Леди Лазарь – Сильвия Плат - Блог «ВО!круг книг» библиотеки им. А.С. Пушкина и библиотек Челябинска

Сильвия Плат – американская поэтесса и писательница. Знаковая фигура в западной литературе XX века. Одна из основательниц жанра «исповедальной поэзии». Известна поэтическим сборником «Колос» и автобиографическим романом «Под стеклянным колпаком». В 1965 году был опубликован сборник «Ариэль», удостоившийся восторженных отзывов критики, ставший бестселлером англо-американской поэзии XX века. Посмертно получила Пулитцеровскую премию за книгу «Собрание стихотворений» в 1982 году. Печально известна ранним добровольным уходом из жизни.

Сильвия Плат родилась 27 октября 1932 года. Её отец, выходец из Германии, был профессором Бостонского университета. Он обладал железной волей и авторитарным стилем воспитания, не приемлющим слабость, нежность, открытое проявление любви. Тем не менее дочь боготворила его.

Впоследствии и мужа она выбрала по типажу, схожим с её отцом. Свои сложные отношения с отцом и полученную душевную травму она описала в скандальном стихотворение «Папочка», написанном за четыре месяца до самоубийства.

ПАПОЧКА

Ты не подходишь больше, нет не

Подходишь, чёрный башмак,

В котором я тридцать лет жила как нога,

Бедна и бела, не смея

Ни вздохнуть, ни чихнуть.

Папочка, я бы тебя убила, но

Не успела... как ты сам скончался

Тяжеловесным мрамором, кульком набитым

Богом. Этот жуткий памятник с серым пальцем

На ноге, громадный как тюлень.

А голова в зверском Атлантическом океане,

Где она бьётся бобово-зелёной над синевой

Вод, стекающихся с прекрасного Носета.

Я молилась, бывало, о твоём возвращении.

Ach, du.

По немецки, в польском местечке,

Вымощенном катком

Войн, войн, войн.

Название — типично местечковое.

Мой друг, поляк,

Говорит, таких десяток или два.

Поэтому я никогда не знала, где

Ты ступал, откуда корни твои,

Я не могла с тобою говорить.

Язык застревал в челюсти.

Застревал в ловушке колючей проволки.

Ich, ich, ich, ich,

Я еле могла говорить.

Я думала, что каждый немец — это ты,

А язык их — непристойный.

Двигатель, двигатель

Отправляющий меня как еврейку,

Еврейку в Дахау, Освенцим, Бельзен.

Я начала говорить, как еврейка.

Наверное, я всё-таки еврейка.

Тирольские снега, прозрачное венское пиво

Не так уж чисты и верны.

Мне, со своей бабкой-цыганкой и странным везением,

Со своими картами Таро, со своими картами Таро,

Возможно, что я всё-таки чуть чуть — еврейка.

Я тебя всегда боялась.

Твоего Люфтваффе, и твоих распущенных нюней,

И твоих строгих усов,

И твоего арийского глаза, ярко голубого.

Бронетанковый, бронетанковый, О Ты —

Не Бог, а свастика, настолько

Чёрная, что небу не пробиться.

Любая женщина любит фашиста,

Сапогом по лицу, по-зверски

Зверские сердца такого зверя как ты.

Ты стоишь у доски, папочка,

На одной из моих фотографии,

Волчья пасть вместо вмятого сапога,

Тем не менее чёрт, и не менее

Чем чёрный мужчина, раскусивший

Моё прекрасно-красное сердце на два.

Мне было десять, когда тебя похоронили.

В двадцать лет я попыталась умереть,

И вернуться, вернуться к тебе.

Решила, что даже кости сгодились бы.

Но меня возвратили из кулька,

И меня склеели клеем.

И тогда я поняла, что мне нужно.

Я себе сделала копию тебя.

Мужчину в чёрном со взглядом Майнкампф

И со страстью к дыбе и к винту.

И сказала я, да, да, да, да.

Так вот, папочка, наконец-то всё.

Чёрный телефон корнями вырван,

Голосам не подкрасться.

Я убила одного, второго —

Вампира, который представлялся тобой,

И пил мою кровь целый год,

Даже семь, если хочешь знать.

Папочка, ну ложись уже.

В твоём чёрном толстом сердце — кол.

И ты никогда не нравился местечкам.

Они по тебе пляшут, они по тебе топчут.

Они всегда знали, это — ты.

Папа, папочка, сволочь ты. Всё.

Мать Сильвии была на 21 год моложе своего мужа, работала библиотекарем в университете, где и будущий супруг. После рождения брата Сильвии, Уоррена, здоровье её отца пошатнулось, а вскоре, когда девочке едва исполнилось 8, отца не стало. Для чувствительной девочки эта потеря стала потрясением, наложившим отпечаток на её судьбу и творчество. В дальнейшем у неё не раз появлялся мотив отсутствия отца, чуть ли не осознанно бросившем её без поддержки. Мать делал всё возможное, чтобы дети ни в чем не нуждались, но Сильвия не питала особой любви к матери, некоторые исследователи даже говорят о ненависти дочери к последней. Это говорит о сверхчувствительной натуре Сильвии Плат, и, как следствие, о вытекающих из этого расстройствах нервной системы, а также о склонности к депрессиям и суицидальных наклонностях.

После окончания школы Сильвия поступила в Смит-колледж. Она блестяще училась, была на хорошем счету у преподавателей и периодически печаталась в различных журналах со своими рассказами. С 1950 года она выходит на периодические издания национального масштаба. За один из своих рассказов она получила престижную премию от журнала «Мадемуазель» – месячную стажировку в качестве внештатного корреспондента в Нью-Йорке. Впоследствии это событие нашло отражение в её романе «Под стеклянным колпаком».

После возвращения из Нью-Йорка её ждал удар – денег на продолжение обучения не хватало, и ей пришлось перевестись в Лоуренс, колледж рангом пониже. Кроме того, её перфекционистскую натуру терзали бесконечные страхи и сомнения, что привело к депрессии и попытке самоубийства. Писательница была помещена в клинику Маклин, в чём ей поспособствовала Оливия Хиггинс – писательница, с которой Сильвию Плат связывала многолетняя дружба.

После длительного лечения электросудорожной терапией Сильвия обрела покой и смогла восстановиться в Смит-колледже и осуществить свою давнюю мечту – пройти летний литературный курс в Гарварде, при поддержке всё той же Оливии Хиггинс.

Блестяще закончив колледж, удостоившись при этом гранта, она продолжила обучение в Кембридже, где вскоре и познакомилась со своим будущим мужем – молодым британским поэтом Тедом Хьюзом.

В стихотворении «Pursuit» («Преследование»), посвящённом Хьюзу, она сравнивает того с леопардом, и предрекает, что их отношения окажутся смертельными для неё.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

А там, в лесу, меня преследует ваш образ...

Расин*

Подкрадывается леопард.

Однажды он убьёт меня.

От жадности его горят

Леса. Он горд, как взлёт огня!

Его скользящий мягкий шаг

Всё время за моей спиной,

И в скалах коршуны кричат,

Что он охотится за мной.

Я - по камням, я - по шипам,

Слепящим полднем сожжена...

Какие страсти в нём кипят!

Как злая кровь его красна!

Пасть зверя - раною сквозной

Алеет - да прольётся кровь!

Он землю нюхает за мной,

Он - мщенье за грехи отцов!

Как зубы белые ликуют,

Как яростна узоров страсть

На этой шкуре!

Поцелуи

Всё иссушают. Это - власть

Судьбы. Он обречён на голод.

Где он пройдёт - пожар и мгла

Долизывают ветви голые

И обгорелые тела

Тех женщин, кто... Угроза рядом,

Всю рощу съест полночный зной,

Он привлечён любовным чадом,

Он дышит за моей спиной!

На задних лапах неустанно

Идёт, таясь в засадах снов,

Как гибок он! Как чёрной сталью

Сверкают пальцы рук и ног!

Упруги бёдра. Голод гложет.

Трещат деревья от огня,

Бегу - и вспыхивает кожа,

И пламя гонит прочь меня...

А жёлтый взор, впиваясь в душу,

Он сердца требует! Ну, на!

Швыряю - и ещё мне хуже:

Теперь вся кровь ему нужна!

Меня подстерегает голос

Там, где золой стал бывший лес,

И я бегу, но тайный голод,

Сверкая, валится с небес

В меня!

Вбегаю в башню страхов,

И тёмная моя вина -

За дверью. Там. Но ею пахнет,

И кровь, как гром, в ушах слышна,

И леопарда мягкий шаг

По лестнице, всё заглуша...

Вверх...

Влюбленная пара поженилась в 1956 году. Их творческий союз оказался взаимовыгоден обоим. Плат, обладая организаторскими способностями, добилась первой литературной премии для книги Хьюза, которого просто боготворила. Сама же Сильвия, под влиянием мужа, прекрасно знакомым с классикой англоязычной литературы, стала формировать свой собственный стиль. Единственное, что угнетало молодую женщину – необходимость преподавательской деятельности, что лишало её времени на занятие творчеством. Она даже сменила место работы на должность администратора в приемной психиатрическом отделении на полставки (что позже нашло отражение в двух её рассказах). Но вскоре, в ожидании первенца, супруги перебрались на родину мужа, в Англию.

В Англии родились оба её ребенка – дочь и сын, что не явилось помехой для её творческого расцвета.

Помимо публикации её сборника стихов, тепло встреченного критикой, написания нескольких рассказов, она приступает к работе над романом. Примерно в этот же период она пишет своё самое известное стихотворения «Луна и тисовое дерево»

ЛУНА И ТИСОВОЕ ДЕРЕВО

Это и есть свет ума, холодный и планетный

Деревья ума черны. Свет голубой.

Травы сорвались от своего горя у моих ног, как перед Богом,

Колят мои щиколотки и ропщут свое смирение.

Смешные, одушевленные дымки здесь живут

Отделенные от моего дома у надгробных камней.

Совсем не вижу куда можно пройти.

Луна никакая не дверь. Своего рода лицо,

Белая как костяшка и очень расстроенная.

Она таскает за собою море словно тёмное преступление; тишина,

С О-зияющим полным отчаяния. Я здесь живу.

Дважды, по воскресеньям, колокола удивляют небо —

Восемь великих языков подтверждают Воскресение Господне.

В самом конце они трезво отбивают свои имена.

Тисовое дерево тычется вверх. У него готическая форма.

Глаза по нему поднимаются и находят луну.

Луна — моя мать. Она не мила как Мария.

Её голубая одежда выпускает маленьких летучих мышек и сов.

Как хотелось бы верить в нежность —

Лицо чучела нежно от свечей, преклонившееся

Ко мне — особенно, его мягкие глаза.

Я далеко упала. Собираются тучи

Синие и таинственные перед лицом звёзд.

Внутри церкви, святые все будут синими,

Всплывая на нежных ногах над холодными скамьями,

Их руки и лица окаменевшие от святости.

Луна ничего этого не видет. Она лысая и дикая.

А тисовое дерево посылает темноту — тьму и тишину.

А также, буквально за 70 дней, появился её роман «Под стеклянным колпаком».

Действительность относительна и зависит от того, через какие очки вы на неё смотрите.

Роман «Под стеклянным колпаком» вышел первоначально под псевдонимом Виктория Лукас.

Роман во многом автобиографичен. Описывает лето 1953 года. Главная героиня, девушка Эстер Гринвуд, получает в качестве приза в литературном конкурсе стажировку в престижном нью-йоркском журнале. Её селят с ещё с двумя девушками-лауреатами: саркастичной Дорин и верующей Бетси, с которыми Эстер общается.

Роман важен правдивым описанием ситуации внутреннего конфликта молодого литератора: её ожидания разбиваются о реальность современной для неё Америки. Девятнадцатилетняя героиня, приехавшая покорять Америку, истощена бесконечной гонкой, в которой непременно нужно победить. Бесконечное доказывание миру, что ты лучшая, работая на пределе человеческих возможностей, всё время стараясь достать до немыслимой по высоте планки, которая не может быть достигнута по определению. Стереотипы, навязанные обществом, разбиваются о гендерные роли, навязанные опять же обществом.

Роман – путешествие в психологическом мире женщины, страдающей от когнитивного расстройства из-за несоответствия ожиданий, реальности и непонимания своей гендерной роли. Беспросветное и депрессивное существование главной героини приводит к попытке самоубийства. Роман покорил миллионы читательниц правдивостью ситуации выживания молодой женщины в обществе, которое не приемлет

После публикации романа «Под стеклянным колпаком» выходит из печати её поэтический сборник «Ариэль», который считается её лучшим наследием.

АРИЭЛЬ

Стазис в темноте.

Потом это синее, пустое

Выливание валов и расстояний.

Божья львица,

Мы растём как одна,

Стержень пяток, коленей! — Борозда

Раздваивается и проходит, сестра

Коричневой арки

Шеи, которой мне не поймать.

Как глаз негра

Ягоды бросают темные

Крючки —

Черные, сладкие, кровяные глотки,

Тени.

Что-то ещё

Тащит меня через воздух —

Ляжки, волосы;

Хлопья с моих пяток.

Белая

Годива, я осыпаюсь —

Мертвые руки, мертвые строгости.

И вот я

Из пены к пшенице, блеск морей.

Плач ребёнка

Тает в стене.

А я

Стрела,

Роса, летающая

Суицидно, одна с полётом

В красный

Глаз, котёл утра.

Одновременно с творческими победами происходит разлад в семейной жизни Сильвии. Напряжение между супругами возрастает с каждым днём. В конечном итоге Сильвия убеждается в неверности мужа, и подаёт на развод.

СОПЕРНИЦА

Если бы луна улыбнулась, то стала бы похожей на тебя.

От вас остается одно и то же впечатление

Чего-то прекрасного, но уничтожающего.

Вы обе так ловко присваиваете свет.

Её О-рот тоскует по миру, твоему рту наплевать,

Твой первый дар — всё в камень превращать.

Просыпаюсь в мавзолее, ты здесь.

Постукиваешь ногтями по столу, ища сигареты

Злобная женщина, но не слишком нервная,

И всем вечно перечившая.

Луна тоже унижает своих подданных,

Хотя днём она до смешного глупа.

Однако твои недовольства с трогательной регулярностью

Проступают в почтовом ящике, белыми и пустыми,

Вездесущими как угарные газы.

Ни один день от твоих вестей не спрячется,

Разве что по Африке гуляя, но всё равно думая обо мне.

Однако даже в такие дни она не может не выразить свои переживания на бумаге.

ЛЕДИ ЛАЗАРЬ R *

И опять получилось!

Раз в десять лет - знаю заранее -

Это удаётся мне.

Я ходячее чудо,

Я свечусь, как те абажуры,

Тогда, в Германии -

(Помните о войне?).

Те - из человечьей шкуры.

Моя правая нога - пресс-папье,

А лицо - ещё ни одной черты -

Но еврейские тонкие простыни

Уже сняты (Вчерашние!).

Стяни-ка салфетку у меня с головы - ты, ты -

Мой закадычный враг.

Ну как? Страшно? -

Нос, дыры глаз, полный набор зубов!

Кислое дыхание?

Неважно: через день пропадёт!

Скоро, скоро

Плоть, съеденная ямой,

Опять отрастёт,

И я опять буду -

На тебе, вот -

Экранная баба с улыбкой из Голливуда!

Мне только тридцать.

И, как кошка, девять раз я умру.

Сегодня - смерть номер третий.

Рвутся миллионы нитей,

Как мерзко каждое десятилетие

Уничтожаться!

А толпа дерзко -

А толпа (хрустит на зубах арахис!)

Толкается - что ж, смотрите!

Как с меня пелёны - с ног до головы -

(Ну, каков стриптиз!?).

Научилась я обнажаться?

Господа! Дамы!

Вот мои руки,

Вот колени. А может -

Ничего нет,

Кроме костей да кожи?

Но я ведь та же самая!

Впервые это случилось в десять лет:

(Несчастный случай).

А во второй раз я, упрямая,

Совсем не хотела оживать,

Захлопнулась,

Как ракушка - ещё сильней!

И пришлось им звать меня, и звать,

И снимать с меня

Липкие жемчужины червей.

Умирать

Ведь тоже искусство.

Я это делаю блестяще. А?

Жутко, да,

Если по-настоящему?

Наверное, это призвание!

Банально!

Проще простого - покончить в камере,

Проще простого - всё как надо,

И потом - наиболее театрально! -

Вернуться среди бела дня

В то же место, в то же лицо, в тот же самый

Жадный крик.

Он визглив и жесток -

"Чудо, чудо!". До чего же дик!

Сбивает с ног.

Платите -

И глядите на шрамы,

Платите -

И слушайте стук сердца -

Ведь и верно, рвётся всерьёз!

Платите, да и дорого,

За слово, за касание,

За клок волос,

За каплю крови.

Так, так, herr доктор,

Так, herr враг:

Я - ваше сокровище, ваше созданье,

Золотой младенец,

Истаивающий в визге, не в слове.

Верчусь и горю.

Думаете, я

Ваших забот

Не оценила?

Опять таю -

Пепел, пепел - а где лицо?

Шевелите кочергой, - вот:

Ни плоти, ни костей.

Кусок мыла.

Обручальное кольцо.

И золотая

Пломба, herr Люцифер, herr Бог,

Осторожней, смотри же -

Снова встаю из пепла

И глотаю, как воздух, мужиков -

Я, отчаянная, я рыжая!

23 - 29 октября 1962

Сильвия Плат не выдержала душевных мук и покончила с собой. На момент смерти ей было всего 30 лет. Но её творчество оставило огромный след в истории литературы.

И по сей день у Сильвии Плат есть почитатели и люди, создающие собственные творения, вдохновлённые шедеврами Плат.