15 апреля — юбилей Эммы Мошковской (1926—1981), ещё одной хорошо знакомой нам всем поэтессы из нашего советского детства. Помните мультики про льва, обиженного долгой стрижкой («Почему у льва большая грива» из альманаха «Весёлая карусель»), про старушек, играющих, когда их никто не видит («Хитрые старушки»), про мальчика, обидевшего маму («И мама меня простит»). А были ещё пластинка со сказками о козлике «Жил-был на свете серенький козлик» и диафильмы.
Многие её
стихи накрепко врезались в память и стали хрестоматийными. Про пса-жадину,
медвежонка из «Вежливого слова», про хорошую девочку Машу и кашу, про веснушки,
которые всё лето дружили с солнцем, про первую двойку, про ноги и уроки… Помните
—
Я
ушёл в свою обиду
И сказал,
что я не выйду.
Вот
не выйду никогда!
Буду
жить в ней все года!
Не
надо больше ссориться!
А то
и мяч не ловится,
И
книжка не читается,
И дождик начинается…
Чтобы
затеять драку...
Чтобы
дразнить собаку...
Чтобы
крикнуть сурово
Маме
Злые
слова...
Нужно
совсем немного:
Глупая
голова!
Вчера
я был моложе,
Вчера
я был глупее,
И,
что вчера я натворил,
Забудьте
поскорее!
Пёс
шагал по переулку,
Он
жевал большую булку.
Театр
открывается!
К
началу всё готово!
Билеты
предлагаются
За
вежливое слово.
«Ну, теперь-то
всё готово?»
«Нет,
теперь не всё готово.»
«И
теперь не всё готово?!»
«Не
готово. Что ж такого,
Стрижка
только начата!..»
А
Львы с тех пор обижены
Обижены,
обижены,
С тех
пор все львы обижены,
До
половины стрижены!..
А у
меня портфель в руке
С огромной
двойкой в дневнике!
С
тяжёлой двойкой в дневнике!
Все
капризы у Оксанки
Соберём
в большие санки,
Игрушки,
конфеты
Мне
не дарите —
Всё
это, всё это
Вы
заберите
Мне
крокодила,
Такого
живого,
Не
очень большого,
Лучше
купите…
Даже
болеть
надо
уметь.
Ну в
самом деле:
если
уж вы заболели,
если
уж вам это нравится,
плохо
болеть не смейте!
Как
можно лучше болейте!
Чтобы
скорее поправиться!!!
Стихи
Мошковской, как и стихи поэтов её поколения — Токмаковой, Пивоваровой, Сапгира,
запоминающиеся, игровые и разноплановые. В них — и огромный мир детства с его
открытиями, и первые нравственные уроки, и зачатки экологических знаний… Кого
только не встретишь в стихах и сказках Мошковской! И разнообразные животные от
мыши до слона, и птицы, и насекомые, и деревья… Там живут ветер и дождик, солнце
и снежинки, подъёмные краны, дома, люди разных профессий, любознательные и
вредные дети, хитрые старушки… А вот самой Мошковской стать старушкой так и не
довелось. Она прожила только 55 лет, не успев написать и оставить нам ещё
больше замечательных стихов, за лёгкостью которых — большой смысл и философские
размышления.
Эмма
Эфраимовна Мошковская родилась 15 апреля 1926 года в Москве. Отец был юристом,
мать — врачом. Первые впечатления детства — комната в коммунальной квартире, «в
маленьком доме возле Арбата, где тесновато, где небогато...» Девочка росла в
атмосфере труда, сердечного тепла и дружбы. И причастности к большим событиям
времени, трагизм которого чудом обошел её стороной. В семье особенно гордились
братом матери — Я. Д. Мошковским. Лётчик-парашютист, человек незаурядного
личного мужества, он участвовал в героическом перелёте на Северный полюс, высаживал
на льдину Папанина и его товарищей, был награждён орденом Ленина. Два других
дяди поэтессы были известными учёными-медиками.
У
маленькой Эммы рано проявились музыкальные способности; она стала учиться
музыке. В 1944 году окончила школу и поступила в музыкальное училище имени
Гнесиных. Отсюда вела прямая дорога в Музыкально-педагогический институт имени
Гнесиных. В 1954 году институт был окончен: в дипломе Мошковской значились две
профессии: оперно-камерная певица (меццо-сопрано) и преподаватель сольного
пения. Выпускница заключила контракт с филармонией в Архангельске, работала на
Севере. Вернувшись в Москву, поступила в оперный хор-студию при консерватории.
Иногда пела сольные партии. В это время стало проявляться её литературное
дарование.
Началось
с шутливых поздравлений в стенной газете, дружеских эпиграмм на сослуживцев.
Поздравления и эпиграммы понравились. Кто-то из певцов попросил быстро написать
слова к новой зарубежной песенке: хотелось спеть, а русского текста не было.
Сделала. Получилось. Попросили ещё раз. И опять вышло. Стихов в детстве читала
мало. Помнила только маршаковский «Пожар» да «Муху-Цокотуху» Чуковского.
Взялась за «всего Маршака», за «всего Чуковского». Маршака и Чуковского
прочитала залпом. Несколько позже — и Даниила Хармса. Выбор чтения не был
случайным: радостное, смешное, детское отвечало внутреннему состоянию.
Мошковскую заворожили многообразные ритмы детских книжек. А собственные
жизненные впечатления уже теснились в голове, настоятельно требуя высказать,
выразить их в слове.
Мошковская
быстро поняла, что ее призвание — именно детская литература. Как то, давая
интервью газетчику из «Московского комсомольца», она сказала: «Я никогда не
была взрослым поэтом. Если я пишу детские стихи, это значит, где-то в своём детстве
не доиграла. И когда пишу для детей, то это я пишу для себя. Счастливое
совпадение, что это нравится детям. Главное в творчестве, по-моему,
искренность. Если детский поэт чувствует свое детство в себе самом... не
присаживается на корточки, то дети поверят ему.» Мошковская стала писать
для детей, потому что видела мир детскими глазами; литература для малышей
оказалась самой удобной формой выявления важнейшего свойства души — детскости.
Из
редакторов первой увидела стихи Мошковской Галина Демыкина, в ту пору тоже
начавшая писать для детей. Увидела в стихах живые, поэтические ростки. Демыкина
посоветовала обратиться в издательство «Детский мир». Издательство было
организовано недавно. Люди, которые там работали, искали новые имена,
вслушивались в еще не услышанные никем талантливые голоса. Стремились открыть в
детской литературе свежий пласт и, не повторяя уже сделанного, пойти своими
дорогами к сердцам маленьких читателей. В издательстве создавалась
книжка-игрушка, книжка-ширма, книжка-раскраска, книжка с пластинкой. Душой
коллектива был главный редактор — Юрий Павлович Тимофеев, обаятельный, умный,
влюбленный в поэзию человек.
«Помню
прекрасно, — вспоминает Мошковская, — как в первый раз пришла к
Тимофееву… показала стихи. Из пачки он молча отложил в сторону почти всё. Я
поняла — ему не понравилось. А сказал он только о том, что нашел хорошего,
задержал в руке одно стихотворение, подчеркнул несколько строчек и заметил:
— Судя по этим строчкам, вы детский поэт.
Удивительный редактор! Я начала писать из благодарности.
И работала без передыху. Не было дня без стихотворения. И меня брала робость.
Мне казалось, что каждое мое стихотворение — последнее, что больше я никогда
ничего не напишу».
В
поэзии начинают писать из любви, из одиночества, из тоски, из страха. Из
разочарования в действительности и даже из отвращения к жизни. Мошковская — из
благодарности!
«Пристальный
интерес был у редакции ко всем новичкам, — вспоминала потом Мошковская. — Просто
золотое время. Книжки рождались у всех на глазах. Тогда вышел «Винни-Пух» в
изложении Б. Заходера... Но недолго пловца поддерживают руки тренера. Из этого «Детского
мира» выплывали мы в большой, взрослый мир. Нас стали приглашать в Детгиз, на
радио и повсюду… Сначала я играла «в стихи». Думала, что это вот-вот пройдёт.
Когда меня начали печатать, я удивлялась, не верила. Мне было странно. Меня
называли «поэтом», а я чувствовала себя самозванкой. Да и сейчас я не столько
поверила в это слово, сколько привыкла к нему».
В тот
год — 1960-й — Мошковская готовилась поступать в театр. Ежедневно репетировала
по многу часов. А тут хотелось с раннего утра сесть за стол, сосредоточиться на
поисках нужного, единственно верного слова... Надо было выбирать между пением и
искусством слова. Мошковская выбрала поэзию. Она стала писать стихи для детей,
вложив в них и свой музыкальный певческий дар и талант педагога. Начались
выступления, встречи с детьми, поездки в школы, детские сады, пионерские
лагеря. Читала Эмма, переполненная восторгом, охваченная счастьем. Ее голос
записан на пластинках, но они не передают её огромного обаяния.
Литературная
работа полностью заполнила жизнь. Первые строки Мошковская написала в конце
50-х годов. В 1962 году вышли книжки — сразу восемь: «Дядя Шар», «Шла дорогой
крынка», «Зевота у бегемота», «В путь, в путь, в путь!», «Вежливое слово», «Разоделся
народ», «Приходите, приходите в этот дом!» и «Не пора ли на урок?». Ни одна из
этих книжек, однако, не была первой. Самая-самая первая книжка Мошковской — «Жадина»,
— подписанная к печати ещё в 1961 году, «задержалась» в типографии и вышла,
датированная 1963 годом. Когда она попала в руки читателей, они уже знали имя
поэта — как-никак у Мошковской к тому времени было восемь разноцветных книг. В
стихах Эммы Мошковской зазвучал голос самого ребёнка, слитый с авторским «я».
Непосредственное «я» ребёнка впервые раскрылось столь полно, ярко, чрезвычайно
эмоционально, даже экспрессивно. Взрослая «тётя Эмма» стала писать для детей,
потому что главным свойством души оказалась детскость, потому что видела мир
детскими глазами.
Кто
для детей сочиняет стихи?
Может
быть, — старые старики?
Нет,
не бывает такого на свете —
Стихи
для детей
сочиняют
дети.
Бывает
ребёнок седой.
Бывает,
он — с бородой.
С большой-большой-пребольшой! Хотя
он
всё равно — дитя.
В
1962 году стихотворные сказки Мошковской показали восьмидесятилетнему Корнею
Ивановичу Чуковскому, и он отозвался о них с похвалой. Хорошо встретила её
первые книги пресса. Журнал «Вожатый» рассказал биографию поэта и пожелал
доброго пути. «Учительская газета» писала: «Кажется, что она смотрит на мир
сквозь свой волшебный кристалл. Этот кристалл увеличивает предметы,
раскрашивает их в яркие цвета и расширяет границы окружающего. ...окружающие
предметы разговаривают в стихах Э. Мошковской с маленькими читателями. Они
раскрываются, как чудеса». Признание пришло к Эмме Мошковской быстро.
Обаяние поэта покорило и читателей, и редакторов, и товарищей по перу.
Ирина
Токмакова вспоминает: «Я знала Эмму Мошковскую с юных лет. Мне всегда
казалось, что у неё в глубине, где-то там, что условно называется человеческой
душой, живёт певчая птица. Она и в обычном, буквальном, смысле слова любила
петь. У неё был красивый голос, и образование у неё было музыкальное. Но постепенно
птица эта запела по-новому. У неё стали рождаться весёлые и печальные, забавные
и смешные стихи, адресованные детям. Всё видела и подмечала Эмма Мошковская,
наблюдая зорким своим зрением, всё любила — дома и деревья, огромные
краны, строящиеся дома, робкий деревенский дождичек, птиц и зверей. Она любила
детей, умела входить в их мир, радоваться тому, что их радует, и огорчаться их
огорчениям. И они никогда не казались ей менее важными, чем серьёзные взрослые
переживания. Почитайте стихи Эммы Мошковской. Ласково и радостно встретят тебя
добрые стихи настоящего поэта».
«Я
была редактором первых книжек Мошковской, — вспоминает Элеонора Стейченко.
— Стихи Эмма приносила в авоське. Стихов была тьма-тьмущая. Ей самой
нравилось решительно всё. Слова, разбитые по слогам, как в нотах...
Редактировать Мошковскую? Я быстро поняла: её можно только отбирать.
Экспансивная Эмма способна была вдруг зарыдать, запеть, захохотать... Однажды
она неожиданно бросилась мне на шею. Рядом был мой муж, он спросил потихоньку: «У
вас все такие сумасшедшие?» Потом она стала работать в других издательствах и,
думаю, делала что-то и по заказу, хотя это было противно её природе. В первых
книжках Эммы — её подлинные, ничем не искаженные ритмы: «— Эй, (Тихон)! Где ты,
(Тихон)? — Здесь (Тихон). (Тихон) впихан! (Вдруг) какая-то старушка, (вдруг)
увидела в окошке (двадцать восемь мчащихся (мчащихся) учащихся!» («Поехали»).
Направление Эмме как бы подсказали Хармс и Введенский, но в принципе она ни на
кого не похожа, ее голос узнаваем. За ним большая филологическая культура.
Помню, как в Доме детской книги читали молодые — Токмакова, Мошковская, Сапгир,
по-моему, Холин... На встрече присутствовала Барто. Эмма читала с огромной
искренностью, произвела на всех впечатление. Ждали, что скажет Барто. Но Барто
про неё не обмолвилась ни словом. Эмма не удержалась, подошла к Агнии Львовне: «А
что вы скажете про меня?» Барто сухо ответила: «Я вас не знаю». Эмма изменилась
в лице. Она была обескуражена...»
Через
несколько лет — в январе 1967 года — Мошковская вступила в Союз писателей. Её
рекомендовали поэты — С. Маршак, О. Высотская, Я. Аким. «Эмма Мошковская,
— написал в письме в Союз писателей С. Маршак, — один из наиболее одаренных
молодых поэтов, пишущих для детей. У неё есть то главное, что нужно детскому
поэту, — подлинная, а не наигранная весёлость, поэтическое воображение,
музыкальность, умение играть с детьми, не подлаживаясь к ним. Стихи её, печатавшиеся
в журналах и выходившие отдельными книжками, позволяют ждать от нее многого».
Ожидания замечательного мастера не оказались обманутыми. За тринадцать лет
работы в детской литературе Мошковская сделала немало: её творческого багажа
иному автору хватило бы на целую литературную жизнь. Десятки её книг,
диафильмов, пластинок разошлись по стране и понравились!
Выходили
одна за другой книги: «Андрюшкины игрушки», «Кувшин — расписная рубаха» («Детский
мир», 1963), «Дождик вышел погулять», «Как машина в кубики играет» (Детгиз,
1963), «Жуколень», «Слушай, дождик!» («Детская литература», 1964), «Первый
планёр» («Малыш», 1964), «Люблю, когда утро» («Советская Россия», 1964), «Сто
ребят — детский сад» («Малыш», 1965), «Акварели» («Музыка», 1965), «Земля
кружится» («Детская литература», 1966), «Зяблик согрелся», «Все растет» («Малыно,
1967), «Подарки в парке» («Советская Россия», 1967), «Когда садится солнце» («Детская
литература», 1967), «Тень и день», «Веселый магазин», «Я нарисую солнце» (там
же, 1968), «Я со звёздами рядом» («Музыка», 1968), «Как лягушки научились
квакать», «Гав-гав» («Малыш, 1968), «Как жираф пошел в школу» («Детская
литература», 1969), «Музыкальные картины» («Музыка», 1969), «Как кувшин по воду
ходил», «Дерево лютик» («Малыш, 1970), «Цыплёнок шёл в Куд-кудаки», «Вперёдсмотрящий»,
«Дом построили для всех» («Детская литература, 1970), «Жил-был на свете
серенький козлик» (там же, 1971), «Про Митю и про всех» (там же, 1972), «Вежливое
слово» (там же, 1974). «Лесной оркестр» («Малыш», 1975). Три книжки-игры
сочинила Мошковская для будущих учеников: «Мы играем в магазин», «Мы играем в
поезд», «Мы играем в школу». Каждый мог поиграть «во взрослых», стать то
продавцом, то машинистом, то учителем.
Её
книги целое двадцатилетие — с начала 60-х до начала 80-х годов — регулярно
выходили в издательствах «Детская литература», «Малыш, «Советская Россия». Они
отразили духовную, эмоциональную жизнь нескольких поколений детей и родителей
и, в свою очередь, питали, обогащали эту жизнь высшими человеческими
ценностями, идеалами благородства, дружбы, взаимопомощи, трудолюбия, атмосферой
неподдельного оптимизма, доброго юмора.
Эмма
Мошковская была чистым человеком, добрым энтузиастом бескорыстия и дружбы. В
ней сочетались застенчивость и энтузиазм. Она не просто была бескорыстной, она
жила и работала для того, чтобы в жизни этого самого бескорыстия стало
побольше. Чтобы моль не съела вежливые слова, которыми полна копилка народная.
Чтобы мы не разучились быть на стороне слабых, брошенных, несправедливо
обиженных. Попавших в беду. Всех их готов пожалеть и приютить дом Эммы
Мошковской.
Может,
война виновата, что Эмма была одиноким человеком. Кто, зная это, прочитает
стихи о подъёмном кране:
Сколько
он строит домов!
И все
получают кров.
А
своего все нет у него.
Видно,
пока не доходит рука, —
тот
увидит не только поэтическую шутку и улыбку, но и тайную грусть. Это становится
особенно ясно, если прочитать другое стихотворение, словно записанное на полях
у первого;
Подъёмный
Кран,
он
устает.
Кто
перед сном
ему
песню споет?
Тому,
кто большой,
до
поднебесья,
тоже
нужна
колыбельная
песня.
И
все-таки Эмма Мошковская редко жаловалась на одиночество. Да и можно ли назвать
жалобой трогательные строчки, предлагающие дружбу веточке: «Веточка, хочешь в
мой дом?.. Хочешь, вдвоем расцветём?» Она была сильна памятью детства, ребячьей
любовью. Вниманием товарищей. Детей у Эммы Эфраимовны не было, но она дружила с
ребятами из интерната, выступала перед ними (а стихи она декламировала
замечательно), дарила им выходившие то и дело сборнички своих стихов, с
интересом читала детские сочинения. Долгие годы Эмма Мошковская регулярно
публиковалась в детской газете «Неделька». Поэтесса даже придумала рубрику — «Клуб
«Разговор по душам». Юные читатели писали ей письма, спорили, соглашались,
спрашивали советы по разным поводам, случаям и происшествиям. Поэтесса отвечала
им стихами, рассказывала смешные и печальные истории, принимала участие в
жарких ребячьих дискуссиях.
Ирина
Токмакова сравнила стихи Мошковской с домом, в котором не заперты двери: «Этот
дом без стен и крыши, открытый ветру, солнцу и дождю, людям, зверям и птицам, —
её поэзия». «Дом построили для всех» — так называлась одна её книга. Или
вот маленький рассказ про Митю, который пришёл с мамой в детский сад. С какой
твёрдостью и гордостью говорят дети новичку: «…Это наш дом...» Создавая свой
дом-метафору, Эмма Мошковская стремилась выразить главные и — одновременно —
сокровенные мысли о жизни. Её милый безымянный персонаж — «один человечек»
решил построить дом. Строительство он начал очень странно: с крыльца. Но
крыльцо казалось человечку самой важной частью дома: он уже видел, как на
крыльцо подымаются гости.
Он
построил сначала крылечко,
Чтобы
каждый войти к нему мог.
Тут строительство
пришлось прервать: на крыльцо был израсходован весь строительный материал.
К
сожаленью, тому человечку
Не
хватило на стены досок.
Человечек
огорчался недолго: он был поэтом. И верил, что жизнь всё равно прекрасна.
Человечек
не ошибался
Небо
крышу ему подарило,
И
стеной был кудрявый лесок.
Ничего,
что ему не хватило,
Не
хватило на стены досок
По
утрам к нему солнце входило,
Выпивало
росистый квасок.
Хорошо,
что ему не хватило,
Не
хватило на стены досок!
Эмма
Мошковская создала свой образ дома: дом — символ бескорыстия, гостеприимства,
любви к живому, дом-крылечко. Он вовсе не мал, этот дом, не тесен: крыша у него
— небо, а стена — лесок.
В
70-е годы Эмма Мошковская пополнила свою творческую копилку несколькими
сценариями для мультипликационных фильмов, а также двумя грампластинками с
записями стихов. Её новые книги по-прежнему пользовались большим успехом у юных
читателей. Помимо стихов Э. Мошковская еще сочиняла сказки. Не волшебные, а
мудрые. В них она как бы преподавала маленьким читателям своеобразные уроки
человечности. Сказки Эммы Мошковской про Ослика и Козлика, некоторых других
персонажей: про Слона, Цыплёнка в клеточку в зелёной кепочке, Медведя, Речку.
Автор создала эти истории в стихах, перемежающихся с текстом, который часто всё
равно читается с рифмой и стихотворным темпом. Сколько замечательных мудрых
мыслей, обращённых к детям, умеющим улавливать скрытую суть, или взрослым.
«Суслик,
который хотел быть похожим на человека». Суслик надел на себя брюки, рубашку,
пиджак, очки, но на Человека все равно не был похож. Похожим на Человека его
сделал добрый поступок. «Великан». Сказка про Великана, который был очень
необычным Великаном: он был маленьким Великаном. Ему никто не верил и все
смеялись над ним. «Доктор в знакомом халате» — Сказка о том, что человеку
иногда бывает очень плохо, хотя у него ничего не болит: ни ухо, ни зуб, ни
живот, ни ноги. Это значит у человека болит душа, а вылечиться поможет МАМА. «Как
Жираф пошёл в школу». Сказка про Жирафа, который не ходил в школу, и из-за
этого его жизнь становилась все трудней и трудней: он никак не мог понять как
на свете все устроено. «Кот На Стене». История про Кота, который пообещал не
сходить с места, если мальчик, который живет в этой квартире, когда-нибудь
скажет спасибо после обеда. «Кто самый добрый». Сказка про Маленькую Беленькую
Собачку, которая переживала за зверей, которым было плохо. Она их утешала,
подбадривала. И все это она делала от доброты своего сердца. «Кто ужалил Слона».
Сказка про дружбу. Жил-был Слон, он был очень сильный и легко мог вытерпеть
укусы пчел, ос, змей и скорпионов. Но однажды его друг Суслик сказал, что
больше никогда не придет к нему. «Митина память». Сказка про мальчика Митю,
который потерял память. Он забывал почистить зубы, помыть руки и много других
вещей. Мама с папой решили пойти и купить ему немного памяти. «Самый счастливый
Остров на свете». Сказка про один Необитаемый Остров, который был красивый, но
очень печальный Остров, потому что ни один, ни один человек на нём не обитал. «Сказка
про букву П». Сказка про все цифры и буквы, которые решили построить дом и
поселиться всем вместе, чтобы видеться каждый день. Они построили хороший дом,
но, когда пришли в него, оказалось, что в заборе нет ворот. «Шел Бегемотик».
Сказка про Бегемотика, которому было скучно одному. Он смотрел на муравьев,
пчел, кроликов, цыплят, котят, им было весело вместе. Но он думал, что много
бегемотиков будут издавать много шума. «Давайте не будем бояться таких
выражений, как «воспитание души», — призывает Мошковская, обращаясь к
воспитателям. Сама она не боится. Её лучшие сказки — «Жадина», «Захотелось в
полет бегемоту», «Слон и его настроение», «Нерешительный трамвай» — и
развлекают, и воспитывают.
Помимо
стихов она писала прозу, рассказы, занималась переводами. Стихи Мошковской
переведены на английский, французский, немецкий, сербский,
монгольский, эстонский и другие языки, их знают дети во многих странах.
Отдельной книжкой в переводе Мошковской вышло стихотворение Юлиана Тувима «Паровоз»
(«Детская литература», 1965 и 1973). Мошковская — автор более 40 поэтических
сборников для детей, рассказов, сказок. Многие из них стали диафильмами,
записаны на пластинки, легли в основу мультфильмов:
«День
загадок» (м\ф, 1987), автор текста
«Хитрые
старушки» (м\ф, 1980), сценарист
«Цыпленок
в клеточку» (м\ф, 1978), сценарист
«Клоун»
(м\ф, 1977), сценарист
«Козлик
и его горе» (м\ф, 1976), сценарист
«Почему
у льва большая грива?» (м\ф, 1976), сценарист
«Бегемотик»
(м\ф, 1975), сценарист
«И
мама меня простит» (м\ф, 1975), по стихотворению Э. Мошковской
«Козлик
и ослик» (м\ф, 1974), сценарист
Благодаря
музыкальности и ритмичности многие стихи стали песнями: «Двойка», «Окно», «Тараторы»,
«Это осень виновата» и др. Песни эти, написанные еще советскими композиторами,
до сих пор исполняют «звёзды» отечественной поп— и рок-музыки (например, Федор
Чистяков и Сергей Мазаев).
В
последние годы жизни Эмма Мошковская стала чаще ощущать полный упадок сил из-за
нарастающих проблем со здоровьем. Она практически не сочиняла ничего нового —
дописывала, редактировала начатые когда-то стихи, ставшие позже основой
посмертных сборников «Хорошие вести», «Дедушка Дерево».
Леонид
Яхнин: «Бывают такие певчие птички, которым все нипочем. Холодно, а она
чирикает. Дождь, мерзкая погода, а она знай чирикает. Ее посади в клетку, она и
там беззаботно чирикает. Что и как она чирикает, безразлично. Главное,
чирикать, чирикать и чирикать. Со стороны Эмма Мошковская могла показаться такой
певчей птичкой. Тем более что по профессии она и была певицей. Да и стихи ее,
казалось, лились на бумагу слово за словом, строка за строкой сами собой. Эмма
писала много и, на первый взгляд, легко. На самом деле и жизнь у нее была не
сладкой, и уж беззаботной певчей птичкой никак ее не назовешь. Просто все стихи
Мошковской, даже не совсем удачные, всегда были настоящей поэзией, которую
вдыхаешь, как воздух.
Есть такой писательский дом творчества «Малеевка» в Рузе
под Москвой. Там вдоль дубовых аллей по засыпанным желудями дорожкам много лет
тому назад мы частенько прогуливались с Эммой. Она, еще сравнительно молодая,
тогда уже была очень больна. И мы как раз говорили о «птичках». Эмма
жаловалась, что ей трудно писать что-то новое, мешает болезнь. И она просто-напросто
пытается дописать недоконченные строчки брошенных стихотворений. Ведь она, эта
певчая птичка, не могла не петь! И тогда я на ходу, ей в утешение, стал
выдумывать теорию о том, что каждому отпущено столько, сколько отпущено. И всю
жизнь мы выпускаем этих дарованных нам «птичек» на волю. Счастье, если она
успела выпустить их всех до одной. Она смеялась над моей доморощенной теорией,
и мне казалось, что удалось отвлечь ее от мрачных мыслей. Но вдруг Эмма
сказала:
— Завтра
уезжаю.
А ведь оставался еще месяц ее житья здесь! И вот наутро
приехала машина. Грустная Эмма Мошковская в большом берете, который был так ей
к лицу, стала прощаться. Мы, несколько ее друзей, вываливших на ступеньки дома,
старались веселить ее, как могли. Но шутки получались печальными и неудачными,
словно все что-то предчувствовали. И тогда Эмма своим мелодичным голосом
произнесла:
Что вы смеетесь?
Что вы смеетесь?
Ведь я уезжаю,
А ВЫ остаетесь!
И тут же, изменив интонацию, закончила то последнее
стихотворение, которое я от нее услышал:
— Что
мы смеемся?
Что мы смеемся?
Ведь ТЫ уезжаешь,
А мы остаемся…
И верно. Мы остались, а ее вскоре не стало.»
Эмма
Мошковская работала в детской литературе не слишком долго — около двадцати лет.
Но сделала немало. В последние годы жизни Мошковская мечтала издать взрослую
книжку стихов «Лес моего детства» И хотя книжка не вышла, в целом литературную
судьбу поэта не назовёшь несчастливой. Поэтесса умерла 2 сентября 1981 года в
возрасте 55 лет. С мемориальным очерком о Мошковской выступила в 1983 г. Юнна
Мориц, назвавшая её Музой Детства.
Милые,
добрые, стихи Эммы Мошковской все с глубоким смыслом. Каждое стихотворение
поэтессы — открытие мира: чудесного, полного тайн и красоты, где живут самые
добрые чувства. Поэтические произведения Мошковской музыкальны, ритмичны,
динамичны и одновременно созерцательны, в них лирика и непосредственность
чувств соединяется с мудростью и философией. Эмма Мошковская очень любила
природу: и деревья, и цветы, и животных, и птиц. О природе она говорила как о
живом человеке. Дерево в стихах Мошковской становилось дедушкой, кошка умела
разговаривать, Земля могла заболеть, также как человек. Как поэт города и
городской по рождению человек, Эмма Мошковская очень трепетно относилась к
природе. Она радуется, что дороги на окраинах асфальтируются и улица будет «в
асфальте щеголять», и все же просит:
Только
знаете что, давайте...
давайте
оставим немного земли,
чтобы
забыть её мы не могли!
У
Мошковской нет стихов о природе в традиционном смысле — нет картин природы,
пейзажной лирики. Но вдруг в романтическом стихотворении, раскрывающем мечту
ребёнка «достать звезду», сверкает метафора: «Подхвати меня, клён, рукой». «Рука
клёна» — удивительно современная, трепетная, «экологическая» метафора,
напомнившая об изначальном родстве, общности человека с природой, природности
человека. Как будто у поэта нет нужды специально рассказывать ребёнку о природе
— они едины. Символический, обобщённый образ Природы создаёт Эмма Мошковская в
стихотворении «Дедушка Дерево» (1964), своего рода образ Мирового Дерева, Древа
жизни вводит в детскую поэзию. Все спешат к Дедушке Дереву: жучище, свиристели,
белка, и всех их он качает своими «большими зелёными добрыми руками». Подобное
очеловечивание природы, сходное с фольклорным, воспитывает в детях
экологическое сознание не меньше, чем познавательная литература.
Какой
бы жизненный материал ни брался ею — а писала она о жизни большого города,
природе, труде, учёбе ребят, — все было пронизано человеческими чувствами. Душевная,
эмоциональная жизнь дошкольника, первоклассника, школьника была главенствующей
темой её стихов. Эмма Мошковская останется прежде всего как детская поэтесса.
Искренняя и самобытная. Понимающая детей и умеющая писать о детстве. В отличие
от многих поэтов, воссоздающих в поэтической форме воспоминания и ощущения
детства, Мошковская жила и чувствовала с детской непосредственностью, а ее
стихи становились своеобразным лирическим дневником. Сугубо детское чувство
жизни, уникальный дар перевоплощения в ребенка с его специфическим восприятием
мира — отличительная черта творчества Мошковской, которую не случайно считают
создательницей психологической детской лирики.
Любимый
герой Э. Мошковской — маленький романтик, для которого окружающий мир полон
приключений и чудес. Он наделен особым «зрением души», а потому легко вступает
в общение со старым грузовиком, маленькой речкой, муравьями, «танцующими после
работы» пчелами, даже ветром. Силой своей фантазии лирический герой Мошковской
легко может преобразить обыденную действительность: так, хмурый город станет
веселым и разноцветным, если раскрасить дома в яркие цвета («Будут хмурые
смеяться!»), зимний пейзаж превратится в весенний, если посмотреть на него в
зеленое стеклышко («Я видел зеленое солнышко»), а обычный двор станет
джунглями, где живут тигр и питон. К сожалению, только взрослые не всегда
способны разделить радость детских открытий: мама ругает сына за оборванную
бельевую веревку: «Но я-то знал: она — змея, а не веревка для белья!» Главные
герои этих произведений — дети. Они удивляются, радуются, переживают,
спрашивают. Уши мыть или не мыть? Почему осенние листья падают, разве они
тяжелые?
Тема
нравственного воспитания всегда волновала Эмму Мошковскую. Почему дети бывают
жестокими? Почему они способны обижать тех, кто любит и заботится о них? Мягкий
юмор избавляет её поэзию от нравоучений, назиданий, упрёков. Стихи про Юлю, как
и песенка о бульдоге, принадлежат к лучшим страницам творчества Мошковской.
Когда Юля била по кастрюле, её ничто не могло унять: головная боль бабушки,
дедушки и соседушки не принималась во внимание. Но вот стали Юлю уговаривать
иначе: «Говорили Юле разные слова: что у зайчика болит голова, что у белочки
болит голова, и у куклы Маши, и у куклы Даши, и у маленькой куклёнушки — у
Алёнушки... Родители, внимание! Не уговаривать, не увещевать надо малыша — куда
проще переключить его внимание с одной игры на другую. Вроде бы это
общедоступно, а сколько мам и пап изводят и себя, и детей, не умея создать
вокруг них атмосферу сказки.
У
Мошковской есть и героические персонажи. Цыплёнок отправляется в путешествие.
Стоит ему упасть духом, его поддерживают друзья («Цыплёнок шёл в Куд-кудаки»).
Мальчик мечтает о корабле, о морской службе: «И ночью спать я не буду, на вахте
стоять я буду! Вы ночью спокойно спите. Возьмите меня, возьмите» («Вперёдсмотрящий»).
Тихого-тихого человека все считают трусливым, да и сам он уверен в этом. Но в действительности
он смел! И уж конечно, храбрее хвастливого-хвастливого («Смелый и трусливый»). Мужество
нужно человеку всегда, в любом возрасте. И взрослому, и ребёнку. Признать
ошибку, например, умеет не всякий. Детскому поэту известно, как нелегко ребёнку
пройти десять-двенадцать шагов в соседнюю комнату, чтобы сказать маме «Прости...»
Герой поэта отправляется в этот путь («Трудный путь»). А иногда надо и
взрослому попросить прощения у ребёнка.
Нашим
детям именно сейчас нужна поэзия Эммы Мошковской. Устремляющая на добрые дела,
самосовершенствование, воспитание воли, безоглядно эмоциональная, она с лукавой
улыбкой осуждает жадность, говорит о своём презрении к ябедам и предателям,
славит дружбу и товарищество. Стихи «зарядят» детей позитивными эмоциями и
каждое из них будет являться своеобразным поэтическим открытием для ребёнка. Они
останутся в памяти ребёнка надолго и будут продолжать учить дружить, улыбаться,
быть искренним, вежливым, добрым. Каждый, кто прочтет ее книгу, станет богаче. Чистый,
звонкий голос Эммы Мошковской слышен нам и сегодня.
Ольга
Корф: «Детство по Мошковской — это счастливый остров, на котором опять
становятся целыми поломанные игрушки и разбитые чашки, а мама там не сердитая…
Дети в ее стихах — многогранные личности. В замечательном стихотворении «Жил на
свете человечек» она воспевает открытость сердца, умение дружить: его герой
находит 12 дощечек и решает построить дом, но хватает только на крылечко.
Правда, «небо крышу ему подарило», одной из стен стал «кудрявый лесок», но даже
лучше, что «не хватило на стены досок»: все могли зайти в гости — звери, птицы,
майский жук… А самое главное: «Хорошо, что на крепкие двери, не хватило на
двери досок!». В ней было море энергии, как в герое другого ее стихотворения: «Отойдите!
Я — машина! И внутри меня — пружина!» Постепенно герой ее становится старше,
новая радость приходит, когда он «дотянулся до книжек», потом он пойдет в
школу, а потом вообще вырастет. Но в нем, как и в самой Мошковской, останется
тот самый ребенок, который богаче любого взрослого, потому что у него есть
сокровища, которые дороже знаний, тем более, дороже денег и которые нормальный
человек не променяет ни на что:
У взрослых — очки,
большие портфели,
такие огромные гири — гантели,
приемник, который на шею надет.
А такого красивого стёклышка
нет!
Все у них есть —
И часы, и браслет…
А такого красивого стёклышка
нет!
Через всю жизнь пронесла Мошковская свое волшебное
стеклышко, которое делало мир прекрасным.»
Марина
Аромштам: «…Разговор об Эмме Мошковской мне легче всего начать именно с
таких слов: «Когда я была маленькой, я очень любила эти стихи».…Стихи Эммы
Мошковской, поэта, сложившегося в период оттепели, резко отличались не только
от партийно-патриотической родинолюбивой детской поэзии сталинского времени, но
и, к примеру, от поэзии Агнии Барто, которая претендовала на понимание детской
психологии, но, ее «правдивые реалистические детские портреты», мне кажется, во
многом конструировались по заданному образцу «типичного советского ребенка», с
обязательным налетом назидательности. Ребенок в стихах Эммы Мошковской совсем
другой — не столько типичный, сколько странный. С какими-то немыслимыми для
детских персонажей Барто и Михалкова переживаниями и желаниями.
То он решает сделать подарок Луне, заглядывающей в окно («нарядить
мишку в пальтишко», и пусть луна на него глядит!), то просит подарить ему на
день рождения живого крокодила. И уж как бы он этого крокодила любил!
(Крокодила, а не… родину! Мыслимое ли это дело?) А кроме ребенка, в стихах
Мошковской встречаются еще и разные существа, всевозможные слоны и бегемоты,
которым «доверено» быть выразителями все тех же странных человеческих желаний и
переживаний. «Захотелось в полет Бегемоту…» Даже если больше ничего не добавить,
«бегемот» и «полет» сразу сталкиваются между собой. Это ж какое высокое и
совершенно неисполнимое желание — для Бегемота! А ведь в то время «стремление к
полетам» вменялось чуть ли не в обязанность «хорошим детям»: летчики и
космонавты — лучшие советские люди, космонавтика — наше все. В детских садах
воспитатели должны были проводить с детьми ролевые игры в пилотов и
космонавтов, а в школе на вопрос «Кем ты мечтаешь стать, когда вырастешь?» не
было лучше ответа, чем — «космонавтом». Но если ты — Бегемот, то абсолютно
лишен «легкости бытия». Желание полететь противоречит самой бегемотовой
природе. Какие горькие переживания, какое унижение приходится из-за этого
переживать. И читателя накрывает «невыразимой печалью» — раз он почему-то
отождествляется с Бегемотом (а он непременно отождествляется).
Было еще одно совершенно завораживавшее меня в детстве
стихотворение — про серенького Козлика и его бабушку. Начиналось оно так: «У
Козлика не было бабушки, совсем никакой бабушки…» …Почему-то для Козлика было
крайне важно иметь бабушку. Точнее — заполучить себе бабушку. И в его случае
это желание, видимо, было не менее фантастическим, чем желание Бегемота летать.
Но герои Эммы Мошковской удивительно упорны в своих невозможных мечтаниях — и
Козлик решает во что бы то ни стало найти себе «названную» бабушку. Сначала он
приглашает на эту роль крупных животных, которые кажутся ему достаточно
солидными, подходящими по «внешним признакам». Но выясняется, что им это
обидно! Они чувствуют себя молодыми — а их зовут в бабушки. Слониха так и
отвечает (прямо «слышно», как она басит): «Нет, я еще не такая! // Я еще
молодая…»
Когда Козлик уже отчаялся реализовать свою мечту, он
вдруг видит бабочку. Бабочка совершенно не соответствует его представлениям о
том, какой должна быть бабушка. И он обращается к ней со своей странной
просьбой чуть ли не по инерции — потому что только этой просьбой и живет. Но
бабочка… соглашается! Бабочка признается, что уже прожила целый день — а для
бабочки это много. Очень и очень много. Так что до ночи бабочка может быть
бабушкой Козлика. И Козлик (маленький глупенький Козлик!) совершенно счастлив…
А я не могу избавиться от кома в горле. Правда, это
теперь, когда я сама «неожиданно» оказалась в статусе бабушки и понимаю, что
стоит за согласием бабочки. И понимаю, что «развязка» такой истории может быть
только трагической. А в детстве спроси меня, какой конец у этого стихотворения,
и я бы сказала: хороший! Слониха и остальные вели себя не очень правильно. А
вот бабочка — хорошая! Добрая. И кончилось все «хорошо»: заветное желание
Козлика исполнилось…
Эмма Мошковская — настолько свободный поэт, настолько она
сама этот Серенький Козлик, настолько туго натянуты ее стихотворные струны, что
нет нужды бояться даже морали. Это не наставление, нет, — скорее житейская
мудрость. Нет в Козлике безмозглой легкости. Но есть жизнелюбие необычайное. И
подвиг он все-таки совершает, но абсолютно интеллигентским способом —
рассказывая сказки, которые придумывает сам. Волк оказывается невольным
слушателем Козлика:
И слушал, и слушал, и слушал,
не ел!..
Не ел и не пил!
Сказал он: — Козлик, послушай,
ТЫ
МЕНЯ
ПОБЕДИЛ!
Но, может, и не стоит очень уж переживать, что
современные дети не прочтут эти стихи так, как читаю их я, в прошлом — ребенок
шестидесятых. Ведь и я не могу с уверенностью сказать, что Эмма Мошковская
адресовала их «маленькой мне». Может, она и тогда обращалась ко взрослым. Так
что лучший способ втянуть детей в свою орбиту — читать эти стихи им вслух. Но
поэзия Эммы Мошковской, конечно, не только для малышей. И, может, они тоже
что-то запомнят — сами собой и так крепко, что спустя много лет в их памяти
всплывет:
…Какие, какие рассказывать сказки?
Ах, как у Козлика вспыхнули глазки!
…Как это просто! Это приятно!
Это приятно невероятно!»
Ольга
Корф: «Мошковская — поэт самый что ни на есть детский, она писала для
дошкольников и младших школьников, то есть для тех, кто, находясь «в плену у
сказки», отличается поэтическим взглядом на мир, чьи чувства естественны и
открыты, кто ещё не научился управлять своими эмоциями. Отсюда — абсолютная
искренность. Мошковская сама была такой, потому её признания (своеобразные
детские исповеди), переживания и открытия вызывают полное доверие. Голос
ребёнка звучит в её стихах, того ребёнка, который остаётся внутри каждого
взрослого навсегда, только не все продолжают его в себе слышать. Поэзия
Мошковской возвращает взрослым эту способность, благодаря чему те начинают
лучше понимать детей. В этом и есть вневозрастная глубина мироощущения поэта.
…Она жила на своём счастливом острове (так называется
одно из самых замечательных ее стихотворений), где можно покататься на ослике,
где обнаруживается старая пропажа — любимый грузовик, а разбитая чашка оказывается
целой, но главное, там, на этом острове, «...мама была не сердитая!» И вообще
никаких сердитых, строгих и пугающих персонажей в радиусе ста километров от
героя Мошковской не видно. Хотя ее герой — вовсе не «примерный ребенок», а
живой и естественный, настоящий непоседа, для которого постижение мира возможно
только в движении.
…Мощная жизненная сила, бьющая через край энергия
сочетаются в этом ребенке с ежеминутными открытиями. Поэзия, красота,
счастливое движение мира воспринимаются героем как необычайно ценный подарок. В
поэзии Мошковской, как и в нашей Вселенной, постоянно что-то происходит.
…Сказочность, возвышенная лиричность в её поэзии
соседствуют с ироническими размышлениями о сущности детского характера. Игра
игрой, а воспитания никто не отменял. А что такое воспитание? Не окрик, не
нотация, не поучение, а дружеская помощь, внимание и участие. В стихотворении «Жадина»
это участие выражено в легкой ироничной форме: щенок, в котором воплощена одна
из самых неприятных черт любого детского характера — жадность, по ходу развития
действия не исправляется. Он жует свою большую булку, пока она не кончается,
так и не поделившись ни с кем: ни с маленьким Щеночком, ни с Кошкой-Мяушкой, ни
с Лягушкой... Кончается все совершенно логично — при последнем гадании «дать
или не дать?» давать оказывается уже нечего: все сам съел. Смешно? Конечно!
Осуждает автор этого хитроватого пса? Не уверена. Ситуация-то не однозначная:
не делиться нехорошо, но и попрошайничать тоже некрасиво. Однако мудрая
Мошковская выводит мораль далеко за пределы стихотворения: съесть-то он съел, и
мы вроде бы и рады за голодного пса, но ведь в будущем, возможно, с ним тоже
никто не поделится...
…В детях теперь стремятся воспитать не умение дружить, а
умение лидировать и достигать цели. Но это и есть путь к одиночеству и разрыву
связей с миром. Потому что можно иметь все, в том числе и много денег, но
оставаться бедняком из бедняков, потеряв способность видеть и чувствовать
волшебство: в одном из своих стихотворений поэт противопоставляет взрослых, у
которых чего только нет, ребенку, все богатство которого — красивое стеклышко.
Поэзия Мошковской — наведение совсем других мостов: она стремится утвердить
мысль о единстве всего сущего, о важном месте каждого человека в мировой
гармонии. В этом величайшая философская глубина ее поэзии.
Я сперва была сосною,
а потом я стала мною...
И потом я буду чем-то,
буду кем-то,
буду где-то,
может быть, я ветром буду!
Значит, буду я повсюду!
Мною будет свет, вода...
Значит, буду я всегда!»
Источники:
Жукова
И.Л. Поэтесса Эмма Мошковская – детям // Начальная школа, 1997, №5, с.8-10.
Корф
О.Б. Таланты позабыть нельзя / О. Б. Корф// БИБЛИОПОЛЕ. – 2006. – №4. –С.27-33.
Статья
посвящена юбилеям трех современных детских писателей: 80-летию Эммы Мошковской
(1926-1981), 70-летию Юрия Кушака (род в 1936г.) и 80-летию Юрия Дмитриева
(1926-1989).
Приходько
В.А. Дом поэта [Поэтесса Эмма Мошковская // Детская литература. – М.: Дет. лит.,
1975. – С.108-129.
Приходько
В.А. Чистый, звонкий голос: Вспоминая Эмму Мошковскую // Дошкольное воспитание.
– 1990. – №9. – С.78-83.
https://soyuz-pisatelei.ru/forum/51-584-1
Читайте также
Здравствуйте, спасибо.
ОтветитьУдалитьЗдравствуйте! Пожалуйста)
Удалить