Накануне войны: 30 стихотворений

Река Буг, Брест

Довоенный вальс

Мирное небо над крепостью Бреста,

В тесной квартире счастливые лица.

Вальс. Политрук приглашает невесту,

Новенький кубик блестит на петлице.

А за окном, за окном красота новолунья,

Шепчутся с Бугом плакучие ивы.

Год сорок первый, начало июня.

Все ещё живы, все ещё живы,

Все ещё живы, все, все, все.

Смотрит на Невском с афиши Утёсов,

В кинотеатрах идёт «Волга-Волга».

Снова Кронштадт провожает матросов:

Будет учебным поход их недолго.

А за кормой, за кормой белой ночи раздумье,

Кружатся чайки над Финским заливом.

Год сорок первый, начало июня.

Все ещё живы, все ещё живы,

Все ещё живы, все, все, все.

Мимо фасада Большого театра

Мчатся на отдых, трезвоня, трамваи.

В классах десятых экзамены завтра,

Вечный огонь у Кремля не пылает.

Всё впереди, всё пока, всё пока накануне:

Двадцать рассветов осталось счастливых:

Год сорок первый, начало июня.

Все ещё живы, все ещё живы,

Все ещё живы, все, все, все.

Вальс довоенный напомнил о многом,

Вальс воскресил дорогие нам лица,

С кем нас свела фронтовая дорога,

С кем навсегда нам пришлось разлучиться.

Годы прошли, и опять за окном тихий вечер.

Смотрят с портретов друзья молчаливо.

В памяти нашей сегодня и вечно

Все они живы, все они живы,

Все они живы, все, все, все...

Ф. Лаубе

Рио-Рита

Танцплощадка допоздна открыта.

Я ее законам подчинен.

Хриплая пластинка «Рио-Рита»,

С заводной пружиной патефон.

Пахнет первоцветом, пахнет маем.

Скрипки плачут тонко и навзрыд.

Мы-то ничегошеньки не знаем,

Что кому судьба наворожит.

И под знойный голос патефона,

Счастливы в неведенье своем,

Затаив дыханье, полусонно

По волнам мелодии плывем.

Вы уж их за это не вините.

Все забыв на несколько минут,

Парни в башмаках на кожимите

Модные движенья выдают.

И партнерши в ситчиках примятых,

Прижимаясь к ним на вираже,

Их волнуют душным ароматом

Массовой продукции ТэЖэ.

Да и как, скажите, ухитриться,

Как суметь предвидеть наперед —

Кто из них поляжет на границе,

Кто из них безвестно пропадет.

Кто в крови и глине из атаки

Доползет в ближайший медсанбат.

Кто ничком под танковые траки

Кинется со связкою гранат.

Кто, приняв немыслимые муки,

Сгинет от России вдалеке,

Кто в сыром бараке в Равенсбрюке

Номер свой увидит на руке.

Кто к земле прижмется недвижимо,

Загнанный, как волк, со всех сторон...

Но покуда действует пружина

И исправно тянет патефон.

Танцплощадка допоздна открыта.

В спелых звездах южный небосвод.

И на полный голос «Рио-Рита»

Что-то иностранное поет.

М. Матусовский

Рио-Рита, Рио-Рита

Городок провинциальный,

Летняя жара,

На площадке танцевальной

Музыка с утра.

Рио-рита, рио-рита,

Вертится фокстрот,

На площадке танцевальной

Сорок первый год.

Ничего, что немцы в Польше,

Но сильна страна,

Через месяц — и не больше —

Кончится война.

Рио-рита, рио-рита,

Вертится фокстрот,

На площадке танцевальной

Сорок первый год.

Г. Шпаликов

Июнь 1941

Стихийно живу. Беззаботно.

Студенчество. Литинститут.

Не строимся утром повзводно,

Ровесников в плен не ведут.

Но там, за чертою границы,

Накапливаются войска.

Всё в тайне до срока хранится

И мне неизвестно пока.

Накапливается трагедия

На всех — на народы — одна,

Для смертного — смерть и для гения —

С названьем расстрельным: «Война!»

И мне там трагедия тоже —

Большая и малая — вся!

Так что же к рассвету, так что же

Уснул я, сознанье гася?

Припомни, душа, и поведай,

Как жизнь наша кончилась та...

И даже великой Победой

Великая боль не снята.

М. Львов

Суббота, 21 июня

Пусть роют щели хоть под воскресенье.

В моих руках надежда на спасенье.

Как я хотел вернуться в до-войны,

Предупредить, кого убить должны.

Мне вон тому сказать необходимо:

«Иди сюда, и смерть промчится мимо».

Я знаю час, когда начнут войну,

Кто выживет, и кто умрёт в плену,

И кто из нас окажется героем,

И кто расстрелян будет перед строем,

И сам я видел вражеских солдат,

Уже заполонивших Сталинград,

И видел я, как русская пехота

Штурмует Бранденбургские ворота.

Что до врага, то всё известно мне,

Как ни одной разведке на войне.

Я говорю — не слушают, не слышат,

Несут цветы, субботним ветром дышат,

Уходят, пропусков не выдают,

В домашний возвращаются уют.

И я уже не помню сам, откуда

Пришёл сюда и что случилось чудо.

Я всё забыл. В окне ещё светло,

И накрест не заклеено стекло.

А. Тарковский

Перед войной

Ещё пока начало лета,

Отпели школьные звонки.

Ещё звенят в оврагах где-то

Весны минувшей ручейки.

Гудят смоленские деревни,

Намыты к Троице полы,

И клонят белые деревья

Нерасщеплённые стволы.

Цветут колхозы на Кубани

Средь главных передовиков,

Едва оправились крестьяне

От ненавистных ярлыков.

В июньских грозах окрылённый,

Москвы престольной младший брат,

Глядит в Неву заворожённо

Весёлый город Ленинград.

Оплот Москвы — всесильный Кремль

Всё так же нагоняет дрожь,

Ещё мороженое с кремом

В киношках лижет молодёжь.

Шумят рязанские дубравы,

Пестреют яркие платки,

По всей России косят травы

Ещё живые мужики.

И, позабыв на полках книжки,

Спасая сразу всю страну,

Играют весело мальчишки

Ещё в гражданскую войну.

Т. Бочарова

Гоголевский бульвар

Словно радуги, скакалки

Круглые летят.

Девочки играют в салки,

Мальчики – в солдат,

И следит за ними строгий,

С медною спиной,

Николай Васильич Гоголь,

Грустный и больной.

Он один сегодня мрачен,

Тенью скован весь.

Не возьмем его на дачу,

Пусть сидит он здесь.

Без него поедем, дочка,

К солнцу деревень,

Будем замки из песочка

Строить целый день,

Будем на сырых тропинках

Слушать соловья,

Галя, Галинька, Галинка,

Девочка моя.

Виснет на деревьях сада

Клейкая жара.

Скоро спустится прохлада,

Гале спать пора.

Тихо шепчется бульвара

Свежая листва,

Разделяется на пары

Юная Москва.

Золотым мерцают светом

Зорьки папирос,

И в руках лежат букеты

Круглощёких роз.

Проходя случайно мимо,

Шёпот я ловлю:

Мы с тобой неразлучимы,

Я тебя люблю.

Голубое полнолунье,

Чистый небосвод.

… Двадцать первое июня,

Сорок первый год.

Е. Долматовский

Накануне. Июнь 1941

Ещё ничто не предвещало

Налёта западной грозы,

Ещё лазоревка трещала

В зелёных зарослях лозы.

Ещё в соцветьях эспарцета*

Кипели сочные меды.

Ещё, ещё… Но было лето,

И было близко от беды.

Так близко было! Так беспечно

Гудел скворечник на шесте…

И страшно было в этой вечной,

Лишённой смысла суете.

* Эспарце́т — растение из семейства бобовых.

А. Филатов

Юность родителей

Белый, белый, белый снег

Кипени весенней.

Жаркий шёпот, тихий смех,

Звёздочки сирени.

Тёплый ласковый песок,

Робкие объятья.

Лёгкий газовый платок.

Ситцевое платье.

Портупея, «кубари»,

Стрижка уставная.

Расставанья до зари.

Молодость шальная.

Старый заспанный трамвай —

Транспорт самый верный.

Севастополь. Месяц май.

Сорок первый.

Т. Гордиенко

Предвоенное

Ещё горит цветами

Красавица весна.

Ещё светла глазами

Мирская тишина.

Но кто-то осторожно

Из взрослых намекнёт,

Что летом враг, возможно,

На нас войной пойдёт.

И люди песни пели

Про истину одну,

Что немцы в самом деле

Навяжут нам войну.

Врывались слухи в будни.

Тревожилась страна.

Так не хотелось людям,

Чтоб началась война!

А. Свечников

Газета

Комплект газеты «Правда»

За сорок первый год.

Почины и парады:

«Дадим!», «Возьмём!», «Вперёд!»

Ударники, герои,

Гул строек по стране…

Июнь. Двадцать второе.

Ни слова о войне.

Уже горит граница,

И кровь течёт рекой.

Газетная страница

Ещё хранит покой.

Уже легли утраты

На вечные весы.

Война достигнет завтра

Газетной полосы.

Мы выжили. Мы это

Умели испокон.

Мне свежую газету

Приносит почтальон…

Ю. Поляков

* * *

Какими вы юными были,

Красивыми были — когда

Часы еще те не пробили,

Но рядом стояла беда!..

О, сколько на сороковые

Задумано было у вас!

А модные ваши — ручные —

Уже приближали тот час...

Пред вами, —

Кричали плакаты,

Открыты любые пути!..

Постойте, сполна их, ребята,

Еще вам придется пройти.

До смерти любить обещали!

Горела от клятв голова...

Ах, если бы только вы знали,

Что сбудутся ваши слова...

Последнее мирное лето.

На улицах песня гремит.

И как все нарядно одеты:

От белого цвета слепит!

Еще ваши голуби реют,

Садятся на старый сарай,

И мама на кухне вам греет

На примусе утренний чай...

Мальчишки еще не герои...

Ещё вас не знает страна…

Но близится двадцать второе…

Стоит у порога — война.

Вы эту минуту продлите —

Как будто беда далека,

И не с обелиска глядите

И не с пьедестала пока…

Спешите, пока не убиты,

Допеть, долюбить, дописать

Из бронзы потом

И гранита —

Ни слова уже не сказать!..

Кончаются юность и детство,

В последний, наверное, раз —

Нам надо на вас наглядеться.

Навеки наслушаться вас...

Г. Красников

В том июне…

Мы ещё судьбой не ранены…

Мы ещё пройти должны

Перекрёстные экзамены

Жизни, смерти и войны.

Но по вдовьему наитию,

Заглушая скорбь и боль,

Роют матери укрытия,

Запасают спички, соль.

Над невзорванною Оршею,

Словно плачи — высоки,

Надрываются тревожные

Паровозные гудки.

А хлеба всё наливаются —

Как торопятся они!

И рождаются, рождаются

В семьях мальчики одни…

В. Климович

Горький июнь

Июнь… И цветы полевые.

И память острее вдвойне…

Я снова смотрю, как впервые,

Кино о великой войне.

Кровавые кадры мелькают…

И пусть это было давно,

Но я, как всегда, забываю,

Что это— всего лишь кино.

Я там и душою, и телом, —

Бегу, не боясь ничего.

О, как бы прикрыть я хотела

От пули отца своего!

Кому-то кричу я: «Не надо

Отца моего убивать!»

Он падает… падает… падает…

А я не могу поддержать.

Я вижу его на экране —

Какой он ещё молодой!

Нет, он не убит — только ранен,

Сейчас он поднимется в бой…

И вновь сердце ужас охватит:

Кто выстоит в этом бою?

Ведь в каждом упавшем солдате

Отца своего узнаю.

В. Дорожкина

Всего неделя до войны

Всего неделя до войны... Всего неделя...

И дни последней тишины тихонько мелет,

Тихонько мелет на муку на речке тихой

Старик седой на берегу, мешает с лихом.

Всего неделя до войны... Всего неделя...

Ещё с небесной глубины не полетели,

Не полетели стаи птиц — кресты на крыльях,

И не смело улыбки с лиц огнём и пылью.

Всего неделя до войны... Всего неделя...

А с тополей пушинки в небо полетели...

Так скоро души полетят на встречу с Богом,

Как только пули засвистят по всем дорогам.

Ещё неделя до войны... Ещё неделя...

Глотки заветной тишины... И мимо цели

Из «трехлинеек» пацаны привычно мажут.

За что убьют их без вины?.. Никто не скажет...

Ещё неделя до войны... Ещё неделя...

Не станет мужа у жены, и сына смелет...

Их перемелет, перетрет война-паскуда,

И похоронки полетят из ниоткуда.

Ещё неделя до войны... Всего неделя...

Пусть молодые видят сны в своих постелях,

Пускай помедленней течёт неделя эта...

Пусть не торопится отсчет войны с рассвета...

А. Кованов

Полосы взлётные перекопали

Полосы взлётные перекопали,

Будут бетон заливать. А пока

бродим без дел... Разговор: трали-вали...

Тихо над нами плывут облака.

Жарко в июне. Укрыться от солнца

можно в тени, за столовой пустой.

Утром, зардеются только оконца,

путь на зарядку... В полётах — простой...

Нам с опозданьем привозят газеты.

Спит репродуктор, что ждёт новостей.

Год сорок первый. Обычное лето.

Западный округ. Беда всех частей.

Лишь часовой, отмуштрован всемерно,

ходит с винтовкой: туда и сюда...

Жизнь командирская тянется мерно.

Вишен расцвет — на деревьях, в садах.

Есть договор! Из Москвы разъясненье —

Мы сохраняем свой нейтралитет.

Если порой и коснётся сомненье,

знай: для тревог основания нет!

Армия быстро крепчает оружьем.

Много уверенных слышится слов.

Что самолеты-разведчики кружат,

так ведь — граница! Всего-то делов.

Их, говорят, посадили, недавно

наши соседи на аэродром!

Нечего шастать здесь!.. Спалим бесславно,

если прикажут... Кончай о плохом!..

Хором солдатским заполнят субботу.

Ночь подойдёт, рассыпая огни...

...Мог ли подумать о мрачном здесь кто-то

в эти последние мирные дни...

В. Литвишко

21 июня 1941 года. Сон

Приближались роковые сороковые годы…

Александр Блок. «О назначении поэта»

Как я хотел вернуться в «до войны» —

Предупредить, кого убить должны.

Арсений Тарковский

Сегодня я один

за всех в ответе.

День до войны.

Как этот день хорош!

И знаю я один на белом свете,

Что завтра

Белым свет не назовёшь!

Что я могу

перед такой бедою?!

Могу — кричать,

в парадные стучась.

— Спешите, люди,

запастись едою

И завтрашнее

сделайте сейчас!

Наверно, можно многое исправить,

Страну набатом

загодя подняв!

Кто не умеет,

научитесь плавать —

Ведь до Берлина столько переправ!

Внезапности не будет.

Это — много.

Но завтра

ваш отец, любимый, муж

Уйдёт в четырёхлетнюю дорогу

Длиною в двадцать миллионов душ.

И вот ещё:

враг мощен и неистов… —

Но хмыкнет паренёк лет двадцати:

— Мы закидаем шапками фашистов,

Не дав границу даже перейти!.. —

А я про двадцать миллионов шапок,

Про всё, что завтра грянет,

промолчу.

Я так скажу:

— Фашист кичлив, но шаток —

Одна потеха русскому плечу…

Ю. Поляков

* * *

Июнь сорок первого года…

Нет, это ещё не война.

В соку сенокосном природа,

Под сенью лесов тишина.

Семейно собравшись все вместе,

И взрослые, и детвора,

В полуторке нашей армейской

На вылазку едем с утра.

Набиты провизией сумки,

Играет оркестр духовой…

И восемь без малого суток

Ещё до черты роковой.

Мы весело едем, не зная,

Что через неделю нас ждёт,

Лишь знаем, что речка Лесная

В ольшанике звонко течёт,

Что след беловежского вепря

Теряется где-то в траве.

И шалости встречного ветра

Упругой под стать тетиве.

Ах, ветер, как сладок на вкус он,

Как песню разносит окрест!

Пестреет косынками кузов,

И трубами блещет оркестр.

И синее небо высоко,

И по борту ветки шуршат,

Пока кочковатым просёлком

Въезжаем мы в лес не спеша.

И память, сквозь годы просеяв,

Хранит средь событий иных

Последнее наше веселье

За несколько дней до войны.

Всё было: беда и победа,

Но после… А утром тогда

Мы счастливы были не ведать,

Какая грозит нам беда.

Ремень командирский, колечком

Свернувшись, лежит на песке.

Отца загорелые плечи

Азартно ныряют в реке.

Покамест он близко, покамест

Он виден сквозь брызг кутерьму,

Легко, глубины не пугаясь,

Плыву по теченью к нему.

С ним вместе выходим мы вскоре

На берег, едва отдышась,

За скользкие белые корни

Подмытых деревьев держась.

Мне трапеза кажется пиром,

Когда на поляне подряд

Ситро, бутерброды и пиво

Все весело пьют и едят.

Всё надо мальчишке, представьте.

Повсюду успеть я хочу —

И там, где танцуют, и там, где

Удары слышны по мячу.

И там, где треногу штатива

Наш клубный фотограф достал,

Чтоб запечатлеть, как красиво

Проводит досуг комсостав.

И семьи того комсостава,

Чья мирная жизнь сочтена…

Вот мама с сестрою, а справа

Комбат и комбата жена.

Себя под накидкой замаял

Фотограф, и нас на измор

Он взял. Ну, а после «снимаю!»

Сказал и нажал на затвор.

Но кто б мог подумать, обласкан

Прохладой июньской листвы,

Что снял он посмертную маску

Не с мёртвых людей, а с живых!

Что лишь приоткройте кассету —

И вырвутся из темноты

Все краски последнего лета

И лиц дорогие черты…

Р. Левин

Довоенная фотография

Марии Захаровне Макаровой

Вдали саманный городок,

Песчаный берег, катер,

На колья брошен неводок,

А на лужайке — скатерть.

Вино, консервы… Пир горой!

Смеётся сын-мальчишка,

А муж… Пока он не герой.

Живой! Серьёзен слишком.

А на обратной стороне —

Так мало и так много:

«На память сыну и жене,

Июнь, двадцать второго»

К. Макаров

21 июня 1941 года

Мягка трава на солнечной поляне.

И эти двое в первый раз одни.

О том, что существует мирозданье,

За целый день не вспомнили они.

Над ними ива ветки наклоняет,

Качаются ромашки в тишине…

И женщина счастливая не знает,

Что он убит на завтрашней войне.

В. Гиленко

21 июня 1941 года

Блестит булыжник лиловатый, —

Идёт дорога в облака.

И водокачка, как граната,

Стоит у края городка.

Уже горит заката алость, —

Она густеет на ветру.

Война ещё не начиналась —

Начнётся завтра поутру…

Н. Карпов

Накануне

(21 июня 1941 года)

Начинается день предвоенный

с громыханья приморских платформ.

Дождик в пальмах шумит

и мгновенно

затихает,

а на море шторм.

Мутно море,

в нем накипи вдоволь.

Налетает

каскад на каскад,

миноносец идет в Севастополь.

Завтра

бомбы в него полетят.

Завтра, завтра,

на раннем рассвете

первый бой загремит,

и опять

первый врач

первых раненых встретит,

первый беженец

будет бежать.

Завтра

Рощ испугаются птицы.

Завтра

Птиц не признают леса.

Это всё

только завтра случится,

через двадцать четыре часа.

А сегодня —

рассвет предвоенный.

Громыханье приморских платформ,

Громыханье волны неизменной.

Дождь над морем,

а на море шторм.

Н. Ушаков

21 июня 1941 года

Я сдал на пятерку последний экзамен,

хотелось плясать, на качелях качаться,

моторку окинув шальными глазами,

с любимой по Яузе лихо промчаться.

Услышать, как плещет она под окошком,

с улыбкой внимать петушиному крику,

и, встав спозаранку, с ведром и лукошком

к знакомой поляне поспеть на клубнику.

Спешили в кино беззаботные люди,

везли еще хлеб для Берлина составы…

А немцы уже наводили орудия

на наши заставы.

А мать была рада, что за две недели

достала на сочинский поезд билеты.

Вокруг пассажиры толкались, галдели,

мечтая добраться до южного лета.

Бежали навстречу березы и липы,

чернели дождями размытые тропы.

На станциях бабы кричали до хрипа,

торгуя горячей картошкой с укропом.

В вагоне смеялись. А возле окна

динамик хрипел:

— Если…

завтра…

война…

В. Алексеев

* * *

Ночь пахла звёздами и мятой,

В полях бродила тишина,

И соловьиную сонату

Над речкой слушала луна.

На волнах музыка качалась,

Плыла вниз лодкой по реке,

Далёким эхом возвращалась

И пропадала вдалеке…

И дали в космосе огромном

Будила звонкая струна,

А на траве аэродромов

К прыжку готовилась война.

И ждали «юнкерсы» рассвета,

Вспотев от утренней росы.

Земля, распятая в планшетах,

Спала последние часы…

В. Субботенко

* * *

Самый долгий день в году

Опустил устало веки,

Ветерок ласкает ветки

В засыпающем саду,

Воцарилась тишина

В чутко дремлющей вселенной

И не знает, что она

Скоро станет довоенной…

А. Шигин

21 июня

Ветер своим дыханием

сыпал на мир пыльцу.

Летнее солнцестояние

подходило к концу.

Благоухало вереском

лето во всей красе.

И аттестаты зрелости

скоро получат все.

Больше такого вечера

не было никогда,

ведь залезала в «Мессеры»

где-то уже беда.

И на границе клацали

где-то уже курки.

Лягут в могилы братские

эти выпускники.

И. Мацигура

Там боли не было ещё

Там боли не было ещё —

субботним вечером.

И прятаться в глуши чащоб

зря было нечего.

Пусть самолёт над головой —

полны спокойствия.

...Ещё не гнало лето в бой.

Жизнь в удовольствие...

Жарой прогретые тела

вдоль речки шпарило.

С сезоном дачного тепла

сдружился в паре я.

...Уж отпуск близился к концу,

когда, по случаю,

столкнулись мы — лицом к лицу —

в воде, под кручею.

Стройна, внимательна, мила

и восхитительна.

Что к сердцу ключ подобрала —

не удивительно!

Курсант, товарищ, подошёл,

бренча гитарою.

С твоей подругой в волейбол

сыграли в парах мы.

И веселились без вина,

как оглашенные...

...А поутру — пришла война,

без приглашения.

В. Литвишко

21 июня 1941 года

Ещё мой дед, копающий криницу,

Не знает, что погибнет на войне…

И лепестки акаций на станицу

Летят, где предстоит родиться мне.

В непаханой степи пасутся кони,

Достраивает клуб колхоз «Борец»,

И одуванчик в маминой ладони

Взъерошен, словно пойманный птенец.

А мой отец — задумчивый подросток —

Модель аэроплана мастерит.

Удачный взлёт…

Но крылья в красных звёздах

Запутаются в зарослях ракит.

Ещё земля в подсолнухах и маках,

Ещё снаряды — в дремлющей руде,

И тракторист о танковых атаках

Не ведает, пройдя по борозде…

Но у травы уже тревожный запах.

Вот-вот от взрывов лопнет тишина!

И солнце в страхе пятится на запад,

В кровавых тучах прячется луна.

Т. Максименко

Двадцать первое, суббота

Духовой оркестр, играя,

вечер скрашивает нам.

Рук тепло здесь, речь живая,

кинозал для наших дам!

Двадцать первое, суббота,

парк уютный и родной.

Летний вечер беззаботный,

наш законный выходной!

Танцплощадка на опушке,

жар веселья без помех,

где далёкая кукушка

может вызвать только смех.

Все подтянуты, плечисты,

в кубарях воротники:

разудалые танкисты

и отличные стрелки.

Круг пестрит, в легчайших ситцах.

Щёки барышень горят.

Как прекрасны эти лица,

как любимой манит взгляд!

Лейтенанты, два майора,

развесёлый старшина...

В части им ещё не скоро...

Кое где и ордена!

Веселит блондинку лётчик,

что приехал лишь вчера.

А артиллерист-наводчик

беспокоится: пора!..

Нет приятней кавалеров

и завидней женихов!

Комплименты здесь без меры,

много шуток и стихов...

Шум солдатской спортплощадки.

Близких окон огоньки.

Ласки девушек украдкой,

пожимания руки.

Что же смолк ты, голос птичий?

Аль уснула, чуть дыша?

Как хорош цветник девичий,

как волнуется душа!

Кренделёчки-провожанья,

посиделки над рекой,

Новой встречи обещанья,

чудный вечер городской.

Стихли звуки полуночно.

Воздух ясен, свеж и чист.

Лётчик лёг, спит артнаводчик,

смотрит третий сон танкист.

Люд гражданский и военный

распластался без забот...

...А за Бугом — слились тени

тех, кто

утром

нападёт.

В. Литвишко

* * *

Мы жили в пограничной полосе

Близ хуторов, когда-то заселённых.

Я уходил по молодой росе

И дотемна бродил в лугах зелёных.

Я слушал, как над клевером стоит

Гуденье пчёл, сбирающих нектары,

И волновал меня разъятый быт,

Пустые окна, тёмные амбары.

Солома истлевала на стерне,

Сады дичали в тягостном покое.

Таилось нечто в этой тишине

И вызревало что-то роковое.

Недаром озверевшие коты,

Блестя остервенелыми глазами,

В пустых жилищах разевая рты,

Мяукали дурными голосами.

Недаром, разлучённые с огнём,

Ветшали, как гробы, пустые печи,

И ржавчина съедала день за днём

Тяжёлые колодезные цепи.

А на исходе пламенной весны

Вдруг вспыхнули — прекрасны и зловещи —

На тёмных елях алые цветы,

Как будто бы рождественские свечи.

Давным-давно так ярко не цвели

Еловые леса в начале лета.

Огонь и зелень… Слухи поползли,

Что не к добру подобная примета.

Быстрее хлеба вызревало зло,

И чёрный дым окрестности окутал,

Когда, кренясь, на левое крыло

Лёг «юнкерс» — и спикировал на хутор…

С. Куняев

Рассвет придёт

Лето — время пионерских слётов,

Тишина в отложенных делах,

Но уже на взлётке самолёты

С чёрными крестами на крылах.

А в театре ставят «Дон Кихота»,

У реки лишь шелест камыша,

Но уже немецкая пехота

Движется к границе не спеша.

А рассвет всё кажется бескрайним,

И жарой земля утомлена.

Но никто не знает утром ранним,

Что так близко подошла война.

А беда с безумными глазами

Возродится в солнечных лучах,

И намокнут женскими слезами

Гимнастёрки на мужских плечах.

К. Еланцев

Июнь сорок первого

Последняя минута расточалась

В порыве молодого мотовства.

Она текла, текла и не кончалась,

На самом волоске часов качалась,

И все-таки была еще жива.

Никем не обнаруженною миной,

Замаскированная под тропой,

Последняя минута жизни мирной,

Последняя минута жизни милой,

Последняя минута жизни той.

Слонялись мы лениво и беспечно

Еще неотделимы от родни,

Была неисчерпаема и вечна,

Неограничена и бесконечна,

Как звезд зеленоватые огни.

Свалившись наземь на спину в осоках

(Три месяца еще до сентября!),

Не об уроках или о массовках, —

Блаженство — о материях высоких —

Полдня прожить, неспешно говоря.

Нам зрелыми казались наши думы

И волосы оброненные вкось.

Мы были байронически угрюмы

И заказали первые костюмы,

Которые надеть не довелось.

А. Кронгауз

Ночь на 22-е июня

Сирень цвела, изнемогая

От изобилия цветов.

Такая свежая, густая,

Сирень цвела, изнемогая

От счастья, что она такая,

Что ты сорвать её готов.

Сирень цвела, изнемогая

От запаха своих цветов.

И кто-то ночью целовался —

Закончили десятый класс!

И белой ночи свет не гас,

Пока ты с кем-то целовался…

На всех углах — круженье вальса,

И в каждом доме — тот же вальс.

И каждый с кем-то целовался —

Закончили десятый класс!

Но не было её короче,

Июньской ночи над Невой

Под позолоченной иглой.

Да, не было её короче,

Последней этой мирной ночи.

На утро — отнят наш покой…

И счастья не было короче

Той белой ночи над Невой!

В. Вольтман-Спасская

В канун войны

Брест в сорок первом.

Ночь в разгаре лета.

На сцене — самодеятельный хор.

Потом: «Джульетта, о моя Джульетта!» —

Вздымает руки молодой майор.

Да, репетиции сегодня затянулись,

Но не беда: ведь завтра выходной.

Спешат домой вдоль сладко спящих улиц

Майор Ромео с девочкой-женой.

Она и впрямь похожа на Джульетту

И, как Джульетта, страстно влюблена…

Брест в сорок первом.

Ночь в разгаре лета.

И тишина, такая тишина!

Летят последние минуты мира!

Проходит час, потом пройдет другой,

И мрачная трагедия Шекспира

Покажется забавною игрой…

Ю. Друнина

За восемь часов до войны

Цветущий июнь сорок первого года.

Играет оркестр духовой.

В безмолвном восторге затихла природа

— У школьников бал выпускной.

Танцуют мальчишки, танцуют девчонки

— Вчерашние дети страны.

Под звуки мелодии смех слышен звонкий,

За восемь часов до войны.

Все девушки в платьях из тонкого ситца,

Расцветка — от летних полей,

Как хочется всем им сегодня влюбиться

В красивых и статных парней.

А их одноклассники в белых рубашках,

Значок ГТО на груди,

Цветы полевые в нагрудном кармашке

— Ромашка и пара гвоздик.

То скромный подарок девчонки — подружки

— Прощанье со школой родной.

Блеснула слеза на глазах у девчушки

— Как жаль расставаться порой.

Мечтают ребята, что будут когда-то

Как Чкалов, летать в небесах,

Сжимая штурвал ястребка-самолёта,

В полёте творить чудеса.

Не знают мальчишки, что враг уже рядом,

Что Родине завтра нужны…

И кружатся в вальсе прекрасные пары,

За восемь часов до войны…

Г. Веденеев

Страницы

суббота, 20 июня 2020 г.