понедельник, 12 мая 2014 г.

ГУЛ в библиотеке. День Юрия Казарина и Евгения Касимова



11 мая в библиотеку им. Л.К. Татьяничевой города Челябинска приехали в гости поэты из Екатеринбурга. А объединил всех вместе – проект «ГУЛ» (Галерея уральской литературы). На встрече удалось послушать авторские стихотворения, обсудить вопросы, связанные с литературой и поэзией, и конечно же, познакомиться с уральскими поэтами поближе…

По словам издателя проекта Марины Волковой, в культурной жизни Екатеринбург и Челябинск живут параллельной жизнью и редко пересекаются, но в этот раз удалось организовать такую творческую встречу.

Евгений Петрович Касимов – русский писатель, поэт, журналист. К тому же наш соотечественник, потому что родился 21 апреля 1954 года в Коркино. На вопрос слушателей рассказать немного о своей жизни, поведал, что в 16 лет сбежал из дома, много путешествовал, побывал в армии. Вернувшись на родину, поступил в 1976 году на филологический факультет УрГУ. Кстати, учился вместе с Юрием Казариным. Так что дружат поэты еще со времен студенческой скамьи, т.е. уже лет 40!  Также Евгений Петрович выпускник Литературного института им. Горького. А в настоящее время работает…депутатом! И на вопрос, как в одном человеке уживаются поэт-романтик и депутат, он ответил: «Я депутат в законе. И уже трижды депутат. В основном занимаюсь деятельностью, связанной с культурой. За последний год, к сожалению, не удалось ничего написать из-за нехватки времени. Но скоро отложу дела и начну писать».

Евгений Петрович зачитал стихотворения из сборника «70: Стихи», написанного в соавторстве с Юрием Казариным.

Осенью в саду я живу жизнью очень простой.
Рано встаю, варю кофе, чего-то жду.
Сад засыпает сухой прозрачной листвой –
я ее в золотые кучи сгребаю и жгу.
Дым курится в маленьком моем саду,
в небо уносится огня голубая душа.
Я с большими ведрами к колодцу иду.
Зачерпнуть бы со дна чуда – ни шиша!
Ни тебе рыбки тропической золотой,
ни емелиной щуки – ничего вообще!
С согнутой выей бреду потихоньку домой.
Зубы ломит от воды отрезвляюще.
Никто не едет в гости, хотя я друзей люблю.
И нет вокруг никого – ни зверей, ни людей.
Размеренно поленья для камина рублю.
Сижу на крылечке, покуриваю, ожидаю дождей.
В общем, живу тихо и скромно, как Роберт Фрост.
Только в стихах моих явно что-то не то.
А этот фермер был не так-то уж прост.
Что-то он знал о жизни, чего не знает никто.

* * *
Перекапываю огород.
Нараспашку стоит дом.
Из окна кошачий народ
наблюдает за моим трудом.
Упирается в землю взгляд.
Сорняками стелю межу.
И вдоль пышных высоких гряд
Цинциннатом себе хожу.
Жить легко, хоть забот тьма.
И простора вокруг нет –
островерхие терема
заслоняют весь белый свет.
Я гляжу окрест иногда –
исполняется страданьем душа.
Все устроено как-то не так.
Но земля жирна, хороша.
И ботва из нее так и прёт.
Так живи себе, не мудри.
Днем возделывай огород,
а на небо ночью смотри.
И на этой земле так и стой –
ведь такой больше нет нигде.
Я стою. Как на картинке той,
где мужик на одной ноге.

* * *
Сад зарастает бурьяном и чертополохом.
Спелое небо его освещает снаружи.
Может быть, лето проходит и вправду неплохо.
Только вот что-то я этого не обнаружил.
Я пребываю то в лени, а то – в отупенье.
Застят глаза безмятежные сильные травы.
Под литургию по радио – нежное пенье –
выпью с соседом густой – под закуску – отравы.
Это прямая трансляция – прямо из храма.
Ветер кривой в заскорузлой блуждает малине.
Подлинный сад – за оконною крашеной рамой.
Дождь босоногий прошлёпал дорогою длинной.
Славно поют баритоны, басы и дишканты –
облаком светлым плывут на посёлки и веси.
Я будто школьник сижу за постылым диктантом –
паркером Аз вывожу, и старательно – есьм…

* * *
Всё у нас в огороде пучком, всё рядком да ладком:
огурцы, помидоры, укроп… Вон редиска – вторым урожаем.
Пусть жара прокатилась асфальтовым тяжким катком,
поражаюсь земле – как она беспрестанно рожает.
И не чудо какое-то – просто естественный труд.
Поливай ежедневно, поли сорняки – и устроится разум в природе.
Нет дождей? Будем с вёдрами бегать на пруд.
И возделывать землю в любви, в неизбывной своей несвободе.
Будет время. Устало законные снимем плоды.
Не напишут об этом в пожухлых осенних газетах.
Не беда, что волшебных мышей истребили коты.
И останется тыквою тыква, а не золочёной каретой.
Из крыжовника будем варенье густое варить,
конфитюр из смородины – красный, а жёлтый – из сливы.
В очаге кочергой вороша, о погоде с тобой говорить
и закусывать злую зубровку рассыпчатым белым наливом.
Овощная страна по утру золотые откроет глаза.
Царь Горох попечется внутри телевизора – всё о народе.
Но от этого как-то уже не пробьёт ни сопля, ни шальная слеза –
ведь у нас демократия, в нашем саду-огороде.



Евгений Петрович признается, что не может ставить себя в один ряд с такими уральскими поэтами как Виталий Кальпиди и Юрий Казарин. «Но зато я хороший прозаик! И могу это доказать!» В 2012 году Евгений Касимов стал лауреатом литературной премии «Ясная поляна» за книгу «Назовите меня Христофором».

Среди поэтических произведений Евгения Касимова есть и несколько баллад, которые понравились слушателям: про Тауэр и про рыцаря из деревни Авалон.

Юрий Викторович Казарин – поэт, лингвист, профессор филологического факультета УрГУ, родился 11 июня 1955 года в Свердловске. По его мнению, поэзия говорит о трех вещах: жизнь, смерть и любовь. И эти главные темы притягивают к себе все остальные. Целая дискуссия развернулась на тему литературы и поэзии. «Литература – это быстрые деньги, а поэзия – медленные».

«Если прозаик, драматург работают с эмоциями: печаль, тоска, радость и т.д., то поэт – с метаэмоциями. Метаэмоции подразумевают под собой такое состояние, когда невозможно точно определить, в каком эмоциональном состоянии находится человек в настоящий момент. Это глобальное ощущение жизни.

Евгений Касимов пояснил, что поэзия – это больше, чем литература, так же как и духовная музыка больше, чем какой-либо другой музыкальный жанр.

Для слушателей Юрий Викторович прочитал стихотворения, в том числе и из сборника «Каменские элегии».

Сколько времени там, на весле,
капли две — это горькое чудо:
не успеешь привыкнуть к земле,
как пора закругляться. Отсюда
улетать, потому что зима,
убывать, зависая над телом,
в чем-то белом, наверное, белом
или черном, как вечность сама.
Или в чем-то прозрачном, в чем, ах,
нас выносит в небесную дырку.
И — соленые ленты в зубах,
чтобы не потерять бескозырку.

* * *
Дождю со снегом
Мороз проницаем и розов,
но горек расплывчатый вид,
где призрак семи паровозов
дымит в деревеньке, дымит.
И некому утром приехать,
и дров остаётся в обрез,
чтоб выдуть алмазную перхоть
из оцепеневших небес.
И водку ласкают селяне,
и стужей душа восстаёт,
когда переходит сиянье
в зияние снежных высот.
И зябнет у жизни запястье –
до смерти: в канун Рождества
сшибаются страшные части
божественного вещества.
И смерть наполняет значеньем
всё, что не уносит с собой:
то музыку точит мученьем,
то бред возвышает мольбой.
Чтоб выйти из сердца, когда
в своём одиночестве тёмном
иголками сыплет вода
в сосуде мороза огромном.
И космос сжимается в дом
узлами сосны: спозаранку
он вывернет снег наизнанку –
и трогает прорубь ведром...
За богом случается бог,
он тоже не может без бога.
И неба хватает на вдох
и даже на выдох немного.

* * *
Е.

В морозы горький свет: в деревне пахнет дымом,
и на веранде пыль алмазная, когда
вдруг разорвёт бутыль, а воздух невредимым
останется стоять, как в проруби вода.
Без бабочки твой взгляд слоится и порхает –
повсюду снегопад, паденье и полёт.
Но время – это свет, и он тебя вдыхает.
Но вечность – это тьма: она тебя умрёт.
Тесня звезду зрачком, поймёшь в краю убогом:
что, именем своим, пройдя сквозь языки,
Бог остаётся быть двунадесятым богом,
вдувающим озноб в живые позвонки.
И варежку прожжёт алмазная присыпка,
и валенок уйдёт в замёрзший материк.
Когда шагаешь, снег кричит – ещё не скрипка,
и даже на бегу звучит – уже не крик.
На окнах, на садах – повсюду белый дёготь, –
любовь моя слепец, любовь моя беглец:
ей только обнимать, искать, ласкать и трогать,
и очи закрывать всему, что не слепец.
С фонариком луна, и ангел с сигаретой,
как вспыхивает спирт – вот так глядит мороз
и плещет голубым, на кровле непрогретой
наращивая соль земли, морей и слёз.
Твоя звезда – с кулак, и тоже пахнет солью,
как кровь твоя, в тебе нашедшая тупик.
Душа хотела стать звездой, а стала болью,
в которую вошла, как музыка в язык.


Всего просмотров этой публикации:

Комментариев нет

Отправить комментарий

Яндекс.Метрика
Наверх
  « »