* * *
Россия в сердце не
случайна,
Я исходил её пешком.
Она гремит во мне
ключами,
Шумит весенними
ручьями,
Над гнёздами орёт
грачами,
Трубит пастушеским
рожком.
Россия! Я тебе
обязан.
Ты вся, как церковь,
на виду.
Твоей рукой, как сноп,
я связан,
Поставлен в общую
скирду!
Служу тебе и днём, и
ночью,
Что тяжко, это
ничего.
Своим словесным
узоречьем
Ложусь я на твоё
чело!
Откуда начинается
Россия?
Откуда начинается
Россия?
С Курил? С Камчатки?
Или с Командор?
О чем грустят глаза
ее степные
Над камышами всех ее
озер?
Россия начинается с
пристрастья
К труду, к терпенью,
к правде, к доброте.
Вот в чем ее звезда.
Она прекрасна!
Она горит и светит в
темноте.
Отсюда все дела ее
большие,
Ее неповторимая
судьба.
И если ты причастен к
ней — Россия
Не с гор берет
начало, а с тебя!
* * *
Я видел Русь у
берегов Камчатки.
Мне не забыть,
наверно, никогда:
Холодным взмывом
скал земля кончалась,
А дальше шла соленая
вода.
Я видел Русь в ее
степном обличье:
Сурки свистели, зной
валил волов,
На ковылях с
эпическим величьем
Распластывались тени
от орлов.
Я видел Русь лесную,
боровую,
Где рыси,
глухари-бородачи,
Где с ружьецом идут
напропалую
Охотники, темней,
чем кедрачи.
Я видел Русь в
иконах у Рублева —
Глаза, как окна, свет
их нестерпим,
Я узнавал черты лица
родного,
Как матери родной,
был предан им.
Ни на каких дорогах
и дорожках
Я, сын Руси, забыть
ее не мог!
Она в меня легла,
как гриб в лукошко,
Как дерево в пазы и
мягкий мох.
Русь
Русь — распаханная
равнина.
Друг ей — плуг,
неприятель — меч.
Терпелива она и
ранима,
Потому ее надо
беречь.
Ни французы ее не
сломили,
Не замучила татарва.
Есть ли что-нибудь
лучшее в мире,
Чем зеленая эта
трава?!
Чем парная и
ноздреватая,
Плугом тронутая
земля,
Кровью полита, невиноватая,
Наша, русская, кровно
своя?
За Рузаевкой — поле,
поле,
Нежный, нежный
весенний луг.
Бросить к чертовой
матери, что ли,
Все стихи, чтобы
взяться за плуг!
* * *
Так вот она, милая
сердцу отчизна!
Как прост её профиль
и скромен наряд!
Туман разостлался внизу,
как овчина,
И тихо по склонам
рябины горят.
Откуда-то тянет и тмином,
и дымом,
Крепчает засол
огуречный в чанах.
С морозцем в
обнимку, как с другом любимым,
На грядках капуста
стоит в кочанах.
Какая-то скромность
и робость в пейзаже,
Свод неба сурово
затянут холстом.
А скирды стоят, как
надёжные стражи
Всего, что мы ревностно
так бережём.
И пусть предо мной
оголённо, печально
Пустеют осенние дали
полей,
Всё так же любовно
моё величанье
Единственной, милой
отчизны моей!
* * *
Я на тебя не
нагляделся,
Россия, родина моя.
Едва-едва восток
зарделся,
Я сразу встал, пошел
в поля.
Рожь наклоняла
свежий колос,
Сиял глубокий
небосвод.
И зазвучал знакомый
голос —
Людмила Зыкина поет.
Заслушались и Дон, и
Волга,
И степь, и горы, и
тайга.
Притихла дальняя
дорога,
Как музыка, легли
снега.
Россия! Все твои
гармони
И балалаечная трель
Звучат в России в
каждом доме,
Звучат за тридевять
земель.
Я знаю — мне Россия
матерь.
Спешат за мной ее
шаги.
Россию бережет
Создатель.
И ты Россию береги!
* * *
Цветет над тихой
речкой яблоня,
Сады, задумавшись,
стоят.
Какая Родина
нарядная,
Она сама как дивный
сад.
Играет речка
перекатами,
В ней рыба вся из
серебра.
Какая Родина
богатая,
Не сосчитать ее
добра.
Бежит волна
неторопливая,
Простор полей
ласкает глаз.
Какая Родина
счастливая,
И это счастье все
для нас!
* * *
Встречаемся у
Вечного огня,
Подолгу смотрим на
живые пряди.
Я знаю, что твоя
родня
Погибла от бомбежки
в Ленинграде.
Волнуется, дрожит
огонь живой,
То встанет, то
наклонится он гибко.
Не прекращается поток
людской,
И неусыпна память о
погибших.
Еще цветы! Еще
сирень несут,
Кладут, оправив
бережно руками.
Цветы, цветы, цветы!
Они растут,
Не зная, что придется
лечь на камень.
Седая мать скорбит, а
рядом внук,
Он для нее
единственная радость.
Из юных неокрепших
детских рук
На обелиск ложится
нежный ландыш,
В глазах мальчонки
пламя и печаль,
Которую не высказать
речами…
Я завтра буду здесь,
и ты встречай
Меня опять минутою
молчанья…
Минута молчанья
Когда объявляют
минуту молчанья,
Клянутся в любви к
своей Родине стоя,
Все люди становятся
однополчане,
Одноучастники общего
боя.
Встает ветеран с
пожилыми висками,
Встает комсомолец,
приехавший с БАМа:
Крадется великой
вдовой над войсками
Великое горе,
всеобщая драма.
На поле ржаном
замирают колосья,
Топтали и жгли их
тогда беспощадно,
В лесу на стволах
выступает короста,
Фашисты и лес
никогда не прощали.
Срезали снарядами
кроны в дубравах,
А корни кормили
взрывчаткой и толом,
И брызгала кровь над
рябиной кудрявой,
И «красный петух»
кукарекал по селам.
В минуту молчанья мы
всё это помним,
И в памяти нашей
легенды и были,
Мы горестно головы
гордые клоним
И мертвым клянемся,
что их не забыли.
Минута молчанья как
клятва, опора,
Как митинг всех
наших народов и наций,
Минута молчанья —
суровая школа,
Как надо бороться и
как не сдаваться!
О поэзии
* * *
Поэзия! К тебе я
обращаюсь,
Во мне огонь
священный не гаси!
Я, как земля, всю
жизнь свою вращаюсь
Вокруг твоей
единственной оси.
Ты свыше мне дана не
для корысти,
Не для забавы и пустых
пиров.
На мачтах провода твои
провисли
Гудящим током
выстраданных слов.
Поэзия! Твои златые
горы
Превыше, чем Казбек
и чем Эльбрус.
Поэзия! Ты женщина,
с которой
Я никогда, нигде не
разведусь!
Поэзия! Ты мать моя
вторая,
С тобой нигде мне не
было тесно.
Ты, как она, мне
часто повторяла:
— Пастух трубит!
Вставай. И спать грешно!
Не пряники в печи
твоей пекутся,
Там хлеб исконно
русский подовой.
Ломоть отрежь — и
запахи польются,
Пахнёт укропом,
тмином и травой.
На всех моих путях и
перекрёстках
Ты мне была, поэзия,
верна.
Канат, что нас
связал, не перетрётся,
Он в Вологде
сработан изо льна.
Поэзия! Иди ко мне
вечерять,
Я рыбы наловил, уху
варят.
Веди в мой дом свою
большую челядь,
Томящуюся в пыльных
словарях.
* * *
Это высшее
бескорыстие —
Счастье жизни ловить
стихом
Или где-нибудь тихо
под листьями
Течь холодным лесным
ручейком.
Кто пройдет —
припадет и напьется,
Кто услышит стихи —
оживет,
В том дремучая сила
найдется
Бросить плечи сквозь
чащу вперед.
Я — поэт. А поодаль
сквозь ветви
Бьет о ствол топором
лесоруб.
От него разлетаются
щепки,
Как слова с моих
пламенных губ.
Накукуй мне,
кукушка, подольше,
Да побольше,
побольше годков,
Чтобы шел я и черпал
в ладоши
Голубой разговор
родников.
Чтобы весь я
светился под листьями
В милом детском
семействе берез,
Чтобы людям свое
бескорыстие
Через все испытания
нес.
* * *
Поэзия моя проста,
как хлеб с водой,
Как самые привычные
понятья.
Я человек немолодой,
Играть словами не
мое занятье.
Поэзия моя — поток
любви.
Любви! Одна любовь —
мое моленье.
И я от встречи с добрыми
людьми
Готов заплакать,
ставши на колени.
Какие одолел я
рубежи!
Как не бодрюсь, а
силы убывают.
Но человек, как
тонкий стебель ржи,
Для блага всех свой
колос наливает.
Простите мне мой
вздох, мою слезу.
Порой и грусть поэта
вдохновляет.
Я все еще иду.
Вперед гляжу.
И мой народ меня благословляет!
Книга — учитель
Книга — учитель,
Книга — наставница,
Книга — близкий
товарищ и друг.
Ум, как ручей,
высыхает и старится,
Если ты выпустишь
книгу из рук.
Бедным считайте
такое жилище,
Где вся забота —
набить бы живот,
Где калорийная,
вкусная пища
Пищу духовную не
признает.
Книга — советчик,
Книга- разведчик,
Книга — активный
борец и боец,
Книга — нетленная
память и вечность.
Спутник планеты
Земля, наконец…
О природе
* * *
Возвращаюсь к
природе, к себе,
К первозданной
основе и сути.
Ежедневной суровой
борьбе
Я учусь у себя в
институте.
Книги в сторону!
Взял туесок,
Завязал на бушлате
тесемки
И ногою ступил на
песок,
В камышиное царство
осоки.
В лес забрался, и
шумленье осин,
В трепетанье
легчайшей берёсты,
Недотлевший костер
погасил,
От костра и беды
наберешься!
Чем я сходен с
тобой, муравей?
Ты с поклажей, и я не
без груза.
Что ты мешкаешь?
Двигай скорей,
У меня с тобой
старая дружба.
Над грибом
нагибаюсь, свищу,
Современный и
вольный Алеко.
Не Сократ, но, однако,
ищу
В жизни скрытую истину
века.
* * *
Прекрасный подмосковный
мудрый лес!
Лицо лесной реки в
зеленой раме.
Там было много
сказок и чудес,
Мы их с тобой
придумывали сами.
— Загадывай желания
свои! —
К тебе я обратился —
я волшебник!
И замолчали в чащах
соловьи,
И присмирел над
Клязьмою ольшаник.
— Стань лесом для меня!
—
И лес растет.
И я не я, а дерево
прямое.
— Стань для меня
ручьем! —
И он течет
И родниковой влагой
корни моет.
— Стань иволгой! —
И ты в певучий плен
Сдаешься мне в
урочище еловом.
— Стань соловьем! —
И серебро колен
Рассыпано по
зарослям ольховым.
— Стань ландышем! —
Пожалуйста! — И я,
Простившись и с
тобой, и со стихами,
Меняю сразу форму
бытия
И для тебя в траве
благоухаю!
И тихо говорю тебе:
— Нагнись! —
Гляжу в глаза, в
которых нет испуга.
Молю кого-то высшего:
— Продлись
Свидание цветка с
дыханьем друга!
Я — лес, я — ландыш,
я — ручей, я — клен,
Я — иволга, я — ты в
каком-то роде!
Когда по-настоящему
влюблен,
Тебе доступно все в
родной природе!
Волшебная сказка
Год был ягодный,
Год грибной,
С яркой радугой
За спиной.
С земляникою
По буграм,
С голубикою
По углам.
По болотинам,
По низам —
То-то радость
Была глазам.
Год был памятным
На добро,
Мне во всем тогда
Так везло!
Свистну в займище —
Конь бежит,
Ногу в стремя —
Земля дрожит!
Быстры реченьки
Стелят мост,
Грудь героя
Горит от звезд.
Горы головы
Клонят в дол,
Расступается
Темный бор.
Красно солнышко
Манит вдаль,
В туеске моем
Спит печаль.
Иван-чай
Ничего я не знаю
нежней иван-чая!
Своего восхищенья ни
с кем не делю.
Он стоит, потихоньку
головкой качая,
Отдавая поклоны
пчеле и шмелю.
Узнаю его
розовый-розовый конус,
Отличаю малиновый
светлый огонь.
Подойду, осторожно
рукою дотронусь
И услышу мольбу: «Не
губи и не тронь!
Я цвету!» Это
значит, что лето в разгаре,
В ожидании
благостных ливней и гроз,
Что луга еще косам стальным
не раздали
Травяной изумруд в
скатном жемчуге рос.
Он горит, иван-чай,
полыхает, бушует,
Повторяет нежнейшие
краски зари.
Посмотри, восхитись,
новоявленный Шуберт,
И земле музыкальный
момент подари!
Не руби березы!
Не руби березы белой,
Не губи души лесной,
Не губи и зла не
делай,
А особенно весной,
Не губи, не тронь
березы,
Обойдись с ней
по-людски,
А иначе брызнут
слезы,
Сам засохнешь от
тоски.
Пусть береза, как
невеста,
Бережет свою красу,
Ей не в печке жаркой
место,
Место ей всегда в лесу!
Котенок
Вл. Гордейчеву
Снег как белая
скатерка,
Как дворцы и терема.
Кто-то выпустил
котенка,
А на улице зима.
Мерзнет, жмется этот
серый
И пушистенький комок
И с наивной, детской
верой
У моих мурлычет ног.
Подыму я замерзайку,
Под полой согрею нос
И обрадую хозяйку:
— Вот кого я в дом
принес!
Молочка ему поставлю,
Да можайского
притом,
Пусть котенок
вырастает
И становится котом.
Пусть резвится мой
котенок,
Только так тому и
быть,
Потому что он
ребенок,
А детей нельзя
губить!
Снегирь
Я люблю снегиря за
нагрудные знаки,
За снежок и за иней
на птичьей брови.
У меня впечатление:
он из атаки,
Снегириная грудь по-солдатски
в крови.
Пни лесные все
прячутся в белые каски,
Грозовые мерещатся
им времена.
Но летает снегирь
безо всякой опаски
И старательно ищет в
снегу семена.
Я люблю снегиря за
подобье пожара,
За его откровенную
красную грудь.
Мать-Россия моя,
снеговая держава,
Ты смотри снегиря
своего не забудь!
* * *
Заросли. Заросли.
Хмель и крапива.
В омуте сонно стоят
облака.
Иволга пела — и вдруг
прекратила,
Рыба клевала — и
вдруг ни клевка.
О, это туча! Лиловый
передник
Тёмной каймой
отливает вдали,
Зашелестел
приумолкший березник,
Тёплые капли танцуют
в пыли.
Падают полчищем
стрелы косые
В гати, в горелые
пни и хвою.
Это земля моя, это Россия,
Я нараспашку у речки
стою.
Скольким дождям
подставлялись ладони
В поле, в седле, на
плотах, в камыше!
Слушал я их то в
горах, то в вагоне,
В пахнущем дынями
шалаше.
Ласково струи на
плечи стекают,
Слиплись и спутались
пряди волос.
Дождь не утих, а уже
припекает,
Солнышко сушит
листву у берёз.
Снова стрекозы парят
над водою,
Полдень желаньем и
зноем налит.
И над ушедшей
лиловой грядою
Непререкаемо солнце
горит!
* * *
Как пряно пахнет
полдень у кювета.
В луга меня дорога
увела.
Какое замечательное лето!
Какая щедрость
красок и тепла!
За молодым сосновым
перелеском
Кузнечиков сплошные
веера
Взрываются с сухим и
звонким треском,
Когда нога вступает
в клевера.
Я называю травы
поимённо:
Вот мятлик, вот лисичка,
вот пырей.
Не потому ли все они
влюблённо
Меня зовут: — Иди,
иди скорей!
Тут для тебя горошек
лиловатый,
Как кружевница,
вяжет кружева.
Иду счастливый и
невиноватый,
А счастье в том, что
мать ещё жива!
Исток мой главный и
родник звенящий,
Я чище и целебней не
найду!
И если, как поэт, я
настоящий,
То только потому,
что мать люблю!
Она мне родина!
Ручьи и водопады!
Она мне радость и
печаль полей.
И все свои заслуги и
награды
Я не себе присваиваю
— ей!
* * *
Добрую осень лето
сулило,
Сколько всего
уродило для нас,
Сколько оно огурцов
насолило,
Белых грибов
насушило в запас.
Как оно громко
аукалось в лесе,
Теплым дождем
умывало траву.
Как оно гордо с
подсолнухом вместе
В гору несло золотую
главу.
Пахло на грядках
зеленым укропом,
Сладко морковка
хрустела во рту.
Девочкой лето бежало
по тропам,
Пело, смеялось,
играло в лапту.
Как мы тепло у ручья
с ним простились,
Нежные лету сказали
слова.
Долго нам ночи
июльские снились,
Память о них и
теперь все жива.
* * *
Уходит лето, как
печально это!
Уходит жизнь,
печальней во сто крат.
Знакомый клен сегодня
в час рассвета
Открыл сезон и начал
листопад.
Казалось, что
оркестр печальный грянул
И звуки звонко
взрыли синеву,
Когда сорвался с
ветки лист багряный,
Закувыркался, тихо
лег в траву.
Еще листок… еще
листок сорвался
И медленно
спланировал в кусты.
Не с этого ли в поле
конь саврасый
По ветру громко
гриву распустил?!
А листья все летели,
и кружились,
И падали безмолвно в
мягкий мох.
И под своим
родителем ложились,
И слышался в лесу
усталый вздох.
Клен милый, каково
тебе сегодня,
Когда ветра холодные
трубят?
Могу ли я
сочувствием сыновним
Хоть капельку
обрадовать тебя?
* * *
У осени красные
десны арбузов,
Кленовые лапы
походки гусиной.
Люблю я её нескудеющий
кузов,
Покрытый мешками, пенькой,
парусиной.
Дымки, точно голуби,
Веют над крышей,
Садятся на плечи
Продымленным трубам.
Березки, прощальной
фатою
Накрывшись,
Выходят грустить
К заводям синегубым.
У осени
Полная сумка
тетрадей
В косую линейку,
В прямую и в клетку,
Ей любо ходить
С букварем зa
оградой
В начальную школу,
Потом в семилетку.
У осени
Крик перелетных гортаней
В ночи, где
покрошены
Звезды на темень,
Где гул молотилок
Стоит над скирдами,
Как древний
гекзаметр,
Суров и напевен.
У осени
Бодрая поступь
капусты,
Зеленая живопись
росной отавы.
В осенних морозцах
Прозрачен до хруста,
До боли
И пушкинский ямб, и
октавы.
Она дорога
Золотой серединой
Раздумий, оглядок
И новых дерзаний,
В закатах, восходах,
горящих рябиной,
В призывных мелодиях
конского ржанья.
Октябрь
Октябрь. Который
раз, все тот же и не тот,
Все так же и не так
в моей стране проходит.
Ночь длится дольше.
Позже день встает
И под уздцы в поля
туман выводит,
И свежий холодок до
десяти утра
Является
стекольщиком пруда.
Над лесом,
перекрестками дорог,
Над полем, где
умолкла скошенная нива,
Вороний грай и суета
сорок,
Да тенькает синица
сиротливо,
А по ночам невидимые
гуси
Прощальные свои
проносят гусли.
В полях все убрано.
И, как всегда,
У каждого есть хлеб,
в домах тепло и сытно,
Живи и принимай дары
труда,
Но все ж и этим
сердце ненасытно,
И едут из колхозов к
городам
Все возрасты, ума
набраться там.
И с завистью
печальной смотрит вслед
Престарый дедушка на
сына или внука.
— Что ж, говорят,
ученье свет,
И в городах есть
верная наука,
И нет такой дороги
из села,
Чтоб та дорога в
город не вела.
Уж где-то выпал
снег. Охотник в рог трубит,
Почуя холодок,
собаки чуют порох.
Как много нетерпения
в их взорах,
— Скорей! — и цепью
каждая гремит.
Вот гончий голос по
лесу зальется,
И заячья кровь на
первый снег прольется.
Октябрь минует.
Близится конец
Осенним дням.
Садится солнце ниже,
И небосвода
сумрачный свинец
Пунцовым языком заря
над лесом лижет,
Слетит октябрьский
лист с календаря,
Дохнет ноябрь, и нету
октября!
В серый денёк
Падает снег
нерешительно, нехотя.
Засомневался я: надо
ли ехать-то?
Надо ли двигаться в
дальнюю сторону?
Срочно готовиться к
поезду скорому?
Сложены крылья, душе
не летается.
Спит вдохновенье,
талант угнетается.
Суть наша так от
природы зависима —
Форте исчезло,
звучит пианиссимо.
Я не поеду! Залягу в
берложину.
Сколько и так уже
хожено-брожено.
Езжено, бегано, лётано,
плавано,
Планово и бестолково-беспланово.
Комната чистая,
печка натоплена.
Сон — это явь, это
жизнь, не утопия!
Здравствуй, подушка,
пуховая схимница,
Я засыпаю, мне грех
этот снимется!
* * *
Снегири мои
красногрудые,
Хорошо ли вам на
снегу?
Если холодно, если
голодно,
Вы не бойтесь, я вам
помогу.
Клен, снегами
засыпанный наглухо,
Хорошо ль на
ветру-то стоять?
Ты моя незабвенная
азбука,
По которой учился
читать.
Говорливая, быстрая
реченька,
Хорошо ли тебе подо
льдом?
Потерпи, это дело не
вечное,
Разберут скоро
зимний твой дом.
Муравейник, веселое
зрелище,
Где вы спрятались,
муравьи?
Было время, на
солнце вы грелися,
Как теперь-то вам,
други мои?
Здравствуй, зимушка,
вдовушка снежная,
Овдовила ты лодку
мою,
Обезлюдила пристань
прибрежную,
Все равно о тебе я
пою!
О любви
* * *
Как любовь
начинается? Кто мне ответит?
Как цветок
раскрывается? Кто объяснит?
Просыпаешься утром, и
хочется встретить,
Постучаться в окно,
разбудить, если спит.
Все дороги — к
любимой,
Все тропки — туда
же.
Что ни думаешь, думы
торопятся к ней.
Происходит какая-то
крупная кража
Холостяцких устоев свободы
твоей.
Ты становишься скуп
и улыбок не даришь,
Как вчера еще было,
и той и другой;
Ты всем сердцем
ревнуешь, всем сердцем страдаешь,
Ждешь свиданья с
единственной и дорогой.
И когда ты кладешь к
ней на плечи ладоши,
Ясно слыша биение
сердца в груди,
Вся вселенная —
только любовь, и не больше,
И вся жизнь твоя —
только порывы любви.
Как она начинается?
Так же, как в мае
На безоблачном небе
заходит гроза.
Я любви
не сожгу,
не срублю,
не сломаю.
Без нее на земле
человеку нельзя!
Я влюблен
Лето — мята,
Лето — лен.
я-то, я-то,
Я — влюблен!
В это поле
И межу,
Где по клеверу
Хожу.
В эти сосны
И кряжи,
В даль, в дороги,
В гаражи.
В пенье
Медных проводов,
В перспективу
Городов.
В фонари,
В подземный гул,
В широту
Рязанских скул.
В звонкий голос
Топоров,
В сытый рев
Степных коров.
Лето — мята,
Лето — лен.
Я-то, я-то,
Я — влюблен!
* * *
Я в рай не попаду —
я слишком грешен!
Жалеть ли, сокрушаться
ли о том?
Мне будет раем
громкий дождь черешен,
Который я ловлю
горячим, жадным ртом.
Мне будут раем голоса
живущих,
Шторм на море и
шлюпки вдоль бортов,
Мне будет адом, если
в райских кущах
Я не найду простых,
земных сортов.
Мне будет адом, если
где-то рядом
Любовь подменит
бытовой эрзац,
Преследовать начнет
ревнивым взглядом
И верностью ненужною
терзать.
Жить без любви —
преступное увечье,
Уродство,
оскорбление земле.
Мне будет раем —
правда человечья.
Во всем! И в поцелуе
в том числе!
Утешение
На деревьях не иней,
А белая грусть.
Ты не плачь,
дорогая,
Я скоро вернусь.
Ты не плачь!
Я твою горевую слезу
Через дальние дали
С собой увезу.
Успокойся! Мы любим.
Мы живы. Мы — мы,
Две снежинки
На чёрных ресницах
зимы.
* * *
Солнце нашей любви,
Не садись и не ведай
заката!
Ты плыви, отражаясь
В озерах, в
колодцах, в ручьях.
Чтобы мы за тобою
ходили
Влюбленно и свято
И купались в твоих
Животворных лучах.
Солнце нашей любви,
Ты горишь и сияешь,
Ты готово всю землю
Теплом обогреть.
Солнце нашей любви,
Ты и нас заставляешь
В две судьбы
трепетать,
В две души
пламенеть.
Так свети и веди нас
Полями, лесами,
Так не гасни во мгле
И ненастье забот!
Мы нашли тебя сами,
Зажгли тебя сами,
Отвели тебе наш
Голубой небосвод.
* * *
Простишь меня — весь
день живу,
Накажешь — целый
день горюю,
Поэзию тогда свою
Единой строчкой не
дарую.
И валятся из рук
дела,
И рушатся большие
планы,
Как будто ты их
создала,
Как выполнить их,
тоже знала.
Прости! Проступок
невелик,
Прости, прости, ну
не упрямься,
И так уж много
горемык,
И так в слезах
дрожит пространство.
Приди ко мне, скажи
мне вновь
Единственное слово —
милый.
Я сразу с головы до
ног
Нальюсь и соками, и
силой!
Напутствия
Скажи, человек
Скажи, человек, чего
же тебе не хватает?
Зачем ты нахмурился?
Или увидел врага?
Зима, говоришь,
надоела. Но завтра растает,
И речка с восторгом
затопит свои берега.
Скажи, человек,
почему ты такой суетливый?
Зачем ты торопишься,
всюду успеть норовишь?
Ты малого хочешь,
когда говоришь:
«Я счастливый»?
Счастливый, когда
вдохновенно творишь!
Но как же бескрыло
твое прозябанье,
Мелка твоя скука,
притворна мигрень…
Я это сейчас говорю
не тебе в назиданье —
Себе самому за бездарно
проведенный день!
Берегите людей
Человеку несут
Апельсины, печенье.
Для него уже это
Не имеет значенья.
Он глядит на людей
Снисходительно-строго:
— Если б это, родные,
Пораньше немного!
Был я молод, горяч,
Всюду был я с народом.
А теперь обнимаю
Баллон с кислородом.
Как младенец, сосу
Кислородную соску.
Каши мне принесут,
Съем от силы две ложки.
Если губы замком,
Если годы согнули,
Не поможет фабком,
Не помогут пилюли.
Не помогут цветы,
Цеховые конфеты в складчину,
Не подымут они
Богатырского вида мужчину,
Надо вовремя
Душу спасать человечью
Апельсинами, отдыхом,
Дружеской речью!
О, не будьте, не будьте
В гуманности лживы!
Берегите людей!
Берегите, пока они живы!
* * *
Я испытывал гоненья,
Безутешно горевал.
Но и в горькие мгновенья
Кто-то душу
согревал.
Кто-то руку клал на
плечи,
Кто-то мне шептал,
как дождь:
— Успокойся,
человече,
Ты до счастья доживёшь!
Зла на свете очень
много,
Злых людей невпроворот,
Но другая есть
дорога,
И по ней добро идёт.
И на дудочке играет,
Не пугаясь вражьих
стрел.
Добрых сердцем
собирает.
Для чего? Для добрых
дел.
* * *
Я делаю добро не ради денег,
Иначе жить я просто не могу.
И весел я бываю и раденек,
Когда кому-то чем-то помогу.
Так мать меня учила, дед и прадед,
Добро гуляло с песней по селу,
Поступками моими сердце правит,
В нем доброта начальница всему!
* * *
Когда тебя обидят,
Обидчика прости,
Он лучшего, наверно,
Не смог изобрести.
Когда тебя охают,
Не унывай и тут,
Все хаянные лучше
Нехаянных живут.
Когда тебя полюбят,
Любовью дорожи,
Тогда тебе не
страшны
Любые рубежи.
Дай срок, умрет
обидчик,
Засохнет клеветник,
Не высохнет вовеки
Любви живой родник!
* * *
От модности не
требуйте народности,
Народность — это
почва, это плуг.
И только по одной
профнепригодности
Решаются ее освоить вдруг.
Народность не играет
побрякушками,
И чужероден ей любой
эрзац.
В ней золотом сияет
имя Пушкина,
Ее не так-то просто
в руки взять.
Народность — это
тара тороватая,
Наполненная тяжестью
зерна,
Народность — это
баба рябоватая,
Которая земле своей
верна.
Народность циркачам
не повинуется,
Она для них —
бельмо, живой укор.
В ней Данте, Пушкин,
Гете соревнуются, —
Что мода для таких
высоких гор!
* * *
Отыми соловья от
зарослей,
От родного ручья с
родником,
И искусство
покажется замыслом,
Неоконченным
черновиком.
Будет песня тогда
соловьиная,
Будто долька луны
половинная,
Будто колос, налитый
не всклень.
А всего и немного
потеряно:
Родничок да ольховое
дерево,
Дикий хмель да прохлада
и тень!
Красиво одеваемся
Красиво одеваемся,
не спорю!
Тончайшие шелка и
шерсти есть.
Но я признаюсь, я от
вас не скрою
Моих тревог за
внешний этот блеск.
Он нужен нам. И в
этом нет порока,
Что спрятана в
нейлон изящность ног.
Но, барышня,
возьмите томик Блока,
Прочтите вслух хотя
бы восемь строк!
Я знаю, что костюм
вот этот в клетку
Затмил собою
новогодний бал…
Но, юноша, ты
забываешь кепку,
Которую Ильич в руке
сжимал.
С достоинством
садишься ты за столик
В кафе, излишне
вежливый с людьми.
А Моцарта ты
слушаешь? А Сольвейг
Возвысила тебя
мольбой любви?
А это кто мелькнул в
толпе? Стиляга!
На длинной шее —
грива, как у льва.
Он — пересохший ключ
на дне оврага,
И около него трава
мертва!
Простите мне всю
прямоту признанья,
Поймите благородный
мой протест,
Но форма, если нету
содержанья,
И тело, если нет
души, — протез!
Растратчик
Ему за тридцать стукнуло,
А он все в тягость ближним.
И ничего-то путного
Еще не сделал в жизни.
Он к той, что в жены прочили,
Не привязался на́веки.
Ни сына и ни дочери
Не подымает на руки.
Хоть голова и увита
Волос веселой смолью,
Но редкий день не налита
Она чугунной болью.
Он не у книжных полок,
А у пивных у стоек.
Он не с Толстым и Гоголем —
Ему другое подали.
Он пьет, не разбирается,
Нет водки — глушит рислинг.
Как нищий, побирается
Чужою крошкой мысли.
Не слышал он в лесу дрозда,
Не лазил по долинам,
Он не дышал тобой, гроза,
Не бредил летним ливнем.
Как грош меняет медный,
Растрачивает дни.
Скорей к нему, немедля
На выручку шагни!
Нам жизнь дана ненадолго,
Открой ему, поэт:
Она всего как радуга —
Была, цвела — и нет.
* * *
До самой старости,
Что метит мелом,
Живите яростно
На свете белом.
Не дотлевание,
Не дым костровый,
А волнование —
Вот основа!
В даль отправляйтесь,
Всю землю смерьте.
И не сдавайтесь
До самой смерти!
В наследство детям
Оставьте ярость.
Веселый ветер,
Упругий парус!
* * *
Не прячьте радостей,
Не прячьте горестей,
Не прячьте правды,
Не прячьте совести,
Не притворяйтесь,
А отворяйтесь,
И доверяйтесь,
И доверяйтесь!
О себе
Откуда вы?
Я оттуда, где ветер
волён,
Где вода в половодье
шальная,
Где кивает головками
лен,
Голубые соцветья роняя.
Я оттуда, где лес
как стена,
Где по займищам
бродят зайчихи,
Где душа от гармошек
пьяна,
От медовой июльской
гречихи.
Я оттуда, где речь
как рассол
И людские улыбки как
зори,
Где того приглашают
за стол,
У кого на ладонях
мозоли.
Я и спеть, и сплясать,
и скроить,
И прогнать хоть
какую усталость.
Мне святое упорство в
крови
От крестьянского
плуга досталось.
Из биографии
Былинные,
Орлиные,
Озерные края…
Жизнь терпеливая,
Сезонная моя.
Был я токарь,
Был штукатур,
Был я бондарь,
Был смолокур.
Нанимался сплавщиком,
Пас табуны.
С музыкальным ящиком
Шел вдоль страны.
Ящик треугольный,
В нем семь досок,
Очень удобный,
И свой голосок!
На ящике дырка,
Над ней три струны,
Седлом у них кобылка
С лесной стороны.
Сяду на краешке,
Подкручу колки,
А на балалаечке
Блестят уголки.
Ударю по струнам —
Трень да брень.
Идут ко мне юные:
— Добрый день!
Идут ко мне
ровесники,
Один к одному.
— Прими нас в
песельники.
— Ладно, приму.
Идут ко мне старые,
Пиная пыль:
— Были усталые,
Ты в нас поднял пыл!
Голос мой веселый,
Пальцы по ладам.
Шел я по селам,
Шел по городам.
Выпускал словечки,
С девками шутил.
Вдоль да по речке
Селезнем плыл!
Шел я по равнинам
С зари до зари,
Питался рябиной,
Как снегири.
Я по поднебесью
Лебедем летел
И повсюду песни
Пел, пел, пел!
У гармошки я рос
У гармошки я рос,
У рязанских
страданий.
Сколько песен в
душе,
Сколько песенных
слов!
Голубиная ругань
Дороже змеиных
лобзаний,
Придорожная
горькость полыни
Медовее речи врагов.
Я сидел под иконами,
Там, где ругались и
пили,
Где дрожали от песен
Сосновые стены избы,
Где меня,
Я не знаю за что, но
любили,
Как родную былинку,
Как посвист весенней
вербы.
Я прошел по Руси
Не Батыем и не Мамаем,
Не швырялся я камнем
В озерный зрачок.
И дымилась земля
аржаным караваем,
И смеялись уста:
— Заходи, землячок!
Я закинул наносную
Алгебру правил,
Я все правила
выверил в жизни
Горбом.
Где я шел, там
друзей человека
Оставил,
И меня поминают там
Только добром.
Вот и все.
Что сказать мне еще?
Что добавить?
Что пропеть
Голубому глядению
лон?
Ничего!
Лишь вздохнуть,
И умолкнуть губами,
И отдать все, что
сделал,
На эхо времен!
По пути к родным
Вьется дороженька
снежная, снежная,
Сыплются искры из
гривы коня.
Где ты? Куда
подевалася прежняя
Юность, и свежесть,
и радость моя?
Помню, как по полю
маленьким мальчиком
Шел я с серпом возле
мамы моей.
Все, что мной
сделано, здесь было начато
У колыбели родимых
полей.
Возле цветов золотистого
клевера,
Возле пастушеского
шалаша
Русскими песнями
сердце взлелеяно,
Правдою русской
воздвиглась душа.
Тихо на сани ложится
порошица,
Конь осторожно ушами
прядет.
Дума моя не бежит,
не торопится,
Медленным шагом
раздумья идет.
Вот засветило огнями
селение,
То, где когда-то
родился и рос.
Край мой! Ты —
чистый родник! Исцеление!
Снова рожденье мое
началось.
Чувства в душе моей
наново, начисто,
Ноги коснулись
родимых крылец!
Мама не вышла,
боится расплачется,
Встретил у двери
парадной отец.
Мы за столом. Словно
царь коронованный,
Возле отца самовар в
орденах.
Выпили малость.
Грибок маринованный
Белым снежком
захрустел на зубах.
Льется беседа простая,
нехитрая,
Про поросенка, про
сено, про хлеб.
Тут уж не спросят: «Ну,
как там стихи твои?»
Их для родителей
будто и нет.
Мать все хлопочет и
потчует ласково.
Вот принесла с
погребца холодец.
Если и есть на земле
что-то райское,
Это — семья. Это —
мать и отец.
* * *
Мечталось,
Любилось,
Плясалось
И пелось,
Куда-то
Далёко,
Далёко
Летелось.
Вставалось
Легко,
Засыпалось
Мгновенно
И думалось,
Думалось
Так сокровенно.
Лесами ходилось,
Лугами бродилось,
И, главное,
Время на все
Находилось.
На труд, на любовь
И на малую
Малость.
И все удавалось,
И все удавалось!
О молодость,
Молодость,
Ты несравнима,
Зачем ты однажды
Проехала мимо?
— Куда ты? —
Тревожно
Спросилось
И спелось.
Ответила тихо:
— К другим
Захотелось!
* * *
Во мне живет моя
строка —
Мой лес, мой луг,
моя река,
Все радуги от всех
дождей.
Все радости от всех
людей,
Все заросли и
соловьи,
Все реки, рощи и
ручьи!
Все, как огнем, я
сплавлю вдруг
В единый мир, в
единый звук,
И кто отнимет у меня
Сверканье гор,
сиянье дня?!
Теки, как вольная
река,
Живи во мне, моя
строка!
* * *
Во мне частенько по
утрам
Гуляет сила сильная.
Душа распахнута
ветрам
И брызгам моря синего.
Не так уж молод —
что таить!
А все ж силенку
чувствую.
Кого за то
благодарить?
Известно — землю
русскую.
Она меня учила жить,
Лелея коркой
черствою.
Учила жизнью
дорожить,
Перед бедой
упорствуя.
Она учила песни
петь,
Веселые и грустные.
Учила думать и
терпеть,
Как могут люди
русские.
Пусть о земле о
нашей врут,
Я заступлюсь заранее.
Ее фундамент —
честный труд,
И мне он —
основание.
Разговор с поэтом
Михаилом Львовым
Всё мне видеть
довелось —
Лето жаркое и осень,
Травы, влажные от
рос,
Губы, горькие от
слёз,
Руки, крепкие от
вёсел.
Я за много лет беды
Навидался,
натерпелся,
Я не с яблонь рвал
плоды —
Чернобыла, лебеды
И полыни всласть
наелся.
Я и знал, что жизнь —
борьба,
Рай и не был мне обещан,
Хорошо, что нет
горба
От твоих, моя
судьба,
И зашеин и затрещин.
Я не плачу, не реву,
Не бегу к реке
топиться,
Круглосуточно живу
И друзей к себе
зову,
Чтобы счастьем
поделиться.
А оно — любовь моя
К людям, к зверям, к
малой пташке,
К токованию ручья,
К ликованию луча
На моей простой
рубашке!
* * *
Порадуюсь свету
божьему,
Дождичку и траве,
Лопуху, подорожнику,
Чистой синь-синеве.
Светлому воскресению,
Синему
льну-долгунцу,
Родичам
Троице-Сергиева, —
Матери и отцу.
Порадуюсь сизому
голубю,
Белым платкам
облаков,
Девочкам, бегущим по
лугу,
Под нимбом желтых
венков.
Порадуюсь теплому
лету,
Беспечному крику
детей,
Порадуюсь доброму
свету
Добрых российских людей!
Застольное слово
Нет! Не целил стихи
свои в вечность!
Не рисуюсь я в этом,
не лгу,
Я хотел, чтобы
только сердечность
В них росла, как трава
на лугу.
Не хотел я себе
хрестоматий.
Пусть вольнее гуляет
строка!
Я хотел, чтобы стих
мой с кроватей
Подымался по зову
гудка,
Шел на стройку в
своей телогрейке
Класть бетон в
угловые торцы,
Или где-нибудь
струйкою в лейке
Опрокидывался на
огурцы.
Я хотел, чтобы он
пробирался,
Как спаситель, в
гнездовье беды,
Чтобы он под плотами
плескался
У днепровского края
воды.
Я не знал ни почета,
ни славы,
Знал лишь бури,
волненье в крови.
Полновесное жито
державы
Тяжелило ладони мои.
Мне могучие сосны по
росту,
Стих мой тонет по
шею в хлеба,
И влюбленно ласкают
колосья
Бороздящие прорези
лба.
* * *
Проходят радости.
Проходят горести,
Есть утешение —
Живу по совести!
Я зря не пачкаю
Рубашку белую
И добрым людям
Зла не делаю.
Цветет черемуха,
Душа волнуется,
И каждый счастья ждет,
И каждый трудится.
И сердце каждого
Живет надеждою,
Друзья-товарищи,
Скажите: — Где же
вы?!
Гармонь певучая,
Душа открытая.
Растет трава в
лугах,
Росой умытая!
Чудо
Жизнь – ужасная
штука,
Если о ней
помыслить.
То захотят повесить,
То захотят повысить,
То тебя в генералы,
То тебя в рядовые,
То тебе гонорары,
То тебе чаевые.
То тебя в Гамбург и
Дрезден,
То тебя, наоборот,
Сунут в какую-то
бездну,
К жабам полесских
болот.
И всё-таки: жизнь –
это чудо,
А чуда не запретишь!
Да здравствует
амплитуда –
То падаешь, то
летишь!
* * *
Живу, не жалуясь, не
горбясь,
Один девиз для всех —
борьба.
Как крест несу печаль
и гордость,
Презрев смирение
раба.
Горячий лоб покрыт
печалью,
Знак горькой боли
меж бровей.
Еще один рассвет
встречаю
Всей грудью смелости
своей!
* * *
И я когда-то рухну,
как и все,
И опущу хладеющую
руку,
И побегут машины
вдоль шоссе
Не для меня — для сына
и для внука.
Мой цвет любимый,
нежный иван-чай,
Раскрыв свои соцветья
в знойный полдень
Когда его затронут
невзначай,
Мои стихи о нём
тотчас же вспомнит.
А ты, моя любовь?
Зачем пытать
Таким вопросом
любящего друга?!
Ты томик мой
возьмёшь, начнёшь читать
И полю ржи, и всем
ромашкам луга.
А если вдруг слеза
скользнёт в траву,
Своим огнём земной
покров волнуя,
Я не стерплю, я
встану, оживу,
И мы опять сольёмся
в поцелуе!
* * *
Я однажды умру, не
запомнив, какого числа,
К некрологу друзей отнесясь
безразлично.
Капнет тихая капля с
большого весла,
Это значит, что
Волга печалится лично.
Дрогнет ветка. И дерево
всё до верхов
Будет зябнуть, узнав
о развязке печальной.
Это значит, что я
для российских лесов
Был не просто какой-то
прохожий случайный.
Заволнуется в поле
по-девичьи рожь,
И колосья уронит, и
тихо заплачет.
Это значит, что в
мире я сеял не ложь
И никто моё слово в
застенок не спрячет.
Смерть меня заберёт
не всего целиком, —
Что-то людям
оставит, и даже немало.
…А пока я тихонько
пойду босиком,
Чтобы загодя тело к
земле привыкало!
Реквием
Вот и меня вы
хороните. Всё!
Кончилась жизнь —
голубая аллея.
Катится солнечное
колесо,
Но я уже не ученик
Галилея.
Бьёт в камышах разъярённый
сазан,
Плещет в садке
золотистая глыба.
Я про неё уже где-то
сказал,
Вы продолжайте —
хорошая рыба!
Голос знакомый летит
из леска,
Радугой песенной
радуя лето.
Иволга милая! Как
мне близка
Влажная, нежная,
нежная флейта.
Как я любил твой
несложный распев,
Птичьего горла
мгновенное сжатье.
Как я любил! И прошу
теперь всех —
Кто-нибудь эту
любовь продолжайте!
Нет меня! Нет меня!
Только стихи,
Неумирающий
солнечный лучик,
Рвутся в тот круг,
где стоят женихи,
И выбирают, которая
лучше.
Плакать хотите —
поплачьте чуть-чуть,
Но не особенно всё
же старайтесь.
Поберегите слезу —
этот путь
Каждого ждёт, будет
час, собирайтесь!
Но не зову я вас в
холод могил,
В царство могильного,
тёмного моха,
Я завещаю, чтоб
каждый любил
Жизнь до последнего
стука и вздоха!
Вот и зарыт я. И
сдвинулся дёрн.
Как хорошо мне
лежать под травою.
Мальчик! Труби в
пионерский свой горн,
Пусть мои радости
будут с тобою!
Песни на стихи
Бокова
На побывку едет
Музыка: А. Аверкин
Отчего у вас в
поселке
У девчат переполох?
Кто их поднял спозаранок,
Кто их так
встревожить мог?
На побывку едет
Молодой моряк,
Грудь его в медалях,
Ленты в якорях.
За рекой над
косогором
Встали девушки
гурьбой.
— Здравствуй, — все
сказали хором, —
Черноморский наш
герой!
Каждой руку жмет он
И глядит в глаза.
А одна смеется:
— Целовать нельзя!
Потихоньку отдыхает
У родителей в дому.
Хором девушки
вздыхают:
— Мы не нравимся
ему!
Ни при чем наряды,
Ни при чем фасон,
Ни в одну девчонку
Не влюбился он.
Ходит, шутит он со
всеми,
Откровенно говорит:
— Как проснусь, тотчас
же море
У меня в ушах шумит.
Где под солнцем юга
Ширь безбрежная,
Ждет меня подруга
Нежная!
Оренбургский пуховый платок
Музыка: Г.
Пономаренко
Исп. Л. Зыкина
В этот вьюжный
неласковый вечер,
Когда снежная мгла
вдоль дорог,
Ты накинь, дорогая,
на плечи
Оренбургский пуховый
платок!
Я его вечерами
вязала
Для тебя, моя добрая
мать,
Я готова тебе,
дорогая,
Не платок — даже
сердце отдать!
Чтобы ты эту ночь не
скорбела,
Прогоню от окошка
пургу,
Сколько б я тебя,
мать, не жалела,
Все равно пред тобой
я в долгу!
Пусть буран все
сильней свирепеет,
Мы не пустим его на
порог,
И тебя, моя мама,
согреет
Оренбургский пуховый
платок.
Ой, снег-снежок
Музыка: Г.
Пономаренко
Вьюга во поле
завыла,
Ой, люто, люто,
люто,
На свидание сегодня
Не торопится никто.
Ой, снег-снежок,
Белая метелица,
Говорит, что любит,
Только мне не верится.
Бьет о стекла, бьет
о крышу,
Бьет по каменной
трубе,
Не глухая — слышу,
слышу,
Мне самой не по
себе.
Через это завыванье,
Через белую пургу
На десятое свиданье
Я сегодня не пойду.
Ой вы, вьюги и
бураны
И глубокие снега,
Разрешаю вам
буянить,
Но не дальше
четверга.
Ой, снег-снежок,
Белое сияние,
Под окном дружок,
Значит, быть
свиданию!
Музыка: Е. Родыгин
Сегодня мне
невесело,
Сегодня я грущу,
Как будто что
потеряно,
Как будто что ищу.
Куда меня знакомая
Дороженька ведет?
На полюшко широкое,
Туда, где лен
цветет.
Лен, лен, лен,
Кругом цветущий лен.
А тот, который
нравится,
Не в меня влюблен.
Не я ль весною сеяла
Сибирский мой ленок?
Его посеять вовремя
Не ты ли мне помог?
Но почему не хочешь
ты
Мне, как тогда,
помочь?
От чувства безответного
Страдаю день и ночь!
Остановлюсь я на
поле,
Присяду, лен примну,
И спрячу очень
грустные
Глаза свои во льну.
Слезу заметив
горькую,
Мне мой ленок
простит
И, может быть,
по-девичьи
Со мною погрустит.
Лен, лен, лен,
Кругом цветущий лен.
А тот, который
нравится,
Не в меня влюблен.
Я назову тебя зоренькой
Музыка: Г.
Пономаренко
Часто сижу я и
думаю,
Как мне тебя
величать?
Тихую, милую,
скромную,
Как мне тебя
называть?
Я назову тебя
реченькой,
Только ты дальше
теки,
Я назову тебя
звездочкой,
Только ты дольше
свети!
Я назову тебя зоренькой,
Только ты раньше вставай,
Я назову тебя
солнышком,
Только везде
успевай!
Я назову тебя
радугой,
Только ты ярче гори,
Я назову тебя
радостью,
Только ты дальше
зови!
Ой, завьюжила, запорошила
Музыка: Г. Пономаренко
(Из к/ф «Мачеха»),
Исп. Т. Доронина
Ой, завьюжила,
запорошила
Настоящая зима.
Говорят, что я тобою
брошена,
А я оставила сама.
Ой, заснежены травы
росные,
На полях лежит
печаль.
Говорят, что я жалею
прошлое,
А мне нисколечко не
жаль.
Ой, закрыл туман
небо синее,
Хмурый день в родном
краю.
Говорят, что я не очень сильная,
А я за счастье постою.
Сердце просится в дали
снежные,
На просторные поля.
Говорят, что я не
очень нежная,
А это знаю только я!
Ты моя надежда,
ты моя отрада
Музыка: Э. Ханок
Небо голубое, солнце
золотое,
Речка небольшая, в
лодке только двое.
Ты моя надежда, ты
моя отрада,
Про меня ты знаешь,
а другим — не надо.
Тихая протока, на
реке осока,
Мы с тобой сегодня
уплывем далеко.
Ты моя надежда, ты
моя отрада,
Про меня ты знаешь,
а другим — не надо.
Небо голубое, солнце
золотое,
А в лесу сосновом ходят
только двое.
Ты моя надежда, ты
моя отрада,
Про меня ты знаешь,
а другим — не надо.
Снег седины
Музыка: Г.
Пономаренко
Снег на ромашке,
снег на рябине,
Снег на черемухе,
снег на калине,
Снег на висках
ветеранов войны,
Снег пережитого,
снег седины.
Не позабыты
печальные списки,
Как часовые, стоят
обелиски,
Около настежь
открытых дверей
Лица скорбящих,
седых матерей.
Над камышами, над
ковылями
Вдовья печаль
говорит с журавлями.
Просит: — Возьмите
меня в дальний путь,
Чтоб на могилы
погибших взглянуть!
Лето проходит,
краснеют рябины,
Но никогда не уходят
седины,
Незабываемо горе
войны,
Снег пережитого,
снег седины!
На Мамаевом
кургане
Музыка: А. Пахмутова
На Мамаевом кургане
тишина,
За Мамаевым курганом
тишина,
В том кургане
похоронена война,
В мирный берег тихо
плещется волна.
Перед этою священной
тишиной
Встала женщина с
поникшей головой,
Что-то шепчет про
себя седая мать,
Все надеется сыночка
увидать.
Заросли степной
травой глухие рвы,
Кто погиб, тот не
поднимет головы,
Не придет, не
скажет: «Мама! Я живой!
Не печалься, дорогая,
я с тобой!»
Вот уж вечер
волгоградский настает,
А старушка не
уходит, сына ждет,
В мирный берег тихо
плещется волна,
Разговаривает с
матерью она.
Здравствуйте, Ирина! Какие красивые стихи у Виктора Бокова. Спасибо! Очень понравились.
ОтветитьУдалитьИрина, здравствуйте! Спасибо, согласна с Вами, красивые стихи!
Удалить