День памяти жертв радиационных аварий и катастроф

26 апреля 1986 года на Чернобыльской атомной электростанции разразилась катастрофа мирового масштаба, навсегда занесшая эту черную дату в список величайших человеческих трагедий. В этот день отмечается Международный день памяти. В России в память о всех гражданах страны, погибших в радиационных авариях и катастрофах, в 1993 году постановлением Президиума Верховного Совета РФ был установлен День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах, который отмечался 26 апреля. 17 декабря 2003 года Генеральная ассамблея ООН поддержала решение Совета глав государств СНГ о провозглашении 26 апреля Международным днем памяти жертв радиационных аварий и катастроф, призвала все государства-члены ООН отмечать этот день и проводить в его рамках соответствующие мероприятия. 4 апреля 2012 года президент России Владимир Путин утвердил изменения в закон «О днях воинской славы и памятных датах России», название было изменено на «День участников ликвидации последствий радиационных аварий и катастроф и памяти жертв этих аварий и катастроф». Таким образом, новая дата позволяет отдать должное людям, которые принимали участие в ликвидации последствий несчастных случаев, связанных с радиацией. В 2017 году на международном уровне событие отмечают 14-й раз.

26 апреля 1986 года в 1 час 23 минуты на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС при его плановой остановке и проведении испытания турбореактора произошел мощный взрыв, эквивалентный 500 хиросимским бомбам, и пожар. В результате разрушения реактора в воздух попало большое количество радиоактивных элементов. Образовавшееся облако разнесло радионуклиды по большей части территории Европы и Советского Союза. По данным наблюдений, 29 апреля 1986 года высокий радиационный фон был зарегистрирован в Польше, Германии, Австрии, Румынии, 30 апреля – в Швейцарии и Северной Италии, 1–2 мая – во Франции, Бельгии, Нидерландах, Великобритании, северной Греции, 3 мая – в Израиле, Кувейте, Турции. Заброшенные на большую высоту газообразные и летучие вещества распространялись глобально: 2 мая они зарегистрированы в Японии, 4 мая – в Китае, 5-го – в Индии, 5 и 6 мая – в США и Канаде. Меньше недели понадобилось, чтобы Чернобыль стал проблемой всего мира...

Три человека погибли в момент взрыва на четвертом энергоблоке (один человек погиб в момент взрыва под обломками, другой скончался через несколько часов от полученных травм и ожогов, а третий из них умер от сердечной недостаточности). Пожар на ЧАЭС тушил дежурный караул пожарных частей Чернобыля и Припяти, а также дополнительные бригады из Киева и близлежащих областей. Из средств защиты у пожарных были только брезентовая роба, рукавицы, каски и противогазы, не способные противостоять радиации. Герой Советского Союза лейтенант Владимир Правик, Герой Советского Союза лейтенант Виктор Кибенок, сержант Николай Ващук, старший сержант Василий Игнатенко, старший сержант Николай Титенок, сержант Владимир Тишура стали первыми жертвами Чернобыля. Непосредственно во время аварии острому радиационному воздействию подверглось свыше 300 человек из персонала АЭС и пожарных. Из них 237 был поставлен первичный диагноз «острая лучевая болезнь», в дальнейшем этот диагноз был подтвержден у 134 человек. 28 человек умерли в первые месяцы после аварии. В последующие годы радиация свела в могилу более 2 тысяч человек. Согласно официальным данным, радиоактивному облучению подверглись почти 8 с половиной миллионов жителей Беларуси, Украины и России.

Масштабы катастрофы могли стать намного больше, если бы не мужество и самоотверженность участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Рискуя жизнью, здоровьем они защитили людей от пагубного воздействия и дальнейшего распространения радиации. В первые дни их задачей было снизить радиоактивные выбросы из разрушенного реактора и предотвратить более серьезные последствия, еще один, более мощный, взрыв. Когда эта опасность была ликвидирована, начались работы по очистке территории и строительству так называемого «саркофага» – бетонного корпуса вокруг четвертого энергоблока. По данным Международной программы Всемирной организации здравоохранения, в ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы участвовали 800 тыс. человек и среди них – весь персонал Чернобыльской АЭС. Последствия аварий ликвидировали команды нескольких ведомств. В 30-километровой зоне вокруг АЭС работали специалисты и военные, получившие высокие дозы радиации. Всех их позднее стали называть ликвидаторами. Они находились в опасной зоне посменно: те, кто «набирал» максимально допустимую дозу радиации, уезжали, на их место приезжали другие. Впоследствии все они получили статус ликвидатора аварии, определенные льготы, однако смертность среди них превышала нормы в десятки раз.

Была загрязнена территория площадью 160 000 квадратных километров – северная часть Украины, запад России и Белоруссия. Около 400 тысяч человек были эвакуированы из зоны бедствия. Наибольшему поражению подверглись территории городов Припяти и Чернобыля, вследствие чего было принято решение о полной эвакуации населения, проживающего в 30-километровой зоне от поврежденного реактора. Только на Украине пришлось переселить более 7 тысяч населенных пунктов; 12 украинских областей, свыше 3 млн. гектар плодородных земель оказались заражены радиоактивным цезием. В Белоруссии с 500 тыс. гектар были вынуждены выселить людей и ещё 215 тыс. гектар стали зоной Полесского государственного радиационного экологического заповедника. В России больше других от радиоактивного загрязнения пострадала Брянская область, чуть меньше беда коснулась Тульской, Калужской, Орловской областей.

К сожалению, чернобыльские события не стали последней радиоактивной аварией в истории человечества. 11 марта 2011 года произошло землетрясение в Японии, в результате которого была повреждена АЭС «Фукусима-1». Мир замер в ожидании катастрофы, подобной чернобыльской, однако последствия на этот раз оказались менее страшными, хотя все же серьезными. «Фукусима» стала еще одним предупреждением людям о необходимости компетентно управлять атомной энергией. Последствия этих трагедий ощущаются до сих пор. Именно поэтому история аварии и история преодоления ее последствий заслуживают того, чтобы люди об этом знали и помнили.

35 стихов о чернобыльской трагедии:

Полынь (Триптих)

1

Этой темы касаться – словно раны кровавой.

Но молчать не положено мне:

Я о тех, что пока не обласканы славой,

Хоть сражались в библейской войне.

Нет страшней, чем с невидимой смертью бороться,

Заслоняя планету собой…

Пляшут, вырвавшись, атомы – злые уродцы,

Но пожарные приняли бой.

Нет, не всё измеряется лишь орденами,

Хоть, должно быть, отыщут и вас ордена.

Вижу, встав на колено, солдатское знамя

Преклоняет пред вами страна.

Все пред вами в долгу, и до самого гроба…

Выйду в степь, в раскаленную синь –

Я не ведала ране, что словом «чернобыль»

Называли славяне полынь.

2

Этой темы касаться – словно раны кровавой.

Но покоя, смолчав, не найду.

Я о тех, что умчались машинною лавой,

Землякам не сказав про беду.

Я о чёрных, бесшумных, лихих лимузинах,

Что рвались, как безумные, в тыл.

Да, о тех, кто детей беззащитных покинул,

А себя вечным срамом покрыл.

Да, о тех, кто покрыл себя вечным позором,

Их услышать хочу имена.

И ещё я о нечисти – о мародёрах,

Тех, кого проклинает страна.

Тех, кто словно на совести чёрные пятна,

Тех, кто беженцев грабил дома.

Как такое случиться могло? Непонятно!

От подобного сходят с ума…

3

Не важно, кто первый на кнопку нажмёт…

О, бедной планеты обугленный рот!

Кричит: «Что творите вы, люди, со мной?

Поймите, земляне, мы в связке одной!

Нам вместе лететь в термоядерный ад.

Закрою глаза – океаны кипят.

Есть время – пока что! Но время не ждёт…

Сегодня в Припяти тронулся лёд.

Чернобыль, Чернобыль – вселенская боль!

Чернобыль – за души ослепшие бой:

Неужто меня не прикрыл ты собой,

О пленники горькой юдоли земной,

Мы спаяны вместе, мы в связке одной!

Не важно, кто первый на кнопку нажмёт!»

О, бедной планеты обугленный рот!

Юлия Друнина

И куда нам теперь деваться…

И куда нам теперь деваться,

Где нам спрятаться, где спастись?

Мы заложники атомных станций,

Рваный рубль стоит наша жизнь.

Для чего, да и с кем нам бороться?

Нету воли, нет веры, нет сил.

Нас бесшумный сапожек горца

Равнодушно к земле придавил…

И поэтому, может статься,

Даже лучше для нас, что мы

Лишь заложники атомных станций,

Дети ядерной Колымы…

Юлия Друнина

Думы о Чернобыле

Человек

Прости мне, человеку, человек, –

история, Россия и Европа,

что сил слепых чудовищная проба

приходится на край мой и мой век.

Прости, что я всего лишь человек.

Надежда, коронованная Нобелем,

Как страшный джинн,

рванулась над Чернобылем.

Простите, кто собой закрыл отсек.

Науки ль, человечества ль вина?

Что пробило и что ещё не пробило,

и что предупредило нас в Чернобыле?

А вдруг – неподконтрольная война?

Прощай, надежд великое враньё.

Опомнись, мир, пока ещё не поздно!

О боже! Если я – подобье божье,

прости, что ты – подобие моё!

Бог - в том, кто в заражённый шёл объект,

реактор потушил, сжёг кожу и одежду.

Себя не спас. Спас Киев и Одессу.

Он просто поступил, как человек.

Бог – в музыке, написанной к фон Мекк.

Он – вертолётчик, спасший и спасимый,

и доктор Гейл, ровесник Хиросимы,

в Россию прилетевший человек.

Больница

Мы потом разберёмся, кто виноват,

где познанья отравленный плод?

Вена ближе Карпат.

Беда вишней цветёт.

Открывается новый взгляд.

Почему он в палате глядит без сил?

Не за золото, не за чек.

Потому что детишек собой заслонил,

Потому что он – человек.

Когда робот не смог отключить беды,

он шагнул в заражённый отсек.

Мы остались живы – и я, и ты –

потому что он – человек.

Неотрывно глядит, как Феофан Грек.

Мы одеты в спецреквизит,

чтоб его собой не заразить,

потому что он – человек.

Он глядит на тебя, на меня, на страну.

Врач всю ночь не смежает век,

костный мозг пересаживает ему,

потому что он – человек.

Донор тоже не шиз –

раздавать свою жизнь.

Жизнь одна – не бездонный парсек.

Почему же он смог

дать ему костный мозг?

Потому что он – человек.

Он глядит на восход.

Восемь душ его ждёт.

Снится сон – обваловка рек.

Верю, он не умрёт,

это он – народ,

потому что он – человек.

Андрей Вознесенский

Чернобыльская баллада

Ты вырвалась из сердца поневоле,

По требованию совести людской,

Баллада смерти и баллада боли,

Баллада чистой верности мужской.

Когда бедой чернобыльской пахнуло,

Когда упал наладчик неживым,

Был первым здесь начальник караула,

Владимир Правик с воинством своим.

Гляжу в его лицо – вот-вот расправит

Он эту складку меж густых бровей.

Завидный хлопец он, Володя Правик,

Из тех, чье сердце – гордость матерей.

…Сбить надо пламя! Срезать пламя надо,

А то оно собьет – слепое – с ног.

И вот уже взлетел и встал с ним рядом,

Как стриж весенний, Виктор Кибенок.

Еще ладони Вити не отвыкли

От пахнущего зеленью руля.

Он только что летел на мотоцикле,

Кипеньем белым пенилась земля.

И Танино лицо в венке из вишен…

А здесь, за столько метров от земли,

Под ними огненно вздымалась крыша.

Погибели не видя и не слыша,

Они вершили просто, что могли.

Как удивителен мужской характер,

Когда он достигает высоты,

Когда разверзся атомный реактор

И справиться с несчастием должен ты.

Что будет дальше – понимали оба,

Но был другой реактор недалек,

Им просто очень надо было, чтобы

Не дать огню пройти в соседний блок!

И пламя сбили! Но из-под прищура

Увидел Виктор, задыхаясь сам,

Как, вдруг присев, провел сержант Тишура

Рукою по горящим волосам.

А у Володи пламя полушалка

Танцует, плещет в суженных зрачках…

Наталка, двухнедельная Наталка,

Такая долгожданная Наталка

На вытянутых Надиных руках…

Со всем, что было бесконечно милым,

Теперь навеки оборвалась нить.

Спасти реактор было не по силам,

Они имели право отступить.

Мы в памяти панфиловцев проносим,

Но снова, хоть для всех войне отбой,

Их, самых первых, тоже двадцать восемь,

Тех, без раздумья кинувшихся в бой.

И если бы глухой ночной порою

Те парни долг не выполнили свой,

Все было бы непоправимей втрое,

И ты, быть может, был бы неживой.

Их смерть была ступенями победы –

Там, на вершине, светятся они.

И тысячи других рванули следом,

Чтобы вернуть земле живые дни.

Могло б не быть событий этой ночи,

А сколько жизней отдано и сил

За то, что кто-то где-то был неточен,

За то, что кто-то в чем-то поспешил.

Чернобыль – только маленькая веха

Растущей человеческой беды.

Чернобыль – эхо ядерного века,

И может быть, грядущего следы.

Негромкий выброс, а беда какая…

А что, как бомба с пасмурных высот,

Страстям бесчеловечным потакая,

В небытие полмира унесет?..

Не ожидая пышных фолиантов,

Цветы вплетает Родина в венок

Вам, мальчики, герои-лейтенанты,

Владимир Правик, Виктор Кибенок.

Героям прошлых вёсен нет забвения.

Все мелкое и злое отстраня,

Тревожные сближая поколенья,

Вновь молодость на линии огня.

Лев Ошанин

Чернобыля полынная звезда

1

Чернобыля полынная звезда,

Пророчеств  древних отголосок вещий,

Зажглась в ночи, как страшная беда,

И над землей поднесь горит зловеще.

На три народа братских неспроста,

Чтоб испытать, насколько в горе стойки,

Ниспослана, как кара, скверна та

В преддверии кошмара перестройки.

2

Когда такое всюду началось

(То не увидят и во сне потомки!):

Корежась, вздыбились страны обломки.

Вся выплеснулась муть. Разор, развал.

Отчизны нет. Таможни и заборы.

Святого нет. И всюду правят бал

Предателей и проходимцев своры.

3

Чернобыля зловещая звезда,

Незримая, как рок, горит над нами.

В тревоге и печали города,

И цепенеет страх над деревнями.

Опять в душе с отлетом птичьих стай,

Как никогда, тоскливо и тревожно.

Но можно ль всем покинуть отчий край,

А не покинув - как здесь выжить можно?

4

Гриб не сорви и ягоды не тронь,

Не смей взять в рот ни яблока, ни вишни.

К плодам напрасно тянется ладонь –

Запрет на всем: опасно! О, Всевышний!

Не ты ль создал лучший из миров

И жизнь вдохнул в земную твердь и воды?

Здесь человек жил испокон веков

В согласии, в доверии с природой.

5

Мир так прекрасен! Травы и цветы,

Ручья журчанье, запах земляники.

Опасно созерцанье красоты,

И меркнет радость, гаснут жизни лики.

Земля и воздух зло в себе таят.

Плоды, и злаки, и цветы, и травы –

Всё смерть несёт, всё источает яд,

Дыхание губительной отравы.

6

Владычествует страшная беда

Над водной зыбью и земною твердью.

Чернобыля полынная звезда

Всё отравила, пронизала смертью.

Россия, Родина! За что, за что

Тебе еще и это испытанье?

Славяне милые, вы, как никто,

Обречены судьбою на страданье.

7

Не нам ли уготованы пути:

В горниле тяжких бедствий закалиться.

И Божий мир от гибели спасти –

Звездой надежды, веры возродиться?

Взойдёт над миром русская звезда,

Духовной мощью дали озаряя;

Лучами братства и добра всегда

Светить ей всем землянам, не сгорая.

Владимир Гамолин

Чернобыльская зона

Горькими полынными слезами

Плачет тихо по берёзам вечность,

Этот день для нас в конце апреля

Кара свыше, людям за беспечность.

Это наказание за всесильность

Возомнили мы, что сами Боги,

Поплатились на Земле жестоко,

Что пошли совсем не той дорогой.

Напрочь искалеченные судьбы,

Мёртвые деревни с городами,

Смерть там ходит тихо и незримо

И её мы сотворили сами...

Страшная Чернобыльская Зона -

Проволоки колючей ограждение,

И не на года, десятилетия,

Это на всю жизнь предупреждение.

Горькою лабораториею судеб

Стала ты для нас уже навечно,

И не заживающею раной,

Боль которой будет бесконечна.

Александр Надсон

Боль Чернобыля

Раскалённая солнцем дорога

Гул моторов, шуршание шин,

Непривычно пустые сёла

И колонны армейских машин.

Всё как будто бы на учениях

Только очень трудно понять,

Почему командир заставляет

Респираторы всем надевать.

Всё осталось в той жизни мирной

И уже недоступно нам,

Незнакомое слово «Чернобыль»

Разделило жизнь пополам.

И уходит всё дальше в вечность

Этой даты печальной след,

Мы не все вернулись оттуда -

Кто-то выжил, а кто-то нет...

Мы свой долг исполнили честно,

Нас никто не вправе винить,

Боль Чернобыля - в нашем сердце

И её никогда не забыть.

Александр Надсон

Митинское кладбище

Бетонные плиты с прокладкой свинца -

Могила для вас тяжела,

Но и сейчас смертоносный фон

Излучают ваши тела.

В вахту свою, в ту апрельскую ночь,

Радиации приняв удар,

Вы сделали всё, что только смогли,

На блоке тушивши пожар.

Орден посмертно, могила,цветы,

И как же хотелось жить !

иначе решила за вас судьба

Не дав ничего завершить.

Бетонные плиты с прокладкой свинца

Глаза с фотографий глядят,

Прекрасные парни огромной страны

На Митинском кладбище спят...

Александр Надсон

* * *

Чернобыль… Одного хватает слова –

И сердце, как болезненный комок,

Сожмется, ожидая вести новой,

И горькой пылью пахнет ветерок.

И не со звезд небесных боль упала,

И не на твердь бесчувственных камней –

А в грудь земли проникла злым запалом

И вероломно поселилось в ней.

И душами людскими овладела

Весенней ночью взорванной, когда

Узнали мы, не знавшие предела,

Что нам грозит всеобщая беда.

Что плодородным слоем чернозема

До сей поры покрытые поля

Больны смертельно страхом незнакомым,

Что смертна и бессмертная земля.

Ни павшим за нее в сплошных руинах,

Ни обелискам их – не объяснить:

Как мертвецов, на медленных машинах,

Увозят эту землю хоронить.

Ту самую, родную, на которой

Была пролита огненная кровь…

Ту самую, которую нескоро

Забыть, как нашу первую любовь…

Ту самую, пылавшую садами

И золотом колосьев наливных, -

Теперь мы хоронить увозим сами,

Освоив роль могильщиков земных.

Беды щепотка вырвалась на волю –

И не уймется столько лет подряд…

Какой же страшной растечется болью

По всей земле – оставшийся заряд!

Игорь Шкляревский

О Чернобыле...

То, друзья, не сказка – это быль,

Есть на свете город Чернобыль.

От рентгенов там сосновый лес

Весь звенит, нет в мире звонче мест.

Но собрался в городе народ,

Им не надо лозунгов «вперед».

И не ждут здесь окончанья смен,

Им не важно, сколько там рентген.

Этим людям в пояс поклонюсь,

Только подступает к сердцу грусть,

Только на глазах моих слеза,

Шли Они, хотя туда – нельзя.

«Не свети», прошу, сосновый лес,

Здесь опять работает АЭС,

И реактор спрятан за стеной,

Есть один вопрос: «Какой ценой?»

Там горел мой костер,

и ничей там костер не горит,

только ветер траву шевелит

и стучит, осыпаясь, малина

в тишине вековечного дня,

и осина шумит: – Отойди от меня!

Игорь Шкляревский

Я вновь иду чернобыльской дорогою

Кто мог из нас забыться тишиной,

Кому тревогой сердце не коробило,

Когда холодный ветер в час ночной

Повеял черной былью из Чернобыля?!

В ту ночь каштанов киевских ряды,

Едва в листве свои соцветья выпятив,

Под налетевшим облаком беды

Задумались о городке на Припяти.

Не знал такого Киев никогда,

Отмеченный в веках рубцами датами.

Негаданная вырвалась беда,

Таинственно скопившаяся в атоме.

Изведавшие в жизни столько мук,

Мы двинулись, смиряя боль щемящую,

На силу ту, что вырвалась из рук,

Чтоб в руки взять ее по-настоящему.

Родные современники мои,

В геройстве вы остались неизменными,

Какой огонь пришлось вам в эти дни

Тушить под смертоносными «рентгенами»!..

Сейчас я снова слышу пенье трав,

Идя с людьми чернобыльской дорогою.

Земля в себя приходит, смерть поправ.

Земля полна раздумьем и тревогою.

Мне хочется припасть к ее груди,

Увидеть свет над припятьскою пущею

И верить в то, что мирными людьми

Осуществится мирное грядущее.

Леонид Вышеславский

Участникам ликвидации аварии

В тот апрель, много вёсен назад,

Про Чернобыль мы мало что знали.

Что весь мир был у адовых врат –

Строк правдивых тогда не писали.

Но мы знали: чернобыльский след

Проходил через души и сердце

И на нас, в том сомнения нет,

Лишь планета могла опереться.

Атом взял с нас расчёты сполна,

Быть в гостях обещался на тризне

И была за безбожье цена

Высочайшей – здоровье и жизни!

Верю – будут святые слова

Об усопших и о живущих.

Будет правдою память жива

О днях прошлых во днях грядущих.

Владимир Степанов

Московским вдовам Чернобыля

Когда смерть на плацу поражений

Примет павших последний парад -

Даже после победных сражений,

Остается всегда боль утрат.

Отойдет лихолетье сурово,

И в скорбящей по всем тишине

Слово тяжкое, горькое – вдовы –

Пойдет эхом гулять по стране.

Вот и ныне, где небо сине

И трава в человеческий рост –

Неотъемлемой частью России

Стал Чернобыльский тихий погост.

Не дай Бог, если вновь повторится

Роковое стеченье минут…

А в Москве – сердцу милой столице –

Вдовы слезы иссохшие льют.

Время трудное. Лиха хватает

Всем. Но вам тяжелей во сто крат,

Ибо в ночах без сна не смолкает

В душах наших апрельский набат.

Вновь саднит сердце черное болью.

Одиночеством мысли щемит.

И о нем одном вечно с любовью

Память светлую верность хранит…

Владимир Степанов

Диск полнотелой луны...

Диск полнотелой луны

Стынет над черной землей.

Эхо глухой тишины

В росах застыло слезой.

«Рыжего» леса вершины

Скрыты сыпучим песком.

Боль рукотворной пустыни

В сердце осела людском.

Страшную явь миража

Прячет туманная мгла.

Черного горя межа

В душах людских пролегла…

Владимир Степанов

Баллада о чернобыльских красках

Чёрное небо отравленной пыли –

Чёрное облако из Чёрной Были.

Светлая Русь, что вчера была Белой,

Сделалась чёрною, как обгорелой.

Сочные краски грядущего лета

Гасли под чёрными бликами света.

Чёрные окна глядели уныло,

Как почерневшее солнце остыло.

Чёрные мысли, круги под глазами,

Чёрными стали, казалось, мы сами.

Чёрное горе заставило капать

Чёрные слёзы на белую скатерть.

Только беда длиться вечно не может:

Бог защитит, упасёт и поможет.

Крестным знамением белого знака

Он разведёт тучи чёрного мрака.

Вся наша жизнь между чёрным и белым

В этой палитре заполнена серым.

Серое к белому будет стремиться,

И белый цвет, всё равно, возродится.

Владимир Малышев

За пять минут до Чернобыля

За пять минут до Новой Эры,

Когда в дома пришла беда,

Мы были счастливы и смелы,

Как, может раньше, никогда.

За пять минут до Катастрофы

Мы планы строили свои,

За пять минут писали строфы

На крыльях ласковой любви.

За пять минут, еще до взрыва,

Была чарующая ночь,

Еще земля в мольбах не взвыла

Быстрей проснуться и помочь.

За пять минут до той границы,

Где исчезает слово «Честь»,

Носили все пристойно лица,

Пусть даже те, какие есть.

За пять минут до всех лишений,

Волшебный сон по свету плыл,

В котором мир опустошений

Такой реальностью не был.

За пять минут ещё все живы,

Ещё не нужно поминать,

Всех тех, кто правдою служили

И мог бы послужить опять.

Владимир Малышев

Город неживых аттракционов

Город неживых аттракционов,

Город недоласканных детей,

Город не светящихся неонов,

Город недослушанных людей.

Город нераспроданных товаров,

Город не полученных квартир,

Город странных звуков и кошмаров,

Город, обречённый быть один.

Город в аварийном состоянье,

Город в диких зарослях ветвей,

Город неисполненных желаний,

Город преждевременных смертей.

Город за змеящимся забором,

Город, отрешённый от любви,

Город, на потеху мародерам,

Город, облучённый до земли.

Я сейчас хочу спросить за город:

Кто из нас к подобному готов,

Чтоб гулял в пустых квартирах холод

Новых обречённых городов?

Владимир Малышев

Чернобыльским вертолётчикам

Да. Сюда не стоит приближаться:

Кровь в висках сильней винтов стучит.

Горы хоть умеют огрызаться,

А труба предательски молчит.

Здесь под зад не кинешь сковородку,

Даже не поднимется рука.

Ведь рентгены на прямой наводке

Пострашней свинца из ДШК.

По углам рассчитаны маневры,

И любой заход, как в первый раз.

На земле свои оставив нервы,

Мы сейчас покажем мастер – класс.

Тут не встанешь строгой «этажеркой»

Не ударишь беглою волной.

По мешку бросаем в кратер сверху:

Вот такой ведём воздушный бой.

Жизнь одну не отлетаешь дважды:

Есть приказ, и мы с бедой на «Ты».

Всё мы это вынесем, но важно,

Чтобы это вынесли винты.

Владимир Малышев

Родина позвала

Размышления над книгой Аллы Ярошинской

«Чернобыль. Большая ложь».

Сказано немало как всё это было:

Родина позвала – Родина забыла.

Партия, как сила, грифами «секретно»

Свой покой хранила свято, беззаветно.

Доктора – светилы дали заключенье:

Нету директивы, нет и облученья.

Всё у нас нормально, всё вокруг стерильно, -

Сказано формально, да и лживо сильно.

Вот переселенцы: из огня - да в пламя,

А у них – младенцы, А у власти – знамя.

Скомканы да смяты совесть и мундиры:

Беженцам – палаты, господам – квартиры.

Армии – забота: нужно, значит, нужно,

Грязная работа – это наша служба.

Суточные дозы пишут по приказу:

Оставляют «слёзы», чтоб списать не сразу.

Врущая наука не изменит власти -

Вот такая штука, страшная отчасти.

Те, кто заявляли нам авторитетно,

Жаль, не испытали на себе конкретно.

Годы пролетают, как одно мгновенье,

Дети вырастают новым поколеньем.

Им уже не мало – знать, как это было:

Родина позвала – Родина забыла.

Владимир Малышев

* * *

Пожарный расчет сегодня не в счет:

Впиваясь в отвесные стены,

На крышу выходит пожарный расчет,

Ловя на бушлаты рентгены.

Пожарный расчет сегодня не в счет:

От дыма и пламени тесно,

Расплавленный битум по стенам течет

И всё наперед им известно.

Пожарный расчет сегодня не в счет,

Когда рядом дремлющий город.

Уже начался их последний отсчет,

Хотя еще каждый так молод.

Плечо у плеча, но так горяча

Волна, что внутри выжигает,

И хлещет струя по лицу палача,

Который их всех убивает.

Пожарный расчет сегодня не в счет,

И утренний город проснулся,

Сегодня все сделал пожарный расчет,

Чтоб ядерный змей захлебнулся.

Владимир Малышев

* * *

Вы можете представить «рыжий лес?»

Нет, не стволы, что бронзой отливают,

Рыжее солнца – хвою, что окрест

Деревья пострадавшие роняют.

Вы видели как сосны хоронили?

Я – видел…слышал, как они,

Бедняги, сострадания просили,

Предчувствуя оставшиеся дни.

Армады механизмов и машин –

Ножи, ковши, лебедки и лопаты,

И скрежет гусениц, и пыль, и едкий дым…

А в чем же сосны были виноваты?!

Металлу и судьбе сопротивлялись

И, падая на дно траншей,

Так судорожно за землю цеплялись!

Как матери – за умерших детей.

Жестокие чернобыльские были –

Дорога память нашу навсегда.

Нет, мы тогда не сосны хоронили –

С беспечностью прощались навсегда.

Я – человек, во всем моя вина!

Но страшно мне и жутко примириться

С тем, что молчит больная тишина,

Что музыке былой не возвратиться.

В.Смоленский

Двадцать шестого апреля

До двадцать шестого апреля

Молчал колокольный набат.

Был звон весенней капели,

Радостно цвёл юный сад.

Природа вокруг оживала,

Старалась всем угодить,

Земля полной грудью дышала,

Готовая жито растить.

Любуясь на эти красоты

Народ строил планы свои,

У каждого были заботы,

У каждого были мечты.

Ничто никого не пугало,

Кто жил на той райской земле,

Там муза о счастье звучала,

Прекрасно жилось детворе...

Но атомный взрыв в прах развеял

Надежды, мечты и муз,

И с двадцать шестого апреля

На сердце лёг тяжкий груз.

Н. Денисов

* * *

Стоят монолитом

Надгробия в ряд.

Лежит под гранитом

Пожарных отряд.

Ушедшие в вечность,

В небесную высь,

За чью-то беспечность

Отдавшие жизнь.

Они на реактор

Смотрели в упор

И трусости фактор

Для них не в укор.

Расплавленный битум

Струил из-под ног,

Из крыши разбитой

Встал атомный смог.

Шли парни лихие

Держась за рукав,

На бой со стихией

Все силы собрав.

Совсем обессилели

Лица белы,

В последнем усилии

Сжали стволы.

Они на переднем

Краю бой вели,

Чтоб в схватке последней

Отдать, что могли.

Не ведая страха,

Не чувствуя боль,

Планету от краха

Прикрыли собой…

На Митинском тихо,

Надгробия в ряд.

На памятных плитах

Гвоздики горят.

Деревья уныло

Листвой шелестят.

Здесь, в этих могилах,

Пожарные спят.

Юрий Согрин

Чернобыльская баллада

В квартире тихо тикают часы,

В духовке сковородка с пирогом.

Мурлычет что-то кот в свои усы.

Рассвет вступает в силу за окном.

Ждет сына мать, прикрыв глаза рукой,

Ждет сына мать с дежурства за рекой.

Всегда он возвращался точно в срок,

Ну, а сегодня он придти не смог.

Черная туча закрыла волной

Город над Припятью, точно стеной.

Там в огнедышащей, жаркой войне,

Бьются мальчишки за жизнь на земле.

И в небе страшной бури ураган,

И на земле горящий океан.

Блок станции пылает, как свеча,

И журавли отчаянно кричат.

Не жди, ты сына, мать, он не придет,

Прервал огонь его большой полет.

Он от беды всю землю защищал,

Он жизнь свою за жизнь людей отдал.

Черная туча закрыла волной

Город над Припятью, словно стеной.

Там в огнедышащей, жаркой войне,

Бьются за счастье и жизнь на земле.

Владимир Гудков

Мой гость – Чернобыль

В дверь позвонили. Я в дверной глазок

взглянул и обмер - под ушанкой лисьей

не то что вовсе не было лица,

как в книге о маньяке-невидимке,

а было кем-то соткано оно

из черного клубящегося дыма

и шевелилось, становясь легко

совсем другими лицами, но только

глаза на этом дыме не менялись,

как в шарики сгущенный тот же дым.

Я притворился, будто нет меня,

закрыл глазок, дыша совсем неслышно,

и отошел на цыпочках от двери.

Но в скважину замочную, змеясь,

стал дым вползать и сделался фигурой

в пальто, надетом на пузатый дым,

и в черной шляпе над лицом из дыма

и с пальцами из дыма, но, однако,

с кольцом неоспоримо обручальным,

что подтверждало - этот дым женат.

Пробормотал я, кашляя: «Вы кто?»

Пришлец приподнял шляпу: «Я - Чернобыль».

«Позвольте, но ведь вы не человек.

Вы - атомный распад, вы - катастрофа», -

невольно ежась, я пробормотал.

Сказал Чернобыль с чувством превосходства:

«Все катастрофы спрятаны внутри

нас всех. Символизируют их люди,

и прозвище Пуанкаре-Война

еще во время первой мировой

недаром дали толстяку-французу.

Кто, скажем, Холокост? Конечно Гитлер...

А Сталин кто? Архипелаг ГУЛАГ...»

«А кто же вы, Чернобыль? Чье лицо

подходит к вам?» «Да нет, не Горбачева,

хотя при нем произошел тот взрыв,

и в умолчанье был он виноват...

Мое лицо - не лица, а безликость.

Припомните, как было все тогда,

как власть лгала трусливо киевлянам,

скрывая катастрофу, как секрет,

а заодно глотая катастрофу,

и шли, как дети с красными флажками,

сограждане, отравленные мной.

И вновь у вас Чернобыль был недавно,

когда на дне подлодка задыхалась,

и путалось начальство в объясненьях,

и реквиемом пошлым стала ложь.

Кто я, Чернобыль? Страх животный правды.

Пока бессмертен он, бессмертен я».

«Но вас же закрывают! - я воскликнул. -

Неужто не поможет саркофаг?»

«Он разве сделал Сталина слабее? –

Чернобыль усмехнулся надо мной. -

Не догадались - почему я к вам

ввалился в щели нежеланным гостем?

Вы - слышал - что-то вякнули про гимн

по сталинскому старому рецепту.

Напрасно вы, голубчик, заявили

о полном ностальгии милом гимне,

что вы при нем не будете вставать...

Представьте, все встают, а вы сидите...

Вам сразу крикнут «Антипатриот!»

Всем вам, так устаревшим демократам,

советует вставать советский атом...»

И то ли человек, а то ли зверь,

исчез мой гость нежданный полуночный,

и долго я, уставившись на дверь,

ждал дыма черного из скважины замочной...

Евгений Евтушенко

Первые. Гимн огнеборцам

Когда мир и горит, и плавится,

Задыхаясь в едком дыму,

Только ПЕРВЫЕ могут справиться,

Побеждая огонь и тьму;

Не откажутся, не отступятся,

Не забудут про долг и честь,

Только первые, только лучшие!

Служба ПЕРВЫХ была и есть –

«Ноль один» – это служба риска,

Та, что будет всегда нужна...

... Нет конца у святого списка,

Где Чернобыльцев имена.

Где над каждым именем доблестным,

Остывающем от огня,

Светлый лик встает Богородицы,

До последней секунды храня...

Опаленные, легендарные,

Окрещенные тем огнем,

Героические пожарные

На посту и ночью, и днем.

И когда все горит и плавится,

Задыхаясь в дыму вражды.

Только ПЕРВЫЕ могут справиться,

Заслонить других от беды!

...Кто-то будет из камня высечен,

Кто-то будет забыт, как сон...

Гибнут ПЕРВЫЕ, сотни и тысячи,

Мир их праху и низкий поклон!

Людмила Максимчук

Черная звезда

Какая черная звезда!

А разве нет другого цвета? —

Нет! — только черная вода

Упала в травы до рассвета

И трижды землю обошла

Дождями, снегом, черным градом.

…Звезда над Припятью плыла,

И ангелы трубили рядом…

Людмила Максимчук

Гимн «Колокол Чернобыля»

Называли «мирным атомом»,

А столкнулись – с бунтом ядерным:

Выйдя из повиновения,

Атом стал неуправляемым.

Так фонтаны радиации

«Запекли» природу заживо –

Катастрофа на Чернобыле

Всю планету взбудоражила.

Взрыв! Пожар! И небо вздрогнуло

Фантастическим знамением…

Сотни тысяч ликвидаторов

Были призваны к сражению.

Сотни тысяч – дань огромная,

Жертва мужества бесценная.

…Не о том ли плачет колокол

И печалится Вселенная?

Чёрным росчерком Чернобыля

Все живое перечёркнуто.

До сих пор мы не опомнились

В гуще ядерного омута.

И звенит могучий колокол

Посреди Земной обители,

Чтоб Чернобыля повторного

Наши дети не увидели!

Людмила Максимчук

Чёрный аист

Чёрный аист над реактором,

Чёрный аист в небесах.

Светит солнышко над Припятью,

Только слёзы на глазах.

Мёртвый город – страшным призраком:

Не изменишь ничего.

Дикий вал стихии бешеной

Навсегда накрыл его.

Только ветер вдоль по улицам

Да раскрытых окон стон.

И плывёт над Беларусью

Колокольный вещий звон.

День апрельский в память врезался

Чёрной, страшною бедой.

Зона горя, отчуждения.

Сколько боли… Боже мой!

Чёрный аист над пожарищем,

Чёрный аист в небесах.

Только пыль седая стелется,

Только слёзы на глазах.

Руслан Кузнецов

Мертвый город Припять

Стих из цикла «Думы о Чернобыле»

 МЕРТВЫЙ ГОРОД

Ничего руками здесь не троньте,

Всюду зной: снаружи и внутри.

Так он и встает на горизонте,

Мертвый город Фатехпур Сикри…

…Небо в ослепительной полуде,

А под этим небом всё мертво.

Город пуст, но кажется, что люди

Только что оставили его!..

М. Матусовский

Горе не испить, а – залпом выпить!..

Ничего не троньте здесь рукой:

Мёртвый город над рекою Припять,

Мёртвый город Припять над рекой.

Хоть ещё в рассудке вы сегодня,

Живы даже в нынешнем году,

Ходите как бы по преисподней –

В нам грозящем атомом аду.

Дело не в знамении, не в чуде,

А в ошибке маленькой всего...

Город пуст. На самом деле люди

За три дня оставили его.

Ненадолго, думали, конечно,

Запирая запросто дома...

Да от осознанья, что – навечно! –

Уж тогда сошли бы все с ума.

Ценное небрежно взяли что-то:

Деньги, документы, драгметалл,

Оставляли книги, карты, фото –

Те, где город Припять процветал.

… «На дорожку» молча посидели,

Взяли в путь напиток и еду...

Кто остались живы – поседели,

Приняв так всеобщую беду.

Жизнь хранить от всяких бед учились...

Белой нитью черный фрак пошит!

Приговор ужасный: облучились,

Каждый «мирным» атомом прошит.

Лучше б – жизнь степная, кочевая,

В лица – ветра хмель и солнца медь,

Чем болезнь такая – лучевая,

Медленно-мучительная смерть.

Что скорбеть о книгах, о посуде,

Мебели, о люстрах и коврах –

В жизни больше праздников не будет,

Будет детский беззащитный страх!

Легче развалить всё и засыпать,

Превратив в сегодняшний курган.

…Мёртвый город над рекою Припять,

Твой песок прилип к моим ногам!

И. Мухин

Четвёртый блок

Стих-песня из цикла «Четвёртый блок»

Здесь закаты разгорались ало,

Не сжигая поле, степь и лес.

Будущее вровень с небом встало

С корпусами светлыми АЭС.

Их четыре блока – сильных друга –

Было… Но осталось только три:

Вдруг четвёртый разорвала вьюга

Атомным пожаром изнутри!

Чётвертый блок. Чётвертый блок –

То Человечеству урок,

Но как бы ни был он жесток,

Мы верим в это:

Пойдёт урок тот людям впрок,

Пробьётся сквозь Четвёртый блок

Вновь к счастью маленький росток

Весны и света!

Разбросал взрыв яростный на мили

Смерть, болезни сеющий металл.

Вихрь апрельский, сильный и немилый

По Земле рентгены разметал.

…Гордо он стоял под ярким флагом

И имел здоровый крепкий вид.

А теперь – под чёрным саркофагом –

Как героям памятник, стоит!

И. Мухин

Припяти (триптих)

1

Не искупить и не исправить нам

ошибок и беды того апреля.

Всю жизнь нести согнувшимся плечам

прозревшей совести мучительное бремя!

Ведь пересилить, как переселить,

по дому боль, поверьте, невозможно!

Она в сердцах биеньем будет жить,

прописанная памятью тревожной…

Там, горечью колючей окружен,

наш город удивленно вопрошает:

за что, за что навек покинут он,

ведь он нас любит

и за все прощает?!

2

Он по ночам, конечно, оживает,

наш город, опустевший на века.

Там наши сны бредут, как облака,

и лунным светом окна зажигают.

Там неусыпной памятью живут

деревья, помня рук прикосновенья.

Как горько знать им, что своею тенью

от зноя никого не сберегут!

Вот и качают тихо на ветвях

они ночами наши сны больные…

И звезды рвутся вниз, на мостовые,

чтоб до утра стоять здесь на часах…

Но минет час.

Покинутые снами,

замрут осиротевшие дома,

и окнами, сошедшими с ума,

в который раз прощаться будут с нами!..

3

Постояв над нашим пепелищем,

Что возьмем с собою в долгий путь?

Тайный страх - остаться всюду лишним?

Смысл потери, обнажившей суть

странного внезапного безродства,

безучастья тех к твоей беде,

кому так же, может быть, придется

стать никем в один единый день?!.

…Мы обречены отстать от стаи

в самую суровую из зим…

Вы ж летите! Только улетая,

не забудьте не взлетевший клин!

И в какие б радостные дали

вас - счастливых птиц - ни занесло,

пусть вас от беспечности спасает

наше опаленное крыло!..

Любовь Сирота

Реквием

Как тревожен закат! Как печальна Земля!

На могилах ребят не шумят тополя -

На могилах холодный, суровый гранит,

Справа лес подмосковный уныло стоит.

Это наша беда, а не наша вина.

Нашу боль не залечит и время.

И над Митинским полем кричит тишина:

«Здесь лежит опаленное племя!»

Перед памятью павших, перед совестью нашей,

Перед этой землёй мы честны.

Нам весь век будут сниться

По усталым больницам

В респираторах лица - невесёлые сны!

На могильной плите

Алой кровью - цветок.

Был в сплошной темноте

Враг незрим и жесток.

Две шеренги застыли -

Не движется строй.

Вот такими, как были,

Вы и приняли бой.

Перед памятью павших,

Перед совестью нашей,

Перед этой землёй мы честны.

Нам весь век будут сниться

По усталым больницам

В респираторах лица - невесёлые сны!

Владимир Шовкошитный

Реквием

Звучит над миром колокол беды,

Тревожа память, поминая горе,

Жесток и страшен лик седой войны,

Как в шторм разбушевавшееся море.

Япония скорбит уж много лет,

Известны Хиросима, Нагасаки,

Но не наложен на трагедии запрет,

Стоят повсюду ядерные плахи.

Не хочет человечество понять,

Что жизнь на свете самое святое,

Ее мгновенно можно оборвать

В горниле взрыва или гуще боя.

Всех жертв и испытаний нам не счесть,

Но целы арсеналы, полигоны,

Чернобыля убийственная весть

Предупрежденье поколеньям новым.

Тысячелетье начало отсчет,

Век двадцать первый по земле шагает,

Пусть его детям больше повезет

И солнца луч их каждый день встречает.

Звучит над миром колокол беды,

Тревожа память, поминая горе,

Жесток и страшен лик седой войны,

Как в шторм разбушевавшееся море.

Владимир Лаухтин

Читайте также 20 книг о чернобыльской трагедии

Влияние чернобыльской катастрофы на современную поп-культуру

100 стихотворений о Чернобыльской трагедии