«Жизни преданный поэт» Олег Тарутин

27 мая отмечали день рождения Петербурга. Близок к этой дате юбилей питерского поэта Олега Тарутина (1935—2000), написавшего замечательный путеводитель в стихах для детей по Эрмитажу. 1 июня ему исполнилось бы 80 лет. 

Русский поэт, фантаст, детский писатель Олег Тарутин родился 1 июня 1935 года в Ленинграде. Отец — А. Ф. Анисимов, этнограф. Мать — Валентина Ивановна Тарутина, врач. В 1941 семья пережила одну блокадную зиму, эвакуировалась в Омск в феврале 1942.  После войны Тарутин с матерью вернулся в родной город. Детство провел в послеблокадном Ленинграде. У поколения, к которому принадлежит Тарутин, была ясная и открытая биография. Военные мальчишки, они знавали скудную жизнь, теряли отцов на фронте, ощутили на губах горькие слезы Победы.  

В 1953 году поступил на геологоразведочный факультет Ленинградского горного института имени Плеханова. Во время учебы занимался в литобъединении института, которое вел поэт Глеб Семенов. Свои первые стихи выпустил в 1956 году, в журнале «Молодая гвардия», затем его стихи появляются в сборнике «Первая встреча» (1957). В 1958 году окончил институт. Сразу после выпуска стал работать геологом. Занимаясь литературой, Олег Тарутин одновременно был блестящим специалистом-геологом. Работал на Крайнем Севере, Дальнем Востоке. Участник трёх советских антарктических экспедиций: 16-й (осень 1970 — весна 1971), 17-й (осень 1971 — весна 1972), 19-й (осень 1973 — весна 1974). С июня 1977 по август 1978 работал по контракту в Иране в качестве советника-геолога. О своих "путешествиях" в поисках угля и др. ископаемых - в Якутии и на Дальнем Востоке, во льдах Антарктиды и в горах Ирана - он написал в «Дневниках» и «Сертификатном романе». 

Первая книга «Идти и видеть» была издана в 1965. Олег Тарутин как человек, много путешествовавший и много повидавший, писал детские рассказы и стихи об  удивительных животных, экзотических странах и простых человеческих приключениях. Написал около десятка остроумных детских книжек — «Верные лапы», «Что лежало в рюкзаке?», «Это было в Антарктиде», «Для чего нам светофор»,  «Про человечка пятью-шесть»,  «Тридцать два богатыря», «Мы идем по «Эрмитажу» и другие. Геолог по основной своей профессии, он сам шагал по тундре и тайге в сапогах-вездеходах, сам таскал на спине тяжеленный рюкзак… И про Антарктиду знает не с чужих слов. Но ведь иногда бывает так: человек и поездил, и повидал, а рассказать об этом толком не может. Олег Тарутин про интересное и пишет интересно, кроме того, у него добрый взгляд и доброе сердце, поэтому ласковое слово находит он не только для людей и животных, но и даже для предметов неодушевлённых. Описывая, что лежало в рюкзаке геолога, поэт ведёт речь о вещах-друзьях, вещах-помощниках, и самые грозные и грубые из них способны, оказывается, не только приносить пользу, но и доставлять радость. Охотничьим ножом можно вырезать игрушку, удары молотка для глыбы медной руды — счастье и освобождение. Разве мало мы с вами читали книжек, видели фильмов, слышали песен про собак? Но Олег Аркадьевич Тарутин и о собаках сумел написать по-своему, с улыбкой, но и с искренним уважением к этим верным спутникам и сотрудникам человека.

 Пожалуй, самая симпатичная собака — щенок Кутя Кутин из сказки «Это было в Антарктиде». Вообще, в этой сказке все герои — молодцы: и великодушный первоклассник Петя Петин, и его папа, храбрый полярный лётчик, и любознательный, верный в дружбе, пингвиненок Пиня Пинин. Думаете, автор случайно сделал их всех такими хорошими? Нет, совсем не случайно! Ведь в заправдашней Антарктиде, которую Олег Аркадьевич видел собственными глазами, взаправдашние морозы и вьюги таят смертельную опасность, взаправдашние льдины, раскалываясь, грозят гибелью. Тут без мужества, без готовности жертвовать всем ради друзей, без взаимной помощи и выручки не прожить. Впрочем, мужество необходимо бывает не только в дальних и суровых краях и не только для свершения героических дел. Посещение зубного врача — тоже немалое испытание. И сколько выдумки, фантазии проявил поэт, сочиняя сказку о «тридцати двух богатырях», которые так безотказно нам служат и о которых мы, порой, так плохо заботимся.

Книга «Что я видел в Эрмитаже» впервые появилась в 1989 году. Это, в основном, образцы уже почти забытого ныне жанра сказок в стихах или даже научно-популярных поэтических историй. Все, что писал Тарутин для детей, было интересно, живо, неожиданно и поэтически. Вот и первое издание книги «Что я видел в Эрмитаже» оказалось неожиданным и поэтически достоверным. Приглашаю вас совершить интереснейшую прогулку по Эрмитажу вместе с Олегом Тарутиным! Вслед за поэтом переходим из одного эрмитажного зала в другой, останавливаемся в тех. что наиболее интересны детскому восприятию: в Рыцарском зале, или в Военной галерее 1812 года, или в залах античного искусства, и, конечно же, в зале Древнего Египта. Сведения, которые нам в такой легкой форме преподнес автор, запомнятся надолго! По прочтении этой книги в детях проснется интерес к истории древних египтян, греков, римлян. Когда информация преподносится в такой ненавязчивой форме, она воспринимается гораздо легче и только разжигает интерес и желание более подробно изучить предмет. Обязательно прочитайте с детьми замечательную книжку - путеводитель по Эрмитажу в стихах, вариант для детей, но очень познавательно и для взрослых тоже. Можно и просто так читать (настоящий учебник по культурологии), а если собираетесь в Питер и Эрмитаж - читать обязательно, и не раз!

Олег Тарутин остро ощущает течение Истории. Здесь у него наблюдается широчайший спектр ассоциаций - от каменного века ("Первооткрыватель") через Древнюю Грецию и Рим ("Античный мир", "Троянская война", "Заговор Катилины", "Рим") до прямой фантастики, гипотетических пришельцев ("Первый контакт", "Гости оттуда", "На соседней планете"). Вот, например, о Помпеях:

Город был. Остались были,
Только смутные преданья,
Но ученые отрыли
Город тот до основанья.
По оставленным пустотам
Слепки есть почивших в бозе.
Только разве скажешь, кто там
Помирал в достойной позе?
Кто над пеплом раскаленным
Прикрывал детей собою,
Кто тащил из-под колонны
Тело друга, чуть живое?
Кто спасал, а не спасался
И в сознанье, полном жути,
Отчеканившись, остался
В те последние минуты.
Мне не верить нет причины.
Вижу я чеканный профиль,
Знаю - были там мужчины
В день помпейской катастрофы!

Олег Тарутин - многогранный человек и автор. Кроме собственно стихов, он писал превосходную прозу, которая опять-таки отмечена "тарутинским" юмором и тарутинской неповторимостью. Это и книга фантастических рассказов и повестей "Потомок Мансуровых", это и его роман с веселым дразнящим названием "Сертификатный роман"(1995), это и его полумемуарная повесть "Межледниковье"(1999). Он был блестящим и беспощадным эпиграммистом. К фантастике впервые обратился в стихотворении «На соседней планете», опубликованном в альманахе «Молодой Ленинград» (1962). Из фантастических стихотворений и поэмы была составлена его книга «Зеница ока» (1979) - первый авторский сборник стихотворной фантастики в нашей стране. Дебютом в прозе явилась фантастическая повесть «Старуха с лорнетом», опубликованная в сборнике «Белый камень Эрдени» (1982). За ней последовал сборник повестей и рассказов «Потомок Мансуровых» (1987). Поэт и прозаик Олег Тарутин оставил огромное литературное наследие, часть которого представлена в книге «Возвратиться к истокам любви» (мемориальное издание, включающее воспоминания друзей о поэте). Автор поэтических книг «Идти и видеть» (1965), «Зеница ока» (1979), «Часовые пояса» (1986), «Синий кит» (1990), «Ледниковый валун» (2000). Он - член Союза писателей СССР. Вообще, Олег Тарутин был человеком сложной судьбы. Он не примыкал ни к одной литературной группе, а под конец жизни официально вышел из Петербургского союза писателей. У него не сложились отношения с редакциями всех журналов, кроме двух питерских изданий. Лучше всего об этом сказал он сам:» После нескольких снисходительных печатных попыток критики затолкать меня сначала в "юмористы", затем - в "типично геологические поэты" она, эта критика, перестала замечать меня вовсе. На всем протяжении литературной работы я не имел о своем творчестве ни одного сколько-нибудь серьезного высказывания. Книги мои раскупались быстро, в букинистических магазинах мне их никогда не доводилось встречать, стало быть, книги эти либо сдавались читателями непосредственно в макулатуру, либо все же оставались у них на полках. Я писал стихи - глухо, писал прозу - глухо, писал детские книги, фантастику, наконец, - глухо и глухо. Ни к одной "обойме", хвалимой критикой или поносимой ею, я никогда не бывал причислен. Остается самоуверенно предположить, что ни к одной литературной "обойме" я не подхожу, будучи боеприпасом сугубо несерийного калибра...» В последние годы жизни он бедствовал, работал вахтёром. Умер от рака лёгкого в сентябре 2000 года. Похоронен на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.

Почитаем его стихи для взрослых и детей:

Из книги «Что я видел в Эрмитаже»

Воскресное утро. Осенний пейзаж.
А небо - прозрачно и чисто.
Сегодня мы с другом идем в Эрмитаж!
Ложатся нам под ноги листья.
Мы слышали столько про этот музей
От наших знакомых, родных и друзей!
И стало неловко нам даже,
Что не были мы в Эрмитаже.
И вот мы в музей знаменитый спешим,
Опавшей листвою мы дружно шуршим,
И вот мы под аркой проходим,
И вот мы на площадь выходим.
А вот перед нами и Зимний дворец!
Огромный зеленый фигурный ларец!
Гордятся им все ленинградцы.
И мы загордились. Признаться.
Еще он красивее там, где Нева
Его отражает, качая едва:
А если такой он снаружи,
То  что же внутри обнаружим?
В душе впечатлений у нас уже масса,
А мы еще только добрались до кассы!
Суем мы в окошко монеты

 и просим:- Два школьных билета!

Главная парадная или Посольская лестница

Пока поднимались,

узнать мы успели,

что лестницу эту

придумал Растрелли

(который построил и Зимний дворец,

поскольку он был гениальный творец).

Чудесная лестница нас поразила.

Какие ступени! Какие перила!

Вот так бы по ней и шагать без конца

куда-то к сияющим сводам дворца!

Пока поднимались, ещё мы узнали,

Что лестницу эту Посольскою звали.

Когда-то послы поднимались по ней,

стараясь держаться на ней поважней.

Когда-то по ней поднимались вельможи,

спесивые очень и важные тоже.

И шли царедворцы на царский приём,

бренча орденами, сверкая шитьём.

Кругом – эполеты, атласные ленты…

Про всё это нам рассказали студенты.

Спросили:

-Какого вы класса послы?

И долго нам с важностью руки трясли.

Павильонный зал

Если кто-то даже сонный

в зал забрёл бы Павильонный,

вмиг бы тут проснулся он,

восхищён и поражён!

Всё тут арочно-сквозное,

невесомое, резное,

и сверкания полна

кружевная белизна!

А ещё тут есть один

замечательный павлин!

Он совсем как настоящий,

только бронзово-блестящий.

Он не только для красы,

он ещё павлин-часы!

Поясняет нам табличка,

что заводят эту птичку.

Заведут её, и вот –

время, тикая, идёт.

А павлин тот ежечасно

распускает хвост прекрасный,

и кричит он столько раз,

сколько времени сейчас.

Вот сейчас бы хвост павлиний

распустился бы в витрине!

Только хвост опущен вниз:

Отдыхает механизм.

Залы античного искусства

Налево, направо и прямо потом…

В античные залы мы с другом идём.

Идём,

И античностью веет

на нас всё сильней и сильнее.

Не зря мы таким нетерпеньем горим:

прочли мы немало про Грецию, Рим,

и то, про что в книжках читали,

желаем увидеть в деталях.

Древние греки

Древние греки, античные греки,
многим прославились греки навеки.
даже порой удивленье берет:
ну до чего знаменитый народ!

Храбро с врагами они воевали,

мудрые мифы они создавали

(с детства знакомы любому из нас

и Прометей, и Геракл, и Атлас).

Древние греки моря бороздили,

время для спорта они находили,

и Олимпийские игры они

тоже придумали в давние дни.

Строили греки театры и храмы,

ставили греки комедии, драмы.

А посмотрите теперь, каково

было скульптурное их мастерство!

 Ну, а всего поразительней, братцы,
то, что мы с ними могли б изъясняться:
«физика», «космос», «медуза», «стратег» –
понял бы мигом слова эти грек!
Скажешь:
«асфальт», «стадион» и «динамо» –
скажешь ты это по-гречески прямо!
«Библиотека», «театр», «берилл» –
так, между прочим, и грек говорил!

Богиня Афродита

Лишь только глянуть стоит,

и моментально ты

поймёшь, что пред тобою –

богиня красоты.

Пускай она разбита,

но даже и без рук

богиня Афродита

прекрасней всех вокруг!

В одном стихотворении уместилась вся история Троянской войны:

Бюст Париса

А вот полюбуйтесь:
стоит у стены
виновник кошмарной Троянской войны.
Вот этот красавчик мужчина -
троянских несчастий причина.
С беспечным нахальством
и наглым коварством
жену он похитил в чужом государстве,
вернувшись с Прекрасной Еленой
в родные троянские стены.
Поскольку у греков украл он жену,
то греки ему объявили войну,
и сотнями гибли герои,
сражаясь под стенами Трои.
Париса в сраженьи убила стрела.
Славная Троя сгорела дотла!
Каким же он был дурачиной,

 вот этот красавчик мужчина!

Безголовый философ

Сдержать мы не можем невольных вопросов:

откуда известно, что это философ?

А может быть, это один из богов?

Узнай, кто таков, если он безголов…

А может быть, это – какой-то правитель?

Художник-строитель? Купец-накопитель?

- Да нет, - отвечают, -

какой там купец!

Поверьте, что это – философ-мудрец:

Сидит он и мыслит о тайнах природы,

его не сломили года и невзгоды.

Вы видите:

свиток он держит рукой,

и в позе его – философский покой.

Тогда мы сказали:

- Какая утрата!

А может быть, это – фигура Сократа? –

А нам отвечают:

- Не знаем, увы!

Философ-то всё-таки без головы.

* * *

Вот мы приблизились к Древнему Риму.

Границы Эллады и Рима – незримы.

Поскольку искусство античное

не знало границ.

Безграничное… 

Римские императоры

Мы решили, что очень уж много

этих римских властителей в тогах.

С четырёх обступили сторон:

Август, Клавдий, Вителий, Нерон…

Знаем мы о капризном Нероне,

что свирепствовал, сидя на троне.

А этот вот мраморный Тит –

чем хорошим он был знаменит?

Марк Аврелий, Германик, Тиберий…

Мы тихонько направились к двери.

В головах у нас лёгкий туман:

Август, Клавдий, Траян, Адриан…

Наш Спартак

Мы в залах нигде не нашли Спартака!

Мы знаем: владыкам в угоду

боялись оставить нам эти века

скульптуру борца за свободу.

Стал он бессмертным во веки веков,

великий и доблестный воин,

за то, что он поднял рабов из оков

и в битву повёл за собою.

Нам его статуя видится так:

расправив могучие плечи,

разящим мечом вдохновляет Спартак

рабов на последнюю сечу.

Он ранен уже, и враги впереди,

грозящие смертью и пленом…

Нам кажется всё же,

что он – победит,

что он победит непременно.

Античные вазы

Прекрасные эти античные вазы

понравились нам почему-то не сразу.

«Подумаешь, вазы!» - подумали мы,

другим были заняты наши умы.

Сначала на них мы взглянули, скучая,

потом мы к одной пригляделись случайно,

потом загляделись…

И может быть, час

никак не могли оторваться от ваз.

То вазы-гиганты,

то карлики-вазы,

и каждая ваза – с рисунком-рассказом!

…Герой в колеснице летит на войну.

Плывут аргонавты в чужую страну.

Персей убивает Медузу Горгону.

Афина Паллада диктует законы.

А вот Артемида, богиня охоты,

из меткого лука стреляет в кого-то.

А это на лире играет Орфей.

А это вручают спортивный трофей.

А вот – Одиссей, подающий советы.

А это – кентавры.

А это… А это…

Мы описать и не пробуем враз

крупнейшую в мире коллекцию ваз.

 Колыванская чаша

А эта огромная чаша-

не римская вовсе, а наша.

Пошла на огромную чашу

гигантская глыба яшмы!

Её отыскали вблизи Колывани,

втащили её на могучие сани,

и двести коней еле-еле

свезти эту чашу сумели.

А после народ заводской, колыванский,

Лет десять трудился над чашей гигантской.

И вот родилась эта чаша,

И нет её больше и краше!

С огромным трудом я поверить готов,

что в этой красавице столько пудов:

пудов этих - тысяча двести!

А если не верите - взвесьте!

  

Зал древнего Египта

Одним коридором,

другим коридором

мы шли,

развлекаясь смешным  разговором.

Когда же мы в третий вошли коридором,

затих почему-то смешной разговор…

Как будто бы стал коридор этот уже

и стал потолок этот ниже к тому же,

как будто таинственным древним путём

внутри пирамиды мы с другом идём.

А тут ещё встречная тётя сказала:

- Я в жизни мрачнее не видела зала! –

А встречный мужчина ответил ей:

- Да-с…

И оба они посмотрели на нас.

Но мы – обладатели нервов железных! –

Смутить нас нельзя,

а пугать бесполезно.

Как раз указатель нам путь указал,

и смело вошли мы в Египетский зал.

В Египетском зале весёлого мало.

Но веет зато стариной небывалой:

какой бы тебе ни попался предмет,

любому предмету – три тысячи лет! 

Мумия жреца

На эту мумию жреца

Все смотрят с бледностью лица.

И о жреце ужасном том

Все долго думают потом.

И мы отходим, думая:

«Вот мумия так мумия!»

Статуи египетских богов

Стоим перед богом по имени Гор.

С большим удивлением смотрим в упор:

при всём человечьем обличье

имеет он голову птичью!

Он рядом с богиней стоит львинолицей.

А рядом богиня-корова теснится.

И только богиня Исида

похожа на женщину видом.  

... Мы видели бога по имени Тот,

а также богиню по имени Нут...

Мы помнили точно,

кто - этот,

кто - тот,

наверное, целых пятнадцать минут.

Иероглифы

На плите, на саркофаге,

на папирусной бумаге

и на всём, что видит взгляд,

иероглифы пестрят.

Рыбы, звери, птицы, точки,

загогулины, кружочки…

Всё знакомое почти,

а попробуй-ка, прочти!  

Вот в квадрате лев скучает –

что же это означает?

Цапля гордая стоит –

что она в себе таит?

Буква это или сразу

вся египетская фраза?

Может, кончилась строка

возле рыбы и цветка? 

Овладеть бы вдруг случайно

Нам египетскою тайной!

Чтоб никто другой не мог

Разгадать секретных строк.

В иероглифах

без риска

я б писал тебе записку:

рыба, взятая в кружок,

цапля с клюшкой

и конек.

Ну а ты бы понял сразу

зашифрованную фразу:

пообедал бы скорей

и пошел играть в хоккей!

В малахитовом зале

Кто побывал в Малахитовом зале,

тот этот зал позабудет едва ли.

Лично меня этот сказочный зал

прямо у входа сразил наповал.
Молча хожу я,

буквально сражённый.

Молча смотрю я на эти колонны,

полон какой-то неясной мечты

от созерцанья такой красоты.

Вижу зелёное спящее море,

волны застыли в зелёном узоре.
Что ни волна - то иная волна,

и зелена под волной глубина.

Я вспоминаю уральские сказы,

глядя на эти камины и вазы.

Если бы мог, сочинил бы стихи

я о красе о твоей, малахит!

Если бы мог, сочинил бы поэму

я на такую прекрасную тему:

мы на планете живём неспроста,
а для того, чтоб цвела красота!

Военная галерея 1812 года

Вы тут не увидите статуй и ваз,

Не встретите украшений.

Глазами суровыми смотрят на вас

герои из дыма сражений.

Здесь честно заслужены все ордена.

Навеки прославлены их имена

за то, что себя не щадили

и в грохоте пушечном Бородина

Россию они защитили.

За то, что полки за собою вели,

за то, что покоя не знали,

покуда захватчиков с нашей земли

с позором они не изгнали.

Был к славе и гибели каждый готов,

дожил до победы не каждый…

Ты видишь на мраморе золото слов?

Так Пушкин писал об отважных.

Их доблесть запомнили наши враги.

Их помнит Отечество свято.

И память отныне и ты береги

об этих суровых солдатах.

Кутузов и Барклай-де-Толли

Конечно, Кутузова знает любой:

Кутузов – великий народный герой!

Едва прозвучит это имя –

«Кутузов»,

Как вспомнится сразу изгнанье французов.

Конечно, Кутузова имя

С суворовским только сравнимо.

Но вспомните также Барклая-де-Толли,

которому выпала тяжкая доля,

но кто поубавил азарта

бессчётным полкам Бонапарта!

Он армию нашу сумел уберечь,

в бою презирал он и штык, и картечь,

стяжал он военную славу

и встал в галерею по праву.

Багратион

Там, где стоял Багратион,

Не мог пройти Наполеон!

Багратиона воспитал,

Гордился им Суворов.

И никогда не испытал

Багратион позора.

Он в Бородинском пал бою,

в победу веря свято,

и речь последнюю свою

он обращал к солдатам.

- Назад ни шагу!-

молвил он. –

Отечество за нами!

Погиб герой Багратион…

Осталось имя-знамя!

Денис Давыдов

Не богатырь по виду,

не Аполлон лицом –

гусар Денис Давыдов

выходит на крыльцо.

И на коня садится,

верней, на скакуна,

верней, взлетает птицей,

не тронув стремена.

Храпит скакун горячий…

И сразу же:

- Вперёд!

Лихой отряд казачий

гусар лихой ведёт.

Гусар Денис Давыдов,

поэт и партизан,

не богатырь по виду,

но духом – великан.

И где-то на биваках

он сочинит стихи

о славных тех рубаках,

об их делах лихих.

Рыцарский зал

Мы знаем, мы знаем, мы знаем уже,

где Рыцарский зал на втором этаже!

Но мы всё равно уточняем

и всех на пути обгоняем.

Скорее! Скорее!

Там рыцари ждут!

«Конечно, они никуда не уйдут,

и что нам минута-другая?» -

так думаем мы, пробегая.

И думаем мы:

«Это даже смешно!»

А сами,

а сами бежим всё равно!

И вот наконец-то мы в зале.

И видим: не зря мы бежали!

У стенда с оружием    

- Конечно, нельзя,

ну, конечно, нельзя...

А если бы можно,

ты что б себе взял?

Я взял бы себе, если можно,

вот этот кинжальчик и ножны!

- Ну, так я и думал:

кинжальчик ему!

Кинжальчик понравился мне самому!

Бери пистолетики эти -

ты, может быть, их не заметил?

- Да нет уж! себе забирай пистолет!

И этот мушкет, и вон тот арбалет.

Бери еще шпагу в придачу,

а я не отдам свой кинжальчик!

- Да ты посмотри вот на тот пистолетик!

Другого такого и нету на свете!

Вот тут нам и крикнули строго:

- Витрину руками не трогать!

Рыцарские доспехи

Если жил бы ты в Средневековье

и мечтал о турнирном успехе,

то в придачу к стальному здоровью

ты завёл бы стальные доспехи.

Представляю, как в шумном Толедо

или в тихом своём Пуатье

ты бы шествовал в кузницу в среду,

как сегодня идут в ателье.

Ты вошёл бы, сказал бы ты:

- Здрасте!

Я опять к вам по поводу лат. –

- Как же, как же! –

ответил бы мастер. –

Всё готово уж сутки назад!

Надевайте. Не правда ли, мило!

Ах, простите,

вот тут – не вполне…

Этот шов я поправлю зубилом.

Прислонитесь, прошу вас, к стене!

Вам не жмёт наколенник? Наплечник?

Вам, сеньор, в этот раз повезло:

эти латы значительно легче –

и всего-то в них сорок кило!

Ах, сеньор, это редкостный панцирь!

А какой на пластинах узор!

Если в нём вы пойдёте на танцы,

всех вы дам покорите, сеньор!

Локоть жмёт? Ах, как это печально!

Моментально исправим сейчас!

Подойдите, сеньор, к наковальне.

Ну-ка, где там кувалда у нас?

Вот идёшь ты в костюме турнирном,

и взирает с почётом народ,

и пластины скрипят, и шарниры,

и не давит нигде, и не жмёт.

 Рыцарский конь

Я грустно смотрю на беднягу коня,

И грустно бедняга глядит на меня.

Печально стоит предо мною

Не конь,

А железо сплошное.

Железная шея,

Железная грудь,

На морде - сплошная железная жуть...

И странно, что конские ноги

Ещё приоткрыты немного.

У всадника тоже железо своё:

Кольчуга, и панцирь,

И щит, и копьё...

От этакой груды металла

Небось, и слона бы шатало!

А тут ещё в битву галопом скачи,

Где рыцари с грохотом тупят мечи...

Ну, рыцари -

Это понятно.

А кони-то чем виноваты?

* * *

На часы мы не глядели.

Глядь:

и в самом деле - пять.

То-то ноги загудели,

то-то есть мы захотели,

то-то стали уставать!

А не видели мы даже

половины Эрмитажа!

Сомневаюсь, что и треть

мы сумели рассмотреть.

Я считаю, что быстрее

и не ходят по музеям:

я искусством на бегу

любоваться не могу.

Вот выходим на Неву мы,

о музее наши думы.

И о том, что город наш

сам - огромный Эрмитаж!

Из книги «Верные лапы»:

В день, наверно, раз по десять,
раз по триста каждый месяц,
больше тыщи раз в году,
в переулке и в саду.
на вокзале,
во дворе,
на мосту,
на пустыре,
на бульваре,
на проспекте
вам встречались звери эти.
Может, даже вы видали
на ошейниках медали?
А скажите, вам известны
их отвага, ум и честность?
Вот об этом-то сейчас
и пойдёт у нас рассказ.

Бульдог

Морды печальней мы с вами не видели.

Чем же бульдога с утра разобидели?

Что же ему вспоминается грустное,

Кислое очень и очень невкусное?

Может быть, зубы беднягу замучили?

Может быть, эти прогулки наскучили?

Может быть, страшный привиделся сон?

Может быть, просто не выспался он?

Что за причина?

Какая кручина?

Что приключилось,

скажите на милость?

Только бульдогу нисколько не грустно.

Сладко он спал и позавтракал вкусно.

Еле дождался любимой прогулки,

вихрем промчался по лестнице гулкой.

И в настроении самом чудесном

бодро идёт этим утром воскресным.

Ну, а печальная морда не в счёт –

с нею бульдог от рожденья живёт.

Водолаз

Два года прожил водолаз

и вдруг подумал мрачно,

что никого ещё не спас,

что жизнь его не удалась,

сложившись неудачно.

А сколько раз в геройских снах

он плыл в стремительных волнах,

нырял бесстрашно в глубину,

искал на дне, со дна тянул.

И сколько раз, ах, сколько раз

ему спасённый лапу тряс!

А там, в толпе на берегу,

кричали все об этом:

«Я за медалью побегу!»,

«Я сообщу в газету!»

…Но просыпался каждый раз

на этом месте водолаз.

Колли

В сутолоке улочной

возле двери булочной

сидит она и ждёт.

Ушла её хозяйка

за хлебом и за сайкой,

пора прийти хозяйке,

а та всё не идёт…

А колли не привязана,

но колли понимает,

что ждать она обязана

спокойно и без лая.

Вокруг – людей лавины,

трамваев громыханье…

у колли – дисциплина,

у колли – воспитанье.

Сидит она у двери,

в неё хозяйка верит.

В какой, скажите, школе

воспитывалась колли? 

Эрдельтерьер

Эрдель Терьер – как имя-отчество.
А звать его Эрделькой хочется.
Ведь он совсем простецкий пёс!
Он застеснялся бы от почестей,
в цигейку шкуры сунув нос.
А горд он тем, что честь хозяина
ни разу не была облаяна.
Что хвост прекрасен, как сарделька,
что вежлив с ним соседский кот…
И ты зови его Эрделькой,
ведь это так ему идёт!

Лайка

На далёкой речке Лене,

где медведи и олени,

где застыл Полярный круг,

у геолога был друг.

Был он лайкой настоящей –

ловкой, смелой, работящей,

и в таёжной стороне

зверя не было умней.

Вместе шли друзья, бывало,

по дремучим перевалам,

вместе спали у костров,

проклиная комаров.

Всё, что лайка замечала,

лайка лаем сообщала:

«Тут внимательней гляди!»,

«Здесь трясину обойди!»,

«Тут на дереве куница!»,

«Тут глухарь в кустах таится!»,

«Здесь прошла недавно рысь,

Подожди! Не торопись!»

Всюду вместе, всюду рядом

от весны до снегопада.

…Завалило снегом горы,

реки вмёрзли в берега.

Улетал геолог в город,

говорил: «Прощай, тайга!»

…В шумном аэропорту

открывались двери ТУ.

И спускался вниз по трапу

наш геолог-борода.

А четыре верных лапы

были рядом, как всегда.

                 ***                        

Ведь причалит душа, причалит

к берегам спокойной печали.

Ведь когда-нибудь все равно

эта чаша покажет дно.

И когда-нибудь эта ноша

будет ношей, сброшенной в прошлом.

И когда-нибудь это пекло

станет пеплом и только пеплом.

А на пепле — спокойный след...

Или нет? Неужели — нет?

            ***

Земля моталась, как брелок,

на ниточке орбиты...

И вот возник на ней белок

в один из дней забытых.

Он забарахтался в воде,

незрячих сил налился,

не сознавая — кто и где,

тихонько разделился...

Потом он водорослью цвел,

потом в скорлупке плавал,

потом прозрел и слух обрел,

обрел на мысли право.

И вот когда он был готов

зажечься мыслью первой,

легла Земля на трех китов —

Добра, Любви и Веры.

...Стоит Земля на трех китах,

а те киты уже в летах.

            ***

У памяти моей - твое лицо.

Твои слова, и смех твой, и молчанье...

Над белым снегом черными ночами

спешит она ко мне твоим гонцом.

Как тишина пустынная чиста!

Какой покой в безлюдье непочатом!

И туз бубновый Южного креста

к спине небес навечно припечатан...

У памяти моей - твои слова.

Я слышу их. Какая это нежность...

Чему б ни быть - былое будет прежним.

И прочь лети, забвения сова,

в слепой полет крыла свои влача.

У памяти моей - твоя печаль.

          

              ***

Ну что, душа,

ну что же я могу?

Не укачать твоей мне боли, слышишь?...

Ну хочешь, мы простим сейчас врагу?

Спокоен будь, прощенный враг мой бывший!

Ну хочешь, выйдем, постоим в ночи.

Пусть нас придавит шкурою метели,

и темнота безвременье расстелит,

и пусть ничто вокруг не прозвучит.

Ну хочешь, выпьем этого вина,

решим, что день уже до капли прожит,

и где-то в недрах каменного сна

забудемся до времени, быть может.

Поднимет пробужденье острогу...

Ну что, душа,

             что я еще могу?

          

            ***               

В ту же реку дважды не войдешь.

Никогда ничто не повторится.

В тот же ветер не вернется птица,

тем же зубом не царапнет ложь.

И не повторить, и не спасти

даже часа, что тобою прожит.

Ну а память —

              это то, что сможет

над землицей прошлого взойти.

Хоть цветочком,

хоть былинкой ржавой,

хоть колючкой странной и безжалой...

                ***                     

Я умру, как все иные,

И меня положат в гроб.

И потянутся родные

Целовать в холодный лоб.

Приберут потом в квартире,

Надо мной взойдет трава,

А душа в заветной лире

Прах начнет переживать.

И душе прискорбно будет,

И покроет душу тьма,

Если вдруг живые люди

Оробеют у холма.

Если парочка влюбленных,

Робко сев на край скамьи,

Сбавит говор на два тона,

Подсчитав года мои.

Стукну костью я берцовой,

Лучевой и локтевой,

Всей душой взреву:

- Да что вы!

Был покойник не такой!

Не такой,

        чтоб с постной миной

Холм могильный созерцать,

Не такой он был детина,

Чтоб печаль вселять в сердца.

Грустно мне от вашей жути!

Отгоните этот бред!

Тут лежит Олег Тарутин -

Жизни преданный поэт!