Житейские пристрастия Максима Горького...

«Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми».

(телеграфист Сатин «На дне» М. Горький)

Талант смеялся… Бирюзовый штиль,

Сияющий прозрачностью зеркальной,

Сменялся в нём вспенённостью сверкальной,

Морской травой и солью пахнул стиль.

Сласть слёз солёных знала Изергиль,

И сладость волн солёных впита Мальвой.

Под каждой кофточкой, под каждой тальмой —

Цветов сердец зиждительная пыль.

Всю жизнь ничьих сокровищ не наследник,

Живописал высокий исповедник

Души, смотря на мир не свысока.

Прислушайтесь: в Сорренто, как на Капри,

Ещё хрустальные сочатся капли

Ключистого таланта босяка.

(«Горький» И. Северянин)

Максим Горький – советский писатель, драматург, публицист, основатель социалистического реализма. Горький талантливо проявил себя и как издатель. С 1902 по 1921 год он возглавлял три крупных издательства — «Знание», «Парус» и «Всемирная литература». Его литературная деятельность продолжалась более сорока лет. На протяжении этих лет он написал более сотни рассказов. Полное собрание сочинений Горького занимает десятки томов. Многие его произведения экранизированы и вошли в школьную программу. Его пьесы и сегодня ставят многие театры,о его жизни и творчестве написано много книг, монографий. Его именем названы более 2000 улиц, несколько населенных пунктов, театров и учреждений культуры.

Главный герой произведений Горького – Человек, и это не просто слово, а почетное звание. Фраза писателя из пьесы «На дне» «Человек – это звучит гордо» стала крылатой. А что же сам автор, какой он был человек, какие у него были привычки, интересы, были ли у него кулинарные пристрастия, с чего начиналось его утро, и как проходил день?

Известно, что у Горького было особое отношение к жизни. Тяжелая жизнь в доме деда заставила Алексея уже с детства перейти на свой хлеб. Добывая пропитание, Пешков работал рассыльным, мыл посуду, выпекал хлеб. Во время работы на пароходе «Добрый» начальником Алексея Пешкова был повар – отставной гвардейский унтер-офицер Михаил Смурый, который заметил любознательность мальчика и привил ему любовь к чтению. Он заставлял Пешкова читать себе вслух. Читать же Алексея научил дед, когда мальчику было шесть лет, тогда и заметил он у маленького Алексея хорошую память: «Память у него слава богу, лошадиная». Позже будущий писатель расскажет об этом в одной из частей автобиографической трилогии под названием «Детство», «В людях», «Мои университеты».

Летом в 1884 году Горький приезжает в Казань, чтобы поступить в университет, но поступить не удалось – не было аттестата об образовании и его не допустили к экзаменам. Позже в «Моих университетах» Горький напишет: «Под шум ливня и вздохи ветра я скоро догадался, что университет – фантазия…». Чтобы как-то прожить, он устраивается работать в булочную. Работал Алексей ночью, чтобы утром студенты университета и духовной академии могли позавтракать горячими булочками и кренделями. В пекарне он выжил благодаря своей физической силе.

«Мое дело – превратить 4-5 мешков муки в тесто и оформить его для печения. Тесто нужно хорошо месить, а это делалось руками. Караваи печеного весового хлеба я нес в лавку Деренкова рано утром, часов в 6-7. Затем накладывал большую корзину булками, розанами, сайками-подковами – два, два с половиной пуда и нес ее за город на Арское поле в Родионовский институт, в духовную академию. У меня не хватало времени в баню сходить, я почти не мог читать. Работал от шести часов вечера почти до полудня, днем я спал и мог читать только между работой, замесив тесто, ожидая, когда закиснет другое, и посадив хлебы в печь» («Мои университеты»)

Алексей много путешествовал, хотел посмотреть, что за народ живет на Руси, не книжный, а настоящий народ, в своей повседневной жизни. В конце 80-х – начале 90-х годов Алексей Пешков странствует по просторам России: Поволжью, Донским степям, он побывал в Украине, Крыму, на Кавказе. Был он в Бессарабии, и этот чудесный край дал ему отдых, там он восстановил силы, а Тифлис подарил нам писателя Максима Горького. В Тифлисе Пешков познакомился с участником революционного движения Александром Калюжным, который настойчиво предлагал Алексею записывать случившиеся с ним истории.

Когда рукопись «Макар Чудра» была готова, Калюжный напечатал рассказ в газете «Кавказ». Публикация вышла 12 сентября 1892 года, подписан рассказ был — М. Горький. Псевдоним «Горький» Алексей придумал сам. Впоследствии он говорил Калюжному: «Не писать же мне в литературе – Пешков».

Горький жил в Крыму, в Москве, Нижнем Новгороде, Петербурге. В 1905 году после декабрьского восстания в Москве, он эмигрировал за границу. Побывал в Америке где посетил Нью-Йорк, Бостон и Филадельфию. Там он участвовал в митингах, организованных американцами, сочувствующими русским социалистам. После Горький отправляется в Италию, где прожил семь лет. Горького в Италии знали задолго до его приезда, произведения изучались в Римском университете, ими зачитывалась итальянская молодежь. Для итальянцев Горький был мучеником революции, который чудом спасся из кровавых лап царизма и теперь вынужден скрываться за границей. И хотя это было не совсем так, итальянцы были готовы носить Горького на руках.

Проведя некоторое время в Неаполе, писатель отправился на остров Капри. Он был в полном восторге от Италии, ее моря, солнца, с ее веселым и дружелюбным народом, мягким климатом и умеренным ценам. Уже через несколько дней Горький писал Леониду Андрееву: «Капри — кусок крошечный, но вкусный. Вообще здесь сразу, в один день, столько видишь красивого, что пьянеешь, балдеешь и ничего не можешь делать…».

На Капри у Горького побывало множество гостей из России: Бунин, Шаляпин, Новиков-Прибой, Леонид Андреев, Луначарский, Дзержинский и многие другие. Сюда к Горькому в гости приезжал Ленин, который в это время тоже находился в эмиграции, но во Франции.

Горький был очень гостеприимным хозяином: «Приезжайте, – писал он артисту Василию Качалову, – будем купаться в голубом море, ловить акул, пить белое и красное Capri и вообще жить… Превосходно отдохнете…».

Любимым развлечением тут была рыбья охота – так называли рыбалку. Вот как вспоминает это занятие Михаил Коцюбинский, украинский писатель, любимец Горького: «Попадаются маленькие и большие акулы. Последних должны убивать в воде, потому что втаскивать их живыми в лодку опасно, могут откусить руку или ногу… каких только рыб не наловили… наконец вытащили такую большую акулу, что даже страшно стало. Это зверь, а не рыба. Едва нас не перевернула, бьёт хвостом, раскрывает огромную белую пасть с тремя рядами больших зубов… После охоты принимались за каприйскую уху, много пили (Горький отличался способностью никогда не пьянеть) и купались (он не очень любил это занятие, смотрел с берега)».

В письме к писателю А. Черемнову Горький писал: «Мы живем на Капри, не капризничая. Вчера с 6-ти утра до 11 ночи ловили рыбу компанией в 13 человек и 32 капризника и капризниц. Поймали-хорошо. Пили белое, красное, зеленое, чай, кофе и всякие иные жидкости».

Горький любил читать свои произведения перед собравшимися, об этом вспоминают многие. Мария Андреева, вторая супруга писателя, вспоминала о нем: «Где бы ни был Алексей Максимович, он обычно становился центром внимания. Он горячо говорил, широко размахивал руками… Двигался он необычайно легко и ловко. Кисти рук, очень красивые, с длинными выразительными пальцами, чертили в воздухе какие-то фигуры и линии, и это придавало его речи особые красочность и убедительность».

Гостем Горького на Капри был А.В. Луначарский. Позже о Горьком, он напишет воспоминания «Горький на Капри». Луначарский пишет о том, как писатель любил читать свои произведения перед собравшимися, а также о том, какой он был великолепный рассказчик: «… можно было наблюдать также изумительные свойства Горького, которыми он очаровывал и своих близких друзей, имевших счастье проводить с ними время. Горький любил читать свои произведения, в большинстве случаев, конечно, законченные, как драматические, так и повести. И те, и другие он читает очень своеобразно, без какого-нибудь актерского нажима, с большой простотой, но все же с необыкновенными очертаниями. Мне даже всегда казалось, что его вещи лучше всего проникают в сознание, когда их прослушаешь в его исполнении. Его небольшой басок на «о», как будто очень немного модулирующий, но на самом деле необыкновенно тепло и рельефно выделяет множество тонкостей, множество ароматных нюансов, которых вы сами, пожалуй, не заметили бы…»

«…Но если Горький хороший чтец, то уже рассказчик он совершенно бесподобный. Он рассказывал всякий эпизод со вкусом, законченно, как-то лелея его, словно вынимая из бездонного мешка памяти пурпурные, лазоревые и золотые, а подчас сумрачные, темные художественные предметы и ставя их перед собой на столе своими большими руками, медленным, лепящим жестом, словно поглаживая их, переворачивал их на свету лампы под трепещущими крылышками гибнувших мотыльков, сам любовался и всех заставлял любоваться. И пока не исчерпает одного сюжета, не перейдет к другому, а к другому перейдет просто и естественно, сказав что-нибудь вроде «а то вот еще», и из одного звена этой изумительной цепи выплывает перед вами другое, и так же точно растет и осыпается на глазах ваших самоцветными камнями сравнений, изречений, кусков жизни и уступает место новому. Что-то вроде «Тысячи и одной ночи», но только из сказок, правдивых сказок жизни. И действительно, можно было бы слушать и слушать, и кажется, на огонек горьковской лампы должны были бы слетаться не только бледнокрылые ночные мотыльки, а жадные человеческие внимания, потому что у меня всегда было ощущение, будто бы речь Горького расцветает, как тайный, но пламенный цветок под огромным куполом крупнозвездного южного неба, под неумолчный шум Средиземного моря, аккомпанировавшего ему из темной глубины».

Максим Горький был замечательным слушателем. Когда на Капри приезжал Шаляпин, Горький замолкал. Он отдавал первенство своему артистическому приятелю. С Шаляпиным их связывала большая дружба, которая продолжалась более тридцати лет. Знакомство певца и писателя произошло в сентябре 1900 года в Москве. Тогда-то и зародился взаимный интерес друг к другу, творческий и человеческий. Шаляпину было 27 лет, Горькому – 32.

Шаляпин и Горький

Из воспоминаний Шаляпина: «Хотя познакомились мы с ним сравнительно поздно – мы уже оба в это время достигли известности, – мне Горький всегда казался другом детства. Так молодо и непосредственно было наше взаимоощущение. Да и в самом деле: наши ранние юношеские годы мы действительно прожили как бы вместе, бок о бок, хотя и не подозревали о существовании друг друга. Оба мы из бедной и темной жизни пригородов, он – нижегородского, я – казанского, одинаковыми путями потянулись к борьбе и славе. И был день, когда мы одновременно в один и тот же час постучались в двери Казанского оперного театра и одновременно держали пробу на хориста: Горький был принят, я – отвергнут. Не раз мы с ним по поводу этого впоследствии смеялись. Потом мы еще часто оказывались соседями в жизни, одинаково для нас горестной и трудной. Я стоял в «цепи» на волжской пристани и из руки в руку перебрасывал арбузы, а он в качестве крючника тащил тут же, вероятно, какие-нибудь мешки с парохода на берег. Я у сапожника, а Горький поблизости у какого-нибудь булочника…». Шаляпин часто гостил у Горького на Капри особенно в весенние и летние месяцы. «Очень жалко мне, — писал Шаляпин Горькому в феврале 1913 г. после нескольких дней, проведенных на Капри, — что пришлось побыть мало. Так хорошо я себя всегда чувствую, побыв с тобой, как будто выпил живой воды. Эх ты, мой милый Алексей, люблю я тебя крепко; ты как огромный костер — и светишь ярко, и греешь тепло. Дай Бог тебе здоровья!..»

Помимо отдыха и приема гостей писатель много работает. За период с 1906 по 1913 год на Капри Горький сочинил 27 небольших рассказов, составивших цикл «Сказки об Италии». Эпиграфом ко всему циклу писатель поставил слова Андерсена: «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь».

Горький любил Италию, ему нравилась итальянская речь, которая сопровождалась жестикуляцией, нравились ему их песни, особенное наслаждение получал он от каприйской тарантеллы. Когда приезжал какой-нибудь приятный Горькому гость, например, Шаляпин или Бунин, то Горький в виде особенно высокого угощения водил их смотреть тарантеллу. Горький при этом зрелище плакал не от огорчения, а от радости.

В 1913 году в честь 300-летия Дома Романовых была объявлена амнистия политическим эмигрантам, и Горький вернулся в Россию. По приезду в Россию поселился в Петербурге. Там он закончил автобиографическую повесть «В людях», издавал журнал «Летопись», в котором печатались В. Маяковский, С. Есенин, А. Блок. Был редактором большевистских изданий «Правда» и «Звезда». В 1919 году Горького назначили главой оценочной комиссии наркомата торговли и промышленности. Ему поручили контролировать работу антикваров, которые составляли каталоги конфискованных частных коллекций. Писатель и сам увлекся собирательством – начал покупать старинные китайские вазы, японские статуэтки.

Однако спустя семь лет, в 1921 году, писатель снова уехал за границу. Официально – для лечения застарелой чахотки, но на самом деле он был просто потрясен жестокостью революции, которую так призывал в своих произведениях. Жил в Гельсингфорсе, Берлине, в Праге. В Чехии писатель ждал визу в Италию и получил ее, как известно, за подписью самого Муссолини. В ожидании визы писатель жил на курорте Марианске-Лазне в Чехии, где время для него текло однообразно: работа, прогулки, долгие вечерние чаепития... Горького не интересует светская жизнь, он пишет рассказы и очерки. После получения визы он останавливается в Неаполе, где ищет место для проживания. Пишет Андреевой: «На Капри – не был и не собираюсь. Там, говорят, стало очень шумно, модно и дорого. Я очень тороплюсь работать и сяду за стол тотчас же, как только переберемся в Сорренто, а молодежь займется поисками жилища».

С апреля 1924 года Горький жил в Сорренто, на вилле «Иль Сорито», расположенной на скалистом соррентийском мысе Капо ди Сорренто с видом на Неаполитанский залив с панорамой Везувия. Дверь кабинета Горького, расположенного на втором этаже дома, всегда была открыта, поэтому в комнате стоял запах окружающих виллу лимонных и апельсиновых рощ. Рядом с виллой был небольшой уютный пляж, но писатель большую часть дня проводил за письменным столом. Распорядок дня был такой: с девяти часов утра до двух – работа в кабинете, после обеда – прогулка к морю, с четырех часов до ужина – опять работа, а после ужина – чтение книг и ответы на письма.

В Сорренто, как и на Капри, приезжали многочисленные визитеры, чтобы узнать мнение Горького по самым злободневным вопросам. А писателя волновало все: рост фашизма в Италии и Германии, противостояние Востока и Запада, национально-освободительная борьба в мире, новые явления в литературе и искусстве, а, главное, процессы, происходящие в СССР. Приезжали в Сорренто друзья и знакомые писателя. В 1925 году в Сорренто приезжала Валентина Михайловна Ходасевич – живописец, график, сценограф, мемуарист, племянница поэта Владислава Ходасевича. В 1918 году она написала портрет Горького.

В. Ходасевич. Портрет Горького

Позже в своей книге «Портреты словами» Валентина Михайловна Ходасевич написала о том, как гостила у Горького в Сорренто и писала его портрет: «Удивительно, до чего же сложившееся у меня еще с детства представление о Горьком (по разговорам и фотографиям) не соответствовало облику Горького, который меня встретил! Передо мной высокий, тонкий человек с упрямо посаженной на туловище небольшой, по отношению ко всей фигуре, головой, отчего он кажется выше, чем на самом деле. Сразу поразили пристально вникающие, необычайно внимательные, думающие, детской голубизны глаза. Рука, протянутая мне, ласковая, мягкая и доброжелательная. Движения неторопливы, походка скользящая, легкая, неслышная. Необычайная простота и естественность. Ничего от «знаменитости». Очень хорошо сшитый серый костюм непринужденно сидит на нем, рубашка голубая (почти совпадающая с цветом глаз), с мягким воротником. Удивило отсутствие галстука. В то время, когда я писала портрет Алексея Максимовича, мне еще мало были знакомы муки творчества. И вот настал день, когда портрет был закончен. Надо было его показывать, и прежде всего Алексею Максимовичу. Мне было очень страшно. Алексей Максимович тоже заметно волновался. Когда он увидел портрет, лицо его выражало огромное любопытство. Наконец, после мучительной паузы, я услышала, как он приглушенно (от волнения, вероятно), но с интонацией какого-то облегчения сказал: «Вот здорово! Молодчина! Ловко вы меня задумали! – и глаза голубые, и рубашка голубая, и куски неба… вот жаль, что я не покрасил усы в голубой цвет, но это уже в другой раз изобразите, а это – мне нравится!» (Из книги «Портреты словами» Ходасевич Валентина Михайловна)

А вот что вспоминал Владислав Ходасевич о Горьком: «Большая часть моего общения с Горьким протекла в обстановке почти деревенской, когда природный характер человека не заслонен обстоятельствами городской жизни. Поэтому я для начала коснусь самых внешних черт его жизни, повседневных его привычек. День его начинался рано: вставал часов в восемь утра и, выпив кофе и проглотив два сырых яйца, работал без перерыва до часу дня. В час полагался обед, который с послеобеденными разговорами растягивался часа на полтора. После этого Горького начинали вытаскивать на прогулку, от которой он всячески уклонялся. После прогулки он снова кидался к письменному столу – часов до семи вечера. Стол всегда был большой, просторный, и на нем в идеальном порядке были разложены письменные принадлежности. Алексей Максимович был любитель хорошей бумаги, разноцветных карандашей, новых перьев и ручек – стило никогда не употреблял. Тут же находился запас папирос и пестрый набор мундштуков – красных, желтых, зеленых. Курил он много.

Часы от прогулки до ужина уходили по большей части на корреспонденцию и на чтение рукописей, которые присылались ему в несметном количестве. На все письма, кроме самых нелепых, он отвечал немедленно. Все присылаемые рукописи и книги, порой многотомные, он прочитывал с поразительным вниманием и свои мнения излагал в подробнейших письмах к авторам. На рукописях он не только делал пометки, но и тщательно исправлял красным карандашом описки и исправлял пропущенные знаки препинания.

Так же поступал он и с книгами: с напрасным упорством усерднейшего корректора исправлял он в них все опечатки. Случалось – он то же самое делал с газетами, после чего их тотчас выбрасывал. Часов в семь бывал ужин, а затем – чай и общий разговор, который по большей части кончался игрою в карты – либо в 501 (говоря словами Державина, "по грошу в долг и без отдачи"), либо в бридж. Около полуночи он уходил к себе и либо писал, облачась в свой красный халат, либо читал в постели, которая всегда у него была проста и опрятна как-то по-больничному. Спал он мало и за работою проводил в сутки часов десять, а то и больше.

Он получал огромное количество писем на всех языках. Где бы он ни появлялся, к нему обращались незнакомцы, выпрашивая автографы. Интервьюеры его осаждали. Газетные корреспонденты снимали комнаты в гостиницах, где он останавливался, и жили по два-три дня, чтобы только увидеть его в саду. Слава приносила ему много денег, он зарабатывал около десяти тысяч долларов в год, из которых на себя тратил ничтожную часть. В пище, в питье, в одежде был на редкость неприхотлив. Папиросы, рюмка вермута в угловом кафе на единственной соррентинской площади. Когда становилось уж очень скучно, примерно раз в месяц, Максим покупал две бутылки Асти, бутылку мандаринного ликера, конфет – и вечером звал всех к себе. Танцевали под граммофон, Максим паясничал, ставили шарады, потом пели хором. Если Алексей Максимович упирался и долго не хотел идти спать, затягивали "Солнце всходит и заходит". Он сперва умолял: "Перестаньте вы, черти драповые", – потом вставал и сгорбившись уходил наверх». («Горький в Сорренто 1924»,Париж, 1936 г.)

У фонтана. Слева направо: В. Ф. Ходасевич, М. И. Будберг, А. М. Горький и Н. Н. Берберова.
Италия. Сан-Аньело. 1924 г.

По воспоминаниям современников, Горький любил самые простые блюда безо всяких изысков. Друг писателя Ф. Шаляпин называл любимым блюдом писателя квашеную капусту с яблоками, любил Горький и другие соленые овощи, которых ему не хватало в Италии, так в одном из писем Екатерине Пешковой он писал из Сорренто в 1928 году: «…очень много работаю, и писем писать мне некогда. Это письмо пишу в расчете, что ты заплатишь за него огурцами. Солеными. А? Не забудь, что в мартея именинник, а именинникам всегда дарят грибы, но – маринованные и белые, а не дрянь какую-нибудь. Рыбные консервы тоже дарят». Горький обожал грибы в любом виде, а еще больше любил их собирать, когда он вернулся из Италии, то проводил много времени на даче в подмосковных Горках, и в этом занятии ему помогали внучки, он очень радовался, когда сам находил гриб.

Неравнодушен был писатель к сладкому, особенно любил блины и чай с еловыми шишками, заваренный в самоваре, для этого сам собирал шишки, сам разжигал самовар. Чаепитие было вдвойне приятным, когда собиралась хорошая компания.

17 августа 1925 года произошло событие: родилась внучка Марфа. Вторая внучка Горького Дарья тоже появилась в Сорренто 12 октября 1927 года. В доме постоянно было много гостей, которые вместе с горьковской семьей разыгрывали шуточные сценки и шарады, импровизировали и веселились. В «Иль Сорито» издавался даже домашний журнал «Соррентийская правда», который иллюстрировал Максим Пешков, – с юмористическими рассказами и стихами, забавными карикатурами.

Горький с внучками Марфой и Дарьей

Марфа Максимовна Пешкова – внучка великого русского писателя Максима Горькогорассказывала о дедушке: «…он любил с нами гулять, со мной и с Дарьей, младшей сестрой. Это были замечательные прогулки. Они начались ещё в Сорренто, где мы с Дашей родились. Жили мы там большой семьёй – мама и папа тоже всё время были рядом. Дом стоял недалеко от моря, было так красиво вокруг, солнечно, тепло, зелено. Я так до сих пор и не смогла полюбить Москву, душа там осталась – в Италии. Мы с утра бежали купаться, иногда полдня проводили на пляже. А вот дедушка всё больше сидел в кабинете. Беспокоить нельзя. Наша обязанность была звать его на завтрак и на обед. Обед подавали в определённое время, опозданий дедушка не любил, поэтому и мы сами должны были быть дома к точному времени. Мы с Дарьей забегали к нему в кабинет и говорили: «Обед на столе». И то же самое утром, когда звали на завтрак. Я помню, что, увидев нас, он подходил к зеркалу, причёсывался и только после этого выходил».

Вилла «Иль Сорито» в Сорренто была родным домом Горького вплоть до окончательного отъезда на родину в 1933 году. За границу писатель больше не ездил.

На родине Алексею Максимовичу предоставили дачи в Горках и Крыму и бывший дом Рябушинского, о котором писатель говорил: «Нелепый дом, но работать можно». В этом доме часто устраивались большие обеды и ужины, на которые приглашались молодые литераторы. За один раз дом мог принять до 100 гостей. Здесь же часто гостил Сталин со своей семьей. Тогда из Кремля приглашали двоих официанток. Кухня находилась на самом нижнем этаже, еда из нее поднималась на специальном лифте, возле которого висел телефон, по нему отдавались указания повару.

Где бы ни жил Горький, его дом всегда был открыт и отличался гостеприимством. В 1935 году на даче в Горках гостил Ромен Роллан. Писатель описывает пир, который устроил в его честь Алексей Максимович:«Стол ломится от яств: тут и холодные закуски, и всякого рода окорока, и рыба – соленая, копченая, заливная. Блюдо стерляди с креветками. Рябчики в сметане – и все в таком духе».

В СССР Горький участвовал в разных партийных и литературных мероприятиях. По его инициативе в начале 1930-х были созданы журналы «Литературная учеба» и «Наши достижения», книжные серии «Жизнь замечательных людей», «Библиотека поэта», был открыт Литературный институт. В августе 1934 года в Москве состоялся Первый съезд советских писателей, на котором был принят устав нового органа – Союза писателей СССР. Горький стал его первым руководителем.

В конце жизни автор закрылся в себе, находя единственное спасение – в творчестве. Литература всегда была на первом месте.

Источники:

Баранов, В.И. Баронесса и Буревестник / Вадим Баранов. – М.:Вагриус, 2006. – 272 с.

Баранов, В. Беззаконная комета: Роковая женщина Максима Горького / Вадим Баранов. – М.: «Аграф»,2001. – 384 с.

Басинский, П.В. Страсти по Максиму: Горький: девять дней после смерти / Павел Басинский. – М.:АСТ:Астрель, 2011. – 414 с.

Ваксберг, А.И. Гибель Буревестника: М.Горький: последние двадцать лет. – М.: «Терра-Спорт», 1999. – 396с.

Владислав Ходасевич. Воспоминания о Горьком

Валентина Михайловна Ходасевич Портреты словами

Максим Горький в Италии

Лариса Максимова. Вернуться в Сорренто Внучка Максима Горького о Сталине, своем деде и о любви.

Что любил есть Максим Горький?

Страницы

воскресенье, 28 марта 2021 г.