Евдокия Ростопчина: Муза двух столиц и первая после Пушкина

к 210-летию русской поэтессы

 

«Меня немного понимали,

немного уважали и,

если можно, много любили!..»

 

Евдокия Ростопчина – русская поэтесса, писательница, драматург, переводчица, меценат. Вошла в историю литературы как одна из немногих женщин, которые имели смелость открыто заниматься литературной деятельностью в середине XIX века.

Так уж сложилось в русской литературе, что именно мужчины были поэтами, драматургами и писателями, а для женщин сочинительство считалось занятием не вполне достойным. В 1831 году в петербургском альманахе появилось стихотворение «Талисман» за странной подписью «Д.С-ва»:

 

Есть талисман священный у меня.

Храню его: в нём сердца всё именье,

В нём цель надежд, в нём узел бытия,

Грядущего залог, дней прошлых упоенье.

Он не браслет с таинственным замком,

Он не кольцо с заветными словами,

н не письмо с признаньем и мольбами,

Не милым именем наполненный альбом

И не перо из белого султана,

И не портрет под крышею двойной.

Но не назвать вам талисмана,

Не отгадать вам тайны роковой.

Мне талисман дороже упованья,

Я за него отдам и жизнь, и кровь:

Мой талисман – воспоминанье

И неизменная любовь!

Современники терялись в догадках, кто же был предметом неразделенной любви и тайной привязанности автора, имя которого вскоре было раскрыто. Им оказалась Додо Сушкова. Так звали в семье дочь статского советника из знатного рода Пашковых, юную Евдокию Сушкову, родившуюся 4 января 1811 года и в шесть лет потерявшую мать. Вместе с двумя братьями девочка росла в Москве в богатой семье своего деда. Она много читала, знала много иностранных языков и с детства выражала свои мысли, переживания и чувства в стихах. Один из свидетелей выступления Додо в какой-то из гостиных записал: «Маленькая м-ль Сушкова читала пьесу в стихах собственного сочинения. Я не жалею, что должен был слушать ее». Но её семья, далекая от литературного творчества, не одобряла этого. И красивая, умная и талантливая девушка чувствовала одиночество, скрывая свой поэтический дар даже от родных, считающих её творчество неприличным.

Друг семьи, князь Петр Вяземский, увидел и переписал из «заветной тетради» Сушковой стихотворение «Талисман» и напечатал его анонимно в Петербурге. Молва о талантливой девушке быстро распространилась, как и её стихи, в которых нравились искренность и музыкальность. Пристальное внимание на барышню обратил начинающий поэт Михаил Лермонтов, посвятивший ей стихотворение «Крест на скале»:

Умеешь ты сердца тревожить,

Толпу очей остановить,

Улыбкой гордой уничтожить,

Улыбкой нежной оживить;

Умеешь ты польстить случайно

С холодной важностью лица

И умника унизить тайно,

Взяв пылко сторону глупца!

Как в Талисмане стих небрежный,

Как над пучиною мятежной

Свободный парус челнока,

Ты беззаботна и легка.

 

Тем не менее, блиставшая на московских балах Сушкова писала на темы, о которых следовало бы молчать. Современников потрясло её стихотворение, посвященное декабристам и воспринятое, как политический манифест. Само название говорило об отношении автора к декабристам, сибирским узникам. Неопубликованное оно ходило в списках и вызвало гнев государя.

К страдальцам-изгнанникам

Соотчичи мои, заступники свободы,

О вы, изгнанники за правду и закон,

Нет, вас не оскорбят проклятием народы,

Вы не услышите укор земных племен!

Пусть сокрушились вы о силу самовластья,

Пусть угнетают вас тирановы рабы, –

Но ваш терновый путь, ваш жребий лучше счастья

И стоит всех даров изменчивой судьбы.

Удел ваш – не позор, а слава, уваженье,

Благословения правдивых сограждан,

Спокойной совести, Европы одобренье

И благодарный храм от будущих славян!

Хоть вам не удалось исполнить подвиг мести

И цепи рабства снять с России молодой,

Но вы страдаете для родины и чести,

И мы признания вам платим долг святой.

 

Все героическое, возвышенное поэтесса читала тем, кому доверяла, ближайшим друзьям – Михаилу Лермонтову и студенту Московского университета Николаю Огареву. Они оба ценили и её поэтический дар, и необыкновенное очарование. Общества с этой изящной, остроумной и обаятельной собеседницей искали самые видные кавалеры Москвы, в том числе и Пушкин, с которым, как и с Лермонтовым, у Евдокии Сушковой завязалась многолетняя дружба.

Но влюбленная в князя Александра Голицина, Сушкова в 22 года вдруг вышла замуж за богатого, но вздорного и циничного графа Андрея Ростопчина, чем очень удивила своих поклонников. Сын бывшего московского главнокомандующего увлекался только женщинами и картами. Ростопчины принимали всех в своем доме на Лубянке, где через сто лет руководство НКВД вершило судьбы жертв сталинского режима.

Графиня Ростопчина стала первой дамой столицы, и её салон посещали выдающиеся музыканты, литераторы, художники и поэты Пушкинской эпохи. Она целиком отдалась поэзии и светской жизни, которая прерывалась частыми путешествиями по России и за границу. Это была страстная и увлекающаяся натура, необычайно добрая, помогающая бедным. Она также была предметом многих сплетен и злословия. Её легкие и звучные стихи ценил Пушкин, Вяземский, Жуковский, Лермонтов.

Многие стихи Евдокии Ростопчиной были положены на музыку Чайковским, Глинкой, Рубинштейном, Алябьевым, Даргомыжским и стали романсами.

 

Тебе одному

Нет, не тогда бываю я счастлива,

Когда наряд, и ленты, и цветы

Блестят на мне, и свежестью красивой

Зажгут в тебе влюбленные мечты.

И не тогда, как об руку с тобою,

Увлечена разгулом молодым,

Припав к тебе вскруженной головою,

Мы проскользнуть сквозь вальса вихрь спешим.

И не тогда, как оба мы беспечны,

Когда наш смех, наш длинный разговор

Оживлены веселостью сердечной,

И радостно горит наш светлый взор.

Счастлива я, когда рукою нежной

Я обовьюсь вкруг головы твоей,

И ты ко мне прислонишься небрежно,

И мы молчим, не разводя очей...

Счастлива я, когда любви высокой

Святую скорбь вдвоем почуем мы,

И думаем о вечности далекой,

И ждем ее, взамен житейской тьмы!..

Счастлива я наедине с тобою,

Когда забудем мы весь мир земной,-

Хранимые свободной тишиною

И заняты, ты мной, а я тобой!..

Счастлива я в часы благоговенья,

Когда, полна блаженства моего,

Я о тебе молюся провиденью

И за тебя благодарю его!

 

В 1836 году семья переехала в Петербург, Ростопчина сразу же вошла в интеллектуальное общество, где её поддерживали самые известные поэты. Большую часть её лирики составляли стихи о неразделенной любви, подкупающие своей сердечностью и искренностью.

Мне суждено, под схимою молчанья,

Святой мечты все лучшее стаить,

Знать свет в душе - и мрак в очах носить!

Цветок полей, забытый без вниманья,

Себя с тобой могу ли не сравнить?..

 

  *   *   *

И больно, и сладко,

Когда, при начале любви,

То сердце забьется украдкой,

То в жилах течет лихорадка,

То жар запылает в крови.

И больно, и сладко.

Не вымолвишь слова.

Немеешь, робеешь, дрожишь.

Душа, проклиная оковы,

Вся в речи излиться б готова.

Но только глядишь и молчишь –

Нет силы, нет слова.

 

В 1839 г. вышла книга повестей Е.П. Ростопчиной «Очерки большого света», в 1841 г. появился ее первый поэтический сборник, получивший восторженные отзывы.

Гость её литературного салона, Петр Вяземский, рассуждая о женской поэзии писал о её стихах: «Какое глубокое чувство, какая простота и сила в выражении, и между тем – сколько женского!». Он называл ее «московской Сафо». Жуковский ценил в ней «истинный талант», а Лермонтов писал: «Я верю, под одной звездою мы были с вами рождены». Но через два года дворцовой круговерти Ростопчина взрывает общество чередой стихов, отрицающих светское общество, где «напрасно ищет взор сердечного привета… когда вблизи, в глазах, кругом лишь все чужие… с полсердцем лишь в груди, с полудушой».

 

Уж надоело мне под пышным платьем бальным

Себя, как напоказ, в гостиных выставлять,

Жать руку недругам, и дурам приседать,

И скукой смертною в молчанье погребальном,

Томясь средь общества, за веером зевать.

 

Графиня Ростопчина хорошо знала цену этим светским развлечениям: еще до замужества в 1832 году она написала стихотворение «Отринутому поэту», где с горькой иронией рассуждала о нравах высшего общества.

Она не поняла поэта.

о он зачем её избрал?

Зачем, безумец, в вихре света

Подруги по сердцу искал?

И как не знать ему зараней,

Что все кокетки холодны,

Что их могущество в обмане,

Что им поклонники нужны.

 

В ней спит душа и не проснётся,

Покуда молода она,

Покуда жизнь её несётся,

Резва, блестяща и шумна.

Когда же юность с красотою

Начнут несчастной изменять,

Когда поклонники толпою

Уйдут других оков искать, –

Тогда, покинув сцену света,

И одинока и грустна,

Воспомнит верного поэта

С слезой раскаянья она.

 

В феврале 1841 года Ростопчина познакомилась у Карамзиных с Лермонтовым уже лично. А в апреле она вместе с друзьями провожала поэта в полк на Кавказ, где он погиб, как и Пушкин, на дуэли: «…пистолетный выстрел во второй раз похитил у России драгоценную жизнь, составлявшую национальную гордость».

 

Не просто, не в тиши, не мирною кончиной, –

Но преждевременно, противника рукой –

Поэты русские свершают жребий свой,

Не кончив песни лебединой.

Лермонтову Ростопчина посвятит цикл стихов:

Но лишь для нас, лишь в тесном круге нашем

Самим собой, веселым, остроумным,

Мечтательным и искренним он был.

О! живо помню я тот грустный вечер,

Когда его мы вместе провожали,

Когда ему желали дружно мы

Счастливый путь, счастливейший возврат:

Как он тогда предчувствием невольным

Нас испугал! Как нехотя, как скорбно

Прощался он. Как верно сердце в нем

Недоброе, тоскуя, предвещало!

 

Еще раньше, в 1837 году, Василий Жуковский вручил ей бесценный для неё подарок: начатую и неоконченную из-за трагической гибели тетрадь стихов Пушкина, который накануне роковой дуэли приходил именно к Евдокии Петровне Ростопчиной, всё понимавшей, чуткой и восхищавшейся его талантом. Близкий друг Пушкина Плетнёв, неравнодушный к Ростопчиной, уверял, что после гибели Пушкина и Лермонтова именно она оказалась первым поэтом страны. В юности она поддерживала декабристов своими крамольными стихами, в зрелости неосторожно позволила усмотреть в её балладе «Насильный брак» сатиру на политические события, связанные с Польшей. Николай I запретил поэтессе появляться в столице. Так, вслед за Пушкиным и Лермонтовым она стала третьим поэтом, гонимым имперской властью. Ростопчина уединилась на три года и поселилась подальше от светских развлечений в деревне с названием «Анна», где она размышляла о судьбе женщины, о любви, о браке, писала стихи, прозу, пьесы. У неё родилось трое детей, из них две дочери были от Андрея Карамзина, сына историка. Но это был мучительный и долгий роман без будущего.

Лишенная домашнего тепла и взаимности Евдокия Ростопчина поддерживала молодых авторов с их новыми тенденциями в литературе, но некоторыми была не понята и отринута. Литературные критики Добролюбов, Белинский, Чернышевский называли её поэзию салонной. Ей приходилось отвечать на их упреки в оторванности от народа, и, защищая своё право быть такой, как есть, она писала: «Я не понимаю вообще, как люди могут питать вражду или досаду друг на друга за то, что не все видят, чувствуют, мыслят и верят одинаково. Терпимость во всем, особенно в области искусства, – вот для меня главное и необходимое условие сближения, приязни, дружбы…»

 

Я не горжусь, что зависть и жеманство

Нещадной клеветой преследуют меня.

Что бабью суетность, тщеславий мелких чванство

Презреньем искренним своим задела я.

Я не горжусь, что и враги явились,

Враги, незнавшие в лицо меня вовек!

Что ложью на меня они вооружились,

Что мне анафему их приговор изрек.

 

Пускай их тешутся. Спокойно, равнодушно,

Иду себе дорогою своей,

Живу, пою, молюсь, призванию послушна,

Вражде ответствую насмешкою моей!

Горжусь я тем, что в чистых сих страницах

Нет слова грешнаго, виновной думы нет, –

Что в песнях ли своих, в рассказах, в небылицах,

Я тихой скромности не презрела завет!

 

Горжусь я тем, что вольнодумством модным

Не заразилась мысль прозревшая моя,

Что смело языком правдивым и свободным

Пред Богом и людьми вся высказалась я!

 

В 1852 году Ростопчина написала роман «Счастливая женщина», в основе сюжета которого – реальная история любви и жизни самой писательницы.

За атрибутами салонного веселья она прозревала трагедии и искалеченные женские судьбы. Предчувствуя гражданскую смуту в обществе, споря со славянофилами и западниками, она почти пророчествовала:

О, проповедники слепые уравненья!..

О, поджигатели общественного мненья!

Прости вам Бог ваш неразумный бред

И человечеству уж нанесенный вред,

И все, что впереди, посеянное вами,

Взойдет погибелью над нашими сынами!..

 

Растеряв поклонников, разоренная мужем, графиня оказалась в изоляции и последние годы жизни, больная раком, жила в Москве, в доме свекрови, в крайне тяжелой обстановке. Перед самой смертью писательницу посетил Александр Дюма, получивший вместо тягостного прощания с ней, прекрасные минуты общения с обаятельной и достойной женщиной, ушедшей в возрасте 47 лет.

Вскоре после ее похорон критик Николай Путята написал о ней: «Вспомним, что, когда она нашла свое стихотворное поприще, французский язык еще господствовал у нас исключительно, и большинство образованных женщин, всех вообще кругов, не в состоянии было написать правильно и свободно несколько строк и почти ничего не читало по-русски. Пример графини Ростопчиной, вступившей так успешно и блистательно на авторское поприще, побудил, вероятно, и некоторых других женщин испытать способности свои на этом же поприще и открыл нам ряд даровитых русских писательниц. Никто, конечно, оспоривать не будет, что имя графини Ростопчиной громко звучало в нашей литературе, и что оно имеет в ней своего рода значение».

Вяземский называл её «апостолом душевных таинств», а Дружинин считал, что «Имя графини Ростопчиной перейдет к потомству как одно из светлых явлений нашего времени...».

Вы вспомните меня когда-нибудь…но поздно,

Когда в своих степях далеко буду я,

Когда надолго мы, навеки будем розно –

Тогда поймёте вы и вспомните меня!

Проехав иногда пред домом опустелым,

Где вас встречал радушный мой привет,

Вы грустно спросите: «Так здесь её уж нет?»

И мимо торопясь, махнув султаном белым,

Вы вспомните меня»!..

 

*      *       *

Когда ровесницам моим в удел даны

Все общества и света развлеченья,

И царствуют они, всегда окружены

Толпой друзей, к ним полных снисхожденья:

Когда их женский слух ласкает шум похвал,

Их занят ум, их сердце бьется шибко, –

Меня враждебный рок здесь к степи приковал,

И жизнь моя лишь горькая ошибка!..

Напрасно я в себе стараюсь заглушить

Живой души желанья и стремленья...

Напрасно зрелых лет хочу к себе привить

Холодные, сухие размышленья...

Напрасно, чтоб купить себе навек покой,

Состариться сейчас бы я готова...

Вперед, вперед и вдаль я рвусь моей мечтой, –

И жить с людьми стремится сердце снова!..

 

Источники:

1. Кашницкий, С. Первая после Пушкина. Шесть московских адресов поэтессы Евдокии Ростопчиной // Аргументы и факты: еженедельник. – 2012. – 28 марта. – URL:  https://aif.ru/culture/person/pervaya_posle_pushkina_shest_moskovskih_adresov_poetessy_evdokii_rostopchinoy

2. Князев, С. «И неизменная любовь». Евдокия Ростопчина // Культурная столица. – 2017.  – 9 сент. – URL: http://kstolica.ru/publ/kultura_iskusstvo/literatura/i_neizmennaja_ljubov_evdokija_rostopchina/47-1-0-912

3. Ростопчина Е.П. – русская поэтесса, переводчица, драматург // Союз писателей. Литературный форум. – URL: https://soyuz-pisatelei.ru/forum/40-777-1

 

Татьяна Мишина, библиотека №10 «Радуга»