Круги ада Александра Солженицына

К 100-летию со дня рождения писателя

Александр Солженицын принадлежит к тем «гонимым» писателям советской эпохи, которых запрещали, клеймили, уничтожали. Но их сочинения расходились в рукописях, читались, несмотря на запреты, передавались из рук в руки. Жизнь писателя и его литературная стезя были тернистыми и трудными, болью судьбы проникнуто и всё его творчество. Книги Солженицына стали потрясением для миллионов людей. Появление в библиотеках в 1989 году номеров журнала «Новый мир» с романом автора «Архипелаг ГУЛАГ» стало событием, превратившим эти номера за отчаянно короткий срок в подобие макулатурной потрёпки. Даже сейчас, взяв в руки сохранившиеся журналы, чувствуешь тот дух жадного прочтения, узнавания и невольного духовного трепета.

Александр Исаевич Солженицын – известный советский писатель, историк, общественный и политический деятель, член Российской академии наук, Нобелевский лауреат, родился 11 декабря 1918 года в городе Кисловодск в семье крестьянина и казачки. Отец погиб во время первой мировой войны. Александр вместе с матерью переехал в Ростов-на-Дону, где учился в школе №25. В старших классах он увлёкся литературой, начал писать эссе и стихотворения, изучал историю, интересовался общественной жизнью. В 1936 году Солженицын поступил в Ростовский университет на физико-математический факультет, продолжая при этом заниматься литературной деятельностью. Университет он окончил с отличием. Ему была присвоена квалификация научного работника II разряда в области математики. В 1939 году Солженицын поступил на заочное отделение факультета литературы в Московский Институт философии, литературы и истории, однако из-за начала войны не смог его окончить.

Во время Великой Отечественной войны писатель служил в 74-ом транспортно-гужевом батальоне. В 1942 году Александра Исаевича направили в Костромское военное училище, по окончанию которого Солженицын служил командиром батареи звуковой разведки

В 1945 году за осуждение политики Сталина Солженицын был арестован по 58-й статье и осужден на 8 лет пребывания в лагерях, по окончании срока отправлен в ссылку в Казахскую ССР. Возвратился в Россию только в 1956 году, но реабилитирован был не сразу. Сначала он жил в деревне Мильцево, преподавал математику и электротехнику в 8-10 классах Мезиновской средней школы. Жизнь Солженицына во Владимирской области нашла отражение в рассказе «Матрёнин двор».

Позже, поселившись в Рязани, он продолжает работать учителем в школе и пишет рассказы «Один день Ивана Денисовича», напечатанный в журнале «Новый мир» в 1962 году, «Случай на станции Кречетовка», вышедший сначала отрывком в газете «Правда», отчего никогда не подвергался критике из-за непогрешимости газеты. Рассказы Солженицына резко выделялись на фоне произведений того времени своей гражданской смелостью. Последующие его работы «В круге первом», «Раковый корпус» подвергались значительному цензурному усечению. В то же время вышедшие через самиздат «Крохотки» проникли за границу, и под названием «Этюды и крохотные рассказы» напечатаны в октябре 1964 года во Франкфурте в журнале «Грани»— это первая публикация в зарубежной русской прессе произведения Солженицына, отвергнутого в СССР. Следом в США вышел сборник «А. Солженицын. Избранное», куда вошли произведения «Один день…», «Кочетовка» и «Матрёнин двор»; в ФРГ в издательстве «Посев» — сборник рассказов на немецком языке. А на родине произведения Солженицына стали отвергать все журналы. КГБ захватывает архив Солженицына, ему запрещают публиковать свои сочинения. В 1968 году Солженицын заканчивает работу над произведением «Архипелаг ГУЛАГ», а за границей выходят «В круге первом» и «Раковый корпус». В России автор издаёт книги через самиздат. Всё это было недопустимо советской идеологией. Солженицын исключается из Союза писателей. А сразу после публикации за границей в 1974 году первого тома «Архипелага ГУЛАГ», Солженицын был арестован, выслан в ФРГ и лишён советского гражданства. За границей Солженицын был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе, и в итоге премия была ему присуждена. От первой публикации произведения Солженицына до присуждения награды прошло всего восемь лет – такого в истории Нобелевских премий по литературе не было ни до, ни после. Писатель подчёркивал политический аспект присуждения премии, хотя Нобелевский комитет это отрицал. Этот факт усугубил травлю со стороны России. Писатель был подвергнут и попытке физического устранения со стороны КГБ, но выжил, хотя долго болел, и продолжал работать. В 1974-1975 годах в Цюрихе собирал материалы о жизни Ленина в эмиграции для эпопеи «Красное колесо», окончил и издал мемуары «Бодался телёнок с дубом», резко критиковал коммунистический режим и идеологию, призывал США отказаться от сотрудничества с СССР.

С приходом перестройки официальное отношение в СССР к творчеству и деятельности Солженицына стало меняться. Были опубликованы многие его произведения, в частности, в журнале «Новый мир» в 1989 году вышли отдельные главы «Архипелага ГУЛАГ». 

Одновременно в «Литературной газете» и «Комсомольской правде» была опубликована статья Солженицына о путях возрождения страны, о разумных, на его взгляд, основах построения жизни народа и государства — «Как нам обустроить Россию». Статья развивала давние мысли Солженицына, высказанные им ранее в «Письме вождям Советского Союза» и публицистических работах, в частности, включённых в сборник «Из-под глыб».

В 1990 году Солженицын был восстановлен в советском гражданстве с последующим прекращением уголовного дела и был удостоен Государственной премии РСФСР за произведение «Архипелаг ГУЛАГ». В 1994 году Александр Исаевич возвращается в Россию. Писатель продолжает активно заниматься литературной деятельностью. В 2006-2007 годах выходят первые книги 30-томного собрания сочинений Солженицына. Последние годы жизни провёл в Москве и на подмосковной даче. В конце 2002 года перенёс тяжёлый гипертонический криз, последние годы жизни тяжело болел, но продолжал писать. Умер Солженицын 3 августа 2008 года на 90-м году жизни. Удивительная жизнь: столько испытаний и такая жизнестойкость.

Самые тяжёлые годы заключения нашли отражение в литературном творчестве Солженицына: в таких произведениях, как «В круге первом», «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг Гулаг» и других.

В рассказе «Один день Ивана Денисовича» автор описывает один день зэка. Казалось бы, жизнь в лагере монотонна и однообразна. Побудка с ударом молотка об рельс, перекличка, тяжёлая работа на сорокоградусном морозе, безвкусная каша-размазня или суп с гнилыми рыбьими костями, снова перекличка и тяжёлый обморочный сон. Но это не так. Даже в такой полной беспросветности есть дни хорошие и плохие. И описанному автором дню Иван Денисович порадовался.

Иван Денисович Шухов, выходец из крестьянской семьи, ушёл на фронт в 1941 году на второй день после начала войны и уже в феврале 1942 года попал в окружение. Питания не было. В коротких перекурах Иван вспоминал, как строгали копыта с околевших лошадей, размачивали эту роговицу в воде и ели. Попал в немецкий плен, но бежал. Чудесное возвращение к своим обернулось обвинением в шпионаже и лагерным сроком в 10 лет. Жизнь в лагере была тяжкой, но выжить хотелось.

«Шухову крепко запомнились слова его первого бригадира Кузёмина – старый был лагерный волк, сидел к девятьсот сорок третьему году уже двенадцать лет, и своему пополнению, привезённому с фронта, как-то на голой просеке у костра сказал:

– Здесь, ребята, закон – тайга. Но люди и здесь живут. В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму уходит стучать». Шухову в этот день нездоровилось, потому и вспомнил слова бригадира. Но за невыход можно и карцер схлопотать, и без пайка остаться. «Дума арестанская – и та несвободная, всё к тому же возвращается, всё снова ворошит: не нащупают ли пайку в матрасе,в санчасти освободят ли вечером. И как Цезарь на руки раздобыл бельё своё теплое, наверное, подмазал в каптёрке личных вещей, откуда ж?»

В одном дне писатель показал систему лагерной жизни. Заключённые примитивным орудием долбили замёрзшую землю под сваи дома, делали кладку из шлакоблока и только поворачивайся, чтобы бетон не застыл. Зэки даже рады были работе, потому что двигались, да время бежало быстрей от кормёжки до кормёжки. А ещё бы схитрить, изловчиться и добыть лишнюю пайку еды, найти в снегу что-то ценное вроде кусочка пилы, сделать ножичек и обменять на кусочек хлеба.

«Засыпал Шухов вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся. Прошёл день, ничем не омрачённый, почти счастливый».

Роман «В круге первом» начинается со звонка, имевшего эффект разорвавшейся бомбы. Советник Министерства иностранных дел набрал номер американского посольства и сообщил о том, что советская разведка похитила у американских учёных чертежи атомной бомбы и на днях эти чертежи будут переданы агенту Георгию Ковалю. Разговор записан советскими спецслужбами, первостепенная государственная задача которых теперь: найти изменника Родины. В разработке: секретная телефония. Нужно по записи голоса установить личность говорившего. Так совпало, что ещё в январе прошлого года Сталин поручил разработать особую телефонную связь: особо качественную, чтобы было слышно, как будто люди говорят в одной комнате, и особо надёжную, чтобы её нельзя было подслушать. Работу поручили подмосковному научному спецобъекту. Им стал Объект Марфино — так называемая шарашка на окраине Москвы. Шарашка названа была Марфинской по деревне Марфино, когда-то здесь бывшей, но давно уже включённой в городскую черту. «Основание шарашки произошло около трёх лет назад, июльским вечером. В старое здание подмосковной семинарии, загодя обнесенное колючей проволокой, привезли полтора десятка зэков, вызванных из лагерей. С тех пор траву давно скосили, двери на прогулку открывали только по звонку, шарашку передали из ведомства Берии в ведомство Абакумова и заставили заниматься секретной телефонией. Тему эту надеялись решить в год, но она уже тянулась два года, расширялась, запутывалась, захватывала всё новые и новые смежные вопросы, и здесь, на столах Рубина и Нержина докатилась вот до распознания голосов по телефону, до выяснения — что делает голос человека неповторимым».

Спецобъект – род тюрьмы, в которой собран со всех островков ГУЛАГа цвет науки и инженерии для решения важных и секретных технических и научных задач. Повезло инженерам и прочим научным сотрудникам, оказавшимся в шарашке: тепло, хорошо кормят, не надо работать на страшных каторгах. В полной эйфории были только поступившие из лагерей новички.

«Вы знаете, Лев Григорьевич, от этого наплыва впечатлений, от этой смены обстановки у меня кружится голова. Я прожил пятьдесят два года, я выздоравливал от смертельной болезни, я дважды женился на хорошеньких женщинах, у меня рождались сыновья, я печатался на семи языках, я получал академические премии, – никогда я не был так блаженно счастлив, как сегодня! Куда я попал? Завтра меня не погонят в ледяную воду! Сорок грамм сливочного масла!! Чёрный хлеб – на столах! Не запрещают книг! Можно самому бриться! Надзиратели не бьют зэков! Что за великий день! Что за сияющая вершина! Может быть, я умер? Может быть, мне это снится? Мне чудится, я – в раю!!

– Нет, уважаемый, вы по-прежнему в аду, но поднялись в его лучший высший круг – в первый. Вы спрашиваете, что такое шарашка? Шарашку придумал, если хотите, Данте. Он разрывался – куда ему поместить античных мудрецов? Долг христианина повелевал кинуть этих язычников в ад. Но совесть возрожденца не могла примириться, чтобы светлоумных людей смешать с прочими грешниками и обречь телесным пыткам. И Данте придумал для них особое место». Гораздо проще объяснил суть шарашки другой персонаж «Надо читать передовицы «Правды»: «Доказано, что высокие постриги шерсти с овец зависят от питания и от ухода».

И тем не мене это была тюрьма. Оплетённая многими рядами колючей проволоки. Работа без выходных. С родными свидания раз в год на несколько минут при жёстких условиях: не прикасаться друг к другу, не говорить о плохих условиях жизни, не жаловаться. Такие свидания, порой, превращались в пытку. Узники возвращались в своё общежитие и продолжали решать государственные задачи без славы, академических премий и других наград. Но и здесь каждый делал свой выбор. Задачи, поставленные перед акустиками, воспринимаются по-разному.

Филолог-германист Лев Григорьевич занимается «звуковидами», проблемой поисков индивидуальных особенностей речи, запечатлённой графическим образом. Именно Рубину и предлагают сличать голоса подозреваемых в измене с голосом человека, совершившего предательский звонок. Рубин берётся за задание с огромным энтузиазмом. Инженер преисполнен ненавистью к человеку, который хотел помешать Родине завладеть самым совершенным оружием. И другое греет его душу. Эти исследования могут стать началом новой науки с огромными перспективами: любой преступный разговор записывается, сличается, и злоумышленник оперативно будет изловлен. Для Рубина сотрудничать с властями в таком деле – долг и высшая нравственность.

Илларион Павлович Герасимович получает очень выгодное задание: сделать ночной фотоаппарат для дверных косяков, чтобы снимал каждого входящего и выходящего. В случае успеха – досрочное освобождение. Ему очень жаль свою жену, оставшуюся без работы, гонимую всюду, но переступить через себя он не смог. Его отказ лаконичен: «Сажать людей в тюрьму — не по моей специальности! Довольно, что нас посадили...»

Глеб Нержин занимался «чернухой», тайно писал философский труд. «Нержин был наш, советский человек, но всю молодость до одурения точил книги и из них доискался, что Сталин, якобы, исказил ленинизм. Едва только записал Нержин этот вывод на клочке бумажки, как его и арестовали». Будучи математиком, здесь, в шарашке, он занимался артикуляцией, а в случае согласия мог заняться криптографией, за которую обещан и выход из тюрьмы и благополучная жизнь. Но понимая, что решив поставленную задачу, он будет опять отправлен в лагерь, меняет «пищу богов на чечевичную похлёбку», обеспечив себе запись в казённых бумагах «Нержина – списать».

С 1948 по 1949 год в подмосковной спецтюрьме находился сам автор. Именно Нержин является его литературным портретом.

«Архипелаг ГУЛАГ» – документально-художественный роман Александра Исаевича Солженицына, повествующий о лагерях тюремного типа, на территории которых автору пришлось провести 11 лет жизни. Писался «ГУЛАГ» тайно на протяжении 10 лет. И поплатился автор за него лишением гражданства и высылкой из страны. ГУЛАГ, или Главное управление лагерей и мест заключения, был печально знаменит на территории Советского Союза в 30-50-е годы ХХ века. В этой книге, составленной из писем, воспоминаний, рассказов, нет вымышленных лиц с горькой иронией Солженицын назвал его «дивной» страной: «Свои одиннадцать лет, проведенные там, усвоив не как позор, не как проклятый сон, но почти полюбив тот уродливый мир, а теперь еще, по счастливому обороту, став доверенным многих его рассказов и писем…». Все заключенные ГУЛАГа прошли через обязательную процедуру – арест. «А те, кто едут туда умирать, как мы с вами, читатель, те должны пройти непременно и единственно – через арест. Арест!! Сказать ли, что это перелом всей вашей жизни? Что это прямой удар молнии в вас? Что это невмещаемое духовное сотрясение, с которым не каждый может освоиться и часто сползает в безумие? Вселенная имеет столько центров, сколько в ней живых существ. Каждый из нас – центр вселенной и мироздание раскалывается, когда вам шипят: «Вы арестованы!» Если уж вы арестованы – то разве еще что-нибудь устояло в этом землетрясении? Но затмившимся мозгом не способные охватить этих перемещений мироздания, самые изощренные и самые простоватые из нас не находятся и, в этот миг изо всего опыта жизни выдавить что-нибудь иное, кроме как: – Я?? За что?!? – вопрос, миллионы и миллионы раз повторенный еще до нас и никогда не получивший ответа».

Традиционный вид ареста – ночной. Чёрный воронок. Грубый стук в дверь. Перепуганные родственники и соседи. Но были и другие: арест на фронте, арест вышедших из окружения или бежавших из немецкого плена. Был и «отжёв» коллективизации и раскулачивания. «Состав захваченных в 1937-38 и отнесённых полумёртвыми на Архипелаг так пёстр и причудлив, что долго бы ломал голову, кто захотел бы научно выделить закономерности. А истинный посадочный закон тех лет был – заданность цифры, разнарядки, развёрстки. Каждый город, район, каждая воинская часть получали контрольную цифру и должны были выполнить её в срок. Всё остальное – от сноровки оперативников».

Откуда бы не шли потоки арестованных, карательная машина ГУЛАГа перемалывала одинаково жестоко через пыточные кабинеты с признанкой, неотапливаемые мешки-карцеры и работа на выживание. «А состоит жизнь туземцев из работы, работы, работы: из голода, холода, хитрости. Работа эта общая, та самая, которая из земли воздвигает социализм, а нас загоняет в землю».

В своей трилогии Солженицын детально описывает суть, историю образования, систему Главного управления лагерей, описывает и жизнь его обитателей. И поясняет причину организации ГУЛАГа. Молодому государству для восстановления и превращения в могучую державу нужна дешёвая, а ещё лучше, бесплатная рабочая сила. А где черпать источник такой силы? Гениально и просто. В своем народе.

Через призму жизни писателя прошли и другие произведения Солженицына. В своем романе «Раковый корпус» Солженицын изобразил жизнь пациентов Ташкентской больницы, где он сам находился на излечении. Раковый корпус №13, само название которого вселяло многим людям отчаяние и страх, объединил людей независимо от их сословий. «Заслуженный человек, очень ценный работник» Павел Николаевич страдал не только от болезни. «Не сама болезнь, не предусмотренная, неподготовленная, налетевшая как шквал за две недели на беспечного счастливого человека, – но не меньше болезни угнетало теперь Павла Николаевича то, что приходилось ложиться в эту клинику на общих основаниях, как он лечился уже не помнил когда». Спецпалат в этой клинике не было. «Не спалось. Давила опухоль. Такая счастливая, такая полезная жизнь была на обрыве. Было очень жалко себя. Одного маленького толчка не хватало, чтоб выступили слёзы. И толчок этот не упустил добавить Ефрем. Он и в темноте не унялся и рассказывал Ахмаджану по соседству идиотскую сказку:

— А зачем человеку жить сто лет? И не надо. Это дело было вот как. Раздавал, ну, Аллах жизнь и всем зверям давал по пятьдесят лет, хватит. А человек пришёл последний, и у Аллаха осталось только двадцать пять.

— Четвертная, значит? — спросил Ахмаджан.

— Ну да. И стал обижаться человек: мало! Аллах говорит: хватит. А человек: мало! Ну, тогда, мол, пойди сам спроси, может у кого лишнее, отдаст. Пошёл человек, встречает лошадь. "Слушай, — говорит, — мне жизни мало. Уступи от себя". — "Ну, на, возьми двадцать пять". Пошёл дальше, навстречу собака. "Слушай, собака, уступи жизни!" "Да возьми двадцать пять!"  Пошёл дальше. Обезьяна. Выпросил и у неё двадцать пять. Вернулся к Аллаху. Тот и говорит: "Как хочешь, сам ты решил. Первые двадцать пять лет будешь жить как человек. Вторые двадцать пять будешь работать как лошадь. Третьи двадцать пять будешь гавкать как собака. И ещё двадцать пять над тобой, как над обезьяной, смеяться будут…"

Ответственный сотрудник поневоле «вышел» в народ, страдающий, переживающий страх возможной смерти, уставший, разуверившийся или надеющийся на выздоровление. Каждый хватается за соломинку, кто-то верит в науку, кто-то в силы природы. Пошатнулась вера в науку у врача Донцовой, обнаружившей и у себя коварную болезнь. Угнетённость — вот то состояние, в котором находится Донцова, и это сближает её, такую недосягаемую прежде, с её пациентами. «Я сделала, что могла. Но я ранена и падаю тоже». Разные люди, но судьба, казалось, одна, нерадостная.

Но радость теснит грудь Олегу Костоглотову. Впереди выписка, предстоящее «освобождение» из клиники, радовали новые неожиданные известия из газет, радовала и сама природа, прорвавшаяся, наконец, яркими солнечными деньками. Радовало возвращение в вечную ссылку, в милый родной Уш-Терек. «Тот и мудрец, кто доволен немногим. Кто – оптимист? Кто говорит: вообще в стране всё плохо, везде хуже, у нас ещё хорошо, нам повезло. И счастлив тем, что есть и не терзается».

Как упоминалось выше, по возвращению из ссылки Солженицын жил в деревне Мильцево Владимирской области Этот период жизни писателя нашёл отражение в рассказе «Матрёнин двор». Как рассказчик, он описывает судьбу своей квартирной хозяйки Матрёны Васильевны, которую она вечерами рассказывает постояльцу. Женщина с трагической судьбой, непонятая и странная. Чужая среди своих, не такая как все. Но зато сколько доброты и жизнелюбия. «Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся наша земля».

Произведения Солженицына активно ставились на театральных подмостках. Но фильмография скудная. «Один день Ивана Денисовича» был снят в 1970 году в США режиссером К.Вреде. Главный герой Шухов, согласно описанию, выходец из крестьян, был представлен интеллигентным молодым мужчиной с несколько утонченными чертами лица. Непривычный образ. Роман «В круге первом» экранизировался 2 раза. Рекомендую посмотреть телевизионный одноимённый сериал режиссёра Г.Панфилова, вышедший на экраны в 2006 году. Советую вернуться и к прочтению печатной продукции писателя. Книги есть во всех библиотеках города.

Нина Кондрашина, зав. отделом библиотеки №10 «Радуга»