Мария Петровых: самая неизвестная из выдающихся поэтов XX века

К 115-летию со дня рождения

Светлана Крючкова, благодаря своему поэтическому проекту, открыла широкой публике малоизвестное имя Марии Петровых.

Мария Петровых редко предпринимала попытки печатать свои стихи. Она чётко осознавала, что её поэзия не отвечает веяниям эпохи. А собратья по перу признавались, что её стихи очень исповедальные, способны дотронуться до самых потаенных уголков сердца. Ее поэзия – это сочетание душевной прямоты, серьезности и чистоты.

Мария Петровых родилась 26 марта (по старому стилю – 13 марта) 1908 года в Норском посаде возле Ярославля. В семье было пятеро детей, она была самой младшей и любимой дочерью в семье. Отец – Сергей Петровых, возглавлял фабрику «Товарищество Норской мануфактуры», мама была домохозяйка. Родной дядя, брат матери, Дмитрий Смирнов, был священнослужителем. Второй дядя, брат отца, Иван Петровых, митрополит Иосиф.

Мария всегда понимала, что её творчество пришлось не ко времени – женская лирика не самый востребованный жанр. Как и многие поэты того времени, на жизнь она зарабатывала переводами. Мария Петровых много переводила из поэзии ближнего зарубежья социалистических стран, но самой главной частью её переводческой деятельности становятся переводы с армянского языка. В Ереване выходит её единственная книга стихов «Дальнее дерево». Это произошло в 1968 году, когда Петровых исполнилось 60 лет. Из названия сборника складывается ассоциация с одиноким деревом, которое стоит вдали от всех и дрожит даже при отсутствии ветра. Но Мария никогда не жаловалась на судьбу, она просто жила и творила.

Сама природа наделила эту женщину чарующей притягательностью,сражающей мужчин без всяких стараний с её стороны. Друзья прозвали её турчанкой. Её собратьям по перу представлялось, что она родилась для того, чтобы были сказаны слова упоения и нежности устами Осипа Мандельштама. Познакомила Петровых с семьёй Мандельштам Анна Ахматова. 

В 1934 г. Осип Мандельштам пишет стихотворение «Мастерица виноватых взоров…», посвященное Марии. Анна Ахматова впоследствии назвала его одним из лучших стихотворений XX века:

Мастерица виноватых взоров,

Маленьких держательница плеч!

Усмирен мужской опасный норов,

Не звучит утопленница-речь.

 

Ходят рыбы, рдея плавниками,

Раздувая жабры: на, возьми!

Их, бесшумно охающих ртами,

Полухлебом плоти накорми.

 

Мы не рыбы красно-золотые,

Наш обычай сестринский таков:

В теплом теле ребрышки худые

И напрасный влажный блеск зрачков.

 

Маком бровки мечен путь опасный.

Что же мне, как янычару, люб

Этот крошечный, летуче-красный,

Этот жалкий полумесяц губ?..

 

Не серчай, турчанка дорогая:

Я с тобой в глухой мешок зашьюсь,

Твои речи темные глотая,

За тебя кривой воды напьюсь.

 

Ты, Мария, – гибнущим подмога,

Надо смерть предупредить – уснуть.

Я стою у твердого порога.

Уходи, уйди, еще побудь. (1934)

 

Дочь Марии Сергеевны, Арина Головачёва писала: «Мама же воспринимала Мандельштама глубоким стариком и никак не могла отвечать на его влюбленность. Она тяготилась его любовью. Боялась его. Она боялась болезненных преувеличений страсти, напора чувств, на которые не могла отвечать.Впрочем, я думаю, что и Осипу Эмильевичу не столько нужны были любовные отношения, сколько необходимо было кем-то восхищаться. Мама считала, что на самом деле он всю жизнь любил только Надежду Яковлевну…»

Его тяга к обоюдности, переросшее в жажду втянуть возлюбленную в супружескую неверность, не оставило Мандельштама даже во время ареста. После многочисленных допросов, Надежда Яковлевна рассказывала, что ей, для того, чтобы она «могла всех предупредить», Мандельштам назвал имена людей, перечисленных им следователю в числе слушателей его стихотворения, написанного против Сталина, а Марию назвал, как человека записавшего стихотворение с его слов.

С самого начала 1941 год был для Марии очень тяжёлым. После 18 лет постоянных арестов и лишений в казахстанской ссылке был расстрелян её родной дядя Иван Семёнович Петровых. Параллельно шла цепь жестоких преследований ещё одного её дяди, протоиерея Дмитрия Смирнова, который скончался в тюрьме. Тяжёлым, но не последним звеном в череде постигших Марию Сергеевну испытаний стала смерть её отца, Сергея Алексеевича в апреле 1941 года. В мае сгорел их дом в Сокольниках, а 22 июня жизнь всей страны обрушилась полностью.

Когда началась Великая Отечественная война, мужа Петровых – Виталия Головачева, который отбывал срок по политической статье, перевели из Медвежьегорска в Соликамские лагеря, недалеко от Чистополя в Татарстане. Сюда эвакуировалась и Мария с 4-х летней дочерью. Жилось ей сложно. В это тяжелое  военное время Петр Грандицкий, первый муж поэтессы, помогает им материально. Мария Сергеевна писала ему: «Зачем ты так тратишься! Это меня страшно огорчает. Прошу тебя – не присылай мне больше. Ты же себя всего лишаешь». Петр Грандицкий, уже имея вторую семью, всегда оставался верным советчиком, другом и помощником Марии, а Арине отчасти заменил родного отца. Мария с Петром и после развода писали друг другу письма, полные заботы и нежности.

Несмотря на военное лихолетье, Петровых считала, что отношения между людьми стали более сплоченными и открытыми. При помощи Бориса Пастернака в Чистополе прошел её творческий вечер. Стихи Марии Петровых буквально очаровали гостей вечера. Творческим клубом в Чистополе служил Дом учителя, где в неотапливаемом помещении по средам проходили литературные вечера. Здесь 19 мая 1942 года Пастернак лично организовал выступление Марии Петровых. Борис Леонидович сам написал объявление об этом вечере, которое Мария сохранила на всю жизнь. Зал был полностью заполнен, свои стихи Петровых читала с настоящим воодушевлением. Триумф был необычайный, Пастернак, который был ведущим,в какой-то момент воскликнул: «Мария Сергеевна, я Вам завидую творческой завистью!» В этом приукрашивании было искреннее восхищение и желание поддержать её. Могло ли оно не найти отклика в душе той, кто с малолетней дочерью на руках пыталась спасти от голодной смерти отбывающего срок мужа. Опираться приходилось лишь на свои силы, с этим она уже свыклась:

Никто не поможет, никто не поможет,

Метанья твои никого не тревожат;

В себе отыщи непонятную силу,

Как скрытую золотоносную жилу.

 

Она затаилась под грохот обвала,

Поверь, о, поверь, что она не пропала,

Найди, раскопай, обрети эту силу

Иль знай, что себе ты копаешь могилу.

 

Пока ещё дышишь — работай, не сетуй,

Не жди, не зови — не услышишь ответа,

Кричишь ли, молчишь — никого не тревожит,

Никто не поможет, никто не поможет…

 

Жестоки, неправедны жалобы эти,

Жестоки, неправедны эти упрёки, —

Все люди несчастны и все одиноки,

Как ты, одиноки все люди на свете.

 

Вскоре она узнала, что ожидать было уже некого. Последняя посылка, которую Мария отправила своему мужу в ссылку, вернулась. Виталий Головачёв умер от голода. Мария Петровых не сгущала краски, когда писала:

Судьба за мной присматривала в оба,

Чтоб вдруг не обошла меня утрата.

Я потеряла друга, мужа, брата,

Я получала письма из-за гроба.

 

После того памятного вечера слух о её стихах распространился далеко за пределами Чистополя. Восхищение известных литературных писателей разнеслись в разные уголки страны. О Петровых заговорили как о восходящем имени в поэзии.

Тогда же в Чистополе она вошла в Союз писателей, а его председатель Александр Фадеев прислал ей приглашение посетить Москву. Борис Пастернак настоятельно рекомендовал Фадееву подписать с Петровых соглашение на издание книги её стихов. Мария поехала в Москву, и уже здесь, в Союзе писателей с успехом прошёл ещё один её творческий вечер. Но, несмотря на успех, который сопровождал её выступление и рекомендации Пастернака и других писателей, стихи, которые она сдала в издательство «Советский писатель», были отвергнуты как «несозвучные эпохе» и «интересные только очень узким категориям читателей». Свои новые стихи Мария Петровых больше никогда не пыталась издавать, отдавала в издательства только переводы.

Когда Фадеев прочитал стихи Марии Петровых, он отметил их несомненную талантливость, но честно указал, что в них, к сожалению, «нет меты времени». Фадеев, тем не менее, завершает свое письмо М. Петровых просьбой: «Если Вы не возражаете, я прошу Вас прислать в союз на мое имя все, что Вы написали, и присылать в дальнейшем все, что Вы напишете». В сентябре 1942 года Мария Петровых приезжает в Москву по поступившему от Александра Фадеева вызову. Посмотрев в его синие глаза, Мария уже никогда не сможет отвести своего взгляда от них…

 

Назначь мне свиданье

          на этом свете.

Назначь мне свиданье

          в двадцатом столетье.

Мне трудно дышать без твоей любви.

Вспомни меня, оглянись, позови!

Назначь мне свиданье

          в том городе южном,

Где ветры гоняли

          по взгорьям окружным,

Где море пленяло

          волной семицветной,

Где сердце не знало

          любви безответной.

Ты вспомни о первом свидании тайном,

Когда мы бродили вдвоем по окраинам,

Меж домиков тесных,

          по улочкам узким,

Где нам отвечали с акцентом нерусским.

Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,

Но вспомни, что даже на мусорной свалке

Жестянки и склянки

          сверканьем алмазным,

Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.

Тропинка все выше кружила над бездной…

Ты помнишь ли тот поцелуй

поднебесный?..

Числа я не знаю,

          но с этого дня

Ты светом и воздухом стал для меня.

Пусть годы умчатся в круженье обратном

И встретимся мы в переулке Гранатном…

Назначь мне свиданье у нас на земле,

В твоем потаенном сердечном тепле.

Друг другу навстречу

          по-прежнему выйдем,

Пока еще слышим,

Пока еще видим,

Пока еще дышим,

И я сквозь рыданья

Тебя заклинаю:

          назначь мне свиданье!

Назначь мне свиданье,

          хотя б на мгновенье,

На площади людной,

          под бурей осенней,

Мне трудно дышать, я молю о спасенье…

Хотя бы в последний мой смертный час

Назначь мне свиданье у синих глаз.

 

Александр Фадеев стал для Петровых последней любовью. Жгучая, всепоглощающая любовь к знаменитому писателю, который был несвободен… Весной 1956 года Фадеев покончил жизнь самоубийством. Для Марии его уход оказался непоправимой утратой…

К твоей могиле подойду.

К плите гранитной припаду.

Здесь кончился твой путь земной,

Здесь ты со мной, здесь ты со мной.

Но неужели только здесь?

А я? А мир окрестный весь?

А небо синее? А снег?

А синева ручьев и рек?

А в синем небе облака?

А смертная моя тоска?

А на лугах седой туман?..

Не сон и не самообман:

Когда заговорит гроза,

Вблизи блеснут твои глаза —

Их синих молний острия…

И это вижу только я. (1959)

 

На похоронах Александра Фадеева она долго сидела у его гроба. Пастернак, выражая своё сочувствие к её горю, тихо находился рядом.

Маршак, один из немногих, кого Петровых знакомила со своими стихами, жаловался: «Эта женщина – мой палач! Читает мне свои стихи. Я прошу – дайте рукопись! Ручаюсь, я устрою её в издательство. – Ни за что!». В то время его веское имя могло, как бы за руку, провести пишущего человека мимо цензуры, зорко стерегущей советское книгоиздание.

В 1979 Мария Петровых тихо скончалась. Арина Головачёва нашла в столе своей матери много неопубликованного. Стихи вышли в свет, дав богатые всходы, в них прозвучали слова не одной лишь любви, но и гнева, и суда:

 

Даже в дорогой моей обители

За стеной живут … иные жители.

Тише, тише, милые друзья!

В нашей не участвуя беседе,

Любознательнейшие соседи

Слушают, дыханье затая, …

Хоть бы раз промолвить слово резкое,

Хоть бы знать – робею или брезгаю?

Страшно или мерзко тронуть грязь?

Но обходишь эту слякоть липкую

С жалкою прощающей улыбкою,

Сердцем негодующим крепясь.

 

Со всей беспощадностью и строгостью Мария Петровых говорит, о том, о чём страшно было заикнуться вслух:

…А нас еще ведь спросят – как могли вы

Терпеть такое, как молчать могли?

Как смели немоты удел счастливый

Заранее похитить у земли?..

И даже в смерти нам откажут дети,

И нам еще придется быть в ответе. (1938–1942)

 

Мария Петровых не была поэтом одной лишь любовной лирики, как считали цензоры её времени.Своими стихами она сама подвела итог своей жизни:

Не зря, недаром все прошло.

Не зря, недаром ты сгорела,

Коль сердца твоего тепло

Чужую боль превозмогло,

Чужое сердце отогрело.

Вообрази — тебя уж нет,

Как бы и вовсе не бывало,

Но светится твой тайный след

В иных сердцах... Иль это мало —

В живых сердцах оставить свет? (1967)

 

В XXI веке наконец-то пришло признание Марии Петровых как поэтессы. Издательство «ЭКСМО» в 2013 году начало выпускать серию «Великие поэты мира». Сборник Марии Петровых вышел в этой серии тиражом 4500 экземпляров. Издание это было моментально раскуплено.

 

Использованные источники:

http://litbook.ru/article/9491/

https://7iskusstv.com/2016/Nomer7/Stepanova1.php

https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%9F/petrovih-mariya-sergeevna/stihi/2

https://stihi.ru/2017/07/03/7515

https://tunnel.ru/post-mariya-p-e-t-r-o-v-y-kh

https://ik-ptz.ru/physics/naznach-mne-svidane-na-etom-svete-muz-a-petrov-stihi-m.html

https://pitzmann.ru/petrowyh.htm

Читайте также Мария Петровы́х – 115 лет со дня рождения

Ирина Удовицкая, библиотека №32 им. М.Горького