«Я сердцем жил…» Петр Ершов

       
         6 марта – 200 лет со дня рождения Петра Павловича Ершова (1815 – 1869) - русского поэта, писателя, драматурга. Известен, в основном, как автор сказки «Конёк-горбунок», написанной еще в его студенческие годы.

Детство Ершова прошло в Берёзове, где его отец служил капитан-исправником. Так сложилось, что по долгу службы отец часто менял место жительства, и еще ребенком Петр объездил едва ли не всю Сибирь. Будучи разносторонне образованным человеком, Павел Алексеевич Ершов стремился привить сыновьям – Петру и Николаю с малых лет тягу к знаниям. Когда Петру исполнилось 10 лет, отца перевели на службу в Тобольск Учение в Тобольской гимназии, директором которой был отец Д.И. Менделеева, давалось ему легко. В 1830 году Ершов с отличием закончил гимназию.

Отца перевели в Петербург, куда отправилась и вся семья. В Петербурге Ершов поступил в Санкт-Петербургский университет на философско-юридический факультет. Юношу совсем не занимали удовольствия столицы. Он не кутил со студентами, не засиживался в трактирах. Правда, учение его тоже не особенно занимало. Юноша сам не раз сетовал на свою лень и чувство недоученности. «Вот я – кандидат университета, а не знаю ни одного иностранного языка», – говорил он о себе с досадой. 
        В начале 1834 года представил профессору словесности П.А.Плетневу в качестве курсовой работы первую часть сказки Конек-Горбунок, вскоре опубликованную в журнале «Библиотека для чтения». В том же 1834 году отдельным изданием вышла вся «русская сказка в трех частях» (1840 - 2-е изд.; 1843 - 3-е изд.; 1856 - 4-е изд.; 1861- 5-е изд.).

Окончив университет, Ершов решил всецело посвятить себя литературе. Он стал посещать кружок В.Г. Бенедиктова, участвовал в литературной жизни столицы: опубликовал лирические стихотворения («Молодой орел», «Желание»), балладу «Сибирский казак», драматическую сцену «Фома-кузнец», пьесу «Суворов и станционный смотритель» и др. – всего около 10 произведений. Но литературным мечтам и планам Ершова не суждено было сбыться. Почти сразу же после окончания университета скоропостижно скончался его отец, а вскоре и брат, талантливый математик.

Ершов написал несколько стихотворений, либретто для волшебной оперы «Страшный меч». Он мечтал создать эпическое произведение. «Я думаю, – сказал он однажды своему другу, – из всех русских сказок составить одну, вроде поэмы, где главным героем будет Иван». Он мечтал о большом путешествии по Сибири, хотел собрать образцы фольклора, чтобы использовать в своем творчестве. Он разрывался между литературной деятельностью и сыновним долгом, понимая, что матери тяжело одной. К этому времени у Ершова уже было много друзей среди столичных литераторов, музыкантов, артистов. Но стихи, печатавшиеся в журналах, не вызывали у них прежнего восхищения, либретто и пьесы не были востребованы театрами, а грандиозный замысел сказки «Иван-Царевич» не продвигался дальше первых строк.

В 1836 году он возвратился в Тобольск и поступил на службу в Тобольскую гимназию. Ершов занимался педагогической деятельностью до 1862 г., не оставляя при этом занятий литературой: продолжал писать стихи, поэмы, пьесы, либретто для опер. Через неделю Ершов был назначен преподавателем латинского языка в младших классах. Уже в середине сентября Ершов был переведён преподавателем философии и словесности в старших классах. Он даже задумался о возвращении в Петербург, не прекращая работы над совершенствованием преподавания словесности в гимназии. Он считал необходимым условием правильного обучения приобретение для гимназии сочинений Пушкина, Жуковского, Гоголя, Карамзина, Марлинского, Лажечникова, Загоскина, Веневитинова и других русских писателей. Цель преподавания словесности в гимназии он видел в развитии в учениках самостоятельности мысли, любви к родному языку и к родной литературе...

Ершов с большим пиететом относился к императорской фамилии. Важным событием для него стало посещение наследником престола Александром Николаевичем Тобольской гимназии. В знак почтения старший учитель словесности Ершов преподнес цесаревичу оду. Наследник, в свою очередь, отблагодарил поэта золотыми часами. На закате жизни, уже будучи в отставке и бедствуя материально, Ершов заложил цепочку от часов для строительства храма в родном Безрукове. До освящения его он не дожил. После смерти матери поэт женился на вдове Серафиме Лещёвой, у которой было четверо детей. Теперь ему надо было кормить большую семью. Когда в марте 1846 г. в Тобольск приехал В. Кюхельбекер, Ершов подружился с ним, и почти каждый вечер бывал у больного декабриста. Был дружен он и с И.П. Менделеевым - бывшим директором Тобольской гимназии, где он учился сам, а теперь у Ершова учились дети Менделеевых.

Из-за тягот повседневной жизни работа над поэмой «Иван-Царевич» – «сказкой сказок» в десяти томах по сто песен в каждой – совершенно не продвигалась. Бывали у него минуты упадка, периоды разочарований и колебаний. К середине 40-х гг.Ершов закончил «Курс словесности» – плод своего опыта, любви к родной литературе и раздумий о судьбах учеников, и отослал его в Министерство народного просвещения. «Курс словесности» странствовал по канцеляриям министерства около трёх лет. В результате Ершов получил отписку: «Курс словесности» не может быть введён в гимназии потому, что он не вполне отвечает понятиям воспитанников». Ершов заметно опустился, стал хуже относиться к своим обязанностям инспектора и учителя.

Единственное, что удерживало его в этом мире – литературная деятельность. Теперь он писал прозу – рассказы о Сибири, о её прошлом, о казаках, о кучумовских татарах. Он объединил их в сборник «Осенние вечера». Ершов послал новый сборник Плетневу, ждал его одобрения, одновременно пытаясь работать над «Сибирским романом». Но отзывы Плетнёва были сдержанны, хлопоты друзей – малоуспешны. Рассказы долго не находили пристанища и появились в печати только через семь лет, а «Сибирский роман» так и остался ненаписанным. Радость творчества омрачали житейские заботы: нужда в деньгах, в собственной квартире… Ершов с горечью признавался: «Как гражданин, я сижу, как рак на мели, – на своём инспекторском месте, как писатель, я забыт публикой и в немилости у журналистов; как человек, я окован двойными цепями – холодом природы и железных людей...» К этому времени Ершов уже заслужил полную пенсию, но он не уходил в отставку, потому что на его плечах была семья, пенсию он получал скудную, и на литературный заработок не было никакой надежды.

В 1857 г. Ершов получил новое назначение на пост директора гимназии и активно взялся за дело. В 1862 г. ушел в отставку. Но только через год, благодаря хлопотам Д.И. Менделеева, женившегося на падчерице Ершова, он начал получать пенсию. Скудная пенсия, болезни, заботы о деньгах на содержание своей большой семьи – все это омрачало последние годы жизни Петра Ершова. За полгода до смерти он получил пригласительный билет на юбилей 50-летия Петербургского университета и воскликнул: «Слава Богу, меня не забыли!..» Но он ошибался. Его давно уже забыли. И когда в августе 1869 г. в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось короткое сообщение о смерти поэта, многие были озадачены этим известием. Ершов не считал себя талантливым писателем. Образец писательской скромности, он искренне не любил своей славы: «Принадлежа долгое время не к деятелям, а к наблюдателям литературы, я научился смотреть на вещи беспристрастно, и литературная известность в настоящее время не слишком лестна даже и для убогого таланта», – писал он. П.П. Ершовым создано около 50 лирических стихотворений, несколько пьес и либретто, поэма и рассказы.

Предлагаем познакомиться с его стихами:

Желание

Чу! Вихорь пронесся по чистому полю!

Чу! Крикнул орел в громовых облаках!

О, дайте мне крылья! О, дайте мне волю!

Мне тошно, мне душно в тяжелых стенах!

Расти ли нагорному кедру в теплице,

И красного солнца и бурь не видать;

Дышать ли пигаргу свободно в темнице,

И вихря не веять и тучи не рвать?

Ни чувству простора! Ни сердцу свободы!

Ни вольного лёту могучим крылам!

Все мрачно! Все пусто! И юные годы

Как цепи влачу я по чуждым полям.

И утро заблещет, и вечер затлеет,

Но горесть могилой на сердце лежит.

А жатва на ниве душевной не зреет,

И пламень небесный бессветно горит.

О, долго ль стенать мне под тягостным гнетом?

Когда полечу я на светлый восток?

О, дайте мне волю! Орлиным полетом

Я солнца б коснулся и пламя возжег.

Я б реял в зефире, я б мчался с грозою

И крылья разливом зари позлатил;

Я жадно б упился небесной росою

И ниву богатою жатвой покрыл.

Но если бесплодно страдальца моленье,

Но если им чуждо желанье души, -

Мой гений-хранитель, подай мне терпенье,

Иль пламень небесный во мне потуши!

1835

Русская песня

Уж не цвесть цветку в пустыне,

В клетке пташечке не петь!

Уж на горькой на полыне

Сладкой ягодке не зреть!

Ясну солнышку в ненастье

В синем небе не сиять!

Добру молодцу в несчастье

Дней веселых не видать!

Как во той ли тяжкой доле

Русы кудри разовью;

Уж как выйду ль в чисто поле

Разгулять тоску мою.

Может, ветер на долину

Грусть-злодейку разнесет;

Может, речка злу кручину

Быстрой струйкой разобьет.

Не сходить туману с моря,

Не сбежать теням с полей,

Не разбить мне люта горя,

Не разнесть тоски моей!

1835

К друзьям

Други, други! Не корите

Вы укорами меня!

Потерпите, подождите

Воскресительного дня.

Он проглянет - вновь проснется

Сердце в сладкой тишине,

Встрепенется, разовьется

Вольной пташкой в вышине.

С красным солнцем в небо снова

Устремит оно полет

И в час утра золотова

В сладкой песне расцветет.

Мир господен так чудесен!

Так отраден вольный путь!

Сколько зерен звучных песен

Западет тогда мне в грудь!

Я восторгом их обвею,

Слез струями напою,

Жарким чувством их согрею,

В русской песне разолью.

И на звук их отзовется

Сердце юноши тоской,

Грудь девицы всколыхнется,

Стают очи под слезой.

1837

Кто он? (стихотворение написано на смерть Пушкина)

Он силен - как буря Алтая,

Он мягок - как влага речная,

Он тверд - как гранит вековой,

Он вьется ручьем серебристым,

Он брызжет фонтаном огнистым,

Он льется кипучей рекой.

Он гибок - как трость молодая,

Он крепок - как сталь вороная,

Он звучен - как яростный гром,

Он рыщет медведем косматым,

Он скачет оленем рогатым,

Он реет под тучи орлом.

Он сладок - как девы лобзанья,

Он томен - как вздох ожиданья,

Он нежен - как голос любви,

Он блещет сияньем лазури,

Он дышит дыханием бури,

Он свищет посвистом Ильи.

Он легок - как ветер пустынный,

Он тяжек - как меч славянина,

Он быстр - как налет казака.

В нем гений полночной державы...

О, где вы, наперсники славы?

Гремите!.. Вам внемлют века!

1837

«Сон миновался души...»

Сон миновался души. Снова живу я.

Есть для меня на земле радость и счастье.

Радость приносит цветы на жертвенник сердца,

А счастье готово излить на них ароматы.

Феникс родился из пепла, о други! Я верю,

Искра огня Прометея уж пала на жертву;

Миг - и радужно вспыхнет она, и сердца

Алтарь запылает святым огнем возрожденья.

9 октября 1838

Первый весенний цветок

Утро дохнуло прохладой. Ночные туманы, виясь,

Понеслися далёко на запад. Солнце приветно

Взглянуло на землю. Все снова живет и вкушает

Блаженство. Но ты не услышишь уж счастья,

О замок моих прародителей! Пусть солнце

Своим лучом золотит шпицы башен твоих,

Пусть ветер шумит в твоих стенах опустелых,

Пусть ласточка щебечет под высоким карнизом

Веселую песню, - ты не услышишь уж жизни

И счастья. Склоняся уныло над тихой долиной,

Башни твои как будто смотрят на эту могилу,

Где схоронено все, что тебя оживляло.

О, если б подслушать, что говорит одинокая ель над тобою,

Зачем преклоняет к земле вершину свою

И слезы росы отрясает с листьев своих!

О, если б прочесть, что мох начертал на стенах опустелых,

Много бы, много сказали эти тайные буквы;

Их поняло б сердце, мечта бы их полюбила,

И чувство, глубокое чувство их затаило.

16 марта 1839

Воспоминание

Я счастлив был. Любовь вплела

В венок мой нити золотые,

И жизнь с поэзией слила

Свои движения живые.

Я сердцем жил. Я жизнь любил,

Мой путь усыпан был цветами,

И я весёлыми устами

Мою судьбу благословил.

Но вдруг вокруг меня завыла

Напастей буря, и с чела

Венок прекрасный сорвала

И цвет за цветом разронила.

Всё, что любил, я схоронил

Во мраке двух родных могил.

Живой мертвец между живыми,

Я отдыхал лишь на гробах.

Красноречив мне был их прах,

И я сроднился сердцем с ними.

Дни одиночества текли,

Как дни невольника. Печали,

Как глыбы гробовой земли,

На грудь болезненно упали.

Мне тяжко было. Тщетно я

В пустыне знойного страданья

Искал струи воспоминанья:

Горька была мне та струя!

Она души не услаждала,

А жгла, томила и терзала.

Хотя бы слёз ниспал поток

На грудь, иссохшую в печали;

Но тщетно слёз глаза искали,

И даже плакать я не мог!

Но были дни: в душе стихало

Страданье скорби. Утро дня

В душевной ночи рассветало,

И жизнь сияла для меня.

Мечтой любви, мечтой всесильной

Я ниспускался в мрак могильный,

Труп милый обвивал руками,

Сливал уста с её устами

И воплем к жизни вызывал.

И жизнь на зов мечты являлась,

В забвенье страсти мне казалось -

Дышала грудь, цвели уста

И в чудном блеске открывалась

Очей небесных красота...

Я плакал сладкими слезами,

Я снова жил и жизнь любил,

И, убаюканный мечтами,

Хотя обманом счастлив был.

1845

«Не забыта мать-Россия...»

Не забыта мать-Россия

У небесного царя.

Всюду реки медовые

И молочные моря.

И богатым и убогим

Пир готов на каждый день.

Дело только за немногим:

Ложку в руки взять нам лень.

1863

Вы спросите, а как же «Конёк-горбунок»?

Значимость этой сказки бесспорна, «Конёк…» прочно вошел в «золотой фонд» русской литературы, общепризнанна популярность этой авторской сказки у русского читателя, и уже не первый год ведется спор: автор — Петр Ершов или Александр Пушкин?

Представляем одну из точек зрения.