Светлана Алексиевич: «Я пишу историю чувств»

31 мая исполняется 70 лет известной советской и белорусской писательнице Светлане Алексиевич.

Ее книги были изданы в 19 странах мира, по их сценариям снят 21 документальный фильм. Писательница является обладателем многочисленных литературных наград и премий, в том числе и международного уровня. Среди них — премия Ремарка (2001), Национальная премия критики (США, 2006), приз читательских симпатий по результатам читательского голосования премии «Большая книга» (2014), премия Андрея Синявского «За благородство в литературе», российская независимая премия «Триумф», Лейпцигская книжная премия «За вклад в европейское взаимопонимание», немецкая премия «За лучшую политическую книгу», премия имени Гердера. В 2015 году С. Алексиевич стала лауреатом Нобелевской премии по литературе с формулировкой «за её многоголосное творчество — памятник страданию и мужеству в наше время», - рассказывает главный библиотекарь библиотеки №10 «Радуга» Надежда Мухамадеева.

Светлана Алексиевич родилась 31 мая 1948 года в украинском городе Станислав. Ее отец был военнослужащим, и после его увольнения из армии семья перебралась в Белоруссию, на его родину. Здесь родители стали работать учителями в сельской школе. В 1965 году С. Алексиевич окончила среднюю школу. Работала воспитателем, учителем истории, журналистом районной газеты. В 1972 году она поступила на факультет журналистики БГУ. Продолжает заниматься журналистикой в районной газете. Затем переходит в журнал «Неман» сначала корреспондентом, а затем руководителем отдела, параллельно пишет публицистические произведения и рассказы. В 1983 году была принята в Союз писателей СССР. С начала 2000-х годов жила в Италии, Франции, Германии. C 2013 года снова живёт в Белоруссии.

Будучи студенткой, Светлана прочитала книги А. Адамовича «Я из огненной деревни» и «Блокадная книга», которые произвели на нее огромное впечатление. Именно А. Адамовича она считает своим учителем Этот жанр, придуманный А. Адамовичем и называемый им «роман-свидетельство», стал ей очень близок.

«Я долго искала жанр, который бы отвечал тому, как я вижу мир. Тому, как устроен мой глаз, мое ухо…. Пробовала себя…. И выбрала жанр человеческих голосов…. Я не пишу сухую, голую историю факта, события, я пишу историю чувств», - пишет о своем творчестве С. Алексиевич.

Все ее книги основаны на многочасовых интервью с людьми, которые пережили какое-то сложное событие, или с их родными и близкими. На написание каждой книги уходит от пяти до семи лет.

Первая опубликованная книга С. Алексиевич «У войны не женское лицо». В ней собраны голоса советских женщин, которые участвовали в Великой Отечественной войне. Санитарки, летчицы, снайперы, радистки, врачи рассказывают о своем особом женском опыте войны. У женщин своя война. Война, в которой на первом месте смерть, убийство, тяжелый труд.

Вот эти женский голоса...

«Первый раз страшно… Очень страшно…

Мы залегли, и я наблюдаю. И вот замечаю: один немец из окопа приподнялся. Я щелкнула, и он упал. И вот, знаете, меня всю затрясло, я слышала, как стучали мои кости. Стала плакать. Когда по мишеням стреляла – ничего, а тут: я – убила! Я! Убила какого-то незнакомого мне человека. Я ничего о нем не знаю, но я его убила».

 «Молодой такой, интересный парень. И лежит убитый. Я представила, что будут хоронить с почестями, а его берут и тащат к орешнику. Вырыли могилу… Бег гроба, без ничего зарывают в землю, прямо так и засыпали. Солнце такое светило, и на него тоже… Лето. Не было ни плащ-палатки, ничего, его положили в гимнастерке, галифе, как он был, и все это еще новое, он, видно, недавно прибыл. И вот так положили и зарыли. Ямка была очень неглубокая, только чтобы он лег. И рана небольшая, она смертельная – в висок, но крови мало, и человек лежит, как живой, только очень бледный.

За обстрелом началась бомбежка, и бомба попала в ящик со снарядами, эти снаряды рвались во все стороны… Самолеты висят над нами. Тут хотя бы в землю человека положить. А как мы в окружении людей хоронили? Тут же, рядом, возле окопчика, где мы сами сидим, зарыли – и все. Бугорок только оставался. Его, конечно, если следом немцы идут или машины, тут же затопчут. Обыкновенная земля оставалась, никакого следа. Часто хоронили в лесу под деревьями… Под этими дубами, под этими березами…

Я в лес до сих пор не могу ходить. Особенно, где растут старые дубы или березы… Не могу там сидеть…»

«Кто-то нас выдал… Немцы узнали, где стоянка партизанского отряда. Оцепили лес и подходы к нему со всех сторон. Прятались мы в диких чащах, нас спасали болота, куда каратели не заходили. Трясина. И технику, и людей она затягивала намертво. По несколько дней, неделями мы стояли по горло в воде. С нами была радистка, она недавно родила. Ребенок голодный… Просит грудь… Но мама сама голодная, молока нет, и ребенок плачет. Каратели рядом… С собаками… Если собаки услышат, то все погибнем. Вся группа – человек тридцать… Вам понятно?

Командир принимает решение…

Никто не решается передать матери приказ, но она сама догадывается. Опускает сверток с ребенком в воду и долго там держит… Ребенок больше не кричит… Ни звука… А мы не можем поднять глаза. Ни на мать, ни друг на друга…» (вычеркнуто цензурой из первых изданий).

«Вокруг все горело, жгли деревни вместе с людьми. В школы сгоняли, в церкви… Обливали керосином… У меня моя пятилетняя племянница – она слушала наши разговоры – спросила: “Тетя Маня, когда я сгорю, что от меня останется? Только ботики…”. Вот о чем наши дети нас спрашивали…

Я сама огарки собирала… Собирала своей подруге семью… Косточки в золе находили, и где остался кусочек одежды, хоть окраечек какой, узнавали, кто это. Каждый своего искал. Подняла я один кусочек, подруга говорит: “Мамина кофта…”. И упала. Кто в простынку, кто в наволочку косточки собирал. Что принесли. Мы с подругой – в сумочку, и полсумочки не набрали. В могилку общую все складывали. Все черное, только косточки белые. И костная зола… Я ее уже узнавала… Она – белая-белюсенькая…

После этого куда бы меня не посылали, я не боялась. Ребеночек у меня был маленький, в три месяца я его уже на задание брала. Комиссар меня отправлял, а сам плакал… Медикаменты из города приносила, бинты, сыворотку… Между ручек и между ножек положу, пеленочками перевяжу и несу. В лесу раненые умирают. Надо идти. Надо! Никто другой не мог пройти, не мог пробраться, везде немецкие и полицейские посты, одна я проходила. С ребеночком. Он у меня в пеленочках…

Теперь признаться страшно… Ох, тяжело! Чтобы была температура, ребеночек плакал, солью его натирала. Он тогда красный весь, по нем сыпь пойдет, он кричит, из кожи лезет. Остановят у поста: “Тиф, пан… Тиф…”. Они гонят, чтобы скорее уходила: “Вэк! Вэк!”. И солью натирала, и чесночок клала. А дитятко маленькое, я его еще грудью кормила.

Как пройдем посты, войду в лес, плачу-плачу. Кричу! Так дитятко жалко. А через день-два опять иду…»

А после войны у женщин была вторая война. Им нужно снова было научиться быть женщинами. Об этом тоже слышны голоса в этой книге…

«Замуж я вышла скоро. Через год. Я мечтала о любви. Хотела дом и семью. Чтобы в доме пеленками пахло... Первые пеленки нюхала-нюхала, не могла нанюхаться. Запахи счастья... Женского... На войне нет женских запахов, все они - мужские. Война по-мужски пахнет.

Двое детей у меня... Мальчик и девочка. Первый мальчик. Хороший, умный мальчик. Он институт окончил. Архитектор. А вот девочка... Моя девочка... Девочка... Она стала ходить в пять лет, первое слово "мама" выговорила в семь. У нее до сих пор получается не "мама", а "мумо", не "папа", а "пупо".

Она... Мне и сейчас кажется, что это неправда. Ошибка. Она в сумасшедшем доме... Сорок лет она там. Как ушла на пенсию, хожу к ней каждый день. Мой грех... Моя девочка...

Уже много лет первого сентября я покупаю ей новый букварь. Мы читаем с ней букварь целыми днями. Иногда возвращаюсь от нее домой и мне кажется, что я разучилась читать и писать. Разговаривать. И ничего этого мне не надо. Зачем это?

Я наказана... За что? Может, за то, что убивала? И так подумаю... В старости много времени... Думаю и думаю. Утром стою на коленях, смотрю в окно. И прошу Бога... Обо всех прошу... На мужа обиды не держу, давно его простила. Родила я дочку... Он посмотрел-посмотрел на нас... Побыл немного и ушел. Ушел с упреками: "Разве нормальная женщина пойдет на войну? Научится стрелять? Поэтому ты и ребенка нормального родить не способна". Я за него молюсь...

А может, он прав? И так подумаю... Это - мой грех...

Я любила Родину больше всего на свете. Я любила... Кому я могу это сейчас рассказать? Моей девочке... Ей одной... Я вспоминаю войну, а она думает, что я ей сказки рассказываю. Детские сказки. Страшные детские сказки...»

Вот такая война женская…. Иная, чем у мужчин. Тяжелая. Страшная.

Вторая книга писательницы «Последние свидетели» также о Великой Отечественной войне. Теперь мы слышим голоса людей, детство которых пришлось на годы войны. Их война не менее страшная, чем женская…

Они рассказывают о том, как война перечеркнула их детское счастье.

«Неужели это было со мной?

В день, когда началась война, мы пошли в цирк. Всей семьей. На утреннее представление. Ни о чем не догадывались. Ни о чем… Все уже знали, а мы нет. Хлопали в ладоши. Смеялись.

Высыпали мы весело на улицу – а люди идут зареванные: «Война!»».

«В доме все переживали большое событие…

Вечером к старшей сестре приходил жених свататься. Все до ночи обсуждали, когда свадьба, где молодые будут расписываться, сколько позвать гостей. А с самого утра отца вызвали в военкомат. Уже по деревне зашумели – война! Я только об одном думала: пережить бы этот день. Мне еще никто не объяснил, что война – это не день и не два, а это может быть очень долго».

Как переживали разлуку с родителями…

«Всю войну я думала о маме. Маму я потеряла в первые дни…

Мы спим, а наш пионерский лагерь бомбят. Выскочили из палаток, бегаем и кричим: «Мама! Мама!» Меня воспитательница за плечи трясет, чтобы успокоилась, а я кричу: «Мама! Где моя мама?» Пока она меня к себе не прижала: «Я – твоя мама». Мы пошли пешком в Минск. По дороге многих детей встречали родители, а моей мамы не было. Вдруг говорят: «Немцы в городе…» Повернули все назад. И тут у меня провал в памяти…

Как мы доехали до Пензы – не помню, как меня привезли в детдом – не помню… Чистые страницы в памяти… Я была маленькая, меня хотела удочерить одна нянечка. А я думала о маме…

Иду из столовой, дети все кричат: «Приехала твоя мама!» У меня в ушах: «Твоя ма-а-а-ма… Твоя ма-а-а-ма…» Мама мне снилась каждую ночь. Моя настоящая мама. И вдруг она наяву, но мне казалось, что это во сне. Вижу – мама! И не верю. Несколько дней меня уговаривали, а я боялась к маме подходить. Вдруг это сон? Сон!! Я боялась… Я боялась поверить в свое счастье…»

«У памяти есть цвет…

То, что было до войны, помнится все в движении, оно движется и меняет краски. Чаще всего краски яркие. А война, детдом – это все как остановилось. И краски серые.

Нас везли в тыл. Одних детей. Без мам. Везли долго, что-то очень долго. И кормили печеньем и шоколадным маслом, видно, ничем другим запастись в дорогу не успели. До войны я любила печенье и шоколадное масло, это очень вкусно. Но за месяц дороги я разлюбила их на всю жизнь.

Всю войну мне хотелось, чтобы приехала скорее мама, и мы вернулись в Минск. Мне снились улицы, кинотеатр возле нашего дома, мне снились трамвайные звонки... …И вот мама нашла меня и приехала в детдом. Это было совершенно неожиданно. Восторг! Бегу к маме… Открываю дверь… Стоит какой-то военный: в сапогах, в брюках, пилотке, гимнастерке. Кто это? А это, оказывается, моя мама. Как она уезжала, не помню, я очень плакала, поэтому, видно, не помню.

Опять жду маму и жду. Три года жду. Мама приехала уже в платье. В туфлях. От этой радости, что тебя забирают, я ничего не видела, была только мама – и эта радость! Хотелось все время смотреть на маму, чтобы она не потерялась, опять не исчезла. Мама – это какое-то чудо… Как солнце….

А мама приехала с фронта очень больная. Это уже была другая мама. Она мало улыбалась, она не пела, не шутила, она много плакала.

Вернулись в Минск и жили очень трудно. Мы не нашли свой дом, который я так любила. Не было нашего кинотеатра… Не было наших улиц… Вместо всего – камни и камни…

Ночью я плакала: где моя веселая мама? Почему мама всегда грустная? Почему она со мной не шутит и не разговаривает. Все время молчит.

Утром я старалась, чтобы мама не догадалась о моих ночных слезах. Я улыбалась…»

Вспоминают День Победы…

«В День Победы мне исполнилось четыре года…

С утра я стал всем говорить, что мне уже пять лет.. . Хотел быть большим. Папа вернется с войны, а я уже большой.

Председатель в этот день созвал женщин: «Победа!»

Я был с мамой… Радовался. А мама плакала... Я не понимал, почему она плачет, а не радуется в такой день.

Начался дождь, я сломал прутик и мерил лужи возле нашей землянки.

– Что ты делаешь? – спрашивали меня.

– Меряю – глубокая ли ямка? А то папка будет идти к нам и провалится.

Соседи плачут, и мама плачет. Я же не понимал, что это такое «пропал без вести».

Я долго ждал папку. Всю мою жизнь…».

Еще одна война, о которой пишет С. Алексиевич – Афганская. Книга «Цинковые мальчики» была издана впервые в 1989 г. В ней собраны голоса матерей, жен, подруг молодых солдат, которые принимали участие в Афганской войне. В этой книге слышно бесконечное горе матерей, потерявших своих сыновей. Даже тех, кто вернулся…

«Я иду одна… Теперь мне долго предстоит идти одной…Он убил человека… Мой сын… Кухонным топориком, я им мясо разделывала. Вернулся с войны и тут убил… Принес и положил утром топорик назад, в шкафчик, где у меня посуда хранится. По-моему, в этот же день я ему отбивные приготовила… Через какое-то время по телевидению объявили и в вечерней газете написали, что рыбаки выловили в городском озере труп… По кускам… Звонит мне подруга:

– Читала? Профессиональное убийство… Афганский почерк…

Сын был дома, лежал на диване, книжку читал. Я еще ничего не знала, ни о чем не догадывалась, но почему-то после этих слов посмотрела на него… Материнское сердце…

Я готова ходить к могильному холмику своего сына… Готова рядом там с ним лежать… Но я не знаю… Я не знаю, как с этим мне жить… Мне иногда на кухню страшно заходить, видеть тот шкафчик, где топорик лежал…».

Тяжелые, страшные истории… Книга вызвала неоднозначные отклики. Группой матерей солдат афганцев было возбуждено судебное разбирательство. Автора обвиняли в искажении и фальсификации рассказов «афганцев» и их матерей.

В 1997 году вышла еще одна книга С. Алексиевич «Чернобыльская молитва». Голоса свидетелей Чернобыльской катастрофы: ликвидаторов, жен пожарников, переселенных жителей. 

С. Алексиевич видит в Чернобыльской катастрофе много общего с войной: «В Чернобыле мы видим как будто бы все признаки войны: много солдат, эвакуация, оставленное жилье. Нарушен ход жизни. Чернобыльская информация в газетах сплошь из военных слов: атом, взрыв, герои… Даже памятники героям Чернобыля похожи на военные…».

«Наше зрение, наше обоняние не видит и не слышит нового врага - врага, я бы сказала, из будущего - радиацию, даже наши слова и чувства не приспособлены к тому, что случилось, и весь опыт страданий, который и есть наша история, тут не помогает», - пишет С. Алексиевич.

У писательницы есть еще две опубликованные книги «Зачарованные смертью», которая вышла в 1993 г. и была посвящена самоубийствам, вызванным резким переменам в бывшем СССР, и «Время секонд хэнд», которая вышла в 2013 г. и посвящена также феномену «советского человека», травме, которую переживали люди после распада социализма.

Пять книг С. Алексиевич («У войны не женское лицо», «Последние свидетели», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва» и «Время секонд хэнд») образуют цикл, который она называет «Голоса утопии», «Хроника большой утопии» или «История красного человека».

Все книги писательницы связаны со смертью, страданиями. Читать книги С. Алексиевич тяжело. Трудно. Страшно. С другой стороны – приходит осознание ценности каждого дня прожитой жизни, в которых не было войны, горя, боли. Отношение к творчеству писательницы вызывает неоднозначные отклики. Но вряд ли ее творчество может оставить кого-то равнодушным. Это история человеческих чувств.

Сама С. Алексиевич пишет об этом так: «У нас нет культуры счастья, радостной жизни. Культуры любви. Следующая книга, которую я буду писать - о любви: рассказы о любви сотен людей».

Книга «Чудный олень вечной охоты», книга голосов о любви была начата писательницей еще в конце 1990-х годов. Работа над ней продолжается. С. Алексиевич поделилась своими планами с читателями. Рассказала о том, что работает над двумя новыми книгами, которые посвящены любви мужчины и женщины, а также теме старости и смерти. Но сразу напомнила: «Я пишу медленно. Я не просто пишу, а проживаю это время».

Так что читателям С. Алексиевич придется подождать…

Надежда Мухамадеева