Кто сказал, что легко любить?

Продолжаем историю любви двух поэтов – Александра Яшина и Вероники Тушновой - в стихах.

А. Яшин:

Про берёзку

Я её видал и не парадной,

Не царевной гордой на кругу,

А нескладной,

Даже неприглядной,

Утонувшей по уши в снегу.

Не кудрявой

И не золотистой,

Не расхожей — оторви да брось,

А совсем беспомощной,

Без листьев,

Голенькой

И вымокшей насквозь.

Видывал и в грозы и в бураны,

При ночных огнях

И на заре.

Знаю все рубцы её и раны,

Все изъяны на её коре,

И люблю любовью настоящей

Всю как есть,

От макушки до пят.

О такой любви непреходящей

Громко на миру не говорят.

1965 г.

***

Не затем я молчу,

Чтоб скрываться, -

В нашей жизни хочу

Разобраться.

В нашей трудной судьбе,

В нашем горе...

А живу в той избе,

В той, знакомой тебе,

На Угоре.

Одинок, словно бог,

Словно демон,

Среди хвойных дорог -

Тихо, немо.

Как пустынник в лесу,

Схимник, странник,

Ем грибы, пью росу,

Лечу раны.

На людей не ропщу

И у неба

Ничего не прошу.

Правду мне бы!

О себе,

О тебе

Правду-матку:

Кто ты всё же в судьбе

Моей краткой?

Ни судить,

Ни винить

Нету силы.

Разве можно забыть

Всё, что было?

Не забыть,

Не забыть

До могилы!

Отзовусь, как решу,

Пойму что-то.

А пока... Не пишу.

Боль работой глушу

Да охотой.

В речке раков ловлю

И сорожек...

А тебя всё люблю,

К сожаленью, люблю,

Люблю всё же!..

Но теперь уж молю:

- Избавь, боже!

1966

Матерь божья, не обессудь,

По церквам я тебя не славлю,

И теперь, взмолившись, ничуть

Не юродствую, не лукавлю.

Просто сил моих больше нет,

Всех потерь и бед не измерить,

Если меркнет на сердце свет,

Хоть во что-нибудь надо верить.

Ни покоя давно, ни сна,

Как в дыму живу, как в тумане…

Умирает моя жена,

Да и сам я на той же грани.

Разве больше других грешу?

Почему же за горем горе?

Не о ссуде тебя прошу,

Не путёвки жду в санаторий.

Дай мне выбиться из тупика.

Из распутья, из бездорожья,

Раз никто не помог пока,

Помоги хоть ты, матерь божья.

ЗАКЛИНАНИЕ

Воскресни!

Воскресни!

Забейся, сердце в груди!

Пусть – чудо:

Не песней –

Сама, во плоти приходи!

Хоть утром,

Хоть ночью, -

Я в доме один живу,-

Явись, когда хочешь,

Но только бы наяву.

Хоть в саване белом,

Хоть в платье –

Теперь не зима, -

Не открещусь оробело и не сойду с ума.

Хоть с шумом и громом

Иль тихо войди,

С крыльца,

Но только б – знакомой:

Не надо менять лица.

Воскресни!

Возникни!

Сломалась моя судьба.

Померкли,

Поникли

Все радости без тебя.

Пред всем преклоняюсь,

Чем раньше не дорожил.

Воскресни!

Я каюсь,

Что робко любил и жил.

* * *

А мы друг друга и там узнаем.

Боюсь лишь, что ей

Без живого огня

Шалаш мой уже не покажется раем,

И глянув пристально сквозь меня,

По давней привычке ещё послушна,

Добра и доверчива,

Там она

Уже не будет так влюблена,

Так терпеливо великодушна.

Спешите делать добрые дела

Мне с отчимом невесело жилось,

Всё ж он меня растил -

И оттого

Порой жалею, что не довелось

Хоть чем-нибудь порадовать его.

Когда он слёг и тихо умирал,-

Рассказывает мать,-

День ото дня

Всё чаще вспоминал меня и ждал:

"Вот Шурку бы... Уж он бы спас меня!"

Бездомной бабушке в селе родном

Я говорил: мол, так её люблю,

Что подрасту и сам срублю ей дом,

Дров наготовлю,

Хлеба воз куплю.

Мечтал о многом,

Много обещал...

В блокаде ленинградской старика

От смерти б спас,

Да на день опоздал,

И дня того не возвратят века.

Теперь прошёл я тысячи дорог -

Купить воз хлеба, дом срубить бы мог.

Нет отчима,

И бабка умерла...

Спешите делать добрые дела!

1958

Голоса весны

Весна всему свой голос дарит:

Воде, листве, земле - всему,

Кострам в лесу

И птичьей паре,

Глазам и сердцу моему.

Все началось с простой капели,

И вот уже текут снега,

И зажурчали, зазвенели

Деревья,

Воздух

И луга.

Несется плеск с речных излучин,

В овраге ветер струны рвет,

Весь мир разбужен

И озвучен

И дирижеру смотрит в рот.

С утра в бору,

Зачем - не знаю,

Мну старый ягодник, траву

И повторяю, повторяю

Свое тревожное "ау!".

Слух напряжен,

И сердце бьется,

Я, словно чуда, жду в глуши:

Быть может, кто-то отзовется

На музыку моей души.

1964

Не только слова

В несметном нашем богатстве

Слова драгоценные есть:

      Отечество,

      Верность,

      Братство.

А есть еще:

      Совесть,

      Честь...

Ах, если бы все понимали,

Что это не просто слова,

Каких бы мы бед избежали.

И это не просто слова!

1957

* * *

...Подари, боже,

Еще лоскуток

Шагреневой кожи.

И женщины, женщины

Взгляд влюбленный,

Чуть с сумасшедшинкой

И отрешенный,

Самоотверженный,

Незащищенный.

Еще хоть одну,

С ее миражами,

Большую весну

С журавлями,

С ветрами.

С ее полноводьем,

И полногрудьем,

С разнопогодьем

И многотрудьем.

Еще сверх счета

Прошу у бога

Одну охоту,

Одну берлогу.

А там и до осени

Недалёко,

До золотоволосой,

До кареокой

С поволокой.

С многоголосьем...

А там прихватим зиму

Неукротимо...

1968

СМЕРТЬ БЕРЁЗКИ 

Пробивалась берёзка к свету

Из колючего хвойняка.

Тонкий ствол, будто след ракеты,

Поднимался под облака.

Кисло пахло гниеньем,

Тленьем,

Мхом болотным,

Сырой травой.

Редко, редко, как избавленье,

Как надежда на избавленье,

Солнце вспыхивало над головой.

Пробивалась, да не пробилась,

Продиралась —

Не продралась:

Изогнулась,

Перетонилась,

Отдалась соседям на милость

И с землёй потеряла связь.

Над увядшей её листвою,

Будто волны мёртвой воды,

Равнодушно сомкнулась хвоя,

Не почуяв чужой беды.

1965

В. Тушнова

 

* * *

     Я стучусь в твое сердце:

     - Отвори, отвори,

     разреши мне

     в глаза поглядеться твои,

     оттого что забыла уже

     о весне,

     оттого, что давно не летала

     во сне,

     оттого, что давно молодой не была,

     оттого, что

     бессовестно лгут зеркала...

     Я стучу в твое сердце:

     - Отвори, отвори,

     покажи мне меня

     возврати, подари!

     

        * * *

Не отрекаются любя.

     Ведь жизнь кончается не завтра.

     Я перестану ждать тебя,

     а ты придешь совсем внезапно.

     А ты придешь, когда темно,

     когда в стекло ударит вьюга,

     когда припомнишь, как давно

     не согревали мы друг друга.

     И так захочешь теплоты,

     не полюбившейся когда-то,

     что переждать не сможешь ты

     трех человек у автомата.

     И будет, как назло, ползти

     трамвай, метро, не знаю что там.

     И вьюга заметет пути

     на дальних подступах к воротам...

     А в доме будет грусть и тишь,

     хрип счетчика и шорох книжки,

     когда ты в двери постучишь,

     взбежав наверх без передышки.

     За это можно все отдать,

     и до того я в это верю,

     что трудно мне тебя не ждать,

     весь день не отходя от двери.

               

      * * *

     Все в доме пасмурно и ветхо,

     скрипят ступени, мох в пазах...

     А за окном - рассвет

     и ветка

     в аквамариновых слезах.

     А за окном

     кричат вороны,

     и страшно яркая трава,

     и погромыхиванье грома,

     как будто валятся дрова.

     Смотрю в окно,

     от счастья плача,

     и, полусонная еще,

     щекою чувствую горячей

     твое прохладное плечо...

     Но ты в другом, далеком доме

     и даже в городе другом.

     Чужие властные ладони

     лежат на сердце дорогом.

     ...А это все - и час рассвета,

     и сад, поющий под дождем, -

     я просто выдумала это,

     чтобы побыть

     с тобой вдвоем.

     

    * * *

     Как часто лежу я без сна в темноте,

     и всё представляются мне

     та светлая речка

     и елочки те

     в далекой лесной стороне.

     Как тихо, наверное, стало в лесу,

     раздетые сучья черны,

     день убыл — темнеет в четвертом часу,

     и окна не освещены.

     Ни скрипа, ни шороха в доме пустом,

     он весь потемнел и намок,

     ступени завалены палым листом,

     висит заржавелый замок...

     А гуси летят в темноте ледяной,

     тревожно и хрипло трубя...

     Какое несчастье

     случилось со мной —

     я жизнь прожила

     без тебя.

      * * *

Сутки с тобою,
месяцы — врозь...
Спервоначалу
так повелось.
Уходишь, приходишь,
и снова,
и снова прощаешься,
то в слезы, то в сны
превращаешься,
и снова я жду,
как во веки веков
из плаванья женщины ждут
моряков.
Жду утром, и в полдень,
и ночью сырой,
и вдруг ты однажды
стучишься: — Открой!—
Тепла, тяжела
дорогая рука...
...А годы летят,
как летят облака,
летят-пролетают,
как листья, как снег...
Мы вместе — навек.
В разлуке — навек.

  * * * Я поняла,—
ты не хотел мне зла,
ты даже был
предельно честен где-то,
ты просто оказался из числа
людей, не выходящих из бюджета.
Не обижайся,
я ведь не в укор,
ты и такой
мне бесконечно дорог.
Хорош ты, нет ли,—
это сущий вздор.
Любить так уж любить —
без оговорок.
Я стала невеселая...
Прости!
Пускай тебя раскаянье не гложет.
Сама себя попробую спасти,
никто другой
спасти меня не может.
Забудь меня.
Из памяти сотри.
Была — и нет, и крест поставь
на этом!
А раны заживают изнутри.
А я еще уеду к морю летом.
Я буду слушать, как идет волна,
как в грохот шум ее перерастает,
как, отступая, шелестит она,
как будто книгу вечности
листает.v Не помни лихом.
Не сочти виной,
что я когда-то в жизнь твою вторгалась,
и не печалься —
все мое — со мной.
И не сочувствуй —
я не торговалась!

Я ЖЕЛАЮ ТЕБЕ ДОБРА!
Улыбаюсь, а сердце плачет
в одинокие вечера.
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада,
слов не надо и встреч не надо,
и не надо моей печали,
и не надо моей тревоги,
и не надо, чтобы в дороге
мы рассветы с тобой встречали.
Вот и старость вдали маячит,
и о многом забыть пора...
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.
Значит, как мне тебя покинуть,
как мне память из сердца вынуть,
как не греть твоих рук озябших,
непосильную ношу взявших?
Кто же скажет, моя отрада,
что нам надо,
а что не надо,
посоветует, как же быть?
Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет...
Кто сказал, что легко любить?

* * *
А я с годами думаю все чаще,
что краденое счастье — тоже счастье,
как ситник краденый — все тот же хлеб насущный,
спасенье жизни неблагополучной.

А может, несравненно слаще даже.
Поверьте, это не в защиту кражи,
но просто я убеждена, что сытый
не представляет, сколько стоит ситный...

 * * *
Думаешь, позабудешь? 
Счастливым, думаешь, будешь? 
Что же, давай попробуй, 
может быть, и получится, 
только ты слишком добрый,- 
добрые дольше мучатся. 
И я ведь не злая, 
да как пособить,не знаю. 
Если буду с тобой встречаться, 
не забудешь, 
могу ручаться. 
Если видеться перестану- 
по ночам тебе сниться стану. 
Если мною обижен будешь, 
так обиды не позабудешь. 
А себя обидеть позволю - 
к вечной нежности приневолю. 

* * *

Меня ты видел солнечной и ясной, 
с неудержимой нежностью в глазах, 
и некрасивой видел, 
и прекрасной, 
и в горестных, 
и в радостных слезах. 
И удручённой видел, 
и смущённой, 
поникшей, постаревшей от тревог... 
Ты только никогда 
неосвещенной 
меня не видел. 
...И видать не мог. 

 * * *

Прости, любовь моя ссыльная, 
прости за то, что молчу, 
прости за то, что не сильная 
и сильной быть не хочу. 

Прости за то, что несмелая, 
от беды не уберегла, 
и помочь тебе не сумела я, 
и убить тебя не смогла. 

 * * *
Не о чем мне печалиться, 
откуда же 
слёзы эти? 
Неужели сердце прощается 
со всем дорогим на свете- 
с этим вечером мглистым, 
с этим безлистым лесом... 
А мне о разлуке близкой 
ничего ещё не известно. 
Всё ещё верю: 
позже, 
когда-нибудь... 
в марте... 
в мае... 
Моя последняя осень. 
А я ничего не знаю. 
А сны всё грустнее снятся, 
а глаза твои всё роднее, 
и без тебя оставаться 
всё немыслимей, 
Всё труднее! 

 * * *
Над скалистой серой кручей 
плавал сокол величаво, 
в чаще ржавой и колючей 
что-то сонно верещало. 
Под румяною рябиной 
ты не звал меня любимой, 
целовал, в глаза не глядя, 
прядей спутанных не гладя. 
Но сказать тебе по чести, 
и ничуть не огорчалась,- 
так легко нам было вместе, 
так волшебно тень качалась, 
так светло скользили блики, 
так вода в камнях сверкала... 
Уж такой ли грех великий, 
чтобы нам такая кара? 
День беспечный, быстротечный... 
Так ли мы виновны были, 
чтоб друг к другу нас навечно 
за него приговорили? 

  * * *
И живёшь-то ты близко, 
почти что бок о бок, 
в одной из железобетонных коробок, 
а солнца не видим, 
а ветром не дышим, 
а писем любовных 
друг другу не пишем... 
И как это так получилось нелепо, 
что в наших лесах мы не бродим вдвоём, 
из ладони не пьём, 
ежевику не рвём, 
на горячей поляне среди курослепа 
не делим по-братски ржаного куска, 
не падаем в тёплое синее небо, 
хватаясь беспомощно за облака. 
И в зное полуденном, 
в гомоне смутном 
не дремлем усталые в холодке 
и не слышим, как птицы наши 
поют нам 
на понятном обоим нам языке... 
Мы солнца не видим 
и ветром не дышим, 
никуда мы не выйдем, 
ничего не услышим, 
лишь звонок телефонный 
от раза до раза 
и всегда наготове 
стандартная фраза 
для приветствия, 
для прощания... 
Да ещё напоследок 
мгновенье молчания. 
Минута молчания. 
Вечность молчания, 
полная нежности 
и отчаянья. 

ДОМ МОЙ - В СЕРДЦЕ ТВОЕМ

   I
Знаешь ли ты,
что такое горе,
когда тугою петлей
на горле?
Когда на сердце
глыбою в тонну,
когда нельзя
ни слезы, ни стона?
Чтоб никто не увидел,
избави боже,
покрасневших глаз,
потускневшей кожи,
чтоб никто не заметил,
как я устала,
какая больная, старая
стала...
Знаешь ли ты,
что такое горе?
Его переплыть
все равно что море,
его перейти
все равно что пустыню,
а о нем говорят
словами пустыми,
говорят:
'Вы знаете, он ее бросил...'
А я без тебя
как лодка без весел,
как птица без крыльев,
как растенье без корня...
Знаешь ли ты, что такое горе?
Я тебе не все еще рассказала,
знаешь, как я хожу по вокзалам?
Как расписания изучаю?
Как поезда по ночам встречаю?
Как на каждом почтамте
молю я чуда:
хоть строки, хоть слова
оттуда... оттуда...

   II
Мне казалось, нельзя,
чтоб 'Выхода нет'.
А вот оказалось, случается.
На год,
на два,
на десять лет
выхода нет!
А жизнь не кончается.
А жизнь не кончается все равно,
а люди встречаются,
пьют вино,
смотрят кино,
в автобусах ездят,
ходят по улицам
вместе... вместе...
Называют друг друга: 
'Моя!'
'Мой!'
Говорят друг другу:
'Пойдем домой!'
Домой...
А ты мне: 'Куда пойдем?'
У бездомных разве бывает дом?

     III
Дом — четыре стены...
Кто сказал, что четыре стены?
Кто придумал, что люди
на замок запираться должны?
Разве ты позабыл,
как еловые чащи темны
и какие высокие звезды
для нас зажжены?
Разве ты позабыл, как трава луговая
мягка,
как лодчонку рыбачью
качает большая река,
разве ты позабыл
полыханье и треск
сушняка?
Неужели так страшно,
если нет над тобой
потолка?
Дом — четыре стены...
Ну, а если у нас их нет?
Если нету у нашего дома
знакомых примет,
ни окон, ни крыльца,
ни печной трубы, 
если в доме у нас 
телеграфные стонут столбы, 
если в доме у нас, 
громыхая, летят поезда?.. 
Ни на что, никогда 
не сменяю я этой судьбы, 
в самый ласковый дом 
не войду без тебя 
никогда.

IV
Помню первую осень,
когда ты ко мне постучал,
обнимал мои плечи,
гладил волосы мне
и молчал...
Я боялась тебя,
я к тебе приручалась с трудом,
я не знала, что ты
мой родник,
хлеб насущный мой,
дом!
Я не знала, что ты —
воскресение, родина, свет!..
А теперь тебя нет,
и на свете приюта мне нет!
Ты не молод уже,
мой любимый?
А я молода?
Ты устал, мой любимый?..
А я? — хоть бы день без труда,
хоть бы час без забот...
Все равно – 
в самый ласковый дом
без тебя не войду...
Дом мой – в сердце твоем!
Ты не думай, я смелая,
не боюсь ни обиды, ни горя, 
что захочешь – 
все сделаю, -
слышишь, сердце мое дорогое?
Только б ты улыбнулся,
только б прежним собой
становился,
только б не ушибался,
как пойманный сокол не бился...
...Знаешь ли ты,
что такое горе?
Его переплыть
все равно что море,
его перейти
все равно что пустыню,
да ведь нет другой дороги
отныне,
и нашла бы – так я не пойду
другою...
Знаешь ли ты,
что такое горе?

А знаешь ли ты,
что такое счастье?

* * *

Пускай лучше ты не впустишь меня,
чем я не открою двери.
Пускай лучше ты обманешь меня,
чем я тебе не поверю.

Пускай лучше я в тебе ошибусь,
чем ты ошибешься во мне.
Пускай лучше я на дне окажусь,
чем ты по моей вине.

Пока я жива,
пока ты живой,
последнего счастья во имя,
быть солнцем хочу 
над твоей головой,
землёй -
под ногами твоими.

            * * *

Сколько же раз можно терять
губы твои, русую прядь,
ласку твою, душу твою…
Как от разлуки я устаю!
Холодно мне без твоей руки, 
живу я без солнца и без огня…
Катятся воды лесной реки 
мимо меня…мимо меня…
Старые ели в лесу кряхтят, 
к осени тише птичья возня…
Дни твои медленные летят 
мимо меня…мимо меня…
С жёлтых берёз листья летят, 
и за моря птицы летят, 
и от костра искры летят
мимо меня…мимо меня…
Скоро ли кончится – мимо меня?

Скоро ли вечер долгого дня, 
плащ и кошёлку – и на вокзал, 
как приказал ты, 
как наказал…
Будет, ах будет лесная река, 
кряканье утки, треск сушняка, 
стены тесовые, в окна луна,
и тишина, тишина, тишина…
Буду я гладить русую прядь, 
сердце твоё целовать, отворять, 
будут все горести пролетать
мимо меня…мимо меня…

   * * *

Ты не горюй обо мне, не тужи,-
тебе, а не мне
доживать во лжи,
мне-то никто не прикажет:
- Молчи!
Улыбайся!-
когда хоть криком кричи.
Не надо мне до скончанья лет
думать - да,
говорить - нет.
Я-то живу, ничего не тая,
как на ладони вся боль моя,
как на ладони вся жизнь моя,
какая ни есть -
вот она я!
Мне тяжело...
тебе тяжелей...
Ты не меня,- ты себя
жалей.

  * * *

Нам не позволено любить.
Все, что с тобою связано,
мне строго-настрого забыть
судьбой моей приказано.

Но помню я всему назло
любви часы беспечные,
и встречи памятной число – 
мое. На веки вечные!

И низко стелющийся дым
с мерцающими искрами,
и поле с деревом седым
под облаками низкими…

Вагон, летящий в темноту,
покачиванье мерное…
И гаснут искры на лету, -
ты помнишь их, наверное?

Так каждый миг, и час, и год
мои. На веки вечные,
пока наш поезд не придет
на станцию конечную!

* * * 
Надо верными оставаться,
до могилы любовь неся,
надо вовремя расставаться,
если верными быть нельзя. Пусть вовек такого не будет,
но кто знает, что суждено?
Так не будет, но все мы люди...
Все равно - запомни одно: я не буду тобою брошена,
лгать не станешь мне, как врагу
мы расстанемся как положено,-
я сама тебе помогу.

* * * 
Осчастливь меня однажды,
позови с собою в рай,
исцели меня от жажды,
подышать немного дай!
Он ведь не за облаками,
не за тридевять земель,-
там снежок висит клоками,
спит апрельская метель.
Там синеет ельник мелкий,
на стволах ржавеет мох,
перепархивает белка,
будто розовый дымок.
Отливая блеском ртутным,
стынет талая вода...
Ты однажды
ранним утром
позови меня туда!
Я тебе не помешаю
и как тень твоя пройду...
Жизнь такая небольшая,
а весна - одна в году.
Там поют лесные птицы,
там душа поет в груди...
Сто грехов тебе простится,
если скажешь:
- Приходи!

* * * 
Мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
Больно многого хочешь,
нету людей таких.
Зря ты только морочишь
и себя и других!
Говорят: зря грустишь,
зря не ешь и не спишь,
не глупи!
Всё равно ведь уступишь,
так уж лучше сейчас
уступи!
...А она есть.
Есть.
Есть.
А она - здесь,
здесь,
здесь,
в сердце моём
тёплым живёт птенцом,
в жилах моих
жгучим течёт свинцом.
Это она - светом в моих глазах,
это она - солью в моих слезах,
зренье, слух мой,
грозная сила моя,
солнце моё,
горы мои, моря!
От забвенья - защита,
от лжи и неверья - броня...
Если её не будет,
не будет меня!
...А мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
А я никому души
не дам потушить.
А я и живу, как все
когда-нибудь
будут жить!

* * * 
Вот уеду, исчезну,
на года, навсегда,
кану в снежную бездну,
пропаду без следа. Час прощанья рисую,
гладкий след от саней...
Я ничем не рискую,
кроме жизни своей.

* * * 
Бывало все: и счастье, и печали,
и разговоры длинные вдвоем.
Но мы о самом главном промолчали,
а может, и не думали о нем.
Нас разделило смутных дней теченье -
сперва ручей, потом, глядишь, река...
Но долго оставалось ощущенье:
не навсегда, ненадолго, пока...
Давно исчез, уплыл далекий берег,
и нет тебя, и свет в душе погас,
и только я одна еще не верю,
что жизнь навечно разлучила нас.

* * * 
Одна сижу на пригорке
посреди весенних трясин.
...Я люблю глаза твои горькие,
как кора молодых осин,
улыбку твою родную,
губы, высохшие на ветру...
Потому,— куда ни иду я,
и тебя с собою беру.
Все я тебе рассказываю,
обо всем с тобой говорю,
первый ландыш тебе показываю,
шишку розовую дарю.
Для тебя на болотной ржави
ловлю отраженья звезд...
Ты все думаешь — я чужая,
от тебя за десятки верст?
Ты все думаешь — нет мне дела
до озябшей твоей души?
Потемнело, похолодело,
зашуршали в траве ежи...
Вот уже и тропы заросшей
не увидеть в ночи слепой...
Обними меня, мой хороший,
бесприютные мы с тобой.

* * * 
Не боюсь, что ты меня оставишь
для какой-то женщины другой,
а боюсь я,
что однажды станешь
ты таким же,
как любой другой.
И пойму я, что одна в пустыне,—
в городе, огнями залитом,
и пойму, что нет тебя отныне
ни на этом свете,
ни на том.


* * * 
Всегда так было
и всегда так будет:
ты забываешь обо мне порой,
твой скучный взгляд
порой мне сердце студит...
Но у тебя ведь нет такой второй!
Несвойственна любви красноречивость,
боюсь я слов красивых как огня.
Я от тебя молчанью научилась,
и ты к терпенью
приучил меня.
Нет, не к тому, что родственно бессилью,
что вызвано покорностью судьбе,
нет, не к тому, что сломанные крылья
даруют в утешение тебе.
Ты научил меня терпенью поля,
когда земля суха и горяча,
терпенью трав, томящихся в неволе
до первого весеннего луча,
ты научил меня терпенью птицы,
готовящейся в дальний перелет,
терпенью всех, кто знает,
что случится,
И молча неминуемого ждет.


* * * 
Так уж сердце у меня устроено —
не могу вымаливать пощады.
Мне теперь — на все четыре стороны...
Ничего мне от тебя не надо.
Рельсы — от заката до восхода,
и от севера до юга — рельсы.
Вот она — последняя свобода,
горькая свобода погорельца.
Застучат, затарахтят колеса,
вольный ветер в тамбуре засвищет,
полетит над полем, над откосом,
над холодным нашим пепелищем.

* * * 
Не охладела, нет,
скрываю грусть.
Не разлюбила,—
просто прячу ревность.
Не огорчайся,
скоро я вернусь.
Не беспокойся,
никуда не денусь.
Не осуждай меня,
не прекословь,
не спорь
в своем ребячестве
жестоком...
Я для тебя же
берегу любовь,
чтоб не изранил насмерть
ненароком.

***
Я люблю выдумывать страшное,
боль вчерашнюю бережу,
как дикарка,
от счастья нашего
силы темные 
отвожу.

Не боюсь недоброго глаза,
а боюсь недоброго слова,
пуще слова - недоброго дела...
Как бояться мне надоело!
Хоть однажды бы крикнуть мне,
как я счастлива на земле.
Хоть однажды бы не таиться,
похвалиться,
да вот беда - 
сердце, сердце мое
как птица, 
уводящая от гнезда.