Страницы

вторник, 10 февраля 2015 г.

Гамлет ХХ века Борис Пастернак


Сегодня исполнилось бы 125 лет выдающемуся русскому поэту, прозаику, переводчику Борису Пастернаку (1890 – 1960).

«Он награжден каким – то вечным  детством,
Той щедростью и зоркостью светил,
И вся земля была его наследством,
И он её со всеми разделил», - так писала о Борисе Пастернаке Анна Ахматова. 

Другая поэтесса Марина Цветаева скажет о нем: «Пастернак – большой поэт. Он сейчас больше всех: большинство из сущих были, некоторые есть, он один будет…»


Композитор А. Галич сочинил песню «Памяти Бориса Пастернака».
Внешность поэта, речь были особенными: огромные глаза, пухлые губы, взгляд горделивый и мечтательный, высокий рост, гармоничная походка, глубокий, красивый голос, звучный как колокол. Как писала о нём Марина Цветаева: «Внешнее осуществление Пастернака прекрасно: что-то в лице зараз и от араба и от его коня: настороженность, вслушивание... Полнейшая готовность к бегу». Это был открытый и добрый, впечатлительный и чувствительный человек. Существовала какая – то таинственная связь между обликом, духовным миром и характером его стихов.

Борис Леонидович Пастернак родился в Москве 10 февраля 1890 года в интеллигентной семье. Отец поэта – художник Леонид Пастернак, иллюстратор романов Л.Толстого, был человеком, близким Рахманинову, Менделееву, мать поэта была профессиональной, одаренной пианисткой. Пастернак был с детства окружён искусством: «Я сын художника, искусство и больших людей видел с первых дней и к высокому и исключительному привык относиться как к природе, как к живой норме». В доме, где он рос, бывали музыканты, художники, писатели, и среди них – Лев Толстой, М. Врубель, В. Поленов, И. Левитан, В. Серов, А. Скрябин, С. Рахманинов.
Вот как он сам пишет о своём детстве:

Мне четырнадцать лет.
ВХУТЕМАС
Еще – школа ваянья.
В том крыле, где рабфак,
Наверху,
Мастерская отца.
В расстояньи версты,
Где столетняя пыль на Диане
И холсты,
Наша дверь.
Пол из плит
И на плитах грязца.
Это дебри зимы.
С декабря воцаряются лампы.
Порт-Артур уже сдан,
Но идут в океан крейсера,
Шлют войска,
Ждут эскадр,
И на старое зданье почтамта
Смотрят сумерки,
Краски,
Палитры
И профессора.
Сколько типов и лиц!
Вот душевнобольной.
Вот тупица.
В этом теплится что-то.
А вот совершенный щенок.
В классах яблоку негде упасть
И жара, как в теплице.
Звон у флора и лавра
Сливается
С шарканьем ног.
Как-то раз,
Когда шум за стеной,
Как прибой, неослаблен,
Омут комнат недвижен
И улица газом жива, -
Раздается звонок,
Голоса приближаются:
Скрябин.
О, куда мне бежать
От шагов моего божества!
Близость праздничных дней,
Четвертные.
Конец полугодья.
Искрясь струнным нутром,
Дни и ночи
Открыт инструмент.
Сочиняй хоть с утра,
Дни идут.
Рождество на исходе.
Сколько отдано елкам!
И хоть бы вот столько взамен.

Под влиянием крупного русского композитора А.И. Скрябина тринадцатилетний Борис увлёкся музыкой. Он изучает творчество Скрябина, импровизирует, сочиняет и проходит цикл предметов музыкальной теории под руководством Р. Глиера. Под влиянием Скрябина у Бориса Пастернака разгорелась страсть к импровизациям и сочинительству. Но Пастернак оставил музыку – тогда, когда все кругом его поздравляли, так как понимал, что в этом деле он не может достичь наивысшего совершенства: «У меня не было абсолютного слуха, способного угадывать высоту любой произвольно взятой ноты, умения. Музыку, любимый мир шестилетних трудов, надежд и тревог, я вырвал вон из себя, как расстаются с самым драгоценным».
В 1909 г. он оставляет мысль о композиторстве и поступает на философское отделение историко-филологического факультета Московского университета. Для совершенствования в области философии Пастернак отправляется в Германию, где учится в университете в Марбурге. И, хотя изучение философии идёт у него успешно, он расстаётся с ней так же решительно, как раньше расстался с музыкой.
Пастернак начинает писать стихи. В 1914 г. выходит первый его поэтический сборник «Близнец в тучах». Творческий подъем нахлынул в 1917-1918 гг, когда поэт издает свою книгу «Темы и вариации». В 30-е годы он становится известен в литературном мире, во многом благодаря сборнику стихов «Поверх барьеров», стихи из которого посвящены знаковым фигурам русской литературы: А.Ахматовой, М.Цветаевой, В. Брюсову.
Поэзия становится его призванием и судьбой. Она вобрала в себя и его страсть к музыке, и интерес к философии. С первых своих шагов в поэзии Пастернак обнаружил особый почерк, особый строй художественных средств. Многое в его поэзии ошеломляет, ставит в тупик. Любое явление поэт стремится словно бы захватить врасплох, «поймать живое». Пастернак в поэзии – живописец. Его стихи - живое письмо. Живое – имеющее цвет, вкус, звук. Много стихотворений у Пастернака посвящено природе. Поэтическое внимание поэта приковано к веснам и зимам, к солнцу, снегу, к дождю. И во всем этом - благоговение перед чудом жизни, чувство благодарности к ней. Лев Озеров скажет о Пастернаке: «Его стихи полны шорохов, звона весенней капели, сияния синевы неба и  синевы инея, раскатов грома, блеска радуги, влюбленного шепота, звучанья музыки. Поэтический мир Пастернака сливается с миром природы и души человеческой».
Литературная деятельность Пастернака была разнообразной. Он писал прозу, занимался переводами, был автором поэм и романов в стихах «Спекторский». Но наиболее значительна его лирика. Он владел талантом выражать глубокие и тонкие человеческие чувства и мысли через посредство проникновенных картин природы. Для него характерно восхищение красотой мира, стремление отыскать повсюду прекрасное.
Известны переводы Пастернаком «Фауста» Гёте, Шиллера, Рильке, Верлена, трагедий и сонетов Шекспира, а также стихотворений зарубежных поэтов.
                  Шекспир. Сонет 66
Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живётся богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли замкнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывёт,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.

Пастернак перевёл этот сонет в 1938 г. В 1935 г. Пастернак написал письмо Сталину, прося за арестованных мужа А. Ахматовой Н.Пунина и её сына Л. Гумилёва. Летом 1937 г. он отказался поставить подпись под требованием расстрела Тухачевского и Якира. В августе узнал о самоубийстве своего друга, грузинского поэта Паоло Яшвили и писал его вдове: «Существование моё обесценено». Вскоре Пастернак стал переводить «Гамлета», заглушая «нестерпимый стыд и горе от того, что совершалось вокруг». Так через века перекликались два поэта – английский и русский.
В 1918 г. Пастернак пишет большой роман в прозе, пятая часть которого была издана в 1922 г. как повесть «Детство Люверс». В 1946 году поэт начинает работу над своим главным произведением – романом «Доктор Живаго», который был завершён в 1955 г. В 1957 г. роман вышел за границей на итальянском языке. Замечательные произведения всегда современны, нужны каждой новой эпохе как приток свежего воздуха. Но они почти всегда оказываются не к месту в рамках официальных пропагандистских компаний. Поэтому, видимо, был не понят и не принят в свое время роман «Доктор Живаго».
В романе есть строка, определяющая, пожалуй, его суть: «Отдельная человеческая жизнь стала божьей повестью, наполнив своим содержанием пространство вселенной. Время может быть хуже или лучше. Но ты, человек должен быть только лучше. И это всегда можно, даже в катастрофе гражданской войны и в концлагере». Об этом и роман. Как писал академик Д. Лихачёв: «Перед нами род автобиографии, в которой удивительным образом отсутствуют внешние факты, совпадающие с реальной жизнью автора… И тем не менее автор пишет о самом себе, но пишет, как о постороннем, он придумывает себе судьбу, в которой можно было бы наиболее полно раскрыть перед читателем свою внутреннюю жизнь… Ручательством правильности моего взгляда на роман «Доктор Живаго» как на лирическую исповедь самого Бориса Леонидовича служит то, что Ю. А. Живаго – поэт, как и сам Пастернак…»
С 1946 г. Пастернак неоднократно выдвигался на Нобелевскую премию в области  литературы. В 1958 г. она ему была присуждена «за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и в области великой русской прозы». В это время начался беспрецедентный скандал, в который включилась литературная элита СССР и те, кто вообще роман даже и не читали. Через неделю угроз и травли поэт был вынужден отказаться от премии:

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.

Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, все равно.

Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора -
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.

Позже, в 1989 году, Нобелевский комитет признает недействительным и вынужденным отказ Пастернака от премии и вручит диплом и медаль семье покойного лауреата.
С 1956 г. Б. Пастернак живет и творит в Подмосковье, в Переделкино. Нелёгкая действительность, политический скандал вокруг романа «Доктор Живаго», непростая ситуация в семейной жизни (история взаимоотношений с Ольгой Ивинской) - всё это наложило отпечаток на мировосприятие и здоровье поэта. С начала 1960 года Пастернак стал чувствовать себя хуже. 30 мая 1960 года поэт скончался.
Поэзия Б. Пастернака утверждает жизнь как высшую ценность. Она обнимает все: людей и природу, судьбы человеческие и исторические события, христианское понимание любви и долга. Поэзия Пастернака учит слушать и слышать стих, учит полной самоотдаче не только поэта, но и нас, его почитателей. «Пастернак пишет так, что прочтёшь и задохнёшься от удивления» (Л.Я. Гинзбург).
Интерес к творчеству поэта не угасает, песни на его стихи звучат в кинофильмах. Самой популярной является песня «Свеча горела». Исполняют её Алла Пугачёва, Лада Баламут, Александр Матюхин, Николай Носков, Константин Головин, Валерий и Вадим Мищуки, Ирина Сказина. Песню «Гул затих» исполнял Владимир Высоцкий. Песни «Никого не будет в доме» и «Снег идёт» исполняет Сергей Никитин. «Единственные дни» - Ростислав Чебыкин, «Колыбельная» («Ветер») – группа «Точка тишины», «Свидание» - Мишин. В 1980 г., в год 90-летия со дня рождения поэта, астроном Крымской астрофизической обсерватории Людмила Карачкина назвала астероид, открытый 21 февраля 1980 г. (3508) Pasternak.
Людям всегда будет нужна его одухотворённая, чудесная и полная жизни поэзия. Пастернак внёс незаменимый вклад в русскую и мировую поэзию 20 века. Высокое мастерство и неповторимость стихов поставили Пастернака на одно из первых мест в поэтическом движении прошлого столетия.
 Немало пастернаковских формул, образов, изречений вошло в литературный обиход:

«Жизнь прожить – не поле перейти»

«Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе…»

«И дольше века длится день…»

«Когда строку диктует чувство…»

«Любить иных - тяжелый крест...»

«Быть знаменитым некрасиво. Не это подымает ввысь» 

«Во всём мне хочется дойти до самой сути»

«Но пораженья от победы ты сам не должен отличать»

«Ты – вечности заложник у времени в плену»

«Февраль. Достать чернил и плакать…»

«Если только можешь, Авва Отче, чашу эту мимо пронеси!»

«О, детство! О, школы морока!»

«Так начинают жить стихом»

«Природа, мир, тайник Вселенной»

«Любимая – жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный»

«Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство».

«Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.»
«Верю я, придет пора -
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра».

«Жизнь и бессмертие - одно.
Будь благодарен высшим силам
За приворотное вино,
Бегущее огнем по жилам».

«Жить и сгорать у всех в обычае,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Когда ей к свету и величию
Своею жертвой путь прочертишь».

Вспомним лучшие его стихи:
         * * *
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы, в конце концов,
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

        * * *
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука -
Натянутая тетива
Тугого лука.


         НОЧЬ
Идет без проволочек
И тает ночь, пока
Над спящим миром летчик
Уходит в облака.

Он потонул в тумане,
Исчез в его струе,
Став крестиком на ткани
И меткой на белье.

Под ним ночные бары,
Чужие города,
Казармы, кочегары,
Вокзалы, поезда.

Всем корпусом на тучу
Ложится тень крыла.
Блуждают, сбившись в кучу,
Небесные тела.

И страшным, страшным креном
К другим каким-нибудь
Неведомым вселенным
Повернут Млечный путь.

В пространствах беспредельных
Горят материки.
В подвалах и котельных
Не спят истопники.

В Париже из-под крыши
Венера или Марс
Глядят, какой в афише
Объявлен новый фарс.

Кому-нибудь не спится
В прекрасном далеке
На крытом черепицей
Старинном чердаке.

Он смотрит на планету,
Как будто небосвод
Относится к предмету
Его ночных забот.

Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты - вечности заложник
У времени в плену.


         * * *
О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью - убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость - это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

         ГАМЛЕТ
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.


         ЕДИНСТВЕННЫЕ ДНИ
На протяженье многих зим
Я помню дни солнцеворота,
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.

И целая их череда
Составилась мало-помалу -
Тех дней единственных, когда
Нам кажется, что время стало.

Я помню их наперечет:
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет
И солнце греется на льдине.

И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней,
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворешни.

И полусонным стрелкам лень
Ворочаться на циферблате,
И дольше века длится день,
И не кончается объятье.

         ЗАЗИМКИ
Открыли дверь, и в кухню паром
Вкатился воздух со двора,
И всё мгновенно стало старым,
Как в детстве в те же вечера.

Сухая, тихая погода.
На улице, шагах в пяти,
Стоит, стыдясь, зима у входа
И не решается войти.

Зима, и всё опять впервые.
В седые дали ноября
Уходят ветлы, как слепые
Без палки и поводыря.

Во льду река и мерзлый тальник,
А поперек, на голый лед,
Как зеркало на подзеркальник,
Поставлен черный небосвод.

Пред ним стоит на перекрестке,
Который полузанесло,
Береза со звездой в прическе
И смотрится в его стекло.

Она подозревает втайне,
Что чудесами в решете
Полна зима на даче крайней,
Как у нее на высоте.

         ЗИМА ПРИБЛИЖАЕТСЯ
Зима приближается. Сызнова
Какой-нибудь угол медвежий
Под слезы ребенка капризного
Исчезнет в грязи непроезжей.

Домишки в озерах очутятся,
Над ними закурятся трубы.
В холодных объятьях распутицы
Сойдутся к огню жизнелюбы.

Обители севера строгого,
Накрытые небом, как крышей!
На вас, захолустные логова,
Написано: сим победиши.

Люблю вас, далекие пристани
В провинции или деревне.
Чем книга чернее и листанней,
Тем прелесть ее задушевней.

Обозы тяжелые двигая,
Раскинувши нив алфавиты,
Вы с детства любимою книгою
Как бы посредине открыты.

И вдруг она пишется заново
Ближайшею первой метелью,
Вся в росчерках полоза санного
И белая, как рукоделье.

Октябрь серебристо-ореховый.
Блеск заморозков оловянный.
Осенние сумерки Чехова,
Чайковского и Левитана.

         ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.




         ИНЕЙ
Глухая пора листопада,
Последних гусей косяки.
Расстраиваться не надо:
У страха глаза велики.

Пусть ветер, рябину занянчив,
Пугает ее перед сном.
Порядок творенья обманчив,
Как сказка с хорошим концом.

Ты завтра очнешься от спячки
И, выйдя на зимнюю гладь,
Опять за углом водокачки
Как вкопанный будешь стоять.

Опять эти белые мухи,
И крыши, и святочный дед,
И трубы, и лес лопоухий
Шутом маскарадным одет.

Все обледенело с размаху
В папахе до самых бровей
И крадущейся росомахой
Подсматривает с ветвей.

Ты дальше идешь с недоверьем.
Тропинка ныряет в овраг.
Здесь инея сводчатый терем,
Решетчатый тес на дверях.

За снежной густой занавеской
Какой-то сторожки стена,
Дорога, и край перелеска,
И новая чаща видна.

Торжественное затишье,
Оправленное в резьбу,
Похоже на четверостишье
О спящей царевне в гробу.

И белому мертвому царству,
Бросавшему мысленно в дрожь,
Я тихо шепчу: "Благодарствуй,
Ты больше, чем просят, даешь".

         СНЕГ ИДЕТ
Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.

Снег идет, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полет,-
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.

Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждет.
Не оглянешься - и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.

Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?

Может быть, за годом год
Следуют, как снег идет,
Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,
Снег идет, и всё в смятеньи:
Убеленный пешеход,
Удивленные растенья,
Перекрестка поворот.

         * * *
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

         * * *
Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк моховой,
Только крыши, снег, и, кроме
Крыш и снега, никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит сомненья дрожь,-
Тишину шагами меря.
Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься из двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то, впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

         * * *
Любить иных - тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Все это - не большая хитрость.

         ОСЕНЬ
Я дал разъехаться домашним,
Все близкие давно в разброде,
И одиночеством всегдашним
Полно всё в сердце и природе.

И вот я здесь с тобой в сторожке.
В лесу безлюдно и пустынно.
Как в песне, стежки и дорожки
Позаросли наполовину.

Теперь на нас одних с печалью
Глядят бревенчатые стены.
Мы брать преград не обещали,
Мы будем гибнуть откровенно.

Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.

Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте.

Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!

Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.

Ты - благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты - отвага,
И это тянет нас друг к другу.

         СОН
Мне снилась осень в полусвете стекол,
Друзья и ты в их шутовской гурьбе,
И, как с небес добывший крови сокол,
Спускалось сердце на руку к тебе.

Но время шло, и старилось, и глохло,
И, поволокой рамы серебря,
Заря из сада обдавала стекла
Кровавыми слезами сентября.

Но время шло и старилось. И рыхлый,
Как лед, трещал и таял кресел шелк.
Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,
И сон, как отзвук колокола, смолк.

Я пробудился. Был, как осень, темен
Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,
Как за возом бегущий дождь соломин,
Гряду бегущих по небу берез.

         СВИДАНИЕ
Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.

Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.

Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.

Течет вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.

И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.

Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.

Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.

И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.

И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

         * * *
Здесь прошелся загадки таинственный ноготь. 
- Поздно, высплюсь, чем свет перечту и пойму. 
А пока не разбудят, любимую трогать 
Так, как мне, не дано никому. 
Как я трогал тебя! Даже губ моих медью 
Трогал так, как трагедией трогают зал. 
Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил, 
Лишь потом разражалась гроза. 
Пил, как птицы. Тянул до потери сознанья. 
Звезды долго горлом текут в пищевод, 
Соловьи же заводят глаза с содроганьем, 
Осушая по капле ночной небосвод. 

         ОБЪЯСНЕНИЕ
Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.

Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.

Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,
И опять всё безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.
        _______

Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.

А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.

Но, как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.

         * * *
Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе
Расшиблась весенним дождем обо всех,
Но люди в брелоках высоко брюзгливы
И вежливо жалят, как змеи в овсе.

У старших на это свои есть резоны.
Бесспорно, бесспорно смешон твой резон,
Что в грозу лиловы глаза и газоны
И пахнет сырой резедой горизонт.

Что в мае, когда поездов расписанье
Камышинской веткой читаешь в купе,
Оно грандиозней святого писанья
И черных от пыли и бурь канапе.

Что только нарвется, разлаявшись, тормоз
На мирных сельчан в захолустном вине,
С матрацев глядят, не моя ли платформа,
И солнце, садясь, соболезнует мне.

И в третий плеснув, уплывает звоночек
Сплошным извиненьем: жалею, не здесь.
Под шторку несет обгорающей ночью
И рушится степь со ступенек к звезде.

Мигая, моргая, но спят где-то сладко,
И фата-морганой любимая спит
Тем часом, как сердце, плеща по площадкам,
Вагонными дверцами сыплет в степи.
 #Пастернак125 #ГодЛитературы
А какие стихи Бориса Пастернака нравятся вам?
Всего просмотров этой публикации:

Комментариев нет

Отправить комментарий

Яндекс.Метрика
Наверх
  « »