был?

Почему-то кашу

Сроду не любил.

 

В рёв при виде манной

(Да на молоке!).

Причитала мама

С ложкою в руке: —

 

Вот умница, вот лапушка!

За дедушку! За бабушку!

Теперь за папу ложку!

За нашу Мурку-кошку!

 

Может, это мнится,

Может, занемог?

На огне дымится

Полный чугунок...

 

Школа в сорок первом.

Как хотелось есть!

Всхлипывают перья

«Восемьдесят шесть».

 

Боже, дай нам силы,

Стали льдом чернила.

Мы почти не дышим,

Мы в тетрадках пишем:

«Ма-ша е-ла ка-шу».

 

По щучьему велению

Как за хлебом, очередь на льду

Встала за водой, студёной, невской.

Обжигает сердце ветер резкий,

С ног сбивает, но не упаду.

 

За щекою хлеб, вернее корка,

С нею и в крутой мороз тепло.

Маленькое детское ведёрко,

Мамино огромное ведро.

 

Люди, спотыкаясь, санки тянут,

Брызгая водою ледяной.

Я платком, как будто узел, стянут,

Мальчик с пальчик, крохотный, чудной.

 

Мне бы дома греться в эту пору,

Но вослед за мамою иду.

И опять гляжу с надеждой в прорубь,

И опять большого чуда жду.

 

— Мама, мама! Дай скорее руку!

Я ведёрко в прорубь опущу.

Вот смотри: сейчас поймаю щуку

И назад её не отпущу.

 

Над Невою брови хмурит вечер,

Нам давным-давно пора домой.

Голосом промолвит человечьим

Щука: — Что желаешь, мальчик мой?

 

— Щука, щука, дай кусочек хлеба!

Слышишь, как под ложечкой сосёт?

Даже Петропавловская крепость

Замерла и тоже чуда ждёт.

 

Ледяные, скользкие ступени.

Я, как гномик, — сгорбилась спина.

Может быть, по щучьему веленью,

Наконец-то кончится война.

 

— Щука, щука, сделай мирным небо,

Чтобы во дворе я мог играть,

Чтобы в доме было вдоволь хлеба,

И не страшно карточки терять.

 

Прорубь, щука чудятся поныне,

Возвращая в детство сквозь года,

Потому что стали мне святыней

Хлеб блокадный, невская вода.

 

Первый хлеб

И снова вспомнилась блокада:

С лица земли сметённый дом,

Солдат, вернувшийся из ада

Стоит над белым пустырём…

 

И огляделся, и не сразу

Походный «сидор» развязал,

И все нехитрые припасы

Рукам протянутым раздал.

 

Несу, не ем краюху хлеба —

Свой первый хлеб несу домой!

Он в руки мне не манной с неба —

Солдатской вложен был рукой.

 

Лишь мать заплакала тихонько

В линялый кутаясь платок,

И приговаривала только,

Мол, всё потом поймёшь, сынок.

 

И не был горек хлеб тот горький,

Тот хлеб военного пайка,

Но помню вкус шершавой корки

С глотком крутого кипятка.

 

Буржуйка

Мороз в декабре стал свирепствовать жутко.

Но здорово нас выручала «буржуйка».

Вселилась, полкомнаты заняв собой,

И в печь упиралась огромной трубой.

 

Я счастлив, и вот оно — диво:

В буржуйке огонь заметался игриво.

Я рядом присел, чтоб чуток отогреться,

Растаяла сразу ледышка на сердце.

 

А после глотаю пустой кипяток,

И к жизни меня возвращает глоток.

Буржуйка в трубу, словно в горн, загудела

Взялась, наступая на холод, за дело.

Ремень нам сварила — отличный обед!

И нет ни печали, ни горести нет.

 

Концерт в госпитале

Пришли ребята в госпиталь.

Концерт даем с утра.

Руками — «Ох, ты Господи!» —

Всплеснула медсестра:

— Одни лишь жилы — косточки.

А скулы как свело!

И как назло, ни корочки,

Ни крошки как назло!

 

Мы легче, чем былиночки,

Что гнут к земле ветра.

И в теле ни кровиночки —

Студеная вода.

А мы едва не падали,

Мы спали на ходу,

В сердца поглубже спрятали

Недетскую беду.

 

Осиротеть успевшие,

Продрогшие, неевшие,

Мороз хлестал, как плеть.

Но были мы артистами,

А значит, надо выстоять,

А значит, будем петь!

Раз, два, взяли!

 

И на сцену мы вскарабкались гуськом,

Огляделись: «И откуда в зале гром?»

Гром сердца нам жжет сильнее, чем огонь.

Гром! — солдат отбил культяпкою ладонь.

Гром! — гремят аплодисменты, костыли.

Мы артисты, мы концерт давать пришли.

 

Легкий взмах, затем другой, —

Из осипших наших глоток

Песня хлынула рекой.

«Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой!»

И песня наша — ротная,

Сплоченностью сильна:

«Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна!»

 

Взволнованно, решительно

подхватывает зал

И песня оглушительна,

Как орудийный залп.

Подтянутые, строгие,

Поем, слова кипят.

А с мест встают безногие,

И костыли гремят.

 

Дежурство

Кромсали небо яростные вспышки.

И днем, и ночью город был в огне.

Расстался с детством я совсем мальчишкой,

Досрочно: на войне, как на войне!

 

Сирены вой. Воздушная тревога.

Ночной налет зениткам не сдержать.

Но у кого проснулась вера в Бога,

Тот не спешил в укрытие бежать.

 

С молитвою на битву город вышел,

Чтоб разорвать смертельное кольцо.

И я дежурил с мамою на крыше,

И я глядел опасности в лицо.

 

А в двух шагах от нас рвались фугаски…

И пахло горькой гарью от руин.

Война месила сумрачные краски

На пепле преждевременных седин.

 

Не в бровь, а в глаз

Футбол в блокаду! Это надо ж! Кто б подумал!

На всю страну транслируется матч.

Фашист в эфире заверял, что город умер,

А над трибунами взлетел победно мяч!

 

Блокадный матч, он равный подвигу.

Кричат болельщики, и рукоплещет мир.

Стоит в воротах, за мячом бросаясь под ноги,

Сам Виктор Набутов — болельщиков кумир.

 

Коварен враг, но мы народ упрямый:

Не запугает нас ни бомба, ни снаряд.

Сошлись на встрече «Металлист» и клуб «Динамо»:

Жив Ленинград, «болеет» спортом Ленинград!

 

Шли как на бой футбольные команды,

Счёт был большой, но проигравших в матче нет:

Всем крикунам фашистской лживой пропаганды,

Не в бровь, а в глаз мячом ударили в ответ.

 

Битва на рельсах

(блокадное сказание)

 

А немцы чуть не взяли Ленинград.

Пора сказать и честно, и открыто;

Да, в сорок первом брешь была пробита,

Враг ликовал, ломая петли врат.

 

Дух надломился и едва чадил,

Хоть на защиту встал народ горою,

Но голод наповал разил героев,

И в технике фашист превосходил.

 

Один рывок, всего один бросок,

И громобойно грянет марш для понта.

(Тогда бы точно пулею в висок

Путь завершил командующий фронта).

 

Был близок локоть, но упущен шанс.

За головы потом хватались немцы.

А перед этим в Стрельне иноземцы

В трамвай вошли, потягивая шнапс.

 

Загрохотал на стыках стук колёс.

Что было? Дальше — истине доверься:

— О, майн Готт! Кто это встал на рельсы?

«Стоп!» И глаза — на лоб:

«Никак Христос!»

 

Гнев Господа застал врага врасплох.

Взор воспылал, пронзая души метко.

Трамвай застыл и далее — ни с места.

Был ток, однако двигатель заглох.

 

О, город мой! Хвала тебе и честь,

Что в горький час ты к Богу обратился.

Молился и в бою огнём крестился.

Узрел Господь,

Что праведники есть!

 

А кто поверил, тот уже спасён.

Не на себя, на Господа надейся.

Путь преграждая,

встал Христос на рельсы.

Уверуй:

Это был отнюдь не сон!

 

Шанс упустили,

хмель в башках прошла.

Что ж, близок локоть,

только не укусишь.

А к нам пришла Победа в Иисусе,

И сердце бьет во все колокола!

 

Помни про хлеб!

Взметает ракеты космический век

В тревожную звёздную степь.

Не хлебом единым живёт человек,

А всё-таки помни про хлеб!

 

Чтоб ты от успехов в пути не ослеп,

Пекись не о злачных местах

И время цени, как блокадный тот хлеб,

Будь твёрдым в делах и в мечтах.

 

И в жизни должны мы оставить свой след

Во имя свободы Земли,

Чтоб зёрна давал нам блокадный тот хлеб,

Чтоб всходы в душе проросли.

 

* * *

Над Невою туманное утро,

Тают в дымке последние сны.

Только память доносит как будто

Грохот залпов минувшей войны.

 

Боль утрат невозможно изгладить,

Не утихнет за давностью лет.

Жизнь свою проверяй по блокаде:

Так же мужествен ты или нет?

 

В сердце врезалась линия фронта,

Гулкий сумрак бессонных ночей,

Чтоб не быть нам в плену у комфорта,

Не томиться во власти вещей.

 

Не уюта, не почестей ради

Мы дерзаем в космический век.

Жизнь свою проверяй по блокаде:

Не погиб ли в тебе человек?

 

Ты живешь на земле ленинградской.

Пусть душа не приемлет покой!

Пусть над каждой могилою братской

Вспыхнет памяти вечный огонь!

 

И суровость, и твердость во взгляде,

Словно щит оградит от врагов.

Жизнь свою проверяй по блокаде, —

Будь достоин своих земляков!

 

Земля ленинградская

Ремни варили, ели клей конторский,

как суп, спасаясь в прошлую войну.

Ах, в этот суп немножко бы картошки,

всего бы две картошины, одну!

 

Мы землю из Бадаевского склада,

как сахар, берегли для кипятка.

И чай с землёю был на редкость сладок,

хотя земля блокадная горька.

 

В тревожный час земля по нашим жилам

струилась, нам сдаваться не веля.

И, может, потому остались живы,

что в сердце свято теплилась земля.

 

И с той поры земля во мне осталась

и до сих пор в душе моей звучит.

Когда одолевать начнет усталость,

как метроном тревожно постучит.

 

Земля моя! Ты стала мне судьбою,

ты приковала к невским берегам.

Я очень остро чувствую с тобою

любовь к друзьям и ненависть к врагам.

 

Я стойкостью родной земле обязан,

вошла в меня, велела мне: — Живи!

Мой Ленинград, с тобой я кровно связан:

Земля твоя течет в моей крови!

 

Крещение огнём

День угасает в отблеске багряном,

Но только свет в квартире не включён.

И потолок становится экраном,

А память по нему скользит лучом.

 

И снова жизнь поставлена на карту,

Поскольку в титрах значится:

«ВОЙНА»,

И оглушают огненные кадры,

Хотя стоит в квартире тишина.

 

Тревога! От бомбёжки и обстрела

Не скрыться. Разве можно их забыть?

И этот фильм, конечно, чёрно-белый —

Война цветной никак не может быть.

 

Шёл фильм.

Рвалась всё время кинолента,

То гас, то загорался снова свет.

Стоял июнь. В чаду померкло лето,

А было мне тогда всего шесть лет.

 

Рассвет над речкой залпами распорот,

В теплушках в страхе дети голосят.

А товарняк спешит доставить в город

На даче оказавшийся детсад.

 

Каким опасным было возвращенье!

Но вышел эшелон из-под огня.

И, словно воин, принял я крещенье,

Хоть не было винтовки у меня.

 

Шёл фильм.

Душа под бомбами кричала,

Крепчали ветры шквальные, свистя.

Бог мой, я был крещён огнём сначала,

Водой крестился много лет спустя.

 

Гремит война. И рвётся кинолента.

И нет конца у фильма моего.

Ко мне пришло моё седое лето.

А мне в то лето было шесть всего.

 

Мне только шесть!

Огнём крещённый, еду,

Чтоб пацаном блокадный крест нести.

Господь помог дожить мне до Победы

И в новый век на склоне лет войти.

 

Христос воскрес

Огонь, вода и трубы медные, —

А их пройти не так легко.

И марши бравые, победные

Еще не скоро, далеко.

 

О, эти дни, страданий полные!

Без веры их прожить нельзя.

Внезапно люди Бога вспомнили,

На небо очи вознеся.

 

На небе в отблеске прожектора

Мелькнул не только бомбовоз,

Предстал видением Божественным

Спаситель — Иисус Христос.

 

Христос воскрес!

Воскрес воистину

Во глубине людских сердец.

И город принял вид воинственный,

Не падал духом, как боец.

 

Крестился город перед битвою,

И враг не страшен был уже.

Рождалось мужество молитвою,

Рожденной в праведной душе.

 

Блокадное чудо

По свидетельству жительницы блокадного Ленинграда Галины Толмачёвой

 

О, Господи, прерви безумства гонку!

Как озверел в блокаду стан врагов:

Немецкий «ас» преследует девчонку,

Летит вблизи от невских берегов.

 

Бежать нет сил, сковала ноги стужа,

Вот-вот фашист ей сверху смерть пришлёт.

И самолёт над беззащитной кружит,

Того гляди, свинцом насквозь прошьёт.

 

— Стреляй же, гад! — врага девчонка просит, —

Я не страшусь, поскольку в сердце Бог.

Но пуль не слышно — немец бомбу бросил.

Не взорвалась, легла у самых ног.

 

И, сделав круг, фашистский «ястреб» в небо

Рванулся и в мгновение исчез.

Но нет, не бомба, а буханка хлеба

Лежит в снегу, упавшая с небес.

 

Мать, встретив дочь, прийти в себя не может:

— Подумай-ка! Господь услышал нас!

То не фашист был, а посланник Божий.

Немецкий лётчик нас от смерти спас.

 

Стоит ли былое ворошить?

Стоит ли былое ворошить?

Без него гораздо проще жить.

Как поётся: «Было и прошло!»,

Отболев, от сердца отлегло.

 

Ну, была блокада, ну, война…

Но иные нынче времена.

Мы другими мерками живём.

Холодильник пуст. Но хлеб жуём.

 

А блокада — голод, холод, мрак…

Это так и всё-таки не так!

…Рухнул человек в сугроб в пути —

Выдохся… До дома не дойти.

 

Жжёт мороз, да только встать нет сил.

Шепчет сердце: «Господи, спаси!

Не оставь!»

Пронзил внезапно свет:

Бога принял в сердце человек.

 

И откуда сила вдруг взялась?

Встал, пошёл — крепка Господня власть.

«Господи!» — мольба плыла вокруг —

К людям возвратилась вера вдруг.

 

И сердец в неравной битве той

Трепетно коснулся Дух Святой.

В самый лютый, яростный мороз

Воскрешал из мёртвых нас Христос.

 

Верующим Бог помог в беде —

Дух Святой сопутствовал везде:

«Отче наш!» — звучало и в бою,

Иисус незримо шёл в строю.

 

Озарялся ярким светом мрак.

Перед Богом был бессилен враг.

К нам пришла победа во Христе.

А сейчас мы снова в темноте:

 

Тьма продуктов и голодных — тьма.

«Господи, не дай сойти с ума!»

Окружила вновь кольцом нужда,

Бьют по сердцу ненависть, вражда.

 

И не пойте: «Было и прошло!»

Нет блокады, но осталось зло.

Тьма в сердцах такая, что — ни зги.

«Боже, не оставь и помоги!»

 

Вся страна сегодня на мели,

Люди вновь от Бога отошли.

И былое стоит ворошить,

Чтобы в ближних веру воскресить.

 

Память сердца, бей в колокола,

Чтобы навсегда исчезла мгла.

Бей сильней, неверие развей,

Чтобы Бог входил в сердца людей!

 

О детях-героях:

 

Посвящается детям-героям

Герои не забудутся, поверьте

Пускай давно окончилась война

Но до сих пор в дружине на поверке

Погибших выкликают имена:

 

— Герой Валерий Волков?

— Навечно остался в строю.

— Нина Сагайдак?

— Навечно осталась в строю.

 

Прислушайся, как бьется гулко сердце,

Когда идешь солдатскою тропой.

В зеленых гимнастерках юнармейцы

Выходят по заре в учебный бой.

 

— Зина Портнова?

— Навечно осталась в строю.

 

Пускай сердца, волнуясь, замирают

Когда в дорогу горны позовут.

Герои никогда не умирают.

Герои в нашей памяти живут.

 

— Василий Коробков?

— Навечно остался в строю.

— Татьяна Савичева?

— Навечно осталась в строю.

 

Валерий Волков

А море в бурю, как зверь огромный,

Ударит грозно когтистой лапой.

Над морем Черным грохочут громы,

Гудят набатом, гремят, как залпы.

 

Как будто эхо боев минувших,

Встревожит память шальным осколком:

Огня лавину война обрушит, —

Пройдет сквозь годы Валерий Волков.

 

Он был связистом в морской пехоте

На Черноморском Военном флоте.

В глазах мальчишки задор не гаснет,

А на тельняшке алеет галстук.

 

Ходил в разведку,

Ходил в сраженье.

Попал однажды он в окруженье.

Враг надвигался

Стальной громадой.

Навстречу танку

Он встал с гранатой…

 

Погиб мальчишка,

Но в смерть не верьте,

Валерий Волков

Ушел в бессмертье.

 

Тот красный галстук

Был в битве поднят.

С ним в наступленье

Бойцы ходили

И Севастополь освободили.

Пропитан кровью, горяч, как пламя,

На древке реял, как будто знамя.

 

У ветеранов не меркнет память.

В душе у юных задор не гаснет.

А над страною алеет знамя,

И, словно знамя, пылает галстук.

 

Володя Колядов

Старый лес погрузился во мрак,

Ночь насупила брови седые.

Маскируется тщательно враг,

Прячет точки свои огневые.

 

Враг готовит внезапный удар,

В темноте притаившись, зловеще.

Мал боец, но, однако, удал

В волчьем логове юный разведчик.

 

Быть не может иною судьба,

Будет гулкою песня рассвета.

«Вызываю огонь на себя» —

Ярким сердцем взметнулась ракета.

 

Пусть погиб ты в смертельном бою

Под победные вспышки снарядов,

Пионерскую песню свою

Мы с тобою смеряем, Колядов!

 

Лес на плечи вечерней порой

Нам положит доверчиво ветки.

Ты по-прежнему с нами, герой,

Хоть в ту ночь не пришел из разведки.

 

Нам победа далась нелегко,

Отстояли мы Родину кровью,

Чтобы пел широко, глубоко

Вольный лес Подмосковья.

 

Пусть сегодня иная судьба,

Но волнения сердца не скроем,

Будь готов повторить за героем:

«Вызываю огонь на себя!»

 

Вася Коробко

Мальчишку враги берут на прицел.

— Веди к партизанам! — велит офицер.

Глаза фашиста по-волчьи жгут.

Сказал Василий, подумав: — Гут! —

 

И вражью свору во мрак ночной

Повел мальчишка тропой лесной.

Шагают, вздрагивая, палачи.

Тревожно филин кричит в ночи.

 

И ветки хлещут впотьмах врага,

Волною гнева шумит река.

Идет Василий в ночную тьму,

В затылок дуло глядит ему.

 

Но смерть мальчишку не устрашит,

С врагами счеты свести спешит.

Ведет не туда, где его отряд,

А где полицаи в засаде сидят.

 

Дают полицаи внезапно залп,

Фашистов приняв за партизан.

Открыли немцы пальбу в ответ,

Врагам от кары спасенья нет.

 

Пусть, паникуя, друг друга бьют…

И хоть мальчишка погиб в бою,

Он в жизни главный экзамен сдал,

Вошел в легенду, героем стал.

 

Зина Портнова

В блеске зари величавой

Горны победно трубят.

Девочка с Нарвской заставы,

Мы не забудем тебя.

 

В путь, Зинаида Портнова,

Стойкость возьмем твою,

Вечной правофланговой

В нашем идешь строю.

 

Твердость, отвагу, верность

Хочешь ты видеть в нас.

Смелых скликает время,

Время ведет рассказ.

 

Зина, Зина Портнова,

Ночь в застенках долга.

Но отважно, сурово

Смотришь ты на врага.

 

С кровью падают на пол

Пряди светлых волос.

Сам начальник гестапо

Учиняет допрос.

 

В холод бросит внезапно

Волчий пристальный взгляд:

— Отвечай, партизанка,

Говори, где отряд?

 

Но молчит пионерка.

Щеки в гневных слезах.

Свет от ужаса меркнет

В ясных детских глазах.

 

Зина, Зина Портнова,

Не сломись, продержись!

Не дождется ни слова

Озверелый фашист.

 

То он в злобе пугает,

Наведя пистолет,

То опять предлагает

Шоколадных конфет.

 

Ты глаза опустила,

От конфет отвела.

Распрямилась, схватила

Пистолет со стола.

 

В немца кинула Зина

Полный мужества взор:

— Получай, образина, —

И стреляет в упор.

 

Как зловеще над миром

В схватке пули жужжат…

Офицер с револьвером

В пол уткнувшись, лежат.

 

Разрядилась обойма,

Замолчал пистолет.

Полицаев погоня,

Грохот выстрелов вслед —

 

Пусть волнуется сердце,

Только ты не дрожишь,

Потому что в бессмертье

К нам сквозь годы бежишь.

 

Нина Сагайдак

Город оккупирован фашистами.

Утро. День 7 ноября.

Над густыми сумерками мглистыми

Алым стягом вспыхнула заря.

 

Голос по радио, бурю взметающий,

Словно с Москвою наладилась связь:

— С праздником вас, дорогие товарищи!

Да здравствует наша Советская власть!

 

Радости в душе не спрятаться.

Солнца луч пронизывает мглу.

Мчатся полицаи и гестаповцы

На машинах к радиоузлу.

 

А репродуктор гремит вызывающе,

Как будто бомба разорвалась:

— С праздником вас, дорогие товарищи,

Да здравствует наша Советская власть!

 

Гордые, спешат на площадь граждане.

В страхе передачу слышит враг.

Словом бьет девчонка в красном галстуке,

Маленькая Нина Сагайдак.

 

Двери ломая, рыча угрожающе,

Целится в слово фашистская мразь.

А в микрофон: — До свиданья, товарищи,

Да здравствует наша Советская власть!

 

Весело гремят оркестры в праздники,

И когда в строю чеканишь шаг,

Вспомни о девчонке в красном галстуке,

О погибшей Нине Сагайдак.

 

Голос над миром звучит несмолкающе.

Мужество нас вызывает на связь.

С праздником вас, дорогие товарищи,

Да здравствует наша Советская власть!

 

Бессмертие

Таня Савичева умирала.

Сумрак коршуном стал кружить.

Медсестра ее уверяла:

Не волнуйся, ты будешь жить!

 

Успокойся. Усни, Танюша!

Все в палате давно уж спят.

— Тетя Нина, да ты послушай.

Слышишь взрывы? Опять бомбят.

 

Бьют зенитки напротив окон,

угодить под обстрел легко.

— Что ты, дочка?

Здесь тыл глубокий,

и война от нас далеко.

 

— Ой, наверно, я снова брежу…

Тетя, сколько теперь мне лет?..

А за окнами словно брезжил

ленинградский скупой рассвет.

 

Таня Савичева умирала.

Не смогли спасти доктора.

Чтоб не плакать, себя смиряла

ночь не спавшая медсестра.

 

— Тетя Нина, да что такое?

Слышу, залпы опять гремят.

А как только глаза закрою,

Снова видится Ленинград.

 

Мама с бабушкой, как живые,

просят хлеба, меня зовут.

Все погибли от дистрофии,

я теперь умираю тут.

 

— Таня, Таня, не плачь, не надо.

Горе не к чему ворошить.

В Ленинграде снята блокада,

успокойся, ты будешь жить.

 

— Тетя Нина, все то, что было,

не забудется ни на миг.

Жаль, я дома дневник забыла —

я в блокаду вела дневник…

 

Таял голос, дрожал устало,

и надежду рассвет гасил.

Тани Савичевой не стало,

но Дневник ее воскресил.

 

По фашизму удар решительный

на суде она нанесла:

от блокадных детей обвинителем

на Нюрнбергский процесс пришла.

 

И сегодня ты с нами, Таня.

Будешь жить! Медсестра права.

Я пришел к тебе на свиданье,

И послала меня Нева.

 

Потому что блокадной повести

нет конца годам вопреки:

продолжение в Горьковской области,

возле Волги, в селе Шатки.

 

Розы вспыхнули, словно пламя,

круглый год в цветах пьедестал.

И тревожат сегодня память

строки, отлитые в металл:

«Савичевы умерли. Умерли все.

Осталась одна Таня».

 

Таня Савичева

Эта тонкая тетрадка

Стоит многих толстых книг.

Пионерка — ленинградка,

Потрясает твой дневник.

 

Таня, Савичева Таня,

Ты в сердцах у нас жива.

Затаив на миг дыханье,

Слышит мир твои слова:

 

«Женя умерла 28 декабря

в 12 часов 30 минут

утра 1941 года.

Бабушка умерла 25 января в 3 часа

дня 1942 года».

 

Ленинград — в тисках блокады,

У ворот лютует враг.

Рвутся бомбы и снаряды,

Дует стужа, давит мрак.

 

От коптилки не согреться,

И ни крошки, ни глотка,

И выводит кровью сердце

По страницам дневника:

 

«Лека умер 17 марта

в 8 часов утра 1942 года.

Дядя Вася умер

13 апреля в 2 часа дня 1942 года».

 

Смолк зловещий гром орудий,

Пронеслась войны гроза,

Но все так же память людям

Смотрит пристально в глаза.

 

К солнцу тянется березка,

Пробивается трава.

А на скорбном Пискаревском

Обожгут сердца слова:

 

«Дядя Леша умер 10 мая в 4 часа дня 1942 года.

Мама — 13 мая

В 7 часов 30 минут утра

1942 года».

 

У планеты нашей сердце

Бьется гулко, как набат.

Не забудет мир Освенцим,

Не забудет Ленинград.

 

Будьте бдительными, люди,

Люди, вслушайтесь в Дневник,

Он звучит сильней орудий,

Тот безмолвный детский крик:

 

«Савичевы умерли. Умерли все.

Осталась одна Таня».

 

Дневник Тани Савичевой

В осаждённом Ленинграде

Эта девочка жила.

Свой дневник она в блокаде,

Словно летопись вела:

 

«Женя умерла 28 декабря

в 12 часов 30 минут

утра 1941 года».

 

Эта тонкая тетрадка

Стоит многих толстых книг.

Хоть писала сжато, кратко,

Но бросает в дрожь дневник:

 

«Бабушка умерла 25 января

в 3 часа дня 1942 года».

 

Таня, Савичева Таня,

Ты в сердцах у нас жива.

Затаив на миг дыханье,

Слышит мир её слова:

 

«Лёка умер 17 марта

в 8 часов утра 1942 года».

 

От коптилки не согреться,

Тусклый свет от фитилька.

Пишет Таня кровью сердца

На страничках дневничка:

 

«Дядя Вася умер

13 апреля в 2 часа ночи

1942 года»

 

Гул стоит зловещий с неба,

Не укрыться от беды.

Дома нет ни крошки хлеба

И ни капельки воды.

 

«Дядя Лёша — 10 мая

в 4 часа дня 1942 года».

 

В мире нет страшней, чем голод,

Что несёт с собой война.

До костей пронзает холод,

Хоть на улице весна.

 

«Мама — 13 мая

В 7 часов 30 минут утра

1942 года».

 

К солнцу тянется берёзка,

Пробивается трава.

А на скорбном Пискарёвском

Обожгут огнём слова:

 

«Савичевы умерли. Умерли все.

Осталась одна Таня».

 

В осаждённом Ленинграде

Таня-девочка жила...

 

Кризис бродит по Европе

«Призрак бродит по Европе.

Это призрак коммунизма».

К. Маркс

 

Кризис бродит по Европе, —

Это признак сатанизма.

Разорит, а вслед угробит:

Полный крах, а после — тризна.

 

Всполошил вначале Штаты,

Пролетел над океаном.

Страхом, ужасом объяты

По соседству с нами страны.

 

Объявился и в России.

Цены взвинчены в итоге.

Неужели, обессилев,

Наш народ протянет ноги?

 

Давят тяжестью заботы,

И трещат по швам законы.

Закрываются заводы —

Безработных миллионы.

 

Сатана шипит, окрысив,

Враг всех верующих кровный.

И его сподручный — кризис,

Не обычный, а духовный.

 

На себя посмотрим строго.

Что случилось, в самом деле?

Громогласно славим Бога,

А любовью охладели.

 

Только духом, Русь, не падай!

Бог дает урок народу.

Кайтесь, чтобы, как в блокаду,

Нам не сесть на хлеб и воду.

 

В покаянье и в молитве

Победим в духовной битве.

Мы отнюдь не голодаем —

Пост великий соблюдаем!

 

Стихи для детей:

 

Под Новый год

Под Новый год, как в сказке,

Полным-полно чудес.

Спешит на поезд ёлка,

Покинув зимний лес.

И ярко светят звёзды

И водят хоровод.

Под Новый год, под Новый год,

Под Новый, Новый год!

 

Смешинки, как снежинки

Всю ночь летят, летят.

И песенки повсюду

Весёлые звучат.

Насвистывает ветер,

Метелица поёт

Под Новый год, под Новый год,

Под Новый, Новый год!

 

Мышка-норушка

Мышка в амбаре

набрала пшена.

С ношей

тихонечко вышла она.

 

Дышит с трудом:

оказался мешок

Очень тяжелым!

А мышка — с вершок.

 

Мышка-норушка

решила присесть.

Мышка-норушка

решила поесть.

 

Дырку прогрызла.

Наелась зерна.

Дальше

направилась с ношей она.

 

Мышка-норушка

к мышатам спешит.

Слышит:

мешок за спиною шуршит.

 

Мышка-норушка, куда ты?

Постой!

Глянь-ка, глупышка:

мешок-то

пустой!

 

Опоздал

Он вышел в школу поутру

И, как хороший брат,

Он заодно свою сестру

Отправил в детский сад.

 

Потом немного постоял

Зачем-то у ворот.

Как дворник снег в сугроб сгребал,

Глядел, разинув рот.

 

Он взял у дворника метлу

И снег убрать помог.

Читал газету на углу,

Покуда не продрог.

 

Тут только вспомнил он о том,

Что начался урок.

Он в школу бросился бегом,

Сбивая встречных с ног.

 

Смеялись все ученики,

Когда он в класс вбежал,

А в это время у доски

Приятель отвечал.

 

— Ну, что ж ты, Виктор, опоздал? —

Степан Кузьмич спросил.

— Меня наш дворник задержал,

Я очень занят был.

 

Приятели

Школьные занятия

Начались давно,

Но сидят приятели

С сумками в кино.

 

Им не до учения,

Не до школы им:

Смотрят с увлечением

Интересный фильм.

 

Косички

Хороши косички

У моей сестрички.

И вам таких косичек

Нигде не отыскать.

 

Хорошие косички,

Да скверные привычки:

Люблю я за косички

Сестричку потаскать.

 

Хитрый ученик

Володя — хитрый ученик:

О нем идет молва,

Что не один завел дневник,

А сразу даже два.

 

Когда ему поставят пять, —

Один дневник решит подать,

Когда же — два, тогда — другой.

Изобретательный какой!

 

* * *

Положили мне на парту

И открытку, и букет:

— Вовик, с днём Восьмого марта!

Будь здоров! Держись! Привет!

 

Я краснею как девчонка,

Скорбно глядя на цветы.

А друзья хохочут звонко,

Надрывают животы!

 

Но смешно на них сердиться,

Если вышла дребедень:

Угораздило родиться

В этот самый женский день!

 

На приеме у врача

В кабинет, как на экзамен,

Я вошел. Велели сесть.

Сколько букв перед глазами —

Крупных, мелких — всех не счесть!

 

Врач указкой школьной водит

По таблице, не спеша:

— Подскажи-ка мне, Володя,

Здесь какая буква?

— Ша...

 

Зачитал я всю таблицу:

— Ы... Э... Ю... О... Ф... М... Я...

— Видишь ты на единицу! —

Огорошил врач меня.

 

— Единица? Мне? Да что вы!

Я все буквы угадал!

— У врача глазного, Вова,

Единица — высший балл!

 

Задира

Не знает покоя

Ирина-задира.

Всем в классе мальчишкам

Она досадила.

 

Довольна задира,

Задира «щедра»:

Кругом подзатыльники

Сыплет с утра.

 

Краснеют мальчишки,

Мальчишки молчат.

Но сдачи задире

Давать не хотят.

 

Не трусят они,

Отступая в сторонку —

Нельзя ж кулаки

Поднимать на девчонку!

 

Зато у задиры

Задора излишек…

Девчонки! Вступитесь

Скорей за мальчишек!

 

День смеха

Сегодня на редкость забавный денек.

Едва я из дома шагнул за порог,

За шиворот вдруг полетели капели.

Запели довольные: С первым апреля!

 

Ребята решили меня разыграть.

— Виталька, тебе за контрольную пять!

— Пятерка! — глаза у меня заблестели.

Смеются приятели: — С первым апреля!

 

Но вот вызывает меня педагог

Представьте, задачу решить я не смог.

День смеха, а я в огорчении сник.

Улиткою двойка вползает в дневник,

 

Что маме скажу? Что пятерка в портфеле,

А после тихонечко: С первым апреля!

 

Времена года

Есть у года времена:

Дал Господь им имена.

Всё о них узнаем мы.

А с чего начнём?

С зимы.

 

Наступили холода

Дышит холодом погода.

Пригорюнилась природа.

Я встревожился: «Беда!

Парк погибнет в холода.

До корней пронзил мороз.

Кто поможет? Вот вопрос?»

 

Снег пошёл

Снег пошёл внезапно в полночь.

Это Бог пришёл на помощь.

Снегом землю посыпает,

И природа засыпает.

Белый пласт, как одеяло,

Чтоб земле теплее стало.

 

Зимний лес

Ты бывал в лесу зимой?

Если нет, пойдём со мной.

Красота, ну, просто любо:

Все деревья в снежных шубах.

Всех в мороз Господь пригрел, —

В шубы тёплые одел.

 

Снежинки

— Ой, смотрите! У сестрички

Засверкали рукавички:

Эти звёздочки-снежинки

Бог с небес прислал Маринке.

 

Птичья столовая

Голодны в мороз пичужки.

Смастерил я им кормушки:

Угощайтесь ради Бога.

Хлебных крошек очень много!

 

Бегство

Мы никак не ожидали:

Бабы снежные сбежали.

Побросав метёлки в лужи,

Понапрасну ищут стужи.

 

Приметы весны

На лице сестрёнки Светы

Я нашёл весны приметы:

Подарил Господь девчушке

Золотистые веснушки.

 

Праздник весны

Вот и кончились морозы.

С юга нам везут мимозы.

Я домой пришёл с цветами.

Я вручил букетик маме.

 

Пробуждение

Прилетели птичьи стаи.

Треснул лёд, сугробы тают.

От улыбок у людей

Лица сделались добрей.

 

Ледоход

Интересней нет картины:

По реке поплыли льдины.

Как большие корабли,

Держат курс на край земли.

 

Солнечные зайчики

Во дворе, как на лужайке,

Скачут солнечные зайки.

Бойко, весело, вприпрыжку.

Догони, поймай зайчишку!

 

Ручеёк

«Прыг-скок» — наутёк

Побежал ручеёк.

Долго спал подо льдом.

Пробудился с трудом:

Разбудила весна,

И теперь не до сна.

 

Листик

Листик с клёна вдруг сорвался,

Закружился в быстром вальсе.

Золотым взлетел над клёном.

А вчера он был зелёным.

 

Листопад

И другие листья следом

Водят пёстрый хоровод.

Я вчера простился с летом —

Встала осень у ворот.

 

Как Бог меня от лжи сберёг

Господь мой! С печалью из школы иду.

И плачу, и каюсь Тебе на ходу.

Ты знаешь, урок я вчера не учил.

И двойку, понятно, не зря получил.

 

Злорадно вползла эта двойка в дневник,

О, что же мне делать? Душой я поник.

Господь мой! Конечно же, я виноват,

Но с толку компьютер сбивает ребят.

 

Включил я его — заманила игра.

Схватился, да спать мне давно уж пора.

Что маме в её день рожденья скажу?

С какими глазами дневник покажу?

 

Предвижу, что ей не сдержаться от слёз:

«Хороший «подарок» сынок преподнёс!»

Что делать? Придётся солгать поневоле:

Сказать, что дневник свой оставил я в школе.

 

Но ложь — это грех. Я грешить не хочу.

Уж лучше, Господь, нагоняй получу.

Тут в сердце услышал я голос Христа:

«Сознайся во всём. Будет совесть чиста.

 

Поскольку неправду в себе победил,

Простит тебя мама. Я тоже простил».

 

Кто взрослых жалеет?

— Что плачешь, Виталик? С чего бы ты в горе?

— Да как мне не плакать? Я вырасту вскоре

И в школу пойду вслед за братом моим.

А школу окончу и стану большим.

 

— Зачем ты ревёшь? Все мы взрослыми будем.

Так Бог повелел. Так положено людям.

— А мне бы хотелось ребёнком остаться

И с детством своим никогда не расстаться.

 

— Чудак ты, Виталька! Чем плохо быть взрослым?

Ты, словно Самсон, станешь сильным и рослым.

Возьмёшь под защиту, кому угрожают.

Ведь маленьких часто вокруг обижают.

 

— Зато о них больше заботятся, любят:

Конфеты дают, перед сном приголубят.

А стану большим, кто меня пожалеет,

Когда поскользнусь и когда заболею?

 

Кто будет меня так беречь и любить?

Не хочется взрослым поэтому быть.

— Утешься и слёзы утри, наконец:

У всех нас чудесный Небесный Отец.

 

Он ласковей всех, всех добрее на свете.

С Ним взрослые тоже, как малые дети.

Бог очень заботлив, и с нами со всеми,

Как Добрый Родитель, проводит всё время.

 

Всех любит Господь, даже тех, кто грешит.

Случится беда, успокоить спешит.

Он взрослых, как малых детей, наставляет

И в сердце надежду и веру вселяет.

Глаза утирает от горестных слёз.

Не плачь, успокойся! С тобою Христос!

 

Разбитое стекло

Во дворе несносный Федя

Мяч гонял, попал в стекло.

Не заметили соседи,

Не узнал никто — сошло!

 

Обошлось, и горя мало.

Стих на время сорванец.

Не бранилась дома мама,

Не достал ремень отец.

 

Позабыть, конечно, можно

Про разбитое стекло.

Только что же так тревожно?

Так на сердце тяжело?

 

Как на двор он завтра выйдет?

Поглядит жильцам в глаза?

С нами Бог, и всё Он видит.

Обмануть Его нельзя!

 

Вот и гложет совесть Федю,

Не желает отпустить:

Может быть, пойти к соседям

И прощенья попросить?

 

Перед мамой повиниться?

В сердце трусость побороть?

Надо всё-таки решиться.

Ну, смелей! С тобой Господь!

 

Именины

Три сестрёнки в именины

Друг за дружкой встали чинно.

Нарядились — глянуть любо:

Ай да Вера, Надя, Люба!

 

Мама дочек поздравляет

И при этом наставляет:

— Раз ты Верой названа,

Верить в Господа должна.

 

Эту веру не теряй,

Иисусу доверяй,

Чтоб на всём своём пути

Веру в мир, как свет, нести!

 

На другую дочку глядя,

Так сказала мама Наде:

— Раз Надеждой названа,

Жить с надеждою должна.

 

Кто в беде, того утешь ты, —

Тяжко людям без надежды.

А на Господа надеясь,

Много в жизни можно сделать.

 

Осветив улыбкой губы,

Мама глянула на Любу:

— Раз Любовью названа,

Возлюбить весь мир должна:

 

Всех друзей и всех врагов,

И больных, и стариков.

Будь добра, мила, чиста, —

Покажи любовь Христа!

 

Мама кончила, и дочки

Подарили ей цветочки,

Потому что вместе с ними

И у мамы именины.

 

Маму Софьей величают.

Софья — мудрость означает.

Божья мудрость — жизни мера:

В ней — любовь, надежда, вера!

 

С новым годом!

Вот так чудо!

В Новый год

Без пальто идёт народ.

За окном — не снегопад, —

Яркий, пёстрый листопад.

 

И куда ни глянешь ты,

Всё цветы, цветы, цветы…

Краснолики, солнцелики,

Озарили день гвоздики,

Полыхает пламя роз,

И не к месту дед Мороз.

 

Год учебный на заре

К нам явился в сентябре.

Приглашает Новый год

Сесть за парту — и в поход!

 

С Новым годом!

Не секрет,

Что ученье — это свет.

И при этом помним мы:

Где Господь, там нету тьмы.

 

Из души исчезнет страх,

Если Библия в руках.

Чтобы каждый в Книге книг

Мудрость Божию постиг.

 

В добрый путь!

И в добрый час!

Пусть Христос

Наставит нас!

 

Необычная школа

Сел за Книгу с внуком дед.

В мире школа есть такая,

Где совсем каникул нет.

 

Даже лето без каникул, —

Людям дорог каждый миг.

Изучают в школе Книгу,

А точнее Книгу книг.

 

В Ней любое Слово Свято,

Здесь мы все ученики:

Ходят в школу дошколята,

Ходят в школу старики.

 

Что нам возраст? В самом деле,

Если старость не берёт!

Каждый духом молодеет,

Обновляясь каждый год.

 

Очень к месту мудрость эта:

«Век живи и век учись!»

В Книге книг потоки Света,

Поглощай и сам лучись!

 

Подобреешь очень скоро,

Получив благую весть.

Всех принять готова школа,

Столько классов, что не счесть.

 

Нет здесь конкурса, учтите!

Рады всем, о чём вопрос.

И всего один Учитель.

Догадались, Кто?

Христос!

 

Зверинец

Гороскопом бредят в классе.

— Я — «телец»! — гордится Тася.

Петя — «лев», а Лёва — «рак»:

Каждый свой имеет знак.

 

Класс — сплошной зверинец, ибо

Таня — «овен», Рома — «рыба».

Все при этом забияки —

Все родились в год «собаки».

 

Только Надя Комарова

Не «овца» и не «корова».

К астрологии она

Совершенно холодна.

 

На друзей печально глядя,

Говорит ребятам Надя:

— Это ересь! Суеверье!

Вы же люди, а не звери!

 

Жизнь зависит не от звёзд:

В сердце должен быть Христос!

Чтоб себя от бед спасти,

Надо веру обрести.

Тигра год идёт? Да что вы!

Каждый год у нас Христовый!

 

Классная доска

Как неприглядна классная доска!

Здесь постарались все наверняка:

Кто рисовал, кто просто малевал,

А кто сражал словечком наповал.

 

Смешилки и дразнилки — всё слилось:

Со смехом вместе выплеснулась злость.

Старался каждый свой оставить след,

И на доске живого места нет.

 

Но вот дежурный с тряпкою в руке

Мгновенно стёр, что было на доске.

Доска омылась. Так блеснула вдруг,

Что даже воссияли все вокруг.

 

Мой друг, твоя душа наверняка

Испачкана, как классная доска:

Всего сполна — не счесть обид и ссор

И сердце захламил словесный сор.

 

А хочешь, чтоб душа была чиста?

Зови на помощь Господа Христа!

Господь придёт, возьмёт твои грехи:

Обиды, ссоры, уйму чепухи.

 

Покайся, всю печаль Ему излей,

И станешь снега белого белей.

Господь тебя омоет не водой,

А Кровью, что пролил за нас с тобой.

 

Компьютерные игры

То драки, то война.

Весь день за пультом Игорь,

С утра и до темна.

Как сядет, так — ни с места,

В азарте день убьёт.

А чей-то голос в сердце

Командует: «Вперёд!

Бей с ходу! Ставь на карту

Свою, дружище, жизнь!»

Стремительные кадры.

А голос вновь: «Держись!»

 

Авто, превысив скорость,

Спешит, кого-то сбив.

А в сердце тот же голос

Подбодрит: «Как ты? Жив?»

Находчивость, отвага

И горе — нипочём.

Повержен враг то шпагой,

То лазерным лучом.

 

Компьютерные игры —

Нет мира, только бой!

Мир — джунгли, люди — тигры,

Грызутся меж собой.

Под огненные вспышки

Азартом побеждён.

Пленён игрой мальчишка

И к месту пригвождён.

 

Бикфордов шнур дымится, —

Взлетит весь мир сейчас.

Трепещет сердце птицей

У дьявола в сетях.

Душа пальбой побита,

Но рвётся в битву вновь.

В ней напрочь позабыты

И милость, и любовь.

 

Спасать мальчишку надо.

Дай мудрости, Христос!

Звучит в преддверье ада

Отчаянное «SOS»

На помощь! Игорь гибнет!

Заходит за черту.

Спешит убить противник

Любовь и доброту.

Компьютерные игры:

То драки, то война.

Сидит за пультом Игорь,

А правит сатана.

 

Встреча

Горят в ночи гирлянды звёзд,

Их свет лучист и ярок.

Не Дед Мороз, а Сам Христос

Несёт тебе подарок.

 

Надежду людям Он несёт,

Вселяет веру снова,

Что будет мирным Новый год

От Рождества Христова.

 

Пусть в бездну скатится вражда

Огромным снежным комом,

И Вифлеемская звезда

Взойдёт над каждым домом!

 

Встречают люди Рождество.

Господь в дорогу вышел.

Шаги незримые Его,

Волнуясь, сердце слышит.

 

Ты хочешь встретиться с Христом?

Ему навстречу выйди!

Господь заходит в каждый дом, —

Кто верит, тот увидит.

 

Скорей в глаза Христу взгляни,

Откликнись на сердечность.

Ему ты душу распахни,

А Он подарит Вечность.

 

Христос воскрес!

Поют сердца-колокола,

И в наших душах тает мгла.

Звучит торжественно окрест:

Христос воскрес! Христос воскрес!

Христос воистину воскрес!

 

Господь в пещере возлежал,

Но гроб пустым внезапно стал.

Случилось чудо из чудес:

Христос воскрес! Христос воскрес!

Христос воистину воскрес!

 

Ты в сердце Господа впусти,

Не расставайся с Ним в пути.

Восторжествуй под благовест:

Христос воскрес! Христос воскрес!

Христос воистину воскрес!

 

С Рождеством!

Небесный Ангел весть принёс,

Возрадуйтесь со всеми:

Сын Божий Иисус Христос

Родился в Вифлееме!

 

Не во дворце роскошном, нет —

В простом хлеву овечьем

Явился Сам Господь на свет,

Став Сыном Человечьим.

 

Эй, пастухи! Сюда! Скорей!

Сияют солнцем ясли:

Лежит Малютка — Царь царей,

А взгляд — лучисто-ясный!

 

Воспой в порыве, вся Земля,

Небесного Владыку!

Восторгом душу веселя,

Предстань пред Высшим Ликом!

 

Не скрыть Земле счастливых слёз,

Дитя согрело сердцем.

Сын Божий Иисус Христос

Мир озарил Младенцем!

 

Кто сотворил мир?

Не ко всем приходит вера,

Что у мира есть Творец.

— Есть ли Бог? — спросил Валера.

— Бога нет! — сказал отец.

 

Возразила робко мама:

— Есть Господь, Он миру — Свет.

Но в ответ отец упрямо

Утверждал, что Бога нет.

Кто тут прав? Кому поверить

В положении таком?

В спор не стал вступать Валерик,

Грустным вышел на балкон.

 

Был на редкость ясным вечер,

И небесный свод привлёк:

Звёзды вспыхнули, как свечи.

Значит, Кто-то их зажёг.

Всё так сложно, так не просто!

Столько звёзд, что всех не счесть.

— Есть ли Бог? — спросил он звёзды.

Отвечали звёзды: — Есть!

 

— Есть! — ответил старый тополь,

А верней его листва.

То ли шелест, то ли шёпот,

Только слышались слова:

— Милый мальчик, сердцем вникни,

Прогони сомненья прочь.

Мы ведь сами не возникли, —

Сотворил весь мир Господь.

 

Даже дом с твоей квартирой,

Нет, не вырос сам собой.

Так же есть Создатель мира.

С Ним пребудь! Господь с тобой!

Всемогущ у нас Всевышний,

Мир велик — Творец один!

…Словно в школу, утром вышел

Вместе с мамой в церковь сын.

 

Возле церкви Петька — в сквере.

Друг опешил: — Ты куда?

Неужели в Бога веришь?

И сказал Валера: — Да!

 

Моя молитва

О, Господь! Властитель мой!

Я прошу, пребудь со мной.

Всё на свете можешь Ты.

Дай любви и доброты!

 

Чтоб воспрянула душа,

Благочестием дыша,

Чтоб трудиться я любил,

Безотказным, добрым был,

 

Помогал во всём семье,

Меньше думал о себе,

Чтоб Тебя познал я лично,

Чтоб учился на отлично,

Изучая Книгу Книг,

Мудрость Божию постиг.

 

Приходите в гости!

Не совсем обычный дом:

Много верующих в нём.

С Богом взрослые и дети —

Добротою лица светят.

 

И в глазах небесный свет.

И соседу рад сосед.

В мире жить друг с другом можем.

А беда придёт — поможем!

 

С полуслова всех поймём.

Если кто горяч, уймём.

В спор вступать не станем с ним —

Добрым словом усмирим.

 

Кто неверующий — тот

С христиан пример берёт.

По молитвам нашим Бог

Помогает жить вез склок.

 

Ведь любви Христовой ради

Мы должны со всеми ладить

Дом добреет с каждым днём

Приходите в гости! Ждём!

 

Объявление

У подъезда повесила Люда

Объявленье: «Внимание, люди!

Просьба к вам:

И в сердцах, и в парадных

Навести чистоту и порядок.

Доброй вестью со всеми делюсь:

В нашем доме живёт Иисус».

 

Вова первым прочёл, удивился:

— И когда же Он здесь появился?

Обратился за помощью к Ире:

— Ты не знаешь, в какой Он квартире?

 

Растерялась Иришка сначала.

Но, подумав, ему отвечала:

— Новосёлов давай-ка мы спросим

— Из квартиры сто семьдесят восемь.

 

Пусть ответят они на вопрос.

Не приехал ли с ними Христос?

— Он у нас! — крикнул Петя с порога. —

— Вся семья наша верует в Бога.

 

— И у нас! — вставил тут же Серёжа. —

— Потому что мы веруем тоже.

Пребывайте и в дружбе, и в мире —

И Христос будет в каждой квартире.

 

Чудо-песня

У окна сидела Белла

И негромко песню пела.

Хоть тихонько напевала.

Услыхала песню Алла.

 

Вместе с ней запела Ира

Из двенадцатой квартиры.

Подхватила песню Мила,

Что окошко рядом мыла.

 

Восторгаются соседи —

Тётя Света, дядя Эдик:

Эта песня про Христа

В дом явилась неспроста.

 

Белла с мамой в воскресенье

В церкви были на служенье.

Там ребят собрали вместе

Научили доброй песне.

 

Песню выучила Белла.

Дома вспомнила, запела.

И, представьте, песня эта

Не осталась без ответа.

 

Подхватил её весь двор.

Получился дивный хор.

Саша, Маша, Юра, Петя…

Так Христос явился к детям.

 

Заветное слово

Мой младший братишка

Со мною весь день

И ходит за мной

По пятам, словно тень.

 

Я в церковь собралась —

Он тоже идёт.

Я Господа славлю —

И Вовка поёт.

 

Раскрыла я Библию —

Брат невзначай

Подсел и потребовал:

— Вслух почитай!

 

И вот что случилось,

Такие дела:

Я азбуку-кубики

Брату дала.

 

Представьте себе,

Я не верю глазам:

— Спасибо, — сказал, —

Я попробую сам.

 

Хоть Вовка ещё

Не умеет читать.

Но слово заветное

Начал искать.

 

Напыжился брат мой.

Пыхтит, вот чудак!

И кубики вертит

И эдак, и так.

 

И буквы внезапно

Построились в слог.

И слово, как солнышко.

Вспыхнуло: БОГ!

 

Черепаха

Черепаха для защиты

Прочным панцирем покрыта.

У меня покров надёжней:

Словно крепость, имя Божье!

 

Пастух

Пастух пасёт овец своих:

Он ищет пастбище для них,

Он любит их, не сводит глаз.

Так Бог заботится о нас.

 

Азбука

Буквы азбуки у Вовы.

Строит он за словом слово.

Встали в ряд за слогом слог,

Получилось: «С нами Бог».

 

Детская Библия

Эта Библия — моя!

В ней смотрю картинки я.

А как только подрасту,

Божью Книгу сам прочту!

 

Тропинка

Заблудился в чаще Петя.

Вдруг тропинку он заметил.

Шёл и вышел на дорогу.

Прямо к дому. Слава Богу!

 

Рассвет

В небе вспыхнула заря.

«Ку-ка-ре-ку!», «Кря-кря-кря!»,

«Чик-чирики!» — песен много:

Всё живое славит Бога.

 

Стихи религиозно-нравственного содержания

 

Утешение

«Блаженны плачущие, ибо они утешатся».

Мф 5:4

 

И в беде, и в горести

Спрашиваю Бога:

— Отчего же, Господи,

Злых людей так много?

 

Слёзы, как горошины,

Плачу от отчаянья —

Много нехорошего

Часто так встречаю я.

 

То ль обида давняя

Выплывает снова,

То ли вдруг ударили,

Словно камнем, словом.

 

Сорняки повыросли

Во широком поле.

Мир несправедливостью

До предела полон.

 

И воскликнешь в горести,

Злом, как зной, палимый:

Что мне делать, Господи?

Господи, помилуй!

 

Душу Слово Божие

Умудрит советом:

— Зло рассеять можно лишь,

Словно темень, светом.

 

Любишь маму добрую?

Экая заслуга!

Ты врага попробуй-ка

Полюбить, как друга.

 

Улыбнись приветливо,

Если кто-то сердится, —

И от слова светлого

Ненависть рассеется.

 

Пусть обида спрячется,

А кулак не чешется...

И запомни: плачущий —

В Господе утешится!

 

Ночное происшествие

Родная!.. И представить трудно, —

Тут станешь бледным, как мертвец.

Свет ярких фар... Ещё б секунда —

Нет, полсекунды, и... конец!

 

Но помощь с Неба поспешила,

Вздох облегченья, как щелчок:

Вдруг резко в сторону машина

И завертелась, как волчок.

 

Пять оборотов. Десять, может...

И тоже кругом голова.

Я на тебя гляжу... О, Боже!

Ты невредима!.. Ты жива!..

 

Шофёр выходит из кабины.

Он взвинчен... Более чем зол.

Представить можно, что б тут было,

Но Сам Господь беду отвёл.

 

Молясь, мы встали на колени.

Стекают слёзы, хлещет дождь.

О, это чудное мгновенье!

Не приведи ещё, Господь!

 

Вещий сон

Ивану Калинину

 

Мой старый друг, взор к Богу обрати,

Чтоб навсегда тебя в миру забыли:

Не тех друзей встречал ты на пути, —

И у меня такие точно были.

 

Да что они! Я сам таким же был, —

Не их — себя судить должны мы строго.

Любил ли я? Пожалуй, не любил.

Поверь, любви не может быть без Бога.

 

А потому жизнь жалкую влачил,

Хоть громогласно числился в поэтах.

Я оды километрами строчил

И с пафосом читал их на банкетах.

 

Ломился стол. Вино текло рекой:

Век незабвенный, брежневский, застойный!

И страшно вспомнить: был поэт такой,

Лез в юбилеи с лирикой застольной.

 

Шумел, печатал всякую муру

И громоздил проблему за проблемой.

А ведь беда, когда поэт в миру,

Поскольку он не с Богом, а с богемой.

 

Считал, как Блок, что истина в вине,

И, как Есенин, чуть не удавился.

Вот так и жил... И вдруг ко мне во сне,

Ты представляешь, Сам Господь явился!

 

Мой друг, Его я видел, как тебя.

— За что такая честь, Великий Боже?

А на меня Христос смотрел, скорбя,

И вопрошал с укором: — Как ты можешь?

 

Он руки протянул: они — в крови!

И я от них в смятении отпрянул.

А Он сказал: — Теперь пребудь в любви,

Не забивай Мне больше гвозди в раны.

 

Он взглядом осветил меня насквозь,

И мне тогда впервые стало стыдно.

Я понял: каждый грех мой — новый гвоздь

Для старых ран. И это очевидно.

 

О, сколько я гвоздей в Христа забил!

Был глух, Его завету не внимая.

За что же Он такого возлюбил

И за меня страдал, не понимаю.

 

Свидетельствую: спас меня Христос!

И от людей я радости не прячу

И не стыжусь своих высоких слёз, —

Я не от горя — я от счастья плачу.

 

«Бог есть любовь!» — Господь отверз уста,

И зацвели сады в моей пустыне.

Как здорово! Я видел взгляд Христа,

Такой лучистый и небесно-синий.

 

И сразу с плеч свалился тяжкий груз.

Всё заново... Всё ново... Всё впервые...

Я во Христе! Со мною Иисус,

А в доме в честь Него цветы живые.

 

Благословение

Марии в день венчания

 

Не я тебя нашёл, привёл Господь,

Чтоб в сердце тьму ночную побороть.

И воссиял в душе Небесный свет,

И с плеч свалилась тяжесть прежних лет.

 

Не ты меня нашла, Господь привёл,

Чтоб мир цветами радуги зацвёл.

Так пусть любовь Небесного Отца

Скрепит навек влюблённые сердца!

 

Не мы нашли друг друга, свёл Господь.

Пускай единой станет наша плоть,

Чтоб во Христе земную жизнь прожить,

В единстве духа Господу служить!

 

На площади Дворцовой

Остановись, задумайся, прохожий,

Придя к Александрийскому столпу.

Архангел Михаил, посланник Божий,

С крестом Господним смотрит на толпу.

 

Приходит мимо праведник и грешник,

Кто доверяет Богу, кто судьбе,

А кто в заботах суетных и спешных

Всё время смотрит под ноги себе.

 

Но обратимся к Господу лицом мы, —

Вот-вот Архангел крыльями взмахнёт

И взмоет ввысь над площадью Дворцовой.

С ним устремимся мысленно в полёт.

 

Ты посмотри, как нынче небо сине,

И как оно бездонно, посмотри.

Чтоб воспарить над бренною Россией,

Вначале нрав строптивый усмири.

 

Не возносись главою непокорной,

А просто сердце Господу открой.

Не памятник себе нерукотворный —

Нерукотворный храм в душе построй!

 

Благословить Архангел город вышел,

С колонны осеняет всех крестом.

А мы, молясь, летим всё выше, выше,

Туда, где ждёт Небесный Отчий дом!

 

Таков мой Бог!

«Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20).

 

Бог восседал на высоте,

Людским молитвам внемля,

Пока однажды во Христе

Он не сошёл на землю.

 

Был в Небесах Его престол,

Но плоть обрёл, стал зримым,

В палящий зной пустыней шёл

Бог, жаждою томимый.

 

Орёл над собственным гнездом

Взлетал под свод бездонный.

Покинув Свой Небесный дом,

Был Бог в миру бездомный.

 

Стал на земле Господь слугой,

Опорой человеку:

Когда пред Ним предстал хромой,

Бог исцелил калеку.

 

Он добротою мир спасал.

Смирял, как бурю, злобу.

Он даже мёртвых воскрешал,

Их поднимал из гроба.

 

Глухого слухом одарил,

Вернул слепому зренье.

Он людям истину открыл,

Путь к вечному спасенью.

 

И во плоти остался Свят,

Был Светом в тьме кромешной.

И, как разбойник, был распят

За нас с тобою, грешных.

 

Но ликовал напрасно бес,

И как он после злился:

Господь мой умер и воскрес,

И снова в мир явился.

 

Он вечно с нами! Он живой!

Он рядом, хоть незримый.

Я тоже с Ним, а Он со мной,

И мы неразделимы.

 

Спасение

Отче наш, Отец мой Милосердный!

С плачем припаду к Твоей груди.

Дьявол нож вонзить пытался в сердце —

Иисус дорогу преградил.

 

Локти грыз лукавый от бессилья,

Выпал нож, что враг держал в руке.

«Скорая» летела, как на крыльях,

Жизнь была на самом волоске.

 

Продержался чудом, выжил как-то.

Стал крепчайшим тонкий волосок.

И не миновать бы мне инфаркта, —

К счастью, сердце взял в ладони Бог!

 

Вот оно поёт, не утихая,

Хочет птицей вольною кружить,

Чтобы до последнего дыханья

Мог я лирой Господу служить.

 

Чтоб молился день и ночь усердно,

Восхвалял бы Господа Христа.

От избытка пламенного сердца

Пусть заговорят мои уста!

 

Боже правый, я с Тобой!

«Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни» (Пс. 117:17).

 

Боже правый, я с Тобой

В мыслях, творчестве, молитвах!

Убери на сердце боль,

Что сечёт острее бритвы.

Лишь Тебе хочу служить,

Вызвав ярость в преисподней.

Не умру, но буду жить,

Возвещать дела Господни!

 

Сатана, столкнув в кровать,

На меня наслал болезни.

Хочет жизнь мою прервать,

Оборвав на слове песню.

Но оружие сложить

Не даёт мне Бог сегодня.

Не умру, но буду жить,

Возвещать дела Господни!

 

Где Господь — там нету тьмы,

Спас от гибели Всевышний,

Я как будто из тюрьмы

На свободу чудом вышел.

Чёрный ворон, брось кружить!

Вспыхнул Свет в ночи, как в полдень.

Не умру, но буду жить,

Возвещать дела Господни!

 

Вознесение

Когда глаза закрою, небо вижу,

Пронзающую душу синеву.

Я к Богу становлюсь гораздо ближе,

Как будто в Отчем доме я живу.

 

Блаженствую, едва глаза закрою,

Всем сердцем ощущая высоту.

Душою познаю Завет покоя,

А духом приближаюсь ко Христу.

 

Внизу осталось топкое болото.

Как солнце, ярко вспыхнула слеза.

О, это чувство вечного полёта! —

И открывать не хочется глаза.

 

Мир предстаёт порой страшнее ада,

Грозится сбить житейская гроза.

Но с бурей в спор вступать отнюдь не надо,

А надо лишь на всё закрыть глаза.

 

Не лезть, себя отстаивая в битве,

А полностью для мира умереть

И вознестись, закрыв глаза в молитве,

Глазами сердца Господа узреть

 

С Рождеством!

В сердце добрая песня стучится,

Светлый праздник встречая в ночи.

Ёлка в ярких гирляндах лучится,

А сердца и в мороз горячи.

 

Радость встречи, порывы благие

Скреплены христианским родством.

С Рождеством вас, мои дорогие,

Дорогие мои, с Рождеством!

 

Полюбуйтесь, какая погода!

Стань, душа, как снежинка, чиста.

Мы в преддверии Нового года

Счёт ведём от Рожденья Христа.

 

В небе вспыхнули звёздные бусы,

Мы большим ожиданьем живём.

Мир две тысячи лет с Иисусом!

Дорогие мои, с Рождеством!

 

Наш Господь на земле, как на небе,

И, великой надеждой дыша,

О духовном божественном хлебе

Беспокойся всё время, душа!

 

Пусть тревожно в бушующем мире,

Не пугайтесь, идя за Христом,

Да пребудем во свете и мире,

Дорогие мои, с Рождеством!

 

Радуга

Возликуй, возрадуйся!

Люди глаз не сводят:

Появилась радуга

На небесном своде.

Чудо семицветное,

Божие, заветное.

Господом ниспослана,

Чтоб дивились после мы.

 

Как в волшебной сказке,

Водяные краски.

И на лицах торжество:

— Это просто божество!

Из домов спешит народ:

Как на выставку, идет.

— Глянь, картина без холста!

— Нам в подарок от Христа!

 

— Ах, какая красота!

— Без подобной красоты

Не бывает доброты!

Над широкой Ладогой

Мост воздушный: радуга.

Ай да, радуга- дуга:

Обхватила берега!

 

— Это нам привет от Бога!

— Шлет Господь нам благодать!

Божьи заповеди строго

Просит всех нас соблюдать

 

Тихая пристань

Дух устремлен в сиянье Истины, —

Она прибежище и щит.

Хочу причалить к тихой пристани, —

Страстями я по горло сыт.

 

Какие бури были пройдены,

В каких штормах пришлось грести.

Хочу в глубинке тихой родины

Покой душевный обрести.

 

В дремучий бор войду, затюканный,

Рай обретая в шалаше.

В избушке ходики затикают,

И тихо станет на душе.

 

Кот приласкается, мурлыкая,

А время раны исцелит.

Навечно Истина великая

В меня смирение вселит.

 

Не полыхать в объятьях пламени,

Свечой, блаженствуя, гореть.

Хочу причалить к тихой гавани,

Чтоб тайну Истины узреть.

 

Следы на песке

…и я видел видения Божии (Иез. 1:1)

Я видел виденье:

Следы на песке.

Шли двое пустыней

К священной реке.

Жег ноги песок.

Каждый зноем палим.

Шел первым Спаситель,

Спасенный — за Ним.

Путь — длинный-предлинный, —

Велик белый свет.

И друг одного

Обрывается след.

Неужто не выдержал,

Пал впопыхах?

Лежит недвижим

В раскаленных песках?

Вопрос за вопросом

Толкают в тупик.

А путь продолжает

Один Проводник.

И к Небу воззвал я:

— Господь, дорогой!

Прошу, подскажи мне,

Где путник другой.

И слышу божественный

Глас с высоты:

— Возлюбленный сын Мой,

Да это же ты!

Я видел: в дороге

Ты очень устал,

И стал спотыкаться,

И сильно отстал.

Я взял тебя на руки,

Дальше понес.

Зачем волноваться?

С тобою Христос!

 

Где родившийся Царь Иудейский?

Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни Ирода,

в Иерусалим пришли волхвы с востока и говорят: «Где родившийся

Царь Иудейский, ибо мы видели звезду Его на востоке

и пришли поклониться Ему (Мф. 2:1)

 

Глас Вселенский с далекого детства

Слышу я наяву и во сне:

«Где родившийся Царь Иудейский?»

И становится радостно мне.

 

Трудно выразить чувства словами,

Если радость, как солнечный свет.

Царь Царей! Он со мною и с вами, —

Вместе с нами две тысячи лет!

 

Дух неверья витает над миром,

У язычников в душах живет.

«Где родившийся?» — в ярости Ирод

На себе одеяние рвет.

 

Нрав жестокий, коварный,

злодейский

Показал, обезумев совсем:

«Где родившийся Царь иудейский?» —

И направил свой полк в Вифлеем.

 

Как не дрогнуло сотника сердце?

Как солдаты такое смогли?

Всех вокруг перебили младенцев,

А Царя между тем не нашли.

 

Бог Отец всё Святое семейство

Уберег. В злобе мечется бес:

«Где родившийся Царь Иудейский?»

«Жив! Здоров! Под Покровом Небес!»

 

Грех толкает мирян в катастрофу,

Но не в силах он солнце затмить.

Крест Спаситель несет на Голгофу,

Чтобы Кровью заблудших омыть.

 

О, Мария! Не плачь, а надейся, —

К свету вечно терниста тропа:

«Где родившийся Царь Иудейский?»

«Уж не Ты ли?» — хохочет толпа.

 

Люди, что вы?

Опомнитесь, бросьте!

Перед вами невинный распят.

Но слова ударяют, как гвозди.

Знать, не ведают то, что творят.

 

Царь из мертвых воскрес.

Слава Богу!

С ним любая беда — не беда.

Мне всю жизнь освещает дорогу

Вифлеемская чудо-звезда.

 

Глас Вселенский с далёкого детства

Слышу я наяву и во сне:

«Где родившийся Царь Иудейский?» —

Обращается Небо ко мне.

 

О, Господь мой! Тебя величаю

Светом миру, Небесным отцом.

«Где родившийся?» Я отвечаю:

«В каждом жаждущем сердце людском».

 

Как прекрасно души пробужденье,

Что восходит, как солнце, лучась!

Происходит Христово Рожденье

Каждый год, каждый день, каждый час.

 

Свет Божественный

льётся на землю,

Разрешая извечный вопрос:

Кто уверует, Бога приемлет,

В том рождается тотчас Христос.

 

Встаньте рядом, глашатаи Слова,

Да отверзнет Спаситель уста!

Мы едины — мы тело Христово,

Каждый в мире —

частичка Христа!

 

Слышу голос Всевышнего:

«Действуй,

Души ближних спасая во мгле!»

Где родившийся Царь Иудейский?

Вот Он! Рядом! В тебе! И во мне!

 

одно из последних стихотворений:

 

* * *

Боже Правый, я с Тобой

В мыслях, помыслах, молитвах.

Убери на сердце боль,

Что сечёт острее бритвы.

 

Лишь Тебе хочу служить,

Вызвав ярость в преисподней.

Не умру, но буду жить,

Возвещать дела Господни!

 

Сатана, столкнув в кровать,

На меня наслал болезни.

Хочет жизнь мою прервать,

Оборвав на слове песню.

 

Но оружие сложить

Не даёт мне Бог сегодня.

Не умру, но буду жить,

Возвещать дела Господни!

 

Где Господь, там нету тьмы,

Спас от гибели Всевышний.

Я, как будто из тюрьмы,

Во Христе на волю вышел.

 

Чёрный ворон, брось кружить!

Вспыхнул свет в ночи, как в полдень.

Не умру, но буду жить,

Возвещать дела Господни!

 

Валерий Шумилин: Подвиг на поле футбольном (из воспоминаний)

Подвиг героев блокадного матча я воспел много лет спустя. Воспел в буквальном смысле слова, предложив стихи композитору Виктору Талькову. А он написал неплохую, на мой взгляд, песню. В годовщину полного освобождения нашего города от фашистской блокады она звучала по радио, взял её на вооружение и театр «Мы родом из блокады». А в доме культуры «Первомайский» эта песня звучала в шефских концертах самого композитора и награждалась бурными аплодисментами блокадников. Мы с Виктором Сергеевичем прекрасно понимали, что аплодисменты адресованы не только авторам песни, но в первую очередь героям футболистам, которые, рискуя своей жизнью, вышли на поле под открытым небом, собрав на стадионе немало болельщиков. Это был большой риск. Представьте себе, что об этом матче «пронюхали» бы гитлеровцы. Несомненно, тогда бы налетели на стадион вражеские стервятники, и началась бы кровопролитная бомбёжка. К счастью, всё обошлось благополучно.

Но, Боже, как время быстротечно! Собравшиеся в блокаду на стадионе, в дальнейшем стали стариками, постепенно, кто выжил в войну, один за другим ушли в мир иной. Не с кем в эти дни побеседовать, не у кого взять интервью. Мне в этом смысле малость повезло. Прежде всего, я каким-то чудом выдержал лютые морозы 1942 года, страшный голод и, будучи дистрофиком, едва стоял на ногах. К этому надо ещё прибавить постоянные бомбёжки и артобстрел... В конце концов попал в больничную палату детского дома. Там я провалялся довольно долго на больничной койке. Но к весне чуточку пришёл в себя, хотя врачи, глядя на мой истощённый вид, рекомендовали в основном постельный режим.

Но вернёмся к блокадному матчу, как свидетельствует пресса, он состоялся 31 мая 1942 года. Этот последний день весны, если мне не изменяет память, был довольно солнечным и казался мирным. Однако тишина была тревожной: в любой момент фашисты могли её нарушить.

— Господи! — молилась дежурная в нашей палате нянечка. — Отведи беду! Дай, Бог, чтобы не было налёта, и чтобы бомба не попала в наш дом!

Не зря говорят: «Старый — что малый»; и я вновь погружаюсь в своё блокадное детство. Тихо в палате. Каждый в тревожной тишине думает о чём-то своём. В такт сердца мерно постукивает метроном. И вдруг... в репродукторе зазвучали футбольные позывные. Что такое? Уж не из Москвы ли собираются нам для поддержки духа транслировать спортивный репортаж? Лица у больных ребят мгновенно повеселели. Все они с коек соскочили, с радостью прислушались.

— Внимание! Внимание! Наш микрофон установлен на ленинградском стадионе «Динамо». Сегодня мы транслируем матч между командами «Динамо» и «Металлист». Все футболисты в бравой форме и готовы приступить к игре...

— Уp-p-a, — раздалось с трибун. — Молодцы!!!

И мы, некогда охрипшие мальчишки, внезапно обрели свои голоса и тоже в ответ заорали: «Ура!». Какой и в чью пользу будет счёт, нас совершенно не интересовало. Радовались мы, что утёрли бесноватому фюреру нос. Он-то громогласно заявил на весь мир, что изменил свою тактику: штурмом город брать не будет, а уморит население голодом. И тогда торжественным маршем войдут немецкие войска в Ленинград и отпразднуют победу в гостинице «Англетер». Войдут без боя, поскольку город уже сейчас можно считать мёртвым. Не вышло! Не на таких нарвались! Всех героев футболистов блокадного матча перечислять не буду. Остановлюсь на Викторе Набутове, замечательном человеке, отличном вратаре и спортивном комментаторе. В песне, припеве его имя упоминается трижды. Поверьте, он этого заслужил.

После войны, мы, отчаянные мальчишки, бегали на стадион «Динамо». Проделав под забором небольшую дырку, проползали в неё и во все глаза наблюдали за игрой. О, как ловко, виртуозно брал мячи вратарь Виктор Набутов под гулкие аплодисменты публики. Бесспорно, это был один из лучших вратарей страны. И очень обидно, что в матче с командой «ВВС» москвичи играли слишком грубо, и Виктор Сергеевич получил тяжёлый перелом руки. Однако от спорта он не отошёл, а стал спортивным комментатором. Его приятный и спокойный голос всегда радовал зрителей. Комментировал он не только футбол, но и другие виды спорта.

После окончания отделения журналистики ЛГУ, я работал в пионерской газете «Ленинские искры», где возглавлял спортивный отдел. По этой причине мне приходилось довольно часто бывать на радио и на стадионе, где я и познакомился с Виктором Сергеевичем. Как-то в откровенной беседе разговорились и вспомнили героический блокадный матч.

— Вы себе представить не можете, с каким трудом далась нам эта игра, все как один — дистрофики, а многие были ещё и после ранения. Ноги были ватными, бутсы на редкость тяжёлыми, а мяч — чугунным. А необходимо было выступить не хуже, чем в мирное время. Это была не просто игра, матч оказал могучее психологическое и идеологическое воздействие, став явным доказательством того, что Ленинград жив и не собирается сдаваться. После игры мы шли в раздевалку в обнимку — чтобы не упасть от слабости.

— А зрителей собралось много?

— Не скажу, чтобы очень, но достаточно для того, чтобы не только ленинградцы, но и вся воюющая страна всколыхнулись духом.

Ну, и заодно щелчок по носу получил Гитлер.

— А не опасно было играть в городе-фронте?

— Всякое могло быть, гарантий никаких не было, но нам повезло: фрицев мы всё-таки здорово надули, теперь-то можно открыть секрет. Мы были предупреждены, чтобы строго держали в тайне предстоящий матч, чтобы ни в коем случае слухи об игре не дошли до врага. Матч был сыгран, репортаж записан на плёнку, его слушала практически вся страна, а не только блокадники. Более того, боевые машины с громкоговорителями разъезжали по боевым частям и поднимали дух у защитников Ленинграда. А на линии фронта репортаж звучал на немецком языке. Что тут было! В ярости взлетели фашистские самолёты... Но, поздно! Стадион был пуст, победная игра состоялась накануне.

Последний раз я видел Виктора Сергеевича в один из Дней Победы на экране телевизора. После завершения футбольного матча он обратился ко всем зрителям с призывом установить памятник спортсменам блокадного Ленинграда, среди которых было немало первоклассных мастеров, отдавших свои жизни, встав на защиту родного города. Без всякого сомнения, они заслужили, чтобы память о них сохранилась на века.

— Вы представляете, — обращался Виктор Сергеевич к любителям спорта, где я только не бывал, в какие только двери не стучал. И всюду получал вежливый отказ. В конце концов, дело дошло до Смольного, но и тут... Только и слышу в ответ: «Ваш проект хорош, но на него потребуются большие деньги...» Так что же остаётся делать? Хоть сейчас я готов со шляпой пройтись по стадиону, и я надеюсь, что вы, дорогие мои земляки, меня поддержите.

Слушал я Набутова и диву давался. Поистине, в те времена надо обладать большой смелостью, чтобы на весь город высказать своё неудовольствие высокому начальству, обвиняя его в полном бездушии. Видимо, от отчаяния он решился на такой шаг. Ой, как озверел первый секретарь обкома Григорий Романов, слушая справедливый укор в свой адрес. Схватил телефонную трубку и буквально зарычал на администрацию стадиона: «Немедленно прервите разглагольствования Набутова!»

Несколько минут Виктор Сергеевич ещё продержался на экране, только голоса его уже не было слышно. Говорил, как в немом кино. Звука не было, но по выражению лица знаменитого комментатора было видно, о чём он держит речь. Вскоре и сам он исчез с экрана. На выступления известного всей стране спортивного комментатора был наложен категорический запрет. Довольно долго нам пришлось ждать, пока он был «восстановлен в правах». Как радовались болельщики, когда вновь услышали его голос в эфире, увидели его на экранах телевидения. Увы, такое продолжалось не долго. Вскоре нам с ним пришлось снова расстаться. На этот раз навсегда. Нелепая трагичная смерть унесла от нас этого замечательного человека.

Впрочем, его прерванный голос дошёл всё-таки и до нового поколения. То, о чём в своё время мечтал Виктор Сергеевич Набутов, наконец, в новом веке воплотилось в жизнь. Как известно, 31 мая 2012 года на стадионе «Динамо» к 70-летию легендарного блокадного матча открылся памятник героям футболистам. Скульптор Салават Щербаков постарался, чтобы памятник получился и героическим, и душевным. Было найдено решение достаточно новое, но убедительно отсылающее нас к тем временам. Кроме двух игроков в старой футбольной форме скульптурная композиция включает барельефную копию с фотографии, сделанном во время легендарной игры и сохранившейся в архиве ФК «Динамо». Открытие памятника проходило в торжественной обстановке, при участии руководства города. А мне невольно тронуло сердце то, что при этом прозвучала на весь стадион песня «Блокадный марш», написанная на мои слова Виктором Тальковым. Кстати, почти одновременно в центре Петербурга, на Малой Конюшенной улице открылась необычная уличная выставка. Редкие фотографии и кадры из кинохроники повествовали о спортивной жизни в осаждённом городе и размещены они были на заградительных сооружениях времён Великой Отечественной войны. Как жаль, что Виктор Сергеевич не дожил до этих дней. Как бы он радовался вместе с нами, что его мечта, наконец, сбылась. Вечная слава героям!»