40 стихотворений о прорыве блокады Ленинграда

18 января 1943 года была прорвана блокада Ленинграда.

18 января 1943 года

Мы ждали прорыва блокады

Полтысячи дней и ночей

В мученьях блокадного ада,

Средь тысяч и тысяч смертей.

Сплоченные общим страданьем,

Без света, тепла и еды,

Мы жили, крепясь ожиданьем,

Единою верой тверды.

О нет, мы не ждали покорно,

Чтоб сняли блокаду извне,

И сами пытались упорно

Пробить брешь в фашистской стене.

Желания было в избытке,

Да мало уменья и сил.

Но мы продолжали попытки,

И город блокаду добил —

И днём, и глухими ночами,

В жару и метельную муть.

— Ну, где же вы там, волховчане?

Ещё поднажмите чуть-чуть!

И врезавшись в память глубоко,

В ней ранами ноют с тех пор

Поповка, Усть-Тосно, Дубровка,

Синявино, Мга, Красный Бор…

Мы ждали прорыва блокады

Полтысячи дней и ночей,

Ловя дальний гул канонады,

Тревожась и радуясь ей.

Как медленно он приближался —

Прорыва святой день и час!

И этого дня не дождался

Почти каждый третий из нас…

А. Молчанов

Годовщина прорыва блокады

Мне эта дата всех иных

Важнее годовщин.

Поминки всех моих родных —

И женщин, и мужчин.

Там снова тлеет, как больной,

Коптилки фитилек,

И репродуктор жестяной

Отсчитывает срок.

Я становлюсь, как в давний год,

К дневному шуму глух,

Когда из булочной плывет

Парного хлеба дух.

Сказать не смею ничего

Про эти времена.

Нет мира детства моего, —

Тогда была война.

А. Городницкий

18 января 1943 года

Что только перенёс он, что он выстрадал…

А ведь была задача нелегка.

На расстояньи пушечного выстрела

Всё это время был он от врага.

Гранитный город с мраморными гранями,

Сокровище, зажатое в тиски.

Его осколочные бомбы ранили,

Его шрапнелью рвали на куски.

Бывали сутки — ни минуты роздыха:

Едва дадут отбой, — и артобстрел.

Ведь немец близко. Дышит нашим воздухом.

Он в нашу сторону сейчас смотрел.

Но город не поколебался, выстоял.

Ни паники, ни страха — ничего.

На расстояньи пушечного выстрела

Все эти чувства были от него…

Сосредоточены, тверды, уверены,

Особенно мы счастливы, когда

Вступает в дело наша артиллерия,

Могучие военные суда.

Мы немцев бьём, уничтожаем, гоним их;

Огонь наш их совсем к земле пригнул.

Как музыку, как лучшую симфонию,

Мы слушаем величественный гул.

Тут сорок их дивизий перемолото.

А восемнадцатое января

История уже вписала золотом

В страницы своего календаря.

В. Инбер

18 января

Над светом зарев и над смертной мглою

Встаёт тот день. То было год назад, —

С отчизною, с Москвой, с Большой землёю

В боях соединился Ленинград.

Крепчал мороз. Но ярость наступленья

Была необорима и сильна, —

Казалось, что до белого каленья

В те дни земля была накалена.

И движимы единым чувством братским,

Беря с боями каждый метр земли,

Шли волховцы на помощь ленинградцам —

И ленинградцы им навстречу шли.

Столбы огня вставали между ними,

Им смерть дышала холодом в лицо.

Но шли они дорогами своими —

И взломано проклятое кольцо!

В великой битве прорвана блокада,

Нам светит негасимая заря —

Стал праздником навек для Ленинграда

День восемнадцатого января.

Но близок день иной великой даты,

Осада будет снята навсегда,

Под Ленинградом сгинут супостаты —

И не уйдёт от роковой расплаты

Немецкая и финская орда!

В. Шефнер

Рейте, красные флаги!

(18 января 1943 года)

Вот и встретились братья,

Стало небо алей.

Есть ли крепче объятья,

Есть ли радость светлей?

Знает город прекрасный,

Что на грозном пути

Лучше нашего братства

Нам нигде не найти.

Здесь гроза бушевала,

Здесь лилась за любовь

Благородная, алая

И священная кровь.

Рейте, красные флаги,

Над свободной Невой,

Здравствуй, полный отваги

Ленинград боевой!

А. Прокофьев

Трехминутный праздник

(Прорыв блокады)

Еще три залпа по сволочам!

И вот в одиннадцать сорок

Врываемся первыми из волховчан

В горящий Первый поселок.

С другого конца, мимо шатких стен,

Огнем на ветру распятых,

Люди ль, фашисты ль сквозь чадную темь

В дымных скользят маскхалатах.

К бою! Но искрой негаданных встреч

Вспыхнуло слово далече.

Все ярче и шире русская речь

Разгорается нам навстречу!

И там, где разгромленный замер дот —

Хоть памятник ставь над ними, —

Питерец волховцу руки жмет,

Целуются. Не разнимешь!

Стоило жизнью не дорожить,

Снова рискуя и снова,

Чтоб не мы, так другие смогли дожить

До этого дня большого.

И прямо на улице фляжки с ремней

Срываем и светлым утром

За нашу победу, за память о ней

На празднике пьем трехминутном.

Еще раз целуемся. Время не ждет.

Боевые порядки выстроив,

Навек неразлучные, вместе в поход

До последнего вздоха и выстрела.

Я праздники лета знал и зимы —

Только лишь память тронь.

На приисках золотой Колымы

Я пил голубой огонь.

Я чтил обычаи Кабарды,

Гулянья помню Урала,

Со всей Ферганой я выпил на «ты»

На стройке Большого канала.

Я шел навстречу веселым речам,

Где б ни скитался по свету,

Но лучшего празднества не встречал,

Чем трехминутное это.

С. Наровчатов

Стихи о прорыве

Ракеты стремительный росчерк

На миг осветил берега.

И копоть у Марьиной рощи

Покрыла седые снега.

Сто залпов! Сто тысяч орудий!

И вновь за налетом налет.

Снаряд за снарядом нагрудил

Зелеными глыбами лед.

Поет огневая стихия.

Минута к минуте.

— Пора!

И словно не мы,

А Россия

До звезд раскатила «ура».

Ура!

И подобно обвалу,

Упавшему на берега,

На смерть

И бессмертную славу

Пехота пошла на врага.

Да где там пошла —

Полетела!

С обрыва скатилась на лед.

Душа вылетала из тела,

А тело

Летело вперед.

Мне каждый здесь друг

И товарищ,

Навеки веков побратим.

Такого не сломишь,

Не свалишь.

Он грозен и неотвратим.

Дана ему в жизни награда,

Превыше высоких наград:

Живая душа Ленинграда

И сила твоя, Ленинград.

Пускай мы с тобой по неделям

Не ели

И мерзли живьем.

Мы счастье и горе не делим —

Сейчас мы грядущим живем.

И немцев

В окопах с намета

Стальные срезают стрижи.

Метет в рукопашной пехота

Гранатным огнем блиндажи.

Застрял под лопаткой осколок,

Царапнула пуля висок,

Еще за последний поселок,

В последний готовься бросок.

И я не запомнил,

Не знаю,

Как после громов, неслышна,

Прошла по переднему краю

Усталой сестрой тишина.

И первой победы отрада

Сияла на лицах бойцов.

Мы поняли: у Ленинграда

Разорвано нами кольцо.

Что больше не будет, не будет

Железной стены баррикад,

В торжественном праздничном гуде

В тот день потонул Ленинград.

Был берег разрыт и развален.

Здесь корпус провел Симоняк.

И снова над пеплом развалин

Шумит низкорослый сосняк.

Воронки от артподготовки.

Глубины спокойных небес.

И снова у Невской Дубровки

Бессменно работает ГЭС.

Сегодня орудья обрушат

На город налет огневой.

Живые и мертвые души

Услышат салют над Невой.

Раздвинется небо над нами

В горячем кипенье ракет.

На верность гвардейское знамя

Армейский целует поэт.

М. Дудин

Блокада прорвана!

Друг, товарищ, там, за Ленинградом,

Ты мой голос слышал, за кольцом,

Дай мне руку! Прорвана блокада.

Сердце к сердцу — посмотри в лицо.

Кровь друзей, взывавшая к отмщенью,

На полотнах полковых знамен.

На века убийцам нет прощенья.

Прорвана блокада. Мы идем!

Мы сегодня снова наступаем,

Никогда не повернем назад...

Мой малыш-сынишка — спит, не зная,

Как сегодня счастлив Ленинград.

Е. Вечтомова

* * *

Многое забудут в мире люди,

Но, бессмертным счастием горя,

Эту дату мы не позабудем —

Восемнадцатое января.

В этот день мечты осуществились,

Мрак навеки победила жизнь.

Двух фронтов войска соединились —

Волхов с Ленинградом обнялись.

Е. Рывина

Под Шлиссельбургом

Изрыли снарядами немцы лесок,

Повыбили за две недели.

Но думалось: «Ладно! Сочтемся, дай срок, —

Мы тоже недаром сидели».

И вот в предрассветной густой синеве

Пехота броском небывалым

Рванулась вперед — через лед по Неве,

По минным полям и завалам.

Орудия били с прибрежных высот,

Вода поднималась столбами,

И раненый молча ложился на лед,

Ко льду припадая губами.

Вставая и падая в снег на бегу,

Взвалив на себя пулеметы,

Мы лезли на берег, тонули в снегу

И грудью бросались на дзоты.

Короткая очередь, выстрел в упор, —

Так вот она, мера расплаты!

Слова о прощенье — пустой разговор,

Здесь слово имеют гранаты.

Мы вышли на берег. На черном снегу

Горели подбитые танки;

Воронки разрывов — на каждом шагу,

И трупы — у каждой землянки.

Еще не окончен начавшийся бой

И в летопись славы не вписан,

И первые пленные, сбившись гурьбой,

Еще повторяют: «Нихт шиссен!»*

Мы снова проходим по этим местам

Навстречу боям и тревогам —

По вновь наведенным плавучим мостам,

По вновь проторенным дорогам.

Сухая ветла у скрещенья дорог

И тропка, бегущая в поле,

И чуть различимый в траве бугорок —

Здесь все нам знакомо до боли.

Нам эта скупая земля дорога

И лучшей не нужно в награду:

Мы здесь наступали и гнали врага,

И здесь мы прорвали блокаду!

Г. Пагирев

*Не стреляйте! (Нем.)

* * *

И горячим рывком из засады

На туманной январской заре

Разорвали мы обруч блокады

В штыковой беспощадной игре!

Окруженный огня горизонтом,

Ленинград, опаленный в борьбе,

Дружной поступью, Волховским фронтом

С каждым часом мы ближе к тебе!

В. Рождественский

* * *

Стучался враг в ворота к Ленинграду

И, поднимая озлобленный вой,

Затягивал голодную блокаду

Вкруг города злорадною петлей.

Но город жил, трудясь, борясь, и гордо

Глядел своей опасности в лицо.

Он говорил настойчиво и твердо:

«Мы разорвем проклятое кольцо!»

Он фронту отдал помыслы и силы,

Бессонный труд томительных ночей,

Покой и солнце прежней жизни милой

И мужество любимых сыновей.

Они сражались, не жалея жизни,

С отвагою советского бойца

И поклялись перед лицом Отчизны:

«Мы вырвем вас из вражьего кольца!»

В густых лесах, на льдинах переправы,

У невских волн и ладожских болот

Положен ими твердою заставой

Несокрушимой доблести оплот.

Они мотали немцев встречным боем,

На выбор пулей били до конца,

И каждый день пред наступавшим строем

Трещали звенья черного кольца.

Ждет город вас, терпя страданья, муки,

И верит твердо — доблесть победит.

И с вами мы соединили руки,

Нас уж ничто вовек не разлучит.

Настанет день. Заря освобожденья

Повеет свежим ветром нам в лицо.

Бойцы, герои, ленинское племя,

Прорвете вы блокадное кольцо!

В. Рождественский

Кольцо

Где ладожский ветер с разбега

Бьет колкою стужей в лицо,

Вразлет вырастает из снега

Бетонное это кольцо.

Разорвано посередине

Рывком героических рук,

Оно повествует отныне

О том, что в метельной пустыне

Жизнь вышла за вражеский круг.

Дорогою жизни отсюда

Сквозь стужу, туманы и мрак

Прошло ленинградское чудо

Под градом воздушных атак.

Ломалось и рушилось небо,

Дробя ледяные поля,

Но где б в обороне ты не был,

Ты знал — эшелонами хлеба

Шлет помощь Большая земля.

Во тьме огибая воронки,

Поспеть торопясь до утра,

Вели грузовые трехтонки

Рискованных дел мастера.

Осколками их осыпало,

Свинцом их стегало вразлет,

Свистело вокруг, грохотало,

Под взрывами слева и справа

Пружинило ладожский лед.

Вздымались и сыпались горы

Тяжелой и черной воды,

Но смело врезали шоферы

Зигзагом крутые следы.

А сколько ревнителей чести,

Героев блокадной семьи

(Должно быть, не сто и не двести),

Скользнуло с машиною вместе

В разверстую пасть полыньи!

Цветет ленинградское лето,

Овеяно мирной листвой,

Пронизано иглами света

Над Ладогой, вечно живой.

Помедли в суровом молчанье

У кромки вздыхающих вод,

Прислушайся к откликам дальним

Пред этим кольцом триумфальным

Распахнутых к Жизни ворот!

В. Рождественский

На бой!

Во имя Родины и долга —

На бой! Сегодня наш черёд!

Мы ждали молча, ждали долго,

И слово сказано — вперёд!

Вперёд! Налево и направо

Метёт свинцовая пурга,

И через лёд за переправу

Пехота рвётся на врага.

Вперёд! И, мужество утроив,

Сквозь гром и грохот огневой

Идут орлы, идут герои

Несокрушимою стеной.

Пусть ветер свищет, хлещет вьюга,

В дыму и гари синева.

Вслед за победной вестью с Юга

Встаёт военная Нева.

И, как всегда, у Ленинграда

Простое, строгое лицо.

Вперёд, орлы! Ломай блокаду,

Её железное кольцо.

М. Дудин

* * *

Январь пришел, и снова в спину

Метет косматая пурга,

Седую русскую равнину,

Как в шубу, кутает в снега.

Ночь. Тишина. Крутая стужа.

И над родною стороной

Еще висит немецкий ужас

И ставит волосы копной.

Пожары гаснут на рассвете,

Земля бесправна и бела,

На виселицах тихий ветер

Качает стылые тела.

Вглядись — и ты узнаешь брата.

Еще вглядись — узнаешь мать.

Приходит грозная расплата.

Мы много ждали. Хватит ждать!

М. Дудин

* * *

Для трижды ненавистного врага,

С какой бы он сюда ни рвался силой,

С времен Петра вот эти берега

Холодной раскрываются могилой.

Пусть время мчится и гудит в ушах,

И крошится кремневая порода.

По-прежнему тяжел упругий шаг

Воинственного русского народа!

Сквозь смерть и голод, через дым и гром,

Сквозь розовое медленное пламя,

Над проклятым поверженным врагом

Мы пронесли солдатской славы знамя.

России сын, столицы первый брат,

Перетерпевший все земные муки,

По-прежнему сегодня Ленинград

Свободные протягивает руки.

М. Дудин

* * *

Мы вглядывались молча в синеву,

Суровому дивясь великолепью.

Мы хлынули в упор через Неву.

За Ленинград! И с ходу, цепь за цепью,

Пуская в дело крючья и багры,

Через колючку дьявольской работы,

Сквозь рытвины, воронки и бугры,

Сквозь брустверы мы хлынули на дзоты.

В дыму, в пыли мы видели лицо,

Мы голос слышали, что вечно неизменен.

И разлетелось вдребезги кольцо,

Блокада разворочена…

И Ленин

Встаёт перед глазами вдалеке,

Где облака по-северному седы.

Как у вокзала на броневике,

Зовёт вперёд на новые победы.

М. Дудин

18 января 1943 г.

У памяти старой в плену,

Не зная к себе снисхожденья

Художники пишут войну,

Живую картину сраженья.

И видят опять наяву

Разбитых траншей повороты,

Через ледяную Неву

Бросок беззаветной пехоты.

Гудит на ветру полотно

От жаркого грохота стали.

Погибшие в битве давно

Живыми из мёртвых восстали.

Покорные кисти, пошли

В атаку по старому следу,

Уже различая вдали

Добытую дважды победу.

М. Дудин

* * *

Здесь был рождён тот яростный успех,

Что поднял нас на вечный подвиг всех.

Всех окрылил, повёл всех за собой, —

И мы пошли в победоносный бой.

Я научился верить в чудеса,

Да, есть в бою особая краса.

Через Неву за сумасшедшим валом,

Подпалинами покрывая наст,

В стремительном порыве небывалом

На левый берег выносило нас.

И гулом оглушало берега,

И чёрной кровью чёрного врага

Покрылся снег. Дороже всех наград

Твой первый вздох, бессмертный Ленинград.

М. Дудин

Стихи о генерале Н. П. Симоняке,

герое Ленинградского фронта

Его уже нет. Вспоминаю

Осколками сбритый сосняк.

Идет по переднему краю

Седой генерал Симоняк.

Кустарник на бруствере тощий

Огнем пулеметным сметен.

Весь корпус под Марьиной рощей

К последнему штурму сведен.

Ракета взлетит спозаранку

Сигналом к началу атак.

Заходит в штабную землянку

Герой генерал Симоняк.

Он выслушал все донесенья

От всех командиров подряд.

«Что ж! Немцам не будет спасенья

«Не будет!» — ему говорят.

Над Ладогой мало-помалу

Рассвет занимался сквозной.

Под утро, вошел к генералу

Три ночи не спавший связной.

Застыл он и дальше ни шахту,

Как будто провал впереди.

И тихо медаль «За отвагу»

Дрожит у него на груди.

«Ты что засыпаешь на месте,

Ногами к порогу прирос,

Какие там новые вести,

Выкладывай все, что принес». —

«У вас, — и слеза у солдата, —

У вас, — и не скажет никак, —

Погибли жена и ребята!..»

Крепись, генерал Симоняк!

Он, в грохоте яростных вспышек

Совсем позабыв тишину,

Два года не видел детишек,

Два года не видел жену. —

Вчера еще «дуглас» с рассвета

За ними отправлен в полет.

Но, сбитый под Тихвином где-то,

В лесу догорел самолет.

Заря растекается слабо

На узком, на тусклом окне.

«Зови мне начальника штаба!

Начальника связи ко мне!»

И вот понесли телефоны

Суровое слово «пора!»,

На синие невские склоны

Обвалом скатилось «ура!».

Ракеты стремительный росчерк

На миг ослепил небеса.

Бушует за Марьиной рощей

Четвертые сутки гроза.

А берег с крутым поворотом

От черных воронок размяк.

Идет, проверяя по ротам

Бойцов, генерал Симоняк.

Идет в недоступную взгляду,

Прошитую пулями тьму.

«Прорубим, герои, блокаду?!» —

«Пробьем!» — отвечают ему.

Железные собраны нервы,

И сказано слово «вперед!».

Он в бой посылает резервы,

Он танки пускает в обход.

И снова запели осколки,

В дыму потонул горизонт.

И с нашими в Пятом поселке

Встречается Волховский фронт.

Горели костры на привале.

Недолог был этот привал.

С победой бойцы пировали.

С бойцами сидел генерал.

Следил он в кругу до рассвета

Попутчицы-песни полет.

А сбитый под Тихвином где-то

В лесу догорел самолет.

Потухли костры. На восходе,

Сурова, прекрасна, груба,

О новом далеком походе

Военная пела труба.

М. Дудин

Третье письмо на Каму

В ночь на восемнадцатое января 1943 года «Последний час» сообщил всей стране о прорыве блокады Ленинграда.

...О дорогая, дальняя, ты слышишь?

Разорвано проклятое кольцо!

Ты сжала руки, ты глубоко дышишь,

в сияющих слезах твое лицо.

Мы тоже плачем, тоже плачем, мама,

и не стыдимся слёз своих: теплей

в сердцах у нас, бесслёзных и упрямых,

не плакавших в прошедшем феврале.

Да будут слёзы эти как молитва.

А на врагов — расплавленным свинцом

пускай падут они в минуты битвы

за всё, за всех, задушенных кольцом.

За девочек, по-старчески печальных,

у булочных стоявших, у дверей,

за трупы их в пикейных одеяльцах,

за страшное молчанье матерей...

О, наша месть — она еще в начале, —

мы длинный счёт врагам приберегли:

мы отомстим за всё, о чем молчали,

за всё, что скрыли от Большой Земли!

Нет, мама, не сейчас, но в близкий вечер

я расскажу подробно, обо всем,

когда вернемся в ленинградский дом,

когда я выбегу тебе навстречу.

О, как мы встретим наших ленинградцев,

не забывавших колыбель свою!

Нам только надо в городе прибраться:

он пострадал, он потемнел в бою.

Но мы залечим все его увечья,

следы ожогов злых, пороховых.

Мы в новых платьях выйдем к вам навстречу,

к «стреле», пришедшей прямо из Москвы.

Я не мечтаю — это так и будет,

минута долгожданная близка,

но тяжкий рёв разгневанных орудий

ещё мы слышим: мы в бою пока.

Ещё не до конца снята блокада...

Родная, до свидания! Иду

к обычному и грозному труду

во имя новой жизни Ленинграда.

О. Берггольц

Симфония

Из музыки, из всех её сокровищ,

из раковин природно-звуковых,

из всех громов, что мог бы Шостакович

взять от ударных, струнных, духовых,

из тысячи согласий и созвучий

бесчисленных симфоний и сюит —

в душе людей симфонией могучей

сегодня эта музыка стоит.

Сам Ленинград её исполнил. Воздух

оцепенел. Эфир передавал,

как шёл по небу, задевая звёзды,

доледниковых ледников обвал.

Казанского собора колоннада

сошлась под свод — укрыться от грозы.

Как записать тебя, о канонада,

твои верхи и грозные низы?

Сама планета стала барабаном,

гранит и то литаврами крошат!

В симфонию вступил Ораниенбаум,

по Пулкову настроился Кронштадт.

Раскат к раскату и снаряд к снаряду

все выше, громче, яростней, грозней!

О, музыка, прорвавшая осаду,

в атаку как не кинуться за ней?

О, вдохновенье бури наступленья!

Дрожание взволнованных торцов!

О, гром, в котором есть сердцебиенье

бойцов, великой музыки творцов!

Звучи, звучи, звучи невыносимо

для тех, кто окровавил нашу жизнь,

и в грудь врага, и ни на волос мимо,

железная мелодия, вжужжись!

Цепляйтесь, ноты бури, за канаты!

Пока не поздно — сесть и записать!

Мечтают у роялей музыканты

уметь так побеждать, так потрясать!

С. Кирсанов

Утро над Невой

Рассвет напорист и упрям,

Его стремительность чеканна,

Зеленоватый по краям,

Как медь старинного чекана,

Он разрастается в восход,

Его ничем не остановишь,

Он в рост над городом встаёт,

И нужен новый Шостакович

Для улиц и для площадей,

Им открываемых с размаха,

Где жизнь и радостней, и злей,

Хоть также порохом пропахла.

Здесь с бытом бой ходил в ровнях,

Но почерк ленинградских буден

Уже не в том, что каждый шаг

В них сбивчив, горестен и труден.

Но в том — что, бедам обучась

И опрокидывая беды,

В них для борьбы не мыслим час,

Как день не мыслим без победы.

И город бурь, и город гроз,

Он тем ещё войдет в преданье,

Что он не только перенёс,

Но перерос свои страданья.

Ещё дымится грозовой,

По-над Невой не стихший ветер,

Но гордый город над Невой

По-прежнему высок и светел.

Рассвет, — чтоб темь вчистую сместь, —

Чеканщик опытный и спорый,

Оправил в кованую медь

Его гранёные просторы,

И светом залита Нева,

И — над обломками блокады

Вступает, властное, в права

Большое утро Ленинграда!

С. Наровчатов

* * *

Полковнику Подлуцкому

Над лесом взмыла красная ракета,

И дрогнуло седое море мглы.

Приблизили багровый час рассвета

Орудий вороненые стволы.

От грохота раскалывались тучи,

То опускаясь, то взмывая вверх,

Через Неву летел огонь гремучий —

И за Невою черной смертью мерк.

И так всю ночь, не ведая покоя,

Мы не гасили грозного огня.

И так всю ночь за русскою Невою

Земля горела, плавилась броня.

И так всю ночь гремели батареи,

Ломая доты за рекой во рву, —

Чтоб без потерь, стремительней, дружнее

Пехота перешла через Неву.

Чтобы скорее в схватке рукопашной

Очистить дорогие берега,

Чтоб, растопив навеки день вчерашний,

Встал новый день над трупами врага.

Г. Суворов

* * *

Сомкнулись ножницы огня

Как раз над нашими рядами.

Был день. Глазам не видно дня:

Перед глазами — мрак и пламя.

И вот пехота залегла.

В кривых траншеях закопалась.

Над нами — огненная мгла,

А в нас — иль робость, иль усталость…

В бою бывает всё. В бою

Всё по-другому ощутимо.

Три паренька во мгле встают,

Идут в волнах густого дыма.

Дзот зажимая с трёх сторон,

Они ползут… Уж близко… близко…

В растрескавшийся небосклон

Дзот мечет огненные брызги.

Но трое смелых — к брату брат.

Пожатье рук. Мгновенье. Роздых.

В руках крутая сталь гранат —

И дзот, гремя, взлетает в воздух.

Так, навсегда убив в груди

Свой страх, они кричат: «Эй! Кто там!

Вставай, братишки, проходи!»

И поднимается пехота.

Г. Суворов

* * *

Бушует поле боевой тревогой.

И вновь летит сегодня, как вчера,

Солдатское крылатое «ура!»

Своей воздушной, дымною дорогой.

И вновь солдат окопы покидает,

И через грязь весеннюю — вперёд,

В постылом свисте стали, в шуме вод

Ни сна, ни часа отдыха не зная.

Глаза опалены огнём и дымом,

И некогда поднять усталых глаз,

Чтобы за две весны боёв хоть раз

Всласть насладиться всем до слёз любимым.

Увидеть, как среди пустых воронок,

На уцелевшем пятачке земли,

Две стройные берёзки расцвели,

Как жизнь среди полей испепелённых.

Да. Это жизнь. Она к смертям привыкла.

Но всюду явно жизни торжество.

Она шумит зелёною листвой,

Как вечное вино, как сердца выкрик.

Она глядит и слушает с тревогой,

Как режет мрак крылатое «ура!»,

Как целый день сегодня, как вчера,

Мы падаем, а нас всё так же много.

Г. Суворов

* * *

Капитану Строилову

Спуская лодки на Неву, мы знали,

Что немцы будут бить из темноты,

Что грудью утолим мы голод стали

И обагрим свинцовых волн хребты,

Что будут жадно резать пулеметы

Струею алой злую стену тьмы...

Мы это твердо знали, оттого-то

За левый берег зацепились мы.

И, оттеснив врага от волн полночных,

Мы завязали с ним гранатный бой.

Мы твердо знали. Да. Мы знали точно —

Победу нам дает лишь кровь и боль.

Г. Суворов

Прорыв блокады

Над военным родным Ленинградом,

Разрывая немые снега,

Не смолкая, гремит канонада —

Это наши идут на врага.

Это голос стальной пулемета,

Это сокола гордый полет,

Это бьется морская пехота,

Это суд справедливый идет.

Это речью бессмертных орудий

Говорят на Неве корабли,

Это дышит воинственной грудью

Каждый ком ленинградской земли.

Это город, суровый и грозный,

Двинул рать на исконных врагов.

И колышется в дымке морозной

Лес серебряных русских штыков.

Там, где встали стеною сугробы,

Где дорога лежит — нелегка, —

Движет в бой величавая злоба

Беспримерные в мире войска.

В пламенеющих бликах восхода

Загорается утром Нева...

Ленинградцы в боях и походах

Обретают на славу права.

П. Каганова

Январский прорыв

Когда оседлали мы гору

и все оглянулись назад,

я разом увидел весь город —

Неву и Михайловский сад,

Исаакий, и Смольный,

и Невский,

Васильевский остров родной —

все то,

что мне дорого с детства,

наш дом

и наш двор проходной.

А здесь,

скособочась, лежали,

подобно гигантским дубам,

орудия крупповской стали,

что били три года по нам.

Валялись пятнистые фрицы

ничком или навзничь вокруг.

И на задубевших их лицах

прочел я смертельный испуг.

В. Алексеев

Наступление

Две минуты до боя.

В штабе точен расчет.

Дым костра над тобою

Думы к дому влечет.

С фотографии смятой

Свет любимых очей

Греет сердце солдата

Спецпайка горячей.

Но навстречу рассвету

В снеговой синеве

Взмыла в небо ракета,

Громыхают КВ.

Это танки со взводом

В наступленье идут —

Номерного завода

Замечательный труд.

Это из дому вести

Посылает завод,

Эта с братьями вместе

Друг твой к мести зовет.

Это — творчества муки,

Ночи в цехе без сна,

Жен терпенье в разлуке,

Матерей седина.

Наступает Россия!

Славен путь твой, солдат!

Счастья свет принеси ей,

Силой грозной богат.

Н. Новосёлов

Вперед!

Настал для нас, товарищи,

Наш долгожданный час.

— Вперед! На вражьи рубежи! —

Дан боевой приказ.

Вперед! За город Ленина!

Прорвать кольцо огня!

Не раз в боях проверена

Дивизия твоя.

В удар штыка, в полет свинца

Вложи всю страсть свою!

В атаку! Смелого бойца

Победа ждет в бою.

Нас месть священная ведет.

Нас правый гнев ведет.

Вперед! За землю русскую!

За Ленинград, вперед!

Ю. Петров

Памяти героев прорыва блокады Ленинграда

По Неве нам в атаку... Обманчив январский ледок.

Вниз скользит батальон, как тяжелый людской камнепад.

«Левый берег занять, опрокинуть врага на восток

и Пятак удержать кровь из носу!» — хрипел нам комбат.

Сыплет белой крупою снежок из стальных облаков,

стылый ветер ломает тела, прижимая к земле.

Мы не чувствуем пальцев давно под кирзой сапогов,

но уже политрук поднял вверх наградной пистолет.

Он в атаку пойдет, не боясь ни снарядов, ни пуль,

ну, а мы побежим рваной цепью под крики «Ура!»

И от страха уйти в полынью станет бешеным пульс,

заставляя ползти по стеклу ледяного ковра.

А с другой стороны встретят нас ураганным огнем,

будут падать, как в лузы шары, боевые друзья.

После боя из нас каждый третий навечно уснет

к вящей радости стай ненавистного всем воронья.

Вот на карте штабной прорван круг генеральской рукой.

Он великий стратег, только вновь сотни наших солдат,

попрощавшись с надеждою жить, обретут упокой

на мертвящей скатерке непрочного невского льда.

Я остался в живых... Почему? Сам не знаю подчас.

Только адовый день тот запомнил в мельчайших чертах.

И, бывает, в холодном поту просыпаюсь, крича

от того, что как будто все тело во ржавых от крови бинтах.

Много лет прихожу я сюда под конец января

и стою, вспоминая ушедших подлёдно солдат.

У стеклянной реки совершаю священный обряд

поминальной молитвы по тем, чья могила — вода.

По Неве нам в атаку...

Е. Кабалин

И ночь отступала

Кольцо огневое все туже сжималось.

Голодный, холодный, промерзший насквозь,

На кромке земли, как скала, возвышаясь,

Стоял Ленинград, наш могучий форпост.

Блокадная ночь навалилась жестоко —

Защитников воля сильней во сто крат.

И в грозном порыве великого долга

Боролся с врагом, побеждал Ленинград.

В сердцах наших горечь тех дней не изгладить,

Но ночь отступила и хлынул рассвет.

В веках будет жить всенародная память

О тех, кто прорвался, о тех, кого нет.

Л. Виноградов

Звуки блокады

Ждали

Звонкого лета,

А получили войну.

Гул самолётов,

разрывы снарядов

Резали тишину.

Прощались славянки.

Гудели заводы.

Грохали сапоги.

Били сердца

в тревоге.

Слово одно

победим!

Сжались

руки врага

на горле

Города

на Неве.

Песня

затихла.

Слова

замёрзли.

Только

звучал

метроном.

Но ленинградцы

шептали:

Мы победим!

Победим!

Резал нож хлеб

на пайки

Со скрипом,

что не забыть.

Кашель.

Шёпот

шагов

на Невском

Мы

отстоим!

Отстоим!

Снег

укрывал прохожих,

Что

никуда

не дойдут.

Кто-то

поверил

в Бога,

А кто-то

вспомнил футбол.

Крики.

Удары

на поле

и возглас:

Мы победим!

Победим!

Вдруг

зазвучал

Шостакович!

Точно!

Ура!

Победим!

Много

сердец

уж молчало.

Но

тут взревел

металл.

Марьино!

Шлиссельбург!

Дубровка!

Огненный шквал!

Навал!

Мы победим?!

Прорвали…

Стало

всем легче

дышать.

Слёзы,

рыданья

в печали,

Крики

и смех невпопад.

Имя

бессмертья

родилось.

Наш

Ленинград.

Ленинград!

П. Алексеев

Блокадные январи

Жестокий враг обрушился на город

Всей мощью бомб, снарядов и огня,

В союзниках фашистов — ночь, и голод,

И холод жуткий в середине дня

Январского, зимы сорок второго.

Двадцатый век, и Гитлер-людоед,

Чтоб не оставить ничего живого,

На Ленинград нацелив пистолет,

Беснуется над картой в «Волчьей ставке»

И требует стереть с лица земли

Наш город (ишь ты, злобная козявка!)

И красоту, что предки возвели.

Беснуется маньяк остервенело

И, ненавистью потчуя сердца,

Не может осознать простого дела:

За город свой сражаться до конца

Народ поднялся против лютой своры!

За каждый метр, за каждый сердца стук

Сражались ленинградцы!

Но не скоро,

А претерпев мильоны адских мук,

Кольцо блокады вражеской пробили

В январский восемнадцатый денёк:

Пусть с голодухи не хватало силы,

Солдат наш в сорок третьем превозмог

Фашистскую стальную оборону,

И, «Искрой»** разорвав её кольцо,

Пошли в прорыв полки и батальоны,

Добыв победу яростным свинцом

Всем ленинградцам, чьи сердца стучали

Наперекор прогнозам палачей!

И по-иному сводки зазвучали

С фронтов в тревожных сполохах ночей.

А ровно через год, в сорок четвёртом,

Опять морозным, снежным январём

Добили в Ленинградско-Новгородской***

Фашистов: грохотал «Январский гром»***

Орудиями, залпами «Катюши»!

И в день 27 января

Гремел салют, и мир в волнении слушал,

Как пушки о победе говорят —

Победе ленинградцев, Ленинграда,

Победе над безжалостным врагом!

Звезда Героя — городу награда,

Награда всем, кто отстоял свой дом.

Г. Станиславская

** операция «Искра», в результате которой была прорвана блокада Ленинграда.

*** Ленинградско-Новгородская стратегическая наступательная операция, частями которой стали операция «Январский гром», Новгородско-Лужская наступательная операция, Красносельско-Ропшинская операция или операция «Нева-2».

Просто... была война...

(По воспоминаниям ребёнка блокадного Ленинграда)

Помню — была война,

Страшная, словно ад.

Горе познав сполна,

Выстоял Ленинград.

Памяти календарь

Перелистну назад:

Хмурый святой январь

Искру* зажег в глазах.

Помню — метель в лицо,

Радостный стук сердец.

Дьявольское кольцо

Прорвано наконец!

Скорбные те года

Вижу я в каждом сне.

Мы победили. Да.

Но...половины нет.

Стон Пискарёвских плит,

Гулкий, как метроном.

Пол Ленинграда спит

Вечным могильным сном.

Им не понять давно —

День на Земле иль ночь,

Каждый такой родной —

Чей-нибудь сын иль дочь,

Каждый хотел любить,

Петь, восхищаться, жить!

Но...оборвалась нить.

Боже. За что? Скажи.

Господи! Чья вина?

Их не вернуть назад.

Просто...была война...

Страшная, словно ад.

Н. Смирнова

*Операция по прорыву блокады

Ленинград

Николаю Тихонову

Запомнил я, как величавый,

Неповторяющийся сон, —

Каналы, арки, архитравы,

Великолепие колонн,

И бронзу Всадника живого

На грозно вздыбленном коне,

И Ваше дружеское слово

В уютной, синей тишине.

Вы Батюшкова нам читали

Полузабытые стихи,

И, выхваченные из дали,

Они казались не ветхи,

Цвела в них молодость такая,

Которой умереть нельзя…

И, в небе ленинградском тая,

Сияла звездная стезя.

И знали мы, что на граните,

У темной питерской воды,

Сплели, как золотые нити,

Шевченко с Пушкиным следы.

Но Ленинграда блеск и слава

Для сердца выросли вдвойне

В кольце проклятого удава,

В голодных пытках и в огне.

Чем враг кольцо сжимал теснее,

Тем крепче были вы в бою:

Бойцы — герои эпопеи,

Поэты — в воинском строю.

Пусть ветер леденящей ночи

Во мраке павших отпевал, —

Упрямо питерский рабочий

Свое оружие ковал.

Свершилось: прорвана блокада!

Перед истории лицом

Мы знаем — дети Ленинграда

Достойны Ленина во всем.

И над священною рекою,

Как море, ширится заря,

И песне Пушкина сестрою

Воскресла песня Кобзаря.

М. Рыльский

День прорыва блокады

Прошлый век…

Войны година…

День нельзя тот забывать…

Цель у войск у всех едина…

Дан сигнал — атаковать!

Словно тысячные грозы,

Грянул бой, плавя металл…

И в Крещенские морозы

Снег хрустящий таять стал, —

То отцы наши и деды,

Видя недруга в лицо,

Ради важной так победы,

Рвали адское кольцо,

И как волны накрывали

Вражьи доты и полки…

Холода им помогали,

И не меньше, чем штыки.

В славный день воспев — отвагу,

Ленинградцев вечных труд,

Вспомним всех, кто шёл в атаку

И в чью честь дают салют.

А. Титов

Ладожский марш. Операция «Искра»

Снег да лед...

Январским шалым вихрем

бьет поземка, как свинцом, в лицо.

Брошен полк —

не поминайте лихом! —

в марш за ленинградское кольцо.

К бою марш.

Нам рвать блокадный обруч.

Марш в пургу, в безвестность, напролом,

в ледяной туман, в безлюдье, в полночь…

Нам дойти бы,

а прорвать — прорвем!

Час настал. Велением Отчизны

сквозь погибель вычерчен маршрут.

(Это издали Дорогой жизни

смертный путь в Кобону назовут.)

Тьма вокруг. И не придет подмога.

Ты себя надеждой не дразни.

Тяжек шаг…

Ну хоть еще немного…

Где же берег?..

Где он, черт возьми?!

Трещины, промоины, торосы…

Снегом след друзей запорошен.

В корке льда,

у заструга-заноса

понял я: конец всему…

Дошел!

Ветер лют. Он рвет шинель за полы,

он студеной шарит пятерней,

как кинжалом колет.

Но уколы

кажутся теперь незлой игрой.

Истекают сроки…

Рядом вечность…

Я упал на ледяной торец.

Путеводной вехой в бесконечность

черный камень мой — Осиновец.

Открутившись, замерла планета.

Под недвижным панцирем Нева.

А в распахе рваного планшета

ладожская бьется синева!

Растеклась по карте вешней синькой.

И маршрут проложен через синь.

Нет, ребята!

Я свои ботинки

до конца еще не доносил.

Не на век же льды.

Ведь будут вёсны!

Мы через январь идем в весну.

Я б расцеловал тебя, трехверстка,

за весеннюю голубизну.

К черту смерть!

Победный штурм так близко.

Нам еще в бою хлебать беду.

Мы — солдаты «Искры».

Где ж ты, искра?

Искра! Отогрей меня на льду.

Здесь еще не финиш. Мы на старте.

Оттепели ждут, ребята, нас.

Надо жить!

Чтоб видеть не на карте

просинь ладожских

бездонно-ясных глаз.

П. Булушев

Четверть века спустя: Поэма

Четверть века

листает моя беспокойная память.

Четверть века

гудит на душе телеграфной струной.

Равнодушья мороз

и поземки забвения замять

Четверть века обходят

полночные сны стороной.

Мне не мнится, не снится,

а видится снова воочью

Перемешанный с кровью,

снарядами вздыбленный лед.

И пять тысяч стволов,

раскаленных морозною ночью,

В одиночку и залпами

вновь продолжают налет.

Левый берег Невы

от разрывов гудит наковальней.

И свирепой расплаты

уже подступает пора.

И пехота встает

на дистанции этой недальней,

Перекатами катит

на Марьину рощу «ура!».

А за нею метели

косматая, рваная бурка,

Словно крылья Победы,

к плечам прирастает навек.

И от Невской Дубровки

до каменных стен Шлиссельбурга,

Словно воск, под ногами

размолотый плавится снег.

От сигнальных ракет

поднимается небо рябое,

И архангелы мести

играют на медной трубе.

Горечь горьких обид

в упоении смертного боя

Беспощадную душу

огнем распаляют тебе.

Спирт хорош перед боем,

как лучшее средство согрева,

Только яростью мести

без спирта пылает душа.

Непрерывные молний

хлещут и справа, и слева,

И деревья, и землю,

бетон и накаты круша.

Что там крикнул в цепи

впереди наступающих ротный,

Перед тем как свалиться

в прибрежный морозный камыш,

Ты не видишь, не слышишь.

Дорогою бесповоротной

То ли к смерти своей,

то ли прямо в бессмертье летишь.

И тебе в этот раз

не впервые со смертью тягаться.

Пулеметным огнем

огрызается взорванный дот.

Вот к нему бы хватило

и легких, и сердца добраться,

Расквитаться со всеми, —

а дальше по маслу пойдет.

Что ты вспомнишь еще

в круговерти колючей и зыбкой?

Что в сознанье твоем

в этот миг промелькнет на бегу?

Голубые глаза,

осененные милой улыбкой,

На Васильевском острове

груды развалин в снегу?

В рукопашном бою

не успеет твой штык затупиться,

И второй эшелон

закрепит только завтра успех.

И дружок за тебя

не сумеет в бою заступиться.

Боги умерли с голоду.

Ты заступился за всех.

Ты сейчас упадешь.

Ты наткнешься на острый осколок,

На отбитой земле

ты зароешься в снег головой.

Не увидишь, как наши

ворвутся в Четвертый поселок,

Не услышишь салют

над твоею державной Невой.

В общей братской могиле

тебя комендант похоронит.

И растает твой след

на одной из расколотых льдин.

И никто над тобою

горючей слезы не обронит.

Мертвым — вечный покой.

А живым — наступать на Берлин.

Ты прости нас, товарищ,

беды и победы напарник.

Мы с тобою, ты с нами

пешком полземли обогнем.

...Над твоими костями

растет одинокий татарник

И горит по ночам

фиолетовым тусклым огнем.

Как застывшая кровь,

тот колючий цветок фиолетов,

Словно полная чаша

багровым вином до краев.

Крылья красных закатов

И крылья молочных рассветов

Белой ночью над ним

выпускают своих соловьев.

И свистят соловьи,

замирая в истоме печали.

И врываются громом

в зеленое царство земли.

И земля простирает

войной опаленные дали.

Ты хрустальному щелку,

как голосу павших, внемли.

Ты проникнись их мыслями,

их бесподобной судьбою,

Продолжая неконченый

правды единственный бой,

Сила павших с тобою,

и слава их жизни с тобою,

Мир тревоги и страсти,

побед и обид за тобой.

Вместе с каждым из них

я бежал, поднимаясь в атаку,

Вместе с каждым из них

я на этой земле умирал.

Дух наследников верен

атаки условному знаку.

Наших душ одинаков

нетлеющий материал.

Нам досталось пройти

по костям отступленья потопом

Очищенья земли.

Нас о милости враг не молил.

...Четверть века спустя

я бродил по оплывшим окопам,

Между сгнивших накатов,

осевших солдатских могил.

Четверть века спустя

я бродил, раздвигая кустарник,

За грядущее мира

у вечной тревоги в кругу.

И сквозь зелень ветвей

фиолетовым светом татарник,

Словно Вечный огонь,

на высоком горел берегу.

Там, где били по срезу

отвесного берега пушки,

Где пять тысяч стволов

колошматили землю в упор,

Над спокойными волнами

ласточки-береговушки,

Как солдатские души,

летели из узеньких нор.

А волна намывала

песок на осколки и кости,

На тяжелую мину,

на ржавый, погнутый затвор.

И, наверно, на Ладогу

с музыкой, к радости в гости,

Словно белая ласточка,

легкий летел «Метеор».

Он скользил над водой

от волны до волны без усилья,

Острой грудью дробил

на зеркальной воде облака.

Поднимали буруны

подводные красные крылья,

Семицветною радугой

в мокрые били бока.

Солнце плавилось в брызгах,

стекая по правому борту.

Голубел горизонт

чистотой откровенья сквозной.

Между смехом живых

и колючим молчанием мертвых,

Между двух поколений

я снова стоял, как связной.

Это служба моя,

это пост моей песни бессменный,

Верность Долгу и Совести,

грозный и радостный пост.

Что бы ни было в мире,

запомни: дороги вселенной

Начинаются с этих

солдатских заржавленных звезд.

Вот у этих могил

на земле золотой и угрюмой,

Где тоска и надежда

сплетаются вместе в душе.

Ты об этом подумай,

подумай, подумай

Четверть века спустя

на моем огневом рубеже.

М. Дудин

Страницы

понедельник, 18 января 2021 г.