Стихотворения Алексея Суркова

Сегодня исполнилось бы 115 лет Алексею Суркову – русскому советскому поэту.

Все знают его «Землянку»

Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти - четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.

Вспомним его стихи.

ГРИБНОЙ ДОЖДЬ

Не торопись, не спеши, подождем.

Забудем на миг неотложное дело.

Смотри: ожила трава под дождем

И старое дерево помолодело.

Шуршит под ногами влажный песок.

Чиста синева над взорванной тучей.

Горбатая радуга наискосок

Перепоясала дождик летучий.

Сдвигаются огненные столбы,

Горят облака... В такие мгновенья

Из прели лесной прорастают грибы

И песенный дар обретают растенья.

И камни и травы поют под дождем,

Блестят серебром озерные воды.

Не торопись, не беги, подождем,

Послушаем ласковый голос природы.

<1935-1936>

Актуально?

ВОЗВЫСЬТЕ ГОЛОС, ЧЕСТНЫЕ ЛЮДИ!

Над лесом ранняя осень простерла

Крыло холодной зари.

Гнев огненным комом стоит у горла

И требует:

          - Говори!

Приспело время, гневной и горькой,

Взять правде свои права.

В Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке

Пусть слышат эти слова.

Еще поля лежат в запустенье,

Не высохли слезы вдов,

А землю опять накрывают тени

Одетых в траур годов.

Словесный лом атлантических хартий

Гниет на дне сундука.

И снова жадно шарит по карте

В стальной перчатке рука.

С трибун лицемеры клянут захваты,

Сулят и мир и любовь.

Но после войны ушли в дипломаты

Начальники их штабов.

И возлюбили их генералы

В посольских дворцах уют.

Пейзажи Камчатки, Баку, Урала

Опять им спать не дают.

Запасы атомных бомб в избытке

Расставлены напоказ.

И головы подняли недобитки

Восточных и северных рас.

Все злее становятся и наглее

Писанья ученой тли,

Чьи предки замучили Галилея,

Джордано Бруно сожгли.

И ложь нависает смрадным туманом

У мира над головой.

И слышен все громче за океаном

Вчерашний берлинский вой.

С холопским усердием лжец ретивый

Анафеме предает

Тебя, героический, миролюбивый,

Родной советский народ.

Когда из пепла, руин и разора

Свой дом поднимаешь ты,

Тебя клеймит стоязыкая свора

Потоками клеветы.

И мы этот сдобренный словом божьим

Горячечный, злобный бред

Оставить на совести их не можем -

У них ведь совести нет,

И не на что ставить пробу и пломбы...

Они от своих щедрот

Пихают кукиш атомной бомбы

Голодной Европе в рот.

Бряцая оружием, сея страхи,

Грозя растоптать и сжечь,

Они под шумок сдирают рубахи

У ближних с костлявых плеч.

Шантаж называя долгом высоким,

Обман громоздя на обман,

Они выжимают последние соки

Из обескровленных стран.

Приятно щекочет их обонянье

Кровавый запах войны...

Но на крушенье их планы заранее

Историей обречены.

Недавней войны кровавая рана

Не даст нам беду проспать.

И в недрах земли не хватит урана,

Чтоб двинуть историю вспять.

Я вижу над их бесславным закатом

Свободных народов суд.

Ни доллар, ни ложь, ни разбуженный атом

От кары их не спасут.

Пока не взревели глотки орудий

И стены не пали ниц,

Возвысьте голос, честные люди,

Сорвите маски с убийц!

1947

* * *

Зазолотилось взгорье за окном,

В стеклярус капель дождевых одето.

С плодами, с хмелем, с молодым вином

В свои права вступает бабье лето.

Тепло ушло за горный перевал,

И поутру, предвестием метели,

Мороз колючим пухом оковал

Дубы, каштаны, голубые ели.

Но изморози колкой до поры

Лежать на хвое серебристо-синей.

Чуть солнце выглянет из-за горы,

Алмазом капель загорится иней.

Над чешуей старинных черепиц,

Теплом лучей и в полдень не прогретых,

Рассыплют стайки перелетных птиц

Обрывки песен, летом не допетых.

Пусть под ногой с утра хрустит ледок

И студит кровь внезапная прохлада,

Мы возраста осенний холодок

Погасим жарким соком винограда.

Шуршат шаги. Струится дым костра

Над стиснутой нагорьями долиной,

И в невозвратность летняя пора

Летит, тоскуя, песней журавлиной.

Встань над костром и проводи ее,

Не омрачив упреком расставанье.

Есть и у желтой осени свое

Щемящее сердца очарованье.

1950

* * *

Когда устану или затоскую,

Взгляну в глаза, как в прозелень морскую,

Уйдет усталость, и тоска отпрянет,

И на душе заметно легче станет.

Вот так вся жизнь — то хлопоты, то войны.

И дни без войн, как прежде, беспокойны:

Сегодня в Минске, завтра в Тегеране,—

Попробуй встречу загадай заране.

А сколько в суматохе каждой встречи

Признаний выпало из нашей речи!

А сколько мы, прощаясь на вокзале,

Заветных слов друг другу не сказали!

За встречами, за проводами теми

Невозвратимо пролетело время.

Мы в тишине вдвоем не насиделись,

Как следует в глаза не нагляделись.

И все ж, мой друг, сомненьями не мучась,

Не злясь на эту кочевую участь,

Взгляни в глаза мне, глаз не опуская,

Они все те же — как волна морская.

1951

* * *

В печи пылают весело дрова,

К полуночи окончена работа.

Из тишины ночной едва-едва

Доносится гуденье самолета.

Еще листок в календаре моем

Лег на душу, как новая нагрузка.

Кто объяснит мне — почему подъем

Бывает легче медленного спуска?

К чему пустые домыслы?

                    Светла

Луна в своей нарядной звездной раме.

Не надо думать — молодость ушла...

Подумай, что весна не за горами.

1952

* * *

И кажется мне иногда,

Что живу я на свете четыреста лет,

Что четыреста раз в ноябре замерзала вода,

Что четыреста раз опадал с наших вишен цвет.

И вспоминается мне иногда,

Что промчалась вся жизнь от войны к войне,

Что с детства как тень по пятам ходила Беда

И Надежда светила в потемках безвременья мне.

И кажется мне иногда,

Что четыреста бездн пустотой обрывались у ног

И сквозь заросли лет не прорвался бы я никогда,

Если б жизни не верил и был на земле одинок.

Снова снег белым пухом засыпал сухую траву.

Снова воду прикрыла стеклянная корочка льда.

Что бы там ни случилось, до главного дня доживу

Вот что кажется мне иногда.

1955

Источник видео